Узы

29 сентября — 1 октября.

День первый, вторник

…что за черт?

Гарри выплыл из забытья, сосредоточившись, наконец, хоть на чем-то. На потолке. Очень знакомом потолке… больничного крыла.

«Проклятье, только не снова», — было его первой мыслью.

«Во что я влип на этот раз?» — второй.

Квиддич? Нет, на нем не было квиддичной формы, и ничего не болело, кроме головы. Не сам шрам, а вообще… на самом деле, вся голова. Пульсирующая боль за глазами, в затылке, у шеи…

Гарри услышал слабый стон, понял, что стонет не он, и оглянулся в поисках источника звука.

Малфой. По-видимому, только что пришедший в себя, на кровати справа. Сразу же окруженный толпой взрослых — мадам Помфри, Дамблдор, Люциус Малфой… Кто?

— Гарри, — слева раздался знакомый голос, Помфри оглянулась, а Гарри быстро повернулся.

— Профессор Люпин!

Люпин улыбнулся.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не отказался бы от шоколада, — так и не разобравшись в ситуации, ответил Гарри и Люпин улыбнулся снова. — Что случилось?

Люпин порылся в кармане, достал плитку шоколада и положил на кровать рядом с Гарри, в то время как мадам Помфри торопливо подошла к ним.

— Как вы себя чувствуете, Поттер?

— Отлично… только голова немного болит, — начал Гарри, и она энергично кивнула.

— Этого следовало ожидать, вас просто сбило с ног. Что ж, садитесь, — она поставила пузырек с зельем на тумбочку у кровати. — Съешьте шоколад и выпейте зелье. Вы что-нибудь помните?

Гарри, по-прежнему озадаченный, медленно сел. Вокруг оказалось намного больше народу — не только Дамблдор, Помфри, Люциус Малфой и Люпин, но еще МакГонагалл и Снейп, — и он не мог сосредоточиться на ком-то одном. Что происходит?

— Не так много. Кажется, я выходил из класса…

— Какое проклятье? — голос Малфоя перекрыл другие, слизеринец сел в кровати. Гарри нахмурился, видя, что взрослые вокруг смущены, и ни один из них не стремится отвечать. Малфой требовательно повторил: — Какое проклятье?

— Мальчики, — медленно проговорил Дамблдор, — боюсь, вы были, гм, связаны.

Тишина.

— Что? — слабо переспросил Малфой.

— На дверь, сквозь которую вы прошли вместе, было наложено связующее заклятье. Оно должно было сработать в случае сильных эмоций, а вы как раз спорили о чем-то, и…

— Нет. Боже, нет, — Малфой окинул взглядом взрослых, его глаза расширялись, по мере того как мрачнели лица присутствующих. — Это… это невозможно, — он уставился на отца, тот сжал губы и кивнул. Молчание. — Это… это чертово… это безумие! Нет!

— Драко, — начал его отец, но Малфой — Гарри даже испугался — перебил его и соскочил с кровати.

— Нет! Вы это несерьезно!

— Мистер Малфой, мне жаль, но мы совершенно уверены, — произнес Дамблдор.

— Черт! НЕТ!

— Подождите, о чем вы говорите? — вмешался в разговор Гарри. — Что за связующее заклятье?

Малфой изумленно взлянул на Гарри: — Заклятье уз, ты, чертов недоумок.

Гарри перевел взгляд с Малфоя на взрослых, но ни один из них не сделал слизеринцу замечания, это более чем смущало и ставило в тупик. Он ожидал, что хотя бы отец одернет грубияна, но Люциус Малфой выглядел потрясенным, почти больным, совершенно непохожим на того холодного, собранного, внушительного человека, каким был всегда.

— Но что… что это значит?

— Ты даже не знаешь… чудесно, — Малфой треснул кулаком по тумбочке и с отвращением отвернулся.

— Поттер, узы — это волшебный брак… — начала Помфри, но Малфой прервал ее.

— Это чертово брачное проклятье, Поттер, — выплюнул он. — Оно было на двери, мы в него вляпались, теперь мы женаты. Что в этом такого непонятного для твоих тупых гриффиндорских мозгов?

— Но как… жениться — это же не проклятие, как можно…

— Поттер, позвольте, я объясню, — строго сказала профессор МакГонагалл. — В волшебном мире брак не считается браком, пока на супружескую пару не наложено связующее заклинание. Обычно это происходит по взаимному согласию, точно так же, как магглы дают брачные обеты, — Люциус издал негодующий возглас, но не прервал ее, — но, в отличие от маггловского брака, связующее заклинание вынуждает супругов вести себя определенным образом. Кроме того, заклинание может быть наложено и как проклятье, без согласия обеих сторон, что, конечно, абсолютно противозаконно… но узы все равно возникают.

Гарри нахмурился, совершенно сбитый с толку. Проклятье, которое делает людей женатыми против их воли? Это походило на неудачную шутку. Он быстро огляделся, надеясь увидеть близнецов Уизли, хихикающих над успехом своего последнего прикола.

Ничего подобного.

— Но это нелепо. Любовное зелье — я еще понимаю, но как можно насильно женить?

— Заклятье уз вынуждает людей вести себя как супруги. В первые месяцы им необходимо жить вместе, почти постоянно быть рядом друг с другом, делать все, что обычно делают женатые пары, в противном случае придется терпеть неприятные последствия.

— Делать все… нет, подождите!

— Это не всегда означает закрепление отношений сексуальным контактом, — как ни в чем не бывало продолжила мадам Помфри, — люди могут быть связаны, но не женаты. Такое случается с близнецами или очень близкими друзьями, которые решили воспользоваться преимуществами уз, не вовлекая сексуальный аспект. Но в большинстве случаев узы по своей природе подразумевают сексуальные отношения, разве что есть веская причина их избегать.

— Типа взаимной ненависти?

— Это недостаточно веская причина, — прямо сказала Помфри. Гарри вытаращился на нее.

— Мордред, закрой рот, Поттер, ты выглядишь еще глупее, чем обычно, — рявкнул Малфой.

Гарри не обратил на него внимания.

— Но как вообще можно согласиться на такое?

— Ради преимуществ, конечно. Ради усиления магических сил, например, а также всего остального, что сопутствует браку как таковому: партнерства, дружбы, эмоциональной стабильности.

— Разве что-то из этого может получиться, если, для начала, ничего такого не хочешь?

— Связующее заклятье обеспечивает подходящее поведение, и это стимулирует развитие уз в положительную сторону. Большая часть браков заключается, по крайней мере, по взаимному желанию, но вполне возможно добиться успеха даже в случае вынужденной связи.

— Как?!

— Придется постараться, поскольку у вас нет выбора, — отрезал Снейп. — Магглы думают, что создание союза нужно начинать с цветов, романтики и тошнотворной сентиментальности. Волшебники лучше знают, что делать.

— Вам-то откуда знать? — ляпнул Гарри прежде, чем успел остановить себя или хотя бы сказать это более почтительным тоном. Но Снейп не стал придираться.

— Хотя это абсолютно не ваше дело, Поттер, я был женат. Семь лет, причем счастливо, на женщине, с которой почти не был знаком до наложения уз.

Малфой пристально посмотрел на него.

— Это совсем другое дело!

— Многие браки в нашем мире заключаются именно так, Драко, — спокойно заметил Люциус Малфой, и сын посмотрел на него так же пристально. — Мы с твоей матерью едва знали друг друга до принятия уз. Однажды нечто подобное произошло бы и с тобой, ведь ты согласился жениться по нашему выбору.

— Я согласился, так как думал, что это будет союз на благо нашей семьи, и я знал, что ты не заставишь меня жениться на том, кого я презираю, и…

Люциус поморщился и покачал головой.

— Я знаю. Но у тебя нет выбора. Успокойся.

— Пошел ты к черту со своим «успокойся»! — заорал Малфой. Люциус нахмурился и встал.

— Он расстроен, Люциус, ему нужно время… — начал было Снейп, но Люциус резко оборвал его, строго глядя на сына.

— Драко, ты расстроен, и я могу тебя понять, но это не извиняет… — Люциус попытался потрепать сына по плечу, но ахнул и отпрянул назад, когда тот дернулся и вскрикнул от боли. — Я… прости, я забыл, — он протянул руку, не касаясь мальчика, который уставился на него с упреком. — Сядь. Пожалуйста.

Малфой упал в кресло, стиснув руки и сжав зубы.

— Мне жаль, — мягко сказал Люциус. Гарри просто дрожь пробирала от голоса и манер этого человека. Он никогда раньше не видел, чтобы Люциус Малфой обращался с сыном иначе, чем с холодной сдержанностью, а теперь — поглядите-ка — просто воплощение встревоженного папаши, желающего успокоить свое чадо и не знающего, как это сделать. О боже.

— Драко, мне жаль, — повторил Люциус.

Малфой опустил локти на колени и наклонился вперед, спрятав лицо в ладонях. Гарри переводил взгляд с одного взрослого на другого, его все больше пугали смирение и скорбь, отражавшиеся на их лицах.

— Подождите… разве волшебники никогда не бывают «развязаны»? — в отчаянии спросил мальчик. — Разведены?

— Для этого обе стороны должны дать свое согласие… — начал Снейп.

— Думаю, не ошибусь, сказав, что мы оба уже согласны.

— …и только тот, кто наложил заклятье, может его снять. Обычно проблем не возникает, так как узы накладывают сами супруги, но в случае недобровольной связи…

— Вы хотите сказать, снять с нас заклятье может только тот, кто его наложил? Сами мы не сможем этого сделать?

— Просто невероятно, сколько времени потребовалось, чтобы эти простые истины дошли до тебя, Поттер, — фыркнул Малфой, не поднимая головы.

— Можете быть уверены, мы постараемся найти того или тех, кто в ответе за случившееся, — заявил Снейп, — однако шанс на успех ничтожно мал, разве что кто-нибудь сам выйдет и сознается. Это абсолютно противозаконное заклинание, мистер Поттер, никто не признается, что наложил его. Кто бы это ни был, он почти наверняка замел следы.

— Но… но я даже не гей!

Люциус неприязненно щелкнул языком, а его сын закатил глаза.

— Честное слово, эти магглы… — презрительно буркнул он.

— Мы понимаем, что в маггловском мире существует предубеждение против сексуальных отношений между людьми одного пола, — начала Помфри, — но в волшебном мире…

— Я ни разу не слышал ни об одной женатой гей-паре в волшебном мире!

— Вы не так давно стали частью нашего мира, — заметила МакГонагалл, — а в школе большинство людей вокруг вас не женаты. Такие пары нечасто, но встречаются. Правда, многие считают ужасно безответственным со стороны волшебника жениться на особе своего пола — рождаемость у нас не так высока, как могла бы быть, — но среди нас нет этого слепого предрассудка, свойственного маггловскому миру.

— Я даже не гей, — мерзко передразнил Малфой. — Честное слово, только полный гриффиндорец будет переживать из-за таких пустяков.

— А что тогда не пустяк? Что я, скорее всего, просто убью тебя, если мне придется с тобой жить? — выпалил Гарри в ответ.

— Поттер, это не тема для шуток, — строго вмешалась МакГонагалл, — насильственное наложение уз считается таким серьезным преступлением отчасти и потому, что все может закончиться убийством одного из супругов. Речь идет об исключительно серьезной ситуации. За вами обоими придется пристально наблюдать для гарантии, что ваша взаимная неприязнь не выйдет за рамки, и ни один из вас серьезно не пострадает.

— Похоже, не такой уж плохой выход, — пробормотал Гарри. Малфой закатил глаза.

— Совсем тупой, Поттер? В этот раз ты побил все рекорды…

— Мистер Малфой, — оборвала его МакГонагалл, — будьте добры, замолчите. — Она повернулась к Гарри. — Пока узы только что наложены, супруги крайне зависимы от эмоционального и физического состояния друг друга. Если один из них умрет или будет серьезно ранен, этого, скорее всего, будет достаточно, чтобы другой погиб от шока. Особенно если второй был причиной смерти или травмы первого.

Гарри ошеломленно откинулся назад.

Долгую паузу в конце концов нарушила МакГонагалл.

— Мальчики, думаю, вам потребуется какое-то время, чтобы принять случившееся. Уверена, будет лучше, если мадам Помфри объяснит, с чем вам придется столкнуться. А мы пока обсудим, как справиться с ситуацией и сохранить вас живыми и здоровыми.

— То есть вы собираетесь обсуждать без нас…

— Вы собираетесь решать…

Мальчики говорили с негодованием, перебивая друг друга, и Люциус Малфой вмешался:

— Драко, сейчас ты вряд ли способен принимать решения. Ты даже еще не вполне понимаешь, к чему приводит заклятье уз, — заметил он.

— Это не значит, что ты должен все решать за меня! — горячо заявил Малфой. Его отец удивленно приподнял брови. Гарри тоже. Насколько он знал, отец Малфоя действительно все решал за своего сына, вплоть до того, какие предметы изучать и с какими людьми общаться. Должно быть, Малфой в жутком шоке, если вздумал бунтовать против отца.

— Молодые люди, никто не будет решать за вас, — рассудительно заметила МакГонагалл. — Мы просто обсудим некоторые моменты. Когда вы получите больше информации о ситуации, сможете присоединиться к нам и принять участие в дискуссии.

Люциус Малфой уставился на нее, явно не веря своим ушам. Краем сознания Гарри отметил, что видеть его выведенным из равновесия на самом деле более чем приятно. И если бы мальчик не был настолько потрясен сам, выражение лица Люциуса его бы определенно позабавило.

— Все в порядке, Гарри, — ласково сказал Люпин. — Иди, послушай Поппи.

* * *

Несколько часов спустя Гарри, по-прежнему слегка не в себе, взобрался на больничную кровать.

После совершенно расстроившей их лекции мадам Помфри мальчики вернулись к взрослым, чтобы обсудить практическую сторону жизни бок о бок. Хорошо, что Дамблдор догадался пригласить Ремуса Люпина, самого близкого Гарри человека, способного заменить родителя. Уравновешенность и добрый юмор Люпина помогли пережить обсуждение школьного расписания и бытовых вопросов, до крайности мучительный разговор о квиддиче и растущее осознание того, что все это действительно, действительно не шутка.

Рон и Гермиона, когда он наконец встретился с ними, не смогли его утешить, хоть в этом и не было их вины. Облегчение при виде него, живого и здорового, сменилось ужасом, когда они узнали о проклятье. Рон ужаснулся даже сильней, чем Гермиона, он с детства знал, что такое заклятье уз. Знал достаточно, чтобы, например, оттолкнуть руку подруги, когда она попыталась обнять Гарри — в первые несколько месяцев проклятье должно было сделать прикосновения любого человека, кроме супруга, крайне болезненными. С другой стороны, друзья просто не находили слов, и их встревоженные, враждебные взгляды на угрюмого, никак не реагирующего Малфоя заставляли Гарри чувствовать, что один из его худших кошмаров воплотился в жизнь. Он ненавидел Малфоя так же сильно, как Рон и Гермиона, но, в отличие от них, не мог просто выйти из комнаты и держаться от него подальше.

Малфой не попросил позвать в больничное крыло никого из своих друзей.

К счастью для Гарри, обошлось без любопытных взглядов в Большом зале, ужин им доставили в палату, и мальчики поели, сидя как можно дальше друг от друга. На самом деле Гарри не понимал, почему они не могут вернуться в общежитие, было не похоже, что им уже нужна физическая близость, однако мадам Помфри уверяла, что находиться в разных комнатах будет действительно тяжело.

И теперь они собираются лечь спать здесь, в больничной палате. По крайней мере, в одном они были согласны: оба хотели сохранять прежние отношения так долго, как только возможно. Им не нужны никакие свободные от занятий дни, чтобы прийти к соглашению, или узнать друг друга получше, или что там еще предлагали эти взрослые. Сегодня после ужина деканы факультетов должны объяснить студентам ситуацию, ответить на вопросы и разобраться со слухами, и завтра мальчики смогут отправиться на уроки, а после занятий — перебраться в собственные комнаты.

Гарри покосился на Малфоя, который уже лежал в постели и безучастно смотрел в потолок. По молчаливому соглашению они почти не разговаривали друг с другом, не считая перепалки во время беседы с мадам Помфри.

Гарри улегся и тоже уставился в потолок, обдумывая то, что она сказала. Пять-шесть месяцев вынужденной близости. Необходимость находиться в одной комнате не больше чем в двух-трех метрах друг от друга; попытка удалиться на большее расстояние вызовет крайний дискомфорт и даже, возможно, обморок, если они проигнорируют неприятные ощущения. Потребность прикасаться друг к другу каждые несколько минут. Медленно растущее сексуальное притяжение, а через несколько недель — потребность в сексуальных контактах. Зависимость от настроения друг друга, так что физические или душевные страдания одного вызовут такое же состояние у другого.

Прекрасно. Просто прекрасно. Доставлять Гарри физические и душевные страдания — одна из основных радостей в жизни Малфоя. То, что теперь его неприятности рикошетом ударят по слизеринцу, порадовало бы, если бы Гарри не додумался, что плохое состояние Малфоя в свою очередь сильно аукнется и ему.

И он не хотел даже думать обо всех этих «контактах».

Итак, завтра среда. Первым делом с утра — сдвоенные зелья, как обычно, совместный урок. Затем вместо маггловедения он идет на трансфигурацию со Слизерином и Рэйвенкло, потом, после обеда, — чары с Гриффиндором, и на этот раз уже Малфой идет с ним. Потом — на малфоевскую арифмантику. Хорошо, что Гермиона тоже будет там, она составит ему компанию и объяснит, что к чему. А в завершение всего придется сидеть на малфоевских древних рунах, но заниматься астрономией, так как насчет этих уроков они не смогли договориться и решили пока попробовать посещать их через раз. В любом случае, эти предметы были не слишком тяжелыми.

Боже, как мир смог так резко измениться всего за один миг?

Гарри вздохнул. Он хотел вернуться в гриффиндорскую спальню, увидеть, как Рон, Невил, Дин и Симус укладываются спать. Интересно, что делают сейчас его соседи по комнате. Обсуждают его? Переживают, что Гарри покинул одновременно и комнату в общежитии, и квиддичную команду? Прикидывают, каково будет каждый раз натыкаться на проклятого Драко Малфоя, когда им захочется повидать Гарри? Гадают, что он сейчас делает? Скучают по нему?

Он-то точно скучал по ним. Скучал по дому. Скучал по всему.

Гарри повернулся спиной к Малфою и постарался уснуть.

День второй, среда

Драко открыл глаза и на мгновение растерялся. Где — ох…

Боже. Он сильно зажмурился, желая снова заснуть, отчаянно надеясь, что любой сон, какой бы ему ни приснился, можно будет превратить в действительность, а реальность этого утра — в ночной кошмар.

Открыл глаза еще раз. Нет. Не повезло.

Он взглянул на соседнюю кровать. Поттер все еще спал, его лицо было спокойным и расслабленным, и Драко вдруг ощутил почти невыносимое желание треснуть его. Сильно. За то, что посмел выглядеть таким безмятежным, когда они здесь, в больничном крыле, встречают первый из всех дней своей проклятой связанной жизни.

Драко повернулся к Поттеру спиной в надежде представить себе, что попал в больницу всего лишь с квиддичной травмой. Но эту мысль пришлось отбросить, так как воспоминание о квиддиче было слишком болезненной темой для размышлений ранним утром. К сожалению, все остальное, что приходило ему в голову, тоже было слишком болезненным для раннего утра.

Он подумал о том, как странно, что его ум, кажется, не может выбрать между отчаянным стремлением забыть о лекции, прочитанной мадам Помфри накануне, и повторением всех ее мучительных подробностей. Особенно той части о потребности в прикосновениях. Драко скривил рот от отвращения, так как не чувствовал сейчас никакого желания дотрагиваться до Поттера иначе, чем с применением грубой силы. Но, очевидно, они почувствуют потребность прикоснуться, сначала случайно, потом ободряюще, а в конце концов, и сексуально. Драко поморщился. Ну и перспектива. Не то чтобы иметь дело с другим парнем было отвратительно в принципе, но именно Гарри Поттер… Господи, как противно. Ненамного лучше, чем обжиматься с грязнокровкой.

Драко вздохнул и снова закрыл глаза. «Могло быть и хуже», — попытался утешить он себя. Можно было пройти сквозь чертову дверь, ругаясь с Гермионой Грейнджер.

На самом деле, нет. Хуже быть не могло. Грейнджер была бы ужасным, чудовищным унижением для чистокровной семьи Малфоев, но, в конце концов, она всего лишь грязнокровка. И пока Драко не наградил ее ребенком (а он, конечно, не сделал бы этого), ее можно было бы терпеть. Не она враг их Лорда.

Драко не мог вообразить, как семья переживет этот удар. Темный Лорд, конечно, не сможет поверить, что верность Люциуса осталась непоколебимой. Может быть, через какое-то время, после того как заклятье состарится и узы станут менее свежими, Драко сможет выжить почти без последствий для здоровья, когда Волдеморт разделается с Поттером. Но… сражение должно состояться скоро. Конечно, нельзя полностью доверять человеку, чей единственный сын может умереть, если Поттер будет убит или ранен.

Отец не сможет сохранить положение правой руки Лорда.

Боже, это просто ужасно.

— Что ж, джентльмены, пора вставать, — мадам Помфри торопливо вошла в комнату. Поттер проснулся, и Драко увидел, как такая же растерянность на его лице сменяется унылым осознанием того, где он находится и что это значит. Поттер посмотрел на него, и мальчики обменялись неприязненными взглядами. Драко отвел глаза.

— Я только взгляну на вас, — Помфри вытащила свою палочку и провела ею над Драко. Он слегка вздрогнул от испуга. — Всего лишь поверхностный осмотр, мистер Малфой… похоже, с вами все в порядке, — она повернулась к Поттеру и повторила движение, — с вами тоже. Как спалось?

— Э-э, отлично, — промямлил Поттер. Она взглянула на Драко, и тот кивнул.

— Порознь?

— Да! — выкрикнули мальчики хором, с одинаковым смущением и раздражением.

Мадам Помфри устремила на них спокойный взгляд.

— Я обязана спрашивать — именно я наблюдаю за состоянием ваших уз. В ближайшие месяцы у меня будет к вам множество вопросов, которые могут показаться навязчивыми и неловкими, так что придется привыкать. — Она хлопнула в ладоши. Появилась пара домовых эльфов с подносами с завтраком, еще одна пара несла книги и стопки одежды. — Вот ваши учебники и одежда. Душ там, — указала она, — и у вас сорок пять минут до начала уроков. Есть вопросы?

Драко и Поттер молча уставились на нее.

— Хорошо. Поторопитесь, джентльмены, — и она вышла из комнаты.

* * *

Снейп даже не взглянул в их сторону, когда они вошли в класс и заспорили, решая, где сесть. До этого момента они почти не разговаривали, исключая случайные «шевелись» или «прочь с дороги».

— Пошли, — нетерпеливо прошипел Драко, без удовольствия замечая, как одноклассники пытаются сделать вид, что не пялятся на них.

— Нет, — буркнул Поттер в ответ. — Я хочу сесть здесь.

Драко не собирался принимать это всерьез. Ни за что на свете он не сядет рядом с грязнокровкой и Уизелом.

— Не будь идиотом.

— Садись, где хочешь, — прошипел Поттер, шваркнув учебники на парту рядом с Грейнджер. — Я остаюсь здесь.

Драко прищурил глаза, не желая сдаваться, затем посмотрел на свое обычное место, мысленно прикидывая расстояние.

Четыре-пять метров или около того. Ну и отлично. Он величественно прошествовал к своей парте, уселся рядом с Гойлом, не обращая внимания на испуг последнего, и ответил кратким кивком на неуверенные приветствия слизеринцев.

Уже на полпути через класс он был готов признать, что сглупил. Легкое беспокойство сначала превратилось в раздражение, а затем в зудящее чувство, что ему просто необходимо пересесть к Поттеру. Ощущение усиливалось, и он не мог сосредоточиться на уроке. Снейп что-то рассказывал о том, как правильно высушивать какое-то растение… и что там еще… чтобы воспрепятствовать воздействию зелья на… на что-то…

«Великолепно, — подумал Драко. — Яснее некуда». Он заставил себя сфокусироваться на Снейпе, несмотря на нарастающее раздражение. Ощущение было таким, словно его окружал рой гудящих пчел. Драко встряхнул головой, пытаясь избавиться от гула. Нет, не помогает. Он потер глаза и вздохнул с досадой.

— Малфой? Ты в порядке? — тихо спросил Гойл.

— Да, — пробормотал он, заставляя себя успокоиться.

«Встань. Встань, пойди к задней парте, вели Грейнджер подвинуться и сядь. Тебе сразу станет лучше».

Он проигнорировал внутренний голос, вздохнул еще раз и сконцентрировался на Снейпе.

— Алтей розовый должен быть использован в течение трех дней с момента сбора. Кто может сказать почему? — профессор посмотрел на Драко и на секунду прищурил глаза. Он перевел взгляд на последнюю парту, затем снова на Драко. Мальчик напрягся, надеясь, что его не вызовут, потому что действительно понятия не имел… — Поттер? — произнес Снейп. Можно было перевести дух.

Недолгую тишину разорвал тихий глухой стук. Драко заставил себя не оборачиваться.

— Эм-м… простите, профессор, о чем вы спросили? — голос Поттера звучал довольно неровно.

Снейп усмехнулся той самой, не затрагивающей лицевых мускулов усмешкой, в которой он достиг совершенства, и слизеринская половина класса захихикала.

— Я спросил, мистер Поттер, почему алтей розовый должен быть использован в течение трех дней после сбора.

Тишина.

— Я не знаю, сэр.

— Тогда почему бы нам не посмотреть, сможете ли вы найти ответ. На такой вопрос должен отвечать даже Лонгботтом. Скажите мне, для чего алтей розовый добавляется в это зелье? И нет, мисс Грейнджер, не подсказывайте.

Опять тишина.

— Я не знаю.

Полуусмешка Снейпа стала шире. Драко почувствовал, что краснеет непонятно почему, когда слизеринцы захихикали громче.

— Тогда для чего применяется это зелье, мистер Поттер?

— Я не знаю, — мрачно ответил тот.

— Как называется это зелье?

— Я. Не. Знаю, — четко проговорил Поттер, по голосу чувствовалось, что он закипает от гнева. Драко ощутил, как его собственный пульс ускоряется, а гнев нарастает при каждом следующем вопросе. Черт побери, Снейп отлично знает, что происходит, почему он не спросит кого-нибудь другого…

Нет, Снейп прав. Поттер был невнимателен, профессор точно знал почему, и все сделал как надо. После того, как его выставили дураком перед всем классом, Поттер не повторит ту же ошибку и в следующий раз сядет там, где захочет Драко. Отлично. Он должен быть благодарен Снейпу.

Вот только из-за проклятой связи Драко вместо признательности ощущал поттеровский гнев.

— Как называется этот урок? — спросил Снейп.

— Зелья! — рявкнул Поттер.

— Наконец-то правильный ответ. Очень хорошо, один балл Гриффиндору. И минус десять баллов за вашу полную неспособность ответить на что-нибудь еще, — со стороны гриффиндорцев послышался возмущенный ропот, со стороны слизеринцев — смешки. — Советую сосредоточиться, Поттер. Я вас еще спрошу.

Драко зажмурился, пытаясь прогнать поттеровские обиду и гнев и свою собственную растущую потребность пересесть и избавить их обоих от этой напасти.

Нет. Нет. Нет-нет-нет-нет…

Снейп снова заговорил непонятно о чем, поблизости зазвучал еще один голос, который не удавалось узнать, и пчелы гудели все громче, и…

— ЧЕРТ! — вырвалось у Драко, когда жгучая боль пронзила его руку, заставив отпрянуть в сторону и открыть глаза, чтобы увидеть ошарашенного Гойла и одноклассников, уставившихся на него с удивлением. Он выпрямился, потирая руку и пытаясь восстановить самообладание.

— В чем дело? — голос Снейпа прорвался сквозь гул.

— Я не хотел… простите, профессор, я забыл, — сумбурно заговорил Гойл. — Он не очень хорошо выглядел и не ответил, когда я спросил, все ли с ним в порядке, так что я похлопал его по руке, сэр…

Снейп раздраженно фыркнул.

— Гойл, пересядьте за свободную парту. Поттер, займите место Гойла. Причина, по которой алтей розовый должен быть использован в течение трех дней после сбора… — Драко уже не слышал продолжения. Гойл собрал вещи и пересел по соседству, послав ему извиняющийся взгляд. Поттер подошел, бросил учебники на парту и уселся, не глядя на него.

Какая мерзость. Поттер сел рядом с ним, и почти сразу мир вокруг снова стал относительно нормальным — ни гула, ни зуда, ни шепчущих голосов. Чувствуя себя несравнимо лучше, Драко легко подхватил нить лекции Снейпа, почти без усилий восполняя пробелы. Конечно, дураку понятно, что алтей используют ради его целебных свойств, которые улетучиваются через три дня.

Драко обмакнул перо, записал слова Снейпа, просмотрел свои предыдущие записи и замер от удивления. Ужасный, неразборчивый почерк, пропущенные, перепутанные слова… Придется одалживать у кого-нибудь конспекты, чтобы получить более правдоподобную запись последнего получаса лекции. Он скосил взгляд в тетрадь Поттера и хихикнул, увидев там абсолютную ерунду.

— Заткнись, — тихо пробормотал Поттер.

Драко ухмыльнулся и склонился над собственным конспектом в замечательном настроении, несмотря на враждебность, окутывающую Поттера, как облако.

* * *

Они вошли в Большой зал вместе, благополучно пережив остаток утра, не разговаривая друг с другом, но резко остановились, поняв, что не знают, где сесть. На трансфигурации, которая была сразу после зелий, такой проблемы не возникло; так как Поттер пришел на слизеринский урок, ему пришлось сесть там, где захотел Драко. А Драко хотел сидеть со своими друзьями, которые посмеивались над Поттером, приветствовали возвращение Драко в свои ряды так, словно ничего не случилось, и тщательно избегали любого упоминания о проклятьи.

Часть урока Драко развлекался, воображая, что именно могли накануне сказать одноклассникам их родители. Кажется, по крайней мере, пока, основной линией поведения было выбрано осторожное наблюдение. Да, у Малфоев серьезные неприятности, но не исключено, что они смогут отыграться, а многие знали по собственному горькому опыту, что лучше даже не пытаться воспользоваться временной слабостью этой семьи. Малфои мстили всегда.

Хотя прямо сейчас от этого было мало толку. Большой зал заполнялся учениками, а они застряли здесь, между столами своих факультетов.

Поттер направился к гриффиндорскому столу, и Драко схватил его за рукав.

— Куда собрался?

— К своему столу. Мне пришлось все утро сидеть со слизеринцами. Теперь твоя очередь.

— Я не сяду к вам за стол.

— Почему?

— Не будь кретином.

— Малфой, — Поттер выдернул свою руку, — мы должны договариваться, помнишь? Уступать друг другу. Ничего не напоминает?

— Я уступил, когда отказался от истории магии, перешел в твой чертов класс по чарам и согласился на гербологию.

— А я отказался от маггловедения и…

— Я не сяду за гриффиндорский стол!

— Тогда где ты предлагаешь нам есть? Потому что я не сяду за слизеринский!

— Да ни один слизеринец не захочет, чтобы ты сидел рядом!

— Тогда предложи что-нибудь другое!

Они впились друг в друга взглядами, не обращая внимания, что почти все вокруг наблюдают за их спором. В конце концов Драко подошел к ближайшему столу, наклонился между двумя изумленными рэйвенкловцами, схватил два сэндвича и яблоко и жестом предложил Поттеру сделать то же самое. Тот последовал его примеру и вышел вслед за Драко в ближайший внутренний двор, где шлепнулся на скамью как можно дальше от слизеринца.

* * *

Драко хотелось послать все к черту. После целого дня в обществе Поттера — дня, полного стараний изо всех сил игнорировать присутствие гриффиндорца и не задумываться о невыносимости ситуации, полного отчаянных усилий продолжать отрицать все случившееся, — это действительно было уже слишком.

Чары прошли достаточно скверно, поскольку пришлось сидеть слишком близко к грязнокровке и Уизелу среди чертовых гриффиндорцев и хаффлпаффцев, без единого слизеринского лица в поле зрения, но после них были уроки, которые он посещал и до проклятья.

Теперь, под вечер, ему было необходимо развеяться, может быть, позаниматься в библиотеке или пообщаться с приятелями, разыгрывая бесконечные слизеринские политические комбинации, которыми он так наслаждался и в которых был так хорош. Ему был необходим уют слизеринских комнат. Будучи единственным ребенком, Драко плохо переносил необходимость жить в общежитии с тремя соседями, но сейчас отдал бы все, чтобы увидеть тупые физиономии Крэбба и Гойла и услышать манерную речь Забини.

Вместо этого пришлось в компании Поттера идти мимо сокурсников в слизеринскую спальню и собрать вещи, чтобы эльфы могли перенести их в новые апартаменты. А потом тащиться за Поттером в гриффиндорскую башню, чтобы тот мог сделать то же самое.

И теперь они в комнатах, какие обычно занимают женатые преподаватели. Небольшая спальня, кажущаяся слишком тесной из-за двух студенческих кроватей. Гостиная, достаточно просторная, чтобы вместить пару диванов, несколько кресел и два письменных стола. Туалетная комната с ванной — никаких общих с другими студентами душевых. Маленькая кладовка.

Будь это его личные комнаты, Драко был бы вполне доволен. К несчастью, он будет жить здесь не один.

Ему невероятно сильно хотелось или прибить Поттера, или разрыдаться, но он не мог сделать ни того, ни другого. Драко нашел прибежище в привычных движениях, разбирая свои вещи, но не стал расставлять безделушки, которые забрал из слизеринской спальни — это означало бы признать апартаменты своим новым домом, чего ему определенно не хотелось. Лучше всего, по примеру Поттера, просто убрать одежду и книги, игнорируя гриффиндорца, как он и делал весь день, а потом взять конспекты по гербологии, которые дала ему профессор Спраут, и начать наверстывать. Он сел заниматься и почувствовал взгляд Поттера.

— Чего тебе? — спросил он.

— Это все? Ты просто взялся за уроки?

— Я пропустил первый месяц гербологии, — резко сказал Драко, — и не хочу ухудшить свои оценки. А тебе лучше бы начать заниматься арифмантикой, это непростой предмет.

— Ужин через час.

Драко пожал плечами и перевернул страницу.

— Где мы сядем за ужином?

— Не в Большом зале.

— Мы пропустим объявления.

— Меня это не волнует.

— А меня волнует.

— Рад за тебя.

— Малфой, я хочу пойти в Большой зал и пообщаться с друзьями. Как бы я ни ценил твое молчание, я не собираюсь запереться с тобой на всю оставшуюся жизнь.

— Не так ты себе представлял медовый месяц, а, Поттер? Ну прости, я обязательно попрошу отца заказать нам круиз по Средиземноморью, — Драко перевернул еще одну страницу, — после того, как разберусь с этим дурацким предметом.

— Малфой. Я собираюсь ужинать в Большом зале со своими друзьями.

— Я скажу эльфам, на какую кровать тебя положить, когда они принесут твою бесчувственную тушку.

Он почти слышал, как Поттер считает про себя до десяти.

— Почему бы не сесть сегодня с Гриффиндором, а завтра — со Слизерином?

— Потому что любого из наших стошнит, если придется сидеть с тобой за столом.

— Тогда можно будет вернуться к гриффиндорцам. У нас не такие деликатные желудки.

— Отвали.

— Рад бы. К сожалению, есть такая небольшая проблема — проклятье. — Драко не обратил на него внимания. — Малфой, — в голосе Поттера слышалась ярость. Драко по-прежнему оставался безучастным. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — слизеринец зевнул и перевернул следующую страницу.

Как интересно. Именно так вел себя с ним Поттер все эти годы — притворялся безразличным, не поддавался на провокации и доводил Драко до белого каления. Раньше слизеринец не прибегал к этой тактике, но теперь видел ее преимущества. Вполне удовлетворительно. Надо бы запомнить.

— Малфой! — сейчас Поттер казался действительно разгневанным. Драко улыбнулся про себя, не отрываясь от конспекта по гербологии. Удар кулаком по столу прямо перед слизеринцем заставил того слегка подскочить и поднять глаза.

— Проблемы, Поттер? — протянул он, окидывая ликующим взглядом побагровевшее лицо гриффиндорца.

— Прекрати быть задницей и поговори со мной!

— Я не сяду за гриффиндорский стол, тебя не пустят за слизеринский, почему бы не попросить эльфов принести ужин сюда? Думаю, это разрешает нашу исключительно семейную дилемму.

Поттер на секунду уставился на Драко, потом вылетел в другую комнату и бросился на кровать.

* * *

— К вам пришли, — объявил несколько часов спустя их портрет, сэр Ксандр, Немецкий Охотник на Вампиров.

— Кто?

— Гермиона Грейнджер и Рональд Уизли.

Мальчики ответили одновременно:

— Пусть заходят.

— Пусть убираются.

— Это и моя комната тоже, — очень спокойно сказал Поттер, и Драко в течение минуты мысленно взвешивал варианты. Больше всего хотелось просто отказать и посмотреть, что получится. Но Поттер, черт его побери, был прав — действительно нельзя все время сидеть взаперти. Следующим порывом было сказать, что если гриффиндорец хочет общаться с друзьями, пусть делает это не здесь. К сожалению, это значило, что Драко тоже придется выйти за дверь, а он совершенно не хотел, чтобы его видели в обществе поттеровских приятелей.

И если он захочет пригласить сюда кого-нибудь из своих друзей, ему потребуется разрешение Поттера.

— Хорошо, твои друзья могут зайти, но только если и мои тоже смогут.

Поттер посмотрел на него странным взглядом.

— Само собой, — отозвался он так, словно это было очевидно. Драко кивнул.

— Гарри, где ты был во время ужина? — выпалила Грейнджер, как только они с Уизли ворвались в гостиную. Драко не потрудился поприветствовать их и зарылся в конспекты.

— Здесь, — промямлил Поттер.

— Ох, Гарри…

Драко нетерпеливо выхватил палочку, наложил вокруг себя заглушающее заклятье, отсекая охи и ахи прихлебателей Поттера, и погрузился в гербологию.

День третий, четверг

«Боже, нет», — подумал Гарри, проснувшись на следующее утро.

Кажется, лучше не стало?

Он взглянул на соседнюю кровать. Малфой все еще спал и выглядел намного приятней, чем тогда, когда бодрствовал, со своими обычными усмешками и ухмылками, — его лицо редко носило другое выражение, не считая последних двух дней, когда привычные гримасы заменила угрюмость.

Спящим он был лучше.

Уставившись на него, Гарри задумался. Два прошедших дня он пытался привыкнуть к изменениям в повседневной жизни и намеренно не позволял себе думать о том, что все это значит. Ему все еще казалось невероятным, что от них действительно ожидают совместной жизни, не считая того, что воспринимают как пару. Всякий раз, доходя до этого места, он напоминал себе слова Помфри о том, что узы не всегда приводят к брачным отношениям. Возможно, им с Малфоем повезет, и их связь выльется только в соседство, хотя даже думать об этом было противно.

Пожизненное соседство. В действительности даже не пожизненное — если верить Помфри, потребность в физической близости не будет вечной. Когда-нибудь все это уйдет в прошлое, и останутся только воспоминания о неудачном школьном годе, который был испорчен необходимостью проводить большую часть времени с Малфоем, живущим сейчас на другом краю света.

Точно.

Умываясь и одеваясь, Гарри обдумывал события предыдущего дня — ужасная рассеянность во время зелий, издевательства Снейпа и внезапное улучшение состояния после того, как он пересел за парту к Малфою. Неловкость и некоторое облегчение, которое он испытал, увидев, что малфоевский конспект хоть и не так плох, как его собственный, но далеко не хорош. По крайней мере, проклятье повлияло не только на Гарри.

Он скучал по Рону и Гермионе. Мысль, что они проснулись и занимаются обычными утренними делами без него, что его друзья сейчас вместе в гриффиндорской башне, в то время как он вынужден торчать здесь с этим придурком, была почти невыносима.

Гермиона и Рон приходили вчера вечером и пробыли с ним довольно долго, но, в конце концов, им пришлось вернуться в свои спальни. И Гарри не мог пойти с ними. Все, что он мог сделать, это приготовиться ко сну и лечь, в двух метрах от Малфоя, уставившись в потолок и спрашивая себя, продержится ли дольше, чем пару дней.

Но одну вещь он собирался сделать — найти способ убедить Малфоя питаться в Большом зале. Им действительно нужно бывать на людях. Может быть, поможет сегодняшнее расписание — большую часть дня Малфою придется провести на Гарриных уроках, он может соскучиться по своей слизеринской свите. Оставалось только надеяться на это.

Слизеринец повернулся, глубоко вздохнув во сне, и Гарри скривился при мысли, что придется самому его будить. Он предпочел бы оставить его спящим и просто уйти на завтрак, а потом на занятия. К сожалению, если Малфой не проснется, опоздают оба.

— Малфой.

Тот не пошевелился.

— Малфой, — повторил Гарри немного громче. Никакого эффекта. Подошел к малфоевской кровати, потряс за плечо. — Малфой, подъем.

Слизеринец вздрогнул, проснулся и уставился на Гарри. И захлопнул глаза.

— О боже, снова ты, — пробормотал он сонным голосом.

— Ну да, снова я. Вставай.

— Нет.

— Нет?

— Нет. Отвали.

Гарри отошел в замешательстве. Что теперь? Его не вдохновляла перспектива начинать день со ссоры и тащить мрачного, капризного Малфоя на завтрак, а потом на уроки.

Ну и ладно, раз так, он ничего не будет делать. Гарри улегся на свою кровать и вытащил учебник.

Двадцать пять минут спустя Малфой невнятно спросил: — Сколько времени?

— Двадцать минут девятого.

— Что?! — Малфой сел в кровати. — Урок через десять минут!

— Ага.

— Какого черта ты меня не разбудил?!

— Я пытался. Ты меня послал.

— И ты просто дал мне снова заснуть?! — Малфой выбрался из кровати и схватил свою одежду.

— Я тебе не будильник, — мягко заметил Гарри, вставая, полностью одетый и готовый к выходу. Конечно, он пропустил завтрак, но возможность увидеть Малфоя, паникующего при мысли об опоздании на урок МакГонагалл, того стоила.

— Очень… — голос Малфоя стал неразборчивым, когда он стаскивал футболку, — смешно, Поттер. Правда, забавно, — он быстро влез в чистые брюки. — Тебе действительно надо вступить в долю с близнецами Уизли… — он надел свежую рубашку, принялся застегивать пуговицы, заметил, что пропустил одну, и начал застегивать их заново, раздраженно рыча, — так как ни на что другое ты просто не годен. — Он побросал учебники в сумку и заметил, что одного не хватает.

— Если ты ищешь свой учебник по защите от Темных искусств… — с готовностью начал Гарри, и Малфой взглянул на него с облегчением, — …то, боюсь, ничем помочь не могу.

Как интересно, отметил Гарри, работает эта самая способность «чувствовать чувства другого». Сейчас он действительно в какой-то мере ощущал гнев и раздражение Малфоя, но далеко не так сильно, как собственное мстительное удовольствие. Возможность увидеть слизеринца нервничающим из-за опоздания на урок, который ведет декан Гриффиндора, стала частичной компенсацией за вчерашнее унижение на зельях. МакГонагалл, в отличие от Снейпа, никого не выделяла, но почему бы не помечтать.

Малфой схватил учебник и метнул его в едва успевшего уклониться Гарри, книга пролетела мимо Гарриной головы и звучно шлепнулась о стену. Гриффиндорец не смог скрыть удивления. Разозленный Малфой никогда не занимался рукоприкладством — он был королем ядовитых замечаний и саркастических насмешек, оставляя физическую работу на долю своих подручных Крэбба и Гойла и не позволяя себе опускаться до подобного. Но сейчас он был в бешенстве и уже схватил другую книгу.

— Малфой, уймись! У нас нет на это времени!

Малфой все же швырнулся учебником, но взял себя в руки и начал натягивать робу, попутно отыскивая галстук.

— Я знаю, где твой галстук, — с удовольствием сказал Гарри. Малфой не показал, что слышит его. — И даже достану его тебе, — Гарри сделал паузу, — если на защите от Темных искусств мы сядем с моими друзьями.

Малфой, казалось, был готов запустить в него еще одной книгой, но вместо этого коротко кивнул. Гарри улыбнулся и вытащил галстук из-под малфоевского стола.

— Пошли, — буркнул тот, и они помчались на трансфигурацию. На бегу Малфой рукой приглаживал волосы и пытался завязать галстук.

«Я должен помнить, что живу со слизеринцем, — думал Гарри. — Можно не беспокоиться ни о приличиях, ни о честной игре. Интриги и личная выгода — это все, что они понимают».

1 октября — 4 октября.

День третий, четверг, продолжение.

«Я должен помнить, что живу теперь не просто со слизеринцем, а с необыкновенно вредным и мстительным типом», — уговаривал себя Гарри за обедом.

День не задался. Они ввалились на трансфигурацию, опоздав на восемь минут, и хотя МакГонагалл всего лишь сделала многозначительную паузу в лекции и дождалась, когда они усядутся, после чего продолжила занятие, Малфой пребывал в дурном расположении духа. Шквал оскорбительных замечаний, которым он разразился во время практической части урока, не имел ничего общего с угрюмым молчанием последних двух дней.

То, что трансфигурация была со слизеринцами, только ухудшало дело, так как каждая подколка Малфоя сопровождалась дружным хохотом его свиты. Гарри прикусывал язык, стараясь удержаться от ответа; было ясно — что бы он ни сказал, все будет безжалостно высмеяно Малфоем сотоварищи.

— Отлично, Поттер. Такой работой заслуженно гордился бы любой второкурсник. Жаль, что ты уже на седьмом.

— Что, единственная умная мысль свалила из твоей головы? Не вынесла одиночества? — эту шутку особенно оценила Панси Паркинсон.

— Мерлин, Поттер, мы должны были превратить перо в цветок, а не в чертовы сорняки.

— Слушай, ты ведь только притворяешься идиотом, правда? Чтобы вызвать чувство ложного превосходства и оставить нас в дураках?

Последнее замечание стоило Слизерину пяти баллов. МакГонагалл сняла их с Малфоя за грубость, но это ничуть не помогло Гарриному эго.

Потом пришла очередь защиты от Темных искусств. Первую половину урока Гарри смог сидеть со своими друзьями, но во второй началась практическая отработка защитных заклинаний, так что пришлось передвигаться. В итоге Крэбб, Гойл и Панси Паркинсон работали рядом и вместе с Малфоем издевались над тем, как Гарри и Гермиона пытались справиться со своей баньши. Постоянные увещевания подруги не слушать «скользкого мерзавца» почему-то совершенно не помогали.

— Честное слово, Поттер, я с таким же успехом мог быть женат на сквибе, — пробормотал Малфой, а его слизеринские друзья расхохотались.

— Мы не женаты, — отрезал Гарри. Малфой моргнул.

— Что?

— Мы, может быть, связаны. Но не женаты, — возражение получилось натянутым.

— Это одно и то же.

— Нет, не одно и то же. Не говори так, — холодно заметила Гермиона.

Малфой обменялся озадаченными взглядами со своими приятелями.

— Почему?

— Потому что брак — это больше, чем дурацкое проклятье, связавшее с мерзкой жабой, которую предпочел бы убить. Брак заключают с любовью и пониманием, это вообще должно быть хорошим делом.

Малфой ухмыльнулся.

— О-о-о, как мило. Брак — это поэзия и шоколадки, да? — Паркинсон хихикнула. — Очень по-маггловски. Ну ладно, пусть будет по-твоему: честное слово, Поттер, дорогой, я с таким же успехом мог быть женат на сквибе.

Гарри покраснел от злости, на что слизеринцы разразились хохотом, и это дало Малфою превосходный повод для безжалостных насмешек до конца урока.

— Не думай слишком напряженно, милый. Тебе это не идет.

— Свет моей жизни, твоя полная неспособность понять простейшие инструкции — природный дар, или тебе пришлось потрудиться, развивая в себе это качество?

Гарри пытался успокоить себя тем, что после обеда, по крайней мере, они будут среди его друзей. Хотя, как он обнаружил на защите от Темных искусств, в тех случаях, когда во время урока приходилось передвигаться, это уже становилось неважным. Во время практических занятий их обоих случайно задевали другие ученики, и в итоге им приходилось держаться очень близко друг к другу, чтобы избежать болезненных прикосновений.

— Давай быстрей, — бросил Малфой Гарри, когда они вошли в Большой зал. Он быстро подошел к ближайшему столу и, как вчера, схватил несколько бутербродов.

— Малфой, ладно тебе. Я не хочу снова есть во дворе.

— А мы и не собираемся, мы идем в госпиталь, помнишь? Мы должны каждый день проверяться у Помфри.

— Точно, — Гарри без воодушевления схватил какую-то еду со стола и последовал за Малфоем. Госпиталь. Помфри будет размахивать над ними своей волшебной палочкой, «наблюдать» за их «прогрессом», обязательно задаст кучу вопросов, которые ему не хотелось бы слышать. И напомнит, что вся эта неразбериха затрагивает его жизнь гораздо глубже, чем просто новое расписание или новое жилье. А это как раз то, о чем ему совсем не хотелось бы вспоминать.

* * *

— Итак, — начала мадам Помфри, — я буду продолжать задавать вам вопросы, и хотела бы, чтобы вы отвечали на них откровенно. Мы постараемся организовать все по возможности конфиденциально; не волнуйтесь, что бы вы ни сказали, это не смогут использовать против вас. Кроме того, я говорила с целительницей из больницы святого Мунго, специалистом по узам, которые по какой-либо причине работают неправильно. Это редко, но иногда случается с парами, которые приняли связь только по политическим соображениям, — говоря это, она избегала смотреть на Малфоя, — и обнаружили потом свою полную несовместимость. Она будет приезжать каждые несколько дней, чтобы помочь вам.

Помфри разглаживала складки на робе, выглядя совсем не так уверенно, как обычно.

— Как вы догадываетесь, я в затруднительном положении. Эта связь не только недобровольная, так еще и между людьми одного пола, мало того, вы — несовершеннолетние. Это если забыть про вашу резкую антипатию друг к другу.

— Как приятно быть исключением из правил, — пробормотал Малфой.

— Да уж. Газеты подняли такую шумиху из-за этого, — заметила Помфри.

— Газеты? — одновременно спросили мальчики.

— Я так понимаю, вы пропустили завтрак? — Они закивали. — Вы — тема дня в «Пророке».

— О боже, — Малфой закрыл глаза.

— Добро пожаловать на первую страницу, — горько сказал Гарри, — разве не этого ты всегда хотел?

Помфри кашлянула и продолжила, прежде чем слизеринец смог ответить какой-нибудь резкостью.

— Сегодня, пока я опрашиваю одного из вас, второй будет разговаривать с мадам Пантер, — она указала на аккуратно одетую пожилую ведьму с министерскими нашивками на мантии. — Она здесь, чтобы попытаться найти того, кто наложил на вас проклятье, — Помфри подняла руку, когда лица мальчиков просияли, — хотя надежда на это невелика. Как вам уже говорили, эта связь практически навечно. Мадам Пантер сделает все возможное, чтобы найти виновника, но, судя по всему, это ей вряд ли удастся. — Они мрачно кивнули. — Ну ладно, тогда начнем. Малфой, идите с мадам Пантер, она осмотрит вас и задаст несколько вопросов. Поттер, идите за мной.

Она завела Гарри в маленькую комнатку рядом с той, куда зашли мадам Пантер с Малфоем. Похоже, комната была звукоизолирована, так как голоса второй пары неожиданно исчезли.

— Как вы, Поттер?

— Отлично.

— Как ваши узы? Вы чувствуете потребность быть рядом с мистером Малфоем или прикасаться к нему?

— Рядом — да. И нет, эм-м, прикасаться — нет.

— Вы чувствуете влияние его эмоционального состояния?

— То есть, могу ли я чувствовать, что он переживает? — она кивнула. — Да, что-то вроде того.

— Можете описать свои ощущения?

— Нет.

— Все же попробуйте.

— Я… вроде как могу ощутить, что он чувствует. Если это сильное чувство, я могу… ну, я тоже это чувствую, но эти чувства… не мои, — он запутался в объяснениях, не зная, как выразиться поточнее.

— Это звучит почти правильно. Вы испытываете к нему влечение?

Гарри сморщился от отвращения.

— Нет.

— Ну, я и не рассчитывала. Обычно для этого должна пройти пара недель. Впрочем, вы оба подростки, так что процесс может пойти быстрее, — она кое-что записала. — У вас был какой-нибудь сексуальный опыт с другими мальчиками?

— Нет.

— А с девочками?

— Э-э, нет, не совсем.

Помфри с удивлением посмотрела на него.

— Совсем ничего?

— Ну, я один раз целовался с девочкой, пару лет назад… — пробормотал Гарри покраснев, — но, эм-м, кроме этого, э-э, нет, ничего.

— О господи, — Помфри выглядела слегка шокированной, — а Малфой знает?

— Что именно?

— Что у вас нет практически никакого сексуального опыта?

— Откуда мне знать?

— Придется сказать ему об этом, вы же понимаете.

— Что-то мне не хочется.

— Что вы предпочтете: поговорить сейчас, когда это всего лишь тема для обсуждения, или позднее, посреди, хм, ситуации, когда поднимать такой вопрос будет просто неуместно?

— Да я бы предпочел вообще никогда об этом не заговаривать, если честно. Ни с кем. Особенно не с ним.

— Могу себе представить, — с симпатией проговорила Помфри. — К сожалению, такой вариант отпадает.

— Почему? — упрямо пробормотал Гарри.

— Поттер, отнеситесь к этому серьезно. Будет очевидно, что вы ничего подобного раньше не делали, и это заставит вас чувствовать себя крайне неловко.

Гарри потер лоб, отчаянно желая заполучить хроноворот, чтобы вернуться в то время, когда ничего еще не случилось.

— Вы должны рассказать ему. — Гарри нахмурился, а Помфри наклонилась ближе. — Я не могу вас заставлять, это ваш брак, вам нужно…

— Хотел бы я, чтобы этот фарс перестали так называть! — взорвался выведенный из себя Гарри. Помфри посмотрела на него таким же озадаченным взглядом, что и Малфой. — Это не брак, это ошибка!

— Это брак по ошибке, Поттер, — проговорила она медленно, явно не понимая его.

Гарри сжал губы и промолчал. Его возражения к самому слову, похоже, были из тех, что могли понять только магглорожденные.

— Так вы поговорите с ним? Я не могу вас заставлять, но это очень разумно…

Гарри вздохнул: — Да, похоже на то.

«Это будет очень неловкий разговор», — устало подумал он. Вся ситуация в целом была неловкой, и необходимость разговаривать о таком именно с Малфоем… он даже представить не мог, с чего начать.

— Сейчас у нас нет времени, но я хочу, чтобы вечером после занятий вы пришли сюда. Будет проще, если обсуждение пройдет здесь, тут более… безлико.

— Но вы же сказали, что пройдет еще какое-то время, прежде чем…

— Мы не знаем наверняка. Это не подчиняется строгому расписанию, знаете ли.

— Здорово.

— Не унывайте, Поттер. Мы вам поможем. У целительницы из святого Мунго есть ряд предложений, как справляться с проблемами, которые могут у вас возникнуть. Собственно говоря, — она достала свиток и начала его разворачивать, — она прислала мне список. У нас, конечно, сейчас нет времени, чтобы прочитать его целиком, но мы можем начать. Согласны?

Гарри взглянул на длинный-предлинный свиток и мрачно вгрызся в бутерброд. Здорово. Просто отлично.

* * *

Помрачневший Малфой вышел от Помфри, и они отправились на арифмантику, думая каждый о своем.

— Она говорила с тобой про камин в нашей комнате? — неожиданно спросил Малфой.

— Чтобы разговаривать с родственниками и все такое?

— Да.

— Да. Так посоветовала целительница из святого Мунго.

— Пустая трата времени, — Малфой тряхнул головой. — Как ежедневная болтовня со всеми подряд может помочь? И когда, скажите на милость, я должен заниматься, если кто-то постоянно будет трепаться рядом?

— Не знаю. Магглы очень верят в такие вещи.

— Ты имеешь в виду, просто говорить о проблемах? — Гарри кивнул, и Малфой закатил глаза. — Как типично.

— Понимаешь, они не хотят использовать ни бодрящие заклинания, ни какие-нибудь другие, которые…

— Знаю, знаю, они не знают, как отреагирует это чертово проклятье на любые другие заклинания, и не хотят рисковать, и все такое. Я все равно считаю, что бодрящее заклинание лучше, чем бессмысленная болтовня.

— Разве ты не хочешь поговорить со своими родителями?

— Не каждый день, спасибо.

— Мне показалось, твой отец беспокоился о тебе.

Малфой слегка нахмурился.

— Да.

— А почему твоя мама не приходила? — спросил Гарри с любопытством.

— Когда?

— Ну, в тот день, когда… твой отец был, а мать нет.

— Не твое дело.

Гарри пожал плечами, и весь оставшийся до класса арифмантики путь они прошли в тишине. У дверей он спросил:

— Мадам Помфри сказала тебе, что нам сегодня после уроков придется еще раз прийти в госпиталь?

— Да. Хотя не сказала зачем.

— А, понятно.

— Ты что-то знаешь? — спросил Малфой, когда они вошли в класс.

— Э-э, да.

— Так в чем дело?

— Ни в чем.

— Ни в чем? Тогда зачем нам идти? — они нашли свои места и сели, между Гермионой — с одной стороны, рядом с Гарри, и Блейзом Забини и Миллисент Булстроуд — с другой.

— Да так, — Гарри достал учебник и тетрадь. Профессор арифмантики вошел в класс и поприветствовал учеников.

— Итак, я получил ваши работы… ох, — профессор быстро проглядел пачку пергаментов в своих руках и нахмурился. — Это работы пятикурсников. Подождите минутку, пожалуйста, — торопливо проговорил он и вышел.

— Так зачем мы должны возвращаться? — переспросил Малфой, наполняя чернильницу.

— Ерунда всякая.

— Ладно тебе, — раздраженно возразил Малфой, — очевидно же, что не ерунда. Это секрет?

— Нет, не особенно.

— Тогда почему ты мне не скажешь?

— Я просто не…

— Это что-то, что ты знаешь, а я — нет?

— Потише ты, — предупредил Гарри, заметив, что ученики вокруг них прислушиваются к разговору.

— О, так ты хотел бы это скрыть, да? — Малфой ухмыльнулся Забини и Булстроуд. Они даже не попытались притвориться равнодушными, усмехнулись в ответ и приготовились наблюдать.

— Отцепись, — проворчал Гарри.

— Боже мой, Поттер, я уже трепещу от предвкушения, — Малфой драматически прижал руку к сердцу, а Булстроуд фыркула.

— Заткнись, — прошипел Гарри сквозь стиснутые зубы.

— Это имеет отношение к тому, о чем нас сегодня спрашивали? — Гарри упрямо держал рот закрытым, и Малфой просиял. — Имеет!

— Нет, не имеет.

— Скажи это своему лицу, дорогой, — хихикнул Малфой. — Ты краснеешь. И я чувствую, насколько ты смутился. Ты просто вне себя от смущения. Это необыкновенно забавно.

— Ну и замечательно.

— Малфой, повзрослей уже, — нетерпеливо сказала Гермиона.

Слизеринец не обратил на нее внимания.

— Так о чем там Помфри сегодня говорила? О состоянии наших уз, могу ли я чувствовать твои эмоции — должен сказать, что да, особенно сейчас, — не чувствую ли я влечения… — Гарри старался оставаться невозмутимым, но, судя по ликованию в голосе Малфоя, потерпел полное поражение. — Хм, должен сказать, в этом что-то есть, — Малфой склонил голову набок. — Так ты уже что-то чувствуешь? — небольшая пауза. — Нет, не то…

Гарри плотно сжал губы, подавляя желание треснуть блондина по голове или наложить на него кожеразъедающее проклятье.

— Боже мой, Поттер, как ты быстро раздражаешься, — Малфой был в злобном восторге. — Знаешь, тебе надо поработать над собой. Поберечь свои нервы.

— Не слушай его, Гарри, — сказала Гермиона, потянувшись успокаивающе похлопать друга по руке, и отпрянула назад, когда тот дернулся в испуге.

— Значит, дело в вопросах, которые она задавала насчет сексуального опыта? — спросил слизеринец, понижая голос так, чтобы его слышал только Гарри. Тот попытался принять безразличный вид, но было уже поздно. — Вот в чем дело, не так ли? Перетискал кучу парней, да, хотя и кричал, что не гей? — Малфой мерзко усмехнулся. Гарри открыл тетрадь и притворился, что изучает арифмантическую таблицу.

Малфой с минуту понаблюдал за ним.

— Нет, не то, — решил он. — Значит, — он пристально уставился на Гарри, затем сказал медленно, — все совсем наоборот? — пульс Гарри подскочил. Малфой в шоке уронил челюсть. — Поттер. Ты же не девственник, нет? — возмущенно и обвиняюще спросил он.

— Ш-ш-ш! — шикнул на него Гарри, но было уже поздно — все ученики рядом с ними услышали, а некоторые даже обернулись, чтобы посмотреть.У слизеринца на лице было выражение, близкое к ужасу. Гарри закрыл глаза, полностью убитый.

— Ты… Мордред, — Малфой уронил голову на парту. — Я найду того, кто наложил это проклятье, — простонал он, — я его найду и убью, потом воскрешу и снова убью!

Гарри сцепил руки и сжал зубы, чтобы не сказать лишнего. «Если ты проклянешь его, тебе же будет хуже, — напомнил он себе. — Боль или дискомфорт — это ничего. Но то, что ты хочешь сделать с ним, просто убьет тебя через проклятую связь».

— Как ты умудрился… — Малфой поднял голову, — тебе же почти восемнадцать, во имя всех богов! Чего, черт побери, ты ждал? Официального приглашения?

— Видимо, ждал тебя, — обрезал его Гарри. Малфой бросил яростный взгляд в сторону Булстроуд и Забини, что заставило их удержаться от смеха, затем повернулся к Гарри.

— Как забавно. Действительно смешно. Жаль только, что твой острый ум не помог тебе с девушками. Значит, вот об этом мы собирались говорить сегодня вечером? О полном отсутствии у тебя всякого опыта? — Гарри отшвырнул свой стул и зашагал к выходу. Малфой раздраженно зарычал, но, неспособный оставаться в комнате без него, отправился следом, а класс взорвался комментариями.

— Это просто невероятно! — продолжил Малфой, едва они оказались в коридоре. — Что с тобой не так, Поттер?

— Ничего! — взбешенно ответил Гарри. — У меня просто не было времени на…

— Ради бога, что ты несешь! Как ты умудрился до сих пор ни с кем не переспать?

— Я так понимаю, ты успел.

— Конечно!

— С парнями?

— Ну, нет, но…

— Тогда у тебя нет права упрекать меня в неопытности.

Гермиона выскочила в коридор и с жаром набросилась на Малфоя: — Ты, грязный мерзавец!..

— Очень смешно, но я все же хоть как-то поразвлекся… Грейнджер, это не твое дело. Отвали!

— Ты только что сделал это делом каждого, заговорив об этом посреди класса. Ты в своем уме? Или у тебя вообще понятия о приличиях нет?

— Заткнись, — Малфой оборвал ее и повернулся к Гарри. — Это, должно быть, самое… Эй, вернись! — закричал он, когда Гарри развернулся на каблуках и явно намерился уходить. — Куда ты собрался?

— Подальше от тебя!

— Ты не можешь, идиот проклятый, у нас сейчас арифмантика!

— А меня не волнует! Я туда не вернусь!

— Ты, недоразвитый… — Малфой схватил Гарри за плечо, разворачивая его лицом к себе, и вскрикнул от боли, когда Гермиона начала оттаскивать его прочь.

— НЕТ! Гермиона, не надо! — взвыл Гарри, которого обожгло так же, как и слизеринца.

Задыхаясь от боли, Малфой потер руку и, мрачно покосившись на Гермиону, снова повернулся к Гарри. — Вернись. Я не собираюсь из-за тебя пропускать урок. Если уж ты оказался жалким маленьким девственником, так, по крайней мере, не будь жалким маленьким девственником, который испортил мои оценки по арифмантике.

Гарри сжал губы.

— Проблемы? — поинтересовался профессор арифмантики, появившись с охапкой пергаментов в руках.

— Нет, сэр, — ответили они автоматически.

— Тогда, будьте добры, вернитесь в класс, — он указал на дверь.

— Я… я нехорошо себя чувствую… — начал Гарри, но Гермиона перебила его:

— Мы сейчас придем, сэр.

— Гермиона…

Профессор пожал плечами и зашел в класс, Малфой последовал за ним.

— Гарри, он прав, — сказала Гермиона, скривив рот от отвращения к собственным словам. — Тебе все равно — так или иначе — придется вернуться.

* * *

«Да уж, позабавились», — утомленно размышлял Гарри, когда вечером они, наконец, вернулись из госпиталя в свои комнаты. Под перешептыванием и смешками слизеринцев арифмантика превратилась в сущую пытку, и он чувствовал себя полностью униженным и растоптанным, хотя то, что до конца дня у них оставались только астрономия и гербология с Гриффиндором, в какой-то мере помогало. Малфой, конечно, и там продолжил свои нападки, но тихо, так, чтобы слышал только Гарри, к тому же при нем больше не было благодарной слизеринской аудитории в качестве группы поддержки.

Другим видом унизительной пытки стал визит в госпиталь, но радовало, что мадам Помфри постаралась сделать разговор отвлеченным и удерживала Малфоя в рамках. Она заставила мальчиков рассказать друг другу, у кого какой опыт имеется, проинструктировала, что надо делать, а что нет, дала книгу, чтобы прочитать позднее, и напомнила, что они могут начать чувствовать в ближайшие несколько недель и как с этим справляться. Кроме того, она подчеркнула, что Малфой, скорее всего, сам пожалеет, если смутит Гарри настолько, что тот не сможет расслабиться, и это создаст лишние проблемы. Малфой закатил глаза и выдал еще несколько язвительных замечаний, а затем снова погрузился в мрачное молчание.

— Пароль? — сонно спросил сэр Ксандр, пробуждаясь от дремы и почесывая спину осиновым колом.

— Гадес, — пробормотал Малфой, протискиваясь мимо Гарри внутрь. Гарри нетерпеливо толкнул его в ответ, швырнул в кресло сумку, сбросил робу с плеч и кинул туда же.

— Поттер, ты когда-нибудь убираешь свои вещи? — раздраженно спросил Малфой.

— Странно, что это делаешь ты. Разве у тебя нет домовых эльфов и слуг для такой недостойной работы?

— Не двадцать четыре часа в сутки, придурок, — Малфой аккуратно сложил свои вещи и подошел к огню. — Я первый, хочу побыстрее отвязаться, — он уселся перед камином.

— Ладно. Я займусь домашней работой.

— Правда? И что, никакого нытья «уже так поздно, пожа-а-алуйста, пойдем на ужин с моими жалкими друзьями?»

— После сегодняшней арифмантики я совершенно не горю желанием оказаться в Большом зале, благодарю, — резко ответил Гарри, копаясь в сумке. Малфой ухмыльнулся и повернулся к камину, где появилось лицо его матери.

Гарри устроился в одном из уютных кресел их гостиной и открыл учебник. Начинать на последнем курсе изучение арифмантики было не слишком приятно. Хотя этот курс охватывал совершенно другие области, чем программа с третьего по шестой год, и, теоретически, его можно было освоить, не зная материал младших классов, Гарри все еще чувствовал себя неуверенно. Ему придется положиться на помощь Гермионы, если он вообще хочет сдать этот экзамен.

Он погрузился в сложные уравнения из учебника и конспектов Гермионы, время от времени поглядывая на Малфоя, чтобы проверить, закончил ли он разговаривать с родителями. Похоже, у них была весьма приятная беседа, хотя лицо Люциуса Малфоя, когда бы Гарри ни взглянул на него, имело то же слегка раздраженное выражение, с которым он обычно смотрел на сына. А Малфой, придя в себя после шока от проклятия, вернулся к своей обычной отстраненной почтительности в разговорах с отцом.

Хотя с матерью была другая история. Судя по выражению ее лица, она была обеспокоена состоянием сына, причем до такой степени, что это уже начинало раздражать его.

— Значит, с уроками все в порядке? — спрашивала она.

— Да. Гербология — это ерунда; я не выбрал ее в этом году только потому, что она так проста, что я сам могу ее преподавать. Единственная проблема — руны, потому что придется пропустить половину занятий.

— Я знаю. Может быть, стоит нанять репетитора?

— Да, было бы замечательно.

— Как… как ты себя чувствуешь, Драко? — очень неуверенно спросила женщина.

— Нормально, — пробормотал Малфой не менее неловко.

Гарри прочистил горло и наложил вокруг себя заглушающее заклятье, давая Малфою немного уединения в надежде на ответную любезность. Не то чтобы он мог поверить, что Малфой не станет подслушивать его разговоры с Люпином, но, может быть, решит, что оборотень не скажет Гарри ничего, стоящего внимания. Он снова погрузился в арифмантику.

Грубый тычок в плечо вырвал его из сложного уравнения. Малфой стоял у его кресла и что-то говорил. Гарри снял чары.

— Прости, что?

— Я сказал, что закончил, — Малфой направился в ванную. — Не стесняйся, зови своего оборотня-якобы-родственника, — бросил он через плечо. — Если только он не занят тем, что кого-то разгрызает — сейчас ведь почти полнолуние?

Гарри оставил колкость без внимания и подошел к камину.

— Профессор, — с облегчением воскликнул он, когда Люпин появился в камине. Боже, он даже не понимал до этого, насколько ему надо с кем-нибудь поговорить.

— Гарри. Как ты?

День четвертый, пятница

Драко проснулся с гудящей головой и чувством, словно… вот черт. Он не мог понять, каким именно, но ощущение было таким, словно чего-то не хватало… черт побери. Да что же это? Он лежал, глядя в темноту, пытаясь понять, что это за чувство. Почему он не спит? Он взглянул на часы — семь минут третьего. Ему не за чем было просыпаться, но вот поди ж ты, и так неспокойно…

Драко сел и посмотрел на Поттера, беспокойно ворочающегося на соседней кровати, хмурящегося во сне, и ощутил растущую потребность придвинуться к нему ближе.

Проклятье. Он повалился обратно на подушку. Ну, начинается. В том, что он чувствовал, не было ничего сексуального, но расстояние в полтора метра между кроватями неожиданно стало казаться слишком большим.

Замечательно. Ну и что ему теперь делать? Придвинуть кровать поближе, чтобы утром Поттер смог понять, что ночью именно он, Драко, не выдержал и сломался?

Он пожевал губу, наблюдая за беспокойными движениями соседа, затем решил начать действовать. Поднялся и отправился в ванную, стиснув зубы от дурноты, которая усиливалась тем сильней, чем дальше он отходил от Поттера, надеясь, что та же нарастающая дурнота разбудит гриффиндорца. Когда он вернулся в спальню, Поттер сидел в кровати, оглядывая комнату и проводя рукой по своим спутанным волосам.

— Малфой?

— Ну?

— Где ты был?

— В туалете.

— А, — Поттер улегся обратно.

Несколько минут они лежали в тишине.

— Малфой? — наконец позвал Поттер.

— Чего?

— Ты можешь уснуть?

«Да, конечно», — чуть не сорвалось с языка, но он удержался. Если бы Поттер чувствовал себя хорошо, он не задал бы этого вопроса. Скажи Драко, что с ним все в порядке, и гриффиндорец может решить не показывать слабости и не признает, что его тоже разбудило мерзкое тягостное чувство, и в итоге им обоим придется выдерживать это раздражающее состояние, пока один из них не сломается. Драко на секунду задумался.

— А ты можешь? — спросил он, стараясь говорить обычным голосом.

Длинная пауза.

— Нет, не могу.

— Почему?

Еще одна пауза.

— Слишком не по себе. А ты?

Драко посомневался, затем вздохнул и сдался.

— Да, я тоже, — он сел. — Помфри говорила, что это скоро случится.

— Да, только я не ожидал, что так быстро, — Поттер выскользнул из постели. — Я сдвину их вместе, ладно? — и не дожидаясь ответа, начал толкать кровать.

— Э-э…

— Так лучше? — Он снова улегся.

— Боже, да, — выпалил Драко прежде, чем сумел остановить себя, потрясенный немедленным облегчением, которое затопило его, лишь только две кровати были сдвинуты вместе, а Поттер оказался в каком-то полуметре от него. Он закусил губу, когда гриффиндорец рассмеялся, но смех не был издевательским.

— Мне казалось, что по мне ползают муравьи, — поделился Поттер.

— А мне казалось, что пчелы гудят вокруг головы, — сказал Драко. — Кто бы ни придумал это проклятье, он был садистом.

— Точно. О да, так лучше, — Поттер удовлетворенно закрыл глаза. Драко молча согласился с ним, взбил подушку, устраиваясь поудобнее, и вскоре снова заснул.

* * *

— Малфой! — Драко открыл глаза.

Поттер сидел в постели, наклонившись над Драко, и резко тряс его, пытаясь разбудить. Драко моргнул, сбитый с толку его близостью, потом вспомнил прошедшую ночь и, слегка покраснев, отвел глаза.

— Мы опять проспали, надо сейчас же вставать, — сказал Поттер, выбираясь из кровати. Точно, зелья, первым уроком. Драко глянул на часы — восемь. Он сел, торопливо хватая одежду и радуясь, что успел принять душ с вечера.

— Ты не видел мой галстук? — спросил он, когда они, быстро переодевшись, суматошно искали учебники. Поттер кинул ему галстук, Драко поймал его и протиснулся в ванную, чтобы почистить зубы и причесаться. Он ощупал лицо — щетина еще не была заметна, что не удивительно, но подбородок уже стал колючим, надо бы умыться бреющим зельем. Но сейчас нет времени.

— Малфой, можно взять твои чернила? У меня закончились, — Поттер забежал в ванную и начал торопливо причесываться.

— Да — если мы сядем с моими друзьями на зельях и защите от Темных искусств.

— Как насчет зелий и гербологии?

Драко задумался на секунду.

— Договорились. Готов?

— Да, — Поттер отложил расческу, нетерпеливо оттолкнул его и выскочил из ванной. Драко закончил повязывать галстук, и они поспешили на зелья.

— Нам надо накладывать будящие чары, — пробормотал Драко, когда у него забурчало в животе. — Ненавижу пропускать завтраки. — Поттер кивнул, и они направились к слизеринцам, проскользнув в класс прямо перед Снейпом. Миллисент Булстроуд ухмыльнулась Поттеру и жизнерадостно поздоровалась с Драко, а тот усмехнулся, вспомнив вчерашнюю сцену на арифмантике и отчаянное смущение гриффиндорца. Драко достал учебники, чувствуя себя гораздо лучше, когда Снейп начал урок.

— Мы что, уже закончили противопростудное зелье? — зашептал Поттер, толкаясь локтем и заглядывая в его тетрадь, пока Снейп писал на доске.

Драко наклонился, чтобы заглянуть в конспекты Поттера.

— В самом деле, это ужасно, — прокомментировал он, — как можно хоть что-то разобрать в твоих каракулях? Да, мы уже закончили противопростудное, сегодня начинаем зелье от воспаления легких. — Он ухмыльнулся и повысил голос: — А я-то думал, раз уж ты девственник и все такое, то тебе должно хватать времени на приличные конспекты.

Те, кто сидел поближе, рассмеялись. Снейп обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Поттер пихнул Драко локтем в бок и пробормотал: — Заткнись!

— Мистер Поттер, не желаете поделиться с классом, что вас так развеселило?

— Нет, сэр, — буркнул тот.

— Пять баллов с Гриффиндора, Поттер, — и Снейп снова повернулся к доске.

Драко широко улыбнулся и склонился над тетрадью.

* * *

— Так вот где ты теперь живешь, Драко? Надо же. Как мило, — сказала Панси Паркинсон, когда тем же вечером она, Блейз Забини, Грейнджер и Уизли устраивались в их с Поттером гостиной.

