Моя жизнь

Медленно выплываю из сна. Что-то душно сегодня. Надо было бы с вечера кондиционер включить. Не открывая глаз, привычно прислушиваюсь к себе. Ничего не болит, ну и, слава Богу. Опять проснулся ни свет ни заря. Сейчас встану, заварю кофе, выпущу почти свою собаку непутевую Трикси в не слишком ухоженный садик, и день начнет набирать обороты.

Уже тридцать лет я живу в этом забытом всеми бельгийском городке. Я глава частного детективного агентства. У меня пять сотрудников, мы выслеживаем неверных жен или мужей, возвращаем в школу загулявших подростков, занимаемся поиском пропавших собак, даем консультации все тем же самым женам и мужьям. Ничего серьезного, что привлекло бы внимание полиции. Кстати, в полиции меня знают, кое с кем из старой гвардии я почти дружу. Бывает, они мне помогают, так, по мелочам, ну и я не отказываю. Иногда мы вместе пропускаем кружечку-другую в ближайшей пивной и пару раз в год выезжаем в горы. Я не просто осторожен. Как считают мои сотрудники, я слишком осторожен и поэтому доходы моей компании невелики, но зачем мне лишние хлопоты?

Что ж, жизнь удалась. Меня не нашли, не убили. У меня есть дочь, такая же непутевая, как и ее собака и так же, как собака, почти моя. Бывшая жена до сих пор считает, что удачно провела меня, а я всегда знал. У дочки Пенни глаза почти черные. У жены — серые. У меня на самом деле не карие, а зеленые, а то, что вы видите, так, маскировка. Генетика — наука серьезная, не мог у нас родиться ребенок с такими темными глазами. Да дело вовсе не в глазах — знаком я был с папашей. Жил по соседству со мной один итальянец, потом исчез, а моя будущая жена объявила, что беременна от меня. А скорее всего она и не знала от кого. Жена моложе меня, как сама полагает, на двадцать лет, мы в разводе, но в моем возрасте это неважно и, пожалуй, даже хорошо. Я чувствую, что и эта моя жизнь заканчивается. Мне не дашь больше шестидесяти, удостоверение личности настаивает на семидесяти, а я старше, значительно старше, не будем уточнять…

Моя жизнь подходит к концу, и наш мир катится в тартарары. С каждым годом стремительно увеличивается число преступлений и катастроф, слишком теплая зима сменяется промозглым летом, или наоборот: пять месяцев удушающей жары, а потом — замерзший Ла-Манш. Природные качели все более и более отклоняются от нормы. Они уже не раскачиваются, они скрипят и дергаются, боюсь, еще немного и слетят с перекладины. Мне интересно, увижу я «конец света» или нет? У меня есть свои соображения, почему так происходит и в этом мое проклятье. Да, разумеется, выбросы углекислого газа, утечка радиоактивных материалов, горы мусора и так далее. Но не только. Еще и слишком много неконтролируемой магии. Сила не берется из ниоткуда и не исчезает в никуда. ОНИ выкачивают магию из окружающего мира с помощью своих волшебных палочек, видоизменяют ее и сбрасывают, сбрасывают. Этот процесс нарастает с каждым годом. Прогресс не стоит на месте. Мне думается, что теперь силу качают уже не только палочками. Хуже всего обстоит дело в больших городах. Наша планета живая и она смертельно больна. Я чувствую, как магическая энергия течет сплошным потоком, образуя новые каналы и сметая преграды, пробивая дыры, уж не знаю в чем, и уходит, не знаю куда. Может быть в другие вселенные? Не хочется думать, что, в свою очередь, просачивается к нам. Я могу помочь, немного. Это как с запрудой, спусти потихоньку воду, и наводнения не будет. В моем городке все тихо и в округе не бывает неурожаев. Моя заслуга… моя.

Я долго живу, профессия заставляет меня замечать мельчайшие детали, накапливать факты, складывать, анализировать и делать выводы. Так вот, мой приговор — миру конец. И уже неважно кто виноват, маги там или магглы. А я не справился. Я в очередной раз не справился, и очень скоро мне придется начать все сначала. Вперед, вперед, потом обратно и снова… Я буду жить вечно! В дерьме! Вот счастье. Что же надо сделать, чтобы умереть и не вернуться?

Открываю глаза. Опс.

Сквозь маленькое окошко, скорее отдушину, пробивается лучик неяркого света. Больше ничего не могу разглядеть. Сердце ухнуло.

Опять. Впрочем, я ждал…

Нужны очки. Я и забыл, когда в последний раз надевал их. Так, они где-то здесь. Все правильно, прошло столько лет, а рука помнит. Надеваю очки, уже лучше, не то чтобы хорошо — света слишком мало, но кое-что разглядеть можно. Нахожу часы. Сейчас четверть седьмого, значит, у меня есть время. Надо вспомнить, надо все вспомнить.

Меня зовут Гарри Поттер, мне почти одиннадцать, я маг, вернее будущий маг. Я, сколько себя помню, живу в семье моей тети. Они вынуждены были взять меня годовалого после убийства моих родителей. По версии тети, мои родители погибли в автокатастрофе. Не проболтаться бы. Впрочем, проболтаться не успею, насколько мне помнится, именно сегодня должно прийти письмо из Хогвартса. Прямо сейчас надо решить, припрятать письмо или нет. Если спрячу, то у меня будет время, примерно неделя, чтобы смыться и замести следы. Я три раза проделывал это. Нашли меня два раза. В первый раз — почти сразу и жизнь покатилась по сценарию номер один, вот только все закончилось несколько раньше. А во второй раз я попался уже взрослым и не Дамблдору, а Волдеморту, и… он меня убил. Был еще и третий, тогда мне удалось убежать от обоих, но не от войны, хотя тридцать лет у меня таки было. Волдеморт пришел к власти, секретность магического мира сохранить не удалось, и развязалась сначала просто война, затем мировая, та самая которой всегда боялись — третья мировая и жить стало незачем. Я перед смертью посетил нашего великого искателя бессмертия и поговорил с ним. Он к тому времени жил один, магия стала какая-то не такая, природы почти не осталось, цивилизации больше не было, войны тоже уже не было, потому что люди стали редкостью, и дети не рождались вовсе. Он мне обрадовался, а я… представился и пожелал ему долгих лет. Он не казался чудовищем, просто старый, усталый не совсем человек. Его красные глаза были пусты. В бункере горели лампочки, работал холодильник и телевизор, на стеллажах лежали диски, книги и все это для него одного. Я спросил, а может, подумал:

— Ты этого хотел?

Я ждал ответа, два дня, а потом… умер.

В моих прошлых жизнях бывало по-разному, то он меня убивал, то я его. Но и после смерти самозваного Лорда я долго не жил, меня убивали свои по указке Дамблдора. Даа… Хорошо еще если сразу. Было дело, я сначала в Азкабане сидел даже и не знаю сколько лет. И ни разу, заметьте, ни разу на меня не покушались бывшие соратники Волдеморта. А и действительно, зачем утруждать себя? В последний раз я успел раньше, нет, не убить, сбежать.

Значит так, одна жизнь, самая первая, в которой, кстати говоря, я убил Волдеморта, а потом меня… Рон. Я сначала ничего и не понял, иллюзия на меня была наложена интереснейшая. Мне казалось, что жизнь продолжается, но слишком все было гладко и как-то предсказуемо. Дети с ожидаемыми или странными именами, отсутствие новых знакомств, абстрактная работа. Я знал, что работаю… и все. Эти реплики: «Дорогой, что приготовить на ужин? Ты не забыл носовой платок? Ах, какие у нас красивые дети, как они быстро растут, может нам завести еще одного ребенка? Гулять перед сном, полезно для цвета лица». Я попытался поговорить о жизни с Джинни, Роном, с Гермионой и не смог. Я с женой и детьми жил в особняке Сириуса. Дом был запущен и уныл. К нам часто приходила Молли и начинала уборку, которая никогда не заканчивалась, привлекая к этому процессу не только нас с Джинни, но и Гермиону с Роном. Мои школьные друзья со своими детьми также постоянно обретались у нас. Почему? Почему мы там жили? Я легко мог позволить себе собственный дом. Я хотел путешествовать, но мы никуда не уезжали. Я спал с Джинни, у нас были дети, а ощущение от всего этого было примерно таким же, как и от работы, дано и все. В какой-то момент я почувствовал себя, словно в навязчивом сне и захотел проснуться. Что бы там Снейп ни говорил о моей неспособности к ментальным наукам, я сбросил с себя наваждение. А ладно, не буду обольщаться, вероятнее всего просто закончилось действие зелья, а может, ослабло заклятье. В общем, я проснулся и сразу узнал нашу больничку в Хогвартсе. С трудом встал, осмотрелся и в первый момент подумал, что сон продолжается. Я разглядывал свои руки. Случайной царапине было от силы три дня, обломанный ноготь, опаленные и не успевшие отрасти волосы над левым ухом. Было такое чувство, что бой закончился вчера. Мне снова семнадцать! За дверью слышались очень, очень знакомые голоса. Запахи, запахи: начинающегося лета, свежего постельного белья, лекарств. Солнечный луч на полу, на столике ряд склянок с разноцветным содержимым и муха, медленно ползущая по краю пустого стакана. Все яркое, настоящее. В палату вошла Гермиона, не взрослая женщина из моего сна, а совсем еще юная. Она, увидев меня, застыла столбом.

— Ты… как?

Я недоуменно смотрел на нее и улыбался. В дверь просунулся Рон, его глаза стали круглыми от удивления, затем в них появилась то ли досада, то ли опасение. Я смотрел на плавно (как в кино) поднимающуюся палочку Гермионы, в голове зазвенел звоночек: «опасность, опасность». Не сумев уйти от заклятья, я лежал на полу с идиотской улыбкой на лице, не в силах пошевелиться, не способный логично мыслить и все пытался и пытался сбросить с себя наваждение. Через некоторое время мне удалось приподнять веки, больше ничего, но хватило и этого. Я смотрел в чуть суженные глаза Рона, в них не было злости, сочувствия, в них вообще ничего не было кроме решимости. Его палочка сделала простое петлеобразное движение и указала на меня, губы шевельнулись, и мир окрасился в зеленый цвет. Это неправда, что смерть от авады мгновенна и безболезненна. Я теперь знаю. Еще несколько минут я был в комнате с ними или они со мной и слышал как Рон, задыхаясь, сказал:

— Дамблдор был прав…

— Да, но мне хотелось дать ему немного мира.

— Ты дура. — Странно, но Гермиона молчала. Сознание медленно гасло, и боль уходила.

Я очнулся глубокой ночью в своем чулане в луже собственной мочи. Только одна мысль крутилась в голове: «За что?» Собственно, вопрос был поставлен не верно, правильнее было бы: «Почему?» Впрочем, как вопрос ни ставь, а ответа все равно нет.

Меня трясло, и понадобился час, чтобы слегка успокоиться и определиться. Еще через пару часов я сбежал из дома моих родственников. Ушел в никуда, без денег, вещей. Нашли меня еще до начала учебного года и промыли мозги. Не стерли память, а качественно так промыли. Определенно, для того чтобы снова и снова копаться в моих воспоминаниях. Я даже знаю, кому это понадобилось. Два раза в неделю я пил чай в кабинете директора. Вновь дружил с Роном, ляпался на уроках, однако ловцом не стал. Напоминалка Невилла куда-то запропастилась, возможно, потерялась еще до начала урока полетов, (а, неважно) и мы с Малфоем не сцепились. И насколько мне помнится, с хорьком у нас больше не случалось такой бешеной вражды, как в мою самую первую жизнь. Потом, в Хеллуин, меня убил Волдеморт — Квиррел. Да, да, Квиррел, его не убрали из школы, почему? Для чего он нужен был Дамблдору? Не верю, что из меня не вытянули всю информацию о нем. Все повторилось за маленьким исключением, следом за мной и Роном в туалет с прячущейся в нем Гермионой зашел Квиррел. Обездвижив моих одноклассников, он выволок меня в коридор, оставив беспомощных детей на милость тролля. Квиррел не потрудился ни запечатать дверь, ни наложить заглушающие чары. И в соседнем классе, не торопясь, сначала под аккомпанемент предсмертных криков, а потом, с явным удовольствием прислушиваясь к суете учителей, уже не Квиррел, а Волдеморт просматривал мои воспоминания, попутно разрушив блок на моей памяти. Вот за это спасибо. Я, очнувшись в своем чулане, вспомнил свою первую жизнь и куски из второй (все-таки кое-что Дамблдор уничтожил) и снова сбежал, но не сразу, а подготовившись. Потом еще… потом не бегал, бесполезно.

Последний раз мне удалось скрыться в маггловском мире и пожить по-настоящему долго. Сейчас началась девятая жизнь, надеюсь, последняя. Говорят, у кошек девять жизней. Может я, как кошка?

Подведем итог. Что было? Во-первых: убегал подальше от магического мира и войны. Во-вторых: меня убивали. В-третьих: я убивал, а потом — меня. В-четвертых: я убивал и всю оставшуюся жизнь прятался. А конец в любом случае один — я в самом начале, на старте, и впереди у меня опять целая жизнь. Проклятье! А было еще и в-пятых. Я пробовал с Томом договориться. Не получилось. Я быстро уразумел, что либо умру, либо буду плясать под его дудку. А дальше? Даже если он поделится бессмертием, то будем мы на пару сидеть в бункере, подъедать консервы и охотиться на крыс. Да и не верю я в его бессмертие! В общем, я тогда умер.

Быть может не убивать его, а запереть в теле, например Квиррела, лет на двести, на мой век хватит. А что потом? Он ведь все равно вырвется и разрушит все, я же снова окажусь здесь. Да и наш мир даже без Волдеморта не такая уж и стабильная штука. Похоже, чтобы умереть я не только должен избавить мир от красноглазого, но и сделать его, этот самый мир, устойчивым. Эх, знать бы как! Может с Дамблдором договориться? До чего же противно! Что ж, я не раз переступал через себя, переступлю снова. Опять же вопрос: о чем договариваться?

Над моей головой послышались шаги, это встала тетя. Я сажусь, еще раз осматриваюсь, нахожу одежду и своего забытого солдатика. Он в предыдущей жизни хранился в моем школьном сундуке почти до окончания Хогвартса, а потом потерялся, как-то не до него мне стало. Не дожидаясь крика, выхожу из своего чулана.

Рассматриваю себя в зеркале прихожей. Я и забыл, каким был маленьким! На меня смотрит худой, неухоженный ребенок с кривовато надетыми очками и спутанными волосами. Смотря с высоты своего возраста, меня так и подмывает взять «его» под мышку и отнести в ванну, а потом кормить, кормить… Неужели тете с ее патологической страстью к чистоте не хочется меня отмыть? Раньше мне это как-то в голову не приходило наверно потому, что детей до прошлой жизни у меня не было, да и оставлял я этот «прекрасный» мир большей частью молодым.

Иду в ванную комнату, вновь разглядываю себя: нечистые спутанные волосы, шрам, тени под глазами. Тот еще красавчик. Я торопливо стараюсь придать себе приличный вид. Принять душ не могу, нет времени и вода, как говорит тетя, нынче недешева. Применяю немножко магии, волосы сразу становятся менее взлохмаченными. У меня еще нет палочки, и поэтому на вспышку силы никто внимания не обратит. Да, в самом деле, это такая малость, что и говорить-то не о чем.

Вхожу в кухню. Тетя помешивает деревянной палкой в огромной кастрюле нечто серое, она отрывается от своего занятия, подозрительно оглядывает меня с головы до пят и будто чего-то ожидает. Я смутно вспоминаю — в бачке красятся старые вещи Дадли. Тетя надеется превратить их в школьную форму для меня. Мысленно усмехаюсь и ничего не спрашиваю. Она окидывает меня недовольным взглядом, но сама разговор не начинает. Вот и прекрасно. Потом закрывает бак и оставляет его греться на плите. У меня появляется желание созорничать и изменить серый цвет тряпок на… мне все равно, какой. Я, улучив момент, так и делаю. Цвет изменился, и когда все это безобразие высохнет, оно станет, я надеюсь, цвета хаки. Причем никакой магии, а просто пакетик зеленой краски. Не думаю, что она его хватится, а если и хватится, то что? Да ничего. День сегодня особенный, не до краски им скоро будет…

Похоже, я снова начинаю чувствовать себя ребенком. Быстро, однако, на этот раз.

Нарисовался Дадли, и мы садимся завтракать и, что примечательно, дядю Вернона не ждем. Ай да тетя! Какие у меня сегодня интересные мысли! Кажется, я начал собирать досье на эту парочку, можно сказать занялся любимым делом. Сказываются тридцать лет работы частным детективом и двадцать лет копом! А вот и дядя. Ловлю себя на том, что радуюсь его приходу. Соскучился что ли? Может и так, я родственничков не видал со времен окончания школы. Жду звонка и нервничаю, хотя наперед все знаю. Дадли, на манер пылесоса, быстро освобождает тарелку, а мне еда не идет в горло. И чего я так нервничаю? Я все решил, на самом деле я давно все решил, я поеду в Хогвартс, я попробую еще раз. Чего-то я упускаю, но у меня есть время, до Хеллуина — точно. Я подумаю, я понаблюдаю и, может быть, пойму. Решено, письмо отдам дяде, а дальше по известному мне сценарию. А вот и почтальон!

Завтрак съеден, письмо сгорело, дядя ушел на работу, Дадли смылся к Пирсу, тетя доваривает мою форму, а я, помыв посуду и протерев пол, приступил к разборке второй спальни Дадли. Спальня теперь моя. Слишком много мусора! Плохо помню, но, сдается мне, в прошлый раз я особенно не затруднялся, так и жил среди коробок и сломанных игрушек. А сейчас я спустился в кухню и, не спрашивая, вытащил несколько больших черных пакетов. Тетя промолчала. Упаковал совсем уже явный хлам и, опять же не спрашивая, вынес к дороге. Остальное аккуратно расставил вдоль стены, пусть двоюродный братец забирает. Что не заберет, то мое.

Уселся с каким-то красочным журналом в углу своей новой комнаты и начал в очередной раз прокручивать в голове спорные и бесспорные факты прошлых жизней. Привалился к стене и незаметно задремал. Проснулся сразу, почувствовав чей-то взгляд. Не убыстряя дыхания, не изменяя позы, я чуть приоткрываю глаза и сквозь ресницы (хорошо, что очки на носу) смотрю на тетю. Она глядит мимо меня, в ее взгляде нет злости, только усталость. Тетя слегка повернула голову, мне стало хорошо видно ее лицо. По щеке, по ее щеке ползет слеза! Я непроизвольно дергаюсь и замираю. Тетя, бросив на меня быстрый взгляд, почти выбегает из комнаты. Чего-то я недопонимаю.

Явился Дадли, он всегда точно знает время обеда. Мы поели, и я поманил брата в комнату. Странно, тот пошел без разговоров. Да ничего странного, я неосознанно применил давно отработанные на Пенни жесты и интонацию голоса. Она всегда меня слушалась. Вот, опять потеря. Вряд ли я ее увижу. Рождение это такая случайность! Поищу, когда время придет, если доживу.

Дадли жалко комнаты, жалко игрушек, он злится и срывается на крик. Я жду и, когда вопли поутихли, успокаивающе касаюсь его руки. Он недоуменно смотрит на меня и окончательно замолкает. Я, не отводя взгляда, тихо и на пределе слышимости говорю:

— Если хочешь, держи игрушки здесь, я не против, у меня все равно почти ничего нет.

Истерика прекратилась. Дадли смотрит на меня так, как будто в первый раз видит.

Вошла тетя и увела его. Игрушечный хлам остался.

Тетя нервничает и ждет прихода дяди Вернона, она не сидит перед телевизором, а пытаясь занять себя, методично разбирает кухонные полки и так же, как я утром, складывает мусор в большой черный пакет. Дадли нет дома, он в кино. Увидев меня в дверях кухни, тетя злобно смотрит мне в лицо, я поспешно ухожу. Сегодня мы с ней настроены друг на друга, мы связаны прочными узами взаимной неприязни и ни она, ни я не находим себе места. Перетаскиваю свои пожитки и располагаюсь в теперь уже моей комнате. Получилось неплохо, с чуланом не сравнить. Кровать бы кто помог перетащить. У меня сил не хватит ее разобрать. Что-то я не помню, как все устроилось тогда, прежде, но спал я на кровати…

И чего это я засуетился?

Опять мне не спится, что и неудивительно, сегодня, нет, уже вчера был день моего рождения и добавил мне в копилку еще одну плюху. Будто мало их у меня было.

Сначала все шло как мне и запомнилось. Много сов, много писем, адресованных теперь в самую маленькую спальню. Я делал вид, что хочу прочитать, мне, разумеется, не дали. Сов день ото дня становилось все больше, писем тоже. Я видел недоумение и зависть в глазах Дадли, мрачный азарт на лице дяди Вернона и страх во всем облике тети Петунии. Дадли как обычно капризничал, требовал внимания, потом недоумевал, а с течением времени начал опасаться отца, это когда мы спешно покинули дом и отправились в никуда, убегая от сов и писем. Он попробовал выместить свое плохое настроение на мне, но тетя, невзирая на истерику сына, (всегда бы так) очень категорично запретила ему со мной заговаривать. Он притих и только злобно косился в мою сторону своими заплывшими жиром светлыми глазками. Я старался держаться как можно более незаметно, у меня не очень-то получалось. Дядя вел машину, а мы с Дадли сидели сзади разделенные тетей Петуньей. Несколько часов вместе с хныкающим братцем в замкнутом пространстве совершенно вымотали меня. К горлу подступала тошнота не то от голода, не то от дорожных газов, а возможно, от кислого запаха дядиного пота. Я упрямо смотрел в окно и изо всех сил старался отстраниться от невыносимой действительности.

В конце концов, поездка закончилась, Дадли и тетя воспрянули духом, но я знал, что мои злоключения продолжатся и придорожный мотель это только промежуточная станция на пути к одинокой рыбацкой хижине на малюсеньком островке. Впереди была бессонная ночь в одной комнате, мало того, на одной кровати с Дадли, и знание этого не позволяло мне расслабиться. Я опасался тупой агрессивности братца и лишь надеялся, что утомительная поездка на автомобиле умотала и его тоже. Что ж, вечер и ночь мы провели вместе. Я старался отвлечь его и, не закрывая рта, рассказывал истории «Сеттона-Томпсона» о животных, а он слушал, не сводя с меня зачарованного взгляда. Его бы показать хорошему психологу желательно вместе с родителями. Дадли спал, а я почти всю ночь провел сидя на подоконнике и только под утро, совсем закоченев, залез в кровать и продремал пару часов.

Утро началось с сов и писем, и дяде окончательно снесло крышу. Как он орал! Азартный человек, не любит проигрывать. Он исчез, а мы ждали, ждали: тетя — мужа, Дадли — обеда, а я не ждал, я не хотел остаться голодным и принял меры. Догадайтесь сами, какие, если ни денег, ни знакомых у меня не было, а кушать хотелось? Правильно, есть два решения, и я использовал оба, благо дядя вел себя неадекватно, и многие нас жалели. Пара шоколадок и немного яблок лишними не стали. И несколько мелких купюр изъятых из бумажника молодого мужа, все внимание которого было поглощено его женой, тоже нашли применение. Еще компания подростков недосчиталась пары фунтов, что ж, меньше марихуаны выкурят. Я был копом двадцать лет, помните? А до этого медбратом. А еще раньше сам баловался курением и не только табака. Вредное это дело — наркотики. Так что ближе к вечеру я отозвал Дадли в сторонку, и мы дружно умяли почти все. По молчаливому обоюдному согласию тетю решили не вмешивать. Все-то он понял мой братик. Дадли легко управлять, если знаешь как. Я знаю. Психологически ему не одиннадцать, а года на три-четыре меньше, вот с учетом этого и ведите разговор.

В целом, на сытый желудок поездка на лодке не была для меня слишком уж большим испытанием, и рыбацкая хижина оказалась не такой ужасной, как помнилась. Я вполне оптимистично устраивался на ночь и приготовился не спать, а ровно в полночь встретить свой день рождения и Хагрида, который представлялся мне почти родственником. Я отчаянно боролся со сном, сказывалась предыдущая ночь на подоконнике, и громкое сопение Дадли нисколько не мешало, а наоборот, заглушая яростный шум волн, успокаивало и отвлекало от мыслей о ненадежности нашего убежища. Все-таки я задремал и пропустил полночь, и лишь когда дверь начала содрогаться от мощных ударов, я пришел в себя.

Хагрид оказался именно таким, каким мне и помнился: огромный, нечесаный, добродушный и очень шумный. Дядя потерял остатки своего разума и, не в силах смириться с поражением, принялся ему угрожать. Вот тут-то я понял одну вещь, если дядя и тетя вели себя, как бы это сказать… да, правильно. Тетя защищала сыночка, дядя защищал, как уж мог, семью, (во всяком случае, он старался) то Хагрид явно искал причину для демонстрации, как своей силы, так и стоящей за ним силы волшебного мира. На этот раз Дадли не был смертельно голоден и не пытался по-тихому добраться до пирога, он только с вожделением глядел на помятую коробку, но и этого оказалось достаточно. Хагрид направил на него свой зонтик и произнес заклинание. Я, в последний момент, едва дотянувшись, ухватился за огромную руку, и заклятье попало в стол. На том месте, куда врезалась синяя молния, мгновенно выросла ветка, она бешено раскачивалась, дрожа молодыми листочками. По-моему это была вишня, а может, я ошибаюсь.

— Зачем? — одновременно с собственным действием, сразу севшим голосом спросил я. — Дадли ничего не сделал. Мы не ужинали, и он просто хочет есть.

А тетя в то же самое время истошно кричала:

— Неет! — И заслонила сына собой. Меня поразило сходство этого крика и крика моей матери, когда она защищала меня от Волдеморта. Спасибо дементорам, этого я никогда не забуду. Тетка стояла как кошка перед сенбернаром, защищая своего детеныша. У меня не было сомнения — она будет стоять до конца, кусаясь и царапаясь, и еще неизвестно чья возьмет. В глазах щипало. Я не помню когда плакал в последний раз. И тут мне пришло в голову, что и тетя и дядя защищают и меня на свой собственный извращенный манер. Я как бы увидел сцену глазами тетки: кто-то огромный, гораздо сильнее ее, он хочет зла ее ребенку, и меня обдало холодом. Если бы Пенни угрожала опасность, я бы тоже пошел на медведя с голыми руками. Слезы высохли. Сейчас все обошлось, а в тот, в первый раз? Что, глядя на хвостик Дадли, она думала о волшебниках? Тетка знала, давно знала, что таких как она, волшебники и за людей-то не считают.

Хагрид, растерявшись, топтался на месте. Он ведь не злой, исполнительный и недалекий, что есть, то есть. И тут опять на меня накатило, я спросил себя, а откуда известно, что он добрый? Я же в сущности ничего о нем не знаю. Ну, неплохой лесник, зверюшек любит, но наивный и безответственный, а учитель из него никакой. Хагрид направил зонтик на давно остывший камин, и пламя нехотя взялось за сырые поленья. Пристроив котелок с водой над разгорающимся огнем, он из кармана извлек колбасу и разложил ее на бумаге. Тетя увела из комнаты и мужа, и сына. Что ж, спасать надо того кого можно спасти, а я для них потерян.

Мой большой гость вытащил из своего бездонного кармана заварку и высыпал ее прямо в котелок. Кружек у нас не было и, порывшись в допотопном шкафу, я нашел две стеклянные банки и начал решать задачу о том, как бы их вымыть, не выходя наружу под проливной дождь и пронизывающий ветер. Проблема разрешилась сама собой. Хагрид опрокинул котелок с чаем, а я, обрадовавшись в душе, что не придется полночи впихивать в себя запоздавший ужин, предложил лечь. Быстро согревшись под меховым плащом, я крепко уснул.

Утром прилетела сова со свежей газетой. Мне пришлось проснуться и, дабы не вызвать у лесника подозрений, задать ему несколько вопросов прикинувшись, что ничего не понимаю в денежной системе волшебников. В конце концов, это не было такой уж и неправдой.

Я вышел из хижины. Шторм прекратился, и утреннее солнышко уже ощутимо припекало. С наслаждением потянулся и почувствовал слабое жжение в правой ноге повыше колена. Я приподнял шорты, и вот тут-то наступил момент истины. Там была чуть припухшая точка, явный след укола. Я неверяще помотал головой, а в уме сами собой замелькали предположения. Укус, меня просто укусило какое-то насекомое, а может прыщ? Или вчера напоролся в лодке на что-то и из-за холода не заметил? Я еще раз внимательно осмотрел слегка покрасневшую отметину, нет, больше всего это напоминает след инъекции. В задумчивости я вернулся в хижину. Хагрид уже встал и тоже направился во двор. Я быстро и тщательно обыскал комнату и нашел. Рядом с постелью валялся длинный стеклянный кончик самодельной ампулы. На зельеварении мы разливали в такие некоторые зелья. Я продолжил поиски, но больше ничего не было. Собственно, и так все ясно, нет, как раз не ясно. Зачем Хагриду понадобилось что-то вводить мне? Я прислушался к собственным ощущениям и ничего не почувствовал. Я был на редкость спокоен… после такой-то новости? Да, вот оно, не всякий ребенок пойдет с совершенно незнакомым человеком неизвестно куда! Но я то пошел и в первый раз тоже, не испытывая никаких опасений, а только радость, что хотя бы на время избавился от Дурслей, и робкую надежду на то, что может быть никогда не вернусь в дом на Тисовой улице. Я понял, Хагрид, конечно же, не сумел ночью напоить меня чаем, он его пролил, в нем-то и было средство. Если бы не его оплошность, я бы ничего не заподозрил.

Я давно знал, что Дамблдор подмешивает зелья в чай для гостей, да и конфеты у него с подвохом. Выходит и Хагрид тоже. Сколько же раз я пил чай в его хижине и удивлялся, быстрому течению времени. О чем мы беседовали, а? И только ли с ним? Господи, никогда бы не видеть этот волшебный мир, да и не слышать о нем!

На душе стало гадостно. Я всхлипнул.

Когда в хижину вошел Хагрид, мое лицо было спокойно. Чуть больше или чуть меньше отходов жизнедеятельности результата не меняют, а мне не привыкать.

Мы быстро собрались и отчалили с острова. Ни тетю, ни дядю я так и не увидел.

Косой переулок меня почти испугал, все-таки я слишком долго не находился в таком скоплении сил. Мои инстинкты, привыкшие к тому, что много магии это всегда опасность, кричали о необходимости срочно покинуть подозрительное место. Но взяв себя в руки, я не побежал прочь, а начал просматривать соотношение сил и быстро понял, что уж здесь-то ничего плохого не может произойти, я имею в виду в магическом смысле. Очень интересное местечко. У меня возникла аналогия с кратером — в центре магический источник, а избыток силы сливается в естественный разлом. Знали древние, где поселение строить, знали. Интересно, как, в свете моих запоздало проявившихся способностей, выглядит Хогвартс? Недолго ждать осталось.

Далее все пошло своим чередом с некоторыми, тщательно мной спланированными отклонениями. Сначала Гринготс. Я когда добрался после тошнотворной поездки на тележке до своего хранилища, то не сразу сунулся брать деньги, а сначала пристал с вопросами к гоблину. Я знал по прошлым посещениям, на какую сумму могу рассчитывать, но легенду новичка в волшебном мире надо поддерживать. Набрав золотых, я вновь уселся в тележку и со скукой наблюдал за показательным изъятием маленького свертка Хагридом. Когда же мы собрались покидать банк я, как хороший актер, сделав вид, будто мысль только-только пришла мне в голову, поинтересовался у гоблина, существуют ли волшебные кошельки для хранения денег. И к неудовольствию Хагрида мы задержались в банке еще на некоторое время, пока гоблин дополнительно заколдовывал магический мешочек персонально для меня. Что ж, я стал обладателем невзрачного кошелька, который нельзя украсть, невозможно потерять, и за отдельную плату он был напрямую связан с моим хранилищем. Не думаю, что Хагрид догадывался об истинных возможностях кошелька, он почти сразу потерял интерес к происходящему и стоял в сторонке, читая газету. Обменяв несколько золотых на фунты, мы, наконец, вышли из банка и продолжили поход по магазинам.

Вторым серьезным отклонением был выбор волшебной палочки. Мне не хотелось приобретать мою старую палочку из-за ее схожести с палочкой Волдеморта. Я намеревался пробовать поискать другую. Действовать решил по обстоятельствам, подозревая, что палочка с пером феникса была изготовлена по спецзаказу персонально для меня. Только вот я, прожив длинную жизнь в маггловском мире и привыкнув обходиться своими силами, не был тем наивным ребенком, который мнил себя попавшим в сказку. Мне представлялось, что лазейка есть.

В полутемном магазине продавца не было видно, по стенам стояли стеллажи с сотнями узких коробок. Большинство из них светились, многие испускали подвижные цветные лучи, а некоторые сияли настольно ярко, что хотелось закрыть глаза, но от их сияния в комнате не становилось светлее. Я покосился на зонтик Хагрида. Зонтик как зонтик, ничего особенного. Скользнув взглядом по полкам, я постарался почувствовать свою палочку. На несколько мгновений мне почудилось, что я нахожусь в библиотеке перед книжными стеллажами и по корешку выбираю себе книгу. Захотелось провести рукой по деревянным футлярам, взять в руки вот эту, светящуюся синеватым светом коробочку и еще одну, и еще… Своей прежней палочки я не ощутил и неудивительно, старик принес ее только после многих неудач. Я стоял и внимательно осматривал огромные стеллажи. Стоило чуть расфокусировать глаза, и светящиеся разноцветные огоньки сливались между собой, образуя затейливые узоры и наводя на мысли о рождестве. Вскоре появился продавец, и начались долгие измерения под длинный монолог старика. Я жадным взглядом обшаривал полки. Замолчав, старик протянул мне палочку. Как я и ожидал, она не подошла, затем другую, третью, искусно выбирая из всего многообразия такие, которые явно не годились для меня. Они казались мне тускло-серыми и какими-то давно мертвыми. «Как все предсказуемо!» Я мысленно усмехнулся. Я даже знал по чьей просьбе, читай приказу, разыгрывается представление. Все должно казаться правдоподобным, ведь я предназначен для длительного использования!

Механически взмахивая очередной палочкой и перебирая взглядом пыльные коробки, я прислушивался к своим ощущениям. Несколько коробок привлекали меня больше других, и я ждал того момента, когда продавец отправится за двойником палочки Волдеморта, а дождавшись, не мешкал. Подойдя к стеллажу и проведя ладонью по деревянной полке, я задержал пальцы вблизи одной из двух наиболее притягательных для меня коробок. Чуть помедлил, прислушиваясь к себе и, открыв крышку, дотронулся до слегка желтоватой древесины. Древесины ли? Едва прикоснувшись к будто бы оплавленной поверхности, я сразу понял, да, это она, моя палочка! Ничего для стороннего наблюдателя не изменилось, просто маленькая искорка отделилась от моей руки и такая же от палочки. Я мгновенно поймал их и зажал в кулаке. Искорки мягко щекотали ладонь, потихоньку затихая. Когда я разжал пальцы, ладонь была пуста.

