В виду нанесения значительно ущерба зданию Хогвартса в финальной битве против Сами-Знаете-Кого, мы с сожалением вынуждены сообщить, что в этом году школа будет закрыта. Но мы приглашаем всех студентов, которые не завершили свое магическое образование, на осенний семестр 1999 года. Студентов, которые пропустили 7-й курс, дабы не лишить их возможностей успешно обустроиться в будущем, приглашаем на занятия для подготовки к ТРИТОНам.
Искренне Ваша,
Минерва МакГонагалл, Директор.
Письмо пришло три часа назад. Драко практически не сводил с него глаз. Он смылся из дому при первой же возможности и расположился на скамейке в саду, где без помех можно было бы избавиться от письма и найти более интересный объект для рассматривания. Но он продолжал поглядывать на мятый свиток пергамента, будто тот хранил какой-то постыдный секрет.
В конце концов, он поднялся, смял письмо в комок и зашвырнул его в пруд к золотой рыбке. Затем он снова уселся на скамейку, скрестив руки на груди. Подумав, что это как-то совсем по-детски, Драко положил руки на колени и слегка склонил голову, так чтобы его мать, неожиданно выглянув из-за угла, не решила вдруг, что он слишком уж погрузился в раздумья.
Хогвартс мог бы стать для него прибежищем от гулкой пустоты и кошмаров Поместья, особенно сейчас, когда отца упекли обратно в Азкабан, а мать сходила с ума, пытаясь организовать ему судебную защиту. На самом деле не особо и хотелось видеть своих одноклассников или корпеть над домашкой, но это было бы хоть какое-то разнообразие по сравнению с запутанной судебной терминологией и четкой, но ничем не обоснованной уверенностью Нарциссы, что ее мужа непременно освободят, как только она соберет всю необходимую информацию.
А теперь Хогвартс закрыт на целый год.
Драко еще не сказал матери. Она бы порадовалась, непременно, ибо, не особо таясь, уже успела погоревать по поводу его отсутствия.
Но сам он не ощущал сейчас ни грамма радости.
Драко сидел и швырял в пруд мелкие камушки, когда перед ним неожиданно и бесшумно появился домовой эльф. Хорошо вышколенные домовые эльфы и не должны издавать характерных звуков при аппарации, тем более Малфоевские эльфы, которым каким-то образом приходилось выживать весь прошлый год. Похоже, благодаря именно этому эльфу сад выглядел не таким запущенным, как можно было ожидать. Драко вяло, без особого интереса наблюдал за эльфом, который за это время успел тщательно подрезать миниатюрными ножницами травку вокруг водоема, несколькими движениями ручонок расцепить спутавшиеся водоросли, накрошить корм для рыбки, вытереть пыль со скамейки и, наконец, перед тем как исчезнуть, аккуратно и с достоинством повыскубывать сорняки рядом с изгородью и подрезать несколько сильно разросшихся веточек.
Драко прикрыл глаза. Хотел бы он быть таким же ненавязчивым, таким же полезным.
Теперь, когда Хогвартс закрыт еще на год, ему некуда идти. Не так уж много оставалось мест в магическом мире, за стенами тщательно охраняемого зала заседаний Уизенгамота, куда Нарцисса каждую неделю являлась ходатайствовать за Люциуса, где бы жаловали Малфоев. Большинство семей его одноклассников осмотрительно держались на расстоянии. О том, какие изменения могли произойти в политической схеме, они знали не больше, чем Драко, и в таком подвешенном состоянии срабатывал его естественный Слизеринский инстинкт — сидеть тихо.
"Мой отец не обладал таким инстинктом", — подумал Драко, массируя лицо подушечками пальцев. Вдруг нахлынувшие воспоминания о похоронах, на которых он был в начале лета, ударили его прямо в голову: — "Как и профессор Снейп ..."
Секунду спустя, едва осознав, что подумал о Люциусе в прошедшем времени, Драко ощутил ком в горле. А ведь он несколько лет провел, сравнивая себя с ними, не в их пользу, разумеется, и размышляя о великих свершениях, которых он мог бы достигнуть, в отличие от них.
Он как раз засмотрелся на золотую рыбку, когда на скамейку рядом с ним, трепеща крыльями, неожиданно опустилась сова. Драко нервно сглотнул и облизнул губы. Может быть, они передумали? Может быть, Хогвартс все же не закроют?
Но противная птица (ничем не примечательная амбарная сова) притащила отнюдь не письмо с гербом Хогвартса, а объемистый конверт, небрежно исписанный корявым почерком. Драко в замешательстве нахмурился и потыкал конверт маминой палочкой, прежде чем вскрыть. Некоторым людям для злорадного счастья хватало лишь взглянуть на него, одиноко бредущего по Диагон-Аллее, но прочим этого было явно недостаточно.
Вопреки опасениям, проверочные чары не показали наличие ни заклятий, ни темной магии, но что-то магическое внутри все же присутствовало. Он вскрыл конверт и с некоторым усилием вытряхнул слегка застрявшее содержимое.
Ему на колени выпала его собственная волшебная палочка.
Драко молча на нее уставился. Его палочка. Из боярышника и с волосом единорога — он уже и не надеялся увидеть ее снова. Дрожащими пальцами он подхватил ее и ощутил знакомое тепло, мягкую, идеальную связь, как и тогда, когда он впервые взял ее в руки в магазинчике Олливандера семь лет назад. Драко закрыл глаза и застыл на какой-то долгий момент, сжимая палочку — впервые после финальной битвы он ощутил проблеск надежды.
