Kiss A Boy In London Town

Я тебя зацелую в Лондóне...

(с) я

Называйте меня шлюхой.

Так проще всего охарактеризовать то, чем я зарабатываю на жизнь, и предпочтительней, по сравнению с прочими дурацкими эвфемизмами. Ночной мотылек. Мальчик напрокат. Жиголо. Эскорт. Последнее вообще не в кассу. Я не сопровождаю. Это меня сопровождают, благодарю покорно.

Я привожу к себе клиента и высасываю ему мозг через член. За это мне и платят.

Этим и живу. Причем, неплохо живу. Деньги имеются. Прелестная двухуровневая квартирка в Мейфэр Хаус. Отдых на Мартинике, в Тоскане, на Греческих островах. Моя мать привыкла жить в роскоши, так я ей обеспечиваю привычное существование. Она не задает вопросов, а я не даю разъяснений.

И плевать, что у кого-нибудь насчет шлюх имеется предвзятое представление или пристрастное мнение — мне это неинтересно.

Это мой выбор, и мне нечего стыдиться.

* * *

У меня есть три несомненных таланта. Один помог мне сделать карьеру. Другой помог выжить в войну. А третий... ну, полагаю, я сам не ожидал, что стану хорошим отцом.

Я как раз успеваю выложить яичницу на тарелку — желтки достаточно жидкие, но вполне прожаренные — когда слышу возню из камина в холле. Мне едва хватает времени опустить сковороду в раковину, взмахом палочки наполнить ее пеной, как врывается мой сынуля, в вихре белокурых волос, топоча ботинками по деревянному полу кухни, а за ним едва поспевает эльфиня Нэдди — Скорпиус временами даже ее может загонять.

— Папа!! — орет он, и я наклоняюсь, подхватываю его, подбрасываю к потолку, хохоча вместе с ним. Нэдди вздыхает с облегченьем. У Скорпиуса с мороза такие розовые щечки и яркие глаза.

— Так, вы двое! — Софи-Мари ставит сумку с вещами Скорпиуса на стол и тянется поцеловать меня в щеку. Наш брак длился недолго, но мы все же успели воспроизвести сына. Мы встретились в Париже, в ту минуту, когда оба выскользнули из своих номеров посреди ночи. Катания в лифте сменились предрассветным завтраком, большую часть которого мы посвятили высмеиванию своих уважаемых клиентов и нелепости нашей общей профессии.

К моему величайшему удивлению, я влюбился — в девушку, между прочим! — и в конце года мы обвенчались в одной церквушке в Провансе. Софи была уже на третьем месяце, а мама была в ярости. Я до сих пор не уверен, что она простила мне мое "тайное бегство", несмотря на вполне очевидный факт — она души не чает в своем внуке.

А теперь Софи лишь смеется над шпильками матери и временами обещает ей, что когда будет выходить замуж в следующий раз, то позволит ей устроить самую грандиозную свадьбу за всю историю Лондона. Мать незаметно улыбается, потягивая свой Дарджилинг (1), но мне-то видно, как загораются ее глаза — она уже наверняка прикидывает, у кого из ее знакомых есть сыновья, достигшие брачного возраста.

Я старался ради Софи. Честно, старался. Я дал объявление в агентство по найму. Я устроился на эту жалкую и скучную должность, которую мне предложили в Гринготтсе — уровень — ниже некуда, а доходы — лишь жалкая частица того, что я зарабатывал в постелях элиты магического мира. Но этого было ничтожно мало. Счета росли, а скудные остатки Малфоевского капитала, которые уцелели после выплаты компенсации Министерству, практически истощились. Я так и не сказал матери, но мы были на грани того, чтобы потерять Поместье. Снова.

А я обещал отцу, что этого не случится.

Софи бросила меня накануне первого дня рождения Скорпиуса. "Ты не думай, я все понимаю, — сказала она, баюкая заснувшего Скорпиуса на руках, стоя в окружении собранных чемоданов, в ту минуту, когда я вывалился из камина, измотанный и провонявший сексом, — но я больше не могу смотреть, как мой муж каждую ночь возвращается ко мне от чужих мужиков".

Ну, с этим не поспоришь. Я и не стал.

С тех пор прошло три года. Мне двадцать девять, и я зарабатываю достаточно, чтобы оплачивать ей квартиру и обеспечивать безбедное существование — ей нет нужды работать. Однако она работает. Не так, как раньше. Она почти закончила курс обучения на колдомедика в Святом Мунго. А еще через восемь месяцев нам предстоит вновь пересмотреть соглашение об опеке. Но пока что сын у нее по выходным, а у меня по будням. Так легче для нас обоих.

— Он слегка простыл, я положила в его сумку Перцовое зелье. — Софи пытается вытереть ему нос платочком. Скорпиус морщится, отталкивает ее руки с возмущенным "arrкte, Maman!"(2) — И еще один флакон для тебя. Не хватало еще, чтобы ты тоже в эту зиму заболел.

Я отбираю у нее платок и сую Скорпиусу под нос.

— Сморкайся! — командую, и он трется носом о ткань и выдувает сопли. — Сильнее! — Скорпиус хихикает и снова высмаркивается. Я сжимаю использованный платок в комок, меня передергивает. Дети иногда такие противные. — Я не болен!

— И не заболеешь, если примешь лекарство. — Софи вытягивает из сумки три флакона, один протягивает мне. — Настойка против герпеса, и не надо так смотреть, Драко. Я стащила ее со склада в Мунго, так что она посильнее будет, чем cette merde terrible(3), которое ты покупаешь на Дрянн-аллее, и ты будешь ее пить. Или ты снова хочешь заиметь эти язвы на свой хер?

— Хер, хер, хер, хер, — напевает Скорпиус — о, мама очень обрадуется расширению его словарного запаса — и целует меня в щеку мокрым поцелуем. С его носа снова течет, и он размазывает сопли мне прямо по лицу. Я уже говорил, дети — отвратительные, просто омерзительные создания.

Софи убирает флаконы в шкафчик, поворачивается, наклоняется над столом с целью стащить с моей тарелки намазанный маслом тост, и интересуется:

— Как прошли выходные?

— Нормально. — Скорпиус выкручивается как медный бублик у меня на коленях. Он так сильно выгибается, что я почти роняю его, едва успевая подхватить под лопатки. — Уик-энд в Барселоне — кто бы стал жаловаться? — Я спускаю Скорпиуса на пол, он тут же шлепается на попу, стягивает ботинки и сучит ножками в полосатых носках.

Софи хватает еще один тост, крошки сыплются по ее светло-серой ученической мантии. Этот цвет идет к ее бледной коже и светлым волосам. Неоднократно за время нашего брака нас принимали за брата и сестру. Может быть, в этом был какой-то знак, а мы дураки и не поняли.

— И как?.. — она многозначительно изгибает бровь.

Я смотрю на Скорпиуса — один носок он уже стянул и усердно трудится над другим. Если нам повезет, он останется в штанишках. Софи всегда уверяет, что этого он от меня набрался.

— Бывало и лучше. — Я подхватываю сосиску со своей тарелки и впиваюсь в нее зубами. — Но определенно бывало и хуже.

Она ухмыляется.

— Что-нибудь особенно... интересное? — Она кривит губы и смотрит на сына.

— Не твое дело, вуаеристка чертова! — Я беру свою тарелку и направляюсь к маленькому столику в углу кухни. Рядом окно, широкое и светлое, выходящее на соседский сад. Даже зимой там буйство ярких зеленых, красных и розовых красок. Чертовы тепличные чары. Я всегда с ними лажал, тому пример мои печально забытые приоконные кадки с цветами.

— Паразитирую на других, милый, — вздыхает Софи. — Мерлин свидетель, это единственное, что мне сейчас доступно. — Она присоединяется ко мне и тянется за второй половинкой моего тоста. Я не сопротивляюсь — едва ли она успевает нормально поесть, разрываясь между работой и Скорпиусом. Нэдди приносит нам кофе — Софи предпочитает черный, прожаренный, с молоком — потом протягивает длиннопалую лапку Скорпиусу: вдруг он будет не против отправиться в свою комнату.

Ага. Мой сын с криком отпихивает эльфиню, и я более чем уверен, что когда зайду к нему, то обнаружу его в компании всех-всех своих игрушек, вытащенных из коробок и разбросанных по полу.

— А что тот кадр, с которым ты встречаешься? — спрашиваю, жуя яичницу. Она превосходна, вынужден сам себе признать. Вряд ли я открою звездный ресторан в ближайшем будущем, но я таки научился некоторым уловкам на своей кухне. — Бэй, Тайм, или как там его?

— Бэзил(4), ты засранец, и не притворяйся, что не помнишь! — Софи пожимает плечами, хватает очередной тост, нервно отламывает от него кусочки и раскладывает их по краю блюдца. — Так и не появлялся в камине с тех пор, да и с чего бы? Не многие бы решились, тем более когда есть Скорпиус. Я не совсем уверена, — она поднимает взгляд на меня и слабо улыбается, — это из-за того, что у меня есть ребенок, или из-за того, что мой ребенок — Малфой.

— Да все они уроды, — отзываюсь, жуя очередную сосиску. — Ни один и мизинца твоего не стоит. Может попросить маму послать тебе очередную жертву из ее списка?

Софи потирает руки и залпом допивает кофе.

— Как мило с твоей стороны, дорогой. — Она тянется через стол и целует меня в щеку. — Но скорее ад замерзнет, чем я позволю твоей мамочке выбрать мне парня. Ты видел тех придурков, что она пригласила на ужин?

— Да уж получше тех, что она посылала ко мне, — отвечаю, уткнувшись в свою чашку. Есть у мамы одна дурацкая привычка — она решила, что каждый встречный-поперечный гей должен быть представлен ее сыну. Мне бы следовало ценить то, что она так хладнокровно восприняла мою гомосексуальность, но я подозреваю, что ее хладнокровие скорее основано на том, что я уже обеспечил семейство Малфоев наследником.

Софи уже одевается, серебряные пряжки-лягушки на ее плаще мягко поквакивают, когда она застегивается.

— Тогда до пятницы, любимый. Может, успеем поужинать до твоей работы?

— Не могу, — отвечаю с набитым яичницей ртом. — Я занят на этой проклятой Рождественской вечеринке. — Она хмурится, а я пожимаю плечами. — Не смотри так, ты ж знаешь, сколько они платят.

— Да, я знаю. — Софи слегка обижена. — Твоя работа, моя работа... Мы уже несколько недель не ужинали вместе.

Вздыхаю.

— В следующую пятницу.

— Обещаешь?

Киваю, хватаю еще кусок яичницы. Она треплет меня по макушке.

— Поцелуй за меня малыша перед сном, — прощается она и отбывает в Мунго, к своим пациентам, к рабочей суете, к суматохе нормальной жизни.

Из коридора доносится грохот, злобные крики, которые сменяются продолжительным ревом. Я закатываю глаза, встаю, убираю посуду. Нэдди потом уберет на кухне, а стопка неотвеченных писем может подождать.

Травмы четырехлеток, как бы то ни было, не терпят отлагательств.

Уж поверьте мне.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(1) Дарджилинг — сорт индийского чая.

(2) arrкte, Maman! — прекрати, мама! (фр.)

(3) cette merde terrible — то ужасное дерьмо (фр.)

(4) Bay, Thyme, Basil — специи: лавр, тимьян, базилик.

* * *

Четырнадцать часов спустя малыш, уложенный в кровать, укутанный в одеяла, крепко спит в мерцающем свете фонариков Новогодней елки, установленной прямо в его спальне. Разумеется, предварительно прослушав две сказки на ночь (одна из сборника Барда Биддла, его мать считает их слишком пугающими, так что лучше ей об этом не знать; и несколько страниц из старинного издания "Мартин Миггз — безумный маггл", сохранившегося у меня с детства), трижды потребовав водички (в чем было два раза отказано) и срочно попросившись на горшок (что было немедленно удовлетворено).

Я сворачиваюсь на своей кровати, в компании стакана виски на три пальца и экземпляра очаровательно-вздорных "Ночей в Котле" авторства Алистера Хаффингтона, который мне подсунула Пэнси, когда мы обедали в последний раз, заметив мимоходом, что мне особенно придутся по душе десятая и четырнадцатая главы.

Я уже почти дочитываю девятую главу, когда срабатывает Каминный вызов.

Прискорбная действительность моего рабочего дня — нет четко установленного трудового распорядка. Никакого вкалывания от звонка до звонка, с девяти до пяти. Никаких обеденных перерывов, никакого традиционного чая в одиннадцать. И вызов среди ночи обычно означает, что есть для меня работенка. Либо мать опять напилась.

Искренне надеясь, что сейчас как раз второй случай, я сажусь на корточки рядом с камином и прячу лицо в ладонях. Опускаю руки — и мои обычные маско-чары уже на месте: темные волосы, голубые глаза, массивная квадратная челюсть. Или, скорее, более квадратная, чем обычно.

— Что? — спрашиваю.

— Солнышко, ты, похоже, испугался, — смеется Кардинелла.

Вздыхаю. Кардинелла заведует агентством, которое поставляет мне клиентов. Она знает, что у меня сегодня Скорпиус, но раз все равно выходит на связь, это означает, что нашелся клиент, готовый заплатить кучу бабла за мои услуги.

— Приведи себя в порядок, надень ту потрясающую белую рубашку, шелковую, которую я привезла из Гонконга. У меня для тебя шикарный мужчина...

— У меня сегодня сын.

Кардинелла на какую-то секунду сжимает губы в ниточку, но потом снова смеется. У меня руки чешутся швырнуть "Ночи в Котле" ей прямо в лицо.

— Тоби, дорогуша... — Она знает меня только под этим именем, ибо никто из тех, с кем я работаю или трахаюсь, не знает ни моего настоящего имени, ни настоящей внешности — это самое меньшее, что я могу сделать для сохранения чести Малфоев. — Он заплатит твою обычную ставку в двойном размере.

Секундное колебание.

— Я никому не собираюсь срать в рот.

— Ты хоть понимаешь, что если бы хоть раз или два ты согласился на подобных клиентов....

— Нет, — мой голос тверд. Все, что нужно Кардинелле — это ее обычные 33 процента. — Чего он хочет?

Кардинелла вздыхает.

— Тоби, честное слово, какой же ты ханжа...

— Чего он хочет? — повторяю вопрос, глядя на нее с подозрением. Не то чтобы я был ханжой. Но есть такие извраты, что меня просто передергивает от отвращения. Дерьмо остается дерьмом, в конце концов. Я в первый год жизни Скорпиуса даже отказывался менять ему подгузники.

— Он девственник, — Кардинелла использует тот особый тон, когда хочет показать, что я начинаю ее раздражать.

Да уж. Этого я не ожидал.

— Девственник.

— Да. И тебя ему рекомендовал... — Она листает блокнот. — Августин, — фыркает. — Не Святой Августин, надо полагать.

Я почти никогда не знаю настоящих имен большинства своих клиентов. Они также параноидально хранят свои секреты, как и я. Либо из-за жены, либо из-за работы, либо просто из-за того, что быть пидаром все еще считается извращением в нашем магическом обществе. Какая жалость.

— Августин? — Перебираю в памяти моих недавних клиентов. — А, точно. Аврор, насколько я помню, и абсолютно не святой, судя по тому, что он любит делать своим хером. А этого как называть?

— Этого будем звать Дамоклом.

— Очень смешно.

Кардинелла одаривает меня тем самым "только не начинай" взглядом.

Смягчаюсь.

— Но у него я не могу.

— Тогда у тебя. — Она постукивает пером по подбородку.

— Договорились. — Поднимаюсь на ноги. — Пришли его через тридцать... нет, через сорок пять минут. Мне нужно успеть принять душ.

Кардинеллы уже и след простыл.

* * *

Я всегда тщательно стараюсь отделить работу от повседневной жизни. Даже когда принимаю дома. Именно поэтому я дополнительно приплачиваю за двухуровневую квартиру: нижний этаж для проживания, а полквартиры сверху, куда ведет узкая лестница из кухни и где подключена внутренняя Каминная сеть — для работы. Лестница скрыта за дверцей, всегда надежно запертой в те дни, когда у меня Скорпиус, а Нэдди даны четкие указания присматривать за сыном, пока я не спущусь вниз.

Наверху у меня большая спальня, чрезмерно декорированная, на мой вкус, но надо же как-то создать определенный настрой. Шелковые простыни — совершенно непрактичные для обычного сна, тяжелые бархатные портьеры. Широкая кровать красного дерева (понадобилось двое полутроллей, чтобы ее доставить и установить) — она обошлась мне в целое состояние. Подсвечники на стенах. Бар, заполненный вином, ликерами и дорогущим виски.

Прямо за спальней — ванная комната. Я принимаю душ, позволяя насыщенному аромату сандалового дерева и мускусного мыла проникнуть в спальню. Проверяю, тщательно ли замаскирована чарами Темная метка — совсем не обязательно пугать клиентов. Для моего бизнеса это плохо. Высушиваю чарами и себя самого, и кафель в ванной, раскладываю на краю ванны пушистое белое полотенце, новое мыло и бритву. Каждый мой клиент обязан привести себя в порядок, прежде чем включится счетчик — это мое требование, от которого я ни в коем случае не откажусь, каким бы постоянным этот клиент ни был. Если я позволяю им вставлять в себя различные части тела, то они должны быть исключительно чистыми, черт возьми.

Может я и шлюха, но у меня есть свои критерии.

Чаще всего я работаю вне дома — предпочитаю маггловские отели для встреч. Легче маневрировать, меньше вероятности напороться на какую-нибудь пронырливую ведьму. К тому же у этих жалких идиотов такие очаровательно-провинциальные представления о роскоши. Я знаю поименно весь ночной персонал в Браун и Клэридж, в Ройал Гардэн Кенсингтон и в Савойе, не говоря уже о La Tremoile в Париже и Hotel de Russie в Риме.

Существует любопытная договоренность между персоналом и шлюхами; если хорошая шлюха дает приличные чаевые, то работать с ним одно удовольствие, без излишнего раболепия. Они могут поставить крест на твоей карьере, если пожелают.

Кстати, никогда не помешает заполучить какую-нибудь полезную информацию, чтобы иметь возможность их шантажировать, если вдруг что. Империус в ловких руках также неплохо работает.

Те не менее, на те случаи, когда мне приходится работать на дому, большой шкаф в углу спальни забит одеждой и различными предметами, которые могут понадобиться по ходу встречи — кнуты из телячьей кожи, дилдо (некоторые даже зачарованы на вибрацию), анальные бусы и пробки, начленные кольца, зажимы для сосков, шелковые шнуры и обычные веревки (кто их знает, этих клиентов, одни предпочитают нежность, другие грубость), флаконы с любрикантом и массажным маслом, повязки на глаза и хлысты.

В недрах моего шкафа — самый настоящий гребаный секс-шоп.

Однако на сегодня я решаю ограничиться лишь флаконом любимой смазки, небольшим пузырьком миндального масла и несколькими презервативами — разумеется, существуют защитные чары, но я не слишком-то им доверяю, тем более в такие жаркие мгновения. Отобранные принадлежности кладу на прикроватный столик.

А затем я становлюсь Тоби.

Достаточно необычное для волшебника имя. Экзотически-маггловское. И большинство моих клиентов предпочитают находиться надо мной, как и в физическом, так и в социальном плане. Я же их всячески к этому поощряю. На социальное положение моей семьи это никак не влияет, а они при этом становятся менее осторожными, что ли, неосознанно делясь со мной полезной информацией.

Мы с моим адвокатом получаем неплохую финансовую прибыль, пользуясь различными слухами и сплетнями, недоступными большинству деловых инвесторов.

И, ради Бога, не надо делать такую кислую мину. Еще никто особо от этого не пострадал.

Ну ладно, был один случай, довольно трагический, связанный с ядом Акромантула, но в Уизенгамоте в конце концов решили, что жена этого кадра запланировала отравление до того, как он потерял половину их состояния.

Как-то неудачно получилось, но что поделать.

Я надеваю белую шелковую рубашку, рукава закатаны достаточно, чтобы иметь слегка небрежный вид, и черные шерстяные брюки, приобретенные на Сэвил Роу, подогнанные так, чтобы подчеркивать мою задницу в самом выгодном свете. Трусы не надеваю, все равно они только мешают. Черный кожаный ремень, босые ступни, темные волосы в художественном беспорядке, дабы создать впечатление, что я тут фигней страдал, дожидаясь этого Дамокла.

Интересно, кто он такой.

Иногда я узнаю своих клиентов, но никогда не подаю вида. То министерский работник, то аврор, а бывают и дипломаты из Франции, Дании, даже Мозамбика. То уважаемый муж, то отец четверых детей. Мужчины, доход которых позволяет потратить 300 галлеонов за час моего общества.

Но, как я уже упоминал, многие из них приходят в маско-чарах, с фальшивыми именами, с фальшивыми историями. В нашем бизнесе сплошные тайны, и мужчина очень многим рискует, если станет известно, что он склонен подставлять зад. В магическом обществе предпочитают закрывать глаза на существование гомосексуализма, пока с ним не столкнешься. Пока мы зачинаем детей во благо и процветание наших семей в частности, и популяции волшебников в целом. Пока мы лжем сами себе. Пока другие могут притворяться, будто мы соблюдаем целибат. Пока они могут забыть, что мы творим с их задницами и членами.

Даже насчет Дамблдора говорят по углам, шепотом, с ухмылками и подмигиванием, склонив головы, чтобы, не дай Мерлин, дети не услышали.

Я мог бы проявить благородство и сказать, что помогаю этим мужчинам воплощать их скрытые желания и потребности, предоставляю им возможность стать самими собой хотя бы на час-два, хотя бы в маско-чарах. Но я, тем не менее, определенно, несомненно и точно не благороден.

Дело в том, что я стал шлюхой, потому что люблю секс. Мне нравятся эти ощущения, вкус секса, запах секса. Мне нравится кончать на тело другого мужчины, мне нравится, когда меня жестко трахают, мне нравится трахать самому. В отличие от большинства моих коллег, у меня нет дурацких правил а-ля не целоваться, не кончать, не касаться друг друга слишком уж интимно.

Секс — это всегда секс, и я очень, очень хорош в этом деле.

В спальне срабатывает Каминный вызов — доступ закрыт для всех, кроме тех, кому Кардинелла дает точный адрес — и я поворачиваюсь, чтобы встретить своего Дамокла.

Гарри чертов Поттер выпадает из камина прямо к моим ногам.

Он замаскировал шрам. Чарами перекрасил волосы в рыжий… Влияние Уизли, зуб даю. Но я бы узнал это чертово лицо где угодно. Не только я — весь магический мир.

Только долгие годы практики позволяют мне сохранить лицо, хотя я и смаргиваю несколько раз. Протягиваю руку, помогаю ему подняться.

— Дамокл, я полагаю, — улыбаюсь самой очаровательной, как мне кажется, улыбкой.

Сказать, что я в шоке — это ничего не сказать.

Поттер полностью облажался с маско-чарами. И ему нужна шлюха. Мальчик-шлюха.

Он поправляет сползшие с носа очки и переминается с ноги на ногу.

— Ээм... да. — Пятерней взъерошивает волосы. — Тоби, верно?

Ему так неловко, что мне смешно. Приходится прилагать невероятные усилия, чтобы не заржать. Проглатываю зарождающуюся истерику и, слегка кивнув, беру его за руку — он едва ощутимо вздрагивает.

— Да.

— Интересное имя, кстати. — Он засовывает руки в карманы. На нем джинсы и свитер, дорогой, но все же свитер. Некоторые вещи никогда не меняются. — Редко встречается.

— Моего крестного звали Тобиас, — и я даже почти не вру. Северуса в самом деле назвали в честь отца. Кстати, любопытно было бы узнать, как бы он отнесся к использованию этого имени в моей профессии шлюхи — удивился бы или посмеялся? Скорее всего, и то, и другое, хотя он сказал бы, что так этому старому козлу и надо. Я тоже так думаю. — Если ты не против... — Веду Поттера в ванную. — Полагаю, Кардинелла объяснила, что...

— Да, — отрезает он, отодвигается от меня и складывает руки на груди. — Я сказал, что не против.

— Превосходно. — Придвигаюсь ближе. О, я кожей чувствую, как страх и возбуждение пронизывают его тело. — Тогда осталось решить вопрос с оплатой... — Умолкаю, многозначительно поднимаю бровь. В нашей работе лучше брать деньги вперед — этому я быстро научился. Вопреки всеобщему мнению, большинство клиентов не оставляют посланий на комоде. Сначала капуста, потом ебля.

Простая и четкая схема.

Поттер вспыхивает и начинает рыться в карманах.

Я беру только наличные, никаких расписок или банковских чеков. Кардинелла четко оговаривает этот пункт на первой встрече с клиентом. Ей же самой, в конце концов, выгодней таким образом получать свою треть. Поттер достает мешочек позвякивающих галлеонов и протягивает мне.

Пересчитывать при нем не то чтобы неудобно, к тому же, судя по весу мешочка в моей руке, маловероятно, чтобы он меня напарил. В конце концов, он же хренов Гриффиндорец. Ну все равно — проверю, пока он будет в душе.

Кстати, о душе...

Едва ощутимо провожу губами вдоль линии его подбородка, от чего у него резко перехватывает дыхание.

— Ну тогда ты тут сам справишься. — Костяшками пальцев глажу его щеку, вкладываю в его ладонь брусок мыла. — И не стоит снова одеваться. — Закрываю за собой дверь, приваливаюсь к ней, кулаком зажимая рот, пытаясь подавить удушающий приступ хохота.

Через пару секунд включается душ, вода с шумом брызжет на кафель.

Поттер. Гарри чертов Поттер в моей постели. Гарри чертов Поттер — женат, трое детей, о чем "Пророк" не устает радостно сообщать почти каждую неделю. Любящий отец. Примерный муж. И отчаянно жаждет, чтобы ему присунули.

Пэнси в жизни не поверит!

Галлеоны сыплются в мою ладонь, звонкие и сияющие — полная сумма, точнее двойная часовая ставка.

Похоже, Поттер совсем в отчаянии, раз решил прибегнуть к услугам шлюхи.

Открываю бар и внимательно изучаю бокалы и стаканы на предмет чистоты. Сильно сомневаюсь, что Поттер разбирается в винах, так что выбираю старый добрый виски. Гленфиддих(5). Северус приобщил меня к нему в тот самый седьмой год.

Опускаю стаканы на пол и тут же вспоминаю, что Поттер — девственник. Ну, местами. Черт бы его побрал! У меня руки трясутся, когда я возвращаю бутылку обратно в бар. Одинокая капля сползает по стеклу, я ловлю ее пальцем и слизываю. Виски обжигает язык.

Девственник.

И мне предстоит поиметь его первым.

Мерлиновы яйца, у меня член наливается кровью от одной только мысли об этом.

Залпом выпиваю свой виски и снова тянусь к бутылке. Руки уже не так дрожат, почти уверенно наполняю стакан и добавляю несколько капель Приаповой Настойки(6). Стандартная процедура перед работой. Вялый хер мне сейчас нахер не нужен.

Да нет, я не думаю, что могут возникнуть проблемы.

Черт бы его побрал!

К тому времени, когда дверь ванной открывается, я уже вполне держу себя в руках. Ну, вроде как.

И вот он Поттер, волосы все еще влажные, из одежды — только белое полотенце на бедрах, спущенное так низко, что мне прекрасно видны выступающие тазовые кости. Он пахнет водой, мылом, паром, и я не могу отвести глаз от его широких плеч и груди.

Блядь, как же я его ненавижу, Господи Боже!

Я протягиваю ему второй стакан, он хватается за него, выпивая почти половину одним глотком. Черт! Почему это выглядит так соблазнительно?

Поттер облизывает нижнюю губу, откидывает волосы со лба. Очков нет — видимо оставил в ванной вместе с одеждой, и его взгляд слегка расфокусирован — он выглядит удивительно уязвимым.

— Обычно я так не делаю, — признается он, и я отбираю у него стакан и отставляю в сторону.

— Ну конечно. — Придвигаюсь ближе. Он нервно сглатывает.

Кончиками пальцев провожу по его груди. Он прикрывает глаза.

— Я не... Я просто...

Ногтем задеваю сосок. У него сбивается дыхание.

— О, Господи.

Я медленно опускаюсь вниз, прихватывая губами его теплую влажную кожу. Его упругое тело напрягается под моими руками. Это всего лишь работа — твержу себе. Всего лишь работа, всего лишь очередной клиент... Но мои пальцы впиваются в его плоть, он стонет, и я еще сильнее вжимаюсь в него, царапая его бедра, оставляя длинные розовато-белые бороздки на его золотистой коже.

У него уже стоит, когда я отбрасываю полотенце. Член небольшой, но толстый, багровый, загнутый немного вправо. Когда я начинаю вылизывать его снизу, скользя языком по налитым венам, он крепко сжимает меня за плечи и притягивает ближе.

Смыкаю губы на головке.

У него вкус мыла и соли. Дрожащие тени от свечей танцуют на его груди, его член движется у меня во рту. Я смотрю на Поттера, а он на меня — его глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, он почти задыхается, а я уже не могу терпеть, я раздвигаю колени шире. Мой хер зажат в тесных брюках, придавлен пуговицами, но все, о чем я сейчас мечтаю — это втолкнуться в эти раскрытые губы, кончить ему на лицо и в рот — Мерлин...

Отодвигаюсь, тяжело дыша. Его член покачивается у моего лица, скользкий, влажный.

— Ты никогда такого не делал с другим мужчиной... — не спрашиваю, утверждаю. Не в силах удержаться, опять провожу языком по головке.

— Нет. — Он зарывается пальцами в мои волосы.

Дрожь возбуждения пробегает по моему позвоночнику. Как же я мечтал об этом в школьные годы. Как же я хотел, чтобы Поттер, обнаженный, метался подо мной, в то время как мой хер таранит его, мой язык хозяйничает у него во рту, чтобы он наконец заткнулся...

Поднимаюсь на ноги. Бизнес. Ничего личного. Это моя работа. Сегодня я Тоби. Не Драко. Не Малфой. Вновь принимаю свою личину шлюхи.

— Чего бы тебе хотелось? — шепчу ему на ухо, тихо и очень интимно, ибо знаю по опыту — от такого проникновенного тона члены ноют от боли. Я знаю все эти уловки, знаю, как заставить клиентов почувствовать себя нужными. Желанными. Это моя работа, и я делаю ее шикарно. — Хочешь мне отсосать? Или вставить? А может, хочешь раздвинуть ноги, чтобы я вставил тебе? — Вылизываю его горло, покусываю линию челюсти. — Только скажи, и сегодня ты это получишь.