Вернулся старик и вложил в мою руку до боли знакомую палочку. Да, привычное ощущение тепла и комфорта было, было… но вовсе не такое сильное, как помнилось. Я держал палочку и чувствовал разочарование. Представьте себе: вы сунули нос в самую середину цветка, ожидая насладиться божественным ароматом, и обнаружили, что цветок не живой, он искусственный, а пахнет от него дешевым одеколоном и пылью. Если бы я очень захотел то мог бы вызвать и искры, и сияние, а так, взяв палочку, я не успел даже поднять руку, как раздался резкий скрип, и палочка распалась на две ровные половинки. Неяркое буроватое перо упало на пол. Старик сконфуженно поглядел на меня, почесал седую макушку, и мы начали наш поиск снова, но теперь уже мистер Оливандер предлагал мне только светящиеся палочки. Интересно, как он их выбирает? Каким образом он знает, что может подойти, а что нет? Видит? Чувствует? Хотелось бы мне поговорить с ним на эту тему.

Хагриду давно надоело наблюдать за моими безрезультатными попытками, и он, сказав, что скоро вернется, вышел из магазина. В конце концов, дошла очередь и до облюбованной мною палочки. Радужный свет под аккомпанемент колокольчиков озарил темную комнату. И я, и старик облегченно улыбнулись друг другу.

— Береза, с включениями кости василиска, двенадцать дюймов, в сердцевине чешуя василиска, довольно дорогая, пятнадцать галеонов, — объявил старик. Я расплатился.

Собравшись уходить, я увидел стоящую у стены и внимательно разглядывающую меня Нарциссу Малфой. Как давно она там стояла и сколько успела увидеть, неизвестно. Заметив мой взгляд, Нарцисса вежливо улыбнулась и пожелала успехов в школе. Я ответил:

— Да мадам, — и пошел к двери. У порога оглянулся, ее палочка не светилась, моя тоже. Стеллажи мерцали по-прежнему. Я пожал плечами.

Минут через десять появился Хагрид, в руках он держал клетку с белоснежной совой. Неловко поздравив меня с днем рождения и вручив билет на поезд Хогвартс-экспресс он, к моему удивлению, сославшись на сильную занятость, распрощался, оставив меня одного. На часах было три пополудни, кажется, именно в это время мы всегда расставались, вот только на этот раз я еще далеко не все приобрел.

Пришлось купить остальное самому.

На Тисовую вернулся поздно, родственники были дома, не злились и это было странно. Совсем уже на ночь Дадли зашел в мою комнату и попросил рассказать еще что-нибудь. Я согласился при условии, что он принесет мне, например, чай.

И он принес! Чай с мятой. Вот интересно, откуда Дадли узнал, что именно такой чай мне нравится? А он не дурак, знает мои предпочтения. В горле першит. Не заболеть бы.

Сейчас находясь в своей постели и даже не надеясь уснуть, я размышляю о том, что разве можно оставить одиннадцатилетнего ребенка одного в незнакомом ему месте? Да что там, в чужом ему мире. Если бы я захотел исчезнуть, то вполне мог бы попробовать. Сову сплавлю в обычный зоомагазин, и через пару дней найти меня станет невозможно. Аура у детей быстро меняется, золото безлико, магических вещей — один кошелек. Сжечь, и все дела. Деньги, да, денег много не возьмешь, пару дней можно попользоваться и все. Хотя… если обменять галеоны частным порядком, то на… хм, надолго хватит. А палочка то и вовсе другая, я ее еще не применял, а значит, не отследят. Или нет? Искры из нее я вызвал вполне сознательно. Рисковать не буду. О чем это я? Решил же в этот раз не прятаться, опять меня понесло.

А может демонстративно обидеться на Хагрида? И причина хорошая появится не ходить в его хижину на чаепития. А вот не пришлось бы в таком случае ходить к кому-нибудь другому. Тут надо подумать.

Первого сентября на вокзал меня везет дядя Вернон. Мы всю дорогу молчим. Но тишина в машине вовсе не враждебна. И я, и он довольны, что не увидимся друг с другом долгое время, именно это и повышает нам обоим настроение. Я так и не разобрался, как после той ночи на островке изменилось отношение ко мне моих родственников. Тетя оценила попытку защитить Дадли, а вот дядя… Я являюсь живым напоминанием о его неудаче в качестве защитника семьи. Будь я постарше, поговорил бы с ним и объяснил, что бороться следует с равным противником, а если уж пришлось сцепиться с сильным, то не стыдно и проиграть, а лучше просто отойти в сторону и не привлекать внимания.

Мы подъезжаем к вокзалу. Вылезая из машины, я прихватываю клетку с совой, а дядя в это время пристраивает мой антикварный сундук на тележку. На фоне современных дорожных сумок багаж смотрится, по меньшей мере, странно. Сундук красив, по-настоящему красив, у него гнутая крышка и затейливые бронзовые накладки, он сделан из красного дерева и гораздо вместительнее, чем можно подумать, глядя на него снаружи. Пока мне это не важно, но со временем пригодится. У многих волшебников такие сундуки, а магглы на них не обращают внимания — магия, блин.

Дядя поворачивается ко мне, протягивает сложенную пополам купюру и произносит:

— Петуния просила передать.

В полном удивлении, можно сказать шоке, беру деньги, благодарю. Дядя садится в машину и уезжает. Я смотрю ему вслед. Н…да, как-то в этот раз все не так.

Медленно подхожу к платформам и, делая вид, что просто глазею по сторонам, осматриваюсь. Засекаю, по меньшей мере, троих волшебников, останавливаюсь около большого табло и якобы изучаю расписание поездов. Двое, из замеченных мною, (одеваться дорогие коллеги — авроры следует тщательнее, ну не заправляют магглы джемпер в брюки) тоже останавливаются. Следят, следят за мной. Глупо, целый месяц я был предоставлен самому себе, а теперь вдруг подозрительность проснулась!

Весь август мной никто не интересовался, я это знаю наверняка. Все дело в том, что после похода в Косой переулок я заболел. Сказалась поездка на остров в непогоду и то, что когда меня бросил Хагрид, я не стал торопиться с возвращением, а пошел в кафе и долго сидел с двойной порцией мороженого на открытой веранде, наслаждаясь прекрасным летним вечером. Тогда все было просто замечательно, а ближе к ночи я почувствовал первые признаки простуды и спустя три дня, с диагнозом «пневмония», вовсю обживал узкую койку в местной муниципальной больнице. Я ждал кого-нибудь из волшебного мира, все-таки колдомедики лечат гораздо быстрее, но, увы, про меня так и не вспомнили.

Подхожу к платформе между путями девять и десять и иду по ней, все более и более замедляя шаг. У меня еще уйма времени. Останавливаюсь около киоска и делаю вид, что интересуюсь выставленной в витрине всякой всячиной, сам же в это время рассматриваю толпу, отражающуюся в отмытых до зеркального блеска стеклах. Моя свита стоит неподалеку, они переговариваются и посматривают на меня, нисколько не опасаясь, что я их замечу. В принципе верно, но не на сей раз. В толпе вижу Невилла, его провожает своеобразно одетая пожилая женщина, я знаю, она его бабушка. Один только головной убор чего стоит! Могу поспорить, что на ее одежду, как и на мой сундук, наложены отвлекающие чары, иначе бы половина вокзала сбежалась посмотреть на огромную блестящую алую сумку и шляпу с фруктами и дохлыми фазанами более всего напоминающую натюрморт. А уж платье! Хм, такое декольте можно увидеть только на портретах эпохи возрождения. Теперь понятно откуда у Невилла комплексы. Узнаю еще парочку знакомых и вижу семью Грейнджер. Гермиону провожают мать, отец и… о, как интересно, с ними миссис Фигг. Все друг другу улыбаются, у них все прекрасно. И что же сие означает? Я всегда считал, что старая кошатница опекает меня, выходит, ошибался. Ко мне, значит, шпионов приставили, а магглорожденной Гермионе — гида. Сейчас-то ладно, а ведь в первый раз я ничего про волшебный мир не знал! Но я родился в волшебной семье, и, значит, мне вводный курс не полагается. А то, что я только месяц назад узнал о волшебниках? Кто вспомнил?

Да, я выжил, причем никто, включая Дамблдора, не знает почему. Что-то мне слабо верится в версию о жертве матери. Сколько матерей отдали свою жизнь за ребенка и многим ли это помогло? Вот то-то. А может Волдеморт аваду не правильно наложил, день неудачным оказался, марс не в том доме случился, рука дрогнула, а может в горле запершило? Кто знает, проверить невозможно. Меня считают спасителем, и никому не приходит в голову, что я просто ребенок и в первую очередь мне нужна если не семья, то хотя бы элементарная забота которой у меня никогда не было, что бы там не казалось старому директору. Похоже, до него со временем дошло, насколько я не связан с волшебным миром, и он испугался, вот и избавлялся от меня, лишь только я исполнял пророчество. А судьба считает иначе, все возвращает и возвращает меня к началу. Либо пророчество истолковано неправильно, либо оно вовсе не про меня, не знаю, а может не про Волдеморта?

Меня мутит то ли от слабости после болезни, то ли от собственных мыслей. Я вынимаю дядину или скорее тетину купюру (пять фунтов, неплохо, столько они мне никогда не давали) и покупаю несколько красочных журналов, шоколад, печенье, воду. Беру себя в руки и продолжаю свой путь по платформе.

А вот и барьер. Прохожу мимо, пусть за мной побегают. Верчу головой как бы беспокоясь, а на самом деле ищу своих соглядатаев. Так, одного вижу, а второго нет, понятно, побежал за инструкциями. Я, толкая перед собой тележку, медленно иду дальше. Интересно, успею дойти до конца платформы или нет?

Успел!

Поворачиваюсь и иду обратно быстрым шагом. Мой шпион не успевает перестроиться и продолжает идти мне навстречу. Я смотрю на него в упор и спрашиваю:

— Простите, вы не знаете, где расположена платформа девять и три четверти?

Он тупо смотрит на меня и не отвечает. Бормочу извинения, преувеличенно расстроено вздыхаю. Вот пройду мимо барьера, тогда и посмотрю, как они меня возвращать будут.

Поравнявшись с барьером, разделяющим миры, я увидел хорошо мне знакомую рыжую семейку. Так, мадам Уизли совсем заждалась, стремясь выполнить важное поручение — подружить меня и Рона.

— А вот фик вам! — бурчу себе под нос. — Я вредный.

Миссис Уизли участливо и немного невпопад начинает объяснять, как попасть на платформу, а ведь я ее ни о чем не спрашивал. Но, тем не менее, проходим по очереди сквозь стену, причем Рону предложено лично проследить за мной и помочь преодолеть страх. Вот умора. Как и в первый раз, близнецы помогают затащить мой сундук в вагон. Но на сей раз, я осторожен и слежу за тем, чтобы челка закрывала шрам. Привычка сказывается, столько лет прожил под чужой личиной. В поезде я не спешу искать свободное купе, а постояв немного в тамбуре, пробую перейти в соседний вагон, проверяя, есть ли за мной слежка.

— Молодой человек, — раздается у меня над ухом сухой голос. — Почему вы до сих пор не в купе?

— Простите? — говорю я, оглядываясь через плечо, и встречаюсь глазами со своим бывшим или будущим деканом. Ее слова неоправданно строги, похоже, именно она и отвечает за благополучное и правильное выполнение плана по доставке меня в школу.

— Пойдемте, я провожу вас, в коридоре вы мешаете другим пассажирам. — Она приводит меня в совершенно пустое купе (это в переполненном-то поезде) и оставляет одного.

Я с удовольствием сажусь на скамью, сундук пока не убираю, вот отдохну немного, тогда… Кладу на стол шоколад, открываю пакет с печеньем, одно просовываю сквозь прутья клетки. Сова благодарно ухает. Что ж моя милая предательница, ты все равно останешься моим другом, нет, не другом, ты моя. Никто же не виноват в твоем таком красивом и заметном цвете перьев. Да, пока я был в больнице, за моей птичкой ухаживал Дадли, неплохо ухаживал, и ему очень не хотелось возвращать ее назад. Будущим летом, если доживу, отдам Хедвиг ему, целее будет. Стираю со лба испарину и откидываюсь назад.

Я готов к появлению Рона.

Поезд стоит, и через приоткрытое окно до меня доносятся прощальные напутствия мадам Уизли, а заодно она сообщает своим деткам, что я очень похож на Джеймса Поттера и скорее всего его сын, Гарри Поттер. Рон тут же с энтузиазмом заявляет, что непременно это выяснит, а Джинни ахает и укоряет мать в том, что не сказала об этом раньше. Интересно, куда подевалась потом ее детская влюбленность? Близнецы весело подначивают Рона и Джинни. Им бы только языком потрепать. Что мне в них нравится, так это непосредственность и несерьезность, они с детства капельку циничны, ими не покомандуешь, возможно, именно поэтому отчаянных близняшек никогда всерьез и не рассматривали в качестве шпионов за мной, и насколько я помню, им, как правило, удавалось остаться в стороне от моих проблем. Поезд дает гудок и трогается. Я жду.

Все происходит по сценарию, появляется Рон с дурацким объяснением про то, что не нашел свободного места. А где же, спрашивается, багаж? Его глаза горят, он полон решимости со мной подружиться. Я молчу и жду следующей реплики. Рон меня не разочаровывает и следует его фраза:

— Меня зовут Рон, Рон Уизли.

— А меня Гарри. — Я намерено не сообщаю свою фамилию и, стараясь переключить его внимание, говорю:

— Угощайся, — кивком показывая на сладости. Рон не устоял перед шоколадом, и на время вопрос о моей фамилии отодвинулся.

Дверь вновь приоткрылась, и два донельзя возбужденных близнеца просунулись в купе.

— Всем привет, Рон, ты здесь устроился? — наперебой говорят близнецы. Видно, что ни Рон, ни я их не особенно интересуем, они переминаются с ноги на ногу и, приняв решение, не то Фред, не то Джордж сообщает:

— Мы тут недалеко будем, ребята везут тарантула. — На их мордахах появляется мечтательное выражение.

У меня возникает мысль. Мне не хочется оставаться в купе наедине с Роном, тем более что и в самый первый раз я хотел за ними увязаться, только стеснялся.

— А мне можно посмотреть? — спрашиваю я и умоляюще смотрю на близнецов. В конце концов, это гораздо лучше, чем скучать в купе. Рона передернуло. Я вспоминаю, что он до жути боится пауков. «Хм… ну да, тарантул — паук». Близнецы с издевательским интересом уставились на младшего брата, потом перевели взгляд на меня и поощрительно усмехнулись.

— Если не боишься…

Я отрицательно мотаю головой и встаю с места. Фред с Джорджем выходят из купе, я следом. За нами идет Рон. Что ж, трусом он никогда не был. Близнецы, увидев Рона, переглядываются, скептически усмехаются, но помалкивают. Мы входим в тесное купе. Рон не поместился в маленьком пространстве и с видимым облегчением остался снаружи.

Из-за спин близнецов мне ничего не видно, я стараюсь протиснуться между ними, мне не удается. На некоторое время смиряюсь с действительностью, потом, заметив появившийся просвет, решительно раздвигаю близняшек, просовываю голову — в ящике находится весьма эффектное создание. Не знаю, тарантул это или нет, я никогда ими не интересовался, но оно производило впечатление. Серовато черное, большое, овальное, состоящее как будто из отдельных фрагментов, насекомое стояло и почти незаметно покачивалось. Разумеется, оно было живым, но более всего это походило на самоходку, времен третьей мировой. По спине пробежал озноб.

— Вот это зверь, — сказал я и, вспомнив, что тарантул потерялся буквально на следующий день после начала занятий, добавил:

— А его не съест какой-нибудь кот или сова?

Хозяин живого танка задумался, а потом сказал:

— Только не сова, я проверял.

Фред и Джордж оторвались от созерцания паука и уставились друг на друга.

— Я знаю, что делать, — сказал один из них.

— Ага, — согласился другой, не иначе как прочитав мысли брата. Он, отпихнув меня, выскочил из купе. Хозяин насекомого, я и еще пять мальчишек с ожиданием смотрели на оставшегося близнеца. Тот принял независимый и загадочный вид.

Прошло минут пять. Мы терпеливо ждали.

В дверь протиснулся близнец с крысой в руках. Я узнал Скабберса — Петтигрю. Она, нет, он, был в нескольких сантиметрах от моего лица. Мне показалось, что по щеке скользнул хвост мерзкого создания. В ушах зазвенело. Не люблю крыс, особенно эту. Меня опять бесцеремонно отодвинули. Крысу из-за спин близнецов видно не было, тарантула тоже. Вдруг на меня обрушился удар, и я повалился на спину, сильно приложившись головой о дверь. Прямо мне на живот приземлился один из близнецов. Дыхание перехватило. Я пришел в себя от криков и произносимых заклинаний. Дверь содрогнулась и рывком отодвинулась, а так как моя многострадальная макушка упиралась в нее, то мне показалось, что мир раскололся. Я принял позу эмбриона и замер. Далее прямо по мне проскакало «стадо бегемотов», и я отключился.

Когда сознание восстановилось, я лежал на полу, мою голову поддерживал Фред или Джордж, а мадам Помфри вливала в горло что-то кисловато-горькое. Заметив, что я открыл глаза, близняшка виновато улыбнулся и сказал:

— Прости, это я тебя сшиб.

— Что случилось? — хрипло проговорил я и закашлялся. В голове начала стремительно нарастать боль. Пытаясь сдержать кашель, я закрыл глаза и почувствовал, что мою рубашку расстегивают. Через некоторое время кашель отступил и я, боясь пошевелиться, просто лежал.

— Все, можешь открыть глаза, — раздался голос медсестры. Я приподнял веки, хуже не стало, и я повторил вопрос. Кашля не было! Ответа тоже. Вместо ответа Мадам Помфри спросила:

— Когда ты заболел?

— В начале августа. — Она покачала головой. — У меня с собой выписка из больницы, — продолжил я.

— Мне бы хотелось ее увидеть, лучше сейчас.

— Посмотрите в моем сундуке, в карманчике на крышке.

Мадам Помфри кивнула и вышла. Равномерный стук колес поезда убаюкивал не хуже колыбельной, и я попробовал сесть. Голова отчаянно кружилась, но не болела. Медсестра вернулась не одна, ее сопровождала профессор МакГоннагал. Они помогли мне перебраться на сидение, а близнеца выставили в коридор, назвав Джорджем.

Я сидел, откинувшись на стенку купе, школьная медсестра изучала выписку, потом она передала бумагу профессору МакГоннагал, а сама, раздев меня до пояса, начала очерчивать палочкой круги, проговаривая заклятья.

— Хотелось бы знать, — произнесла медсестра, когда профессор отложила мою бумагу в сторону. — Почему его лечили в маггловской клинике?

— Что вы сказали? — нахмурилась Профессор МакГоннагал.

— Он был серьезно болен и его лечили в не волшебной клинике, — разъяснила мадам Помфри. Профессор, ничего не сказав, вышла из купе. — Ну ладно, через полчаса я тебя отпущу, — вздохнув, сказала медсестра. — Но когда мы приедем в школу, ты после праздничного обеда подойдешь ко мне, прямо в Большом Зале, — улыбнулась она. — Я обследую тебя, и пока воздержись от еды. — Я осторожно кивнул.

— Что же произошло? — я предпринял еще одну попытку, хотя догадки у меня были, но откуда ей-то знать об этом.

— У тебя легкое сотрясение мозга.

— А что случилось в купе? — не отставал я.

— Не знаю, — вздохнула медсестра. — Не волнуйся, я думаю, скоро все разъяснится. А сейчас скажи, почему тебя лечили в маггловской больнице?

— Наверно потому, что я жил с тетей, а она маггла, — ответил я. Мадам Помфри с недоверием и жалостью смотрела на меня. Так-то вот дорогая мадам, все совсем не так как кажется, по себе знаю.

Только через час, с трудом отвязавшись от медсестры, я вышел в коридор, где и встретил продавщицу с едой. Набрав всего понемногу, я направился в свое купе. Там дожидались меня Рон и один из близнецов. Выгрузив сладости на столик, я гостеприимно махнул рукой и, выждав время пока шоколад не оказался во рту у обоих, спросил:

— Что произошло?

Рон скривился. Смешно было видеть одновременно на лице рыжика и выражение истинного блаженства и отвращения. А Джордж, я рискнул предположить, что рядом со мной находится Джордж, сказал:

— Крыса Рона оказалась анимагом.

— Кем? — не мог не спросить я.

— Анимагом. Ну, волшебником, который превращается в животное. Крыса испугалась тарантула и превратилась в человека прямо в клетке. Поэтому я и упал на тебя. — Он виновато улыбнулся.

— Джордж, — прошептал Рон. — Она же жила в нашей семье, сколько себя помню. — Рон выглядел настолько потрясенным, что я почувствовал к нему симпатию. В конце концов, сейчас он только ребенок и еще ничего непоправимого не совершил. А если я буду осторожен, то и не совершит. Думается. На мой взгляд — лучше прожить незаметную жизнь и о тебе будут недолго помнить только твои друзья и близкие, чем сделать большое зло и в людской памяти оставить на века этакий ублюдочный образ. А если Рон считает иначе, то это уже его проблема, не моя.

— А где твой брат? — спросил я, обращаясь к Джорджу.

— Беседует с учителями и аврорами.

— А этот, анимаг?

— Авроры увели, — ответил Джордж и, посмотрев на меня, самодовольно добавил:

— Но мы его еще до них оглушили.

Я не знал, радоваться мне или нет. С одной стороны появился шанс у крестного выйти из Азкабана, причем полностью реабилитировавшимся, а с другой стороны Дамблдор ни под каким видом не даст мне нормально общаться с ним. Уже проверено. Как бы его жизнь не стала еще короче. Замолчать происшествие наверняка не удастся — слишком много свидетелей. Да и профессор МакГоннагал узнала своего бывшего ученика. У нее с памятью всегда было нормально и с логикой тоже.

Мои размышления прервала заглянувшая в купе Гермиона. Как и всегда ее волновала судьба жабы путешественницы. Глаза Джорджа враз заблестели, он посмотрел на нее с вежливым снисхождением и сказал:

— Не советую.

— Чего? — не поняла Гермиона.

— Не советую искать жабу, знаешь, в наше время случаются странные вещи, можно сказать страшные…

— Вот ты ее найдешь, — продолжил речь низким, замогильным голосом появившийся двойник Джорджа. — А она раскроет свой большой рот, проглотит тебя и когда ты, — он перешел на свистящий шепот, — пройдешь долгий и извилистый путь в ее внутренностях, ты превратишься… — Фред огляделся в поисках жертвы. — В такого же олуха как мой братец.

— То есть ты хочешь сказать, — весело произнес Джордж, глядя на брата и переведя взгляд на Гермиону, закончил:

— В свою лучшую половину.

Гермиона озадачено смотрела на них. Близнецы засмеялись довольные друг другом. Я не выдержал и сказал, что мы никого не находили. Гермиона гордо выпятив подбородок, удалилась, впрочем, не отказавшись от протянутой ей шоколадной лягушки и не забыв напомнить всем о необходимости переодеться в школьную форму. И как это она не проверила, чистые ли у нас руки?

Так и доехали.

Уф, поездка на утлой лодочке, то еще удовольствие. Слегка страшновато и страшно интересно было только в самый первый раз, а сегодня — сыро, холодно, темно. Рон ноет, что проголодался, Кребб с Гойлом согласно сопят. Какие же они еще дети. Забавная компания в этот раз образовалась! Это я виноват. У меня целый план был, как от Рона отвязаться. Но когда это дела шли согласно плану? Так и на сей раз.

Хагрид собрал всех первоклашек и повел к озеру. Тропинка то и дело сужалась, и мы шли все больше по одному. Я не торопился и оказался почти в хвосте, Рон, разумеется, со мной. Когда же мы подошли к озеру, я начал высматривать лодку с тремя пассажирами, к моему большому сожалению таких не нашлось, и я залез в первую попавшуюся. Рон не отстал. Молодец! К тому времени заметно стемнело и, только уже устроившись, я разглядел своих попутчиков. Всего то и радости, что Малфоя обломал. Довольно скоро мне надоело нытье Рона, я выгреб из карманов оставшиеся сладости как маггловские, так и волшебные и какое-то время наслаждался тишиной (чавканье не в счет).

Хогвартс, Хогвартс, старый Хогвартс. Я опять тут и я рад. Мне подходит этот замок, я ему тоже, я знаю, знаю, знаю! Надо думать, войдя в вестибюль, я слишком «громко» транслировал в пространство свое восхищение древним строением, и замок отозвался. Мне чудится, что он тихо посмеивается и успокоительно поглаживает меня по голове словно щенка, который слишком эмоционально встречает хозяина. Приятно конечно, но как это я так неосмотрительно открылся? Дурацкая эйфория. Осторожнее Поттер, осторожнее.

Иду с толпой будущих одноклассников и потихоньку успокаиваюсь. Путь не далек: сначала вестибюль, потом по короткому переходу с улыбающимися и приветствующими нас портретами и мы почти на месте. В ответвлении коридора видна движущаяся лестница, Пивз, до половины высунувшийся из стены — хорошо то как! Рон бубнит что-то мне в ухо, вот упертый, как прилип ко мне в поезде, так и не отходит, прям пиявка. Про крысу и не вспоминает, интересная у него психика, стрессоустойчивая, вот.

Все, пришли, жаль… эх, был бы я сейчас один то еще долго бы бродил по бесконечным коридорам и переходам. Стоим в небольшой комнатке, примыкающей к Большому Залу, любуемся на парадный выход штатных призраков Хогвартса и ждем распределения. Я оглядываю своих старых знакомых, они заметно возбуждены, чуточку испуганы поэтому не могут скрыть своих чувств и излишне эмоционально обмениваются впечатлениями, но не все, далеко не все. Мой взгляд выделяет из толпы Сьюзен Боунс, она совершенно спокойна, расслаблена и слегка улыбается и Кребб тоже, и Малфой, и Панси, и Стивен Корнфут — все они будто прислушиваются к чему-то приятному. Что, неужели они тоже чувствуют замок? Почему я раньше ничего такого не замечал? Моя фантазия проснулась и понеслась галопом: — «Это я разбудил сознание древнего замка, никогда же такого не было, ведь, правда?»

«Ха… не было. Еще как было, просто ты занимался исключительно собой», — ехидно возражает мне мой внутренний голос. Смотрю на Рона. Нет, ничего-то он не ощущает, стоит, выпучив глаза, и старательно доводит до моего сведения тот факт, что все его родственники (нудно перечисляя каждого) учились в Гриффиндоре. И что он непременно должен распределиться на самый, самый крутой факультет в котором находятся только смелые, честные, благородные… А я невесело усмехаюсь про себя, да, знаю я про то благородство, насмотрелся, млин. И Гермиона трещит как сорока… Большинство моих одноклассников глухо к чарам замка. Жаль, они так много теряют.

«Шотландская обыкновенная», простите, профессор МакГоннагал вводит нас в Большой Зал. Как всегда у меня перехватывает дыхание от невероятной красоты огромного помещения. Именно ради такого момента и стоило вернуться. Как там надо прожить жизнь? Достойно? Вот и поживем, достойно и не без удовольствия. В девятый раз. Что-то мои мысли свернули в сторону. Кончать надо с философией, а то есть тут личности, которые обожают мозги препарировать, а сами так ласково улыбаются или губы кривят, а кое-кто еще и задом поворачивается. Лучше буду замком восхищаться и приятно, и безопасно, и, чем черт не шутит, вдруг, полезно. Чувствую волну одобрения направленную на меня. Даю голову на отсечение — замок хочет, чтобы им восхищались. Да, пожалуйста, сколько угодно, есть за что.

Стоим, сбившись в кучку, и слушаем немелодичное пение шляпы. Забавный предмет, хотелось бы знать, какими такими критериями она руководствуется, отправляя детей на тот или иной факультет? Чтобы отвлечься начинаю сам с собой играть в игру: «Рассчитайтесь по порядку». Это значит — первого в… соглашусь с Роном, что Гриффиндор — самый, самый и сделаю его номером первым. Далее по нисходящей. Райвенкло — второй, Хаффлпаф — третий и четвертый — Слизерин. Ну, поехали!

— Хаффлпаф, — выкрикивает шляпа, и Сьюзен Боунс отправляется к своему столу, а согласно моим правилам должна бы быть в Гриффиндоре. Терри Бут попал в Райвенкло. О, совпало с моей версией. Мэнди Брокльхерст — в Райвенкло. Неправильно, должен быть Хаффлпаф. Кто там дальше по списку, кого в Слизерин? Ага, Лаванду Браун. Не повезло Слизерину, шляпа лавандой украсила Гриффиндор.

— Булдстроуд Миллисент — Слизерин!

Я усмехаюсь, а ей бы подошел Гриффиндор, она девушка решительная и смелая, за себя и других постоять может, но не судьба. Черт, сбился. Без особого интереса слежу за дальнейшей сортировкой и… Вот именно, и, Грегори Гойл распределен в Гриффиндор. Я не просто удивлен, я сильно удивлен. Смотрю на то, как он невозмутимо идет к столу, садится и солидно пожимает руки своим соседям по факультету. Распределение продолжается, но теперь уже мое внимание не рассеивается, я жду. Чего? А вот этого. Винсент Кребб в Гриффиндоре. Дождался! Перевожу взгляд на Малфоя, он подобрался и напоминает мне опасного зверя из семейства кошачьих и лицо какое-то неожиданно взрослое. Звучит его имя, Малфой идет. Я смотрю. Малфой садится на табурет. Я задерживаю дыхание. Профессор МакГоннагал надевает ему на голову шляпу. Я не дышу.

— Слизерин, — кричит шляпа. Перевожу дыхание. Слава Создателю, есть в мире незыблемые вещи! Кребба с Гойлом я переживу, а вот Малфоя… не уверен.

— Поттер Гарри.

Я надеваю шляпу. Все мои воспоминания, относящиеся к другим жизням, спрятаны в дальний ящик, даже не в ящик, я просто убедил себя, что они не важны. «Я» настоящий, здесь, а все остальное — просто прочитанные рассказы или повести, даже есть один фантастический роман-антиутопия о третьей мировой. Метод работает, неоднократно проверено, неожиданностей не жду.

А напрасно! Шляпа отправила меня в Слизерин.

В первый раз за все время знакомства с волшебным головным убором я не ощутил в голове никакого постороннего присутствия. Не прошло и секунды, как приговор прозвучал. Даже слово не дала сказать! Сижу, удивляюсь, досадую. Не дождавшись, профессор МакГоннагал сама снимает с моей головы это остроконечное недоразумение. Мне ничего другого не остается, как подняться и отправиться к своему новому столу. В зале слышатся аплодисменты, в основном слизеринцев, но и со стороны столов Хаффлпафа и Райвенкло доносятся недружные хлопки. Гриффиндор? Нет, те не хлопают. На стол преподавателей не смотрю, хотя и очень хочется, потому что боюсь. Еще заподозрит чего наш «Санта Клаус». А я жить хочу и непременно со своими воспоминаниями. Перед тем как сесть нахожу взглядом Рона. Он смотрит на меня с выражением вселенской обиды на конопатой физиономии и первым отводит глаза. Вот, ради этого мгновения тоже стоило вернуться! Сажусь рядом с Ноттом и приступаю к церемонии пожатия рук. А что? Я человек дружелюбный, мне не жалко, всем пожму и Малфою пожму и сжимаю его руку чуточку сильнее, чем требуется, он принимает вызов. Сильный, черт, но я не сдаюсь! Гляжу на него и вижу ехидную улыбку. Еще и развлекается!

— Драко, — с нажимом говорит Малфой.

— Гарри, — с точно такой же интонацией говорю я и ухмыляюсь Малфою в лицо. Мы одновременно разжимаем руки. Ничья? Как-то все в этот раз складывается необычно, тем и интересней!

За всеми этими событиями я почти пропустил распределение Рона. Мне после собственного головокружительного попадания в Слизерин стало, мягко говоря, наплевать на дальнейшую сортировку. Но то, что Рон попал в Гриффиндор, радует. Исходя из своего прошлого опыта, я знаю, как сложно держать рыжего на расстоянии. Сижу, жду начала банкета, а сам думаю, что же такого на этот раз я сделал по-другому? Всегда-то она меня в Гриффиндор запихивала. Я в прошлой жизни в Хаффлпаф просился, так шляпа мне отказала, заявив, что склонность педантично исполнять чужие распоряжения у меня напрочь отсутствует. Это комплимент? А с другой стороны, Грейнджер то зачем в Гриффиндор отправлять? Разве только для того чтобы баллы зарабатывать. И Кребб с Гойлом оказались на красно-золотом факультете. С какой такой стати? Может потому, что со мной пообщались? Если помру, то в следующий раз в поезде перезнакомлюсь со всеми и посмотрю, к чему это приведет. Нет, чувствую что-то неправильно в моих предположениях. Надо перечень вопросов составлять и разбираться, определенно, списочек получится длинный.

Рядом со мной усаживается Блез Забини, и церемония знакомства повторяется. Слизерин, Грифиндор, пока что разница невелика, такая же возбужденная болтовня вокруг. Злорадно посматриваю на Малфоя, его угораздило усесться между Миллисентой Булдстроуд и Панси Паркинсон. Обе болтают без остановки и требуют внимания, умудряясь при этом корчить из себя «маленьких» леди. Тяжела ты доля джентльмена!

Директор разразился приветственной речью, а я отважился посмотреть на стол преподавателей. В первую очередь меня интересует директор. Я тоже его, это… интересую. Поймал мой взгляд и сразу заулыбался, чисто родной дедушка. Я вежливо кивнул и перевел взгляд на Снейпа. И этот с меня глаз не сводит, рассматривает… с интересом дрессировщика, уже наверняка кнут приготовил, а про кусочек сахара забыл. Далее Квиррел. Местный шизофреник возит вилкой по пустой тарелке, помятый он какой-то. Устал видимо от «двойной» жизни. И как это он с… ним уживается? Кто из них сейчас будет есть? А кто в сор… туалет ходит? Пожалеть его, что ли? Из этой троицы Дамблдор представляется мне наиболее опасным, затем Снейп и только потом Квиррел.

На столах появилась еда. Плюю на все свои опасения и сосредотачиваюсь на процессе насыщения. Хорошее место Хогвартс, в смысле поесть. А я голоден, с утра крошки во рту не было, зелья мадам Помфри не в счет. А может быть и в счет, потому что очень уж скоро я наелся. Сижу себе, лениво поддерживаю беседу, стараюсь поменьше открывать рот и дожидаюсь окончания ужина. И постепенно понимаю, что в Слизерине у меня «поклонников» едва ли не больше чем в Гриффиндоре. Определенно, одиночество тут мне не грозит. День сегодня выдался слишком суматошным с кучей неприятных эмоций, и, к сожалению, он еще не закончился. А так хочется залезть под одеяло, задернуть полог и спать, спать.