А потом до него дошло — обрывок пергамента, застрявший в конверте, мог быть только от одного человека.
Сперва он вознамерился было выкинуть его в пруд, не читая, вслед за письмом из Хогвартса. И может домовой эльф снова появится и вычистит пруд. Но нет, весточки из внешнего мира были слишком редкими и ценными, чтобы так ими разбрасываться. Осторожно, словно сомневаясь, сможет ли он разобрать почерк этого полукровки, Драко развернул пергамент.
Дорогой Малфой... , — так начиналось письмо, хотя Драко не мог припомнить, чтобы позволял ему обращаться к себе подобным образом.
Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты одолжил мне свою палочку и…
Драко усмехнулся, вспомнив, как именно Поттер выхватил его палочку. Одолжил? Да ни разу!
… и я отсылаю тебе ее обратно. Она мне больше не нужна. А еще я хотел узнать, как ты поживаешь, а то Гермиона мне напомнила, что ты почти не показываешься на людях.
В общем… Как у тебя дела?
Гарри Поттер.
Какое-то время Драко в неверии смотрел на письмо. Уже одно то, что Поттер милостиво вернул ему палочку без видимых на то причин, было унизительным. Но быть объектом жалости для грязнокровки?...
Ах, ну да, она же победительница, не так ли? И это не ее отец гниет за решеткой.
Драко решительно скомкал письмо и зашвырнул его в пруд. А потом наблюдал, без всяких эмоций, как он сам себя убедил, за тем, как домовой эльф возник из ниоткуда и с отчаянным писком выудил письмо из воды.
Достаточно того, что он получил назад свою палочку — теперь он ощущал себя волшебником на 100 процентов, а не вполовину, пользуясь чужой палочкой. Не было никаких причин отвечать на дурацкое письмо Поттера.
Почтовая сова ухнула на него и нетерпеливо захлопала крыльями. Очевидно, ей было велено дождаться ответа. Драко при помощи палочки швырял в нее камешки, пока она не улетела…
* * *
Драко почти не бывал в своей старой спальне: однажды змейка Темного Лорда сожрала там двух человек, прямо у него на глазах, а еще в ту же ночь ему самому пришлось применять пытки. Поэтому он не мог там спать, да и не только там. Большую часть ночи он блуждал по коридорам Поместья, заглядывал в пустые комнаты — всегда безупречно чистые, разумеется, с тех пор, как эльфы вернулись к своим обязанностям –, выглядывал в окна и пялился на сад. Он мог бы, конечно, пойти в библиотеку или кабинет, продолжить начатые матерью очередные юридические исследования, но ему не хотелось.
Правда начинала грызть его медленно, с бесконечным терпением. Совершенно неважно, какие юридические аргументы, лазейки и оговорки смогла бы выискать его мать, неважно, сколько галеонов она бы выбросила — ей не освободить отца.
Люциус сказал однажды, что худший момент для дачи взятки министерским чинушам — это сразу после войны, когда они преисполнены важности и торжественности, и деньгам предпочтут лишний повод побыть важными и торжественными. Теперь Драко понимал, насколько это верно.
"Конечно, вряд ли он когда-либо думал, что попадет в тюрьму сразу после войны, — размышлял Драко, уткнувшись подбородком в скрещенные на подоконнике руки, всматриваясь в дальнюю часть Поместья, где опрятные лужайки смешивались с густыми зарослями леса, такого старого, что он, наверное, помнил прибытие норманнских завоевателей. — Однажды он сумел ускользнуть. Он думал, что Темный Лорд победит".
Драко попытался представить себе подобный мир — куда худший, по сравнению с последним страшным годом в Поместье под контролем Темного Лорда. Но его воображение в страхе отказалось рисовать подобную картину.
Он зевнул и собрался было направиться в кабинет, чтобы немного подремать на диване, увидеть пару кошмарчиков, как тут чьи-то крылья прочесали по его лицу. Драко обернулся и увидел сову — похоже, ту самую, которая доставила его палочку пару дней назад. Точно, он же в тот раз прогнал ее заклинаниями.
От этого воспоминания он слегка занервничал.
Он помедлил, затем потянулся и погладил перья на ее крыльях. Такая настоящая, мягкая и пушистая. Сова, как и все должным образом обученные почтовые птицы, без возражений вытерпела его прикосновения, а затем скакнула чуть ближе, весьма настойчиво предлагая взять письмо. Драко взял. Тогда сова протянула другую лапку с еще одним большим пакетом.
Сначала Драко открыл письмо.
Дорогой Драко... , так оно начиналось, и на какой-то момент у него перехватило дыхание — он был почти уверен, что письмо от Блейза или Пэнси. Но нет — поттеровский безобразный почерк, поттеровские жуткие каракули, поттеровские i без точек. Драко встряхнул головой. Ну почему этот гад не может оставить его в покое и позволить лелеять свою мрачную беспросветность в одиночестве?
Тем не менее, он продолжил читать.
Дорогой Драко,
Я постоянно думаю о тебе. Ты не ответил, даже не написал "отвали". Не знаю почему, но это меня зацепило. Может быть потому, что столько людей жаждут моего общества, и мне так редко удается побыть в тишине.
— О Поттер, ты разбиваешь мне сердце, — фыркнул Драко, и хотя сова как-то насмешливо крутанула головой, от сказанного вслух ему стало легче.
Так что я решил узнать, чем ты занимаешься, о чем думаешь, собираешься ли вернуться в Хогвартс на следующую осень, есть ли кому о тебе заботиться. Я не знаю, зачем мне все это нужно. Просто хочу знать. Ничего страшного, если мне придется подождать ответ, но мне хотелось бы знать правду.