— Немного пустовато, правда? — заявил Блейз. Драко пожал плечами.

— Да и компания не блеск, — весело поддакнула Панси. Поттер и его друзья не обратили на нее внимания, рассаживаясь по местам.

Драко улыбнулся, радуясь присутствию слизеринцев. Сначала они все вместе занимались в библиотеке, но из-за шума были изгнаны оттуда мадам Пинс. Драко, собирая учебники, мрачно отметил: он никогда бы не подумал, что будет скучать по слизеринской гостиной, где можно было заниматься одному или с друзьями, сделать перерыв, расслабиться и поболтать, если вздумается. Но теперь они с Поттером были отрезаны от гостиных своих факультетов, и он думал, что придется возвращаться к себе вместе с гриффиндорцем, когда Грейнджер предложила перенести совместные занятия к ним.

— У вас просторная гостиная, мы все там поместимся, Гарри, — заявила она. Панси и Блейз удивленно приподняли брови при мысли о Грейнджер в личных комнатах Драко, а Поттер пробормотал что-то насчет того, что гостиная не такая уж и большая. Драко был уверен, что его друзья не захотят делить комнату с Грейнджер и Уизли, и уже собирался дать понять, что не желает никаких гостей, когда Панси заговорила:

— Они там уже бывали? А я-то считала, что ты не принимаешь гостей, — ухмыльнулась она. — Или допускаются только гриффиндорцы?

— Ну конечно, нет… — начал было Драко, а Панси кивнула, отсекая все, что собирался сказать Блейз.

— Вот и отлично. Пошли, — весело заявила она.

— Мерлин, это даже не смешно. Вечер пятницы, а мы что делаем? Уроки учим, — пробормотала она, усаживаясь на маленький диванчик. — Чертовы ТРИТОНы, у меня из-за них уже нервный срыв. Драко, ты переписал мои вчерашние конспекты по рунам?

— Да, держи, — он передал ей тетрадь, уселся сам и заметил, что прошло всего-то четыре дня, а они уже успели привыкнуть сидеть в определенном порядке. Он сам и Поттер — в центре, чаще спиной друг к другу, или хотя бы отодвинувшись как можно дальше, друзья Поттера — с одной стороны, друзья Драко — с другой. Единственная проблема была в том, что прямо сейчас Драко и Панси сидели на маленьком диванчике, рассчитанном на двоих, немного слишком близко для спокойствия, а Поттер — в кресле рядом, немного слишком далеко.

Черт, если бы только можно было эти чувства перенаправить. Они с Панси встречались какое-то время, и она нравилась ему. Нет, ничего серьезного, в конце концов, обоих ждали браки по политическим соображениям, но она была неплохой собеседницей и весьма приятной в постели. Если бы только можно было воспринимать ее близкое соседство как намек на романтическое завершение вечера, а не нервничать, опасаясь, что его обожжет, если она нечаянно подвинется.

— Ну как, улавливаешь смысл? — спросила Панси.

— Нет, не особенно.

— В этом чертовски трудно разобраться, если ходить на уроки через раз. Почему он просто не бросит астрономию? — она неприязненно посмотрела на Поттера.

Драко пожал плечами.

— Мы не смогли договориться. Да это неважно, мать собирается найти мне репетитора.

— Все равно. Ты не должен…

— Это неважно, — резко повторил Драко. Панси откинула волосы назад и вернулась к конспектам.

— Ладно. Так, давай, я разберу третий перевод, посмотрим, помню ли я сама, как это делается.

Драко наклонился, чтобы лучше видеть ее тетрадь, и резко отшатнулся, когда она неожиданно подняла голову и почти задела его.

— Ой, прости. Смотри, третья фраза… — и вскоре он погрузился в дебри рунической письменности, оторвавшись только, когда заметил Грейнджер, подходящую к двери их спальни.

— Где учебник? — спросила она. Драко забеспокоился.

— Гермиона, не надо, я сам принесу… — быстро сказал Поттер, но Грейнджер уже открыла дверь. — Я же сказал, что сам принесу, — пробормотал тот, слегка покраснев, когда брови Грейнджер взлетели вверх при виде сдвинутых кроватей.

— Бог ты мой, а мы быстро продвигаемся, да? — промурлыкала Панси, заглянув в спальню. — Что, шуточки насчет девственности почти неактуальны, а, Поттер? Или они уже совсем не соответствуют действительности? — Поттер взглянул на нее и открыл было рот для резкого ответа, но Драко быстро дотянулся до него и схватил за руку.

— Не надо, — предупредил он, возвращаясь к Панси. Лицо Поттера приняло озадаченное выражение, но он закрыл рот и пошел в спальню за книгой для Грейнджер.

Панси ухмыльнулась.

— Что, Драко? Связь развивается быстрее, чем ты ожидал?

— Нет, — пробормотал он. — Просто легче, когда мы рядом. Ничего еще не случилось, — Драко прочистил горло. — И в любом случае, это не твое дело, — беспечно добавил он. — Так на чем мы остановились?

— С тех пор, как ты стал старым женатиком, ты такой зануда, — надула губы Панси, а Блейз засмеялся.

— Очень смешно. Кажется, мы собирались работать над третьим переводом?

— Да ладно, ладно. Знаешь, я думаю, дело в том, что тебя не было во вторник, когда мы как раз проходили изъявительную фразеологию. Это было в задании на четверг.

— Какую фразеологию?

— Изъявительную, — терпеливо повторила она, и Драко снова погрузился в сложный лабиринт последних уроков, через который их с Блейзом вела Панси.

«Блейз действительно безнадежен», — безжалостно отметил про себя Драко полчаса спустя, когда тот задал очередной вопрос и снова показал полное отсутствие представлений даже о самых простых понятиях. Он позволил себе расслабиться, пока Панси исправляла очередную ошибку в переводе Блейза, но потом напомнил себе, что и сам не слишком уверен, правильно ли все понимает. Выражение лица Панси подтверждало, что сегодня он явно не дотягивает до своего обычного уровня. Ему стоило использовать время, когда Панси нянчится с Блейзом, чтобы переводить более сложные фразы, а не слепо таращиться на стену и представлять, что пятнышки на обоях — это пчелы. Гудящие пчелы. Гудящие тихо, но не дающие сосредоточиться.

— Гарри? — Драко вздрогнул от неожиданности. Оглянувшись, он увидел, как Уизли машет рукой перед лицом Поттера. — Есть тут кто-нибудь?

— Прости, — пробормотал Поттер, встряхивая головой и моргая. — О чем мы говорили?

— Я говорила о задании по арифмантике, — терпеливо повторила Грейнджер, — к следующему вторнику. Тебе нужны мои конспекты?

— Эм-м, да-да. Так к какому дню это надо?

— Ко вторнику, — повторила Грейнджер еще раз. Поттер кивнул и повернулся к Драко.

Драко выдохнул. «Опять начинается», — подумал он, когда они неприязненно уставились друг на друга. Он слышит пчел, Поттер недоступен для общения, расстояние между его диванчиком и креслом Поттера — пара метров, и очевидно, что все это взаимосвязано. И кроме как попросить всех пересесть, нет никакой возможности уменьшить дискомфорт.

«Все не так уж плохо», — сказал он себе и приготовился потерпеть, но не смог сдержать сдавленный вопль, когда Панси неожиданно задела его плечо.

— Черт, прости, — беззаботно сказала она, покосившись на Грейнджер. — Так не пойдет, Драко, я слишком привыкла тискать тебя, когда мне вздумается, так что Блейз, пересядь туда, Поттер, иди сюда, и вообще, почему бы всем просто не сдвинуться на одно место? Блейз, передвинь кресло на эту сторону. Да, вот так… — Ошеломленные Поттер и Драко наблюдали за пересадкой, организованной с минимальным беспокойством, а Грейнджер подарила Панси благодарный взгляд. И обе группы вернулись к своим разговорам, словно ничто их не прерывало.

— Так вот, Блейз, — продолжила Панси, — прекрати изображать придурка, у волшебников-готов не было слова «поезд», потому что у них не было поездов. Честное слово, этой школе не помешало бы изучение общей истории.

День шестой, воскресенье

— Мне кажется, все нормально. Я начинаю привыкать к нему, — тихо рассказывал Гарри Люпину вечером в воскресенье. Он мог не стараться говорить тише; Малфой, как обычно, наложил вокруг себя заглушающее заклятье, но было все еще немного неловко говорить о человеке, находящемся в той же комнате. Особенно когда сидишь с ним на расстоянии вытянутой руки.

— Ты говоришь так, словно тебе одиноко, — мягко заметил Люпин.

— Да, наверное… Я скучаю по факультету. В выходные у нас в башне так весело, я имею в виду, что мы просто спим допоздна, а потом сидим все вместе и ничего особенного не делаем, но это все равно здорово.

— И что ты делал вместо этого?

— Поздно встал, но заняться здесь почти нечем, только уроки учить. Встретил кое-кого в библиотеке, но это… не то же самое. Они живут все вместе, а я — нет. Симус и Дин смеялись над шуткой, которую они сыграли над третьекурсником, а я понятия не имел, о чем они говорят. А Рон с Невиллом… — Гарри оборвал себя. Он ныл. Надо сейчас же прекратить. — Простите.

— Гарри, все в порядке.

Гарри кивнул, не поднимая головы. Затем взглянул на Малфоя, который постучал его по плечу.

— Где задание по гербологии? — спросил он. Гарри указал на свой стол. Малфой раздраженно щелкнул языком, увидев неаккуратную кучу бумаг, наваленную на Гаррином рабочем месте.

— Как узы? — спросил Люпин. Гарри пожал плечами. — Что, настолько плохо?

— Нет, не настолько, — признал Гарри. — Он не все время ужасен. — Он посмотрел на Малфоя, но тот, слегка нахмурившись, изучал задание и, похоже, снова наложил заглушающие чары. Гарри вздохнул.

— В чем дело?

— Просто… Вы знаете, что мы каждый день ходим к мадам Помфри, да?

— Да.

— К ней несколько раз приезжала ведьма из Министерства, она задавала нам вопросы, и… и она сказала, что заклинание, похоже, было наложено неправильно.

— Что?

— На самом деле, большую часть я не понял; жаль, Гермионы там не было, она бы сразу разобралась, что к чему. Я только запомнил — Пантер считает, что очевиден «недостаток опыта при работе с заклинаниями такого класса». Она объясняла почему, но я только совсем запутался.

— А Малфой понял, о чем она рассуждает?

— Похоже на то. Он сильно разозлился и сказал: «Значит, мы были прокляты недоучкой».

— И ты не попросил его объяснить тебе?

— Малфоя? Ни за что, — машинально отрекся Гарри, а затем бросил взгляд на слизеринца, по-прежнему отрешенно стоящего рядом.

— Есть ли шансы поймать того, кто это сделал?

— Почти никаких. Пантер считает, что это мог быть ученик. Или учитель, который специально допустил небрежность, чтобы было похоже на работу ученика. Или кто-нибудь не из Хогвартса. Неизвестно.

— Что это означает?

— Она ничего не знает наверняка, только предполагает, что наша связь не будет «развиваться по обычному сценарию», что бы это ни значило. Мы, может быть, будем чувствовать что-то сильнее, чем обычно, или слабее, или как получится. Кроме того, она сказала, что все необычное может быть таким просто потому, что и связь недобровольная, и мы оба слишком молоды, и… — Гарри задохнулся.

— Мне жаль, — после долгой паузы сказал Люпин.

— Да, мне тоже.

— А что говорит мадам Помфри о развитии уз?

— О, она считает, что все просто прекрасно, — горько произнес Гарри.

— А ты не согласен?

— Ее «прекрасно» означает, что мы почти все время должны быть рядом, и… и нам надо прикасаться друг к другу. Я этого не заметил, на самом деле, но Малфой обратил внимание, что мы толкаемся и пихаем друг друга чаще, чем обычно. Здорово, правда? Узы, основанные на тычках и пинках.

— Не лучшая основа для брака, ты прав, — сказал Люпин и моргнул. — Прости, я знаю, тебе не нравится, когда так говорят.

— Я уже привык. Гермиона, похоже, единственная, кто избегает этого слова. Даже Рон, и тот сказал однажды что-то вроде «теперь, когда ты женат». Странно. Все считают узы браком, а это не так.

— Лили однажды говорила нечто подобное, — медленно произнес Люпин.

— Что именно?

— Сириус как-то пожаловался, что родители хотят женить его на женщине, которую он ни разу не видел. Лили сказала тогда: «Это ненастоящий брак», — и не могла понять, почему никто из нас не видит разницы.

— Хм.

— А для магглов это действительно разные вещи?

— Что именно?

— Магглы действительно считают, что брак не может быть настоящим без романтической любви?

— Ну, нет, не совсем, — Гарри понял, что понятия об этом не имеет. — На самом деле, не знаю. Я, по большому счету, не живу в маггловском мире уже шесть лет и мало знаю о маггловских браках. Но и о волшебных знаю не больше.

— Думаю, не знаешь.

Гарри уставился на колени, глубоко задумавшись.

— Гарри?

— Да? Простите.

— Ты кажешься очень подавленным.

— Да, наверное.

— Может, будет лучше, если друзья навестят тебя?

— Они приходили на днях, но это совсем другое. Они просто приходили в гости и вернулись потом в гриффиндорскую башню, а я остался здесь.

Еще одна пауза. Гарри поднял голову, когда Малфой дотронулся до его плеча.

— Поттер? Уже поздно.

— Да, — отозвался Гарри уныло. — Я приду через несколько минут.

Малфой кивнул, собрал свои учебники и направился в спальню.

— Эти разговоры помогают хоть немного? — мягко спросил Люпин.

— Думаю, да. Не знаю, — Гарри вздохнул. — Я лучше пойду спать.

Люпин выглядел таким же расстроенным, как и Гарри.

— Гарри…

— Спасибо. За… за то, что выслушали. Вы понимаете. Я… я поговорю с вами завтра. Спокойной ночи.

Гарри машинально приготовился ко сну, улегся в постель и уставился в потолок, безуспешно пытаясь прогнать чувство печали, одиночества и смущения.

Все так быстро меняется. Меньше недели назад он был в безопасности, хотя Волдеморт мог напасть в любую минуту; знал, что его место в гриффиндорской башне, в спальне семикурсников, в классе маггловедения, в квиддичной команде. А где он сейчас? Ни гриффиндорской гостиной, ни квиддича, другие уроки, а рядом лежит парень, которого он ненавидел большую часть последних шести лет. Гарри посмотрел на Малфоя, который уже заснул. Его лицо было расслабленным и спокойным.

Все изменилось слишком быстро, и так же быстро продолжало меняться. Они постоянно были рядом. Они постоянно дотрагивались — толкали, пихали, пинали друг друга… и слегка хлопали по руке, чтобы привлечь внимание, наклонялись через плечо, чтобы заглянуть в тетрадь в классе, протискивались мимо, когда ходили по своим комнатам. Однажды на зельях он заметил, что его нога слегка касается ноги Малфоя под партой. Гарри понятия не имел, как долго они так сидели. Он и заметил-то только потому, что Малфой повернулся к Панси, чтобы сделать какое-то язвительное замечание о Гаррином эссе, и ноге вдруг стало прохладно. Он заметил не контакт, а только его отсутствие.

Еще более показательным было сегодняшнее утро. Когда он проснулся, рука Малфоя была на его плече, а сам Малфой продолжал спать глубоким сном рядом с ним. Они по-прежнему были в разных постелях, но придвигались все ближе, с риском однажды провалиться между кроватями. Помфри говорила, что вскоре им придется привыкнуть спать в одной постели.

Так и будет. Они привыкнут. Гарри уже начал привыкать ко всему этому. Они с Малфоем все еще действовали друг другу на нервы, но уже были в состоянии какое-то время вести себя цивилизованно; временами это даже становилось не тягостной повинностью, а всего лишь ежедневной рутиной. Сложно постоянно враждебно относиться к своему… соседу по комнате, когда он спрашивает, не видел ли ты его галстук. Все становилось привычным.

Однако Гарри сомневался, что сможет так же легко привыкнуть к предполагаемому последствию процесса «развития» уз. Особенно потому, что теперь он откровенно этого боялся.

9 октября — 14 октября.

День одиннадцатый, пятница

Черт. Сон был слишком ярким, как наяву. Драко застонал, просыпаясь, и повернулся в кровати, машинально проверив, спит ли Поттер.

Слава богу, да. Слизеринец боялся, что говорил во сне, а учитывая, что именно ему снилось, это было бы, по меньшей мере, неловко.

Вот уже второй раз за последние две ночи его будит неудовлетворенное желание, и он уже сбился со счета, сколько раз просыпался на мокрых простынях. Спасибо Маркусу Флинту с его очищающими заклинаниями, иначе пришлось бы объяснять Поттеру, почему каждый день приходится менять постельное белье. Драко попробовал наплевать на дискомфорт и снова уснуть, но примерно через десять секунд вскочил и направился в ванную.

— Малфой? — сонный голос гриффиндорца заставил его остановиться. — Ты в порядке?

— Эм-м, да, — Драко запнулся, проклиная Поттера за несвоевременность разговора.

Тот медленно сел.

— Неправда. Что случилось?

— Э-э, ничего. Мне… мне надо выйти, — пробормотал Драко, закрывая за собой дверь ванной и опираясь на нее спиной.

Он постарался удовлетворить себя так бесшумно и быстро, как только было возможно, и, получив разрядку, потонул в волне облегчения. Пришел в себя, по-прежнему опираясь на дверь, применил очищающее заклинание и подождал еще несколько минут в надежде застать Поттера спящим, когда вернется в спальню.

Глубоко вздохнул, осторожно открыл дверь и сразу же понял, что гриффиндорец все еще сидит в постели, обхватив руками колени.

— Ты в порядке? — повторил он, когда Драко вернулся в кровать.

Слизеринец молча кивнул.

— Э-э… Поговорим об этом? — тихо спросил Поттер.

— О чем тут разговаривать?

— Я… я знаю, что произошло, — поспешно выпалил тот. — Помфри объясняла…

— Что ж, значит, знаешь, — Драко был рад, что его голос прозвучал как обычно и что темнота в комнате не позволяла Поттеру увидеть румянец, заливший лицо блондина. — Так о чем тут говорить?

— Я только подумал… Я имею в виду, есть ли… эм-м, есть ли что-нибудь… ладно, забудь, — гриффиндорец снова лег и отвернулся.

Драко заметил, как напряглись поттеровские плечи, ощутил исходящие от гриффиндорца смущение и беспокойство и выдохнул:

— Поттер.

— Да?

— Тебе тоже снятся эти сны?

Гриффиндорец вздохнул.

— Да.

— Давно?

— Уже несколько дней. Точнее не скажу.

— И о чем они?

— А ты как думаешь? Все почти так, как говорила Помфри. — А она сообщила им в медицинских терминах: можно ожидать, что их нормальные ночные подростковые фантазии вместо случайных образов и эмоций будут все больше концентрироваться друг на друге.

Воцарилась долгая, напряженная тишина.

— Я так надеялся, что этого не произойдет, — тихо произнес Поттер.

— Тоже рассчитывал на платоническую связь?

— Да.

— Ты же знал, что это невозможно. Почти невозможно. Мы не братья и не друзья на всю жизнь.

— Я все-таки надеялся, — Поттер перевернулся на спину и с отчаянием уставился в потолок. — И ты, по-видимому, тоже. Да?

Драко тяжело вздохнул.

— Да.

— Надо рассказать Помфри.

— Только попробуй.

Поттер закрыл глаза.

— Я не думаю… — Он нахмурился, словно подбирая подходящие слова, и наконец тихо произнес: — Не думаю, что смогу это сделать.

— Вряд ли у нас есть выбор, — заметил Драко.

— Это почти… почти изнасилование — заниматься сексом, когда на самом деле этого не хочешь.

— Мерлин, Поттер, а как ты думаешь, почему проклясть связующим заклятьем — серьезное преступление? — огрызнулся Драко. «Избави боже от непроходимых тупиц», — мысленно добавил он, но воздержался от высказывания этого вслух.

Помфри была права, заметив, что если он расстроит Поттера слишком сильно, тот не сможет расслабиться настолько, чтобы позволить природе взять свое. И хотя раньше это Драко совсем не волновало, теперь он сдержанно допускал, что тут есть определенный смысл. Чем больше стеснения будет чувствовать Поттер, тем дольше продлится его сопротивление. И давить на него — не выход. Даже сейчас нервы Драко натянуты как струны из-за беспокойства гриффиндорца; заставь того защищаться еще сильнее — и это сторицей вернется через связь.

Чудесно. Он так и будет снова и снова просыпаться возбужденным, и единственный человек, который может помочь ему, — жалкий неудачник, слишком испуганный как перспективой потерять девственность, так и собственными переживаниями, чтобы быть в состоянии хоть что-нибудь предпринять.

И еще больше бесило, что этот жалкий неудачник тоже, по-видимому, все чаще всерьез возбуждался, чем, надо полагать, только усиливал степень возбуждения Драко, и это в свою очередь влияло на Поттера. Они стимулировали друг друга из-за постоянного соседства и глупой, дурацкой связи, и Драко ничего не мог сделать, чтобы справиться с ситуацией. Кроме как попытаться наколдовать или, в крайнем случае, изобразить сверхчеловеческое терпение, чтобы не перепугать проклятого ребенка, с которым он связан.

— Я действительно не хочу… делать это, — запинаясь, произнес Поттер. — То есть хочу, но не буду.

— В конце концов придется. На самом деле, это не изнасилование. К тому времени, как мы этим займемся, ты будешь хотеть — по определению. Иначе тот, с кем ты связан, не станет даже пытаться что-нибудь сделать, потому что через узы почувствует твое нежелание.

— Так ты можешь чувствовать?..

— Конечно, могу, ты… — Драко прикусил язык, не позволяя себе выплюнуть оскорбление. — Рассказать? Сейчас ты боишься нас обоих. Меня — из-за моей заинтересованности, себя — потому что часть тебя хочет, чтобы я интересовался тобой.

— Как ты узнал? — спросил Поттер после секундного замешательства.

— Это же не продвинутая арифмантика, — Драко потер лоб, понимая, что в результате беседы снова возбудился. — Потрясающе. Мы оба это чувствуем, но из-за твоих эмоциональных проблем и дурацких моральных принципов так и будем черт знает сколько времени доходить до ручки. Потрясающе. Просто потрясающе.

Слизеринец решительно захлопнул рот и встал с кровати, прежде чем успел высказать что-нибудь еще более расстраивающее.

— Ты куда? — удивленно поинтересовался Поттер.

— Собираюсь принять долгий холодный душ, ты, мерзавец, — раздраженно бросил Драко. — Спи дальше.

День тринадцатый, воскресенье

— Гарри, нельзя до конца жизни этого бояться, — мягко увещевал Люпин.

— Дело даже не в том, что я боюсь. Я… я не доверяю ему. Он мне не нравится.

— Но…

— Знаю. Но все же… Мы даже спорить стали больше, с тех пор как… — Гарри закусил губу.

Слишком быстро все вышло из-под контроля.

Он отчаянно хотел избавиться от снов, эмоций, желаний, от реальности того, что прикосновения, бывшие когда-то обычными, стали теперь кое-что значить. Малфой, привлекая внимание Гарри, задерживал руку на его плече немного дольше, чем нужно, а Гарри отталкивал Малфоя с дороги немного сильнее, чем нужно, потому что часть него вместо этого хотела притянуть слизеринца ближе. Они все чаще переругивались — одежда одного, разбросанная по стульям и креслам, и неспособность другого запомнить, куда он положил галстук, стали теперь основными проблемами и даже начали принимать сексуальную окраску, поскольку Гарри смущало, насколько живым выглядит слизеринец, когда он на самом деле очень сердит.

Малфоевские ехидные замечания и манера растягивать слова, отпуская насмешки, раздражали, так как показывали, что тот держит себя в руках. Его разъяренная тирада в адрес Гарри, бросившего мантию в кресло прямо поверх эссе, на которое слизеринец потратил три часа… Здесь не было ни потери контроля, ни пристрастности. Ничего, кроме эффектного негодования по пустячному поводу, который ни за что не вызвал бы такой ярости, если бы не это напряжение между ними.

Гарри ощущал малфоевские желание, гнев или неудовлетворенность и теперь не всегда мог сказать, какая из эмоций его собственная, а какая — нет. Он знал только, что сила этих чувств изматывает его.

— Вам нужно бывать с друзьями, — посоветовал Люпин.

— Но это… слишком неловко. Когда мы начинаем спорить в классе или библиотеке, а все вокруг слышат это… невозможно вынести, как они смотрят на нас. И понимают, что происходит и почему мы ссоримся. Слизеринцы, по правде говоря, делают ставки, сколько мы еще продержимся… — он сглотнул. — А Гермиона сказала, что «Пророк» и «Придира» все время продолжают о нас писать.

— Да, я видел, — Люпин с отвращением покачал головой. — Замечательно глупые статейки.

— Я почти рад, что сейчас мы не ходим есть в Большой зал. Все эти взгляды через какое-то время начинают утомлять.

— Могу себе представить, — заметил Люпин. — Друзья заходят к тебе?

— Не так часто. Я… мы…

Как это объяснить? Как объяснить возникающую неловкость, когда они ловили себя на том, что слишком долго смотрят друг на друга, и понимали, что это, скорее всего, заметно окружающим? Из-за этого Гарри краснел и смущался, а Малфой отстранялся еще более холодно и резко. Из-за этого слизеринец мрачно сообщил приятелям, что предпочитает заниматься один, и Гарри тоже перестал приглашать друзей, не желая наблюдать обмен понимающими взглядами и раздражение гриффиндорцев на то, как Малфой обращается с ними.

Это было ужасно. Постоянно чувствовать себя одиноким, рассерженным и… и испуганным. И — не надо забывать — возбужденным, все время возбужденным. Все проклятое время. Приходить в смятение от вида волос Малфоя, его глаз, чистых линий его лица… Гарри фантазировал во время занятий так часто, что почти привык к этому, но возможное воплощение мечты в реальность было даже страшно представить. Он сидел на арифмантике, но в итоге понимал, что воображает, как касается Малфоя, а его рука уже действительно лежит рядом с рукой слизеринца. Он представлял, как переплетает их пальцы вместе, для большей близости, но тогда… тогда Малфой, вероятно, только посмотрит на него, вздернув бровь, а Гарри почувствует себя отвергнутым, испуганным и сердитым.

— Гарри?

— Я не могу, просто не могу говорить об этом, — произнес Гарри, чувствуя комок в горле.

Он покосился в ту сторону, где Малфой должен был готовить уроки, но тот не занимался, а наблюдал за гриффиндорцем потемневшими, голодными глазами; и пока они так смотрели друг на друга, Гарри хотелось придвинуться ближе, прикоснуться, послать все к черту, прижать к себе, наорать…

— Не могу. Простите. Мы поговорим завтра, — запинаясь, произнес мальчик и выбежал из гостиной, не дожидаясь ответа Люпина.

День четырнадцатый, понедельник

«Какая-то извращенная психологическая пытка», — думал Драко, чувствуя себя несчастным. За почти семь лет он еще никогда так не скучал на зельях. Снейп будто сговорился с тем, кто наложил проклятье, и читал лекцию настолько монотонно и неинтересно, что не оставалось ничего другого, кроме как прокручивать в голове еще одну бессмысленную фантазию о Поттере. Прикоснуться к нему, обнять, раздеть, соблазнить…

Драко глубоко покраснел, неспособный сконцентрироваться, а сидящий рядом Поттер продолжал конспектировать лекцию, явно полностью сосредоточенный на уроке и совершенно не обращающий внимания на то, какой оборот приняли мысли его соседа. Слизеринец мог думать только о расстоянии между их губами, а Поттер просто писал конспект. Словно на него и узы не действовали. Кровь бросилась Драко в голову и, к сожалению, не только в голову, прежде чем он попытался обуздать гнев, возблагодарив Мерлина, что гриффиндорец сейчас не смотрит на него. В противном случае они бы снова неосознанно «утонули во взглядах», как случалось слишком часто, настолько, что сокурсники почти перестали удивляться.

Что ж, Поттер не смущен. Вот и славно, значит, у Драко появляется шанс избавиться от собственного смущения. Можно, например, заняться конспектом, хотя это бессмысленно, так как самое большее, на что он способен, — записывать каждое шестое-седьмое слово из сказанных Снейпом. «Так принято, и скандинавский изменится, более чем», — последнее, что появилось в его тетради.

Или можно придвинуться к Поттеру, совсем чуть-чуть, чтобы только прикоснуться, как они все чаще делали в последнее время; это, может быть, слегка уменьшит терзающее его беспокойство…

Гриффиндорец отложил перо и потер глаза. Драко бросил взгляд в его тетрадь.

Поттер ничего не конспектировал. Он написал один раз греческий алфавит и трижды — футарк, датский рунический. Нарисовал перо, парту, стул, Гермиону Грейнджер, двенадцать трехмерных коробочек и наложил несложное заклинание, чтобы заставить их всех танцевать по странице.

Драко слегка подтолкнул гриффиндорца локтем и пробормотал:

— Будь внимательней.

Поттер медленно кивнул, сглотнул, взял перо и поднял глаза.

Драко почувствовал, как его сердце сбилось с ритма, когда, о боже, он увидел, что лицо Поттера покраснело, а губы слегка раздвинулись — и от этого зрелища нельзя было оторваться — и гриффиндорец был разгоряченным и близким, а его грудь слегка вздымалась — и смотреть на это было все больнее, господи, Драко не мог просто сидеть, ничего не делая, сейчас, когда ему так мучительно нужно придвинуться ближе…

Глянув вниз и обнаружив, что не только он демонстрирует физическое следствие внутреннего состояния, слизеринец подтолкнул ногу к Поттеру; их бедра, как это стало обычным в последнее время, прижались друг к другу, но сейчас этого было до безумия недостаточно, это принесло не облегчение, а напротив, невыносимую муку. Драко поерзал на стуле, пытаясь устроиться поудобней, но добился только того, что у него встало еще сильней; Поттер, о боже, тоже слегка подвинулся, и пришлось, сунув руку под парту, осторожно коснуться ноги гриффиндорца, чтобы успокоить его.

— Не надо, не поможет, — прошептал Драко, но Поттер протиснул ладонь между ними и переплел их дрожащие пальцы.

Слизеринец закусил губу, чтобы удержаться от вздоха.

— Нельзя, урок же… — снова прошептал он, разочарование нарастало с каждой секундой, и это было невыносимо. Если бы только можно было утешить себя надеждой получить разрядку после занятий, но он не мог — Поттер продолжал держать их обоих на голодном пайке…

Драко зажмурился и попытался думать о чем-нибудь отвлеченном. Бесполезно. Открыв глаза, он увидел, что хмурящийся Блейз переводит взгляд с него на Поттера, а затем приподнимает брови. Блондин покачал головой, снова закрыл глаза, но прежде заметил, как щурится Уизли, очевидно вполне разобравшийся в ситуации.

— Гарри? — рыжий наклонился к другу. — Ты как?

Поттер потряс головой, выпустил руку блондина и спрятал лицо в ладонях.

— Мистер Поттер? — протянул Снейп, и у Драко от ужаса скрутило живот. — Не хотите ли рассказать нам, какое из свойств женьшеня является ключевым именно для этого зелья?

— Нет, он не хочет, — выпалил Драко прежде, чем сумел остановить себя, почти испуганный собственным хриплым и дрожащим голосом. — Пожалуйста, спросите кого-нибудь еще.

Воцарилась полная тишина; сокурсники бросали на него потрясенные взгляды, а Снейп, казалось, был захвачен врасплох.

— Профессор, пожалуйста, спросите кого-нибудь еще, — вслед за другом повторила Панси. Снейп кашлянул и без колебаний вызвал другого студента.

— Спасибо, Панси, — тихо поблагодарил Драко.

— Вам нужно уйти отсюда, — зашептал Уизли.

— И чем заняться? — огрызнулся Драко. — В шахматы поиграть?

Уизли проигнорировал выпад.

— Гарри, послушай, так нельзя. Ну, давай же. Не глупи. Вы просто сведете друг друга с ума, если будете и дальше так… — взволнованно бормотал он.

Драко почувствовал благодарность, смешанную с негодованием: надо же, именно Уизли просит за него. Рыжий настойчиво продолжал свои увещевания, но слизеринец знал, что все впустую, что Поттер, судя по ощущениям, уже выстраивает защитные барьеры.

— Вот что. Я ухожу, — внезапно решил Драко, оправил мантию и начал поднимать руку.

— Не смей! Малф… — Поттер вцепился в него, но блондин высвободился.

— Профессор?

— Да, мистер Малфой?

— Можно мне уйти? — произнес он так ровно, как только мог.

Снейп перевел пристальный взгляд с него на Поттера и коротко кивнул. Драко встал и, не обращая внимания на любопытные взгляды, вышел из класса. В сопровождении разъяренного гриффиндорца.

— Какого черта… Что, совсем не можешь держать себя в руках?

— На себя посмотри! Даже твой собственный друг советует вести себя разумно, но ты слишком упрям, чтобы…

— Не впутывай Рона!

— Мы оба спятим из-за тебя! — заорал Драко, теряя всякое терпение.

— Если и спятим из-за кого-то, так только из-за тебя! По твоей милости мы почти все время наедине, а когда выходим на люди, ты становишься до черта невыносимым — можно предположить, что…

— Поттер, узы не заставляют ни «общаться с другими людьми», ни «ворковать как чертовы влюбленные голубки»! Они только указывают, совершенно определенно, что нужно делать; и мы могли бы разобраться с проблемой прямо сейчас, если бы ты не был воспитанным магглами полукровным КРЕТИНОМ!

— ДА ПОШЕЛ ТЫ! — завопил Поттер.

— Я бы с радостью, можешь поверить! К несчастью, я женат на Том-Кто-Вечно-Хранит-Себя-Для-Бог-Только-Знает-Кого, и клянусь, если ты скажешь, что это не брак, я убью тебя, потому что именно это и есть брак — когда НЕ трахая человека, на которого имеешь право, ты к тому же не способен трахать никого другого!

— У меня нет к тебе ни ДОВЕРИЯ, ни ЛЮБВИ, неужели до тебя это не доходит!

— А неужели до тебя не доходит, что ни доверие, ни любовь не имеют никакого отношения к узам?!

— Ты!..

— Отлично! — выкрикнул Драко. — Замечательно! Будь по-твоему. Обед через час, пойдем в Большой Зал. А пока, если позволишь, я приму еще один ледяной душ и постараюсь держаться от тебя настолько далеко, насколько это в человеческих силах.

* * *

К тому времени как они добрались до Большого зала, напряжение между ними возросло настолько, что темнело в глазах. Поттер направился прямо к гриффиндорскому столу, и, поддавшись импульсу, Драко шлепнулся на скамью за слизеринским. Гриффиндорец удивленно оглянулся.

— Что ты делаешь?

— Я говорил, что мы будем обедать в Большом зале, но не сказал где.

— Я не сяду за ваш стол.

— Отлично. Приятного аппетита, — бросил Драко, хватая тарелку и накладывая еду. Суп, салат, тыквенный сок — его привычные блюда, он снова за знакомым столом, со старыми приятелями, и все было бы совершенно по-домашнему, если бы только не пульсирующая головная боль и дымка перед глазами.

Драко машинально начал есть, не вступая в разговоры, стремясь прогнать физический и эмоциональный дискомфорт, отчаянно пытаясь сосредоточиться хоть на чем-то, все равно на чем. Например на том, как интересно изменилось течение беседы, пока соседи по столу, удивленные его присутствием, обменивались любопытными взглядами, а кое-где даже воцарилось неловкое молчание.

Правда, интересно. Не считая того, что было трудно сосредоточиться, когда весь мир, казалось, сузился до сбивающих с толку, противоречивых физических ощущений и эмоциональных порывов. Мучительное желание, гул в ушах, тошнота, натянутые нервы, головная боль, зуд, жжение под ложечкой, изнеможение… Дотронуться, принять, возбудиться, увлечь, закричать, сдаться, расплакаться, уснуть…

Драко ухватился за край стола и попытался сфокусировать взгляд на его поверхности, когда мир начал вращаться, а голоса вокруг него становились то громче, то тише, то замолкали, то вдруг начинали кричать, то…

— Драко? Драко?! С тобой все…

Все поплыло перед глазами, и его поглотила тьма.

* * *

Снейп поднял глаза как раз в тот момент, когда Драко Малфой вдруг тяжело повалился лицом вперед, Панси Паркинсон успела подставить плечо, а их соседи, восклицая в тревоге, вскочили с мест. А из-за гриффиндорского стола, пошатываясь, встал Поттер, обернулся к слизеринцам, сдавленно крикнул: «Нет!» — и рухнул на руки Уизли. Оба декана сразу же бросились к столам своих факультетов, пробираясь среди толпящихся студентов. Снейп подхватил Драко, полузакрывшего глаза, мертвенно-бледного и дрожащего. Тот начал задыхаться и слабо застонал, пытаясь отстраниться от профессора.

— Северус! — позвала МакГонагалл. — Неси его сюда.

Снейп уже так и делал. Пробормотав снижающее вес заклинание и взяв Драко на руки как ребенка, он спешил к гриффиндорскому столу, на который МакГонагалл уложила Поттера. Профессор осторожно положил Драко рядом так, чтобы плечи мальчиков соприкасались, и перевел дыхание от облегчения, когда те, казалось, почувствовали присутствие друг друга и расслабились, а их дрожь и удушье постепенно начали ослабевать.

Встревоженная МакГонагалл не сводила с них глаз, и Уизли о чем-то спросил ее.

— Да, идите, — одобрила она. — Нам не обойтись без мадам Помфри.

Уизли умчался. Снейп отвел волосы со лба Драко, отмечая испарину и учащенный пульс.

— Поппи предупреждала, что это может случиться, — заговорила МакГонагалл. — Я должна была настоять, чтобы они сели за один стол, им нельзя разрывать контакт, но они настолько пресытились друг другом…

— Пропустите! — раздался отрывистый голос мадам Помфри. — Прочь с дороги, живо! — Она энергично взялась за дело, увидев обоих мальчиков лежащими в обмороке на столе. — Что случилось? — требовательно спросила она, касаясь их лбов и начиная осмотр.

— Они обедали… — начала МакГонагалл.

— Где?

— Поттер за гриффиндорским столом, Малфой — за слизеринским… — МакГонагалл запнулась, когда Помфри вздернула голову и пронзила ее недоверчивым взглядом.

— Они сидели за разными столами?! — зашипела она, пугая обоих деканов.

Поттер пошевелился и слабо застонал, и Помфри проворковала ему что-то успокаивающее, после чего снова гневно взглянула на МакГонагалл и Снейпа.

— Кто им позволил?

— Поппи, они сводили друг друга с ума, они…

— Конечно, сводили! Как и любой другой на их месте, вынужденный постоянно быть с тем, кого ненавидит. Но это же не повод! Им нельзя прерывать контакт больше чем на пять минут подряд! Что из этого вам не ясно?

— Но они хорошо выглядели… — подал голос Снейп.

— По-вашему, это — хорошо?! А еще считаете себя взрослыми и ответственными! Да вам нужно было сковать их наручниками, прежде чем позволить сделать такую глупость! Как вы не понимаете, что развитие уз теперь, возможно, на недели затормозится?! Вы должны были не давать им поддаваться собственному идиотизму, а вместо этого допустили такое!

Студенты, открыв рты, наблюдали, как Помфри отчитывает их профессоров, а те не смеют возражать.

— А теперь разойдитесь — все — и прочь с дороги! Минерва, Северус, поднимайте детей, поможете переправить их в госпиталь. Честное слово, я не собираюсь… Все в порядке, мистер Малфой, — сказала она успокаивающе, когда Драко приоткрыл глаза и испуганно вскрикнул. — Мы всего лишь направляемся в госпиталь. Все будет хорошо… Я не собираюсь заполучить неделю ночных кошмаров, ни за что, попомните мои слова… Нет-нет, все в порядке. Это только мы, мистер Поттер, — успокоила она и второго. — Все будет хорошо, потерпите несколько минут… — и Помфри продолжила свою тираду в холле, когда маленькая процессия покинула обеденный зал.

День пятнадцатый, вторник

Драко открыл глаза и застонал. Чертов госпиталь. И страшная головная боль. Хотя на самом деле почти все болело до тошноты.

— Ты очнулся, Драко? — тихо спросили его на ухо, и он повернулся, чтобы увидеть Панси, сидящую у кровати.

— Снова больничное крыло?

— Да. Помнишь что-нибудь?

— Почти ничего. Мы обедали, а потом у меня закружилась голова.

— Ты страшно побледнел, потом хлопнулся в обморок, а за тобой и Поттер, и мадам Помфри перенесла вас сюда.

Проклятье. Ну конечно, вот и Поттер, рядом и все еще без сознания. Драко снова застонал, протер глаза и попытался отвлечься от обжигающей боли.

— Драко? С тобой все в порядке?

— Нет, — он старался восстановить дыхание. — Позови Помфри.

Панси бросилась за медсестрой.

— Пришли в себя, мистер Малфой? Что ж, как видите, сейчас ваше состояние довольно далеко от идеального. Вот чего вы добились минутным капризом.

— Мне просто хотелось отвлечься…

— Не сомневаюсь. Но за эти мгновения свободы вы сейчас расплачиваетесь головной болью и другими неприятными ощущениями.

— Какая там свобода… ох, — он задохнулся, пытаясь подавить болезненные спазмы.

— Вот, — Помфри ухватила Поттера за плечо и передвинула ближе, приведя Драко в полное замешательство. — Я постараюсь уложить его так, чтобы вы смогли прикасаться друг к другу всем телом — насколько это возможно.

— Зачем?

— Чтобы уменьшить болевые ощущения. Просто представьте себе, что обнимаете плюшевого мишку. Это должно помочь.

Краснея под взглядом наблюдающей за ним Панси, но желая сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться от боли, Драко обхватил Поттера руками, устроив черноволосую голову на своем плече, и вытянулся вдоль бессознательного тела гриффиндорца. Боль сразу пошла на убыль, и он вздохнул.

— Лучше?

— Да, — пробормотал Драко, закрывая глаза.

Боже, да, намного лучше, хотя все еще ужасно. Невозможно представить, что он хоть когда-нибудь захочет отпустить Поттера, если только не намерен снова испытать те же ощущения, что в последние несколько минут.

Усталость и негодование накрыли Драко с головой. Он не должен был с этим столкнуться. Он должен был думать о ТРИТОНах или возвышении Темного Лорда, а не бояться того, что его голова взорвется от боли, если он не прижмется к смертельному врагу своей семьи — и, между прочим, врагу Темного Лорда, — как к проклятому плюшевому мишке.

* * *

— Драко.

Замечательно. Драко не стал открывать глаза, ему было еще слишком больно, и он действительно чувствовал себя полумертвым, как, видимо, и должен был.

— Отец.

Раздался легкий скрип, когда Люциус Малфой сел на стул рядом с кроватью. А потом — долгая, долгая тишина.

— Северус рассказал, что случилось, — очень мягко произнес Люциус. Драко кивнул. — Ты ужасно выглядишь.

Драко снова кивнул.

— Ты можешь говорить? — в мягком голосе появилась укоризна. Драко разлепил веки и попытался выдержать пристальный отцовский взгляд, но вздохнул и отвел глаза. — Я хотел бы услышать твою версию, — сказал Люциус все еще благоразумным и почти отеческим тоном. — Потому что, похоже, ты сам довел себя до такого.

— Мы оба.

— Понятно.

И снова — долгое молчание.

— Он еще не приходил в себя?

Уточнять, кто именно имелся в виду, не было необходимости, поскольку «он» в этот момент мирно дремал, положив голову на плечо Драко и прижавшись к нему всем телом.

— Пока еще нет. Мадам Помфри говорит, что с ним все будет в порядке, просто ему досталось сильней, чем мне.

— Понятно.

Длинные паузы в разговоре начали вызывать неловкость.

— Мне так жаль, — произнес Драко, снова закрывая глаза.

— Представляю, — заметил Люциус. — Могу я узнать, почему ты решил пренебречь медицинскими рекомендациями и просто здравым смыслом и позволил себе удалиться от новоиспеченного супруга?

— Я не знаю.

— Трудно поверить.

Мальчик вздохнул.

— Я больше не мог его выдерживать, он… он невозможен… — Драко с ужасом понял, что у него перехватило горло и что он действительно близок к тому, чтобы зарыдать. Он задержал дыхание и попытался думать о чем-нибудь отвлеченном — арифмантические таблицы вполне для этого подходили, — чтобы не расплакаться, да еще именно перед отцом.

Люциус терпеливо подождал, пока сын восстановит самообладание.

— Ваши профессора заметили, что в последнее время вы были настроены друг к другу довольно враждебно. Жаль, что нам с твоей матерью пришлось узнать это от посторонних, не от тебя самого. А мне казалось, что стремление поделиться важной, достоверной информацией было одним из поводов для наших ежевечерних бесед.

Драко с трудом сглотнул.

— Я не… я не хотел… я не думал, что это важно, мы же и раньше ссорились. Я не хотел вас беспокоить, — он прервал себя, так как Поттер пошевелился и открыл глаза, моргая спросонья, оглядываясь и приподнимая голову с плеча Драко.

При виде Люциуса, хладнокровно рассматривающего его с расстояния в полметра, гриффиндорец резко втянул воздух и попытался сесть, но Драко сильнее сжал объятия.

— Не дергайся. А то голова сразу начнет раскалываться от боли. Нам нужно оставаться как можно ближе друг к другу.

Поттер напрягся от неловкости и инстинктивного протеста, и Драко неосознанным жестом слегка погладил его по плечу, пытаясь немного успокоить. Не сводя глаз с Люциуса, гриффиндорец постепенно расслабился и, вздохнув, снова прислонился к плечу Драко.

— Как трогательно, — с легким презрением процедил Люциус. — Если бы вы вели себя как взрослые, ответственные люди, эта очаровательная демонстрация привязанности не понадобилась бы, правда?

— Мы не знаем этого наверняка, мистер Малфой, — вмешалась мадам Помфри, подошедшая к кровати, как только заметила, что Поттер очнулся. — Мы уже сообщали вам, что мадам Пантер полагает — проклятье было наложено неаккуратно. Мальчики, возможно, в итоге все равно попали бы в больницу из-за побочных эффектов неадекватного заклинания.

— Могли бы, но не попали. Они здесь потому, что вели себя как дети, а не как взрослые мужчины.

— Они не «взрослые мужчины», сэр, — твердо заявила Помфри. — Они могут быть совершеннолетними, но все еще остаются подростками, которым пришлось столкнуться с ситуацией, тяжелой для любого, взрослый он или нет. — Медсестра устремила спокойный взгляд на Люциуса. — В любом случае, было бы неплохо отложить взаимные обвинения на потом, когда мальчики поправятся. Сейчас, если позволите, я должна осмотреть пациентов, — она сделала небольшую паузу, — конфиденциально.

Люциус Малфой прищурил глаза, но встал и спокойно вышел, не удостоив взглядом ни Поттера, ни своего сына.

— Итак, Поттер, — оживилась мадам Помфри, — сейчас мы посмотрим, как вы себя чувствуете, а потом организуем вам ужин.

— Ужин? Сколько я был в отключке?

— Почти тридцать часов.

Поттер побледнел.

— Да, вам удалась очень эффектная выходка, — сухо сказала она. — Но не стоит переживать, что сделано, то сделано. А сейчас, пожалуйста, сядьте. Вы тоже, Малфой. Это займет не больше минуты.

* * *

Прислонившись к плечу Поттера, Драко вздохнул. Хотелось снова уснуть и забыть о том, что случилось. К сожалению, Грациэла Эспозито, целительница из больницы святого Мунго, специалист по сложным случаям связующих заклятий, настояла на общей встрече с участием родителей, профессоров, медицинского персонала — всех, кто имел отношение к их «случаю». Так что они с Поттером по-прежнему оставались здесь, на своей больничной кровати, — им, наконец, разрешили сидеть, но приходилось пока сохранять самый тесный контакт, чтобы не рисковать здоровьем, — а вокруг расселись люди, собравшиеся на чертов séance*.

— Что ж, давайте начнем, — заговорила Эспозито. — Конечно, мы все очень беспокоимся о том, что случилось вчера, и не хотели бы, чтобы это повторилось. Мальчики, вам очень повезло: несмотря на обморок, сейчас вы, кажется, в порядке, за исключением небольшого недомогания. Все могло обернуться намного, намного хуже. Вы оба могли или получить сердечный приступ, или надолго впасть в кому. — Она смерила их серьезным взглядом. — В любом случае, ваш прогресс пошел насмарку; а это значит, что потребуется гораздо больше времени, чем мы рассчитывали, чтобы привести вас к состоянию, когда вы сможете находиться врозь — не рискуя и не напрягаясь — больше нескольких минут. Это очень серьезно, мальчики. Со связующим заклятьем шутки плохи.

Драко закусил губу. Ему не понадобились узы, чтобы почувствовать страх и негодование Поттера, когда тело лежащего рядом гриффиндорца напряглось; в любом случае, Драко чувствовал то же самое. Поттер в ответ слегка сжал руку на плече блондина.

— Тем не менее, полагаю, вы оба были достаточно испуганы случившимся, чтобы в будущем вести себя более ответственно?

Оба поспешно кивнули.

— Очень хорошо. Мы с мадам Помфри весь день, пока вы были без сознания, обсуждали ситуацию и решили кое-что изменить, чтобы поправить дело. Самое важное изменение коснется образа жизни, — она прокашлялась. — Поговорив с вашими сокурсниками, мы поняли: часть проблемы в том, что, пытаясь обеспечить вам руководство и поддержку взрослых, мы изолировали вас от сверстников, в то время как вы больше всего в них нуждались. Думаю… думаю, мы слишком поторопились принять вас за взрослых. В сочетании с тем, что Гриффиндор и Слизерин обычно воспринимаются как конкуренты… гм. Раньше мы не находили никакой разумной альтернативы отделению вас от факультетов, но сейчас понимаем, что сделали ошибку. Когда вы поступали в Хогвартс, вам говорили, что на время учебы факультет станет вашей семьей; а мы лишили вас этих семей, ничем, на самом деле, не возместив потерю.

— Но Малфой не может пойти со мной в башню, а я с ним — в подземелья, и с этим ничего нельзя сделать… — заговорил Поттер, но МакГонагалл вмешалась:

— Можно, Поттер. Просто когда все только случилось, мы не думали, что это удастся осуществить. Но в свете вчерашних событий мы с профессором Снейпом побеседовали с вашими сокурсниками, объяснили им положение вещей и объявили, что вы допущены в помещения обоих факультетов. Вы можете сидеть в Большом зале за обоими столами, пользоваться обеими гостиными и даже ночевать в ваших прежних спальнях, если пожелаете. И если вы предпочтете спать в общежитии, мы научим вас заклинать полог кровати и получать практически изолированное помещение, только для себя, чтобы никто не смог ни проникнуть к вам, ни подслушать что-нибудь.

Это было почти забавно; и Драко, несмотря на усталость, ухмыльнулся, заметив, как Поттера смутило последнее замечание. Гриффиндорцы. Такие ханжи.

— Кроме того, мы намерены попробовать кое-какие дополнительные заклинания, — продолжила Эспозито. — Например, бодрящие или успокаивающие чары. Прежде мы считали это неблагоразумным, особенно с тех пор, как обнаружили, что ваши узы наложены не слишком грамотно, но, думаю, вы окончательно доказали: бездействие — пагубно. Придется пойти на риск; мы будем держать вас под наблюдением, чтобы увериться, что ни одно из заклинаний не оказало отрицательного воздействия на ваши узы.

— У кого-нибудь есть вопросы? — спросила Помфри, и Драко устало покачал головой, не желая продолжать дискуссию.

— У меня, — отозвался Люциус Малфой.

Драко с трудом удержался, чтобы не застонать от беспокойства, не только потому, что это означало — лечь спать пока не удастся, но и потому, что в интонациях отцовского голоса слышалось очень знакомое «Я собираюсь настоять на своем, и плевать, что это никому не понравится». А зная людей, собравшихся вокруг… невозможно представить, что отец сможет быстро и эффективно надавить на них и позволит Драко наконец хоть немного отдохнуть.

— Да, мистер Малфой?

— Правильно ли я понял, что настоящая… проблема в развитии уз вызвана в значительной степени нежеланием мистера Поттера принять некоторые аспекты связующего заклятья?

Драко мог чувствовать, как усилилось сердцебиение Поттера, когда тот пораженно перевел дыхание.

— Я не сказала бы, что это именно так… — начала Эспозито, но Люциус вкрадчиво прервал ее:

— Полагаю, с этим нежеланием вы также будете справляться волшебными методами?

— Что?! — Поттер выпрямился, возмущенный, а Драко заскрежетал зубами, когда вокруг немедленно вспыхнул спор.

Насколько типично и насколько бессмысленно. Отец как всегда убежден, что сможет вынудить любого поступить так, как нужно ему, но, судя по реакции Поттера, тот скорее согласится на Круциатус, чем на какое-нибудь заклинание, чары или зелье «для преодоления сопротивления». Быстро окинув взглядом палату, Драко убедился, что никто, кроме, возможно, Снейпа, не воспринял предложение Люциуса с одобрением.

Зная как ослиное упрямство Поттера, так и то, что тот наверняка получит полную поддержку Дамблдора и МакГонагалл, не говоря уже о знаменитой целительнице из святого Мунго и мадам Помфри, Драко не сомневался, что отец проиграет.

Быстро потеряв нить дискуссии, он устало потер глаза. Так или иначе, какой смысл вслушиваться? Поттер скажет, что не согласится ни на какие дополнительные заклинания, затрагивающие его личную жизнь. Отец напомнит, что это касается личной жизни не только Поттера, но также и Драко, и что к сопротивлению со стороны гриффиндорца нельзя относиться серьезно, поскольку оно является исключительно результатом неадекватного маггловского воспитания. МакГонагалл начнет утверждать, что нет оснований для спешки; Помфри укажет, что Люциус не целитель и понятия не имеет, о чем говорит; Снейп возразит, что Люциус как раз говорит дело, а Поттер невыносимо упрям; целительница, без сомнения, выдаст что-нибудь глубокомысленное; Дамблдор, в основном, будет наблюдать со стороны… и Драко понятия не имел, что может сказать проклятый оборотень, но это в любом случае не важно, потому что никто, кроме выжившего из ума старика и самого Поттера, не обратит внимания на слова Люпина.

Драко откинулся на подушки, полностью утратив интерес к поворотам спора, и вместо этого задумался о слизеринской гостиной.

Подземелья Слизерина… Он почти смирился с тем, что никогда туда не вернется, и почти убедил себя, что это не имеет значения. В конце концов, всего лишь общежитие. Обставленное, пожалуй, лучше, чем большинство других, так как Слизерин обычно привлекал детей из более богатых и аристократических семей, чем, скажем, Хаффлпафф, но, тем не менее, просто школьное общежитие. Не стоящее того, чтобы к нему привязываться, — особенно для наследника Малфоев. Драко даже уверил себя, что, несмотря на печальные обстоятельства и ужас совместной жизни с Поттером, было действительно приятно иметь собственную квартиру. Это куда больше соответствовало его положению в обществе, чем необходимость тесниться в нескольких комнатах с семьюдесятью другими студентами.

Однако крошечная часть его сознания продолжала напоминать, что впереди еще целая жизнь, чтобы насидеться в собственных апартаментах. И этот год был бы последней возможностью жить среди людей своего возраста: вместе заниматься, заключать союзы, которые пригодятся во взрослой жизни, даже время от времени вместе развлекаться, совершая дурацкие поступки, как и полагается подросткам, до того как они взвалят на себя семейные обязанности.

И та крошечная часть него оплакивала внезапную утрату этого так же, как все его существо оплакивало утрату квиддича, свободы, подходящей партии, которая могла бы принести выгоду Малфоям, престижа семьи из-за кошмарного брака, в который он влип, возможную утрату влияния его отца в окружении Темного Лорда…

А теперь он мог получить назад хотя бы немногое из того, что потерял.

Или нет?

Да, он сможет вернуться к слизеринцам, но только с постоянным довеском в виде своего партнера. Что это может значить? Сможет кто-нибудь доверять ему — насколько слизеринцы вообще способны доверять? Сможет кто-нибудь расслабиться настолько, чтобы откровенно разговаривать с ним о том, чего не следует знать Поттеру? Сможет кто-нибудь поверить, что Поттер действительно воспользуется заглушающими заклинаниями, если пообещает? Впрочем, поверит ли этому сам Драко?

Сойдется ли он с друзьями снова? И как будут чувствовать себя его сокурсники, будучи вынужденными терпеть присутствие Поттера в своей компании? Тем более что им пришлось бы согласиться на это исключительно ради того, чтобы помочь Драко, почти убитому узами из-за… чего? Одиночества? Наследник Малфоев, неспособный вытерпеть такую мелкую неприятность, как неудачный брак, из-за одиночества?

Проклятье. Только этого не хватало. Сокурсники перестанут его уважать и, возможно, посчитают, что он должен им за то, что его приняли назад.

Хотя это во многом зависит от того, как именно Снейп «объявил», что Поттера должны принимать в слизеринских подземельях. Профессор был искушен в интригах и всегда благоволил к Малфоям. Надо бы спросить его, как он представил ситуацию студентам. Можно надеяться, что он обрисовал Поттера одиноким, испуганным ребенком, — каким он, кстати, и был, — и указал, что поскольку гриффиндорец нуждается в обществе друзей, было бы несправедливо не дать Драко возможности встречаться со слизеринцами, независимо от того, нужно ему это или нет. Надо бы спросить у Снейпа…

— …Драко?

Драко внезапно осознал, что все замолчали и смотрят на него. Мальчик подавил тревогу, вызванную пониманием, что последнее, услышанное им, — это голос отца; но он не имел ни малейшего представления, о чем говорил Люциус.

— Прости, отец, ты не мог бы повторить? — Драко попытался придать голосу самый обыденный тон.

— Я спросил, что ты об этом думаешь, — пояснил Люциус Малфой с тем невыносимо высокомерным видом, который всегда уязвлял его сына.

— О чем?

— О том, чтобы стимулировать развитие сексуальной стороны ваших уз волшебными средствами, — резко сказала Помфри.

— Нет, — не раздумывая, выпалил Драко и едва не прикусил язык от ужаса, когда понял, что только что сделал: категорически не согласился с собственным отцом перед посторонними людьми. На волне подступающей паники он встретил скептический взгляд Люциуса и изо всех сил постарался принять безразличный вид, в то же время отчаянно пытаясь сообразить, как исправить положение. Черт, черт, черт, черт, черт. Как его угораздило это сказать? О чем, ко всем чертям, он думал? Черт, черт, черт…

«Расслабься. Дыши. Все в порядке».

Драко почти услышал эти слова. Он сразу почувствовал, как паника утихает и лопается, словно мыльный пузырь, и понял, что никакой катастрофы еще не произошло. Ладонь Поттера спокойно лежала на руке слизеринца, и Драко скосил на нее взгляд. Итак, он не согласился, но до тех пор, пока не покажет явной сыновней непочтительности, оставался шанс все поправить. Если высказаться чуть-чуть более тактично, Люциусу придется принять его ответ.

— Я хотел сказать, что это, конечно, неплохая идея, — Поттер до боли стиснул руку Драко, — но не думаю, что ее необходимо осуществлять, раз уж мы не знаем точно, как другие заклинания подействуют на узы. — Драко улыбнулся, а пальцы гриффиндорца расслабились. — Не в обиду будет сказано, но, побывав жертвой одного неумело наложенного личного заклинания, я не горю желанием опробовать другое, еще более личное, хорошо если не более неумелое. Не хочу даже представлять себе, что будет, если оно сработает неправильно, — он демонстративно содрогнулся, чем, кажется, развеселил взрослых.

Слава Мерлину и Мордреду, из отцовских глаз исчез опасный огонь, вместо этого губы Люциуса изогнулись в легкой улыбке. А со стороны Поттера Драко почувствовал… осторожное одобрение. Интересно.

Он взглянул на поттеровскую руку, все еще лежащую поверх его собственной, а потом поднял глаза. Гриффиндорец с любопытством наблюдал за ним, склонив голову набок, словно пытаясь в чем-то разобраться.

— В любом случае, по крайней мере в ближайшие дни, вы можете не беспокоиться ни о чем подобном, — заметила целительница. — Как я уже сказала, узы повреждены. Вы оба слишком слабы, чтобы почувствовать что-либо сексуальное раньше, чем через неделю. А к тому времени — кто знает? — проблема может решиться. Чудеса, как известно, случаются.

Все ненадолго умолкли.

— Что ж, — прервала паузу Помфри, бросив взгляд на мальчиков. — У нас еще остались темы для обсуждения, но я хотела бы закончить разговор как можно скорее. У меня здесь двое пациентов, которым пора спать.

____

* séance — заседание (фр.)

* * *

Наконец-то все позади. Глаза Драко закрылись в ту же секунду, как его отец вышел из палаты. Он улегся, утопая в благословенном облегчении. Спать, слава богу.

— Поттер, ты сделал что-то во время сеанса? Когда отец интересовался, что я думаю насчет того, чтобы заклясть тебя? — пробормотал он.

— Да. А ты что-нибудь почувствовал? — отозвался гриффиндорец, зевая и укладываясь рядом.

— Ага. Расскажешь, как тебе это удалось, — Драко тоже зевнул, повернулся на бок и придвинулся ближе к Поттеру, обхватывая его рукой.

— Ладно. Только завтра. — Гриффиндорец подтянул руку Драко ближе и устроился поудобней. — Когда ты сказал, что не хочешь заклятий, ты имел в виду то, что сказал?

— Черт побери, да, — проворчал слизеринец. — Дурацкая идея.

Поттер хихикнул:

— Объяснишь, что ты под этим подразумевал.

— Завтра, — одновременно произнесли они, и Драко устало улыбнулся.

— Спокойной ночи, Поттер.

— Спокойной ночи.

* * *

День шестнадцатый, среда

Гарри подавил зевок, пытаясь заставить себя сосредоточиться на учебнике по зельям. Господи, как от этого предмета можно получать удовольствие или видеть в нем смысл жизни?

Он взглянул на спящего Малфоя. Не попросить ли о помощи, когда тот проснется? Пожалуй, нет. Слизеринец мог быть одним из лучших учеников в классе зелий, но оставался паршивым учителем — ни терпения, ни таланта объяснять термины, ни желания помочь другим. Иногда Гарри замечал, что он помогает сокурсникам, но, похоже, только с большой выгодой для себя.

Кроме того, Гарри не то чтобы нуждался в обществе Малфоя сверх абсолютно необходимого.

Мальчик потер глаза, раздумывая, не стоит ли снова лечь спать, но чувствуя себя слегка не в настроении. Кажется, сегодня они и так только и делали, что спали. Исключая завтрак, обед и несколько мимолетных визитов медсестры, преподавателей и друзей, большая часть дня прошла как в тумане. Мадам Помфри объясняла, что они выздоравливают, просто должны позволить себе отдохнуть пару дней, но Гарри уже все надоело.

Как бы то ни было, зелья определенно не помогали разогнать скуку. Он убрал книгу и лег, машинально вытянувшись вдоль расслабленного тела Малфоя; безучастно уставился на больничную тумбочку, пересчитывая трещинки и царапинки на ее поверхности; а потом перевел взгляд на стеллаж, пытаясь сообразить, что Помфри хранит на его полках.

— Поттер? — сонно спросил Малфой, заворочавшись и бросив беглый взгляд на потолок. — Который час?

— Почти пять.

— Ох. — Слизеринец, зевая, протер глаза и невнятно добавил: — М-м, ты так и не рассказал мне, что сделал вчера.

— Когда?

— Когда отец спрашивал меня…

— А, это, — Гарри задумался. — Не знаю, правда. Думаю, просто пытался передать тебе спокойствие.

— Передать спокойствие?

— Ты был… в напряжении, — Гарри едва успел остановить себя, прежде чем брякнул «испуган». — Я постарался представить, как оно разряжается. У меня получилось?

— Да.

— На что это было похоже? — Малфой пожал плечами. — Как ты догадался, что я что-то сделал?

— Не знаю, — слизеринец на минуту задумался. — Это… это было странно. Как будто кто-то внутри меня подсказывал, что нужно чувствовать. Слегка похоже на то, что ощущаешь через узы. Но… по-другому. — Он помолчал. — Как это пришло тебе в голову?

— Не знаю. Наверное, просто вспомнил, как еще в первый день Помфри рассказывала о преимуществах уз; о том, что одно из них — способность помочь партнеру достичь равновесия.

Малфой нахмурился:

— Я не нуждался в твоей помощи.

Гарри торопливо соображал. Нет, конечно, Малфой чертовски сильно нуждался — его паника передалась Гарри через узы, — но слизеринец, очевидно, не желает в этом признаваться.

— Мы оба устали. Я хотел лечь спать и решил: если ты получишь небольшую поддержку, которая поможет тебе придумать ответ, ты сможешь закончить дискуссию поскорей.

Слизеринец кивнул:

— Ну… да, это сработало.

— Представляешь, — прохладно заметил Гарри, — наконец хоть какая-то польза от этих дурацких уз. И понадобилось всего шестнадцать дней, чтобы ее обнаружить.

Малфой подавил смешок.

— А почему ты не согласился с отцом насчет… ну, ты знаешь, заклинаний? — спросил Гарри, стремясь использовать в своих интересах неожиданно цивилизованную беседу.

— Я знал, что ты ни за что не согласишься. Ты слишком упрям, а Дамблдор с МакГонагалл тебя бы, как всегда, поддержали. Пустая трата времени, иначе говоря.

Гарри кивнул — в этом был смысл. Было немного странно, что слизеринец это заметил, но мальчик предположил, что даже Малфой мог иногда понимать совершенно очевидные вещи и в таких случаях признавать поражение.

— Как думаешь, нам разрешат завтра уйти? — лениво поинтересовался он.

— Наверное, нет. Помфри говорила, что нам еще несколько дней нужно будет почти все время спать.

— М-м, — Гарри закрыл глаза.

— Проклятье! — неожиданно выругался слизеринец.

— Что?

— Мы должны были сегодня сдать эссе по трансфигурации.

— Можно уговорить МакГонагалл перенести срок сдачи.

— Терпеть не могу отставать по учебе.

— Почему ты беспокоишься? — заинтересовался Гарри.

— О чем?

— Об оценках, заданиях… Не похоже, что тебе нужны высшие баллы, чтобы получить работу в Министерстве или что-то вроде того.

— Боже, Поттер, ну ты и бестолочь, — хихикнул Малфой. — Цель не в том, чтобы получить работу, а в том, чтобы приобрести уважение, которое позволит иметь влияние на людей. И если ты наследник уважаемой семьи, это еще не значит, что можно просто сидеть и ждать, когда имя все сделает за тебя.

— А это не так?

— Нет, кретин. Если ты круглый идиот, никто не будет тебя уважать только за имя. Мой отец добивается от людей того, чего хочет, не только потому, что он из старинной семьи, а еще и потому, что очень умен, и это всем известно.

— А еще он заносчивый интриган… — Гарри не стал заканчивать мысль, и Малфой снова хихикнул.

— Послушать тебя, так это плохо.

— Еще бы.

— Поттер, должен ли я напомнить, что речь сейчас идет о твоем свекре?

— Господи, нет! — застонал Гарри, и Малфой расхохотался. Гриффиндорец улыбнулся ему, а потом вдруг замер, потрясенный внезапным пониманием.

Слизеринец смеялся над тем, что сказал Гарри. Не злобно, не саркастически, но с искренним весельем. Больше того, он поддразнивал Гарри — и тоже без злобы, — как мог бы поддразнивать друга. У них получилась совершенно цивилизованная беседа — и уже не впервые. Простой обмен мыслями и мнениями, без подспудного намерения ранить друг друга.

Гарри с трудом сглотнул. Снова все изменилось, а он и не заметил; и осознал только сейчас, именно в этот момент, когда они, по привычке последних дней, лежали в объятиях друг друга.

То, что они пришли к такой близости, несмотря на пылающую между ними ненависть, — настолько сильную, что они сознательно подвергли себя страшной опасности в попытке получить глоток свободы, — меркло рядом с реальностью того, что теперь их взаимная неприязнь ушла. Произошло ли это из-за вынужденного непрерывного контакта, из-за истощения или из-за чего-нибудь еще, но именно сейчас они существовали в мире за пределами ненависти и гнева, и это… слегка пугало.

— Что он обо всем этом думает? — спросил Гарри, ухватываясь за первое, пришедшее в голову, чтобы отвлечься от опасных мыслей.

— Отец? Он в восторге. Он же всегда надеялся, что я женюсь на том, кто ниже меня по положению, кто мне совершенно не подходит почти во всех смыслах. То, что случилось, превзошло его самые необузданные мечты.

Гарри отметил про себя язвительный тон малфоевского ответа и постарался не задумываться над тем, почему, услышав его, он, пожалуй, испытал облегчение.

— Он винит тебя?

— За то, что прошел через дверь? Мерлин, Поттер, отец, конечно, ждет от меня многого, но сомневаюсь, что даже он может посчитать это моей виной.

— Мне кажется, эта ситуация поставила вашу семью… в неловкое положение.

— Думаю, да, — кратко ответил Малфой.

— Отец не рассказывал тебе?

— Учитывая то, что ты присутствуешь при каждом нашем разговоре? Как ни странно, нет.

— Я пользуюсь заглушающим заклятьем.

— Ага, а слизеринцы славятся тем, что доверяют честности конкурентов. Именно так мы продвигаемся по жизни.

Гарри решил переменить тему. Они вступали на зыбкую почву; и хотя возврат к знакомым полувраждебным интонациям действительно принес некоторое облегчение, гриффиндорец не хотел заходить слишком далеко. Он на скорую руку выяснил, что думает Малфой о возвращении к сокурсникам после выписки из госпиталя, а потом понял, что сейчас ему не только все равно, но он действительно не способен ни о чем больше разговаривать.

— Уберешь от меня свет, если будешь заниматься? — спросил Гарри, поворачиваясь, чтобы удобней устроиться, и погрузился в сон.

15 октября — 21 октября.

День семнадцатый, четверг

Драко лениво наблюдал за Поттером, окруженным приятелями, и вертел в пальцах портключ. Эти портключи, выданные Дамблдором им обоим, были настроены как на их общую спальню, так и на спальни факультетов. С их помощью мальчики могли легко перемещаться из одной комнаты в другую без необходимости идти через весь замок каждый раз, когда забыли бы что-нибудь захватить с собой в одно из тех трех мест, где намеревались остаться.

Слизеринец с любопытством оглядел гриффиндорскую гостиную. Он уже бывал здесь раньше, в тот день, когда они с Поттером переезжали, но не достаточно долго, чтобы проникнуться. Сейчас, однако, он обратил внимание на мягкие кресла, неизбежную красно-золотую цветовую гамму отделки и переизбыток покрывающих стены портретов. Не так плохо. Даже при том, что скорее уютно, чем элегантно, но совсем неплохо. Он мог бы к этому привыкнуть. И, очевидно, ему придется.

Драко вытащил учебники. Он чувствовал себя не слишком бодрым и предпочел заняться зельями, которые всегда заставляли его сконцентрироваться. Мысль о том, чтобы прямо сейчас заниматься трансфигурацией, вызывала головную боль. До крайности трудный предмет — и до крайности скучный преподаватель. Драко отключился бы через пару минут, но он не хотел даже представлять себя спящим в кругу гриффиндорцев.

Он еще раз мысленно поблагодарил Снейпа за то, что тот организовал возвращение в общежития единственно правильным способом. В его сегодняшнем состоянии Драко не хотел бы оказаться рядом со слизеринцами, с их безошибочным чутьем на чужую слабость. Но ему вместо этого, без ущерба для имиджа, было предложено для начала отправиться в гриффиндорскую башню.

— Только не сиди там все время, — попросила Панси. — Мы тоже хотели бы тебя видеть, и плевать, скучает Поттер по своей компании или нет. Правда, ужасно раздражает, что все делается только ради душевных потребностей Бедного Маленького Потти. Чертовски типично для этой школы.

— Вернусь в конце концов, — пообещал Драко, — а у них, наверное, почти все время буду заниматься. Я сильно отстал.

— Правда? Ты не собираешься там поразведать для нас немножко? Например, раскрыть коварный гриффиндорский заговор по установлению мирового господства и все такое?

— Ради бога, это же гриффиндорцы. Их представление о коварном заговоре — «давайте как следует постараемся и рискнем жизнью без особых причин».

Драко мельком взглянул на Поттера, оживленно болтающего с третьекурсниками. О чем — слизеринец понятия не имел, так как наложил заглушающее заклятье сразу же, как только позволили элементарные правила приличия. Было немного странно сидеть посреди шумной вечеринки и не слышать ни слова, но определенно лучше, чем вести светскую беседу с поттеровскими дружками.

Слизеринец с головой ушел в зелья. Они настолько сильно отстали, что тоску наводила даже мысль о том, чтобы начать нагонять, и вместо этого Драко открыл главу об энергетических зельях. Этого им еще не задавали, но они с Поттером собирались завтра принять кое-какие снадобья, чтобы не заснуть на уроках, — хотя им предстояло посетить только половину занятий, — и было бы неплохо разобраться, что именно он собирается выпить.

Сонливость невероятно раздражала. Кто бы мог подумать, что сопротивление чертову проклятью приведет к такой слабости. Их, конечно, предупреждали и даже давали кое-какие материалы для ознакомления, но читать о том, что «пациент может испытывать серьезный упадок сил в течение нескольких дней», и проходить через это самому — совершенно разные вещи. Поттер коснулся его колена, Драко снял чары и поднял глаза.

— Что?

— Симус принес лакричные тянучки, хочешь? — гриффиндорец протягивал угощение. Драко улыбнулся — лакричные тянучки были его любимым лакомством из «Сладкого королевства».

— Спасибо, — сказал он Финнигану, когда тянучка растаяла и наполнила его рот вкусом лакрицы, который продержится еще час. Он опять наложил заглушающие чары и вернулся к зельям, но Поттер снова похлопал по его колену.

— Да?

— У нас тут еще жужжащие пчелки и…

— Поттер, отстань, пожалуйста. Некоторые больше заботятся об оценках, чем о вечеринках и поедании сладостей.

Гриффиндорец пожал плечами.

— Дело твое. Я просто не хотел, чтобы тебе было одиноко.

— Очень мило с твоей стороны, но я слизеринец в гриффиндорской гостиной. Одиночество — именно то, что я бы сейчас предпочел, спасибо.

— Намек понят, — ухмыльнулся Поттер и отвернулся, оставляя Драко заниматься без дальнейших помех.

«Довольно занятно, — мысленно отметил Драко, пытаясь разобраться в особенно запутанном вопросе, — как легко привыкнуть к некоторым вещам». Например, находиться в круге безмятежной тишины посреди вечеринки. Кроме случайных прикосновений руки или ноги Поттера или, время от времени, вторжения собственных непрошенных мыслей, действительно ничто не отвлекало его от предмета, которым он занимался.

И когда речь шла о таком сложном, требующем всего внимания предмете, как зелья, было нетрудно погрузиться в него и думать только о взаимодействии различных ингредиентов и соединениях, которые они образуют. Например, валериана, которую используют из-за успокаивающих свойств, почему-то становится стимулятором в комбинации с головастиками. Головастики превращают в стимулятор и кристаллы русалочьих слез, а порошок драконьей чешуи — в антидепрессант, и если удастся понять, каким образом они делают это со всеми тремя субстанциями, можно рассчитать, как использовать их для создания совершенно новых зелий. Истинный смысл зельеварения — в понимании свойств ингредиентов и их сочетаний, достаточном для создания собственных составов, не только в повторении… Он поднял голову, когда Поттер похлопал его по плечу.

— Да?

— Я хочу спать, — зевая сказал Поттер. — Ты еще не закончил?

— Я хотел дочитать последнюю главу…

— Малфой, ты читаешь почти два часа.

Слегка удивленный, Драко огляделся. Налицо были все признаки отшумевшего праздника — кубки и тарелки почти на каждой доступной горизонтальной поверхности, обертки от лакомств из «Сладкого королевства» на полу, и повсюду — следы от игры в подрывного дурака. В комнате оставались в основном старшекурсники, слегка притихшие, разговаривающие приглушенными голосами.