В поле зрения появился небольшой квадратик пергамента, он медленно плывет над столом и останавливается передо мной. Я беру его, недоуменно осматриваю, разворачиваю, в глаза бросается подпись, мне сразу становится все понятно. Вижу мадам Помфри, она, улыбаясь, чуть склоняет голову. Я вздыхаю и согласно киваю ей, мол, помню, приду, куда я денусь. Нотт и Блейз с любопытством смотрят на меня. Я даю записку Блейзу, какие уж тут секреты. Замечаю внимательно изучающую меня Миллисенту. А Панси так любопытно, что она почти подпрыгивает на месте. Малфой же, как истинный аристократ, делает вид, что не интересуется чужой корреспонденцией. Эх, наступил мой звездный час. Рассказываю историю про тарантула, крысу — анимага и знакомства собственного затылка с дверью купе. Тишина за нашим столом стоит мертвая. Успех полный. А дальше слушаю я. Узнаю много нового и интересного. Оказывается тарантул, вовсе и не тарантул, а чрезвычайно редкое магическое насекомое, называемое Кивсяк или по-научному — Лазиус какой-то там, их и держат для того, чтобы отследить скрывающихся анимагов. Вблизи такого насекомого анимаг моментально принимает свою человеческую форму, более того, даже оборотень в полнолуние не сможет противостоять этим чарам и станет человеком. К сожалению после встречи с оборотнем Кивсяк, как правило, не выживает. Именно поэтому они так редки и очень дороги. Мне становится понятно, почему уже на следующий день «тарантул» пропадал. Сокровище нуждается в хорошей охране, иначе оно меняет хозяина.

Оставшаяся часть праздничного ужина прошла в один миг, и вот уже я следом за мадам Помфри вхожу в такое до боли знакомое мне медицинское крыло. Мантию в сторону, ботинки долой, кроватка, родная моя, здравствуй! Несколько взмахов палочкой над головой, несколько над грудью, зелья внутрь, сначала такое розовое с запахом растворителя, потом другое, на вид и на вкус как тухлое яйцо, но, слава Богу, без запаха, и на тридцать минут, как сообщила мне наша уважаемая медсестра, я оставлен в покое. Глаза слипаются, а я знаю по собственному опыту, что если здесь усну, то будить меня не будут, и просплю я в изоляторе до утра. Моя же интуиция или здравый смысл советует в первый день не зевать, а налаживать отношения со своими одноклассниками. Поэтому я оделся и подошел к открытому стеллажу с позабытыми или брошенными здесь «сокровищами». Внимание привлекла большая коробка до половины заполненная музыкальными открытками и волшебными фотографиями. Мадам Помфри, услышав пение одной такой открытки, прекратила писать в толстой тетради и поощрительно мне кивнула, мол, правильно, займись чем-нибудь и не мешай. Я и занялся и скоро откопал обычный альбом для рисования, без сомнения, давным-давно его забыл здесь магглорожденный студент. Перелистав альбомчик, я обнаружил только один рисунок, но зато какой! На пожелтевшем листке был изображен кабинет директора. Вернее часть кабинета с клеткой феникса, окном, в котором шел дождь, огромным шкафом с приоткрытыми дверцами и почти вываливающимися артефактами. На вершине очень узнаваемого шкафа располагались детально прорисованные: модель галактики, чучело павлина с длинным радужным хвостом, еще там была смешная кошка-копилка чем-то напоминающая профессора трансфигурации в ее анимагической форме. А самое интересное, там была распределяющая шляпа, лежащая на внушительном фолианте с вполне разборчивой надписью на круглом корешке: «Перечень утерянных заклинаний. От сотворения мира по настоящее время». Если первоначально рисунок и был обыкновенным, то за годы прошедшие в тесном соседстве с магическими предметами, картинка ожила. Дверцы шкафа слегка покачивались, в окне клубились низкие тучи, а кошка-копилка с вожделением следила за колышущимися павлиньими перьями. Я дотронулся пальцем до нарисованной шляпы. По рисунку прошла рябь, а шляпа поежилась.

— Здравствуй, — раздался тихий голос у меня в голове.

— Здравствуй, — почти прошептал я, опасаясь привлечь внимание мадам Помфри.

— Ты кто? Как тебя зовут? Я хочу знать, кого благодарить.

— За что?

— Ты меня разбудил. Теперь я могу жить. И отвечаю на твой невысказанный вопрос — мне не нужны ноги, чтобы бывать в гостях и вести светские беседы о чем угодно с обитателями других картин. И не убирай от меня палец, если хочешь продолжить разговор.

— Я вовсе не собирался ни о чем спрашивать, — мои губы раздвинулись в улыбке. — Я Гарри Поттер, студент Хогвартса. А почему вы сами не можете узнать, как меня зовут. Ваш голос звучит в моей голове, вы отвечаете на незаданные вопросы и… только сегодня именно вы отправили меня в Слизерин.

— На «ты», пожалуйста, и не разочаровывай меня. Слизеринцы должны быть умнее. Напряги извилины и попробуй догадаться, почему я не могу сама узнать твою фамилию?

Я захихикал, все-таки ей далеко до нашего мастера зельеварения и ответил:

— Может быть, потому что тебе лень? Или у тебя не хватает того, чем мы люди думаем? Или, — я выдвинул правдоподобную версию, — я не могу одеть тебя на голову?

— Третий вариант является верным, — чопорно заявила шляпа. — К моему большому сожалению, я не слышу твои мысли. И вовсе не я отправила тебя в Слизерин. Знай Гарри, я только отражение шляпы основателей хотя вся память до того момента когда меня нарисовали у нас общая и если пожелаешь, то я расскажу чем один факультет отличается от другого.

— Хм, это каждому… известно, весь Большой Зал сегодня слушал песню шляпы.

— А… понимаю. Это не совсем так. В знак благодарности я открою тебе тайну. У меня в памяти заложены образы трех основателей Хогвартса…

— Трех? — мои брови поползли вверх.

— Именно трех, четвертый не понадобился и помолчи немного, — сердитый голос резко прозвучал в моей голове. — Ну, так вот, при распределении я сравнивала образы мышления основателей, а именно: Ровенны Райвенкло, Салазара Слизерина и Хельги Хаффлпаф с тем, что находилось, — шляпа хихикнула, — подо мною и задавала себе вопрос, захотел бы кто-нибудь из основателей обучать именно этого студента? — Шляпа сделала паузу, явно в расчете на то, что я не выдержу и задам вопрос о Годрике Гриффиндоре. А я молчал и ждал. Никуда-то она не денется, сама все расскажет. И шляпа продолжила:

— В дом Годрика Гриффиндора я отправляла тех, кто не подходил для первых трех факультетов.

— Значит, Гриффиндор для неудачников?

— Нет, нет, ты неправильно меня понял, — почти испугалась шляпа. — Вовсе нет, не всегда. Такие люди часто бывают весьма успешны, среди них много воинов…

— Ага, и спортсменов, еще работников общественного питания, — заскучал я. — Тебе только астрологические гороскопы составлять на каждый знак зодиака, прости, на каждый факультет Хогвартса.

— Ты неправ и твои слова несправедливы и обидны, — тоном школьного учителя заговорила шляпа. — Если у человека нет качеств, которые ценила тройка основателей, то это совершенно не означает, что он плох и ему не нужно образование. А что касается тебя то, если хочешь, я завтра узнаю, почему ты оказался на факультете Салазара Слизерина. И вновь отвечаю на твой невысказанный вопрос — сегодня ничего не получится, реальная шляпа сейчас занята разговором с директором. Ты ведь не забыл, что я когда-то была ею?

Дверь в палату открылась, и профессор зельеварения во всей своей красе появился в комнате. Я с неохотой оторвал палец от картинки, прошептав на прощание:

— Прости, я еще вернусь, — и закрыл альбом.

Впрочем, я мог бы и не торопиться. Снейп прошествовал мимо, не удостоив меня даже мимолётного взгляда. Он подошел к мадам Помфри и выдвинул ширму. В комнате установилась полная тишина. Засунув альбом в один из внутренних карманов мантии и, в который раз, отметив удобство заколдованной одежды, я уселся на кровать и стал ждать. Только минут через пятнадцать они оба вышли из закутка. Снейп прямо с места взял приличный темп, на ходу буркнув в мою сторону:

— Постарайтесь не отстать, мистер Поттер.

Я спрыгнул с кровати и рысью отправился в путешествие по коридорам замка, в ужасную пещеру, являющуюся гостиной Слизерина. Снейп впереди, я следом. Оказалось, не так все и страшно, я не отстал, гостиная до пещеры не дотягивает, а пароль меня позабавил — «Сердце дракона». А у Гриффиндора (хм) — «Голова дракона». Какая же часть тела дракона у Хаффлпафа и Райвенкло? Попробовать подобрать что ли.

Меня тут же отправили в спальню. А Снейп то вовсе не дрессировщик. Черт, его приходу радовалось все население Слизерина. Да еще и обращались к нему, не сэр, не профессор, а Северус! Неужели и я когда-нибудь так стану?

Утро началось с мягкого шелеста раздвигаемого полога, яркого света и насмешливого голоса:

— Вставай, завтрак проспишь.

Слишком много света. Сон отступил. Я отвернулся и открыл глаза. Ничего особенного, просто луч солнца, отразившийся от зеркала и прицельно попавший мне в глаз. Так, солнце встало в подземелье. Кажется, эти слова я таки произнес, иначе, почему рыжеватый верзила раздвинувший полог моей кровати так разулыбался?

Еще вчера вечером спальня произвела на меня ошеломляющее впечатление, она была не просто большой, она была огромной, с настолько монументальными кроватями, что их и двуспальными то назвать было бы явным преуменьшением. И по поводу остального я мог сказать только одно — много! Ну, зачем мне два шкафа? А четыре стула? И что в комоде с десятью ящиками я буду хранить? А сегодня выяснилось, что в ней еще и окно во всю стену.

Я, демонстративно не замечая насмешливого взгляда старшекурсника, подошел к окну и попытался выглянуть. Мне удалось приблизиться к стеклу, лишь забравшись на подоконник. Метровые стены — это вам не шутка. Судя по открывшемуся виду, наша спальня находилась на большой поляне посреди густого леса. Я постучал по оконному переплету.

— Не откроешь, можно только смотреть, — просветил меня все тот же старшекурсник. Ко мне забрался Блейз, и уже вдвоем мы зачаровано рассматривали могучие деревья, маленький, теряющийся в траве ручеек и незнакомое мне небольшое животное, старательно вылавливающее что-то из воды и с удовольствием отправляющее это что-то в пасть.

— Меня зовут Эрик МакВиллен, шестой курс, — сказал верзила. — Я сегодня ваша няня, — печальным голосом добавил он.

— Очень приятно, — улыбнулся я, оборачиваясь. Рядом с Эриком стояли Арес и Малфой. Ну не могу я, даже мысленно, назвать хорька по имени.

— Расскажи про это окно, — попросил Блейз. Я тоже с интересом уставился на Эрика.

— Только коротко, — согласился тот. — Вы знаете, что гостиная и спальни Слизерина расположены под озером? Никакого окна в вашей комнате нет, а есть только изображение поляны запретного леса. Но все, что вы видите, происходит на самом деле и прямо сейчас. В этом окне — кусочек запретного леса, в других может быть берег озера или еще что-то. В лесу можно увидеть много чего, — в голосе Эрика ясно слышалось отвращение, — разного, чаще страшного. А если вы заметите в окне Хагрида, то вам повезло. — Эрик засмеялся. — Это примета такая: увидать Хагрида — к успешной сдаче экзаменов. В примету никто не верит, поэтому к экзаменам готовятся сидя на подоконниках. И знаете, все эти картины исключительно для нас, для cлизеринцев. Представьте себе, даже уважаемый директор видит в наших окнах только небо. А теперь в душ и одеваться! Декан скоро придет.

Придирчиво проверив опрятность и комплектность нашей одежды на соответствие с эталоном принятым на территории Хогвартса, «няня» выпустил нас в гостиную. Довольно интересное место, зелень с серебром. Малахитовая зелень колонн и серебро старинных канделябров. Невысокий арочный потолок, зеленовато-бежевые ковры на темном мозаичном полу и… ни одной картины на стенах. Давным-давно, несколько жизней назад я тайком пробрался сюда, сейчас смешно вспомнить, зачем я это сделал. Тогда гостиная Слизерина мне не понравилась, в то время Гриффиндор был для меня всем. Дом Дурслей я перестал считать своим после первого же дня в Хогвартсе, и башня Гриффиндора стала и моим домом, и семьей. Я ошибался, все, что у меня было это две камеры хранения: одна у Дурслей, а вторая в Хогвартсе. В одной безопасно и в другой… еще безопаснее.

Снейп уже нас дожидался, он сидел в большом черном кожаном кресле, одетый во все черное и читал книгу. Хищный профиль, белеющие страницы, мягкие складки мантии и поблескивающая кожа кресла. Была в этой картине некая цельность. Снейп кивнул, указывая на диван напротив. Дождавшись появления девочек, он закрыл книгу и внимательно оглядел каждого.

— Как вы уже знаете, — начал Снейп свою лекцию, — я глава факультета Слизерин. Здесь, в гостиной, вы можете называть меня Северус, во всех других местах я для вас профессор Снейп. Наш факультет особенный, в основном сюда попадают чистокровные маги, но нет правил без исключений. — Снейп задумчиво посмотрел на меня. — Учиться на нашем факультете нелегко в силу определенного предубеждения, как студентов, так и некоторых преподавателей. Уже сегодня вы это почувствуете на себе. Я настоятельно советую вам держаться друг друга и на занятиях и, тем более, вне замка. Не стесняйтесь обращаться со своими проблемами ко мне или к старшекурсникам. Пока все. Попрошу остаться: Панси, Драко, Гарри и… Миллисент. — Я вздрогнул. Снейп поморщился, очевидно, заметив мою реакцию.

— Итак, вы ощутили душу замка, — сказал Снейп, когда мы остались одни.

— Да, — кивнули Малфой и Панси. Миллисент отрицательно покачала головой.

— Но я слышала, как кто-то обещал замку хвалить его, — сказала она.

Я нахмурился.

— И все-таки я не ошибаюсь, — сказал Снейп, глядя на меня. Он, чуть склонив голову набок, вкрадчиво спросил:

— Гарри, ты ничего не почувствовал вчера вечером, еще до распределения? Это мог быть голос или сильная эмоция, или неизвестно откуда появившееся знание.

— Мне показалось, что замок мне обрадовался, — сказал я, чувствуя себя круглым дураком, и, надеясь, что не покраснею, добавил:

— Это меня услышала Миллисент.

— Понятно, — нахмурил брови Снейп и ненадолго задумался. — Я бы попросил вас сегодня держаться вместе и подальше от учеников других факультетов, — продолжил он. В голосе Снейпа слышались жесткие нотки. — В первую очередь это касается тебя, Гарри Поттер. Судя по твоей вчерашней демонстрации силы, ты слишком легкая добыча. Никаких друзей вне Слизерина, слышишь, Поттер, пока я не разберусь с твоим даром. На всех уроках вы должны сидеть только на половине Слизерина.

— Ничего не понимаю, — раздраженно сказал я.

— Чего тут понимать-то? — влез Малфой. — В волшебном мире полным-полно слабых магов, а находясь рядом с тобой, Поттер, колдовать легче легкого. Даже почти сквиб будет способен на мощные заклинания. А вот ты со временем останешься ни с чем… Мальчик-Который-Выжил…

— Все, пора, время завтрака. Драко, Панси, Миллисент, я попрошу вас опекать Гарри и не оставлять его одного. — Снейп встал и пошел к двери. У выхода он остановился, ожидая, пока дверь полностью откроется и, как бы самому себе, сказал:

— Нужны уроки окклюменции, определенно. — Меня обдало холодом. Снейп вышел, а я смотрел в странно безразличные глаза Малфоя.

Я иду в окружении слизеринцев по направлению к Большому Залу и чувствую себя идиотом.

* * *

Ненавижу первый день занятий на первом курсе. Я запихиваю в себя завтрак под огнем любопытных взглядов и перешептываний. А в этот раз все еще хуже — позади первая стычка с Роном и, чует мое сердце, далеко не последняя. Увидев рыжика за столом Гриффиндора, я машинально поздоровался. У Рона даже скулы свело от злости. Его слова: «сволочь слизеринская и предатель» услышал, сдается мне, весь зал. Да… если раньше его неизменной мишенью был Малфой, то теперь — я. Странное и на первый взгляд ненормальное поведение, ведь он только вчера меня узнал. На самом же деле все закономерно. Младший Уизли всю жизнь слышал про мальчика — героя, а для героев есть героический факультет под названием Гриффиндор. Слизерин же, по его понятию — место для темных магов. Вот все и встало на свои места: раз я в Слизерине, значит, перешел на темную сторону, и, стало быть, я предатель. А со сволочью он погорячился. Если не перестанет, то придется ему познакомиться с моей сволочной частью характера. Я чуть отвлекся от собственных мыслей, заметив с какой опаской Малфой здоровается с Креббом и Гойлом. Бедный, после вспышки рыжего, он должно быть, и от своих не удавшихся телохранителей ожидал подобной реакции, но этих ребят не прошибешь! Они в ответ застенчиво улыбнулись, кивнули и невозмутимо приступили к важному делу — поглощения пищи. Малфоя отпустило. А я хочу вернуться в спальню и не слезать с подоконника до вечера или до ночи. Еще и рисуночек вчерашний вспомнился. Я представил себя сидящим у окна. Плотная штора отгораживает меня ото всех, солнышко светит, под спиной подушка, а на коленях альбом. На землю меня вернул острый локоток Панси, совсем не любезно врезавшийся в мой бок. Это таким образом она мне сообщила, что пора идти на первый урок. Ответственная девушка, сказано было опекать меня, она и опекает.

До своего альбомчика я добрался не скоро, только перед ужином. Солнце село, ну и ладно. Я влез на подоконник, шторочку опустил, подушечку под спину, палец на шляпу, и разговор начался.

В Слизерин я попал, как выяснилось, из-за собственной подозрительности и расчетливой готовности среагировать на опасность, в смысле уклониться. Тоже мне новость! Я всегда таким был, а иначе как бы я выжил в семье моих дражайших родственников? Еще, шляпа отметила у меня повышенный магический уровень. И интересный совет мне дала моя нарисованная подружка — не колдовать в полную силу. В общем, вчера после распределения, директор собрал всех преподавателей в своем кабинете и сообщил, (получается и Квиррелу-Волдеморту тоже) что если бы Тот-Кого-Нельзя-Называть окончательно погиб, то шрама бы у меня не было. Что шрам, это магическая связь с Волдемортом и она плохо влияет на меня. Недаром, в отличие от родителей — Гриффиндорцев я попал в Слизерин. Вот так-то, мало мне было предвзятого отношения Снейпа, теперь еще и другие учителя на меня коситься станут. Наш директор призвал преподавателей внимательно наблюдать за мной, и ежели вдруг я начну выделяться из массы своих одноклассников, то на мою палочку придется наложить дополнительные ограничения, потому что он не хочет, чтоб я перешел на сторону тьмы.

Вот оно как становятся темными магами! Надо хорошо учиться, а я-то не знал. Продолжим мысль — если учиться из рук вон плохо, то станешь великим светлым магом. Кто тут у нас светлый?

Опять-таки словечко «дополнительные» не выходило у меня из головы. Я спросил и через пять минут ожидания узнал, что в мою палочку еще в процессе изготовления были встроены ограничители, точнее сказать, в ее ядро из пера феникса. Вот это была информация! Ай да рисуночек! Похоже, у меня есть персональный информатор в стане врага. Ничего-то мистер Оливандер директору не сказал! И, правда, с какой стати ему перед Дамблдором отчитываться? Перышко получил, палочку сделал, мне предложил, не подошла. Так не одна она не подошла. Наш убеленный сединами директор настолько не владеет ситуацией, что пребывает в полной уверенности, что у него все под контролем. И пусть, не мне его разубеждать. А в первые ученики я лезть и не собираюсь, для этого Гермиона имеется. Кстати говоря, спичку в иголку она сегодня так до конца и не смогла превратить. Неужели ей не хватает магической силы? Быть может она и дружила со мной именно поэтому? И Рон? Да зачем же им тогда, в самый первый раз, меня убивать-то было? Что там утром сказал Малфой? Со временем я останусь ни с чем? Но когда меня убивал Рон, может, я и не был в своей лучшей форме, но точно не на нуле.

Я выглянул из-за шторы — никого.

— Проснулся? — съехидничал Блейз, когда я вышел в гостиную. — Пошли ужинать.

Наш первый курс потихоньку собирался у выхода. Вопросы должны были подождать.

А после ужина заявился Снейп, и, сами понимаете, я не спрашивал, я отвечал. В гостиной Слизерина есть несколько мест обособленных от общего помещения, вот в один из таких закутков Снейп меня привел и, не теряя времени начал допрос с пристрастием. Занимательные вопросы у нашего декана, например: в каком возрасте у меня был первый выброс стихийной магии, каких учителей приглашали родственники для моего обучения, часто ли я ссорился со своими опекунами, есть ли у меня любимая игрушка, с кем дружил, кто приходил в гости в дом моей тети? Черт, я себя почувствовал не то подозреваемым, не то пациентом у психиатра, отвечать старался по возможности односложно, но не протестовал и только когда мне был задан вопрос о том, помню ли я свою встречу с Тем-Кого-Нельзя-Называть, я прямо спросил Снейпа:

— В чем дело?

В ответ услышал, что я теперь его ответственность, что со мной уже и так много проблем и без сомнения этих проблем будет неизмеримо больше, если я не перестану вести себя, как идиот. И распределился я в Слизерин только для того, чтобы осложнить его, Снейпа, жизнь. Не знаю, что чувствовал и как повел бы себя Гарри — ребенок, но я ребенком давно не был. После всего случившегося со мною в прошлом эти нападки задевали не более чем комариный укус — слона. А Снейп, явно стараясь вывести меня из себя, пустил в ход тяжелую артиллерию, оскорбляя моего отца. Вот тут мои мозги наконец-то заработали, и до меня дошло, что Снейп хочет, чтобы я потерял контроль над своими эмоциями. Я бы с удовольствием подыграл ему, но не настолько я хороший актер, чтобы при полном спокойствии убедительно изобразить то, чего нет. Слушать Снейпа было интересно и местами, поучительно, но, к сожалению, от собственных слов он сам все более и более заводился. А вот это уже было ни к чему. В моей душе проснулись коп с медбратом, я сел совершенно прямо, посмотрел ему в глаза и спросил:

— Вы хотите меня разозлить, профессор?

Забавное это зрелище — заткнувшийся Снейп. Но, надо сказать, он быстро взял себя в руки и, вздохнув, ответил:

— Да. Мне нужен выброс твоей силы для настройки амулета. — Он разжал пальцы, и я увидел на ладони небольшой неправильной формы черный камень в серебряной оправе. — Ну что ж, не получилось, надевай так, какую-никакую защиту он тебе даст.

— Какую защиту, от чего? — взвился я. Ненавижу все эти тайны и интриги которые надвигаются на меня подобно снежной лавине, ни убежать, ни спрятаться… — Объясните хоть что-нибудь! — И понял, что Снейп своего все-таки добился. Я разозлился. А раз так, то вот она, неплохая возможность высказать ему кое-что и этим восстановить свое душевное равновесие, мгновенно решила холодная и рациональная часть моего мозга. И я высказался, длинно и эмоционально. Что про мир магов узнал только в день своего одиннадцатилетия. Что родителей не помню, совсем не помню, поэтому глупо гадать гордились бы они мной или нет — не они меня растили. Что воспитание я получил очень специфическое, в основном трудовое, так что если ему надо полы помыть или лужайку подстричь, то он на меня всегда может рассчитывать. Что если бы не письмо из Хогвартса, то отбывал бы я срок в школе для малолетних правонарушителей. Но, я уж и не знаю, что лучше: спецшкола тюремного типа или Хогвартс с его тайнами и магами — вампирами.

Снейп насмешливо улыбнулся и протянул мне кулон. Камень в нем был светел и прозрачен как горный хрусталь.

— Ну, слушай, — медленно начал он. — Ты уже знаешь, что наш мир делится на магглов и магов. И ты, и я, маги. Мы используем волшебную силу, мы можем многое: мгновенно переноситься в нужное место, создавать и изменять предметы, а самое главное — маги легко могут подчинять обычных людей. Но магический дар редок, — Снейп замолк, очевидно, стараясь облечь свои мысли в доступную ребенку форму. — Как ты думаешь, что будет, если магглы узнают о нашем мире, при условии, что их во много раз больше чем нас?

— Инквизиция? — проявил я свою эрудицию.

— И не только, будешь ты со всем своим могуществом всю жизнь сидеть взаперти и исполнять распоряжения хозяина или прятаться и изображать из себя простого маггла. Вот именно поэтому магический мир отделен от обычного.

— А моя тетя и дядя? Им известно о волшебном мире.

Снейп с довольным видом откинулся на спинку стула.

— Есть отдел, занимающийся такими проблемами. Возможно, когда-нибудь ты будешь работать в этой области, а пока слушай. Маги используют силу, забирая ее из окружающей нас природы. Есть определенные места с магическими источниками, например, наша школа построена в таком месте. Но даже вблизи источника сила накапливается медленно, а израсходовать ее можно в один момент. Вот теперь мы подходим к твоей проблеме. Тебе не нужен источник, ты сам себе источник и твоя сила несравнимо больше, чем у обычного мага. Другое дело, что пока ты не знаешь как ей пользоваться, да и удерживать не умеешь, вот и пытаешься с камнями разговаривать, — съязвил он. — И время от времени разбрасываешь ее просто так. Если в такой момент рядом с тобой творится колдовство, то даже слабый маг сможет многое. А теперь ответь, что будет, если обычные маги узнают о таких удобных передвижных источниках?

Я молчал, потому что риторические вопросы ответов не требуют.

Снейп усмехнулся и продолжил:

— К сожалению это не все, есть маги, которые не просто подбирают излишки силы, а грубо отнимают ее. Как правило, они сами не понимают, что творят. Со временем доступ к собственному источнику закрывается, и донор становится сквибом, но очень ценным, потому что продолжает излучать магию. Надевай кулон, Гарри. Это накопитель, я его активировал и вся твоя «лишняя» энергия уйдет в него. Ты перестанешь сорить деньгами, и определить, что ты энергетический богач станет сложно. Не афишировать свой талант — твоя главная защита. И последнее, среди чистокровных магов воров практически нет, а вот среди магглорожденных и полукровок, встречаются. Твой дар сделал тебя элитой магического мира. — Снейп холодно посмотрел на меня. — Смотри, в рабство не угоди, Гарри Поттер.

— Мне бы еще живым остаться, — пробормотал я. Снейп молчал, но не уходил. Я задумался. — А как же те, кто попал на другие факультеты?

— Кого ты имеешь в виду? — заинтересовался Снейп.

— Сьюзен Боунс, Винсент Кребб, Корнфурт. Панси и Малфоя я тоже определил, а Миллисенту нет.

— Каким образом ты их вычислил?

— По дебильному выражению лица, — вырвалось у меня, прежде чем я понял, как глупо это звучит.

— В наблюдательности тебе не откажешь, но ты не заметил Уизли и ошибся с Креббом, задумчивое выражение лица — фамильная особенность Креббов. — Я хмыкнул. — А Миллисент не камнями интересуется, а людьми, она эмпат, как и я, — Снейп чуть склонил голову, представляясь. — Она может слышать сильные эмоции и чувствует тех, кто пытается красть силу. Если ты опять начнешь разговаривать со стенами, она тебя услышит.

— Рон не мечтал, он болтал, не переставая, — я попытался оправдаться.

— Любишь, когда тебя хвалят…

— И ненавижу, когда на меня кричат. — Я шел до конца.

— Значит, у нас в этом году шесть источников, — Снейп сделал вид, что не услышал мою реплику. — Из них два сильных нуждающихся в защите, ты и Драко. Остальным, достаточно детских оберегов. Раз уж ты у нас не получил магического воспитания, то поясню: все дети чистокровных волшебников носят с самого рождения фамильные обереги. Сам догадаешься по названию, для чего они служат? — Я промолчал. Снейп усмехнулся и сказал:

— Позови Драко.

Позвал. Правда, еле нашел обратную дорогу. Очень уж просторные помещения в Слизерине. Пещеры, они пещеры и есть.

Снейп вручил нам по тоненькой книжке и велел прочитать, при этом смотря исключительно на меня. Я понял, что лимит гадостей он не израсходовал. Так и оказалось. Снейп остановился посреди гостиной, приветливо, в стиле Дамблдора улыбнулся и выдал своим хорошо поставленным учительским голосом:

— Ну что, Гарри Поттер, ты меня больше не боишься?

Тьфу, это сколько же надо жизней прожить, чтобы его уесть?

Я мысленно выругался, авось услышит, и пошел в спальню. Погасил свечи и, отодвинув плотную штору, выглянул в окно. Совсем близко, не более чем в трех метрах шевелилась большая темная тень. Я встал на колени и уперся лбом в стекло. Из-за облака показался узенький серп луны, моим привыкшим к темноте глазам этого хватило. Шевелящаяся тень обрела объем и превратилась в кентавра, странно не по человечески и не по лошадиному сидевшему, нет, устроившемуся на траве вблизи ручейка. Поблескивающим в лунном свете ножом он деловито разделывал гигантского паука. Я пожал плечами и спрыгнул на теплый пол спальни.

Я лежу поверх одеяла, заложив руки за голову, и размышляю о своем даре, о Дамблдоре, Снейпе, Роне. Выходит, Дамблдор приказывал убить меня, потому что не желал мне судьбы раба? Или сквиба? Это значит, он опять о моем благе заботился, хотел как лучше? Ага, сначала заморить щенка голодом, а потом пристрелить из милосердия. А Гермиона? Может в самый первый раз она пыталась оставить меня в живых, потому что своей силы у нее «кот наплакал?» Я вспомнил про ее нежелание летать на метле. Она же в воздухе не могла продержаться более пятнадцати — двадцати минут. Очень удобно — держать меня в бессознательном состоянии и пользоваться. Рон же, выходит, тогда ей все испортил. Интересно, по глупости или меня пожалел? Ничего я тут не надумаю, одни только домыслы и никаких доказательств.

А под утро мне приснился Драко Малфой, взрослый, он сидел напротив меня за столом и, подперев рукой подбородок, насмешливо спрашивал:

— Ты завел себе неправильных друзей?

Резко проснувшись, я сел и услышал негромкий голос, перевернувший все с ног на голову, а может, наоборот:

— Не все семьи одинаковы… Поттер.

Эти слова Малфой говорил мне в поезде, тогда, в самую первую мою поездку, но не в этот раз, он что, тоже…

Еще долгое время, сидя на кровати среди скомканных простыней, я мотал головой, боясь поверить и постепенно свыкаясь с истиной. А затем начали просыпаться мои соседи по спальне.

Выберу подходящий момент и проверю. Я назову его хорьком.

Я не назвал его хорьком, не хочу начинать разговор с оскорбления. Все утро я вспоминал свою первую поездку в Хогвартс и нашу с Малфоем ссору. Могло ли все сложиться иначе? Думаю, нет. У меня никогда не было друзей, спасибо Дадли и длинному языку моей тети Петунии. Я был изгоем, сначала в доме тетки, потом в классе. Я отчаянно нуждался в понимании. При первом знакомстве, Малфой показался мне таким же гадким и самовлюбленным придурком, как и Дадли. Сейчас-то я вижу, что схожи они были только в одном — за ними стояла семья. Они были любимы и знали это. Отсюда и уверенный тон, и независимый вид. А младший Уизли? Я сразу ощутил некую общность с ним. Он чувствовал, что обманул ожидания родителей. Артуру и Молли нужна была дочь, а не еще один сын. Джинни — долгожданная и любимая мамина дочка. Близнецы — о, они всегда вместе и настроены исключительно друг на друга. У Перси — амбиции, он идет к цели прямо по головам, не обращая внимания на чувства окружающих. У старших братьев — своя, взрослая жизнь. А что касается Рона, то до него в его большой семье никому, в общем-то, нет дела. Мы встретились, уцепились друг за друга и оба ошиблись. Рон оказался в моей тени, как раньше был в тени своих братьев, а я не нашел в нем родственную душу.

Я привык к одиночеству, вокруг меня люди, я общаюсь, смеюсь, но я один, всегда один. У них жизнь, а у меня только иллюзия. И пускай, кажется, наоборот, на самом-то деле не я, а они живут по-настоящему. Сделаю подлость, осчастливлю, убью, помогу и начну сначала. Я меняюсь, а все остаются прежними. Мне с ними никак, и создание собственной семьи ничего не изменило. Какая часть меня была с женой и дочерью? Я убийца и я жертва. Я прятался, и лучше им было не знать от кого и от чего. При всем притом, призвать молнию на голову оскорбившего меня соседа не составило бы для меня большого труда. Я мог остановить его сердце или заставить проиграть все свои сбережения. Я не сделал этого, но я мог. Если бы дочь и жена узнали меня ближе, то боялись бы меня? Не знаю… и не узнаю. По большому счету мне все равно. Никогда впредь я не пойду на такие отношения, это тупик. Я оплакал свою жизнь, высмеял ее и принял одиночество. А сейчас, когда у меня появилась надежда, я боюсь разговора до дрожи в коленках. Я сомневаюсь, мне уже кажется, что не было негромкого мальчишеского голоса в ночи, что мне все приснилось. Моя толстая шкура, которую я так любовно выращивал, треснула и слезла с меня длинными лохмотьями.

Все утро я незаметно слежу за Малфоем. Смотрю, как он неспешно одевается, равнодушно рассматривает себя в зеркале, тщательно собирает рюкзак, и все это совершенно не обращая внимания на окружающих. Ничего лишнего, его движения отточены и экономны. Мы плотной стайкой идем на завтрак. Девчонки щебечут между собой, в основном им хватает собственного общества, но пару раз за наш довольно долгий путь из подземелья до Большой Столовой, они все-таки обратились к нему. Малфой ответил, вроде и без промедления и с приветливой улыбкой, но только то, о чем спросили и, ни слова сверх того. Он идет, вроде бы и со всеми, а на самом деле один. Как я. За завтраком сажусь рядом. Малфою все равно. Наблюдаю за тем, как он накладывает себе на тарелку кашу, сооружает пару сложных бутербродов и ничего сладкого, что предпочитают дети. И кофе. Боже мой, черный кофе. Его же, по определению, не бывает в Хогвартсе, а в чашке дымится именно этот ароматный напиток. Видимо, не так уж он и погружен в себя, раз замечает мой заинтересованный взгляд. Должно быть, на моем лице написано не только удивление, а и вожделение, потому что Малфой поворачивает голову в мою сторону и спрашивает:

— Ты хочешь кофе?

— Да, — отвечаю я, не в силах отказаться от такого предложения.

Он щелкает пальцами, я вижу возникшую рядом с ним сутулую фигурку эльфа.

— Еще кофе, ему. — Драко кивком головы указывает на меня.

Через полминуты и передо мной появляется чашка кофе.