Поттер натянут как струна. Я улыбаюсь. О, даа. Он хочет.

— Я хочу тебя трахнуть, — выдыхает он, его теплое дыхание щекочет мне шею.

Ну конечно. Все они хотят именно этого в свой первый раз, когда решаются променять сиськи и щелки на мужской хер. Так проще. Не так страшно, чем самому подставить зад. В конце концов, дырка есть дырка, и если им вдруг не понравится, они могут представить, что трахают свою жену или подружку, глубоко и жестко.

Только они и рискуют потрогать и погладить мой член, пока меня трахают. Только те, кому интересно самому побывать снизу. Чтобы узнать, понравится ли им ощущение члена внутри себя.

Девственники. Я их обожаю.

Расстегиваю пояс, медленно вытягиваю его из брюк, швыряю на пол. Он пялится на мой весьма заметный стояк.

— Я тебе нравлюсь, мой Дамокл? — Захватываю волосы на его затылке, притягиваю его ближе, большим пальцем выписывая круги на его шее. Он хватает меня за талию, трется об меня бедрами. Шерстяная ткань задевает головку моего члена. Твою мать!

— Вполне, — его голос срывается.

Мои брюки уже нараспашку — не знаю, то ли я сам расстегнул, то ли он, то ли мы вместе, сталкиваясь дрожащими пальцами — и он уже поглаживает мой член, неловко и нерешительно.

— Не будь таким нежным.

Он едва заметно улыбается. Его пальцы напрягаются, стискивают меня сильнее.

Твою мать!

Он подталкивает меня к кровати, пытаясь стянуть с меня рубашку. Его ладони такие теплые и гладкие. Ногами стягиваю с себя брюки, отбрасываю в сторону, одновременно пытаясь дотянуться до столика и достать любрикант. Поттер перехватывает его и смотрит на меня.

— А зачем презервативы? — Берет один и вертит в пальцах. — Есть же чары...

— Но я же шлюха, — спокойно отвечаю. Этот урок я уже давно усвоил. Герпес — редкая гадость. Отбираю у него блестящую упаковку, разрываю, протягиваю ему скрученную резинку. — И ты наденешь это, если хочешь меня трахнуть.

Поттер дрожащими пальцами натягивает резинку. Большинство клиентов хотя бы раз, да заартачится. Конечно, чары всегда предпочтительней.

Тем не менее, это в мою задницу он будет сейчас долбиться, а, принимая во внимание то, что его хер уже побывал по крайней мере в одной Уизли, мне бы хотелось иметь хоть какую-то преграду между нами.

Перекатываюсь на живот, смотрю на него через плечо.

— А теперь смазку.

Поттер откупоривает флакончик, выдавливает немного смазки на пальцы, глядит на меня нерешительно.

— И?

Его неуверенность почти очаровательна, особенно если забыть, что имеешь дело с чертовым Поттером. Забывшись на мгновение, закатываю глаза. К счастью, он не смотрит на меня, а разглядывает свою руку, размазывая по пальцам скользкую массу.

— Сначала один палец, — я едва удерживаю вздох. — В мой зад, пожалуйста.

Поттер моргает.

— Палец? Не член?

— Нет пока. — Ложусь на бок, опираясь на локоть. — Ты же понимаешь, что меня нужно растянуть, да?

Да, трудно с ним будет. Мне уже ясно.

— А, точно. — Он все еще смущается.

Хватаю его за запястье, подношу самый кончик пальца к своей дырке.

— Давай.

Его палец проскальзывает внутрь, я шире раздвигаю ноги. Моя рубашка, сбившаяся в складки на уровне подмышек, стесняет движения.

— О, черт, да! — Делаю глубокий выдох, сильнее насаживаясь на его руку. Смотрю на настенные часы. Уже прошла тридцать одна минута.

Бывает так, что время еле тянется. Есть у меня один клиент, который предпочитает все отведенное время нюхать мои ноги и дрочить свой хер, а я в это время лежу, втыкаю в полоток, периодически подгоняя его. А еще один есть, так тот любит трахать меня на боку, прижавшись к спине, и тааак мееедленно, что практически невозможно не заснуть.

Судя по всему, поттеровский час тоже грозит затянуться.

И тут он добавляет второй палец, склоняясь надо мной, шепча "так лучше?". Он сгибает их внутри, — черт! — и меня едва хватает на то, чтобы моргнуть и кивнуть.

— Не особо и отличается от девушки, — признается он, кусая мое плечо. — Просто не так мокро.

Выгибаюсь дугой, двигая бедрами.

— И скольких девушек тебе приходилось так растягивать?

— Ты удивишься. — Поттер вгоняет в меня пальцы, да так резко и обжигающе, что я стискиваю зубы, зашипев. — Больно?

Киваю, и он замедляет темп. Однако, не слишком.

— Медленней. Сожми их еще раз.

Сжимает. Я уже готов — в моей жизни было столько секса, честно говоря, что подготовить меня не так уж и трудно. Я принимаю коленно-локтевую.

— Давай. — Оборачиваюсь через плечо. Поттер смотрит на свои пальцы в моей дырке, щеки горят, влажный рот раскрыт.

Черт. Меня бросает в дрожь от одного его вида.

— Не так. — Теперь он смотрит мне в глаза. Вытягивает пальцы. — Перевернись.

— Зачем это?

Поттер тянется ко мне, его твердый член практически вспарывает мое бедро. Он целует меня в плечо.

— Хочу видеть твое лицо.

Замираю. Почти никто не просит об этом. А в первый раз — так вообще никто. Я знаю, это опасно. Маско-чары могут попросту слететь с меня в середине ебли. Гипотетически. Но я все еще ощущаю тяжесть звонких галлеонов в своей руке.

— Тоби, — Поттер вновь зовет меня, и я беру себя в руки. Это смешно. Ну что я за дурак. За семь лет моей карьеры маско-чары еще ни разу меня не подвели.

Я профессионал, черт возьми!

Перекатываюсь на спину, улыбаюсь, томно вытягиваясь под ним. Кончиками пальцев провожу по его подбородку.

— Хочешь меня трахнуть, мой Дамокл?

Поттер вздрагивает от моего прикосновения, кивает, выдыхает:

— Хочу.

— Смажь его. — Снова протягиваю ему флакон. Он подчиняется, медленно размазывая вязкую массу поверх резинки. Я развожу ноги еще шире. Мой хер стоит колом, я тянусь к нему, провожу кончиками пальцев по головке. Поттер широко распахивает глаза. Я смеюсь и приподнимаю бедра.

— Давай, только сначала медленно. А потом уже будешь вбиваться.

Поттер склоняется надо мной, прижимая свой член к моей дырке, и сосредоточенно облизывает губы.

Вталкивается.

Ощущать его внутри — скорее приятно, и я закрываю глаза, сжимая свой член в кулаке.

Вот поэтому мне и нравится быть шлюхой — когда меня трахают в такой позе. У Поттера ужасающая техника, а от его стонов и мычаний мне даже смешно. Но ритм четкий, движения равномерные, и я вжимаюсь в него, встречая каждый толчок, наши бедра сталкиваются с хлопками.

Только в сексе я могу потеряться, раствориться. Я — ничто. Я — тело, жаждущее, изнывающее, требующее...

Мне нравится кончать, нравится чувствовать, как тугая скрученная спираль пронзает меня меж бедер, разжимаясь вдоль позвоночника, врезаясь в легкие. Дыхание рваное, глаза распахнуты, пальцы яростно стискивают член. Поттер не сводит с меня глаз, его кожа блестит от пота, а глаза такие огромные, и такие, мать его, зеленые.

Мои ладони липкие и взмокшие, меня сотрясает от его толчков, я встречаю их, ритмично поднимая бедра, и... я уже не могу. Я хватаю его за руки, вжимаясь спиной в кровать, и с криком кончаю.

Он продолжает трахать мое обмякшее тело, руками размазывая мою сперму по животу и груди. А затем его бедра в последнем спазме мощным толчком вколачиваются в мой зад.

Он падает на меня, и мы лежим так, будто скрученные в узел.

Я слегка поворачиваю голову и рассеянно смотрю на часы.

Прошло двенадцать минут.

Поттер шумно дышит мне в шею. Он отодвигается немного, и я слышу, как он стягивает резинку. Он слегка вздрагивает и фыркает мне в ухо.

— Ну и как? — Выкатываюсь из-под него и протягиваю руку. Он вручает мне презерватив, я швыряю его в урну. Уничтожающие чары отправляют его только Мерлин знает куда.

Поттер падает на спину и изрекает, пялясь в потолок:

— Я женат.

— Как и большинство, — вздыхаю. Начинааается. Самая ненавистная часть — признания и раскаяния. Я предпочитаю тех клиентов, которые скатываются с меня и тянутся за брюками. Я устал, у меня все горит, мне бы сейчас чашечку горячего чаю и немного виски, а потом свернуться за задернутым пологом и поспать хоть пару часов, пока Скорпиус не проснется и не потребует завтрак.

И надо ж было Поттеру оказаться из породы разговорчивых.

Он поворачивается, изучает меня пристально.

— Я развожусь.

А вот это неожиданно, да. Явно "Пророк" ни сном, ни духом, иначе они бы разнесли эту весть на своих страницах в мгновение ока. Я лениво приподнимаю бровь. Поттер вздыхает и снова возвращается к изучению потолка.

— Так будет лучше для нас обоих. — Он бездумно теребит простыни, перебирая пальцами шелковую ткань. — Ее не особо радует, когда я с другими мужчинами...

— Ну она же твоя жена, в конце концов. — Подпираю голову кулаком. — А разве ты уже был раньше с мужчиной? Ты заплатил вдвойне...

— Нет. — Поттер заливается румянцем. — Я... просто... Я поцеловал ее брата. — Он закусывает губу. — Я был пьян, он был пьян. Не знаю, о чем я вообще думал.

Мне хочется смеяться. О Мерлин Всемогущий, как же мне хочется смеяться. Вместо этого я усилием воли изображаю на лице сочувствующее, как мне кажется, выражение. Это нелегко.

— А, — неопределенно отзываюсь. Мне до чертиков хочется спросить, который из братьев. Сдерживаюсь из последних сил.

Поттер садится на постели.

— Не знаю, зачем я все это говорю. — Он трет ладонями лицо. — Просто мы как раз сегодня заполнили документы, наконец. И... — Он замолкает, его плечи как-то опадают.

Ну что ж, один ответ получен. Ох, жду не дождусь завтрашнего "Пророка". На секунду приобнимаю его за плечи. Я же Тоби — напоминаю себе. А Тоби у нас жалостливый парень.

— Да уж, паршивый период.

Да уж, паршивое утешение.

— Это точно. — Он отбрасывает челку со лба, и мне видны едва проступившие очертания шрама, скрытого маско-чарами. — Она кое с кем встречается. Хочет дать шанс этим отношениям.

Это совершенно охренительно невероятно.

— Так она тебе изменила?

— Нет! — Поттер яростно сверкает взглядом. Я пожимаю плечами. — Она не такая.

Вот уж не уверен. Она же Уизли, в конце концов.

Поттер трет свои обнаженные бедра. Он вспыхивает, когда случайно задевает член.

— Мы пытались наладить отношения, а потом поняли, что все напрасно. Так что мы решили дальше идти каждый своим путем. — Он смотрит мне прямо в глаза. — Мы останемся друзьями.

Я бы высмеял его за это, но ведь моя ситуация ничуть не лучше. Черт возьми. Тянусь к нему, рисую пальцем узоры у него на груди.

— Тогда будем считать это празднованием твоей свободы.

Поттер слабо улыбается и гладит меня по щеке.

— Да, наверное. — Большим пальцем обводит контур моих губ. — Именно об этом Коннорс и говорил, когда рекомендовал тебя.

Заношу это имя в нужную ячейку памяти. Всегда существует вероятность, что когда-нибудь мне придется использовать его против моего милого Августина.

Поттер встает.

— Мне нужно... — Он делает жест в сторону ванной. Я киваю и вытягиваюсь на подушках. Он скрывается за дверью.

Я как раз застегиваю брюки, когда он выходит, посвежевший после душа, полностью одетый. Даже волосы высушил. Ну да, он же возвращается к своей Уизли.

— Спасибо, — говорит он, мазнув губами по моей щеке, пальцами легко сжимая мою кисть.

Он уже исчезает в Камине, когда я осознаю, что он всучил мне еще один мешочек с галлеонами.

Чертов гаденыш.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(5) Glenfiddich — в переводе с гальского означает "долина серн", это уникальный отборный солодовый виски, производимое в Highlands и разливаемый на собственном вискокуренном заводе.

(6) Priapicatus Potion — полагаю, настойка названа в честь Приапа (греч. Πρίαπος, также лат. Priapus) — сын Диониса (варианты: Гермеса или Адониса) и Афродиты (вариант Хионы), древнегреческий бог плодородия, полей и садов у римлян. Изображался безобразным, с чрезмерно развитыми половыми органами в состоянии вечной эрекции.

* * *

Пэнси со своим старшим, Александром, уже заняла столик в Палм Корт, когда появляемся мы со Скорпиусом. Степенно и неторопливо проходим сквозь лабиринт столов, накрытых скатертями и заставленных сверкающими серебром чайными сервизами. Ладошка Скорпиуса крепко сжимает мою руку. Огромная новогодняя елка переливается огнями в углу зала, украшенная плавающими свечками и крутящимися стеклянными шариками, беспорядочно меняющими цвет. Маленькие фейки порхают меж ветвей, их прозрачные крылышки мерцают в свете свечей.

У Скорпиуса глаза как плошки. Эта елка в три раза больше той, что Нэдди поставила дома.

Каждый вторник во второй половине дня мы вчетвером собираемся на чай — это своего рода ритуал. Алекс — мой крестник — застенчиво улыбается мне.

— Дядя Драко.

Ему недавно исполнилось семь, и он куда более похож на своего уравновешенного отца, чем на мать. В отличие от своей двухлетней сестренки — настоящей домашней террористки.

Я наклоняюсь поцеловать Пэнси в щеку, потом усаживаю Скорпиуса в его детский стульчик. Он умеет вести себя в такой обстановке: удивительно тихий и торжественный в своей почти самой лучшей мантии — с вышивкой в виде серебряных змеек — той, что Пэнси подарила ему ко дню рождения.

Когда-то я думал, что мы с ней поженимся. Мы оба так решили еще в школе, к тому же все именно этого ожидали. Но после войны все изменилось. Паркинсоны не пожелали ни объединять свой растущий капитал с оскудевшим Малфоевским, ни связывать свою фамилию с любимцами Темного Лорда.

А потом отец покончил с собой, разразился жуткий скандал. Через полгода Пэнси вышла замуж за Теодора Нотта. Все к лучшему, я думаю. Все равно мы навсегда остаемся лучшими друзьями, даже больше.

— Здравствуй, милый. — Она откладывает в сторону экземпляр "Пророка". — Читал уже?

Усаживаюсь на свое место, треплю Алекса по макушке, тянусь за газетой.

— Нет еще. — Но я уже знаю ее содержание.

— Золотая парочка распалась, — с удовлетворением констатирует Пэнси. — Что за восхитительный подарок к Рождеству!

Приносят заказанный чайничек Имперского Лапсанг Сушонг(7), она разливает чай в три чашки, затем наливает немного в детскую кружку, чтобы чуток охладить для Скорпиуса, добавляет молоко и полную ложку сахара. Скорпиус болтает ногами, пятками постукивая по резным ножкам своего стульчика черного дерева. Хмурюсь на него поверх газетной страницы — он дуется, но прекращает.

Пэнси протягивает ему сэндвич с огурцами и сырным кремом, затем откидывает его локоны со лба. Домовой эльф ставит на стол между нами два бокала шампанского и блюдо с рождественскими пирожными. Алекс тут же тянется к нему, а потом смотрит на мать. Пэнси кивает.

— Но только одно, — строго предупреждает она. Алекс горько вздыхает и выбирает пирожное с марципановой глазурью.

Я потягиваю чай, с наслаждением перекатывая горьковатую жидкость на языке. Статья небольшая, затерялась в нижней половине страницы — не обошлось без влияния Поттера на редакционный отдел, я уверен. Смутно припоминаю, что слышал об одном из его слабоумных дружков, работающем в издательстве "Пророка". Криви, кажется.

В качестве причины развода "Пророк" называет "неблагоразумное поведение" — я с трудом подавляю смешок. Умница Поттер — подождал, пока оформят документы, а потом подался на блядки. В Британии существует два быстрых способа получить развод — прелюбодеяние и неблагоразумное поведение. А иначе — двухлетнее раздельное проживание, если обе стороны согласны, либо пятилетнее — если одна сторона против развода. Проклятое брачное право. Мы с Софи выбрали прелюбодеяние. Это было больше похоже на правду, но, честно говоря, нам обоим было наплевать на причину.

Бегло просматриваю страницу. Взгляд цепляется за одну фразу: "Мирная и не подлежащая оспариваю опека". Я замираю. Поттер, ну что ты за идиот.

— Он отказался от опекунских прав на детей. — Я понимаю, что сказал это вслух, только после красноречивого Пэнсиного "хмммм".

Она смотрит на меня поверх края бокала.

— Должно быть, чувствует себя ужасно виноватым за что-то. — Она склоняет голову, изучая на свет пузырящееся золотистое вино.

Я понимаю, что сейчас самый подходящий момент, чтобы рассказать ей. Мы бы вместе посмеялись, она по секрету расшептала бы там и тут о том, что Поттер посещает шлюху — причем мужчину — и мы с удовольствием наблюдали бы за тем, как ужаснется весь магический мир от подобных новостей. Как быстро чертов Избранный свалится со своего пьедестала.

Я слегка наклоняюсь к ней, жуткая правда почти соскальзывает с моего языка.

Но тут я смотрю на своего сына — щеки и нос вымазаны в сырном креме, рот полон огурцов и хлеба. Он счастливо улыбается мне, а я спрашиваю себя, это ж какую вину надо испытывать, чтобы чувствовать себя обязанным отказаться от детей, это ж каким несчастным надо быть.

Я не могу так поступить. Даже с Поттером.

Черт бы его побрал!

Вместо этого пожимаю плечами, сворачиваю газету и откладываю в сторону.

— Или Уизли схватила его за жопу.

Пэнси передергивает.

— Драко, прошу тебя, я же ем!

— Жопа, яйца, хер! — я довольно скалюсь, а Скорпиус начинает бормотать в свою кружку "жопа, яйца, хер...". Вздыхаю: — Иногда я забываю о его присутствии, когда он не орет.

Алекс хихикает.

Пэнси откусывает небольшой кусок пирожного.

— Сам виноват, что твоя шлюшка залетела, милый.

Пэнси и Софи не особо любят друг друга.

Хмурюсь и закатываю глаза.

— Но ведь виноват же! Да, кстати, пока я не забыла. Тео просил предупредить тебя, чтобы ты был вечером свободен. Сказал, что вы идете на какую-то скучную лекцию в Министерстве.

— А, точно. — Я стараюсь не встречаться с ней взглядом и тянусь за шампанским. — Что-то насчет нового кодекса о доходах частных предпринимателей.

Тео числится моим адвокатом последние пять лет. Он охраняет мою задницу от Министерства, исполнительно платит за меня налоги и с толком инвестирует мой капитал.

Тем не менее, он желает меня видеть совсем по другой причине, и его жене об этом знать совсем не обязательно.

— Вот скукотища-то. — Пэнси морщит нос, но тут Скорпиус роняет свою кружку, разбрызгивая молоко по всему столу, заляпывая белую парчовую скатерть и фарфоровые чашки с золотым ободком. Пэнси хватает салфетку, вытирает потеки, успокаивает моего перепуганного малыша и вызывает эльфа, чтобы тот заменил тарелки и принес еще пирожных.

А я смотрю в окно, на лондонское небо, темное и серое в свете холодного дня, верчу в пальцах бокал шампанского. Начинается дождь.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(7) Lapsang Souchong Imperiale — Лапса́нг Сушо́нг (южноминьское? 老松小种, лапсан соучон) — один из самых известных сортов чая из Южного Китая. Отличается своеобразным вкусом и ароматом («копчёный чай» или «дегтярный чай») — как по мне, так компот из сухофруктов, без сахара 8-).

* * *

Спинка кровати ритмично бьется о стену, когда Тео вколачивается в меня — его ладони широко разводят мои ягодицы, член глубоко внутри меня. Со стоном и рычанием подмахиваю навстречу его движениям, мои руки, взмокшие от пота и смазки, соскальзывают с гладкой деревянной панели. Ночные огни зимнего Лондона сверкающими вспышками озаряют наши тела сквозь гостиничное окно.

— Скажи, что хочешь меня. — Он кусает меня за шею, я откидываю голову ему на плечо и судорожно ловлю воздух, когда мой член задевает белоснежную наволочку и прижимается к резной спинке кровати, оставляя мутные потеки на ореховом дереве.

— Тео, — я почти задыхаюсь, а он вбивается в меня еще яростней, грубо целуя, наши языки переплетаются. — Прошу тебя...

Блядь, я уже на пределе... мой хер сейчас взорвется. Стискиваю зад, Тео ногтями расцарапывает мне кожу на бедре... Больно, но именно это сейчас и нужно, и когда его пальцы обхватывают мой член, я выстреливаю.

В изнеможении мы падаем на постель, Тео все еще внутри, но уже обмякает, целует меня в лопатку. Я вжимаюсь лицом в подушку, пытаясь восстановить дыхание.

Это не первый раз, когда меня трахает муж моей лучшей подруги. В нашу защиту, хоть это и дурацкая мысль, могу сказать, что это началось давно, задолго до того, как Тео женился на Пэнси. Хорошо помню этот зимний семестр на шестом курсе, когда мы трахались почти каждую ночь — Тео проскальзывал в мою постель, едва Винс с Грегом засыпали. Помню, как однажды он высосал меня досуха в квиддичной раздевалке. Мерлин, я тогда обкончал все его лицо и волосы.

Когда он стал моим адвокатом, все началось снова. Это часть его зарплаты. Я ему регулярно даю, а он прикрывает меня от излишнего внимания Министерства.

И, разумеется, мы ничего не говорим Пэнси. Я видел, с каким теплом она на него смотрит, как загораются ее глаза, когда он входит в комнату, как нежно она касается его лица, когда он наклоняется за поцелуем...

Я никогда у нее этого не отниму. Неважно, насколько это фальшиво или лживо.

Я чувствую, как Тео кончиками пальцев поглаживает мой бок, медленно, ласкающе.

— Ты прекрасен, — шепчет он, а я стараюсь не отдернуться.

Прекрасная шлюха.

Не более.

* * *

Мои шаги эхом отлетают от черно-белых мраморных плит, когда я прохожу в фойе Клэриджа, минуя украшенный позолотой лифт и широкий изогнутый лестничный пролет. Оранжево-красные искры вылетают из горящего камина, я мельком вижу свое отражение в одном из высоких зеркал. Лицо бледное, хоть и румянец расцвел на скулах, волосы в беспорядке, глаза блестят.

Застегиваю свое черное шерстяное пальто и слегка киваю Джеффу за конторкой. Швыряю перед ним несколько банкнот, его глаза широко распахиваются. Кажется, я дал ему слишком много — никак не могу запомнить точный курс обмена галлеонов к фунтам.

— Джентльмен из номера 1215, — удивительно, но мой голос звучит совершенно спокойно, — если он спросит... — А он не спросит, я знаю Тео. — Передайте ему, что меня срочно вызвали к сыну.

Деньги тут же уплывают в карман Джеффа, он смотрит на меня с беспокойством. Я ему нравлюсь, с тех пор как купил ему прошлой зимой бутылку Château Latour 1990 года ко дню рождения.

— Все будет нормально?

— Все пройдет, как дождь. — Обматываю шарф вокруг шеи и клянусь себе, как и каждый раз, что это был последний раз. И в следующий раз, когда Тео потребует, я ему откажу. Шоу закончилось.

Я обманываю себя, сам знаю. Всегда сложно хранить тайны, знаете ли. Их могут использовать против вас.

Нет, я его не обвиняю. У меня есть парочка клиентов, которых я уже годами умеренно и ненавязчиво шантажирую.

На Брук-стрит туманно и сыро, двери из черного стекла закрываются позади меня, отрезая меня от теплого фойе.

Я вздрагиваю от холода и поворачиваю в сторону дома.

* * *

Дождь все еще стучит за окном, когда я захожу в комнату Скорпиуса. Его елка слабо поблескивает огоньками в лунном свете, фейки спят на ветвях. Я плотнее запахиваю халат, задница все еще ноет.

Чувство вины охватывает меня — не самое приятное чувство, надо сказать. Но даже спустя час после того, как я выскользнул из постели, оставив спящего Тео обнимать подушку, я все еще чувствую его прикосновения, ощущаю его запах. Это сбивает с мысли.

Может, если бы я любил его, все было бы иначе.

Но я не люблю.

Я сажусь на корточки рядом с кроватью сына, откидываю волосы с его лба, такие шелковистые и белокурые. Мать говорит, что он — вылитый я в его возрасте, такие же круглые щечки и острый подбородок.

В такие ночи я мечтаю о том, чтобы отец мог с ним встретиться. Ему бы понравился внук, я уверен. Кончиком пальца прослеживаю изгиб его брови, малыш немного хмурится во сне.

Мне не хватает отца. Не буду говорить, что не понимаю, зачем он так поступил. Я понимаю. Всем нам было тяжело после войны. Министерство требовало все больше и больше денег — компенсация за убитых Темным Лордом, за министерские потери и разрушения. Они практически уничтожили наше состояние, так же как Лорд уничтожил Поместье.

Осталась лишь пустая оболочка.

Денег нет, дома почти нет, и никаких способов для заработка. Мы оба с отцом пытались. Обращались к нашим бывшим соратникам и почитателям, но все напрасно. Двери захлопывались перед нашими лицами.

И мы сделали то, что должны были.

Отец принял яд. А я пошел на панель.

Иногда я думаю, а что если бы мы избрали другой путь — все мы. Не после войны, а до. Но у меня нет хроноворота. И "если бы да кабы" не имеют смысла. У меня есть сын, которым я горжусь, бывшая жена, которую я обожаю, и мать, которую я почитаю. А все остальное — не стоит сожаления.

Я целую Скорпиуса в лоб и сворачиваюсь рядом с ним, ноги почти свисают с узкой кровати. Мой малыш перекатывается ко мне, утыкаясь лицом мне в грудь, что-то бормочет и вздыхает. Я вдыхаю нежный мальчишеский аромат его волос.

И засыпаю.

* * *

Мать требует Скорпиуса по Каминной связи — она настойчиво желает пообедать со своим внуком. Мне хочется, чтобы мой сын так же любил высокие залы Поместья, как и я, пусть даже два крыла из трех полностью выпотрошены и закрыты. Засовываю ребенка в свитер и штанишки, и к большому его неудовольствию, облачаю в приличествующую событию мантию, он недовольно теребит ее и вздыхает: "papa".

Напоследок сжав Скорпиуса в объятиях и поцеловав, оставляю его с матерью, которая не упускает случая в тысячный раз отметить, как я отощал. Скорпиус посылает мне вслед полный отчаяния взгляд, но я лишь смеюсь, исчезая в Камине.

Мы встречаемся с Софи на Диагон-аллее, чтобы попить чаю и совершить необходимые рождественские покупки. Список подарков для Скорпиуса занимает почти три листа. Софи стоит посреди огромного зала Центра Чудес Дроссельмайера и смотрит на меня, ее прическа растрепалась, глаза горят.

— Ты понимаешь, что мы испортим его еще больше? — говорит она, пожевывая кончик пера.

Я уже с головы до ног нагружен пакетами и сумками.

— Это же Рождество.

— С какой радости четырехлетнему ребенку понадобился набор для зелий? — Она сжимает губы и решительно вычеркивает этот пункт из списка.

Сдуваю волосы с глаз. Черт, в этом аду чудовищная жара. Трудно представить, как я умудрялся по нескольку часов болтаться в этих магазинах, когда был мальчишкой.

— У меня был такой, когда мне было три.

Крохотный Новозеландский Опаловоглазый дракончик(8) с визгом проносится прямо у меня над головой, изрыгая пламя и едва не поджигая полку с оловянными рыцарями. Они кричат, машут миниатюрными мечами и щитами, отгоняя тварь.

— Ага, потому что твой чертов крестный был с приветом. — Софи тянется к упакованному левиафану, не скрывая легкого отвращения. Я молчу, и она поднимает на меня взгляд. — О, Драко, я не хотела...

— Ничего. — Прошло одиннадцать лет. Может, вы думаете, что я смирился со смертью Северуса за столько-то времени.

Нет. Не смирился.

Софи мягко сжимает меня за локоть. Она понимает, что задела открытую рану. Северус был... не просто моим крестным. Он был моим защитником. Первым человеком, которого я боготворил. И именно благодаря ему на пятом курсе я осознал, что предпочитаю мужчин.

Я часто мечтал и фантазировал, как он придет за мной, как возьмет меня в свою постель, как полюбит меня глубоко и страстно.

Этого не случилось.

Вместо этого он взял и умер, все еще тоскуя по чертовой мамаше Поттера, и даже спустя многие годы от этой мысли у меня что-то сжимается и ноет внутри.

Я беру с полки резиновую змейку — она кольцами обвивает мое запястье, ее шустрый язычок щекочет мою кожу. Я глажу мягкую узорчатую чешую, и змейка тихонько шипит в ответ.

У дверей возникает какая-то суматоха, щелкают вспышки фотоаппаратов и кто-то кричит: "Гарри, сюда! Повернись, Гарри!"

Поттер спиной приваливается к двери, закрывая обзор фотографам "Пророка", темноволосый малыш ростом со Скорпиуса висит у него на ноге, хрумкая Джемми Доджером(9), а другой мальчишка топчется рядом, ухватив Поттера за руку. Дети испуганно хлопают глазами.

Дроссельмайер Третий (или Четвертый — никто толком не знает) танцующей походкой спешит ему навстречу, нервно поправляя повязку на глазу.

— Мистер Поттер, мистер Поттер! — Жестами приглашает Поттера пройти вглубь магазина. — Как приятно видеть вас снова! Чем могу вам сегодня помочь? Игрушки для ваших мальчиков? Новые метлы?

Поттер не сходит с места, с усилием подпирая плечами стеклянную дверь, фотографы с грохотом ломятся в нее, пытаясь проникнуть внутрь.

— Не могли бы вы запечатать дверь? — просит он, тяжело дыша. Дроссельмайер выглядит немного разочарованным, но все же исполняет пожелание.

Я оттесняю Софи за высокую стопку игрушечных котлов и колб.