— И правда, — он заложил страницу, встал, потянулся и последовал за Поттером.

— Спокойной ночи, Гарри, — сказал Финниган, а затем, слегка поколебавшись, добавил: — …и Малфой.

Драко обернулся, удивленный.

— Спокойной ночи, — ответил он машинально и слегка нахмурился, направившись вслед за Поттером вверх по лестнице в спальню семикурсников.

— Ты растерян, — отметил Поттер, пока они поднимались по ступеням.

— Я? Нет, конечно.

— Значит, удивлен.

— Нет. Может быть. Неважно. И прекрати читать мои мысли, это раздражает.

— Извини.

Поттер привел их в ванную, и они принялись умываться. Драко сморщил нос, заметив, что раковина и столешница вокруг нее забрызганы чьим-то бреющим зельем. Именно за это преимущество он определенно ценил собственные апартаменты — не приходилось делить туалетную комнату ни с кем, кроме Поттера. Будучи не самым опрятным человеком во всем остальном, тот, по крайней мере, поддерживал чистоту в их ванной.

— Остальные еще на вечеринке? — спросил Драко, когда они вернулись в пустую спальню.

— Малфой, сейчас только одиннадцать. Не говори мне, что слизеринские семикурсники в такое время уже в постельках.

— Одиннадцать? — Драко понял, что совсем потерял счет времени. Должно быть, из-за того, что в последние дни слишком много спал.

— Кроме того, мне кажется… эм-м, думаю, они решили ненадолго оставить нас наедине, — добавил Поттер, когда они улеглись в постель.

— Слава богу, сейчас этого не нужно, — хмыкнул Драко. — И надеюсь, еще долго не будет.

Поттер нервно пожал плечами.

— Помфри и Эспозито сказали, что не знают, когда…

— Не дергайся раньше времени, — беспечно сказал Драко.

— Тебе легко говорить.

— Что?

— Для тебя же это не проблема, правда?

— Не проблема — хотеть трахнуть чертова девственника, которого находишь отвратительным и который в любом случае слишком напуган, чтобы попытаться сделать хоть что-нибудь? — саркастически поинтересовался Драко. — Нет, конечно, это очень приятно. Я в высшей степени рекомендую это каждому, кто желает заполучить язву.

— Ладно, забудь, — буркнул Поттер, поворачиваясь спиной.

— Разве это может не быть проблемой?

— Не имеет значения. Извини, что заговорил об этом.

Драко хотел было выяснить у Поттера, на что тот намекал, но потом решил, что на самом деле ему все равно.

— Отлично. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

День девятнадцатый, суббота

— Господи, как хорошо дома, — вырвалось у Гарри посреди обсуждения последнего проигрыша «Пушек Педдл», и Рон улыбнулся.

— Все не могу поверить, что ты вернулся, — сказал он. Оба проснулись слишком рано для субботы, Рон сбегал в Большой зал раздобыть им завтрак, и теперь они сидели, потягивая какао и стараясь говорить потише, чтобы не мешать четырем другим мальчикам, все еще крепко спящим в своих кроватях.

— Ага, я тоже, — улыбаясь ответил Гарри.

Конечно, были и неловкие моменты. Например, вчера утром, когда покрасневший Рон разбудил его перед уроками, изо всех сил притворяясь, что не замечает Малфоя, спящего в объятиях Гарри. Но главное — он был дома, и это было здорово.

«Вот по чему я больше всего скучал, — размышлял Гарри. — Ничего особенного, просто побыть с друзьями и иметь возможность поболтать с ними обо всем и ни о чем».

— Страшное дело — с ним жить, да? Он действительно ужасный мерзавец?.. — Рон оборвал себя. — Ты уверен, что он спит?

— Да, вполне уверен. — Гарри хихикнул, оглянувшись на кровать, где из-под одеял едва виднелась бледно-золотистая прядь. — Я могу, в некотором роде, ощущать, когда он не спит. Не по-настоящему, но… это странно и действительно трудно объяснить. Словно если я на минуту замру и сосредоточусь, то смогу почти точно определить, что он чувствует. Так вот, прямо сейчас он спит.

— Это хорошо. Знаешь, Билл тоже рассказывал, что мог чувствовать Флер после их связи. Но не забывай, он знал ее еще до того, как они наложили заклятье уз. Так что не известно, сколько там было от заклинания, а сколько — от них самих.

— Скорей всего, понемногу и того, и другого. Хотя я тоже знал Малфоя — в смысле, до проклятья… только хорошего в этом, конечно, мало, — с легкой горечью заметил Гарри.

— Ага, это точно.

Повисло неловкое молчание.

— Все равно, я рад, что ты вернулся. Даже если тебе пришлось притащить его с собой.

— Я тоже рад.

— Тяжело тебе будет ночевать у слизеринцев.

— Да, знаю. Даже сидеть с ними в классе и за обедом достаточно трудно. Я согласен, что это только справедливо, — раз уж мы ночуем здесь, то день должны проводить с ними, — но они такие придурки. Вы-то относитесь к нему просто прекрасно…

— Чего он совершенно не заслуживает…

— А от них никакой благодарности.

— Ну, я так и думал. А он их, наверное, еще и подзуживает, да?

— Нет, — сказал Гарри, впервые осознав это. Малфой все еще высмеивал его на уроках, но совсем не так, как раньше, и он больше не подстрекал слизеринцев на издевательства. Мальчик нахмурился, перебирая в памяти события вчерашнего дня. — На самом деле… я думаю, это его беспокоит.

— Малфоя? Беспокоит, что слизеринцы ведут себя по отношению к тебе как идиоты?

— Да.

— Как думаешь, он не заболел?

Гарри рассмеялся.

— Нет, дело не во мне. Думаю, это потому, что он через узы чувствует то же, что и я.

— Гермиона так и сказала, когда МакГонагалл объявила, что вы возвращаетесь. Она прочла нам целую лекцию о том, что надо быть повежливей с Малфоем, или, по крайней мере, ему не грубить, потому что это может отразиться на тебе.

— Она была права.

— Ну да, я слышал об этом и раньше от знакомых, которые поженились, но, честно говоря, просто не увязывал с Малфоем. — Рон задумчиво отхлебнул какао. — Интересно, почему он не велел слизеринцам оставить тебя в покое, если это его нервирует?

— Он никогда такого не сделает. Сказать им, что лучший способ достать его — донимать меня? Это же слизеринцы, они ухватятся за любую возможность самоутвердиться за чужой счет. У меня такое чувство, что Малфой изо всех сил старается не подставляться. Он не захочет дать им подсказку, как потрепать ему нервы.

— Ты стал чертовски хорошо понимать слизеринцев.

— Не так давно прошел интенсивный курс, — кратко ответил Гарри.

— Эм-м… прости.

— Забавно, чем больше я их узнаю, тем больше рад, что не из их числа.

— Точно-точно! — с жаром воскликнул Рон. Он почти минуту взбалтывал какао в кружке, а потом нерешительно спросил: — Как у тебя с ним на самом деле?

Гарри тяжело вздохнул.

— Лучше?

— Ну, все… все не так плохо. Он не такой уж мерзавец, когда узнаешь его поближе. Да, знаю-знаю, — лицо Рона приняло недоверчивое выражение, и Гарри рассмеялся. — Вот только… сам понимаешь, — наконец пробормотал он, беспомощно пожав плечами и полностью сосредоточившись на простом черно-белом узоре ободка своей кружки.

— Ага. — Похоже, Рон тоже вдруг заинтересовался собственной кружкой. Он сглотнул пару раз, попытался заговорить, остановился, потом перевел дыхание и выпалил: — Гарри, что случилось, когда вы упали в обморок? Это потому, что ты… м-м, знаешь… потому, что ты сопротивлялся проклятью?

Рон залился краской, а Гарри помрачнел, хмуро уставившись в кружку, и кашлянул. Нет, это определенно не та тема, на которую он хотел бы беседовать с Роном — слишком личная, слишком смущающая, слишком…

Но это Рон. Они дружат шесть лет, вместе прошли сквозь огонь и воду, разговаривали обо всем на свете, включая появившийся интерес к женскому полу и собственные чувства по этому поводу, — почему он не может поговорить с Роном еще о чем-нибудь?

— Эм-м… отчасти, — Гарри снова откашлялся. — Да, в основном из-за этого. Мы просто вывели друг друга из себя, потому что… ну… потому что.

Возникла долгая пауза, потом Рон решился:

— Почему ты сопротивляешься?

Гарри изумленно уставился на него.

— Он — Малфой, Рон. Ты бы захотел спать с ним?

Лицо Рона ответило за него.

— Но разве узы не должны были, ну, знаешь… сделать так, чтобы он казался тебе привлекательным?

— Да, должны были. И сделали.

— Правда? С ума сойти. Не могу даже представить себе.

— Хотел бы я, чтобы тоже не мог, — горячо заявил Гарри.

— Должно быть, это очень странно. А тебе когда-нибудь раньше нравились парни?

— Нет! Конечно, нет! — поспешно ответил Гарри, несколько шокированный тем, как обыденно прозвучал вопрос.

— Значит, это из-за маггловских заморочек насчет пар из двух парней или двух девушек?

Гарри пристально взглянул на друга.

— Что, это действительно совсем неважно для волшебников?

— Смотря для кого, я думаю. Кое-кто насмехается, но в основном магглорожденные или полукровки.

Гарри с улыбкой отметил про себя: в то время как большинство слизеринцев только и могли, что бросаться такими словами как оскорблениями, в устах одного из Уизли они были просто определениями, не содержащими большей нравственной оценки, чем «блондин» или «высокий».

— Но большинству чистокровных волшебников в самом деле наплевать, — продолжил Рон. — Фред однажды писал эссе по маггловедению как раз об этом.

— О чем?

— О различиях. Я, правда, мало что помню, но, кажется, там рассказывалось, как волшебников массово преследовали за колдовство, и это привело к тому, что мы начали сочувствовать другим преследуемым людям. О, и… м-м, кажется, там было еще что-то о древних магических ритуалах, связанных с сексом, иногда — с людьми одного пола. — Рон усмехнулся. — Правда, не знаю, насколько глубоким получилось это исследование, — думаю, он просто выбрал такую тему, чтобы иметь возможность включить в эссе побольше неприличных слов, обозвав их «цитатами».

Гарри рассмеялся. Рон ухмыльнулся, а потом снова стал серьезным.

— Это совсем неважно, Гарри.

— Для меня — важно.

— Значит, именно поэтому…

— Хотя, наверное, все же больше потому, что он Малфой, чем потому, что парень.

— Да? А знаешь, он совсем неплохо выглядит — для парня. — Гарри поперхнулся какао, и Рон, смеясь, потянулся постучать его по спине, но вовремя остановился. — Совсем неплохо.

— Поверь, я это уже знаю, — просипел Гарри сквозь смех.

— А я так понял, что его привлекательность на тебя сейчас не действует.

— Это нельзя мгновенно изменить. Я имею в виду, что не хочу, знаешь, делать что-то… эх. — Гарри встряхнул головой и бросил объяснять. — Я знаю, как он выглядит. Проблема не в этом.

— То есть, все дело лично в нем?

— Да.

Рон сочувственно кивнул.

— Тебе все равно когда-нибудь придется.

— Знаю. — Гарри наблюдал, как остатки какао бултыхаются в кружке. — Думаю, это отчасти потому, что… я не, м-м… я не хочу увлекаться им.

— Гарри, вы связаны.

— Я знаю, но… у нас сейчас наладилось, и иногда я думаю, что смогу с ним жить, что все будет в порядке, но потом вспоминаю — я хочу сказать, мы оба знаем, к чему он стремится. Кому служит его семья. Я не хочу иметь к этому отношения.

— Вы хоть раз поговорили об этом?

— Боже, нет.

— Уверен, что начать такой разговор было бы непросто. Но, Гарри, самое важное: к чему стремится Малфой и что может случиться, когда… я хочу сказать, если Ты-Знаешь-Кто… — это все в будущем. Это, может быть, даже совсем не случится. А то, что творится между вами, происходит прямо сейчас. Что толку беспокоиться о будущем, если вы позволите дурацкому проклятью убить вас раньше, чем оно наступит?

«Великолепно», — сказал себе Гарри. За утешениями Рона слышалось невысказанное предположение, что Гарри должен вступить в битву с Волдемортом — ради всеобщего блага — и снова победить его. И, конечно, он не сможет бороться, если будет мертв.

Каждый, черт бы их всех побрал, даже Рон, продолжает давить на него. Это всплывает даже в такие неожиданные моменты, как во время беседы о том, будет ли он доводить до секса эту чертову связь с Малфоем.

— Ты смог бы спать с ним, если бы был должен?

— Да, думаю, смог бы, — ответил Рон, задумавшись на минуту.

— Правда? С ним? Ведь мы говорим о Малфое. Он называл Гермиону грязнокровкой и желал ей смерти от василиска, когда ему было всего двенадцать. Все время издевался над тобой и твоими родными. Написал целую песню, только чтобы выставить тебя дураком. И это даже не вспоминая ни о его семье, ни о его политических взглядах.

Лицо Рона выразило легкое отвращение.

— Вот об этом я и говорю, — откомментировал Гарри.

— Да, но я на нем не женат. — Гарри отвел глаза. — Слушай, может, тебе нужно с кем-нибудь поговорить?

— Нет, — отрезал Гарри, внезапно почувствовав, что сыт по горло. — Я разговариваю с Люпином, с Помфри, даже с тобой. Следующей, наверное, будет Гермиона…

— Гарри, ладно тебе. Хватит. Я только пытаюсь быть другом.

— Вот и будь другом — прекрати, — отпарировал Гарри.

— Отлично, — обиделся Рон.

Повисло долгое, неловкое молчание. Рон на секунду прикрыл глаза, очевидно, вооружаясь терпением, и прокашлялся:

— Эм-м…

Гарри взглянул на него.

— Так что насчет «Пушек Педдл»?

Гарри усмехнулся в ответ, это разрушило напряжение, и они вдруг громко расхохотались, забыв о соседях.

— Заткнитесь, придурки! — Дин сердито зарычал и швырнул в них подушкой — скорее сильно, чем точно.

— Поттер, ты что, хочешь, чтобы я тебя проклял? — сонно спросил Малфой. — Потому что я так и сделаю, если ты еще раз меня разбудишь.

— Прокляни и Рона заодно, — пробормотал Невилл, переворачиваясь и накрывая голову подушкой.

— Простите, — извинились друзья, и услышали негромкий всхрап со стороны Симусовой кровати.

День двадцать первый, понедельник

«О нет, пожалуйста!» — взмолился Гарри, внезапно осознав, что уже какое-то время пялится на Малфоя, восхищенный его быстрыми, отточенными движениями, в то время как тот почти закончил зелье ведьминого огня. Сам Гарри полностью отрешился от процесса варки, задумавшись о том, что в голубом свете пламени волосы Малфоя приняли совершенно потрясающий оттенок ледяной синевы.

«Нет, — с отчаянием думал он, — не сейчас, не снова, я еще не готов», — и его сердце сбилось с ритма, когда он встретился глазами с Малфоем. Слизеринец моргнул, вздрогнул и пролил из ложки травильный раствор. Чертыхнувшись, он быстро уничтожил беспорядок, прежде чем едкая жидкость прожгла парту; его руки слегка подрагивали. Помедлив, он глубоко вздохнул, признавая поражение, снова взглянул на Гарри и наклонился ближе.

— Поттер, — коснулся он Гарриной руки. — Не паникуй. Не стоит так убиваться.

Гарри с трудом сглотнул, крайне расстроенный тем, что слизеринец безошибочно разобрался в его эмоциях.

— Легко тебе говорить.

— Нет, не легко, — спокойно возразил Малфой. — Мне тоже невесело. Но ты паникуешь раньше времени.

— Я… не хочу обсуждать это здесь… — Гарри запнулся, чувствуя себя несчастным.

— Нет, конечно, нет, — успокоил его Малфой ровным, полным участия голосом. — Мы пообедаем во дворе, там и поговорим. Расслабься, Поттер. Это не конец света.

Инстинктивный отказ замер на губах гриффиндорца. Голос Малфоя звучал до странности умиротворяющее, его рука все еще лежала поверх руки Гарри, его пальцы слегка поглаживали Гаррино запястье.

— Что ты сейчас сделал? — с любопытством спросил мальчик, чувствуя, как паника отступает.

— То же самое, что и ты в госпитале, в тот день, когда приходил мой отец. — Гарри поднял брови. — Я расспросил Помфри и почитал об этом. Мне не нужно, чтобы в моем присутствии ты все время был настороже или боялся, что я изнасилую тебя во сне. Мне хватает собственных проблем.

Гарри кивнул. Конечно, в этом был смысл. Наверное, он должен был бы обидеться на то, что Малфой воздействовал на его эмоции в собственных целях, но, с другой стороны… Нет, слизеринец поступил правильно. Если внушенное им самообладание поддержало Гарри, то это хорошо, независимо от того, сделал ли это Малфой из эгоистичных или альтруистических побуждений.

Гарри кивнул еще раз и вернулся к работе.

* * *

Они устроились во внутреннем дворе, и Гарри почти доел первый бутерброд, прежде чем наконец спросил:

— Ладно, и что теперь?

— Я не хочу повторения того, что было в прошлый раз, — начал Малфой.

— Конечно.

— Поэтому я поговорил с мадам Помфри, и она предложила кое-что попробовать, чтобы в этот раз все прошло более гладко.

— Я не собираюсь…

— Речь не идет ни о заклинаниях, ни об афродизиаках для тебя, ничего подобного.

— Вряд ли нам понадобится второе, — уныло признал Гарри.

— Нет, если судить по прошлому разу. — Малфой доел бутерброд и принялся за яблоко. — Хотя не думаю, что будет так, как тогда, — задумчиво добавил он.

— Почему?

— Все изменилось.

— То есть?

С минуту Малфой изучал яблоко, а потом нахмурился, словно кое-что понял и был не слишком этому рад.

— Малфой?

Слизеринец слабо вздрогнул, словно успел забыть о присутствии Гарри, потом, к замешательству гриффиндорца, слегка покраснел и опустил голову, избегая встречаться с ним взглядом.

— Малф…

— Наши чувства друг к другу изменились, — торопливо выпалил блондин и вгрызся в яблоко.

— Что?

— Ты не злишься на меня каждые пять минут… или вроде того. И я знаю, что чувствую сам.

— Правда? — заинтересовался Гарри и требовательно спросил: — Ну и что же ты чувствуешь?

— Я тебя не ненавижу. Ты даже мне не так уж не нравишься. — Малфой подбросил недоеденное яблоко в воздух и взмахнул палочкой, заставив его исчезнуть. Он кашлянул, не сводя внимательного взгляда с палочки, которую перекатывал в пальцах. — Поттер, мы никогда не полюбим друг друга. Но это не значит, что мы не сможем заставить связь работать. Просто не бойся меня. Ничего не случится, если ты сам не захочешь. Не сможет случиться.

Гарри, нахмурившись, с сомнением глядел на него, и Малфой, по-прежнему серьезный, взял его за руку.

— Помфри сказала, что было бы неплохо установить основные правила, прежде чем ситуация станет слишком напряженной. Возможно, например, ты должен стать ведущим. Ты сам дашь мне знать, чего ты хочешь и когда хочешь, чтобы это произошло. Я ни на чем не буду настаивать.

— Это… не похоже на тебя, — сказал Гарри после долгого, потрясенного молчания. — На тебя кто-то повлиял?

— Нет, это просто зелье, помогающее сохранять терпение.

— Зелье?

— Ты не хочешь никаких зелий или заклинаний, ничего такого, по собственным странным маггловским причинам. У меня же нет против этого никаких возражений. Особенно когда речь идет о выборе между зельем и возможностью снова оказаться в госпитале.

— А если это повлияет на связующее заклятье?

— Я рискну. Серьезно, я не собираюсь снова влипнуть в то, что мы только что пережили.

Гарри обдумывал сказанное, глядя Малфою в глаза, пытаясь заметить лицемерие, или недовольство, или что-нибудь еще, кроме искреннего желания выбраться из ситуации самым безболезненным способом.

— Ладно, — наконец медленно произнес он. — Я… я согласен вести — только не знаю, есть ли в этом смысл. Не ожидай слишком многого.

— Не буду.

— Я все еще не смирился с этим.

— Не только ты.

— Думаю, да.

— Еще одно. Где ты хочешь ночевать?

— Не в подземельях… — начал Гарри, и Малфой усмехнулся.

— Кто бы сомневался. Ручаюсь, слизеринцы не пожалеют сил, чтобы взломать любые чары — хоть запирающее заклятье, хоть заклятье секретности — на пологе моей кровати. Хотя бы только для того, чтобы выяснить, кто сорвет банк. — Гарри против воли хихикнул. — Особенно заинтересован Забини; думаю, мы стоили ему уже около десяти галеонов. Он держал пари, что мы переспим в тот день, когда отрубились в Большом зале. Теперь он сделал новую ставку, но не говорит, на какой день.

— Почему?

— Считает, что я сам поставил.

Гарри неожиданно громко расхохотался.

— А ты ставил?

— Ну, я же не должен говорить тебе, правда? Это сведет на нет мою затею с «терпением».

Гарри снова засмеялся, заметив, что напряжение резко упало, и поражаясь, что какое-то зелье смогло заставить Малфоя вести себя прилично. Возможно, стоит предложить ему продолжать принимать снадобье, пока они живут вместе.

— Что ж, значит не Слизерин, — Малфой вернулся к теме. — Что ты предпочитаешь: Гриффиндор или нашу квартиру?

— Я… я не знаю.

— Решай сам. Мне все равно.

— Ладно. — Гарри на минуту задумался. — Не знаю… я рад вернуться в башню… хотя не хочу… я имею в виду, если мы, знаешь, на глазах у всех… м-м, я хочу сказать, что…

— Поттер, ты лепечешь что-то невнятное, — фыркнул Малфой, и Гарри покраснел. — Слушай, не нужно сейчас ничего решать. Я только хотел… не знаю даже, убедиться, что ты не впадешь в отчаяние на пустом месте, раньше чем для этого возникнет повод.

— Хорошо, — с дрожью в голосе сказал Гарри. Он принялся за второй бутерброд, и они закончили обед в почти дружеском молчании.

— Так, — Малфой взглянул на часы. — Десять минут до чар. Ты готов?

Гарри кивнул:

— Да.

День двадцать третий, среда

«Наверное, я никогда не прекращу принимать зелье терпения», — думал Драко, оцепенев и героически пытаясь не обращать внимания на то, как выглядит и какие звуки издает Поттер, которому снится кое-что… интересное.

Слава богу, полог задернут. И слава богу, они в гриффиндорской башне, где никто не попытается взломать запирающие заклятья.

И ему нужно еще зелья. Или чего-нибудь другого.

Драко повернулся спиной к Поттеру, который, правду говоря, не делал ничего такого, что не связанный с ним человек мог бы посчитать возбуждающим. К сожалению, такое уж было его слизеринское счастье: покрасневшее лицо, сбивчивое дыхание, рука, шарящая по одеялу, хватающая пустоту, и кое-какие легкие… ритмичные движения были для Драко признаками того, что Поттер видит невероятно яркий эротический сон.

Гриффиндорец слегка задохнулся, и Драко почувствовал, как отозвалось его собственное тело; этому не могло помешать даже усердное повторение в уме арифмантических таблиц. Будь они в своих апартаментах, Драко уже давно сбежал бы в ванную и разобрался с этой проблемой. К несчастью, они ночевали в общежитии, приближалось время подъема, и Симус Финниган имел скверную привычку вставать ни свет ни заря, а Драко, в его теперешнем состоянии, совершенно не хотел столкнуться с кем бы то ни было.

Поттер вздохнул и повернулся на бок, теснее прижавшись к Драко и уткнувшись ему в плечо. Такое достаточно часто случалось, когда они спали, но это не имело ничего общего с тем, что происходило сейчас. Потому что Драко не спал, а Поттер, вытянувшийся рядом, обняв слизеринца… делал кое-что.

Ни одно зелье с этим не справится, понял ошеломленный Драко. Он хотел, ему было просто необходимо повернуться лицом к Поттеру, прижаться к нему еще ближе, двигаться с ним в унисон, и позволить сну гриффиндорца завести их… куда заведет. И, черт побери, если бы Драко все еще спал, так бы, скорее всего, и случилось. Они оба проснулись бы немного липкими, ничего или почти ничего не помня о том, как дошли до такого, и это, возможно, разрушило бы еще один барьер между ними.

А действительно… Почему бы так и не сделать? И притвориться, что спал?

Потому что Поттер почувствует, что Драко виноват.

Виноват?! В чем? В том, что кончил, разрядив напряжение, вызванное связью, которой он не желал, и супругом со странными маггловскими причудами, которому снился мокрый сон в постели с Драко? Разве позаботившись о себе в такой ситуации можно испытывать чувство вины?

Но Поттер, совершенно очевидно, воспримет как злоупотребление то, что его тело — не спросив согласия — использовали для сексуального удовлетворения.

Черт.

«Нет, — сказал себе Драко, когда дыхание Поттера прервалось и он глухо застонал. — Должен же быть предел. Я обещал не настаивать, а не позволять ему делать все что угодно — независимо от того, как это отразится на мне».

Ему семнадцать — напомнила окрепшая под действием зелья терпения благородная сторона Драко, удерживая его в рамках. Это долго не продлится. Надо просто подождать, пока это кончится; не дать ему почувствовать в полузабытьи…

Да пошло все к черту — нет, действительно, твою мать! — возразила другая сторона. Мне тоже семнадцать. И я больше не могу.

Он повернулся и встряхнул Поттера, пытаясь разбудить.

— Что?.. — гриффиндорец распахнул глаза и уставился на Драко, полностью сбитый с толку, еще не совсем проснувшийся и очень возбужденный.

— Просыпайся, — рявкнул Драко. — Тебе снится сексуальный сон, и это меня чертовски нервирует.

Глаза Поттера распахнулись еще шире, когда он наконец проснулся.

— О, м-м… ох… — Он вздохнул, очевидно ощущая следствие своего сна, и беспокойно заворочался.

— Прекрати! — резко потребовал Драко.

— Ты, наверное, шутишь, — пробормотал Поттер, переворачиваясь на живот и закрывая глаза. — Я просто не смогу остановиться. Ты даже не представляешь, насколько…

— Еще как представляю! Я и так все это время не спал; и если ты не хочешь, чтобы я на тебя набросился, ты немедленно прекратпф… — Поттер закрыл ему рот рукой.

— Заткнись, — яростно прошипел он. — Мне плевать, что ты там будешь делать, сам о себе позаботься, мне-то что… ох, — он закусил губу и сунул руку под одеяло.

Этого было вполне достаточно, и Драко последовал примеру. После нескольких минут приглушенных стонов и шороха простыней оба задохнулись и наконец затихли, вытянувшись на кровати.

Утомление охватило Драко; его грудь все еще вздымалась, мысли путались, а глаза слипались.

Надо надеяться, Поттер от этого не спятит.

А, да какая разница.

И правда, никакой.

Тишина нарушалась только звуком их постепенно успокаивающегося дыхания.

Наконец Поттер прокашлялся, прошептал очищающее заклинание и сел. Драко выдержал паузу, сделал то же самое и сел рядом, с любопытством уставившись на гриффиндорца. Тот раскраснелся, чего и следовало ожидать, старательно избегал встречаться взглядом с Драко, чего также следовало ожидать, и был крайне смущен. Слизеринец заскрежетал зубами от разочарования — такой пустяк, всего лишь двое парней, кончивших в одной кровати, даже не касаясь друг друга, черт возьми, — но очевидно это выходило за рамки каких-то непостижимых маггловских моральных норм, как, впрочем, и можно было предположить.

Ему вдруг стало интересно, как люди вроде Поттера вообще живут в общежитиях. Вряд ли он впервые увидел эротический сон в присутствии другого парня; и Драко в высшей степени сомневался, что другие гриффиндорцы были евнухами. Не накладывал же Поттер каждый раз на себя Обливиэйт? Или он так смутился потому, что это произошло, когда слизеринец был с ним в одной постели? Или, может быть, в основном потому, что ему снился именно Драко?

Слизеринец разочарованно вздохнул и яростным пинком откинул одеяло.

— Что? — резко спросил Поттер.

— Ничего, — пробормотал Драко, потянувшись раздернуть полог. Гриффиндорец подскочил и схватил его за руку.

— Ты на меня сердишься.

— Чертовски верно! Неужели обязательно так напрягаться из-за всякой ерунды? Неужели нельзя хоть один раз… а, забудь. — Драко отпихнул Поттера прочь.

— Что? Нельзя хоть один раз — что? — громче повторил тот.

— Хоть один… То, что сейчас случилось, такая ерунда, а ты… я так и знал, что если… Черт! — Драко понял, что от расстройства выдал совершенно бессвязную тираду.

— Это не ерунда, — резко оборвал его Поттер. — Мне снилось… снилось… а потом… — Он рухнул на кровать, пряча лицо в ладонях. — Проехали. Ты все равно не поймешь.

— Не пойму — что? Что ты расстроился из-за глупейшей… Я даже сосчитать не могу, сколько раз слышал, как кто-то из соседей дрочит, или явно видит мокрый сон, или… Такое все время случается, а ты словно…

— Чего? — Поттер нахмурился, искренне озадаченный. На минуту они замерли, таращась друг на друга. — Думаешь, я расстроился, потому что мы оба только что вместе кончили?

Драко в замешательстве осел на кровать.

— А ты не?..

— Боже, конечно, нет, — ответил Поттер. — Я девственник, а не монах.

— Тогда в чем дело?

Поттер отвел глаза.

— Мне снился ты.

— Ах, какой ужас, — поддел его Драко. — Ты что, совсем не слушал, что мадам Помфри рассказывала в самый первый день?

— Нет, это… это совсем другое.

— В каком смысле — другое?

Поттер помотал головой, стиснув зубы, и Драко почувствовал: гриффиндорец совершенно не готов поделиться тем, что ему приснилось. Блондин приготовился выдать убийственную насмешку — и заткнулся.

Возможно, сейчас на редкость удачный момент попрактиковаться в терпении, понял он.

Ладно. Никто не скажет, что Малфои боятся неизвестного.

Хотя, если подумать, Малфои не были так уж бесстрашны, когда доходило до дела. Проницательные, хитрые, расчетливые — да, но бесстрашие они обычно предпочитали оставлять на долю низших, менее ценных людей, таких, скажем, как гриффиндорцы.

К несчастью, этот конкретный гриффиндорец на самом деле был весьма ценен, поскольку и благополучие Драко, и даже его жизнь сейчас в значительной степени зависели от него; и проницательность, хитрость и расчетливость требовали проявить терпение, которое, тоже к несчастью, было для Драко неизвестной территорией.

Он встряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок, прогнать нерешительность, гнев, посторгазменный туман и взять себя в руки. Ну, взять себя в руки настолько, насколько возможно после такого пробуждения, да еще и с гриффиндорцами сразу за пологом кровати.

— Ладно, ладно. Извини, что спросил, — сказал он и получил исключительное удовольствие видеть полностью ошеломленного Поттера. Устало улыбнувшись, Драко продолжил: — Значит, ты не расстроен тем, что случилось, когда я тебя разбудил?

— Нет.

— Хочешь сказать, я бы мог… мне не нужно было каждый раз убираться вон из кровати? Ты бы не расстраивался?

— Каждый раз? Сколько?..

— Пять или шесть, я не считал.

Гарри хихикнул.

— Нет, на самом деле, если подумать, я, наверное, расстроился бы, м-м… раньше.

— Но теперь ты не возражаешь?

— Нет.

Отлично.

Где бы еще применить это терпение? Поттер выглядит расслабленным, и они, кажется, миновали бурю, которую могли вызвать как их утренние действия, так и то, что гриффиндорцу приснился смущающий сон — о чем бы он там ни был. И Поттер не возражал против присутствия Драко в постели, когда оба они были возбуждены, — а это шаг в нужном направлении.

Вполне возможно, что этого достаточно — на сегодня… или, по крайней мере, на сейчас. Драко мысленно поздравил себя и постарался не слишком задумываться о том, что еще только шесть утра, а он уже чувствует себя совершенно измотанным.

Гребаное проклятье.

— Пойду, душ приму. — Он поднялся. — Я снимаю чары секретности?

— Да, давай.

* * *

Утро начиналось совсем неплохо, напомнил себе Драко, пытаясь определить, что не так с его зельем. Нужно было выбрать другого партнера, понял он, потому что работать с Гойлом было куда хуже, чем одному. Обычно у них не возникало проблем; зелья были до смешного просты, от партнера требовалось только следовать инструкциям, делать грязную работу и не мешаться под ногами. Но в такой день, как сегодня, когда Драко был настолько рассеян из-за присутствия Поттера, что с трудом вспомнил бы собственное имя, неспособность Гойла думать своей головой привела к серьезным неприятностям.

Было ясно, что проблема возникла отчасти из-за того, что Драко не был достаточно точен и, велев Гойлу измельчить скорлупу драконьих яиц, не уточнил, каким образом это сделать. В результате тот растер ее в порошок вместо того, чтобы просто разломать. Драко же был слишком занят, пытаясь вычислить, сколько крови нужно добавить, и не заметил, что делает Гойл, пока не стало слишком поздно.

Он уныло вгляделся в густую синюю массу, застывающую в его котле, отмечая контраст с котлом Поттера и Грейнджер, наполненным слегка булькающей жидкостью, сияющей именно тем аквамариновым оттенком, который описал Снейп.

— Лучше переделай, — посоветовала Грейнджер, заглянув в его котел.

— Отвали, — рявкнул Драко.

— Малфой, она просто хочет помочь, — встрял Поттер.

— Мне не нужна ее помощь.

— А я думаю, нужна, — Поттер уставился в его котел. Драко нетерпеливо отпихнул его прочь. — Малфой.

Спокойный голос заставил Драко вздрогнуть, он встретился с гриффиндорцем глазами и отвел взгляд. Будь оно все проклято. Он не может сосредоточиться. Ему нужно думать, как спасти проклятое зелье, а он не может даже вспомнить, для чего оно применяется; и все, что Драко действительно хочет сделать, — это вернуться назад во времени, в сегодняшнее утро, прикоснуться к Поттеру, притянуть его ближе, провести руками по его телу…

— Твою мать! — выпалил он, когда Поттер прикоснулся к нему. Драко машинально накрыл руку гриффиндорца своей, содрогнулся, почувствовав его дрожь, и поднял на него глаза. Поттер слегка хмурился, его ярко-зеленые глаза затуманились, губы приоткрылись, и невозможно было отвести от него взгляд.

— Гм, — вежливо кашлянула Грейнджер, и мальчики испуганно вздрогнули. — Я так понимаю, вы оба немного отвлеклись?

Драко рассерженно отвернулся, отбросив руку гриффиндорца. Достаточно плохо быть связанным с Поттером; то, что в комплекте с ним идет грязнокровка, только добавляет унижения. Даже в лучшие времена от Драко требовалось немалое самообладание, чтобы быть с ней вежливым, а сейчас определенно не лучшие времена.

— Гарри? — Драко услышал, как она позвала и Поттер хмыкнул в ответ. — Как ты думаешь, может, вам лучше не ходить на уроки, пока вы… не разберетесь с этим?

— Остаться на второй год, ты имеешь в виду? — оборвал ее Драко. — Нет, спасибо.

— Большинство новобрачных берут отпуска или, по крайней мере, меняют работу на менее ответственную, пока…

— Премного благодарен за обширное исследование — о котором, кстати, тебя никто не просил — того, что ты и так знала бы, если бы выросла в волшебной семье. Ты прочла «Пособие для магглорожденных по обычаям волшебного мира» или «Как скрыть свою грязнокровность»?

— Малфой! — рявкнул Поттер.

— Не хочет слышать такие вещи, так пусть не сует нос в мою личную жизнь!

— Она пытается помочь, ты!..

— Мне не нужна ее помощь!

— Ну да, ты же так здорово справляешься сам! — съязвил Поттер, глядя на застывающее зелье.

— Иди к черту, — прошипел Драко.

— Уже здесь, спасибо.

— Заткнись.

Поттер зарычал от раздражения, и Драко демонстративно повернулся к нему спиной, жестом велев Гойлу очистить котел, в то время как сам пытался последовательно записать, что, по его мнению, пошло не так — и почему. Изо всех сил стараясь не обращать внимания на пылающее от жара лицо, на закипающий гнев, на то, что его тело изнывало от желания придвинуться ближе к Поттеру.

Слизеринец несколько раз глубоко вздохнул, встряхнул головой и постарался настроиться на рабочий лад: просмотрел сделанные записи и приятно удивился, заметив, что хоть они и не дотягивали до его обычного уровня, все же оказались вполне связными. Он высушил чернила и скатал пергамент.

Что ж, начнем сначала. Он перечитал список ингредиентов и мысленно застонал. За многими из них действительно нельзя было посылать Гойла, потому что тот не сможет отличить, например, когти хохлатой летучей мыши от когтей мыши-эполетницы — он вряд ли сможет сказать, чем летучие мыши отличаются от змей. К несчастью, Драко сейчас и сам был не слишком уверен, что сможет сказать это.

Поманив Гойла за собой к кладовке, он решительно выбросил из головы все, кроме списка ингредиентов.

* * *

Драко добрел до слизеринского стола в Большом зале и опустился на скамью, задаваясь безрадостным вопросом, каких еще неприятностей можно сегодня ждать. После зелий и трансфигурации ему хотелось только вернуться в кровать и забыть весь этот неудачный день.

С одной стороны, хорошо, что на трансфигурации не было воинственно настроенных гриффиндорцев, бросающих убийственные взгляды на Большого Плохого Слизеринца, который заставил страдать Маленького Святого Гарри. С другой стороны, плохо, что это был слизеринский урок. Половина студентов, кажется, даже не задумывалась, что если разозлить Поттера, Драко тоже будет не по себе. Другая половина об этом подумала и пришла к выводу, что это шикарная идея. Нотт, разрази его Мордред, даже умудрился пару раз «случайно» столкнуться с ними обоими за время урока, и обжигающая боль — Драко мог бы в этом поклясться — раз от раза становилась сильнее. Не считая того, что эта боль заставила мальчиков сторониться соучеников и держаться все ближе друг к другу; а учитывая то, что происходило между ними сейчас, это вовсе не было удачной идеей.

А после обеда их ждали чары с Гриффиндором. Прелестно.

— Был слишком озабочен кое-чем на зельях, да, Драко? — небрежно бросила Миллисент Булстроуд, усаживаясь напротив них.

Замечательно.

Им пока удавалось скрывать растущее влечение друг к другу, хотя после того, как мальчики начали зачаровывать полог, соседи по гриффиндорской спальне время от времени бросали на них любопытствующие взгляды. Но действие зелья терпения, а также то, что они прекратили ссориться и чувствовали себя куда спокойней друг с другом, — все это привело к тому, что, сопротивляясь своим чувствам уже два дня, они пока еще не дали явного повода для сплетен.

Однако все хорошее когда-нибудь кончается, понял Драко, заметив, что соседи по столу перешептываются и переглядываются, и постарался собраться с силами. Поттер, слава богу, как обычно за слизеринским столом, воспользовался заглушающими чарами и, поглощая еду, читал учебник астрономии. Это было к лучшему, так как означало, что Драко не понадобится отвлекаться на вызванные пересудами эмоции гриффиндорца.

— Я слышала об этом на астрономии. Как удалась вторая попытка сварить зелье? — спросила Миллисент с невинным видом, ухмыльнувшись, когда Драко вспыхнул.

— Прекрасно, — буркнул он в кубок с тыквенным соком.

— С первой-то были проблемы, как я поняла?

— Да.

— Немного… отвлекся, да?

Драко положил на стол нож и вилку и спокойно смотрел ей в глаза, пока ее ухмылка не исчезла и не сменилась слегка обеспокоенным выражением. Его слегка подбодрило, что он — или его семья — все еще имеют достаточно влияния, чтобы заставить других слизеринцев поостеречься злить одного из Малфоев.

Что ж, теперь Миллисент выглядела очень взволнованной. Он удерживал ее взгляд еще несколько минут, обдумывая возможные ответы и отвергая их один за другим, и выбрал безопасный и утонченный: вернулся к еде, полностью игнорируя слизеринку.

— Драко, — Панси Паркинсон присела рядом и продолжила, понизив голос: — Как бы мне ни было противно хоть в чем-то соглашаться с Гермионой Грейнджер, она, скорей всего, права. Подумай, может быть вам действительно лучше устроить каникулы, хоть ненадолго?

— Нет, — коротко ответил он.

— Драко…

— Я сказал — нет. Не хочу потом нагонять пропущенное. Или, того хуже, остаться на второй год в этой пародии на школу.

— Но…

— Паркинсон, твоего мнения не спрашивали, — холодно отрезал Драко; его подруга закатила глаза и встала.

— Тогда, могу поклясться, вы снова попадете в госпиталь, — язвительно предрекла она. — Ох уж эти мужчины! Вы совершенно невыносимы, почти поголовно! — Панси вылетела из Большого зала, и Поттер нахмурился, глядя ей вслед.

— Что с ней такое? — спросил он, сняв заглушающие чары.

— Думает, что нам нужны каникулы, — лаконично ответил Драко.

— Никогда бы не поверил, что увижу, как Паркинсон хоть в чем-то согласится с Гермионой.

— Вот и увидел. Давай, восстанавливай свою заглушку.

— Что за черт с тобой творится? — рассердился Поттер. — Забыл принять зелье терпения?

— Отвали.

— Значит, да?

— Ты о чем?

— Зелье не принял?

— Принял. Но когда речь идет о тебе и твоих прихлебателях — «и о моих собственных прихлебателях», — добавил он про себя, — с этим никакое зелье не справится. Оно не может чудесным образом излечивать идиотизм.

— Может, тебе стоит попросить Снейпа сварить зелье, которое излечит тебя от манеры вести себя как полный ублюдок?

— Отвали, я сказал.

— Что ж, хорошо. — Поттер встал, и Драко схватил его за руку, чтобы заставить сесть на место.

— Я еще не доел, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, и почувствовал, что гриффиндорец внезапно вышел из себя.

— Уже доел. — Поттер схватил тарелку Драко и шваркнул об пол, где она и разбилась под тревожные возгласы слизеринцев. Гриффиндорец шагнул прочь, и Драко снова дернул его за руку, заставив покачнуться. — Отцепись от меня!

— Что ты творишь?! Сядь сейчас же!

— Я сказал — ОТЦЕПИСЬ! — Поттер, выдернув руку, направился к двери, и разъяренный Драко последовал за ним.

— Верни СЕЙЧАС ЖЕ свою жалкую задницу за стол! — Он снова схватил Поттера, но добился только того, что сорвал сумку с его плеча. Драко отшвырнул ее, перья и учебники разлетелись по полу, чернильница разбилась вдребезги, и ее содержимое забрызгало все вокруг.

— Не смей мне приказывать, ТЫ, кусок дерьма!

— ЗАТКНИСЬ!

Драко опять попытался схватить Поттера, но тот развернулся и с силой толкнул слизеринца, заставив его сделать несколько шагов назад, почти до самой стены.

— ПОШЕЛ К ЧЕРТУ! — заорал Поттер, гнев и ненависть вспыхнули в нем с бешеной силой, вызывая ответную ярость Драко, и внезапно наступила тишина, когда в Большом зале потемнело и запахло озоном.

— Какого черта ты творишь?! — ужаснулся слизеринец.

Страх леденящим холодом бежал по спине, кожу покалывало от заряженной атмосферы. Драко слышал, что поттеровские истерики вызывали магические бури, когда тот был ребенком, но, проклятье, как такое могло случиться сейчас, на седьмом курсе?!

— Пытаюсь убраться от тебя подальше! — выпалил гриффиндорец в ответ; Драко почувствовал, что тот сам напуган силой, выходящей из-под контроля, и это совсем не обнадеживало.

— Поверь, я ничего другого бы не желал… — Драко почувствовал, как в Большом зале поднялся ветер, и сглотнул, увидев, что Поттер побледнел. — Возьми себя в руки, черт тебя побери! Ты уже не безмозглый сопляк!

— ЗАТКНИСЬ!!! — Поттер снова отпихнул слизеринца. В ответ Драко — страх которого перед несдержанностью Поттера сейчас проигрывал собственному вскипающему гневу — толкнул гриффиндорца намного сильней, чем хотел, и тот звучно ударился головой о стену.

Ярость захлестнула Поттера с головой. Он кулаком заехал Драко в челюсть; слизеринец зашатался, и его рот наполнился кровью. Поттер снова занес руку, но Драко блокировал удар, и в это время порыв ветра вдребезги разбил окно прямо над ними; студенты закричали и, толкаясь, бросились прочь, подальше от падающих осколков. Кажется, кто-то помчался звать учителей.

— ПОТТЕР! ПРЕКРАТИ!

Поттер снова попытался схватить его, и Драко опять его оттолкнул, потом сильно ударил в живот, а когда гриффиндорец согнулся пополам, наподдал коленом ему в лицо. Из разбитого поттеровского носа потекла кровь, и, глядя на это, Драко испытал сильнейшее удовольствие, хотя сам ощущал боль этого удара.

Он даже не сознавал, что решил выхватить палочку, пока она не оказалась в его руке; в этот же самый момент Поттер выхватил свою… но неожиданно прогремевшее «PETRIFICUS TOTALUS!» заморозило обоих на месте.

— EXPELLIARMUS! — пророкотал еще один голос, и палочки вылетели из их рук.

В Большом зале воцарилась оглушительная тишина.

Драко ощутил пустоту в животе; он не мог даже закрыть глаза, чтобы не видеть Поттера — его смертельно бледного лица и крови, стекающей ему на рубашку, — и чувствовал, как кровь сочится из угла его собственного рта и капает на воротник.

Вот теперь они действительно влипли. Это было… ужасно. Их наверняка исключат. Они напали друг на друга физически и магически, повредили школьное имущество и подвергли опасности других студентов. Что теперь с ними будет?

А ведь утро началось совсем неплохо, безрадостно вспомнил Драко. Как вышло, что они чуть не прокляли друг друга еще до полудня?

— Finite incantatum. А теперь, если вы не хотите, чтобы вас немедленно исключили, спокойно идите за мной в кабинет, — велел Дамблдор, и его мягкий тон мало соответствовал строгим словам.

Подошел Снейп, держа в руке их палочки, и указал им на дверь.

21 октября — 22 октября.

День двадцать третий, среда, продолжение

— Возмутительно. Они невыносимы, — было слышно, как негодует Снейп несколько часов спустя.

Веселая компания собралась снова, чтобы обсудить их «случай», но в этот раз ни Поттера, ни Драко не пригласили на вечеринку. Старшие решили, что мальчики — совершеннолетние они или нет — слишком запутались со своими узами и им нельзя доверять принимать самим какие бы то ни было решения. Вместо этого у них конфисковали палочки, на скорую руку подлечили и напоили успокаивающим зельем. Так что теперь они сидели здесь, ожидая, в маленькой гостиной рядом с директорским кабинетом, в то время как в самом кабинете продолжалось обсуждение. Драко устроился на диване, а Поттер беспокойно расхаживал по комнате, и оба старались не обращать внимания на портреты, которые, перешептываясь о них, переходили из рамы в раму.

— Малфой, — нерешительно произнес Поттер, нарушив тишину. Драко поднял глаза. — У нас неприятности, так?

— Отлично подмечено, Поттер, — устало ответил Драко. — Что натолкнуло тебя на эту мысль?

Он скользнул взглядом по пятнам крови, оставшимся на белой поттеровской рубашке, понимая, что его собственная тоже в крови. Помфри была слишком сердита на них, чтобы дать им возможность умыться и переодеться, после того как разобралась с их травмами.

— Как… — Поттер остановился, прокашлялся и продолжил: — Как ты думаешь, что они решат?

— Без понятия.

— Я… подозреваю, мне это не понравится.

— Не сомневаюсь, мне тоже, — отозвался Драко. — Хотя я не уверен, что они вправе решать за нас. Мы оба взрослые.

— Может быть, они и не могут заставить нас что-нибудь делать, зато смогут создать проблемы, если мы не послушаемся. Нас могут исключить. Или, к примеру, изгнать из семьи — в твоем случае.

— Отец не отречется от меня.

— Правда? И что же он сделает?

Драко нахмурился.

— Малфой… Что он может сделать с тобой, что ты так его боишься? — нерешительно спросил Поттер.

— Я его не боюсь.

— Чушь, — отрубил гриффиндорец. — Боишься. Ты не слишком зациклен на том, что может предпринять Дамблдор или еще кто-нибудь из школьных профессоров, ты в ужасе из-за того, что твой отец сейчас там, вместе с ними.

— Разве узы теперь подразумевают легилименцию? Нет? Тогда не нужно говорить за меня, что я чувствую и почему.

— Зачем мне легилименция? Я знаю, что ты чувствуешь; и это точно то же самое, что ты ощущал в больничном крыле, в тот день, когда прилюдно возразил ему. У тебя едва сердечный приступ не случился.

— Мы тогда перенесли сильный стресс…

— Это не имело отношения к стрессу. Ты боялся его. — Взгляд Поттера был прямым и бескомпромиссным.

Драко закусил губу. Да, он много лет назад понял, что его чувства к отцу, его уважение, восхищение и любовь, носили нездоровый оттенок страха. Он замечал, что, кажется, ни один из его друзей не чувствовал такого же въевшегося в кости ужаса перед отцом, как он сам. Возможно, другие отцы не грозились прогнать сыновей из дома; не напоминали им, что неспособность оправдать ожидания семьи может плохо закончиться; не накладывали на них ужасных заклятий «для воспитания дисциплины».

Да, он чертовски сильно боялся отца, и у него были для этого веские причины. Но он ни за что на свете не признался бы ни в чем подобном — тем более Поттеру.

С другой стороны, глупо было бы притворяться, что подозрения гриффиндорца беспочвенны. Потому что он был прав — присутствие Люциуса в директорском кабинете приводило Драко в ужас. Он понятия не имел, что отец сделает с ним, потому что давно бросил воображать, что может прийти тому в голову. Самые худшие страхи иногда меркли рядом с реальностью.

Он сглотнул.

— Ты можешь говорить по существу, Поттер?

— Просто я не хочу делать то, что мне скажут.

— Как и я. Но у нас нет выбора, правда?

Поттер глубоко вздохнул.

— Мы ужасно плохо справляемся.

— Еще раз: твоя способность замечать совершенно очевидное…

— Заткнись. На нас давят все вокруг, в том числе и мы сами; но даже того, что ты принимаешь зелье терпения, оказывается недостаточно, чтобы справиться с твоим отношением ко мне и моим друзьям и, вдобавок, с твоей учебой.

— Спасибо, Поттер. Я никогда не пришел бы к этим выводам сам…

— А я не могу справиться со своим отношением к тебе; я ненавижу твою манеру обращаться со мной и моими друзьями и твой извращенный взгляд на жизнь, я устал постоянно быть на виду у всей школы, чтобы каждый мог потрепаться о… — Поттер с трудом сглотнул и решительно выпалил: — И… и я чертовски сильно боюсь позволить тебе стать ближе ко мне или себе — стать ближе к тебе.

Драко открыл рот. Наступила долгая тишина; потребовалось время, чтобы осознать: Поттер действительно сказал то, что сказал.

Наконец Драко кашлянул.

— Хорошо, — медленно сказал он. — Я так понимаю, у тебя есть идея. Какая?

— Мы должны договориться сами, между собой.

— Мы пытались.

— На самом деле, нет. Мы существовали рядом и пытались хоть как-то выкарабкаться, все время принимая советы от других людей. И почти совсем не разговаривали друг с другом.

— Сегодня разговаривали.

— И к тому же вполне неплохо.

Драко улыбнулся, но осознал это, только когда Поттер слегка улыбнулся в ответ.

— Это точно.

— Так что это возможно. Договориться самим, я имею в виду.

— Наверное, да.

— Так давай попробуем. Ты хочешь прервать занятия?

— Нет… — Драко остановился. Ладно, если Поттер собирается открыть карты, он, наверное, должен сделать то же самое. Все его слизеринские инстинкты протестовали, но… альтернатива могла оказаться крайне непривлекательной, в зависимости от того, что решат в директорском кабинете. — Я не хочу. Но сейчас от учебы все равно никакого толка. Я с трудом могу собраться, чтобы написать собственное имя на клочке пергамента.

Поттер печально улыбнулся.

— Знакомое ощущение. Мне все время приходится напрягаться, чтобы выбросить лишнее из головы, потому что если я не… — он оборвал себя и покраснел. — Ну, ты, наверное, можешь представить, до чего я додумываюсь.

— Наверное, — сухо ответил Драко.

Поттер сделал глубокий вдох и подошел ближе.

— То, что я чувствую, — то, что мы оба чувствуем, — это чертовски неправильно.

— Почему? Это всего лишь сексуальное притяжение. Не говори, что ты никогда раньше не испытывал ничего подобного.

— Не так сильно.

Драко с трудом сглотнул.

— Что в этом плохого?

— То, что я не хотел этих чувств. Мы не любим друг друга. Мы даже друг другу не нравимся. Я не хочу…

Боже, только не снова.

— Поттер, нам по семнадцать. «Любить» и «нравиться» не обязательны, когда дело касается секса.

— Я боюсь.

— Чего? — спросил Драко, сознавая, что просто неправильно — услышать такое и не использовать немедленно против Поттера; но Отец сидит в соседней комнате, и один бог знает, о чем там идет разговор. Нужно договориться с гриффиндорцем, и прямо сейчас.

— Получить травму.

— Ты уже травмирован, — Драко указал на окровавленную поттеровскую рубашку. — Я чуть не проклял тебя всего пару часов назад. Мы не собирались заставить друг друга хохотать или перекраситься в зеленый цвет, а стремились серьезно навредить. В результате оба пострадали. Неужели заняться сексом — хуже этого?

Поттер пожал плечами.

— Наверное, это страх перед неизвестностью.

Драко кивнул.

— Просто из любопытства — как ты думаешь, что они решат?

— Дать мне зелье или еще что-нибудь, чтобы… чтобы заставить меня перестать сопротивляться. — Поттер покраснел и отвернулся.

— Поттер, — Драко встал и осторожно положил руку на плечо гриффиндорца, — что в этом такого ужасного?

— То, что… тогда я не смогу ничего контролировать…

— Ты и сейчас не много контролируешь.

— Я не хочу… — Поттер попытался вырваться, но Драко удержал его, стараясь прикасаться так легко, как только возможно, чтобы только сохранить контакт.

— Ты же понимаешь, что они не смогут. — Поттер с силой обхватил себя руками, и Драко заметил, что тот дрожит. — Ты снова паникуешь. — Он попытался внушить гриффиндорцу спокойствие и в награду ощутил, что нервозность того начала ослабевать.

А потом Поттер взял Драко за руку, мальчики взглянули друг другу в глаза, и внезапно все тревоги, страхи и гнев отошли в сторону. Эмоции все еще были болезненными и переменчивыми, несмотря на успокаивающее зелье, но руки соприкасались, и всеобъемлющее влечение, нахлынув, вернулось на первый план.

И Драко хотел только одного: прижаться ближе, — а потом Поттер действительно так и сделал, и между ними почти не осталось расстояния, но гриффиндорец был взволнован, а Драко не хотел испугать его, нарушив обещание не настаивать, — а потом Поттер придвинулся еще чуть-чуть ближе, настолько, что слизеринец почувствовал его дыхание, и оба взглянули вниз, на их стиснутые руки, — а потом расстояния между ними не осталось совсем, их тела прижались, лбы соприкоснулись, и Драко задохнулся прежде, чем смог удержать себя.

О Мерлин… Это просто смешно: они в директорской гостиной, им надо бы обговаривать, что теперь делать, а вместо этого Драко безумно возбужден, и Поттер явно тоже; но тут гриффиндорец поднял руку и коснулся плеча блондина, а потом провел пальцами по его шее и щеке, и у Драко подкосились ноги. Он прислонился к Поттеру, закрыв глаза, и это было невероятно.

Он обнял гриффиндорца и притянул его к себе еще ближе, тот задрожал, а Драко старался восстановить контроль над дыханием, но это казалось почти невозможным. Его колотила дрожь, он ощущал и стеснение в собственной груди, и то, что дыхание Поттера сбилось, как утром, во время сна. Драко поднял голову, и они снова встретились глазами.

— О боже, — очень тихо сказал Поттер, одной рукой все еще лаская щеку Драко, а другой зарывшись в его волосы.

Обмен взглядами затянулся и стал неловким, но слизеринец понятия не имел, что делать дальше. Был бы Поттер девушкой — вопроса бы не было, и поцелуй стал бы естественным продолжением, но парень, который на самом деле ему не нравится, в желаниях которого Драко не уверен… Что им теперь делать?

Скорей всего, они выглядят как пара полных идиотов, решил Драко. Оба возбуждены, но знать не знают, как выплеснуть эмоции. Поттер еще придвинулся, и теперь они были прижаты друг к другу, пожалуй, слишком сильно: Драко чувствовал отвердевший член гриффиндорца и знал, что тот мог чувствовать его, и это было просто… Слизеринец попятился, и Поттер тихо хихикнул.

— Не знаешь, что делать дальше, да?

— Э-э, да.

— А я-то считал себя неопытным, — Поттер погладил щеку блондина, и тот вздохнул.

Ох, это на самом деле было здорово. Драко скользнул руками вдоль мускулистой спины гриффиндорца сверху вниз, до бедер, и почувствовал, как ускорился поттеровский пульс.

Драко снова придвинулся ближе, и та крошечная часть его сознания, которая еще могла мыслить последовательно, отметила, что связующее заклятье, в конце концов, совсем не такая плохая штука. Заклинание, которое могло превратить взаимные прикосновения двух просто стоящих рядом, полностью одетых людей во что-то настолько приятное, имело, конечно, определенные достоинства. Неудивительно, что люди применяли его, даже если уже были влюблены.

Одной рукой Поттер продолжал ласкать щеку блондина, а другой нежно поглаживал его шею; Драко закрыл глаза, опустил голову и вздохнул.

— Все в порядке? — тихо спросил Поттер, щекоча дыханием шею Драко. Слизеринец чуть вздрогнул и кивнул, безуспешно пытаясь успокоиться, и его сердце забилось так же часто, как поттеровское.

Он потянулся рукой к лицу Поттера, к его щеке, а тот двинулся навстречу и прижался губами к ладони Драко, и наслаждение было острым, как ожог. Слизеринец невольно отшатнулся, но когда Поттер тоже было подался назад, прошептал: «Нет, не останавливайся, это так… м-м, не прекращай», а потом склонился ближе, почувствовал дыхание гриффиндорца на своей щеке, и внезапно перестало иметь значение, правильно ли он поступает. Драко хотел, но… ох, черт…

Их лица были совсем близко… Ведь если бы Поттеру не хотелось, он бы отодвинулся? Драко осторожно потянулся к нему, и дыхание гриффиндорца резко прервалось, но он не отстранился, а наоборот, сделал движение навстречу, и их губы соприкоснулись. И было совершенно все равно, правильно ли это, потому что поттеровские губы оказались мягкими и нежными, и, в конце концов, это не слишком отличалось от других поцелуев Драко. Это было чувственно, захватывающе и возбуждающе, если не сказать больше, потому что он дошел до предела и желал с такой силой, что, казалось, и вечности не хватит… А потом он услышал легкий стон наслаждения, вырвавшийся у кого-то из них, и какая разница — у кого…

«Ох…» — вот это точно был Поттер, это его тихий шепот прозвучал в пространстве между ними. Блондин слегка наклонил голову, гриффиндорец разомкнул губы, их языки осторожно встретились, и — ох — это действительно не отличалось от поцелуя с девушкой… Если не считать того, что девушки, с которыми Драко целовался, никогда не притискивали его к себе с силой, равной его собственной, а звуки, вылетающие из поттеровского горла, были намного ниже. И взаимопонимание, которое Драко ощущал с ним, тоже было иным, хотя по причине ли мужского пола гриффиндорца или из-за связующего заклятья, было невозможно сказать — да и, на самом деле, было неважно.

А важно было то, что Драко начинал чувствовать смятение. Смятение и тревогу, что им помешает толпа людей, которая в любой момент может выйти из директорского кабинета. Мысль об этом заставляла его одновременно и спешить, чтобы они могли успеть — что бы там они ни стремились сделать — прежде, чем появятся посторонние, и не торопиться — чтобы их не прервали в еще более неподходящий момент.

Но, о боже, жар и волнение, вызванные ласками их губ и языков, которые теперь не были осторожными, а стали более уверенными и требовательными, — нет, он не сможет это прекратить…

— М-м, — Поттер отстранился на секунду, — мы должны… мы, наверное, должны…— У него вырвался тихий стон, он поцеловал Драко снова, и блондину стало все равно, что там такое Поттер собирался сказать. Если только тот подумал о…

— Ага, должны, — прошептал Драко, прервав поцелуй, — должны… м-м… — он опять поцеловал Поттера, — нам нужно прекра… — И Поттер заткнул его другим поцелуем, словно голодающий, которого попытались отогнать от еды, едва он сделал пару глотков, — это не должно было быть так хорошо, этого просто не должно было случиться.

— Нет, нет, нам надо… — Поттер снова отстранился, задыхаясь, и уперся рукой в грудь Драко, чуть-чуть отодвигая его от себя. Слизеринец мог бы почувствовать себя рассерженным и отвергнутым, но такое вряд ли было возможно, поскольку другой рукой Поттер обнимал его за талию. Грудь гриффиндорца вздымалась, и он, продолжая слегка толкаться в Драко, уткнулся лбом ему в плечо, бормоча: — Черт, я и не знал, что будет так трудно, м-м, остановиться. — Блондин захихикал, и Поттер присоединился к нему.

— Да уж. Не так-то это легко.

— О, прекрасно. — Оба подпрыгнули, когда со стороны двери раздался голос, и целительница Эспозито тихо рассмеялась. — Я думала, что не дождусь, когда вы сделаете передышку.

Мальчики было шарахнулись друг от друга, но потом Поттер только еще крепче обхватил Драко, и они остались рядом, в то время как целительница прикрыла за собой дверь и подошла к ним.

— Думаю, вы хотели бы знать, что происходит, или, точнее, что происходило в кабинете, — сказала она, устраиваясь в одном из кресел. — Главное, на чем мы сошлись, — что нас постигла неудача, и вам двоим нужна помощь со стороны, но этим общее мнение исчерпалось. Некоторые из нас считают, что наилучший путь — использование вами, мистер Поттер, кое-каких довольно мощных зелий, — Поттер резко втянул воздух, и Драко машинально погладил его по спине, чтобы успокоить, — другие, похоже, видят выход в серьезном воздействии на характер — ваш характер, мистер Малфой. Кроме того, обсудили идею отстранить вас обоих от занятий на неопределенный срок и отправить прямо ко мне, в больницу святого Мунго. Возможно, вам будет интересно узнать, мистер Малфой, что ваш отец объявил: он готов «убедить» вас, если вы с этим не согласитесь.

Драко подавил дрожь, старательно избегая заинтересованного поттеровского взгляда и спрашивая себя: неужели отец пояснил вслух то, что подразумевал под этим?

— Что ж, — целительница открыто улыбнулась, — в двух словах: это — все. Не то чтобы сейчас это имело значение, но я подумала, что вам бы хотелось знать.

— Почему, э-э… почему сейчас это не имеет значения? — спросил Поттер охрипшим и слегка дрожащим голосом, и целительница послала ему подбадривающую улыбку.

— Когда я поняла, что здесь происходит, я заняла жесткую позицию и наложила запрет на любые внешние воздействия.

— Вы поняли?..

— Как — запрет?..

Мальчики заговорили одновременно, и Эспозито жестом предложила им сесть.

— Я поняла, потому что — как специалист по связующим заклятьям — специально училась замечать признаки улучшения в состоянии моих пациентов, находясь от них на расстоянии. Правда, я не думаю, что сейчас мне пригодилось это обучение, — скорее всего, половина школы почувствовала, что тут происходило.

— Что?!

— О, ради бога, расслабьтесь, мистер Поттер, я преувеличила. Это смогла почувствовать я, а также мадам Помфри и профессор Дамблдор. И еще, по некоторым причинам, профессор Снейп.

Драко с веселым удивлением заметил, что Поттер слегка побледнел.

— То, что заклятье бурно активизировалось, заметили несколько подготовленных людей, но, уверяю вас, нет необходимости беспокоиться о том, что вся школа в курсе ваших романтических отношений — так или иначе. О запрете: у меня есть правило никогда не вмешиваться, если пара пытается укрепить связь и если эти попытки естественны.

— Какие… какие попытки?

— Конечно, я точно не знаю, что именно дало такой результат, — она махнула рукой в сторону мальчиков, и Драко почувствовал, что немного покраснел, — но могу предположить: вы обсудили ситуацию между собой и, по существу, договорились действовать вместе. — Мальчики смущенно кивнули. — Очень хорошо. Никто не сможет дать вам гарантий, но это шаг в правильном направлении. Я скорее предпочту подождать и дать вам возможность попытаться найти выход, чем взять все под свой контроль. Ваш отец, — она кивнула Драко, — был этим крайне недоволен и грозился потребовать от больницы святого Мунго отозвать мою целительскую лицензию. Однако пока я здесь официальный целитель, ему придется придерживаться моих рекомендаций, нравятся они ему или нет. И вот моя рекомендация: у вас должно быть достаточно свободного времени, чтобы продолжить то, что уже начато, до тех пор пока вы, без лишней спешки, будете использовать это время с умом.

— Как это понимать? — осторожно спросил Драко.

— Узнайте друг друга. Пропустите уроки, по крайней мере, до следующего понедельника и как можно лучше узнайте друг друга — как супруги или, хотя бы, просто как люди, а не школьные враги. Мы предлагали вам это с самого начала, но, конечно, тогда не понимали подоплеки, правда? А вот вы двое все понимали, — усмехнулась она.

— Но…

— Хватит, мистер Поттер. Оставайтесь в своей квартире или гуляйте по школьной территории. Расспросите друг друга о жизни и детских годах, выясните, какие вам нравятся лакомства и квиддичные команды. Поговорите о квиддиче, о том, что вы чувствуете сейчас, когда больше не играете, — если это может помочь. И научитесь чувствовать себя свободней друг с другом в сексуальном плане. Сделайте в ближайшие дни хотя бы это.

— Мы убьем друг друга, — решительно возразил Драко.

— Конечно, нет. Вы доказали, что можете сосуществовать, несмотря на годы вражды, разницу характеров и напряжение ситуации, в которой оказались. Вы доказали, что можете ладить, если получаете поддержку и не попадаете под слишком сильное давление, — вы делали это шесть дней, после того как выписались из госпиталя.

— Мы напали друг на друга. Мы почти друг друга прокляли, — напомнил Поттер.

— Всего лишь сексуальное напряжение, вызванное узами, вкупе с давлением школы — именно это вызвало последний кризис.

— Откуда вы знаете?..

Целительница пожала плечами.

— Я не могу быть уверена на сто процентов. Могу только высказать свое собственное мнение — а это результат двадцатипятилетних наблюдений за связанными парами, которым — при всех мыслимых комбинациях характеров — удавалось успешно справляться с проблемами. Хотя я действительно получила кое-какие тревожащие сведения о том, что вы оба не слишком хорошо владеете собой. Видимо, случаи выхода магии из-под контроля бывали и раньше, не так ли, мистер Поттер?

— Да.

— Но не в последнее время. Полагаю, именно то, что сейчас вы активно стимулируете друг друга, и привело к такому… впечатляющему результату.

— Но если мы будем бороться с этим в одиночку, каким образом…

— О, нет-нет-нет! Вам не нужно ни с чем бороться. И конечно вы будете не одни: я буду постоянно наблюдать за вами и дам каждому из вас портключ в больницу святого Мунго. Вы будете постоянно держать эти портключи при себе и сможете их сразу же активировать, как только почувствуете малейшую опасность в присутствии друг друга.

— Но я думал, что весь смысл возвращения в общежития в том, чтобы мы не были изолированы…

— Да, и я по-прежнему поддерживаю эту идею. Вы вернетесь к своим факультетам, как только минуете стадию «узнавания друг друга». Никто не заставит вас жить в изоляции остаток учебного года. Проведите вместе хотя бы эти четыре дня, не заботясь ни о школе, ни об окружающих, — вы уже показали, что вам это под силу.

Мальчики молча уставились на нее.

— У вас есть вопросы? — Она улыбнулась, увидев их смущенные лица. — Что ж, хорошо. Я провожу вас в ваши апартаменты.

— А как насчет?..

— Не беспокойтесь ни о ком из оставшихся в кабинете, мистер Малфой. Просто идите за мной. Это медицинская рекомендация.

* * *

— Эм-м… насчет кроватей… — нервно начал Поттер, когда вечером они вошли в спальню.

— Что именно? — Драко скрестил руки на груди.

Они стояли перед своими кроватями, которые оставались по-прежнему придвинутыми друг к другу. Поттер с трудом сглотнул, и Драко подавил раздражение.

Ближе к ужину целительница, в конце концов, ушла, оставив им одежду, школьные принадлежности, список рекомендаций, как проводить время, и — уверенность. Они провели вечер заново устраиваясь в квартире, поужинали, немного позанимались и даже сумели преодолеть смущение настолько, что просмотрели список рекомендаций и выбрали две темы, которые не показались им полемичными и с которых можно было бы начать.

— Не думаю, что хочу «обсуждать совместное будущее» или «описывать, что пугает меня больше всего», спасибо, — сухо заметил Поттер, и Драко рассмеялся. Он знал, что оба мысленно продолжили: «Особенно потому, что это одно и то же». — Как насчет «рассказать друг другу, какой школьный предмет вам больше всего нравится и почему» и «описать самый счастливый день»?

— Приемлемо, — согласился слизеринец, и оба постарались отнестись к рекомендации серьезно. Учитывая, что Поттер чуть не столкнулся с насильственным применением психотропных зелий, а Драко — один только бог знает с чем со стороны своего отца, задача рассказать друг другу о любимых уроках и счастливых днях казалась смехотворно легкой.

Они пережили и оставили в прошлом неловкость, вызванную всем тем, что случилось сегодня: их утренними постельными играми, стычкой, проклятиями и совещанием заинтересованных сторон. Но на самом деле они пока еще не сталкивались с тем, что значит — быть вместе.

— Ты волнуешься? — прямо спросил Драко. Поттер застенчиво пожал плечами.

— Да, немного.

— Я не буду…

— Я не боюсь, что ты что-то сделаешь. Я, м-м… я… — гриффиндорец замолчал и постарался взять себя в руки. — Послушай, мне часто снятся сны. И я не хочу проснуться и обнаружить, что за ночь…

— Что придвинулся ко мне слишком близко?

Поттер кивнул.

— Что, если даже так? Что в этом ужасного?

— Я еще не готов.

— Ты никогда и не будешь, если немного не расслабишься, — пробурчал Драко и вздохнул. — Слушай, решай сам. Раздвинь их, или оставь так, или преврати в одну — мне все равно. Я пошел умываться.

Он развернулся и направился в ванную, напоминая себе, что они должны, должны, должны сотрудничать. И что смутить, оскорбить или ударить Поттера больше не может считаться приемлемым поведением.

И что если когда-нибудь он узнает, кто их проклял, он применит к нему по крайней мере два из трех Непростительных и изо всех сил постарается изобрести четвертое.

Драко вернулся в спальню, приняв зелье терпения и почистив зубы, и Поттер проскользнул в ванную мимо него. Блондин воздержался от комментариев, увидев, что две кровати преобразованы в одну. И только когда он разделся и лег, а его голова опустилась на подушку, понял, что абсолютно, полностью вымотан.

Он закрыл глаза и, с трудом расслышав, как Поттер вышел из ванной, смог только пробормотать: «Спк’ночи», прежде чем провалился в сон.

День двадцать четвертый, четверг

Гарри зевнул, не спеша потянулся, лениво глянул на часы, а потом подскочил так резко, что почувствовал головокружение.

— Вот дерьмо! Трансфигурация! — воскликнул он, поперхнулся и стремительно обернулся, услышав неожиданный звук — смех.

— Поттер, — Малфой полусидел, прислонившись к спинке кровати, одетый в те же штаны и футболку, в которых ложился спать, с книгой на коленях, и смеялся над ним. — У нас «добровольно-принудительный отпуск», помнишь? — Гарри открыл рот, и Малфой махнул рукой в сторону тумбочки с Гарриной стороны кровати. — Эльфы принесли завтрак. Расслабься и наслаждайся.

Гарри рухнул на кровать, и его затопило облегчение. Боже, единственное, что могло бы быть хуже, чем опоздать на урок МакГоналл, — это опоздать к Снейпу. Он полежал, пока головокружение не исчезло, потом сел и изучил поднос с завтраком, который, кажется, был заполнен всеми его любимыми блюдами.

— Добби, — с нежностью сказал он, и Малфой поднял голову от книги.

— Добби?

— Домашний эльф. Он меня любит.

— У нас был эльф с таким именем… ох. Точно.

— Ага.

— Теперь понятно, почему я получил недожаренный тост и теплый тыквенный сок.

Гарри подавился соком и попытался скрыть это, но Малфой не выглядел сердитым, на самом деле он, похоже, забавлялся.

— Поттер, я шучу. Ни один эльф никогда не поставит на поднос некачественную пищу, и неважно, кто будет ее есть. Мне достался отличный тост. — Слизеринец вернулся к книге.

— Что ты читаешь?

— Зелья.

— Нас же отстранили.

— От занятий, а не от школы. Кроме того, это не учебник.

— Ты дополнительно читаешь по зельям?

— Быстро же ты забываешь. Помнишь, мы вчера обсуждали «какой школьный предмет вы любите больше всего и почему»?

— Помню, просто не знал, что зелья нравятся тебе так сильно.

— Тем не менее. К тому же, это гораздо приятней, чем читать по утрам «Пророк».

— О боже, — Гарри застонал и закрыл глаза. — Как думаешь, что они напишут о вчерашнем?

— Не имею ни малейшего желания узнать. Хотя, я уверен, Панси сохранит все статьи и постарается подсунуть их мне, когда мы вернемся в класс. Надо бы выяснить, как зачаровать ее память так, чтобы она думала, что уже их показала.

Гарри вздохнул.

— Когда выяснишь, научи меня. Пригодится для Дина Томаса.

— Мерлин, неужели кому-то хочется читать о себе такой вздор? — Малфой покачал головой и перевернул страницу.

Гарри обдумал возможные ответы и наконец решил: чем начинать день со спора о том, что, по предположению Малфоя, Гарри всегда нравилось читать такой вздор о себе, лучше просто промолчать. Вместо этого можно бы отправиться в ванную.

Уходить из комнаты всякий раз, как Малфой начинал его злить, — возможно, совсем неплохая тактика, решил он, смывая с лица бреющее зелье несколько минут спустя. У них четыре дня на то, чтобы вместе выстроить нечто, способное не развалиться при первом же признаке давления извне. Ссора была бы, как минимум, скверным началом. Малфой, как будто, старался быть не слишком несносным; самое меньшее, чем Гарри мог ответить, — не раздражаться на то, что слизеринец совершенно не сознает, каким невыносимым он был в прошлом.

Умывшись, Гарри вернулся в спальню, менее раздраженный, но все еще голодный. Он схватил поднос с завтраком, уселся по-турецки в ногах кровати и с энтузиазмом принялся за еду, посматривая на Малфоя.

Слизеринец выглядел расслабленным и намного более непринужденным, чем Гарри привык его видеть. Он был поглощен книгой, лежащей на его коленях, и рассеянно накручивал на палец прядь волос, а на его тонкой серой футболке остались крошки от завтрака. Он не походил на врага. Он походил на нормального подростка, не имеющего отношения ни к чему более зловещему, чем школьные розыгрыши.

Неужели именно это пугает Гарри?

Малфой взглянул на него, и Гарри почувствовал, как тост застрял в горле.

— Что? — спросил слизеринец.

— Ничего. Просто интересно… Надеюсь, о нас не слишком беспокоятся, — быстро ответил Гарри.