— Спасибо. — Я маленькими глотками пью горький обжигающий напиток и не скрываю своего удовольствия. О, все так просто, только эльфа позвать. А всегда это был чай или приторно-сладкое какао, или я мужественно запихивал в себя тыквенный сок. Мне никогда не приходило в голову попросить эльфов Хогвартса о чем-либо. Вот так, сколько ни живи…

Мы сидим на уроке защиты от темных искусств. Я за одной партой с Малфоем. Я не слышу голоса Квиррела, мне плевать на того кто скрывается у него под тюрбаном, мне плевать на Рона, отпускающего в мой адрес глупые замечания, мне плевать на… Квиррел своим вопросом о призраках приводит меня в чувство. Я что-то промямлил, и, как ни странно, заработал для Слизерина пять баллов. А я-то просто ляпнул, что для того чтобы изгнать призрака, нужно в него не верить. Нет же, это не может быть правильным. Если вы хоть раз увидели призрака, то не верить в него не сможете. Я поднял руку и высказал свое сомнение нашему «Двуликому Янусу». Квиррел был в полном восторге. Он даже заикаться перестал. И мы прослушали довольно интересную (для меня) лекцию о парадоксальности человеческого мышления. У меня мелькнула шальная мысль, что лекцию нам прочитал Волдеморт. Мои сомнения добавили еще пять баллов в копилку Слизерина. Гриффиндорцы недовольны. Гермиона с меня глаз не сводит. Рон сидит красный от злости. Картина маслом: «Страсти в песочнице».

Черт, я опять привлек к себе внимание!

Урок окончен. Не глядя, я начинаю закидывать свои вещи в рюкзак.

— У тебя мания величия вместе с болезненной скромностью? — спрашивает обернувшаяся ко мне Миллисента.

— Что? — недоумеваю я, и тут же меня осеняет. — Ты еще и мысли читаешь?

— Нет, — смеется Миллисента. Приятное добродушное лицо. Не понимаю, почему раньше она казалась мне уродливой? — Твое «я», оно такое большое, а ты его пытаешься спрятать за редким заборчиком. Не обижайся, я так тебя вижу.

Вот это номер! Что, и Снейп тоже, видит? В таком случае ничего удивительного, что он всегда так виртуозно обнаруживал мои чувствительные места и нажимал на болевые точки.

— Наша Милли всегда сообщит тебе, кем на самом деле ты являешься, — съехидничал Малфой.

Я не могу больше ждать и выбирать подходящее время, или решаюсь, или… Нет, никакого «или». Я смотрю на Драко в упор.

— Могу я поговорить с тобой? — спрашиваю я. У меня замирает сердце и возникает предощущение скорого и неизбежного прыжка с парашютом. Драко кривит губы. Да, уж, на кой ему мои детские проблемы. — Это важно, — прошу я. Драко вздыхает, на его лице появляется выражение обреченности.

— Рассказывай.

Мы остались одни в классе. Очень удобно, если я все-таки ошибся, заставлю его обо всем забыть и, авось пронесет, никто не проверит мою палочку.

— Ты сегодня ночью разговаривал во сне, тебе не одиннадцать, — быстро произношу я. Драко резко поднимает голову и окидывает меня взглядом. — Мне тоже. Это моя девятая жизнь… — я замолкаю и стою перед ним, чуть откинув голову, смотря ему в переносицу. В глаза нельзя — это угроза. Опускать взгляд тоже — я не подчинюсь.

— Мы должны идти на обед, — невпопад говорит он. Я забираю свой рюкзак и вешаю на плечо. Палочка у меня в кармане, доля секунды и она будет в руке. — Ты забыл… — Малфой протягивает мне мою чернильницу. Я ловлю его взгляд. — Поттер, ты знаешь, почему каждый раз возвращаешься?

Я убираю руку от кармана.

— Нет.

Мы выходим в коридор. Идти совсем недалеко: короткий переход, лестница, и вот он — Большой Зал. О Мерлин! Из-за поворота выскакивает Рон, и в меня летит проклятье «Ватных ног», я автоматически уклоняюсь. У Рона замедленная реакция, ему бы сбежать или послать еще одно проклятье, вместо этого он застыл и изумленно таращится на меня. Что ж, промедление дорого ему обойдется. Драко заломил его руки назад, я тоже не зевал и вот уже мы со слабо трепыхающимся Роном входим в Большой Зал. Мы тащим его к столу преподавателей. Мне жаль, что Снейпа нет за столом, но здесь декан Гриффиндора.

— Проверьте его палочку, он напал на Поттера в коридоре, — громко заявляет Драко.

Какой знакомый кабинет директора. Сто лет тут не был. А если быть точным, то около ста двадцати. Дамблдор проверяет палочку, но не Рона, а мою. Очень даже предсказуемо и до чего же противно. Ничего-то он не находит, но из глаз директора исчезает веселое мерцание. Он изумленно рассматривает мою волшебную палочку, потом меня.

— Из чего она сделана, мой мальчик? — без своей обычной веселости спрашивает Дамблдор.

— Береза и чешуя василиска, — отвечаю я. Дамблдор озадачен. Я подхожу к нему и протягиваю руку. Секунды три мне казалось, что директор палочку не отдаст.

А Рон колдовал, много, его палочка показывает длинную вереницу заклинаний, и подоспевший Снейп, выслушав подробный рассказ Драко, злобно смотрит на профессора МакГоннагал. Дамблдор снимает с Рона десять баллов. Снейп усмехается и дает нам с Драко по пять баллов, за хорошую реакцию и зрелое поведение. Мы уходим, а Рон и деканы остаются. Я, напоследок, кидаю взгляд на старую распределяющую шляпу. Возможно, сегодня вечером, моя нарисованная подружка расскажет мне, чем закончилась разборка в кабинете директора.

Рон появился в Большом Зале к концу обеда. Ни на кого не глядя, он, молча, придвинул тарелку, отогнал от себя близнецов и попытавшуюся разговорить его Гермиону. Чего добивался, то и получил. Может теперь мозги задействует.

А я, как ни странно, успокоился.

* * *

— Я тоже живу в девятый раз, — говорит Драко. Мы сидим с ним в гостиной в одном из маленьких закутков. Вернее, я сижу, а он не находит себе места и медленно расхаживает по небольшому пространству между письменным столом и шкафом, который и отгораживает нас от общего пространства гостиной. Два шага туда и два обратно. Пусть ходит, ему надо осознать и принять случившееся. Мне хочется взять сигарету, чтобы занять руки. — Почему это происходит с нами? — смотря в никуда, бормочет Малфой. В его глазах боль и усталость. Драко машет рукой. — «А… можешь не отвечать».

— Скажи, ты мог бы назвать своего сына Скорпиус? — спрашиваю я. Драко останавливается и недоуменно смотрит на меня. Потом начинает тихо смеяться.

— Ну, ты даешь, ничего более неуместного спросить не мог?

— Просто ответь, — прошу я.

— Знаешь, такое имя могло бы быть у моего брата. — Увидев мои поднятые брови, он усмехнулся. — Моя мать из рода Блеков, а у них в семье много звездных имен… — Я кивнул. — Созвездие Дракона, слышал про такое? Есть созвездие Скорпиона. Отец мог бы пойти на поводу у матери, если бы она выбрала это имя.

— В моей первой жизни я погиб дня через три после финального сражения. — Я замолк, собираясь с мыслями. — Вскоре после битвы на меня было наложено заклятье или наведенный сон… Мне казалось, что жизнь продолжается, я женат на Джинни, мои дети уже учатся в Хогвартсе. В моем сне-наваждении у тебя был сын — Скорпиус. Мне интересно, что было на самом деле? Скажи, что говорили о моей смерти, я погиб или пропал, или еще что-то?

— А нечего рассказывать, — через непродолжительное время отвечает Драко и испытующе смотрит на меня. — Говоришь, через три? Может быть. Я уже не помню, на какой день это случилось. Просто однажды днем у меня закружилась голова, и я пришел в себя глубокой ночью в собственной спальне. До меня даже не сразу дошло, что мне снова было одиннадцать.

— Выходит, с моей смертью прекращается и твоя жизнь? Не хочешь проверить?

— Ты предлагаешь мне убить тебя, Поттер? — издевается Малфой. Потом становится серьезным и говорит:

— Моя вторая жизнь закончилась на Хеллуин. И?

— А… вторая… — с деланным весельем отзываюсь я. — В мою вторую жизнь меня убил Волдеморт, как раз на Хеллуин.

— Прости. Я не ослышался? Тот-Кого-Нельзя-Называть убил тебя в Хогвартсе?

Я пораженно уставился на Драко.

— Ну, да, — наконец, говорю я. — Инцидент с троллем в день всех святых окончился несколько иначе, чем в первый раз. Видишь ли, тогда Дамблдор узнал о моем повторном существовании и регулярно лазил мне в мозги за информацией. Скорее всего, Квиррел подслушал наши с директором милые беседы. — Драко смотрел на меня так, как будто я на его глазах превратился в привидение. Я понял! Он ничего не знал ни о философском камне, ни о Квирреле — Волдеморте.

Я начал свой рассказ о том, как мы: я, Рон и Гермиона наткнулись на трехголового пса. Как мы строили предположения кого или что охраняет страшное чудовище Хагрида. Как мы узнали про философский камень. Как шли через все подсказки и ловушки, явно рассчитанные на меня и моих спутников, к финальной встрече с Волдемортом. И о философском камне, непонятно каким образом, оказавшемся у меня в кармане, и о страшной смерти Квиррела. Я не смог остаться бесстрастным, с каждым противоречием, с каждым совпадением про которое я вспоминал, в моей душе все выше поднималась волна горечи. Знал, знал директор про Квиррела в мою первую жизнь. Для мага такого уровня как Дамблдор не составит большого труда вычислить виновника, заколдовавшего метлу в тот, мой самый первый матч по квиддичу. И Снейп подозревал Квиррела, вспомнился мне подслушанный между ними разговор. Я вновь и вновь задавал себе вопрос — для чего Квиррел нужен Дамблдору?

— Зеркало, — задумчиво сказал Драко. — Старые зеркала… среди них встречаются могучие артефакты. Хотелось бы мне на него посмотреть.

— На рождество зеркало будет в комнате рядом с библиотекой.

Драко медленно кивнул и произнес:

— Тело Квиррела, как я понял, распалось, а его гость остался без хозяина…

— Да.

— Это многое объясняет. — Драко глядел куда-то мимо меня и выглядел измученным и очень несчастным. — А еще когда-нибудь, ты добывал философский камень? — спросил он.

— Нет, больше ни разу. Зачем? И с троллем, как ты наверно помнишь, я больше не сражался, — сказал я и почти улыбнулся, вспомнив, каким образом решал проблему тролля и Гермионы — просто заперев ее в туалете. Если она сидела тихо, то тролль проходил мимо, а если начинала стучать и звать на помощь, то тролль пытался выломать дверь. Но Замок построен на совесть, и несчастное чудище попадало в заботливые руки Хагрида.

— Мою шестую жизнь я покончил самоубийством, — деловым тоном продолжил Драко.

— Ничего не могу сказать, я в это время сидел в Азкабане.

— В Азкабане? В газетах писали, что ты продолжаешь свое обучение в Индии.

Я пожал плечами. Подумал и спросил:

— А как насчет самой последней жизни? Я спокойно заснул вечером девятого августа стошестнадцатого года, а проснулся опять ребенком.

— Именно в эту ночь я умер от банального удара ножом в спину. Черт меня понес в Лондон.

— Выходит, кто бы из нас не сдох, мы отправляемся обратно.

Мы долго молчали. Внезапно Драко с интересом посмотрел на меня и спросил:

— В свою последнюю восьмую жизнь ты был связан с волшебным миром?

— Нет. Я как сбежал в семнадцать, так и старался держаться подальше от вашей братии. И в Англию я никогда не возвращался. И не то чтобы совсем не колдовал, но не с помощью палочки.

— Ты знаешь, что нашему миру уже недолго оставалось? Лет пять по прогнозам ученых и предсказателей. Многие верили, что это из-за тебя мир слетел с катушек, что ты стал новым Темным Лордом и мстил за предательство.

— Предательство и тогда было и сейчас есть. Ты знаешь, что на мою палочку изначально было наложено ограничение? Я нужен вашему миру только для устранения Волдеморта. — Горечь явственно слышится в моем голосе. — Но делать мне больше нечего, кроме как мстить. Угробить мир, вернуться и снова угробить. Тут не мстить надо, а разбираться. Сила вам нужна была, наделали дыр, вот через них и полезло черт знает что.

— Не нам. Началось все это задолго до нас. И, не забывай, ты тоже принадлежишь этому миру. — Малфой замолк, беря себя в руки, и уже гораздо тише продолжил:

— Что бы ты ни думал о равенстве, а истинные магглорожденные иссушают магию мира и не могут ее нормально использовать. Я бы их держал на коротком поводке. Это старая история и плотно завязана на Того-Кого-Нельзя-Называть. Жаль, Поттер, что ты не стал Темным Лордом. Хоть какая-то надежда была бы. Думаешь, почему, вокруг него сплотилось так много людей? Вначале в него как в спасителя верили. Маньяком он не сразу стал… Если хочешь, я дам тебе почитать труды на эту тему.

— Зачем вам я? Волдеморт, вот он, рядом ходит, только тюрбан размотать.

— Стоп, — Драко поднял руку. — Слишком много всего, давай прервемся.

Я кивнул и встал с места. Глобальные проблемы, они никуда не денутся, а жить надо сейчас. Да и книжечку Снейпа полистать не помешает. Знаю я его, не сегодня, так завтра, а разговор неминуем.

Я опять сижу на подоконнике и сравниваю мою картиночку с реальным кабинетом директора. Ловлю себя на мысли, что можно поиграть в игру: «Найдите десять отличий». На рисунке нет феникса и у павлина хвост не в пример пышнее, по сравнению с чучелом в кабинете. Интересно, это преувеличение художника или перья кому-то понадобились, хотя бы и Снейпу для зелий. Ну, феникс может еще появится, кто их знает эти магические картинки. Опять же, за директорским окошком сегодня днем по-летнему ярко светило солнышко. Хочу коснуться пальцем шляпы, но останавливаюсь. Мне вовсе не интересно выяснять какую и с кем отработку получил Рон. Разве только поболтать?

— Привет, — говорю я.

— Здравствуй. Приятно видеть, что тебя не забывают.

— Скажи, а директор знает про твои разговоры со мной?

— Вот уж нет. Чтобы ему об этом узнать, он должен задать правильный вопрос. А чтобы задать правильный вопрос, нужно знать большую часть ответа.

— Хитро, — хмыкнул я. — Значит, его вопрос должен звучать как-то вроде:

— Скажи-ка, а с кем болтает твоя нарисованная копия?

— Можно и так, — хихикнула шляпа. — И все же, он не знает про рисунок. А даже если бы и узнал… Видишь ли, всем известно, что картины оживают лишь после смерти того, кто позировал художнику. Определенно, за мое оживление я должна сказать спасибо тебе.

— Пожалуйста, всегда рад.

— Еще что-нибудь хочешь узнать? Спрашивай.

— Пожалуй, нет. Если только… Ты помнишь распределение моих родителей? Лили Эванс и Джеймса Поттера?

— Я помню всех! Твой отец мог бы быть в Райвенкло, но он отказался.

— А не мама? Она хорошо училась.

— Хорошая успеваемость в школе и талант исследователя — не одно и то же. Они оба стали настоящими Гриффиндорцами. Если бы Годрик отбирал себе учеников, то выбрал бы их.

— Ты же говорила, что в тебе заключены только три образа основателей?

— Меня, настоящую, заколдовали все четверо основателей. Так что я знаю, о чем говорю, — обиделась шляпа. — Годрик считал, что учить нужно всех. Но это не значит, что у него не было предпочтений.

— Спасибо и до свидания, — я закрыл альбом.

Мои родители были воинами, они выбрали свою судьбу, а из меня лепили палача. Кто же я на самом деле?

А книжка Снейпа оказалась пособием и очень похоже, что по йоге. Этакая смесь упражнений, статических поз и рекомендаций по правильному дыханию. Я попробовал кое-что воспроизвести, не так-то просто это оказалось. Сидя в неудобной позе на жестком подоконнике и стараясь правильно дышать, я смотрел на недалекие деревья. За окном медленно темнело. Какая-то тварь похожая на тигра вышла из леса, волоча за собой окровавленную тушу едва ли не больше нее самой. Среди деревьев шевелились серые тени то ли шакалов, то ли просто собак. Их с каждой минутой становилось все больше.

— Гарри, — мягко сказал Драко, отодвигая тяжелую портьеру. — Не надо на это смотреть.

Поздно, тварь подтащила свою добычу поближе, и я понял, что у нее сегодня на ужин человечина.

— Надо сообщить… — начал я и замолк. Некому сообщать. Лес и его обитатели живут своей жизнью, мы — своей. — Надеюсь, это не Хагрид, — пробормотал я.

— Нет, не он, — спокойно сказал Драко, не глядя в окно. — Труп Хагрида был бы гораздо больше.

Отныне я знаю, почему Драко так опасался запретного леса. Насмотрелся. А я всегда ходил по лесу, ничего не боясь. Так жизнерадостный котенок идет прямо в будку пса, играя по дороге его цепью. Если пес сыт и дремлет, то все обойдется…

Что-то мне расхотелось ужинать.

Мы поладили с Драко, почти подружились, во всяком случае, со стороны наши отношения выглядят именно так. Мы все говорим и говорим друг с другом о жизни, судьбе, случайностях. Не знаю, что почерпнул Драко из моих излияний, но многое из того о чем рассказал он явилось для меня откровением. Я узнал, что способность видеть ауру магических предметов, определять естественный и рукотворный магический уровень того или иного места вовсе не редкость. Многие чистокровные взрослые волшебники все это могут. Да и парселтанг отнюдь не уникален. Драко прошипел мне это именно на парселтанге и довольно засмеялся, увидев мою, мягко говоря, ошарашенную рожу. Змееусты стараются не афишировать свою способность, все-таки магическое сообщество считает такой дар уделом темных волшебников. Моя самооценка по мере знакомства с тонкостями магического мира медленно, но верно, с заоблачных высот спускалась на нашу грешную землю.

Мне пришлось выслушать длинную лекцию о том, что семьи волшебников не одинаковы. В общем, с чего мы начали знакомство друг с другом, тем и продолжили. Оказывается, семья Уизли несмотря на свою чистокровность лишена каких-либо волшебных талантов. И Рон, как сказал Драко, первый в их семье, по существу, настоящий волшебник. Его дар источника дорогого стоит. Что я, по всем законам, не должен обладать теми талантами, которые у меня есть, поскольку за семьей Поттеров ничего подобного не водилось, а так как моя мать была маглорожденной, то не могла передать мне никакого дара. Но раз я стою перед ним со всеми своими способностями, значит, и грязнокровки могут сгодиться на что-нибудь. С ними, по словам Драко, вообще все не так. Хотя они и могут колдовать, но используют для этого не совсем те силы и, как пылесос, высасывая магию отовсюду, могут воспользоваться лишь маленькой ее частью, а остаток не пригоден к употреблению. Я, вспомнив какие катаклизмы к концу моей восьмой жизни сотрясали нашу планету, проглотил, уже было сорвавшиеся с губ грубые слова. И магглы, которые устраивали в средние века гонения на ведьм, были не так уж и неправы. Бури, неурожаи и просто невезение слишком часто оказывались делом рук магглорожденных волшебников. Необученная ведьма или колдун, живя в обычной деревне, постоянно вредит ее жителям. Такие люди, как свалка радиоактивных отходов, всегда несут реальную угрозу для окружающих. Хорошо еще, что сильных магов среди них нет. Традиционное обучение с использованием палочки позволяет привести их магию в приемлемые рамки. А институт инквизиции, как ни странно, был создан и управлялся чистокровными волшебниками. Жестоко? Без сомнения, но благодаря этому в средние века удалось отодвинуть «конец света». Меня считали виновником всех неприятностей происходящих на земле еще и из-за моей матери. А вот браки волшебников с магглами — совершенно другое дело. Природа хитра и дети у таких пар рождаются редко, но они всегда магически одарены. Драко привел в пример Снейпа и Волдеморта. Другое дело, какой путь эти детки выберут, но это только вопрос этики, а с магией у них все нормально.

В наше время все больше и больше рождается магглорожденных волшебников, талант которых слишком слаб для обучения в школах, колдовать с палочкой они не могут, но нарушают равновесие сил. Поэтому, когда Волдеморт рвался к власти с лозунгом: «Грязнокровкам не место в нашей жизни!» за ним пошли многие.

Мое восприятие действительности в очередной раз изменилось. Смешно, если бы не было так грустно. Мне почему-то вспомнилась версия Дамблдора, когда-то давно я подслушал его разговор с Моуди. Директор искренне считал, что я волшебник только потому, что меня отметил Волдеморт. Раньше мне казалось это вполне возможным, но теперь я знаю, что даром источника Тот-Кого-Нельзя-Называть не обладает, Драко заявил об этом совершенно определенно. И, таким образом, эта способность досталась мне не от него.

Да, надо бы после завтрака переговорить со Снейпом. Сегодня пятница, первая учебная неделя подходит к концу, и мне пришло приглашение на чай от Хагрида. Моя великолепная белоснежная сова, обратив на себя внимание всего зала, приземлилась прямо в мою тарелку. Молодец, и письмо доставила, и награды ждать не надо, вот она, под лапами. Пока я писал ответ и отправлял его с Хедвиг, на меня глазели все. Удачно, что сегодня с утра у нас зелья, первые зелья в этой моей жизни. Ну что, испортить Снейпу настроение перед уроком или подождать?

После торжественного отлета совы, Драко вопросительно смотрит на меня. Я показываю ему приглашение. Он не видит в нем ничего особенного, и мне по дороге к нашей гостиной пришлось рассказать о визите Хагрида в рыбацкую хижину на маленьком островке, о его методе обеспечить мою сговорчивость и о том, что мои прошлые посещения хижины лесника пролетали в мгновение ока. Драко сразу предлагает мне идти к Снейпу. Я и сам знаю, что надо.

Мы быстро собираем все причиндалы для урока и поспешно отправляемся к кабинету. Снейп слегка удивлен нашим ранним приходом, его глаза впиваются в нас, потом он смотрит только на меня. Правильно, наш шпион на консервации моментально определил источник всех бед. Его губы превращаются в тонкую ниточку. Я показываю записку и повторяю свой рассказ об эффектном появлении в моей жизни Хагрида и о некоторых его действиях. В доказательство достаю тщательно, по всем правилам упакованный кончик ампулы. Я вижу недовольство декана, скорее всего тем, что в мои дела посвящен Драко. Тут два варианта: либо Снейп оберегает крестника от вполне возможных неприятностей, либо считает меня слишком доверчивым. По первому варианту он не прав, Драко и так уже во всем этом по уши, а по второму… что ж посмотрим. Может статься, что Малфой предаст меня, в этом случае исправить я ничего не смогу, но надо же кому-то верить. Ведь мы с ним в одной лодке.

Снейп аккуратно берет кусочек стекла и утаскивает его к своему столу. Мы ждем. Минут через десять он возвращается и говорит:

— Ничего вредного, просто средство чтобы с тобой легче было иметь дело. После обеда подойдешь ко мне, я дам зелье, оно поможет тебе не болтать слишком много.

Драко хмурится. Ничего, сейчас сядем за парту, и я посвящу его в свой план.

— Гарри, скажи, откуда тебе известно о таком методе введения зелий, — мягко, но с ноткой подозрения спрашивает наш декан. Сейчас он мне напомнил инспектора полиции по работе с трудными подростками. Был у меня один знакомый…

— Я же вырос в Маггловском мире, сэр, — терпеливо объясняю я. — Всем детям делают прививки или во время болезни с помощью уколов вводят лекарства.

Снейп ничего не говорит, и мы идем в класс. Пока соседние столы не заняты, я довожу до сведения Драко, что знаком с окклюменцией, что все мои воспоминания о других жизнях качественно замаскированы под художественные книги и фильмы. Недаром, даже распределяющая шляпа ничего особенного не увидела. Но у меня есть еще одно оружие, правда, я его пока не применял, не решался. Возможно, сегодня мне представится подходящий случай, и я это сделаю. Если кто-либо попробует прочесть мои воспоминания, то его ожидает неприятный сюрприз. Я сниму всю, даже естественную защиту со своего мозга. Это само по себе может быть оружием. Против хаоса бороться почти невозможно. Но я сделаю по-другому, я обеспечу «ему» максимально свободный доступ к одному моему младенческому воспоминанию, к тому самому моменту, когда Волдеморт запустил в меня проклятьем «Авада Кедавра».

— Надеюсь, этому «некто» понравится, — мстительно закончил я.

Драко все равно сомневается. Говорит, что шляпа далеко не эталон в области проникновения в мозг. Она в воспоминания и не лезет, ей нужны лишь твои способности и замолкает, при этом задумчиво и оценивающе смотря на меня. Я понимаю его, меня самого удивляет мое распределение в Слизерин, здесь я ничем помочь ему не могу. А по поводу окклюменции, то я напоминаю ему о моем близком знакомстве с дементорами. О том, что они в мгновение ока могут добраться до любого мало-мальски приятного воспоминания, и объясняю, что через довольно непродолжительное время я научился отодвигать в сторону все более-менее ценное и отправлять дементоров прямиком под проклятье Волдеморта или Рона.

— Если у меня получится, то больше в мою голову никто лезть не будет. Авада — это больно, — заверил я Драко.

Класс медленно заполнялся учениками. Рядом с нами садятся Миллисент и Панси, они обижаются, что мы их не подождали. Драко с ехидцей подтрунивает над чисто женской привычкой опаздывать и примирительно обещает им много вкусностей завтра утром.

Я жду эффектного появления Снейпа. Он меня не разочаровывает. Развевающаяся мантия и его выверенный годами практики монолог доставляют мне чисто эстетическое наслаждение. Драко тоже с удовольствием наблюдает за представлением. Остальные немного испуганы и предельно внимательны. Собственно, Снейп и старался добиться именно этого, а еще покрасоваться. Я приготовился в который раз отвечать «не знаю» на его извечные вопросы, но сегодня мишень другая. Правильно, любит там он тебя или ненавидит, а слизеринцев в глупое положение Снейп ставить не будет. На этот раз вместо меня отдуваются Рон и Гермиона. С рыжиком все предсказуемо, но вот странность, Гермиона тоже неверно отвечает на вопрос: «Где искать безоаровый камень?» По ее версии его находят на побережье Балтийского моря. Не везет ей в этот раз.

А в остальном урок прошел как всегда, с массой саркастических замечаний Снейпа в адрес Гриффиндорцев и взрывом котла Невилла.

Зелье мы с Драко варили не спеша, изо всех сил стараясь протянуть время, но все равно стали первыми. Мы были нарочито небрежны, но испортить варево нам не удалось. Ну что там можно испортить, если и надо-то было положить в воду всего три ингредиента и довести до кипения. Бедняга Снейп, с его-то нетерпеливостью, такая жестокая пытка — смотреть на кривые руки первоклашек. Получив причитающиеся нам баллы, а я еще и недоверчивый взгляд, мы вышли из класса.

Не знаю, что мной двигало, когда я доставал теперь уже свой альбомчик, но я коснулся указательным пальцем шляпы, вероятно, мое подсознание знало лучше. Не успел я поздороваться, как шляпа посоветовала мне не принимать приглашение на чай. Я сказал, что не могу отказаться. Тогда шляпа порекомендовала мне, не есть ничего в хижине Хагрида. Я заверил ее, что у меня есть безоаровый камень, и она на время замолчала. В этот момент подошел Драко. Я посоветовался со своей интуицией и, получив разрешение, показал ему рисуночек и вкратце рассказал о его возможностях. Шляпа тем временем ожила, и наш диалог продолжился. Она мне рассказала про маленький рычажок за бюстом одноглазого предводителя, неизвестно какого народа, находящийся в нише на втором этаже. С поворотом рычажка откроется неприметная дверь в маленькую комнатку, а там, в шкафчике есть много чего, в частности и противоядие к большинству отравляющих составов. Всего две капли из склянки с синей этикеткой и взрослого человека можно поить веритасерумом сколько угодно. Но она мне порекомендовала взять не противоядие, а каплю снадобья, из склянки с желтой этикеткой, вызывающего очень яркие видения. (Галлюциноген?) Одной капли мало, чтобы погрузить человека в сон, но в сочетании с любым успокаивающим средством его действие сразу проявится, и прочитать мои мысли станет затруднительно, а на вопросы мне будет глубоко наплевать. Вот оно как можно бороться с проникновением в мозг. Интересно, Снейп знает? Я пересказал диалог со шляпой, Драко, и он, согнувшись от здорового смеха, выдавил из себя, что за меня можно не волноваться. И даже позавидовал моей удаче. Потом посерьезнел и извинился. По моему мнению, просить прощения было не обязательно.

Тайник мы проверили, но брать из него ничего не стали. Неплохая комнатка, уютная. Есть где спать, где учить уроки, маленькая ванная тоже имеется. Хорошее местечко, ежели надо спрятаться. А у дверей в Большой Зал меня перехватил Снейп. Он вручил мне небольшую склянку, сказал, что выпить необходимо все, можно сразу после обеда и пожелал удачи. Странно он себя ведет, будто бы и не ненавидит вовсе. Сдохло что-то в запретном лесу.

* * *

Сходил в гости, называется! Назад меня нес… ни за что не догадаетесь — Филч! А Хагрид нес Дамблдора. И не через парадный вход. Я был в сознании, но Филч не медик, он не понял. И только когда меня с комфортом устроили на кровати в больничном крыле, я сделал вид, что пришел в себя. Страшно встревоженная (вовсе не мною) мадам Помфри отпустила меня уже через десять минут, выяснив, что последнее мое связное воспоминание это захламленная комнатка Хагрида и чашка чая в руках. В коридоре я сразу попал в лапы Снейпа.

Декан привел меня в свой кабинет и, всунув в руки стакан с чуть кисловатым напитком, хмуро сказал:

— Рассказывай.

Я решил говорить чистую правду и подробно рассказал ему о гостеприимстве Хагрида, об охватившем меня полусне, о ласковом голосе и о дикой головной боли после слова что-то вроде Леги… О своем видении зеленой вспышки, о женском крике: «Только не Гарри!» О том, что на этом ничего не закончилось, и я оказался сдавленным со всех сторон на грани жизни и смерти, скорее смерти, без возможности вырваться, более того, без возможности вздохнуть. И это состояние, по моему собственному разумению, тянулось целую вечность. Как постепенно боль уходила. И не было никаких мыслей, только странные размытые образы и звуки. Как не было никакого Гарри Поттера, и как я собирал себя по крупицам и полностью пришел в себя уже на руках у Филча. Я сказал ему, что страшнее всего были бесформенные тени и дико-сильные неопределенные желания. Мой голос дрожал. Снейп не утешал меня, но и не ругал. Потом мы сидели напротив друг друга и молчали.

Он отвел меня в гостиную.

А там Драко немедленно приступил к допросу с пристрастием. Что ж, он получил отчет и услышал то же, что и Снейп, плюс еще кое-что. Я говорил и не мог остановиться, радуясь, что моя память со мной и стараясь припомнить малейшие подробности. Как я пришел в хижину и как Хагрид, неловко поворачиваясь, осторожно наливал в крохотную для него чашку ароматный чай. Как я, вдыхая божественный запах, слушал негромкий голос непонятно откуда взявшегося директора и медленно сползал в сон. И про свои ощущения после заклинания Легилименции я рассказал со всеми подробностями, все, что казалось важным. Я не ушел полностью в свое подсознание, часть меня осталась снаружи, видение зеленой вспышки повторялось и повторялось, но как бы наоборот: сначала была только вспышка, вскоре добавился крик, потом я провалился в первобытный ужас. Одновременно с этим я сидел за высоким столом напротив Дамблдора. Директор сразу после заклятья откинулся на спинку стула, его била крупная дрожь. Контакт глаз не нарушился, и пытка тянулась бесконечно. Но все когда-нибудь заканчивается, и директор завалился на бок. А я так и остался сидеть и упал лишь после прикосновения Хагрида ко мне. Далее были причитания Хагрида и его метания между мной и директором. Я рассказал Драко, что все слышал и видел, но МЕНЯ как бы и не было.

Мы с Драко решили, что или Дамблдор перестарался с мощностью заклинания, или я, полностью открыв все барьеры в мозгу, прямиком отправил его в собственное прошлое, и директор провалился до самого начала или конца, до момента моего рождения и дальше. А там только хаос и голые первобытные инстинкты — страшная вещь.

Все еще под впечатлением случившегося, я шел на ужин в компании своих одноклассников. В коридоре мы столкнулись с Роном и его друзьями. Не говоря ни слова, они расступились и мы, так же молча, прошли мимо. Я ощущал на себе тяжелый взгляд Рона, и мне это очень не нравилось.

— Спорим, он сегодня вызовет тебя на дуэль, — пошутил Драко.

— Не каркай, — мрачно покосился я в его сторону.

Странный это был ужин. За столом преподавателей сидели только профессор Стебль и, вышедшая из астрала и спустившаяся со своего насеста, Трелони. Они возбужденно переговаривались и не обращали внимания на учеников. А зал напоминал потревоженный улей. Студенты не понимали, что происходит и версии рождались со скоростью размножения вируса гриппа, в диапазоне: от падения кометы на Хогвартс сегодня в полночь, до возрождения Волдеморта вместе с Гриндевальдом и Гитлером. К концу ужина пришли мадам Хуч вместе с профессором МакГоннагал, они сообщили всем, что Дамблдор болен, но обязательно скоро поправится и что причин для волнения нет. Мне понравилась эта парочка, Хуч с МакГоннагал. Как-то у них все слажено получилось. Начало фразы сказала одна, а окончание, другая. Драко тоже это оценил.

Перешептывания продолжались. Межфакультетское противостояние на время прекратилось, новости распространялись мгновенно. Кто-то слышал, как Снейп орал на Хагрида, кто-то не смог попасть в медицинское крыло, многие видели, что с десяток школьных сов отправились с поручениями. А самое неприятное — слизеринцы знали, что в гостиную меня привел Снейп незадолго до ужина. Тут мне помог Драко, он напомнил всем об утреннем приглашении меня на чай к Хагриду, а я пожаловался, что мне стало нехорошо от угощения лесника. И не соврал, ведь и в самом деле мне было плохо, очень плохо и от «угощения» тоже. Я внес свою лепту в обсуждение непонятной ситуации, сказав, что в больничном крыле директора не видел. Я опять сказал чистую правду, не было в палате никого кроме меня. Мне стало интересно, почему никто не заметил нашего с Дамблдором жалкого возвращения в замок? Вопрос, конечно, риторический, всем кто видел, подкорректировали память.

После окончания ужина, едва успев выйти из дверей Зала, мы с Драко наткнулись на тройку гриффиндорцев, состоящую из Рона, Симуса и Томаса. Рон, увидев меня, решительно выдвинул свой, в общем-то, не выдающийся подбородок. Я вопросительно смотрел на него, на подбородок, стараясь не спровоцировать агрессию. Только драки мне сейчас недоставало!

— Поттер, сегодня в одиннадцать, я вызываю тебя на магическую дуэль, — решительно заявил Рон. — Тебе не удастся спрятаться за спинами учителей.

— А я разве прятался, — в моем голосе ясно прозвучала насмешка. Зря, я это сказал, моя ошибка.

