От отца Северуса пахло морской солью. Смолой. Рыбачьими сетями. Маслом. Дома он всегда бывал пьян. Он называл Северуса крысой, паршивым маленьким крысенышем, от которого не будет толку ни на кнат. Руки его были грубыми и мозолистыми, тяжелыми, безжалостными, а голос — хриплым от злости.
От матери Северуса пахло землей. Землей и овощами. Ее кожа была чистой и прохладной. Возвращаясь домой, она зажигала в их комнате тусклый свет, пробормотав Lumos. Она всегда старалась скрывать, что устала. Она называла Северуса своим мальчиком, своим милым мальчиком, и улыбалась, когда он приносил ей чай. Ее руки тоже были грубоватыми, но Северусу нравилось, когда она гладила его по руке.
— Северус, — сказала она. Ее дыхание мягко грело шею. Ее ладонь снова лежала на его руке, и легонько толкнула его.
— Северус, — повторила она.
— Северус.
Он вскочил, хватая ртом воздух. Волосы на висках слиплись от пота. Палочка уже была в руке. И направлена на Поттера.
— Не называй меня так, — прохрипел он, ненавидя себя за дрожь в голосе.
Поттер поднял руки и отступил на шаг. — Извини. Но я должен был тебя разбудить. Наше время закончилось.
Северус успокоил дыхание и медленно сел, морщась от боли в напряженных мышцах. Чертовы проклятия. — Почему ты позволил мне заснуть?
Поттер фыркнул. — Да ты буквально с ног валился, Севе… Снейп. Тебе было просто необходимо поспать.
— Я сам знаю, что мне необходимо, — прошипел Северус. Он поднялся и стряхнул пыль с плаща. — Твоя глупость могла стоить нам жизни. Есть, знаешь ли, причины, по которым мы охраняем лагерь по двое.
— Не сомневаюсь, что так и есть.
Черт бы его побрал. Взгляд Поттера был очень внимательным. подозрительно внимательным… — Ты разговаривал во сне, — сообщил он. — С отцом. — То, что во сне Снейп просил отца остановиться, произнесено не было.
Но и сказанного было достаточно, чтобы Северус вспыхнул от ярости. Этот паршивец возомнил, что имеет право на что, чтобы… чтобы… — А твой отец был просто идеален, да?
Странно, но Поттер не огрызнулся в ответ. Он молча накинул плащ и поднял воротник, защищаясь от ветра. — Нет, — тихо сказал он. — Нет.
Северус застыл на месте, но Поттер подтолкнул его в сторону лагеря.
— Пойдем. Надо разбудить Смита и Тонкс — их очередь.
Северус повторял названия трав, чтобы не заснуть. Перебирал их, как бусины на четках — он легко мог представить себе их вид и цвет, пальцы помнили, каковы они на ощупь, как их сок пачкает пальцы, когда он отрывает листья от стебля — липкий, как свернувшаяся кровь. Ему казалось, что он слышит, как булькают котлы, в его лаборатории — там, в Хогварце, который теперь был крепостью Волдеморта — котлы были расставлены в ряд вдоль рабочего стола, и он ходил между ними, от Глотка Сна к Перечному Зелью, от Скелероста к Ликатропному, и регулировал огонь под ними, проверял, правильно ли идет процесс…
Плечо Поттера было теплым. Черные волосы отливали серебром в свете луны. В контуре губ и полукружьях длинных ресниц было что-то до странности детское.
Он знал, что должен разбудить Поттера. Прекрасно знал. Были, знаете ли, причины, по которым они охраняли лагерь по двое.
Но тишина вокруг казалась такой спокойной и даже уютной, когда Поттер спал. И к тому же Поттер был теплым. Рядом с ним Снейпу удалось справиться с ознобом. А если разбудить Поттера, у него не будет предлога для того, чтобы оставаться так близко. Проснувшись, Поттер перестанет прижиматься к нему, тянуться к теплу его тела, как молодой деревце.
Палочка Северуса выпустила несколько искорок, предупреждая, что время их дежурства закончилось. Северус легонько тряхнул Поттера за плечо, не позволяя своей руке задерживаться надолго.
— Поттер, — после долгого молчания голос был хриплым, и Снейп прочистил горло. — Поттер.