Малфой пожал плечами.

— Думаю, Снейп и МакГонагалл нашли, что сказать. Наши, должно быть, знают, что мы не поубивали друг друга и не вылетели из школы.

— Хотя были очень близки к этому.

— К чему?

— И к тому, и к другому.

— Да. — Малфой заложил страницу, захлопнул книгу и аккуратно отложил ее в сторону, а затем повернулся к Гарри.

Наступила тишина.

— Итак, — Малфой помедлил. — Что теперь?

— М-м… я не знаю. Может, ты… Может быть, нам надо посмотреть список…

— Забудь на минуту о списке, — прервал Малфой.

Гарри нервно сглотнул, сожалея, что они просто не выбрали по списку случайную тему для беседы, так как не был уверен, хочет ли он обсуждать что бы то ни было, пришедшее слизеринцу в голову.

— Я хочу извиниться, — решительно продолжил Малфой.

Гарри не сразу понял.

— Что?!

— Я хочу извиниться за вчерашнее. Я был страшно зол и выплеснул это на тебя. И на гряз… на Грейнджер.

— Ох.

Снова тишина.

— Поттер, ты мог бы ответить: «Извинения приняты» или «Иди на хрен».

— Ох. Да. Извинения приняты.

Малфой усмехнулся.

— Это оказалось не так мучительно, как я ожидал, — прокомментировал он.

— Гм, да, — смущенно промямлил Гарри.

Малфой нахмурился:

— Поттер?

Гарри сглотнул.

— О боже, — пробормотал слизеринец, сел — и сразу оказался чересчур близко.

Гарри машинально подался назад; Малфой, закатив глаза, снова откинулся на спинку кровати и развел руками.

— Слушай, я тебя не трогаю, даже не приближаюсь. Ты можешь расслабиться?

Гарри кивнул, чувствуя себя идиотом — каким только Малфой мог его выставить, — и глотнул какао, чтобы запить тост. Он поставил кружку на поднос, заметил, что его руки слегка подрагивают, и едва справился с желанием самому закатить глаза. Малфой прав, это глупо.

На самом деле, это даже более чем глупо. Он вернул поднос на тумбочку, глубоко вздохнул, взглянул на слизеринца и сам придвинулся ближе, заметив как раздраженное выражение малфоевских глаз внезапно сменилось удивленным.

— Что…

— Предполагается, что мы должны стать «свободнее» друг с другом, — напомнил гриффиндорец, — что бы там это ни значило. И… и ты сам предложил мне вести. Вот я и… веду.

Малфой выглядел совершенно сбитым с толку, и Гарри расплылся в улыбке, несмотря на то, что сам чувствовал себя неловко.

— Не говори мне, что ты сейчас не волнуешься, — хихикнул он.

— Я? Нет. Ну, да. Немного. — Малфой, похоже, начал сердиться, когда Гаррино хихиканье переросло в смех. — Прекрати.

— Видел бы ты себя, — ухмыльнулся Гарри.

Малфой скосил на себя взгляд. Его непринужденная поза (прислонившись к спинке кровати, с руками, свободно лежащими на согнутых коленях) превратилась в защитную (руки тесно обхватывают колени, прижатые к груди). Он закатил глаза, распрямляясь и копируя Гаррину позу со скрещенными ногами, явно заставляя себя расслабиться.

— Так лучше? — насмешливо спросил он.

— Почему ты волнуешься? Разве это ты — неопытный и «воспитанный магглами»?

— Нет, но… — Малфой отвел взгляд, и его лицо окрасилось румянцем. Гарри открыл было рот для следующего ехидного замечания — и заткнулся.

Он напомнил себе, что для них обоих это совершенно неизведанная область. Если он будет слишком сильно дразнить Малфоя, тот, скорее всего, снова станет язвительным и насмешливым, и это принесет им мало пользы.

Гарри закусил губу, не зная, как быть дальше, но потом решил просто довериться инстинкту. Он подался вперед так, что их колени прикоснулись, и протянул Малфою руку. Слизеринец резко вздохнул, но руку принял.

— Чего ты боишься? — тихо спросил Гарри.

— Я… не знаю. — Малфой тяжело вздохнул. — Спугнуть тебя. Все разрушить. — Он сглотнул. — Снова сцепиться с тобой.

— Я не хочу больше ссориться.

— Но у нас вечно все выливается именно в ссору.

— Не сейчас, — заметил Гарри.

— Нет.

Гарри переплел их пальцы и погладил тыльную сторону малфоевской ладони, отмечая про себя, что хотя они уже делали так пару раз, впервые действительно могут не опасаться, что их прервут. Он поднял голову и обнаружил, что Малфой закрыл глаза и дышит очень глубоко.

— Малфой?

— Я не… я не знал, что из-за связующего заклятья все будет настолько по-другому. Я думал, что Помфри преувеличивала.

— Насчет чего?

Малфой открыл глаза.

— Она говорила, что заклятье обостряет чувствительность. Что… оно усиливает ощущения и эмоции — что-то в таком роде. Я думаю… думаю, это так и есть.

— Точно?

— Да. Разве ты не… ох. Нет, ты бы не заметил.

— Э-э… нет.

— Усиливает, можешь поверить. — Малфой снова тяжело вздохнул. Слишком… ярко. Иногда.

— Правда? Значит, мне не кажется?

— Нет.

Гарри осторожно выпустил руку Малфоя, коснулся его колена, а затем легко провел пальцами по ноге вниз и вверх. Наклонился пониже, разглядывая малфоевскую голень, и хихикнул.

— Чего ты?

— Я чувствую их на ощупь, но не вижу. Волосы на твоих ногах — они почти прозрачные.

Удивленный Малфой слегка улыбнулся.

— Мы ночуем в одной спальне уже несколько недель, а ты только заметил?

— Наверное, не смотрел.

— Шпиона из тебя не выйдет.

— Надеюсь, мне никогда не придется шпионить, — беспечно ответил Гарри, но все равно в комнате словно похолодало; мальчики отвели взгляды в сторону и почувствовали себя немного неловко. Опасная тема.

Малфой прокашлялся и встряхнул головой, очевидно решив не продолжать диалог в этом направлении. Он пробежался пальцами по ноге Гарри, копируя его движение.

— Твои намного темнее, чем мои, — отметил он. — Никто не назвал бы тебя полувейлой.

— А тебя называли?

— Отец был в бешенстве. Конечно, это несерьезно — наша родословная насчитывает почти двадцать поколений; тем не менее, это лучший способ вызвать его гнев.

— Почему? Флер Делакур — полувейла, и непохоже, чтобы ее это беспокоило.

— Флер Делакур не Малфой. Мы гордимся чистокровностью, а чистая кровь не должна иметь нечеловеческой примеси.

— А примесь маггловской — это лучше или хуже?

— Для отца — кто его знает. Его никогда не подозревали в родстве с магглами. Но я слышал, как один из его друзей рассказывал: однажды, в школьные годы, какой-то мальчик распустил слухи о его вейловском происхождении. Отец наслал на него проклятия безудержной волосатости и козлиной вони. — Гарри расхохотался. — Это почти сошло ему с рук, но потом учителя дознались, и он получил две недели задержек после уроков.

— Невозможно представить, что твоего отца задерживали, — хихикнул Гарри.

Внезапно Малфой, нахмурившись, отодвинулся и снова подтянул колени к груди.

— Нет, — сказал он коротко.

Гарри сконфуженно моргнул, потом мысленно повторил собственные слова и хлопнул по рту ладонью.

— Ох… вот дерьмо. Я не хотел сказать, что… извини. Черт!

Малфой смотрел в сторону, плотно сжав губы.

— Малфой, извини. Я не подумал. — Гарри откинулся назад, зарылся рукой в шевелюру и огорченно добавил: — Черт, что за способ убить настроение!

Малфой не сдержал смешок, потом снова помрачнел и пожал плечами.

— Ладно. Извинения приняты, — неохотно произнес он.

Повисло неловкое молчание.

— М-м, чем бы ты хотел сейчас заняться? — спросил Гарри.

Малфой пожал плечами. Гарри еще раз взъерошил волосы и начал выбираться из кровати.

— Ты куда?

— Найти проклятый список, — буркнул гриффиндорец.

— К черту список. Я не в настроении разговаривать.

— Там не только темы для разговоров.

— Мы уже попробовали. Как ты сам заметил, настроение убито.

— Может, как раз это и надо обсудить.

— А может, совершенно не надо, — немедленно парировал Малфой. — Ты что, хочешь, чтобы мы мило и приятно поболтали о заключении моего отца в Азкабан? Может быть, обсудим интересные нюансы того, какое ты имел к этому отношение, кто был прав, что за этим скрывалось — ты хочешь, чтобы мы снова дошли до попытки убить друг друга?

— Нет. Но мы не можем вечно делать вид, что этого не было.

— Еще как можем.

— Нет, если это выводит тебя из себя…

— Не копайся в моих чувствах, Поттер! Ты не можешь знать все, что творится в моей душе, из-за одних только чертовых уз!

— Правда? — с вызовом ответил Гарри. — Ты выходишь из себя просто думая об этом. Тебе стыдно, что твой отец попал в тюрьму, как обычный уголовник. Ты боишься говорить об этом и смотреть правде в глаза. Ты сердишься на меня за разговор на эту тему, и на себя — возможно потому, что я на нее не заговаривал, ты только услышал это в моих словах, которые не имели никакого отношения к Азкабану. И я могу поклясться, что уже не в первый раз тебя так сильно задевает безобидное замечание. Ты смущен и хотел бы просто сбежать от этого.

Малфой смотрел на него, открыв рот. Гарри сам готов был в некотором роде открыть рот — он понятия не имел, как смог так хорошо разобраться в малфоевских чувствах; но так уж вышло, и он знал, что в большинстве случаев попал в точку.

— Я угадал?

Малфой бросил на него сердитый взгляд.

— Сейчас ты злишься, потому что я прав. Ты встревожен, потому что кто-то смог так легко тебя «прочитать» — даже я. Или, может быть, особенно я.

Малфой отвел взгляд. Гарри вздохнул, краткая вспышка гнева иссякла.

— Малфой… тебя совсем не легко «прочитать», — устало сказал он. — Это просто узы. Ты, скорее всего, сможешь сделать то же самое, если сосредоточишься на полминуты.

Слизеринец смерил его изучающим взглядом.

— Что ж, ладно. — Он прикрыл глаза и медленно начал: — Тебе интересно, сможем ли мы когда-нибудь жить вместе, не провоцируя друг друга постоянно. Ты не можешь решить, кто из нас вызывает у тебя большую досаду: я или ты сам. Ты сердишься, потому что… потому что хочешь извиниться за то, что засадил отца в тюрьму. Ты боишься, что мы не справимся сами и тебя заставят… Мерлин, Поттер, ты чертовски сильно зациклен на этой «потере контроля во время секса».

Малфой открыл глаза и ухмыльнулся Гарри.

— Секс не имеет никакого отношения к контролю, ты, кретин. Большую часть времени совсем наоборот.

— Что?

— В сексе нет ничего похожего на «обдумать, принять решение и выполнять его в правильном порядке». Есть только «выкинуть все из головы и наслаждаться».

— «Наслаждаться»? И это все? А как насчет чувств к партнеру? Или заботы о его чувствах?

— Ничто не мешает ни тому, ни другому. Ты… ты слишком много думаешь об этом. — Малфой положил руку на Гаррино колено, и тот почти вздрогнул, но слизеринец все равно наклонился ближе, его ухмылка исчезла и на лицо вернулось серьезное выражение. — В сексе нет места размышлениям — только чувствам.

Гарри сглотнул.

— Я… я знаю, но…

— Но ты не любишь терять контроль. Вот сейчас ты не контролируешь, — он склонил голову набок, — и… и это тебя пугает.

— Ты тоже не контролируешь свои чувства — ты все еще сердишься на то, что я сказал о твоем отце…

— Я не хочу говорить о нем, — жестко ответил Малфой. — Мне бы очень хотелось сейчас забыть о нем, если не возражаешь. Его здесь нет. А мы — есть.

Гарри снова сглотнул, во рту у него пересохло.

— Ты пока смущаешься, но одновременно возбужден. И не знаешь, что с этим делать. — Малфой медленно провел кончиками пальцев до середины Гарриного бедра, потом снова вернулся к колену. — Поттер, по крайней мере, с этим мы хоть что-то можем сделать. Все остальное — наши семьи, наша прежняя жизнь, все такое — там мы ничего не можем изменить.

Гарри чувствовал, как возвращаются непрошенные эмоции: желание, потребность быть ближе, отсутствие необходимости в разговорах; он остановил малфоевскую руку, когда она снова поползла вверх по его ноге.

— Ты точно хочешь, чтобы я остановился? — тихо спросил Малфой, и Гарри понял, что нет, не хочет. Он покачал головой, блондин улыбнулся и возобновил легкие касания, а Гарри мысленно порадовался, что все еще одет в очень свободную пижаму, которая скрывает реакцию его тела на эти прикосновения. Он скользнул рукой вверх по руке Малфоя к его плечу, шее и дальше, к его волосам, и взглянул на слизеринца, рука которого все еще лежала на колене Гарри и который смотрел на него с осторожным ожиданием.

Гарри сглотнул, слегка наклонился вперед — слизеринец подстроился под него, — пока они не оказались достаточно близко, потом закрыл глаза и коснулся губами малфоевских губ. Он чувствовал все еще не утихшие раздражение и неудовлетворенность, смешанные с удивлением и желанием, а потом Малфой раздвинул губы и поцелуй углубился, хотя сидеть по-турецки им было не слишком удобно. Блондин встал на колени, Гарри вытянул одну ногу, они смогли приблизиться, и стало лучше — намного, намного лучше; руки Малфоя ласкали лицо и волосы Гарри, притягивая его ближе, а потом слизеринец подтолкнул Гарри назад, чтобы они могли полусидеть, опираясь на спинку кровати, и с удобством исследовать друг друга.

Тело Гарри реагировало на прикосновения рук и губ все более страстно, раздражение и неудовлетворенность растаяли, растаяло все, кроме головокружительных ощущений и желаний. Он задрожал, когда губы Малфоя оставили его рот и занялись щекой, а потом ухом; волна наслаждения заставила его задохнуться и вцепиться в слизеринца еще сильнее.

— Так хорошо? — пробормотал Малфой, не прекращая легчайших ласк уха Гарри, и тот молча кивнул.

Слизеринец переместился вниз и нежно куснул кожу в основании Гарриной шеи; мальчик закусил губу, чтобы не закричать, но не смог сдержать слабого хныканья.

— Не могу поверить, что ты не делал этого раньше, — прошептал Малфой, позабавленный его реакцией, возвращаясь к Гарриному рту. — Ты хоть думал о том, что теряешь? — спросил он, но сам помешал Гарри ответить, накрыв его губы своими.

— Да… — признал гриффиндорец, когда они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться. — Да, думал… — Он застонал, когда Малфой вернулся к его шее, а потом слегка поежился: — Слишком… слишком сильно… — Блондин отпрянул, и они взяли паузу.

Гарри старался восстановить дыхание и не обращать внимания на то, что сердце колотится сильней, чем когда-либо прежде, что нервы натянуты как струны, что он чувствует себя настолько, настолько живым… Он взглянул на Малфоя и увидел, что тот кусает губы, полузакрыв глаза и вцепившись рукой в одеяло.

— С тобой… с тобой все в порядке? — шепотом спросил Гарри, и слизеринец слегка покачал головой.

— Нет, я… для меня это тоже слишком… мне нужно, м-м… нет, я… — задыхаясь, пробормотал он, торопливо поцеловал Гарри, но затем снова отстранился. Гриффиндорец, пытаясь повторить действия партнера, нерешительно прикоснулся губами к уху Малфоя, лизнул и резко отшатнулся, когда тот вскрикнул от удивления. Но блондин стремительно повернулся к нему, вплетая пальцы в его волосы, и требовательно прошептал: — Нет, не останавливайся, еще…

Это было сногсшибательное ощущение — что такие незначительные действия могут вызвать столь сильную реакцию. Гарри попытался вспомнить, что Малфой делал с ним, как целовал и лизал кожу, где именно и как долго, а потом — бросил вспоминать и обращал внимание только на звуки, которые издавал слизеринец, на его движения и на то, что сам Гарри мог ощущать через узы. Чувствуя почти то же самое, что и Малфой, те же всплески эмоций, вырывающие слабые вскрики из его рта, ту же острую потребность в большем, которая заставила Малфоя в конце концов закусить губы и извиваться от неудовлетворенного желания.

Гарри прижался грудью к вздымающейся малфоевской груди, невероятно теплой даже сквозь два слоя футболок, и ощутил тяжесть в паху при мысли: если бы они легли рядом, он смог бы почувствовать возбужденный член слизеринца напротив своего собственного, захотел бы прикоснуться к нему, захотел бы…

Хотя… если подумать, он еще не готов зайти так далеко. Даже при том, что вчера они уже были так близки, они все же были более одеты и связаны большими ограничениями, поскольку находились в гостиной Дамблдора. Но сейчас, в тонких пижамах, в их собственной спальне, когда между ними не было никаких барьеров, — они могут зайти дальше, чем…

— Поттер, — пробормотал Малфой, — думаю, нам лучше остановиться… — Он застонал, когда Гарри оставил его шею и вернулся к губам. — Нет, в самом деле… — Рот Гарри мешал ему говорить, но наконец слизеринец высвободился на время, достаточное, чтобы рассерженно выдавить: — Поттер, я кончу, если ты немедленно не прекратишь.

Гарри застыл. Он слегка отодвинулся, вгляделся в глаза Малфоя, потемневшие от желания, сглотнул, задумавшись на секунду, и медленно придвинулся ближе.

— Тогда вперед, я не собираюсь тебя останавливать, — ответил он, возобновив исследование шеи, уха и рта Малфоя, скользнул рукой вниз по его спине до бедра и улыбнулся, заметив как то, что слизеринец подавил проклятие, так и его возрастающее возбуждение.

Гарри смутно чувствовал, что блондин, можно сказать, пришел в замешательство, а потом рациональный малфоевский ум, кажется, отказал напрочь, и все его сознание сконцентрировалось на действиях Гарри и ощущениях собственного тела. Слизеринец закрыл глаза, откинул голову и стиснул Гарри так сильно, что стало немного больно, но, даже извиваясь под ласками, он казался слегка разочарованным, и гриффиндорец попытался сообразить, чего ему может недоставать.

Ох.

Гарри схватил руку Малфоя, прижал ее к паху слизеринца, тот поспешно стиснул себя и сделал пару движений, а потом выгнулся дугой и вскрикнул, кончая. И Гарри, к его собственному удивлению, даже не дотронувшись до себя самого, через несколько секунд последовал за ним.

Они, задыхаясь, лежали рядом, и Гарри чувствовал во всем теле предельную усталость. Он перекатился на спину, и из горла блондина вырвался тихий звук, заставивший гриффиндорца снова обхватить Малфоя рукой, на что тот негромко рассмеялся.

Гарри набрался сил, чтобы пробормотать очищающее заклятье, а потом снова провалился в блаженное полузабытье.

22 октября.

День двадцать четвертый, четверг, продолжение

— Наверное, надо вставать, — намного позже сонным голосом сказал Малфой.

Гарри обдумал предложение.

— Да, наверное.

Какое-то время они прислушивались к шуму за окном, потом Гарри заметил:

— А я и не заметил, что пошел дождь.

— Он только что начался.

— А.

Повисло долгое молчание.

— Это нормально, быть таким усталым — после? — наконец спросил Гарри.

— Да, иногда. — Малфой зевнул.

— Кажется, я мог бы проспать неделю.

— Скорей всего, это из-за заклятья, — отозвался слизеринец после еще одной долгой паузы.

— М-м… — Гарри задумался. — Но почему? В этом нет никакого смысла… — он тоже зевнул. — Остальная фигня — и желание касаться друг друга, и боль от прикосновений других людей — нужна, чтобы создать близкие отношения. Но усталость после того, как кончил… какой в этом толк?

— Кто знает? — отозвался Малфой, его голос звучал вяло и равнодушно. — К тому же, нас проклял идиот, ты не забыл?

— Точно.

Гарри лежал, слушая шум дождя и дыхание Малфоя, отстраненно замечая, что никогда еще за все время их связи не чувствовал меньшей враждебности к слизеринцу.

— Ну что ж. Я не собираюсь валяться весь день, — наконец сказал он, понимая, что если не вытащит их из постели, они, вероятно, продремлют до следующего утра.

— Чем же ты собираешься заняться? — без интереса спросил Малфой.

— Пойти полетать.

Глаза слизеринца распахнулись от удивления, лицо озарила искренняя улыбка, и это доставило Гарри особое удовольствие.

* * *

— Я скучал по этому, — признался Малфой, когда они мчались в сторону озера, а их голоса почти заглушались ветром.

— И я, — ответил Гарри. До сих пор он не позволял себе всерьез задумываться, как велика была потеря. В его горле — глупо, бессмысленно, сентиментально — стоял комок.

— Туда, — указал Малфой. — На том холме отличная смотровая площадка. Давай за мной. — Он свернул в сторону, и Гарри последовал за ним. Чистая радость снова парить в воздухе, снова быть свободным наполняла его энергией.

Они достигли холма намного быстрей, чем ожидали, и ненадолго зависли в воздухе.

— Спускаемся или летим дальше? — спросил Гарри.

Малфой ухмыльнулся:

— Летим дальше!

И Гарри пришлось очень постараться, чтобы не отстать, когда слизеринец рванулся вперед.

«А он хорош», — думал Гарри, когда они неслись наперегонки. Малфой летел легко, словно сам был ветром, и благодаря узам Гарри понимал: именно так слизеринец себя и чувствует. Словно как только он садился на метлу, он забывал обо всем, кроме порывов ветра вокруг него.

Свобода — вот что такое полет.

Надо делать это почаще.

— Поттер! — завопил Малфой, перекрикивая ветер.

— Чего?

— Я хочу потренироваться, не отставай, — предупредил слизеринец, ныряя вниз. Гарри усмехнулся, повторил маневр, и они машинально начали стандартную квиддичную разминку: нырки, вращения, кувырки, повороты, финты — все это оказалось и трудней, и интересней из-за того, что приходилось держаться рядом.

Это было здорово — снова тренироваться, причем, с партнером, с которым не нужно сдерживаться. Малфой подхватывал каждый Гаррин акробатический элемент, и постепенно они начинали соревноваться все активней и активней, но все же относительно дружелюбно: больше в духе «смотри, что я умею», чем злорадно — «смотри, насколько я лучше тебя».

— Малфой! — крикнул Гарри, закончив очередное вращение.

— Что?

— Поиграем? До трех побед?

Слизеринец не стал тратить время на ответ и немедленно повернул к школе, к квиддичному сараю. Гарри полетел следом и оставался в воздухе, пока Малфой заскочил в сарай, выволок ящик с мячами, выпустил снитч, а затем сразу же взмыл в воздух.

Они подождали десять секунд, давая снитчу фору, и помчались в погоню.

«Опьяняюще — вот каково это», — думал Гарри. Ловкость против ловкости. Ни других игроков, ни бладжеров, ни квоффлов — ничего, кроме двух ловцов, соревнующихся в скорости и маневренности друг с другом, и золотого снитча.

А вот как раз и он, вьется прямо перед Малфоем. Слизеринец потянулся за мячиком, и Гарри нырнул, почти сбив соперника с метлы; негодующий возглас Малфоя потонул в ветре, он отпихнул гриффиндорца, и тот ухнул вниз, теряя высоту и изо всех сил стараясь не упасть.

— Черт побери! — Гарри снова набрал скорость, пытаясь догнать Малфоя, который рванул так, что обогнал снитч. Слизеринец едва не сорвался с собственной метлы, потянувшись схватить мячик, прежде чем тот мог остаться позади. Его пальцы сомкнулись вокруг снитча, и торжествующий вопль эхом огласил воздух. Гарри подавил разочарование и резким жестом предложил сопернику выпустить добычу и продолжить.

Они снова кинулись в погоню, небо было немыслимо ярко-синим, ветер — ровным и свежим, и во всем мире не существовало ничего, кроме двух ловцов и снитча.

* * *

— Как бы я хотел продолжать играть, — вырвалось у Гарри, когда они наконец приземлились на смотровой площадке и спешились, потные, запыхавшиеся и обессиленные.

— Я тоже, — тихо согласился Малфой, глядя на воду.

— Потрясающее ощущение, правда?

— Да.

Гарри уселся и бросил взгляд на Малфоя, заметив, что за время возвращения к озеру воодушевление, охватившее слизеринца после победы, кажется, пошло на убыль.

— Что не так?

Малфой покачал головой и сел рядом.

— В чем дело?

— Ни в чем. Просто жалею, что не могу больше играть.

— А.

В конце концов слизеринец прервал наступившую тишину:

— Хотел бы я… хотел бы я, чтобы многое стало как прежде.

Гарри кивнул, глядя на озеро; опьянение от полета постепенно сходило на нет.

— Надо было захватить с собой еду, — сообразил он.

— В следующий раз, — отозвался Малфой. — Ну что, возвращаемся?

— Ну уж нет. Я так вымотался, что, скорее всего, свалюсь с метлы. — Гарри откинулся назад, опершись на локти и не сводя глаз с озера.

— Тогда чем займемся?

— Как насчет списка?

Малфой начал было протестовать, но потом пожал плечами и, смирившись, кивнул.

— Ладно. Можешь навскидку припомнить какие-нибудь пункты?

— Э-э… квиддич, например…

— Нет, спасибо, — отрезал Малфой. Гарри почувствовал, что и для него сейчас этот вопрос был бы слишком болезненен.

— Э-э… думаю, мы могли бы обсудить, что думали о браке до проклятья.

— Ладно, давай.

— Ну?

— Что — ну?

— Ты когда-нибудь раньше думал о женитьбе?

— Нет, ты первый, — возразил Малфой, тоже откидываясь назад и опираясь на локти.

Гарри задумался, покусывая сорванный стебелек клевера.

— Не знаю. Вряд ли. Честно говоря, нет. Я даже не знал, доживу ли до совершеннолетия — и до сих пор не знаю.

— Что, совсем не думал?

— Если только в каком-то смысле. Наверное, мне хотелось того же, что было между моими родителями. Ну, насколько я знаю по рассказам. Знаешь, того, над чем ты смеешься, — маггловской романтики. Человека, которого я смогу любить, которому буду доверять. С которым заведу детей. Который станет моим другом.

— Но ведь ты ничего этого не видел. Ты не помнишь родителей.

— У моих дяди и тети, вроде бы, удачный брак. Они ненавидят меня, но друг с другом, кажется, счастливы — бог знает почему.

— Ненавидят тебя? За что?

— Дядя и тетя… неважно. Это совсем другая история. Но между собой они, похоже, очень хорошо ладят. Думаю, мне хотелось того же.

Слизеринец кивнул.

— А что думал ты?

Малфой пожевал губу, задумавшись на минуту.

— Ну что ж. Думаю… мне было интересно, из какой она будет семьи. Какую выгоду моей семье принесет этот союз. Какими будут наши дети. Какие черты они получат от матери и что это даст линии Малфоев.

— Потрясающе романтично.

Слизеринец пожал плечами.

— Брак — прежде всего политический союз. Все прочее — только приятное дополнение.

— Разве твои родители не ладят?

Малфой выглядел озадаченным.

— Нет, они хорошо ладят. Они во многом похожи. Думаю, у них удачный брак… — он умолк.

В наступившей тишине Гарри наблюдал за размышляющим Малфоем.

— Так что? — наконец спросил он.

Блондин слегка вздрогнул, словно уже забыл о присутствии Гарри.

— Знаешь… все, чего ты хотел, у тебя еще, возможно, будет. Ты еще сможешь найти девушку, с которой у тебя будет и любовь, и вся прочая чушь, если твоя избранница окажется настолько чокнутой, что ответит тебе взаимностью. — Гарри заметил, что дежурной колкости не хватило яда, словно слизеринец всего лишь поддался раздражению. — Ты не сможешь официально назвать ее своей женой, но все остальное у тебя еще может быть. — Малфой выпрямился и кинул в воду камешек. — А у меня — нет. Я не смогу ни на ком жениться, я больше не свободен. В моем поколении не будет заключено союзов, — горько добавил он.

— Это действительно так важно?

Малфой закатил глаза.

— Очевидно, для таких, как ты, твоя родня или нищеброды Уизли — нет. Но для старейших семей волшебного мира — да, это чертовски важно. — Он швырнул еще один камешек в озеро, с куда большим ожесточением, чем первый.

Гарри промолчал; ему не слишком хотелось спорить о разнице во взглядах на брак.

— Извини, — просто сказал он.

Малфой пожал плечами и бросил еще один камень.

— А разве не имеет значения, что наши узы не добровольны? Я хочу сказать, разве не найдется семья, которая все же захочет заключить, ну, не знаю, другого рода «союз» с вашей, даже если это не будет считаться браком?

— Узы есть узы, если они наложены, то — все. Ни одна приличная семья не позволит дочери связаться с человеком, который даже не может дать ей свое имя.

— Это несправедливо.

— Да, это чертовски несправедливо, но так уж повелось. Был похожий случай с Вербиндунгами, очень старой немецкой семьей, лет двадцать назад. Их наследник, кретин, принял узы с безродной ирландской ведьмой, в восемнадцать лет и по пьяни. Он понял, что натворил, когда протрезвел, но она отказалась разорвать связь. С тех пор он практически холостяк. Они не живут вместе, между ними нет ничего общего, но пока она жива и отказывается разорвать узы, он не может жениться ни на ком другом. Ты и представить себе не можешь, как сильно за это время пострадала репутация его семьи.

— Как жаль.

— Конечно, мой отец поумнее, чем герр Вербиндунг, и, по крайней мере, то, что случилось со мной, — не результат постыдного пьяного инцидента. Нам, вероятно, будет немного легче. Тем не менее, хорошего мало.

— Наверное, да.

Малфой не отрываясь смотрел на озеро, швыряя камешки один за другим, а Гарри терпеливо ждал, пока слизеринец успокоится. Ждал, не в первый раз задаваясь вопросом, сможет ли когда-нибудь полностью понять волшебный мир. Даже спустя семь лет он продолжал сталкиваться с неожиданными отличиями, а в его познаниях об обычаях и традициях волшебников все еще оставались белые пятна. И этих пробелов бы не было, если бы его родители остались живы и сами вырастили его.

Прошло много времени, прежде чем Малфой, кажется, успокоился.

— По крайней мере, в том, что касается наследника, проблем быть не должно, — смиренно заметил слизеринец, зашвыривая в воду последний камень. — Хотя, я уверен, ты будешь невыносим в процессе, — невнятно добавил он.

— В процессе чего?

— Беременности.

— Что?

— Ну, кто-то же должен родить ребенка, — нетерпеливо пояснил Малфой.

— Что? — беспомощно повторил Гарри.

— А откуда берутся наследники, как ты думаешь?

— Разве для этого не нужна женщина?

— Ты что, видишь здесь женщин? Как, по-твоему, мужские пары заводят детей?

Гарри изумленно вытаращился на Малфоя.

— В чем дело? — спросил тот.

— Ты что, серьезно? — Гарри выпрямился.

— А как магглы поступают в таких случаях?

— Усыновляют или находят женщину, согласную выносить… Нет, ты шутишь? — воскликнул Гарри, переходя наконец от эмоционального потрясения к полному недоверию.

— У магглов не бывает мужских беременностей?

— Нет!

— У них процветает женская дискриминация?

— Малфой, ты ведь шутишь, правда?

— Не могу поверить, что ты еще не задумывался об этом. Это первое, что заботило бы лично меня, будь я на месте супруга с более низким социальным статусом. В конце концов, именно они вынашивают детей в мужских браках…

— Чего?!

— Боже мой, Поттер, ты кошмарно позеленел…

Гарри наконец взял себя в руки и постарался ощутить, какие чувства скрываются за голосом и манерами Малфоя.

— Ах ты, СВОЛОЧЬ! — не веря себе, заорал он, когда самообладание слизеринца дало трещину. — Ты чертов законченный ПРИДУРОК!

Малфой разразился хохотом, едва успевая уклоняться от бешеных попыток Гарри треснуть его по голове.

— Не могу ПОВЕРИТЬ…

— Не могу поверить — ты купился… — сумел выдавить Малфой между приступами смеха. — Честное слово, Поттер, твое лицо… ох, чего бы я ни отдал сейчас за камеру Криви… — Он снова зашелся безудержным хохотом. Яростный взгляд Гарри сменился сначала легкой полуулыбкой, а затем — неприкрытым смехом.

— Ну ладно, ладно. Пусть так, ты меня поймал, — признал он, поднимая руки. — Прекрасно, давайте дружно посмеемся над «воспитанным магглами кретином»; но если ты проболтаешься своим слизеринским дружкам, клянусь, я сделаю так, что у тебя щупальца будут из носа расти.

Малфой, раскрасневшийся и неспособный говорить, кивнул.

Гарри снова откинулся назад, ожидая, пока тот успокоится, и размышляя, как редко доводится видеть слизеринца полностью утратившим хладнокровие. Интересно, родился ли Малфой со способностью закрываться или его родители — скорее всего, отец — как следует потрудились, прививая ее.

— О боже, — блондин вытер глаза. — Не могу поверить, что ты действительно купился. — Он покачал головой, продолжая хихикать.

— Да откуда мне было знать?

— Спятил, Поттер? Мужчины, рожающие детей?

— Если б ты семь лет назад сказал мне, что можно в самом деле летать на метле, становиться невидимым или превращаться в животное, я решил бы, что ты псих. Что такое рядом с этим мужская беременность?

— Но все это — полезные, нужные людям умения. А мужская беременность — кому она нужна?

— Кому нужно выращивать соплохвостых мантикрабов, хотел бы я знать? Однако мы оба умеем это делать.

— Логично.

— Тогда как быть с продолжением рода? Я предполагаю, ты все же собираешься заиметь наследника, верно?

Малфой беззаботно пожал плечами.

— Скорей всего, заведу детей от какой-нибудь женщины и официально их признаю. Но они все равно будут незаконнорожденными, с сомнительной родословной и к тому же от матери не слишком хорошего происхождения.

— Почему?

— Потому что ни одна уважаемая семья не позволит дочери завести ребенка от того, кто не связан с ней узами.

— Это так важно?

— Что?

— Ты будешь меньше любить своих детей, если у них будет неидеальная родословная?

— Не знаю, как насчет любви, но ценить определенно буду меньше. И все вокруг — тоже.

— Ты шутишь.

— Не задавай вопросов если не хочешь услышать ответов, Поттер, — невозмутимо ответил Малфой, и Гарри решил, что возможно настал подходящий момент закрыть тему.

Они сидели, глядя на озеро, еще некоторое время, прежде чем Гарри взглянул на часы.

— Похоже, нам пора возвращаться.

Малфой было кивнул, но потом посмотрел вдаль, на школу. Гарри взглянул следом. Из замка вышли две больших группы студентов, одна направилась в сторону хижины Хагрида, другая — к квиддичному полю.

— Не хочу я сейчас ни с кем встречаться. А ты? — спросил слизеринец.

— Тоже. — Гарри откинулся назад, опершись на локти, подставил лицо солнцу и зажмурился. — Здесь неплохо, — заметил он, — хотя жаль, что я не захватил с собой одежды полегче.

— Зачем?

— Разогрелся во время игры, но ветер слишком прохладный, чтобы оставаться в одной футболке. Хотя, — он сел и стянул свитер, — к черту ветер. — Он скомкал свитер, подсунул его под голову и улегся назад, снова закрыв глаза. — Ага, не так уж и холодно.

Наступила тишина, а потом Гарри вдруг почувствовал неловкость. Он открыл глаза и обнаружил, что слегка покрасневший Малфой очень напряженно уставился на озеро.

— В чем дело?

Слизеринец, не глядя на Гарри, раздраженно прищелкнул языком.

— Ну что такое? — гриффиндорец сел.

— Ради бога, Поттер, до тебя что, не доходит? — раздраженно отозвался Малфой.

— Ох. — Гарри внезапно ощутил эмоции слизеринца и смущенно прочистил горло, не зная, глупо или благоразумно будет надеть свитер обратно.

— Не беспокойся, — выпалил Малфой, отворачиваясь. — Ты не так уж неотразим. — Он начал подниматься, но Гарри вытянул руку, чтобы задержать его, прежде чем сам понял, что сделал. — Что?

— Нам нужно лучше узнать друг друга, так? — спокойно ответил гриффиндорец. — Нам нужно научить меня не бояться твоих чувств… — он замялся, — или своих собственных.

Малфой смотрел на него во все глаза; Гарри глубоко вздохнул и придвинулся ближе, напоминая себе, что утром ничего плохого не случилось. Собственно говоря, было даже довольно приятно. Совершенно ошеломляюще, как и то, что случилось накануне в директорской гостиной, но все равно — приятно.

Он прислушался к чувствам слизеринца, ощутил его возбуждение, и спросил:

— Почему ты нервничаешь?

— Я не нервничаю, — поспешно ответил тот, — просто… просто не знаю, что ты собираешься делать дальше. — Сказав это, блондин зажмурился, борясь со смущением. — Я имею в виду… нет, не так. Я все еще боюсь, что ты начнешь паниковать или что-то в этом роде.

— Я сейчас паникую?

— Нет, но…

— Вот и не бойся раньше времени, — сказал Гарри, слегка удивленный малфоевскими опасениями.

Забавно. Малфой злился, но держал себя в руках, пока Гарри избегал его, но стоило только сделать шаг навстречу — и слизеринец явно начинал чувствовать себя неловко. Гарри улыбнулся, наклонился ближе, провел ладонью вдоль руки Малфоя и переплел их пальцы вместе. Блондин затаил дыхание, и они взглянули друг другу в глаза.

— М-м, Поттер, это недостаточно уединенное место…

Но Гарри уже было все равно. Он наклонился еще ближе и поцеловал Малфоя, который издал испуганный звук, подозрительно похожий на писк, но потом ответил на поцелуй. Блондин потянулся вверх, одной рукой притягивая гриффиндорца ближе к себе, а другой — лаская его щеку.

«Ну вот, и ничего страшного», — думал Гарри, когда поцелуй стал глубже и его начало затягивать в мир, где не было ничего важнее их губ и рук, которыми они ласкали друг друга. Правду говоря, заниматься этим с Малфоем было во много раз приятнее, чем делать с ним что-нибудь еще. Пока они касались друг друга, им не нужно было больше ни о чем беспокоиться: ни о семьях, ни о школе, ни о личности партнера — ни о чем. Все исчезало в вихре эмоционального и физического наслаждения.

«О да!» — мысленно воскликнул Гарри, перевернув Малфоя на спину, уткнувшись носом в его шею и улыбнувшись, когда слизеринец вцепился ему в плечи. Вместо того чтобы быть худшей частью уз, это, определенно, становилось лучшей. Оказывается, Малфой был прав. «Любить» и «нравиться» не имеют никакого отношения к сексу.

Гарри вздохнул, когда Малфой еще более настойчиво притянул его к себе, запутавшись пальцами в черных волосах, решительно наклонив голову, чтобы иметь возможность покрыть поцелуями Гаррины шею и ухо, и, ох, как, черт побери, он до сих пор без этого обходился?..

— Поттер, — пробормотал Малфой несколько минут спустя, когда Гарри, поколебавшись, начал вытягивать свитер из брюк слизеринца. — Поттер, подожди, — прошептал он, хватая гриффиндорца за запястья.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Гарри.

— Что ты делаешь?

Гарри моргнул:

— То есть?

— Как это называется?

— Полагаю, это называется обжиматься, — с досадой ответил гриффиндорец. Малфой закатил глаза, и Гарри заметил про себя, что недовольное выражение лица блондина обескураживало бы больше, если бы не раскрасневшиеся щеки и губы и учащенное дыхание.

— Я имею в виду, почему мы занимаемся этим тут, где любой, кто посмотрит в нашу сторону, сможет нас увидеть? Почему бы не вернуться в замок?

— Сомневаюсь, что кто-то будет сюда смотреть, — парировал Гарри, возвращаясь к шее слизеринца, и добавил между поцелуями: — А даже если и так, отсюда слишком далеко, чтобы нас можно было узнать…

— В самом деле? — Малфой слегка вздрогнул, когда гриффиндорец добрался до особенно чувствительного места, но, слегка задыхаясь, продолжил: — Даже без увеличивающего заклинания, двое парней, тискающих… о-о-о… тискающих друг друга посреди бела дня, когда все остальные на уроках, — неужели ты думаешь, что найдется хоть кто-то, кто нас не узнает?

— А нам не все равно? — Гарри зарылся лицом в малфоевские волосы, наслаждаясь ощущениями, которые будили в нем руки слизеринца, поглаживающие плечи и спину.

— Почему здесь, Поттер? Почему не у нас?

Гарри вздохнул и приподнялся на локтях, глядя вниз на Малфоя.

— Да что такого?

— То, что там будет на порядок более уютно. Я не особенно жажду, чтобы Колин Криви щелкнул нас своей чертовой камерой.

Гарри разочарованно перевел дыхание.

— Колина Криви здесь нет. Но если тебя это так беспокоит, почему бы нам не перебраться туда? — он кивнул на склон холма. — Из замка не будет видно.

— А почему бы нам не перебраться туда, — Малфой кивнул в сторону замка, — где я не буду упираться спиной в чертовы корни всякий раз, как ты… о-о-о… — Слизеринец умолк, теряя нить рассуждений, когда Гарри начал покусывать его ухо. — Нет, прекрати, убери руки, — он решительно отстранился и прокашлялся. — Поттер, мне неудобно.

— Ладно, как скажешь. — Гарри обхватил его за плечи, развернулся на спину, перекатывая Малфоя на себя, и усмехнулся, услышав его испуганный взвизг. — Так лучше?

Он смотрел на Малфоя снизу вверх и внезапно почувствовал себя ошеломленным и сбитым с толку — теперь, когда тот нависал над ним, в то время как сам Гарри беспомощно лежал на спине, полупридавленный телом слизеринца, ощущения стали совсем другими. Малфой отодвинулся, а на его лице появилось озадаченное выражение.

— Что с тобой?

Гарри покачал головой, пытаясь прогнать неловкость.

— Ничего. — И он снова потянул Малфоя на себя.

Слизеринец с энтузиазмом ответил на несколько горячих поцелуев, но потом отстранился и приподнялся, опираясь на локти.

— Поттер, прекрати. Тебе же неприятно. В сущности, ты страшно напрягаешься. И ты так и не ответил, почему мы должны «обжиматься» здесь, вместо того чтобы… — Малфой оборвал себя и с любопытством склонил голову набок. — Погоди-ка. Почему каждый раз, как я упоминаю наши комнаты, ты лезешь целоваться?

Гарри уставился на него, обдумывая, не стоит ли попробовать еще раз отвлечь его внимание. Наконец сдался, жестом предложил Малфою отодвинуться и сел.

— Не знаю.

Малфой тоже уселся, вытер рот и провел рукой по волосам, вытряхнув запутавшийся в них лист. Гарри обхватил руками колени, опустил на них голову и пожелал, чтобы чувств, в которых приходится разбираться, стало поменьше, так как знакомое сочетание возбуждения, нетерпения, разочарования, смятения и замешательства начинало слишком утомлять.

— Поттер?

— Я не знаю, понятно? — отрубил Гарри, закрыв глаза.

Слизеринец раздраженно фыркнул, и Гарри почувствовал, что он отклонился назад, а потом, спустя некоторое время, осторожно коснулся руки гриффиндорца. Мальчик ощутил, как знакомое спокойствие приходит и уносит прочь худшие из его отрицательных эмоций, заменяя их более светлыми и спокойными.

— Если мы будем в нашей комнате, ничто не помешает нам зайти слишком далеко, — наконец пояснил Гарри.

— Что?

— Я не… я хочу сказать, все здорово, но… — он запнулся, не находя слов, и беспомощно помотал головой, не зная, каким образом выразить то, что не было ясно ему самому даже сейчас, когда он успокоился.

— Ты не хочешь заходить дальше, чем сегодня утром? — медленно переспросил Малфой.

— Да.

— Так какого же черта ты просто не скажешь?

Гарри ссутулился, совершенно несчастный.

— Я не знаю, понятно? Я не… я не могу…

Слизеринец прикрыл рукой глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Гарри ясно чувствовал, что Малфой собрал в кулак всю свою выдержку, чтобы не накричать на него от расстройства.

Наконец блондин взглянул на Гарри, смерив его пристальным взглядом.

— Поттер, я ни в коем случае не давлю на тебя, — начал он самым рассудительным тоном, — просто хотел бы посоветовать: если ты сможешь разобраться в себе хотя бы в минимальной степени, между нами все пойдет намного более гладко. — Он встал, и Гарри попытался сообразить, что напоминают ему выверенно-вежливые интонации Малфоя. — Всего лишь совет, заметь. А теперь, если не возражаешь, мы могли бы провести время с большей пользой, отлипнув, наконец, друг от друга и попрактиковавшись в невербальных заклинаниях — у нас контрольная по чарам на следующей неделе. Поскольку я определенно не хочу доставлять тебе душевные страдания, вынуждая справляться с тем, в чем большинство людей разбираются к двенадцати-тринадцати годам.

Гарри содрогнулся, когда наконец понял, кого своими интонациями напомнил ему слизеринец: Люциуса Малфоя, в его самом отмороженном вежливо-высокомерном виде. Гарри задался вопросом, сознательно ли сын пытался подражать отцу или это произошло само собой. И решил, что не хочет знать, потому что неизвестно, какой вариант тревожит его больше.

Он вздохнул, увидев, что Малфой отошел в поисках материала для практики. Было не слишком приятно сознавать, что слизеринец в этой ситуации повел себя намного более ответственно и разумно, чем он сам. И что, возможно, настало время наконец «разобраться в себе» и позволить Малфою — да и себе самому — понять, что творится в его голове. Потому что то, как он ведет себя сейчас, несправедливо по отношению к ним обоим.

Гарри снова вздохнул. Самоанализ. Не самое любимое его занятие. Может быть, лучше оставить его на потом.

А пока лучше бы использовать время с толком, чтобы, как и предложил Малфой, попрактиковаться перед контрольной по чарам. К счастью, в заданиях — три серии по тринадцать вопросов — будут использоваться предметы, которые можно отыскать на природе: растения, камни, грунт, насекомые и мелкие животные, если удастся их поймать.

Ладно. Гарри начал осматриваться в поисках объектов для первой серии заклинаний. Четыре камня, четыре растения, четыре насекомых и одно свободное место для какой-нибудь невезучей птички или мышки — что подвернется.

Его мысли непроизвольно вернулись к вчерашним событиям в директорских апартаментах, и Гарри было решительно настроился отбросить их и сосредоточиться на насущной задаче, но понял, что подготовка к практике на самом деле не требует полной концентрации. Может быть, стоит посмотреть, куда эти мысли сами его заведут.

Он так испугался вчера, вспоминал Гарри, аккуратно расставляя четыре камешка на безопасном расстоянии друг от друга. Так упорно сопротивлялся самой мысли сблизиться со слизеринцем, так переживал из-за того, что в конце концов все равно придется это сделать, — неважно, по доброй воле или под действием зелья или заклинания. А потом вдруг все страхи, опасения и обиды были мгновенно отброшены в сторону восторгом от возможности быть рядом с Малфоем и делать то, к чему давно стремился. Действительно, в какой-то момент он, помнится, задался вопросом, почему так долго этого избегал. Может быть, сейчас подходящее время снова спросить себя об этом.

Итак, чего же он боится? Почему не хочет заходить дальше? В чем, вообще, дело?

Что ж, решил Гарри, покончив с материалом для первой серии и принявшись за второй комплект, в начале их связи он страшно боялся, что Малфой принудит его к тому, чего он не хотел. Слизеринец все время задирался, и они ненавидели друг друга. Малфой легкомысленно относился к сексу, но с горькой покорностью воспринял их узы как брак. В первое время Гарри был в ужасе от перспективы, что слизеринец возьмет все, что подразумевает связь, — просто потому, что имеет на это право, — с согласия Гарри или без него.

Но этого не произошло, совсем нет. За все время их связи Малфой не сделал ничего, чего бы Гарри сам не хотел. Если вспомнить все те три раза, когда они были близки: вчера, сегодня утром и несколько минут назад — каждый раз инициатором был гриффиндорец. Потому что вопреки всему, что, как он думал, он знал о Малфое, тот дал слово и сдержал его, ни разу даже не попытавшись надавить. Было ли это влиянием зелья терпения, вызванной узами способностью ощущать чувства партнера или просто той стороной личности слизеринца, которую Гарри никогда прежде не замечал, но все это время он мог не опасаться никакого давления.

На самом деле, понял Гарри, расставив второй комплект, он действительно больше этого не боится.

Он принялся подбирать материал для третьей серии.

Переживания по поводу собственных действий, совершенно точно, с самого начала создавали дополнительную проблему, решил он. Когда у них доходило до дела, Гарри начинал ужасно волноваться из-за явно презрительного отношения слизеринца к его неопытности и знаменитой, долгой истории малфоевских издевательств надо всем, что только ни делал гриффиндорец. Он не сомневался, что искушенному партнеру будет с ним скучно, что Малфой все время будет насмехаться, а Гарри — чувствовать себя глупым и несмышленым.

Но он снова ошибся. Малфой, несмотря на весь свой предыдущий опыт, казался скорее нерешительным, почти робким каждый раз, когда они делали что-то, хоть отдаленно интимное. И вчера, и сегодня Гарри чувствовал через узы, что слизеринец почти лишался рассудка от волнения и перевозбужденного либидо. По причине ли Гарриных действий или из-за магии уз — неважно, но Малфой не проявил ни недовольства, ни сожалений, даже мысленно, по поводу неопытности партнера. В действительности, слизеринец выглядел даже слегка ошеломленным силой и глубиной собственных реакций.

Кроме того, то, что Малфой делал, как целовал, как касался его — способами, которые почти сводили Гарри с ума, настолько сильно хотелось больше, ближе, сильней… Для них обоих это было вполне серьезно. Им было сказочно хорошо, и, вероятно, он должен об этом помнить.

О боже. Гарри прочистил горло и попытался прогнать ужасно несвоевременное возбуждение, вызванное всплывшими в памяти подробностями.

«Сосредоточься на задании», — строго сказал он себе. Все предметы для третьей серии заклинаний были собраны, осталось только их расставить.

Итак, если страх перед давлением и боязнь показать неопытность больше не имели значения, что осталось?

Да, конечно, не так он думал потерять девственность. В конце концов, любой человек хочет, чтобы его «первый раз» произошел с любимым человеком и доставил удовольствие.

Хотя… если подумать, это не имело бы значения, будь на месте Малфоя кто-либо другой. Потому что Гарри вовсе не надеялся потерять девственность с любовью всей своей жизни. Его фантазии были так же разнообразны, как и у большинства подростков. Иногда ему представлялось, что он влюблен в девушку, а она — в него. Иногда — что они только что познакомились; в Симусовом экземпляре «Диких штучек» такое называлось «фантазиями о прекрасной незнакомке из “Флориш и Блоттс”». Иногда девушка была просто другом или знакомой — как, скажем, Парвати Патил или Сьюзан Боунс, — которая каким-то непонятным, чудесным образом начинала значить для него больше.

Наконец, настало время взглянуть в лицо реальности. Ни одна из его романтичных фантазий, неважно какая, не сбудется. Включая «незнакомку из “Флориш и Блоттс”». Что касается подруги, ставшей возлюбленной… что ж, замени слово «подруга» словами «злая судьба» и получишь то, что как раз может произойти. Так что, наверное, стоит постараться принять случившееся и перестать притворяться, что все это время страстно желал чего-то другого.

Гарри безучастно смотрел на собранные для практики комплекты предметов.

Что же касается того незначительного обстоятельства, что Малфой — парень… Гарри прочел книгу, выданную им Помфри самом начале, бледнея от отвращения при виде большинства иллюстраций, и был уверен, что никогда по-настоящему не захочет делать хоть что-нибудь из описанного. Однако сейчас… он начал находить это привлекательным. Но что если он увлечется, и согласится, и получит из-за этого травму?

И наоборот — если Малфой каким-то чудом согласится дать Гарри — что если он сам травмирует слизеринца? Оставив в стороне вопрос, насколько ужасно он будет себя чувствовать, можно ли поверить, что Малфой не проклянет его в отместку самым жестоким образом?

Гарри глубоко вздохнул и заставил себя пересчитать приготовленные предметы и сосредоточиться на заклинаниях, которые предстоит выполнить. Хотя вряд ли он мог бы собраться и действительно наложить их прямо сейчас.

Им просто придется разобраться в технических вопросах. В книге предлагались кое-какие способы облегчить процесс, и Гарри решил, что, возможно, стоит ее перечитать, причем, в этот раз не отвергать прочитанное как нечто отвратительное, а изучать, имея в виду практическое применение.

Таким образом, остается последнее возражение, размышлял он, посматривая на Малфоя. То, о котором он говорил Рону и для которого сейчас было больше оснований, чем когда-либо раньше: боязнь привязаться к слизеринцу. Учитывая, что они перешли от открытой ненависти к недружелюбной терпимости, а потом к… Гарри даже не находил слов для описания того, что чувствовал теперь к Малфою, но это настолько не походило на ненависть, что становилось не по себе. А не станет ли все в тысячу раз хуже, когда они действительно займутся сексом?

Но деваться некуда. Единственное, что он может сделать с этим опасением, — это решительно, полностью, безоговорочно игнорировать его. Создать воображаемый мир, где ни Волдеморта, ни Люциуса Малфоя, ни всего того, что они олицетворяют, просто не существует. Потому что, как Рон и сказал, сейчас бессмысленно об этом волноваться.

Сейчас он должен сосредоточиться только на том, чтобы не позволить собственным страхам и неуверенности разрушить «прогресс» их проклятой связи. Эспозито права — это серьезно, и у него нет никакого права вести себя по-детски и причинять этим и себе, и Малфою зла больше, чем надо.

Гарри откашлялся, и слизеринец взглянул на него, прервав третью серию заклинаний.

— Как чары, удачно? — спросил гриффиндорец.

— Заканчиваю третью серию, — смущенно отозвался Малфой, повторив заклинание, которое ему не слишком удалось, и удовлетворенно кивнув, когда камешек, на который он указывал, вместо раздражающего неоново-желтого цвета мягко засиял зеленым. Он снова поднял голову. — Разобрался в себе?

Гарри глубоко вздохнул:

— Да, немного.

— И?

Гриффиндорец откашлялся.

— Я не хочу возвращаться в комнаты. Нет, я не возражаю, что мы так далеко зашли, но если мы будем у себя, я захочу пойти дальше, хотя не думаю, что готов к этому. И… я обдумал, в чем тут дело. Я постараюсь с этим справиться, и… — он снова кашлянул, готовясь к худшему, — прости меня.

Малфой слегка приподнял брови, но потом просто кивнул.

— Тогда ладно. Извинения приняты.

— Ну… тогда почему бы нам не остаться здесь? Все равно мне нужно еще практиковаться в чарах.

— Скоро обед.

Гарри почти было предложил пообедать в Большом зале, но затем передумал. Никто не обязывал их держаться подальше от сокурсников, но нельзя было отрицать, что общаться с кем-либо — друзьями или врагами — в компании Малфоя было рискованно.

— Можно было бы взять еду у эльфов и вернуться сюда.

— Пикник? — удивленно переспросил слизеринец. — Как… очаровательно старомодно.

Гарри пожал плечами.

— Хорошая погода. Можно захватить учебники и список.

— Ладно.

* * *

— Поверить не могу, что тебе нравятся сэндвичи с тунцом, — заметил Гарри, когда они расположились пообедать, вернувшись на смотровую площадку.

— Почему бы и нет?

— Это маггловская еда.

— Прикуси язык.

— Нет, мы проходили это на маггловедении, на уроках по маскировке. Мы заучивали список блюд, которые едят и волшебники, и магглы, чтобы заказывать их в маггловском мире, не выглядя при этом чужаком. И список того, что не нужно заказывать, такого, например, как тыквенный сок. И список блюд, которые изначально пришли к нам из маггловского мира.

Малфой уставился на свой сэндвич оскорбленным взглядом.

— В любом случае, сомневаюсь, что магглы включают в рецепт соус из языка саламандры. — Он откусил еще кусок. — Зачем тебе понадобилось маггловедение?

— Легкий предмет. Кроме того, я действительно мало знаю о нормальной маггловской жизни.

— Ты же рос у магглов.

— Предпочитаю верить, что магглы, у которых я рос, нормальными не были.

— Почему?

— Потому что если они — нормальны, то твой отец, возможно, в чем-то прав.

Малфой хихикнул:

— Приятно слышать. Итак, наш следующий пункт номер… — он наклонился вперед, чтобы просмотреть список, — номер семнадцать, да? «Опишите ваше детство».

— О. — Гарри тоже проглядел список. — Да, можно и этот. Сам выбирай.

— Ага, ладно. — Малфой доел сэндвич, отряхнул крошки и улегся на спину, подложив руки под голову и глядя в небо. — Вперед. Давай, рассказывай о своих очаровательных маггловских родичах.

— Они не очаровательные, — ответил Гарри, укладываясь рядом, — а чертовски зловредные. Самое лучшее в седьмом курсе — знать, что мне никогда больше не придется с ними жить.

— Если это они в ответе за твой внешкольный гардероб, то я могу понять почему.

— Ну, почти все, что я ношу, — обноски моего кузена Дадли.

— Обноски? Твою одежду кто-то носил до тебя? — Малфой с отвращением сморщил нос и недоверчиво уточнил: — Подожди-ка. Твои тряпки просто огромны. Твой кузен из них вырос?

— Он размером с небольшого дракона. Правда, более рыхлый и куда менее приятный. — Гарри вперился взглядом в облака и на несколько минут задумался.

— Поттер? — наконец окликнул его Малфой.

— Не уверен, что семнадцатый пункт — такая хорошая идея, — медленно начал гриффиндорец, и Малфой повернулся, чтобы взглянуть на него. — Потому что, ты же понимаешь, рассказывать мне о твоем детстве означает говорить, какой замечательный у тебя отец.

Он обернулся взглянуть на слизеринца и заметил мелькнувшее в его глазах удивление, прежде чем Малфой успел надеть привычную маску.

— Да, наверное.

— Похоже, мы должны избегать уймы тем, — добавил Гарри.

— Да.

— Ладно, давай перечитаем список.

Оба перевернулись на животы, разложили список перед собой и принялись вместе просматривать его.

— Я бы сказал, «поговорите о ваших родителях» — вне обсуждения, — мрачно сказал Малфой и ткнул палочкой в пергамент. Отмеченные слова перечеркнула линия.

— Мы уже обсудили «любимые школьные предметы». — Гарри коснулся списка своей палочкой.

— «Назовите друг друга по именам», — прочел Малфой и закатил глаза. — Отлично. Гарри. Твоя очередь.

— Ладно. Драко. Это нетрудно. — Гарри вычеркнул и этот пункт. — «Поговорите о вашем будущем после школы», эм-м… — этот пункт гриффиндорец вычеркнул не комментируя, отметив про себя, что они занимаются совершенно немыслимым делом — устанавливают четкие границы того, о чем можно и нельзя говорить, не уточняя даже, почему нельзя.

Очень странно. В то время как, по общему мнению, им нужно бы узнавать друг друга, чтобы «построить близкие отношения», они старательно игнорируют часть самых важных сторон жизни и черт характера.

Ладно, проехали.

— Знаешь, то, что осталось, не предполагает долгих бесед, — заметил Малфой, когда они закончили вычеркивать пункты, которые посчитали слишком рискованными.

— Остались «увлечения», «опишите ваших друзей», «любимые блюда»…

— И еще тринадцать пунктов, причем, ни на одну тему особенно не поговоришь, — Малфой сделал паузу, — если не считать «да», «еще» и «сильнее».

Гарри обнаружил, что смеется, и слегка покраснел.

— Ладно, выбери что-нибудь.

— Погоди. — Малфой пробормотал над пергаментом заклинание.

Гарри нахмурился:

— Что это такое?

— Заклинание, которое выбирает пункты из списка в произвольном порядке. Очень удобно, когда занимаешься и не можешь решить, какую тему взять следующей. Оно выбирает за тебя. — Они увидели, как чернила на одной из строчек позеленели. — Номер одиннадцать… фу, — сразу же скривился Малфой. — «Изучите черты лица друг друга с закрытыми глазами, с помощью волшебства, или физического контакта, или того и другого вместе». Почему мы не вычеркнули этот пункт за откровенную смехотворность?

— Он же не просто так попал в список. Эспозито не новичок в своем деле.

— Ага, и в нашем случае она достигла шикарных результатов. Через две недели мы попали в больницу, а еще через девять дней чуть не убили друг друга.

— Ну, мы же не следовали ее советам. Кроме того, мне казалось, что мы решили попробовать осуществить ее идеи.

Малфой было закатил глаза, но сел.

— Отлично. Я первый. — Он закрыл глаза и шепотом добавил: — Хотя, что это может дать — выше моего понимания. На мой взгляд, это больше похоже на очередную гениальную маггловскую идею.

Гарри тоже сел и притянул руку Малфоя к своему лицу. Слизеринец коснулся пальцами очков и слегка потянул. Гарри снял их, и блондин начал осторожно поглаживать его веки, брови и лоб.

Ох. Гарри резко вдохнул. Он понятия не имел, что это занятие должно было доказать и какую роль сыграть в установлении близких отношений, доверия или чего-нибудь еще в этом роде, но для возбуждения Гарриного либидо оно прекрасно подходило. Насмешливые, пронзительные глаза Малфоя были прикрыты, губы сосредоточенно сжаты, брови слегка нахмурены; он водил по лицу Гарри самыми кончиками пальцев так осторожно, так легко — бережно погладив щеку, очертив линию скулы, нежно коснувшись большим пальцем губ, а указательным переносицы, плавно скользнув к уху и обведя контур ушной раковины… Гриффиндорец понял, что он возбужден гораздо сильнее, чем, как он думал, возможно от такого совершенно невинного прикосновения.

Малфой открыл глаза, полуулыбаясь, и Гарри уставился на него. В голове гриффиндорца не осталось ни одной мысли, зато тело сгорало от желания.

— Ну-ну, — протянул слизеринец. — Может быть, в конце концов, это не такая уж дурацкая затея?

Гарри встряхнул головой, во рту у него пересохло. Малфой медленно потянул Гаррину руку к собственному лицу, потом наклонился ближе и осторожно закрыл гриффиндорцу глаза. Гарри закусил губу и на ощупь начал исследовать лицо блондина. Коснулся острого носа, волос, прикрывающих лоб мягкими прядями, едва заметной щетины на подбородке, губ, которые на ощупь оказались еще нежнее, чем на вид… и легкое, быстрое дыхание Малфоя согрело кончики Гарриных пальцев.

— М-м, — слизеринец слегка застонал, пошевелился, и Гарри еще сильнее прикусил губу. — Это очень… приятно.

— Эм-м, не думаю, что так и должно быть…

— И тем не менее… — с дрожью в голосе ответил Малфой. Гарри все еще прикасался пальцами к малфоевским губам; его сердце заколотилось, когда слизеринец придвинулся ближе, мягко отводя Гаррину руку и накрывая ртом его губы.

Все же это была плохая идея, решил Гарри. Чему бы ни должно было научить их это занятие, так вряд ли тому, как «продолжать поцелуи и объятия». Скорее всего, они должны были научиться доверять, или ценить друг в друге скрытые достоинства, или еще чему-то вроде этого.

С другой стороны, то, что сейчас происходило, превосходно справлялось и с этой задачей, заметил гриффиндорец, закрывая глаза, приоткрывая губы для Малфоя и чувствуя себя при этом в полной безопасности. И зная: вопреки всем ожиданиям, слизеринец будет чутким и внимательным, доставит Гарри совершенно невероятное удовольствие, и будет невозможно помнить, что все это вызвано заклинанием. Когда кто-то трепещет под твоими прикосновениями и, вроде бы, старается изо всех сил заставить тебя трепетать в ответ, трудно держать в голове, что в этом нет ничего, кроме гормонов и проклятья.

Гарри застонал, когда Малфой покрыл поцелуями его шею, одной рукой лаская щеку, а другой — поглаживая по спине. Он потянулся к лицу слизеринца и осторожно коснулся его век. Малфой, уткнувшись в Гаррину шею, улыбнулся, послушно зажмурился, и мальчики сосредоточились на изучении друг друга «с закрытыми глазами».

Проклятье. Нужно было соглашаться с самого начала. О чем только Гарри думал?

* * *

— Уже поздно, — пробормотал Гарри в волосы слизеринца несколько часов спустя, немного удивившись расслабленным, удовлетворенным интонациям собственного голоса. Малфой пошевелился, зевнул, поднял голову с Гарриного плеча и оперся на локоть.

— Сколько времени? — спросил он, протирая глаза.

Гарри взглянул на часы.

— Почти шесть.

— Пора ужинать. — Малфой нахмурился. — Подожди. Мы что, здесь уже шесть часов?

— Да.

— Я и не заметил.

— Мы были заняты, — хихикнув, напомнил Гарри.

— М-м, да, — улыбнулся Малфой, потом сел и потянулся, потерев шею. — Кажется, я, к тому же, немного задремал.

Гарри тоже сел и кивнул. Они были заняты. Перестав наконец целоваться, закончив тем самым «взаимное изучение лиц на ощупь» и послушно перейдя к трем следующим темам из списка, они пользовались любым, самым ничтожным поводом, чтобы продолжить интимные прикосновения. «Опишите ваши любимые блюда» превратилось в «перейдите от описаний вкуса упомянутых блюд к новой порции объятий и поцелуев». «Попрактикуйтесь в совместном наложении простых трансфигурационных заклинаний» плавно перетекло в «трансформируйте цветок в музыкальную подвеску, дерево — в пальто, траву под ногами, шутки ради, — в покрывало, а потом займитесь объятиями и поцелуями на этом самом покрывале».

«Позанимайтесь вместе» не давало повода для такой замены. Разочарованные тем, что три серии разгорячивших их «обжиманий» не привели к удовлетворительному результату, мальчики заскучали и после получаса чтения начали целоваться снова. В этот раз они не стали сдерживаться, только удостоверились, что не находятся в прямой видимости из замка и что оба остались более-менее одеты. Они кончили очень быстро и провалились в блаженную полудрему еще быстрее.

— Ты хочешь ужинать в Большом зале? — спросил Гарри.

— Не особенно.

— Значит, снова на кухню?

— Да. О, пожалуй, нет, — ответил слизеринец.

— Тогда куда?

— В Хогсмид.

— В Хогсмид? — Гарри нахмурился. — Сегодня не хогсмидский выходной.

— Мы же сейчас не в школе, правильно?

— Но…

— Как насчет «Трех метел»?

— Я… я не знаю…

— Сходим к Помфри на осмотр и удерем, — очень убедительно предложил Малфой.

— Но…

— Но — что?

— Мы… я хочу сказать, мы же не появлялись на людях. Что, если кто-нибудь…

— Будет пялиться? — насмешливо продолжил слизеринец. — Это же Хогсмид. Там привыкли и к студентам, и к тому, что с прессой надо быть поосторожнее. Других школьников там сегодня не будет. Я предпочту пойти туда, чем в какое-нибудь еще публичное место.

Гарри невольно улыбнулся. Хогсмид ночью, в будни. Скорее всего, будет интересно.

Выглядит почти… почти как свидание.

23 октября.

День двадцать пятый, пятница

Ему снился сон, и Драко не хотел просыпаться ни за что, ни за что на свете.

«Сколько было уже таких снов», — в оцепенении вспоминал он. Снов, в которых он наконец-то мог делать с Поттером все, что хотел, в которых им не приходилось сдерживаться из-за поттеровских дурацких моральных принципов, страха перед близостью или потому, что кто-то отвлек их в неподходящий момент. Снов, в которых они подчинялись желанию, забыв о самоконтроле. Снов, в которых они прикасались, и обнимались, и ласкали, и растворялись друг в друге, и вместе задыхались от страсти, и…

«О нет, — с отчаянием взмолился он, — пожалуйста, я не хочу просыпаться…»

Но было уже слишком поздно. Впрочем, все оказалось совсем не так плохо, осознал Драко после недолгого замешательства, когда, проснувшись, из совершенно чудесного сна попал в еще более чудесную реальность, в которой Поттер всем телом навалился на него и что-то бормотал ему на ухо хриплым, страстным шепотом.

— Ум-м, — промычал Драко.

— Я сказал, что если это расплата за то, другое утро, то ты победил, — сердито буркнул Поттер, приподнявшись на локте и бесцеремонно встряхивая слизеринца за плечи. — Ты сводишь меня с ума. Давай, просыпайся…

— Я н’сплю, — пробормотал Драко, притягивая гриффиндорца ближе. Он задохнулся, почувствовав тепло возбужденного поттеровского члена, который от его собственного отделял только тонкий слой хлопка. — О боже, нет, я не сплю, — и его дыхание прервалось, когда Поттер, чуть помедлив, придвинулся ближе, так, что они оказались полностью прижаты друг к другу, протолкнул ногу между ног Драко и обхватил рукой талию слизеринца, надежно удерживая его на месте.

Возросшее давление заставило обоих застонать. Они толкались друг в друга, пальцы Поттера до боли вонзались в спину Драко, слизеринец, не открывая глаз, впивался в поттеровскую шею; а потом гриффиндорец чертыхнулся, и Драко почувствовал, как его поднимает и несет на волне эмоций. Шея Поттера казалась шелковой на ощупь, а сам гриффиндорец — невероятно горячим, и когда его рука прокралась Драко под футболку, пальцы словно обожгли кожу; и они были так тесно прижаты, так близки… А потом Поттер вдруг замер, и Драко ощутил оргазм, пронзивший гриффиндорца, даже раньше, чем почувствовал пульсацию его члена, и тогда сам блондин кончил настолько сильно, словно его разорвало на части, и это было невероятно, запредельно хорошо.

Они продолжали стискивать друг друга в объятиях. Драко смутно, сквозь заполнивший уши гул собственного сердцебиения, слышал, как колотится сердце Поттера. А потом волной нахлынуло изнеможение, поттеровские руки ослабили железную хватку, гриффиндорец вздохнул, уткнувшись в шею блондина, а Драко отметил: возможно в этом и есть смысл посторгазменной апатии — не оставить им сил на то, чтобы чувствовать неловкость. Потому что хотя Поттер не хотел пока делать ничего, настолько близкого к полноценному сексу, именно этим они только что занимались. Драко действительно не смог бы сейчас вынести еще один приступ душевных метаний гриффиндорца, но, к счастью, было похоже, что тот засыпает.

Слизеринец позволил себе выбросить все из головы, сквозь дрему заметив, что оба они вспотели от напряжения, но его это не волнует. И что он слишком устал, чтобы воспользоваться очищающим заклятьем, но это тоже не имеет никакого значения.

* * *

— Как думаешь, на кухне осталось что-нибудь на завтрак? — поинтересовался Поттер некоторое время спустя.

— Даже если нет, ты всегда сможешь подъехать к Добби.

Поттер улыбнулся и медленно сел.

— Ну что? Повторим вчерашнее?

— Хочешь сказать, полет, пикник и список?

— Ага.

— Ладно, но заниматься надо бы побольше. Я и так слишком сильно отстал.

— Это в любом случае входит в список, — напомнил ему Поттер. — Заниматься вместе. Хотя вчера нам это не слишком удалось.

Драко хихикнул, вылез из постели и занялся поиском учебников, пока гриффиндорец чистил зубы и причесывался. Последнее было пустой тратой времени, отметил про себя блондин, когда зашел в ванную.

— Разве ты не можешь завязать их в хвост? — спросил он, взявшись за собственную расческу. — Это просто позор.

— Миссис Уизли, наверное, предложила бы их подстричь, но они от этого лучше не станут, — уныло заметил Поттер, бросил расческу и принялся намазывать лицо бреющим зельем.

— Не станут, — согласился Драко и, раздраженно хмурясь, начал расчесывать собственные спутанные волосы.

— Знаешь, тебе тоже не мешало бы подстричься, — вмешалось зеркало, и слизеринец рассеянно кивнул, а потом одарил говорящий предмет задумчивым взглядом.

— Что такое? — поинтересовался Поттер.

— Ничего, — пожал плечами Драко. Гриффиндорец бросил на него любопытный взгляд, смывая с лица зелье. — Ничего, просто женатые волшебники по традиции отпускают волосы.

— Правда? Отец Рона носит короткие, — заметил Поттер, и Драко закатил глаза.

— Потрясение основ: Артур Уизли не следует нашим традициям.

— Это действительно необходимо? — с интересом спросил гриффиндорец, и Драко пожал плечами.

— На самом деле, нет. Короткие прически больше никого не удивляют. — Он вдруг решил, что ему плевать на традиции волшебного мира в отношении длины волос; будь он проклят, если не подстрижется при первой же возможности.

— Не забудь, Помфри хотела, чтобы мы первым делом зашли к ней, — напомнил Поттер, вытирая лицо. — Пошли сейчас, пока все на первом уроке.

— Мы так и будем прятаться ото всех до понедельника? — спросил Драко, выходя из ванной.

— Думаю, да.

— Серьезно? — озадачился слизеринец. — Почему?

— Так проще.

— Не можем же мы скрываться вечно.

— Мы и не будем, нам в понедельник возвращаться в класс. Даже в общежитие, если захочешь. — Поттер нерешительно помедлил. — Даже… даже в слизеринское — если захочешь. Я имею в виду, было бы только справедливо…

— Не будь идиотом, — рассеянно прервал его Драко, доставая повседневную мантию. — Я не собираюсь возвращаться к слизеринцам, пока все не утрясется.

— Как? То есть, почему?

— Поттер, слизеринцы порвали бы тебя в клочья, и ты это знаешь. — Драко натянул рубашку. — Это гриффиндорцы настолько белые и пушистые, что угощают меня лакричными тянучками.

Поттер рассмеялся:

— А я-то думал…

— Думал — что? Что я буду настаивать на переезде в Слизерин? А потом, когда кто-нибудь из наших отпустит совершенно невинное замечание, ты выйдешь из себя, и мы оба попадем в отделение для душевнобольных больницы святого Мунго? Нет, спасибо. Я предпочел бы выбраться из этого без потерь, если ты не против.

— Ладно, — коротко ответил Поттер, запихивая в сумку учебники. — Значит, к Помфри, потом на завтрак. — Он рылся в ящиках стола, пытаясь отыскать конспекты по зельям.

Ох, ради бога, теперь гриффиндорец на что-то обиделся.

— Извини, что бы я там ни сказал, — пробормотал Драко, в раздражении пожелав: пройти бы через ту дверь с кем-нибудь другим — с кем угодно другим. А еще лучше, если бы с кем-нибудь другим через нее прошел Поттер. — Я не хотел… — он вовремя прикусил язык, и «ранить твои младенческие чувства» осталось непроизнесенным.

— Ты заметил, что извинения удаются тебе все лучше?

— Расчудесно, — кисло проворчал Драко, и Поттер ухмыльнулся в ответ. — А теперь ты должен ответить: «Ничего страшного» или «Иди на хрен», помнишь?

Поттер остановил его, положив ладонь ему на руку, лицо гриффиндорца приняло странное выражение. Несколько секунд он вглядывался в глаза Драко, пытаясь отыскать там что-то, непонятно что. Нашел ли он это или нет, было трудно сказать, но блондин с удивлением заметил, что взгляд Поттера переместился на его губы, а затем гриффиндорец приблизился и поцеловал его. Драко, после недолгого колебания, ответил на поцелуй и почти сразу пожалел об этом.

— Поттер, — пробормотал он, когда поцелуи с головокружительной скоростью превратились в страстные, а сумка гриффиндорца упала на пол, — разве мы не собирались к Помфри, м-м, во время первого урока?

— Точно, — Поттер, негромко рассмеявшись, отстранился. — Извини. — Он пригладил волосы, поднял сумку и приглашающе махнул рукой в сторону двери.

* * *

— Что ты думаешь насчет того, что сказала Помфри? — поинтересовался гриффиндорец несколько часов спустя, когда они прервались на обед.

— Сегодня? — уточнил Драко. Поттер кивнул. — Уверен, все так и есть. Скорее всего, не о чем волноваться.