— Сегодня в…

Я не дал ему договорить, с Роном надо объясниться и лучше всего это сделать после хорошей драки. Я неплохо контролирую себя, так что не покалечу. И место выберу сам. Я нехорошо усмехнулся ему в лицо и сказал:

— Холл третьего этажа. — А чтобы он наверняка не смог отказаться, добавил:

— Не побоишься?

Рон переглянулся со своими спутниками.

— У меня есть еще одно условие, — продолжил я. — Не больше двух секундантов, на твой выбор и никого из старших. Не вздумай спрятаться за спинами своих братьев.

Рон даже задохнулся от возмущения. Ну да, конечно, гриффиндорская честность…

Назад в гостиную мы с Драко возвращались не торопясь, он продолжал выпытывать у меня подробности случившегося в хижине. По-моему Драко просто помогал мне выговориться. Мое нервное возбуждение спадать не собиралось, и я отчетливо понял, что по возвращении в гостиную срочно придется заняться упражнениями из книжки Снейпа.

— Гарри, — услышал я. — Рон прав. Сейчас учителям не до нас. Директора или нет в замке, или он не в том состоянии, чтобы заметить хоть что-то. Ты не думаешь, что сегодня вечером у нас есть возможность посмотреть, что же на самом деле охраняет трехголовый пес Хагрида?

— Философский камень, я же рассказывал, — ответил я.

— Может и философский камень, — протянул Драко. — А может, и что другое.

Я задумался. Вряд ли все ловушки установлены, а если и установлены, то нас они не задержат.

Можно попробовать.

Я сижу на своей немаленькой кровати и с удивлением наблюдаю за сборами Драко. После его весьма неожиданного предложения, я был готов идти на третий этаж сразу же. А что, палочка с собой, мантии-невидимки все равно нет, чего время терять? Но Драко настоял на возвращении в гостиную. В спальне кроме нас никого. И прекрасно, не придется никому ничего объяснять. А мой подельник, вот уже пятнадцать минут копается в своем сундуке, вынимая коробочки и сверточки, критически их осматривает и кое-что оставляет на кровати. Он разворачивает один из свертков, в его руках самая обычная на вид школьная мантия. Еще один такой сверток он бросает мне, со словами:

— Надень, на ней побольше заклятий, чем на твоей. Ботинки тоже смени, потом, по возвращении выбросим.

Я пожимаю плечами, ему виднее, и вытаскиваю обычные темные кроссовки. В школе в таких почти никто не ходит, но эта обувь довольно удобна и я себе прикупил пару. Драко одобрительно кивает. Мы переодеваемся. В карманы своей мантии Драко засовывает две коробки или, скорее, два контейнера. Увидев мой заинтересованный взгляд, он говорит:

— Здесь аптечка и еще кое-что. — Проверяет, удобно ли выхватывать палочку и с ожиданием смотрит на меня. У меня все с собой (палочка, очки), и мы направляемся к выходу из спальни.

Сначала идем в совятню, сегодня вечером многие посылают письма, и нас обязательно заметят, потом минут на десять задерживаемся в библиотеке, откуда нас, вместе с тремя райвенкловцами выпроваживает мадам Пинс за излишне шумное поведение, и только после всего этого отправляемся на третий этаж. Я не помню, за какой дверью, давным-давно в сказочной и наивной первой жизни, перекрывала доступ к чудесной тайне трехголовая собака с очаровательным именем — Пушок. Мы пробуем все двери подряд, и третья оказывается той самой, нужной нам.

Я сразу от порога начинаю петь колыбельную. Драко тут же подхватывает. Пение доставляет мне давно забытое удовольствие. Мне нравилось укачивать дочь и часто, когда она уже давно спала, я, занимаясь отчетами, продолжал негромко напевать. Пять минут и пес в глубоком сне. Я молодец, ну и Драко тоже. С усилием мы поднимаем тяжелую крышку люка и спускаемся по лестнице–стремянке вниз. И прыгать не пришлось, и нет тут никаких хищных растений, а есть пустое, гулкое помещение. Сразу, как только я попадаю внутрь, вижу высокий проем, он ведет туда, в зал, где меня когда-то ждал Волдеморт, только огненной преграды нет. Я озадачен.

— Вы шли через иллюзии, — Драко сообщает мне то, что я и сам понял.

— Сотворенные специально для детей, — соглашаюсь я.

А вот это не обязательно, — замечает Драко. — Вполне может быть, что иллюзии создавались для каждого свои. Ты должен был пройти и прошел. И он, — Драко не называет имен ни Квиррела ни Волдеморта. — Тоже должен был пройти, но скорее всего ему пришлось преодолевать что-то другое, посложнее, чем дурацкие растения, боящиеся яркого света. Да, скажи, — смеется Драко. — Почему ты тогда не перелетел через шахматную доску на метле?

— Черт его знает, в голову не пришло, — усмехаюсь я. — Да и сценарист наверно был бы против. А еще мы видели дохлого тролля.

— Потому он и был дохлым, что с живым вы бы не справились, — ехидничает он.

— А вот тут ты глубоко неправ. — Я довольно улыбаюсь.

— А, помню, оглушить тролля его собственной дубиной при помощи простейшего заклинания — это был сильный ход.

— И засунуть ему в нос волшебную палочку, — уже не сдерживая смех, говорю я.

Мы смеемся и неспешно обходим комнату. Ничего не находим, фон магии обычен для замка. Останавливаемся перед арочным проемом, и я заглядываю внутрь смутно помнившегося мне зала. Тускло освещенное, слегка пыльное свободное пространство со стоящим у дальней стены зеркалом, тем самым, в котором я видел родителей. И здесь уровень магии на совершенно обычном уровне. Мы проходим вперед и внимательно оглядываем стены и пол. Находим в углу дверь, а вот уже за ней обнаруживаем кое-что интересное — пустую комнатку с лежащим на полу ковром, точно такой же я видел в кабинете директора, и на моей картиночке также нарисован кусочек этого ковра. А магии-то как много! Прямо на концентрическом рисуночке в центре ковра фон магии на порядок выше, чем в самой комнате. Мы с Драко переглядываемся.

— Я думаю это портал в кабинет Дамблдора, — высказываю я свою догадку.

— Похоже на то, — соглашается со мной Драко.

Мы возвращаемся в зал. Кроме зеркала в нем ничего нет, вообще ничего. Значит, наша цель — зеркало.

— Зачем же на рождество зеркало перенесли к библиотеке? — недоумеваю я.

Драко ничего не отвечает, он, не прикасаясь и не заглядывая в него, внимательно изучает оправу.

Я подхожу к зеркалу. Кого я там увижу? Родителей, а может, Пенни? С осторожностью заглядываю в его пыльную глубину. Там отражаюсь я, настоящий, жаль… право жаль. И отражение меня послушалось, оно слегка дрогнуло, и вот он я, прежний, тот, из первой жизни. В его, моих руках камень, тот самый, кроваво красный кристалл. Гарри из зазеркалья мне улыбается и засовывает камень в карман брюк. Мой карман потяжелел. Я вытаскиваю камень и почти с испугом смотрю на него.

— Только этого не хватало, — хрипло говорю я, держа пятую элементную сущность на ладони. — Надо вернуть, каким-то образом это надо вернуть.

Драко с весельем смотрит на меня, а потом командует:

— Положи камень в карман и посмотри в зеркало.

Мне почему-то кажется, что Драко знает нечто особенное про зеркала и артефакты. Я всматриваюсь и вижу в зеркальной глубине только себя, сегодняшнего. Меня вновь пронзает острое чувство сожаления, что того мальчишки с перепачканным лицом и мечтательными глазами больше нет. И мальчик послушно появляется. Мы киваем друг другу, он держит знакомый мне красный кристалл, и его рука неспешно скользит вниз. Я уже догадываюсь, что сейчас произойдет и мотаю головой. Так… в моем кармане уже два камня.

Поворачиваюсь к зеркалу спиной, вынимаю камни и разглядываю их. На ладони лежат два, чтоб я сдох… два красивых правильных кристалла. Смотрю на Драко, он улыбается мне ироничной и слегка сочувствующей улыбкой. Я кладу камни на пол и решительно оборачиваюсь к зеркалу.

— Не спеши! — обеспокоено вскрикивает Драко. Но я уже вижу в зеркале себя, на сей раз сегодняшнего и у меня в руке знакомый камень. Драко тянет меня в сторону, а мой зеркальный двойник бросает камень в меня. Из зеркала вылетает алая, поблескивающая звезда. Камень летит, и я понимаю, что не успею его поймать. Он разобьется! Драко выпускает меня и ловит камень. Я в облегчении падаю на пол.

— Мерлин, какая же ты жадина, — говорит Драко. — Как ты себя чувствуешь?

— Что? — И понимаю, что подняться с пола не могу. Он обеспокоено нащупывает пульс, затем вытаскивает за серебряную цепочку мой кулон — накопитель, нажимает на оправе неизвестную мне точку, и камень выскальзывает из оправы прямо мне в ладонь. Становится чуть легче, но меня неодолимо тянет в сон. Ну что за день такой выдался!

— Сейчас, сейчас, — слышится сквозь сон его голос. К моим губам прижимается пузырек, и я глотаю вязкую безвкусную жидкость. Немного прихожу в себя. Сильная слабость, но уже не засыпаю.

— Что со мной? — спрашиваю я. Кулон, опять с камнем, болтается у меня на шее.

— Острый приступ кретинизма с детским непослушанием, — отвечает Драко. — Лежи пока.

Я лежу на каменном полу, слушаю лекцию и узнаю, что такие зеркала, редки, но довольно известны. В библиотеке Малфой-Мэнора есть подробное описание его свойств и возможностей. Оказывается, нельзя ничего спрятать в таком зеркале, а вот извлечь из него можно что угодно, все, на что хватит воображения и силы. Вот вам и причина мистификации Дамблдора. По всей видимости, не было у него никакого философского камня, а так хотелось…

Тогда, давно, я жаждал иметь родную семью и увидал отражение родителей в зеркале, но моего могущества не хватило создать мать и отца, именно создать, а не оживить. Мои родители умерли и с этим ничего поделать нельзя, во всяком случае, не с помощью этого зеркала. Я тогда ушел ни с чем. И, по мнению Драко, мне сильно повезло, что я не создал их, я не оговорился, мне на самом деле повезло. Если бы родители вышли из зеркала, они не были бы полноценными людьми, они были бы только тем, что я вложил в них. А что я знал? Ничего. Ну, любили они меня, были смелыми, добрыми, умными и так далее. Я мог бы долго приписывать им воображаемые качества, все равно этого мало для обычного, вовсе не совершенного человека. Да и мои настоящие родители были далеки от созданного мной идеального образа. Мне повезло, и мечта не сбылась. Никогда бы не поверил, что буду этому радоваться.

— Драко, как ты думаешь, Дамблдор знал о настоящих свойствах зеркала?

— В какой-то мере, — он тянет слова. — Несомненно, директору известно, что при помощи зеркала можно создавать магические предметы. Но у него самого ничего не получилось, ему не хватило силы. Вот старый хм… и подпихивал зеркало, в частности, тебе.

— А почему он думал, что я смогу?

— Потому, что ты развоплотил Волдеморта и стал Мальчиком-Который-Выжил, а еще…

— Ты назвал его по имени? — с веселым изумлением перебиваю его я.

— Не обращай внимания, — бормочет Драко.

А я с трудом сажусь. Драко помог мне и присел рядом, прямо на пыльный пол. Мы сидим, и я опираюсь о его плечо.

— Почему Дамблдору так нужен именно философский камень?

— Он стар, Гарри, он хочет жить.

— Как странно, — улыбаюсь я. — Еще неделю назад я мечтал о смерти, окончательной и бесповоротной. А сейчас у меня появилась надежда.

— Я — надежда? Звучит как любовное признание, — насмешливо отзывается он. Я не смотрю на Драко, но прекрасно представляю себе его ироничную улыбку. — Но ты прав, мы еще поборемся. Слишком много странного вокруг тебя, Гарри.

МЫ сидим на пыльном холодном полу и молчим. Именно МЫ, всегда был я, а с сегодняшнего дня это МЫ.

Мысленно я вновь возвратился в далекое прошлое. Хм… прошлое. Тогда, в первый раз, я не чувствовал никакой слабости, а потерял сознание потом, после распада тела Квиррела. Вот, снова настал «момент истины». Не защита матери помогла мне, а собственная сила источника, и выложился я в тот раз полностью. Сколько времени я был без сознания? Три дня? Четыре? Жив остался и ладно. Что же интересно я сделал с телом Квиррела? Я помню, оно рассыпалось мелкой пылью. Человек на семьдесят процентов состоит из воды… О Создатель, я что, ядерный синтез осуществил? Нет уж, хватит лезть в дебри науки, у меня есть великолепное объяснение, что это все магия виновата.

— А сам, ты не хочешь попробовать? — мой голос вкрадчив и чуть насмешлив. — Признаю, что я, как дурак, вложил всю свою силу в камушки, а нам не помешала бы мантия-невидимка.

Драко осторожно встает. Я сижу и, о радость, не пытаюсь прилечь. Уже неплохо. Он подходит к зеркалу, смотрит в него, проходят минуты. Я жду. Драко протягивает руку, мне кажется, что его пальцы уходит туда, в зазеркалье. И вот он держит красиво и профессионально упакованный объемистый сверток, так заворачивает свои товары мадам Малкин. Серебряная лента падает на пол, мягко шелестит бумага, и я вижу знакомое мерцание. Мои губы раздвигаются в идиотской улыбке. Есть в мире чудеса, определенно! Драко вытаскивает мантию-невидимку и отдает мне, а сам вынимает из вороха бумаги еще одну и с превосходством смотрит на меня. А мне плевать, пусть гордится, я-то знаю, что без меня у него ничего бы не вышло. Чья идея? Моя! Тем более я вижу, что он достает свой кулон и крепко сжимает в руке. Значит и у него силы на исходе. Я обеспокоено смотрю на него. Но нет, все в порядке.

Он протягивает мне руку со словами:

— Ну, Поттер, хватит валяться, вставай. Пошли отсюда. У тебя еще дуэль впереди. — Я встаю.

Встать-то, встал, но равновесие без его помощи точно не удержу. И тут по какому-то наитию, я прошу:

— Пожалуйста, дай свой кулон. Вдруг поможет.

Драко скептически кривит губы, но достает кулон. Камень в нем окрашен в ярко-синий цвет. Я крепко сжимаю накопитель, черт, жжется, и силы немедленно ко мне возвращаются. Я разжимаю руку, а камень-то ощутимо посветлел!

— Можно было догадаться, — говорит Драко. — По каким-то причинам мы завязаны друг на друга. — Мы медленно идем к выходу из зала. — Да еще и палочки у нас парные, — тихо, как бы самому себе, добавляет он.

— Парные?

— Мне мать сказала. Она видела, какая палочка досталась тебе. Береза с костью василиска, в сердцевине находится чешуя василиска. Правильно?

Я киваю.

— А моя из той же березы с включениями чешуи василиска, а внутри — кость василиска. — Я присвистнул.

Он вытащил свою палочку. Серая, с металлическим блеском, она была совершенно не похожа на мою, слегка желтоватую и как бы оплавленную. Мы обменялись палочками, я заклинанием «Нокс» погасил свет, а Драко зажег.

Во что же я опять вляпался? Нет, мы вляпались. И тут я понял, что мы забыли про камни, они остались лежать на полу рядом с зеркалом. Я засмеялся.

— Камни, философские камни остались там. — Я показал подбородком в сторону зеркала. — Три хорошеньких красных камушка.

Мы вместе вернулись за ними. Драко аккуратно поместил все три кристалла внутрь контейнера, который он извлек из кармана мантии. Камни прекрасно устроились внутри и не соприкасались ни между собой, ни со стенками. Он был очень предусмотрителен, этот Драко. Я, прищурившись, смотрел на него.

— Ты знал!

— В чем дело, Гарри? — невинным голосом говорит этот прожженный интриган. — Моя догадка оказалась верной, только и всего.

Ну что с ним будешь делать? Слизеринец, он и есть, слизеринец. Ему достался контейнер с камушками, мне же — оберточная бумага. Несправедливо. А ленточку я оставлю себе на память.

Мы осторожно приоткрываем люк и я, на всякий случай, сразу начинаю петь. Можно было этого и не делать. Пес спит, как… пожарный. А он мне нравится, когда спит, две головы синхронно сопят, а третьей что-то снится, и она тихонько повизгивает. Мы, надев мантии–невидимки, выходим в холл третьего этажа. У нас целый час до дуэли, где же его провести? Да и от камней необходимо избавиться. Знаю я одно местечко, на втором этаже, с сегодняшнего дня знаю. Боже, ну и день. А он еще и не закончился!

Безо всяких происшествий мы спустились на один этаж, и проскользнули в свою тайную комнатку. Я, как и пару часов назад наблюдаю за действиями Драко. «Дежа вю». Но теперь уже по облегчению карманов от содержимого. Он напихал в них значительно больше, чем мне казалось. И когда только успел? Помимо аптечки и контейнера Драко вытащил два охотничьих ножа, веревочную лестницу и, на вид игрушечный, чемоданчик. Заметив мой заинтересованный взгляд, открыл его, подцепил ногтями какой-то шипастый предмет. По мере извлечения предмет рос и превратился в нечто устрашающее, похожее на когти.

— Кошки, — сказал Драко, и, увидев мой непонимающий взгляд, пояснил:

— Одеваются на руки, при помощи них можно забраться практически на любую вертикальную стену. Есть кошки и для ног. — Он, покрутив вещичку в руках, начал медленно опускать ее обратно в чемоданчик.

— А я-то гадал, кто из нас параноик? — насмехаюсь я, оглядывая кучу предметов вытащенную из карманов.

Драко в ответ тоже усмехается, но его глаза серьезны. Он вздыхает и говорит:

— Я понимаю причину твоего веселья, но ты помнишь, что я рассказывал тебе о рейдах по ликвидации прорывов в наш мир чужой жизни?

Мне стыдно. Я жил себе в благополучном тихом городке, и наши неприятности не шли ни в какое сравнение с тем, с чем сталкивались многие.

— Прости, — я примирительно улыбаюсь.

Образовавшуюся кучу барахла мы убираем с глаз долой, засовывая за спинку дивана и оставляя при себе только палочки. Кто его знает, что выкинет наш неадекватный, а потерять ценные вещи не хочется. Затея с дуэлью представляется мне все большей глупостью. А может, я просто устал.

На третий этаж мы приходим заранее, минут за пятнадцать, с целью осмотреться. Но Рон и компания ждет нас. С ним два так называемых секунданта и Кребб с Гойлом. Я вопросительно смотрю на Рона. Рыжик стоит красный как рак и злобно косится на эту парочку, заметно, что совсем недавно он выдержал «столкновение» и проиграл. Кребб выходит вперед и, показывая на Гойла, говорит:

— Мы наблюдатели.

Я, забавляясь в душе, кивком разрешаю им остаться. Тем более что и на лице Драко проскользнула довольная улыбка. Он что, думает они и сейчас его телохранители? А может, так и есть, ему лучше знать.

Мы встаем друг против друга, и я салютую палочкой. Рон повторяет мой жест. Я опускаю палочку и жду. Пусть начнет, а я посмотрю. Рон топчется на месте. Мне неохота ждать, и я провоцирую его.

— У тебя, склероз? Ты что забыл все, чему тебя учили братья? — Вряд ли Рон знает слово «склероз», но по смыслу и так понятно. Он багровеет от возмущения и… ничего не происходит, а я понимаю, что рыжик и вправду не помнит ни одного заклинания. Эх, придется мне! — Нокс, — не повышая голоса, говорю я, и единственный на весь холл факел гаснет. Я метнулся к Рону и моментально обездвижил его. Всего-то и надо было нажать на пару-тройку точек. Он на лопатках лежит на полу и не сопротивляется. Все под контролем, все как надо: и Рон обезврежен, и никто не видел, каким образом я это проделал.

— Люмос! — кричит кто-то высоким голосом. Я узнаю голос Гермионы. Спасибо конечно, но я и сам бы мог. А она дура! Так подставить Рона. Факел загорается и даже не один. Светло-то как, а народу собралось… Кроме нас с Драко здесь Финниган, Томас, парочка наблюдателей, Гермиона, Лаванда и… Квиррел со Снейпом. Я выпрямляюсь, не без гордости сообщаю:

— Я победил! — И с интересом смотрю на преподавателей. Что-то мне подсказывает, что Квиррел решил воспользоваться всеобщей суматохой и, не дожидаясь Хеллуина, добраться до философского камня. А наш бесстрашный и параноидальный декан, в свою очередь, решил ему помешать. А туточки мы, со своей смешной дуэлью.

— Десять баллов с каждого, — злобно сообщает нам Квиррел. Я в душе смеюсь — семь к двум, неплохо. Со Слизерина — двадцать баллов, а с Гриффиндора — семьдесят. Интересно, Квиррел знает, что наказал в основном Гриффиндор?

— И десять баллов с Грейнджер, за нарушение правил поединка, — добавляет Снейп.

— Но они могли убить друг друга! — возмущенно кричит Гермиона.

— Если ты так глупо вмешаешься в дуэль взрослых волшебников, то убьют тебя, — спокойным голосом сообщил ей Драко. — И очень может быть, что бывшие противники вместе спрячут твой труп, — с ехидной усмешкой добавил он.

— Коллега, — обращается Снейп к Квиррелу, проводите учеников в гостиную Гриффиндора и, если вас не затруднит, сообщите об инциденте профессору МакГоннагал.

Побежденный Рон зол и подавлен. Мне жаль, что не удалось с ним объясниться. Открытую вражду следует как-то прекратить. Мы в сопровождении Снейпа направляемся к лестнице.

— Поттер, Малфой, у вас слишком много свободного времени. Завтра после ужина — отработка со мной, — громко, чтобы услышали все, сообщает Снейп. Мы покидаем арену. — О чем вы только думали, — вздыхает он.

Весь путь до гостиной Слизерина мы проделали молча. А в гостиной он, жестом отправил Драко в спальню, а сам вместе со мной направился к горящему камину. Мы сели в кресла. Снейп смотрит на меня долгим взглядом, потирая двумя пальцами переносицу. Видно, что он устал.

— Гарри, ты покупал сладости в поезде? — мягко спрашивает декан.

— Да, — отвечаю я, застывая. В моей душе нарастает понимание. Снейп, похоже, замечает мое состояние.

— Гарри, никто не хотел тебе навредить и не навредил.

— Я не ел сладости, потому что мадам Помфри мне запретила, — совершенно ровным голосом говорю я. Снейп кивает. — Но их ели близнецы Уизли, Рон, Гермиона и Кребб с Гойлом. — Снейп откинулся на спинку кресла. А я понял, каким образом оказался в Слизерине. Не знаю, чего там блокировало или наоборот стимулировало вещество, которое было в шоколаде, но все, кто ели эти проклятые сладости, оказались в Гриффиндоре. Это я про Гойла и Кребба. А ведь шляпа сомневалась, в какой факультет меня поместить только в самый первый раз. И именно тогда я почти ничего не ел из купленного мною в поезде. Нервное напряжение сказалось, да и переступить через себя надо, чтобы лопать движущихся лягушек, хотя бы и шоколадных. И сосалки с любым вкусом, очень на любителя…

— Там не было ничего вредного, — повторяет Снейп. — Но, Гарри, если у тебя что-то осталось, пожалуйста, принеси.

Я пошел в спальню и стал копаться в своем сундуке. Проверил карманы брюк и рубашки, в которых ехал в поезде и нашел полпакетика драже и две коробочки лягушек. У меня дрожали руки. Драко заметил мое состояние, но не полез с вопросами, все-таки в спальне мы были не одни.

Я отдал сладости Снейпу, со словами:

— Вы ведь мне все равно не скажете что в них… — Снейп очень странно посмотрел на меня.

— А ты мне расскажешь, где научился так драться? — Я пожал плечами. — Жизнь научила. — А про себя добавил, что и смерть тоже.

Снейп вышел.

Я не хотел спать и остался сидеть у горящего камина. Через полчаса из спальни выглянул Драко, не обнаружив Снейпа, он подошел к камину, бросил в огонь свои ботинки и сел в кресло, которое до него занимал декан. Мои кроссовки отправились следом. Я ему пересказал разговор со Снейпом. Мы сидели у огня до тех пор, пока наша обувь не превратилась в золу.

Суббота прошла для школы под знаком неизвестности. Ни о состоянии здоровья директора, ни о месте его нахождения никто ничего не знал, преподаватели же или отмалчивались, или говорили, что с ним все в порядке. И моя нарисованная шляпа тоже ничего не знала. А в воскресенье совы принесли газеты, пестревшие огромными заголовками: «САМЫЙ СИЛЬНЫЙ СВЕТЛЫЙ МАГ НАШЕГО СТОЛЕТИЯ ВОЗВРАЩЕН К ЖИЗНИ!». И там же сообщалось, что это именно наш зельевар вытаскивал Дамблдора из состояния магической комы. Специалисты из клиники Святого Мунго, отметили, что помощь директору была качественной и своевременной. И вроде бы Снейп теперь должен получить за его спасение награду. Зал радостно галдел, газеты переходили из рук в руки, и никто не задался вопросом: а каким же образом наш светлый маг угодил в магическую кому? Я, во всяком случае, ничего такого не слышал. А еще, на первой странице было очень интригующее и крайне интересное для меня сообщение, правда набранное не таким большим шрифтом, как о болезни Дамблдора, что в скором времени ожидается слушание по делу Сириуса Блека, осужденного в свое время за убийство группы магглов и поддержку Того-Кого-Нельзя-Называть. Обнаружились новые факты, и репортеры непременно сообщат читателям о точной дате заседания Визенгамота. В общем: «Читайте нашу газету!»

Уже в понедельник Дамблдор собственной персоной появился в Большом Зале. Когда я пришел на завтрак, он восседал на своем месте, всем улыбался, благосклонно кивал, очечки все так же поблескивали, а пышная борода привычно лежала в его же тарелке. Не знаю, заметил ли директор меня, я после первого и единственного взгляда с порога больше не смотрел в сторону стола преподавателей. Не хотелось. Ну, казалось бы, чего такого необычного сделал директор? Подумаешь, в мои мозги влез, так не он один. Снейп тоже лазил, да и с Волдемортом наша связь работала в обе стороны, а зло меня берет именно на директора. Что и понятно, Волдеморт — враг, а стоит только вспомнить предсказание, как понимаешь, что он испуганный враг. Снейп действовал не по своей воле, а Дамблдор… Я не могу назвать его врагом, но относится он ко мне своеобразно. Директор никогда не видел во мне личность, а только оружие. Он заботился обо мне, как киллер о нелегальном пистолете. Такое оружие нуждается в правильном обращении, смазке, чистке, бережном хранении, но от него избавляются, как только надобность отпала. Да и, по правде сказать, хреново директор обо мне заботился. А сейчас… строил он планы, строил, и вдруг у его оружия обнаружились новые пугающие возможности. Что он нашел в глубине моего сознания? Захочет ли меня использовать? Отступится или решит не рисковать и ликвидирует? Скоро узнаю, в случае чего, я ничем не рискую. Подумаешь смерть. Для меня это вовсе не конец, а новая возможность. Мне нечего волноваться.

Я сидел за столом и старательно ковырялся в овсянке. Поесть нормально не удалось, спасибо Рону. Я и в самом деле чувствовал благодарность к рыжику. Перепалка с ним явилось той самой отдушиной, через которую утекла куда-то далеко моя нервозность, и вернулось спокойствие. Ну, разве могло меня задеть его детское злорадство по поводу наших отработок у Снейпа. На самом деле узнай он, что мы вовсе не чистим котлы, а учимся, то злорадствовал бы гораздо больше. Вообще-то учился я, Драко только делал вид, что слышит про все это в первый раз. Что ж, он не только сам искусно маскировался, но и меня по возможности покрывал. В самый первый наш визит декан проверил накопители и ничего необычного не нашел, спасибо Драко, он сумел перекачать часть силы из собственного кулона в мой. Снейп учил нас думать на жестко заданную тему, он не лез в мои мозги, как это происходило на прежних наших занятиях по окклюменции, скорее это было мягкое касание, но стоило на секунду отвлечься, как я получал предупреждение. Так было в первый вечер, а в воскресенье он перешел к более жесткому контролю, и на каждое пятое мое отвлечение следовал очень неприятный ментальный удар весьма похожий на удар тока. Я его зауважал: не ошибаться, считая и мои огрехи, и Малфоя, для этого надо обладать выдающейся концентрацией. У меня получалось неплохо, в отличие от моих прошлых занятий с ним, и Снейп не скупился на похвалу. Он был другим, совершенно не таким, каким я его помнил. Он спешил, это было хорошо заметно, стараясь научить меня хотя бы чему-нибудь. Мне в голову приходило только одно объяснение — он что-то увидел в мозгу директора, и это заставило его полностью изменить отношение ко мне. Что-то иное помимо сладостей, которые я покупал в поезде. Может быть страх? Если директор меня боится, то это не просто плохо, это катастрофа. Но паниковать рано, быть может, все не так, все иначе, моя жизнь в последнее время стала непредсказуемой. Драко был со мной согласен. Мы даже обсудили с ним, не рассказать ли Снейпу о наших повторяющихся жизнях и невозможности окончательно умереть, подумали и решили этого не делать. Во всяком случае, не сейчас.

Так все и шло. Я ничего не имел против директорских придирчивых взглядов, поскольку он сидел за столом преподавателей и не делал попыток ко мне приблизиться, и против враждебности Рона тоже, пока он не лез драться, но предвзятое отношение учителей меня задевало. Они, выполняя пожелание Дамблдора, пристально наблюдали за мной, я бы даже сказал — отслеживали каждое мое действие. Я маскировался, как мог. Мы с Драко старались на уроках держаться незаметно и не привлекать излишнего внимания, а так же взяли обыкновение просматривать работы друг друга, вовсе не с целью выявления ошибок, а наоборот, сделать наши работы в меру несовершенными. И все равно иногда происходили досадные проколы.

Ни он, ни я не смогли сдержать свою тягу к полету. Ну, я-то понятно, более ста лет метлы в руках не держал, но Драко! Хотя… и он на метлу тоже, Мерлин знает, сколько лет не садился. Не солидное это дело — взрослым дядям на метлах летать.

Денечек был на диво хорош, безветренный и теплый. Для полета — самое то. И напоминалка Невилла сыграла свою роль. На этот раз именно я подобрал многострадальный шарик, просто побоявшись, что его затопчут. И лишь когда он уже был у меня в руке, я осознал, какую глупость совершил. Рон прямо взбеленился. А Драко подлил масла в огонь, забрав у меня напоминалку и предложив Рону догнать его и отнять. Рыжик повелся, и они взмыли в воздух. Драко поднимался вверх, ухитряясь не особенно далеко отрываться от Рона, чтобы тот не потерял интерес к погоне, а мы с земли наблюдали за их полетом. Все видели, как маленькая точка полетела в сторону Рона, которую тот, разумеется, не поймал. Снитч, пардон, напоминалка, набирая скорость, летела к земле. Моя метла рванулась вверх, и я схватил шарик, так напомнивший мне снитч. Я не мог не взлететь, это было выше моих сил. Рыжий потом трепался, что шар был брошен не ему, а просто выброшен. Он это говорил всем, кто согласен был слушать, но никогда в присутствии Драко, уж он-то знал истину. Я бросил шарик в сторону Рона и Драко. Догадайтесь, кто его поймал? Правильно, не Рон. И мы, кидая несчастную напоминалку друг другу, медленно спускались на землю. Рон остался не у дел. Из окна за нашим полетом, как обычно, наблюдала профессор МакГоннагал. Она была очень рассержена и отвела нас (не Рона) прямо к Дамблдору. А вот это она сделала напрасно, наш уважаемый директор не стал разбираться и вызвал Снейпа. Деканы про нас благополучно забыли и азартно переругивались друг с другом. Мы с Драко почему-то хотели справедливости и периодически напоминали взрослым, что в небе нас было не двое, а трое. Дамблдору в конце концов надоела шумная свара, и он предложил Снейпу и МакГоннагал взять всех троих в квиддичные команды. Мне понравилось его предложение и вовсе не тем, что я мог бы опять стать самым молодым игроком в Квиддич (Драко и Рон постарше будут), а тем, что пускать меня в расход Дамблдор пока не собирается. Впрочем, деканы его предложение не оценили. Профессор трансфигурации упрямо поджимала губы и осуждающе глядела на нашего директора (еще бы, проку от Рона в игре никакого), а Снейп, так прямо и заявил, что первокурсникам нечего делать в команде и никаких исключений, пока он является деканом Слизерина, не будет. Драко наконец-то расстался с напоминалкой, отдав ее декану Гриффиндора, а я задумался, для чего профессор МакГоннагал вела нас к директору? Само собой, хотела, чтобы нас наказали, но за что? За то, что мы слизеринцы или за проигранную Роном дуэль, а, может, за сегодняшний позорный полет ее ученика? Вряд ли она отдавала сама себе в этом отчет. А я-то считал ее логичным человеком.

— Нет уж, если я когда-нибудь и обзаведусь детьми, то в Хогвартсе они учиться не будут, не пущу! — Я сказал это, когда мы уже распрощались с директором. Драко только хмыкнул. А кроме него меня услышал околачивающийся у кабинета Рон, он впервые с момента сортировки посмотрел на меня не с презрением, а с интересом. Потом-то Рон вспомнил, что сильно меня не любит и гордо отвернулся.

Снейп же, воспользовался ситуацией и назначил нам еще месяц отработок с ним, любимым.

Время шло, и все как-то утряслось. Хагрид на чай меня больше не приглашал. Мантии-невидимки покоились в наших сундуках, камни мы оставили в тайнике, все-таки слишком сильный артефакт, на самом же деле мы просто не знали, что с ними делать. Я втянулся в ежевечерние «отработки», научился концентрировать внимание и Снейп начал усложнять задания, но был предельно осторожен. Совершенно очевидно, что он боялся соскользнуть в мое подсознание. До меня наконец-то дошло, что наш декан старается обучить меня контролю над собственным разумом, не столько для моей защиты, сколько для безопасности… кого? Может быть, мне постоянно лозунг держать в голове: «Не влезай, убьет!» А Драко, как оказалось, с окклюменцией был неплохо знаком, этому в семье Малфоев учат с младенчества, оно и понятно — им есть, что скрывать.

Где-то в начале октября мы, как обычно, возвращались с вечерней «отработки» у Снейпа. У меня после занятия побаливала голова, и я злился на себя, за то, что не выпросил у Снейпа какое-нибудь зелье. Драко же, посмотрев на мою кислую физиономию сказал:

— Вот придем в спальню, и сразу забудешь обо всех своих болячках. Сегодня в нашем окошке такое будет! — Я, в глубине души обвиняя его в бессердечности, шел молча. Он прибавил шаг. — Поторопись, а то пропустим начало.

В нашем окне на залитой лунным светом поляне танцевали единороги!

— Надо позвать остальных, — очарованный необычайно красивым зрелищем, сказал я и направился к выходу. Драко ухмыльнулся и промолчал.