— М-м-м, — откликнулся парень. У него получился совершенно неуместный, удовлетворенный звук. Дыхание приятно грело шею Северуса.
— Поттер, — повторил Снейп уже немного громче, и снова тряхнул Поттера.
— Что…? — Поттер резко отдернулся в сторону — вот благоразумный мальчик — и замер, сонно моргая и вглядываясь в темноту. — Что, дежурство закончилось?
— Догадался, — сухо ответил Снейп. Он медленно поднялся и прислонился к дереву, не подумав протянуть руку напарнику.
— Я спал, — сказал Поттер таким тоном, будто сам себе не верил.
— Только пару минут.
— Рассказывай. — Губы Поттера на миг изогнулись с сонной полуулыбке… Северус отвел взгляд.
— Нам пора возвращаться к Хмури. — Он собрался идти в сторону лагеря, но Поттер схватил его за край плаща.
— Постой-ка, профессор Двое На Часах. Разве ты не говорил, что нам обоим нельзя спать.
— Я же уже объяснил, что ты заснул буквально на пару минут. Я даже не заметил…
— Ну конечно, ты не заметил. — У Поттера хватило наглости ухмыльнуться, поднимаясь на ноги. Ладно, пошли к Хмури.
Они молча шли туда, где между деревьев виднелись огни лагеря. Потом Поттер подал голос. — А я что-нибудь говорил во сне?
Северус поднял брови. — Беспокоишься, не выболтал ли имя подружки? Можешь не волноваться, ничего ты не говорил.
Поттер неловко рассмеялся. — Отвали, Снейп
— Следите за манерами, Поттер.
— Да, сэр, — насмешливый поклон… и они уже стояли перед палаткой Хмури, и Хмури разрешил им войти и уставился на них, вращая магическим глазом.
— Упивающиеся. — Сказал он. — В пяти милях отсюда.
И улыбка исчезла с лица Поттера.
3.
— Конечно, он хочет. — Светлые глаза блестят. Тонкие губы улыбаются. — Правда же, Северус.
— Я…
— Конечно, он хочет. — Бледная рука, мягкая и осторожная, гладит его по щеке. Спускается к горлу, гладкая, как шелк, и замирает на пульсе. Полу-угроза. Полу-обещание. И запах дорогого одеколона.
— Люциус, — Пробормотал Северус, опасаясь сделать шаг назад. Вокруг было шумно, звучал смех, звенели бокалы — а теперь любопытные, насмешливые взгляды один за другим обращались в его сторону. Взгляды, которые он не мог вынести. — Я должен вернуться в Хогварц. Дамблдор…
— Дамблдор — то, Дамблдор — это. — Люциус манерным движением поправил волосы, но Северус напрягся. Он знал силу этих рук. — Можно подумать, что он — твой хозяин.
Нотт хихикнул, а Северус почувствовал, как у него похолодело в груди.
— Дамблдор не может, а должен думать, что он — мой хозяин. — Ответил Северус, заставляя себя говорить спокойно и не отводить взгляд. Так, наверно, смотрят в глаза хищнику — хищнику с красивым лицом Люциуса, горящими глазами и изящным ртом, полным ужасных острых зубов. Секунды шли, а они молчали, не мигая и не сводя друг с друга глаз. Потом Люциус вздохнул, расслабился и улыбнулся.
— Жаль, что ты пропустишь забаву с Поттерами, — громко сказал он, а потом придвинулся еще ближе, и его губы коснулись губ Снейпа. Его дыхание было теплым и пахло вином.
Северус не закрыл глаза.
— Ты умен и хитер, Северус, — прошептал Люциус. — Но хотелось бы знать — насколько хитер.
А потом Люциус поцеловал его, поцеловал по-настоящему — вместо острых зубов бархат ловкого языка. Северус видел, что все смотрят на них — смотрят, улыбаются, салютуют друг другу бокалами.
Потом Северус все-таки закрыл глаза, отсчитывая секунды. Ему хотелось оттолкнуть Люциуса и уйти, как можно скорее добраться до Альбуса, рассказать, что Волдеморт откуда-то узнал о Лощине Годрика, узнал, что …
Вкус губ Люциуса странным образом изменился. Теперь это было не сухое вино, а свежая зелень. И поцелуй стал горячим и настойчивым вместо чуть теплого и утонченного. Северус отшатнулся, ловя ртом воздух, и обнаружил, что на него смотрит Гарри Поттер.