— Но она выглядела встревоженной.

— Да, — пожал плечами Драко и сосредоточился на своем бутерброде. Малфои были глубоко убеждены: за них должны волноваться другие, нужно только заплатить. Разве адвокаты, врачи и тому подобные люди не для этого, в конце концов, существуют? Но довольно трудно не забеспокоиться, когда школьная медсестра, невозмутимо разбирающаяся со всем, включая квиддичные травмы — от сломанных костей до комы, — похоже, бессовестно лгала, говоря, что апатия после секса, на которую они оба жаловались, «скорее всего, совершенно нормальна». — Все равно с этим ничего не поделаешь. Она не сказала, что нужно прекратить.

— Классно, — сухо прокомментировал Поттер.

Драко хмыкнул и перевел разговор на другую тему.

— Откуда это пристрастие к пикникам, Поттер? Твоя маггловская родня их часто устраивает?

— Пикники? Боже, нет. Тетя Петуния ни за что не стала бы есть на улице. Это же так негигиенично. А твоя семья?

Драко расхохотался.

— Скажи, ты можешь вообразить мою мать — или, если на то пошло, моего отца — закусывающими на траве?

Поттер, тоже рассмеявшись, помотал головой, и Драко поразился тому, насколько им обоим удалось расслабиться. И тому, что у него уже несколько часов не возникало желания прибить Поттера. Ситуация определенно менялась к лучшему.

На самом деле, это даже… немного тревожило.

— Тогда почему ты согласился пообедать здесь? — спросил гриффиндорец.

— Я не мои родители, — напомнил Драко. — Кроме того, другие варианты — Большой зал, наша квартира или Хогсмид.

— Мне казалось, что тебе понравилось вчера в Хогсмиде.

— Да, было здорово.

— Хочешь повторить сегодня? — спросил Поттер, и Драко кивнул.

В Хогсмиде на самом деле было замечательно, и они задержались там намного дольше, чем рассчитывал слизеринец. Смена обстановки, приличная еда и удивительное равнодушие жителей к студентам. Обыватели наверняка точно знали, кем были мальчики и почему появились в деревне в будний день, но никто и бровью не повел. Это, если подумать, позволяло чувствовать себя куда свободней, чем в Большом зале.

Было здорово появиться на людях, не рискуя встретить никого из сокурсников. Драко почти пожелал, чтобы им не пришлось возвращаться в класс в понедельник, чтобы они смогли продолжить этот…

Этот — что? Медовый месяц?

Внезапно слизеринец почувствовал себя совершенно сбитым с толку.

— Что случилось? — спросил Поттер.

Драко взглянул на него, покачал головой и изо всех сил постарался думать о чем-нибудь другом. Потому что эти четыре дня должны были быть посвящены только одной цели: они с Поттером должны выйти на тот уровень отношений, когда смогут сосуществовать, не пытаясь уничтожить друг друга, до тех пор пока сила их связи не начнет поддаваться контролю, а тогда они смогут мило распрощаться и не встречаться больше никогда.

Драко не должен был обнаружить, что Поттер интересный и приятный собеседник. Он не должен был наслаждаться обществом гриффиндорца, или интересоваться его мнением, или соглашаться с ним, или ценить его чувство юмора. Или с нетерпением ожидать совместного похода в Хогсмид.

Поттер нахмурился:

— Что такое?

— Ничего, э-э… ничего. Пошли — можем полетать или…

— Ты еще не доел.

— Я… я не голоден.

— Да что случилось? — Вот дерьмо, теперь Поттер отложил бутерброд и, кажется, забеспокоился. — Малфой?

Гриффиндорец прикоснулся к руке Драко, с тревогой глядя на него.

— Не надо.

— Не надо — что?

Драко резко отдернул руку, встряхнул головой и отвел взгляд от поттеровского лица, которое принимало все более и более встревоженное выражение.

— Малфой, что…

— Отцепись, — отрезал слизеринец.

Поттер выпрямился, к его беспокойству теперь примешивалось раздражение.

— Прекрасно. Извини, — сдержанно ответил он. — Я просто подумал… подумал, что смогу успокоить тебя, вот и все. Ты выглядишь так, словно тебе это нужно. И ощущения такие же. — Он рассеянно потер затылок.

— Так ты собирался применить свои успокоительные таланты? — фыркнул Драко. — Избавь меня от этого.

— Какая муха тебя укусила?

Блондин вскочил, внезапно разозлившись — на Поттера, за его беспокойство, и на себя, за свои чувства.

— Отстань, — выплюнул он с куда большим гневом, чем намеревался.

Глаза Поттера расширились от удивления, и он тоже поднялся на ноги.

— Что с тобой случилось?!

— Ты!

Драко затрепетал от удовольствия, когда Поттер отшатнулся, почти физически отброшенный внезапностью и силой гнева слизеринца. Гриффиндорец потянулся к палочке, беспечно оставленной на земле, но перехватил взгляд Драко, направленный на нее же, и невольно поднял руку к портключу, висящему на шее, на цепочке под рубашкой.

— Собираешься в святого Мунго, а? — ухмыльнулся слизеринец. — Вперед. На здоровье.

— Нам стоило бы отправиться вместе, — напомнил Поттер. Драко пожал плечами, ему действительно было все равно, лишь бы не чувствовать себя так, как несколько минут назад. — Мы должны признать, что не справились, и доверить себя специалистам, — неестественно спокойным голосом продолжил гриффиндорец.

— Шикарная идея. Пошли, — небрежно согласился блондин, доставая собственный портключ. Поттер схватил слизеринца за руку.

— Почему?

— Потому что ты вообще вспомнил о святого Мунго. Это прекрасно подтверждает: у нас ничего не получилось. Тебе так не кажется? — ехидно спросил Драко, снова отдернув руку.

— У нас получалось. Все время, до последней минуты. Мы не ссорились, мы поладили и… — гриффиндорец замолчал, и Драко почувствовал подступающую тревогу.

«О нет, пожалуйста, пусть Поттер не вспоминает о том, что мы оба чувствовали прямо перед тем, как…»

— А сейчас тебе… страшно. Почему?

— Отстань. — Драко услышал легкую дрожь в собственном голосе и постарался подавить нарастающую панику.

— Что, черт побери, происходит?

— ОТВАЛИ!

— НЕТ! Я не сдамся только потому, что у тебя приступ паники или нечто вроде того — или… или из-за того, что ты злишься на меня и, думаю, только потому, что боишься…

— Я не…

— Ты знаешь, что я могу помочь. Я уже помогал раньше — успокаивал тебя, когда ты напрягался…

— Есть только один вид «напряжения», с которым мне нужна твоя помощь, — огрызнулся Драко, и Поттер покраснел после секундного замешательства. Внезапно слизеринец почувствовал себя более уверенно — это, по крайней мере, было ему знакомо: чертовски сильно смутить гриффиндорца, а потом перейти в решительное наступление. — О, так тебя это тоже слишком сильно пугает?

Поттер уставился на него, полностью выбитый из колеи быстро меняющимися эмоциями Драко. «А он действительно очень привлекателен, — услужливо подсказал слизеринцу внутренний голос, — особенно сейчас, когда его лицо слегка зарумянилось, а дыхание стало неровным».

— Что скажешь, Поттер? — Драко обшарил глазами тело гриффиндорца и был вознагражден проблеском почти невольного ответного интереса.

— Н-нет…

— Почему — нет?

— Ты… ты в ярости…

— У тебя же раньше не было яростного секса, правда? В нем есть свое очарование.

— У меня раньше не было вообще никакого секса, ты не забыл? — напомнил Поттер, безуспешно пытаясь сохранить ровный тон и скрыть испуг в голосе. — И я не собираюсь начинать сейчас, когда ты в таком настроении.

— Где твоя знаменитая гриффиндорская смелость?

— Это было бы глупо, а не смело. — Поттер нервничал все сильнее и сильнее, в то время как Драко, усмехнувшись, подступил слишком близко. — Кроме того, я не хочу.

— Лгать супругу в начале связи почти невозможно, Поттер, — рассмеялся Драко, и гриффиндорец вспыхнул еще ярче. — По крайней мере, одна часть тебя определенно хочет. — Драко перевел взгляд вниз, а потом с ухмылкой взглянул в глаза Поттеру, шагнул ближе, и гриффиндорец подался назад.

— Мне кажется, ты говорил, что не сможешь, если…

— Если бы ты действительно «не хотел» так, как тебе нравится думать, поверь, я бы к тебе даже не подошел.

Поттер словно прирос к месту, борясь с противоречивыми чувствами.

— Я к тебе не прикасаюсь. — Драко отступил назад и поднял руки, дразня гриффиндорца этим миролюбивым жестом. — Следующий шаг за тобой.

Поттер с трудом сглотнул, перевел пристальный взгляд на губы Драко, а потом снова взглянул ему в глаза.

Он нерешительно взял слизеринца за руку, и Драко замер… А потом Поттера словно что-то подстегнуло, он внезапно оказался рядом, толкнул Драко к ближайшему дереву, а слизеринец принялся отпихивать его, чтобы перехватить инициативу — и замер.

При такой неуверенности Поттера — кто знает, что произойдет, если Драко начнет каким-то образом сопротивляться? Все может обернуться схваткой. И они могут всерьез травмировать друг друга.

Чувствуя себя так, словно он, поддавшись внезапному порыву, шагнул в пропасть, Драко позволил Поттеру завладеть инициативой и притиснуть себя к дереву. А потом гриффиндорец прижался к нему, зарылся руками в его волосы и, удерживая блондина на месте, резко подался вперед и впился в его рот жадным поцелуем. И Драко сразу же откинул голову и раскрыл губы, давая Поттеру свободу действий, опустив для равновесия руки на бедра гриффиндорца, но не пытаясь никоим образом контролировать его.

«О да», — вознес он мысленную благодарность, когда Поттер едва не прокусил ему губу, и в этом не было ни привязанности, ни романтики, ни чего бы то ни было милого, нежного — и опасного. Ничего, кроме секса, гнева и очищения души, и не имело значения, от кого из них исходили эмоции, а от кого — действия, пока ощущения были резкими и освежающими.

Драко задохнулся, когда гриффиндорец совсем не нежно укусил его за шею.

— М-можно сильней… — Поттер так и сделал, и блондин закричал, когда его пронзила смесь боли и удовольствия.

Поттер нетерпеливо потащил вверх рубашку Драко, вытягивая ее из брюк и шаря руками по спине блондина, а тот вернул любезность и потянулся к рубашке гриффиндорца. Они неловко боролись с пуговицами в промежутках между жестокими, травмирующими поцелуями, стаскивая рубашки с плеч друг друга, и прикосновение к обнаженной коже дарило невероятно сильные ощущения после многих недель целомудренных касаний сквозь слои одежды. А потом Поттер снова принялся за шею Драко — если так будет продолжаться, дойдет до настоящих кровоподтеков; но это было потрясающе, и ничего другого слизеринцу сейчас не было нужно.

Только связующее заклятье. Только секс. Совершенно безопасно.

Кто бы мог подумать, что их стычка вытащит на свет эту сторону поттеровского характера, рассеянно удивлялся Драко между неистовыми волнами наслаждения и боли. Шершавая кора дерева, к которому Поттер прижал его, впивалась в голую кожу, на спине наверняка останутся синяки и царапины, но Драко не стал бы останавливать гриффиндорца даже за все галеоны «Гринготтса».

Поттер отстранился на мгновение, его грудь вздымалась, губы распухли, а зеленые глаза горели темным огнем, и блондин нетерпеливо ждал, пока гриффиндорец отыщет то, что ему нужно — чем бы это ни было, — в глазах Драко, чтобы, наконец, продолжить.

«Пожалуйста, пожалуйста, только не останавливайся».

Поттер опустил руку вниз, его пальцы скользнули под ремень Драко, и сердце слизеринца сбилось с ритма. Медленно расстегивая брюки блондина, гриффиндорец пристально вглядывался ему в глаза, очевидно пытаясь понять, не должен ли он прекратить. Драко невольно зажмурился, когда давление на пах ослабло, а затем Поттер невыносимо медленно потянулся к члену слизеринца, и Драко потерял способность шевелиться, способность что-то делать вообще. Единственная связная мысль, которая осталась у него, это сказать Поттеру, чтобы он, ради всего святого, поторапливался; но Драко даже представить не мог, как это сделать, и оставалось только ждать, буквально затаив дыхание и беспомощно царапая ногтями плечи гриффиндорца, когда же его рука доберется до цели.

— Твою мать! — выдохнул блондин, распахнув глаза и чуть не кончив, когда Поттер наконец до него дотронулся. Гриффиндорец сосредоточенно смотрел на Драко, а тот понятия не имел, как намекнуть ему: «Ну же, пожалуйста, не стой столбом». Он довольствовался тем, что потянулся к поттеровским брюкам — только выждал долю секунды, прежде чем гриффиндорец слегка кивнул — и попытался дрожащими пальцами проникнуть внутрь, чтобы показать: нужно больше, быстрее, сильнее…

Поттер зажмурился и застонал под прикосновением Драко, а потом они дали друг другу все, в чем нуждались, дроча грубыми, поспешными движениями. Это продолжалось мгновения или, может быть, века, потом гриффиндорец выругался голосом, больше похожим на рыдание, а Драко чуть не прокусил губу от избытка чувств, и они выплеснулись друг другу в ладони.

«Мерлин, это лучше, чем визит в святого Мунго», — подумал Драко, когда они оба без сил повалились на землю и остались лежать рядом, под деревом, а их глаза сами собой полузакрылись.

Ох, намного лучше.

* * *

— Не собираешься рассказать, что такого случилось утром, что ты вдруг завелся? — небрежно поинтересовался Поттер вечером, во время ужина в Хогсмиде, и Драко чуть не подавился тушеной тыквой.

— Что?

— Что случилось сегодня утром?

Драко нахмурился.

— Не твое дело. Кстати, почему ты вспомнил об этом сейчас?

— До сих пор надеялся, что ты сам расскажешь. И это очень даже мое дело. Мне нужно знать, что я такого сделал, чтобы не повторить ошибку. Я немного беспокоюсь.

— Пустяки, — отмахнулся Драко. — Ничего ты не сделал.

— Я схватился за портключ, Малфой, — спокойно напомнил Поттер. — Я решил, что ты собираешься напасть на меня.

— Так что вместо этого ты напал на меня, — с ухмылкой заметил Драко. — И, кажется, потом все прошло просто здорово. По крайней мере, я не слышал, чтобы ты жаловался. — Он осторожно коснулся своей шеи. — Хотя будет немного неловко, когда завтра Помфри придется убирать эти засосы, и мне жаль, что я не знал заранее: в исцеляющих заклятьях от тебя толку не больше, чем от меня.

Поттер, вполне предсказуемо, покраснел, но не отвел пристальный взгляд.

— Малфой.

Драко отложил вилку и глубоко вздохнул.

Позволить себе выговориться? Нет. Он до сих пор не имеет ни понятия, как объяснить то, что случилось с ним этим утром, ни — совершенно точно — желания рассказывать об этом Поттеру.

Гриффиндорец рассеянно скреб ложкой по тарелке. На взгляд Драко, довольно раздражающий звук.

— Ты не знаешь или не хочешь говорить об этом?

— Второе.

— Совсем или только со мной?

— Совсем.

— Так не пойдет. Сможешь завтра поговорить с Помфри?

Драко раздраженно вздохнул:

— Да, конечно.

Наверное, получится очень смешно. «Мадам Помфри, мне кажется, я слишком увлекся моим вынужденным супругом. Что мне делать?»

Что бы она ответила?

Вероятно, пришла бы в восторг и назвала это «прогрессом». Скорее всего, это и был бы прогресс, будь он женат на ком угодно другом, кроме Поттера.

Но с кем еще он мог бы поговорить? Родители исключаются — даже не считая того, что ему просто стыдно, он скорее согласится на Круциатус, чем признается в своих чувствах любому из них. Мать пришла бы в ужас и до раздражения взволновалась. Отец… ох, словом «разочарование» невозможно описать, что бы почувствовал отец.

Может быть, со Снейпом?

Может быть, ни с кем. Может быть, он мог бы просто упомянуть об этом в разговоре с Помфри, выслушать ее одобрительное кудахтанье и уповать, что она подтвердит: он ни в чем не виноват, все случившееся — лишь часть естественного следствия уз. Тогда Драко сможет забить на свои страхи и неловкость и просто жить день за днем, до тех пор пока связь не состарится, надеясь, что все уладится в конце концов.

— Я поговорю с Помфри, — уже уверенней повторил он и решительно приказал себе перестать беспокоиться об этом. Совсем. На самом деле.

— Отлично. — Поттер, кажется, удовлетворился ответом и занялся своей пастой.

— Жаркое на редкость удачно для «Трех метел», — переменил тему Драко, надеясь, что с предыдущей они покончили.

— Я даже не знал, что они здесь подают нормальную еду, — отозвался гриффиндорец.

— Фу, только не говори, что это тоже маггловское блюдо. — Драко сморщил нос от отвращения.

— Я не о маггловских блюдах, а о том, что здесь в меню не только десерты.

— Думаешь, что те, кто здесь живут, не хотят иногда поужинать в ресторане?

— Никогда об этом не задумывался, — признался Поттер.

— Как я слышал, у них еще и хороший выбор вин.

— Я думал, что алкоголь подают только в «Кабаньей голове».

Драко скривился от отвращения.

— Отталкивающее место. Ты можешь представить себе, как люди, в распоряжении которых есть «Сладкое королевство», отправляются в «Кабанью голову», если хотят выпить вина за ужином?

— Интересно, подали бы нам?

Драко вытаращил глаза.

— Что?!

— Мы совершеннолетние.

— Поттер, ты предлагаешь заказать алкоголь?

— Ничего я не предлагаю, просто поинтересовался.

— О, конечно. — Драко закатил глаза. — Извини. Я и мысли не допускал, что Золотой Гриффиндорский Мальчик может нарушить правила не с целью спасти мир, а только забавы ради.

— Не я здесь староста, — едко отпарировал Поттер.

— Бывший староста, благодаря нашим узам, и огромное спасибо, что напомнил. Кроме того, ты же не станешь в открытую нарушать правила. Разве ты обычно не прикрываешься невидимостью или чем-то вроде того?

— Хочешь сказать, что сможешь? Убедить их принести выпивку, не используя заклятий или других уловок, только силой своего слизеринского обаяния?

— На сколько спорим, что смогу?

* * *

Рон Уизли, зевая и поглядывая на часы, брел по коридору седьмого этажа. Полдвенадцатого ночи. После того как он закончит обход, еще останется время дописать эссе по защите от Темных искусств, заданное на завтра, и как следует над ним поработать. Не так хорошо, как если бы Гарри был рядом и помог, перечитав сочинение, прежде чем его придется сдать, но, тем не менее, вполне приемлемо.

Рон вздохнул, искренне желая, чтобы его друг снова вернулся в общежитие. В чем бы ни выражалось влияние уз на Гарри, это определенно затрагивало и гриффиндорских семикурсников. Без него они чувствовали себя не в своей тарелке. Рону не с кем было заниматься защитой, Невиллу не на кого изливать восторги по поводу гербологии, Дину не с кем поговорить о футболе…

Что ж, оставалась надежда, что Гарри вернется в понедельник. Если предположить, что между ним и злосчастным хорьком, с которым он связан, все наладится. Скверное предположение — что бы там Рон ни говорил другу во время их утренней беседы в прошлую субботу, на самом деле он понятия не имел, сможет ли Гарри наладить с Малфоем терпимые отношения. Рон не мог представить себе их вместе иначе, чем дерущимися до тех пор, пока не доведут друг друга до больничной койки. МакГонагалл уверяла: за ними ненавязчиво наблюдают, обоим выдали портключи для безопасности, но сам факт, что такие портключи понадобились, доказывал — парней нельзя было оставлять наедине. Все это совершенно не успокаивало.

Услышав шум из открытой двери классной комнаты, Рон сдержал очередной зевок. Застонав, он заглянул внутрь, потом улыбнулся и помахал рукой сэру Николасу и Серой Даме. Отлично. Не бродящие в неположенном месте студенты, а только два привидения, демонстрирующие все признаки недавно начавшегося романа. Нет необходимости ни задерживаться здесь, назначая взыскание и споря, сколько очков нужно снять за проступок, ни смущаться, прерывая личное свидание.

«Интересно, на что может походить роман между двумя привидениями?» — задался праздным вопросом Рон, продолжая обход и поторапливаясь теперь, когда дежурство подходило к концу. Он завернул за угол и снова услышал шум, со стороны лестницы, по которой только что поднялся.

Подавив раздраженный стон, он осторожно направился назад, надеясь, что это не очередное свидание Лаванды с Блейзом Забини. В прошлый раз она очень рассердилась на Рона.

— Ш-ш-ш, — раздалось шипение, а в ответ прозвучало нечто, подозрительно похожее на хихиканье.

— Сам’ш, — нечленораздельно пробормотал весельчак. — Все равно тут никого нет. И п’том, не так уж и поздно.

Рон вытаращил глаза. Гарри?!

— Давай, Поттер, мы п’чти дошли, — задыхаясь ответил Малфой очень веселым и очень-очень пьяным голосом. — П’чти дошли.

— Знаешь, куда еще мы п’чти дошли? — спросил Гарри. — До Вручай-комнаты… Вы-ру-чай-комнаты.

Послышался шлепок, а потом шорох, заглушенный пьяными смешками.

— Боже, Поттер, ты с’сем не умеешь пить, — проворчал Малфой. — П’шли.

Один из них, кажется, споткнулся, и Рон внезапно понял, что не хочет сейчас с ними встречаться. Осмотревшись, он шагнул за стоящие в коридоре доспехи в тот момент, когда парни вышли из-за угла.

— А ты умеешь? — рассмеялся Гарри. — Кто тк’что чуть не сблевал на лес’нице?

— Н’правда, — с пьяным достоинством возразил Малфой.

Рон выглянул из-за доспехов и был вынужден зажать рот рукой, чтобы не расхохотаться. Гарри с Малфоем без особого успеха пытались пройти по широкому, совершенно пустому коридору. Гарри вцепился слизеринцу в плечо, тот в ответ обнимал его за талию, но было трудно сказать, кто из них кого поддерживал. Пока Рон наблюдал за ними, парни налетели на стену и приглушенно рассмеялись.

— Как н’счет того, чтобы заняться этим здесь, у стены, — обрадовано пробормотал Гарри и, склонившись к Малфою, поцеловал его. Слизеринец удивленно пискнул, а потом с энтузиазмом ответил, и Рон нырнул назад, под прикрытие доспехов.

Зрелище оказалось не столько забавным, сколько смущающим. Насколько можно было судить по приглушенным звукам, парни наслаждались друг другом, пожалуй, более откровенно, чем следовало в общественном месте.

Что ж. Это действительно совершенно разные вещи: знать, что твой лучший друг увлечен, а может быть, даже трахается с твоим злейшим врагом, и видеть это. Или слышать это.

— П’шли, Поттер, мы уже почти дома… — слабо запротестовал Малфой; его голос стих из-за того, что, как понял Рон, Гарри заткнул рот слизеринца поцелуем. Ф-фу. Рон поежился и пожелал парням продолжить путь к собственной квартире, пока они не встретились с кем-нибудь еще.

— Не хочу домой, мы и так все время дома, — пробормотал Гарри, и Рон снова услышал шлепок. Он опять выглянул из-за доспехов и немедленно нырнул обратно, решив, что обойдется без зрелища парочки, слившейся в страстном поцелуе: Малфоя, пытающегося вытянуть Гаррин свитер из брюк одной рукой, запутавшись в волосах гриффиндорца другой, и Гарри, отважно расстегивающего малфоевскую рубашку.

— Что здесь происходит? — голос Эрни Макмиллана эхом разнесся по коридору, и все трое: Рон, Гарри и Малфой замерли от неожиданности.

— Гарри? — не веря себе, спросил Эрни, и Рон снова выглянул. Гарри с Малфоем стояли на прежнем месте, разинув рты от удивления, рубашка слизеринца была наполовину расстегнута, а одна из Гарриных ног втиснута между малфоевских бедер. — Что вы делаете?

Очевидно, это был не слишком уместный вопрос, потому что блондин и брюнет обменялись взглядами, удивленно-виноватое выражение исчезло с их лиц, и, прислонившись друг к другу, парни разразились смехом.

— А н’что это похоже, Эрн? — хихикая, спросил Гарри.

— Гарри! Ты пьян!

— Смотри-ка, а он догадлив, — сообразил слизеринец.

— Малфой! Вы оба омерзительно пьяны, — раздраженно выпалил хаффлпаффец, но парни только еще сильней расхохотались, держась друг за друга, чтобы не рухнуть с позором на пол.

— Это нарушение всех школьных правил, — серьезно заявил Эрни, и у Рона лопнуло терпение.

— Спасибо, Эрн, я с ними разберусь, — предложил он, выбираясь из-за доспехов. Гарри с Малфоем удивленно обернулись, потеряв равновесие, и слизеринец едва удержал Гарри от падения. К сожалению, малфоевская рубашка от этого распахнулась еще сильней, открывая тянущуюся вдоль шеи цепочку отметин, подозрительно напоминающих засосы.

«Слишком, слишком много информации», — встревоженно отметил Рон

— Рон! — обрадовался Гарри. — Откуда ты взялся?

— Рон? Что ты делал за…

Рыжеволосый гриффиндорец решительно схватил Эрни за рукав.

— Оставь их мне, Эрн, пожалуйста. Я буду тебе должен.

— Ты ведь не собираешься их просто отмазать, нет? Напиваться — абсолютно против школьных правил, и…

— Панси! — радостно завопил Малфой, когда из-за угла появилась Панси Паркинсон. — Слушай, Поттер, здесь же собрание старост!

Гарри огляделся и, уткнувшись лицом в малфоевское плечо, приглушенно захихикал.

— Драко?! — недоверчиво воскликнула слизеринка. — Что здесь происходит?

— Мы с Уизли обсуждаем, что делать с этими двумя, — ответил Эрни с непоколебимым достоинством.

— Для начала я бы предложила отвести их в квартиру, пока они не вырубились в коридоре, — с усмешкой заметила Паркинсон. — Драко, милый, тебе чертовски повезло, что Люциуса сейчас здесь нет.

— П’трясающе, правда? — энергично кивнул Малфой.

— Эрни, дальше мы сами разберемся, — повторил Рон.

— Думаю, лучше, чтобы этим занимался староста другого факультета. Вы оба будете слишком необъективны…

— Макмиллан, мы знаем свои обязанности, — прервала его Паркинсон, раздраженно повысив голос. — Мы не дадим им легко отделаться. А теперь будь добр, убирайся.

Эрни, прищурившись, взглянул на нее и Рона, но кивнул и направился прочь. Оба старосты подождали, пока хаффлпаффец действительно уйдет, и обернулись к Гарри с Малфоем.

— Ладно. Как он тебя напоил? — спросил друга Рон.

— Как я… Откуда т’знаешь, что это не он меня н’поил? — возмутился Малфой.

— Это правда?

— Ну… — сконфуженно начал Гарри.

— Ну, в каком-то смысле… мы оба…

— Но ты начал первым, — напомнил гриффиндорец.

— Н’чего подобного! — категорически возразил Малфой. — Я т’лько сказал, что у них есть вино, а ты…

— Ты поспорил…

— Ладно, ладно, — вмешался Рон. — Пошли. Шагом марш к себе. Мы вас проводим.

— Вы будете с’мать очки? — спросил Гарри. — Потому что на самом деле это н’праведливо, мы ведь сейчас не в школе, так?

— У нас д’вольно-понудительный… добровольно-при-ну-дительный отпуск, — старательно выговорил Малфой.

— Что не улучшает дела, Драко, — заметила Паркинсон. — Вас отстранили за стычку…

— …добровольно-ПРИнудительно, — встрял Гарри.

— …а вы напились во время этого отпуска. Плохо дело.

— О черт. Слушай, Панси, п’жалуйста, не докладывай об этом. — Малфой, проявив наконец заметное беспокойство, замер на месте.

— Драко…

— Пусть будет отработка, это н’мально. Т’лько не…

— Черт, да, — торопливо добавил Гарри. — Рон, скажи, что пьян был т’лько я.

Гриффиндорец и слизеринка переглянулись. Рон был крайне озадачен, а Паркинсон обеспокоена.

— Хорошо, — медленно произнесла она. — Я не стану об этом докладывать. Но у тебя все равно будут неприятности, ты же понимаешь, да? — добавила она, обращаясь к Малфою.

— За то, что позволил ему н’браться, — да, но это ничего…

— Нет, подождите. Даже не надейтесь… — начал Рон.

— Рон, с’мое худшее, что мне грозит, это отработка, но с Малфоя оте… ОЙ! — Гарри взвизгнул, когда слизеринец до боли стиснул его руку. Гарри оглянулся и впился взглядом в Малфоя; что-то неуловимое промелькнуло между ними. Слизеринец опустил взгляд и выпустил Гаррину руку; гриффиндорец выпрямился и мягко прикоснулся к плечу блондина, перед тем как обернуться к Рону. — Просто поверь мне, ладно? Я п’том объясню.

Рон повернулся к Паркинсон, которая задумчиво наблюдала этот обмен взглядами, и смущенно ковырнул ботинком пол.

— Почему мне кажется, что только я здесь ничего не понимаю?

— Потому что так и есть, — без обиняков заявила слизеринка. — Уизли, все просто. Мы снимем с каждого по десять очков за прогулку после отбоя, двадцать с Поттера — за то, что был пьян, и двадцать с Драко — за то, что дал Поттеру напиться и отвратительно себя вел, когда мы пытались наказать их за нарушение порядка. Совсем не обязательно трезвонить о том, что Драко тоже выпил.

— Я не…

— Рон, пожалуйста, — негромко попросил Гарри.

Рон уставился на них, заметив наконец, что Малфой, вместо того чтобы самодовольно пыжиться при перспективе избежать неприятностей, выглядит явно расстроенным и несчастным.

— Мерлин, Гарри, лучше бы тебе придумать убедительное объяснение, — произнес гриффиндорец, сдаваясь.

Гарри не ответил, только успокаивающе похлопал Малфоя по руке. Слизеринец кашлянул и отвел взгляд, но не отстранился.

Паркинсон на мгновение задержала на них взгляд и поджала губы, прежде чем отправиться в путь. Парни последовали за ней, прислонившись друг к другу для поддержки, Рон замыкал шествие.

— Так почему вы сегодня напились? — спросила слизеринка.

— А что, человек не м’жет выпить в свой собственный чертов м’довый месяц? — раздраженно буркнул Малфой.

Гарри хихикнул.

— Куда лучше круиза по Средиземью… Сре-ди-зем-но-морью, — тщательно выговорил он.

— П’чему это? — заинтересовался Малфой.

— Из-за морской болезни.

— Фи.

— А у тебя б’вает морская болезнь?

— Малфои не страдают м’ской болезнью. Малфои хандрят, — с достоинством ответил слизеринец, и парочка снова расхохоталась.

— Что ж, вот мы и пришли. Гадес. — Паркинсон назвала пароль, обращаясь к сэру Ксандру, и отступила в сторону, когда Гарри с Малфоем, не переставая смеяться, ввалились в комнату и рухнули на диван.

Рон закатил глаза.

— Гарри, вам нужно лечь в постель.

— Что, прямо при вас? — удивился Гарри. — Рон, приятель, это, тк’сказать, неприлично.

Рон раздраженно выдохнул, не обращая внимания на смешки Малфоя и Паркинсон и радуясь, что в темной комнате никто не сможет увидеть, как он покраснел.

— Я имел в виду, что вам нужно лечь спать.

— Я н’хочу спать, — заявил Гарри, зевая во весь рот и тем самым противореча собственным словам. — Мы отлично п’веселились. Рон, знаешь, какой он смешной, когда выпьет? Я-то думал, что он б’дет противным и вредным.

— А я думал, что ты б’дешь плаксивым и угрюмым, — ухмыльнулся Малфой, и по каким-то своим причинам Гарри, кажется, нашел это крайне забавным.

Рон с Паркинсон обменялись сердитыми взглядами, хотя слизеринка при этом, похоже, пыталась подавить смех.

— Ну вот что, вы оба, давайте-ка, отправляйтесь спать, — потребовала она.

— П’чему? Завтра нет уроков, это же… Какой завтра день? — Малфой тоже зевнул.

— Суббота. Но я боюсь, что вы влипнете еще в какие-нибудь неприятности, если останетесь без присмотра, пока не уснули, и не намерена изображать няньку всю ночь, — решительно заявила Паркинсон, уперев руки в боки. — Марш. Прямо сейчас — марш в ванную.

— Заставь меня, — ухмыльнулся Малфой, но неуклюже вскочил с дивана, как только она, вытянув руку, шагнула к нему. — Я н’хотел сказать ничего такого… Боже, Панси, у тебя с’сем нет чувства юмора, — отшатнувшись, забормотал он. — В’тавай, Поттер, а то она дотронется до нас, и мы получим ожог, спасибо узам. Знаешь, Пэнс, ты и впрямь бессердечна.

Он с усилием поднял Гарри и помог ему удержаться на ногах, когда тот зашатался и слегка позеленел.

— О-ох, кажется, я сейчас…

— Только п’пробуй блевануть на меня, и я заколдую твой рот, — резко заявил Малфой, — да так, что все п’дет носом.

Гриффиндорец кивнул и задержал дыхание, очевидно пытаясь успокоить желудок.

— Ш-ш-ш. Все хорошо. П’шли, — и Малфой повел Гарри к ванной.

— Чудеса, — тихо заметила Паркинсон Рону. — Я-то думала, что оба загремят в святого Мунго, в палату для безнадежных психов, на следующий же день.

— Вроде бы, у них все налаживается, — с сомнением ответил Рон.

— Да, — вздохнула Паркинсон. — Боже, бедный Драко.

— Тогда уж — бедный Гарри, — возразил гриффиндорец.

Паркинсон закатила глаза.

— Прекрасно, Уизли. Я не собираюсь спорить с тобой на такие темы в пятницу посреди ночи.

Слизеринка заглянула в ванную, где Гарри с Малфоем, кажется, не могли отыскать свои зубные щетки.

— О Мерлин, вы безнадежны, — раздраженно заметила она. — Стойте смирно. — Она несколько раз махнула в их сторону палочкой. — Зубы чистые, лица вымыты. Что еще вы делаете на ночь?

— Зелье, — Гарри кивнул на шкафчик. — Для него. — Он устало поплелся в сторону кровати.

— Где?

— Н’верху — вон то, — указал Малфой.

— Открой рот, — велела Паркинсон, сунув слизеринцу ложку с зельем. — Принимаешь зелье терпения, Драко?

— П’мотри, с кем я живу, — не вынимая ложки изо рта, пробормотал Малфой. — Ты смогла бы обойтись без зелья т’пения?

— Эй!

— Метко сказано, — одобрила слизеринка. — Ладно, шагай.

Она погнала Малфоя к кровати, а Рон жестом предложил Гарри подвинуться. Блондин улегся, закрыв глаза.

— Снимай ботинки, — приказала Паркинсон.

— П’шла прочь.

Слизеринка пожала плечами и направилась к двери.

— Постой, ты куда? — окликнул ее Рон.

— Спать. Мы свое дело сделали. Если они хотят дрыхнуть не раздеваясь — пусть их.

— Разве тебя не волнует, что они могут — ну, ты знаешь — травмировать друг друга? Они же пьяны.

— Они почти уснули.

— Я по-прежнему ему не доверяю. Он разбил Гарри нос в Большом зале…

Паркинсон поджала губы.

— Видимо, ты не обратил внимания, что пока Драко разбивал поттеровский нос, твой друг развлекался битьем окон прямо над скамьей с первогодками. Чудо, что никого не разрезало на куски. Кроме того — не знаю, заметил ли ты, — но именно у Драко интересные… отметины на шее. Я бы сказала, что, по сравнению с Поттером, у него намного больше поводов для беспокойства. — Она ухмыльнулась. — Хотя не похоже, чтобы он жаловался.

Рон упрямо скрестил руки на груди, и Паркинсон пожала плечами.

— Что ж, хорошо. Оставайся, пока они не заснут. Я зайду утром с зельем от похмелья.

— Прекрасно.

Когда она покинула апартаменты, Рон устроился на диване.

— Гарри? С тобой все в порядке? — окликнул он.

— Все н’мально, — отозвался Гарри из спальни. — Тебе н’бязательно оставаться.

— Только пока вы не заснете, — невозмутимо пообещал Рон.

— Малфой, что… — Гаррин голос внезапно оборвался.

— Ш-ш-ш.

Хихиканье. Шорох.

Рон нахмурился.

— Что вы там…

— Ш-ш-ш, я сказал, — прошипел Малфой так тихо, что Рон едва расслышал.

— Гарри? С тобой все хорошо? — насторожившись, позвал он.

— Д-да, Рон, все отлично… — Гарри говорил слегка запыхавшимся, дрожащим голосом, словно пытаясь подавить то ли смех… то ли что-то еще.

Рон сердито нахмурился. Он же не станет? Этот злосчастный хорек — он же не станет на самом деле пытаться что-нибудь сделать с его лучшим другом, пока Рон сидит в соседней комнате, правда?

— Малфой, что ты там делаешь? — сдержанно спросил гриффиндорец.

Последовала небольшая пауза, а потом из спальни потек ленивый, растягивающий слова голос:

— Ну, Уизлик, я мог бы тебе рассказать, но лучше п’кажу…

— Малфой! — оборвал слизеринца Гарри. — Прекрати это, черт бы тебя п’брал! — Послышался тихий шорох. — Рон прямо за дверью!

— Я н’просил его торчать здесь.

— Он здесь как друг.

— Как н’зойливый идиот.

Послышалось, как кто-то встал с кровати.

— Куда п’шел?

— Поговорить с Роном. — Краткое молчание, потом негромкий шум, похожий на скрип матраса. — Нет, я н’сержусь на тебя, просто хочу… поговорить с Роном. Спи. — Еще одна недолгая пауза. — Ну, вряд ли что-нибудь бы получилось; не знаю, как н’счет тебя, Малфой, но меня такое количество в’пивки слишком выбило из колеи, чтобы хоть что-то…

— Ага. Ладно. — Малфой, вроде бы, заворочался в кровати.

— Ты же не злишься на меня, нет?

— Нет, просто п’думал, что было бы здорово лечь спать вместе, в одно и то же время. Впрочем, все нормально. Спк’ночи, Уизел, — чуть громче добавил слизеринец, и Рон выдавил из себя вежливое «спокойной ночи» в ответ.

Гарри вышел из спальни, рассеянно улыбаясь.

— Ты в порядке? — взволнованно спросил Рон, внимательно оглядывая друга. Гарри выглядел неплохо — пьяным, крайне усталым, но и только.

— Ага, все прекрасно, а что?

— Мы все испереживались за тебя. — Гарри явно удивился. — Последнее, что мы видели, — это как вы чуть не поубивали друг друга, а потом нам сказали, что вы должны провести вместе, наедине, четыре дня. Разве ты не волновался бы?

— Да в порядке я. Мы в порядке. Наедине с ним общаться намного проще.

Рон нахмурился, полностью сбитый с толку.

— И… чем вы занимались? — На губах Гарри появилась сконфуженная улыбка, и Рон торопливо поднял руки вверх. — Э-э, нет-нет, забудь, на самом деле я не хотел спрашивать об этом, пожалуйста, не отвечай…

Гарри рассмеялся.

— Нет, не этим. Я хочу сказать, не только этим. Я хочу сказать — нет, мы не… но, в некотором роде… гм… — кашлянул он. — К тому же, это просто, ну, знаешь, просто чтобы узнать друг друга получше. — Гарри зевнул. — Рон. Иди к себе. Со мной все хорошо.

— Я побаиваюсь оставлять тебя с ним сейчас, когда вы оба перебрали.

Гарри хихикнул, потом пожал плечами.

— Ладно. Дело твое. Я иду спать.

— Разве ты не хотел поговорить?

— Я слишком пьян и слишком устал для разговоров. Извини, Рон. — Гарри направился в спальню, медленно расстегивая рубашку. — Хм.

— Что? — спросил Рон, следуя за ним по пятам.

— Он прав. Мы впервые… — Рон дернулся, надеясь, что Гарри не станет рассказывать ни о чем отвратительном. — Мы впервые ложимся спать в одно и то же время, с тех пор как… Да. Хм.

— Э-э, да, — произнес Рон, совершенно растерянный.

— Ты и правда хороший друг, Рон, — улыбнулся Гарри с пьяной искренностью. — Я бы обнял тебя, но не хочу заполучить ожог.

— Э-э… ладно.

Рон встревожено наблюдал, как Гарри стащил рубашку, сбросил ботинки и улегся, а Малфой, уже полусонный, повернулся на бок и обнял его, уткнувшись лицом в изгиб Гарриной шеи.

Несколько мгновений спустя оба спали глубоким сном.

24 октября.

День двадцать шестой, суббота

— …говорю же, пустяки, — раздался голос Малфоя, и Гарри обернулся, вздрогнув от скрипа внезапно отодвинутой ширмы. Помфри уставилась на мальчика, по ее лицу ничего нельзя было прочесть.

— Да? — спросил он некоторое время спустя, почувствовав себя неловко под ее пристальным взглядом.

— Мадам Помфри, все в порядке, — снова заговорил Малфой, появляясь из-за ширмы, с рубашкой в руках и крайне раздосадованный. — Он меня не травмировал.

— Что? — ошеломленно спросил Гарри. — Травмировал тебя?

— Ее «беспокоят» синяки, — раздраженно буркнул Малфой.

— Какие синя… ох. Ох. — Гарри почувствовал, что заливается краской.

«Невероятно, — подумал он, — как только начинает казаться, что ситуация и так уже хуже некуда, так она сразу же становится еще более неловкой».

— Вот именно — «ох», — невыразительно подтвердила Помфри. — Мистер Малфой утверждает, что ничего серьезного не случилось. Тем не менее, я собираюсь вызвать целительницу Эспозито.

— Из-за нескольких засосов? — скептически поинтересовался Малфой.

Гарри съежился в кресле. В ярком освещении больничного крыла шея Малфоя действительно казалась… довольно истерзанной.

— Не просто из-за нескольких засосов. Ваша спина выглядит так, словно вы дрались с разъяренной вейлой.

— Что? — изумился Гарри. — Я не царапал его спину…

— Не ты, Поттер, а чертово дерево, к которому ты меня вчера толкнул, — огрызнулся Малфой. — Она паникует на пустом месте, а все потому…

— Потому что должна присматривать за вами, чтобы удостовериться, что вы не навредите друг другу, мистер Малфой, — резко осадила его Помфри.

— Мы просто немного увлеклись — и только; все было по взаимному согласию…

— И будь между вами обычные отношения, это не касалось бы никого, кроме вас двоих. Но, учитывая обстоятельства, мы побаиваемся недосмотреть и позволить вам покалечить друг друга…

— Он меня не калечил…

— Я не… — начал Гарри, но Помфри жестом предложила ему зайти Малфою за спину. Гарри взглянул — и ахнул.

— О боже, — выдохнул он. — Я понятия не имел… Малфой, почему ты не сказал…

— Потому что я был не против, кретин. Я почти этого не почувствовал. Я же не девчонка, Поттер, со мной не нужно носиться, словно я стеклянный. Поверь, если мне будет неприятно, я сам тебе скажу.

— Но…

— Я вызываю целительницу Эспозито, — решительно заявила Помфри. Она поспешила к выходу, но потом остановилась и обернулась, очевидно не решаясь оставить их наедине.

— Ох, ради бога, — раздраженно воскликнул Малфой, — мы не набросимся друг на друга за то время, что вам потребуется на вызов. Послушайте, Поттер останется на кровати и будет держать свои тролльи лапы при себе, а я сяду на пенек, съем пирожок и постараюсь держаться подальше от большого страшного гриффиндорца.

Гарри кивнул, совершенно сконфуженный, Помфри еще раз окинула их строгим взглядом и направилась в свой кабинет.

— Мерлин, это просто смешно, — пробормотал слизеринец.

Гарри прикусил губу, озадачившись, можно ли обгореть по-настоящему от того, что так сильно краснеешь.

— Черт бы тебя побрал, Поттер, ты же не думаешь на самом деле… Нет, думаешь. — Малфой накинул рубашку и начал застегиваться. — Ты меня не травмировал, тупой придурок, — добавил он сердито.

— Но Помфри…

— Помфри, скорей всего, уже миллион лет никто не тискал, — съязвил слизеринец. — Думаешь, Панси никогда не оставляла на мне отметин? Или Хелен, или любая другая девчонка, с которой я…

— Но я не собирался, только… только хотел сделать тебе больно; я был зол на тебя и толкнул…

— Я тоже этого хотел.

Гарри брезгливо отстранился.

— Хочешь сказать, что ты… что тебе, э-э, нравится, когда…

— Когда — что? — Малфой озадаченно уставился на него. — Ты… ты намекаешь на то, что я мазохист? — Гарри опустил взгляд, и слизеринец рассмеялся. — Поттер, ты невозможен. Это, — он указал на свою спину, — не имеет отношения к мазохизму. Ни в малейшей степени. Мы просто… не сдерживались, вот и все. Нам обоим это было нужно.

Гарри снова взглянул на него.

— Мы вчера сильно разозлились друг на друга, ведь так? Все могло вылиться в настоящую схватку с серьезными последствиями, но вместо этого у нас получился фантастический полусекс, а я получил пару царапин, из-за которых старая дева — и, по совместительству, школьная медсестра — слегка поволновалась.

Если рассматривать произошедшее под таким углом, все выглядело совсем неплохо. Гарри вздохнул с некоторым облегчением.

— Она не старая, — педантично уточнил он.

— Поттер, — Малфой положил руку ему на бедро, — ты не сделал ничего плохого. Эспозито, скорей всего, просто посмеется над Помфри за вызов по такому пустяку.

* * *

— Надеюсь, она не свалится, — заметил Гарри, когда они с Малфоем наблюдали за летящей в их сторону Эспозито.

Помфри сообщила, что целительница прибудет повидать их, но не стала настаивать, чтобы они, ожидая, провели весь день взаперти. Она велела им заниматься тем, чем они запланировали. А Эспозито сможет их найти благодаря следящим и обнаруживающим чарам, наложенным на портключи. И вот наконец, вскоре после обеда, целительница появилась и направлялась сейчас к смотровой площадке.

Гарри захлопнул учебник, обеспокоенный предстоящей встречей, в легком замешательстве от того, что и Помфри, и Эспозито, кажется, видели в нем угрозу для Малфоя. Гарри весь покрывался мурашками — отвратительное ощущение — при мысли, что кто-то считает его опасным. И из-за опасения, что это так и есть. Одно из самых скверных чувств, испытанных им, которое, кажется, продолжало преследовать его. Как тогда, когда он боялся, что был наследником Слизерина, поражающим магглорожденных направо и налево. Или когда надул свою тетку. Или когда чувствовал себя змеей, которая чуть не убила мистера Уизли. Или сейчас, когда — в то время как он спрашивал себя, не был ли угрозой тому, с кем связан, — его сексуальное влечение смешивалось со склонностью к насилию самым тревожащим образом.

Не имело никакого значения, что Малфой, его предполагаемая жертва, похоже, отнесся к происшедшему с юмором. Гарри начинал склоняться к выводу, что спокойное принятие его действий Малфоем ничего не значит, учитывая, какое поведение и сам слизеринец, и его семья считают допустимым.

— Ах, — приземлившись, заметила разрумянившаяся Эспозито, — как приятно вспомнить молодость. — Она слезла с метлы. — Каждый раз, как мне случается летать, я напоминаю себе, что нужно чаще этим заниматься. В юности я обычно летала каждый день — в свое время четыре сезона отыграла за ловца. И нет, «мое время» было несколько позже Средневековья, мистер Малфой, — добродушно улыбнулась она слизеринцу. — Значит, именно здесь вы проводите дневное время?

— Обычно да.

— Приятное место. Хороший выбор, мальчики. — Она опустилась на землю, жестом пригласила их сесть рядом и серьезно начала: — Что ж, думаю, сейчас самое время обсудить, что с вами происходит.

Малфой, усевшись, прочистил горло.

— Я говорил мадам Помфри, что…

— Нет-нет-нет, — нетерпеливо отмахнулась целительница, — я говорю не о синяках и ссадинах, хотя она правильно сделала, что сообщила мне о них. И я предпочла бы, чтобы вы не повторяли подобного в ближайшее время, ради спокойствия мадам Помфри, если уж не по другим причинам. Но это не самое главное, из-за чего я сюда прилетела.

— Тогда… из-за чего? — спросил Гарри, немного успокоенный, но все еще слегка взволнованный.

— Фактически, по двум причинам. Похоже, вы начинаете чувствовать себя свободней друг с другом в сексуальном плане?

— Э-э, да.

— Прекрасно. Вы уже думали о возможности полноценного сексуального контакта?

Наступила напряженная тишина; Гарри, как зачарованный, наблюдал за крошечным муравьем, ползущим по его кроссовке, а Малфой сосредоточился на одном из заусенцев, и оба уклончиво пожали плечами.

— Буду считать это восторженным «да», — сухо заметила целительница. — Что ж, прекрасно, я желаю вам радости и в познании друг друга, и во всем прочем, но, в свете доклада мадам Помфри, собираюсь вмешаться и немного вам понадоедать. Согласны?

Мальчики неуверенно кивнули.

— Первое, что меня беспокоит, — изнеможение, которое, похоже, вы оба ощущаете сразу после сексуального контакта. По вашим рассказам, это происходит каждый раз, и лучше не становится.

— У меня… раньше было что-то в этом роде, но… — начал Малфой.

— Каждый раз?

— Ну, нет, но…

— Меня тревожит, не является ли это некоторой формой оттока энергии. Потому что вас обоих что-то… словно иссушает.

— Что вы имеете в виду?

— Хотя вы оба выглядите гораздо спокойнее, чем несколько дней назад, вы кажетесь при этом еще более усталыми.

Гарри взглянул на Малфоя, заметив, что тот действительно выглядит слегка ослабевшим. Его облик утратил привычную самоуверенность, а взгляд стал менее пронзительным. Гарри зевнул и понял, что тоже немного устал.

— Ну… может быть, это потому что, э-э… мы к тому же, м-м… — он заткнулся под предупреждающим взглядом слизеринца.

— Если речь идет о том, что у вас обоих похмелье, то нет, дело не в этом. — Мальчики изумленно уставились на нее. — Да, мы обе поняли это и без вашей помощи. Целители такое замечают, знаете ли. Но я готова спорить, что вы уже приняли зелье от похмелья, вы говорите, что хорошо выспались, и, тем не менее, чувствуете себя такими утомленными, словно уже вечер. Так? — Они неуверенно кивнули. — Это тревожит. Если такое происходит из-за секса, наверное, самым очевидным предложением было бы прекратить им заниматься, но это действительно очень неудачная идея, учитывая, до чего сопротивление узам доводит людей вообще и вас двоих в частности.

Не переставая говорить, она вынула свиток пергамента и перо, на которое наложила простейшее заклинание.

— Итак, приступим. Когда наступает усталость — во время оргазма, сразу после него или какое-то время спустя?

— В основном, сразу после, — ответил Гарри, и Малфой кивнул.

— Вы испытываете неприятные эмоции?

— Нет, — ответили оба.

— Сколько раз в день случаются сексуальные контакты?

— Э-э… — мальчики неуверенно переглянулись, и Гарри предположил: — Четыре или пять?

— Думаю, три или четыре, — поправил Малфой.

— Где моя молодость, — вздохнула целительница. — От трех до пяти раз. И, полагаю, это зависит от того, что считать сексуальным контактом, — прокомментировала она и перешла к следующему вопросу. И к следующему, и к следующему — до тех пор, пока мальчики уже не могли больше смущаться и впали в оцепенение. Они оба вздрогнули, когда Эспозито внезапно отложила перо и объявила: — Хорошо. Этого достаточно.

— Достаточно — чего? — переспросил Малфой.

— Я выяснила все, что хотела знать по первому вопросу. Теперь мне нужно подготовить отчет, и хотелось бы сделать это по свежим следам. Почему бы вам не полетать, пока я занята? Я позову вас, когда буду готова обсудить вторую причину моего визита.

— Какую?

— Сейчас я займусь отчетом, — повторила она, вынимая другое перо. — Если не хотите сидеть здесь и наблюдать за этим, отправляйтесь летать. Я слышала, что ваши игры со снитчем стали очень популярны.

— Популярны? — нахмурился Гарри.

— Да, кое-кто из студентов заметил вчера, как вы играли. Двое лежали в больничном крыле — лечились от последствий плача мандрагоры, — когда я заходила туда утром. Они обсуждали вашу игру и заключали пари, кто выиграет следующий раунд. У вас появились болельщики.

Мальчики обменялись удивленными взглядами. Они довольно много летали в последние два дня, но не для того, чтобы покрасоваться. Как… лестно, хотя и неловко, что другие заметили их и наблюдали за игрой.

— Идите, поиграйте. Я свистну, когда закончу, и мы сможем поговорить по второму вопросу.

— По какому? — уточнил Малфой.

— Мы обсудим ближайшие перспективы вашей сексуальной жизни во всех самых интимных подробностях. Весело, правда?

* * *

«До чего же долгий выдался день», — думал Гарри, когда вечером они с Малфоем, измотанные, вернулись в апартаменты. После двух бесед с Эспозито, двух раундов игры со снитчем, огромного количества прочитанного по школьной программе — не считая двух порций торопливых, но страстных обжиманий на опушке Запретного леса — мальчик чувствовал себя так, словно собственноручно разделался с парой акромантулов.

— Поттер, не на мой стол, — устало предупредил Малфой, и Гарри поднял робу, которую только что бросил поверх стола слизеринца, и швырнул ее на собственный.

— Наверное, попросим у эльфов ужин сюда? — поинтересовался блондин.

— Ага, я не в силах идти в Хогсмид, уж извини, — отозвался Гарри, направляясь в ванную. — Сейчас… я сбегаю на кухню, только подожди немного. — Он закрыл за собой дверь и попытался разобраться, какая часть его апатии была просто следствием напряженного дня. Выходя из ванной, он все еще продолжал размышлять над этим. И остановился, приятно удивленный, при виде ужина, накрытого в гостиной.

— О, так ты уже…

— Нет, пока ты был в ванной, приходил Добби, — объяснил Малфой, меланхолично нарезая сладкий пирог.

— Отлично. — Усевшись, Гарри принялся за еду и обратил внимание, что движения Малфоя стали замедленными, почти вялыми. — С тобой все в порядке?

— Да, просто устал. Долгий день.

— Ага, — гриффиндорец медленно прожевал. — Как ты думаешь…

— Думаю, что не хочу рассуждать, почему устал, — вяло прервал его Малфой, и Гарри понял, что предпочел бы услышать обычную едкую отповедь. Странная подавленность слизеринца немного беспокоила.

Малфой поднял голову и встретил обеспокоенный Гаррин взгляд.

— Я бы лучше порассуждал на другую тему, которую подняла Эспозито, — заметил он и слегка усмехнулся, увидев, что Гарри невольно сглотнул.

— Ты можешь… я хочу сказать, ты можешь в это поверить?

— То есть, в то, что я на самом деле обсуждал сексуальные заклятья, позиции и особенности положения «сверху» и «снизу» с ведьмой, которая по возрасту годится мне в бабки? — ухмыльнулся Малфой. — Хотелось бы верить, что это только игра воображения, но тогда получается, что я сам до всего додумался, а это еще более неприятно.

Гарри рассмеялся.

— Я даже не знал, что половина из того, о чем она рассказывала, вообще возможна, — признался он. — Мне все еще кажется, что она нас разыграла.

— Видел бы ты свое лицо, когда она предложила, чтобы в первый раз мы занялись этим в госпитале. Ты ужасно наивен, Поттер.

Гарри хихикнул, ковыряясь в тарелке. Если забыть о ненормальности ситуации, беседа оказалась занимательной. Эспозито сумела провести ее настолько по-деловому, что разговор и правда не стал чудовищно унизительным. Помогло и ее чувство юмора. Кроме того, Гарри считал, что уж лучше знать слишком много, чем слишком мало, если это поможет сохранить шаткое равновесие во взаимоотношениях при «полноценном сексуальном контакте».

Малфой медленно подцепил вилкой кусочек пирога и задумчиво его прожевал.

— Знаешь… эта усталость…

— Мне казалось, что ты не хотел об этом говорить.

— Она сказала, что посоветуется со специалистами именно по таким случаям. Но…

— Знаю. Предполагалось, что она и есть такой специалист.

— Да.

— Ты же слышал, — напомнил Гарри, — она специалист по связующим заклятьям. А не по заклятьям, которые специально наложены неправильно.

— Да.

В молчании и без аппетита они продолжили ужин.

— Это все полностью меняет, правда? — наконец заговорил Гарри. — Если все так и есть.

— То, что нас проклял недоучка, — уже достаточно скверное предположение. Но другая возможность…

— Что это была умышленная ошибка. — Гарри помолчал. — Но зачем это могло понадобиться?

— И причем тут мы?

— Неизвестно, целились ли именно в нас, — возразил Гарри. — Кто угодно мог ругаясь пройти через ту дверь.

— Нас там было только семеро. И у всех хорошие отношения, кроме нас двоих.

— Но…

— О собрании объявили при всех. В «Пророке» квиддичное расписание было темой дня; все знали, что ловцы и капитаны команд соберутся, чтобы обсудить его с мадам Хуч…

Семь человек на собрании. Они с Малфоем — оба одновременно и капитаны, и ловцы. Капитаны и ловцы Хаффлпаффа и Рэйвенкло. Мадам Хуч. И все, как напомнил Малфой, довольно неплохо ладят между собой, кроме них двоих; главным образом потому, что слизеринец не снизошел бы до ссоры ни с кем из этой группы, кроме Гарри. Кроме того, только у них с Малфоем было твердое, страстно отстаиваемое мнение о том, как должно выглядеть новое квиддичное расписание в Хогвартсе, остальным эта тема порядком поднадоела.

Гарри внезапно понял, что не имеет понятия, какое в конце концов было принято решение. В середине собрания они с Малфоем разругались и направились к выходу… а остальное — уже история.

Классная комната, в которой они собирались, находилась в практически заброшенной части замка. Было бы совсем нетрудно настроить дверь именно на них.

— Ты действительно думаешь, что целились в нас? — с сомнением спросил Гарри.

— Почему бы и нет?

— Отдает паранойей, не находишь?

— Если за тобой на самом деле охотятся, это не паранойя, Поттер; уж кто-кто, а ты должен бы это знать.

— Да кому это нужно?

— И у тебя, и у меня есть враги.

— Но не одни и те же. Кому нужно избавляться одновременно от нас обоих?

— Не знаю, — удрученно вздохнул Малфой.

Они еще немного поковырялись в тарелках, пока слизеринец наконец не отложил вилку.

— Больше не хочу. Пойду спать.

Гарри кивнул, лениво размазывая остатки пирога по тарелке, пока Малфой отправился умываться и чистить зубы.

— Поттер? Ты идешь? — тихо окликнул его слизеринец, задержавшись в дверях спальни.

Гарри взглянул на него. Сквозь усталость в глазах блондина светилось что-то, не поддающееся определению. Что-то бесшабашное — и в то же время нерешительное. Почти… ранимое.

Задумавшись, Гарри вглядывался в лицо Малфоя. С тех пор как их взаимное влечение снова усилилось, они, даже не обсуждая этого, прекратили укладываться спать в одно и то же время. Никому из них не хотелось целомудренно лежать рядом, пока не сморит сон, или пытаться зайти подальше, но не слишком далеко. Так что они чередовались: один ложился спать, пока другой занимался, а второй отправлялся в постель после того, как первый благополучно засыпал. Кроме предыдущей ночи, когда оба были слишком пьяны, чтобы между ними хоть что-то могло произойти, как бы там Малфой ни дразнил Рона.

Но сегодня… сегодня не было никаких помех. Только они двое. Ни друзей, ни опьянения, ни наспех придуманного подходящего предлога, чтобы избегнуть нежелательной близости.

Да и не было причин избегать. Никто не стал бы давить на Гарри, если бы он был не готов, — он наконец признал это.

Не сводя глаз с Малфоя, Гарри встал, подошел к нему, все еще стоящему в дверях спальни, и склонился для краткого поцелуя, прежде чем блондин отпихнул его и подтолкнул в сторону ванной. Гриффиндорец отправился умываться, позволив бездумным, привычным движениям прогнать прочь беспокойство об узах, усталости, которая тревожила целительницу, и том факте, что им остался всего один день до возвращения к обычной жизни, со всем ее напряжением из-за школы, слизеринцев, Снейпа и их собственных характеров…

Но сейчас было неподходящее время, чтобы размышлять об этом.

К тому времени как Гарри закончил умываться, Малфой уже разделся до футболки и трусов и в ожидании сидел на кровати, молча наблюдая, как Гарри снимает рубашку и брюки. Он потянулся к гриффиндорцу, взял его за руку и откинулся на спину, увлекая его за собой.

«Это куда приятней, чем разговоры и преодоление эмоциональных барьеров, — размышлял Гарри, наклоняясь к Малфою и встречаясь с ним губами. — Вот такие барьеры намного легче преодолеть, да и чувствуешь себя гораздо лучше, когда они исчезают».

Он прикрыл глаза, почувствовав, как слизеринец касается губами его щеки, и слегка улыбнулся, когда тот прошептал: «Не волнуйся, никаких зубов…» — прежде чем лизнул край Гарриного уха, от чего по спине гриффиндорца пробежала дрожь. Он выгнулся под ласками Малфоя и запустил руки тому под футболку. Блондин приподнялся, чтобы окончательно выбраться из своей майки, и принялся стаскивать Гаррину. На секунду гриффиндорец засомневался, но потом сдернул ее, и мальчики занялись губами друг друга.

«М-м, как хорошо», — подумал Гарри, переворачиваясь на спину и увлекая Малфоя за собой, заметив, что хотя в прошлый раз, когда он так сделал, его немного тревожило зрелище нависшего над ним слизеринца, сейчас все выглядело, в целом, совсем неплохо. Фактически, ему хотелось чувствовать Малфоя всем телом, и Гарри потянул блондина на себя. Тот осторожно подтолкнул коленом Гаррины бедра, и гриффиндорец без возражений раздвинул ноги, откинул назад голову и удовлетворенно вздохнул, когда Малфой улегся сверху; их отвердевшие члены соприкоснулись, а губы снова встретились.

О да. Очень хорошо. Гарри слегка двинул бедрами, стремясь ускорить движения и усилить давление, и почувствовал, как у Малфоя перехватило дыхание. А потом слизеринец перекатил их обоих на бок и медленно потянулся рукой к Гарриным трусам. Гарри улыбнулся и, в свою очередь, потянулся к трусам Малфоя; они просунули пальцы под резинки, дразня друг друга легкими поглаживаниями.

— Подожди, — пробормотал гриффиндорец, недовольный тем, что тугая резинка малфоевских трусов давила ему на запястье. — Не хочешь их просто снять?

Короткий приглушенный смешок слизеринца заставил обоих содрогнуться.

— Не хочу ли я снять трусы, чтобы ты смог как следует мне подрочить? Дай подумать, — отозвался Малфой, поспешно избавившись от белья и усмехнувшись, когда Гарри сделал то же самое; их рты вновь слились в глубоком поцелуе.

Гарри осознал, что хотя оба они полностью обнажены, это совсем не кажется странным. На самом деле, это кажется скорее ошеломляющим и совершенно естественным. Гриффиндорец слегка погладил Малфоя по спине, усмехнулся, заметив, как тот задрожал всем телом, и застонал ему в рот, когда объятия слизеринца стали тесней.

— И никаких шершавых деревьев, разве не здорово? — пробормотал Малфой, уткнувшись в Гаррину шею, и оба рассмеялись.

Блондин слегка задохнулся, когда Гарри задвигал рукой еще быстрее и сильнее.

— О да, еще быстрей… — сумел выдавить он, кажется, теряя связь с реальностью. Гриффиндорец слегка куснул его за ухо, и Малфой вздрогнул.

— Обо мне не забыл? — Гарри кивнул на собственный, обделенный вниманием член.

— Не кусайся, ты снова напугаешь мадам Помфри, — прошептал Малфой, в свою очередь начиная двигать рукой. — Я… ох… — и слизеринец забыл обо всем, что бы он там ни собирался сказать, когда, закусив губу и выгнув спину, растворился в ласках Гарри.

Они энергично толкались в руки друг друга, и все слова пропали, по мере того как мальчики приближались к завершению.

— О боже, — выдохнул блондин и кончил в Гаррину руку.

Гарри нетерпеливо ждал, пока Малфой придет в себя настолько, чтобы вспомнить о нем, и не смог сдержать тихий всхлип, когда слизеринец снова взялся за дело.

— Да… о да, вот так…

Поразительно, насколько невозможным оказалось хотя бы вспомнить о том, что существуют слова, когда мир вокруг Гарри разбился вдребезги, и это было потрясающе. Гриффиндорец крепче вцепился в Малфоя, и оба рухнули без сил.

— Вот черт, — прошептал Гарри, чувствуя, как усталость просачивается в каждую клетку его тела, а сон подступает все ближе и ближе.

— Да, слишком сильно, — медленно произнес Малфой и вздохнул. — То есть… у нас неприятности. Проклятье ослабляет нас сразу после.

— Да. Но тут мы ничего не можем поделать, — пробормотал Гарри, цепляясь за ускользающее сознание. — Помфри разберется.

— Хорошо, что мы уже в постели.

— Ага…

И гриффиндорец провалился в сон, пока Малфой невнятно бормотал очищающее заклятье.

26 октября — 29 октября.

День двадцать восьмой, понедельник

— Ты забрызгал галстук, — заметил Драко, запихнув учебники в сумку.

— Ох… спасибо, — Поттер быстро взмахнул палочкой и убрал пятна от сока, не прекращая копаться на столе. — Не видел мою чернильницу?

— Нет. А мой галстук тебе не попадался? — отозвался Драко, и Поттер, на секунду задумавшись, указал на диван в гостиной. — Спасибо.

— Готов? — тихо спросил гриффиндорец минуту спустя, видимо, разыскав наконец чернила.

— Ага. Пошли, — и они вышли из апартаментов, благодарно кивнув сэру Ксандру, когда тот пожелал им удачи.

Мальчики молча шли по длинному, пустому коридору седьмого этажа. На лестничной площадке Драко остановился.

— Что-то забыл? — спросил Поттер, и Драко покачал головой. Не зная, как выразить, что чувствует, не зная, почему остановился.

«Плевать», — сказал он себе. Не было никакой необходимости заострять внимание на том, что спустившись по лестнице, они сразу же вернутся во внешний мир и тем самым прервут свое странное полуодиночное заключение, которое так ужасало четыре дня назад, но вылилось в своего рода… что ж, воспользуемся снова дурацким определением «медовый месяц», раз не нашлось термина получше…

— Нет, пошли, — отрезал он, начиная спускаться. И остановился, когда Поттер прикоснулся к его плечу. — Что? — он поднял взгляд на гриффиндорца.

Глаза Поттера затуманились, а лицо приняло непостижимое выражение. Драко ждал, что гриффиндорец заговорит, и был готов сам кое-что сказать, когда Поттер вдруг шагнул ближе, нежно приподнял подбородок блондина и приник к его рту долгим медленным поцелуем. Драко закрыл глаза и пару минут отдавался ощущениям, но потом с сожалением отстранился.

— Э-э, неудачная идея, Поттер. Нам сейчас на зелья, не забыл? — слегка задыхаясь, напомнил он. — Я действительно не хочу опаздывать в первый же день по возвращении.

Гриффиндорец улыбнулся.

— Знаю. Просто… просто мы словно… словно…

— Да, знаю, — поспешно ответил Драко. — Я тоже. Но все равно не надо. Просто не надо.

Поттер кивнул, взъерошил волосы и зашагал вниз по лестнице, а Драко признал, что в их обмене репликами не было никакого смысла.

И он совсем не хотел выяснять, говорили ли они об одном и том же. Потому что подозревал: именно так и было.

* * *

— Я принесла тебе конспекты за четверг и пятницу, — сообщила Панси, когда они вошли в полупустой класс, и Драко кивнул.

— Отлично, спасибо.

Он выложил на парту учебник и письменные принадлежности и, пока аудитория заполнялась, начал просматривать конспекты Панси, радуясь, что у него есть повод не вступать ни с кем в разговоры.

— Страница триста девяносто четыре, — объявил Снейп, врываясь в класс, и его появление, к счастью, положило конец любым возможным попыткам Панси — или кого-нибудь еще — завязать беседу.

Вот и славно, потому что Драко волновался куда сильнее, чем ожидал. Он почему-то даже не подозревал, как странно будет вернуться из «отпуска» как ни в чем не бывало, в то время как столько произошло. Они с Поттером сидели в том же классе, на уроке того же учителя, среди тех же студентов, но сами они изменились. И очень сильно — по сравнению с тем днем, когда пришли сюда сразу после возникновения уз, потому что тогда их связывало только заклятье.

«Не самая лучшая тема для размышлений», — решительно напомнил себе Драко и постарался сосредоточиться на лекции Снейпа. Оказывается, они уже прошли противопростудные зелья и перешли к зельям, вызывающим ложные ощущения. Что было просто замечательно. Драко летом сам читал на эту тему, но не знал, что она входит в школьную программу.

Поттер зевнул, и блондин украдкой взглянул на него.

— Как ты? — пробормотал он.

— Нормально. Просто скучно, — прошептал в ответ гриффиндорец, запустив руку во взлохмаченные волосы. — И непонятно.

— Забудь о теории, мы разберемся с ней вечером, — посоветовал Драко. — Сосредоточься пока на свойствах ингредиентов.

Поттер рассеянно кивнул, перечеркнул часть записей и с новым вниманием начал вслушиваться в лекцию. Драко макнул перо в чернильницу и поймал загадочный обмен взглядами между Панси и Блейзом.

— Ты чего? — шепнул он Панси. Та покосилась на доску и покачала головой.

— Итак… Кто скажет, почему в данном конкретном случае необходимо мешать против часовой стрелки? — Снейп не стал даже притворяться, что не видит поднятой руки Грейнджер. — Кто же? — он снова сделал паузу. — Поттер?

Драко подавил раздражение. Разумеется, в первый же день по возвращении Снейпу понадобилось вызвать Поттера. Прекрасная возможность оскорбить — и, конечно, тот немедленно напрягся. Блондин слегка коснулся поттеровской руки, внушая спокойствие, гриффиндорец глянул на него в ответ и, сосредоточенно нахмурившись, начал вчитываться в записи на доске.

— Потому что… — медленно начал он, обдумывая вопрос. — Если этого не сделать, змеиный яд подействует на боярышник… и тогда зелье не сможет вызвать слуховые галлюцинации… потому что будет разрушена магия, которая их создает.

Воцарилась абсолютная тишина.

Снейп перевел непроницаемый взгляд с Поттера на Драко.

— Именно, — подтвердил он, повернулся к доске и продолжил лекцию.

— Драко, — необычайно мягко произнесла Панси, не отрываясь от своего конспекта. — Следи за собой.

Вздрогнув, Драко убрал ладонь с руки Поттера и продолжил записывать. Избегая вопросительного взгляда гриффиндорца, но придвинув под столом ногу к его ноге и цепляясь лодыжкой за его лодыжку.

* * *

— Плохо дело, — прошептал Поттер, уткнувшись в шею Драко.

Они старались не уснуть, свалившись на пол, и надеялись только, что никто не войдет в пустующую аудиторию, куда они заскочили после трансфигурации и где яростно ласкали друг друга, чем довели себя до изнеможения.

Драко опирался затылком о стену, всем существом желая одного — соскользнуть вниз вместе с Поттером, закрыть глаза и отключиться.

— От нас и на чарах не будет никакого толку, — заметил он, неуклюже вытаскивая палочку и пытаясь вспомнить очищающее заклятье.

— От нас так и так не было бы толку. Два урока — это слишком долго, я не могу сосредоточиться, когда ты… когда… м-м… — глаза Поттера сами собой закрылись, когда Драко, наконец, наложил заклятье на них обоих.

— Нет-нет, не засыпай, — он ткнул гриффиндорца палочкой.

— Да не сплю я… просто устал.

— Надо попросить у Помфри бодроперцового зелья.

Поттер утомленно вздохнул.

— А если она скажет, что нельзя рисковать — вдруг оно повлияет на чертовы узы?

— Поттер, если так пойдет, мы не сможем заниматься. Мы ведь даже обед пропустили.

— Все равно есть не хотелось. А сразу после уроков мы будем дома.

— Ты же хотел перебраться в башню.

— Хотел… да. Но лучше сначала немного вздремнуть.

— Точно.

Драко изо всех сил старался не закрыть глаза. Сон казался ему сейчас райским блаженством.

— На самом деле… — Поттер умолк, и Драко уже был готов проверить, не уснул ли тот стоя, когда гриффиндорец продолжил: — Я думаю… — медленно заговорил он, — я думаю, что сегодня лучше пойти в подземелья.

Это сразу разбудило Драко.

— Спятил?

— Ты уже месяц там не показывался, — напомнил Поттер, не отрывая лица от шеи блондина.

— И что?

— Я знаю, какой статус у тебя в Слизерине. Ты рискуешь его потерять.

Драко снова откинулся назад и закрыл глаза. Он действительно рисковал. Он слишком долго отсутствовал, а значит, не мог интриговать и поддерживать свое положение в слизеринской иерархии, и теперь… Поладить с Поттером было единственной возможностью выжить под узами, но если не предпринять ничего в противовес, новые, улучшившиеся отношения с супругом ослабят позиции Драко на слизеринской арене. А это, в свою очередь, еще сильнее ослабит семью.

— Тебе-то что?

— Ты о чем?

— Если я потеряю авторитет в Слизерине, а моя семья — репутацию… для всего, во что ты веришь, будет только к лучшему.

Они по-прежнему совершенно не могли обсуждать эту тему.

Поттер закусил губу и выпрямился, стараясь не встречаться с Драко глазами. Повисла долгая, напряженная тишина.

— Какой мне прок, если тебя начнут третировать, а ты станешь переживать? — наконец выпалил гриффиндорец, а потом взглянул на часы. — Пора бежать на чары.

Он перебросил ремень сумки через плечо и потянул Драко прочь от стены. Блондин устало подхватил собственную сумку и последовал за Поттером.

* * *

— В Гриффиндор на перемену? — спросил Уизли пару часов спустя, присоединившись к толпе студентов, вышедших с арифмантики.

— Что? — моргнул Поттер, борясь с апатией.

— Большая перемена перед астрономией. Пойдем в нашу гостиную?

— Ох, нет, думаю… — Поттер взглянул на Драко. — Думаю, мы пойдем, э-э… к себе. Увидимся на астрономии.

Шедший позади Теодор Нотт ухмыльнулся и приблизился к Драко.

— Отчаянный ты парень, — пробормотал он так тихо, чтобы никто, кроме Драко, не смог его услышать. — Тащишь его трахаться второй раз за день. Тебе удалось так очаровать его за ваши куцые каникулы, что теперь он все время на взводе, да?

Драко чуть не оступился, когда его захлестнула внезапная волна негодования. Он закусил губу, чтобы удержаться от грубости, и предпочел ответить обычным, как он надеялся, тоном:

— Мы просто хотим позаниматься.

— Так Поттер все еще брыкается? — злобно усмехнулся Нотт. — Малфой, ты хоть представляешь, какие деньги ставились на то, что он потеряет девственность до вашего возвращения? Блейз будет в бешенстве.

— Нотт…

— А может, Драко уже просто уработался, — лукаво заметила Миллисент, подошедшая вместе с Панси.

Они остановились, пропуская вереницу первокурсников, семенящих за мадам Хуч.

— Можно не спрашивать, на что ставила ты, Булстроуд, — огрызнулся Нотт, а Поттер и компания с интересом оглянулись.

Драко качнул головой, давая знак Поттеру отвернуться и не обращать внимания на слизеринцев.

— Что ж, посмотрим, кто выиграл. — Нотт вынул палочку и указал ею на гриффиндорца. — Virgo Acclaro, — выкрикнул он и рассмеялся, когда лицо Поттера засияло голубоватым светом.