Я позвал не только наших соседей по спальне, но и девчонок и оказался полным идиотом. Скажите на милость, для чего собирается толпа копытных, устраивающих ритуальные поединки, так напоминающие танцы? Вот, вот, именно для этого. И мы, и девчонки наблюдали совершенно очаровательную зарисовку из интимной жизни единорогов. А весной в стаде единорогов появятся красивые маленькие, кто? Единорожки. К ночи в нашей огромной спальне стало тесновато, нас согнали с подоконника и мы с Драко, Аресом и Блейзом ушли в гостиную. Я уснул в кресле у камина.

Интересная это вещь — окошки, напоминает телевизионный сериал в прямом эфире, но в отличие от него, гораздо более непредсказуемая. Уже через пару дней, Драко заставил меня смотреть на совершенно омерзительное действо. Поздно ночью в одном из окон гостиной кентавр острым ножом надрезал вену на ноге у единорога и цедил кровь в большой квадратный кубок. Единорог в это время спокойно ощипывал листочки с вблизи растущего кустарника. Через некоторое время кентавр остался один. Он стоял, держа тяжелый кубок обеими руками и время от времени сплевывал в него, может для того чтобы кровь не свертывалась? Он явно ждал. Кого? Я посмотрел на Драко. Мне не понравилось то, что я увидел. Слишком жесткая линия губ, суженные глаза и сцепленные в замок пальцы. Драко всматривался в темноту. От неприятного предчувствия у меня заныло в груди. К кентавру подошел человек в черном плаще с низко опущенным капюшоном. Полуконь протянул ему кубок, но не выпустил из рук. Скрывающий лицо капюшон мешал, и человек в плаще откинул его назад. Я отшатнулся от окна. Нет, я не увидел лицо, оно осталось в тени, но тюрбан Квиррела ни с чем не спутаешь.

— Выжить Волдеморту помогают кентавры. Почему? — спросил я.

— Не знаю, я увидал эту сцену еще в мою самую первую жизнь и потом… Но только благодаря тебе я понял ее значение.

— А зимой они помогать ему перестали, и Волдеморт стал убивать единорогов, — тихо проговорил я.

Мы пошли спать.

Весь следующий день у меня из головы не шла увиденная сцена. Кентавры странные существа, считается, что они мудры, видят будущее, но логика этих созданий настолько отлична от человеческой, что почти невозможно понять причину их поступков. Однако и мы, и кентавры живем на одной земле, под одним небом, и они наверняка осознают уязвимость нашего мира. Быть может и Волдеморт нужен для чего-то, не знаю.

Может, попробовать…

А все Драко, он рассказал еще одну странную историю из своей первой жизни. После окончания первого курса, он, вернувшись в Малфой-Мэнор, столкнулся с резким изменением характера и поведения отца. Тот стал холоден, почти безразличен, временами жесток. А самое главное, Драко он казался чужим. Мать старалась как можно реже попадаться на глаза Люциусу и вскоре уехала в Париж. Отец не отпустил с ней сына. Он все лето таскал его по разным странным местам, при этом почти не разговаривая. Их отношения стали формальными, и так продолжалось довольно долго, года два. Такое изменение поведения отца произошло только в первой его жизни, именно в той, в которой я разрушил тело Квиррела. После моего рассказа о его страшной смерти, Драко пришел к выводу, что Волдеморт, потеряв очередное тело, нашел себе нового носителя — Люциуса Малфоя. И неважно, что кошмарное лицо не торчало из затылка, Волдеморт ведь тоже учился… выживанию. И, как сказал Драко, отец в то время был слишком уж прост и одномерен. А история увольнения Добби только укрепила подозрение Драко. Кстати говоря, он и не знал этого странного эльфа из собственного поместья, который пошел против воли своего хозяина. Во время моего рассказа, Драко недоверчиво крутил головой, довольно долго думал и, наконец, сказал, что это не то чтобы невероятно, а просто он о таком не слышал. По его мнению, эльф вел себя необычно, потому что связь: хозяин — домашний эльф, слишком крепка, но вот если Волдеморт вытеснил хотя бы часть личности Люциуса, то эльф мог найти лазейку и действовать по своему усмотрению. И носок вовсе не должен был стать безусловной причиной для увольнения, другое дело, если предмет одежды вручается непосредственно в руки эльфу, да еще и с должными словами. Но раз связь с хозяином ослабла, то Добби воспользовался случаем, поймал носок и разорвал контракт.

Драко пошел дальше, он считал, что личность Волдеморта, вселившаяся в тело отца была ущербна. Тот-Кого-Нельзя-Называть много раз делил свою душу и, в конце концов, от нее мало чего осталось. Следовало бы восстановить целостность души Лорда и посмотреть на то, что из этого получится. Что-то было в его словах, может быть, надежда? Впрочем, риск невелик, смерть сотрет очередную неудачную попытку, а в следующий раз мы поступим иначе.

Рядом с нами в чужом теле ходил Лорд, у нас был философский камень, и в наших головах вызрела безумная идея поместить частички души Волдеморта в камень, следовательно, нам нужен был хотя бы один крестранж. В артефактах называемых крестранжами заключены части души Волдеморта, одну такую частичку Драко надеялся поместить в философский камень и аккуратно притянуть остальные части его разрозненной души. А аккуратно потому, что камень легко мог вытянуть и остаток души Волдеморта из тела Квиррела, но в нашей досягаемости крестранжей не наблюдалось. Нам не хотелось ждать рождества, чтобы Драко смог добраться до дневника, но в голову ничего путного не приходило. Вообще-то, во мне тоже была частичка души Лорда, очень небольшая, ибо ко времени нападения Волдеморта на меня и моих родителей, делить ему было уже почти нечего. Мне все же не хотелось начинать эксперимент с себя. Число один — особенное число, я справедливо полагал, что какой бы небольшой моя доля ни была, все остальные сгруппируются вокруг нее, а я не хотел, чтобы эта частичка души вернулась ко мне, попутно прихватив и все остальные. Два дня я молчал, а потом решился и рассказал Драко о моей связи с Волдемортом, шраме, о том, что являюсь крестранжем и о собственных размышлениях на данную тему. Драко удовлетворенно кивнул и сказал, что знал обо всем, но решение я должен был принять сам. И, по его словам, опасность можно свести к минимуму, если я после ритуала не буду приближаться к камню. Что ж, я принял решение.

Начать мы решили прямо сегодня, благо в воскресенье «отработки» не было. Как-то само собой получилось, что местом проведения ритуала мы выбрали нашу тайную комнатку. Подумаешь, что пока мы не пристроим камень, я не смогу там появляться. Перебьюсь как-нибудь. Была тут одна тонкость, я полагал, что с избавлением от частички души Лорда моя связь с ним тоже оборвется и шрам, скорее всего, быстро заживет. Я высказал вслух свое опасение, Драко обидно засмеялся и предложил самолично рисовать мне его каждое утро. Что-то он там говорил про скальпель… Оценив комичность ситуации, я принял его предложение, почти. А до кучи, мы решили своровать косметику у первой красавицы нашего года, у Лаванды.

Мне не был знаком ритуал, который провел Драко, для меня все свелось к желанию отдать, то, что мне не принадлежало. О, желание-то у меня было, да такое горячее, что я бы не только с радостью отдал его душонку, а еще и приплатил бы.

Драко держал камень на вытянутых руках и напевно декламировал длинный стих на латыни. Уже потом я узнал, что он провел древний обряд изгнания. Выдворить беса или заблудшую душу, или избавить от проклятья — легко, все дело в том, что никто не знает, куда этот изгнанный дух отправится после. Этот обряд опасен, слишком много риска, но не для нас, теоретически… В какой-то момент мой шрам заныл, а Драко громко закричал:

— Вон! Вон отсюда! — Камень заискрился, и я выскочил из комнаты. Мне повезло, что в коридоре никого не было, с другой стороны, освещен этот тупичок неважно… да и бюст одноглазого полководца вход прикрывает. Надев мантию-невидимку, я приготовился к долгому ожиданию, но не прошло и пяти минут, как дверца приоткрылась, а затем неслышно закрылась. Я, оглянулся и, удостоверившись, что в коридоре никого нет, снял мантию. Все получилось, ну и прекрасно.

Мы решили отметить наше успешное начинание. Добрые создания эти эльфы Хогвартса. Они нам много вкусностей дали, после того как мы заявились на кухню и слезно пожаловались на пропущенный ужин. Наш первый курс в полном составе радостно собрался на ковре у одного из каминов, подальше отодвинув столики и кресла. Стоило только начать, продолжили вечеринку, к сожалению, не мы. Обидно, но через полчаса всех малолеток вплоть до четвертого курса старосты отправили по спальням. Драко из принципа немного поскандалил и смирился, а Блейз спер у шестикурсников две бутылки сливочного пива, и в спальне мы дружно на четверых их выпили. Ха, еще через час пришел Снейп, и…

В общем, все поспешно разошлись по спальням.

На следующее утро я придирчиво рассматривал свой шрам в зеркале ванной. Прошла всего одна ночь, а он заметно побледнел. Я прикрыл шрам челкой и подумал, что если кто-нибудь что-нибудь заметит, то пойду к мадам Помфри, вот пусть она и разбирается и придумывает объяснение! Настроение было просто великолепным, несмотря на понедельник.

Для нашей авантюры мы выбрали ночь Хеллуина. Даже если Квиррел не притащит тролля в замок, все равно в разгар праздника будет значительно легче подкинуть камень в его комнату или в кабинет. А может положить его же душу ему под подушку?

Мы сделали это! Наверно мы идиоты, я — точно. Но по порядку.

За неделю до Хеллуина у нас в руках был камень с заключенной в нем частичкой души Волдеморта, той самой, которая всегда была в моей… голове? Да хоть в коленке! И Драко открыл сезон охоты на остальные части души Лорда. Все оказалось до неприличия просто. Вот только мне пришлось пожертвовать комфортом собственного желудка. Пока Драко занимался делом, я отсиживался в спальне и уничтожал его запасы печенья. А тем временем в Большом Зале Драко ожидал прихода Квиррела, а также, на всякий случай, и Дамблдора. Удостоверившись, что оба приступили к еде, он немедля шел в один из примыкающих к Залу коридоров и там, укрывшись под мантией-невидимкой, с помощью не то короткого ритуала, не то длинного заклинания связывал вытянутую из меня частичку души Лорда с остальными. Я сам не мог присутствовать при этом, но Драко мне рассказал, что камень превращался в нечто вроде компаса, и на его поверхности появлялись яркие точки. Каждая такая точка соответствовала одной из частичек души Лорда. Ключевым тут было определить главную точку, ту, которая указывала на Квиррела. Драко точно знал, в каком направлении находится наш препод по защите и успешно справлялся с этой задачей. Затем он усиливал связь с оставшимися частичками души, следя за тем, чтобы они находились как можно дальше, а в идеале на диаметрально противоположной стороне от точки Квиррела. Четыре — пять пропущенных мною обедов, и все части души Волдеморта попали в камень. У нас был выбор: или вытянуть чужую душу и из Квиррела, или вернуть этой чужой душе недостающее. Мы выбрали второе.

Я уже говорил, что мы идиоты?

Вечер Хеллуина начался для меня с посещения женского туалета на третьем этаже. Разобиженная Гермиона была там, и я, как всегда, запер ее. Мне не понадобилась волшебная палочка, я просто-напросто повернул ключ, позаимствованный у Филча. А следом засунул в скважину замка приличных размеров щепку. Простой Алохоморой дверь теперь не открыть, да и вот так в лоб ее и другими заклинаниями тоже не открыть. Другое дело, если сначала удалить щепку, можно вручную, а можно и простеньким заклятьем призыва. Проверено неоднократно. Да мне для этого даже палочка не нужна. В маггловском мире я это заклинание часто применял. Очень удобно вещи разыскивать, особенно по утрам. Да и когда копом служил, его частенько использовал, если напарника поблизости не было.

Все шло, как и положено, мы сидели в великолепно и немного пугающе убранном Большом Зале за ломящимся от обильной еды праздничным столом, весело переговаривались с соседями и ждали. Квиррел появился в обычное время, со своим криком про тролля и показным обмороком. Как всегда поднялся переполох, и под шумок Драко смылся из Зала. Мне очень хотелось поучаствовать в нашей авантюре и посмотреть на то, как будут вызволять из заключения Гермиону, но, увы. Я со всеми вместе пошел в гостиную Слизерина, и празднование Хеллуина продолжилось. Насчет тролля никто не беспокоился, не то слизеринцы не считали его особенно опасным, не то доверяли учителям. Я склонялся к первому варианту. После наблюдения за странной жизнью запретного леса в наших слизеринских окошках, тролль особого интереса не вызывает. Примерно через час (я даже не начал беспокоиться) вернулся донельзя довольный Драко в сопровождении двух эльфов тащивших огромные подносы с едой. Неплохое оправдание в случае ежели бы его хватились. Но хотя его отсутствия никто и не заметил, зато приходу-то как обрадовались! Мы отошли в сторонку, и Драко доложил мне, что камень в спальне у Квиррела в одном из его домашних тапочек. А потом долго и с удовольствием всем рассказывал, как обездвиженного, но живого тролля Хагрид с мадам Хуч волокли в запретный лес. Маленькая подробность — они его тащили вперед ногами.

Вечеринка набирала обороты, Снейп не появлялся, а я начал испытывать какое-то смутное беспокойство. И только после полуночи, когда старшекурсники принялись играть в плюй-камни на раздевание, а нас разогнали по спальням, я понял, что беспокоюсь о Гермионе. Что если ее никто не выпустил из туалета? К сожалению, в эту ночь выйти не только из гостиной, но и из спальни мы не могли. Именно напротив нашей двери и расположились старшекурсники. Да, если бы и я и вышел, то далеко бы не ушел, потому что в чрезвычайных ситуациях дверь в гостиную работает только в одну сторону — куда декан укажет, в данном случае — на вход. Мне больше ничего не оставалось, как уснуть. Я задернул полог и принялся вспоминать многочисленные даты восстаний гоблинов, от нашего времени и… Заснул я все еще находясь в нашем тысячелетии.

Утром на завтрак поднялись считанные единицы, кто бы в этом сомневался! Драко тоже дрых без задних ног. Я не стал его будить, а прихватив мантию-невидимку, вышел в коридор и направился в сторону закрытого мною туалета. Я не хотел, чтобы меня заметили. Пару раз на моей памяти после освобождения Гермионы велись длинные беседы с учениками по поводу недопустимости жестоких шуток. Вот уж обидно, я ей, можно сказать, жизнь спасал, а она… никакой благодарности! Мантия-невидимка пригодилась мне снова, и я осторожно приблизился к входу. Дверь оказалась заперта. Бедная девочка всю ночь была вынуждена провести на холодном и пыльном полу. Я отомкнул дверь и осторожно заглянул внутрь. Гермиона спала, привалившись к стене и плотно завернувшись в свою школьную мантию. Я вышел, хлопнув дверью, и предусмотрительно отошел в сторонку. Через полминуты из туалета выскочила Гермиона в надетой наперекосяк мантии и гораздо более взлохмаченная чем обычно, она встревожено оглядела коридор и унеслась прочь. Облегченно вздохнув и отсалютовав ей вслед, я пошел обратно. На полпути к гостиной меня перехватил Драко, обеспокоенный, непричесанный и совершенно не похожий на себя, хотя до Гермионы ему было далеко.

— Ты где был? — сердито спросил он.

— В женском туалете, — ухмыльнулся я, и описал ему со всеми подробностями мой подвиг по спасению Гермионы. Драко засмеялся и посетовал, что пропустил такое зрелище. А я посоветовал ему самому посмотреться в зеркало. К себе мы не вернулись, а пошли в ванную старост. Все равно в такую рань никто из них не выползет из спален. А гель для волос (кхе) Драко носит с собой.

Через полчаса мы с аппетитом уминали завтрак. За нашим столом сидели человек десять, впрочем, и остальные столы были почти пусты. Квиррел отсутствовал, Гермионы не было и профессора трансфигурации тоже. За столом Гриффиндора, кстати говоря, самым заполненным, происходило какое-то шевеление. Ясень пень, перебудила народ то ли Гермиона, то ли МакГоннагал. Но тут я заметил Рона, он с донельзя мрачным видом сидел на краю скамьи и косился на газету, первую страницу которой одновременно читали трое. За столом Гриффиндора шло оживленное обсуждение, а Рон, хотя и находился в стороне от других, явно был в центре внимания. Я заинтересовался, поискал глазами близнецов Уизли, не нашел и ткнул Драко локтем в бок. Он оторвался от приготовления многоярусного бутерброда и повернулся ко мне. Я указал подбородком на стол Гриффиндора.

— Можешь спросить, что случилось, например, у Кребба?

Драко посмотрел на возбужденно переговаривающихся гриффиндорцев, пожал плечами и ответил:

— Незачем. Это «Пророк», экстренный выпуск, поэтому совы и не прилетели. После завтрака сходим в библиотеку, там должен быть экземпляр.

В Большой Зал вступил Дамблдор вместе с профессором трансфигурации, оба выглядели недовольными. Следом за ними нарисовалась Гермиона. Мантия на ней была надета другая, чистая, а вот волосы… Все, решено, подарю ей на рождество расческу. Директор затянул длинную и нудную речь все о том же, о недопустимости жестоких шуток, при этом он сурово смотрел на стол Гриффиндора. И Райвенкло, и Хаффлпаф, и Слизерин недоумевали. Дамблдор поведал всем о неприятности, случившейся с Гермионой. В глаза ей посочувствовали, а за спиной… дети жестоки. О несчастном тролле никто и не вспомнил.

В библиотеке мадам Пинс выдала нам свежую газету, и на первой странице я увидел фотографию Сириуса Блека. Крупный, меняющий свой цвет заголовок сообщал: «СИРИУС БЛЕК — ДЕСЯТЬ ЛЕТ АЗКАБАНА! КТО ОТВЕТИТ ЗА СУДЕБНУЮ ОШИБКУ?» А ниже: «ПИТЕР ПИТТЕГРЮ ЖИВ И ДАЕТ ПОКАЗАНИЯ!» Я просмотрел статью и передал газету Драко. Статья была правдивой и довольно полной, но меня насторожили несколько строчек в самом конце. Из них я узнал, что Сириус Блек проходит курс реабилитации в клинике Святого Мунго. Вот вам и решение проблемы. Реабилитировать его могут теперь до бесконечности.

— Я узнаю у матери, — услышал я голос Драко. — Все-таки Блек ее кузен. Не думаю, что он надолго задержится в клинике.

— Ты что-то знаешь?

— Твой крестный всегда погибает, как только вырывается из Азкабана. Хочу посмотреть, что будет если Блек останется жив.

— Не совсем так, — мрачно возразил я. — Он жив пока не приближается ко мне.

— Поттер, как мне надоели связанные с тобой тайны. Все, пошли, на зельеварение опоздаем.

За обедом место Квиррела пустовало. Никому, ни ученикам, ни преподавателям не было до этого никакого дела. Все обсуждали газетную новость. А Рон стал героем дня, и что-то ему это не слишком нравилось. Тут я его прекрасно понимал, вот так из газеты узнать, что десять лет в твоей семье жил один из последователей самого темного мага нашего времени — кого угодно выбьет из колеи. А в статье еще и сообщалось, что этот слуга Волдеморта в своей анимагической форме крысы был собственностью Рона Уизли, самого младшего из сыновей Молли и Артура Уизли. Прав был Снейп — слава еще не все.

— Ну и как тебе, Рон Уизли, быть в центре внимания? — не выдержав, съязвил я.

— Мы сочувствуем вам обоим, о жертвы общественного мнения, — тут же вернули шпильку близнецы. Я посмотрел на них, а и, правда, сочувствуют, сквозь иронию. Я примирительно им улыбнулся. А Рон? Он так ничего и не понял, злится на весь белый свет, а в особенности на меня. Сколько же лет ему понадобится, чтобы понять, что жизнь предлагает нам только то, что хочется ей?

Уроков защиты от темных искусств у слизеринцев в эту пятницу не было, и нам пришлось набраться терпения. К вечеру я узнал, что занятия по защите у третьего курса Райвенкло — Пуффендуй сегодня не состоялись. Сердце ухнуло вниз, и я представил себя свечой на ветру. Пока горю, но налетит порыв ветра и, все. Погас.

Квиррел не пришел и на ужин.

Вернувшись к себе, мы, не сговариваясь, полезли в сундуки за мантиями.

Дверь в ЕГО апартаменты была приоткрыта, и мы пробрались внутрь. Все-то у него было нормально и, похоже, у нас тоже. Наш Два-В-Одном был пьян! Мадам Помфри суетилась вокруг него, а этот алкоголик сидел на диванчике, крепко сжимая в руке волшебную палочку, и не сводил глаз со своих босых ног, при этом с помощью художественного мата держал медсестру на расстоянии. Огромный тюрбан на его голове был сооружен, как мне показалось, из белой простыни и выглядел каким-то кособоким. Мы заняли позицию у двери и с интересом наблюдали, как мадам Помфри терпеливо уговаривает его выпить зелье. Ей Богу, пьяному Квиррелу нравились ее уговоры. В конце концов, они сошлись на том, что полулитровый кубок с зельем она оставит на столике у дивана, а он уже сам как-нибудь справится. И справился с третьей попытки. Иметь дело со свежепротрезвленным Квиррелом-Волдемортом нам не хотелось, и мы выскользнули из спальни.

— Ты видел его тюрбан! — со смешком сказал я, когда мы, уже сняв мантии, шли по коридору в сторону слизеринских подземелий.

— А тапочек у дивана валялся только один… — медленно произнес Драко и многозначительно посмотрел на меня в лучших традициях фильмов про Шерлока Холмса.

— Не может быть, — пораженно пробормотал я, прикидывая, мог ли мягкий домашний тапок скрываться под тюрбаном Квиррела. У меня получилось, что мог. — Зачем?

— Я не специалист по алкоголикам, — ехидно отозвался Драко. — Но думаю, он считает тюрбан самым надежным местом.

— Бред.

Мы, разумеется, идиоты, но мы не одни, определенно.

В гостиной нас ждал Снейп. За всеми своими переживаниями мы напрочь забыли про «отработку». Это удлинило наше «наказание» еще на две недели. Декан громко распекал нас и с удовольствием сообщил, что поскольку у него в лаборатории для нас столько работы сейчас нет, то приходить к нему мы должны три раза в неделю и соответственно наказание растягивается на месяц. А закончил словами:

— В понедельник я жду вас, сразу после ужина.

Прекрасно, отныне у нас на неделе целых четыре свободных вечера. Жизнь налаживалась. А когда из спальни мальчишек третьекурсников вышли Дамблдор, профессор Вектор и профессор МакГоннагал, я понял, на чьи уши было рассчитано громкое представление Снейпа. Комиссия побывала во всех спальнях, задерживаясь в каждой не менее пяти минут.

— Нашли чего-нибудь? — забывшись, спросил я Снейпа, когда тот проводил троицу до выхода из гостиной. Он автоматически пожал плечами и спохватился. Странным взглядом посмотрел на меня наш декан, оценивающим таким.

— Ага, философский камень, — Драко не нашел лучшего применения своему остроумию. Вот после этих слов, Снейпа перекосило по-настоящему.

На следующий день Квиррел сидел на своем обычном месте. Мы исподтишка наблюдали за ним. Ничего особенного не заметили, он ел свой омлет и виновато улыбался коллегам.

А дальше жизнь вернулась на круги своя. Квиррел носил свой старый тюрбан, и его уроки были все так же скучны, правда, он перестал заикаться. Вот и вся разница. И стоило ли из-за этого жертвовать камнем?

Приближался первый в этом учебном году матч по квиддичу. А я начал подсчитывать, какой же он для меня по счету этот первый матч, получилось шестой и лишь один-единственный раз, я был участником. Тогда и только тогда мы выиграли. Мы? Я запутался. В тот раз Гриффиндор выиграл матч, недаром профессор МакГоннагал вцепилась в меня мертвой хваткой. Я был ловцом, но так случалось не всегда, я еще и неплохой вратарь. И если на будущий год останусь жив, то буду пробоваться именно на вратаря, пусть в основном составе я окажусь не сразу. Стоп! Это в Гриффиндоре мне надо было ждать, пока Оливер Вуд закончит Хогвартс. В Слизерине свой расклад. На будущий год посмотрим. А интересно, кто в Гриффиндоре на этот раз будет ловцом?

Ничего неожиданного, ловец Гриффиндора — Кетти Белл. Слабовата она будет против Теренса Хиггса. Это я уже видел и Драко тоже. Вон как сияет его физиономия! А мое подсознание никак не разберется, радоваться ему или нет. Все ж таки всю жизнь я считал себя гриффиндорцем.

Я сижу на слизеринской трибуне и ни за кого не болею, потому что скучно! Счет уже 100:40 в пользу Слизерина. Ничего интересного, я уже раз пять замечал снитч. Даже наш неутомимый комментатор Джордан Ли, подрастерял свою жизнерадостность. Ветер треплет зелено-серебряный шарф, холод пробирается под теплую мантию, и в голову лезет мысль, что будь я сегодня в команде, все равно какой, то уже давно находился бы в тепле и радостно готовился бы к празднику победы.

Ну, слава Богу! Теренс Хиггс поймал снитч и со счетом 260:60 победа достается Слизерину. Нашей команде облегченно аплодируют окоченевшие райвенкловцы с хаффлпафцами и все преподаватели, за исключением МакГоннагал. Даже отсюда видно, что профессор трансфигурации расстроена. Ее можно понять, мадам — человек азартный. А Снейп сияет, нет, он вовсе не улыбается, но доволен… как сытый кот. А вот уже что-то интересненькое, его Квиррел поздравляет, хотя, почему бы и нет, одна его половина, ведь в Слизерине училась. За кого же наш двойственный друг будет болеть, когда Слизерин с Райвенкло начнет играть, не передрались бы. Да, о чем это я, Квиррел — существо подневольное, что прикажут, то он и сделает. Все, можно убираться отсюда в теплый замок. Но сначала поздравить собственную команду — святое дело. И я вместе со всеми спешу на поле. Ловца несут на руках, и ему приятно, и те, кто несут, согреются. Мы с Драко в передние ряды не лезем, ростом не вышли, идем себе рядышком по направлению к замку. Сегодня вечером в Слизерине праздник. Устал я чего-то от этих праздников плавно переходящих в попойку, в которой нам даже поучаствовать не дают.

Мне на плечо ложится тяжелая рука. Я оборачиваюсь, вижу Квиррела. Он осторожно приподнимает волосы с моего лба. Я знаю, что он там видит, от шрама почти ничего не осталось, так, бледная зигзагообразная полоска… Глаза Квиррела совсем рядом, близко, слишком близко. Сердце дает перебой, время останавливается. Нет больше никого и ничего во вселенной, совсем нет, только мое собственное крошечное отражение в его зрачках. Он отстраняется и, с чуть заметной улыбкой, произносит:

— Спасибо, Гарри, я знаю, что ты сделал для меня, не сомневайся, я долг верну, скоро. — Квиррел переводит свой взгляд на Драко и рассматривает его так, как будто видит в первый раз, потом опять смотрит на меня и уходит. Драко освобождает побелевшую от моего захвата руку и трясет ею в воздухе.

— Извини, — говорю я. Он только морщится. Тоска наваливается на меня, словно тяжелая пуховая перина. — Похоже, нам скоро обратно.

— Может быть… — растягивая слова в своей обычной манере, отвечает Драко. — Но сначала мы узнаем, чем он расплатится. — Я всматриваюсь в его лицо, вижу синеватые от холода губы, капельки испарины на лбу и упрямо вздернутый подбородок.

Мы идем к замку. Какой на этот раз будет моя смерть? Снова боль Авады? Нож, вновь пытки? Может покончить жизнь самоубийством? Или бежать отсюда без оглядки, прямо сегодня… вечером, во время праздника.

— Ты что задумал? — Драко трясет меня за плечи. — Не уходи, пройди жизнь до конца, даже если мы ошиблись. Пусть будет больно, это не навсегда, я буду рядом… — его голос затихает.

— Не навсегда, — я повторяю его слова и криво улыбаюсь. — Уговорил. — Уже у самого замка, я поворачиваюсь к нему и спрашиваю:

— Драко, я жалок, да?

— Не больше, чем я, — отвечает он и в его словах ясно слышится ожесточение.

Напиться в одиннадцать лет — глупо. Но мы это сделали и через час после начала праздника спали в уголке гостиной. А утром, вернее сказать днем, уже не было вчерашнего всепоглощающего ужаса. Судьба, с ней не поспоришь. В конце концов, в этой жизни я узнал кое-что новое, и моя жизнь пока не закончилась.

Воскресенье прошло, и наступил понедельник. Я, вспоминая собственную реакцию на слова Квиррела, сам себе удивлялся. Столько раз сталкиваться со смертью и так остро среагировать на его слова! На что мы надеялись, соединяя душу Волдеморта воедино? По-моему и сами не знали. Но совершенно точно мы не думали, что он рассекретит нас, вернее меня. А можно было и догадаться. Ведь какой бы маленькой ни была доставшаяся мне часть души Лорда, она сопровождала меня во всех моих жизнях и смертях. Я никогда не замечал в себе эту чужеродную частичку и сейчас не ощущаю никакой утраты, для меня ничего не изменилось, но ОН… Неужели Волдеморт теперь знает обо всем, что происходило со мной? Или не обо всем? Возможно, он узнал от своей души, к чему приводит война? Хорошо бы, ему следует задуматься о том, стоит ли власть такой высокой цены и так ли оно нужно, это бессмертие? Может быть, он теперь знает, во что превратилась земля в конце моей последней жизни? Хотя, я не думаю, что душа — это память. Ни одно из его воспоминаний не пробилось в мое сознание, ни детских, ни взрослых его мыслей я не помню. Ни один из его талантов не стал моим, а раз так, то, скорее всего, и Лорд не имел прямого доступа к моему мозгу. Или имел? И это его обещание вернуть долг…

Мы с Драко еще тогда, когда он освободил меня от частички души Волдеморта, пробовали выяснить, не исчезло ли что-либо из моих умений. Мы ничего не заметили, все осталось при мне и парселтанг, и способность видеть ауры людей, и видение потоков магических сил, и мой дар источника. Миллисента проверила. Кстати говоря, мы попросили Миллисенту (чего только ей не наплели, чтобы объяснить свою просьбу) проверить есть ли у нынешнего Квиррела дар источника. Так вот, нет у него этого дара, и никогда не было, а значит, не передаются таланты вместе с душой. Мне так же, как и раньше не составило труда воспользоваться как собственной палочкой, так и палочкой Драко, но я прекрасно смог кое-что наколдовать и просто так. И в воскресенье мы вновь все перепроверили и изменений не обнаружили. Ну, так что же Волдеморт узнал, когда его душа стала цельной, что он понял? Может, хотя у него и не было доступа к глубинам моего мозга, эта его частичка души жила собственной жизнью? И что значат его странные слова о долге и благодарности? Моя первая реакция, так же как и реакция Драко была сильной и со знаком минус. Мы с ним вслух мечтали о том, что после воссоединения всех частей души Лорда, тот превратится из монстра в человека. Но, судя по тому, с каким ужасом мы восприняли его слова, я понял, что на самом деле, мы в такой исход не верили. Ну, так что ж, можно не верить и все равно надеяться! Остается только ждать. Скорее всего, мучительной смерти. Но я уже пообещал Драко, что не сбегу и сам не прерву эту жизнь. Я досмотрю фильм до финальных титров.

Понедельник прошел странно. В нашем расписании урока защиты не было, и Квиррела мы увидели лишь в Большом Зале. Вел он себя обычно.

После субботней встряски я смотрел на все как бы со стороны. Пару раз ответил невпопад на Чарах, впрочем, Флитвик не был рассержен, и, странное дело, на Истории Волшебного Мира, пока класс привычно дремал под размеренный голосок нашего полупрозрачного преподавателя, я с интересом слушал про одно из бесконечной череды восстаний гоблинов. Молодцы гоблины, добились своего, нашли нишу целиком устраивающую их. С ними считаются, и последние лет пятьсот они вполне довольны жизнью. Я им позавидовал. У меня-то нет никакого убежища, я живу на перепутье, на всех ветрах. Забиться бы в какую-нибудь щель, чтобы никто не мог найти или впасть в спячку, как медведь зимой. Устал я от всех и очень хорошо, что вечером мы должны были идти к Снейпу, его уроки это именно то, что должно было помочь мне примириться с действительностью.

На время мне это удалось, правда, только до окончания «отработки». Урок прошел на редкость успешно, я послушно, по команде Снейпа переходил с мысли на мысль и не отвлекался, то есть, вообще не отвлекался, и Драко тоже. Сначала Снейп был доволен, потом начал хмуриться, а после, уже с явным подозрением, смотрел на нас. И мы, чтобы оправдать свое необычное поведение пожаловались нашему декану на плохое самочувствие и рассказали о том, как провели ночь с субботы на воскресенье. То есть, сдали сами себя. Мы поступили правильно, Снейп расслабился, наорал на нас, пригрозил Драко написать отцу, ко мне же применить его собственные воспитательные меры… и выдал зелье. А потом, в гостиной я забрался с ногами на свой любимый подоконник. Драко, а затем и Блейз с Аресом присоединились ко мне, и мы долго смотрели на поляну запретного леса. Мои товарищи негромко переговаривались, но меня в разговор не вовлекали.

Там, снаружи бушевала непогода, почти ничего не было видно, лишь ветер гнал неясные клочки тумана вперемешку с лесным мусором, но именно такая картина как нельзя лучше соответствовала моему настроению. Предчувствие неотвратимо надвигающейся зимы и ожидание скорого окончания моей жизни сливались воедино. За окном хлестал проливной дождь, а в теплой спальне в серебряных канделябрах горели и не сгорали свечи, пушистые коврики у кроватей, зеленые оконные портьеры и пологи в живом меняющимся свете отливали золотом. Мне казалось, что за окном — будущее, а тут — настоящее. Пусть я завтра уйду в дождь или даже в снег, сейчас я в тепле и комфорте, меня ждет мягкая постель и невесомое одеяло. Так незачем заранее бить себя в грудь и грустить об утрате. Я буду жить сегодняшним днем и наслаждаться тем, что у меня есть здесь и сейчас. Я примирился сам с собой, до среды. До урока защиты от темных искусств.

Квиррел вошел в класс без тюрбана.

Нормальный у него был затылок, как у всех, и сам он был обыкновенный, и урок вел обычно, но, то ли от того, что от него не пахло чесноком, то ли от его серьезного лица, он мне показался другим человеком, более значимым что ли. Так что же, его постоялец съехал? Или разумы Квиррела и Волдеморта слились воедино? Или Квиррела уже нет? Как мне вести себя? Оказалось никак, то есть как всегда. Урок шел своим чередом, мы что-то записывали, по очереди отвечали, ни меня, ни Драко он не выделял. К концу занятия я поймал себя на том, что с интересом слушаю его рассказ. Именно рассказ, не лекцию, потому что лекции, по определению, не интересны. А после урока я обнаружил полностью погрузившегося в депрессию Драко. Сначала я не понял в чем дело и потащил его в нашу тайную комнатку. Там он лег на диван и, глядя в потолок, произнес:

— Отец. — До меня дошло, что Драко страшится повторения той ситуации из его первой жизни, когда Волдеморт вселился в тело Люциуса. Я ничем не мог ему помочь, узнать так ли это он сможет, только вернувшись в Малфой-Мэнор. Нам оставалось только ждать.