Губы Поттера были красными и припухшими от поцелуев. Он тоже улыбался, но это была сонная, удовлетворенная улыбка. — Отвали, Снейп, — лениво сказал Поттер.
И Северус проснулся.
4.
— Мне сказали, что ты сидел со мной.
Северус вошел внутрь и отпустил откидное полотнище, позволив ему закрыть вход в палатку, а заодно и яркий утренний свет. — Что?
— Прошлой ночью. Ну знаешь. После того, как в меня попало Малфоевское проклятие.
— И кто, скажи на милость, ляпнул такую глупость?
— Колин и Джинни. Они говорят, что ты спал в кресле, когда они заходили узнать, как я себя чувствую.
— А. Твой фан-клуб.
Поттер молча ждал.
Северус стиснул зубы. — Я не собирался… я не сидел с тобой. Я пришел проверить, выпил ли ты зелье. Я устал. Присел и заснул.
В первый момент ему показалось, что Поттер снова пробурчит свое невыносимое "рассказывай" — но Поттер позволил себе только полу-улыбочку. Одну из тех, от которых кровь Снейпа закипала быстрее, чем от любых слов.
— Твой завтрак, — буркнул Снейп, ставя на столик тарелку с двумя сэндвичами. — Чая не осталось.
— Спасибо. — Поттер снова бросил на него тот самый внимательный взгляд. — За это и… за прошлую ночь.
— Я же сказал, что я…
— За зелье, — уточнил Поттер.
— Хм. — Северус помолчал, потом решил добавить. — Это обычная практика. Когда один из напарников ранен, второй приносит ему завтрак.
Поттер откусил и проглотил кусочек сэндвича. — Не сомневаюсь, что так и есть.
5.
На шее Поттера был шрам. Маленький, тонкий, белый, слегка изогнутый, как спина у кота.
Северус смотрел на шрам и пытался угадать, как он появился. Порезался при бритье, или это память о бурной ночи, или ему угрожали ножом. После того, что Поттер бормотал во сне, Снейп не мог отделаться от мысли о правдоподобности второго предположения.
— Поттер, — негромко окликнул Снейп и слегка ткнул парня локтем. — Ты снова собрался заснуть.
Он врал. Поттер спал уже больше часа.
— Спасибо, — откликнулся Поттер, сонно моргая. Он не смотрел на Снейпа и не улыбался.
Что и не удивительно.
Повисло молчание. Северус никак не мог придумать тему для разговора — и не был уверен, что должен что-то придумать. Но глаза Поттера были широко раскрытыми и темными, как выжженная земля. И руки он положил на колени, чтобы скрыть, что они дрожат.
— Поттер, — заговорил он, наконец. Парень вздрогнул. — У меня есть хорошее снотворное зелье. Если нужно, могу поделиться.
— Что? — Теперь Поттер смотрел на него. Взгляд парня сразу прояснился, глаза загорелись. — Почему ты решил, что мне…
— Грейнджер, — ответил Северус и Поттер заткнулся на полуслове. — Во сне ты говорил о Грейнджер.
Поттер тяжело дышал. Его глаза блестели в темноте, пустые и застывшие, как у загнанного зверя.
— Она была… она была твоей… — Слово "любовницей" Снейп не произнес, потому что не имел на это права.
— Нет. — Поттер снова отвернулся и уставился в никуда, с застывшим напряженным выражением на лице. — И не надо об этом.
Снейп решил попытаться еще раз. — Поттер, прошло уже шесть лет с тех пор, как они с Уизли…
— Я сказал — не надо об этом!
Поттер вскочил, сжав кулаки.
Снейп тоже поднялся, только медленнее, и на всякий случай сжал в руке палочку. — Послушай….
— А я сказал — заткнись, чтоб тебя! — Заорал Поттер, брызгая слюной — и Северус был настолько ошарашен его реакцией, не похожей на все, что вытворял Поттер за годы их вынужденного знакомства, что не успел ничего предпринять и Поттер схватил его за плечи.
Схватил, толкнул и Северус оказался прижатым к стволу дерева, неровная кора которого болезненно вонзилась в кожу. И ему осталось только смотреть в вытаращенные глаза Поттера.