Посылаю тебе подарок. Невилл выращивает их у себя в саду. Он говорит, за ними ухаживать — раз плюнуть: просто поставь ее где-нибудь, где есть солнце и насекомые. Это важно. Надеюсь, тебе понравится.
Гарри Поттер.
Драко еще некоторое время рассматривал письмо, даже перечитал несколько раз. Он был совершенно сбит с толку. Чего от него хочет Поттер? Да, он просил ответа, но не думает же он, что будет разумно появиться в Поместье и потребовать ответ лично? Такое впечатление, будто Драко для него всего лишь развлечение, чтобы было чем заполнить пустые дни, не более того. Драко не желал быть подобным развлечением — ни для кого!
Но пакет он все же развернул.
Внутри оказался чрезвычайно странного вида кустик, с пучками остроконечных листьев, торчащих вверх, как у папоротника или одуванчика, но только красного цвета. И он везде блестел, словно насквозь пропитался водой. Несколько белых цветочков, преисполненных чувством собственного достоинства, гордо возвышались над листьями. Похоже было, что кустик едва держался в горшке, и Драко решил, что корни еще не успели врасти глубоко в землю. Метод "тыка" подтвердил, что почва была насквозь пропитана водой, зачарованной специальным образом, чтобы не проливаться.
"Насекомые, значит?"
С помощью Accio он призвал мелкую мушку, чье жужжание он слышал чуть раньше — промахнувшись мимо открытого окна, она влетела в его ладонь. Драко поднес ее поближе к кусту и отпустил.
Мушка еще пару секунд покрутилась вокруг кустика, а потом опустилась на одну из веточек, словно собираясь полакомиться росой, застрявшей в листьях. И тут она начала неистово жужжать. Драко приблизился. Мушиные лапки и одно крылышко так крепко увязли в капле росы, что мушка не могла выбраться.
А затем кустик затрепетал и начал сворачивать листья вовнутрь. Через пару минут скрученное листьями насекомое оказалось полностью в ловушке, увязнув в росе. Драко застыл, зачарованный зрелищем.
Он вспомнил, наконец, почему этот кустик показался ему знакомым. Профессор Спраут коротко рассказывала на уроке Гербологии о плотоядных растениях, включая некоторые обычные, от которых произошли магические разновидности. Драко помнил подробности, потому что после того провел немало времени, мечтая о создании такой разновидности, которая бы ловила и пожирала Магглов.
Это была росянка.
Очевидно, Поттер был слишком занят, чтобы сообщить этот факт в своем письме. Он послал покровительственный подарок, отвратительный, даже опасный, словно говоря: "я могу проглотить тебя с помощью своей власти и престижа точно так же, как и росянка может глотать насекомых".
Но все же, это был подарок. Маленькое, можно сказать — живое существо, с которым можно было бы разделить существование, которое понятия не имело ни о каких судах над Люциусом. И хотя Драко не доверил бы свои мысли ни единой душе, даже за сто галеонов — этой причины было достаточно, чтобы оставить росянку себе.
К тому же он так и не написал ответ, к большому неудовольствию совы.
* * *
Драко поставил горшок с росянкой на подоконник в своей старой спальне. Ему было ненавистно даже просто смотреть на кровать, и он все время старался держаться к ней спиной. Но это была самая солнечная комната в доме.
Он дождался домового эльфа, явившегося стереть пыль с мебели и сменить неиспользованные простыни, и так неожиданно шагнул ему навстречу, что маленькое существо пискнуло, спотыкнулось и упало. Драко решил, что это был тот самый эльф, который чистил пруд с золотой рыбкой, но он не был уверен. Кто их знает, этих эльфов — все на одно лицо.
— Это — моё, — сурово сказал он, указывая на росянку и радуясь, что Поттер сейчас не может услышать, как он свирепо защищает его покровительственный подарок. — Не вздумай выбросить.
Эльф энергично закивал, хлопая ушами. Его полувыпуклый-полуприплюснутый носик морщился от каждой гримасы и эмоции (в основном это были страх и ужас).
— Ты должен приносить сюда насекомых каждый день, если оно само не поймает чего-нибудь своими листьями. Ты меня понял?
— Да, мастер Малфой, — ответил эльф, кланяясь, и затем, очевидно, счел целесообразным поделиться дополнительной информацией: — Лоззи ухаживает за садами уже сто лет, мастер Малфой, сэр. Лоззи знает, как следует заботиться о растениях!
— Вот как, — Драко держался высокомерно, но на самом деле был весьма удивлен, что не узнал эльфа, который работал в Поместье всю его жизнь. — Что ж, этому растению требуется особая забота, ты меня понимаешь? Я буду чрезвычайно расстроен, если оно погибнет.
И тут он осознал, что сказал чистую правду, черт возьми! Поттер вернул ему палочку — но это был просто возврат собственности законному владельцу. А этот куст... Впервые за много лет кто-то дал ему что-то по собственной воле, просто так.
Он должен его сохранить.
Драко не хотел слишком тщательно копаться в собственных чувствах по этому поводу. Он должен его сохранить — так он и сделает, точка!
Он бросил еще один взгляд на росу, блестевшую на листьях, и затем отправился проживать очередной утомительный день в попытках найти секретный ключ от хранилища, который, как полагала его мать, мог решить все ее проблемы.