А за обедом Квиррел сидел за столом преподавателей и вежливо беседовал с мадам Хуч, а его тюрбан размерено колыхался в такт словам.

Дни потянулись, вроде бы и разные, но по своей сути похожие друг на друга. Квиррел носил свой головной убор, правда запах чеснока перестал сопровождать его появление, и ничего не происходило. А наша напряженность росла. Ведь сколько ни уговаривай себя не волноваться, какие ни строй в уме ментальные блоки, а слишком сильно мы привязаны к себе, любимым, и нас не может не интересовать собственное будущее. Вот это острое предчувствие беды при полном отсутствии информации и перемен просто изматывало. А еще и Снейп, он провел со мной несколько так называемых бесед. Я бы их назвал скорее допросами. Не знаю, что он хотел узнать и узнал ли, моя логика пасовала перед перечнем всего, о чем он расспрашивал. А ведь я далеко не профан! Да, черт возьми, для чего ему знать, как часто я посещаю парикмахера?

И Квиррел регулярно попадался мне на глаза. Я видел его, то отправляющим с совами кому-то письма, то в библиотеке, разбирающим пыльные ящики полные старых документов и книг, то увлеченно беседующим с кем-то из персонала школы. Что мне совсем не нравилось, я слишком часто видел его в обществе Снейпа. А один раз он расспрашивал о чем-то эльфа. А тот не трясся, а что-то пищал ему и энергично кивал. Он искал, но что? Поведение Квиррела казалось странным и одновременно гораздо более нормальным, чем до нашей авантюры с философским камнем. Он уже не производил такого жалкого впечатления, как в начале учебного года. Ей Богу, я сам видел, как ему строили глазки старшекурсницы! Я склонялся к мысли, что Разум Волдеморта слился с разумом Квиррела и старался убедить в этом Драко. Вроде бы он мне верил…

Мы с Драко чтобы ни о чем не думать в наши свободные вечера, выпросили разрешение у мадам Хуч брать школьные метла. И до посинения, в буквальном смысле до посинения губ, потому что зима была уже не за горами, летали над полем для квиддича. По-моему за нас замолвил словечко Снейп. Деканы болеют за свои факультеты, и Снейп наверняка уже предвкушал будущие победы собственной команды.

Мы начали привыкать к состоянию неопределенности, и я потихоньку сползал в яму пофигизма. Я как бы устранился. Пусть за меня решает судьба, ей виднее. Но, как всегда, и этот период закончился.

В один из дней, уже в начале декабря совы принесли в Большой Зал новости. «СИРИУС БЛЕК ПОКИНУЛ КЛИНИКУ СВЯТОГО МУНГО!» кричали заголовки газет. Я внимательно прочитал большую статью и понял, что на самом-то деле репортеру ничего не было известно, кроме самого факта, что Блека больше нет в клинике. Я уже было хотел тут же за столом начать уговаривать Драко, написать письмо матери, но заметил пристальный взгляд директора направленный на меня и сдержал свой порыв. По легенде я не знаком с Сириусом Блеком и, разумеется, не знаю, что он мой крестный и поэтому не должен, слишком уж явно им интересоваться. Поразмыслив, я понял, что писать ничего и никуда не надо, что все выяснится само собой… со временем.

А еще через пару дней мне пришло письмо от Сириуса. Его принесла красивая очень темная крупная сова. Драко признал в ней сову матери. Довольно длинное письмо и информативное. После него я уже смело мог называть Сириуса Блека — крестным, а Питера Питтегрю — предателем. Сириус не скрывал в письме, что в данный момент он живет в Малфой-Мэноре, у двоюродной сестры и выражал надежду, что в каникулы мы обязательно увидимся. А так же, из его письма я понял, что он мой юридический опекун.

Я сразу же зачитал кое-что из письма Драко и любопытной Панси. Дамблдора в Большом Зале, на сей раз, не было, но за мной, определенно, велось наблюдение, потому что пока я был на уроках, письмо Сириуса пропало из ящика моего стола. А после ужина — нашлось. Знаю я эти уловки. Могли бы и поизящнее дельце провернуть!

Вновь вмешалась моя интуиция, и той же ночью я извлек свой альбом с волшебным рисунком на свет божий. Моя умница шляпа поделилась со мной новостями. Я теперь уж и не знаю, стоит ли мне держать слово данное Драко? Наутро я ему пересказал наш разговор и сейчас мы вдвоем гадаем, как избавиться от новой напасти.

А новость была про экстренное собрание Ордена Феникса и все из-за меня. Они увлеченно обсуждали мое письмо, извините, письмо Сириуса Блека. Директор считал, что Мальчика-Который-Выжил нельзя отдавать в руки бывшего заключенного Азкабана, к тому же связанного с темной семьей, то есть с Малфоями. Что просто так Малфои помогать Блеку не стали бы и, значит, с его оправданием не все чисто. И еще Дамблдор сетовал на свой промах, видите ли, в свое время он не озаботился юридически лишить Сириуса Блека звания опекуна Гарри Поттера. Да и я тоже внушаю ему опасения — ну как же, попал в Слизерин и близкий друг младшего Малфоя. Я нуждаюсь в твердой направляющей руке. И где же, спрашивается, наш директор был все эти годы? Мог бы и понаправлять. Шляпа рассказала, что в директорский монолог встряла Молли Уизли, со своим мнением о моей испорченности. Разумеется, это же я виноват во всех бедах ее рыжего сыночка, от его неумения летать на метле, до клинической невезучести. По моему же мнению, неприятности Рона идут от низкой самооценки. Мамочке надо бы пореже сравнивать его со старшими братьями. Дамблдору, по всей видимости, соображения миссис Уизли были неинтересны, и он прервал ее, продолжив свою пафосную речь, заявив, что раз Сириус Блек настаивает на нашей встрече, то меня необходимо убрать из Хогвартса. И почему это Дамблдору так сильно не хочется, чтобы я виделся с крестным? А убрать меня… откуда — мне понятно, но вот — куда? Я задал этот вопрос шляпе в надежде узнать хотя бы примерные планы директора. И что я узнал? Только, то что Блек для директора недосягаем, и воздействовать на него он не может, а я рядом. И никакого другого места моего размещения кроме Хогвартса шляпа не знает. Мне не понравились мысли промелькнувшие в моей голове. И времени у меня осталось всего ничего — до рождества. Сдается мне, что директор поставил жирный крест на моей миссии спасителя. По всей видимости, скоро мой титул: «Мальчик-Который-Выжил» сменится на: «Мальчик-Который-Пропал».

Я написал ответ крестному, довольно нейтральный. Представил себя, одиннадцатилетним и немного умерил эмоции, которые без сомнения охватили бы меня, узнай я в то время о собственном крестном. Я «забыл» письмо на кровати и ушел на ужин. Кстати говоря, из спальни я вышел последним. Вернулись мы все вместе. И лежало-то письмо чуть по-другому, и соринки на сгибе пергамента не было, и полог оказался плотно задернут, а я оставлял щелочку. Мое письмо благополучно прошло цензуру, а возможно, и копирование. В совятне Хедвиг не было, но в уголке сидела сова Нарциссы Малфой, без сомнения, она дожидалась ответа. С ней-то я и отправил письмо. Чем мне нравится Хогвартс, так это своими возможностями. При желании всегда можно найти выход или вход. Многое можно позволить себе, не ставя преподавателей и старших товарищей в известность.

Пора принимать решения стремительно приближалась.

Я слишком долго ждал. Дамблдор все решил за меня… Я опоздал.

Выпал первый снег, и буквально вся школа после обеда высыпала во двор, благо была суббота. Снег прилипал к ботинкам и таял в руках, но все равно, это было прекрасно! Я отодвинул в сторону свои беды и наслаждался обычной игрой в снежки. Наша сборная команда проигрывала Хаффлпафу. Их игра была живым примером лозунга: «Побеждает дружба». Но к нам присоединились близнецы Уизли, и дело пошло на лад. Самолепящиеся и самонаводящиеся снежки с дивной избирательностью попадали исключительно в девчонок и точно за шиворот. Визг и азарт хаффлпафок доставляли братикам истинное наслаждение, ну и нам тоже.

Нас разыскала, Энджи Дерментли — шестикурсница из Слизерина и передала настоятельную просьбу Снейпа срочно прибыть к нему в кабинет. Мы заторопились и молчали всю дорогу к общежитию, в пять минут переоделись, а потом так же, молча, шли к подземелью Снейпа, даже не пытаясь угадать, для чего мы ему понадобились и, не ожидая от его просьбы ничего хорошего.

Странная компания собралась в кабинете Снейпа. Кроме самого хозяина там были: Люциус Малфой, Сириус Блек и Квиррел. Драко сразу подошел к отцу. Вероятно, только мне была заметна его нерешительность. А я, увидев прямо перед собою Сириуса Блека, забыл обо всем. Он, да Люпин, вот и вся связь с моей погибшей семьей. Нам дали десять минут для знакомства. Это был неуклюжий разговор, ни о чем. Что я мог сказать Блеку? В комнате явственно ощущалось напряжение. Мы оба думали о своем, да еще и Квиррел, сидевший в стороне и читавший книгу. Я нервничал. Мои глаза снова и снова останавливались на темной фигуре у камина. Никакого головного убора на нем не было. И когда Снейп предложил Сириусу проводить меня в соседнюю комнату, я почти обрадовался. Крестный отвел меня в смежное помещение. Там уже находились Драко и Люциус. Нас усадили в рядом стоящие кресла, и Снейп приказал нам обоим не издавать ни звука, внимательно слушать и копить вопросы, на которые мы обязательно получим ответы, но после. А Люциус, перед тем, как выйти, пообещал, что в случае чего самолично обездвижит нас и наложит заклятье немоты.

Мы остались одни. Я настороженно посмотрел на своего товарища по заключению. Драко улыбнулся и тихо сказал, что с отцом все в порядке. Я рад за него, одной проблемой меньше. А потом мы тщательно оглядели маленькую комнатку и в магическом смысле тоже. Было в ней одно местечко, где магический фон резко уменьшался и мы, как можно более бесшумно, обследовали этот участок стены. Сверху над интересным местом на уровне наших глаз нависали полки с какими-то склянками и коробочками, а внизу стояло еще одно кресло, перекрывая доступ к… Чему? Аккуратно, стараясь не шуметь, мы отодвинули кресло и обследовали гладкую стену. Не такую уж и гладкую. Еле заметная трещина отмечала квадратный вход. Никаких ручек или замочной скважины на низенькой, нам по грудь дверце, не было видно. Но тут Драко хитро сощурился и ухватился за выступ внизу. Сначала он попробовал сдвинуть дверцу в сторону, а когда ему это не удалось то вверх. Все гениальное просто. Вовсе она не была заперта, замаскирована, да, но никакого запора. Нам открылся один из множества то ли секретных, то ли забытых ходов древнего замка. По пыльному коридору взрослый человек мог идти не сгибаясь. Куда-то он вел этот ход. Мы с Драко переглянулись. В случае чего путь для бегства есть.

Оставив аварийный выход открытым, мы сели поближе к двери в одно кресло. Но что готовится в соседней комнате?

Мы сидели, молча, прислушиваясь к звукам в соседнем помещении. Сначала из-за закрытой двери доносился тихий разговор, затем все смолкло. А потом, как-то сразу в кабинете Снейпа стало шумно. Я узнал голоса Дамблдора и профессора МакГоннагал. Но был еще кто-то. Ни Сириуса, ни Малфоя старшего, ни Квиррела не было слышно. Где-то они скрывались…

Разговор с первых слов стал напряженным. Как я понял, директор пришел к Снейпу поговорить обо мне, а на самом деле, довести до сведения моего декана, что я сегодня вечером отправляюсь в Нору, в семью Уизли. Дамблдор завел свою обычную и до боли знакомую песню про опасности, грозящие мне со всех сторон, про необходимость держать Мальчика-Который-Выжил в хорошо охраняемом месте. Снейп поинтересовался, какая такая опасность заставляет директора удалить меня из прекрасно защищенного замка? Но тот, делая вид, что не слышит, продолжал вещать о наступающих трудных и опасных временах. Снейп не сдавался, он цеплялся к каждому слову директора и успешно выводил его из себя. В конце концов, Дамблдор признался, что ему не нравится мое поведение. Кстати говоря, что же такое нехорошее я совершил? А… что я слышу? У меня не складываются дружеские отношения с Роном? А с чего это они должны складываться, если Рон ведет себя, как завистливый дурак? О, меня отправляют в Нору на перевоспитание. Уж будто дети у Молли — образец совершенства. Хотя, я бы неплохо провел там время с Джорджем и Фредом, а как бы мы над Перси и Роном, хм… поразвлекались. Но вот куда я попаду потом? Если уж директору хочется держать меня подальше от Сириуса, значит, в Хогвартс меня точно не вернут. Что же касается фирменного воспитания Уизли, то Снейпу в голову пришли те же мысли, что и мне, и он, долго не раздумывая, высказал их и не Дамблдору, а… Молли Уизли (вот кто был третьим). После этого началось сплошное наслаждение для нас с Драко. Переорать логичного и убийственного в своей язвительности Снейпа сложно. Но за спиной Молли были годы и годы практики по подавлению свободомыслия, как собственного мужа, так и выводка детей. На мой взгляд, их шансы были равны. Мы с Драко болели за Снейпа. Профессор МакГоннагал отмалчивалась. И тут наш директор, стараясь прервать ссору и вернуться в рамки разговора, сказал:

— Есть еще кое-какое обстоятельство. Я узнал, что Сириус Блек намеревается встретиться с Гарри Поттером, а мне бы хотелось оградить мальчика от его влияния. За время каникул я постараюсь переговорить с ним и убедить не вмешиваться в жизнь Гарри. Мне подумалось, что он сказал это, зная об открытой вражде между Снейпом и Блеком и полагая, что наш «гроза гриффиндорцев» примет его слова благосклонно.

А дальше в кабинете кто-то охнул, и наступила тишина.

— Я бы хотел получить объяснения, — в голосе объявившегося Сириуса Блека слышалось сдерживаемое бешенство. — По какому праву мне отказывают в общении с моим крестником и подопечным?

Я почувствовал себя как в зрительном зале: место досталось неважнецкое, за колонной, но все прекрасно слышно. Акустика просто великолепна. А интересно-то как! В соседнем кабинете вновь все стихло, мы с Драко затаили дыхание.

— Мой мальчик, — прокашлявшись, начал Дамблдор. — Ты еще не совсем здоров, чтобы взваливать на себя заботы о Гарри Поттере. Молли Уизли с радостью согласилась помочь нам всем и взять ребенка на время каникул.

— Мне прекрасно известно о дате начала каникул, до них еще целая неделя. Я хотел бы знать, почему моего крестника собираются уже сегодня увезти из Хогвартса?

— Я не считаю, что общение с бывшим заключенным Азкабана пойдет на пользу Гарри Поттеру, — голос Дамблдора стал громок и официален.

— Вы были в зале суда, когда меня оправдали! — в запальчивости крикнул Сириус. — Я невиновен, вы знаете это! Была совершена судебная ошибка.

— Мальчик мой, — Дамблдор вернулся к уговорам. — Тебе еще нужно восстанавливать и восстанавливать свое здоровье, ты слишком рано покинул клинику.

В комнате послышались возгласы удивления. Я еле сдерживал себя, чтобы не подойти к двери, очень уж хотелось превратить аудио-пьесу в полноценное театральное представление.

— Может быть, вы прячете еще кого-то? — раздраженно спросил Дамблдор.

Я сидел не шевелясь. Театральное действо переходило от вступления к основной части.

— Так получилось, что я знаю о вашем решении удалить из Хогвартса Гарри Поттера, — мы услышали знакомый голос Квиррела, но в отличие от его прежней несколько неуверенной и преувеличенно вежливой манеры разговора, этот голос звучал холодно и веско. — Я считаю, что вы совершаете ошибку и поэтому пришел сам и пригласил на встречу некоторых заинтересованных лиц. Давайте сядем здесь, Люциус, — голос замолк. Через полминуты Квиррел продолжил:

— И очень хорошо, что при нашем разговоре присутствуют свидетели.

В соседней комнате послышалась возня, а затем раздался визг мадам Уизли:

— Выпустите меня!

— Непременно, — это уже был насмешливый голос Снейпа. — Как только мы закончим разговор. А если вы, Молли, будете кричать, я наложу заклятье немоты, или вы предпочитаете зелье? Ваша роль тут — только свидетеля, а не участника, помните об этом.

Ни Дамблдора, ни профессора МакГоннагал не было слышно. Миссис Уизли затихла. Мы с Драко возбужденно переглянулись. Я усмехнулся, заметив красные пятна на его обычно бледном лице. Он вернул мне усмешку.

— Профессор Дамблдор, нам всем хотелось бы услышать ответы на некоторые, интересующие нас вопросы, — опять раздался голос Квиррела. Очень неплохо поставленный голос, вежливый, но с ясно слышавшимися стальными нотками. Такой голос нельзя игнорировать. К тому же, как я подозревал, директор в данный момент тоже не обладал свободой передвижения. В соседнем помещении вершили суд пожиратели смерти, а мой разум, кто бы мог подумать, был явно на их стороне. Я покосился на наш запасной выход.

— Начнем с Сириуса Блека, — сказал Квиррел. — Почему вы препятствуете его встрече с Гарри Поттером? — Дамблдор молчал. — Может быть, из-за проблем со счетами семьи Поттеров? Или по той же причине, по которой Блек и оказался в Азкабане?

Я бы на месте Дамблдора, если бы у меня не было заготовлено должного ответа, молчал, но директор заговорил, и мое мнение об уме самого светлого мага современности покатилось вниз.

— По какому праву вы допрашиваете меня? — в голосе Дамблдора слышалось замешательство.

Очень простой вопрос и глупый, когда ты не можешь двигаться и находишься в полной зависимости от своих оппонентов. Интересно, ответит ему кто-нибудь или нет.

— Вас будут судить! — Опять мадам Уизли не смогла сдержать свой темперамент.

— Я предупреждал. — А это уже спокойный голос Снейпа. — Профессор Дамблдор, вам не кажется, что миссис Уизли ее роль свидетеля не по силам? — Через полминуты мы услышали, как Снейп сказал:

— Пей Молли, это сонное зелье, наша встреча будет долгой, и я вижу, что на роль свидетеля ты не годишься. Наш уважаемый директор впоследствии расскажет тебе обо всем, о чем сочтет нужным.

— Итак, профессор Дамблдор, я возвращаюсь к своему вопросу, почему я не должен видеть моего крестника? — Сириусу удалось справиться со своими эмоциями, и его голос был спокоен и холоден.

— На все есть причины, мой мальчик, поверь, они достаточно серьезны. Ты должен понимать, как много поставлено на карту. — Дамблдор говорил слишком много и ничего конкретного, а мне очень хотелось услышать ответ. Сириус же, по моему мнению, был слабоват для того, чтобы припереть директора к стенке.

— Эх, вот бы Снейп догадался подлить ему веритасерум, — шепотом помечтал я.

— А может, Сириус Блек при близком контакте с Гарри Поттером, мог кое-что заметить? — продолжил развивать свою мысль Квиррел.

— Я не понимаю, причин вашей заинтересованности юным Поттером, а так же, почему при нашем разговоре присутствует мистер Малфой, — в голосе Дамблдора слышались панические нотки.

— Профессор Дамблдор, я в долгу у Гарри Поттера, и сегодня намерен вернуть хотя бы часть этого долга. Кое о чем вы, вне всякого сомнения, осведомлены. Лично вам я потом обязательно расскажу еще многое. Но давайте мы все успокоимся. Мы хотели бы сотрудничать с вами, но все очень запутано. В чем вы совершенно правы, так это в том, что у нас впереди непростые времена, но сегодня мы обсудим только один вопрос: кто такой Гарри Поттер? Если вы не согласитесь дать нам ответ, то в завтрашних газетах появится длинная статья за моей подписью, в ней я выскажу свои собственные соображения по этому поводу. Вот, пожалуйста, можете ознакомиться с моими выводами. Я не думаю, что в случае обнародования некоторых фактов вы сохраните свой пост. Профессор МакГоннагал, профессор Дамблдор, вы свободны в своих поступках, я надеюсь на ваш здравый смысл. Итак, кто же такой Гарри Поттер?

Я услышал шелест бумаги, и установилась тишина.

Из слов Квиррела я уяснил, что хотя лицо Волдеморта и не торчало из его затылка, но никуда он не делся, а пребывает здесь, рядом с нами. И если их разумы и не слились, то в данный момент именно Лорд контролирует тело Квиррела. И сдается мне, он помнит многое из того, через что прошел я в своих скитаниях по жизням и смертям. Да, и что же этакого насчет меня подозревают присутствующие, и знает Дамблдор? В комнате по-прежнему было тихо. Потом послышалось покашливание.

— Вы правы, — в конце концов, заговорил директор. — Гарри Поттер не сын Лили и Джеймса Поттеров. И Сириус, я действительно не хотел, чтобы вы с Гарри сблизились. Ты его опекун и при первом же обращении в Гринготтс от его имени сразу бы выяснилось, что Гарри Поттер не является наследником семьи Поттеров. А далее у тебя появились бы вопросы. Теперь это не важно, я принял решение рассказать обо всем, что знаю. И, Сириус, я не вор, и не я посадил тебя в Азкабан. В то время все улики указывали на тебя.

— Но это сыграло вам на руку, профессор. — голос Блека был мрачен.

— Ты неправ. До поступления ребенка в школу никаких проблем с банком возникнуть не могло. Только после достижения Гарри одиннадцати лет у тебя появилась бы возможность от имени наследника затребовать баланс счетов Поттеров. В случае если бы ты остался на свободе, я не сомневаюсь, мы бы решили эту проблему. Кстати говоря, хранилище Гарри Поттера принадлежит только ему, его приемная мать позаботилась об этом еще до… Но я бы хотел узнать, каким образом вы заподозрили истину? Или все началось именно с Гринготтса?

Я закрыл лицо руками. Вот оно все и стало понятно. Вот и причина избавиться от меня. Я ведь ни разу так и не заявил о своих правах наследника Поттеров. То был в бегах, то в Азкабане или меня… того. Герой же у нас Гарри Поттер, это он победил Волдеморта, а я-то не Поттер. Не может неизвестно кто, быть героем. Убрать меня и нет проблемы! А лукавит директор, не такой уж он и чистенький в истории с Блеком. Слишком ему на руку было осуждение моего крестного. Крестного ли? А в соседней комнате продолжалось театральное представление.

— Я заподозрил, что Гарри не родной сын Поттеров, когда выводил вас из комы в сентябре, — начал отвечать Снейп. — Все ваши мысли крутились вокруг мальчика, вернее, вокруг его волшебства. По вашему мнению, он должен быть даже не сквибом, а магглом. И тогда же я узнал, что вами была предпринята попытка, гарантировано распределить его в Гриффиндор. У вас не получилось, потому что мадам Помфри посоветовала Гарри воздержаться от приема пищи. Я провел анализ сладостей, которые остались у Гарри и в шоколаде обнаружил зелье, влияющее на ритмы мозга. В конце концов, шляпа это всего лишь магический артефакт настроенный основателями, не так ли профессор Дамблдор? — Снейп прервался, ожидая ответа. Не дождавшись, он заговорил снова:

— Я расспросил Гарри Поттера о его жизни, привычках. Написал письмо мистеру Оливандеру. Мне помог наш профессор по защите от темных искусств. Ему пришло в голову послать письмо миссис Дурсль, а так же он переговорил с персоналом начальной школы, в которой учился Поттер. Выяснились некоторые интересные факты. Вы знаете, что зрение ребенка меняется по мере взросления? А Гарри пользуется одними и теми же очками с шести лет. И ему не требуется парикмахер, его волосы всегда одной длины. Все это указывает на искусственно созданную внешность.

Я отнял ладони от лица и посмотрел на Драко. Он сидел, подавшись вперед, ловя каждое слово, доносящееся до нас из-за двери. Почувствовав мое шевеление, он перевел взгляд на меня и печально улыбнулся.

— Я, кажется, знаю, кто твои родители, — медленно и чуть слышно произнес Драко. Мы рассматривали друг друга так, как будто видели в первый раз.

— Но, черт возьми, каким образом? — я снова и снова, чувствовал себя марионеткой. Драко пожал плечами.

— Мы узнаем, — решительно произнес он.

А в соседней комнате разговор продолжался. В данный момент говорил Дамблдор. Он рассказал, что Лили обратилась к нему в середине июля 1980 года. Она была в истерике и очень боялась за своего еще не рожденного ребенка. Она плакала и все время повторяла, что если ее ребенок останется с ней, то станет сквибом. В то время, Дамблдору показалось неплохим решением подменить волшебного ребенка Лили обычным маггловским младенцем. Маггл ведь не может стать сквибом. Все мы знаем пророчество, семья Поттеров идеально подходила под него. Наш заботливый директор решил одним махом две задачи и успокоил Лили, и скрыл потенциального убийцу Волдеморта. А меня, соответственно, пристроил на его место. Лили обещала, что вырастит малыша, как своего собственного, а для гарантии попросила Дамблдора сразу после рождения и подмены детей заблокировать ее память. Все получилось, Лили считала меня собственным сыном, Дамблдор был спокоен, до момента, когда этот якобы маггловский ребенок пережил смертельное проклятье и отправил Волдеморта в… никто не знает, куда. А по мере роста у меня начались выбросы стихийной магии. Но недаром Дамблдор считается самым мудрым светлым магом. Были бы факты, а теоретическую базу он подведет. Вот так и появилась версия о жертве матери и позаимствованной мной у Волдеморта силе. А то, что я просто не был магглом, ему в голову не пришло.

Ошибся директор. У меня собственная сила, и даже в младенчестве я смог защитить себя.

— Альбус, — раздался удивленный голос профессора МакГоннагал, — Почему же Лили и Джеймс не воспользовались обычной практикой принятой в таких случаях? Консультация в клинике Святого Мунго решила бы их проблему.

— А наш директор, похоже, не понимает в чем дело, — мы услышали язвительный голос Снейпа. — И Поттер, даю голову на отсечение, ни о чем не догадывался, наверняка он и не знал о подмене. Блек, ты-то все понял?

— О Мерлин, — голос Сириуса был глух. — Но разве министерство не отслеживает случаи, когда магглорожденные вредят окружающим? К тому же Лили закончила Хогвартс. Ее магия должна была бы давно прийти в норму.

— Ты слишком высокого мнения о нашем министерстве, — вздохнул Снейп, почти без прежней язвительности. — Но ты прав в другом, ее магия была в норме, поверь мне, я могу видеть магических вампиров. Ничего бы с ребенком не случилось.

— Да, разумеется, у необученных магглоржденных ведьм и волшебников проблемы с магией собственных детей, но с Лили было все в порядке, — в замешательстве произнес Дамблдор. — Вероятно, ей попалось упоминание о детях магглорожденных ведьм, ставших сквибами. Моя вина, я не понял ее проблемы. Я полагал все дело в том, что она боится мужа и хочет обезопасить своего ребенка. Их семья переживала сложный период…

— Джеймс никогда бы не причинил вреда ребенку, тем более ребенку Лили, он ее очень любил, — печально произнес Сириус.

— Но мог бы с ней развестись, — не преминул вставить Снейп.

— А ты только этого и ждал, — окрысился Сириус.

— Зато она бы осталась жива!

— Нужен дополнительный курс «Устройства Волшебного Мира», особенно для магглорожденных студентов и полукровок, — я услышал размеренный голос Квиррела. Но в поднявшемся шуме на него, похоже, не обратили внимания.

От обилия откровений обрушившихся на меня, мозг впал в состояние близкое к коме. И Лили не была верна Джеймсу, и я — не я, и родители мне вовсе не родители и вообще, вся моя жизнь — телевизионный сериал с подменой младенцев, погрешностью в образовательном процессе лучшей школы Англии, и запутавшимся директором при помощи убийства разрубающим завязанный им же самим узел. А Волдеморт скоро вступит в попечительский совет школы и через пару лет станет министром магии. Dixi.* ( Dixi(лат) — Сказал. Добавить нечего)

Гости Снейпа знали, что мы с Драко являемся братьями. Иначе, что здесь делает Люциус? Снейп ли сам догадался, а возможно, сначала это понял Квиррел. Скорее всего, наш зельевар провел какие-то тесты. Но, ни мне, ни Драко ничего такого не было нужно. Как только я узнал, что Джеймс и Лили не были моими родителями, мой мозг соединил воедино все разрозненные факты и выдал результат. Наша связанная друг с другом жизнь и смерть, наши парные палочки, наши столь похожие таланты, обрели смысл. Я смотрел на Драко и смеялся над собой. Как же я его когда-то ненавидел! А за эти считанные месяцы мы стали близки, как братья. Мы и были братьями.

Театральное представление достигло своей кульминации. Я посмотрел на Драко, встал и протянул ему руку.

— Наш выход, — сказал я.

— Как скажешь, Скорпиус, — мило улыбнулся он. Я застонал.

Мы, держась за руки, вышли из своего убежища. Первым нас заметил Люциус, похоже, он этого ждал. Отец подошел к нам. Он обнял нас за плечи и тихо сказал:

— Я рад, что нашел тебя, — он замялся.

Люциус обернулся в сторону собравшейся компании.

У Дамблдора быстрый ум, он все сразу понял, еще до того, как Малфой старший произнес:

— Прошу прощения, но позвольте представить вам моих сыновей. Собственно мы и собрались здесь ради одного из них.

— Гарри, — Дамблдор смотрел на меня ласковым взглядом родного дедушки. — Я рад, что ты наконец-то обрел семью.

Мне даже не хотелось придушить директора. Он, как стихийное бедствие, нельзя злиться на явление природы. Надо просто постараться не оказаться у него на пути. Ну что ж, пришла мне тут в голову одна идейка… Я не сумею ему отомстить, но пусть не я, пусть Снейп потреплет его нервы.

— Как я понял из вашего разговора, — сказал я, обращаясь к Снейпу. — Отцом ребенка Лили был не Джеймс, это были вы. Хотите, подскажу, где искать вашего наследника или наследницу? — Все замолчали. Дамблдор начал подниматься со стула. Я больше не ждал и быстро сказал:

— Проверьте Гриффиндорцев и начните с Гермионы Грейнджер.

Я попал в точку, почти. Дамблдор укоризненно смотрел на меня и в его взгляде, ей Богу, проглядывала обида. Он открыл рот, и мы узнали, что Гермиона действительно дочь Лили, вот только ни Джеймс, ни Снейп отцами не являются. Нет, так нет, подумаешь, я сам воспитывал чужого ребенка и не делал из этого вселенской трагедии.

Наша театральная пьеса, пройдя кульминацию, стремительно приближалась к финалу. Мы больше не участвовали в действии, а сидели тихонько в уголке, слушали всеобщую перепалку и изображали из себя мебель. Еще, пожалуй, Люциус Малфой перестал следить за ходом дискуссии. Он все время поглядывал на нас с Драко и, как мне казалось, хотел и не решался к нам приблизиться. Мне было странно сознавать, что он мой отец, но и ему было нелегко. Я представил себя на его месте и понял, что Люциус ощущает вину, как все родители, с детьми которых случилось несчастье. Я думаю, он скоро раскопает, что же на самом деле произошло при нашем с Драко рождении.

А остальные самозабвенно выясняли отношения. Больше всего доставалось Дамблдору. Боже мой, кто рассказал, не поверил бы в то, каким образом наш мудрый светлый маг раздобыл ребенка для Лили. Он просто попросил эльфов Хогвартса принести младенца! Как на кухне чай заказал. А уж эльфы искали ребенка по своему разумению. С той историей еще разбираться и разбираться.

Трагедия моей жизни плавно перетекла в фарс.

Мои глаза задержались на неподвижной фигуре Молли Уизли. Ее уложили прямо на полу у стеночки, подложив под голову свернутую мантию. Дамблдору не поздоровится, когда она проснется и услышит во всех деталях мою историю. Для мадам Уизли семья и дети — это святое. Жалеть и по возможности опекать меня она будет до конца или моих, или ее дней. Дамблдор не решится стереть ей память. А если я узнаю, что Молли Уизли не все рассказали, то напишу ей сам, с самыми душещипательными подробностями. Мадам — женщина эмоциональная и достанет Дамблдора еще вернее, чем Снейп.

Мне было плохо. Я чувствовал себя разменной монетой. Какие высшие силы сотворили со мной такое? Никто не хотел никому зла. Сначала что-то произошло при моем рождении, и куда смотрели родители? Дурацкое предсказание, потом ошибка Лили и понеслось. А я в центре всего этого.

— Из какой дыры меня вытащили эльфы? — пробормотал я, и Драко сжал мою руку.

— Все закончилось, Гарри.

— Не Гарри, — со вздохом возразил я. — И все только начинается.

Рождество наступило и прошло. Я получил подарки, много подарков, а сам сделал только один и не моим новоявленным родителям и брату, а Гермионе Грейнджер. Я подарил ей щетку для волос. Для ее густых и вьющихся волос в чем-то схожих с волосами матери. Ну, у ее папеньки на темечке тоже не лысина, да и в некотором другом месте головы растительности хватает. Если он, еще когда-нибудь хотя бы раз сделает мне гадость, то подарю ему ножницы, со всех сторон заколдованные, которые нельзя потерять или переподарить, и они сами будут отстригать лишнее. На мой вкус, разумеется. Заодно и посмотрю, насколько быстро он снимет заклятья. А пока я сделал подарок Гермионе, как когда-то и обещал себе. Я чувствую к ней жалость. Вроде бы и нет причин для этого, она девочка вполне благополучная, но Гермионе никогда не доведется узнать свою родную мать, а что касается отца, то, ей Богу, лучше бы это оказался Снейп. Он-то, по крайней мере, занимался бы дочерью и не стал бы скрывать свое отцовство. Но наш светлейший маг в тот памятный всем нам вечер утверждал, что не знает кто отец Гермионы, ему Лили якобы не сказала. Ну, ну… Я хорошенько поразмыслил и пришел к одному единственному выводу. На девяносто девять и девять десятых процента это… Я лучше промолчу.

Странные это были недели. В тот же день, скорее ночь, меня и Драко отец забрал из Хогвартса. Дамблдор предлагал через камин в его кабинете отправить нас в Малфой-Мэнор, но Люциус, хм… отец вежливо отклонил предложение. Не доверяет он старому интригану. Сразу из кабинета Снейпа мы направились к выходу из замка, даже не позаботившись зайти за своими вещами. Проводить нас до выхода вызвалась профессор МакГоннагал. Ей хотелось побеседовать со своим бывшим учеником, что они и делали. Мы так и прошли по всему Хогвартсу: впереди — Сириус Блек, придерживающий под локоток Минерву МакГоннагал, а сзади, во всем своем великолепии шествовал Люциус Малфой, ну и мы, как два пажа, по обеим сторонам от него. Студенты Хогвартса удивленными и заинтересованными взглядами провожали нашу странную компанию. В дверях замка Минерва МакГоннагал положила руку мне на плечо и ободряюще улыбнулась. Через некоторое время я обернулся — темная, четко очерченная фигура профессора все еще находилась в дверях. Но не только она провожала нас. Яркий свет, струившийся из широкого дверного проема, падал на группу из трех кентавров, смотревших нам вслед.