— Черт тебя подери, — орал Поттер. — Да знаешь ли, сколько имен можно услышать от тебя, когда ты спишь? Отец. Мать. Люциус.
У Северуса замерло сердце.
— Скажи, тебе нравилось его трахать? Судя по тому, как ты произносил его имя — нравилось. Пожалуйста, Люциус, пожалуйста. Или он предпочитал…
Северус попытался отшвырнуть Поттера. Теперь он тоже разозлился. Как всегда — хочешь помочь этому паршивцу, а он… а он…
Поттер сопротивлялся молча. Он оскалил зубы, впился в плечи Северуса так, будто на его пальцах отросли когти. У Северуса промелькнула мысль, что они, должно быть, на редкость нелепо выглядят — два взрослых колдуна, дерущиеся под деревом. Другая часть его разума хотела только одного — причинить боль. А еще одна впитывала ощущения от близости тела Поттера — сильного, молодого, пахнущего молодой травой — и Снейп с ужасом обнаружил, что это начинает его возбуждать. А тут еще рот, добравшийся до его шеи — горячий, мокрый, и….
— А-а! — Он дернулся назад от неожиданной резкой боли, пронзившей шею. В это не верилось, но Поттер только что укусил его, и зубы у парня оказались не менее опасными, чем у Люциуса.
Поттер тоже шарахнулся в сторону, тяжело дыша.
Северус осторожно потрогал шею — кажется, там была рваная рана. Пальцы стали липкими от крови.
Поттер смотрел на него, вытаращив глаза. Северус не смог понять, чего в этом взгляде больше — азарта, удовлетворения, гнева или сожаления. Потом Поттер развернулся и быстро пошел к лагерю, прижимая руки ко рту.
Северус прислонился к стволу, стараясь унять дрожь. Есть, знаешь ли, причины, по которым мы охраняем лагерь по двое.
Ему придется доложить об этом Хмури. Оставить пост — это серьезное нарушение правил.
Но пока их время еще не закончилось и Северус останется на месте — это его долг. Ночной ветер шуршал темными листьями над головой, раненое горло напоминало о себе пульсирующей болью.
6.
Его маленький котел снова закипел. Рабочий стол был слишком гладким, слишком новым, еще не украшенным подпалинами и зарубками от ножа. Да и этот он чуть было не потерял во время последней атаки.
Огнетравка — тонкие красные перышки, с легким пряным запахом. Она послушно покорялась ножу, уверенно измельчавшему ее. Пять движений вдоль, пять поперек, и так до тех пор, пока не получился тонкий красный порошок, почти неотличимый от чили.
Только вот огнетравка усыпляет, а чили чаще всего — нет.
Северус добавил в котел две щепоти порошка — две для двух доз — и услышал шаги, приближающиеся к палатке.
— Войдите, — громко сказал он, не отводя глаз от зелья, и услышал, как зашуршал откидной полог палатки. Вместе с незваным гостем внутрь проник холодный утренний воздух.
Поттер.
Северус узнал его, не поворачивая головы. Узнал по шагам, по движению воздуха, по слабой тени на стене. Это было странно и глупо, но Северус узнал его и сказал — спокойно, как будто отчитываясь перед Хмури. — Я готовлю снотворное зелье.
Какое-то время они молчали, а Северус не мог понять, почему Поттер не проходит дальше, а так и стоит за спиной. Ему стыдно? Или он злится?
— Для меня? — Спокойно предположил Поттер.
— Нет. — И Северус повернулся к Поттеру сам, потому что это уже становилось смешным — повернулся и посмотрел прямо в глаза. Поттер отвел взгляд. Ясно. Ему стыдно. — Для нас обоих.
Поттер вздрогнул, и Северус чуть было не улыбнулся. — Я думаю, что будет лучше, если мы не будем случайно подслушивать секреты друг друга. Согласен?
— Ты что, предлагаешь нам обоим спокойно спать на посту?
— Нет, я думаю, что если мы спокойно выспимся перед дежурством, мы не будем засыпать в самое неподходящее время. — Не говоря уж о самых неподходящих снах.
— Понятно.