— Ты что делаешь? — она пытается возмутиться, но я ладонью зажимаю ей рот.

— Там мой клиент, — выдыхаю ей в ухо, и она тут же выглядывает из-за сверкающего яблочно-зеленого стенда, рекламирующего "Самые Удобные Котлы Серридвена (идеально подходят для вашего начинающего зельевара, всего пять галлеонов и три сикля — торопитесь, время продаж ограничено!)".

— Гарри Поттер? — Софи в изумлении распахивает глаза.

Заталкиваю ее обратно за шатающуюся колонну котлов. Семиголовая мышь с негодующим писком проносится мимо нас.

— Заткнись, — шиплю на нее.

— Ты серьезно? — Она смотрит на меня во все глаза. — Глава Аврората — твой клиент?

— Тихо, он об этом не знает, — приглушенно бормочу я и оглядываюсь на Поттера. Дроссельмайер услужливо виляет хвостом перед ним, а Поттер бросает отчаянные взгляды в сторону двери, где все также толпятся фотографы, заслоняя свет. Он пересаживает мальчонку с одного бедра на другое. Другие покупатели подтягиваются поближе, явно подслушивая.

На мгновение мне становится жаль этого идиота. Наваждение быстро рассеивается.

— Ты в курсе, что позже я об этом все равно спрошу, — угрожает Софи.

Награждаю ее сердитым взглядом, и в это время бледное круглое личико в обрамлении буйной рыжей шевелюры появляется над одним из котлов. От неожиданности я делаю шаг назад.

— А чего это вы прячетесь за котлами? — интересуется Поттеров старший и, сузив глаза, подозрительно нас оглядывает.

— Я не прячусь. — Отряхиваю мантию и скрещиваю руки на груди. Резиновая змейка поднимает головку с моего запястья и шипит на этого щенка. — Взрослые не прячутся.

— Еще как прячутся, — возражает мальчишка. — Они прячутся даже в нашем мусорном баке.

Софи фыркает. Этот нахал смотрит на нее и хмурится.

— Папа!

— Заткнись! — Наступаю на него в ярости, но он тут же снова зовет папашу. — Мерлин, ну что за противный щенок!

После чего получаю возмущенный взгляд от бывшей жены.

— Драко, ну в самом деле!

И тут появляется Поттер.

— В чем дело, Джеймс? — осведомляется он с очевидным раздражением, но явно испытывая облегчение, вырвавшись из хватки Дроссельмайера. Видит меня, моргает пару раз. — О, Малфой.

Дитя, повисшее у него на бедре, начинает карабкаться вверх, дергая его за рубашку, пронзительно шепча "Папочка!" — воротник рубашки оттягивается в сторону. Крошки печенья рассыпаются повсюду. А я смотрю на обнажившийся участок золотистой кожи и острую ключицу. Перед моими глазами проносится картина, как я вылизываю изгиб его шеи, и меня бросает в дрожь.

— Они тут прятались, — ябедничает Джеймс, прячась за отца, и я героическим усилием отказываюсь от намерения наподдать ему. Видит Мерлин, гены Поттеров и Уизли лучше не смешивать.

Поттер удивленно поднимает бровь, кажется ему уже весело. Я презрительно изгибаю губы и выпрямляю спину.

— Мы всего лишь делаем покупки для нашего сына, — вмешивается Софи прежде, чем я успеваю ответить. Она широко улыбается и указывает на стопки котлов. — Драко настаивает, что Скорпиусу уже пора заняться варкой зелий, но мне кажется, что четыре года — слишком юный возраст для этого, вы со мной согласны? — Она треплет за щечку малыша, он улыбается во весь рот, а потом зарывается мордашкой куда-то в шею Поттера. — И кто этот очаровательный молодой человек?

Концентрирую все свои силы, чтобы не закатить глаза.

Дверь с грохотом распахивается, щелкают вспышки фотоаппаратов. Поттер ныряет мне за спину и пригибается там. Толпа фотографов рассеивается по магазину. Дроссельмайер подозрительно близко стоит у витрины.

— Черт, — бормочет Поттер, и я раздумываю на тем, стоит ли бросить его на съедение волкам, но младший мальчишка смотрит на меня такими огромным зелеными глазенками, что я лишь вздыхаю.

Я слегка сдвигаюсь в сторону, заслоняя их спиной. Утыкаюсь пальцем в один из котлов, подавляя искушение обрушить его на поттеровскую дурную башку. Но вместо этого шепчу:

— У Дроссельмайера есть подключенный к сети Камин в задней комнате. Дымолетный порошок в жестянке на Камине. — В детстве подобным образом я не раз ухитрялся сбежать от Добби.

Поттер удивленно смотрит на меня, но у него хватает ума не терять времени. Он протискивается к двери, Софи усмехается мне и неуловимым движением палочки роняет стенд с рекламой котлов на пол.

В суматохе хватаю один из котлов и засовываю в первую попавшуюся набитую сумку. А черт с ними, буду я еще платить за эту хрень.

Софи берет меня под руку, целуя в щеку.

— Как мило с твоей стороны.

— Купишь мне бокал виски... А лучше два, — строго говорю я, а она лишь смеется в ответ и сжимает мою ладонь.

Дроссельмайер спешит в нашу сторону, с досадой взмахивая руками — но мы успеваем аппарировать.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(8) Antipodean Opaleye — Новозеландский Опаловоглазый дракон — обитает в Новой Зеландии и Австралии. Самый красивый из всех драконов. Он покрыт радужной чешуей с жемчужным отливом, а его сверкающие разноцветные глаза не имеют зрачков, отсюда и его название (Волшебные твари и где их искать).

(9) Jammie Dodger — Джемми Доджер — популярное в Британии круглое песочное печение с малиново-сливовым джемом.

* * *

В некоторых сферах бизнеса наибольшая часть годовой прибыли приходится на праздники. Магазины, рестораны, театры, поставщики провизии, к примеру. И шлюхи.

Лично я считаю, что повышение спроса на мои услуги вызвано слишком настойчивым празднованием этого гребаного Рождества и количеством часов, проведенным в кругу семьи.

В пятницу вечером, когда я как раз собираюсь, из Камина появляется мать.

— Дорогой, у меня просто потрясающая идея насчет подарка для Скорпиуса, — громко зовет она из холла, я вздыхаю и продолжаю бриться. — Дорогой?

— Мама, я в ванной.

Ее каблучки, приближаясь, стучат по паркету.

— Ты слышал? У меня просто потрясающая идея...

— Насчет подарка для Скорпиуса — я слышу тебя. — Постукиваю отцовской старой бритвой по краю раковины. Взбитая пена клочьями падает в горячую воду. Вообще-то для меня это слишком старомодно, признаюсь, но я предпочитаю бриться по старинке, чем использовать бреющие чары. Отец постоянно твердил, что бритье лезвием дает максимально приемлемый результат. И я с ним согласен.

Кроме того, это очередное напоминание о нем.

Мать опирается о дверной косяк, сжимая черная бархатную накидку в руке. Ее наряд как всегда безупречен. Серый шелк, французский покрой, длина чуть выше колена — идеально.

— Гулять собрался? — интересуется.

— На вечеринку. — В последний раз провожу лезвием по щеке, смахивая остатки пены. — Что-то рождественское и убийственно скучное, как обычно. — Я оглядываю ее с головы до ног: — Твоя прическа безупречна до жути.

— Собираюсь на чай с Элинор. Ты же знаешь, как она начинает фыркать, если что-то не отвечает ее высоким требованиям.

А, мать Забини. Как раз вернулась в Лондон в поисках девятого мужа.

Откладываю бритву в сторону, споласкиваю лицо водой и промокаю его маленьким белым полотенцем.

— Так что там для Скорпиуса? — мой голос звучит глухо через египетский хлопок. — Я думал, ты уже купила ему кучу подарков. Что, еще один?

— Драко, это колли. Сучка Элинор как раз принесла чудесных маленьких щеночков.

Опускаю полотенце.

— Мама. Ему всего четыре.

— Насколько я помню, — язвительно говорит она, скрестив руки на груди, — в этом же возрасте у тебя было два котенка и круп(10)!

— И посмотри, что из меня выросло!

Мать закатывает глаза.

— Исключительно респектабельный бизнесмен.

Пользуюсь паузой и сую в рот зубную щетку. Временами мама может быть удивительно слепой. Так она и с отцом жила, на все закрывая глаза. Пока Его Светлость Темный Лорд не поселился в Поместье — тут уж хочешь не хочешь, а игнорировать такое практически невозможно.

— Всего лишь маленький щеночек, Драко, — уговаривает она. — Это научит его ответственности.

Ага, точно. Именно этому я и научился с котятами и крупом. Вряд ли бы они выжили у меня, если бы Добби их не кормил.

Споласкиваю рот, сплевываю в раковину, затем беру моток зубной нити. Тщательно вычищаю между зубами — нить щекотно елозит туда-сюда.

— И кто будет его содержать? У Софи слишком маленькая квартира, а у меня нет времени на собаку.

— Тогда он будет жить в Поместье. — Мать хмурит брови. — Ты же знаешь, Драко — Скорпиус будет его обожать.

Тут она права, к сожалению.

Вздыхаю, проходя мимо нее, и направляюсь в спальню. Она следует по пятам.

— Ладно, если в Поместье, то согласен, — уступаю. Приготовленная рубашка разложена на постели — белоснежная и накрахмаленная. Надеваю ее и оборачиваюсь. — Но ты еще должна спросить у Софи.

— О, разумеется. — Мать пересекает комнату и опускается в кожаное кресло. Поджимает одну ногу, черная туфелька на шпильке покачивается на кончиках пальцев. Никак не пойму, как она умудряется ходить на этих каблучищах. Я пару раз надевал такие для одного клиента, так чуть не убился. — Софи говорила с отцом?

Пальцы ловко завязывают галстук — классической формы и черно-белой расцветки — в обычный полу-Виндзор(11).

— Нет, с лета — ни разу. — Гийом Мулине не желает общаться со своей дочерью-шлюхой. Несмотря на то, что она давно бросила этот бизнес.

— Жаль, — огорчается мать. — Понять не могу, как человек может отказаться от своего ребенка.

И не поймет. Софи и не намеревалась делиться с матерью подробностями своего прошлого, даже несмотря на мою уверенность, что той будет наплевать.

Какой бы путь мы не избрали.

Облачившись во френч, подхожу к ней и целую в щеку.

— А это за что? — Она улыбается.

Качаю головой, застегивая последнюю пуговицу над галстуком.

— Просто так.

Уже в дверях, словно что-то почувствовав, оборачиваюсь к ней.

— Что?

Мать молчит какое-то мгновение, ее дыхание прерывается.

— Ты так похож на своего отца. — Она встает, подходит ко мне, гладит меня по плечам, смахивая несуществующие пылинки с шерстяной ткани, потом обхватывает ладонями мое лицо. — Такой же красивый.

Ее глаза сияют, она смаргивает и отпускает меня.

Я ловлю ее за руку.

Мы стоим так несколько секунд, молча, сцепив пальцы. А потом она мягко смеется и трет глаза.

— Ладно, ну тебя. Опоздаешь на свою вечеринку. — Она берет свою накидку, набрасывает на плечи. — У меня тоже встреча по поводу подарка для внука.

Я еще раз целую ее в щеку.

— Сначала спроси Софи.

— О, ради Мерлина. — Она хлопает меня по заду. — Сказала же, спрошу!

Мгновение разрушено.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(10) Crup — Круп — двухвостая собачка из юго-восточной части Англии. Внешне он напоминает терьера Джека Рассела. Без сомнения, эта порода собак была выведена волшебниками, так как крупы очень преданы магам и крайне агрессивны по отношению к магглам. На владение крупом необходима лицензия (Волшебные твари и где их искать)

(11) Half-Windsor — узел полу-Виндзор — способ завязывания галстука, при котором получается четкий треугольный узел. По размеру он меньше Виндзорского узла, но аж никак не вполовину, несмотря на название 8-)

* * *

Меня не часто ангажируют на праздничные вечеринки. Для подобных мероприятий чаще выбирают женщин. Софи в такие дни обычно была нарасхват, а один клиент, как сейчас помню, даже захотел взять ее с собой на Рождественскую мессу.

За это она получила нехилую надбавку — хватило, чтобы успокоить совесть, возмущенную таким богохульством.

Однако случается, что и меня приглашают — и я соглашаюсь. Обычно это малочисленная компания, где все знают о склонностях моего клиента. А бывает, что хозяин или хозяйка мероприятия связываются со мной, заказывая мои услуги для любого из гостей, кто пожелает. На таких вечеринках нас обычно несколько — один мужчина и пара-тройка женщин. Собственно, никто из гостей не подозревает о нашей профессии. Мы просто курсируем из комнаты в комнату, общаемся с людьми. И уж если им захочется, так сказать, углубить знакомство, не вопрос! Для подобных случаев специально подготовлено несколько комнат.

Возможно, именно поэтому некоторые праздничные сборища оставляют просто неизгладимые воспоминания у гостей, вам так не кажется?

Сегодня как раз такой случай.

Особняк расположен в Кенсингтоне. Очень эксклюзивный прием. Хозяин дома — глава Департамента Международного Магического Сотрудничества, а его жена — глава Комитета по Экспериментальным Чарам. Я уже работал с ними раньше — не по отдельности, заметьте, хотя и не отказался бы. Но только у них на вечеринках. Я осторожен, и они это ценят.

Дзола встречает меня на пороге, целуя в обе щеки. Ее темные волосы скручены в тугой узел на затылке, темно-красное платье эффектно подчеркивает смуглую кожу. Честное слово, я на полном серьезе хотел бы индивидуально обслужить и ее, и ее мужа.

— Ты как всегда восхитительна. — Я сжимаю ее руку. — Потрясающее платье.

— Из Парижа. Помнишь, ты советовал бутик на рю дю Фобур Сен-Оноре(12). — Ну вообще-то это Софи посоветовала его моей матери, а я случайно подслушал, но не будем отвлекаться. Дзола улыбается мне, затем склоняется ближе и шепчет: — Третья спальня на втором этаже — твоя любимая.

— Ты — настоящее сокровище, — так же тихо отвечаю я. — Все необходимое на месте?

Она кивает и снова улыбается.

— Как приятно вновь видеть тебя, Тоби. — Она отворачивается, чтобы поприветствовать следующего гостя.

Беру бокал шампанского с проплывающего мимо подноса и рассекаю толпу. Я прибыл чуть позже положенного... Так удобней — больше вероятности, что клиентура будет уже тепленькой.

Делаю пару глотков — не больше. Это скорее игра на публику — я почти не пью во время работы. Хочется быть во всеоружии, не говоря уже о том, что алкоголь влияет на эрекцию.

Проверяю карман, убеждаюсь, что Приапова настойка на месте.

— Тоби! — Брюнетка в изящной темно-синей мантии с глухим воротничком и открытой спиной спускается со второго этажа и машет рукой. Бриллианты сверкают на ее запястьях.

— Шарлота. — Поднимаюсь навстречу, целую ее в щеку. Она тоже работает в моем агентстве. Интересно, сколько Кардинелла заработает за этот вечер.

— Я, кстати, надеялась, что ты сегодня появишься. — Шарлотта облокачивается на перила. Поза кажется небрежной, но на самом деле — нарочитая и тщательно выверенная, дабы несчастные жертвы смогли оценить всю красоту ее гладких белых плеч. — Как готовность?

— Как обычно. — Оглядываюсь вокруг. — Заметила приличных клиентов на горизонте?

Шарлотта элегантно поводит плечиком.

— Пара тут, пара там. — Делает глоток вина. — Жаль, что сегодня все закончится, вынуждена признать. Последний залп — и все.

— Ты уходишь из бизнеса? — Я удивлен. Шарлотта всегда была долгожителем. Как я.

— Как ни прискорбно, но это так, дорогуша, — она кривит губы. — Я низко пала и совершила самый тяжкий для шлюхи грех.

Я едва не роняю бокал. Самое худшее, что может случиться с шлюхой — это влюбиться. Самое-пресамое худшее — влюбиться в клиента. Издержки бизнеса, да уж. Жуть какая.

— И кто он?

— Не могу сказать. — Она ставит бокал на проплывающий мимо пустой поднос. — Но ему не особо нравится, что я продолжаю трахаться направо и налево. Так что он решил упрятать меня в одном месте в Кэмден Таун. Сверхсекретное такое место. — Она подхватывает канапе, предложенное домашним эльфом, щеголяющим в чистейшем кухонном полотенце, и отправляет его в рот. — Я буду содержанкой, дорогуша, так-то!

— Женой или любовницей?

Она удивленно смотрит на меня.

— Стала бы я брать на себя обязательства, вот еще! К тому же, у него уже есть жена — старая ведьма. — Она кривится. — Просто жуткая баба.

Мне нечего сказать. Молча потягиваю шампанское и изучаю толпу, высматривая свою первую на сегодня цель. Что-нибудь, чтобы развеять тоску. Я не особо люблю подобные вечеринки.

— Кардинелла вряд ли обрадовалась, — говорю я наконец. Кажется, я вычислил одного, в дальнем углу. Он постоянно поглядывает в мою сторону. Я посылаю ему улыбку и салютую бокалом, он краснеет и отводит глаза.

— Вот тот очень неплох. — Шарлотта подталкивает меня локтем. Потом вздыхает: — Ага, совсем не обрадовалась. Так всегда бывает — мы либо уходим из бизнеса, либо меняем агентство. Полагаю, ее больше огорчает второе.

— Все наладится. Праздник же, в конце концов. — Отлипаю от перил. — Так что, пожалуй, пойду-ка я отрабатывать свой гонорар.

Она смеется.

— Ага, наслаждайся, дорогуша.

Разглаживаю свой френч. Да, наслаждение входит в мои намерения.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(12) Rue du Faubourg Saint-Honoré — Улица Фобур-Сен-Оноре в Париже, где располагаются государственные учреждения, антикварные магазины, художественные галереи, а также Елисейский дворец (резиденция президента Франции), министерство внутренних дел и много модных магазинов высшего уровня, включая салон Ива Сен-Лорана.

* * *

Прекрасный выбор, думаю я чуть позже, склонившись над Эдвином Дэвисом из Отдела Каминной Связи. Он уже бывал снизу, это очевидно — он так умолял, чтобы я связал его и заткнул рот кляпом.

Он громко стонет, когда я движусь в нем, вдавливая его в матрас.

Именно то, что нужно. Быстро, грубо, полностью контролируя процесс.

Боже, благослови этого идиота Эдвина.

Впиваюсь когтями в его бедра и засаживаю глубже...

* * *

Поправляя галстук, вновь принимаюсь блуждать среди гостей. Френч остался где-то наверху, но сейчас достаточно поздно, чтобы наплевать на формальности, к тому же все так накачались вином, что никому уже нет дела.

Мимо меня чинно вышагивает домовик, на подносе горка маленьких булочек. Хватаю сразу несколько и начинаю давиться. Умираю с голода.

Так всегда после секса.

Сворачиваю за угол, прохожу мимо стайки ведьм, сгрудившихся у камина, они громко и весело хохочут, слышится звон бокалов.

И тут в меня врезается какой-то тип — я впечатываюсь в стену.

— Ой, бля... простите...

Поттер, удивленно моргая, смотрит на меня. Твою мать.

— Тоби? — еле слышно выдыхает он.

Улыбайся, приказываю себе, и таки умудряюсь выдавить слабую улыбку.

— Мой Дамокл.

Слава Богам, мимо проплывает поднос с вином. Я хватаю бокал и выпиваю половину одним залпом.

Поттер вспыхивает.

— Не слишком у меня получаются маско-чары, да?

— Ага, совсем не получаются. — Верчу бокал в пальцах.

— Мог бы и сказать, — Поттер криво усмехается. — Слушай, ты же не собираешься меня...

Моя профессиональная гордость уязвлено протестует. Несмотря на то, что ведь я и впрямь мог его сдать.

— Я шлюха, а не корреспондент "Пророка".

— Да, ты прав, извини. — Поттеру хватает вежливости, чтобы выглядеть раздосадованным.

Молча допиваю вино. Просматриваю комнату в поисках следующего клиента. У меня еще есть час-два.

Поттер переминается с ноги на ногу.

— Знаешь, не ожидал тебя здесь встретить. — Он снова заливается румянцем.

А мне смешно.

— Дзола и Энтони — мои старые друзья. — И пусть думает, что хочет. Судя по широко распахнувшимся глазам, его испорченное воображение тут же нарисовало грязную картину, мало соответствующую действительности.

Прелестно.

— Ааа. — Он засовывает руки в карманы. Мантию он уже где-то потерял, что немудрено — в доме такая жарища, белая рубашка расстегнута на несколько пуговиц.

Господи, снова его проклятое горло притягивает мой взгляд.

Он замечает это, смаргивает и улыбается.

— Как жена? — резко спрашиваю. — Все еще друзья, несмотря на старания "Пророка"?

Поттер поднимает бровь.

— Пока что да.

— Очаровательно. — Отставляю бокал в сторону. — Ладно, мне пора.

— Не уходи! — Поттер хватает меня за руку, я с удивлением оборачиваюсь. Он вздыхает: — Слушай, ты единственный за сегодня, кто не стал лизать мне зад... — Я фыркаю, а он широко усмехается: — ...образно говоря. И раз уж мне приходится торчать на этой идиотской вечеринке, то хотелось бы приятно провести с кем-нибудь время. — Он откашливается. — В смысле, поговорить там, ничего больше.

Я застываю. Это очень плохая идея. Я полностью отдаю себе в этом отчет, уж будьте уверены. Но с другой стороны, я же славлюсь своими отчаянными поступками, разве нет?

— Достань мне еще бокал вина, — говорю наконец.

Поттер улыбается.

* * *

В конце концов, мы оказывается в кабинете Энтони, растянувшись перед камином с двумя бутылками вина, на которые Поттер развел одного из домовиков. Почему-то моя голова удобно расположилась на поттеровских коленях, его пальцы мягко перебирают мои зачарованные темные волосы.

Мне тепло и приятно, я впадаю в какое-то восхитительно-хмельное оцепенение. Глупо с моей стороны, знаю. Но мне плевать.

— Почему ты этим занимаешься? — интересуется Поттер, приканчивая вторую бутылку. Он запрокидывает голову и ловит падающие капли. Удивительно волнующее зрелище. — Я имею в виду, спишь с мужчинами. За деньги.

Отбираю у него бутылку и облизываю горлышко, вылавливаю языком тягучие остатки вина.

— Я люблю секс. И мужчин. И секс с мужчинами, — смеюсь. — И мужчин с сексом.

— Значит, любишь секс, — Поттер усмехается, глядя на меня сверху вниз, а я подымаю руку и кончиком пальца обвожу его губы.

— И деньги тоже. — Я вздрагиваю, когда Поттер облизывает мой палец, слегка покусывая. — Я очень люблю деньги.

И вот я уже на ковре, Поттер вытягивается рядом, склоняется надо мной, обхватывает кончиками пальцев мое лицо, большим пальцем поглаживает щеку.

— У меня есть деньги, — шепчет он и целует меня.

Я не знаю, может это вино. А может просто в нем сейчас нет ни капли нервозности.

Но, Господи Боже, Поттер классно целуется.

Мои руки уже потерялись где-то в его волосах, я отзываюсь на поцелуй, впуская его в свой рот, и когда он начинает посасывать мой язык, я не в силах сдержать стон.

Его руки скользят по моей груди, спускаются к брюкам.

— Черт, — выдыхает он мне в рот, накрывая ладонью мой пах.

Вжимаюсь бедрами в его руку.

Я уже возбужден, без всяких настоек, и ничего не соображаю, и хоть это невозможно, я знаю, но мне на все насрать, когда Поттер перекатывает меня на себя, покусывая меня за шею и подбородок.

— Тоби, пожалуйста, — просит он и трется о мои бедра.

— Блядь, — изрекаю я, и спустя секунду моя рука уже у него в ширинке, его член полувозбужден, но пара движений, и Поттер уже судорожно дышит мне в шею.

Я плохо соображаю, все вокруг как в тумане. К тому же это опасно — кто угодно может внезапно войти и застукать Спасителя Магического Мира, стонущего под шлюхой, но от одной этой мысли у меня темнеет в глазах.

Его руки уже у меня в брюках, оттягивают трусы.

— Хочу тебя почувствовать, — полузадушено шепчет он, покусывая мою шею.

И вот уже мой хер на свободе, упирается в поттеровский, я стискиваю их в своей руке и начинаю дрочить — Мерлиновы яйца!

— Ты этого хотел? Скажи! — дышу ему в ухо, он дергается подо мной, крепко хватая меня за плечи.

Рот приоткрыт, он задыхается, глядя на меня.

— Да, хочу. Пожалуйста. — Он выгибается подо мной, когда я ритмично сжимаю в кулаке наши члены, вдавливая их друг в друга. — О, Боже!

— Да, временами, — соглашаюсь. Я немного приподнимаюсь над ним, чтобы было лучше видно, как мои пальцы сжимают, стискивают, гладят. — Блядь, ты только посмотри!

И Поттер смотрит, глаза как галлеоны. Его член красный и блестящий, прижат моим членом к его животу. Он со стоном откидывает голову.

— Давай, Тоби, я уже близко...

Мои бедра движутся синхронно с рукой, и я уже почти на пределе. Сейчас этот Гарри чертов Поттер у меня весь на сперму изойдет, обкончает и себя. И мою руку.

И мой хер...

Блядь!

Он кричит и выгибается дугой — и вот уже мои руки влажные и липкие, и мой член в его сперме.

Еще пара движений, и я догоняю его, закусывая губу, чтобы не выкрикнуть его имя.

Чувствую вкус крови на языке...

Пальцами он пересчитывает мои позвонки, и только тогда я понимаю, что лежу на нем, сжимая в ладони наши обмякшие члены.

Твою мать.

Это полный пиздец.

Ни резинок, ни защитных чар.

Ничего!

Я совсем ебнулся.

Скатываюсь с него, натягиваю брюки, заправляю в них рубашку. Галстука нет — понятия не имею, куда я его засунул. Поттер поворачивается на бок, приподнимаясь на локте.

— Что случилось?

Один ботинок нахожу под креслом, другой возле камина.

— Ничего. Мне нужно идти.

— Тоби.

Поднимаюсь и смотрю на него. Рубашка вымазана в нашей сперме, член все еще снаружи, безвольно покоится на шерстяной ткани его брюк.

Волосы в беспорядке, влажный рот полуоткрыт — он охуенно выглядит.

Это плохо, это очень плохо.

— Мне нужно идти, — тупо повторяю я.

И он не останавливает меня.

* * *

На выходных я вкалываю как проклятый — принимаю всех клиентов, которых направляет ко мне Кардинелла. Чем больше, тем лучше. Только это и помогает сконцентрироваться. Только это и напоминает мне о том, кто я.

Мне некогда думать о Поттере.

Вот разве что воскресным вечером, когда я одиноко стою на балконе в Дрейк-ин-Брайтон, завернувшись в банный халат, вглядываясь в океан.

Черное небо нависает над водой, рокот волн, накатывающихся на берег, неожиданно успокаивает. Холодный, пропитанный солью бриз ерошит мои волосы. Я плотнее запахиваюсь в халат.

Спать не хочется. Точнее, я редко позволяю себе такую роскошь, если остаюсь с клиентом на всю ночь, разве что это годами проверенный кадр. Но даже в таких случаях мне трудно заснуть.

Мелькает мысль, а что, если бы это Поттер там сейчас спал — в спальне за моей спиной — а не безымянный клиент, который только что дважды оттрахал меня в зад и в изнеможении отрубился. Смог бы я заснуть, свернувшись у него под боком?

Я знаю ответ, и он мне определенно не нравится.

Я возвращаюсь в комнату и с легким щелчком закрываю за собой балконную дверь.

* * *

Утро понедельника. Мне нужно забрать Скорпиуса от Софи, я сильно опаздываю. Он уже почти справился с завтраком, когда я появляюсь из Камина, Софи тоже на кухне, приводит в порядок волосы, ее ученическая мантия нараспашку.

— Fait chier(13), Драко, — резко говорит она, вытирая овсянку с мордашки нашего сына. — Ты же знаешь, как злится Перпетуя, если я опаздываю... Скорпиус, хватит!..

— Папа! — Софи разводит руками, когда Скорпиус, извиваясь, сползает со своего стульчика и прыгает мне на руки. Я подхватываю его и получаю приправленный овсянкой смачный поцелуй. — Я ждал тебя вечность!

Я взъерошиваю его волосы и подавляю зевок.

— Прости, мелкий. — Поворачиваюсь к Софи: — За последние два дня у меня было четыре клиента на дому, а последний вообще снял меня на всю ночь.

Она убирает со стола, передавая тарелки Нэдди.

— Ага, я чувствую. — Она морщит нос и накладывает Скоблифай на скатерть. — Мог бы и душ принять.

— Тогда бы еще больше опоздал. — Переворачиваю сына вверх тормашками, он визжит и захлебывается от смеха. — Может я приму душ здесь, а потом покемарю на диване с полчасика?

Она вздыхает, ее плечи опускаются.

— Я не могу так надолго задержаться... На прошлой неделе я уже раз опоздала...

— Тогда Нэдди за ним присмотрит. — Я переворачиваю Скорпиуса обратно. Мордашка раскраснелась, глаза горят, волосы торчат во все стороны. — Да и вообще, мы же можем вместе принять ванную. Счастливый час отца и сына, ну и прочая хрень.

Софи вытирает руки, застегивает мантию.

— Ладно, договорились. — Хватает сумку, быстро целует Скорпиуса. — Мне пора. À bientôt mon bébé(14).

Софи исчезает в вихре своих одежд, а я смотрю на сына.

— Ну что, пообжимаемся в ванной?

Мой сын распахивает глаза и ладошками обхватывает мои щеки.

— Да, — торжественно отвечает он. Его пятки лупят меня по бедрам. — Я люблю воду.

Перекидываю его через плечо.

— Я знаю.

Он визжит и хохочет, ступнями колотит меня в грудь, и я несу его в ванную.

День будет длинным, очень длинным.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(13) Fait chier — достало! (фр.)

(14) À bientôt mon bébé — до скорого, мой малыш (фр.)

* * *

Я умудряюсь поспать всего пару часов на софе — Скорпиус, сбежав от Нэдди, будит меня песнями (причем во всю мощь своих легких): "...там в яслях, в кормушке, маленький Господь Иисус приклонил свою голову..."(15), при этом выстукивает какой-то безумный ритм, надев каблуки своей матери.

В такие моменты я начинаю задумываться, с чего вдруг я счел рождение наследника разумной идеей.