Гриффиндорцы загалдели, перебивая друг друга:

— Что за?..

— Нотт!..

— Черт бы тебя побрал!..

— Я же говорил, Булстроуд, — Нотт с притворным сочувствием покачал головой. — Поттер — безмозглый упрямец…

Поттер рванулся было к Нотту, но Драко вцепился в гриффиндорца и оттащил прочь, а потом, резко развернувшись, впился взглядом в сокурсника и требовательно спросил:

— Что это за хрень?!

— Неужели не ясно? Virgo Acclaro, — Нотт указал палочкой на Драко, прежде чем тот смог увернуться, и блондин почувствовал странное покалывание, а все вокруг окрасилось в красноватый цвет. — Жидкий голубенький для детишек-девственников и насыщенный красный для полноценных взрослых.

Все первогодки уже прошли мимо, но никто из семикурсников не двинулся с места, они продолжали пялиться на Драко, Поттера и Нотта.

— Нотт! — рявкнула Панси. — Захотел огрести по яйцам? Так за этим дело не станет, если ты…

— Что ж, ты права. Неспортивно выделять только двоих. Почему бы не… — Нотт быстро очертил палочкой полный круг, пробормотав еще несколько слов, закончившихся тем же «Virgo Acclaro», и расхохотался при виде запылавших лиц. Присутствующие разразились возгласами смятения и гнева.

Драко поспешно огляделся, любопытство оказалось сильней негодования. Интересно. Гойл, Миллисент, Эрни Макмиллан и, ну надо же, Парвати Патил сияли голубым. Нотт, Панси, Крэбб, Сьюзан Боунс, Падма Патил, Грейнджер, Уизли и, что неожиданно, Невилл Лонгботтом полыхали красным. И, кстати, осматривался вокруг не только Драко.

— Нотт!!! — одновременно воскликнул десяток голосов, а несколько палочек уже указывало на слизеринца.

— Finite incantatum, — поспешно произнес тот, и все вздохнули с облегчением, а кое-кто обменялся крайне заинтересованными взглядами. — Зато теперь мы знаем, что у нас сегодня со ставками, так ведь?

Драко перевел дыхание. Он был готов порвать Нотта в клочья, но вдруг почувствовал, как Поттер схватил его за плечо и настойчиво потянул прочь.

— Не надо, — отчаянно зашептал гриффиндорец ему на ухо. — Не надо. Пойдем отсюда. Пожалуйста. Просто пойдем.

Драко сглотнул. Множество мыслей и чувств беспорядочно сменяли друг друга. Как Нотт посмел — за каким чертом это затеял — была ли у выходки особая цель — и что, черт бы его побрал, он о себе вообразил?.. И вдруг словно вновь услышал сказанное Поттером несколько часов назад: «Я знаю, какой статус у тебя в Слизерине. Ты рискуешь его потерять».

Драко стряхнул с плеча руку гриффиндорца, шагнул вперед и впился взглядом в Нотта.

— Только посмей еще раз, — холодно предупредил он, — и я применю пару таких разоблачающих заклятий, что ты не отмоешься. Я еще не забыл кое о чем с третьего курса, — угрожающе добавил он и удовлетворенно заметил, что Нотт немного побледнел.

Отвернувшись, Драко зашагал прочь, а Поттер последовал за ним.

— Малфой… — осторожно начал гриффиндорец, когда они поднялись на свой этаж.

— Чего тебе?!

— Он того не стоит…

— Заткнись! — оборвал его Драко, чуть не проскочив мимо портрета. — Гадес! — рыкнул он, и сэр Ксандр поспешно распахнул дверь. Мальчики вошли внутрь, и Драко швырнул сумку на пол.

— Малфой, угомонись, — снова начал Поттер, и Драко стремительно обернулся.

— Не смей мне указывать!

Гриффиндорец отступил, подняв руки.

— Он меня пытался достать, а не тебя, кретин. Кстати, судя по реакции всех остальных, то, что он расширил действие заклятья, друзей ему не прибавило. Булстроуд, по-моему, чуть не лопнула от ярости.

Драко неожиданно рассмеялся. Миллисент действительно выглядела довольно нелепо. Поттер шагнул ближе.

— Не стоит из-за него расстраиваться.

— Ты не понимаешь, дело не в этом… он целился не только в тебя…

— Да знаю я. Он хотел выставить тебя человеком, который не может сделать простейшую вещь — осуществить собственный брак. Но, честно говоря, не думаю, что кто-нибудь об этом вспомнит после того, чем все закончилось.

Драко позволил себе упасть в кресло и откинуть голову на подголовник. Стычка отняла все силы. Поттер бросил на пол собственную сумку и сел в соседнее кресло.

— Все еще думаешь, что стоит идти в Слизерин? — сухо спросил блондин.

— Да.

Драко недоверчиво взглянул на Поттера.

— Неужели хочется все время ходить с синим лицом?

Поттер пожал плечами.

— Слизеринские насмешки почему-то перестали меня задевать. К тому же, то, что я сказал тебе утром, все еще в силе. Даже более чем, после выходки Нотта, и ты это знаешь. — Он взъерошил волосы. — Так что, мы пришли сюда разговаривать о факультетских делах и Теодоре Нотте или воспользоваться уединением? Если второе, то можно было бы перейти к делу, иначе на астрономии нам придется несладко.

Драко снова рассмеялся, его настроение необъяснимо улучшилось. А потом Поттер внезапно пересел к нему на колени и впился в его рот поцелуем.

— Поттер, мать твою! — задыхаясь, выдавил Драко между поцелуями. — Ты сегодня сплошная нежность и романтика, а?

— Сейчас ни на то, ни на другое нет времени, — пояснил Поттер и начал расстегивать одежду блондина. Драко признал правоту гриффиндорца и принялся ему помогать.

* * *

— Вы… вы пойдете к слизеринцам? — повторил Уизли за ужином, не веря своим ушам.

— Ага, — невозмутимо подтвердил Поттер. — Наверное, всего на несколько дней, но это только справедливо — он слишком давно там не был.

— Не похоже, чтобы его это огорчало. Кстати, странно, что он надумал вернуться после шуточки Нотта.

Драко наклонился вперед, чтобы увидеть сидящего за Поттером Уизли.

— Я читаю за столом, потому что никто из вас не может сказать ничего, хотя бы отдаленно интересного, но заглушающих чар на мне нет.

Уизли дернулся и хмуро взглянул на друга.

— Ты знал?

— О чем? — раздраженно спросил Поттер.

— Что он не накладывал чар.

— Рон, я ему не сторож, — пробурчал Поттер, вяло ковыряясь в тарелке. — Между прочим, дать понять, что слышит тебя, — вежливо с его стороны. Ты мог бы и поблагодарить. — Он отложил вилку и потер глаза.

Уизли приподнял брови, обменялся взглядами с Грейнджер, сидящей напротив них, затем прокашлялся и, наклонившись вперед, шутливо и немного смущенно произнес:

— Спасибо, Малфой.

— Гарри, — заботливо спросила Грейнджер. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Что? Да, прекрасно.

Грейнджер перевела взгляд с Поттера на Драко и обратно.

— Ты мало ел, — она помедлила. — Вы оба мало ели. И выглядите ужасно уставшими.

— Длинный день, — резко ответил Поттер. — И будет еще длинней. Нам обоим еще заниматься и заниматься. — Он начал выбираться из-за стола.

Драко последний раз небрежно ткнул вилкой в остывшее жаркое, захлопнул книгу и последовал примеру гриффиндорца.

— Хочешь, я помогу с арифмантикой?.. — начала Грейнджер.

— Завтра, Гермиона, — устало прервал ее Поттер, но спохватился и повторил чуть вежливей: — Давай завтра, хорошо?

— Хорошо… — Грейнджер умолкла, обеспокоено наблюдая за их уходом.

— Она что, всегда так хлопочет? — пробормотал Драко.

— Ага, — рассеянно откликнулся Поттер. — Тебе повезло, что она теперь и о тебе заботится.

— Вот спасибо. Мне ни к чему, чтобы грязнокровка… — начал было Драко и поперхнулся, заметив страдальческий взгляд Поттера. — Прошу прощения — магглорожденная всезнайка совала нос в мои дела.

— Она так выражает привязанность.

Драко скривился.

— Ты прав, пора идти к слизеринцам, если уж Гермиона Грейнджер проявляет ко мне симпатию. Ужас какой.

* * *

— Драко?.. Господи, Драко!!! — завопила Панси, едва они с Поттером вошли в слизеринскую гостиную. Все вокруг умолкли, а слизеринка пронеслась по комнате и затормозила прямо перед мальчиками, воскликнув: — Черт бы побрал это проклятье! Я бы битый час висела у тебя на шее, если бы не боялась, что ты попадешь с ожогами в больничное крыло!

Драко разразился смехом.

— Мне кажется, я и так уже достал мадам Помфри, — заметил он, и гостиная снова ожила, повсюду возобновились смех и разговоры.

Слизеринцы окружили Драко, приветствуя его, а он благосклонно принимал знаки внимания, не забывая отметить тех, кто не подошел, и давая им понять, что все видит. Некоторые, как, например, Теодор Нотт, отвечали только пристальным взглядом. Другие — их было большинство, и это радовало, — деланно улыбаясь, сразу устремлялись к Драко.

— Знаете, я действительно рад вернуться, но мне надо бы занести вещи, — напомнил он через некоторое время и обернулся к Поттеру, которого пока, в основном, подчеркнуто игнорировали. — Пошли.

Драко кивнул в сторону спален, и гриффиндорец отправился за ним, не говоря ни слова.

— Совсем не так, как у вас, а? — прошептал Драко, как только они вошли в спальню.

— Я и не рассчитывал.

— Ладно, — слизеринец убрал вещи в сундук, стоящий в ногах кровати, и выпрямился. — Ну как, готов возвращаться?

— Ага, — беспечно ответил Поттер, прихватив палочку и учебник по астрономии.

— Драко! — позвала Панси. — У нас тут сливочное пиво.

— Иду, — откликнулся слизеринец и присоединился к друзьям, устроившись у камина и оставив рядом с собой место для Поттера.

Тот коротко кивнул тем немногим, кто соизволил на него взглянуть, уселся в углу дивана и наложил на себя заглушающие чары.

— А почему это Поттер не ноет, что скучает по своим дружкам? — поинтересовался Блейз, с пренебрежением взглянув на гриффиндорца.

— Не знаю, да и какое мне дело? — Драко пожал плечами и поспешил переменить тему. Втянуться в привычный ритм оказалось гораздо легче, чем он ожидал.

Какое облегчение — вернуться к своим. Не то чтобы гриффиндорцы были ему противны, но очутиться дома — совсем другое дело. Столько времени видеть слизеринцев только на уроках и в Большом зале… Драко сам не понимал, как соскучился.

Вечер прошел чудесно. Было весело вести привычную игру, выясняя, кто к чему стремился и что предпринимал, отвоевывая влияние и место под солнцем. И в то же время — тревожно обнаружить, сколько Драко упустил. Например, когда Куини с Ноттом успели стать парой? И с каких пор Крэбб и Гойл сблизились с Миллисент? Эти двое просто безнадежны. Связаться с Миллисент Булстроуд. Конечно, она — сильная личность. В ней сочетаются тонкость и проницательность с напором кувалды. Похоже, в отсутствие Драко Крэбб и Гойл совсем растерялись.

— Так что, выходит, гриффиндорская смелость — не выдумки Сортировочной шляпы? — заметил Блейз какое-то время спустя, слегка подтолкнув Миллисент локтем. Драко взглянул на Поттера, а Блейз добавил: — Смело, но до крайности глупо.

Драко прикусил губу, разрываясь между противоречивыми эмоциями: смехом, тревогой, раздражением и сдержанной… симпатией, за неимением более подходящего слова. Потому что Поттер уснул. Посреди слизеринской гостиной, в окружении семидесяти враждебно настроенных студентов, большинство из которых ненавидело его в силу факультетской вражды и многие — по личным или политическим причинам, гриффиндорец крепко спал, отбросив учебник астрономии и забившись в угол дивана.

— Мерлин, Поттер, — Драко хихикнул и покачал головой, решив, что сейчас самая разумная реакция — продемонстрировать насмешливую снисходительность. Он поднял учебник гриффиндорца и заложил страницу, но не стал снимать с Поттера очки.

— Вот дурак, правда? — заметил Нотт. — Нет, серьезно. Заснуть, здесь? Мы могли бы поразвлечься. Ну-ка, столкни его, Малфой…

— Он совсем не дурак, — небрежно ответил Драко, мило улыбнувшись и впившись взглядом в сокурсника. — Он знает, что я не дам его и пальцем тронуть. Не стоит недооценивать врага, Нотт.

Воцарилась крайне напряженная тишина.

— А Нотт обычно именно так и поступает, — злорадно усмехнулась Панси. — Кажется, в их семье это обычное дело.

Драко едва не вздрогнул. Никто из них не брезговал использовать друг против друга все, что только можно, и Панси не впервые дразнила Нотта семейными неудачами, но она даже понятия не имела, как больно, когда тебе напоминают об отце, сидящем в Азкабане. Возблагодарив судьбу за то, что Панси на его стороне и что его собственный отец уже на свободе, Драко ласково взглянул на покрасневшего, а потом побледневшего от ярости Нотта и невинно поинтересовался:

— С тобой все в порядке?

— Все нормально, — отрезал Нотт.

— Не может быть. Говорю тебе, когда Брайант впервые играл за вратаря, он был даже хуже Уизли, — громко заговорил Блейз, видимо, продолжая беседу с Миллисент.

Слизеринка почти без запинки ответила:

— Эм-м… да, но остальные рэйвенкловцы совсем не плохи, — произнесла она. — Нам повезет, если мы победим. Их ловец куда лучше нашего, — Миллисент скривила рот от отвращения. — Драко, в этом году мы без тебя как без рук.

Драко нахмурился, не зная, как отнестись к последнему замечанию. С одной стороны, оно подчеркивало, что он был чертовски хорошим ловцом и команде его не хватало. С другой — напоминало всем и каждому, что он пропускал сезон и почему.

Но поскольку причина, по которой он не мог играть, спала прямо рядом с ним, в дополнительном напоминании не было смысла. А Миллисент, на самом деле, была не настолько хитра, чтобы отвешивать двусмысленные комплименты.

— Не трави душу, — беззаботно отмахнулся он.

— Вы должны продолжать свои игры со снитчем, — заметила Панси. — На прошлой неделе все только о них и говорили. Гриффиндорцев жутко бесит, что без командной поддержки их драгоценный Поттер ничем не лучше тебя. Благодаря тебе мы сделали на этом деньги.

— А почему вы вернулись к пяти раундам? — спросил Блейз. — В субботу было семь.

— Слишком много домашней работы, — поморщился Драко. — Как это ни смешно, я до сих пор отстаю. Собственно говоря, — он взглянул на часы, радуясь, что уже довольно поздно, — придется разбудить Спящую Красавицу и пойти позаниматься. Знаю, — он поднял руки, когда друзья запротестовали, — но меня не было четыре дня, теперь приходится расплачиваться. — Он потряс гриффиндорца за плечо. — Поттер.

— М-м… что? — Поттер, вздрогнув, проснулся, слегка сбитый с толку.

— Эх ты, доверчивая душа, — поддразнил Драко, и слизеринцы захихикали. — Вставай. Идем заниматься, — блондин мысленно успокаивал Поттера, продолжая держать его за плечо и надеясь, что гриффиндорец не сделает ничего слишком безрассудного.

— Ладно, — Поттер выпрямился, уже почти не волнуясь, и огляделся в поисках учебника.

— Он у меня. Ну же, пошли.

Драко помахал друзьям рукой на прощанье и направился по коридору, ведущему к спальням.

— Малфой, — сонно заговорил Поттер. — С тобой все в порядке?

— Да, а что?

— Я чувствую, что ты сильно устал. Ну, знаешь, через узы…

— Ванная — там, — прервал его Драко и повел за собой. Он наклонился поближе, когда они начали умываться и взялись за зубные щетки. — Я чертовски устал, но мы в подземельях, неужели нельзя это запомнить? — прошептал он.

Глаза Поттера слегка расширились, и он поспешно кивнул.

— Точно. Прости, забыл.

— Проехали.

— Прости, ладно? Я толком не проснулся.

Драко устало потер глаза, чувствуя, как силы, которые он собрал, чтобы поддерживать разговор в гостиной, неудержимо оставляют его.

— Малфой, забудь о занятиях, тебе нужно сейчас же лечь…

— Я и не собирался заниматься, болван. Просто сказал, чтобы уйти. Пошли.

Они вернулись в спальню и буквально рухнули на кровать, задернув полог и наложив защитные чары. Драко, обеспокоенный тем, что совершенно вымотался, сразу же закрыл глаза.

— Малфой?..

— Что?

— Мне понимать это как «нет»?

— О чем ты?

— Насчет… не хотел бы ты… э-э… ну, знаешь…

— Ты, должно быть, шутишь.

— Я подремал, — виновато пояснил Поттер.

— А я нет.

— Знаю…

Драко вздохнул, поняв, что, по крайней мере, одна часть тела не считает его уставшим.

— Знаешь, тебе чертовски повезло, что ты не связан с девушкой, — пробормотал он, поворачиваясь к Поттеру. — «Не хотел бы ты, э-э, ну, знаешь» — это потрясающе романтично.

— Между прочим, это ты высмеивал романтику в браке.

— Наверное, ты меня развратил, — парировал слизеринец, не в силах подавить зевок.

— А может быть, это ты меня развратил. Потому что прямо сейчас мне необходимо подрочить, и я не намерен слишком долго тебя упрашивать, чтобы получить свое.

Драко хихикнул, вынул палочку и наложил несколько дополнительных заклятий на полог.

— Что ты делаешь?

— Ты же не думал, что я доверюсь всего лишь обычным защитным чарам, а? Теперь насчет «подрочить», — блондин широко зевнул. — Ты раздеваешь меня, а я тебя вознаграждаю.

— Идет.

Поттер поспешно стянул одежду с Драко, а заодно и с себя самого — с той же скрытой соблазнительностью, с которой обычно раздевался при медицинском осмотре — и немедленно принялся целовать партнера.

— Чудеса, — изумленно выдохнул слизеринец, пока они обменивались ласками. — Невозможно поверить, что ты светился голубым под тем идиотским заклятьем. — Он откинул голову. — Заметь, я… о-о-о… я не жалуюсь. Совсем. Но, помнится, в «отпуске» ты таким не был… а-ах…

Поттер издал вибрирующий смешок… Но тут сверкнула оранжевая вспышка, раздался приглушенный возглас, и мальчики подскочили.

— Что за?..

Драко рассмеялся.

— Хорошо быть дома, — с нежностью заметил он.

— Что это было?

— Интересно, у кого завтра на лбу появится надпись «Вуайерист-извращенец»? Между прочим, это будет тот, кто сейчас пытался взломать нашу защиту.

Поттер недоверчиво взглянул на него.

— Как ты можешь жить среди таких людей?

— Они не дают расслабляться, — рассеянно ответил Драко, снова притягивая гриффиндорца ближе. — Поттер, я не желаю их сейчас обсуждать.

— Я тоже, — поспешно согласился тот. Мальчики продолжили оттуда, где их прервали, и вскоре пришли к завершению.

Драко ощутил, как на него наваливается привычная апатия, и был готов без возражений поддаться ей, когда Поттер вдруг кашлянул.

— Ну что еще?

— Ничего, — гриффиндорец на минуту затих, а потом выпалил: — Тебя не тревожит, что мы все еще не… ну, знаешь, что я все еще свечусь голубым?

— Прямо сейчас — нет, — зевнул Драко. Он перекатился на бок, обнял Поттера и, уже засыпая, запустил пальцы в его спутанные волосы. — Серьезно, разве нельзя поговорить об этом завтра?

— Э-э, можно, — согласился тот и уткнулся лицом в плечо Драко.

— Спокойной ночи, Поттер, — пробормотал блондин и провалился в сон.

День двадцать девятый, вторник

— Блейз, какая прелесть, — рассмеялся Малфой следующим утром, когда они с Гарри выбрались из-за занавесок. Крэбб и Гойл понимающе заржали, а Блейз ответил хмурым взглядом.

— Очень смешно, Драко. Не хочешь снять?

— О нет. Эффектно выглядит. Можешь считать это рекламой — девочки-эксгибиционистки будут гоняться за тобой толпами.

Малфой с Гарри направились к ванной, но Блейз встал в дверях и загородил проход.

— Ну же, Драко. Пожалуйста. Ты ведь знаешь, что сделал бы то же самое.

— Возможно.

— Давай, я напишу за тебя эссе по трансфигурации…

— Вот еще. Да я сам могу написать его с закрытыми глазами, — возразил Малфой. Гарри закатил глаза, а слизеринцы всерьез принялись торговаться.

— Малфой, — прервал он их. — Ты не против продолжить в ванной, а то мы опоздаем на трансфигурацию?

— Ладно, — отозвался блондин, и они переместились в ванную, не прекращая спорить.

«Забавно наблюдать за их взаимоотношениями», — размышлял Гарри, собирая сумку, пока слизеринцы спорили, во что Блейзу обойдется удаление надписи «Вуайерист-извращенец». Все просчитывалось. Ни единого шага без предварительной оценки социальных последствий. Никаких искренних и непринужденных дружеских связей, как в Гриффиндоре.

Малфой был здесь полностью в своей стихии. Гарри мог бы поклясться, что слизеринец другим и не бывает, если бы не видел его без защитных барьеров, рухнувших за время «отпуска». И если бы их не связывали узы, дающие ключ к истинным малфоевским чувствам, Гарри мог бы поклясться, что выражение лица блондина — каким бы это выражение ни было — не было наигранным. Что за спокойным, снисходительным взглядом на Нотта нынешним утром не пряталась серьезная тревога. Что ненавязчивый возврат контроля над Крэббом и Гойлом не был на самом деле проявлением непреклонной решимости привести обоих к быстрому, полному, явному повиновению и показать всему Слизерину, что хотя за время отсутствия Малфоя они, может, и переметнулись на сторону Миллисент Булстроуд, но все равно оставались его свитой, а не ее.

Если бы не узы, Гарри мог бы даже поверить, что когда сегодня его лицо снова засияло голубым, это действительно совершенно не обеспокоило слизеринца.

— Симпатичный оттенок, Поттер, тебе идет, — рассмеялся он. — Подходит к глазам.

Малфой окинул взглядом гостиную, где дюжина студентов всех возрастов, собираясь на завтрак, комментировала сияние Гарриного лица, и прочистил горло, ожидая и получив безраздельное внимание всех присутствующих.

Он еще раз огляделся и вздохнул с притворным разочарованием.

— Жаль, но Нотта здесь нет, так что его я, видимо, не могу винить. — Оценившие намек слизеринцы рассмеялись. — Давайте кое-что проясним, ладно? — Малфой безмятежно улыбнулся. — Если лицо Поттера еще раз приобретет этот прелестный оттенок, я прокляну Virgo Acclaro каждого, кто окажется в пределах досягаемости. Так что не советую пользоваться этим заклятьем тем, кто не намерен обнародовать собственный сексуальный статус… или статус своих друзей. Мы поняли друг друга?

Всем казалось, что он просто забавляется и согласен помериться силами в обычной слизеринской манере. Никто не заметил, что он взбешен и что это связано не только с подрывом его репутации. Насколько Гарри мог судить, Малфой, хотя бы отчасти, был действительно рассержен тем, что кто-то пытался выставить Гарри дураком.

Когда это случилось? Когда они сблизились настолько, что у Малфоя появились к Гарри подобные чувства? Словно Гарри был важен сам по себе, а не только из-за свалившейся на них связи? Если на то пошло, когда они сблизились настолько, что Малфой стал доверять Гарри то, в чем не признавался своим друзьям? Что он сознательно вел себя с Гарри иначе, чем со всеми остальными?

Когда они стали парой?

* * *

— Гарри, — шепнула Гермиона во время гербологии с Гриффиндором. — Ему плохо?

Гарри, преодолевая сонливость, обернулся и увидел, что Малфой уснул, опустив голову на руки, едва удерживая перо в ослабевших пальцах. Слабо улыбнувшись, гриффиндорец забрал перо и аккуратно воткнул в чернильницу.

— Что с ним такое? — встревожилась Гермиона.

— Просто устал. — Гарри вынул из сумки учебник потолще и осторожно подсунул под руки слизеринцу, чтобы тот не чувствовал себя слишком неловко, когда проснется, а потом, не сознавая, что делает, отвел волосы с его лба.

— Он никогда не засыпал в классе, — пробормотала Гермиона. — Слишком устал. Как и ты, — укоризненно добавила она. — Гарри, что происходит?

Гриффиндорец утомленно потер глаза.

— Гарри, — зашептал Рон с другой стороны. — Что с вами? Почему вы выглядите так, словно давно не высыпаетесь?

— Да все нормально.

— Гарри…

— Слушайте, я ничего не могу объяснить, ясно вам? Без его разрешения — не могу.

— Но почему?

— Забыли, что мы женаты? — огрызнулся Гарри, преодолевая изнеможение. — Я должен с ним считаться. А он точно не ваш преданный поклонник и вряд ли будет в восторге, если я начну болтать с вами о нашей личной жизни.

— У тебя появились от нас секреты — из-за него? — медленно произнесла Гермиона.

— Нет… это не… — Гарри умолк. — Да.

Рон с Гермионой уставились на него.

— Послушайте, я вынужден с ним жить. Если вы не забыли, нас отстраняли на четыре дня в том числе для того, чтобы мы научились уживаться, не пытаясь убить друг друга. Если для этого мне придется кое-что скрывать от вас, значит, так тому и быть. Вы мои лучшие друзья, но он мой… супруг. Я этого не хотел, меня это не радует, но я должен поддерживать его — хоть иногда. Простите.

— Но…

— Он сделал бы для меня то же самое.

— В этом я почему-то сомневаюсь, — без обиняков заметил Рон.

— Напрасно.

— Если ты о случаях вроде сегодняшнего, когда на арифмантике он проклял тем дурацким заклятьем весь класс, из-за того что тебя… — начала Гермиона.

— Да, об этом. А еще о том, что он никому не позволил напасть на меня, когда я вчера заснул в их гостиной.

— Ты заснул в слизеринской гостиной? — брови Рона взлетели к корням волос.

— Я устал.

— Но почему?..

— Кстати, о «почему». Гарри, ты не обязан проводить с ним все свободное время, — напомнила Гермиона. — Никто не требует от тебя…

— Я провожу с ним не все время…

— Мы видимся теперь только на уроках, — возразила она. — На переменах вы сбегаете. Вы даже перестали есть в Большом зале, с тех пор как вернулись.

— И всем интересно, куда вы исчезаете, — добавил Рон.

— К себе домой, неужели не ясно? Мы возвращаемся в квартиру… знаете, если этого не сделать, совершенно невозможно сконцентрироваться на учебе. И мне, правда, хотелось бы, чтобы люди перестали задавать такие вопросы, словно у них есть право лезть в наши дела, — Гарри прикусил язык, надеясь, что сказанное прозвучало не слишком грубо, но сильно в этом сомневаясь.

— Гарри…

Малфой чуть шевельнулся и поморщился. Гарри положил руку ему на плечо, а голову опустил на руку, желая уснуть за компанию. Блондин моргнул, приоткрыл глаза, встретил Гаррин взгляд и сонно улыбнулся. Он слегка приподнялся и, все еще в полудреме, поцеловал гриффиндорца, а тот подался навстречу поцелую, не обращая внимания, смотрят на них или нет. Не обращая внимания даже на вырвавшийся у Рона приглушенный вскрик ужаса. Слизеринец поднял руку, перебирая Гаррины волосы, потом прервал поцелуй и зевнул.

— Эм-м, извини, — он зевнул еще раз, выпрямился и потер глаза, постепенно приходя в себя. — Долго я спал?

— Нет, не думаю, — отозвался Гарри. — Не беспокойся, я одолжу тебе конспект.

— М-м, жаль, что мы не в теплицах. На этой чертовой гербологии трудно не задремать, — блондин снова зевнул.

— Малфой, что происходит? — тихо заговорил Рон, а Гарри перевел на друга измученный взгляд.

— То есть?

— Раньше ты не спал на уроках.

Малфой взглянул на Гарри.

— Ты им не сказал?

— Нет… а можно?

— Давай.

— В Слизерине ты никому не говорил.

— Я знаю слизеринцев, — сухо ответил Малфой. — И знаю, что твои приятели скорей выпустят себе кишки, чем навредят тебе. Можешь рассказывать им все, что захочешь. — Он взял перо и уставился на доску, пытаясь вслушаться в лекцию Спраут.

— Рассказывать нам — что?! — Гермиона уже почти не владела собой.

— Ш-ш-ш. Просто мы… Помфри, правда, не совсем уверена… — и Гарри, благодарный за заботу и участие, поделился своими тревогами с ближайшими друзьями.

День тридцать первый, четверг, рассвет

Драко проснулся смущенным и сбитым с толку. Ему снилось кое-что… интересное. Не то чтобы сногсшибательно яркое, но все же… вдохновляющее…

Он взглянул на часы. Три утра. Поттер спал рядом; Драко придвинулся и обнял гриффиндорца, слегка улыбнувшись, когда тот забормотал во сне и по привычке уткнулся ему в плечо. Блондин медленно поглаживал волосы Поттера, закрыв глаза и пытаясь снова уснуть, но мысли продолжали возвращаться к обрывкам недавнего сна. Зевнув, Драко раздраженно нахмурился.

Нужно поспать. День за днем они теряют силы, а Помфри продолжает задавать и задавать вопросы. Бодроперцовое зелье немного помогло, а пребывание в Слизерине помогло еще больше — необходимость восполнить нанесенный узами ущерб бодрила сама по себе, — но все же оба неуклонно слабеют. Остается надеяться, что Эспозито найдет выход, прежде чем станет слишком поздно, иначе им придется вернуться в Гриффиндор, пока слизеринцы не заметили, что дело неладно.

Драко медленно провел рукой вниз, вдоль поттеровской спины, наслаждаясь прикосновением к обнаженной коже. Переплетя ноги с ногами гриффиндорца, он потерся бедром о его пах, коснулся отвердевшего члена и понял, что тоже начинает возбуждаться.

Видимо, Поттеру снова что-то снится. Нужно уснуть, пока его сон не слишком взбудоражил Драко. Блондин закрыл глаза, но снова распахнул их, как только гриффиндорец застонал и беспокойно зашевелился.

— Поттер?..

Тот проснулся, ошеломленный тем, что его так крепко обнимают, и сразу же принялся тереться о Драко. Слизеринец хихикнул.

— Мерлин, Поттер, ну ты даешь. Три часа ночи.

— Знать ничего не знаю. Мне снилось, что сейчас около полудня, и мы заняты, э-э, тем, чем обычно. На смотровой площадке.

Сердце Драко забилось сильнее.

— Поттер, нам нужно поспать.

— А знаешь, что нам поможет? — спросил гриффиндорец и скользнул рукой к паху Драко.

Слизеринец поспешно перехватил поттеровскую руку.

— Совершенно непонятно, как ты можешь до сих пор светиться голубым.

— Я бы объяснил, но лучше заняться тем, что заставит нас отключиться.

— Ладно, — Драко признал, что в поттеровских словах есть логика. — Погоди-ка… — он взял с тумбочки палочку и взмахнул над ними обоими, пробормотав короткое заклятье.

— Только ты мог выучить чары для освежения дыхания. — Поттер воспользовался ситуацией и поцеловал Драко взасос.

— А магглы как с этим справляются?

— Откуда мне знать?

Гриффиндорец начал выцеловывать путь к уху Драко, а тот вздохнул и отдался ощущениям, понимая, что теперь нет ни малейшей возможности уснуть, пока они не придут к естественному завершению. Девственник или нет, Поттер очень хорошо научился добиваться от Драко всего, чего хотел. И слизеринца это вполне устраивало. Не считая потери сил… но сейчас это не слишком важно — у них остается еще часа четыре на отдых, пока не придется встать и снова проявлять активность.

Драко прикрыл глаза, чувствуя, как тело отвечает на ласки Поттера, как внутри разгорается огонь… Как хорошо, намного лучше, чем торопливые обжимания под деревом или в пустой аудитории. Но на самом деле…

— Поттер, подожди, — Драко отстранился, упираясь рукой в грудь гриффиндорца. Тот огорченно застонал.

— Что такое?

— Я хотел… эм-м, хотел бы перебраться в нашу квартиру.

— Что?.. Зачем?

— Не хочу все время думать о том, что соседи могут нам помешать.

— Три часа ночи.

— Знаю. Но если кто-то из них наложил сигнальные чары, чтобы узнать, когда мы…

— Да ладно тебе. Мне не слишком приятно это признавать, но давай смотреть правде в глаза: много времени нам не понадобится. А потом мы сможем…

— Я хочу, чтобы понадобилось больше.

— Зачем?

Боже, иногда Поттер так недогадлив. Драко глубоко вздохнул.

— Что еще нужно, чтобы тебе надоело сиять голубым на весь класс?

— Уже надоело, но… — Поттер умолк, и Драко почти увидел, как в голове гриффиндорца зажегся сигнальный огонь.

Поттер медленно отодвинулся и сел.

— Малфой… ты обещал, что не будешь давить…

— Я и не давлю. Только предлагаю.

— Слушай, я…

— Lumos, — произнес Драко и поморщился, когда в маленьком, огороженном пологом пространстве стало светло.

Блондин сел и подал Поттеру очки. Гриффиндорец осторожно надел их, искоса поглядывая на Драко поверх яркого огонька.

— Малфой…

— Я не давлю. Но я готов, и хочу… хочу тебя.

— Я… тоже тебя хочу, но…

— Можешь быть сверху — если захочешь.

Поттер моргнул.

— Совсем другое дело, да?

— Эм-м… да, — Поттер нервно вцепился в волосы. — Но… но я никогда…

— Как и я. Тут мы равны.

— Малфой, но… что, если я сделаю тебе больно?

— Не сделаешь, я тебе доверяю. — Поттер с сомнением взглянул на него, и Драко слегка улыбнулся. — Я имею в виду, в этом вопросе. Я тебе доверяю. Ты не сделаешь мне больно… больше чем… больше необходимого.

Поттер подтянул колени к груди и опустил взгляд; Драко понял, что гриффиндорца одолевают противоречивые чувства. Накрыв ладонью его руку, слизеринец ждал.

Наконец Поттер взглянул прямо на него, все еще взволнованный, но уже принявший решение, и кивнул.

Пока Поттер собирал одежду и сумки, Драко разыскал портключи, потом погасил свет и протянул портключ гриффиндорцу.

— Лучше сними защитные чары и раздерни занавески, — посоветовал Поттер.

— Зачем?

— Чтобы твои соседи не тратили времени зря, пытаясь нас разбудить. Не говоря уж о том, чтоб не попали под какой-нибудь сглаз из тех, что ты добавил к защите.

— Зануда, — парировал Драко, но снял заклятья и отдернул полог.

Они активировали портключи и сразу же оказались в хорошо знакомой обстановке собственной спальни.

— Lumos, — Драко зажег свет, и они отшвырнули вещи, принесенные из подземелий. Встав коленями на кровать, лицом друг к другу, мальчики внезапно смутились.

— Уверен, что хочешь? — мягко спросил Поттер, беря Драко за руку.

Глубоко вздохнув, блондин кивнул.

— С медитацией, как предлагала целительница?

Драко снова кивнул, и они вынули палочки. Придвинулись ближе, соприкоснулись лбами и закрыли глаза.

Сделав глубокий вдох, Драко очистил сознание и начал читать умиротворяющую мантру, которой целительница научила их несколько дней назад. Поттер присоединился, и вскоре пространство вокруг наполнилось шепотом, ставшим почти физически ощутимым. Драко почувствовал, как успокоение снисходит на него, словно нежнейшая волна набегает на тихий берег, почти не оставляя места страху и посторонним мыслям.

Они снова повторили мантру, еще глубже впадая в транс, их дыхание замедлялось, а губы все приближались, пока мальчики наконец не шептали уже практически в рот друг другу, прерываясь для поцелуев, постепенно входя в состояние прояснения и покоя.

Третьего повторения оказалось достаточно. Они отложили палочки и продолжили целоваться, прижимаясь все теснее, а потом Драко откинулся на спину, увлекая Поттера за собой, и они вытянулись на кровати, сплетая тела, гриффиндорец поверх слизеринца.

Драко откинул голову, отдавшись ощущениям, что дарили губы, целующие его шею, и руки, ласкающие тело. Он тесней прижал к себе Поттера, вплетая пальцы в его волосы, поглаживая ступней его лодыжку, и все это так медленно, так невероятно нежно. Не звучало ни единого слова, только вздохи, и слабые стоны, и шелест пальцев, ласкающих кожу, и шорох прибрежной волны.

Поттер поднял голову и взглянул на Драко, безмолвно спрашивая разрешения, а тот кивнул, закрыв глаза, и гриффиндорец, приподнявшись, потянулся за флаконом масла с медовым ароматом, которое дала им целительница. Драко чувствовал, как Поттер улегся рядом, как его теплые руки начали легкий массаж, размазывая душистое, согревающее масло по груди и животу блондина, постепенно смещаясь все ниже и ниже. Открыв глаза, Драко плеснул немного масла на собственные руки и медленно провел ладонями по поттеровской груди, вокруг сосков, вверх, к шее, улыбаясь тому, как сбивалось дыхание гриффиндорца, когда пальцы его партнера касались чувствительных мест. И все же Поттер ни на мгновение не прекратил медленных, ритмичных движений, продолжая втирать масло в кожу Драко.

Гриффиндорец вопросительно поднял бровь, снова спрашивая разрешения, и Драко развел бедра, не чувствуя ни малейшего страха, когда Поттер опустил руку вниз и нанес масло между ног блондина. Еще один вопросительный взгляд — и Драко кивнул в ответ, но все же слегка напрягся от болезненных ощущений, когда палец проник внутрь. Гриффиндорец сразу же остановился, его глаза спросили, не хочет ли Драко прекратить, но тот привлек Поттера к себе и поцеловал — и постарался расслабиться, замедлив дыхание, чтобы принять боль и пропустить ее через себя, зная, что он в безопасности, что все пройдет и что бояться нечего.

А потом Поттер вдруг кое-что сделал, и Драко задохнулся, когда его пронзило острое наслаждение. Гриффиндорец сразу отстранился, но, поняв, что дело не в боли, успокоился и повторил попытку. Драко судорожно вцепился в плечи Поттера, задышал чаще и застонал, а ровный плеск прибоя немного сбился, словно под внезапным порывом ветра, но почти сразу вернулся к прежнему размеренному ритму.

Поттер отстранился, и его глаза снова приняли вопросительное выражение, а Драко согласно кивнул и начал было переворачиваться на живот, но передумал. Когда целительница объясняла, что для первого раза это, пожалуй, самый лучший способ, ее предложение казалось разумным, но сейчас… нет. Драко хотел видеть лицо Поттера, следить за сменой его эмоций и, в случае чего, успокоить. Блондин снова лег на спину, притянул Поттера на себя, размазывая остатки масла, и улыбнулся, когда гриффиндорец сначала озадаченно нахмурился, а потом, приняв изменения в плане, закрыл глаза и сосредоточился на ощущениях.

Поттер приник ближе, их губы соприкоснулись. Одной рукой отводя волосы со лба Драко, поглаживая его висок и щеку, другой рукой помогая себе, гриффиндорец медленно начал входить. Драко напрягся от острейшей боли, зашипел, уткнувшись в поттеровскую шею и впившись ногтями в его плечи, но подался навстречу, принимая Поттера в себя. Гриффиндорец все еще сдерживался, безмолвно касаясь губами виска блондина, и тот понял: Поттер пытается уловить эмоции партнера, чтобы убедиться — с Драко все в порядке, ему просто нужно время, чтобы привыкнуть.

Слизеринец вдохнул, выдохнул, а потом еще раз и еще, следуя ритму еле слышного плеска прибоя, боль слабела и понемногу уступала место чувству покоя и единения. Что, по объяснениям целительницы, как раз и было естественной реакцией. Драко прильнул к губам Поттера, обхватил ногами его бедра, насаживаясь глубже, — и задохнулся, снова испытав наслаждение, в этот раз более сильное, смешанное с болью.

Слишком сильное.

— Ш-ш-ш, — успокаивающе прошептал гриффиндорец, но из груди Драко рвалось рыдание, несмотря на транс, несмотря на все, что было между ними, — это было уже слишком, неконтролируемо, подавляюще, неправильно, Драко не мог этого принять… Но Поттер был рядом, и обнимал его, и был внутри него, и осторожно вел его назад, к медитативному состоянию, близости и доверию. — Ш-ш-ш, — гриффиндорец поцеловал Драко в висок и взял за руку, переплетая пальцы, по-прежнему сдерживая себя. Поттер нежно покачивал Драко в объятиях, толчки стали терпимей, и снова стал слышен умиротворяющий рокот прибоя. Поначалу тихий, он становился громче и громче, а ощущения усиливались и углублялись, хотя теперь уже не так пугающе.

Драко открыл глаза и поймал пристальный взгляд Поттера, всецело сосредоточившегося на том, чтобы удержать партнера от паники. Блондин улыбнулся, отвел волосы с поттеровского лба, коснулся шрама и позволил движениям набрать силу и темп, в свою очередь постепенно ведя гриффиндорца еще глубже в транс, к уверенности в том, что это состояние убережет их, — а ритм толчков уже захватил обоих, и прибой взревел, словно во время шторма, и разразилась гроза, и они начали тонуть, растворяясь в ней… Но вместо того, чтобы ужаснуть, воображаемая картина волновала и возбуждала.

Драко чувствовал, что хотя Поттер все еще сдерживается, его вот-вот захлестнет сила эмоций. В конце концов, это и его «первый раз» — а значит, с медитацией или без, Поттеру нужна помощь партнера в той же мере, что и самому Драко.

По крайней мере, слизеринец кое-что знал о том, сейчас должен чувствовать Поттер. Головокружительная новизна проникновения, неспособность снизить темп, даже если потребуется, и невозможность контролировать то, что почти не поддается контролю: страстное желание быстро и сильно двигаться — и как можно скорее кончить. Медитация могла кое-что сгладить, но этого было недостаточно. Драко коснулся поттеровской груди, успокаивая, пытаясь унять сотрясающую гриффиндорца дрожь, а тот, закусив губу, сосредоточился на том, чтобы не слишком спешить, не травмировать Драко и не кончить раньше, чем слизеринец будет готов.

Но Драко был совершенно уверен, что готов. Для чего угодно. Он скрестил ноги, насаживаясь еще глубже, и засверкали молнии, и слизеринец выгнул спину, призывая Поттера забыть о сдержанности и следовать инстинктам. «Мы словно пытаемся вместе править грозой», — заметил про себя Драко, а гриффиндорец, весь дрожа, мысленно тянулся к партнеру, чтобы убедиться: тот действительно хочет продолжения и можно, наконец, дать себе волю… А потом они толкались друг в друга с такой жаждой, что какая там сдержанность, и их жгло, почти сжигало огнем…

Драко впился поцелуем в поттеровские губы, но не смог удержаться от крика, когда разряды молний поразили каждый нерв, — и спина блондина дугой выгнулась над кроватью, и Поттер забился в нем, издав хриплый вопль. Молнии сверкали повсюду, почти испепеляя своим жаром, и это продолжалось несколько бесконечных мгновений, пока оба не лишились последних сил.

Все закончилось. Пробежали последние искры, но они больше не будоражили, а скорее успокаивали, и вскоре нежные, теплые волны снова баюкали Драко. Он медленно поглаживал Поттера, все еще лежащего сверху, все еще бывшего глубоко внутри, а тот едва дышал, зарывшись лицом в волосы слизеринца. Подступающий сон нес успокоение, и Драко, не сопротивляясь, провалился в забытье.

29 октября — 31 октября

День тридцать первый, четверг, утро

Гарри наблюдал, как медленно приподнимается и опускается грудь спящего Малфоя, и спрашивал себя, заговорят ли они еще когда-нибудь друг с другом. И решил, что это совсем не важно.

Он выплыл из глубокого сна и теперь лежал в полузабытьи, как ему казалось, уже много часов, не сознавая ничего, кроме мягкости постели, тепла светловолосого затылка, в который он уткнулся лицом, прижимаясь к спине слизеринца, запахов меда, пота, спермы — и малфоевских волос. Они пахли… может быть, жасмином? По крайней мере, какими-то ароматными цветами. Мягкие, очень мягкие волосы — и такие красивые. Гарри осторожно дунул на них, и они затрепетали у его губ. Гриффиндорец приоткрыл глаза, почувствовав, что Малфой проснулся и повернулся на спину. Блондин сонно улыбнулся, мимолетно коснулся пальцами Гарриных губ, потом вздохнул и снова смежил веки, опустив руку на бедро гриффиндорца и рассеянно вычерчивая узоры по его коже.

Еще совсем рано, и они могли бы успеть на завтрак, если бы поспешили. Но Гарри знал, что сейчас его сил не хватит даже на то, чтобы встать с кровати, не говоря уже о прогулке до Большого зала. Впрочем, он не был голоден. Как, очевидно, и Малфой. Так что они остались лежать рядом друг с другом, неподвижные, если не считать малфоевских пальцев, и в полной тишине, если не считать звуков дыхания.

Много позже Гарри снова взглянул на часы. Завтрак закончился, и если они не вылезут из постели в ближайшие десять минут, то опоздают на трансфигурацию. Гарри вздохнул и медленно сел, а Малфой потер лицо рукой, перевел дыхание, собираясь с силами, сел рядом и слегка поморщился.

Гарри коснулся его плеча и вопросительно приподнял брови, но Малфой, чуть улыбнувшись, покачал головой, отметая беспокойство, вяло потянулся и встал с кровати. Гриффиндорец нахмурился, глядя, как блондин одевается и собирает сумку. Казалось, Малфой двигается через силу, не позволяя себе упасть в постель и снова уснуть. И судя по тому, что он так же часто бросал на Гарри слегка обеспокоенные хмурые взгляды, гриффиндорец выглядел не лучше.

Трансфигурация. Только это сейчас имело значение. Дойти до класса и не опоздать. Не из страха потерять очки или получить отработку, но просто потому, что иначе они оба поддадутся изнеможению и снова лягут.

* * *

При их появлении по классу пробежал шепоток, а МакГонагалл взглянула в их сторону и сразу же подозвала к себе. Гарри в замешательстве нахмурился — они не опоздали. Да, едва успели, но успели же.

— Поттер, Малфой, мадам Помфри просит вас обоих зайти в госпиталь. С вами хотят поговорить двое авроров.

— Авроров?.. — повторил Малфой, и Гарри вдруг понял, что это было первое слово, сказанное кем-либо из них за утро. — Зачем?..

— Не знаю, мистер Малфой. Отправляйтесь сейчас же, не заставляйте их ждать — они и так здесь с самого завтрака.

— Авроры, — произнес Гарри, когда они устало плелись в больничное крыло. — С чего вдруг? Мадам Пантер уже разобралась, как проклятье было наложено и каким образом сработало, когда мы в него вляпались. Что еще они собираются выяснять?

— Может, им нужны подробности насчет упадка сил и всякого такого, — заметил Малфой, потерев глаза. — Теперь, когда до них дошло, что все было устроено специально, чтобы нам навредить.

— Малфой… с тобой все в порядке?

— Да, а что?

— Кошмарно выглядишь.

— Должно быть, не выспался, — Малфой, кажется, пытался сдержанно пошутить, но у него не слишком получилось.

— Я не о том.

— Поттер, как я подозреваю, сейчас нас собираются спрашивать именно на эту тему. Может, не будем сами начинать раньше времени?

— Принято, — хмуро согласился Гарри и слегка вздрогнул, когда его ладони коснулась рука слизеринца. — Что?

Малфой остановился, глядя в пол и слегка волнуясь.

— Поттер… а как тебе?..

— Что?

— Ну… то, что было…

— Ночью? — Гарри, несмотря на всю усталость, неожиданно расплылся в широкой улыбке. — Потрясающе. А тебе?

Усмешка Малфоя ответила лучше всяких слов, и мальчики на мгновение застыли на месте, улыбаясь друг другу, но почти сразу отвели взгляды. Гарри ощущал одновременно уйму самых разных эмоций — и своих, и Малфоя, — и ни одна из них не была неприятной. Радость и радостное удивление. Сдержанная симпатия. И некоторая неловкость — из-за того, что все эти эмоции были обоим совершенно незнакомы.

Тем не менее, не стоило углубляться в анализ. Совсем недавно Малфой сказал: «В сексе нет места размышлениям — только чувствам» — и был абсолютно прав.

Слизеринец кивнул в сторону больничного крыла, и мальчики продолжили путь в дружелюбном молчании.

Ох… Помфри, наверное, захочет разузнать все насчет событий прошлой ночи. Но Гарри вдруг понял, что совершенно не желает делиться подробностями. Они были слишком… ну, личными. Он уже привык обсуждать с Помфри и Эспозито такие вещи, о которых ни за что на свете не заговорил бы пару месяцев назад, но прошлая ночь…

То, что произошло между ними, не имело никакого отношения к проклятым узам. То есть, имело, но, в то же время, — нет. Может, все и началось из-за уз, может, и случилось только потому, что не было никакого выбора, но на то, как именно это произошло, повлияли не только узы. Куда сильнее сказалось то, что им со слизеринцем удалось справиться со всеми трудностями и суметь вместе выстроить что-то новое. Нечто совершенно потрясающее. Гарри был уверен, что никогда в жизни не забудет свой «первый раз», и не сомневался, что Малфой, если верить эмоциям, которые тот излучал, тоже никогда не забудет.

Малфой… Он совершил невероятно сильный поступок, отдавшись гриффиндорцу. В какой-то момент Гарри почувствовал, как Малфой запаниковал, и был впечатлен тем, какое доверие проявил слизеринец, позволив помочь преодолеть его панику. Даже после всего, что они наворотили друг в отношении друга до — да и после — их связи, Малфой согласился принять Гаррину помощь, а потом, в свою очередь, сам помог гриффиндорцу. Конечно, узы и медитация сыграли свою роль. Но все же в том, чтобы удержать от срыва испуганного, ошеломленного парня опираясь только на доверие, было что-то необыкновенно трогательное.

И когда наутро они лежали рядом друг с другом, им не нужно было ни слов, ни чего-нибудь еще, чтобы чувствовать себя хорошо и спокойно…

«Прекрати», — мысленно одернул себя Гарри. Дело зашло слишком далеко. Нужно притормозить и все хорошенько обдумать…

Гарри решительно напомнил себе, что львиная доля его чувств вызвана только связующим заклятьем. Только заклятьем. Доверие, нежность, близость — да, все это кажется чудесным и искренним, но, вполне возможно, на самом деле ничего не значит. Может, они с Малфоем и супруги, но это не делает их ни настоящими друзьями, ни настоящими возлюбленными. Все, что возникло между ними, вполне может улетучиться со временем. Вполне.

Но пока… пока это казалось невероятным.

О боже, и сейчас придется вывернуть душу перед Помфри. Что, конечно, сразу вернет их с небес на землю. «Мало нам было попасть в переплет не по своей воле, — возмутился Гарри. — Разве так необходимо изучать нас под микроскопом?» Он предпочел бы запомнить свой «первый раз» потому, что тот оказался немыслимо прекрасным, а не потому, что пришлось снова и снова пересказывать каждую подробность школьной медсестре.

Может быть, Помфри не станет расспрашивать. Может быть, на разговор с аврорами уйдет слишком много времени, и тема сегодняшней ночи вообще не всплывет. Хорошо бы.

* * *

— Гарри, ты хорошо себя чувствуешь? — в третий раз переспросила мадам Пантер, и Гарри очнулся.

— Да.

— Неправда. Что происходит?.. — но Гарри уже вставал, смутное беспокойство, которое он ощущал, наконец вылилось в потребность что-нибудь предпринять.

— Поттер… — встревожилась Помфри, когда Гарри шагнул к ширме, за которой аврор Тобин беседовал с Малфоем. Гриффиндорец решительно отпихнул ширму в сторону, почти не обратив внимания на протесты Помфри и Пантер, взглянул Малфою в глаза и увидел, как едва сдерживаемые возмущение и гнев уступают место удивлению, а затем — облегчению.

— Мистер Поттер! — воскликнул Тобин.

— Что с тобой? — спросил Гарри слизеринца.

— Мистер Поттер, будьте добры вернуться…

— Малфой, что случилось? — повторил Гарри, не обращая внимания на Тобина.

Слизеринец плотно сжал губы и покачал головой, а аврор продолжил:

— Мистер Поттер, мы беседуем…

— Я не вас спрашиваю, — оборвал его Гарри, впившись взглядом в Малфоя. — Что тут происходит? Ты только что из шкуры не выпрыгиваешь. — Он коснулся плеча блондина, крайне удивленный тем, что Малфой продолжает держать рот на замке, избегая смотреть на Гарри, и еле сдерживает гнев, направленный вовсе не на гриффиндорца.

— Мистер Поттер…

— Что за вопросы вы тут ему задавали?! — потребовал ответа Гарри.

— Я пытаюсь выявить тех, кому могло понадобиться напасть на вас, мистер Поттер. Просто делаю свою работу, — самоуверенно заявил аврор, но за вызывающими манерами Гарри заметил попытку оправдаться.

— Делаете свою работу? Выясняете, что с нами случилось, или пытаетесь разузнать кое-что еще? — обвиняющее спросил гриффиндорец и пришел в ярость при виде виноватого выражения лица аврора. — Ублюдок! Ты должен помогать нам, а не допрашивать его…

— Поттер! — прервал его Малфой.

— О чем ты его спрашивал?! — заорал Гарри, но Малфой вскочил, схватил гриффиндорца за плечо и уволок за другую ширму. — Что за… — снова начал Гарри, и слизеринец зажал ему рот рукой.

— Заткнись. Просто заткнись, — прошептал он, сейчас весь его гнев обратился на партнера. — Мне не нужна твоя помощь, кретин! Я сам справлюсь…

— Что за дерьмо он тебе сказал?.. — настойчиво повторил Гарри, отпихнув руку слизеринца.

— А как по-твоему, что за дерьмо он мог сказать? — яростно прошипел Малфой, сверкая глазами и до боли стискивая Гаррино плечо. — Он спросил, что мой отец думает о нашей связи, что сказал по этому поводу, что, на мой взгляд, это значит для нашей семьи и как отец поддерживает… «положение в обществе», с учетом… с учетом… И не думает ли он, что проклятье было наложено… — Малфой умолк, судорожно перевел дыхание и отвернулся, а его хватка на Гаррином плече ослабла. Слизеринец пару раз глубоко вздохнул. — Не думает ли отец, что проклятье было наложено другим Пожирателем смерти из зависти, — тихо выговорил он наконец. — И если уж на то пошло, не думаю ли я, что отец мог сам наложить это проклятье. Ради Темного Лорда, чтобы избавиться от тебя.

У Гарри перехватило дыхание, голова пошла кругом при мысли, что можно было хотя бы подумать такое о каком угодно отце, не говоря уж о том, чтоб задать подобный вопрос его сыну… Но головокружение еще усилилось от осознания того факта, что Гарри ни при каких обстоятельствах не смог бы сказать, способен ли Люциус Малфой пожертвовать единственным сыном — ради Волдеморта или в собственных интересах.

— А еще он спрашивал об отце уйму таких вещей, которые я даже упоминать при тебе не буду, — Малфой говорил по-прежнему тихо, не глядя на Гарри, и гриффиндорец, пытаясь поймать взгляд блондина, вцепился ему в плечо. — Поттер, не надо.

Черт побери. Черт бы все побрал, они даже обсудить этого не могут. Не могут, хотя речь идет о единственной по-настоящему важной вещи в их жизни — в жизни всего волшебного мира. Мало того, оба находятся в самом центре событий: Гарри — как злейший враг Волдеморта, а Малфой — как сын его ближайшего последователя; они по разные стороны баррикад, но должны изо всех сил притворяться, что ничего не происходит. Потому что эта война ведется не с открытым забралом, а как противостояние лжецов и шпионов, Империусов и манипулирования, и даже заключение в Азкабане не заставило отца Малфоя признаться, на чьей он стороне.

— Он не должен спрашивать о вещах, не связанных с проклятьем, — медленно произнес Гарри.

— А ты можешь доказать, что они не связаны? — парировал Малфой.

Черт.

— Хочешь выслушивать всякие гадости от того, кто обязан тебе помогать? — спросил Гарри, решив без лишних размышлений принять сейчас сторону Малфоя. Не в войне в целом, а только в одном сражении. В сражении за то, чтобы понять, как справиться с проклятьем.

«До чего же слизеринское решение», — внезапно осознал он. Забыть о мировых проблемах, о том, что аврор Тобин вполне способен сейчас выбить из Малфоя информацию, которая поможет выиграть проклятую войну. Забыть обо всем и думать только о своем — и своего партнера — здоровье и безопасности…

Нет, черт побери, некогда рассуждать.

— Хочешь, чтобы он, пользуясь моментом и злоупотребляя вовсю, сделал карьеру в Отделе магического правопорядка?

Малфой изумленно уставился на него.

— «Сделал карьеру»?! Не слишком ли цинично для тебя?

— Именно этим он и занят, сам знаешь.

— Очень по-слизерински с твоей стороны — предполагать наличие личных интересов.

— Не начинай подкалывать меня, язва, — парировал Гарри, — или я отвечу, что ограждать меня от попытки тебе помочь — жуть как по-гриффиндорски с твоей стороны.

Малфой неожиданно хихикнул, и напряжение заметно ослабло.

— Он не должен расспрашивать обо всяком дерьме, — мягко начал Гарри через минуту. — Это неправильно и бесполезно. Одно дело — если приходится задавать такие вопросы для расследования, но в карьерных целях… или даже… даже в военных… Сейчас не время.

Малфой глубоко вздохнул и покачал головой.

— Кроме того — как ты вообще мог ему позволить? Где твоя дурацкая малфоевская гордость? Неужели ты не смог постоять за себя и послать его подальше?

Малфой снова вздохнул.

— Поттер, все те вопросы мне уже задавали. Сразу после отцовского ареста и потом еще много месяцев. Нас с матерью допросил, кажется, каждый аврор в Министерстве, — горько добавил он. — Поверь, я научился с этим жить. И первое, что понял: сопротивляться в открытую или пытаться перехитрить — не выход. Работает только одно — говорить как можно меньше. Особенно с грязнокровками… ладно, с магглорожденными — вроде Тобина. У них на нас зуб.

Гарри плотно сжал губы. Проклятье. Он вспомнил, что в те времена с огромным удовольствием представлял себе Малфоя с матерью на допросе — как обычных преступников. «Что ж, тогда было тогда, сейчас — сейчас», — напомнил он себе.

— Постой, ты же говорил: отец не рассказывал тебе ничего, что могло бы заинтересовать авроров, а значит, Тобин в любом случае, как бы тебя ни допрашивал, ничего не нароет. Он зря тратит время — и свое, и наше.

— Я ему так и сказал. Как ни странно, он мне не поверил. А у меня нет желания прошибать лбом стену, пытаясь его переубедить.

Гарри на минуту задумался.

— Знаешь, нет никаких причин беседовать с нами порознь. Я могу пойти с тобой.

— И что даст твое героическое присутствие?

— По крайней мере, я могу заставить его придерживаться тех вопросов, которые могут принести пользу. И подтвердить: ты говоришь правду, когда утверждаешь, что тебе ничего не известно.

Малфой устало потер глаза и кивнул, принимая предложение. Гарри отодвинул ширму.

— Я остаюсь с ним. Вы будете разговаривать с нами обоими, — решительно объявил он, с веселым удивлением наблюдая за выражениями лиц обоих авроров и мадам Помфри.

— Мистер Поттер…

— Я не уйду. Что бы вы ни хотели ему сказать, вы с тем же успехом можете сделать это при мне.

— Мистер Поттер, я не уверен, что… — начал было Тобин, но Помфри шагнула вперед.

— Бесполезно, мистер Тобин, Поттер очень упрям, — предупредила она; Гарри заметил мелькнувшее в ее глазах одобрение и ледяной взгляд, которым она наградила аврора.

Гарри улыбнулся про себя. Помфри, обычно резкая и безжалостная, была, вне всякого сомнения, очень привязана к своим пациентам; она, скорее всего, придет в ярость, обнаружив, что аврор, вместо того чтобы помочь двум ее подопечным сохранить здоровье, занят другими делами.

— Так в чем дело? Продолжайте, мистер Тобин. Задавайте свои вопросы, — поторопила она, усаживаясь рядом с Малфоем.

Аврор вызывающе вздернул подбородок.

— Мои вопросы связаны с расследованием, — начал он, и Помфри нетерпеливо кивнула.

— Да-да, конечно. Спрашивайте. Эти молодые люди пропускают урок не для того, чтобы выслушивать рассуждения.

Тобин заколебался.

— Какой был последний вопрос? — спросила Помфри у Малфоя.

— Меня спросили, не думаю ли я, что политические взгляды отца могли вынудить его подвергнуть меня опасности, связав с Поттером заклятьем, намеренно наложенным с ошибкой, — без выражения ответил слизеринец. — А до этого спрашивали о политических убеждениях отца и его связях.

— Что?! — Помфри и Пантер с недоверием уставились на Тобина.

— Это оправданные вопросы! Отец этого мальчика — сторонник тех самых людей, которые годами пытались убить мистера Поттера. С учетом политических убеждений Люциуса Малфоя, имеет смысл…

— Убеждения моего отца не противоречат закону, — сердито возразил Малфой.

— Чего не скажешь о его действиях.

— Возможно, вы слышали — он за них уже расплатился.

— Если это можно назвать платой…

— Он десять месяцев провел в Азкабане, — возмущенно выпалил Малфой, и Гарри, успокаивая, накрыл его руку своей.

— Да, за взлом и проникновение в Министерство, но ведь его обвиняли и в убийстве. Он добился освобождения, потому что смог договориться с высокопоставленными людьми. Я бы не назвал это платой. Кроме того, он известный магглоненавистник и…

— Я уже сказал, что его убеждения не противоречат закону, — Малфой с отвращением взглянул на Тобина и презрительно усмехнулся. — Как и мои.

— Так ты разделяешь отцовские убеждения?

— Я Малфой, — вызывающе ответил слизеринец. — Я поддерживаю свою семью.

— Собираешься в один прекрасный день стать Пожирателем смерти по примеру дорогого папочки, так что ли? Позволь тебе напомнить: как я уже сказал, за всем этим делом, несомненно, стоят именно Пожиратели.

— Мне об этом ничего не известно.

— Зато тебе известно, с кем общается твой отец. Тебе известно, кто из этих людей — Пожиратели, готовые, скорее всего, на любое злодеяние ради Сам-Знаешь-Кого…

— Аврор Тобин… — начала Пантер.

— Эти люди способны на все, и отец этого мальчика — тоже. Малфой-старший растит из сына свое подобие, готовит нового Люциуса Малфоя…

— Он не Люциус Малфой! — разгневанно вмешалась Помфри. — Он семнадцатилетний подросток, у которого серьезные проблемы, и я была бы очень признательна, если бы вы вспомнили, для чего здесь находитесь!

— Я, прежде всего, аврор. И если вы думаете, что упущу шанс…

— Вы только что это сделали. Вы отстранены от дела, — неожиданно вмешалась Пантер.

— Что?!

— Меня беспокоят не столько сами вопросы, сколько причины, по которым вы их задаете. Вы не способны сосредоточиться на стоящей перед вами задаче — помочь этим молодым людям. Я свяжусь с Шеклболтом. Он заменит вас.

Гарри поспешно подавил подступающую панику. Кингсли Шеклболт — член Ордена Феникса. В принципе, все авроры сражались с Волдемортом, но Шеклболт был особенно целеустремленным. Если он возьмется за дело, то не ограничится только сбором информации в помощь мальчикам, хотя Гарри не сомневался, что, в отличие от Тобина, Кингсли действительно постарается помочь. Нет, верность Шеклболта Ордену означает, что он ухватится за любую возможность — а это, конечно, хорошая возможность — добыть о семье Малфоев информацию, которая сможет пригодиться против Волдеморта, даже если для этого придется ввести слизеринца в заблуждение насчет истинных целей допроса. Малфою неоткуда это знать.

Но им нужна помощь. Им нужен кто-то вроде Шеклболта.

Гарри напомнил себе, что его партнер вовсе не был наивной невинной овечкой. Ему уже приходилось общаться с аврорами. Он был Малфоем и слизеринцем: изворотливым, подозрительным и способным за себя постоять.

Ну… если не считать того, что сейчас он измучен, не совсем четко соображает и позволяет себе слегка расслабиться рядом с Гарри. Все это может привести к тому, что Малфой поведет себя с Кингсли недостаточно осмотрительно, особенно если Гарри не предупредит слизеринца, что нужно соблюдать особую осторожность при разговоре об отцовской деятельности.

Как можно предать доверие Малфоя?

И в то же время — как можно предать доверие Ордена Феникса? Мало того, что Гарри не должен раскрывать имена орденцев, его молчание, возможно, позволит Ордену получить бесценную информацию о внутренних делах семьи Малфоев…

О боже, что выбрать?

Пока рассерженный Тобин сдавал дела и покидал больничное крыло, а Помфри и Пантер просматривали его записи, Малфой не сводил с гриффиндорца подозрительного взгляда. Гарри поспешно принял самый непроницаемый вид и изо всех сил постарался вспомнить все, чему Снейп учил его на уроках окклюменции. И одновременно попытался выкинуть из головы воспоминание о насмешливом поддразнивании Малфоя: «Лгать супругу в начале связи почти невозможно, Поттер».

— Ну что ж, — прервала его размышления мадам Пантер, — если хотите, можете возвращаться в класс.

— Мы можем идти?

— Да, мистер Малфой. Я объединю свои записи с теми заметками, что сделал аврор Тобин, и немного позже еще раз побеседую — с вами обоими.

— Вы хотите сказать — сегодня?

— Да. Кроме того, я надеюсь связаться с Шеклболтом… ах, нет, подождите, — спохватилась она, — у него сейчас задание в Кении. Проклятье. Что ж, придется найти нам в помощь кого-нибудь другого. Ничего страшного. Идите на уроки, увидимся позже.

— Мы пропустили трансфигурацию и большую часть защиты от Темных искусств, — заметил Гарри, когда они вышли из госпиталя. Он отчаянно старался не вспоминать о Кингсли Шеклболте, до тех пор пока не будет уверен, что Малфой, переключившись на другую тему, просто не заметит смятения Гарри.

— Поттер, в чем дело? — спросил Малфой.

— Ни в чем.

— Поттер.

Они остановились, не дойдя до конца коридора, и Гарри глубоко вздохнул.

— Ничего такого, о чем я мог бы тебе рассказать, — тихо ответил он, глядя прямо в глаза слизеринцу.

Несколько мгновений Малфой выдерживал Гаррин взгляд, лицо блондина приняло непроницаемое выражение. Наконец он слегка кивнул и отвернулся, собираясь продолжить путь к классу защиты, но остановился, когда Гарри коснулся его руки.

— Малфой… я рассказал бы, если б мог, — неловко пояснил гриффиндорец.

— Знаю. Все нормально, — тихо ответил Малфой.

— Не нормально. Но…

— Нам нужно на защиту.

— Прошло больше половины урока, что нам там делать? Пошли лучше домой, — предложил Гарри. И Малфой, слегка улыбнувшись, кивнул.

* * *

— Гарри, ты собираешься к мадам Помфри? — спросила Гермиона за ужином несколько часов спустя.

— Может, после ужина. Мы толком не пообедали, — ответил Гарри, безуспешно пытаясь заставить себя поесть.

Вернувшись в квартиру, они — совершенно предсказуемо — вместе рухнули на кровать и уснули после ласк и объятий… страстных как никогда. Словно с помощью прикосновений надеялись сократить дистанцию, которую приходилось держать, как только доходило до чего-то действительно важного. Или, может быть, просто пытались забыть об этой дистанции самым простым способом, какой знали.

Они проспали обед и чары, проснулись, когда появилась Пантер с кучей новых вопросов, были вынуждены пропустить арифмантику и руны и, в итоге, чуть не опоздали на гербологию.

— Завтрак ты тоже пропустил, — напомнила Гермиона. — Помфри знает, что ты не ешь?

— Он просто не голоден, Грейнджер, — тихо заметил Малфой. — Хватит к нему приставать.

Гермиона открыла рот от удивления — слизеринец говорил почти вежливо.

— Он уже большой мальчик. Ему хватит ума, чтобы пойти к мадам Помфри, когда это понадобится. Смени тему или оставь его в покое, — и Малфой снова принялся гонять еду по тарелке.

Гарри откинул волосы со лба и попытался сосредоточиться на еде, а не на страстном желании вернуться домой и лечь спать.

— …уин в субботу, Гарри?

Малфой подтолкнул гриффиндорца локтем, давая понять, что с ним заговорили.

— Извини, ты о чем? — Гарри сфокусировал взгляд на Симусе.

— Я спросил, собираешься ли ты на бал в Хэллоуин.

— Нет. По крайней мере, не думаю…

Он взглянул на Малфоя, безуспешно пытающегося заставить себя что-нибудь съесть. Тот покачал головой.

— Нет, слишком много домашней… — и Гарри замер, когда все вокруг приняло странный красноватый оттенок. Гриффиндорец испуганно заморгал, но краснота не исчезла, а кто-то из сидящих поблизости ахнул. Малфой взглянул на Гарри, раздраженно вздохнул и поднял палочку.

— Finite incantatem, — пробормотал он, и краснота рассеялась.

Малфой убрал палочку в карман и вернулся к еде, словно ничего не случилось. Словно Большой зал не забурлил от еле сдерживаемого волнения, ликующих и разочарованных возгласов со стороны слизеринского и, отчасти, рэйвенкловского столов и негромкого гула — со стороны преподавательского, где профессора, очевидно, пытались решить, стоит ли вмешаться и потребовать, чтобы студенты прекратили развлекаться ставками, или лучше просто проигнорировать возмутительный инцидент.

Гарри прикрыл глаза и потер переносицу, искренне благодарный гриффиндорскому столу за молчание. Чудесно. Старое доброе Virgo Acclaro. Жаль, что его применили за ужином, но поскольку они с Малфоем пропустили сегодня все уроки со Слизерином, этого, наверное, следовало ожидать. Особенно потому, что слизеринцев, вероятно, заинтересовало, с чего это вдруг мальчики, улегшись вчера в подземельях, посреди ночи перебрались в собственную квартиру.

Что ж, по крайней мере, в него бросили этим заклятьем в последний раз.

— Гарри… — наконец нерешительно заговорила Гермиона. — С тобой… с тобой все в порядке?

— Да, — он поковырял вилкой в тарелке, спрашивая себя, почему не чувствует прилива негодования или еще чего-нибудь более существенного, чем легкое раздражение. — Да, все нормально.

Гермиона подозрительно, почти обвиняюще уставилась на Малфоя. Тот поднял голову и встретил ее взгляд, а потом оглянулся на неодобрительно примолкших гриффиндорцев. И как ни в чем не бывало вернулся к своей тарелке.

Гарри кашлянул, прочищая горло.

— Со мной все в порядке. Просто неприятно, что вся школа будет обсуждать это за ужином. А передовица «Пророка», скорей всего, — наутро. — Он глубоко вздохнул и добавил, обращаясь ко всему столу: — И перестаньте смотреть на Малфоя так, словно он сделал что-то ужасное. — Слизеринец поднял изумленный взгляд, и Гарри решил, что с него хватит. Он наклонился ближе и шепнул Малфою на ухо: — Вставай. Пошли отсюда.

Тот кивнул и отложил вилку. Оба выбрались из-за стола и без единого слова покинули Большой зал.

— Прости за это, — извинился Гарри, как только они вышли в коридор.

— Ты не виноват.

— Нет, но…

— Поттер, не бери в голову.

Они молча дошли до апартаментов, и в этот раз слизеринец не возразил, когда Гарри, едва войдя в комнату, швырнул сумку на пол. Малфой и сам отбросил сумку, повернулся к Гарри, схватил его в объятия и зарылся лицом ему в плечо.

— Ты в порядке? — спросил Гарри.

Последовала долгая пауза.

— Нет. Сам знаешь, что я ни хрена не в порядке. Как и ты.

Гарри встряхнул головой и потянул слизеринца к дивану, на который они и шлепнулись; истощение сделало их неосторожными и неуклюжими.

— Я…

— Поттер, я не хочу об этом говорить.

— Ладно, — согласился Гарри, притянув Малфоя поближе и поцеловав его.

— Боже, нет, я не хочу… — безнадежно пробормотал слизеринец, но ответил на поцелуй и принялся развязывать Гаррин галстук.

— Я тоже, но… — устало отозвался Гарри. Желание боролось с утомлением, а ослабевшие руки уже расстегивали пуговицы малфоевской рубашки, стягивая ее с плеч слизеринца.

— У нас нет особого выбора, правда? — мрачно заметил Малфой и тихо ахнул, когда Гарри запустил руку ему в штаны.

— Они разберутся, что происходит, — прошептал Гарри. — Обязательно. Все будет хорошо. Может быть, нужно просто сделать так, как сказала сегодня Помфри: не использовать больше ни заклятий, ни зелий и посмотреть, вдруг поможет…

— Не поможет. Ни черта не поможет… Эй, нет, на диване не буду, пошли в постель…

— Я…

— Знаешь же — мы вырубимся, как только кончим, а я не хочу спать здесь…

Они побрели в спальню, сумев по пути раздеть друг друга, и рухнули на кровать. Малфой вытащил флакон с маслом, оставшимся с прошлой ночи.

— Нет, мы… я не могу… — запротестовал Гарри.

— Очень даже можешь — ты уже это делал.

— Тогда мы оба были в трансе… и… и я не хочу сделать тебе больно.

— Мне не будет больно, кретин.

— Я…

— Поттер, не время спорить. Мы оба измучились; Помфри с целительницей не имеют понятия, что с нами делать, и уже не скрывают тревогу; авроры подозревают, что отец решил пожертвовать мной в пользу Темного Лорда; в Слизерине сейчас празднуют, потому что ты отымел меня прошлой ночью; а я настолько устал, что хотел бы уснуть и неделю не просыпаться, — вот только у меня так стоит, что не до сна. Так что я действительно буду признателен, если ты просто втрахаешь меня в матрас, чтобы мы, наконец, отрубились на пару часов, и я смог потом встретиться с приятелями, принять их поздравления и никого при этом не убить. Все ясно?

Гарри невольно хихикнул.

— Но разве у тебя?..

— …уже зажило? Не совсем. Кого это волнует? Не меня. Так мы будем трахаться или нет?

Гарри приник ко рту Малфоя долгим поцелуем, сожалея, что они так измотаны, и желая вместо безнадежности почувствовать хотя бы немного естественного страха перед ситуацией. Все что угодно, только бы не мертвящее оцепенение. Гарри принялся наносить масло и заметил, что как только они с Малфоем прикоснулись друг к другу, потускневшие глаза и неестественно бледная кожа слизеринца постепенно начали принимать более живой вид. Какая ирония — то, что убивает обоих, одновременно оказывается единственной вещью, способной вернуть их к жизни.

— Эй, подожди, — попросил Малфой и перевернулся на живот. Гарри закончил размазывать масло и заботливо помог слизеринцу расслабиться, почти благодарный за возможность отвлечься происходящего, за сбивающееся дыхание Малфоя, за дрожь, сотрясающую обоих.

— О Мерлин, — выдохнул блондин, когда Гарри осторожно вошел в него, и гриффиндорец эхом повторил мольбу, опираясь на локоть, утыкаясь носом в малфоевский затылок и выжидая, когда слизеринец расслабится снова.

— Больно?

— Немного. Нет, нет… не останавливайся, — прошептал Малфой. — Мне просто нужно передохнуть. — Он пару раз глубоко вздохнул и слегка пошевелился. — Все нормально. Давай же, ну, двигайся, пожалуйста…

Гарри начал осторожно, прикусив губу, чтобы удержаться от слишком глубоких и резких толчков, потом просунул руку под Малфоя и улыбнулся, когда тот шумно втянул воздух, почувствовав, как вокруг его члена сомкнулись Гаррины пальцы.