В голове у Северуса откуда-то взялась дурацкая мысль о том, что он должен извиниться — за то, что зашел слишком далеко в разговоре с Поттером. Ведь сам Поттер в аналогичной ситуации вел себя гораздо тактичнее.
Северус снова повернулся к котлу. Уставился на дымящееся зелье. Оно уже было почти готово. И цвет приближался к нужному оттенку фиолетового. Цвету кровоподтека.
— Извини.
Северус вздрогнул, поняв, что это сказал Поттер. Слово, произнесенное хриплым, неуверенным голосом, повисло в воздухе.
Он осторожно убрал в банку остаток огнетравки. И не ответил.
— За прошлую ночь, — выдохнул Поттер. — Я был…
— Не надо, — сказал Северус. Получилось почти так, как он хотел — вежливо и спокойно. — Ты не обязан ничего объяснять.
— Это все Малфой, — упрямо продолжил Поттер, и одно это имя заставило Северуса напрячься.
— Когда он проклял меня. В ту ночь… ты еще тогда приходил посидеть… о, извини… заглянул проверить, выпил ли я зелье.
Северус чуть было не усмехнулся. Парень все-таки не удержался от язвительного выпада.
— Так что, в природе проклятия была повышенная агрессивность?
— Нет. Нет, он… он напомнил мне… когда я его увидел, я….
Они снова замолчали. Северус прислушивался к их дыханию и вспоминал, как Поттер улыбался во сне, и какие у него были ресницы.
— Гермиона. Когда она умерла. Она и Рон. Но она… когда я нашел ее… они… он….
— Поттер. — Повернуться почему-то не получалось. Возможно, он боялся посмотреть Поттеру в глаза. Или не хотел, чтобы Поттер смотрел на него. Чтобы Поттер увидел, что Снейп все понял. — Тебе не стоит об этом говорить.
— Нет. — Глупый, упрямый мальчишка. — Я должен. — Еще один судорожный вдох. — Она была заперта в камере. Она… на ней… она была без одежды. Он заставил…
— Поттер.
На этот раз парень замолчал. Возможно, просто не мог больше говорить.
Тишину нарушало только кипящее зелье. Его бульканье казалось непристойно громким.
Северус вспомнил густые непослушные волосы Грейнджер, вспомнил, как нетерпеливо она тянула руку на уроках, как усердно скрипело ее перо по пергаменту… даже самый противный, менторский тон ее голоса.
От горечи в горле стало трудно глотать.
Он вспомнил голос Поттера, шепчущий во сне "Гермиона, Гермиона". Будто он звал ее назад. Будто надеялся спасти.
— Я никому не сказал, — неожиданно продолжил Поттер, разбивая молчание. Его голос снова был твердым. — Все так спешили похоронить погибших. — Он издал резкий, короткий звук — нечто вроде того фырканья, которое не имеет ничего общего со смехом. — Я даже… начал думать, что это мне приснилось. Что это был кошмар. Что на самом деле этого не было. Но потом… когда Малфой… днем я еще держался, а ночью…
— Замолчи, Поттер.
Как ни странно, он подчинился.
Северус понял, что больше всего ему хочется сесть и закрыть лицо руками. Спрятаться. Укрыться от всего этого.
Почему?
Он слышал вещи пострашнее. И делал…
Нет.
Теперь зелье было полупрозрачным. Слишком поздно, чтобы что-то исправить.
Он отработанным движением погасил огонь и бросил палочку на стол. Теперь, когда обе руки были свободны, он вцепился в край стола и замер, опустив голову.
— Северус.
На языке уже крутилось привычное "не называй меня так", но губы отказывались шевелиться и горло онемело.
Он стоял и смотрел на полированную столешницу. Медово-коричневую. Красивый цвет, особенно когда блестит в слабом освещении.
Поттер подошел ближе и замер за спиной — на этот раз прикосновение к руке не заставило Северуса вздрогнуть. потому что он этого ожидал.
— Малфой, — произнес Поттер таким тоном, будто это имя ни о чем ему не говорило. — Ты…
— Я сделал то, что должен был сделать, — ответил Северус. И все, какие еще нужны объяснения. Он не стал бы этого делать, если бы не был должен. Разве не достаточно ясно?