Я совсем не выспался, но по опыту знаю — лучше с ним не спорить, когда он начинает вопить от голода, так что я с трудом натягиваю брюки и мантию и обещаю обед на Диагон-Аллее, с возможным посещением Дроссельмайера.

Скорпиус тут же начинает вести себя прилично.

Взбадриваюсь глотком Перцового зелья, и через Камин мы перемещаемся в "Дырявый Котел". Там не слишком изысканная кухня, но Скорпиус обожает фирменное блюдо Тома — картофельное пюре с сосисками.

Мы почти заканчиваем есть, точнее я уже закончил, а Скорпиус дурью мается, с радостными воплями гоняя полсосиски по тарелке с остатками пюре — когда в зале появляется Поттер, а за ним маячит Уизел.

Твою мать. Нигде нет покоя от этого идиота.

— Я возьму две пинты, а ты найди столик. — Уизел хлопает Поттера по плечу и уходит к барной стойке, а Поттер вышагивает в нашу сторону, кто бы сомневался.

Я отклоняюсь в тень, поближе к стене, надеясь, что он нас не заметит, но тут кусок сосиски вылетает из кулачка моего сынули и попадает прямо на рукав Поттера.

Богом клянусь, Скорпиус вряд ли доживет до своего пятого дня рождения.

— Скорпиус, — злобно шиплю, он распахивает на меня испуганные глаза.

— Прости, папа, она вылетела как-то...

Поттер оборачивается в нашу сторону, вертит в пальцах сосиску. Он впивается в меня взглядом, а затем замечает Скорпиуса, готового зареветь — слезы уже трепещут на кончиках его ресниц. Поттер едва заметно улыбается и протягивает мне злополучную сосиску.

— Твоя, Малфой?

Я молча швыряю ее на свою тарелку.

— Так это твой сын. — Поттер присаживается на корточки и улыбается Скорпиусу.

Я накрываю ладонь Скорпиуса своей. Он неуверенно смотрит на меня.

— Твоя способность констатировать очевидное повергает меня в благоговейный трепет, Поттер.

Не обращая на меня внимания, Поттер протягивает обе руки Скорпиусу.

— Привет, я Гарри.

Скорпиус медлит.

— Я вас не знаю, — недоверчиво говорит он, а меня охватывает приступ родительской гордости, когда Поттер роняет руки на колени.

— Умный парень. — Теперь он смотрит на меня.

Я пожимаю плечами и стараюсь не думать о том, как он потрясающе он смотрелся подо мной в пятницу вечером.

— Он Малфой.

Подходит Уизел, в каждой руке по кружке пива, и Поттер поднимается на ноги.

— Гарри, это ничтожество достает тебя? — Уизел награждает меня злобным взглядом.

— Все нормально. — Поттер забирает у него одну кружку. — Просто разговаривал с пацаном.

— Ничего не разговаривал, — бубнит Скорпиус. Поттер смотрит на него сверху вниз и широко усмехается. Скорпиус хватает кусок сосиски и продолжает с набитым ртом: — Я вас не знаю.

Поттер смеется. Его смех такой неожиданно теплый и сердечный, что не только я, даже Уизел удивленно уставился на него. Поттер смотрит на меня.

— Ему палец в рот не клади.

Приподнимаю бровь.

— Он Малфой, — еще раз повторяю. Поттер впивается в меня долгим взглядом. Мне даже становится неуютно. Я поворачиваюсь к Скорпиусу и начинаю вытирать ему руки.

Когда я поднимаю глаза, Поттер уже на другом конце зала, усаживается за столик вместе с Уизелом. Он с любопытством изучает меня какое-то мгновение, у меня пересыхает во рту.

— Идем. — Я пытаюсь вытащить Скорпиуса из его стульчика, а он сопротивляется.

— Я еще не доел, папа...

Я выдергиваю его.

— А к Фортескью?

Он умолкает на пару секунд, обдумывая альтернативы.

— Мороженое и игрушка? — говорит он наконец, склонив набок остренький подбородок — корыстные мотивы победили.

Маленький мошенник.

— Идет, — соглашаюсь. Я несу его на улицу и чувствую, как взгляд Поттера прожигает мне спину.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(15) Away in a manger, no crib for a bed, the little Lord Jesus lays down his sweet head — первые строки традиционного Рождественского гимна. Можно скачать тут, в исполнении Celtic Woman — http://www.mediafire.com/?zgja21lnz3m

* * *

В среду вечером, уже уложив Скорпиуса, получаю сову от Кардинеллы. Листая "Ночи в Котле" (уже почти осилил тринадцатую главу), в окружении рулонов яркой оберточной бумаги и целой горы коробок с подарками, я краем глаза поглядываю, как коробки сами собой аккуратно заворачиваются в бумагу, перевязываются серебристыми ленточками, которые сами закручиваются в замысловатые узлы и банты.

Послание краткое и деловое.

"10 вечера. Дамокл. На дому".

Быстрый взгляд на часы. Без двадцати. Вот черт!

Проскакав уже половину ступенек, я вдруг осознаю, что клиент, к которому я лечу на всех парах — это Поттер.

Я застываю на месте, свет из кухни освещает лестницу, отбрасывая длинные тени. Слишком поздно давать отбой. Я еще никогда не отказывал клиенту. Но Поттер... Поттер — это опасно. Если он меня разоблачит...

А, хрен с ним. У меня мало времени. Нужно принять душ. Нанести маско-чары. Вот черт!

Бегу наверх.

* * *

Поттер начинает меня целовать сразу же, как выпадает из Камина. Я вцепляюсь в его плечи.

— Что, так не терпится? — Я задираю голову, чтобы ему было легче покусывать мою шею.

— Я несколько дней только об этом и думал. — Он толкает меня в сторону кровати и швыряет мешок с галлеонами на матрас. — Ты удрал от меня.

Я губами ловлю его губы. Он стонет мне в рот и, не прерывая поцелуя, опрокидывает меня на кровать, наваливается сверху, коленом раздвигает мои бедра. Я шарю руками по его спине и плечам.

— Да, это я сглупил, — шепчу ему в губы и в замешательстве понимаю, что сейчас это не просто пустая болтовня, которую я скармливаю клиентам.

Он вылизывает мою ключицу, от его жаркого и влажного дыхания мурашки бегут по коже. Он выдирает мою рубашку из брюк. Я приподнимаю бедра, помогая ему, и он смеется:

— Что, тоже не терпится, Тоби?

— Заткнись, Поттер. — Я изворачиваюсь и опрокидываю его на спину, подминая под себя. Языком прокладываю дорожку от его кадыка вниз, при этом он издает такие восхитительные звуки, что дрожь нетерпения пробегает по моему позвоночнику. Я хочу его — да, разумеется, я понимаю, что совершенно обезумел. Он — клиент. Я сам нарушаю свои же правила — он даже не принял душ. Я извиваюсь и трусь о его бедра, он кусает меня за нижнюю губу, его зубы царапают чуть ли не до крови. Много ли надо, чтобы завести бедную шлюху?

— Твою мать, — ахаю я, и наши языки нетерпеливо сталкиваются.

Моя рубашка уже наполовину расстегнута, острыми зубами он впивается в мое плечо.

— Боже, я хочу, чтобы ты меня трахнул, — он шумно дышит мне в кожу, мой член звенит от возбуждения — и я не могу больше думать ни о чем другом.

— Папа?

Я весь в плену вожделения, и это короткое слово ножом врезается в мой затуманенный разум. Я резко отшатываюсь от Поттера.

Скорпиус выглядывает из-за двери, глаза как плошки, наполнены слезами и тревогой, кулачок прижат к губам. Он смотрит то на меня, то на Поттера.

— А где папа?

— Блядь. — Я натягиваю сползшую рубашку на плечи. — Вот блядь.

Поттер глядит на моего сына, и я знаю — в эту минуту все становится на свои места, еще и Нэдди добавляет, вбегая в двери с пронзительными причитаниями: "о, хозяин, Нэдди очень виновата, она плохо смотрела за молодым хозяином...".

— Малфой, — наконец говорит Поттер, его подбородок каменеет. Он поднимается с кровати.

Я позволяю маско-чарам развеяться, ради сына. Скорпиус с облегчением кидается ко мне. Я подхватываю его, глажу по спине.

— Папа, мне приснился кошмар, — он шепчет мне в ухо, и я чувствую влагу на его щечках. — Не хочу Нэдди.

Эльфиня бьется головой о стену. Я не пытаюсь ее остановить.

Губами прижимаюсь ко лбу сына, глажу его кудряшки.

— Ты хорошо сделал, что пришел ко мне. — Я смотрю на Поттера. Он уже возле Камина, хватает горсть дымолетного порошка. — Поттер...

— Что ты с этого хотел поиметь? — осведомляется он, его взгляд исполнен презрения. — Сделать скандальные фото? Заполучить больше информации для "Пророка"? — Его губы дрожат. — Или ты и в самом деле жалок настолько, чтобы быть шлюхой, а, Малфой?

— Пошел на хуй, — отвечаю, ладонями закрыв Скорпиусу уши. Поттер вспыхивает и отводит взгляд. — Ты даже понятия не имеешь.

— Кажется, имею.

Сердце колотится как бешенное, я чувствую, как Скорпиус шмыгает носом куда-то мне в шею. Только его присутствие удерживает меня от того, чтобы вытащить палочку.

— Кажется, минуту назад тебе было все равно, кто я такой.

Поттер швыряет дымолетный порошок в Камин, вспыхивает зеленое пламя.

— Хоть слово появится в газетах, и я заставлю тебя пожалеть, что только один Малфой решил отравиться — отправишься вслед за ним.

Ноги подкашиваются, и я падаю на колени рядом с кроватью — глаза закрыты, пальцы судорожно цепляются за пижаму Скорпиуса. Я слышу, как со свистом срабатывает Камин.

Скорпиус легонько гладит меня по щекам.

— Папа?

Я открываю глаза. Он обеспокоенно вглядывается мне в лицо.

— Прости, — шепчет он.

— Ты ни в чем не виноват. — Я отпускаю его, он выскальзывает из моих объятий, но не уходит, а стоит передо мной, покачиваясь на пятках. — Как насчет какао? И, если хочешь, можешь спать со мной.

Он кивает.

— Нэдди, — резко зову я.

Эльфиня прекращает биться головой о стену и поднимает на меня взгляд. Она всхлипывает, лапкой вытирая слезы.

— Да, хозяин?

— Отведи мастера Скорпиуса вниз и подогрей молока.

Оставшись один, я целую минуту сижу молча. С определенной долей вероятности могу сказать, что когда я завтра проснусь — мир вокруг меня начнет разваливаться на куски. Понятия не имею, что я скажу матери. Понятия не имею, как оградить Скорпиуса от бесчестья прослыть сыном шлюхи. Боже, и Софи...

Я все потеряю.

Ловлю себя на мысли, что, возможно, не особо тонкая угроза из уст Поттера все же имеет смысл.

Нет. Это же смешно. Я не стану отбирать у своего сына то, что мой отец забрал у меня. Я не настолько слаб.

Я встаю, и мешок поттеровских галлеонов скатывается с кровати, больно задевая меня по бедру. Пальцы сжимают бархатную ткань.

Или ты и в самом деле жалок настолько, чтобы быть шлюхой?

Не думая, швыряю мешочек через всю комнату — он пролетает и врезается в каминную полку. Монеты со звоном рассыпаются по полу.

Удовольствия мало.

* * *

— Да как вообще Скорпиус оказался наверху? — Софи спиной прислоняется к шкафчику в одной из смотровых палат в Мунго. Она дежурит в дальнем крыле, куда не ведут указатели, с отдельным входом. Сюда поступают самые нежелательные пациенты. Оборотни. Вампиры. Шлюхи.

Софи предпочитает иметь дело с нами.

Я сижу на смотровом столе, локтями упираясь в колени. Скорпиус ползает по полу и тщетно пытается открыть один из шкафчиков. Концепция "Алохоморы" ему пока не знакома.

Вздыхаю.

— Оставил открытой дверь на лестницу. Он проснулся от кошмара, услышал мой голос. И...

Она качает головой, наблюдая за Скорпиусом, который ботинком колотит в дверцу шкафчика и орет "откройся!".

— Ну что ты за идиот.

— От тебя никакой помощи, — одариваю ее мрачным взглядом.

— А что ты хочешь от меня услышать, Драко? — Софи приглаживает волосы. У нее был тяжелый день, прическа растрепалась, под глазами залегли темные круги. Выглядит измученной. — Ты думаешь, Поттер все разболтает?

Я не знаю.

— Вероятно, — киваю. Потому что подобное дерьмо вполне в стиле Поттера. Он меня ненавидит. — По крайней мере, расскажет Уизелу и Грейнджер. — Которые ненавидят меня еще больше. Прелестно. Весь гребаный мир к завтраку будет все знать. Откидываюсь на стол и изучаю потолок. — Моя жизнь кончена.

— Ну и дурак. — Скорпиус снова пинает дверцу.

— Довольно мелодрам. — Софи подхватывает Скорпиуса на руки, пока он не сломал ногу. — Вас обоих касается. — Она нависает надо мной: — Поднимай свою задницу и дуй к Поттеру. Поговори с ним, убеди его ничего не рассказывать.

— Ничего хорошего из этого не выйдет.

Она больно щиплет меня за руку, я подскакиваю.

— Что за?..

Софи сверлит меня взглядом.

— Марш к Поттеру. Поговори с ним, хотя бы ради своего сына, fils de pute(16).

Потираю руку.

— Не обязательно щипаться.

— Драко, — начинает она. Я знаю этот звенящий, опасный тон. В такие моменты с ней лучше не спорить, если я не хочу получить по яйцам.

Сползаю со стола.

— Ладно, ладно. О, Господи.

Софи пересаживает Скорпиуса на другое бедро.

— И не смей возвращаться, пока не переубедишь его.

Временами моя бывшая может быть такой сукой.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(16) fils de pute — сукин сын (фр.)

* * *

Явившись в Министерство, я узнаю, что Поттера нет на месте. Обедает с Министром, чтоб его.

Прекрасно. Я подожду. Конечно.

К сожалению, мое упорство приводит к тому, что чрезмерно усердная помощница Поттера посылает за Уизелом, который уже тут как тут, и звать недолго. Можно подумать, что я угрожал ей Непростительными, вот же ж.

Уизли больно выкручивает мне за спину руку — больней, чем необходимо, на мой взгляд. Он уже отобрал мою палочку. Козлина.

— Гребаным Пожирателям не положены встречи с Главой Аврората, Хорек. — Он вталкивает меня в допросный кабинет и закрывает за нами дверь. — Что тебе нужно от Гарри?

— Гребаный Пожиратель, перед которым Министерство извинилось, если ты забыл! — резко отвечаю. — И вообще, это не твое дело, мудак.

Его лицо темнеет.

— Ты знаешь, что я тебе сейчас могу жопу начистить, и всем будет похуй.

Расслаблено опускаюсь в одно из кресел и отсылаю его взмахом руки (черт, а рука-то болит).

— Поиграй в плохого аврора где-нибудь в другом месте, если уж так припекло.

— Пошел на хуй, Малфой! — Он угрожающе нависает надо мной, как большой рыжеголовый орангутанг. Вот идиот.

Мои губы кривятся в презрительной усмешке.

— На твой? Никогда в жизни, Уизел.

С удовлетворением отмечаю, как гримаса ярости искажает его лицо.

Мы оба не замечаем, как открывается дверь.

— Какого черта тут творится? — Поттер во все глаза смотрит на нас.

Уизли выпрямляется.

— Этот говнюк пожелал тебя видеть.

— Ну что ж. — Поттер бросает на меня быстрый взгляд. — Вот он я.

— Без свидетелей, Поттер, — твердо говорю я. — Отошли своего бабуина, пусть поиграет в коридоре.

Поттер поднимает руку, пресекая возмущение Уизли.

— Рон, оставишь нас на минуту?

Уизли мнется.

— Гарри, ты уверен? Не думаю, что тебе стоит оставаться наедине с Малфоем.

Мне хочется смеяться.

— Я справлюсь, Рон. — Поттер скрещивает руки на груди. На нем стандартная аврорская форма. Красная шерстяная ткань плотно облегает его плечи, а серебряный лавровый венок под серебряной с красным короной информирует о его должности Главы Аврората. Этот Поттер — совсем другой. Таким я его никогда не видел. Я ерзаю в кресле, неожиданно ощущая нервозность.

Уизли вздыхает и направляется к двери.

— Моя палочка, — бросаю ему в спину. Будь я проклят, если останусь здесь безоружным. У меня совершенно нет причин доверять аврорам. Особенно после того, что Министерство сделало моей семье. В ушах все еще звенят крики и мольбы матери во время очередного рейда в Поместье в поисках темных артефактов. Перед глазами все еще стоит картина разгрома — сломанная мебель и разбитый фарфор.

Один из них особенно радовался, когда с хрустом ломал сапогами мой Нимбус.

Поттер кивает, и Уизли швыряет мою палочку на стол. Она катится в мою сторону, я останавливаю ее кончиком пальца.

Уизли не сводит с меня глаз.

— Пусть там и лежит, Хорек.

— Рон. — Долгий взгляд Поттера.

Уизел закатывает глаза и уходит. Дверь с щелчком закрывается.

Поттер молчит, лишь пристально смотрит на меня. Черт, такие взгляды лишают меня присутствия духа.

Я барабаню пальцами по столу. Жутко хочется курить — и это так нелепо. Я не курил с того дня, когда родился Скорпиус. Софи тогда прочла мне немало подробных лекций о том, какой вред курение могло нанести плоду.

— И что? — Слова повисают между нами, в ожидании ответа.

Царапаю ногтем деревянную поверхность стола, залапанную и потертую. Можно подумать, что у Министерства нет средств на мебель получше. Или на бутыль-две Магического Грязерастворителя Миссис Скауэр.

— Так ты рассказал ему? — поднимаю глаза на Поттера. — Уизелу.

Поттер прислоняется к стене, скрещивает лодыжки.

— А ты что, слышал, чтобы он называл тебя шлюхой?

Туше.

Прячу свою палочку в карман.

— Почему?

— Не знаю, — Поттер пожимает плечом. — Думал об этом. Может и скажу.

Сжимаю челюсть.

— Ты разрушишь мою семью...

— Да — до того, как ты разрушишь мою. — Поттер отталкивается от стены. Он обходит стол, приближается, не сводя с меня взгляда. — Я не позволю тебе сунуться в "Пророк".

Его мантия колышется вокруг ног. Брюки заправлены в черные, до блеска начищенные ботинки. Я раньше не осознавал, насколько привлекательной может быть форма. До этой минуты. Черт.

— К тому же, — продолжает Поттер, вытаскивая палочку из набедренной кобуры, — я всегда могу применить Обливиэйт. — Он проводит кончиком палочки по моей щеке, и мой член тут же реагирует на это прикосновение.

Мерлин, как я его презираю.

— Можешь. — Не дрогнув, я поднимаю подбородок и смотрю ему прямо в глаза. — Но не думаю, что захочешь.

Он поднимает бровь.

— Ты настолько уверен, Малфой?

Нет. Вовсе нет.

Но я слегка склоняю голову набок, делая вид, что изучаю его. Руки слегка дрожат.

— Ты не такой, Поттер, — заявляю я спустя мгновение. — К тому же ты находишься в куда лучшем положении, чем я, и ты это знаешь. Ну узнает "Пророк", что ты предпочитаешь мальчиков, ну и что? Все равно ты останешься Спасителем Магического Мира, — горько усмехаюсь. — А я — Пожиратель Смерти, пария. — Удерживаю его взгляд. — Шлюха.

Его палочка немного опускается.

— Но ведь это ты трахаешься за деньги, Малфой.

Идиот.

— А ты не первый ходок, которому захотелось ощутить хер в своей заднице. — Я встаю. — Тебе почти нечего терять. А я потеряю все. И не говори, что не понимаешь этого.

Он молча пожимает плечами.

Так я и знал, что ничего не достигну. Я был прав. Все бесполезно.

— Да пошел ты, Поттер, — говорю я устало. Если хуйне суждено случиться, то никуда от нее не деться.

Поворачиваюсь к двери.

А через секунду я уже прижат спиной к стене, и рот Поттера накрывает мой, грубо и жестко.

— Какое же ты дерьмо, мать твою, — он выдыхает мне в рот и продолжает целовать, и я не в силах сдержать стон, я скольжу языком по его зубам, зарываюсь пальцами в его волосы. У него вкус пива и карри... Это чистое безумие, я знаю, но мой член с восторгом отзывается на то, как бедра Поттера трутся о мой пах.

Я толкаю его вперед, мы натыкаемся на стол, не прерывая поцелуя. Поттер поворачивает меня, и я уже распластан на столе, опираюсь одной рукой о столешницу, другая рука запуталась в его волосах. Он кусает меня за подбородок, распахивая мою мантию. Его руки нащупывают мой член сквозь ткань брюк, и... Мерлин...

Поттер чуть отодвигается, глаза горят, взгляд немного расфокусирован за стеклами очков, волосы взъерошены, влажный рот приоткрыт.

— Сколько, чтобы отсосать тебе? — Он дышит резко и шумно. — Твою мать, Малфой...

Что может быть проще. Двести галлеонов. Пятьсот. Тысяча. Слова уже готовы сорваться у меня с языка.

Но я не могу.

Это плохо. Мерлиновы обвислые яйца, это очень плохо. Я открываю и закрываю рот, как выброшенная на берег рыба.

— Я...

Он нетерпеливо смотрит на меня, поглаживая пальцем выпуклость в моем паху. Гарри чертов Поттер хочет мне отсосать. Он хочет заплатить мне, чтобы я кончил ему в рот.

А я не могу ему позволить.

— Мне нужно идти.

Он смотрит на меня так, будто я совсем рехнулся. Может и так.

Я отталкиваю его.

— Мне нужно идти, — повторяю. Все, пятница закончилась.

Распахиваю дверь — она с грохотом врезается в стену, и я бегу, я слышу крики Уизли, красные вспышки заклятий попадают в стену передо мной, я еле успеваю свернуть за угол.

— Рон, хватит! — слабый голос Поттера за спиной. Я отпихиваю с дороги летящую тележку, заполненную, как мне кажется, папками с аврорскими отчетами и уголовными досье, а может там еще какая-нибудь хрень, которую они архивируют, не важно. Бумаги разлетаются вокруг меня и пожилой ведьмы с седыми буклями.

— Смотри куда летишь, мальчишка! — кричит она, подхватывая парящие в воздухе канареечно-желтые листы бумаги. Я не останавливаюсь.

Я не могу.

Только оказавшись в лифте, я притормаживаю и со стоном врезаюсь в стенку. Я обхватываю лицо руками, отбрасываю волосы со лба. Возбужденный член все еще пульсирует.

— Возьми себя в руки, Малфой, — уговариваю сам себя, переводя дыхание. Какое-то межофисное послание врезается мне в руку, я отбрасываю его в сторону.

Двери закрываются, лифт содрогается и со скрипом движется вверх.

Черт возьми. Я не знаю, что со мной творится.

* * *

Я решительно настроен не думать о Потере.

Софи я говорю лишь, что "обо всем позаботился". Надеюсь, по крайней мере. Мысль о том, чтобы снова увидеть его, невыносима. Поттер совершенно выбил меня из колеи. Это из-за него меня тревожат мысли, от которых мне не по себе. Мысли, которые чертовски опасны в моей профессии.

Секс — это секс. Клиент — это клиент. А деньги — наивысшая ценность.

С головой погружаюсь в работу, принимаю всех клиентов подряд. Кардинелла счастлива. Софи — не особо.

— Драко, у тебя есть сын, который желает тебя видеть, — раздраженно говорит она через Камин воскресным вечером.

Я натягиваю через голову облегающую водолазку.

— У меня работа. Сейчас такая запарка. — Она фыркает при этих словах, а я вздыхаю: — Завтра мама за ним присмотрит.

— Conard(17).

— Слушай, у меня нет на это времени. — Я блокирую Камин. Это обойдется мне в парочку Вопиллеров, зуб даю. С моим везением она пришлет их, когда я уже буду не один.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(17) Conard — дурак, балда (фр.)

* * *

Секс неплох.

Тео жарит меня, перегнув через кровать, перед нами парит зеркало. Моя рубашка спущена к локтям, его член глубоко во мне, и я знаю, чем все закончится, неважно — в настроении я или нет. Я покачиваюсь навстречу его движениям, умоляя трахать меня сильнее, жестче.

Затылком чувствую его жаркое дыхание, усердно постанываю, вытягиваю шею, выгибаю спину. Смотри, Тео, смотри, как ты трахаешь меня.

Даже если я хочу, чтобы меня обнимали другие руки.

— О чем ты думаешь? — Тео шепчет мне на ухо, покусывает мою шею. — Давай, скажи мне.

О Поттере — шепчет мой разум. Рот Поттера, его руки, его...

Я улыбаюсь в зеркало. Но взгляд потухший, пустой.

— О том, как твой член таранит меня, — выдыхаю. Мои идеальные хрипы и качественные стоны ласкают его слух, когда он вбивается в меня.

В конце концов, я же отличная шлюха.

* * *

Всего час, как я дома — едва успел принять душ и пропустить пару порций виски, и уже слышу постукивание дверного молотка. Вообще-то странно — у меня редко бывают посетители на нижнем уровне. А те, кто являются без предупреждения, обычно пользуются Камином.

Смотрю в глазок — Поттер! Стоит у меня на пороге. Дрожит.

Я отшатываюсь, руки трясутся. Вот к такому я совершенно не готов этим вечером.

Молоток снова стучит.

— Малфой, — кричит он, — Открывай давай, ради Мерлина, пока я себе тут все яйца не отморозил!

Это срабатывает.

Я распахиваю дверь, не скрывая раздражения.

— Ты хоть понимаешь, что это Мейфэр?

Поттер криво усмехается.

— Я могу войти?

— Нет. — Я прислоняюсь к двери. — Что ты тут делаешь?

Он переминается с ноги на ногу. На нем длинное черное пальто, на шею намотан пушистый красный шарф, каждым стежком вопящий о рукоделии Молли Уизли. Щеки раскраснелись, глаза блестят. Мерлин, я бы трахнул его прямо сейчас, не сходя с порога.

— Хочу поговорить, — отвечает он, потирая руки. От мороза его дыхание клубится облачками пара. — Слушай, тут и впрямь чертовски холодно, может я все же могу...

— Нет, — повторяю. Медная дверная ручка кажется такой холодной в моих теплых пальцах. — Поттер, чего ты хочешь?

Поттер облизывает нижнюю губу, стискивает пальцы.

— Хочу извиниться.

Хмм. Неожиданно.

Я застываю в нерешительности, поглаживая дверную ручку. Впустить его было бы безумием. Без вариантов. Он дрожит, ладонями потирает предплечья, на голове — полный бардак. А, пошло оно все... Я отступаю на шаг, придерживая дверь.

— Пять минут.

Он идет за мной в гостиную. Там тепло, он развязывает шарф. Новогодняя елка в эркере сияет огнями, на полу вокруг нее уже скопились подарки, наши чулки уже висят над камином, украшенным густыми хвойными ветвями.

— А ты любишь своего сына, — Поттер с улыбкой указывает на чулки, оглядываясь на меня через плечо.

Я наливаю себе еще стакан Гленфиддиха, и второй — для него.

— Ага, смешно было бы, если бы не любил. — Я смотрю на него поверх края стакана. — То, что я Слизеринец, не означает, что я лишен человеческих эмоций, представь себе.

Поттеру хватает учтивости покраснеть. Он вертит бокал в ладонях.

— Я знаю.

Мы молчим какое-то время.

— Ну, — я не выдерживаю, — ты хотел извиниться?

Он делает глоток виски.

— Да, за последнюю встречу. Я вел себя недопустимо.

— Ааа. — По какой-то неизвестной мне причине я чувствую странное разочарование. Пальцы ног утопают в толстом ковре. Шелковая бахрома щекочет мои ступни. — Так значит, Глава Аврората приносит извинения за то, что приставал к посетителю.

Большим пальцем Поттер водит по краю стакана.

— Не совсем.

Я смотрю на него. Порхающие фейки белыми вспышками отражаются в стеклах его очков.

— Поужинай со мной, — на одном дыхании выдает он, заливаясь румянцем.

Стакан едва не выскальзывает из моих пальцев, я в последнюю секунду подхватываю его.

— Что?!

Поттер едва заметно улыбается и отставляет свой стакан на каминную полку.

— Поужинай. Ну или что-нибудь. Со мной.

Залпом осушаю свой виски.

— Это тебе обойдется в круглую сумму. — Поверить не могу, что соглашаюсь. Я сошел с ума. Из Поттера получился никудышный клиент, и порвать с ним всякие отношения — было бы наилучшим выходом. Слишком уж я увяз в этом...

Он ловит меня за руку, отбирает стакан и ставит его рядом со своим.

— Нет, Малфой. Я не об этом прошу.

— О чем же ты просишь? — Мне хочется вырвать свою руку. Я должен. Я знаю, что должен. Но его пальцы такие теплые и мягкие. Он нежно поглаживает мою ладонь, и меня бросает в дрожь.

Поттер тихо смеется.

— Тебя что, никогда не приглашали на свидания?

Вопрос застигает меня врасплох.

— Нет.

Это правда. Я — приглашал, еще в школе. Ну и потом Софи, конечно. Но никто никогда не приглашал меня. А с тех пор, как мы с Софи разошлись... Ну сами подумайте, много ли парней захотят встречаться со шлюхой, а?

Поттер придвигается ближе. У меня перехватывает дыхание.

— Я приглашаю тебя на свидание. Ни оговорок. Ни денег. — Его взгляд невозмутим. — Ни секса.

— Ну вот, получается, что никакого веселья, да? — голос срывается, в горле пересохло. Он хмурится, и я закатываю глаза. — Поттер, я не хожу на свидания.

Его пальцы переплетаются с моими.

— И я не хожу. Может, нам стоит попробовать?

— Я же шлюха.

— А я — Глава Аврората. — Он не сводит с меня глаз, таких потрясающе зеленых глаз. — Ничего не получится?

Я облизываю губы.

— Тогда зачем пытаться?

Какую-то минуту он молчит.

— Потому что, — говорит он наконец, его голос неожиданно хриплый, — я думаю о тебе, мать твою, не переставая.

Черт.

Я смотрю в сторону. Пламя в камине, такое жаркое и яркое, лижет бревна и отбрасывает длинные тени на ковер, на мои голые ступни.

— Обед, — выдавливаю я.

— Что?

Я смотрю ему в глаза, но тут же отвожу взгляд.

— Обед. Никакого ужина. На Диагон-аллее есть греческий ресторан...

— Каливия, — Поттер улыбается.

Киваю.