* * *
Еще одна неделя, еще одна бесплодная попытка в Уизенгамоте, где их едва выслушали и велели опять явиться на следующей неделе, и еще одно письмо от Поттера. Драко закрылся в спальне, чтобы спокойно прочесть его. День был такой солнечный, что все демоны попрятались. Мама была... в настроении. А еще он хотел взглянуть, как там росянка.
Она вовсю цвела. Цветки выросли примерно на сантиметр с момента ее появления. В данный момент росянка как раз свирепо сражалась с пойманной стрекозой — та еще трепыхалась, не смотря на то, что листья неуклонно сворачивались внутрь. Стрекоза так яростно размахивала громадными крыльями, что горшок ходуном ходил. Драко одним глазом следил за битвой, другим читал письмо, но был готов в любую секунду вмешаться, схватить стрекозу за особо выдающиеся части и собственноручно добить, дабы уберечь росянку.
Дорогой Драко,
Думаю, что могу так к тебе обращаться, даже если ты и не давал такого позволения. Ты все еще не ответил, так что я буду считать это разрешением. Действительно, ты вполне мог не ответить. Странное ощущение почти свободы — говорить в пустоту.
И я не чувствую, что знаю того, кому пишу. Ты всегда был для меня незнакомцем. Я никогда не знал, почему ты всегда считал, что между нами существовало это проклятое соперничество, и затем я действительно ощутил это соперничество, а также сильную потребность узнать тебя с другой стороны. Я выяснил причину. Узнать-то я узнал, но любопытство никуда не делось.
Драко сглотнул. Ну разумеется, Поттер об этом заговорил. Он не был до конца уверен, который именно школьный год был ужасней, до заворота кишок: шестой год в Хогвартсе или тот, который должен был стать седьмым. Он видел намного больше смертей и ужасов в седьмой год, но, по крайней мере, он был вместе с родителями.
Так что, хотелось бы узнать о тебе побольше. Как ты проводишь этот неожиданно свободный год? Как ты сейчас выглядишь, изменился ли? Как на тебя повлияла война? Оставил ли ты росянку, или может просто выкинул ее в окно?
Если тебя хоть что-нибудь интересует насчет меня — спрашивай, не стесняйся.
Гарри.
Черная ярость охватила Драко — он просто расхохотался, а что еще ему оставалось? Он склонил голову, сердитые слезы собрались в уголках глаз. Поттер и правда думает, что это год свободы?
Драко громко позвал Лоззи.
Домовой эльф появился, принес ему затребованные чернила и пергамент, а затем возвратился с мухой, аккуратно сжимая ее длинными пальцами. Правда, увидев стрекозу, эльф заколебался и отступил, дабы наблюдать за росянкой на расстоянии, на случай, если она вдруг потребует больше пищи, даже сразу после поглощения первой порции.
Драко принялся писать. Он не умел писать письма, даже когда хотел, тогда... раньше. Но теперь слова сами собой лились из-под его пера.
Поттер, ты идиот! С чего ты вообще взял, что я захочу тебе что-либо рассказывать? Ты полагаешь, что это — год свободы. Нет, это сущий ад. Я торчу в Поместье, никого кроме матери рядом, лишь раз в неделю выбираюсь повеселиться в Министерство, чтобы вымаливать свободу для отца, зная при этом, что все напрасно, и я не могу сказать об этом матери, иначе ее скрутит, как ту стрекозу, которую...
Драко запнулся. Он собрался написать "твоя росянка", но даже под влиянием яростных эмоций, не мог же он отказаться от своей собственности в пользу Поттера? И вообще, с какой стати? Поттер подарил ему росянку из прихоти, и может даже думал, что Драко ее выкинул, а это лишний раз доказывало, что он совершенно не знает Драко, а значит, вряд ли поймет завуалированный в строках письма смысл. Успокоившись, Драко продолжил писать:
...которую убила моя росянка. И что, неужели ты думаешь, что от твоего предложения "познаем друг друга" мне станет легче? Честное слово, Поттер, я очень тронут.
Драко Малфой.
Он намеренно написал фамилию более крупными буквами, чем имя, дабы до Поттера дошел намек, а затем громко позвал Лоззи. Но амбарная сова была начеку и выхватила письмо у него из рук прежде, чем Драко засунул его в конверт. Драко вскочил и заорал ей вслед, но без толку — сова просто вылетела в окно, радостно помахивая хвостовыми перьями.
Драко в гневе опустился на стул, быстро отвернувшись, чтобы не видеть кровать. А затем ощутил, как слабая улыбка тронула его губы.
Росянка выиграла битву со стрекозой.
* * *
Поттер прислал ответ на следующий же день — всего одно загадочное предложение.
Так ты оставил росянку.
Драко, глядя на письмо, попытался представить все возможные интонации, с которыми можно было бы это произнести: насмешливую, злорадную, покровительственную, приветливую. В итоге он так и не придумал ничего, а Поттер, со своей обычной нелепой Гриффиндорской честностью, заставил его гадать, что же он имел в виду.
И что это значит, ты, тупой придурок?
Раз Поттер не подписался, то и он не станет, к тому же амбарная сова скакала перед ним как дитя малое, которому приспичило в туалет. По крайней мере, в этот раз ему удалось засунуть письмо в конверт.
— Драко? — Нарцисса позвала его с нижнего этажа, ее голос прервался, как и каждый раз, когда она его громко звала. Поежившись, Драко подумал, что это все от постоянных рыданий. — Спустись сюда. Я хочу, чтобы ты помог мне найти кое-что о законе под названием "Поправка Хобсона".