— Так… я долго не продержусь… — слова Малфоя перешли в стон. — Слишком… а-ах…

— Меня тоже надолго не хватит… — Гарри задохнулся, почувствовав приближение собственного оргазма. — Ну и пусть… о-о-о…

А потом Малфой вскрикнул, его член запульсировал в Гарриных пальцах, тело напряглось, сжимая плоть гриффиндорца, и Гарри больше не мог сдержаться.

Они лежали, тяжело дыша. Гарри зарылся лицом в волосы Малфоя и чувствовал, что тело с каждой секундой словно наливается свинцом. Гриффиндорец попытался отодвинуться.

— Нет, — пробормотал Малфой. — Нет, не надо… останься так, ты не тяжелый.

— Тебе точно не тяжело?

— Нет. Хорошо… тепло, — сонно прошептал слизеринец. — Как под защитой…

— Хотелось бы, — отозвался Гарри и улыбнулся про себя. Если Малфой, проснувшись, вспомнит, что сейчас сказал, то, скорее всего, ужасно смутится. — Я зачарую будильник, пусть разбудит нас через два часа, ладно? — Гарри подождал несколько секунд, но не услышал никакого ответа и понял, что слизеринец уже спит.

День тридцать второй, пятница

Драко окинул гостиную затуманенным взглядом, радуясь, что он в гриффиндорской башне, где можно не стараться делать вид, что с ним все в порядке. Не то чтобы было разумно дать хоть кому-то заметить, что он действует не в полную силу, но все же если его слабость обнаружится, здесь, по крайней мере, это вызовет меньше последствий. А притворяться он не сможет, даже если понадобится.

Поттер с друзьями играли в подрывного дурака, а Драко сидел рядом, пялился в огонь и спрашивал себя, замечает ли кто-нибудь из игроков, насколько вымотался их приятель. Скорее всего, нет — гриффиндорцы не слишком наблюдательны. Кроме Грейнджер. Грязнокровка на порядок умней и проницательней большинства сокурсников, будь она чистокровной, точно была бы в Слизерине.

Впрочем, нет. Насколько Драко мог судить, она использовала свою проницательность и ум почти исключительно во благо Поттера с Уизелом. Слишком самоотверженно. Тогда, наверное, Рэйвенкло.

Драко решился опустить голову на руки. Последнее, что советовала целительница, — бороться с сонливостью и избегать дневного сна, так как он, в итоге, обессиливал еще сильнее. Теперь им приходилось рассчитывать только на собственные силы, без помощи бодроперцового зелья или зелья терпения, в борьбе со сном — и с желанием, потому что оно неизбежно приводило к необходимости уснуть.

Конечно, было бессмысленно сопротивляться осуществлению уже возникшего желания — это имело свои неприятные последствия. Приходилось избегать самого возбуждения. А значит, нельзя было оставаться в своей квартире, так как уединение провоцировало постоянную сексуальную активность. И поскольку предельное истощение заставляло держаться подальше от Слизерина, оставался только Гриффиндор. Шумный, раздражающий Гриффиндор.

Хоть и не настолько раздражающий, как Слизерин накануне. Было чистым мучением соответствовать атмосфере вечеринки. Сохранять на лице подходящее выражение, снисходительно принимая утомительные поздравления и посмеиваясь над ехидными замечаниями в адрес Поттера. И молиться про себя, чтобы гриффиндорец смог удержать собственную маску стоического безразличия и скуки, потому что любой намек на смущение стал бы таким же поводом для атаки, как запах крови для оголодавших оборотней.

Невероятно выматывающее занятие.

Единственное приятное событие произошло почти под конец, когда Малькольм Бэддок сделал глупость, задев гриффиндорца слишком сильно. Поттер так и не признался, что в конце концов вывело его из себя, но Драко ощутил его вскипающую ярость и успел оглянуться как раз вовремя, чтобы заметить опасный блеск в зеленых глазах, прежде чем гриффиндорец небрежно взмахнул палочкой, произнес пару слов, и со стороны Бэддока немедленно раздался пронзительный визг.

Четверокурсники, которые поспешно отвели бывшего на грани истерики Бэддока в ванную, вернувшись, с искренним восторгом описали визжащий сифилис, и Драко не мог не восхититься поттеровской фантазией. Этот вид сифилиса не был самым болезненным из сглазов, зато был достаточно отвратителен, вонюч и, конечно, громок: на мошонке появлялись крупные язвы, которые издавали визгливые вопли, умоляя всех и каждого их потрогать, и описывали умение жертвы мастурбировать в самых неприглядных деталях. Трое парней снимали сглаз двадцать минут.

Тот факт, что Драко терпеть не мог Бэддока и что именно Бэддок занял его место ловца в слизеринской команде, сделал месть только более сладкой.

Еще слаще было видеть завистливое уважение в адрес Поттера, появившееся на некоторых лицах. Миллисент даже тайком угостила гриффиндорца сливочным пивом. И репутации Драко среди сокурсников совсем не повредило, что его супруг способен постоять за себя против слизеринцев и дать сдачи, если понадобится.

Драко почувствовал, что пока предавался воспоминаниям, его веки налились тяжестью, и понял: чтобы не заснуть, нужно чем-то себя занять. Учебники отпадают — в нынешнем состоянии Драко даже зелья не потянет; кроме того, заглушающее заклятье, необходимое для полноценных занятий, так же отпадает — без постоянного шумового фона он уснет, что бы ни делал.

Осталась только одна идея — пообщаться. С гриффиндорцами.

Драко вздохнул, стараясь максимально оттянуть момент, когда придется присоединиться к компании, и прикинул, чем еще можно заняться. Таким, что не потребует ни предельной концентрации, ни общения с кем-нибудь, не наведет на ненужные мысли, не заставит прижаться к Поттеру, не утомит… черт побери… ничего не приходит в голову. Кроме как просто сидеть и таращиться на языки пламени да чувствовать успокаивающее тепло камина, пока мерцающие искры, танцуя, разгоняют тьму, успокаивая и умиротворяя…

— Малфой, — голос Поттера заставил его вздрогнуть. — Не засыпай.

Драко моргнул и встряхнул головой.

— Я не сплю… — он поднес руку ко рту, скрывая зевок, и раздраженно добавил: — Я стараюсь.

— Плохо стараешься, — буркнул Поттер, но Драко не счел нужным ответить. Он огляделся вокруг.

— Вы что, больше не играете?

— Сделали перерыв. Симус пошел на кухню за чем-нибудь съедобным.

— М-м… — Драко снова уставился в огонь.

— Ну нет, не засыпай. Давай поговорим, что ли.

— О чем?

— Ну, например… что сегодня сказали твои родители? — предложил тему гриффиндорец.

— Хочешь сказать — моя мать, — сухо поправил Драко. — Знаешь же, что отец не разговаривал со мной с начала «отпуска». Не нужно проявлять гриффиндорское благородство и обходить неприятные моменты, чтобы, не дай бог, меня не расстроить.

— Боюсь, ты путаешь Гриффиндор с Хаффлпаффом. Это простая вежливость — не хочу давать тебе повод огрызаться и велеть мне не лезть не в свое дело. Так что говорит твоя мама?

— О чем?

— О возвращении в Гриффиндор, о целительнице, об аврорах…

— Она надеется, что все уладится. Как ты думаешь, что еще она может сказать?

Поттер вопросительно уставился на него.

— У тебя же нет заморочек типа «много будешь знать, скоро состаришься»?

— Что?

— Ты не сказал ей, что случилось. Насколько все серьезно.

— Пантер уже более-менее объяснила им с отцом, что здесь происходит.

Поттер выглядел сбитым с толку.

— И тебе не захотелось обсудить с мамой?

— С какой стати? Она мне не друг, Поттер. Она моя мать.

— Но ты и друзьям не рассказывал.

— Я…

— Именно. Ты никому не доверяешь. Тебе не с кем поговорить.

Драко с трудом сглотнул, отвел взгляд, а Поттер опустил ладонь поверх руки слизеринца.

— Не пытайся внушать спокойствие, Поттер, — без выражения произнес Драко. — Потому что, скорее всего, это твое мысленное «Все будет хорошо» мне сейчас не покажется правдоподобным.

— Нет. — Поттер передвинулся, и они, в своем укромном уголке у камина, оказались отгорожены от остальной части гостиной. — Я почему-то сомневаюсь, что можно внушить своему супругу то, во что сам не веришь.

Драко кивнул и, помедлив, накрыл руку Поттера своей. Прижавшись тесней к гриффиндорцу и позволив себе расслабиться настолько, насколько мог в его присутствии.

— Ты боишься, да? — очень мягко спросил Поттер. Драко инстинктивно дернулся в сторону, но гриффиндорец удержал его за руку. — Извини. Просто… — Поттер сглотнул, — я тоже.

Драко на мгновение прикрыл глаза, но отодвигаться перестал.

Да, он боялся, чертовски боялся — так сильно, как только позволяло его истощенное состояние. Целители и авроры не ведут себя как Эспозито и Пантер, если ситуация не становится по-настоящему опасной. Они не сидят почти безвылазно в Хогвартсе ради одного-единственного дела, если у них нет причин для беспокойства.

Поттер, ставший очень серьезным, рассеянно перебирал пальцы Драко.

— Я стараюсь не думать об этом. Все получается, когда чем-то занят или действительно устал, но вот когда нет…

Драко кивнул.

— Со мной то же самое. Понимаешь, насколько нам стало хуже по сравнению со вчерашним днем — и стараешься не представлять, как же паршиво будет завтра… — из горла гриффиндорца вырвался сдавленный звук, и Драко умолк.

— Мне кажется, это ужасно несправедливо, — Поттер рассеянно отвел прядь волос со лба Драко и заправил ему за ухо. — Правда? Мы справились и смогли не прикончить друг друга даже в первые дни связи, но узы все равно убивают нас.

Драко мрачно улыбнулся.

— Точно. Я-то думал, что тому, кто захочет избавиться от нас обоих, будет достаточно нас связать. Не поставил бы ни кната, что мы это переживем.

— Я тоже, — улыбнулся в ответ Поттер. Несмотря ни на что, каким-то чудом, его улыбка успокаивала. Напоминала о позапрошлой ночи, когда они не просто пытались выжить, а наслаждались и узами, и друг другом, и…

…и Драко понял, что лучше бы не вспоминал. Поттер шире распахнул глаза, и мальчики осознали, куда их завело. Снова.

— Неудачная идея, — мягко произнес гриффиндорец.

— Нельзя же вечно этого избегать, — глухо возразил Драко, зная, что уже слишком поздно.

Им требовалось так мало, чтобы возбудиться, и стоило таких трудов держаться подальше друг от друга. Они словно шли по лезвию ножа, пытаясь одновременно избежать отрицательных последствий и от сопротивления связующему заклятью, и от подчинения ему. Такое равновесие невозможно удержать; все, что они могли сделать, — из последних сил оттягивать наступление этих последствий, надеясь, что кто-нибудь найдет или лекарство, или человека, наславшего проклятье, прежде чем оба уснут навеки.

Единственное, что могло заставить их забыть об опасности, было именно тем, что опасность порождало.

Поттер придвинулся ближе, их лица почти соприкасались, и Драко было наплевать, что они посреди гриффиндорской гостиной. Они, черт побери, женаты, а те, кого смущает их поведение, могут проваливать. Скатертью дорога.

Драко двинулся навстречу Поттеру, их рты соединились в поцелуе, и это чертовски затягивало — последнее радостное ощущение, последнее, что еще прорывалось сквозь изнеможение и ужас…

— Нам… нам нельзя здесь оставаться… — спустя минуту задыхаясь пробормотал Драко и отстранился от гриффиндорца.

— Пошли отсюда, — Поттер встал и поднял слизеринца на ноги. И пока они торопливо шли к двери, Драко — страстно желая всем телом, с головы до пят, прижаться к Поттеру, всей кожей прикоснуться к нему — понимал, насколько безрассудно идти через общую гостиную, почти не соблюдая приличий. Хотя даже минимум приличий невероятно раздражал.

— Гарри, — окликнул Уизли. Поттер застонал сквозь зубы, но остановился и обернулся.

— Мы поднимемся позже, ладно? — предложил покрасневший от смущения гриффиндорец. Поттер потер лоб, кивнул, тотчас же развернулся и почти вытолкнул Драко за дверь, по направлению к лестнице.

— О чем это он? — спросил Драко.

— Рон знает, что нам нельзя засыпать сразу после… так что… — Поттер откашлялся. — Так что они с Гермионой поднимутся, чтобы помешать нам уснуть.

— Черт, как надоело.

— Они просто стараются помочь, — возразил Поттер. Он сгреб Драко в объятия, как только они переступили порог спальни, и слизеринец не испытывал никакого желания отвлекаться и объяснять: в этот раз, для разнообразия, он говорил не о надоедливых гриффиндорцах, а о ситуации в целом.

Не тратя время на разговоры, они поспешили к кровати, опустили полог, и разумные мысли сразу улетучились. Мальчики поддались желанию, не позаботившись даже снять ту одежду, которая сейчас не мешала. Ни ласки, ни нежности — они хотели друг друга быстро, грубо, с долей отчаяния; и ноги Драко оказались на плечах Поттера; и оба кончили очень сильно.

А потом их тела налились смертельной тяжестью, мысли замедлились, и появилось соблазнительное желание уснуть, сопротивляться которому каждый раз становилось все труднее и труднее.

* * *

— Гарри?

При звуке голоса Грейнджер Драко застонал, а Поттер покорно вздохнул.

— Они стараются помочь, — напомнил он, медленно поднимаясь со слизеринца, и тот вяло кивнул.

— Малфой, шевелись, — поторопил Поттер, натягивая брюки. — Давай, одевайся.

— Гарри? — повторила Грейнджер немного громче. Поттер снял с кровати заглушающие чары.

— Мы не спим, подожди минутку, — отозвался он и подал Драко штаны. Слизеринец машинально оделся и кивком подтвердил, что привел себя в приличный вид, но вставать не стал. Поттер раздернул занавески.

— Мы принесли какао и кекс, — жизнерадостно сообщила Грейнджер. Ее непринужденные манеры мало соответствовали румянцу, который залил щеки гриффиндорки, едва она заметила Драко, лежащего на смятой постели, где они с Поттером только что занимались сексом. Драко, несмотря на усталость, хихикнул. Некоторые вещи никогда не меняются, — например, неуклюжее смущение, с которым большинство неслизеринцев относятся к сексу. Было бы из-за чего переживать. Ему внезапно захотелось, чтобы здесь появились Панси и Блейз или даже Крэбб и Гойл и вместе с ним посмеялись над Грейнджер — и над Уизли, лицо которого по цвету сейчас сравнялось с волосами и который изо всех сил старался не смотреть на Драко.

Но, с другой стороны, будь здесь слизеринцы, Драко не лежал бы сейчас в постели. Ему бы пришлось следить за тем, как он выглядит, и вести себя так, словно ничего не происходит. Он уставился в потолок и тяжело вздохнул, пока остальные рассаживались на полу у кровати и Грейнджер начала нарезать кекс.

— Малфой, хочешь кусочек? — предложила она, заставив себя быть вежливой. Он покачал головой, даже не взглянув в ее сторону.

— Эм-м… сыграем в подрывного дурака? — предложил Уизли.

— Блестящая идея, — пробормотал Драко.

— Если можешь предложить что-нибудь получше… — ощетинился гриффиндорец, и Драко раздраженно закатил глаза.

— Я не издеваюсь, Уизлик. И у меня нет других предложений.

— Малфой, хватит, — толкнул его Поттер. — Вставай.

— Отстань, — буркнул Драко. — Я не сплю.

— Ты долго не продержишься, если не встанешь, — почти рявкнул Поттер. Драко взглянул на него и проглотил резкий ответ, уже готовый сорваться с языка.

Мордред, Поттер выглядел просто ужасно. Воспаленные глаза, бледное лицо, взлохмаченные волосы — спасибо природе и их недавнему занятию. Драко приподнялся на локте и тронул гриффиндорца за плечо.

— Что?

Они молча смотрели друг на друга. К чему слова — да и что тут скажешь? «С тобой все в порядке?» Конечно же, нет. «Все наладится»? Бессмысленно. «Не бойся»? Смешно.

— У тебя волосы растрепались, — наконец произнес Драко, сел и слегка поморщился.

— Я не сделал тебе больно? — забеспокоился Поттер.

— Черт тебя побери, Поттер, прекрати спрашивать после каждого раза, надоело уже, — раздраженно отмахнулся Драко и призвал расческу гриффиндорца.

— Что значит — после каждого… ОЙ! — взвизгнул Уизли, когда Грейнджер резко пихнула его локтем. Он обернулся и уставился на нее. — За что?!

— Думаю, твоя девушка пытается намекнуть, чтобы ты не задавал вопросов о сексуальной жизни мужской пары, — весело ответил Драко, — если только не хочешь услышать, кто, с кем и что именно делал…

— Малфой! — рявкнул Поттер. Драко прыснул от смеха, глядя, как заливаются краской Грейнджер с Уизли, но не стал продолжать тираду и предпочел заняться приведением волос Поттера в относительно приличный вид.

— Э-э… пойду за картами, — промямлил Уизли и начал подниматься, но Грейнджер остановила его, положив руку ему на колено, и кашлянула, прочищая горло.

— Гарри, мы, эм-м… мы подумали… — она еще раз кашлянула и взглянула на Уизли в поисках поддержки.

— Что ты собираешься сказать остальным? — выпалил Уизли и торопливо пояснил, когда Драко с Поттером вопросительно уставились на него. — Ребята уже замечают, что вы оба не в лучшей форме. И, знаешь… становится все трудней отмолчаться — особенно когда спрашивают наши.

— И мы подумали: если кто-нибудь из наших будет в курсе, они смогут помочь. Ты же знаешь, каким любопытным бывает Дин…

— И каким болтливым — Симус…

— От них даже была бы польза — они не давали бы вам уснуть и, э-э…

— Отвлекали, — услужливо подсказал Уизли.

— Отвлекали, да, так что мы подумали: было бы неплохо посвятить в происходящее хотя бы несколько человек, — продолжила Грейнджер. — Например, соседей по комнате, потому что даже Симус вот-вот кое-что заметит и сразу же начнет болтать. И, может быть, Джинни, потому что она все время с нами, а ты знаешь, как хорошо она умеет отваживать любопытных.

Ненадолго все умолкли.

— Что ж… лично я не против, — наконец произнес Поттер. — Малфой?

Драко пожал плечами, тема обсуждения его не слишком заинтересовала. Хотя должна была бы, заметил он, распутывая колтун в поттеровских волосах. И решил высказать хотя бы чисто символические возражения.

— Хочешь, чтобы о нас узнал весь чертов Гриффиндор?

— Нет, только — эй, больно же! — только те, кому я доверяю.

— Сиди смирно и не дергайся. Повторяю: ты хочешь, чтобы знал весь чертов Гриффиндор?

— Рон, Гермиона, Дин, Симус, Невилл и Джинни, — перечислил Поттер. — Им я доверяю.

— А остальным гриффиндорцам — нет?

— Не полностью.

Хм. Интересно. Пожалуй, надо запомнить на будущее. На случай, если узы их все-таки не убьют.

Драко пожал плечами.

— Ладно, — согласился он, завязывая поттеровские волосы в хвост ленточкой для писем.

Драко ни разу не видел, чтобы Поттер получал или отправлял письма, так что понятия не имел, откуда на его тумбочке взялась эта лента, — скорее всего, какой-то сувенир.

«Ну и ну», — призадумался Драко, когда Уизли отправился за доверенными лицами и по совместительству игроками в подрывного дурака. Двое Уизли, пара грязнокровок, ирландский клоун-полукровка и ничтожество Невилл Лонгботтом собираются не дать им с Поттером свалиться с ног — или, по крайней мере, свалиться прилюдно. Прекрасно. Очень солидно. Достойно Малфоя. По-видимому, вскоре надо ждать письма от отца с крайне вежливым вопросом: не будет ли сын так любезен объяснить, почему предки в семейной усыпальнице только что перевернулись в гробах? Получив объяснение, отец, можно сказать, перевернется тоже, и, может быть, это удержит Драко от сна еще на несколько минут.

Так, кажется, он превращается в плаксу. Мило. Драко встряхнул головой и постарался хотя бы отчасти восстановить самоконтроль, прежде чем гриффиндорцы заполонят спальню.

День тридцать третий, суббота

Танец окончился, и Гермиона улыбнулась Терри Буту, отвесившему ей традиционный поклон.

— Спасибо, — улыбнулся он и склонился к ее уху, так как оркестр заиграл новую мелодию. — Кстати, я еще не спросил: чему обязан таким удовольствием? Другими словами, где Рон?

— Он будет позже, — ответила Гермиона. — Обязанности старосты.

— В Хэллоуин? Вот незадача. Что ж, это его проблемы. Может, тогда еще один танец?

— Я бы с радостью, но мне, пожалуй, пора — я обещала пойти с ним на вечерний обход.

— Какая преданность, — задумчиво произнес Терри. — Может, если б я был так же внимателен к Сьюзан, она не отшила бы меня ради скользкого слизеринского шестикурсничка. А, ладно. Есть в морях и другие русалки… и все такое. — Он помахал Гермионе, когда она направилась к выходу, и ко времени, как та добралась до чаши с пуншем, уже болтал со стайкой пятикурсниц-рэйвенкловок.

— Гермиона! Ты ведь еще не уходишь, нет? — окликнул ее Эрни Макмиллан, и девушка изобразила вежливую улыбку. На самом деле, он был совсем неплохим парнем, но не слишком сообразительным, и Гермионе совершенно не хотелось с ним сейчас разбираться. Ей было пора вернуться в гриффиндорскую башню и в свою очередь составить компанию Рону, Гарри и Малфою, чтобы Джинни с Невиллом могли побывать на балу и никто бы не заметил отсутствия такого количества гриффиндорских старшекурсников.

— Прости, Эрни, я должна бежать — Рон заждался… — Эрни начал хмуриться, и Гермиона быстро добавила: — И Невилл, конечно, — они оба меня ждут, у нас совместное задание по астрономии.

Лоб Эрни разгладился, и девушка с облегчением вздохнула: ей не придется выслушивать сентенций о том, что старосты должны подавать пример, а не попадаться на нарушении правил и не устраивать после отбоя романтические свидания.

— Удачи! — пожелал Эрни, когда Гермиона продолжила путь, пробираясь сквозь толпу.

Она взглянула на часы. Не так уж поздно. Надо надеяться, что Гарри с Малфоем еще не уснули, — им нужно продержаться хотя бы до десяти. Впрочем, Гермиона сомневалась, что это возможно — оба неумолимо слабели прямо на глазах, и она уже была готова впасть в панику. Утром у Рона с Невиллом ушло десять минут только на то, чтобы заставить их встать с кровати.

Положение становилось отчаянным. Вопрос был уже не в том, заметит ли кто-нибудь, что происходит, а в том, когда заметит; если так пойдет и дальше, к понедельнику не останется другого выхода, кроме как отправить обоих в госпиталь. А потом…

Она заспешила к дверям Большого зала. Рон и Невилл говорили, что можно попробовать устроить небольшую тренировку по защите от Темных искусств. Довольно странно по доброй воле планировать совместную тренировку с Малфоем, но если это может помочь им с Гарри сохранить бодрость, попытаться стоит.

Надо продержаться два часа. Только два часа. Тогда она снова покажется на балу, потом вернется к себе и наконец сможет продолжить поиск информации в книгах и свитках, полученных от мадам Пинс. Заклятья жизни и восстановления жизненных сил, нестандартные противозаклятья и новейшая теория их создания…

Кроме того, Эспозито упоминала, что стоит заглянуть в работы Парацельса, Клиодны и Гунхильды Горсмурской. Этим Гермиона займется завтра. И постарается не забивать голову тем, как тревожно, что Эспозито, знаменитая, уважаемая целительница, с такой готовностью приняла предложение студентки порыться в библиотеке. Если уж Эспозито принимает помощь семикурсницы, ситуация действительно устрашающая.

— Грейнджер! — прошипел чей-то голос за спиной Гермионы, едва она вышла в коридор.

«Господи, что там еще?» — подумала она, обернулась и прищурилась. Ее подзывала к себе Панси Паркинсон, едва различимая в тени коридора за Большим залом.

— Паркинсон?

— Грейнджер, — начала Паркинсон, почти не скрывая, какое отвращение у нее вызывает необходимость разговаривать с магглорожденной. — Какого дьявола происходит с Драко и Поттером?

— Ты о чем?

— Почему они не на балу?

— А что они там забыли? — спросила Гермиона, старательно изображая искреннее удивление. — Им ни с кем нельзя танцевать…

— В прошлом году Драко не удержала даже сломанная рука.

— Ну, знаешь, толкучка для них — не самое подходящее место, на них же все время натыкаются… — Гермиона попыталась отправиться дальше, но Паркинсон загородила дорогу.

— Почему Драко вернулся в башню?

— Ты же знаешь, что они по очереди…

— Чушь. Что творится с Драко?

— Ничего, а что?

— Грейнджер! — было заметно, что Паркинсон с трудом сдерживается. — Просто скажи, что происходит.

— Ничего…

— Грейнджер, клянусь… — Паркинсон умолкла и с явным усилием взяла себя в руки. — Я же понимаю — что-то случилось. Я лучше всех знаю Драко и вижу, что ему плохо. Он выглядит измученным, почти не открывает рта на уроках, не выходит из гриффиндорского общежития, пропустил сегодняшний матч…

— Чего ради они будут рваться смотреть квиддич, если сами не могут играть? — нетерпеливо оборвала ее Гермиона. — А на уроках Малфой помалкивает, скорее всего, потому, что сильно отстал.

— Фигня. Есть что-то еще.

— Тогда почему бы тебе не спросить его самого? — холодно предложила Гермиона.

— Он ничего не скажет!

— Значит, у него есть на то свои причины.

— Что?!

— Если бы что-то случилось, и Малфой хотел, чтобы ты об этом знала, он бы сказал тебе, так? Зачем стараться вынюхивать то, что, совершенно очевидно, хотят от тебя скрыть?

— Потому что я волнуюсь за него, ты, глупая грязнокровная с

* * *

!..

Гермиона развернулась и зашагала прочь.

— Грейнджер! — Паркинсон схватила ее за руку, и Гермиона резко обернулась, стряхивая руку слизеринки и выхватывая палочку. Паркинсон, вздрогнув, шагнула назад, тоже схватилась за палочку, и на один долгий, напряженный момент девушки застыли лицом друг к другу.

Внезапно слизеринка опустила палочку и убрала ее в карман.

— Грейнджер, — Паркинсон сделала долгий, глубокий вдох. — Пожалуйста.

Гермиона вздрогнула от удивления.

— Я спрашиваю потому, что я его друг и мне не все равно, что с ним случилось. Я ничего против него не замышляю — ни даже против твоего бесценного Поттера.

— Неужели.

Паркинсон вздохнула.

— Слушай… ты не понимаешь. Мы дружим с детства. Я не причиню Драко вреда, я только хочу…

Гермиона едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Преданность и бескорыстие Панси Паркинсон. Смешно.

Паркинсон, заметив выражение ее лица, умолкла и покачала головой.

— Как же это для вас типично, — горько произнесла она. — Видеть в чистокровных слизеринцах только врагов. И Темного Лорда. Ты понятия не имеешь, что значит — быть частью нашего мира. Принадлежать к кругу семей, которые веками во всем поддерживали друг друга. Паркинсоны — союзники Малфоев уже много поколений, Грейнджер. Это верность, которую ты даже вообразить не можешь.

— Мне не нужно воображать, я видела семейную верность чистокровных своими глазами. Я была рядом той ночью, когда Беллатрис Лестрейндж убила своего кузена Сириуса Блэка…

— Ну конечно, а вы, гриффиндорцы, все горой друг за друга, да? Кажется, я что-то слышала об одном мерзком ничтожестве по имени Питер Петтигрю…

Гермиона прищурила глаза, а Паркинсон с отвращением покачала головой.

— Послушай… ладно. Ладно, глупая корова. Ты не узнаешь истинную преданность и дружбу, даже если столкнешься с ними нос к носу. Просто скажи Драко — или, может быть, Поттеру, чтобы он ему передал; сам Драко никогда не будет слушать такую, как ты. Скажи ему… скажи ему, что у Драко еще остались друзья в Слизерине. И он может рассчитывать на нашу помощь. Он может рассчитывать, что мы останемся его друзьями, даже если наши семьи решат иначе.

Гермиона удивленно взглянула на нее.

— Слизеринцам не всегда важно, кто сверху, — грубо добавила Паркинсон. — Напомни ему об этом. Иногда мы тоже можем быть людьми. — Она развернулась и отправилась обратно в Большой зал.

Гермиона смотрела ей вслед и не могла отделаться от ощущения, что упустила что-то важное.

2 ноября — 5 ноября

День тридцать пятый, понедельник.

«Не стоило нам сегодня идти на уроки», — размышлял Драко, изо всех сил держась за стену, и мысли его текли медленно и вяло. Нужно было прямо из гриффиндорской башни отправиться в больничное крыло. Или, может быть, к себе домой.

Почему они так не сделали?

Потому что… потому что Поттер сказал: нужно попытаться. Он говорил… кажется, о том, что залечь в госпиталь — слишком просто, слишком похоже на капитуляцию.

Но что в этом плохого?

«Боже, я успел забыть». Спорит сам с собой, вцепившись пальцами в холодные, гладкие камни, и даже не помнит, о чем идет спор.

Госпиталь отпадал, потому что… потому что они решили не сдаваться. Точно.

Но почему вместо урока зельеварения они не пошли прямо к себе?

Потому что тогда они занялись бы сексом, потом отключились, и никто бы их не нашел…

Так что же в этом плохого?

Черт, он понятия не имел.

Нужно было упереться и не дать Поттеру переспорить себя. Но у Драко больше не было сил сопротивляться — в башне, среди гриффиндорцев, которые, правда, без большой уверенности, но все же хотели, чтобы их драгоценный Гарри настоял на своем, — а Поттер желал идти. Кроме того, Драко подумал: вдруг они действительно правы и все получится?

Не стоило доверять гриффиндорцам, тем более рассчитывать на здравость их суждений в отношении Поттера. Они любили его и считали, что он может справиться с чем угодно. Уизли, Лонгботтом и Томас сегодня почти полчаса вытаскивали их с Поттером из кровати, но, несмотря на это, продолжали надеяться на силу воли Гарри и верили — он сможет сделать все, что захочет, потому что может все.

Гриффиндорские тупицы не имели ни малейшего понятия, что их Гарри едва держался. Они не были с ним связаны и не улавливали его ощущений. И не обладали тем, что бог дает даже самому безмозглому из слизеринских первоклашек, — чертовым чувством реальности.

А ведь реальность все последнее время была у них прямо перед глазами. То, что вчера Драко с Поттером еле двигались и всех усилий «Команды по предотвращению сна» — какое типично гриффиндорское название! — оказалось недостаточно, чтобы не дать им уснуть после восьми вечера. То, что этим утром от слабости они едва смогли сами одеться, и Симус Финниган сбежал под надуманным предлогом, а трое других храбро притворялись: их совершенно не смущает, что парни валяются в постели в чем мать родила и не имеют сил даже прикрыться. Если это не реальность, то что тогда?

Нужно было сопротивляться — или, может быть, не сопротивляться совсем. Потому что спор только измучил Поттера. И сейчас он, пройдя почти весь коридор, почти добравшись до классной комнаты, остановился, привалился к стене и закрыл глаза. Драко оставалось только стоять рядом и ждать, в то время как гриффиндорцы вошли в класс.

— Поттер. — Слизеринец отцепился от стены. — Пошли.

Поттер покачал головой, взглянул на Драко потускневшими глазами и начал медленно сползать по стене.

— Нет, Поттер. Ну же, прекрати!

Гриффиндорец не ответил, только закрыл глаза и окончательно съехал на пол. Драко слегка наклонился к нему.

— Черт побери, Поттер, мне тебя не поднять, я сам еле держусь на ногах. Вставай!

Тот не шелохнулся.

Мерлин.

Не может быть. Не может быть, чтобы все закончилось.

К черту слизеринское чувство реальности и да здравствует упрямая гриффиндорская вера во всесилие Поттера — потому что если поверить по-настоящему, все может исполниться. А Драко позарез необходимо, чтобы Поттер смог побороть себя, встать и идти… Слизеринец бросил взгляд на дверь классной комнаты, в надежде, что кто-нибудь выглянет посмотреть, где это они застряли. Панси или Блейз… или Грейнджер, или Уизли, или все равно кто.

— Поттер! — снова окликнул он гриффиндорца — и снова не получил ответа.

Боже, нет.

Драко попытался очистить сознание, собраться с силами и сообразить, что теперь делать. Но это оказалось чертовски трудно… а он так устал… Поттер, будь он неладен, подвел его — а еще герой волшебного мира, Мальчик-Который-Выжил, тот, кто может справиться с чем угодно… Внезапно разочарование и страх прорвались сквозь апатию, ярость придала слизеринцу сил, и он оттолкнулся от стены.

— Чертов идиот! — пнул он Поттера, который почти не отреагировал. — Вставай! — Со стороны класса донесся шум, и Драко снова пнул гриффиндорца, а потом, в отчаянии от собственного бессилия, ударил кулаком в стену. — ВСТАВАЙ!!!

Поттер застонал — единственный ответ, на который он оказался способен, — и гнев Драко утих так же быстро, как вспыхнул. Блондин сполз по стене и рухнул на колени рядом с гриффиндорцем, почти не обратив внимания на приближающийся топот.

— Поттер, ну давай же. Пожалуйста… пожалуйста, очнись, — он тряс партнера, ухватив его за руку. — Открывай глаза, ну же, пожалуйста…

Подбежавший Уизли резко затормозил прямо перед ними, спустя мгновение подоспела Грейнджер.

— Грязный ублюдок! Как ты посмел! — Уизли попытался оттащить Драко от Поттера, а тот вздрогнул, приоткрыл потускневшие, расфокусированные глаза и потянулся за слизеринцем.

Прикосновение Уизли несло обжигающую боль, Драко задохнулся и слабо попытался высвободиться.

— Рон!!! Гарри тоже больно! — Грейнджер оторвала Уизли от Драко, и оба гриффиндорца присели на корточки, явно не зная, что делать дальше.

Блондин схватил Поттера за руки, которыми тот слепо шарил в поисках партнера, и сконцентрировался на нахмурившей брови гриффиндорке.

— Грейнджер. Позови Помфри. Ему нужна помощь…

— Ты чертовски прав, ему нужна помощь, мерзкая ты тварь, — ты ПИНАЛ его!..

— Нет, дело не в этом… ему нужно помочь, он умирает, а я не могу… позови Помфри, ему нужно… Нет, ш-ш-ш, — забормотал он на ухо Поттеру, чуть приподняв гриффиндорца, прижав к себе и перебивая его полубессознательное хныканье. — Мы пойдем в госпиталь, все будет хорошо, ш-ш-ш… — Он снова взглянул на Грейнджер. — Пожалуйста, позови Помфри…

Гриффиндорка кивнула Уизли, и тот сорвался с места.

— Ублюдок!!! — сразу же разъяренно зашипела Грейнджер. — Как ты мог?

Драко не удостоил ее ответом. Он обнимал отчаянно вцепившегося в него Поттера, не обращая внимания на студентов, высыпавших из классных комнат и столпившихся вокруг, и мысленно проклинал партнера за то, что тот отключился утром в понедельник посреди самого многолюдного коридора.

— Ш-ш-ш, — блондин закрыл глаза и еще крепче прижал к себе гриффиндорца, пытаясь прогнать одолевающую обоих тошноту и слабость. — Скоро станет лучше, — прошептал он, и Поттер, почти теряя сознание, что-то пробормотал в ответ. Драко трясущейся рукой пригладил поттеровские волосы, и у Грейнджер вырвался встревоженный возглас.

— Малфой, твоя рука… — спросила она. — С тобой все в порядке?

— Разве похоже, что с нами все в порядке? — буркнул Драко. Ох уж эти гриффиндорцы.

— Ты… у тебя кровь, — с запинкой произнесла Грейнджер, и блондин вяло кивнул.

— Н’чего ’трашного, — откликнулся он, сползая еще ниже.

— Нет, подожди, мне кажется, нельзя… мадам Помфри сказала, нужно сопротивляться, только так можно… Малфой! Да проснись же!

«Похоже, она чего-то испугалась», — рассеянно отметил Драко, но не смог сообразить, чего именно, — все вокруг начало расплываться, мир постепенно сужался до них с Поттером, и блаженное забытье уже манило к себе…

— Малфой! Гарри!!! — судя по голосу, Грейнджер начинала паниковать. Она ткнула Драко в плечо, тот задохнулся от боли и открыл глаза. Какого черта ей надо?

— Драко? Драко!!! — откуда-то послышался отчаянный вопль Панси; она, скорей всего, уже сидела в классе, когда их развезло, но было трудно понять, где она сейчас…

— Малфой! — слава богу, наконец-то Помфри. — Ну же, поднимайтесь. Вставайте, возвращаемся в госпиталь.

— Он не сможет — они оба так ослабли, что не могут даже стоять… — проблеяла Грейнджер.

— Ну, что вылупились? — сквозь туман Драко слышал, как голос Панси переходит в пронзительный визг. — Больше нечем заняться? Гойл…

— А ну пошли все ВОН! — проревел Гойл, и Драко осознал, что шум, который производили стоящие вокруг люди, начал отдаляться. — Тупые первогодки… ВОН! ВАЛИТЕ ОТСЮДА!!!

— Все, кроме Грейнджер, Паркинсон, Уизли и Гойла, — марш по классам! — прикрикнула Помфри.

— Что с ними случилось? — требовательно спросила Панси.

— Случилось то, что им снова придется лечь в госпиталь, и назойливые зеваки вокруг им только помешают… Нет, мисс Паркинсон, я говорю не о вас… Мерлинова борода, вы, двое, помогите им встать… — и руку Драко снова обожгло огнем, когда к нему прикоснулся кто-то посторонний. — Да, я знаю, что им больно, но другого выхода нет; кроме того, боль приведет их в чувство… Мистер Поттер, вам придется встать… знаю, что еще больней, мне очень жаль…

Когда Гойл поднял Драко и закинул его руку себе на плечо, блондин постарался не взвыть, но его дыхание сбилось от боли — весь бок горел как в огне.

— Чем скорее дойдем, тем раньше вы их отпустите. А теперь — вперед, — поторопила Помфри, и Драко спросил себя, сможет ли, когда пойдет на поправку, убедить отца добиться ее увольнения. Эта женщина обращалась с ними как с капризными детьми, в то время как на самом деле им приходилось выбирать: мучиться, пытаясь идти самим, или же страдать от того, что Уизли и Гойл почти несли их на себе.

— Ему же больно! — воскликнула Панси. — Разве нельзя их левитировать?

— Тогда их придется полностью обездвижить, — объяснила Помфри, — а целительница не советовала этого делать. Мистер Малфой, в больничном крыле вы сможете прилечь и больше ни к кому не прикасаться. Пойдемте, живо.

Прилечь. Не прикасаться. Ни к кому. Кроме единственного человека, который приносит ему хоть какое-то облегчение. Ради этого стоит вытерпеть и боль, и головокружение.

Как будто у него есть выбор.

* * *

Как только в больничное крыло вошли Люциус и Нарцисса Малфой, Гермиона насторожилась и придвинулась ближе к Гарри. Ей захотелось обнять его, дать ему знать, что хотя рядом с ним и нет родителей, его все же окружают любящие люди. Они с Роном сидели в палате уже несколько часов. Утром здесь побывали Невилл и Джинни, профессора и уйма сокурсников, но потом Помфри выгнала всех, кроме Рона, Гермионы, Паркинсон и Снейпа.

К сожалению, с тех пор как его доставили в госпиталь, Гарри большей частью был без сознания, лишь изредка приходя в себя.

Подойдя к кровати и взглянув на сына, Нарцисса зажала рот рукой. Гермиона проследила за ее взглядом, на мгновение попытавшись взглянуть на Малфоя материнскими глазами, — и была потрясена. Обычно бледное лицо слизеринца стало настолько бесцветным, что в сравнении с ним брови казались черными. Кожа выглядела прозрачной, истончившейся, практически бесплотной. Дыхание стало таким слабым, что почти не ощущалось.

Гермиона перевела взгляд на Люциуса Малфоя. Его лицо ничего не выражало.

Девушка обернулась к постели и с удивлением заметила, что Малфой слабо пошевелился.

— Нам сказали, что ты не приходишь в себя, — выдохнула Нарцисса, как только тот открыл глаза, и бросилась к нему, ломая руки, желая прикоснуться — и не имея такой возможности.

— Да… — слабо произнес Малфой, с трудом фокусируя взгляд на матери. — Услышал… как вы вошли.

— Драко, что случилось?

— Мы шли на урок… — Малфой умолк, снова закрыв глаза, — попытка поговорить отняла слишком много сил.

— В последнее время они слабели все больше и больше, — заговорил Снейп. — Сегодня утром они смогли встать с постели, но упали в обморок перед первым уроком.

— Почему нам не сообщали, что все так серьезно? — не сводя глаз с сына, спросил Люциус, и в его тихом голосе слышалась угроза.

— Ваш сын не хотел вас беспокоить, — объяснила Помфри, взмахом палочки подзывая пару стульев к кровати, чтобы усадить пришедших. — Кроме того, вы все равно ничего не могли сделать. Мы делали… делаем все возможное, чтобы разобраться и помочь им.

— Что удалось обнаружить? — спросил Люциус, проигнорировав стул и продолжая наблюдать за сыном, который повернулся лицом к матери, но вряд ли осознавал происходящее.

— У нас есть кое-какие идеи. Целительница Эспозито и аврор Пантер потом расскажут вам подробности, — пояснила Помфри и прокашлялась. — А сейчас вы нужны своему сыну. Пожалуйста, посидите с ним.

— Драко практически без сознания и едва понимает, что мы здесь, — Люциус разгневанно оборвал медсестру, смерив ее пристальным взглядом. — Он с трудом выражает свои мысли. Я хотел бы знать, что происходит.

— Узнаете, как только все соберутся.

— Кто это — «все»?

— Все заинтересованные лица. Мы ждем профессора Дамблдора и Ремуса Люпина.

— Оборотня! Но…

— Папа… — слабо произнес Малфой, и Гермиона слегка вздрогнула. Она никогда не слышала, чтобы слизеринец называл Люциуса иначе, чем «отец» или «сэр». — Пожалуйста. Просто… сядь.

Люциус немедленно шагнул к кровати.

— Драко, почему ты не говорил нам…

— Люциус, не сейчас, — тихо вмешалась Нарцисса. — Драко… как ты себя чувствуешь?

— Ужасно… — прошептал в ответ Малфой, и его глаза затуманились.

— Ничего, мы здесь. Мы с тобой, милый, — со слезами на глазах проговорила Нарцисса.

— О черт. Мама, не надо, — пробормотал слизеринец, отводя взгляд и хмуря брови. — Не надо… — он отвернулся от матери и уткнулся лицом в плечо Гарри, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Нарцисса кивнула и, сморгнув слезы, вытерла глаза. Люциус уселся на предложенный ему стул, холодным взглядом обвел присутствующих, старательно избегая смотреть на Гермиону и Рона, сосредоточил внимание на слизеринцах и тихо спросил Снейпа:

— Почему ты не сообщил о его состоянии?

— Я до сегодняшнего дня не знал, насколько все плохо. Считал, что ситуация под контролем.

— Предполагалось, что ты будешь присматривать за ним.

Снейп сдержанно кивнул.

— Мне следовало быть бдительнее. Прости.

— Гриффиндорцы знали, — холодно заметила Паркинсон. — Но не посчитали нужным хоть кому-нибудь сказать.

Малфои впились взглядами в Гермиону и Рона, и девушка почувствовала, как друг тайком пожал ей руку.

— Что вы предпринимали?

— Целительница считала, что им нужно как можно меньше спать, — начала объяснять Гермиона. — Мы старались, но…

— Почему вы ничего не сказали друзьям Драко? — сердито прервала ее Паркинсон. — Мы могли бы помочь…

— Мы делали все, что могли, — вмешался Рон.

— Только вдвоем? — усмехнулась слизеринка. — Если бы вам помогали, можно было бы…

— Нас было шестеро!

— Шестеро?! — воскликнула Паркинсон. — Все гриффиндорцы, полагаю? А вы не подумали, что друзья Драко имеют право знать…

— Пойми, Малфой сам не…

— …не хотел вас волновать, — поспешно прервала друга Гермиона. — Не думаю, что они оба понимали, какой подвергаются опасности.

Люциус уставился на гриффиндорку пристальным взглядом, явно рассчитанным на то, чтобы лишить ее присутствия духа, и Гермиона снова сжала руку Рона, пытаясь дать понять, что ему лучше бы помалкивать. Потом внимание Люциуса вернулось к сыну, и ей стало жаль, что она не может вычислить, о чем сейчас думает старший Малфой. Рассердило ли его, что сын скрывал ото всех серьезность своего состояния? Порадовало ли, что он совершенно не доверял слизеринцам? Или разгневало, что он явно доверился гриффиндорцам?

— Что говорят целители? — тихо спросила Нарцисса. — Чем вызвано такое состояние? Нам сказали только, что, по всей видимости, именно узы привели к истощению.

— Эм-м… — начал Рон. — Ну, они… они… когда, м-м…

— Они чувствуют сильную усталость после секса, — напрямик пояснила Гермиона.

Паркинсон закатила глаза.

— С кем не бывает, — нетерпеливо возразила она. — Почему…

— Они чувствуют слишком сильную усталость. И сон не только не помогает им восстановиться, а наоборот, выматывает еще сильней. Именно поэтому мы старались не давать им уснуть.

— Так почему сейчас их не будят?

— Потому что это единственный сигнал тревоги, который они способны подать. Мадам Помфри и целительница напичкали их всеми мыслимыми лекарствами и наложили все поддерживающие чары…

— Мистер и миссис Малфой, — объявила Помфри, — мы вас ждем. — Она указала на дверь маленького кабинета, прилегающего к больничной палате, в которую уже входил Ремус Люпин.

Люциус скривил рот от отвращения.

— Надо же, оборотень соизволил появиться. — Он встал и жестом предложил Снейпу с Нарциссой следовать за собой.

— Я хочу остаться, — ответила женщина, не сводя глаз с сына.

Люциус кивнул и направился к кабинету, но удивленно замер, когда Гермиона встала и Снейп шагнул в сторону, пропуская ее вперед.

— Какого…

— Мисс Грейнджер тоже приглашена, — без выражения пояснил Снейп.

Люциус надменно изогнул бровь.

— Мистер Поттер просто везунчик, — презрительно заметил он. — В отсутствие маггловских родственников — оборотень и малолетняя девчонка. Ничего не скажешь, хороший выбор родительских фигур.

— Меня пригласили не как родителя, — спокойно ответила Гермиона. — Я проводила исследования вместе с целительницей, и она попросила меня присутствовать — и доложить вместе с ней, что нам удалось выяснить к сегодняшнему дню.

Гермиона твердо напомнила себе, что ей совершенно неподобает упиваться мстительным удовольствием при виде чистейшего негодования, отразившегося на лицах Люциуса и Нарциссы.

День тридцать шестой, вторник.

— Сэр, вы не можете… — настойчиво твердила Пантер на следующий день, входя вместе с Эспозито в больничное крыло вслед за Люциусом и сопровождающим его человечком, одетым в мантию целителя. Рон, Нарцисса и Снейп уставились на них.

— Мы забираем его домой, — не тратя лишних слов сообщил жене Люциус.

— Что?! — хором воскликнули Рон и Снейп, а Нарцисса взволнованно кивнула и медленно встала.

— Мистер Малфой… — начала Эспозито.

— Не вмешивайтесь, — предостерег Люциус, когда Пантер шагнула между вновь пришедшим целителем и кроватью.

— Вы не заберете мальчика из школы, — возразила Эспозито. — Он должен оставаться там, где ему могут помочь.

— В школе ему не безопасно, — холодно отрезал Люциус. — За год Драко прокляли, он попал в госпиталь, потому что никто не удосужился отследить, чтобы они с Поттером не натворили глупостей, и едва не был убит во время школьной стычки. А теперь он умирает, потому что никто не знает, как исцелить его от проклятья. — Он взял себя в руки. — Наша семья в состоянии нанять целителей, способных справиться с ситуацией гораздо лучше, чем здесь присутствующие. Я забираю его домой.

— Вы не сможете забрать его без Поттера, — напомнила Помфри, подойдя к столпившимся у кровати людям.

Рон сглотнул и встал, нащупывая палочку, готовый защищать Гарри, — на случай, если старший Малфой попытается сделать что-то подозрительное.

Люциус одарил Помфри взглядом глубочайшего презрения.

— Разумеется, я заберу и мистера Поттера.

— Мистер Малфой, вам ни за что не позволят перевезти в свой дом Гарри Поттера, — спокойно возразила Пантер. — Вы должны это понимать. Достаточно того, что обвинения, выдвинутые против вас, до сих пор не сняты…

— Я подам прошение в Визенгамот…

— Вы только заставите нас потратить драгоценное время на судебную тяжбу, вместо того чтобы заниматься лечением мальчиков или поиском человека, наславшего проклятье.

Гарри пошевелился, и Рон, перестав прислушиваться к дискуссии, сразу же склонился к нему. Гриффиндорец — как и Помфри — заметил: Гарри в сознании и понимает, что происходит.

«Надо же было выбрать такой момент», — подосадовал Рон. Очнуться — и сразу узнать, что Люциус Малфой собирается переправить тебя в штаб Пожирателей смерти.

— Что случилось? — шепотом спросил Гарри.

— Ничего, не считая того, что малфоевский папаша спятил. Не волнуйся.

— Люциус, будь благоразумен… — подал голос Снейп; старший Малфой прищурился, скосил взгляд на профессора и резко изменил тактику.

— Что ж, очень хорошо. Тогда он отправится в больницу святого Мунго. Надеюсь, это вполне благоразумно?

— Он останется здесь. Они оба. — Помфри была непреклонна.

— У вас нет права удерживать Драко. Он взрослый. Будь он в сознании, он имел бы право выбора — и выбрал бы святого Мунго.

— А я — нет, — пробормотал Гарри.

Люциус не обратил на него внимания.

— Против перевода в святого Мунго не может быть никаких возражений…

— Кроме того, что нанятые вами целители будут работать с теми видами Темной магии, которые невозможно применить здесь, благодаря охранным чарам Хогвартса, — холодно заметила Помфри. — Что они думают использовать? Кровь единорога? Сердце феникса? Еще какой-нибудь артефакт, который может спасти жизнь, но ценой, на какую Поттер, по крайней мере, не согласился бы?

— Замолчите, — угрожающе произнес Люциус.

— Вы не можете отправить меня в святого Мунго, — слегка приподнявшись, снова заговорил Гарри.

— Но своего сына — могу, — старший Малфой наконец признал существование гриффиндорца. — Захотите вы отправиться с ним или нет — меня не волнует.

— Зато это волнует Драко, — решительно вмешался Снейп. — Если ты увезешь его от Поттера…

— Существуют способы обойти их связь, — заявил Люциус. Рон удивленно уставился на Эспозито, а та спокойно кивнула, словно ожидала этого аргумента, и терпеливо принялась объяснять:

— Мистер Малфой, большинство людей даже не подозревает, что такое возможно, — и не без причины. Подобный шаг допустим только тогда, когда супругам угрожает смертельная опасность…

— Что здесь и происходит.

— «Смертельная опасность» — значит «на грани смерти». Например, когда человек сорвался со скалы или что-то в этом роде. То, что вашего сына лечат не так, как вам бы хотелось, — недостаточное основание. Способ, о котором вы говорите, почти не применяется, потому что, даже со всеми мыслимыми предосторожностями, слишком часто приводит к смерти одного или обоих супругов.

— Но применить его все же можно, — упрямо повторил Люциус.

— Да. Но это почти наверняка убьет мистера Поттера — и с большой долей вероятности может убить их обоих.

— Делайте что хотите. А я воспользуюсь шансом.

— Этот «шанс» может убить обоих, — вмешалась Пантер. — Но, может быть, этого вы и добиваетесь?

— Что?!

— Наша последняя рабочая версия — проклятье наложил кто-то из Пожирателей смерти с целью убить мистера Поттера. Не правда ли, было бы очень удобно, если бы его смерть вызвали ваши действия? Вы вполне смогли бы оправдаться, утверждая, что всего лишь пытались спасти сына.

— Как вы смеете?!

— И какая разница, если бы ваш сын при этом сам оказался в опасности?

Люциус явно лишился дара речи.

— Прекратите, — устало вмешался Гарри. — Он может вас услышать.

— Как? — Пантер в замешательстве взглянула на мальчиков.

— Приходя в сознание, оба рассказывали — иногда они слышат, что происходит вокруг, хотя и не могут ответить, — объяснила аврору мадам Помфри. — Неизвестно, слышит ли нас сейчас мистер Малфой и понял ли, что вы сказали. Но я не дам вам расстраивать моего пациента, обвиняя его отца в готовности жертвовать сыном.

— А я не считаю подобное обвинение заслуживающим ответа, — добавил Люциус. — И немедленно забираю Драко в святого Мунго.

— Вы не знаете наверняка, что бы он выбрал, если бы мог выбирать, — напомнила Пантер.

— Драко не в себе и не может принимать решения. Я его отец и считаю…

— Не вы его ближайший родственник, — тихо произнес Гарри, — а я.

В комнате воцарилось долгое молчание.

Рон с трудом сглотнул и придвинулся еще ближе к другу. Однажды Гарри признался, что несколько лет назад, когда он обманом освободил Добби, Люциус Малфой в гневе чуть не запустил в гриффиндорца Авадой. Глядя сейчас в лицо старшего Малфоя, Рон не сомневался, что тот на это способен. А ведь Гарри полностью беззащитен.

Впрочем, нет, не полностью. Злая ирония судьбы состояла в том, что кроме людей, которые столпились вокруг и были готовы закрыть его от Люциуса, лучшей защитой для Гарри был сам чертов Драко Малфой.

— Он прав, мистер Малфой, — наконец подтвердила мадам Помфри. — Теперь не вам решать за сына в тех случаях, когда он не способен говорить за себя. Решать Поттеру.

— Но это просто смешно. Они связаны по ошибке…

— Это не имеет значения.

— Я заберу сына туда, где ему смогут помочь…

— Нет, — еле слышно произнес Гарри. — Он останется.

— Вы знаете, что он предпочел бы уехать.

— Но сейчас он не может этого сказать, — возразил Гарри. Рона заинтересовало, что, по мнению его друга, выбрал бы Малфой: остаться или уехать. Но гриффиндорец решил, что это совершенно не важно.

— Я подам прошение в Визен…

— Люциус… нам не выиграть, — мягко заговорила Нарцисса. — Мне… мне это нравится не больше, чем тебе, но я думаю…

Малфой-старший молча всмотрелся в лицо жены, а потом перевел взгляд на сына. Было видно, какие усилия предпринимает Люциус, чтобы смириться с ситуацией. Его кадык судорожно дергался.

— Очень хорошо, — в конце концов выдавил он. — Тогда я задействую возможности нашей семьи для поиска того, кто наложил проклятье. Нарцисса, оставайся здесь, дождись, когда Драко проснется, и спроси, чего он хочет. Будь готова сразу же забрать его. Я рассчитываю на тебя, — Люциус кивнул Снейпу, — как на свидетеля. — Он взглянул на целителя, которого привел с собой, дернул подбородком в сторону двери, развернулся и, ни разу не оглянувшись, зашагал из палаты, а человечек в целительской мантии бросился вслед за ним.

Нарцисса Малфой, дрожа, опустилась на стул, и Снейп коснулся ее руки.

— Нарцисса?

— Он… он не… — она внезапно умолкла и покачала головой, очевидно опасаясь сказать лишнее в присутствии гриффиндорцев.

Снейп уставился сначала на одного, потом на другого — и нахмурил брови. Рон проследил за профессорским взглядом.

— Гарри, — мягко окликнул он друга. Но тот снова погрузился в сон.

День тридцать восьмой, четверг.

Когда Эспозито начала объяснения, Гермиона устало подперла рукой щеку и понадеялась, что выглядит более уверенной, чем себя ощущает. Она обвела взглядом людей, с которыми работала три последних дня. Эспозито, Помфри, Люпин, Снейп, Нарцисса, двое присланных Малфоем целителей — и все они, кроме Нарциссы Малфой, выглядели полностью уверенными в себе. Гриффиндорка подумала, что, наверное, никогда больше не поверит ни одному целителю, узнав теперь, как хорошо они умеют скрывать свои чувства. У них не было никаких оснований для самонадеянности. Никто из них понятия не имел, сработает ли то, что они предлагали, — просто время на раздумье истекло.

Эти три дня вымотали все силы и нервы. Целители и авроры работали во все более и более безумном темпе, а Гарри с Малфоем все слабели и слабели, периоды просветления наступали все реже и становились все менее осмысленными, пока не дошло до того, что мальчики едва могли дышать самостоятельно. И целителям стало ясно, что если не прибегнуть к снятию проклятья, даже все поддерживающие жизнь заклятья и зелья в мире не продлят жизнь Малфою и Гарри ни на день.

И так как ни Пантер, ни другие авроры не добились почти никакого успеха в розыске человека, наложившего проклятье, группе, работавшей над противозаклятьем, пришлось предложить вариант, который больше всего походил на решение проблемы. Хотя и он вряд ли был достаточно хорош.

Разработанный ими ритуал был сложным и не мог быть выполнен одним человеком, так как в значительной степени основывался на эмоциях, воспоминаниях и магической силе всей группы участвующих в нем людей. Профессор Вектор после длительных арифмантических вычислений определила оптимальный состав такой группы — тринадцать человек, по пять с каждой стороны и три «нейтральных персоны». И вот все собрались, чтобы объяснить суть противозаклятья людям, выбранным для исполнения, которые сами не участвовали в разработке. К сожалению, эти люди не соответствовали друг другу по силам и составляли совершенно разнородную группу. Двое родителей Малфоя — и ни одного со стороны Гарри. Близкие, надежные, заслуживающие доверия друзья Гарри — и Панси Паркинсон с Блейзом Забини со стороны Малфоя, ни одному из которых Гермиона и галеона бы не доверила, не то что чью-либо жизнь.

«Даже его родителям нельзя доверять», — думала девушка, наблюдая за выражением лица Люциуса. Трудно представить, какой может быть реакция старшего Малфоя на предложение участвовать в целительском ритуале, учитывая, как он повел себя два дня назад.

Правда, Гермиона не видела его реакцию своими глазами и могла судить только по Нарциссе. Во время одного из последних пробуждений Малфоя мать долго беседовала с ним, спокойно и гораздо более мягко, чем от нее можно было ожидать, объяснила, что происходит, и наконец спросила, не хочет ли он перебраться в святого Мунго. Выражение лица слизеринца осталось непроницаемым. Он долго смотрел на спящего рядом Гарри, а потом молча покачал головой. Гермионе хотелось бы знать, почему Малфой отказался: боялся ли он оставить Гарри, или искренне не хотел его оставлять, или же просто не доверял своему отцу. Но на этот вопрос не было ответа.

Нарцисса только кивнула сыну и успокоила его:

— Все в порядке. Я объясню отцу. Не волнуйся.

И Гермиона не могла отделаться от чувства, что женщина испытала облегчение, несмотря на то что ее явно встревожила перспектива сообщить новость мужу.

С тех пор Люциус не появлялся, и они понятия не имели, согласится ли он сейчас на их предложение. А без него…

Жизнь Гарри зависела от доброй воли Люциуса Малфоя. Какая злая ирония.

Не говоря о том, что жизнь Гарри зависела еще и от доброй воли Нарциссы, Снейпа, Забини и Паркинсон. Более невероятную команду спасателей для Мальчика-Который-Выжил не собрать, даже если постараться. Гермиона ощущала на себе тяжелый взгляд Паркинсон и старалась смотреть в сторону от слизеринки, а целительница тем временем объясняла: мальчики попали под разбалансирующее проклятье, которое разрушило естественное магическое равновесие противоположностей, в данном случае — жизни и смерти. Секс, сильнейший проводник магии жизни, каким-то образом оказался замкнут на магию смерти, что привело к нарушению естественного баланса. И единственное, что удалось придумать, — это компенсировать дисбаланс, создав новое, более мощное равновесие.

— Все вы знаете, что дементора, который питается отрицательными эмоциями, можно прогнать силой радостных, счастливых воспоминаний, — продолжала объяснять Эспозито. — Мы надеемся, что подобным же образом активная часть проклятья, которая продолжает подпитывать дисбаланс, будет подавлена силой равновесия. Но чтобы создать это равновесие, нам нужны вы. Мы выбрали семь гармоничных пар магических элементов, но нам понадобятся ваши воспоминания и ваша магия, чтобы призвать их силу.

Целительница на мгновение умолкла и обвела взглядом комнату, оценивая восприимчивость слушателей.

— Все вы знаете, что групповые заклятья трудны, требуют большого расхода сил и глубокого доверия. Всегда есть риск, в основном, связанный с опасностью контакта с необычайно сильной магией, а также с возможностью пострадать от обратной реакции, если один из участников не справится с задачей. Кроме того, все вы будете тесно связаны попарно, что может показаться вам… неудобным. Навязчивым и смущающим. Более того, в тех случаях, когда ритуал требует сильных эмоций и воспоминаний, всегда возможна некоторая… утечка — в пределах группы. Своего рода непреднамеренная легилименция. Конечно, мало приятного заглянуть, пусть мельком, в воспоминания других людей и знать, что точно таким же образом заглянули в ваши. Мы знаем, что просим всех вас о большом одолжении. Мы знаем, что — по самой природе вашей группы — отношения между многими из вас в прошлом складывались не безоблачно и это дает еще больше причин не желать демонстрировать воспоминания друг другу. Но это лучший шанс избавиться от проклятья, который только есть у двух молодых людей. Мы не просили бы вас, если бы видели другую возможность.

Она умолкла и прокашлялась, прочищая горло.

— И еще один момент. Если вы согласитесь участвовать, каждому из вас придется согласиться на применение веритасерума, чтобы подтвердить — вы действительно не знаете, кто наложил проклятье. Я сама приму веритасерум, а потом проведу опрос. — Она внимательно взглянула на Люциуса и продолжила: — Кроме того, я попрошу Люциуса Малфоя и Альбуса Дамблдора помочь мне с опросом, после того как они сами пройдут проверку.

Люциус приподнял брови, но ничем другим своих чувств не обнаружил.

— У вас есть три часа, чтобы решить, согласны ли вы, и подготовиться, прежде чем мы начнем разучивать заклятье. Если вы предпочтете не участвовать, пожалуйста, дайте нам знать как можно скорее, чтобы мы могли найти замену.

Гермиона сглотнула. На самом деле, для участников со стороны Малфоя не было никакой равноценной замены. Если кто-то из них решит отказаться, останутся только Винсент Крэбб и Грегори Гойл, ни один из которых не был силен магически, да и для Малфоя оба были больше телохранителями или обслугой, чем друзьями. А уж если откажется кто-то из малфоевских родителей…

Черт бы побрал слизеринскую невозмутимость. Совершенно невозможно понять, о чем думают Люциус, Паркинсон или Забини. Нарцисса со Снейпом были согласны, Нарцисса уже сказала об этом, но трое других…

* * *

— Он нам этого не простит, Нарцисса, — категорически заявил Люциус.

«Многообещающее начало, ничего не скажешь», — заметил про себя Снейп, переглянулся с Нарциссой и кивнул, подбадривая ее.

— Люциус, мы должны.

— Целители даже не знают, сработает ли ритуал.

— Я была рядом, когда его создавали. У него столько же шансов на успех, сколько у любого другого.

— То есть, совсем немного, — горько заметил Люциус.

— Это лучший шанс для Драко.

— В рамках их методов.

— У нас нет выбора, — рассудительно возразила Нарцисса. — Они предубеждены против методов, которыми могли бы воспользоваться мы.

— Ты знаешь, что нам их не переубедить, — добавил Снейп. — Нет ни единого шанса на то, что Дамблдор, или Эспозито, или кто угодно другой в той комнате согласится на предложение твоих целителей.

— Опасность…

— Да знаю я, — устало прервал Люциуса Снейп. — Вред от применения такого эликсира жизни, как кровь единорога, сильно преувеличен трусливыми ханжами. А использование сердца феникса вообще не несет никакого вреда, разве только самим чертовым птицам. Попытка перенаправить проклятье на того, кто его наслал, не зная точно его личности, и близко не так опасна, как утверждают эти святоши. — Профессор перевел дыхание. — Но ты не сможешь переубедить их, — по крайней мере, за оставшееся время.

Люциус покачал головой.

— Почему ты не протестовал, когда Драко сказал, что хочет остаться? Даже целительница заметила, что он плохо соображал…

— Конечно, мы все это знаем, — согласился Снейп, кривя душой, ибо ничего такого не знал, но понимал: для Люциуса единственный способ примириться с выбором сына — это убедить себя, что Драко действовал неосознанно. — Ты же понимаешь, что у нас не было никакой возможности забрать его, раз уж он предпочел остаться. Соображал или нет, но он принял решение. Впрочем, даже если бы он ничего не решил, это значило бы только, что нам пришлось бы считаться с желаниями Поттера.

— С этим пустоголовым…

— Он мне таким не показался, — заметила Нарцисса. — Он выглядел и рассуждал вполне здраво.

— Насколько этот невыносимый мальчишка вообще способен здраво рассуждать, — пробурчал Снейп.

— Ты даже не попыталась убедить Драко передумать, — упрекнул Нарциссу муж.

— Я не могла — при посторонних.

— Не могла, потому что только рада была, что он решил остаться, — Люциус помрачнел.

Снейп напрягся, внезапно пожелав очутиться где-нибудь в другом месте — там, где ему не придется быть свидетелем ссоры Малфоев.

Нарцисса с трудом сглотнула, сделала глубокий вдох и подняла на мужа взволнованный взгляд.

— Это правда. Я подозреваю, что ты не достаточно думаешь о Драко. Боюсь… — Ее подбородок задрожал, но она взяла себя в руки и продолжила: — Боюсь, для тебя куда важнее, что подумает Темный Лорд. Тебе стоило бы больше заботиться о благополучии нашего сына.

— Я заботился — и забочусь сейчас. Тебя пугает опасность разрыва связи, но задумывалась ли ты об опасности остаться связанным со смертельным врагом Лорда? Я думаю о благополучии Драко… — голос Люциуса сорвался, он поспешно стиснул губы и отвернулся.

Снейп отвел взгляд, чувствуя себя неловко при виде того, как сквозь напускное спокойствие и холодную сдержанность Малфоя наконец пробивается страх. Он ждал, давая Люциусу время собраться с силами и зная, что тот не простит ни Снейпа, ни Нарциссу, если они вынудят его заговорить раньше, чем он придет в себя. Потому что Малфои не выражают ни сомнения, ни страха, даже когда их сыновья стоят одной ногой в могиле.

«Черт бы побрал этого Люциуса, — нетерпеливо подумал Снейп. — А ведь это его последняя возможность хоть раз в жизни вспомнить о том, что он сначала отец, а уж потом — Малфой».

Про себя Снейп частенько признавал, что Люциус, безотносительно его магических, политических и деловых талантов, был паршивым родителем. Сочетание предельной суровости, эмоциональной глухоты и безрассудного баловства вылепило из Драко мальчика, похожего на Поттера намного больше, чем Малфои были готовы признать. Более одаренного, но с той же высокомерной самонадеянностью считавшего, что все должно быть по его, потому что в большинстве случаев именно так и было. Которому, как и Поттеру, катастрофически недоставало самодисциплины и силы характера. Который не больше годился на роль главы мощной волшебной семьи или политического движения, чем Поттер — на роль лидера в борьбе с Волдемортом. Бесполезный избалованный ребенок, быстро выросший в бесполезного избалованного юношу, прикрывающего неуверенность в себе грубостью и бесцеремонностью. Как бы Снейп ни относился к Драко, он не мог закрывать глаза на его многочисленные недостатки.

Но Люциус большую часть времени, похоже, не обращал внимания на сына. В тех случаях, когда ребенок не давал ему повода для смехотворной гордости или полного презрения, Малфой не проявлял к нему никакого интереса и посвящал себя гораздо более важной цели — поддерживать свой статус правой руки Волдеморта.

И вот чем все закончилось. Теперь, чтобы спасти Драко жизнь, Люциус вынужден посвятить себя ему, но не может этого сделать без оглядки на Волдеморта.

Снейп опустил глаза, когда Люциус наконец обернулся, явно с трудом контролируя себя. Каким бы скверным родителем он ни был, он действительно любил Драко, хотя и своим собственным странным способом. Он сходил с ума от тревоги и был сейчас намного сильней испуган, расстроен и рассержен, чем когда-либо на памяти Снейпа.

Люциус заговорил с Нарциссой, тихо, но очень настойчиво:

— Пока Драко связан с Поттером, его единственная защита — мы. И ради его безопасности мы должны оставаться в милости у Лорда. А ты знаешь, что за такое он нас не простит. Гарри Поттер умирает, а мы собираемся встать в ритуальный круг, чтобы спасти ему жизнь. Да еще и с риском раскрыть другим участникам секреты Темного Лорда и его сторонников! Нет ни малейшей возможности, что такой поступок не расценят как предательство.

— Если ты хочешь, чтобы Драко выжил, то выбор у тебя невелик, — без обиняков заявил Снейп, а Люциус отвел взгляд и нервно прикусил губу, чего Снейп не наблюдал за ним со времен их молодости.

— Северус, а разве тебе участие в ритуале не создаст проблем? — спросила Нарцисса.

— Мне даны инструкции участвовать во всем, что бы ни затеял Дамблдор. Так что во время ритуала я попытаюсь вытянуть как можно больше информации из других участников, хотя сомневаюсь, что всплывет что-нибудь такое, чего бы я уже не знал. Но это неплохая возможность разобраться, нельзя ли выяснить что-то новое о Поттере. А может быть, и о самом Дамблдоре.

— Этот старый болтун попытается проделать то же самое с Драко, — заметил Люциус. — А скорее всего, и со всеми нами.

— Сомневаюсь. Он же благородный гриффиндорец, — презрительно поморщилась Нарцисса.

— Он так же хитер, как любой слизеринец, — возразил Снейп. — Скорее всего, именно поэтому он нас так ненавидит. Думаю, он попробует поразведать в наших мозгах. Если сможет.

— Поверить не могу, что его предложили как «нейтральную персону», — пожаловался Люциус. — Все знают, как он относится к Поттеру.

— Больше некого было, — устало пояснила Нарцисса. — Мы искали, Люциус. — Она прикоснулась к руке мужа, но тот отстранился. Нарцисса кашлянула и рассудительно добавила: — Во всяком случае, от Драко о наших делах мало что удастся узнать. А ведь главным образом его сознание откроется для всех других — наши мысли будут менее доступны.

— Вот именно, для «всех других», — с презрением повторил Люциус. — Для грязнокровок, оборотней и Уизли.

— Грязнокровка, оборотень и Уизли стараются спасти жизнь твоему сыну, — напомнил Снейп. — Как бы ни отвратительна была эта мысль, тебе придется ее принять. И радуйся, что будешь иметь дело только с одним Уизли: старшие предполагались на родительские позиции, да и девчонка была кандидатом в поттеровскую пятерку.

— Кроме того, я не доверяю младшему Забини, — добавил Малфой.

— Без него — никак, — пояснила Нарцисса. — Нам нужны люди с даром предвидения, а хотя бы его зачатки есть, к сожалению, только у Блейза, Дамблдора и Помфри. Но даже они видят не достаточно глубоко, чтобы быть настоящими провидцами.

— К тому же Забини никогда не считали себя безоговорочными сторонниками Темного Лорда, — добавил Снейп. — Они, скорее всего, не будут возражать против участия сына в ритуале.

— А что насчет дочери Паркинсонов? Наши семьи всегда были близки, но Драко не рассказал ей о своем состоянии.

— Драко доверяет ей… насколько он вообще способен доверять, — ответил профессор.

— Мы думали о Крэббе и Гойле, — признала Нарцисса, — но их магическая сила не слишком велика. Кроме того, мы не были уверены, что их родители согласятся.

— Согласились бы, если бы я им сказал. — Люциус прищурил глаза. — Согласились бы. Фактически, один из них мог бы занять мое место. Вполне понятный поступок со стороны человека, который захотел помочь школьному другу; а Лорду можно было бы объяснить: мы рассчитывали, что ритуал не сработает из-за замены…

— Подходящее объяснение, тем более что это правда. Крэбб и Гойл недостаточно сильны. Если тебя не будет в круге, Драко умрет. — Нарцисса не скрывала отчаяния. — Люциус… нам некем тебя заменить. Чтобы ритуал сработал, его должны выполнять самые близкие люди. Если откажутся Блейз или Панси, их можно заменить другими друзьями. Но если ты… ближе нас с тобой у Драко никого нет. Круг и так недостаточно мощен, потому что со стороны Поттера нет родителей, которые бы привнесли силу уровня нашей. Мы не сможем обойтись без тебя.

— Ты должен принять решение, Люциус, — решительно вмешался Снейп. — Выбирай — Лорд или сын. Время на исходе.

* * *

— Я буду вызывать вас по одному, — еще раз напомнила Эспозито, когда, несколько часов спустя, все тринадцать человек собрались в зале Астрономической башни и встали в два круга вокруг мальчиков: внутренний, состоящий из Эспозито, Помфри и Дамблдора, и внешний — из десяти остальных. — Вы произнесете ритуальные слова и сосредоточитесь на создании круга, обращая особое внимание на того, с кем будете связаны парой. Как только круг станет устойчивым, мы предпримем попытку наложить уравновешивающее заклятье, и вы сконцентрируетесь на парах элементов, которые мы назовем. Готовы?

Все кивнули. Не осталось времени еще раз перепроверить, все ли сделано правильно. Не осталось времени передумать, поменяться местами, перестроить пары. У них или получится — или нет.

Эспозито подняла палочку и начала ритуал, замкнув в круг свою магию вместе с магией Помфри и Дамблдора, и тонкие потоки света соединили их палочки.

— Назови свое имя, — обратилась целительница к Гермионе.

Подняв палочку, девушка вздохнула и очистила сознание, мимоходом пожалев, что ее предыдущий опыт в применении групповых заклятий почти не выходил за пределы нескольких водных трюков на прошлогодних уроках по чарам да пары упражнений на факультативе по музыкальной магии два года назад.

— Я, Гермиона Грейнджер, соединяю свою магию с вашей, — произнесла она. Из ее палочки вырвалась световая нить и медленно поплыла по направлению к Эспозито.

— Назови свое имя.

— Я, Панси Паркинсон… — зазвучало рядом, но Гермиона не обернулась, продолжая концентрироваться на палочке Эспозито, — …соединяю свою магию с вашей.

«Сосредоточься», — повторяла про себя гриффиндорка, пока назывались имена и все новые потоки света включались в круг. Минерва МакГонагалл. Блейз Забини. Рон Уизли…

— Назови свое имя, — в очередной раз произнесла Эспозито, и ее голос не отразил ни намека на смятение, хотя начиналась самая коварная часть ритуала.

— Я, Нарцисса Малфой, соединяю свою магию с вашей, — произнес тихий голос. Гермиона замерла, когда световая нить от палочки Нарциссы вплелась в круг, а потом… слегка дернувшись… медленно соединилась с нитью гриффиндорки. И девушка внезапно ощутила странную связь с Нарциссой, своим партнером по ритуалу. Почувствовала ее волнение и неуверенность. Ее неловкость.

Неужели Гарри, оказавшись связанным с Малфоем, чувствовал то же самое? Такое же смущающее осознание вторжения чужих мыслей и чувств? Такое же неприятное ощущение связи с тем, кто тебе противен? Инстинктивное отвращение Нарциссы можно было почти потрогать руками, слово «грязнокровка» — почти увидеть написанным.

Невероятно странное ощущение. Тем не менее, связь держалась. Ритуал работал.

Они создали первую пару, осталось еще четыре.