— Завтра, в половине двенадцатого. Там и встретимся. — Я киваю на дверь. — А сейчас тебе лучше...

— Ладно.

Провожаю его к двери. Мы оба молчим. Я не знаю, что сказать. Он, наверное, тоже. В конце концов, он наклоняется ко мне и целует в щеку.

— Спасибо, — шепчет он.

— Иди домой, Поттер. — Я выталкиваю его, закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Щелкает замок.

Блядь, вот это я попал.

Пару раз прикладываюсь затылком об обшивку двери и слышу, как с другой стороны от ударов позвякивает гирлянда.

У меня свидание с Поттером.

Свидание. С Поттером.

Со стоном я зарываюсь лицом в ладони.

Честно слово, я сошел с ума.

Отталкиваюсь от двери. Мне нужно кое с кем связаться через Камин. С тем, кто будет со мной хоть и жесток, но честен, уж я-то знаю.

* * *

— Во имя всех святых, только не эту мантию!

Пэнси, растянувшись в изножье моей кровати, пощипывает гроздь кишмиша. Я окидываю придирчивым взглядом мантию в своих руках. Шерсть ярко-синего цвета, прекрасный покрой и безумная цена.

— А что с ней не так? — интересуюсь.

Она морщит носик.

— Ты в ней выглядишь так, будто собираешься блевать. — Она отправляет очередную виноградинку в рот. — Поверить не могу, что ты идешь на свидание с Поттером.

— Это всего лишь обед. — Отбрасываю мантию в сторону и снова роюсь в шкафу. Мерлин, ну должно же тут быть хоть что-то подходящее.

Пэнси садится, скрестив ноги.

— Точно! И именно поэтому ты настоял, чтобы я пришла и помогла тебе с нарядом.

— Заткнись! — Достаю угольно-черную мантию и критично осматриваю ее на вытянутых руках. Покрой простой и облегающий. Один ряд пуговиц от самого горла. — Я хочу, чтобы ты отговорила меня от этого безумства.

Она одобрительно кивает в сторону мантии, пряди ее черных волос покачиваются у лица.

— Гораздо лучше. — Она вгрызается в очередную ягодку. — Я бы попыталась тебя отговорить, если бы думала, что это пойдет тебе на пользу.

Рывком натягиваю на бедра пару черных брюк, заправляю рубашку.

— И что это значит? — Застегиваю ширинку и тянусь за мантией.

Пэнси соскальзывает с кровати и подходит ближе. Она отталкивает мои руки и сама застегивает мантию, разглаживая шерстяную ткань у меня на груди.

— Ты всегда был немного очарован им, любимый, — вздыхает она.

— Неправда!

Она поворачивает меня лицом к зеркалу, подбородком упираясь мне в плечо. Мои щеки горят, глаза сверкают. Она обнимает меня за талию.

— Ты только взгляни на себя, — шепчет она. — Давно я не видела тебя таким счастливым. — Она корчит рожицу. — Жаль, что это оказался Поттер. У него такой огромный член?

— Сучка! — Я нежно обхватываю ее рукой. — Это не твоего ума дело.

— Так что теперь, мне пригласить его на прием? — Пэнси улыбается мне. Они с Тео славятся своими Новогодними Вечерами, даже Гриффиндорцы жаждут заполучить приглашение, что бывает крайне редко.

— Возможно, — пожимаю плечами, будто мне нет до этого дела. Потому что и правда нет. Честно. — Если хочешь. Зависит от тебя.

Она фыркает и отталкивает меня. А потом ловит за руку.

— Врунишка. — Ее пальцы сплетаются с моими, обручальное кольцо царапает мне кожу. — У меня тоже есть потрясающая новость, знаешь ли. И если ты на минутку прекратишь восхищаться чудо-Поттером...

— Стерва. — Я выгибаю бровь. — Сейчас угадаю. Ты присмотрела новый шкаф в спальню. Или... Тео наконец-то свалил в отпуск в Дарамсалу(18)?

Ее ногти впиваются в мою ладонь.

— Драко, я тебя ненавижу, серьезно. Нет, все не настолько изумительно, как твои догадки, хотя если Тео когда-нибудь возьмет отпуск, я, наверное, коньки отброшу от шока, честно.

Болезненный приступ вины охватывает меня. Я отвожу глаза.

— Ну так что это за потрясающие известия? Мне следует встряхнуть "Пророк"?

Она делает глубокий вдох.

— Я опять беременна.

Я совсем не этого ожидал, если честно. Тем более что она клялась после рождения Роуэн, что в жизни больше на такое не пойдет. Я смаргиваю несколько раз.

— А ты уверена, что твоя вагина еще на это способна?

Пэнси лупит меня по башке.

— Драко, это далеко не самый лучший ответ.

— Извини. — Я потираю лоб. — Мои поздравления?

— Уже лучше, — она улыбается.

Я притягиваю ее к себе.

— Ты счастлива?

Она медлит пару секунд, затем кивает мне в грудь.

— Думаю, да. Я не планировала, но так случилось. И Тео счастлив. — Она смотри на меня. — В последнее время все шло как-то не так. Он отдалился. Иногда не приходил по ночам.

Костяшками пальцем я глажу ее по щекам.

— Он любит тебя. — Это все, на что я способен.

— Знаю, — вздыхает Пэнси и отстраняется. Ее улыбка пронизана болью, а в глазах затаились слезы. Она поглаживает свой живот. — Возможно, ребенок все исправит.

— Да. — Ладонью накрываю ее руки. — Возможно.

Пэнси отворачивается. Она знает, так же как и я знаю, — это пустые надежды.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(18) Dharamsala — Дарамсала (Дарахамсала, Дхармсала) — город в Индии, резиденция последнего Далай-Ламы, изгнанного из Тибета.

* * *

Уже облачившись в пальто, я тянусь за шарфом и перчатками, когда срабатывает Камин.

— Дорогой, ты дома? — зовет Кардинелла.

Я в холле, замираю в нерешительности, сжимая перчатки. Нужно вернуться. В конце концов, это моя работа.

Однако мне совершенно не хочется.

Я закрываю за собой дверь, заглушая "Тоби, дорогуша", и запечатываю ее чарами. Идет слабый дождь. Промокшие черные деревья выстроились вдоль улицы, простирая голые ветви в серое небо. Вспышки зелено-красных венков и гирлянд украшают солидные темные двери особняков, даже магглы завесили свои ограды елочными ветвями, с проблесками мерцающих белых огоньков.

Потуже запахнув пальто, я аппарирую — и многоцветие гирлянд исчезает с резким хлопком.

* * *

Поттер уже за столиком. Перед ним блюдо с долмадесом(19), он задумчиво ковыряется в виноградных листьях.

Я опускаюсь на стул — он подскакивает и начинает вытирать руки салфеткой.

— Малфой.

На нем снова аврорская форма. В животе как-то странно защекотало.

Официантка, темноволосая девушка, едва ли закончившая Хогвартс, подходит и протягивает меню.

— Филомена, принеси мусаку(20), — отмахиваюсь я. — И чтобы под белым соусом бешамель, сделай милость.

— Я передам папе, — она закатывает глаза. — Вы опять учите его, как готовить — он будет вне себя.

Выгибаю бровь.

— Вот когда он научится сдерживать эмоции...

Поттер кашляет и наклоняется вперед, привлекая внимание.

— А мне, пожалуйста, спанакопиту(21).

Она улыбается ему — ну, разумеется! — потом бросает на меня мрачный взгляд.

— Скоро будет готово.

— Тебе что, так необходимо делать ей щенячьи глазки? — осведомляюсь, едва Филомена отходит. — Крайне отвратительное зрелище.

— Не делал я никаких щенячьих глазок, — фыркает Поттер.

— Тогда как, по-твоему, это называется? — Я беру с края стола чайничек, наливаю чай в чашку, придвигаю ее Поттеру, а потом уже наливаю себе. В конце концов, я хорошо воспитан.

Он крутит чашку по блюдцу.

— По-моему, это спасение твоей мусаки, иначе она попросила бы отца туда плюнуть.

— Он бы не посмел. — Я отставляю чайничек. — Я знаком с этой семьей с трехлетнего возраста.

Я оглядываю зал. За последние двадцать шесть лет — никаких особых изменений. Греческий флаг все также треплется в дальнем углу, на стенах масса фотографий с видами Греции, портреты греческих волшебников и богов. Кадки с бугенвиллиями парят перед окнами, усики с розовыми и фиолетовыми цветками свисают до пола.

— Отец приводил меня сюда, когда я напрашивался с ним в Лондон.

Мне вдруг становится трудно глотать. Какое-то время мы сидим в неловкой тишине.

Поттер придвигает ко мне долмадес.

— Я не знал, любишь ты такое или нет.

— Вполне. — Подхватываю один рулетик, откусываю немного. Приправленное мясо и рис остро-сладкие на вкус. Я слизываю жир с кончиков пальцев. Поттер наблюдает за мной.

Он делает внушительный глоток чая. Тишина — словно натянутая струна между нами. Неожиданно он взрывается смехом.

— Я никуда не гожусь, — уныло усмехается, откидывая волосы со лба. — Я толком никогда и не ходил на свидания. То есть, в школе пару раз, а потом с Джин, ну и... — С тяжким вздохом он умолкает.

Тянусь за следующим рулетиком.

— Да я и сам не на высоте в этом деле, признаться. Разве что, если я совершенно голый. — Он молчит, и я поднимаю на него глаза. — Поттер, это была шутка.

— Вот уж не уверен. — Поттер упирается локтями в стол. — Так зачем ты этим занимаешься? — Он едва заметно улыбается. — И я спрашиваю тебя, а не Тоби.

Это не тот вопрос, на который мне хотелось бы ответить ему.

— Мне это нравится.

— Да ну.

— Ну да, — отрезаю. — Именно поэтому, чтоб ты знал, я не люблю обсуждать свою профессию с людьми, которые далеки от этого. Секс обычно воспринимается как нечто грязное, запретное, его стыдятся. — Я придвигаюсь к нему ближе, охваченный неожиданным гневом. — Может для тебя и непостижим тот факт, что я могу этим наслаждаться. Что я могу быть великолепной шлюхой. Заверяю тебя, Поттер, но так и есть.

Он молчит пару секунд, а потом неожиданно начинает смеяться.

— Я знаю. — Он вертит в пальцах вилку. — Ты очень хорош.

Я чувствую, как мои щеки вспыхивают румянцем, и вот мы уже оба смеемся над нелепостью всего происходящего.

Неловкость исчезла.

Я улыбаюсь ему.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(19) Долмадес — греческое блюдо, похоже на голубцы, только фарш заворачивается в виноградные листья. На Кавказе и в других странах тоже распространено под названием "долма".

(20) Мусака — традиционное греческое блюдо из запеченных баклажанов, баранины, помидоров и белого соуса.

(21) Спанакопита — греческий пирог со шпинатом и сыром.

* * *

Чугунные фонарные столбы на Диагон-аллее увешаны хвоей и красными бархатными лентами, а в витринах магазинов разыгрываются целые яркие представления: порхают фейки меж ветвей и венков, горы подарков притягивают взгляд, и даже Дед Мороз есть, своим видом соблазняющий покупателей поглазеть на него подольше и может даже разглядеть нужный товар в витрине.

Мы с Поттером останавливаемся перед "Качественными Товарами для Квиддича". Новая Молния парит в витрине, гладкая, изогнутая. Древко классного дерева сияет, прутья подрезаны самым тщательным образом, дабы обеспечить метле наилучшие аэродинамические свойства. Поттер пожирает ее голодным взглядом.

— Правда, она прекрасна? — Он проводит рукой в перчатке по стеклу витрины.

Я даже не пытаюсь скрыть ухмылку.

— Ты так и не повзрослел.

— Возможно, — смеется Поттер.

— Тогда купи ее.

Он качает головой и неохотно отворачивается от витрины.

— Трое своих на Рождество, плюс Тедди, и Виктуар, и Роуз, и Хьюго...

Я шагаю рядом с ним, руки в карманах, черный шарф туго обмотан вокруг шеи. На улице свежо и прохладно, и серое небо опять грозит дождем.

— Да уж, наверное, твою елку и не видно под горой подарков.

— Оно того стоит. — Поттер спрыгивает с обочины прямо в лужу, обдавая брызгами булыжную мостовую. Честное слово, иногда он ведет себя не взрослее Скорпиуса. — А у тебя? Только сын?

— Еще мать и Софи. — Уточняю в ответ на его любопытный взгляд: — Моя бывшая жена.

— А, та девушка у Дроссельмайера, — кивает Поттер.

— Да.

Я обхожу небольшой оркестр из флейт и барабанов, наигрывающих рождественский гимн, пока их владелец согревается пинтой подогретого эля в пабе на углу. "Riu riu chiu, la guarda ribera" — напевает мелкая камышевка(22), восседая на жердочке, прикрепленной к одному из барабанов. — "Dios guardo el lobo de nuestra cordera..."(23). Я роняю несколько галлеонов в медный котелок перед птичкой. Она кивает мне, не прерывая пения.

— Тяжело? — Поттер поглядывает на меня. — Ну, в смысле, оставаться друзьями с женой, после...

— После того, как у тебя проявился вкус к чужим членам? — Я смеюсь, а он морщит нос. — Поттер, честное слово, твоя стыдливость даже вдохновляет.

— Черт, просто ответь на вопрос.

Ветер ерошит мои волосы, они лезут в глаза, и я заправляю их за уши. Мимо нас с шумом и свистом проносятся на метлах магические курьеры.

— Временами нелегко, — признаю я. — В первый год было хуже всего. Борьба любви и ненависти, если можно так назвать.

Поттер кивает.

— Но вы справились.

— Да. — Мы сворачиваем за угол, я слегка улыбаюсь. — В основном благодаря настойчивости Софи. Она может быть такой упрямой ослицей, когда захочет. — Прячу руки поглубже в карманы. — Мне не слишком-то удаются отношения.

— Да? Я в шоке.

Я смотрю на него, сдвинув брови, а Поттер вовсю ухмыляется.

— Ну что ты за сволочь.

— Стараюсь.

Перед нами вдруг возникают очертания церкви Святого мученика Албана — серый камень и приглушенные краски витражей. Я останавливаюсь перед кованой решеткой, глядя на мокрую дорожку к открытой двери.

— Мои родители здесь венчались, — тихо говорю я. А сейчас мой отец покоится в мавзолее на семейном кладбище Малфоев.

Поттер смотрит на меня, а потом толкает калитку.

— Так давай зайдем.

Я застываю в нерешительности. Интересно, как он понял, что я хочу войти — ведь я и сам не успел осознать.

В церкви тихо и тепло. В приделе богоматери, в конце нефа, горят свечи. Полуденный свет просачивается сквозь витражи, на до блеска отполированные деревянные скамейки ложатся цветные тени — яркие как драгоценные камни. Я помню, как ребенком бывал здесь на службах, помню аромат ладана, мягкие интонации викария, служащего литургию, помню обнадеживающий гул органа и хора.

Наша скамейка в левом ряду, четвертая по счету. Я останавливаюсь рядом. Как сейчас помню — мать удерживает меня кончиками пальцев за пояс, чтобы я сидел спокойно. У стены рядом со мной возвышается статуя Святого апостола Фомы. Немало проповедей я прослушал, корча ему рожи, в отчаянных попытках не задремать.

Я провожу рукой по его ступне в сандалии. Он сонно моргает, а потом улыбается, глядя на меня сверху вниз.

— Давненько вас не было, мистер Малфой.

— Да, наверное.

— С поминальной службы вашего отца, да и задолго до этого... — Фома умолкает и склоняет голову. — Мне только на такое и остается смотреть.

Поттер подозрительно оглядывает статую, стоя у меня за спиной.

— Кто это? — любопытствует.

Я смеюсь.

— Ты что, шутишь?

— В детстве меня почти никогда не брали в церковь. — Он пожимает плечами и толкает меня локтем под ребра. — Ну? Ты нас познакомишь?

— Святой апостол Фома. Друг Иисуса, ну и прочая хрень. — Окружающий мир вдруг начинает казаться удивительно сюрреалистичным. — Гарри Поттер, Спаситель Магического Мира, et cetera, et cetera. Уверен, вам найдется, о чем побеседовать.

Гарри склоняет голову.

— Здрасте.

— Да, точно — это же твое имя передается из уст в уста. — Фома немного подается вперед. — Большая честь.

Честное слово, меня сейчас вытошнит. Но я сдерживаюсь, лишь закатываю глаза, а Поттер вспыхивает, как маков цвет.

Фома хихикает.

— Я знаю юного мистера Малфоя еще со дня его крестин. Ужасный был мальчишка, да. Крайне испорченный.

Я сверлю его злобным взглядом, а Поттер смеется.

— Ага, у него было шило в заднице. А сейчас так вообще...

— Идите на хер оба, — обрубаю я и поворачиваюсь к ним спиной. Фома что-то недовольно ворчит мне в след.

— Малфой! — Поттер догоняет меня. — Я просто пошутил.

Я останавливаюсь, почти миновав неф. Опять двадцать пять. Как же я устал. Одиннадцать лет прошло после окончания школы, но ничего не изменилось.

— Я полностью в курсе своих ошибок, Поттер, — резко выдыхаю. — Не обязательно лишний раз перечислять их. Мне все послевоенные годы ими тыкали в лицо.

Поттер стоит, покачиваясь на пятках.

— Прости.

— Ты же у нас Золотой Мальчик, который никогда не ошибается, а я — дерьмо, которое решило стать Пожирателем Смерти, или даже лучше — шлюхой...

— О, ради Бога, заткнись! — Поттер раздраженно прерывает мою тираду. Он хватает меня за руки, и не успеваю я вырваться, как он уже целует меня.

Все статуи с жадностью наблюдают за нами.

А мне плевать.

У Поттера такие мягкие и теплые губы, его руки крепко сжимают мой зад. Я стискиваю его локти, прижимаясь теснее, и вот мы уже упираемся в спинку скамейки. Поттер мычит что-то невнятное и вталкивает язык в мой рот.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем я отрываюсь от него.

— Я думал, мы договорились — никакого секса, — задыхаясь, говорю я. Рукой, затянутой в перчатку, отвожу его черные волосы со лба.

Он целует меня в уголок рта.

— Разве это секс?

— И вправду. — Я прихватываю зубами его нижнюю губу.

Поттер прижимается лбом к моему лбу.

— Как думаешь, теперь мы можем поужинать?

Отстраняюсь с неохотой, но отвечаю с улыбкой:

— Возможно.

Он ловит мою руку.

— Скажем, завтра вечером?

Мне нужно работать. Всю ночь. Но я не задумываюсь ни на секунду.

— Да. — Я что-нибудь придумаю. Я все устрою.

Это стоит того, чтобы видеть Поттера.

Его пальцы перебирают мои, когда мы выходим из церкви. Я не оборачиваюсь.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(22) Moustached Warbler — (Acrocephalus melanopogon) Тонкоклювая камышевка — мелкая певчая птичка.

(23) Riu riu chiu, la guarda ribera. Dios guardo el lobo de nuestra cordera... (Риу риу чиу, берег-хранитель. Бог охраняет нашу овечку от волка.. — исп.) Первые строки традиционного испанского рождественского гимна.

Послушать в исполнении John Kwasnik и David W Solomons http://www.mediafire.com/?9tj1zdzmn5c

* * *

— Нужно поговорить.

Я врываюсь, не дожидаясь, пока помощница Тео объявит о моем приходе. Он поднимает удивленный взгляд от стопки бумаг, когда я нависаю над столом.

— По-моему, на сегодня у нас нет планов, не так ли? — Тео закрывает папку и откидывается в кресле. — Боюсь, что тебя нет в моем расписании на этот вечер.

— Нет. — Я разворачиваюсь и захлопываю дверь прямо перед носом его помощницы. Маленькая чертова сучка имеет привычку подслушивать и болтать. На всякий случай накладываю еще и заглушающие чары.

— Так значит, Пэнси залетела?

Тео поправляет очки.

— Драко, она моя жена. — Он слегка ухмыляется, и мне вдруг непреодолимо хочется ударом кулака смазать эту ухмылку с его самодовольной рожи. — Ты же не ревнуешь?

Падаю в кресло напротив. Я все еще ощущаю вкус Поттера на губах.

— Конечно, нет. — Хватаю со стола серебряное пресс-папье, чтобы было чем занять руки.

Он смотрит на меня некоторое время, не говоря ни слова. Ждет.

— Мы закончили, — вздыхаю я, наконец. — Наша сделка. Все кончено. — Он что-то пытается сказать, но я жестом обрываю его. — Даже просто наставлять рога лучше подруге — хреново, Тео. А уж когда она беременна... Я не стану этого делать.

— Кризис морали? — Тео сужает глаза. — Что вдруг за мещанство?

Пожимаю плечами. Дело не только в Пэнси. Хотя я не собираюсь в этом признаваться. Даже себе, благодарю покорно.

— Я принял решение.

— Неблагоразумное решение. — Тео барабанит пальцами по папке. — Очень неблагоразумное.

Я изучаю его, склонив голову набок.

— Неужели моя задница настолько притягательна?

Наши взгляды скрещиваются — единственное оружие в Слизеринской битве разумов и воли. Я задираю подбородок, силясь не моргнуть. Мускулы челюсти подрагивают от напряжения.

Тео отводит взгляд, сжимает губы.

— Ты пожалеешь.

Я поднимаюсь с кресла, роняю пресс-папье на стол.

— Иди домой к жене, Тео. Хрен знает, по какой причине, но она любит такого засранца, как ты. — Я оглядываюсь в дверях, смутное сожаление охватывает меня. В конце концов, мы были друзьями двадцать лет. — Так будет лучше. Ты сам знаешь.

— Тебе придется найти другого адвоката, — сухо роняет он, не глядя на меня. — А это будет невозможно, ты же понимаешь.

— Я знаю.

Тео не отвечает, вяло копаясь в бумагах.

Я закрываю за собой дверь.

* * *

Мы встречаемся с Поттером каждый вечер, всю неделю до выходных. Мы стараемся держаться подальше от спален, диванов и любых горизонтальных поверхностей. Вместо этого мы сидим за угловыми столиками в маленьких ресторанах — маггловских, разумеется — меньше шансов, что нас заметят — и говорим, говорим... О жизни, о детях, о том, как проснувшись однажды, мы оба осознали, что как бы мы ни любили своих жен, чего-то все же недоставало.

Мы спорим за бутылкой вина. Он обзывает меня гаденышем, а я сообщаю ему, что интеллект у него не выше, чем у выскакунчика(24).

Он провожает меня домой. Мы не можем наговориться. Обычно мы стоим на крыльце, целуемся на холодном ветру, дверной молоток упирается мне в лопатку, и в 11:59 Поттер неохотно отстраняется.

Однако сегодня он медлит.

— Приходи завтра ко мне, — шепчет он, обводя мои губы пальцем. От его прикосновений мне тепло и щекотно — на нем шерстяные перчатки. Его челка топорщится из-под ярко-красной вязаной шапочки. Он выглядит и восхитительно, и нелепо.

— У меня Скорпиус.

Поттер улыбается.

— И его бери. — Он целует меня в уголок рта. — Я вам приготовлю что-нибудь.

Язык скользит по его коже.

— Ты умеешь готовить? Поттер, я потрясен.

— У меня немало талантов. — Он трется носом о мое лицо. Боже. Ничуть не сомневаюсь. — Так значит — да?

Мои пальцы судорожно вцепляются в его шарф и воротник пальто. Я целую его.

— Думаю, мы сможем это устроить. Кстати, пожалуй, я смогу оставить сына с его матерью. Или бабушкой.

— Звучит многообещающе, — тихо смеется Поттер.

— Возможно.

— Ладно. — Он отступает на шаг, тяжело дыша. — Тебе лучше зайти внутрь.

Последний быстрый поцелуй — и я закрываю дверь.

Твою мать, как же давно я не ощущал ничего подобного. Это больше, чем просто секс. Я уже забыл, что так бывает. Свидания. Надо же, до сих пор не могу поверить! Я встречаюсь с Поттером. Я смотрю на себя в огромное зеркало в холле. Глаза горят, волосы торчат во все стороны из-под меховой шапки.

— Малфой, что ты делаешь? — шепчу себе.

Не уверен, что знаю ответ.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(24) Jobberknoll — Выскакунчик — Небольшая синяя птица. Молчит всю свою жизнь, но перед смертью издаёт продолжительный вопль, который повторяет всё слышанное ею задом наперёд. Перья используются в зельях, связанных с памятью (Волшебные твари и где их искать).

* * *

В огромной квартире Поттера несколько пустовато — последствия недавнего развода бросаются в глаза. Узнаю характерный стиль. Но в кухне, на удивление, уютно и светло от широкого камина. Шкафчики со стеклянными дверцами заполнены баночками и бутылочками со специями и аккуратно сложенной посудой.

Я сижу в углу с бокалом вина и наблюдаю, как он переносит наши грязные тарелки в раковину. Рукава его голубой рубашки закатаны до локтей. Рождественские гимны звучат по маггловскому радио — Поттер утверждает, что ненавидит ведущих на Канале Волшебных Новостей, предпочитая вместо этого слушать что-то вроде Биб-Радио-4.

— Я мог бы помочь, знаешь ли, — сухо сообщаю я.

Он улыбается.

— Ты мой гость. — Взмахом палочки он наполняет раковину пеной. Мочалка сама окунается в воду, тарелки тянутся к ней, нетерпеливо позвякивая, подставляя то одну, то другую сторону, потом споласкиваются под струей и устремляются на сушилку. — Боже, как я люблю магию!

Не сдержавшись, громко фыркаю. Он оборачивается и поднимает бровь.

— Смешно, Малфой?

— Просто забавно, — отвечаю, уткнувшись в бокал.

Поттер отбирает его и высушивает заклинанием.

— Сволочь.

— Еще какая. — Он отставляет бокал в сторону и стягивает меня с табурета. — Ты меня ненавидишь.

Я не сопротивляюсь, и он притягивает меня ближе.

— Еще как! Уж будь уверен.

Гарри покачивает меня в такт музыке.

— Кстати, Пэнси Нотт пригласила меня на свою потрясающую Новогоднюю вечеринку. Мне пойти?

— Было бы разумно. — Притягиваю его за шею и медленно целую. — Это же последний крик моды.

— Да, так и говорят, — он скалится. — Кстати, Малфой, а что ты делаешь в новогоднюю ночь?

Фыркаю.

— Да у меня тысяча приглашений, разумеется! Но, возможно, я включу тебя в список. — Очень приятная рождественская песенка про Младенца Иисуса сменяется какой-то жуткой маггловской дрянью про Рождество и отданные сердца. С отвращением смотрю на приемник. — Поттер, честно слово, твои музыкальные пристрастия...

— Ты что, это же классика!

Он издевается надо мной, я уверен. Я презрительно изгибаю губы.

— Даже магглы не настолько варвары. От этого дерьма уши вянут.

Поттер начинает мурлыкать под музыку.

— Перестань, — раздраженно говорю я.

Да где там! Он хватает меня за бедра, прижимается теснее. И начинает петь. Мерлин, спаси нас всех!

— Что ты делаешь? — осведомляюсь.

Он выгибается и трется об меня.

— Я держусь на расстоянии, но все равно не свожу с тебя глаз, — воет он мне прямо в ухо. — Я танцую, Малфой — слышал когда-нибудь про танцы?

Я вцепляюсь в его плечи в попытке удержаться на ногах.

— Это мало похоже на танец.

Поттер ведет меня по кругу, крепко сжимая меня за бедра.

— Это определенно танец. — Его ладони уверенно ложатся на мои ягодицы.

— Ты ни черта не смыслишь в танцах. — Я проглатываю смешок.

— Ужас, знаю, — охотно соглашается он и резко наклоняет меня назад, мои волосы почти подметают пол. — На прошлое Рождество я дал тебе сердце, но на следующий день ты просто раздал его(25) — он гудит басом, корча свирепую рожу.

В этот раз я не в силах удержаться от смеха. Ну что за идиот!

— И что это, по-твоему, значит? — интересуюсь, когда он возвращает меня в исходную позицию. Я практически вишу на его шее.

Поттер кружит меня по кухне.

— Кто его знает.

— Так какой в ней смысл? — Проскальзываю бедром между его ног. Он замирает, не дыша.

Наши тела переплетаются, одежда трется о кожу.

— Это просто Рождественская песня. Вот и весь смысл.

— Что-то он не особо позитивный. — Я веду ладонью вниз по его спине, пальцами перебирая позвонки, толкаюсь в него пахом.

Поттер стонет.

— Блядь, кому какое дело?

Я целую его.

Мы уже на полу, сталкиваемся горячими и влажными ртами, нетерпеливо блуждая руками под рубашками, чтобы охватить как можно больше кожи.

— Пожалуйста, — шепчу ему в изгиб шеи, и Поттер расстегивает пуговицы на моих брюках.

Мой член в его руке, в плену горячих пальцев — и мне вдруг нечем дышать. Он нависает надо мной. Я смотрю на него, а он на меня. И, мать его, сейчас все совсем по-другому. С ним. Для меня.

Я теряю голову.

— Пожалуйста, — повторяю, пытаясь освободиться от брюк. Он нужен мне. Нужен.

Поттер сдергивает с меня брюки вместе с трусами. Он грубо целует меня, а затем отстраняется — я тянусь за его губами.

— Подожди, — шепчет он. Я издаю разочарованный стон, откидываюсь на пол и наблюдаю, как он стягивает одежду, разбрасывая ее во все стороны. Его член стоит колом, налитый кровью, тяжелый, в завитках темных волос, и от этого зрелища у меня внутри все горит от желания.

— Давай же, — нетерпеливо подгоняю его, и вот он уже рядом, обнаженный. Он скользит по мне — его кожа такая мягкая. Волосы всколочены, губы красные и припухшие от моих укусов. Никогда никого не хотел больше, чем его — здесь и сейчас.

Я готов, не могу больше ждать. Наша гребаная прелюдия затянулась на несколько дней. Поттер рычит, когда я хватаю его за руку и направляю его пальцы к своей дырке.

— Ебааааать, — выдыхает он.

— Именно! — Я толкаюсь к нему, членом вжимаюсь в его бедро. Блядь, ощущения просто невероятные.

Я смотрю в его потемневшие глаза за стеклами очков, когда он наклоняется за поцелуем. Его пальцы нежно поглаживают мое очко, сводя меня с ума.

Вспомнив, что у меня в кармане брюк был презерватив, пытаюсь на ощупь дотянуться до них.

— Смазку, — шепчу ему в рот. Он чарами призывает флакончик масла. Я стягиваю с него очки и отшвыриваю в сторону. Они куда-то скользят по полу. Но нам плевать.