Прежде чем выйти из комнаты, Драко еще раз взглянул на росянку. Книга о растениях, которую он выкопал на самых дальних полках библиотеки Поместья, коротко информировала, что росянкам не требуются пчелы или другие насекомые для опыления, поскольку они способны к самооплодотворению, вырабатывая собственные семена. Драко уже знал, на что они похожи, и теперь лишь наблюдал.
* * *
А то, что ты способен заботится не только о себе.
И опять, в этот раз лишь полторы недели спустя, Поттер прислал письмо из одной только строчки. Драко размышлял об этом, валяясь на кровати — сейчас она не казалась такой уж пугающей, в свете солнечных лучей, пробивавшихся в окно, к тому же рядом возился Лоззи, который тщательно разрыхлял покрытую мхом почву вокруг росянки, и амбарная сова, которая чистила перышки, восседая на краю одеяла, как будто ничего ужасного тут никогда не случалось прежде. Он держал письмо повыше, чтобы оно не заслоняло его кустик.
У росянки начали вызревать семена. Они были черные и очень маленькие, но на днях он смог рассмотреть их с помощью нескольких увеличительных заклинаний.
И опять дурацкая мысль пришла ему в голову, будто Поттер замыслил нечто ужасное, прислав подобный подарок, может даже хотел взрастить армию Драко-пожирающих растений. Драко встряхнул головой. Нет, Поттеру ума бы не хватило, чтобы придумать нечто подобное.
С удивлением Драко начал осознавать, что испытывает все больший и больший интерес к некоему Гриффиндорскому придурку, который неустанно шлет ему письма, который отправил ему три письма подряд, даже не получив ответа на первые два, а затем загадочным образом сократил количество слов, едва Драко воспринял его всерьез. Что он был за человек? И почему он вел себя так, будто бы ему было дело до страданий Драко? Что ему это даст? Ведь Драко в любом случае откажется высунуть нос из Поместья — кому охота получить очередные оскорбления?
Кое-что Драко твердо осознал в этой послевоенной реальности: имя Малфоев больше ничего не значило. Политики, которые взялись отделять агнцев от козлищ, все были на стороне тех, кто противостоял Темному Лорду. Кингсли Шэклболт, который, как говаривали, был близок к Дамблдору, получив пост министра, обещал искоренить коррупцию в Министерстве. Зная Дамблдора, можно было не сомневаться, что Шэклболт так и сделает.
И конечно, при таком министре камеры в Азкабане останутся на замке.
Драко вдруг ощутил горечь, как от изжоги. Он так и лежал, пока его не отпустило, но руки, сжимавшие письмо Поттера, начали дрожать от напряжения. Он снова встряхнул головой. Нет, вряд ли Поттер надеялся получить какую-либо выгоду от общения с ним. Возвращение одной заблудшей овцы в лагерь "хороших" не было таким уж грандиозным событием — множество бывших Упивающихся уже успели броситься Поттеру в ноги, сознавшись в прошлых преступлениях в надежде получить второй шанс. К примеру, родители Пэнси, насколько Драко был в курсе, тоже перешли на сторону Поттера, хотя они едва ли поддерживали Темного Лорда.
Загадка какая-то.
Может ему стоит испробовать искренность?
Улыбнувшись слабой, унылой улыбкой, Драко прошел к столу, чтобы взять чернила и пергамент. Поттер наверняка сочтет самый искренний ответ подлой Слизеринской уловкой, если он будет исходить от Драко.
Поттер, в самом деле, что происходит? Расскажи мне. И ради возможности получить ответ я разрисую тебе всеми красками свою жизнь в Поместье.
Моя мать полностью зациклилась на освобождении отца из Азкабана. У нее навязчивая идея. Днями и ночами она неустанно твердит о том, что Люциус станет делать, когда вернется, какие усовершенствования проведет в Поместье (хотя она могла бы все сделать сама, то есть — приказать домашним эльфам), а еще о том, чем я буду заниматься после Хогвартса. А еще о политике, разумеется. Я уже устал повторять ей, что сыт по горло политикой, до конца жизни хватит, она все равно меня не слышит, буквально.
Дни проходят в исследованиях по делу отца — а что мне еще остается делать? Даже если я сдам ТРИТОНы, вряд ли оно мне пригодится в будущем. Я вернусь домой после Хогвартса и начну вести унылую, безрадостную жизнь, прозябая в Поместье. Со временем женюсь. Думаю, что мы с женой будем вежливы друг с другом. Я буду воспитывать детей, расскажу им всё о былой славе Малфоев и бремя восстановления этой славы возложу на их плечи, ибо сам я на это не способен. Буду следить за их учебой в Хогвартсе, а может даже увижу, как они подарят мне внуков — если к тому времени от скуки не наложу на себя руки. Где-то так.
А ты как живешь?
Драко.
Он даже возгордился от случайно просочившегося в последней строчке сарказма, а еще оттого, что ему хватило смелости подписаться только именем, не прикрываясь фамилией Малфоев. Он вручил письмо сове, а потом направился к своей росянке, дабы еще немного понаблюдать за ней при помощи увеличительных заклинаний. Она как раз поглощала очередную муху, но Драко все же сумел разглядеть новые семена — маленькие покачивающиеся зачатки жизни.
* * *
Пришел октябрь, и в Уизенгамоте его матери сообщили, что Люциусу свобода не светит, никогда.