Поттер не ответил. Его теплая рука лежала, не шевелясь, на рукаве Северуса… в какой-то миг Северусу подумал, что парень сейчас отдернет руку, снова начнет орать или уйдет, но ничего подобного не произошло. Потом пальцы Поттера медленно скользнули вниз и добрались до края перчатки — черной перчатки из драконьей кожи, тонкой и прочной, прекрасно облегающей руку. Северус всегда варил зелья в перчатках.
Теплые пальцы забрались под перчатку и замерли на запястье Северуса, как будто проверяя пульс.
— Поттер, — не выдержал Северус. — Что ты…
— Ш-ш-ш-ш.
Северус не решался пошевелиться. Он затаил дыхание, прислушиваясь к своим ощущениям — к молчаливому присутствию Поттера, теплу его тела, чуть слышному шепоту дыхания, прикосновению обнаженной кожи к запястью.
Он чувствовал собственный пульс.
Поттер обхватил его запястье — все еще под перчаткой, что придавало прикосновению оттенок особенной интимности — и мягко, но настойчиво потянул, заставляя Северуса повернуться.
Северус медленно подчинился и теперь смотрел на воротник Поттеровской рубашки — белый воротник на фоне плотного черного плаща.
Поднять взгляд по-прежнему не получалось.
И только после того, как губы Поттера прикоснулись к его губам — поцелуй был легким, как воздух, свежим, как весенняя травка, едва ощутимым — Северус резко выдохнул, и выпуская вместе с воздухом то, что больно сдавливало грудь и было слишком похоже на чувство вины.
Извини, — хотел он сказать. Извини.
Но Поттер поцеловал его еще раз и отстранился.
Северус чувствовал его взгляд на своей шее.
— Рана еще не зажила? — Тихо спросил парень.
Северус моргнул. Медленно. Сейчас все как-то странно замедлилось — наверно дело было в тошнотворно-неприятном разговоре, который закончился, наконец — и Поттер был так близко, что Северус чувствовал себя так, будто принял наркотик. Морфий после травмы. — Нет, — еле выговорил он, потому что язык еле ворочался во рту. Зачем спрашивать, если и так видно, что раны больше нет. — Я залечил ее. Прошлой ночью.
— Извини, — сказал Поттер, возвращая Северусу так и не произнесенные слова.
Не беспокойся, все в порядке. Кажется, Северус должен был сказать в ответ что-то в этом роде. Но у него никак не получалось подобрать подходящие слова, и он промолчал — просто стоял и смотрел на Поттера, прямо в глаза, и услышал, как у Поттера перехватило дыхание, как будто парня поразило то, что он увидел в глазах Северуса.
Но большой палец Поттера продолжил поглаживать запястье Северуса, и Поттер не отстранился.
— Завтра мы переносим лагерь. — Ни с того, ни с сего сказал Поттер. — Седьмой день.
— Да.
— И я проверил график — у нас сегодня нет ночного дежурства. Правда Хмури собирает всех в восемь.
— Понятно, — ответил Северус. И почувствовав, что должен добавить свое слово в разговор, так же некстати сообщил. — Зелье испорчено.
Теперь была очередь Поттера удивленно моргнуть. В какой-то момент Северусу показалось, что парень улыбнется. Но потом он серьезно ответил. — Ну и ладно. Можешь слушать мои секреты, я возражать не буду.
Он не будет возражать. Северус подумал, что имеет полное право рассмеяться над этим заявлением — после вчерашней-то истерики. Но судя по всему его голосовые связки зажили своей собственной жизнью и мозгу больше не подчинялись, потому что он снова ответил. — Понятно.
Вот теперь Поттер все-таки улыбнулся — хотя лишь на мгновение — и прикусил губу. — Ты ничем не занят до собрания у Хмури?
Сегодня? Какая-то часть сознания Северуса нашла в себе силы пробежаться по списку запланированного на неделю. — Нет, — ответил он.
— Хорошо.
Над остывающим котлом поднимался пар, от которого волосы Северуса прилипли к щеке, и он с недоверием к собственным глазам увидел, как рука Поттера отпускает запястье, поднимается и поправляет ему волосы.
Северус закрыл глаза. Поттер, ты сам только что сказал, что завтра мы переносим лагерь. Мне нужно собирать вещи. И тебе тоже. Так что не будешь ли ты так добр и не уберешься ли…
Эти слова отчетливо звучали в голове. Очень отчетливо. Но вслух он их почему-то не произнес. И Поттер никуда не ушел.