Сую ему в ладонь резинку, он раскатывает ее по члену и смазывает пальцы.

— Ты уверен?

Я отвечаю яростным поцелуем, прихватывая зубами его губы и язык. Задыхаясь, падаю на спину.

— Трахни меня. Хочу тебя внутри, Поттер...

Он вталкивает в меня сразу два пальца. Я вскрикиваю, выгибаясь дугой, ступни скользят по полу. Впиваюсь пальцами в его плечи.

— Слишком? — Он делает попытку высунуть пальцы.

Я удерживаю их мышцами.

— Богом клянусь, Гарри Поттер, если ты вытащишь пальцы из моей задницы, я убью тебя в ту же секунду, и я вовсе не шучу!

Поттер смеется.

— Ах, ну раз так... — Он сгибает пальцы, и я, не в силах сдержать стон, беспомощно вожу руками за головой, хватаюсь за ножки ближайшего шкафчика, как за спасательный круг.

— Сильнее.

Он втискивает пальцы еще глубже, сжимает... Одного этого почти достаточно. Это безумие. Будто мы никогда раньше не трахались. Будто он никогда раньше так меня не трахал. Но теперь я — это я, не Тоби, в этом вся разница. Мелочь, но какая существенная.

Мои руки блуждают по его груди — мне мало, мало его кожи, хочу почувствовать его всего под своими ладонями. Ногтем задеваю его сосок, и он ахает. Мерлин, какая услада для слуха.

Я кусаю его плечо, ртом провожу по шее, пробую на вкус — он сладко-соленый. Он пахнет сандаловым мылом, а еще этот аромат орегано-чесночно-базиликового соуса, который он готовил к ужину.

— Драко, — он выдыхает в мой рот, проскальзывает языком, медленно и нежно лаская мое небо. Он отодвигается немного, вынимая пальцы, и я приглашающе раздвигаю бедра.

— Трахни меня, — шепчу. Мерлин, я никогда не желал ничего сильнее. Никогда не хотел никого сильнее.

Я ни о чем не думаю.

Поттер нависает надо мной, его член покачивается у моей промежности, то скользя вокруг дырки, то задевая яйца.

— Скажи, что хочешь меня. — Он не сводит с меня горящего взгляда.

— Да. — Я извиваюсь в попытке дотянуться до него. — Хочу.

И когда его член вдавливается в меня, я взвываю в голос.

Отблески пламени в камине танцуют на его коже, его мускулы натянуты, как струны. Я вытягиваюсь, вжимаюсь в его бедра, упираясь пятками в пол. Хочу его глубже. Хочу ощутить, как он движется во мне.

— Еще... — Хватаю его за руки. — Пожалуйста.

Он всаживается по самые яйца и замирает, глядя на меня сверху вниз широко распахнутыми глазами. Я знаю, о чем он думает. В этот раз все совсем не так. Я тянусь к его лицу, кончиками пальцев поглаживая его щеку, подбородок.

— Гарри, — шепчу я, и он закрывает глаза.

Дрожь пробегает по его телу, а потом он наклоняется и целует меня.

— Я хочу...

Зарываюсь пальцами в его волосы.

— Тогда давай.

Со стоном он начинает двигаться во мне. Сначала медленно, а потом ловит ритм и трахает меня уже быстрее, грубо вколачиваясь. Мои бедра ритмично приподнимаются, я вжимаюсь лопатками в пол, покачиваясь из стороны в сторону. Руки скользят по его влажной коже, твердый и истекающий смазкой член прижимается к его животу.

— Господи, — шепчет Гарри, приподнимаясь на руках и глядя на то, как его член скользит во мне. — Ты выглядишь таким...

Я подаюсь бедрами ему навстречу.

— Скажи мне — каким... — Я хочу услышать. Мне это нужно.

Гарри вдавливается еще глубже.

— Таким, раскрывшимся... для меня... — Он еще шире раздвигает мои бедра, я коленями почти дотрагиваюсь до пола. — Желающим меня... Ведь так, да?

— Да. — Моя рука скользит по полу, я тянусь ему навстречу. — Гарри, сильнее.

Он натягивает меня, вращая бедрами.

— Так лучше?

Со стоном приваливаюсь к нему. Он так глубоко во мне, что я чувствую каждый дюйм его плоти.

— Почти.

С приглушенным смешком Гарри движется вперед, и вот я уже врезаюсь лопатками в стену, больно ударяюсь затылком, так что штукатурка сыпется на нас, но мне плевать.

— Люблю стены, — признается он, целуя меня в подбородок.

Мои руки бездумно блуждают по его телу, ногти оставляют глубокие царапины. Я еще шире развожу бедра в стороны.

— Ничего не имею против, — отзываюсь, тяжело дыша. Со стонами еще сильнее насаживаюсь на его член. — Я... сейчас кончу...

— Давай, — прерывисто выдыхает Гарри и продолжает вколачиваться в меня — его яйца с влажными шлепками бьются о мою задницу. Чувствую, как шершавая стена царапает мою спину. Он кусает меня за шею, и тут же зализывает укус. — Давай, кончи на меня! — Еще один удар — мои бедра впечатываются в стену.

Я вытягиваю шею, выгибаюсь дугой.

— Тогда еби меня еще сильнее, Поттер.

Я в плену его рук, упирающихся в стену, он рычит при каждом грубом толчке.

— Ах ты, маленькая требовательная дрянь.

Уже почти, уже слишком. Я делаю глубокий неровный вдох и снова опускаюсь на него. Мой член качается между нами — влажная головка скользит по его животу. И тут я вытягиваюсь в струну.

— Гарри. — Я вцепляюсь в его плечи и уже почти кричу: — Гарри!..

Он делает еще один толчок.

Я кончаю, бурно и быстро — струя выстреливает между нами, ему на живот, мне на грудь.

— О, Боже! — Гарри смотрит на меня, глаза широко распахнуты, дышит резко и часто. Он размазывает мою сперму по нашей коже. А потом подносит пальцы ко рту... Со стоном я зарываюсь лицом в его плечо, меня сотрясает от желания.

Я толкаю его, мы заваливаемся на бок, но он тут же перекатывается на меня сверху. Он целует меня, и я чувствую вкус собственной спермы. Я обхватываю его ногами за талию.

— Кончи в меня, Гарри, — шепчу. — В меня. На меня. Куда-нибудь. Пожалуйста.

Он приподнимается на руках и снова смотрит, как его член скользит в моей дырке.

— Сожми, — просит он, задыхаясь.

Он приподнимает мои бедра, и я сжимаю мышцы, покачиваясь навстречу его толчкам. Его глаза такие яркие, когда он откидывает голову назад. Он так прекрасен, что мне трудно дышать.

Гарри кричит.

Он падает на меня, прерывисто дыша, и я обнимаю его, успокаивающе поглаживая спину.

Целую его в лоб.

О, Мерлин, ебущий Нимуэ. Кажется, я совсем пропал.

Мне страшно.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(25) Ну все ж узнали Wham! — Last Christmas? Можно послушать очередной раз и поностальгировать. http://www.mediafire.com/?1dubc9jaogk

* * *

Сова появляется в тот момент, когда я застегиваю на Скорпиусе пальтишко.

— Вот блядь, — бормочу я под нос, срываясь через всю комнату, чтобы раскрыть окно прежде, чем сова врежется в стекло. Оборачиваюсь к Скорпиусу. — Не вздумай повторять.

Он скалится и принимается болтать варежками туда-сюда, согнув пальцы в кулачки.

Холодный ветер врывается вместе с совой, дрожащими пальцами я развязываю свиток. Сова смотрит на меня как-то насмешливо, будто ждет чего-то — я вспугиваю ее взмахом руки.

— Мне некогда отвечать, — раздраженно поясняю я, и сова, встопорщив перья, срывается с подоконника с досадливым уханьем. Я хлопаю рамой ей вслед и затем принимаюсь за письмо.

Блядь. Печать Кардинеллы. Вряд ли там что-то хорошее.

Так и есть.

Вскользь проглядываю три абзаца, отчитывающих меня за блокировку Камина на несколько дней, за отмену одного свидания — Мерлин, один отказ за три чертовых года — это еще не конец света. "Два заказа сорвались из-за твоей халатности", — цитирую, — "и в ближайшие дни можешь ни на что не надеяться".

Удивительно, но мне абсолютно насрать. Все равно она явится через пару дней. Скомкиваю письмо и щелчком отправляю его в камин.

— Готов? — Оборачиваюсь к сыну.

Он кивает и запрыгивает мне на руки.

* * *

Гарри ждет нас у главного входа в Гайд-парк, прислонившись к бронзовым решетчатым воротам. На руках у него рыжеволосая малышка, укутанная в темно-красное пальто, шапочка в тон сбилась на затылок. Младший мальчишка держит его за руку — точнее, повис на руке, опасно завалившись на бок, покачиваясь туда-сюда. Его шарф волочится по земле.

Скорпиус пристально их оглядывает.

— Папа, кто это?

— Друзья, — отвечаю, и мне почему-то сдавливает горло. В последнее время моя жизнь — сплошной удивительный сюр.

Гарри встречает меня поцелуем, быстрым и жестким. Малышка окидывает меня хмурым взглядом и отворачивается, извиваясь в его руках.

— Ну что ты... — С улыбкой он спускает ее с плеча.

Альбус Северус и Скорпиус подозрительно изучают друг друга. Я смотрю на Гарри.

— Ты уверен, что это хорошая мысль?

Он пожимает плечами.

— А что плохого в том, что они познакомятся?

На это у меня нет ответа.

* * *

Спустя два часа, где-то в глубине Зимней Страны Чудес (как это называют магглы, но я бы назвал это Зимняя Проклятая Страна Гребаных Чудес), у нас в наличии разбита губа Скорпиуса и синяк под глазом Альбуса — причем оба пострадали от бодающейся девчонки.

Уж лучше бы я имел дело лично с Темным Лордом, чем с приступом гнева у двухлетней малышки.

Гарри со вздохом перебрасывает ее через плечо, и мы уходим подальше от карусели. Она все еще орет — мордашка раскраснелась, слезы в три ручья.

— Она немного капризная.

— Да? Ты так думаешь? — Я тащу мальчишек за один из ларьков на Немецком рынке(26). — Скорпиус, ради Бога, стой спокойно!

Сын хмурится. Я палочкой прикасаюсь к его губе, и он вздрагивает, когда кожа начинается срастаться. Я поворачиваюсь к Альбусу. Он пятится и ныряет под стол.

— Нет, — бухтит он из-под стола, и Скорпиус закатывает глаза.

— Ребенок, — заявляет он и обнимает меня за колени. — Папа тебя не обидит.

— Нет, — повторяет Альбус.

Гарри вздыхает и протягивает мне Лили.

— Подержи.

Я держу. На вытянутых руках. Ничего не могу поделать — я понятия не имею, как обращаться с этой девчонкой. Она пытается лягнуть меня, но я перехватываю ее ступню.

— Чертова малявка, — бормочу я. Усаживаю ее на свое бедро, попой ко мне. Она шумно сопит и продолжает колотить меня пятками.

Гарри бросает на меня взгляд через плечо и залезает под стол. Альбус вжимается куда-то в угол.

— Ну же, Эл, — мягко уговаривает Гарри, — Дай, я посмотрю.

Альбус медлит, но потом все же подползает к отцу. Гарри выглядит нелепо, согнувшись в три погибели под столом, кончиками пальцев едва касаясь синяка на лице сына. Абсолютно нелепо. Целиком и полностью.

Мимолетное касание палочки — и синяка как не бывало. Альбус смотрит на Гарри так, будто для того нет ничего невозможного. Наверное, так и есть.

Свободной рукой тянусь к Скорпиусу, приглаживаю его кудряшки.

— Так лучше? — спрашивает Гарри, и Альбус кивает, прижав кулачок ко рту. Он подается к отцу и быстро целует его в щеку, затем переползает через него и вылезает из-под стола. Гарри следом.

Он отряхивает колени и отбирает у меня свою дочь.

— Детишки, — усмехается он.

Поднимаю бровь.

— И временами мы спрашиваем себя, стоят ли они наших усилий. — Я оглядываюсь на сына. Он медленно плетется рука об руку с Альбусом, они нерешительно поглядывают друг на друга.

— Да, временами. — Гарри пересаживает Лили на другой бок. — А временами хочется попросту утопить их в Темзе.

Я с ним всецело солидарен.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(26) German Market — Немецкий рынок. Миниатюрный рынок в немецком стиле с деревянными ларьками-избушками, торгующими разными изделиями ручной работы, горячей едой и подогретым вином. Фото.

http://www.flickr.com/photos/21718350@N06/2259557771/in/set-72157604610189665/

* * *

Через пару дней мы возвращаемся, но уже без детей.

Это все дурацкая идея Гарри. Гуляя с детьми по Гайд-парку, он заметил громадный каток и решил, что нам просто необходимо покататься на коньках. И неважно, что он в этом деле "как корова на льду", по его, полному энтузиазма, признанию.

И вот я уже рассекаю по льду, выписывая восьмерки, а Гарри все падает и падает на задницу.

— Подушечное заклинание? — язвительно интересуюсь, на что он отвечает весьма грубым жестом. Я смеюсь и поднимаю его на ноги. — Ты захотел кататься, не я.

— Угу, если бы я только знал, что тебя в детстве готовили к Олимпийским играм.

— К чему? — удивленно моргаю. Я резко торможу у него перед носом и тут же заезжаю ему за спину.

— А, не важно, — вздыхает Гарри и потирает ушибленный зад. — Достаточно сказать, что ты — сволочь.

— Ты только теперь понял? — Я беру его за руку. Ощущаю несколько косых взглядов. Плевать. Этот морозный вечер окрашивает румянцем наши щеки и превращает наши слова в белые облачка, уплывающие куда-то в потемневшее небо. Деревья вокруг катка украшены маггловскими лампочками, ярко-белыми, и если чуть-чуть прикрыть глаза, то можно представить, будто это фейки сверкают крылышками среди ветвей.

Гарри сплетает свои пальцы с моими.

— Я не слишком сообразительный.

— Это очевидный факт.

Какое-то мгновение мы скользим в тишине, Гарри расслабляется и даже начинает попадать со мной в ногу. Его уже не так шатает из стороны в сторону.

— Кстати, — наконец говорит он, краем глаза поглядывая на меня. — Альбус желает знать, придет ли Скорпиус к нам на Рождество.

Я резко останавливаюсь, Гарри по инерции движется вперед, теряет равновесие и снова грохается на лед.

— Черт возьми, Драко!

— Ты на коньках, а не в кедах, идиот. Постарайся запомнить. — Я наклоняюсь к нему. — Рождество?

Держась за меня, он поднимается, лишь разок поскользнувшись. Снег налип на его джинсы.

— Ну, не на всю ночь. — Он облизывает губы. — Хоть на время. Если сможешь.

— И это идея твоего сына? — скептически изгибаю бровь.

Гарри складывает ладони вместе.

— Клянусь!

— Я тебе не верю.

Он ухмыляется.

— Ладно-ладно... Возможно, я его слегка подтолкнул.

Награждаю его уничтожающим взглядом.

— Ну ты подумай все же. — Гарри обхватывает меня за талию, вцепляясь пальцами в шерстяную ткань пальто. — Если я упаду, ты тоже упадешь, Малфой.

Я фыркаю.

— Это ты так думаешь, придурок чертов.

Он улыбается.

— Так ты подумай, ладно?

Помедлив мгновение, киваю.

— Я подумаю.

— Отлично.

Гарри делает шаг, его лодыжка подворачивается...

Я лежу, растянувшись на нем сверху, Гарри хохочет.

— Как же я тебя ненавижу, Поттер, — злобно шиплю я. Гарри ловит ладонями мое лицо и целует меня.

— Врешь.

Не вру, честно.

* * *

— Это ужасная идея. Совершенно нелепая, и я никуда не пойду.

Софи наблюдает, как я меряю шагами ее кухню. Всего лишь полдень, а я уже принял три порции виски.

— Драко.

— Я не знаю, о чем он вообще думает. Мы встречаемся чуть больше недели. Я о том, что это же Рождество, Софи...

— Драко! — На этот раз резче.

— Что? — Останавливаюсь и смотрю на нее.

— Он тебя ни к чему не принуждает. — Она кладет перед Скорпиусом бутерброд с обрезанными корочками, как он любит. — Он просто пригласил тебя, всего-навсего.

— И Скорпиуса! — Я осушаю стакан и тянусь за бутылкой. Софи убирает ее в сторону.

— Хватит с тебя. — Она прячет бутылку в шкафчик. — И я что-то не могу понять, причем тут вообще Скорпиус.

Конечно, она не понимает. Я бы объяснил ей доходчиво, если бы сам знал. Но просто... какое-то неправильное чувство. Пугающее. Как будто я вот-вот влипну по уши.

Или уже влип...

Осознание вдруг бьет меня по голове. Колени подгибаются, я падаю в кресло, задыхаясь.

— Дыши глубже. — Софи опускается на колени рядом со мной, поглаживая меня по бедру.

— Софи, — слабо отзываюсь я. — Кажется, я встрял по самые яйца.

Она мягко улыбается.

— Поверить не могу — ты только сейчас это понял!

* * *

Я сам не уверен, каким образом оказался в зале "Качественных Товаров для Квиддича". У меня и мысли не было сюда заходить. Я хотел попасть на Дрянн-аллею, купить подарок матери, потом к Дроссельмайеру, за последним подарком для Скорпиуса.

Но проходя мимо Молнии в витрине, я остановился на мгновение, и его вполне хватило, чтобы принять безумное решение — купить эту метлу для Гарри.

Совершенно очевидно, что у меня поехала крыша.

И, тем не менее, я здесь, протягиваю чек, выписанный на мой счет в Гринготтсе.

— Доставьте метлу в Ислингтон, Верхняя Улица, 34, — даю указание прыщавому клерку, облаченному в цвета Обормутских Ос. — Я желаю, чтобы посылка прибыла в сочельник.

Я набрасываю записку, запечатываю и прилагаю к метле, будучи уверенным на все сто, что пожалею о сделанном в ту же секунду, как выйду отсюда.

Так и есть.

* * *

Мы лежим в постели, запутавшись в простынях. Я провожу ладонью по его груди, цепляясь пальцами за редкие темные завитки волос. У нас отличный секс. Всегда. И это немного сбивает с толку, если честно. Гарри не самый впечатляющий любовник, у меня определенно бывали и лучше. Но он полон энтузиазма и страсти... и, мать его, он сложен как атлет.

Не говоря уже о том, что ему очень хочется перепробовать все на свете, хотя бы раз.

— Господи, — изрекает он, уставившись в потолок, — никогда не думал, что засуну язык в чью-нибудь задницу.

— Да в этом нет ничего экстраординарного, дурачок. — Я придвигаюсь, сворачиваюсь у него под боком, уткнувшись подбородком ему в плечо. Он пахнет потом и сексом, и я чувствую, как мой член опять напрягается.

Мерлин, не знаю, как насчет этого придурка, но рядом с ним я становлюсь просто ненасытным.

— Не для меня, — сухо отзывается он. — Джин меня бы на британский флаг порвала, если бы я попросил ее об этом.

Фыркаю.

— Поооттер, это называется римминг, и все голубые это практикуют. Ладно, не все из нас, но большинство точно.

— Никогда не воспринимал себя голубым, вообще-то. — Он перебирает пальцами мои влажные волосы.

— Насколько я помню, ты поцеловал одного из своих шуринов.

Гарри хватает меня за руку, выкручивая пальцы.

— Ах ты, мудак!

— И тебе, кажется, понравилось.

Он фыркает в ответ.

— Ну... — Большим пальцем поглаживаю его пальцы, обводя суставы. — Кажется, мы достигли той степени близости, что ты уже можешь признаться, который из Уизли это был.

Гарри со стоном отодвигается. Он сгибает колено, и его напрягшееся бедро отсвечивает бледным золотом на фоне простыни.

— Боже.

Я подношу его руку к своему рту и, быстро лизнув кончики пальцев, продолжаю искушать.

— Ну же, скажи мне.

— Ты засранец, — ворчит он, но улыбается. — Ладно, это был Перси. Мы оба упились в...

— О, Бооооже! — со всхлипами хохочу я, не в силах остановиться. — Ты целовался с Перси Уизли? Да я сейчас вышвырну тебя из своей постели! — Упираясь ногой в бедро Гарри, толкаю его к краю кровати.

— Отъебись! — Он хватает меня и наваливается сверху. — Я же сказал, мы оба были пьяные, и это была душевная травма для нас обоих, понял? — Он вздыхает. — И все равно я не считаю себя голубым. В конце концов, мне вполне нравилось трахать жену.

— Мне тоже. В мире существует редкая категория людей — бисексуалы, если ты вдруг не знал. — Я тянусь к нему и принимаюсь вылизывать и покусывать шею.

Получаю легкую оплеуху.

— Не будь таким ублюдком.

Нахмурившись, отодвигаюсь от него.

— А ты не будь таким тупоголовым.

Гарри вздыхает. Огонь потрескивает в камине, свет от фонарей с Верхней улицы проникает сквозь окна.

— Просто мне это все в новинку, понимаешь? У меня никогда не было знакомых с такими наклонностями... Только я.

— И я.

Он вдруг улыбается.

— А я и не догадывался до недавнего времени.

Я сажусь в кровати и с любопытством смотрю на него.

— Правда? Что, в школе никогда не подозревал? — Не то чтобы я изо всех сил скрывал свои наклонности. — Даже Грег и Винсент знали, а они были непроходимые тупицы. — Неожиданно горло сжимается, когда я вспоминаю, что Винсента уже нет. Мне все еще не хватает этого громилы. Даже спустя все эти годы. Мы нечасто видимся с Грегом. У него своя семья в Котсволдзе, и иногда мы встречаемся пропустить стаканчик, если он бывает в Лондоне. Мы обмениваемся портретами наших сыновей и опрокидываем пару-тройку пинт. Но теперь все не так. Что-то разрушилось со смертью Крэбба. И мы не смогли это исправить.

Но после войны у всех так, не только у нас. Пэнси и Тео — единственные школьные кореша, с которыми я продолжаю общаться. Многие погибли. Остальных разметало по разным частям Англии, или даже дальше. Пэнси иногда получает весточки от Миллисент — она эмигрировала в Австралию. Забини мелькает в Лондоне время от времени. Предпочитает жить то в Риме, то в Нью-Йорке.

Да и потом, мы же не Гриффиндорцы, в конце концов! Наше гнездо растоптали ногами, нас вышвырнули прочь, дрожащих от страха. Полагаю, что никто до сих пор не отошел от последствий. Мы слишком много потеряли, каждый по-своему.

Гарри касается моей щеки.

— Ты грустишь.

— Не смеши меня! — Я соскальзываю с кровати. — Вставай. Одевайся.

— Зачем это? — Он вытягивается на кровати, переворачиваясь на живот. — Всего лишь начало двенадцатого. Да мне и тут хорошо, спасибо.

Сверкнув взглядом, я швыряю его брюки ему в голову.

— Твои шмотки, Поттер, давай! Я хочу показать тебе кое-что.

* * *

Полночь, но Париж и не думает засыпать.

Квартал Марэ — мое любимое место, а улица Сент-Круа-де-ля-Бретонри(27) — моя любимая улица, заполненная многочисленными весьма изящными бутиками, какие бывают только во Франции, ресторанчиками, с которыми едва ли сравнятся лондонские, и клубами, которые призваны поразить неискушенное воображение Гарри Поттера.

Радужный флаг(28) трепещет на ветру — они тут на каждом углу, не пропустишь — и даже в такой поздний час на улицах полно веселящихся людей, и звуки музыки доносятся из распахнутых дверей.

Я завожу Гарри в узкий переулок, на ходу нащупывая бумажник в кармане брюк. Достаю маленькую золотую монету, спрятанную в одном из отделений.

— Драко, где мы? — Гарри шепчет мне в затылок.

Улыбаясь, тыкаю палочкой по грязной кирпичной стене.

— Просто одно знакомое местечко.

Кирпичи скользят в стороны, за ними оказывается резная арочная дверь тонкой работы. Я дважды стучу — открывается маленькое окошечко в двери, откуда вытягивается морщинистая рука. Я роняю монетку в ладонь. Рука исчезает.

Дверь распахивается, и мы вступаем в темное помещение.

Свечи мерцают в парящих под потолком подсвечниках. Подошвы утопают в толстом и мягком ковре.

— Драко? — голос Гарри звучит неуверенно.

Я оборачиваюсь. Он нервничает, мнется, рука уже тянется к палочке. Я прикасаюсь к его локтю.

— Доверься мне.

Он кивает, его пальцы заметно расслабляются.

В конце зала, возле еще одной резной двери стоит гоблин. Он кланяется при нашем приближении.

— Ваши пальто и обувь, пожалуйста, — изрекает он. Гарри в панике смотрит на меня.

— Делай, что говорят. — Я выскальзываю из мокасин, которые предпочитаю любой другой обуви, и вручаю их гоблину. Гарри следует моему примеру и отдает гоблину свои кроссовки.

Гоблин возвращает мне золотую монетку и прикосновением пальца открывает двери.

— Ни хуя себе! — восклицает Гарри позади меня.

Я смеюсь.

— Добро пожаловать в Гоморру, Гарри.

Мы стоим на широкой лестничной площадке, по обе стороны от нас вниз извиваются лестницы. В нижнем зале толпятся мужчины — одетые, раздетые, или в процессе разоблачения. Музыка гремит на всю мощь — такое вы вряд ли услышите по радио. Дикие завывания рожков под аккомпанемент струнных создают удивительный первобытный ритм. Эта музыка проникает в кровь, будто специально зачарованная. Сквозь вибрацию звуков все вокруг кажется ярче, насыщенней.

Эротичней.

Разноцветные огни танцуют в одном ритме с музыкой — потоки голубого, зеленого, розового и оранжевого скручиваются и расползаются по стенам.

— Что это за место? — спрашивает Гарри, когда мы спускаемся вниз.

Мимо скользит эльф с подносом, я подхватываю два бокала вина, один протягиваю Гарри.

— Клуб для волшебников с нетрадиционной ориентацией. С весьма ограниченным доступом.

— Еще бы! — Гарри, широко распахнув глаза, оглядывает все вокруг. — То-то я о нем не слышал.

— И не услышал бы. — Делаю первый глоток. — О нем сообщают только заинтересованным, и только устно.

Перед нами танцующая парочка — один из них плавно опускается на колени и ртом захватывает член партнера сквозь ткань брюк. Гарри прокашливается.

— А ты как о нем узнал?

— От одного клиента. — Осушаю бокал и прихватываю еще один с проплывающего мимо подноса, заставленного напитками вперемешку с презервативами (для шлюх и магглорожденных) и флаконами любриканта. — Он притащил меня сюда, чтобы похвастаться мной.

Гарри хмурит брови.

— Похвастаться тобой?

Я беру его за руку и веду дальше в толпу. Мужские тела прижимаются к нам, кожей трутся о нашу одежду. Музыка гремит где-то в районе моего затылка, яркая и быстрая. Чувствую, что я уже плыву.

Еще одна парочка жадно целуется, прислонившись к стене, запустив руки друг другу в штаны. Вокруг них собралось несколько человек — они с жадностью наблюдают, как более старший волшебник дрочит член младшего, заставляя его выгибать бедра.

— Вот так, мой дорогой Гарри, — я указываю на них, — хвастаются шлюхой.

Чувствую, как Гарри напрягается за моей спиной.

— И твой клиент делал с тобой то же самое?

Вино ударяет мне в голову, я едва ли замечаю, что Гарри так и не притронулся к своему бокалу.

— Нет. — Взмахом руки указываю на диванчик в нескольких футах от нас, где юного мага бродяжнического вида ебут, перегнув через подлокотник. Его голова откинута назад, а член трется об диванную обивку. — Он делал это.

Неожиданно я оказываюсь прижатым к стене — Гарри хватает меня за грудки, пальцы больно впиваются в плоть.

— Зачем ты притащил меня сюда? — требует ответа.

Хмм, а мне казалось, что это очевидно.

— Показать тебе, что ты не единственный гей в магическом мире, придурок! — Я отбрасываю его руки. — И давай без грубостей.

Гарри вспыхивает.

— Мне неприятна даже мысль о том, что ты можешь быть с другим, — недовольно говорит он.

— Я — шлюха, Поттер, — резко отвечаю. Он сжимает челюсть. — Ведь именно так мы встретились...

Он прерывает мою тираду грубым поцелуем, своим телом вжимая меня в стену. Мы движемся в унисон, мои руки в его волосах, его руки на моих бедрах, и музыка врезается в мое тело, обжигая кожу.

— Гарри, — шепчу я, но он уже сдергивает с меня брюки.

Я оказываюсь на полу, и все вокруг пялятся на нас. Они смотрят, как Гарри Поттер опускается на меня, покрывает поцелуями мою шею и грудь. Я дергаю его выше и жестко впиваюсь в его рот, умирая от желания. Его язык скользит по моим зубам, я посасываю его, поглаживаю своим языком. Гарри тихо стонет, и от этих звуков мой член наливается кровью.

Он перекатывается на спину и усаживает меня сверху. У него уже откуда-то взялась резинка и флакон со смазкой, видимо подсуетился ближайший эльф. Музыка пульсирует в ушах, и я не могу сдержать стон, когда его пальцы проскальзывают в мою дырку.

Здесь безопасно, и можно делать все, что угодно. Но как только ты отсюда выйдешь, как только двери за тобой закроются, эта ночь превратится в водоворот цвета, музыки и чувств. Ты будешь помнить свои действия, но не вспомнишь лица тех, на кого ты смотрел, кого целовал и трахал.

В этом вся прелесть Гоморры.

Мои брюки сдернуты с ягодиц, рубашка расстегнута. Широко расставив ноги, я насаживаюсь на Гарри... Все смотрят, как он ебет меня, и от понимания этого мой член еще больше каменеет.

— Гарри, — вновь шепчу я, наклоняясь за поцелуем. Я не могу думать ни о чем другом, только о его напряженном теле, только о том, как сильно я хочу его. — Пожалуйста.

Его член толкается в меня, резко и жестко, именно так, как я хочу, и я выгибаю спину, упираясь в его колени. Я равномерно покачиваюсь, и мой член трется о складки спущенных брюк.

Мерлин, это просто охуительно. Вот за это я и люблю секс, быстрый и грубый. Я падаю на Гарри, задыхаясь, желая большего. Впиваюсь ногтями в его кожу, царапаю грудь — он вскрикивает, выгибаясь дугой. Прикусываю его сосок, тяну зубами, а он продолжает со стонами вбиваться меня.