Драко пришлось призвать домовых эльфов — сам он не мог ее удержать. А потом пришлось небольшими дозами отпаивать ее вином, а когда не помогло — Успокаивающей Настойкой, а потом сидеть рядом с ней, держать за руку и тихо говорить с ней, пока она не заснула. Ее достоинство и гордость были совершенно растоптаны. Драко смотрел на нее и думал, что, наверное, именно поэтому ему сейчас так больно. Он смотрел на ее осунувшееся лицо и не мог отыскать в нем черты сильной и гордой женщины — своей матери.
Он вернулся в свою комнату, когда она заснула. Кровать больше не пугала его видениями прожорливых змей. А в окне, помимо украшавшей подоконник росянки, можно было лицезреть ту часть сада, которую Лоззи по его просьбе превратил в миниатюрное болотце, с островками подгнившей почвы и кочками торфяного мха — чтобы создать росянке самые благоприятные условия для роста. Драко наблюдал за эльфом, который радостно и деловито поливал росянку, обогащая почву кальцием. В маггловской книжке, которую он тайком заказал, говорилось, что английская росянка (а у него была как раз такая), в отличие от других разновидностей, хорошо переносит кальций.
Он чуть не погубил семена из-за того, что не смог с точностью воссоздать горшок и грунт, в которых изначально росла его росянка. Подобное не должно повториться.
Он смотрел, как трудится Лоззи, как росянка сражается со стрекозой-красоткой*, и неожиданно ощутил странную боль чуть выше сердца — другую боль, совсем не такую, какую он испытывал, когда смотрел на мать. "Если бы кто-нибудь посторонний увидел меня, Лоззи и мою росянку со стороны, — думал он, — кого бы он посчитал полезным, а кого — ни на что не годным?"
Драко закрыл глаза. Стремительные слезы заструились по лицу.
Он не хотел быть бесполезным. Он хотел что-нибудь делать, спокойно и обстоятельно, как Лоззи, как его росянка. Не тратить впустую свое время, а хоть что-нибудь привнести в этот мир, даже если это что-нибудь будет маленькое, как семена росянки.
Не самые честолюбивые помыслы. С другой стороны, он решил, что это куда более достойное стремление, чем желание обыграть Поттера в квиддич, чем все остальное, к чему он стремился в своей жизни.
Похоже, что мысль о Поттере сработала как призывающие чары — амбарная сова опустилась рядом с ним на подоконник. Она уже научилась не трогать его росянку — после того, как в прошлый раз Драко на полном серьезе стукнул ее заклятьем. Драко моргнул и взял протянутое письмо. Прошло немало времени с тех пор, как Поттер писал последний раз, Драко даже решил, что тот либо забросил эту затею, либо испугался непривычной честности в его последнем письме.
Оказалось, ничего подобного. Письмо было даже длинней, чем обычно.
Дорогой Драко,
Мне очень жаль, что я не смог ответить раньше. Я мог бы сказать, что у меня было много дел, но это не так. Все дело в том, что я боялся. Я не знал, что сказать, как ответить. Я мог бы напроситься и приехать в Поместье, но не думаю, что ты бы этого хотел. К тому же, наверное, ты все еще меня ненавидишь, ведь у тебя и повода не было, чтобы изменить мнение.
Но может, это письмо даст тебе такой повод.
Даже не знаю, что сказать насчет твоей мамы. Я не знал, что она так тяжело восприняла заключение твоего отца. Она казалась такой спокойной, такой собранной в те несколько раз, что я ее видел. Она спасла мне жизнь, когда Волдеморт хотел убедиться в моей смерти. Ты знал? Она спросила меня, жив ли ты, а я сказал, что ты в замке. И она подтвердила, что его Авада успешно поразила цель. Хотя, как видишь, не очень успешно. Мы выиграли войну, потому что она солгала ради меня. Если я могу сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь... если ты позволишь, только скажи.
Знаешь... я видел тебя несколько раз в прошлом году. У меня была ментальная связь с Волдемортом, и я видел, как он заставлял тебя мучить людей. Я знаю — ты не хотел. Думаю, именно поэтому я был уверен, что с тобой все в порядке, и что был какой-то смысл в том, чтобы тебе написать, пусть даже не рассчитывая получить ответ. Тот, кто имеет силы так открыто продемонстрировать свое отвращение перед лицом безумца, который мог подвергнуть его пыткам, скорее всего, является неплохим человеком, кто бы что ни думал, что бы ни предполагал.
А еще я видел тебя на похоронах Снейпа. Ты был таким потерянным, опустошенным. Мне очень жаль... Я тут минут пять думал, что бы написать такого — менее сентиментального и более полезного, но так и не придумал. Я рад, что у него был по крайней мере один любящий его человек. Я кое-что знаю о нем, не могу пока сказать тебе — откуда, может быть при личной встрече, в общем, когда ему было пятнадцать, он из-за глупой ошибки потерял друга, и потом всю оставшуюся жизнь пытался найти кого-нибудь, чтобы восполнить эту потерю. Надеюсь, он знал. В смысле, про твое к нему отношение.
Я бы хотел узнать тебя лучше. Не спрашивай меня — почему, когда вокруг меня столько людей, жаждущих внимания, я зациклен на тебе. Но так и есть. Ты — интересный. Именно о тебе я думаю по ночам, когда по идее уже должен спать, а иногда даже просыпаюсь утром и представляю, что ты здесь. В смысле, со мной в постели. Существует на свете примерно человек семь, которые убили бы меня, если бы такое увидели. Или восемь, считая тебя. Но это то — что я чувствую.
Я хочу узнать тебя получше. Пожалуйста, скажи — что я могу для тебя сделать? Я хочу знать.