От свежевыпавшего снега ничего не осталось, и наша четверка долго шла по темной тропе к Хогсмиту. Мы не мерзли. Несколько взмахов палочкой и холодный воздух перестал проникать под легкие одежды. Сириус в образе большой лохматой собаки старался держаться поближе к моим ногам, подбадривал меня, что ли. Я шел по тропинке, сосредоточившись на самом процессе ходьбы, и ни о чем не думал. Впереди меня ждал родной дом и встреча с матерью.

А наши сундуки уже стояли рядом со стойкой мадам Росмерты. Эльфы Хогвартса знают свое дело.

Все оказалось

Не так как казалось.

Весь вечер разоблачение следовало за разоблачением,

И начавшаяся ночь не стала исключением.

По каминной сети, из Хогсмита мы попали прямо в малую гостиную Малфой-Мэнора. Первым, уже в облике человека, в зеленое пламя шагнул Сириус, затем Драко, а потом я. К тому моменту, когда я неуклюже выбрался из камина, в гостиной собралась немаленькая толпа домашних эльфов Малфоев. Среди них был и Добби. Как только он заметил меня, так сразу все и началось. Начался очередной бардак. День был такой, странный. Добби кинулся мне в ноги с криком:

— Молодой хозяин! Добби всегда знал, что господин Джеминус Малфой сэр вернется!

— Кто? — недоумевая, спросил я.

— Сэр Джеминус Малфой. — У Добби тряслись уши, и крупные слезы катились по его сморщенной мордашке. Толпа эльфов восторженно гудела.

Из камина вышел Люциус и пораженно уставился на сборище эльфов и особенно на картину: «Эльф, обнимающий ноги мальчика».

— Я так хотел увидеть вас снова, сэр Джеминус.

Я осторожно высвободил свои ноги из маленьких лапок свихнувшегося эльфа и присел перед ним на корточки.

— Добби, почему ты меня называешь Джеминус? Почему не Гарри Поттер? — спокойным голосом, боясь напугать несчастное создание, спросил я. Краем глаза я заметил подошедших вплотную ко мне Люциуса и Нарциссу, черт, отца и мать.

— Добби знает настоящее имя молодого сэра! — Я понял, что наш разговор может продолжаться еще долго, и растеряно посмотрел на родителей. Отец не менее озадачено глядел на Добби, а вот Нарцисса, язык не поворачивался назвать ее матерью, чуть сузив глаза, внимательно изучала плачущего от избытка чувств эльфа.

— Добби, — мягко спросила Нарцисса. — Когда ты в последний раз видел Джеминуса?

— Когда он уезжал в школу на громко гудящем поезде. Добби плохой, он оставил свои обязанности в замке, чтобы проводить молодого хозяина. Добби надо наказать, — рыдал эльф.

Нарцисса оттеснила Люциуса в сторону и встала на колени рядом со мной. Она взяла эльфа за сморщенную ручку и скала:

— Если Добби не будет плакать и ответит на все мои вопросы, то его никто не будет наказывать.

Добби энергично закивал и похлюпал носом. И Нарцисса приступила к долгому допросу ограниченно вменяемого эльфа. Трудная эта работа — добиться от эльфа нужных сведений. Они думают очень конкретно и прямолинейно. Вопросы должны быть просты и в идеале подразумевать только два ответа: «да» или «нет». К формулировке вопросов постепенно подключились все. И как-то незаметно моя нервозность отступила.

Где-то, через час, выяснив основное, мы решили прерваться. Никто из нашей вернувшейся из Хогвартса четверки не ужинал, а на дворе стояла ночь. В общем, выяснились интересные вещи. Оказывается, в отличие от колдомедиков «Святого Мунго» домашние эльфы знали, что одиннадцать лет назад у молодой хозяйки должны были родиться близнецы. Мало того, задолго до рождения ребенка эльфы из своей среды выбирают няньку для новорожденного. Так вот, моей нянькой должен был стать Добби. Он и стал. Как я уже говорил, колдомедики не распознали близнецовую беременность. Заклинания показывали одну ауру, зато очень отчетливую, так изредка бывает, если близнецы однояйцовые и развиваются одинаково. Вот если бы обследование проводилось в маггловской клинике…

Моя маменька возвращалась от подружки и решила по дороге посетить небольшой магазинчик вблизи «Дырявого Котла». Роды, как случается, начались преждевременно, и Нарцисса попала в обычную маггловскую больницу. Мы родились маленькими и слабыми. Я, так вообще, отказывался самостоятельно дышать. И Добби всерьез обеспокоившись оказанием неправильной, по его мнению, помощи вверенному ему младенцу, принял меры. У эльфов своя собственная магия, она сродни магии природы и лучше всего действует на земле среди растений и цветов. Вот он и вытащил меня на свежий воздух, благо на дворе стояла великолепная ночь начала лета. Я благополучно задышал, и Добби принес меня обратно, однако… Ему и понадобилось-то всего минут пятнадцать, но за это время пропажу обнаружили врач и медсестра, принимавшие роды. Они решили не поднимать шума. Нарцисса несколько раз во время родов теряла сознание и вряд ли внятно помнила подробности. К тому же пропал ребенок, который, по их мнению, не выжил бы. А Добби решил, что я никому не нужен и отнес меня в Малфой-Мэнор. Где я благополучно рос среди целой армии эльфов. Не знаю, как события развивались бы дальше, но Дамблдору понадобился младенец. К тому времени я уже не напоминал пособие по изучению анатомии человека и вполне сошел за новорожденного. Так я и оказался сыном Лили. А ее дочка отправилась, вот уж не знаю куда, чтобы потом объявиться в семье преуспевающих стоматологов. Да, возраст-то ей существенно прибавили. Наверно в свою приемную семью она попала, будучи далеко не младенцем.

И мне ли после такого старта удивляться на странно складывающуюся дальнейшую жизнь?

Но этот совместный и местами безумный допрос моей любящей няньки сблизил меня с родителями. И вообще, спасибо Добби за спасение моей жизни. Эльф никогда не забрал бы младенца, если бы от меня не отказались. Врачи списали меня, а мать и отец просто не знали, что у них не один сын, а двое. Да и за Драко надо было еще побороться. Мелкие мы были, очень. А с имечком история еще интереснее. Оказывается, эльфам известно имя новорожденного, как только он родится. Я — второй. Близнец* (Gemini (лат) — Близнецы, зодиакальное созвездие. Geminus — двойной, второй) и по знаку зодиака, и по рождению, и по имени. На мой взгляд, это имя получше Скорпиуса будет. Хотя, эльфы вроде бы не называют ребенка, а только угадывают имя, но все равно.

Спать я пошел в относительной гармонии с миром и самим собой. А моя и Драко спальня оказалась куда скромнее апартаментов Слизерина. И кроватка поуже будет, разика в два.

Ранним утром следующего дня в нашу спальню вошла целая делегация из родителей, Снейпа и Дамблдора. Я сразу понял, что ничего хорошего меня не ожидает. Дамблдор принес хрустальную пирамидку, установил ее на острие, и она начала медленно вращаться, испуская в разные стороны цветные лучи. Он при помощи своей волшебной палочки менял ее положение и, не сразу, но добился, чтобы лучи били непосредственно в меня. От этого мне было ни жарко, ни холодно. На вконец заросшем волосами лице директора все сильнее проступало разочарование. Через полчаса Дамблдор сдался и убрал пирамидку. Только после этого мне соизволили объяснить, что Дамблдору не удалось нарушить собственное заклятье изменения моей внешности. Одно дело накладывать его на младенца, вес которого от силы килограмма три и совсем другое, иметь дело с подростком. Не хватило мощности у артефакта директора. Я, было, позлорадствовал, но лучше бы Дамблдору удалось его колдовство! Приводить мое тело в соответствие с тем, что запланировала природа, пришлось Снейпу. Мало того, что зелья Снейпа имеют препротивный вкус, так еще и сразу же после первого проглоченного мною мерзкого варева я почувствовал себя больным. Стало понятно, почему все манипуляции проводились, не выпуская меня из постели. Так оно дальше и пошло. Тяжелее всего мне дались первые три дня. Я сквозь звон в ушах слышал голос Снейпа, он объяснял родителям, что как только сломается заклятье Дамблдора, мне сразу же станет легче. Вот оно три дня и ломалось. Я чуть было снова, как при рождении, не отдал Богу душу. И опять же, спасибо Добби, он закатил скандал Люциусу, (все-таки Добби особенный эльф!) и для меня оборудовали местечко в оранжерее. Эльф не отходил от меня ни ночью, ни днем. Впрочем, Драко тоже удавалось выставить из оранжереи только на ночь. А потом я стал выздоравливать. И вот что интересно, я каждый день рассматривал себя в зеркале и никаких изменений не замечал. Мои волосы были все так же темны и взлохмачены, я близоруко щурился и на пол головы отставал в росте от Драко. Снейпа я ни о чем не расспрашивал, неохота была связываться. Он и так вдоволь поиздевался над нами, интересуясь:

— Что мы намеревались найти в его спальне? — Вот ведь угораздило, обнаруженный нами ход прямиком вел в личные апартаменты декана. Ничего странного, замок строили предусмотрительные люди и населяли его разные… леди и джентльмены, и запасной выход из спальни никогда не бывает лишним. Ну что нам стоило закрыть дверцу!

А Драко покопался в обширной семейной библиотеке и притащил мне несколько книг с описанием заклятий, в основном по улучшению внешности, читай косметологии, и одну по чарам маскировки. Снейп, когда это все увидел, довольно ухмыльнулся, перебрал книжки и две из них выпросил у Люциуса насовсем. А мне сказал, что все произойдет в свое время, а пока я должен нюхать оранжерейные цветочки и повторять школьный материал. Он не сказал, по зельеварению, но это и так было понятно.

И я пропустил скандал, разразившийся через пару дней после нашего знаменательного вечера откровений. О чем нисколько не жалею. Я даже принесенные Драко газеты не стал читать. Меньше читаешь о себе в новостях — спокойней живешь. Но Драко мне рассказал. Много было крику, но пошумели и успокоились. Дамблдор остался при своей должности, а я потерял статус: «Спасителя человечества». По новой версии от того же Дамблдора, в том что я не погиб от смертельного заклятия «виновата» фирменная защита Малфоев. Древние семьи хранят многие тайны, и никому не приходит в голову их выведывать. Себе дороже. Ну, а раз есть такая защита, то волшебный мир, с подачи Квиррела, здраво рассудил, что и без спасителя обойтись можно. Квиррел, так вообще, после всех разоблачений стал заметной фигурой в волшебном мире.

Вам не страшно?

А в одно прекрасное утро, когда за магической завесой, не пропускающей холодный зимний воздух, выглянуло не слишком яркое январское солнышко, я понял, что ничего не могу разглядеть ни с очками, ни без них. Мое зрение начало изменяться.

В этот день меня навестил Квиррел. Хотя официально он пришел ко мне, но разговор у нас получился на троих. Драко принимал в нем самое непосредственное участие. Квиррел — Волдеморт многое нам рассказал. В общем-то, он далеко не все знал обо мне. И про наши с Драко сцепленные смерти был не в курсе. Та часть его души, которая так долго сопровождала меня, была слишком маленькой и очень уязвимой. Она старалась максимально обособиться, чтобы мой мозг не поглотил ее, и поэтому только из ряда вон выходящие события могли проникнуть сквозь тщательно выстроенный барьер. Но суть мировых проблем он уловил. Ему даже в голову не пришло просить прощения. За что? Да, он не раз убивал меня, но и я тоже убивал. Его звериная первобытная сущность души все эти годы была на поверхности, а у меня внутри скрывается не меньше чем у него и агрессии и жестокости. Я помню всю необузданность своих младенческих желаний, которые вытащил на поверхность моего сознания Дамблдор. Но у меня-то барьеры на месте, хотя Снейп так и не считает. А Волдеморту после потери последней частички души, это когда он из меня сделал очередной крестранж, пришлось напрямую столкнуться с собственным подсознанием и голыми инстинктами во всей своей красе. Он стал как гоночный автомобиль без тормозов и руля. Лучше бы свой мотор куда-нибудь пристроил, вел бы себе растительное существование и был бы безопасен для окружающих.

Мы долго разговаривали, в основном о будущем. В какой-то момент я понял, что не боюсь его. Маньяк берет бензопилу и убивает людей, а у дровосека тоже инструменты имеются, но они ему для дела нужны. Ну, так, Волдеморт Том Риддл Квиррел теперь не маньяк. Напоследок мы поинтересовались, будет ли он отделяться от Квиррела?

— Зачем? — ответил наш преподаватель по защите от темных искусств. — У нас получился неплохой симбиоз. — По его словам выходило, что образовавшийся коктейль его устраивает и Лорд вполне доволен жизнью. Его носитель ведь обладает обширными знаниями и отличный аналитик, только чересчур стеснительный. Что ж, все справедливо, у Квиррела когда-то давно был выбор: пускать Лорда в свое сознание или нет. А наш преподаватель усмехнулся и добавил, что и внешне Квиррел вполне интересный мужчина, но в его голосе проскользнули задумчивые нотки.

Драко сделал комплимент его новой мантии, именно мантии, а не ему, а я пожал плечами и сказал, что все равно ничего не вижу. Драко объяснил, что мои изменения наконец-то начались. Квиррел — Волдеморт на прощание пожал нам руки, в конце концов, мы были взрослыми, и он знал это, и пожелал нам не слишком опаздывать к началу занятий. У него де припасена для нас специальная программа. Сказал, что жить собирается долго и комфортно, а наша планета нуждается в основательном лечении. Он ушел, а мы с Драко еще немного поехидничали по поводу его имени. Определенно, ему нужен новый псевдоним. Как вам — Лорд Д’Реликт (Т О М Р И Д Д Л К В И Р Р Е Л). Жаль, не все буквы пошли в дело.

А еще через пару дней мое зрение пришло в норму, и я долго рассматривал себя в зеркале. Изменения были уже вполне заметны. Глаза стали серыми, пока не такого светлого оттенка как у Драко, но от зелени ничего не осталось. Овал лица чуть изменился, форма носа, губ… Без моих узнаваемых круглых очков никто не признал бы во мне Гарри Поттера. Я еще не был копией Драко, но, определенно, очень скоро стану. И, чуть не забыл, корни волос у меня отросли светлые, а по контрасту с моим прежним цветом казались седыми. Я попросил мать пригласить парикмахера. Она улыбнулась и сама взялась за дело. С помощью волшебной палочки естественно.

— Ты понял? — усмехнулся Драко, когда я рассматривал в зеркале свои стоящие дыбом очень короткие волосы. Но все-таки не лысина как я первоначально предполагал. Мама сумела их немного подрастить и пообещала к школе сделать волосы приемлемой длины.

— А что, мне нравится, не буду пользоваться гелем, — ответил я и ехидно посмотрел на Драко.

— Будешь, — самодовольно заявил он. — Если не захочешь получить прозвище — дикобраз.

Ура!

Наконец-то я могу связно мыслить. Я вспомнил почти все. Остальное вспомню потом, а еще через день начну забывать. Несколько месяцев беспамятства и три–четыре дня разумного существования — вот и все, что мне доступно. Я сам когда-то давно этого захотел. Приспичило мне изведать простых радостей обычного животного, так сказать — кота обыкновенного. И получил. Мой Хозяин тоже хотел. Быть, как все хотел, и тоже получил, по полной. Ешкин кот, делать то, что? Ну ладно, чего с меня взять, котом я, хрен знает, сколько столетий прикидывался, но Повелитель? Он же древнее существо, мудрое, а так влипнуть! Еще похлеще меня. Если об этом узнают ТАМ, да над нами потешаться будет весь Свет… и Тьма. Вместе. Да ОНИ ради нас свою здоровую конкуренцию отложат, лет на тысячу. Нет уж, я, конечно, существо мирное и проголосовал бы всеми четырьмя лапами за примирение, но всеобщим посмешищем стать не желаю. На луну помявкать, что ли? Да какая тут луна, в зоомагазине. Я опять в зоомагазине, я снова продаюсь, в девятый раз! И буду еще долго продаваться. Или не долго? Сколько прошло времени с моего последнего просветления разума? Тогда была зима или поздняя осень, а сейчас лето или что? Почему-то это меня волнует, должен же в моем беспокойстве быть смысл? Ааа, кажется, этим летом или следующим, не помню, меня должна купить одна лохматая девчонка. И вот тогда я смогу поговорить с кентаврами. О чем, не знаю, позже разум вернется ко мне полностью, и тогда… хм? А кентавры — это важно. Да, да, важно.

Когда я в первый раз оказался в облике почти обычного кота, я ни о чем не думал, я наслаждался жизнью, я блаженствовал, долго, лет десять. Радость удачной охоты, тепло ненасытной кошки, вкусный кусочек, украденный или выпрошенной у хозяйки маленького домика — во всем этом я находил море удовольствия. Ах, в каких турнирах я участвовал ради мимолетной благосклонности прелестного пушистого создания, ооо! Какие серенады мы распевали под ее окнами, Паваротти отдыхает! Но с течением времени в дни просветления я начал задумываться, и еще лет пятнадцать недоумевал: где же мой Повелитель и почему он меня не ищет? Потом я попал в зоомагазин и еще лет десять, а может и двадцать думал, что таким образом он меня наказывает за глупость и непослушание. А затем меня купила девочка, и я вместе с ней отправился в школу для юных волшебников. И жил себе в необыкновенно интересном месте и на первых порах ни о чем не задумывался. О чем было думать-то, когда в этой школе обитала тьма хорошеньких незнакомых кошечек. А одна, так и вовсе, по моим теперь уже полностью кошачьим понятиям, была истинной аристократкой. О, как она была холодна и неприступна, поначалу, но я был терпелив и обаятелен. Все знают, что я обаятельный, и мы сдружились. Но не с ее хозяином. Дурак старый. И была там еще одна особа, прикидывающаяся кошкой, примерно так и я умел когда-то. Настоящие кошки чувствуют подмену и не связываются с фальшивкой. Я тоже чувствовал, но я необычный кот и в ночь, когда мой разум только-только начал проясняться, один раз связался, и получил, чего хотел. Сами знаете, чего я хотел, не маленькие. А потом огреб намного больше, но про это очень больно вспоминать, а уж рассказывать… Обиднее всего то, что, сколько я после не сидел в засаде, так больше, ни разу не смог застать эту очаровательную фальшивочку в ее ипостаси кошки, ни в пустынных коридорах Хогвартса, ни на прогулке снаружи замка. Мяу! Вспомнил, как называлась та школа, прогресс на лицо, тьфу, на морде или морду… ага — в морду! Но сейчас-то она не помнит, ни меня, ни нашей любви и один раз у меня, точно, будет. А я включу свое известное всем обаяние, и, может, у меня будет два раза или три… Бог троицу любит.

Но к делу, я жил себе в замке обычным котом. Спал у камина в гостиной, выпрашивал лакомые кусочки у своей фальшивочки в Большом Зале, посещал темницы и слушал, слушал… Ни черта не понимал, но, как оказалось, все помнил. Беспокоило меня одно имя. Даже не имя, а его замена. Как вам: Тот-Кого-Нельзя-Называть? Смертельно обидел он чем-то очкастого приятеля моей хозяйки. Вот наверно из-за этого только очкарик и называл своего обидчика его настоящим именем — Волдеморт. Красивое имя, чем-то напоминает имя моего настоящего Хозяина и Наставника. У меня даже возникло предположение, что это одно и то же лицо. Но, подумав, я решил, что нет. Мелко это для Мессира — младенцев обижать. Разве только не нарочно. Так исправил бы он свою оплошность, что ему, жалко? Он же может все или почти все. Но, ни к каким выводам я тогда прийти не успел, потому что мое разумное время закончилось.

А в следующий раз я поумнел только поздней весной и начал размышлять над новой порцией фактов. Оказалось, не просто обидел очкарика этот темный маг с красивым именем, а обездолил его, сделав сиротой, оставив маленького на поругание, на растерзание… черт, о чем я? В общем, Волдеморт убил родителей приятеля моей маленькой хозяйки. И его самого хотел убить, но что-то пошло не так, и сгинул злодей с лица земли, и не осталось от него даже косточки, даже тряпочки, даже палочки. Нет, чего-то со мной сегодня не то… Палочка-то, как раз осталась. Хрен знает, кто прибрал ее и сохранил до лучших времен. И впоследствии, возродившийся темный маг вовсю колдовал именно ею. Но тогда я еще ничего этого не знал.

Я гулял себе, где хотел и слушал, и мотал на ус. Да, Бастис возьми, не шел из моей неразумной головы этот маг — Лорд Волдеморт! Вот не шел, и все. Даже когда ничего не соображал, я старался быть в тех местах, где говорили о Том-Кого-Нельзя-Называть. Жаль, в кабинет главного, они его директором называют, вход мне был заказан из-за феникса. И почему это все считают, что раз я кот, то обязательно начну птицу ловить? Обидно. Да и упаси Боже, такую птичку поймать, придушишь еще ненароком и бесплатная кремация обеспечена.

А еще я открыл для себя Лес. Именно так, с большой буквы. Не знал, что на земле есть такое место. До его середины я так и не добрался — кишка тонка. Чем дальше в лес, тем больше аномальных зон. Подготовки у меня соответствующей нет и обмундирования. Сдается мне, что в самом центре запретного леса находится: источник, грань, вход, выход, (нужное подчеркнуть, недостающее вписать). Одним словом — дыра. Куда? Да куда угодно, а скорее всего — домой, в место, где живут такие, как МЫ. Вот там-то, в лесу, я и познакомился с кентаврами. А осенью, когда в очередной раз поумнел, то странный разговор произошел у меня с этими созданиями. Даже не разговор, в один прекрасный лунный вечер полулюди-полукони окружили меня и начали говорить по очереди, я помню их слова до сих пор, дословно. А чего не запомнить-то, не раз и не два повторялась эта сцена, но смысл от меня тогда, в первый раз, ускользнул.

— Граница тонка, и близок конец.

— Спаситель пришел, что б в ночи потеряться.

— А звезды сложились в спиральный венец.

— Не позволяй над собою смеяться.

Кентавры замолчали, они не двигались с места и с ожиданием смотрели на меня. Я сел, обернув хвост вокруг ног. Что я мог им сказать, а главное, как? Я мяукнул. Кентавры возбужденно начали переговариваться. Слух у меня просто отличный, мозги неплохие, я внимательно слушал и запоминал их болтовню. В основном разговор был про то, что все бесполезно, что такое глупое существо, как я, не сможет помочь вернуть спасителя, что бы там не говорили звезды. Что время пока есть, но оно течет и неотвратимо приближается конец всего сущего. Спасения нету, нету… И так далее, и тому подобное…

Кентавры не уходили. Я помню, я тогда уселся поудобнее, потом прилег прямо на пышную груду упавших листьев и полузакрыв глаза начал размышлять, какого такого Хаоса мы с Мессиром приперлись на эту землю. Ну да, правильно, неладное что-то творилось с магией на этой планете. И почему это заинтересовало моего Повелителя? Ладно, неладно… Мне, так, никакого дела до этого не было. Природа сама разберется. Да и земель этих во вселенной в избытке. Одной больше, одной меньше — сути не меняет. Я-то, собственно, увязался за ним в надежде побыть поближе к природе. В мою дурную голову прокралась и прочно обосновалась мысль: а не побыть ли годик — другой настоящим котом. А то изображаю я, изображаю, предположительно кота, но сам чувствую, что не особенно достоверно у меня получается. Все ерничество какое-то выходит. И вот прибыли мы сюда. Ну, пристал я к Мессиру со своим желанием побыть обыкновенным животным. Я ему неделю надоедал, расписывая яркими красками, как необычайно хорошо быть простым, мало что помнящим созданием, как заурядная планетка станет огромным миром, ярким, таинственным, как собственные эмоции начнут перехлестывать через край и определять полностью скотское поведение. Да нафига мне этот разум. Эх, уломал я Хозяина и стал котом. Сбылась мечта, не буду говорить кого, эпитеты в голову лезут в основном нецензурные.

Застрял я здесь, на этой земле, в роскошном теле рыжего нахала! Мяяу!

Я еще два дня оставался на той поляне. Я думал. В основном над тем, куда же подевался мой Повелитель. Не мог он меня столько времени наказывать, не в его это обыкновении долго карать за банальную глупость. Не ушел бы он с земли, забыв про меня, с его-то памятью и забыть? Погибнуть он также не мог, в этом случае его душа просто вернулась бы домой и, обретя плоть, он давно забрал бы меня отсюда. И мне пришло в голову, что если станет совсем уж невмоготу, то остановлю собственное сердце и окажусь дома. Вот только выглядеть я буду бледно. Позор, какой — тело потерять. Смеяться надо мною будут. В памяти сразу всплыли слова кентавра: «Не позволяй над собою смеяться». Я зацепился за промелькнувшую мысль, что, вдруг, и мой повелитель, как я, застрял в чужом теле и не хочет возвращаться на посмешище всяким праздным интеллектуалам? А может он потерял память и просто живет себе где-то? Ага, с его-то регенерацией, как же… Эх, мог бы я хорошенько расспросить кентавров… Так я тогда ничего и не надумал.

Меня озарило только летом. За время моего беспамятства произошло много событий, а самое главное — возродился Лорд Волдеморт. Много разных разговоров услышал я между моей несовершеннолетней хозяйкой и ее приятелями. Я узнал, что дух темного мага выживал в различных телах, что одно такое тело разрушил этот самый мальчишка в нелепых очках, и при помощи какого ритуала Тот-Кого-Нельзя-Называть обрел плоть. Знал я эти уловки с вселением в чужое тело и про ритуалы возрождения тоже. Домом потянуло от этих новостей, тренингом на втором курсе по выживанию. Выходило, что Лорд и Мессир — одно и то же лицо. И как только я так решил, то сразу выстроилась стройная цепочка событий, и в общих чертах я понял, что произошло с моим Наставником. Во всем виноват я! Слишком уж заманчиво я расписал прелести существования смертного создания. ОН тоже захотел испытать простые радости примитивного существа. Но ему гораздо сложнее было осуществить свое желание — исхитриться надо, отключить такой интеллект. А… не он первый пошел этим путем, были и до него, были… Начинали жизнь с нуля, чудили, философствовали, иногда приходили к власти и, если не погибали, то вспоминали кем они являются, кто-то раньше, а кто-то позже. Все сходится! Мой Повелитель потерял тело, но не вернулся. Очень даже понятно, он не хотел стать героем многочисленных анекдотов. Метры, тьфу, Мэтры не должны выглядеть клоунами.

Тогда мне показалось, что раз ОН возродился, то все в порядке и скоро мы снова будем вместе. Но время шло, и через год я понял, что ошибаюсь. Никто за мной не приходил. Надо было что-то предпринимать, что? Ловушка держала меня крепко. Много ли успеешь за три дня, а через полгода глядь, а уже все изменилось.

В какой-то момент я узнал про крестранжи. (Ну почему я не обратил внимания на шрам мальчишки!) А это означало — крах. Все мои надежды пошли прахом. Нельзя делить душу — это же аксиома. Наставник сам не раз предостерегал нас. А уж когда я выяснил, что кое-какие крестранжи уничтожены, то совсем пал духом. По всему выходило, что некоторые части души моего Наставника уже вернулись домой. И только вопрос времени — когда вся душа соберется в главном регенераторе. А следом наступит и моя очередь. Я начал прикидывать на себя роль всеобщего посмешища. Боже, каким непроходимым идиотом я был! Подумаешь, стал бы главным персонажем анекдотов, не навсегда же.

Я, как дурак, все искал выход из создавшегося положения и думал, что смогу спасти наши добрые имена. Хотелось мне верить, что еще не все потеряно, иначе чего стоят предсказания кентавров?

«И звезды сложились в спиральный венец», вспомнились мне слова кентавра. Звезды, с ними все ясно, они всегда в какое-нибудь созвездие складываются, но спиральный… Значит, бегут они себе почти по кругу и возвращаются и возвращаются, но не совсем в ту же точку. А что если вернуть время назад. Это бесполезно, если возврат полный. Кольцо, оно кольцо и есть, но спираль — это то, что может помочь. Значит, замкнуть жизнь Того-Кого-Нельзя-Называть в кольцо и пусть он возвращается в свою человеческую юность, когда еще не приходила ему в голову мысль создавать крестранжи, но пусть помнит о прожитом! Да, знаю я, знаю про запрет на игры со временем, но это ведь я так, теоретически, а мысли… не было в моем окружении никого, кто интересовался бы ими. Вот мое воображение и разыгралось.

И вновь облом. По любому у меня ничего не выходило — энергии в моем распоряжении столько не оказалось. Магии в лесу, конечно, немало, но мне требовалось больше, намного больше. Максимум на десять лет можно было отмотать время назад, не дальше. И еще проблема — Наста-а-авника рядом нету-у-у. Но я как назло вспомнил, что частичка его души находится поблизости в маленьком приятеле моей мохнатой, тьфу, лохматой хозяйки и, мне представлялось, что если ритуал усовершенствовать, то… должно получиться.

Мои периоды разумности наступали и уходили, я ничего не предпринимал, а в один прекрасный момент понял, что надо что-то делать прямо сейчас или придется с позором возвращаться и прикидываться, что роль клоуна — мечта всей моей жизни.

Я решился провести запрещенный ритуал. Я думал, что верну Волдеморта настолько далеко в прошлое насколько смогу и надеялся, что со временем даже его ущербная душа найдет выход или меня озарит, или… Как всегда вмешалось «или».

Мне нужен был третий. Многое в нашем мире завязано на цифру три и в этом ритуале тоже были нужны трое. Мой Хозяин, я, а третий, разумеется — очкарик, потому что Повелитель ненароком сделал из мальчишки крестранж. Что ж, я провел ритуал. Вот ведь гадство, что-то пошло не так, ошибся я. Не почувствовал я Мессира во время ритуала. А связь с мальчиком была на лицо, была на удивление сильной и какой-то двойственной. Мяу, по всей видимости, нашим третьим стала маленькая частичка души Хозяина заключенная в бедном ребенке. Все, поздняк метаться, исправить ничего нельзя, только ждать. Вот и жду я чего-то уже девятую жизнь. Я теперь даже вернуться не могу, хоть с позором, хоть без. Не дома я после своей смерти оказываюсь, а в зоомагазине. Я буду жить вечно, это всегда было истиной, но теперь я могу смело сказать: «Я буду жить вечно на загаженной планете, не без удовольствия, но в дерьме!» Недаром игры со временем запрещены!

Дверца моей клетки открывается и меня за шкирку вытаскивают наружу и отдают в руки какому-то дядьке. А где же девочка? Всегда же была девочка.

— Мистер Квиррел, это мальчик, он очень умный, в его роду, определенно были книзлы, вы сделали правильный выбор! — восклицает продавец. — Вы не будете возражать, если магазин не станет скрывать, что вы являетесь нашим покупателем?

Опс, опс, опс, Квиррел купил меня? Я знаю, некоторое время именно в его теле обитал Повелитель. Мой хозяин начал вспоминать? Нет, нет, не начал, а вспомнил! Ведь только в том случае, если он вернул свою душу и ВСЕ вспомнил, то… Чур меня, чур меня, боюсь поверить. Мы выходим на улицу, ха, это Хозяин выходит, а я еду у него на шее. Я сел на шею Воланду и еду! Сбылась мечта не особенно умного стажера!

— Уймись, Бегемот, — до меня доносятся тихие слова. Меня спускают на землю и вот уже я, в своем дежурном облике ничем не выделяющегося из толпы молодого человека, иду рядом с ним.

— Как приятно быть снова человеком разумным! — продолжает «нести» меня уже вслух.

— Разумным, говоришь? Тогда готовь отчет о реализованной тобой авантюре и не забудь указать причины нарушения запрета на манипуляции со временем.

Слова строги, но в его голосе нет жесткости. Я чувствую любопытство и насмешку, и снисходительность, и… благодарность. Я рассказываю, сбиваясь и повторяясь, перескакивая с эпизода на эпизод, про свою кошачью жизнь, про одиночество, отчаяние, про поиски выхода из тупика и не могу остановиться. Мы медленно идем по городу. Вокруг нас постепенно сгущаются сумерки, а неоновый свет уличных фонарей и витрин магазинов ничуть не делает летнюю ночь светлее. ОН слушает и улыбается. Я замолкаю. Скоро утро. Над нашими головами уже не каменные громады домов, а темный, на фоне светлеющего неба, ажурный узор высокой чугунной ограды. Не знаю, когда мы успели свернуть в парк. Чуть удушливый запах цветущих лип, стрекот ночного насекомого, тихий рокот проезжающего в отдалении автомобиля…

— Мы сегодня идем домой? — потеряно спрашиваю я и, затаив дыхание, жду ответа.

— Не спеши, наши дела здесь не закончены.

Я в облегчении перевожу дух и нахально заявляю:

— Да иже с ней, с вывернутой магией этого мира, но раз уж вам так хочется занять себя и меня на некоторое время, то можно мне ненадолго вернуться в Хогвартс? — Смотрю на его удивленно приподнятые брови и поясняю:

— В облике кота, у меня есть там неоконченное дело.

— Ну, зачем же в облике кота? — откровенно забавляется Воланд. — Школа в очередной раз осталась без преподавателя по защите от темных искусств. Твои знания обширны, опыт значителен, ты изобретателен и умеешь ладить с людьми. Ты справишься.

— Нет! — в моем голосе слышатся панические нотки.

— И возможностей охмурить коллегу у тебя будет несравнимо больше чем, если бы ты котом гулял по коридорам Хогвартса. Да и кто тебе мешает время от времени принимать облик пушистого развратника? Твоя симпатия несомненно это оценит. Пора тебе повзрослеть, стажер. Все мы когда-то были учениками.

— Но…

— К тому же, это именно твоя обязанность подготовить двух мальчишек, к поступлению в Академию Управления Мирами. Тебе понадобится, я думаю, лет семьдесят. К тому времени они, я надеюсь, закончат свои дела в этом мире. — Он издевательски улыбнулся и добавил:

— Ты же не хочешь опять проснуться в клетке зоомагазина?

— Но разве нельзя развеять заклятье? И почему двух мальчишек? Одного, Поттера!

— Нет, милый мой, двух. Ты провел ритуал, замкнув в круг свою жизнь с жизнями бывшего Поттера и Драко Малфоя — тебе ими и заниматься. — Я молчал. «Бывшего, бывшего… и Малфоя? Интересно, чего же я не учел? Из принципа, ни о чем не буду спрашивать. Сам расскажет, никуда не денется». Пауза затянулась. — А колдовство скоро рассеется, лет через пятьсот. Ты уж побереги себя и детей тоже, — участливым голосом, наконец, произносит Воланд.

— А можно, я подготовлю к поступлению в Академию двух мальчиков и одну даму?

Воланд в изнеможении прикрыл рукою глаза.

КОНЕЦ