Он мягко пропускает свои пальцы сквозь мои волосы и вдруг неожиданно перекатывает меня на спину и вжимает в ковер.

Рубашка зажата под спиной, пуговицы царапают кожу, когда Гарри таранит меня, и мой хер все так же трется о сбившиеся в гармошку брюки.

Я не могу дышать, не могу пошевелиться, да и не хочу — лишь бы он продолжал меня трахать.

— Сильнее, — умоляю, слепо возя руками по его груди, цепляясь за бока, пытаясь втолкнуть его еще глубже в себя.

Бедра Гарри вколачиваются в мой зад, и барабанный грохот в этом же идеальном ритме пробивает меня насквозь — никогда еще я не чувствовал такого кайфа!

— Гарри, — я выстанываю его имя, поглаживая кончиками пальцев его прекрасное лицо. — Гарри, Гарри, Гарри. Хочу... — Резкий толчок вышибает из меня дух, и я тихо вскрикиваю, вжимаясь в него.

Моя ступня соскальзывает с его спины, цепляется за пояс его брюк.

Мы движемся в едином ритме, и все вокруг теряет смысл, растворяется. Мне нужен только Гарри.

Он грубо целует меня, прихватывая зубами за губу, шепотом выдыхая мое имя прямо мне в рот.

Это уже слишком...

Еще один мощный толчок, и я кончаю, сжимая его бедрами, сперма вытекает густым и горячим потоком. Он не останавливается, и меня всего трясет, влага размазывается по коже, впитывается в брюки. Его волосы торчат во все стороны, глаза горят, плечи напряженно вздрагивают.

— Мой, — стонет он, глядя на меня сверху вниз, и мои пальцы судорожно стискивают его предплечья. — Ты мой, мать твою! — Не сбиваясь с ритма, он подхватывает меня под ягодицы, перекатывается на спину и усаживает меня сверху на свой член.

Я опускаюсь ему на грудь, ритмично подмахивая бедрами навстречу его быстрым толчкам. Мой член с влажными шлепками бьется о живот.

— Ты этого хочешь? — судорожно выдыхаю, и он больно впивается пальцами в мои бедра, приподнимая и обратно насаживая меня.

Это вместо ответа.

Его тело движется подо мной, он дышит, как загнанная лошадь, и я знаю — он уже близок. Блядь, вот прямо сейчас...

Я стискиваю мышцы вокруг его члена и откидываюсь назад.

Он кричит, его напряженное тело выгибается, он вжимается в мои бедра последний раз, сотрясаясь. Я в изнеможении падаю на него.

Мы лежим так какое-то время, задыхаясь, ловя воздух, я чувствую, как его член обмякает во мне. Все тело гудит.

Медленно я прихожу в себя и ощущаю какое-то движение вокруг. Люди.

Они расходятся, те немногие, кто отвлеклись на наше шоу. Я смотрю на Гарри. Он прячет лицо в ладонях.

— Слезь с меня, Драко, — еле слышно говорит он.

Я соскальзываю с него, поднимаюсь, натягиваю брюки. Мы оба молчим, долго молчим.

Домовой эльф с безмятежным выражением лица подбирает использованные резинки.

Гарри встает.

— Мне нужно идти. — Он отшатывается, когда я пытаюсь взять его за руку. Растворяется в толпе.

Меня охватывает острое и отчетливое ощущение, что я тут облажался по полной программе.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(27) Улица St. Croix de la Bretonnerie в квартале La Marais — место обитания и тусовок парижских геев и лесбиянок.

(28) Наверное, все знают, но на всякий случай — http://www.gophila.com/Go/PressRoom/files/Gay_Flag.jpg. Такой флажок, вывешенный при входе в заведения, свидетельствует, помимо прочего, о толерантности к секс-меньшинствам, а также является символом геев и лесбиянок.

* * *

Он обнаруживается на улице — стоит, прислонившись к витрине булочной на углу, руки в карманах, пристальный взгляд направлен на двух мужчин, целующихся под фонарем на другой стороне улицы.

Через мгновение вздыхает.

— Так мне больше нравится. — Он смотрит на меня, и я ничего не могу прочесть на его лице. — А в этом баре... Драко, это не мой мир.

Разумеется. Его мир — это магические законы и кодексы, пиво на ужин, катания на коньках в парке. Я скрещиваю руки на груди, немного дрожа. Воздух холодный, и от маггловских фонарей небо кажется черно-оранжевым. И звезд не видно — а все потому, что этим ублюдкам недоступны нормальные иллюминационные чары.

— Но он мой.

Гарри кивает.

— Знаю. — Он поднимает на меня взгляд. — Ты когда-нибудь прекратишь?

— А это важно?

Ветер треплет его волосы.

— Наверное. — Свет фонарей отражается в стеклах его очков. — Я не люблю делиться.

Мы молчим.

— Мне пора, — наконец говорит Гарри. Его рука касается моей щеки. Я отстраняюсь, и он выглядит странно разочарованным. — Я свяжусь с тобой через Камин.

Он аппарирует, и я не пытаюсь остановить его.

В конце концов, разве не этого я ожидал?

* * *

Возвращаюсь домой — там темно и тихо. Скорпиус у Софи.

Снимаю пальто, цепляю на вешалку у двери, слоняюсь по пустым комнатам. Сегодняшний вечер сложился совсем не так, как мне хотелось. Но так, как я заслужил, видимо, раз думал, что этому ублюдку будет полезно узнать, что он не одинок. Благие намерения и поступки всегда оборачивались против меня.

В постели холодно, и слишком много места. За эти дни я как-то уже привык, что Гарри раскидывается поперек кровати, занимая две трети.

Я бездумно смотрю в потолок, сна ни в одном глазу.

А пошло оно все. Я отправляю сову Кардинелле, торопливо черканув записку в потемках. Надеюсь, может быть после того, как решение принято, я смогу заснуть.

Если бы.

* * *

На утро она появляется в Камине.

— У меня нет для тебя заказов.

Строгая. Четкая. Деловая. Ни намека на льстиво-игривый стиль, который мы обычно использовали в общении.

— Бред собачий! Не играй со мной.

— Кажется, это должна быть моя фраза. — Она сердито хмурится сквозь языки пламени. — Насколько серьезно ты относишься к своей работе?

Сжимаю губы.

— Всего лишь устрой мне заказ, Кардинелла. Ты не можешь себе позволить отказаться. Сколько шлюх ты потеряла за последние месяцы?

Бью в точку.

Она раздраженно фыркает.

— Гнилой бизнес. Давно пора завязывать. — Она медлит какое-то время, желание наказать меня борется с ее тридцатипроцентной долей. Галлеоны побеждают. — Ладно. На завтра есть одна заявка, пол четвертого, в Клэридже. Клиент предпочитает мальчиков-цыпочек. Так что надень тот черный комплект. Твоя задница в нем просто великолепна, и даже не скажешь, что у тебя имеется член.

Я раздумываю. За двести галлеонов на час облачиться в платье и туфли на каблуках и позволить какому-то старому козлу вставить мне.

Не лучший вариант, но я согласен.

Я слишком долго был вне игры.

— Идет.

* * *

Слава Богу, этот тип оказывается вовсе не старым козлом. Всегда приятней, если клиент привлекательный, должен признать. Не то чтобы я отказался от денег какого-нибудь противного старика. Какая разница, какими галлеонами платить ренту — деньги не пахнут.

Открыв дверь, он с улыбкой окидывает взглядом мои зачарованные темные волосы, маленькое черное платье, очень аккуратное, чуть выше колен, и чулки — в конце концов, я элитная шлюха, а не жалкая шалава — и резюмирует:

— Годишься.

— Хмм, смею надеяться. — Я протягиваю ему маленький пакетик из фольги, а он вручает мне мешочек с галлеонами. Привычный обмен, но чего-то не хватает.

Меня швыряют на кровать без всяких церемоний — несколько легких поцелуев, поглаживаний несуществующей груди. Как-то странно без прелюдий. Гарри любит целоваться, любит довести меня до безумия, прежде чем...

Так, я не должен думать о нем в таком месте. Совсем. Беру себя в руки. У меня тут работа.

А в работе я хорош.

Не сдерживаю стоны, когда клиент задирает подол платья выше талии, извиваюсь на постели, когда он сдергивает с меня крохотные трусики, когда проскальзывает языком в мою дырку. Я раздвигаю бедра под определенным углом ровно настолько, чтобы свести его с ума.

И, как всегда, это срабатывает. Его рот блуждает по моему телу, от яичек и до шеи, и я не успеваю опомниться, как он уже скользит внутри меня, склонившись над моей спиной, как он мычит при каждом толчке и бормочет мне в ухо, какая же я красивая девочка.

Я едва ли возбужден. Я и не хочу, и вовсе не потому, что на мне платье. Но я старательно покачиваюсь и подмахиваю, как высококлассная шлюха (почему как? я и есть), я умоляю его трахать меня, и молюсь мысленно, чтобы он скорее кончил, мать его.

Господи, как же мне не хватает... Нет, я не буду думать об этом. Не буду думать о нем.

Когда он резко дергается и вскрикивает, я чувствую облегчение...

Растянувшись на кровати, заложив руки за голову, он наблюдает, как я привожу себя в порядок.

— Ты же новенький, да? — роняет он, и я удивленно оглядываюсь.

— Нет, вовсе нет. — Я пытаюсь натянуть чулок на бедро. Блядь, стрелка пошла. Накладываю на шелк нервущиеся чары. Должно продержаться.

Он как-то недоверчиво фыркает.

— Кажется, ты не особо проникся происходящим.

Мои плечи напрягаются.

— О чем ты? — спрашиваю беззаботным тоном, отодвигаясь к краю кровати и поворачиваясь к нему спиной.

— Да я о том, — он подползает ко мне ближе, его член покачивается меж бедер, — что тебе, похоже, хотелось быть совсем в другом месте.

Я улыбаюсь ему, очаровательно изогнув губки, как тупоголовая школьница — я часами тренировал эту улыбкой в ванной.

— Не говори глупостей. — Я быстро целую его в губы. — Ты был великолепен.

Он толкает меня на кровать и наваливается сверху. Кажется, впервые за свою карьеру, я немного занервничал.

— О ком ты думал?

— Да что за фигня! — Я пытаюсь сесть, но он снова толкает меня на спину, ловит за руки и чарами привязывает их к спинке кровати.

— У меня есть еще десять минут, — мягко говорит он. У меня внутри все сжимается, когда он начинает гладить себя, сжимая пальцами член. — Отвечай на вопрос.

— Ни о ком. Лучше слезь с меня.

— Я заплатил за свой час. — Он задирает мое платье выше талии. — И ты прекрасно это знаешь.

Я дергаюсь, пытаясь высвободить руки.

— А ты прекрасно знаешь, что я могу послать тебя на хуй...

— Хорошая мысль. — Он склоняется надо мной с хищной улыбкой. — И в этот раз ты тоже кончишь. — Он кусает меня за шею. — Просто представь, что я — это он.

Я закрываю глаза, когда он вталкивается в меня.

Руки Гарри. Рот Гарри. Член Гарри.

Когда я кончаю, быстро и бурно, и мое тело ноет, горит, дрожит — я хочу, я жажду, о Господи, я хочу, да — и с этим именем на устах я кусаю его в ответ.

Гарри.

Только Гарри.

* * *

Он сидит у меня на кухне, когда я возвращаюсь, с размазанным макияжем и в измятом платье.

— Какого черта ты тут делаешь? — резко осведомляюсь.

Он встает.

— Жду тебя. — Он окидывает меня взглядом с ног до головы, хмуря брови. — Кажется, это была неудачная идея.

Я устал, у меня вся задница болит. У меня сейчас совершенно нет настроения.

— Отъебись, Гарри. — Я поворачиваю в сторону ванной. Что может быть лучше, чем погрузиться в горячую воду.

Он хватает меня за руку.

— Ты весь провонял им.

— Издержки профессии, — отрезаю и выдираю руку. — Да что с тобой, черт возьми?

— Ты никогда не прекратишь, да? — Гарри кривит губы. — Тебе настолько это нравится, да? Когда какой-то урод сует свой хер тебе в зад...

С меня хватит. У него явно поехала крыша.

— Ты всегда знал, что я шлюха, Поттер. Что-то я не помню, чтобы ты сильно возражал, когда в первый раз засовывал свой...

— Я не могу так, — Гарри качает головой. — Я не могу смотреть, как ты возвращается от других парней.

— Тогда не смотри. — Мерлин, я даже чувствую облегчение, сказав это вслух. Ничто не длится вечно. Да я и не ждал, собственно.

Какое-то время он не произносит ни слова.

Ладно, скажу за него.

— Все кончено. Найди себе милого, юного и тупого Гриффиндорца, чтобы целоваться с ним под светом фонарей. — Я отворачиваюсь. — А со мной не получится.

— Неправда.

— Правда! — Я поворачиваюсь и толкаю его в плечи. — Ты же не собираешься сделать из меня то, чем я не являюсь, Поттер? Так что можешь забыть про все дурацкие фантазии, которые парят в твоей тупой башке...

Он вжимает меня в стену и целует. Не в силах удержаться, цепляюсь за его руки, открываю рот навстречу его рту. Ненавижу, потому что он нужен мне. Ненавижу, потому что хочу. Ненавижу, потому что... Нет, я не скажу это. Не могу.

Главное правило всех шлюх. Я не нарушу его. Я не могу.

Я уже нарушил.

Я отталкиваю его, скрещиваю руки на груди.

— Я шлюха, Гарри, — тихо говорю. — И я хорошая шлюха. Мне это нравится. И я не хочу ничего другого.

— И меня не хочешь? — хрипло спрашивает он.

Неправда. Хочу. Но сейчас нужны другие слова.

— Нет.

Он отступает на шаг. И я снова могу дышать.

— Драко Малфой — ты лжец, мать твою!

Я не двигаюсь с места, пока он не уходит.

* * *

Пэнси протягивает мне "Пророк", развернутый на четвертой странице.

Всего лишь маленький абзац в колонке "В городе". Вряд ли это про меня.

Я ошибаюсь.

"Многим любопытно, какой такой интерес мог возникнуть у Спасителя Магического Мира к некоему светловолосому представителю одного из самых благородных и древнейших домов, к тому же бывшему противнику. Возможно, верны слухи, что самая древняя и благородная профессия будоражит Избранному кровь".

Скитер, мать ее. Сучка драная...

— Драко.

Я замечаю, что изодрал газету в клочья. У меня трясутся руки, и я роняю обрывки на стол.

— Мне пиздец.

— Нет. — Она обнимает меня, притягивает ближе. — Мы разберемся с этим.

Я цепляюсь за нее. Как и всегда.

* * *

Я отправляю Гарри сову.

Он не отвечает.

Да я и не ждал, что ответит.

* * *

Сочельник. Софи забирает Скорпиуса.

Я отклонил приглашение на Диагон-аллею — мне сейчас не до рождественских пантомим и гимнов. Я не хочу ловить на себе изучающие взгляды, слышать шепот.

Софи не возражает, она лишь сжимает мою ладонь и берет Скорпиуса на руки.

— Все наладится, — говорит она.

— Рано или поздно, — пожимаю плечами. Не в первый раз нашу фамилию полощут по углам.

Рождественский вечер я провожу в одиночестве, уставившись в огонь, зажав бутылку виски между колен, с сигаретой в руке. Алкоголь уже ударил в голову, и я уныло цитирую на память отрывки из пьесок, которые помню с детства.

В Камине появляется Кардинелла.

— Дорогуша, — беззаботно начинает она, — у меня для тебя клиент.

Я поднимаю бокал и изучаю на свет янтарную жидкость.

— И вот я захожу, — вяло цитирую нараспев, — старый Дед Мороз, ждут меня здесь, или нет?(29)

— Что? — Кардинелла озадачено хмурится.

— Ничего. — Мне даже лень наносить маско-чары. Если она и разглядела меня в темноте, то молчит. — Сегодня сочельник.

— И ему одиноко. Возьмешь его?

Какого черта? Я отставляю бокал, еще раз затягиваюсь сигаретой. Боже, как мне не хватало никотина. Сбрасываю пепел куда-то за кресло, и мне совершенно наплевать на испорченный ковер.

— Хорошо. Ройал Гарден Кенсингтон. Дай мне час.

С трудом поднимаюсь на ноги, бреду вверх по лестнице, споткнувшись всего раз.

Влажный пар окутывает меня, когда я смотрю на себя в зеркало в ванной. На щеках щетина, взгляд тусклый. На волосы вообще больно смотреть.

— Счастливого гребаного Рождества тебе, шлюха, — бормочу я.

Забиваю на бритье.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(29) Драко цитирует слова Деда Мороза (Father Christmas)

In comes I, old Father Christmas,

Be I welcome or be I not?

I hope old Father Christmas

Will never be forgot.

Такими строчками открываются многие традиционные (традиция тянется еще с 17-го века) британские рождественские пьески-пантомимы. Вот несколько примеров: раз http://www.folkplay.info/Texts/91ss59gw.htm

и два http://www2.prestel.co.uk/aspen/sussex/eptip2.html

* * *

Клиент трахает меня, вжимая в спинку кровати, и мычит при каждом толчке.

Я же, соответственно, постанываю, тупо глядя куда-то поверх его плеча.

Я могу думать только о Гарри. Его рот. Его руки. Его член.

Покачиваюсь навстречу очередному движению. Я лишь хочу, чтобы это поскорее закончилось.

Лучше бы я пошел смотреть пантомимы.

* * *

На Диагон-аллее темно. Малочисленные огоньки слабо мерцают в окнах квартир над магазинами. Уже поздно.

Или рано, смотря для кого.

Мне все равно.

Я оставил клиента досыпать, даже не стал принимать душ. Наверное, нужно вернуться домой, но мне не хочется. Холодные улицы Лондона кажутся куда более уютными, чем моя пустая постель.

Пустая.

Никогда такого не было. Я люблю свою работу. Люблю секс. Люблю, когда меня трахают.

Но сейчас все не так, чего-то не хватает, и мне не по себе от этого чувства.

Поднимаю взгляд и замечаю шпиль церкви Святого Албана. Я даже не понял, как тут очутился. Из окон льется яркий теплый свет и доносятся приглушенные разговоры прихожан.

Не задумываясь, толкаю калитку.

В нефе занята половина мест, в основном пожилыми ведьмами и волшебниками. Некоторые пришли целыми семьями — дети сопят, прикорнув к отцовским плечам. Алтарь задрапирован в пурпурный шелк, в тон и облачение викария.

Я сажусь на скамейку в последнем ряду. Пальто плотно застегнуто, лицо полускрыто под шарфом и шапкой. Слова литургии мягко окутывают меня.

— И был рожден он, как сын человеческий, — доносится голос викария. Свечи мерцают за его спиной. — И Дева Мария дала ему жизнь, будучи сама без греха. И призван он очистить нас ото всех грехов наших...(30)

Почти двадцать лет прошло с тех пор, как я брал в руки требник, но я шепотом повторяю фразы вместе со всеми, без запинки. Детские привычки неистребимы.

— Благословен Грядущий во имя Господне! Осанна в вышних!(31)

Я досиживаю до конца причастия, наблюдая, как другие подходят к алтарю. Я не хочу ни хлеба, ни вина, ни благословения. Я даже толком не знаю, зачем я здесь. Я не религиозен. Не набожен. У меня не было времени на все это. И уверенности тоже не было.

Я никогда не верил. И не хочу. Была какая-то крохотная надежда в Божественное начало, но и та умерла во время войны. Но здесь и сейчас, в церкви, царит какая-то простая, спокойная умиротворенность. И я остаюсь.

Последнее благословение получено, последний гимн отзвучал. Я задерживаюсь в тени, пока церковь не пустеет.

Мои шаги эхом отдаются в тишине.

Я останавливаюсь возле Фомы, он улыбается мне с высоты своего постамента.

— А я-то гадал, вернешься ли ты.

Скамейка твердая, сидеть неудобно.

— Я не знаю, зачем пришел. Я не верю во все это дерьмо.

— Мало кто верит. — Фома опирается плечом о стенку своей ниши. — Я сам себя спрашивал, и не раз, может я безумец.

Выдавливаю улыбку.

— И каков ответ?

— Возможно, — он изгибает каменную бровь. — Тебя что-то тревожит, мастер Малфой.

Шарф царапает мне шею, цепляясь за щетину.

— Лишь свое собственное безумие, полагаю. Это пройдет.

Апостол лишь молча наблюдает за мной.

— Это все Поттер виноват. Если бы он не был таким... таким, мать его, Гарри, во всем... — Я отворачиваюсь. В глазах печет. — Он с самого начала знал, кто я такой.

— В самом деле, о связях вашей семьи повсюду известно...

— Я шлюха, — обрываю его.

Секундное молчание.

— А, — наконец говорит Фома. — Понимаю.

— И нечего меня судить, — я с вызовом вскидываю подбородок. — Мне плевать на твое мнение. Впрочем, на мнение остальных тоже.

— Но не на мнение Поттера. — Фома поглаживает бороду, изучая меня с любопытством.

— Плевать, — я вру, и он это прекрасно понимает.

Фома садится на край своей ниши, болтая ногами, и его каменные пятки гремят о стену. Он вытягивает руку — длинная и тонкая каменная ленточка свисает с его пальцев.

— Знаешь, что это?

Пожимаю плечами.

— Реликвия какая-нибудь.

— Пояс Девы Марии, — улыбается он. — Она обронила его с небес после своего Успения. А мне повезло заполучить его.

— Не было такого, — я полон скептицизма.

— Может было, а может и не было. В конце концов, некоторые люди считают, что аппарация невозможна.

— Все магглы — идиоты, — выдаю гримасу.

— Не всегда. — Он крутит ленточку в пальцах. — Ты хоть представляешь, сколько людей считали ее шлюхой, когда узнали про беременность? Еще тот скандал был в Назарете. Ты должен был об этом слышать.

— Но она не была шлюхой, — поднимаю бровь. — Или была?

Фома хихикает.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Но ее суженый действительно подумывал о том, чтобы отказаться от нее. В конце концов, это был не его ребенок.

— Но я не девственница, и не беременный, — замечаю я. — И слава Богу!

Он фыркает.

— Мораль в том, ты — упрямый мальчишка, что иногда любовь и в самом деле все побеждает. Иногда, конечно, необходимо подтолкнуть. — Он берет меня за подбородок, его каменные пальцы холодят кожу. — Не стоит недооценивать своего мальчика.

Я отшатываюсь, горло судорожно сжимается.

— А я думал, что все ваши не слишком жалуют мужеложцев.

— Не стоит всегда верить своим ушам, — он едва заметно усмехается. — Всегда есть место сомнению.

— Да, наверное. — Я встаю. — Мне пора.

Он кивает.

На полпути к выходу я оборачиваюсь.

— Счастливого Рождества!

Фома отвечает улыбкой.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(30) Строки из рождественской молитвы (Eucharistic Prefaces — вступление к причастию). Полностью тут — http://www.cofe.anglican.org/worship/liturgy/commonworship/texts/hc/seasonal/christmas.html

(31) Благословен Грядущий во имя Господне! Осанна в вышних! — Евангелие от Матвея 21:9

* * *

Ярко-зеленый котелок все время сползает Скорпиусу на один глаз. Он сдвигает его одной рукой, а другой крепко сжимает вилку. Сливовый пудинг размазан по его мордашке, глаза горят от утреннего обилия сладостей и подарков.

Гусь наполовину съеден, остатки пойдут эльфам в качестве рождественского угощения. Взорванные хлопушки разбросаны по столу, конфетти искрится и переливается на белой парчовой скатерти. Все игрушки собрались вокруг тарелки Скорпиуса, один крохотный аврорчик сидит на краю, со скуки болтая ножками.

Он похож на Гарри. У меня внутри все сжимается.

Софи перехватывает руку Скорпиуса и отбирает вилку.

— Ты сейчас проткнешь Mémère(32).

— Прости, — Скорпиус с виноватым видом смотри на свою бабушку.

Мать снисходительно улыбается.

— Думаю, пора вернуться в гостиную. — Она наклоняется к нему и шепчет с самым заговорщицким видом: — Кажется, там тебя ждет еще один подарок.

Скорпиус распахивает глаза и с воплем соскальзывает со своего стульчика.

— Мама, — укоряю я. Малыш мчится к двери, Софи бежит за ним.

Она лишь красноречиво поводит плечом.

— Драко, он ребенок. А детей нужно баловать. — Она поднимается и протягивает мне руку. — Мерлин свидетель, ты был таким избалованным.

Я обнимаю ее за талию.

— Да, я был жутким мерзавцем.

— И остаешься им, мой дорогой. — Мать гладит меня по щеке. Она вдруг останавливает меня в холле, перед дверью в гостиную, и осторожно интересуется: — Эта заметка в "Пророке"?..

— Чушь, мама! — Я не смотрю ей в глаза. — Полная чушь.

— Разумеется. — Она молчит какое-то мгновение, а потом ее пальцы мягко сплетаются с моими. — Но даже если это было правдой — что, очевидно, не так — для меня это ничего не значит. Надеюсь, ты это понимаешь.

Изумленно смотрю на нее. Я всегда подозревал, что она-то поймет. Но получить подтверждение — совсем другое дело. Она прямо встречает мой взгляд.

— Ты мой сын, — говорит она, — сейчас только это и важно. — Черты ее лица смягчаются. — Я слишком много потеряла в своей жизни, Драко. Твой выбор — это твой выбор.

— Спасибо. — Я целую ее в щеку.

Мать сжимает мою руку. Ликующий вопль Скорпиуса вызывает у нее смешок.

— Ну что, заходим?

— Папа, смотри! — Скорпиус растянулся на ковре, наполовину забившись под елку — и щенок колли вылизывает его лицо.

С усталым вздохом поворачиваюсь к матери. Она поднимает бровь.

— Я все согласовала с Софи, дорогой.

Софи смеется над моим угрюмым видом.

— Драко, не будь таким un empêcheur(33). Тебе не идет.

Я вскидываю руки и качаю головой. Все, подавили численностью.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(32) Mémère — бабушка (фр.)

(33) Empêcheur — мешающий, помеха (фр.)

* * *

Мать удалилась в свою комнату немного подремать — праздники без отца всегда ее выматывают, а Скорпиус со щенком — которого он моментально и очень изобретательно окрестил Тото(34) — так разыгрались, что два раза за последний час чуть не уронили елку.

Я свернулся на диване, голова у Софи на коленях, она перебирает пальцами мои волосы. Мы наблюдаем, как малышня резвится на той части ковра, которую мы для них отвели, в конце концов, и обезопасили заклинаниями.

— Скажи честно, как ты? — спрашивает она. Щенок лает и прыгает на Скорпиуса, роняя его на пол. Сынуля визжит от счастья и обнимает Тото за шею.

Странный он ребенок, должен признать.

— Нормально, вроде. — Я поглаживаю ее колено, разглаживая складки на шелковой голубой мантии. — Только хочется спрятаться от всего мира.

Она откидывает мои волосы со лба.

— Ты говорил с Гарри?

— Отправил сову, сразу после заметки. Он не ответил. — Огонь потрескивает в камине, чулки на каминной полке еще на половину заполнены конфетами и мандаринами. — Я бы тоже не ответил на его месте.

— Ох, дорогой, — вздыхает Софи, — вы, мужчины, иногда такие тупые.

— И что это значит? — Я сажусь и впиваюсь в нее взглядом. Челка падает на лицо.

— Он без ума от тебя, ты без ума от него, и если ты прекратишь строить из себя черт знает что...

— Софи, — сквозь зубы говорю я, и она умолкает.

Я забиваюсь в угол дивана, вытянув вперед босые ноги. Скорпиус запрыгивает на меня, Тото несется следом за ним. Сын ерзает у меня на коленях, свитерок задрался. Его кожа такая теплая и по-детски нежная под моими ладонями. Щенок, поскулив немного, усаживается у меня в ногах, пыхтит и тявкает оттуда.

— Напиши ему еще раз, — тихо говорит Софи, и когда я смотрю на нее, сжав губы, она пожимает плечами. — C'est Noël(35), Драко. Благоволение ко всем, и все такое прочее.

Скорпиус сворачивается у меня на груди, колотит ножками по бедру. Я ловлю его за пятки.

— Черт, и когда ты стала такой оптимисткой?

— Когда решила, что хочу сделать тебя счастливым. — Она протягивает руку нашему сыну. Он переползает к ней, обнимает ее за шею и целует в щеку.

На это у меня нет ответа.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(34) Toutou — собачка, щенок (фр.). Да, я знаю, что произносится Туту, но Тото мне кажется благозвучней.

(35) C'est Noël — это Рождество (фр.)

* * *

Единственное, на мой взгляд, чем хорош День подарков(36), это ежегодный квиддичный матч в Илкли Мур(37).

Однако в этом году я совсем забыл про билеты. И в этом виноват Гарри. Сейчас так легко во всем винить его.

Вместо этого я продрых полдня, вернувшись от матери пьяным в стельку.

И только когда дверной молоток бряцает во второй раз, я скатываюсь с дивана и бреду к двери. Кажется, я вполне одет, поскольку не помню, чтобы раздевался перед тем, как вырубиться, но я не особо уверен.

На пороге — Джинни Поттер.

Я моргаю.

— О, мать твою, — бормочу я. — Я умер и попал в ад?

Она решительно заходит, потеснив меня в сторону.

— Еще нет, но рано радоваться, Малфой. У тебя еще все впереди.

— Кажется, я тебя не приглашал. — Я тру ладонями лицо. Голова раскалывается, словно целый клан лепреконов устроил конкурс по джиге в моей черепной коробке.

— Не приглашал, — соглашается она, изучая меня. — Дерьмово выглядишь.

— Ты же не уйдешь просто так? — Я закрываю дверь.

Она качает головой, отчего комната почему-то плывет.

— У меня всего десять минут, пока Гарри не сообразит, что я не могу так долго торчать в туалете. Джеймс и Альбус займут его на это время болтовней о матче.

— Тогда давай к делу. — Я направляюсь в гостиную, наливаю себе стакан виски, залпом выпиваю половину. Опохмелиться определенно не помешает.

Она скрещивает руки на груди, и я в очередной раз понимаю, почему предпочитаю мужчин. Менее требовательные. Без командирских замашек.

— Гарри влюблен в тебя, — прямо говорит она, и мое сердце ухает куда-то в желудок, я едва не роняю стакан. — Не спрашивай — почему, я и сама не понимаю. Одно могу сказать, я уже тысячу лет не видела его таким счастливым, но сейчас... — ее глаза гневно сужаются, — он не счастлив.

— Ошибаешься. — Делаю большой глоток. — Да Поттеру плевать...