Гарри.
Драко закрыл глаза. Прошло немало времени, прежде чем он достал чернила, перо и пергамент. У него дрожали руки, он испортил кляксами пять листов, пока не заставил себя откинуться назад, глубоко вздохнуть и посчитать до двухсот.
В настоящий момент он был абсолютно уверен только в одном: учитывая состояние его матери и свое собственное, он никого не желал видеть прямо сейчас. Включая Поттера. Особенно Поттера.
Поттер,
Даже не знаю толком, как реагировать на большинство твоих признаний. Так что я просто скажу следующее.
Насчет матери... Нет, сейчас мне не нужна твоя помощь. Она только узнала, что у отца нет никаких шансов выйти живым из Азкабана. Чем раньше он умрет, тем это будет милосерднее. Я должен сам помочь ей. В любом случае, она никого не хочет видеть, кроме меня и домовых эльфов.
На данном этапе я тоже не хочу никого видеть. Не знаю, что и... Точнее, не хочу даже комментировать твое желание видеть меня в своей постели...
А еще я собираюсь кое-что совершить. Еще не знаю — что, но это будет что-то полезное. Я уж постараюсь. И мне нужно самому решить, что это будет.
Моя росянка растет нормально.
Драко Малфой.
Амбарная сова наградила его долгим взглядом, прежде чем взять письмо. Неужели она ожидала, что он падет ниц и тут же займется самоудовлетворением только лишь по той причине, что кое-кто о нем думает? Драко проигнорировал ее. Боль в груди ушла, уступив место решительности.
Он написал достаточно, убив при этом двух зайцев: выплеснул тяжесть беспокойства за свою беспомощную мать и отплатил Поттеру за его внимание. Он отвернулся от окна, убедился, что стрекоза-красотка сдалась на милость победителя, и спустился в библиотеку, чтобы почитать.
* * *
Прошел декабрь, и январь, и февраль, и март. Драко продолжал читать, снег покрывал Уилтшир, а его мать то погружалась в горячечные видения, где ей казалось, что Люциус дома, то выныривала из них, осознавая всю кошмарную реальность. Лоззи возился в саду, куда были пересажены семена росянки, а сама росянка свернула свои листочки, погрузившись в зимнюю спячку.
И письма Поттера приходили регулярно, точно, как часы. Неспешно, когда у него было настроение и свободное от чтения и ухаживания за матерью время, Драко отвечал на них, воспринимая это как удовольствие, а не повинность.
Короткие обрывки сменялись целыми связными историями из его жизни во время войны, намеки — откровенно-правдивыми рассказами о детских до-Хогвартских годах, он писал даже о том, правда завуалировано, какое влияние оказывало на него регулярное чтение.
Волдеморт чуть не убил мою мать у меня на глазах, когда однажды вечером он зашел слишком далеко, и его садистские наклонности вышли за рамки...
Я любил лазить по деревьям. Отец считал это глупым занятием, поскольку маг на метле мог долететь до самых верхних веток как и когда угодно, но я никогда не забуду те моменты, когда я болтался вниз головой в сорока футах над землей. И я совершенно не боялся...
Мама почти все время теперь в бессознательном состоянии...
А ты знал, что тех больных людей, которые ушли в себя, которых и маггловские врачи, и колдомедики уже не берутся лечить, так вот — иногда их могут вылечить животные?... Или растения. Даже просто присутствие в комнате цветка или картины с пейзажем может помочь...
Поттер писал гораздо чаще, но никогда не торопил Драко с ответами. Он редко позволял просочиться своим чувствам, но проницательный Драко иногда улавливал местами какие-то оттенки в прилагательных — тоскующие, страстные, восхищенные. Постепенно Драко стал дорожить этими письмами. Он желал узнать больше о жизни Поттера и поощрял его писать о себе подробней. И Поттер писал.
Постепенно Поттер перешел в Гарри.
Они все еще не решились на встречу. Гарри, казалось, знал, что приглашение рано или поздно последует. Драко написал ему, что пока не готов, но дал понять, что когда-нибудь все изменится.
И постепенно мечта Драко приближалась, погружала хрупкие корни в благодатную почву, о которой он не подозревал, и распускала листья. Они были липкие, они хватались за идеи так же отчаянно, как его росянка ловила насекомых.
* * *
— Мастер Драко! Мастер Драко! — Лоззи позвал его, нараспев повторяя его имя, в один из дней в начале апреля, и Драко метнулся вверх по лестнице. Он понял, что случилось.
Его росянка развернула листочки и потянулась к свету. А за окном простирались Малфоевские сады, мерцая рядами красного и зеленого. Над ними неспешно клубились гнилостные болотные испарения. Все мертвое оживало.
* * *
Драко поставил горшок с росянкой на прикроватном столике возле матери. У него тряслись руки, но он постарался не обращать на это внимание, раз уж он все равно решился.
Он был рад, что Гарри вернул его палочку. Он, наверное, и не смог бы никогда воплотить свою идею, если бы пользовался чужой палочкой. Чтобы совершить задуманное, ему была необходима своя собственная магия, на полную мощность.
Разумеется, все то, что он вычитал о почвах, растениях и воздействиях, которые оказывали растения и животные на разум ушедших в себя пациентов, также имело решающее значение. Особенно те старинные свитки по Гербологии, которые он выкопал в книжном шкафу своего дедушки. Дедушка Абраксас питал страсть к цветущим растениям, но разводил их тайком, ибо это считалось глупой прихотью, не достойной патриарха Малфоевского семейства. Люциус поведал об этом Драко, когда тот был маленьким, с намерением вместе посмеяться. Теперь Драко было жаль отца, который никогда не понимал, что можно найти интересного в других живых существах, к тому же пребывал сейчас в таком месте, где ему вряд ли представится возможность это понять.