7.
Из его котла торчала довольно неаккуратно засунутая туда одежда — остывшее испорченное зелье они перенесли в случайную точку леса, надеясь, что оно материализуется над головой какого-нибудь Упивающегося.
Поттер, в одной рубашке, шлепал босыми ногами из одного угла палатки к другому. По его бедру спускался новый длинный и широкий шрам. Северус помнил, каков он на ощупь — странно мягкий и уязвимый, и кожа в этом казалась более гладкой, чем рядом.
— Мне пора идти в свою палатку, — заявил запыхавшийся Поттер, натягивая брюки. Потом он накинул плащ и пригладил рукой волосы, от чего их сходство с вороньим гнездом только усилилось. — У меня очень мало вещей, но я же даже не начинал собираться.
— Не копайся слишком долго, — буркнул Северус, занятый уменьшением упакованных вещей. Его голос был раздраженным, хриплым и ворчливым, но ведь он бывал таким каждое утро, и Поттера, которому нередко приходилось будить напарника перед ранним дежурством, это вряд ли удивит или возмутит.
— Хорошо тебе говорить, профессор Пунктуальность. Я же помог тебе собраться.
— У меня вещей гораздо больше.
— Ох, отвали уже.
— Следи за языком.
— Могу еще раз повторить. Отвали.
Поттер вышел из палатки, не позаботившись придержать полог, который с громким хлопком упал на место — в старые добрые времена они точно также хлопали дверью. Северус снова остался один — черная тень в пыльном полумраке палатки. Пальцы закоченели от холодного предрассветного воздуха, и от тишины звенело в ушах.
Как странно воспринималась теперь тишина.
Ни тебе бульканья котла, ни надоедливой Поттеровской болтовни.
Еще одна неделя. Еще один лагерь. Еще семь дней — на этот раз еще ближе к Хогварцу, к дому, из которого их изгнали. Еще одно выигранное сражение.
Время от времени Северус задумывался над тем, что рано или поздно случится решающее сражение. Он вернется в подземелья с их холодным, неподвижным воздухом, к бесконечным полкам с книгами… хотя полки скорее всего сломали. И все же. Он вернется к этим сопливым надоедливым детишкам, от которых нет покоя ни днем, ни ночью, к обедам в Большом Зале с его знаменитым зачарованным потолком сверху и смеху со всех сторон.
А возможно и нет.
Он попытался представить себе альтернативу — но тут было мало простора для фантазии, да и жизнь его в таком случае будет недолгой. Несколько ночей боли под пристальным наблюдением холодных глаз Люциуса — и долгожданный покой, отдых, возможно с Поттером, а может и без него. И новые, незнакомые люди в Хогварце.
Это уже не имело значения. Это было каким-то нереальным. И сейчас, в мыслях, и потом, когда начнется сражение, будут жар, звуки, падающие тела — это было знакомо, это уже случалось и повториться еще не один раз.
Он сложил все уменьшенные вещи в одну сумку, которую повесил на плечо, вышел из палатки, уменьшил и ее тоже, а потом засунул в самый глубокий карман плаща.
Утро было холодным и от дыхания с губ срывалось облачко пара.
Да, ответы на некоторые вопросы лучше не знать заранее.
Он осмотрелся, слегка прищуриваясь, чтобы лучше видеть сквозь утренний туман, и увидел Поттера, выбирающегося из своей палатки. Уменьшающего ее. Складывающего. Запихивающего в сумку.
Движения. отработанные за недели походной жизни, ставшие второй натурой — будут ли они знать, что делать в Хогварце, когда вернутся назад? Легко ли им будет вспомнить, как жить, ступая каждый день по одним и тем же коридорам, ночуя в одной и той же постели, разглядывая один и тот же потолок над головой?
Вряд ли.
А Поттер закинул сумку на плечо и пошел к нему. К Северусу. От этого почему-то перехватило дыхание. Поттер улыбался и махал рукой, здороваясь с остальными — с Джинни Уизли, Финниганом, Смитом, Тонкс, Брауном — и Северус вдруг почувствовал на губах вкус свежей зелени.
Vova