— Слушай, ты, идиота кусок! — Она наступает на меня, я подаюсь назад. — Не вынуждай меня опять насылать на тебя Летучемышиный Сглаз.

Я не в силах сдержать дрожь. Еще бы — одно из самых травмирующих воспоминаний о пятом курсе.

Часы отбивают четверть — она чертыхается сквозь зубы.

— Малфой, он такой упрямец. Если ты хочешь его — убеди его в том, что ты не...

— Не шлюха? — обрубаю я. — Не грязная шалава?

— Я собиралась сказать "не полный мудак", — спокойно поправляет она, — но раз ты предпочитаешь иначе...

Щеки горят.

Она поворачивается ко мне спиной.

— Зачем ты это делаешь? Ты же его жена.

Оглянувшись, она одаривает меня до странности мягким взглядом.

— Потому что люблю его. Думаю, твоя жена поступила бы также.

Наверное, она права.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(36) Boxing Day — День подарков — второй день Рождества.

(37) Ilkley Moor — Илкли Мур — торфянистая местность в районе Илкли (курортный городок в Западном Йоркшире), известная загадочными камнями, а также тем, что там видели пришельца.

Полюбоваться на фото местности http://diary.triny.info/post58383701/ ...и пришельца http://www.ufocasebook.com/ilkleymoor.html

* * *

На следующей неделе я пишу Гарри четыре письма, не меньше.

Но ни одно не отправлено.

Я не могу.

* * *

Прием у Пэнси как всегда потрясает размахом. Вино бьет ключом, шампанское пузырится из ледовых фонтанчиков, увитых плющом. Зачарованные стены демонстрируют панораму заснеженных холмов, звездный потолок рассыпает снежинки, парящие и исчезающие, прежде чем коснуться мраморного пола.

Это мой первый открытый выход в свет после публикации в "Пророке". Пэнси, утвердив руку на моем локте, усиленно потчует меня вином — шепот за спиной и насмешливые взгляды почти не раздражают. Состояние легкого подпития — да, в этом что-то есть.

Но все меняется, когда я вижу Гарри.

Он входит под руку с Ли Джорданом.

Этот придурок всегда знал, как обратить на себя внимание всего магического общества. Вот идиот! Они же его живьем съедят за то, что он так открыто щеголяет своей гомосексуальностью.

А может и не съедят.

Я слежу за Гарри — он движется по комнате, останавливается поболтать то тут, то там. Мужчины смеются над его шутками, дамы флиртуют. Ну разумеется, с горечью думаю я, кто же отвернется от нашего, блядь, Спасителя Магического Мира? Гарри может позволить себе расчленять младенцев и пожирать их на завтрак, а общество лишь будет рукоплескать в честь его храбрости и необузданности.

А мною же, меж тем, уже пренебрегли не меньше шестерых знакомых. Такое впечатление, что посещать шлюху — вполне приемлемо. Лишь бы не быть шлюхой. Смешно! И дело даже не в том, что моя деятельность незаконна. Отнюдь! Безнравственна — возможно, тут все зависит от широты взглядов. Но у нас все легально, уж будьте уверены.

Ублюдки.

Но самое худшее то, что я не могу отвести от него взгляд. На нем безупречная черная мантия, плотно облегающая плечи и грудь, чуть расширяющаяся к бедрам. В темных волосах искрятся снежинки.

Рука Джордана на его спине — мне хочется скинуть ее. Оттолкнуть его от моего Гарри.

Вдруг становится трудно дышать, я отворачиваюсь.

— Что он здесь делает? — мрачно интересуюсь. Пэнси прищуривает глаза.

— Очень хороший вопрос. — Она отпивает немного воды — даже от полбокала вина ее утренняя тошнота усиливается, как она говорит — и смотрит в сторону мужа, который на другом конце зала о чем-то смеется с Министром. — Тео должен был аннулировать его приглашение. Но ты же знаешь Тео.

Ее голос заметно напряжен — настолько, что я даже забываю о Гарри.

— Вы что, поссорились? — Мы лишь успели бегло поздороваться с Тео, а до этого я не говорил с ним неделю. Пару дней назад он счел нужным прислать мне бумаги о расторжении контракта.

— А когда мы не ссорились? — Пэнси пожимает плечами. — Не обращай внимания, любимый. Очередное испытание брака на прочность.

— Пэнси.

Ее рот сжимается.

— Драко, я не хочу об этом говорить. Не здесь, не сейчас, и, по возможности, никогда.

Перехватив едва заметную вспышку злобы в ее взгляде, я вздрагиваю, делаю глоток вина и отвожу глаза.

Она знает.

— И давно ты узнала? — выдавливаю.

Пэнси снова пожимает плечами, заправляя выбившуюся прядку за ухо. Она вертит в пальцах ножку бокала — снежинки оседают на ободке.

— Я не идиотка, знаешь ли. Я подозревала.

— Это не ответ.

Она разворачивается и уходит.

* * *

— Какого хрена ты ей наговорил? — осведомляюсь. Мы стоим у одного из фонтанов с шампанским. Я уже второй раз наполняю бокал.

А Тео уставился в дно своего.

— Ничего. Я ни слова ей не говорил о нас. Черт возьми, Драко, я не идиот!

— Тео, она в курсе. — Я прислоняюсь к столу, пятерней пытаюсь пригладить волосы. Выпиваю половину одним глотком. — Я знаю Пэнси с трех лет.

— Я тут ни при чем.

Ну, конечно. Окидываю его скептическим взглядом.

— Не лги мне.

— А разве это не обычно дело для Слизеринцев? — голос Гарри из-за спины. Мои плечи напрягаются. Блядь. Вот же ж блядь.

— Малфой. — Он перегибается через меня, чтобы наполнить бокал, и я чувствую его запах — вдыхаю всю его сущность, мускусную сладость с легчайшим оттенком шалфея и лемонграсса. Его волосы, вьющиеся за ушами, темные, взъерошенные... — и я с трудом удерживаюсь, чтобы не зарыться лицом в эту мягкость.

Вместо этого я отодвигаюсь, хорошо хоть шампанское не трясется в руке.

— Поттер.

Джордан с любопытством меня оглядывает из-за спины Гарри. Дрэды обрамляют лицо — он совсем не Гаррин тип. Как и я, впрочем.

— Вышел нынче на панель? — мягко интересуется Гарри, переводя взгляд с меня на Тео. Наполнив бокал шампанским, он протягивает его Джордану.

Лучше бы он влепил мне пощечину.

— Да пошел ты, Поттер! — Я разворачиваюсь, меня всего трясет.

Его "Драко", брошенное вслед, не останавливает меня.

Хватит. На сегодня достаточно. Я иду домой.

* * *

Гарри нагоняет меня в дверях.

Я застегиваю пальто, оборачиваю шею шарфом.

— Драко, — зовет он, но я мотаю головой и отворачиваюсь. Один из домовиков — часть приданого от Паркинсонов — придерживает дверь. Он вздрагивает от порывов ветра, его чайное полотенце полощется вокруг тонких ножек.

— Хватит, — устало говорю я. — Это был дерьмовый вечер, Поттер, у меня уже сил нет. Не сейчас. Если хочешь порисоваться с Джорданом перед моим носом — мой Камин к твоим услугам завтра.

Гарри хватает меня за руку.

— Между мной и Джорданом ничего нет.

— Да он лапал тебя весь вечер. — Черт, ну почему мой голос звучит так жалобно.

— Ты ревнуешь, — Гарри усмехается, морщинки в уголках его глаз кажутся такими очаровательными. Мерлин, как же я жалок.

А, да пошло оно все к ебене матери. Я раздраженно выдергиваю руку.

— Не смеши меня, это полная херня!

— Ли встречается с Джин, — говорит Гарри, и я замираю в дверях. — Я хотел, чтобы ты приревновал, поэтому он пришел со мной. А Рон сказал, когда я его сначала попросил, что в жизни не станет изображать гея, даже для лучшего друга.

Медленно поворачиваюсь.

— Ты свихнулся?

— Молния... — Гарри закусывает нижнюю губу. — Ты не должен был.

— Точно, — соглашаюсь.

— Да уж. — Он покачивается на пятках, сжимая руки в карманах. Гарри нервничает — узнаю классические признаки. — Я только вчера ее открыл.

Я делаю неуверенный шаг ему навстречу.

— Полагаю, ты отослал ее обратно.

— Думал об этом. — Он глядит на меня из-под своей растрепанной челки. На очках отпечатался след от пальца. Губы кажутся такими мягкими и влажными. — Пока не сообразил, что ты имел в виду.

— А сразу было не ясно? — тихо спрашиваю. Мерлин, я хочу поцеловать его.

Дрожа, то ли от ветра, то ли... обхватываю себя руками.

— Никогда не умел читать между строк, — слабая улыбка.

— Проницательность — не твой конек, Поттер.

— Джин вправила мне мозги, — признает он. — Я злился. Я думал, это твоих рук дело. "Пророк", в смысле.

— Ага, я отрезал собственный нос себе же назло.

Он краснеет, поправляет очки.

— Ну да. Она об этом и говорила. Эээ... Неоднократно, — он криво усмехается. — Я очень упрям.

— Ты — тупой Гриффиндорец.

— И это тоже. — Гарри тянется ко мне, притягивает ближе, и я не сопротивляюсь. — Я был неправ, — шепчет он мне в рот.

И целует. А я понимаю, что забыл, как дышать. На целую жизнь.

Он отстраняется, гладит мое лицо кончиками пальцев.

— Не так ли, Пэнси? — спрашивает он, все еще глядя на меня.

Я смаргиваю.

Пэнси стоит в дверях.

— У меня были на то причины, — тихо говорит она.

Пэнси делает жест эльфу, он с грохотом закрывает наружную дверь, вздохнув с облегчением.

— О чем это вы? — спрашиваю обоих.

Рука Гарри обвивается вокруг моей талии.

— У меня есть свои источники в "Пророке". По моим сведениям, Скитер встречалась с Пэнси. Я прав? — Он смотрит ей в глаза.

Она кивает и переводит взгляд на меня.

— Я удостоверилась, чтобы она не называла имен. Ради твоей матери.

— Из-за Тео, — мое сердце сжимается.

Пэнси нежно касается моего лица.

— У тебя не было на него никаких прав, ты же знаешь. Чего бы он не хотел от тебя. Драко, ты мой лучший друг.

— Я знаю. — Я чувствую облегчение, что все выплыло, наконец. Что она знает.

— У меня не было выбора, — кивает она. Ее взгляд переходит на Гарри, наполняясь холодом. Резко. — А он не для тебя. Все равно это недолго продлится, ты сам знаешь. Вы оба знаете. Он — Золотой Мальчик магического мира, Драко, а ты в их глазах навсегда останешься Пожирателем Смерти, который расплачивается за грехи отца. Уж лучше быть шлюхой. Я просто... — она делает паузу, склонив голову к плечу, — немного посодействовала.

— Да пошла ты! — обрубает Гарри, его пальцы сплетаются с моими. — Ты совсем сдвинулась.

— Нет, ничего подобного, — мягко возражаю я. — Ты не поймешь, Гарри. — Но я понимаю. Наверное, я поступил бы также. Мы же Слизеринцы, в конце концов. Борись до последнего. Даже если любовь прошла. Иногда без этого никак.

Гарри смотрит на меня, будто я тоже сдвинулся.

— Я хочу его, — тихо говорю, глядя на Пэнси, ловлю ее руку. — Я знаю — это чистое безумие, и, вероятно, худшая моя ошибка, — не обращаю внимания на Гаррино "ну спасииибо". — После Тео.

— Эту ошибку мы можем разделить. — Она сжимает мои пальцы. — Ты уверен?

Я киваю.

Пэнси вздыхает.

— Ты идиот, Драко. — Она целует меня в щеку, а затем пристально смотрит на Гарри. — Если ты его обидишь, я испоганю тебе жизнь, Поттер.

Это единственное извинение, которое мне от нее нужно. Единственное, на которое она способна. Я стискиваю ее ладонь.

Этого достаточно.

— Разве это должны быть не мои слова? — Гарри потирает переносицу. — Слизеринцы. Да вы все чокнутые.

— Пэнси. — Тео стоит на пороге. — Наши гости... уже почти полночь, и у нас тост...

Закатив глаза, Пэнси поворачивается к мужу.

— Тео, честное слово, — вздыхает она, — ты хоть что-нибудь можешь сделать без меня?

— У них все будет в порядке. — Я смотрю, как они уходят — Пэнси держится за локоть Тео.

Гарри скептически ухмыляется.

— А похоже, что я за них волнуюсь?

— Они мои друзья, — хмурюсь на него.

— Они все чокнутые, я уже сказал. — Он поплотнее обматывает меня шарфом, убирает волосы со лба. — Ну так что, мистер Малфой, где вы будете в полночь?

Поднимаю бровь.

Гарри смеется, притягивает меня к себе и целует.

— У тебя или у меня?

— У меня. — Крепко обнимаю его. — Поттер, я хочу тебя в своей постели.

Мы аппарируем.

* * *

Мы не говорим ни слова — и не смогли бы, даже если бы захотели. Мы слишком заняты поцелуями.

Его рот такой мягкий и теплый, и этот поцелуй так отличается от всех наших предыдущих. Я растворяюсь в нем. Долгом, медленном, нежном... После Софи я никого так не целовал.

Гарри вжимает меня в кровать. Мы уже избавились от одежды — она раскидана по всему полу. И, кажется, кое-кто так изорвал мою мантию, что она уже не подлежит ремонту.

Но мне плевать.

Часы отбивают полночь. Гарри приподнимает голову — его губы припухли от поцелуев, глаза горят.

— С Новым Годом, — шепчет он.

— И тебе, Поттер, и тебя, и не раз... — отвечаю со смешком и вовлекаю его в новый поцелуй.

Кажется, я мог бы заниматься этим целую вечность. Чистое безумие.

Гарри скользит по мне вниз, покрывая мою кожу влажными поцелуями. Вжимается лицом мне в бедро.

— Перевернись, — выдыхает он, и я подчиняюсь.

Он покусывает меня за задницу, проводит кончиком языка по изгибу бедра.

— Гарри... — у меня прерывается дыхание.

Теплыми пальцами он раздвигает мои ягодицы.

— Господи, как я тебя хочу.

— Гарри, — всхлипываю я, когда он скользит языком к моей дырке. Я выгибаюсь, трусь членом о покрывало. — О, Боже!

Я покачиваю бедрами ему навстречу, пока он обводит языком, дует прямо туда, лижет, покусывает, постанывая. Язык проскальзывает в мою дырку раз, другой.

— Гарри, — я вжимаюсь лицом в подушку, заглушая стоны. Меня и до этого неоднократно трахали языком. Но сейчас, блядь, я ощущаю себя девственницей.

Я возбужден до предела, я задыхаюсь, когда он переворачивает меня. Он поочередно втягивает в рот мои яйца и посасывает их.

Я вздрагиваю. Никто никогда не касался меня так. Так нежно. С такой заботой.

Только Гарри.

Мой Гарри.

Он вбирает мой член в рот, и я вскрикиваю. Вытянувшись между моих расставленных ног, он удерживает меня за бедра, чтобы я не дергался, и скользит губами по моему члену — Мерлин. Я в жизни не видел ничего более эротичного. Более возбуждающего.

Он отпускает меня, подтягивается выше, ложится сверху. Его член упирается в меня, я вжимаюсь лопатками в матрас. Он придавливает меня своим весом, но я не могу лежать неподвижно.

— Твою мать, ты потрясающий! — Ртом ловлю его губы, сосу его язык. Я чувствую собственный вкус.

— Знаю, — он усмехается, глядя на меня сверху вниз, и толкается своим членом в мой. Я хватаю его за плечи, впиваясь пальцами в кожу.

— Гарри... — Меня трясет от возбуждения. Я хочу его. Не в силах сдержаться, я тянусь рукой между нами, сжимая в ладони наши члены, поглаживая. Гарри стонет.

— Лучше прекрати, — сквозь зубы выдыхает он, — если не хочешь, чтобы я тебя всего обкончал.

Я смеюсь, уткнувшись в его плечо.

— Воспринимать это как угрозу?

Гарри перекатывается на спину. Теперь я сверху, ощущаю бедром его твердый влажный член.

— Знаешь, чего я хочу?

— Чего? — Я взъерошиваю пальцами его волосы, ласкаю взглядом. Прекрасный. Надоедливый. Раздражающий. Самый лучший.

Он прикусывает кожу на моем горле.

— Я хочу, чтобы ты меня трахнул.

Я замираю, не дыша.

— Правда?

— Правда. — В его глазах столько тепла. — Трахни меня, Драко.

И тут дело не только в сексе. Мы оба знаем это. Это нечто другое. Нечто большее.

Киваю, склоняюсь над ним, тянусь к тумбочке рядом с кроватью, на ощупь нахожу любрикант и презервативы.

Гарри наблюдает за мной, размеренно дыша, и я вдруг ощущаю себя таким уязвимым, таким открытым, мать его. Словно без кожи.

Резинка туго обтягивает член. Я вожусь с тюбиком, смазать пальцы — секундное дело. Но я благодарен и за такую возможность оторвать взгляд от этих широко распахнутых, зеленющих глаз, глядящих мне в самую душу.

Он раскрывает губы навстречу моему поцелую. Язык скользит по его зубам, трется о его язык. Я раньше не понимал, какими интимными могут быть поцелуи. Прежде это была лишь прелюдия. Гарри... Гарри изменил все.

Мой палец проникает в его дырку, и он стонет мне в рот.

Так горячо, так туго. Мой член звенит от предвкушения, от одной мысли, что скоро...

— Нормально? — спрашиваю, выцеловывая линию его подбородка.

— Ага, — он судорожно выдыхает и тихо смеется. — Странные ощущения.

— Будет лучше. — Глубже ввожу палец, медленно сжимаю. — Немного раздвинь ноги.

Он подчиняется, и я добавляю второй палец. Гарри шипит.

— Больно?

Он мотает головой, закусив губу.

— Все нормально.

Я не спешу. Медленно, нежно растягиваю его, увлажняю — истратил почти весь тюбик. Смазка течет меж его бедер, капает на покрывало. Я уже сто лет этого не делал. Большинство клиентов предпочитает быть сверху, а не подставлять зад. Сжимаю пальцы у него внутри, склоняюсь за поцелуем. Его пальцы судорожно стискивают мои плечи, он прикусывает мою нижнюю губу и зализывает укус.

— Драко, — шепчет он наконец, и я отстраняюсь. — Я хочу тебя... внутри... Пожалуйста.

Дрожь желания пронзает меня. Я киваю и убираю пальцы.

Он следит за мной потемневшим взглядом, я раздвигаю шире его бедра, одной рукой подхватываю под ягодицы. Мой член трется о его скользкую промежность.

— Драко, пожалуйста, — выдыхает он.

И я проталкиваюсь, качнувшись вперед, упираясь руками по обе стороны его плеч. Блядь, какой же он тесный. Я задерживаю дыхание, отчаянно стараясь не втолкнуться изо всех сил. Я не хочу причинить ему боль. И не стану.

Но Гарри вдруг рывком поднимает бедра.

Блядь.

— О, Господи, — ахаю я. Я вошел в него на всю длину, мои яйца упираются в его зад, и каждый нерв натянут как струна. — Гарри...

Он вздрагивает подо мной, глаза широко открыты.

— Вот это называется заполненность, — шепчет он, еще шире раздвигая бедра и насаживаясь на мой член. От этого слабого движения ощущения просто невьебенные. — Мерлин, вот на что это похоже, когда тебя трахают.

— Точно. — Я смотрю на него во все глаза, он тянет руку и кончиками пальцев гладит меня по лицу.

— Хочешь меня? — усмехается он, прижимая пальцы к пульсирующей венке на моей шее.

Честно слово, иногда он такой идиот.

— Неужели не очевидно?

Гарри жестко целует меня, притягивая за шею, пальцами зарываясь в волосы.

— Тогда выеби меня в зад, — шепчет он мне в ухо. — Заставь меня кончить.

Со стоном я подаюсь назад, почти полностью выходя из него.

— Уверен? — смотрю на него с ухмылкой.

— Драко, мать твою, я серьезно!

Я резко вхожу, вжимая его в матрас, он ахает, ловит ртом воздух.

— Блядь.

Я смеюсь и снова вколачиваюсь в него. Его глаза распахиваются, темнеют, влажный рот приоткрыт... Мерлин, какое зрелище. Я трахаю Гарри Поттера. Эта мысль дрожью пробегает по моему позвоночнику, и я еще сильнее вбиваюсь в его задницу.

— Пожалуйста, — стонет он и вжимается меня, обхватывая ногами. Его руки блуждают по моей спине, пальцы скользят по взмокшей коже. Я толкаюсь в него ноющим членом, приподнимая его задницу. Мы тремся друг о друга, и его стоящий хер упирается мне в живот.

— Гарри, — шепчу я, и я едва не смеюсь, потому что это звучит так чертовски правильно. Как же он прекрасен! Я целую его. — Мой Гарри.

— Дааа, — выдыхает он мне в рот. Наши языки сталкиваются. Он натянут как струна. Я люблю его вкус, я люблю его отдачу. Я люблю его.

Я знал это еще тогда, стоя в "Качественных Товарах для Квиддича". Знал в ту минуту, когда покупал эту чертову Молнию. "Снитчи ловит терпеливый" — я тогда написал.

И, кажется, меня поймали.

Гарри выгибается подо мной, задыхаясь.

— Сильнее...

Я трахаю его быстрыми, равномерными толчками, нависая над ним на вытянутых напряженных руках. Я смотрю, как мой член скользит в его заднице, и это самое потрясающее зрелище. Это просто невероятно видеть его таким — стонущим подо мной. Его шея кажется такой бледной в лунном свете. Он умоляет меня не останавливаться, трахать, заставить кончить, и его багровый и влажный хер трется о мой живот.

Мы дышим, как загнанные лошади, Гарри извивается, его ступня цепляется за покрывало, когда он ищет точку опоры, чтобы еще резче насаживаться на мои удары. Я тянусь к его члену, обхватываю пальцами и резко сжимаю.

— Открой глаза, — прошу я, и Гарри смотрит на меня, задохнувшись.

Его член скользит в моем кулаке, пальцы обхватывают головку, Гарри вскрикивает. Я удваиваю усилия. Его влажная кожа кажется такой нежной под моей ладонью.

— Драко, — ахает он, еще шире распахивая глаза. — Ооох... твою мать....

Он дергается подо мной, рот открыт, дыхание прерывистое... Его семя горячей липкой струей выталкивается мне в ладонь — и я никогда не видел ничего прекрасней.

Никогда.

Я зубами ловлю его нижнюю губу, грубо целуя, продолжая вколачиваться в него, не замедляя темп. Гарри льнет ко мне, ослабевший, его руки цепляются за мои плечи.

Я пропал, совсем пропал, я знаю. И мне плевать, что будет дальше. Гарри — это все, что я хочу. Все, что мне нужно. О, Мерлин — да — блядь.

— Гарри!

Я падаю на него, сотрясаясь, он обнимает меня. Мои пальцы запутались в его волосах, я вжимаю лицо в изгиб его шеи, рвано дыша.

— Гарри, — шепчу я.

Его руки, тяжелые, но такие нежные, гладят меня по спине.

Я застываю так на какое-то мгновение, мой член обмякает в нем. Когда я, наконец, отлипаю от него, то первым делом, морщась, стягиваю резинку и избавляюсь от этой гадости. Я смотрю на него.

— Я больше не хочу их использовать... с тобой, — мягко говорю я. — Просто...

Гарри прижимает палец к моим губам.

— Я знаю.

Мы умолкаем какое-то время, я сворачиваюсь у Гарри под боком, положив руку ему на грудь. Я чувствую, как колотится его сердце. Облизываю губы.

— Наверное, кое-что теперь должно измениться. Немного.

— Я ничего не прошу. — Он накрывает мою ладонь своей. — Я научусь с этим жить. Я не очень-то умею строить отношения, знаешь ли.

— Я тоже. — Укладываю голову на его плечо. Он перебирает пальцами мои волосы. — Мы еще успеем наломать дров.

— Будет много ругани, — кивает он.

Я улыбаюсь ему в шею.

— И много примирительного секса. Это всегда так заводит.

— Кажется, я уже хочу испробовать это на практике. — Гарри перекатывает меня на спину.

Со смехом соглашаюсь.

* * *

Гарри будит меня поцелуем.

— Эй, — шепчет он, и я потягиваюсь под лучами утреннего солнца, проникающими сквозь полупрозрачную штору. Нос замерз, и я утыкаюсь в Гаррин теплый бок.

— Еще рано, — бормочу я, и он смеется.

— Малфой, ну ты и ленивая задница.

Я прижимаюсь холодным носом к его соску. Гарри стонет.

— Сейчас будет хуже, — угрожаю я и трусь ледяными ступнями о его лодыжки.

— Сволочь. — Он обхватывает меня руками. Мы молчим. Я уже почти задремал, когда Гарри зовет меня.

— Драко?

Я что-то мычу в ответ.

Кто-то бежит через холл, дверь спальни распахивается с криком "Папа!", и в это же время Гарри говорит: "Кажется, я слышал, как сработал Камин".

— Твою мать, — вздыхаю Гарри в грудь, сажусь на постели.

Скорпиус моргает, глядя на нас обоих, зависнув в воздухе.

— Oh, putain!(38) — За ним спешит Софи. Она прячет палочку, краснея. — Я жутко извиняюсь, дорогой. Я не ожидала... — Она смотрит на Гарри.

Он ухмыляется во весь рот.

— Привет. Я Гарри.

— Я помню. — Софи берет Скорпиуса в руки, чары разрушаются, и он с визгом падает в ее объятия, перебирая ногами в воздухе. — Драко, мы будем на кухне.

Я уже натягиваю пижамные штаны, призвав их из шкафа. Швыряю еще одну пару Гарри.

— Как насчет жареного на завтрак, Поттер?

— Ты только покажи мне, где бекон.

— Отлично! — Я целую его взасос, перегнувшись через кровать. — Добро пожаловать в мою жизнь.

Гарри ухмыляется.

— Думаю, мне здесь понравится.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(38) Oh, putain! — здесь: О, черт! (фр.)

* * *

И снова рождественские огни сверкают над Лондоном.

Я спешу, с бутылкой вина в руке — я опаздываю, разумеется. Очередное испытание, но такой уж у меня род занятий, полагаю. Сегодня уже было три клиента, и вечером еще появилось двое, как раз перед моим уходом. Вот только не надо так смотреть. Я больше этим не занимаюсь. По крайней мере, не так активно, как раньше.

В середине января, почти год назад, Кардинелла продала мне агентство. За смешную цену, но я посчитал это подходящим вложением капитала. И уже шесть недель как я являюсь зарегистрированным в Министерстве — а это вам не просто так! (большое спасибо Гарри за то, что с его подачи изменили некоторые смехотворно устаревшие законы о проституции) — владельцем агентства с пятнадцатью женщинами и двадцатью мужчинами в штате, но это пока! — ибо слишком много желающих присоединиться, ведь ни для кого не секрет, что наши клиенты и персонал находятся под особой охраной Аврората. А еще у меня в штате присутствует свой адвокат (по рекомендации Тео) и доктор. Усилиями Софи в Святом Мунго существенно изменились правила ухода за шлюхами всех мастей — ох, пардон — работниками секс-индустрии, Софи постоянно одергивает меня, если я неправильно их называю.

Так и живу. Причем, неплохо живу. Мы с Гарри переехали в Итон Сквер. Небольшой особняк, но даже матери нравится. Достаточно комнат для детей, когда они у нас, не говоря уже о Гаррином крестнике и целой куче племянников и племянниц.

Кто-то просто обязан ознакомить эту чертову семейку с чарами контрацепции.

Дом Уизли на углу улиц Ньютона и Маклина в Блумзбери ярко освещен, на двери висит громадная зеленая гирлянда.

Я стучу. Мне повезло — открывает Гарри.

— Привет. — Он наклоняется за поцелуем, отбирает бутылку. — Опаздываешь.

— Какая наблюдательность, Поттер. — Цепляю пальто и шарф на вешалку, которая уже прогнулась под весом многочисленных мантий, плащей и детских сапожек.

Коридор сразу переходит в гостиную, где громадная елка занимает почти всю стену. Ветки украшены свечами и стеклянными шариками. В камине потрескивает огонь. Дети рассредоточились по полу с книжками и игрушками. Софи с Гермионой устроились на диване — склонив головы друг к другу, смеются о чем-то. Бывшая супруга Поттера примостилась на коленях у Джордана, ее живот уже заметно округлился — они ждут первенца. Плодовитость Уизли неистребима. Мы заключили пари насчет того, когда же они наконец окольцуют друг друга. Гарри поставил на "никогда".

— Папа! — Скорпиус прыгает в мои объятия, я подхватываю его, перекидываю через плечо. Он выворачивается, кудряшки лезут в глаза. — А можно Эл придет к нам завтра на Рождество?

— Разве завтра он не должен навестить своих бабушку с дедушкой? — Я поворачиваюсь к Гарри, он кивает.

Сын сердится и пинает меня в грудь, я перехватываю его за пятку в полосатом носочке, тяну ее в рот и кусаю. Скорпиус визжит, больше с досады.

— Может, в День подарков? — улыбается Гарри.

— Правда? — Скорпиус вновь сияет.

Не дослушав Гаррино "Думаю, да, но сначала нужно будет спросить его маму", Скорпиус выкручивается из моих объятий, и я упускаю его на пол. Он мчится в гостиную, где полно Уизли, Грейнджеров и Поттеров.

— Эл! — С криком он несется к мелкому и тощему пацану — видно только взлохмаченную черноволосую головешку и очки — сидящему возле камина. — День подарков!

Альбус Северус посылает улыбку отцу. Гарри вздыхает и с унылым видом качает головой.

— Боже, надеюсь, Джинни не станет возражать. Они в эти дни становятся до ужаса несносными.

— А разве они не всегда такие? — Уизли протягивает мне стакан с виски. — Хорек.

— Уизел.

Мы достигли некоего détente(39). Мы никогда не станем друзьями, да и не стремимся к этому. Но ради Гарри мы полны учтивости друг с другом.

Странная мы семейка. Шлюхи и авроры, Гриффиндорцы и Слизеринцы. Новые возлюбленные и старые.

Но иногда такое сочетание удивительным образом срабатывает.

По большей части.

Гарри обнимает меня за талию, притягивает ближе. Уизли отворачивается.

— Счастливого Рождества, — шепчет Гарри, и я улыбаюсь.

И правда, это Рождество — Счастливое.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

(39) détente — передышка, ослабление напряженности (фр.)

* * *

F I N

* * *