Он еще раз взглянул на кустик в горшке, похожий на обычную росянку, и затем нацелил на него волшебную палочку и произнес заклинание, которое он выбрал для усиления воздействия:
— Genero lumen mentis!
Росянка тут же вывернула свои листья, демонстрируя мерцающие золотом их нижние стороны, яркие, как солнечный свет. Драко быстро отступил на пару шагов, когда капли росы начали слетать с листьев, парить над кроватью и опускаться на лицо матери. Еще неделю назад она совсем перестала реагировать на слова. Драко, зарывшись пальцами в волосы, убеждал себя, что еще не слишком поздно, и что хоть он и не проверил заблаговременно безопасность воздействия росянки, но ведь на это уже просто не оставалось времени.
Капли жидкости впитывались в ее кожу. Драко ждал. Если он правильно зачаровал росянку и правильно произвел магическое размножение ранних семян, то роса должна захватить и поглотить безумие, высвободив спящий рассудок матери.
Если он все сделал правильно. Он все еще не знал, насколько такая попытка была осуществима. Никто не совершал подобного раньше, даже Лонгботтом, у которого Гарри по просьбе Драко разузнавал некоторую информацию по Гербологии.
Долгое, томительное ожидание. А затем росянка засияла и завибрировала, на листьях снова выступила блестящая роса, и капли хаотично засверкали всеми цветами радуги. Драко уставился на них, не осмеливаясь поверить, что получил именно тот результат, о котором мечтал.
— Драко?
Он обернулся.
Нарцисса со слабым изумлением рассматривала свою ночную рубашку.
— Что я делаю в этом в это время суток? — осведомилась она, ощупывая ткань. — Полагаю, мне нужно встать и принять ванну. Кажется, я долго спала?
— Мама, — прошептал Драко.
Она посмотрела на него печальным, но совершенно осмысленным взглядом.
— Да, Драко, — прошептала она в ответ. — Я помню. Люциус в тюрьме, он никогда не вернется.
Она вздохнула, заставив Драко снова напрячься — вздох был совсем такой, как перед тем, когда она впала в свою временную кататонию, а затем просто сказала:
— Я буду с этим жить.
Ее глаза наполнились слезами, и Драко вполне мог ее понять, ведь он и сам плакал, но пытался скрыть слезы, уткнувшись ей в плечо, обнимая. Она так же крепко обняла его в ответ.
* * *
Я сделал это. Я вернул маму. Это было и полезно, и прекрасно, и я теперь знаю, что делать с оставшейся жизнью.
Спасибо за помощь.
* * *
Была середина июля, когда Гарри написал, неожиданно ровным почерком, словно старался писать аккуратно:
Кажется, я тебя люблю.
* * *
Была середина августа, когда Драко ответил.
* * *
Драко стоял на платформе рядом с Хогвартс Экспрессом, игнорируя любопытные взгляды других учеников, которые стайками тащились мимо него к каретам. Пусть глазеют, сколько им влезет. Ему вовсе не хотелось спешить к каретам, запряженным существами, которых мог видеть только тот, кто видел смерть.
Кроме того, ему нужно было кое-кого дождаться.
Он в очередной раз мысленно пересматривал свое расписание на этот год — он планировал сдавать ТРИТОНы по Гербологии и Уходу за Магическими Существами, кроме того, ему требовалось время по выходным, чтобы ездить в Поместье и заботиться о росянке, а также нужно было расчистить небольшой участок в Запретном лесу, чтобы разбить экспериментальный садик — как вдруг его позвали. Он дернулся от неожиданности, но сразу узнал этот голос, хоть и не слышал его больше года. Разлука дорого ему — точнее, им обоим — обошлась, но зато слух обострился.
— Драко?
Он повернулся и увидел Гарри — тот шел к нему, протягивая руку, сверкая зеленым взглядом, неуверенным, но полным надежды.
Драко не обратил внимания на руку. Теперь у него было преимущество, как когда-то было у Гарри. Он просто притянул его к себе, обнял и поцеловал в щеку. Если он не хотел пока целовать Гарри прямо в губы, то не из-за нервозности или застенчивости, просто это был его выбор. Не стоило спешить.
Хотите разрушить полностью идеальный план — доверьтесь Гарри. Он тут же повернул голову и прижался губами к губам Драко.
Через секунду, медленно закрыв глаза, Драко решил, что он не возражает против того восхитительного чуда, которое происходит с его ртом.
Когда он отпустил Гарри, тот выглядел достаточно пришибленным. Драко поймал его за руку и, удерживая ее в своих ладонях, повернулся в сторону Хогвартса.
— Готов?
— Уже давно готов, — мягко ответил Гарри, обвив его за талию, чтобы Драко было удобней к нему прижиматься, по дороге в Хогвартс. Если он захочет. Драко решил, что он хочет. Так они и шли, согревая друг друга теплом своих тел, искренне и спокойно игнорируя открытые взгляды и даже грубоватые комментарии.
"Это было невероятно", — думал Драко, приспосабливаясь к его шагам, чтобы удобней было пристроить голову на его твердом и теплом плече.
Почти так же невероятно, как его росянка.
Или, по крайней мере, достойно сравнения.
THE END.
* Damselfly/ Agrion Virgo / Красотка — вид стрекоз