— Я, Невилл Лонгботтом, соединяю свою магию с вашей, — взволнованно выговорил Невилл, и нить от его палочки присоединилась к кругу, а затем, после мучительной паузы, соединилась с нитью Паркинсон. Связь получилась слабой и неуверенной, но — получилась.

Две пары.

Северус Снейп с МакГонагалл, Ремус Люпин с Забини, а потом…

— Я, Люциус Малфой, соединяю свою магию с вашей, — холодно заговорил стоящий рядом с Гермионой мужчина, и девушка закрыла глаза, чтобы не видеть, как побледнел Рон в ожидании контакта с чужой магией, и чувствуя, ценой каких чудовищных усилий сохраняет спокойствие Нарцисса, пока все ждали создания последней пары.

Ждали.

И ждали.

Гермиона приоткрыла глаза, встретила взгляд стоящего напротив Рона и заметила, что гриффиндорец из последних сил концентрируется на паутине световых нитей, не замечая, как капля пота стекает ему в глаз, и беззвучно шевеля губами. Девушка чувствовала, что ее друг пытается дотянуться до Люциуса, вовлечь его в круг…

Но Люциус не поддавался.

Они проиграют, не успев начать, потому что Люциус Малфой, даже ради исцеления сына, не смог — или не захотел — объединиться с врагами.

Паника, охватившая Нарциссу, передалась Гермионе, и девушка отчаянно старалась восстановить спокойствие.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — молилась она, — пусть у нас все получится, пожалуйста, пожалуйста…»

Эспозито пододвинулась, слегка развернув внутренний круг так, чтобы Гарри с Малфоем оказались на виду у Люциуса, и Гермиона, не удержавшись, тихо ахнула. Мальчики выглядели едва живыми. Оба спали, безразличные к тому, что происходит вокруг, а светящиеся нити бросали отблески на бледные лица. Гарри был без очков, шрам резко выделялся на его лбу. Губы Малфоя слегка раздвинулись, под глазами залегли темные тени. Он вздыхал, слегка повернувшись лицом к Гарри, не переставая тянуться к нему даже на пороге смерти.

Гермиона услышала глубокий вздох, и сильный световой поток, вырвавшись из палочки Люциуса Малфоя, наконец завершил дугу и соединился с нитью Рона.

— Мы создали круг, — нараспев заговорила Эспозито, — и призываем древнюю магию, магию равновесия и гармонии мира. Мы призываем древнюю магию, чтобы восстановить разрушенное и уравновесить хаос.

— Мы призываем радость и горе, — вступил Дамблдор, и Гермиона снова закрыла глаза, стараясь вдуматься в оба понятия, но внезапно была полностью выбита из колеи головокружительной лавиной образов, ворвавшихся в ее сознание.

«Это гораздо сложней, чем я ожидала», — с тревогой подумала она. Так или иначе, нужно сохранить голову ясной и установить собственный баланс, призвав некоторые из своих счастливейших и горчайших воспоминаний. Как при вызове Патронуса, только вдвое трудней. И при этом нельзя отвлекаться на образы, нахлынувшие от других участников ритуала, — образы, которые состояли, в основном, из отрывочных, спутанных и мало понятных фрагментов.

Юноша, провожающий грустным взглядом уходящую Мэнди Броклхерст, — должно быть, Невилл на шестом курсе. А вот камера в Азкабане — наверняка воспоминание Люциуса. Но тот белокурый малыш, который заливается радостным смехом, когда отец кружит его на руках, — неужели Малфой? И сам ли он об этом вспомнил или кто-то из его родителей?

А ловец в зеленом с серебром, поднявший высоко над головой Кубок по квиддичу, — кто это? Конечно, не Драко, не Люциус и ни один из известных Гермионе слизеринцев; это девочка, одетая в форму старого образца, словно сошедшая со страниц «Истории Хогвартса».

Подросток, который лежит на кровати в забитой всяким хламом комнате и что-то безучастно жует; его грудь сжимается от боли, а в голове снова и снова проигрывается воспоминание о том, как Сириус Блэк падает за трепещущую Завесу, — это, без сомнения, Гарри. Наверняка не то воспоминание, которым он хотел бы поделиться, но сейчас он способен контролировать всплывающие в памяти образы не больше, чем во время сна.

Мальчик, который спрятался от отца, потому что не должен плакать, потому что Малфои не плачут из-за всякой ерунды — например увидев, как на котенка низла наложили Круциатус; тем более что мальчик сам виноват, раз не смог выучить отпирающее заклятье, ведь Малфою это должно быть по силам…

Ни один из Малфоев никому бы такого не показал.

Гермиона постаралась прогнать чужие мысли, призвав свои образы радости и горя, сосредоточившись только на них. День, когда Рон впервые признался ей в любви. День, когда пришло письмо о смерти бабушки, и Гермиона поняла, что не виделась с ней много лет, потому что с головой ушла в учебу и все дальше отходила от маггловского мира. Ее собственные воспоминания, реальные и живые, уравновешивающие друг друга.

— Мы призываем свет и тьму, — заговорила Помфри, и ее деловой тон придал какую-то странную окраску ритуальной фразе. Гермиона сделала глубокий вдох, на этот раз подготовившись к вторжению чужих мыслей.

Луч света вылетает из палочки Гарри и обретает форму серебристого оленя; трое первокурсников во мраке коридора третьего этажа — это ее воспоминания. Ясное небо в солнечный день и озеро с высоты птичьего полета, — скорее всего, Гаррины. Но кто вспомнил болезненно-бледного мальчика, забившегося в темный угол, усталого, замерзшего и голодного, который боится показаться на глаза разругавшимся в крик родителям? Кто вспомнил путаницу черных волос и почти белых прядей на одной подушке? Это Гарри с Малфоем, уснувшие в гриффиндорской спальне, так что воспоминание принадлежит Невиллу или Рону, но вот кому именно?

— Мы призываем мужское и женское, — нараспев продолжила Эспозито. Гермиона подумала об отце с матерью и вздохнула с облегчением, когда поняла, что почти все воспоминания, которые она могла уловить, тоже касаются родителей.

Хотя родители Снейпа… какая же неприятная пара. А роскошная смуглая женщина, так похожая на Блейза Забини, вызывала… тревогу. Ее образ непрерывно менялся, так что вместо женского лица временами появлялось изображение паука «Черная вдова».

На редкость красивый юноша в квиддичной форме, с метлой в руке, снисходительно улыбаясь, потрепал по подбородку восторженную первоклашку — Гермиона едва удержала истерический смешок, когда поняла, что девочка сильно напоминает профессора МакГонагалл. Первая любовь гриффиндорского декана. Как неожиданно.

А вот и сама Гермиона, на Святочном балу, вместе с Виктором Крамом… ох. Это воспоминание Рона. Когда он, как он сам однажды признался, впервые увидел в ней девушку.

— Мы призываем прошлое и будущее, — опять Дамблдор, и к Гермионе пришло одно из самых ранних воспоминаний, как на морском побережье родители держат ее за руки и качают над волнами — и крошечные ножки слегка касаются воды.

Еще один образ — и у Гермионы перехватывает дыхание. Беллатрис Лестрейндж, юная, прекрасная и надменная, зло смеется над девушкой, очень похожей на Тонкс. Скорее всего, это Андромеда, сестра Нарциссы. Крошечный Драко дергает миниатюрную Панси за волосы, та машет на него палкой и визжит «Круцио!» — безрезультатно, а потом лупит этой палкой — с куда большим успехом. Серьезный юноша разговаривает с профессором на лестнице и объясняет, что ему некуда идти, если Хогвартс закроют. Кто он? Чье это воспоминание?

С будущим было несколько тяжелей, но Гермиона открыла сознание образам, которые могли бы прийти от троих, способных к предвиденью. Расплывчатые, неясные видения. Смех, напоминающий смех Рона, но звучащий немного ниже. Коридор, ведущий в детскую, к колыбели, в которой спит темнокожий ребенок. Квиддичное поле и сияние улыбки, так похожей на улыбку Гарри; глаза, странно знакомые, искрящиеся нежностью и весельем. Темная Метка в небе.

Гермиона вздрогнула, но продолжала удерживать связь, стараясь не обращать внимания на то, как появление Метки потрясло Нарциссу.

— Мы призываем боль и наслаждение, — снова настала очередь Помфри.

Из палочки Пожирателя вырывается язык багрового пламени, бьет Гермиону в грудь, и она, сраженная болью, падает на пол Отдела тайн. Нарцисса Малфой стонет в родовых муках — картина такая живая, что Гермиона даже распахнула глаза, но женщина стояла на прежнем месте, бледная и зажмурившаяся, ее стоны были всего лишь призраком прошлого. И гриффиндорка снова закрыла глаза, вслушиваясь в шепот ведьмы-повитухи: «Это хорошо, что больно. Рожать в муках — значит получить могучую силу, женскую, о которой мужчины не могут даже мечтать…»

И безграничный восторг, с которым Нарцисса впервые взяла на руки новорожденного Драко.

Безграничный восторг Невилла, впервые поцеловавшего Мэнди Броклхерст.

Гостиная рядом с кабинетом Дамблдора — и дрожащие подростки в окровавленных рубашках, которые неуверенно целуются и вскоре забывают обо всем на свете, а Гермионе становится интересно, кто из них это вспомнил. И — ох. Гораздо более интимный момент, из тех, которыми не делятся, особенно с родителями и учителями, но — вот он, и девушка с изумлением услышала звук волн, бьющихся о берег, в то время как Драко привлек Гарри к себе и… о боже…

Гриффиндорка решительно изгнала этот образ из головы и постаралась сконцентрироваться на чем-нибудь другом, не сомневаясь, что найдутся и более пристойные воспоминания.

Кроме того… нет, кроме тех двух образов, которые едва не сбивают Гермиону с ног. Темная Метка врезается, впечатывается в плоть, и мучительные вопли вырываются из двух глоток. Девушка с трудом узнает юных Северуса Снейпа и Люциуса Малфоя и, содрогаясь, спрашивает себя, как можно следовать за тем, кто был с тобой так жесток…

Еще один вопль — и человеческая плоть обрастает мехом, кости удлиняются и меняют форму, а зубы превращаются в клыки…

А вот крик совершенно другого рода — и Панси Паркинсон выгибается в объятиях юноши, кажется, Энтони Голдштейна…

Ситуация стремительно начала выходить из-под контроля.

— Мы призываем жар и холод, — голос Эспозито приобрел довольно странную интонацию, и Гермиона была рада, что им напомнили, чем они, собственно, здесь занимаются, а потом вызвала в памяти образы того, как в Альпах каталась с родителями на лыжах — и как сжимала в руках кружку горячего какао.

Какой резкий, сокрушительный переход: от Темной Метки, оборотничества и секса — к горячему какао.

Нарцисса, которая небрежно шепчет охлаждающее заклятье, прогуливаясь по саду восхитительного поместья — где-то в Индии, судя по окружающей растительности и несколько старомодным сари других волшебниц. Та же Нарцисса — дрожит от холода во дворе Азкабана, ожидая, когда ей позволят увидеться с мужем.

И наконец…

— Мы призываем любовь и ненависть, — произнес Дамблдор, и Гермиона напряглась.

Они обсуждали, стоит ли вообще использовать эту пару, учитывая, какие разные люди соберутся в круг, но любовь и ненависть — мощные элементы… Да, их сила была необходима.

Любовь. О любви думать нетрудно. О любви к родителям, Рону и Гарри, к бабушке, и Джинни, и всем Уизли. А Нарцисса, конечно, думала о Драко, Люциусе и людях, в которых Гермиона предположила ее родителей. И с мимолетным удивлением гриффиндорка ощутила любовь Помфри ко всем детям, которые со своими болячками и ушибами за многие годы прошли через ее руки…

…море рыжеволосых голов и веснушчатых лиц, впрочем, чему тут удивляться…

…проблеск будущего? Похоже на то, по крайней мере. Нужно принять трудное решение, и юноша, сердце которого разрывается от любви, делает выбор и решительно выходит из классной комнаты…

…мальчик, который живет в чулане под лестницей; взрослые, вместо того чтобы его любить, ненавидят и опасаются его, толстый и драчливый мальчишка ненавидит и презирает его — и мальчик ненавидит этих людей в ответ, и его беспомощное чувство все растет и крепнет, и он выплакивает свою ненависть в подушку по ночам, не желая ее испытывать, но не зная, как от нее избавиться…

…и другой мальчик, серьезный и стеснительный, который ненавидит пару улыбчивых красавцев, таких лощеных и высокомерных, одного — в очках, а другого — с дерзкой усмешкой, и ненависть душит его, когда он видит их смеющимися на лужайке…

…и Гарри ненавидит Снейпа, ненавидит до мозга костей, и Снейп платит ему ненавистью в десятикратном размере…

…и вскипающая ненависть к Снейпу и Волдеморту — Гермиона чувствует, что она исходит от Рона, — ненависть, направленная на всех Пожирателей и сфокусированная — у девушки перехватывает дыхание — на Люциусе Малфое — за то, что тот едва не погубил Джинни. О боже, а ведь Рон с Люциусом связаны в ритуальную пару! И ответная ненависть Люциуса ко всем Уизли и другим предателям чистокровных. А еще ненависть Невилла к Малфоям — за их родство с женщиной, лишившей его родителей, Панси к Невиллу — за слабость и безволие, недостойные чистокровки, Панси к Гермионе — за неприязнь и недоверие со стороны грязнокровной сучки, Панси к Гарри — за то, что случилось с Драко… И Гермиона с ужасом осознала, что от нее самой исходит ненависть к Панси и Драко — за то, что заставили страдать Гарри…

Воспоминания снова выходили из-под контроля. Ненависть Гарри к Драко — за злые слова о Сириусе и Седрике, ненависть Драко к Гарри — за арест отца… Сеть световых нитей над головами трещала и была готова порваться.

Как же глупо было надеяться. Неважно, насколько мощна пара любовь — ненависть, нельзя было рисковать, учитывая, какие люди встали в круг и как сильны чувства между ними, — но именно потому было ясно, что такую силу просто необходимо использовать… Вот только подчинить ее не удавалось.

А образы все продолжали всплывать. Гарри и Драко, которые ненавидят друг друга за узы, связавшие их, лишившие их свободы, и вновь переживают стычку в Большом зале, и снова бьется окно и брызжет кровь на рубашки, и Люциус ненавидит Гарри за все, что случилось с Драко, ненавидит достаточно, чтобы желать ему смерти…

— НЕТ!!!

Неимоверное отчаяние этого крика потрясло всех, и Гермиона узнала голос Рона, сумевшего взять под контроль и усмирить свою ненависть — ради Гарри. И пытающегося теперь заставить Люциуса Малфоя обуздать свой гнев — ради Драко. Эспозито, Дамблдор и Помфри сразу же поддержали Рона, вскоре к ним присоединился Снейп, потом Панси, а потом, один за другим, и остальные справились с чувствами и помогли друг другу вернуться к ритуалу, снова сосредоточившись на Гарри и Драко — на тех двоих, у кого было больше всего причин для ненависти и меньше всего возможностей контролировать эмоции. Гермиона отогнала прочь воспоминания, в которых мальчики пылали гневом, обидой или отчаянным желанием избавиться друг от друга, призвала вместо них образы, которые увидела во время ритуала, и собственные воспоминания о событиях последних дней и вздохнула с облегчением, когда подобные же образы пришли ото всех остальных: Гарри и Драко спят в гриффиндорской спальне, целуются в гостиной Дамблдора, вместе парят над озером, вдвоем в своей квартире, лишились сил в коридоре у класса зельеварения — и стоящий на коленях Драко удерживает Гарри в объятиях…

И постепенно световая сеть прекратила искрить и потрескивать, успокоилась и снова стала четкой.

— Люциус Малфой, освобождаю тебя из круга, — спокойно объявила Эспозито, и одна из нитей медленно угасла. Задыхаясь, Люциус опустил палочку, тяжело осел на ближайший стул и закрыл глаза.

— Ремус Люпин, освобождаю тебя из круга, — продолжила целительница. Люпин медленно опустил палочку, его руки тряслись.

Потом пришла очередь Снейпа и Невилла. Гриффиндорец привалился спиной к стене и откинул голову, а профессор подошел к окну, прислонился лбом к стеклу и уставился пустыми глазами на квиддичное поле.

— Нарцисса Малфой, освобождаю тебя из круга, — произнесла Эспозито, и Гермиона почувствовала, как их связь слабеет и исчезает.

Освобожденные один за другим, участники ритуала пытались справиться с дрожью — остаточным эффектом заклятья — и хоть как-то собраться с силами.

И когда наконец освободили Гермиону, она испустила вздох облегчения и почти упала в объятия Рона, руки которого по-прежнему были теплыми и надежными, хотя сердце все еще неистово колотилось.

Все кончилось. Больше ничего нельзя было сделать. Только ждать.

6 ноября — 23 ноября

День тридцать девятый, пятница.

Кто-то шевельнулся. Гермиона приподняла отяжелевшую голову и взглянула в сторону кровати.

Гарри, вздыхая во сне, повернулся на бок, нахмурился на мгновенье, но потом его лицо снова разгладилось. Лежащий рядом Малфой тоже пошевелился, но не проснулся.

Гермиона снова откинула голову на спинку кресла, радуясь про себя, что волшебники, в отличие от магглов, могут облегчить больничные дежурства, просто преобразовав стулья, чтобы устроиться с удобством — или даже поспать, как Рон и Нарцисса Малфой.

Но Гермиона и Люциус Малфой не спали: Гермиона — потому что была совершенно измотана событиями последних дней и последствиями исцеляющего заклятья, а Люциус — по каким-то своим загадочным причинам. Хотя ни бодрствовать, ни даже просто находиться в палате было не обязательно. За мальчиками присматривала Эспозито, она непременно дала бы знать, когда они проснутся.

«Когда, а не если», — повторила про себя Гермиона. Она до сих пор не вполне верила в благополучный исход. Да и не поверит, пока не увидит своими глазами, что оба пошли на поправку и снова стали похожи на себя.

Малфой повернулся на бок, обхватил Гарри рукой и прижал к себе; а тот, что-то пробормотав, заворочался и устроился в объятиях слизеринца.

После того как ритуал был завершен, его участники еще на какое-то время задержались в зале Астрономической башни, приходя в себя и потихоньку переговариваясь, пока целители продолжали хлопотать над Гарри и Малфоем. В какой-то момент Эспозито подняла голову, подозвала к себе Гермиону и начала ей кое-что объяснять, но потом прервалась и пригласила Нарциссу присоединиться.

— Миссис Малфой, я показываю это мисс Грейнджер, раз уж она проявила интерес и способности к целительству, но вам тоже стоит посмотреть. Взгляните сюда, — она указала на слабо светящиеся линии, которые целители нанесли на тела мальчиков вокруг основных мест концентрации магии: на руках, на висках и у сердца. — Мисс Грейнджер, должно быть, помнит: раньше линии были размытыми и тусклыми, что означало угасание магии жизни, теперь же они стали ярче и четче.

Нарцисса Малфой впилась взглядом в светящиеся знаки.

— Значит… значит все получилось?

— Полагаю, да.

— Когда они проснутся?

— Им нужно еще поспать. Но теперь это обычный сон, он больше не истощает, а напротив, восстанавливает силы. Скорее всего, оба проспят еще несколько часов.

Хотя Эспозито разговаривала только с ними двумя, облегчение немедленно передалось всем остальным. Нарцисса Малфой долго всматривалась в лицо сына, а потом молча подошла к мужу, который увел ее в небольшой кабинет по соседству. Остальные продолжали негромкий разговор, кое-кто даже улыбнулся друг другу и обменялся объятиями. Малфои вернулись минут через десять, оба выглядели спокойными и невозмутимыми, но покрасневшие глаза и охрипший голос Нарциссы показали, что наедине с мужем она, видимо, дала волю чувствам. И она, и Люциус церемонно поблагодарили всех участников ритуала, но самые теплые слова достались Снейпу, Забини и Паркинсон. Присутствующие начали постепенно расходиться, и вскоре в комнате остались только Рон, Гермиона и Малфои. В неловком молчании они расселись вокруг кровати и устроились на ночь.

Снова заметив движение, Гермиона посмотрела на кровать и затаила дыхание. Гарри перевернулся на спину, открыл глаза и уставился в потолок.

— Малфой? — прошептал он.

Малфой заморгал, приоткрыл глаза и тихо застонал. Гарри чуть повернулся к нему, и оба замерли, глядя друг другу в глаза, а потом блондин медленно поднял руку и отвел волосы со лба гриффиндорца.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил Гарри.

— Нормально. А ты?

— Я тоже. — Гарри стиснул руку Малфоя и повернулся на бок, лицом к нему.

Гермиона понимала, что произошло то, чего они ждали всю ночь, что можно наконец поговорить с мальчиками, но и она, и Люциус продолжали хранить молчание. Прерывать Гарри и Малфоя не хотелось — ни ей, ни, очевидно, Малфою-старшему. Они было переглянулись, но мужчина снова перевел взгляд на кровать, прежде чем Гермиона смогла разобраться в выражении его лица.

А мальчики не замечали ничего вокруг. Малфой вглядывался в глаза Гарри, словно что-то искал — и, похоже, нашел, так как облегченно вздохнул, притянул гриффиндорца ближе и зарылся лицом в его волосы. Гарри ласкал щеку Малфоя, поглаживая его подбородок большим пальцем.

— С нами все в порядке, — прошептал гриффиндорец чуть погодя, и блондин кивнул.

— Знаю. Просто…

— Да, знаю. — Гарри кашлянул и слегка отстранился. — Где мои очки?

— Accio очки, — фыркнув, пробормотал Малфой, поймал их и вручил гриффиндорцу.

— Как вы себя чувствуете, молодые люди? — спросила Эспозито, и Гермиона подскочила. Она и не заметила, как целительница оказалась рядом с ней.

Мальчики неохотно разжали объятия и обернулись к Эспозито. Без удивления, словно знали, что были не одни, просто не считали нужным обращать на это внимание.

— Хорошо, — ответил Малфой.

— Есть хочется, — добавил Гарри, и целительница негромко рассмеялась.

— Тогда садитесь и дайте мне взглянуть на вас. Вы тоже проголодались, мистер Малфой? — поинтересовалась она. Слизеринец кивнул и медленно сел. — Прекрасно, так и должно быть. Вы ничего не ели со среды, а до среды, могу поклясться, очень мало.

Люциус встал и кашлянул, прочищая горло.

— Ты выглядишь получше, — негромко произнес он, когда Малфой обернулся к нему. — Твоя мать будет рада. — Он склонился к жене и коснулся ее плеча. — Драко проснулся.

Нарцисса, вздрогнув, открыла глаза и ошеломленно уставилась на сына.

— Привет, мама, — слизеринец слегка улыбнулся и снова повернулся к Эспозито. — Что, простите?

— Я спрашивала, нет ли у вас болезненных ощущений, тошноты, головной боли… — и целительница начала перечислять симптомы, водя палочкой вдоль тел обоих пациентов. — Прошу прощения, — бросила она через плечо Гермионе и Малфоям. — Я наскоро их осмотрю и дам вам время пообщаться. Мисс Грейнджер, почему бы вам не разбудить мистера Уизли?.. Да-да, уверена, это простая формальность, вы оба выглядите совершенно здоровыми, просто я хотела бы подстраховаться. А потом вы сможете позавтракать.

— Позавтракать? — переспросил Гарри, слегка сбитый с толку, и огляделся в поисках окна. Похоже, он только сейчас заметил, что находится не в больничном крыле.

— Назовем это завтраком. Сейчас пять утра.

— Пять утра — чего? — переспросил Малфой.

— Пятницы. — Эспозито слегка усмехнулась, заметив удивление обоих. — Да, вы всех нас сильно напугали, — строго добавила она. — Много помните?

Слизеринец пожал плечами.

— Думаю, достаточно, — ответил он, и Гарри кивнул.

— Что именно?

— Воспоминания, — прошептал Гарри.

— Уйму воспоминаний, — тихо добавил Малфой.

Эспозито оценивающе взглянула на обоих, потом кивнула и прочистила горло.

— Что ж, думаю, родители и друзья хотели бы побыть с вами и убедиться, что вы в полном порядке. Потом они отправятся отдыхать, а мы закончим медицинское обследование. Согласны?

Разбудив Рона и проведя с Гарри несколько минут, прежде чем Эспозито выставила всех за дверь, Гермиона поняла, что оба парня выглядят… иначе. Словно оказались на другой стороне огромной пропасти, которую всем остальным не дано пересечь. Интересно, заметил ли это Рон — и заметили ли Малфои.

День сороковой, суббота.

«Выбраться бы наконец из больничного крыла», — мечтал Драко, в то время как мать начала очередную бесконечную историю о недавнем светском приеме. Обычно слизеринец не уклонялся от подобных тем, в конце концов, это часть политики. Но у матери была склонность вводить в рассказ уйму ненужных деталей: кто кого переплюнул по части моды, или декорировал дом особо изощренным образом, или лучше всех вымуштровал домовых эльфов, или еще что-нибудь в этом роде.

К сожалению, сейчас, сидя взаперти в больничном крыле, Драко почти ничего не мог сделать, чтобы избежать ее красноречия. Он был совершенно выбит из колеи ритуалом и его последствиями и просто не имел сил контролировать ход беседы, а сбежать под предлогом уроков или тренировки по квиддичу было невозможно. Мать провела в госпитале уже несколько часов и явно собиралась остаться до вечера, потчуя его светскими сплетнями. Весело, ничего не скажешь.

«Обычно она больше говорит по существу», — отметил про себя Драко, пропуская ее болтовню мимо ушей. Скорее всего, сегодняшняя говорливость матери объяснялась отчасти смущением, вызванным ритуалом, отчасти — присутствием Поттера и его приятелей, которые расположились у окна, но, в любом случае, невероятно раздражала. Драко хотелось услышать вовсе не описание модных новинок. Он подозревал, что статус семьи бесповоротно изменился, после того как отец встал в круг исцеления, но не знал истинного положения вещей: попытается ли отец остаться в числе сторонников Волдеморта, или начнет активно сотрудничать с другой стороной, или же, в ожидании лучших времен, просто заляжет на дно. Как досадно, что приходится выслушивать рассказ о покрое новой мантии миссис Крэбб от мадам Малкин вместо того, что Драко действительно хочет узнать.

Поттер подошел к ним, и мать умолкла.

— Прошу прощения. Малфой, ты, кажется, говорил, что хочешь посмотреть тренировку слизеринцев? Они начинают, — гриффиндорец кивнул в сторону окна.

— Уже иду, — равнодушно ответил Драко. Квиддич. Долгожданный отдых от болтовни — но совершенно не то, что сейчас интересует слизеринца.

Драко встал, а его мать поджала губы и слегка нахмурилась.

— Мистер Поттер, разве в маггловском мире принято обращаться к супругу по фамилии?

Поттер испуганно заморгал, — очевидно, мать впервые заговорила с ним напрямую.

— Э-э, нет.

— Так почему же вы обращаетесь к моему сыну подобным образом? — холодно спросила она.

Драко нахмурился.

— Мы оба так говорим, мама.

— Мне кажется, обращение по имени было бы более подходящим.

— Подходящим — для чего? — заинтересовался Поттер, но Драко покачал головой, безмолвно советуя замять тему. Мать снова поджала губы и направилась к двери.

— Уже уходишь?

— Ты же знаешь, я не большая поклонница квиддича, — ответила она. — Развлекайся на здоровье. Я навещу Северуса.

— О чем это она? — спросил Поттер, когда Драко устроился у окна рядом с ним и парой младших Уизли.

— Точно не знаю. Хотя… возможно, сейчас она намекнула на то, что я как раз хотел выяснить, — рассеянно ответил Драко, глядя в окно.

Эдмунд Кармайкл, шестикурсник, ставший слизеринским капитаном, вывел команду на разминку. Драко попытался сосредоточиться на игроках, парящих над полем, и отвлечься от неловкости, которую после ритуала ощущал в присутствии Рона Уизли.

Безнадежно. Охотники выполняли развороты ни шатко ни валко, но Кармайкл даже не пытался навести порядок.

— Без тебя у них ничего не выходит, — заметил Поттер. — А что ты хотел выяснить?

Драко стрельнул глазами в сторону Уизли и покачал головой. Поттер понимающе кивнул.

— Я поднатаскал их как раз перед проклятьем, — вернулся к происходящему на поле слизеринец. — Но Кармайкл не знает, как командовать охотниками, а Бэддок в роли ловца — вообще катастрофа.

— Ага, на прошлой неделе ваши выдали не лучшую игру, — заметила Джинни Уизли.

Блондин поморщился. Хотя ему никогда особо не нравился Малькольм Бэддок, проигрыш Хаффлпаффу со счетом десять — сто девяносто резал без ножа. Драко хотел, чтобы команда ощущала его потерю как капитана и ловца, а не разваливалась полностью. Хорошо еще, что в то время он был слишком слаб, чтобы присутствовать на игре, или переживать по ее поводу, или хотя бы интересоваться результатом.

— Ты же не навечно его покалечил? — спросил он Поттера.

— Кого, Бэддока? — Поттер ухмыльнулся. — Нет, хотя не думаю, что это что-нибудь бы изменило.

— Покалечил? — переспросил Уизли.

— Поттер проклял его за два дня до матча.

— Как?

Гриффиндорец пожал плечами.

— Ничего непоправимого. — Уизли выжидательно смотрели на него. — Визжащий сифилис, — наконец, слегка смутившись, признался Поттер.

— Гарри! — восхищенно ахнула Джинни Уизли, а ее брат расхохотался. — За что?

— Долго рассказывать, — ответил Поттер, покачав головой.

— Где это было?

— В слизеринской гостиной.

— И тебя не поубивали? — изумился Уизли.

— Булстроуд угостила его сливочным пивом, — Драко улыбнулся Поттеру, а тот усмехнулся в ответ.

— Ага, было дело.

— Подозреваю, Оусли хотела тебя расцеловать. Она ненавидит Бэддока, с тех пор как он бросил ее ради рэйвенкловки.

Уютно прислонившись спиной к Драко, Поттер рассмеялся и снова взглянул на поле.

— О, чтоб… смотри, он даже не следит за загонщиками. Пожалуйста, скажи, что ты справляешься лучше, — обратился он к Уизли, который сменил друга на капитанском посту.

— Надеюсь, — ответил Уизли. — И знаешь, Джинни — хороший ловец. Но у Дина проблемы с новым охотником. Нам тебя не хватает.

— Надеюсь, не так отчаянно, как им — Малфоя, — Поттер указал на слизеринцев, неуклюже пытающихся выполнить обманку Порскова.

— Не могу на это смотреть, — признался Драко, не веря своим глазам, когда Бэддок чуть не свалился с метлы, — и не смотреть — не могу.

— Захватывающе, правда? — радостно подхватил Уизли.

— Как думаете, когда вы снова сможете играть? — спросила Джинни Уизли, и оба — и Драко, и Поттер — удивленно уставились на нее.

— Играть?

— Ну, рано или поздно узы ослабеют. Как по-вашему, когда вы снова сможете летать порознь?

— Ох. Я не знаю… — пробормотал Поттер.

— Возвращайся, как только сможешь, мы ждем, — поддержал сестру Уизли. — Я в разы лучше Кармайкла, но какой из меня капитан. Да и Джинни хочет снова играть охотником.

— Ты что, так просто откажешься от капитанства? — поразился Драко.

— Выбрали Гарри, а не меня.

— А ты разве не вернешься в команду? — удивилась Джинни.

Слизеринец нахмурился.

— Нет. Может быть. Не знаю. Смотря по обстоятельствам.

— По каким еще обстоятельствам? — переспросил Уизли.

— Позволят мне вернуться или нет, — отрезал Драко.

— Но…

— Рон, — в голосе Поттера слышался ненавязчивый совет заткнуться, и Драко был рад, что гриффиндорец оказался достаточно понятлив, чтобы не настаивать на прилюдном объяснении.

Да, Драко хотел играть. Он часто думал об этом, до того как узы начали медленно убивать обоих. Но теперь… теперь это зависит от согласия капитана и остальной команды; нужно обладать определенным влиянием, чтобы вынудить их согласиться. Вот только неизвестно, сохранил ли Драко хоть какое-то влияние.

— Ты же был капитаном, Мерлин тебя задери! Почему они могут не позволить тебе вернуться? — спросил Уизли, очевидно, не услышав молчаливой просьбы Поттера сменить тему.

— Не все так просто, — теряя терпение, ответил Драко.

Уизли, чтоб их. Тупицы, все поголовно. Драко раздраженно подумал, что должен как можно скорее выяснить, какую политическую позицию заняла семья, потому что он отказывается даже пытаться поладить с Уизли, кроме как в случае крайней необходимости.

— Ну, ты-то вернешься, Гарри, — решительно заявил Уизли, в его голосе ясно слышалось презрение к слизеринцам. — Мы-то судим по таланту и справедливости.

Драко закатил глаза.

— Знаешь, ты сможешь делать все, что захочешь, после того как связь стабилизируется, — снова заговорила Джинни. — Сможешь даже ходить на астрономию чаще, чем через день.

— Как думаете, вам оставят вашу квартиру, после того как она будет уже не нужна? — поинтересовался Уизли.

Драко — как, впрочем, и Поттер — слегка озадачился. Он не задумывался об этом.

— Просто так я ее не отдам, — ответил он. — Хоть какой-то плюс во всей этой свистопляске.

— Эй!

— Я же не сказал, что единственный плюс, — начал оправдываться Драко, но понял, что Поттер не обиделся — его скорее позабавило смущение слизеринца.

Очевидно, Джинни Уизли не разделяла эти чувства. Она бросила на Драко неодобрительный взгляд и небрежно заметила:

— И ты сможешь встречаться с другими, Гарри, — уверена, для тебя это будет большим облегчением.

Драко удивленно приподнял брови, почувствовал, что Поттер начинает сердиться, и накрыл ладонью его руку.

— О да, — ответил он за гриффиндорца. — Вот еще одна причина сохранить собственную квартиру. Мы рассчитываем как можно скорей начать изменять друг другу направо и налево. И как только сможем пойти на сторону, устроим соревнование, кто за месяц перетрахает больше народа. Впрочем, Поттеру потребуется помощь — вся, какую он сможет получить, — так что я надеюсь, ты проявишь себя как друг и откроешь список.

Поттер сдержал смех, заметив выражение лица Джинни, и слегка подтолкнул Драко локтем.

— Малфой, — шепотом предостерег он, — не зарывайся.

— Вообще говоря, нам пора, — к облегчению Драко вспомнил Уизли. — Сейчас наша очередь тренироваться. Пока, Гарри, до встречи.

— Пока, — откликнулся Поттер, и Уизли покинули госпиталь.

— Так о чем говорила твоя мама? — спросил гриффиндорец, когда его друзья ушли.

— Я не совсем понял. Хотя думаю, что… теперь многое изменилось. Для нашей семьи, — пояснил Драко, продолжая наблюдать за Кармайклом.

— В каком смысле?

— Точно не знаю. Мать сказала совсем немного, но… — блондин умолк и, нахмурившись, уставился на игроков.

— Я не улавливаю тонких слизеринских намеков, — поддел его Поттер, не дождавшись продолжения.

— Думаю, даже до тебя дошло, что положение семьи изменилось, как только родители встали в круг.

— Конечно.

— Ну и теперь… они должны решить, как из этого выпутаться.

Повисшее молчание наконец нарушил Поттер:

— Не могу представить, чтобы Волдеморт пришел в восторг от поступка твоего отца.

У Драко от ужаса свело живот.

— Я предпочел бы, чтобы ты не произносил его имени, если не возражаешь, — произнес он, пытаясь скрыть неловкость, вызванную топорной прямолинейностью гриффиндорца.

— Но ты говорил именно об этом, да?

Драко глубоко вздохнул.

— Да.

Снова повисло долгое молчание. Неудивительно — им потребовалось больше месяца, чтобы достигнуть хотя бы такой степени откровенности.

— Я не знаю, что это значит, — наконец признался Драко. — Не знаю, значит ли это, что отец… вышел из игры — или еще что.

— А ты сам чего бы хотел?

— Какое это имеет значение? — искренне удивился Драко.

— Разве твои желания не имеют отношения к вашей политической позиции? Ты же треть семьи!

Драко отвел взгляд от возмущенного лица Поттера.

— Я предпочел бы не обсуждать с тобой свои желания.

— Почему?

— Тебе не понравится то, что я скажу.

— Понятно, — очень тихо произнес Поттер, шагнул прочь от Драко, отвернулся и снова уставился в окно.

Драко, словно защищаясь, скрестил руки на груди. Его неожиданно расстроил внезапный разрыв физического и эмоционального контакта.

— Поттер… дело не только… в Темном Лорде. Дело в том, что отец ни за кем не последует без серьезных причин…

— Каких еще причин? Твой отец без ума от погромов, пыток и убийств, так что ли?

Драко шагнул прочь от окна. Он понял, что не должен был даже начинать говорить на эту тему. Поттер схватил слизеринца за плечо и открыл рот, чтобы выдать разгневанную тираду, но сумел взять себя в руки и заткнулся.

— Ладно, — гриффиндорец глубоко вздохнул. — Извини. Наверное, мне сейчас лучше промолчать. — Он кашлянул, прочищая горло. — Давай дальше. Что там насчет вашей семьи и какое отношение к политике имеют слова твоей мамы?

Драко перевел дыхание и собрался.

— Родители понимают, что не все и не всегда происходит так, как хочется, — осторожно начал он, — что иногда приходится приспосабливаться и выжимать из ситуации все, что возможно. Они с этим уже сталкивались, когда отца арестовали после первого падения Темного Лорда.

Поттер кивнул.

— Когда не можешь… рассчитывать на прежние связи и союзы, нужно создать новые. Нужно уметь подниматься вновь и вновь. Отец не из тех, кто просто признает поражение.

— Это точно, — согласился Поттер, наблюдая, как удрученный Кармайкл уводит команду с поля. — В прошлый раз, когда твоему отцу пришлось сменить сторону, он оправдывался тем, что был под Империусом. Думаю, ему хватит ума понять — такое больше не прокатит.

Драко пожал плечами. Скорее всего, нет.

— Чтобы выйти из тюрьмы, он подкупил влиятельных людей и прикинулся безвинно пострадавшим, хотя на самом деле, думаю, увяз по самые уши. — Драко слегка напрягся, но решил оставить колкость без ответа. — Что он намерен делать сейчас? Снова проявит щедрость к старым знакомым, и они поверят, что уж теперь-то он действительно на другой стороне?

— Он сделает все возможное, чтобы объединиться с теми, кто имеет силу и власть.

— А я тут при чем?

Драко пожал плечами.

— Мне кажется, родители попытаются задействовать тебя.

— Да они меня терпеть не могут!

— Они знают, что не все разделяют их чувства.

Поттер призадумался. Драко почти видел, как в голове гриффиндорца медленно складываются части головоломки.

— То есть… они собираются на всех углах напоминать, что состоят в родстве с Избранным, Мальчиком-Который-Выжил или как там еще называет меня сейчас «Пророк», и это поможет им «объединиться» с теми из влиятельных людей, которые мне симпатизируют?

— Что-то вроде того.

— И они думают, я соглашусь и буду притворяться, что мы все одна большая дружная семья? — Драко кивнул, и Поттер нахмурился. — Только через мой труп.

— Премного благодарен, — ничуть не удивившись, сухо ответил Драко.

— Я женат на тебе, а не на твоей чертовой семейке.

— Я часть моей чертовой семейки. И как бы мало это нам ни нравилось, ты тоже.

— Я часть нас с тобой, и на этом — все.

— Мне кажется, надвигается очередная ссора, — ровным голосом заметил Драко.

— С чего вдруг? Ты что, хочешь, чтобы я помог реабилитировать твою семью?

— Почему бы и нет?

— Потому что я презираю все, что воплощает твой отец, и меня трясет при мысли о том, чтобы ему помогать.

— За что ты его так ненавидишь?

— Не считая того, что каждые пару лет он снова пытается меня убить?

Драко кивнул, подчеркнуто игнорируя саркастический тон Поттера.

— Он поддерживает то, что мне отвратительно.

— Я поддерживаю то же самое. Ты меня ненавидишь?

Поттер сосредоточил все внимание на гриффиндорской команде, начавшей разминку.

— Знаешь же, что нет, — неохотно пробурчал он.

— Почему?

— Ты не он.

— Я разделяю почти все его убеждения, ты же знаешь.

— Просто… не могу в это поверить. Я хочу сказать — как ты можешь?

— Потому что он прав.

— Ладно, тогда объясни мне. Кроме погромов и пыток, что твой отец… нет, что ты видишь в В… в нем?

— Он сильный лидер, Поттер. И большинство его идей более чем разумны.

— Очень разумно — убивать людей просто так!

— Это война. На войне люди умирают.

— Война — ради чего? Ради гордыни Волдеморта?

— Не ради его гордыни, а ради выживания волшебного мира.

— Ох, вот только не надо… — Поттер снова с видимым усилием захлопнул рот, потом прокашлялся. — Ладно. Так и быть. Можешь объяснить, что за… э-э, что ты понимаешь под выживанием?

— Чего мы ждем от будущего. Каким хотим его видеть. Мы волшебники, это должно что-то да значить. Побольше, чем фокусы для магглов или вязание жутких свитеров. Магия должна быть мощной, и владеть ею должны сильные люди. А значит, мы не можем позволить себе смешиваться с чужаками, с людьми, которые разбавят нашу кровь, ослабят магический потенциал и разрушат наши обычаи и традиции.

— Чужаки вроде Гермионы? Когда это она разрушала традиции?

— Дело не в конкретных людях, Поттер! — расстроено ответил Драко. — Грейнджер может быть одной из самых талантливых ведьм — не надо таращиться на меня как на двухголового урода, только потому, что я признал это вслух, — но такие, как она, не принадлежат к нашему миру. Они не понимают наших обычаев и того, что значит быть волшебником или ведьмой. Грейнджер может учиться хоть до старости, пока не выпадут ее немаленькие зубы, но так и не поймет того, что наши дети знают на инстинктивном уровне. А такие, как Уизли, которые привечают ее и пытаются понять магглов… — он прервал себя и покачал головой. — Они думают, что строят мост в маггловский мир. Как они могут?

— О чем ты?

— Каким они видят будущее? Мир, где магглы и волшебники, держась за руки, распевают песни у хэллоуинских костров? Безумие. К тому же это опасно. Если магглы узнают о нас, то сразу же захотят уничтожить. Они уже пытались это сделать. Мы должны сберечь чистоту и силу — для самозащиты. Нам нужна вся сила нашей магии, чтобы мы могли защищаться. — Он помолчал. — Дело не в Грейнджер, дело в людях ее породы. Они жестоки и неразумны, им нельзя доверять.

— Ты хоть понимаешь, что подражал сейчас Волдеморту?

— Я действительно попросил бы не называть его по имени.

— Я буду называть его так, как хочу!

— Дело твое. Прости, что заговорил об этом.

Драко отвернулся от Поттера, и оба замерли в неловком молчании, наблюдая, как Уизли пытается прекратить довольно громкий спор между загонщиками и двумя из охотников.

Слизеринец вздохнул. Что ж, вот что выходит из попытки говорить открыто и честно. Гриффиндорцы и правда идиоты, если думают, что откровенность лучше, чем скрытность и недомолвки.

Поттер снял очки, потер глаза и Драко ощутил его раскаяние.

— Может быть, нам не стоит торопиться, — неуверенно заговорил гриффиндорец, накрывая ладонью руку Драко. Тот натянуто кивнул, и Поттер придвинулся ближе. — Слушай, извини. Ты… я вызвал тебя на разговор, а потом сам же сорвался. Прости.

— Ладно, — нехотя согласился слизеринец.

Поттер придвинулся еще ближе, и, после секундной заминки, Драко немного расслабился. Гриффиндорец прижался к нему сзади, обхватил руками и уткнулся подбородком в его плечо. Драко подался назад, прижимаясь спиной к поттеровской груди. Оба не отводили глаз от поля.

— Как мне загладить свою вину? — мягко спросил Поттер. Его объятие согревало, его дыхание касалось шеи Драко, и все это вместе произвело неожиданный эффект. Слизеринец перевел дыхание. Нет, только не возбуждаться. Может, они и поправились, но пока еще не вышли из госпиталя, да и Поттер, скорее всего, не имел в виду ничего такого.

— Можешь сделать за меня задание по арифмантике, — Драко старался говорить обычным тоном, но гриффиндорец, очевидно, заметил его внезапную заинтересованность.

— Знаешь, я полный ноль в арифмантике. Зато у меня есть другие таланты, — невинно заметил он, улыбаясь в шею Драко.

Сердце слизеринца забилось чаще. Он с трудом сглотнул, но все же слегка отстранился.

— Мать в любой момент может вернуться, — напомнил он.

— Да, это слегка отбивает охоту.

— Слегка. Не считая того, что мы все еще в больничном крыле.

— Да, тоже верно, — вздохнул Поттер. Загонщики начали новое упражнение. — Кстати говоря, что мы тут делаем? Вчера Эспозито как будто решила, что мы здоровы, потом вдруг начала осматривать снова и снова, в итоге всех выгнала, а нас оставила тут.

— Не знаю. Как думаешь… — Драко умолк, не желая высказывать вслух подозрение, что, возможно, не все так замечательно, как они было поверили.

— Нет, вам не о чем беспокоиться, — прозвучал голос Эспозито, и оба испуганно подскочили. — Извините. Я никогда не умела шуметь для приличия, подходя к людям со спины, — она виновато улыбнулась. — Если хотите, можете идти домой. Я действительно задержала вас не по медицинским причинам. Просто хотела… дать вам возможность разобраться в себе. Еще раз. Прежде чем вы снова окажетесь среди сверстников.

— Зачем? — встрял Поттер.

— А также — возможность обдумать, куда возвращаться. Особенно вам, мистер Малфой, — подчеркнула целительница.

— Почему это — особенно ему? — переспросил Поттер, а Драко прищурил глаза.

Эспозито оставила без внимания вопрос гриффиндорца.

— Вы слизеринец, мистер Малфой. Используйте свои слизеринские мозги с большей пользой, чем только для того, чтобы интересоваться семейными планами, — посоветовала она. — Вы свободны, молодые люди. Я бы предложила вам для начала отправиться в свою квартиру, а не в общежитие, — она слегка улыбнулась. — И не беспокойтесь, мистер Малфой. У меня найдется повод на некоторое время задержать вашу мать.

* * *

— Испугался? — ухмыльнулся Драко в ответ на полузадушенный вопль гриффиндорца: они только что вошли в квартиру, и блондин притиснул Поттера к двери, которая захлопнулась под их весом.

— Просто удивился, — хмыкнул тот, слегка расслабившись. — Не ожидал… ох… — и Поттер резко втянул воздух, когда Драко принялся целовать его шею.

— Почему это? — невнятно переспросил слизеринец. — Неужели решил, что мы пришли сюда делать уроки?

— Нет, просто думал, что ты… нет, не останавливайся… хоть дверь закроешь, прежде чем на меня набрасываться.

— И напрасно, — ответил Драко, и они прекратили разговор ради более приятного занятия: направились в спальню, по пути торопливо срывая друг с друга одежду, и упали на кровать.

«Мерлин, да», — думал Драко, вдавливая Поттера в подушки. Оба тяжело дышали от возбуждения, и было так здорово заниматься сексом, не опасаясь истощения. Снова изо всех сил сжимать друг друга в объятиях — и Поттер, оставляя синяки, впивается пальцами в бедра Драко, и оба толкаются друг в друга, и страстные поцелуи перемежаются стонами и бессвязными мольбами…

— Постой, — спохватился Поттер. — Хочешь… — он махнул рукой в сторону тумбочки, на которой стоял флакон с маслом.

— Господибожемойда, — выдохнул Драко, — и, черт тебя дери, давай скорей…

Оба, задыхаясь, рассмеялись. Жажда была настолько всепоглощающей, что у слизеринца кружилась голова. Поттер сел и резко, почти грубо притянул Драко на колени, тот обхватил его бедрами, и оба задвигались в бешеном ритме.

— Господи, твою мать, я не… о Мерлин… ты… — простонал блондин, когда ощущения усилились и Поттер впился зубами в его шею.

— Да… о-о-о… — выдохнул гриффиндорец и зажмурился. И его оргазм отозвался в Драко волной опаляющего жара.

Они лежали, тяжело дыша, сжимая друг друга в объятиях, и прошло несколько минут, прежде чем слизеринец понял, что кажется ему таким странным: он прекрасно себя чувствовал. Чуть-чуть уставшим, но главным образом воодушевленным и слегка взбудораженным после пережитой эйфории. И ни намека на подступающую сонливость.

Парни взглянули в глаза друг другу и усмехнулись.

— Все в порядке. Ритуал сработал, — прошептал Поттер, и Драко поцеловал гриффиндорца, запустив пальцы в его шевелюру.

Все еще тяжело дыша, Поттер ответил на поцелуй, лаская языком губы Драко, и откинулся назад, поглаживая партнера по спине. Блондин чувствовал, как утихает дрожь гриффиндорца, пока они ласкают друг друга, медленно и нежно, совсем не так жадно и страстно, как несколько минут назад.

Да, так гораздо лучше, чем сразу отключаться. Драко действительно мог бы к этому привыкнуть.

— М-м-м, — лениво пробормотал он некоторое время спустя. — Неплохо разок побыть сверху.

Поттер улыбнулся, потом кашлянул, прочищая горло.

— Ты… ты же не возражаешь? — неуверенно спросил он. — Эм-м… быть снизу?

— С какой стати?

— Ну… просто… э-э…

Драко ухмыльнулся.

— Поттер, ты вообще слушал Эспозито, когда она объясняла специфику пассивной и активной позиций? Их плюсы и минусы?

— Ну да, но… постой, так ты хочешь сказать, что не против?

Ухмылка перешла в сдавленный смех.

— Как? Ты думал, что я самоотверженно жертвую собой ради твоего сексуального удовлетворения?

— Нет, но…

— Лежу смирно и думаю об Англии? И…

— Малфой…

— …чахну в ожидании дня, когда ты позволишь и мне поразвлечься?.. — Драко разразился хохотом при виде смущения на лице гриффиндорца.

— Прекрати.

— Извини, — усмехнулся Драко, ничуть не сожалея. — Сам знаешь, я смеюсь не над тобой, а вместе с тобой.

— Вот только я не смеюсь, — сухо уточнил Поттер.

— Ну ладно, ты прав, — жизнерадостно согласился Драко. — Я смеюсь над тобой. Просто ты… Мерлин, мы столько раз трахались, а ты все еще по-настоящему краснеешь. Такая прелесть — я хочу сказать, если иметь склонность к дешевой мелодраме… — он увернулся, когда Поттер попытался шлепнуть его.

— Малфой, я пытаюсь быть серьезным.

— Знаю-знаю, это-то и смешно… ох, ладно, — слизеринец взял себя в руки и постарался придать лицу более серьезное выражение. — Нет, я не чувствую себя жестоко использованным морально или физически. Хотя… физически — может быть, но очень приятным способом, и чем жестче, тем лучше. — Поттер раздраженно закатил глаза. — И да, я буду рад попробовать себя в активной роли, если ты когда-нибудь рискнешь стать более сексуально раскрепощенным, расправить, так сказать, крылья, чтобы… — Драко снова умолк, так как гриффиндорец треснул его подушкой.

— Придурок.

— Ханжа.

— Я не…

Сэр Ксандр вежливо кашлянул.

— Пришли родители мистера Малфоя, — виновато сообщил он. — Они хотели бы встретиться с вами в квартире профессора Снейпа — когда вы сможете. Они предлагают мистеру Поттеру захватить с собой что-нибудь, чем он сможет заняться.

— Это называется «на некоторое время задержать», — вздохнул гриффиндорец. — Как думаешь, чего они хотят?

— Надеюсь, сообщить мне семейные новости. Может быть, дать совет, как теперь себя вести.

— Забавно.

— Ничуть, поверь, — вздохнул Драко, позволил себе еще один, последний поцелуй, и неохотно сел. — Вставай, — поторопил он. — Собирайся и захвати задание по арифмантике. Покончим с этим поскорее.

День сорок второй, понедельник.

«Интересный был совет — и это еще мягко сказано», — вспоминал Гарри два дня спустя, ожидая заказа в «Трех метлах». Не то чтобы гриффиндорец участвовал в беседе, но Малфой пересказал ему содержание, как только родители ушли. Хотя слизеринец не скрывал, что кое-что осталось внутрисемейной информацией, и Гарри оценил его откровенность.

Держись с высоко поднятой головой и не смей расслабляться ни на секунду, первым делом потребовал Люциус. Немедленно отправляйся в Слизерин, или твое отсутствие расценят как трусость.

Не пытайся требовать того уважения, с которым к тебе относились прежде, если не уверен, что удастся этого добиться: потерпишь неудачу — потеряешь лицо. Но не делай вид, что не замечаешь перемен. Позволь отщепенцам сбежать, но дай понять, что заметил предательство — и запомнишь на будущее.

Будь безупречно вежлив со всеми (в этом месте Гарри не удержался от смеха, потому что Малфой-старший пояснил: включая Уизли и магглорожденных). Ни к чему проявлять излишнее дружелюбие — Малфои мастерски владеют искусством ледяной вежливости, — просто не зли никого намеренно.

И прежде всего, не отвечай на вопросы. Фраза «Без комментариев» должна отныне автоматически произноситься при любой попытке узнать, что делает Люциус и на чьей он стороне.

Гарри казалось, что будет непросто сразу же приспособиться к новой ситуации, но Малфой напомнил — у него уже есть опыт. За десять месяцев заключения Люциуса его сын на своей шкуре узнал, каково приходится жертвам слизеринской травли, и научился больше не считать свое превосходство над другими само собой разумеющимся.

Что было очень хорошо, так как сразу же по их возвращении в Слизерин проявились безошибочные признаки бунта. Пока еще не слишком вызывающие, хотя Нотт отпустил несколько едких замечаний о Малфое-старшем. Но в основном дело ограничилось бестактными взглядами, ехидными перешептываниями и прочей чепухой, вроде хамского заявления Куини Гринграсс на зельеварении: «Профессор, по-моему, сегодня очередь Драко обрабатывать летучемышиный помет».

В любом случае, было приятно сменить обстановку. Эспозито посоветовала Дамблдору позволить им время от времени бывать вне школы, и они решили пользоваться разрешением как можно чаще. Какое облегчение — вырваться из Хогвартса; хотя Малфой до сих пор напряжен гораздо сильней, чем бывал обычно, когда они оставались наедине. Гарри предположил, что слизеринцу нужно время, чтобы выйти из состояния полной боевой готовности, которое он поддерживал с момента выхода из госпиталя.

— Приятное место, — заметил гриффиндорец, когда им подали ужин.

— Не приятное, а приемлемое, — отрезал Малфой.

— Не будь занудой, здесь довольно мило, — принимаясь за пасту, возразил Гарри.

— Тебе катастрофически не хватает стиля.

— Вот спасибо, — спокойно отозвался Гарри. — Есть идеи, как твои родители собираются ввести такого невежу в круг людей, на которых хотят произвести впечатление?

Малфой слегка улыбнулся.

— Возможно, напомнят всем и каждому — ты не виноват, что тебя растили дикари. А еще — кем был твой отец.

— Отец-то тут при чем?

— Поттеры — чистокровная семья, старинная и состоятельная. — Малфой передернул плечами. — В наше время для многих этого достаточно. Мало кого, кроме моих родителей, обеспокоило бы, что ты… — он замялся.

— …полукровка? — Гарри рассмешило смущенное выражение лица Малфоя. — Я этого не стесняюсь — и не стыжусь ни своей магглорожденной матери, ни ее родителей-магглов.

— В самом деле? А как насчет ее сестры-магглы? Учитывая, как она и ее муж с тобой обращались?

Гарри бросил на Малфоя сердитый взгляд. Они пока не обсуждали подробности, которые узнали о семьях друг друга за время ритуала, и сейчас был явно не самый подходящий момент начинать. Тем более что слизеринец был уже на взводе.

— Малфой… — предостерегающе начал Гарри. Но тот даже не обратил внимания на тон гриффиндорца.

— Твои родственники отвратительно к тебе относились. Я видел воспоминания, Поттер. Они запирали тебя в жутком чулане и обращались с тобой хуже, чем с домовым эльфом.

— Они…

— Они вообще не считали тебя за человека, потому что боялись твоей волшебной силы. И ты все еще думаешь, что нам нечего опасаться со стороны таких людей?

Малфой явно нарывался на ссору.

— Таких людей? — повторил за ним Гарри. — А ты помнишь какие-нибудь из воспоминаний Гермионы? Насколько я смог заметить, ее родители — хорошие люди. И заботятся о ней.

— О да, так заботятся, что вышвырнули ее к нам.

— Так вот что, по-твоему, делают родители магглорожденных? Выбрасывают детей в волшебный мир?

— А как это еще называть?

— Дети с волшебным даром не вписываются в маггловский мир. Их родители достаточно заботятся о них, чтобы отпускать в Хогвартс, хотя это значит в конце концов их потерять. Не каждый способен на такое. — Гарри рассерженно бросил вилку. — Твоя мама не разрешила тебе даже поехать в Дурмштранг; родители Гермионы отпустили ее гораздо дальше, туда, куда им самим вовек не добраться.

Малфой, ничуть не впечатленный, пожал плечами, и Гарри разочарованно вздохнул.

— Кстати, о родителях Гермионы. Они никогда не накладывали Круциатус на ее кота, — рассерженно добавил гриффиндорец и вздрогнул, как только произнес эти слова. — О боже, прости… я не… — он зажал рот рукой.

Твою мать. Должно быть, одно из самых бестактных замечаний, которые ему случалось выдавать. Затмевает даже его вопрос к Чоу Чанг, как прошло лето — лето после гибели Седрика Диггори. Почему самые вопиющие глупости он вываливает на тех, кто ему нравится?

Гарри кашлянул, не поднимая взгляда.

— Я… мне правда жаль. Я не должен был так говорить. — Он чувствовал, как Малфой взглядом прожигает его насквозь, и поежился от неловкого молчания, повисшего между ними.

Слизеринец кашлянул, прочищая горло.

— Отец хотел преподать мне урок, — произнес он напряженным голосом. — И я его усвоил.

Не веря своим ушам, Гарри взглянул на Малфоя. Как можно оправдывать то, что с ним сделали?

— Чему же ты научился?

— Открывать двери с помощью магии, — хмуро ответил слизеринец. — А еще тому, что иногда приходится чем-то жертвовать ради более важных вещей.

— Котенком — ради открывания дверей?

— Существуют куда более важные вещи, чем бессмысленные животные, — без выражения произнес Малфой.

— Сколько тебе было лет?

— Трудно сказать, наказание не было таким уж необычным. Возможно, пять или шесть.

— Малфой, ты… ты был слишком маленьким. Наверняка он мог научить тебя всему этому, не заставляя так сильно страдать.

— Может быть, но дело в том, что его метод сработал. И это единственное, что имеет значение.

— Цель оправдывает средства? Отвратительная жизненная позиция.

— Реалистичная, а не отвратительная.

— Циничная и безнравственная.

— Ты никогда не выжил бы в Слизерине, Поттер.

— Сортировочная шляпа так не считала, — пробормотал Гарри, снова принимаясь за еду и радуясь, что они, по всей видимости, уходят от темы малфоевского детства.

— Сортировочная шляпа хотела отправить тебя в Слизерин? Ты шутишь.

— Не шучу, — возразил Гарри. — Она сказала, что в Слизерине я смогу многого добиться.

— Тогда почему она не отправила тебя к нам?

Гарри неожиданно почувствовал себя неловко.

— Я… я ее попросил.

— Почему?

— Эм-м… просто я думал… слышал… — Гарри смущенно заерзал и постарался унять волнение. — Тебя только что распределили в Слизерин, — честно признался он.

— И что?

— Я не хотел учиться вместе с тобой.

— Неужели ты попросил Шляпу отправить тебя в другое место из-за меня?

— Да.

— Почему?

— Ты, можно сказать, не вызывал у меня симпатии, помнишь такое?

— Как сейчас. Не знал, что впечатлил тебя настолько сильно.

— Ты был первым ребенком-волшебником, с которым я пообщался, и оскорбил первого взрослого, который был добр ко мне. — Малфой, ничего не понимая, уставился на Гарри. — Я о Хагриде. Первый волшебник, которого я встретил. Первый человек, который хорошо со мной обошелся. Он открыл для меня волшебный мир — а потом я встретил тебя, и ты наговорил о нем гадостей.

Малфой медленно покачал головой.

— Забавно. Я совсем этого не помню.

— Наверное, ты видел больше детей-волшебников, чем я.

— И больше взрослых, которые были добры ко мне, — тихо добавил Малфой.

Гриффиндорец с удивлением заметил, что новость о том, насколько сильно Гарри ненавидел его с самого начала, похоже, совсем не расстроила слизеринца. Если уж на то пошло, он казался более задумчивым и спокойным, чем в начале ужина.

— Хотел бы я… хотел бы я, чтобы кое-какие воспоминания не всплыли во время ритуала, — Гарри помолчал. — Жаль, что все смогли увидеть…

— …нас вместе, — с чувством подхватил Малфой.

Гриффиндорец вздрогнул, вспомнив чрезвычайно интимную сцену, воспоминанием о которой они невольно поделились с остальными.

— Я даже не только о других. Я и… о тебе тоже. Мне… — он откашлялся. — Мне не хотелось, чтобы ты знал, на что было похоже мое детство.

Они помолчали.

— Мне тоже, — наконец произнес Малфой.

— Ну да, — Гарри снова прокашлялся. — Давай больше не будем об этом говорить, ладно?

Малфой вздохнул.

— Я уже устал избегать щекотливых тем в наших разговорах, — признался он. — Но если хочешь…

— Нет… я, в основном, ради тебя.

— Тогда не парься. Что видели, то видели. Не хочу притворяться, что ничего не было.

— О. — Гарри снова принялся за еду. — Знаешь, насчет ритуала… Мне так жаль, что он создал проблемы твоей семье.

Малфой скептически приподнял бровь.

— Не хочу изображать сожаление, что вам, возможно, придется сменить сторону, потому что мне ужасно надоело буквально спать в постели с врагом. Но мне правда жаль, что слизеринцы ведут себя как мерзавцы.

Малфой пожал плечами.

— Конечно, ты справишься. Ты и сам это знаешь, правда?

— Конечно. Но мне и в прошлый раз это доставило мало удовольствия, и сейчас не радует.

— Еще бы. Слушай, давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Например?

— Ну… предположим, мы через какое-то время снова сможем играть в квиддич. Как ты собираешься уговаривать Кармайкла взять тебя назад и вышвырнуть Бэддока?

— Пока не знаю, — ответил слизеринец, рассеянно ковыряясь в тарелке.

— Между прочим… подружка Кармайкла — магглорожденная.

Малфой с отвращением сморщил нос.

— Знаю. Странно, что его родители до сих пор на него не надавили.

— Это, вроде как, секрет.

— Самый общеизвестный в школе.

— Но для тебя — возможность заключить сделку.

— Шантаж? Немного рискованно…

— Нет, не шантаж, — усмехнулся Гарри. — Но если Кармайклу придется выбирать между вами, ты сможешь напомнить ему, что Бэддок и его семья на той стороне, которая изгонит паршивую овцу сразу же, как только узнает о романе с магглорожденной, а ты и твоя семья — нет; по крайней мере, не теперь. Добавь к этому факт, что ты спокойно можешь нарезать круги вокруг Бэддока… Никогда не знаешь заранее, что может помочь.

Малфой на мгновение ошарашенно уставился на Гарри и изогнул губы в полуулыбке.

— Может, Сортировочная шляпа все-таки знала, о чем говорила, — хмыкнул он.

* * *

— Вы уезжаете? — удивилась Гермиона, зайдя в больничное крыло.

Целительница Эспозито взглянула на нее поверх свитков, которые аккуратно упаковывала в черную сумку, и улыбнулась.

— Я закончила все дела, так что — да, — ответила она. — Рада, что вы заглянули, — теперь мне не нужно разыскивать вас по всей школе, чтобы попрощаться.

— Ой. Спасибо.

— Знаете, ваша помощь действительно оказалась бесценной, и я очень вам благодарна.

— Я не нашла причину дисбаланса, — напомнила Гермиона. — Думала, это магия суккубов.

— Как и я поначалу.

— Но вы очень быстро разобрались, в чем дело.

— Благодаря вашему исследованию и тому, как вы представили результаты. Вы были очень точны и не скрыли ни одного факта, не укладывающегося в вашу теорию. Это редкое качество, знаете ли. Бесценное для исследователя — или целителя.

Гермиона кивнула, принимая комплимент.

— Можно вас спросить?

— Конечно.

— Почему вы задержали Гарри с Малфоем в госпитале на два дня? Сначала хотели их выписать, а потом вдруг передумали?

Эспозито поджала губы, задумчиво посмотрела на Гермиону и наконец произнесла:

— Вы, должно быть, заметили — после того, как они проснулись, между ними многое изменилось.

— Да.

— Но вокруг них тоже многое изменилось. Чтобы привыкнуть к изменениям — и внутренним, и внешним — обоим потребовалось время. Особенно мистеру Малфою. С моей стороны было бы ужасной безответственностью отпустить его, не дав ему возможности вспомнить, что он — слизеринец.

Гермиона кивнула.

— А почему вы продолжаете поощрять их проводить время наедине? Я слышала, что вы предложили снова разрешить им прогулки в Хогсмид. Вы говорили, что было бы неплохо, если бы они раз в несколько дней выбирались отсюда.

— Хотите верьте, хотите нет, мисс Грейнджер, но я считаю, что в их случае есть все предпосылки для хорошего брака, — ответила целительница и усмехнулась при виде скептического выражения лица Гермионы.

— Да они хотят только одного — не поубивать друг друга, пока связь не позволит им разъехаться!

— Они так думают, да, но это не значит, что так и будет. Знаете, мисс Грейнджер, между ними много общего и они могут принести друг другу много радости. — Эспозито помолчала. — Много радости многим людям, — добавила она еле слышно.

— Что вы имеете в виду?

— Возможно, ничего. — Эспозито пожала плечами и отвернулась, взмахнув палочкой над сумкой, которая сама собой закончила упаковываться и закрылась. — Сочтите меня безнадежным романтиком и забудьте об этом. — Она еще раз взмахнула палочкой, и сумка взлетела над полом. — Целительница обернулась и улыбнулась Гермионе. — Было истинным наслаждением общаться с вами, мисс Грейнджер. У меня есть предчувствие, что мы еще увидимся.

— До свидания, целительница, — попрощалась Гермиона.

Эспозито кивнула и направилась к двери.

— Целительница! — импульсивно воскликнула Гермиона, когда та уже почти ушла.

— Да?

— Вы были ловцом? Когда учились в Хогвартсе?

Глаза Эспозито блеснули.

— Была. На пятом курсе я выиграла со Слизерином Кубок по квиддичу. Один из самых счастливых моментов моей жизни. — Гермиона ошеломленно уставилась на нее. — Иногда мы тоже можем быть людьми, мисс Грейнджер, постарайтесь не забывать об этом. И позаботьтесь о них — об обоих. Мне кажется, им понадобится вся дружеская поддержка, которую они смогут получить.

День пятьдесят шестой, понедельник.

— Малфой, просыпайся, пора вставать, — нетерпеливо позвал Гарри, отдергивая полог.

— Пошел. Вон.

— Ни за что. Вставай.

Малфой зарылся под подушку.

— Малфой. Понедельник. Зелья. Снейп.

Слизеринец застонал.

— Ладно, ладно, — вздохнул он и сел.

— Душ свободен, — сообщил вернувшийся в спальню Забини, вытирая волосы. — Лучше бы вам сходить до Нотта.

Гарри поморщился, и оба заторопились. В пятницу Нотт заколдовал краны так, чтобы из них вместо воды тек буботюберовый гной. Парни избежали ожогов по чистой случайности: Гарри уронил полотенце на пол и вышел из кабины поднять его за мгновенье до того, как едкая жидкость брызнула из лейки.

Конечно, не было никаких доказательств, что это работа Нотта. Просто он был последним, кто вышел из душевой, а значит, становился самым вероятным кандидатом. Хотя и других хватало.

— Все чисто? — спросил Гарри, тщательно проверив, нет ли где обычных или магических ловушек. Малфой настороженно кивнул.

«Отличное начало дня», — подумал Гарри, шагнув под воду. Не успеешь проснуться, как приходится быть готовым к совсем нешуточным шуткам.

Он оперся о стенку душевой кабины, наслаждаясь теплой водой, изо всех сил стараясь не вспоминать о том, сколько сегодня предстоит сделать. Прошло две недели с момента выписки из госпиталя, а они до сих пор отстают от класса, хотя наверняка уже нагнали бы, если бы не пришлось тратить столько времени, разбираясь со сглазами и проклятьями, на которые другие слизеринцы оказались необыкновенно щедры.

Как жаль, что знание таких шуточек не пригодится на ТРИТОНах. Распознавание буботюберова гноя уж точно не входит в экзаменационные билеты по защите от Темных искусств.

Дверь открылась, и Гарри услышал брезгливое фырканье.

— Хотел бы я, чтобы вы не устраивали совместных помывок, — заявил Саймон Эдгарс, шестикурсник и добрый приятель Тео Нотта. — Совершенно не жажду стать случайным свидетелем экзотического любовного акта.

— Тогда тебе лучше закрыть глаза, — дружелюбно посоветовал Малфой, не позаботившись открыть своих, — потому что я как раз собираюсь сделать Поттеру минет его жизни. А еще лучше, — давай, присоединяйся. Знаешь, Саймон, я уже давно без ума от твоей прыщавой задницы, — и он нырнул под воду, смывая с лица мыло. — К тому же я всегда вспоминаю о тебе, когда Поттер…

Эдгарс вылетел за дверь, и Малфой хихикнул.

«Один готов, осталось шестьдесят, и это только до первого урока», — прикинул про себя Гарри, посмеиваясь над перекошенным от ужаса лицом Эдгарса. Неудивительно, что Малфой в последнее время так напряжен и почти не открывает рта, разве только чтобы обменяться колкостями с одноклассниками.

Гарри было интересно, насколько нынешняя ситуация походила на десять месяцев после ареста Люциуса. Гриффиндорец совершенно не помнил, чтобы Малфой в прошлом году вел себя иначе, чем в своей обычной невыносимо высокомерной манере. Однако слизеринец уверял, что тогда все было почти так же плохо, как сейчас.

Видимо, те десять месяцев и были источником его до сих пор сохранившейся вражды с Ноттом. Паркинсон тогда без колебаний поддержала Малфоя, так же как Крэбб и Гойл, чьи отцы тоже попали в тюрьму. Забини и Куини Гринграсс сохраняли нейтралитет, а Миллисент Булстроуд временами демонстрировала открытое неповиновение. Но Нотт-старший, которого Люциус бросил раненым во время атаки на Отдел тайн, велел сыну при любой возможности напоминать Малфою об отцовском предательстве, пока их семья уязвима.

Отцы Малфоя, Крэбба и Гойла вышли из тюрьмы, отец Нотта до сих пор оставался в заточении и, судя по поведению сына, был все так же озлоблен.

Гарри закончил мыться, вытерся и с нетерпением ждал слизеринца.

— Малфой, пошли.

Блондин помотал мокрой головой.

— Еще минуту…

— Дело твое. Я ухожу, и узы идут за мной… — заявил гриффиндорец и сделал шаг назад, следя за тем, как нахмурился Малфой, ощущая тот же дискомфорт, что и Гарри, когда расстояние между ними увеличилось.

Слизеринец выключил воду.

— Упрямая скотина, — буркнул он, вытираясь. Оба направились к двери и чуть не врезались в Крэбба, который как раз вошел в душевую.

— Изви… ой. — Крэбб отступил, украдкой оглянувшись, не заметил ли кто-нибудь, что он заговорил с Малфоем почти вежливо.

Самое существенное отличие между прошлым годом и нынешним: с прошлого понедельника, когда в «Пророке» появилась статья «ПОЖИРАТЕЛЬ СМЕРТИ МАЛФОЙ: ПУТЬ К ИСПРАВЛЕНИЮ?», Крэбб и Гойл стали вести себя крайне нервно, и слизеринец полагал, что им и их отцам приказали держаться подальше от Малфоев. Это по-настоящему его ранило. Намного сильнее, чем переход Гринграсс из нейтрального во враждебный лагерь, что, видимо, было прямым следствием ее сближения с Ноттом.

Конечно, за последние две недели были и другие случаи проявления массового презрения, на которые Малфой обычно реагировал спокойно и с легкой улыбкой, но сузив глаза, что ясно показывало: он все видит и при случае припомнит. Гарри никогда бы не поверил, что тот способен на такую сдержанность, если бы не увидел своими глазами.

Малфой, не обращая внимания на Крэбба, направился в спальню, и они с Гарри принялись поспешно одеваться.

— Где мой галстук? — рассеянно спросил слизеринец.

Гарри резко выдохнул, заметив, как Гойл открыл было рот, а потом испуганно захлопнул, пялясь на упавший на пол галстук Малфоя. Видимо, Крэбб и Гойл предпочли бы остаться на стороне Малфоя — странное дело, ведь тот, казалось бы, никогда хорошо с ними не обращался. Оба не умели не следовать за ним, и самые простые вещи ставили их в тупик.

— Вот, — гриффиндорец поднял галстук.

Они вышли из спальни и направились в гостиную, полную студентов, собирающихся на завтрак. Малфой судорожно просматривал содержимое сумки.

— Погоди-ка, — он остановился. — Мое эссе по трансфигурации не у тебя?

Гарри отрицательно покачал головой, завязывая волосы в хвост.

— Нет.

— Черт. — Малфой перетряхивал сумку, раскладывая на консольном столике вынутые свитки.

— Поттер, как у тебя с третьей частью задания по арифмантике? — поинтересовалась Паркинсон.

— Э-э… не очень. Я ничего не понял…

— Вот тупица, — Паркинсон ухмыльнулась Булстроуд. — Слушай, я посмотрю вечером, что ты там понаписал. Все не так трудно, если усвоить основы.

— О… спасибо, — ответил Гарри. Он до сих пор не мог привыкнуть, что в Слизерине с ним разговаривают. Еще одно следствие произошедшего переворота: хотя он не был по-настоящему принят сторонниками Малфоя, его определенно подпустили ближе — просто демонстрируя лояльность.

— Вот оно! — с облегчением воскликнул Малфой. — Десять дюймов об опасностях преобразования газообразных субстанций. Не хотел бы писать его заново. — Он принялся заново упаковывать сумку. Внезапно кто-то из студентов налетел на него и толкнул в спину.

— Эй! Смотри, куда… — начал было Малфой, но тут из сумки сокурсника посыпались ингредиенты для зелий.

— Малфой! — Гарри отдернул блондина за руку, в то время как из флакона с травильным раствором вылетела пробка и едкая жидкость выплеснулась прямо на свитки.

Раздалось громкое шипение, окружающие выхватили палочки и завопили «Evanesco!», и травильный раствор исчез. Гарри с Малфоем смотрели на дымящийся участок ковра, где только что стоял столик со свитками блондина.

Ненадолго все примолкли.

— О господи. Извини, Драко, я тебя не видел, — как ни в чем не бывало пояснил сокурсник, подбирая уцелевшие флаконы.

— Твою мать, Арчер, — не поднимая глаз, напряженным голосом выдавил Малфой.

— Только без истерик, Драко, — отозвался Арчер, обменялся ухмылкой с Ноттом и зашагал к выходу. — В конце концов, мало ли, что может слу… — он споткнулся и шлепнулся лицом вниз, прямо на сумку, раздавив ее вместе с ингредиентами.

Гарри бросил взгляд на Паркинсон, которая деловито поправляла галстук, из ее рукава едва виднелся кончик палочки. Заметил тень улыбки на лице слизеринки и усмехнулся в ответ.

— Как ты там, Арчер, в порядке? — поинтересовалась Паркинсон, и звук ее голоса перекрыл звон осколков, которые сокурсник яростно пытался вытряхнуть из одежды. — Что же ты сегодня такой неуклюжий? Нужно быть поосторожней, — и она аккуратно переступила через Арчера и направилась к двери.

* * *

— Доброе утро, — поздоровалась Гермиона, когда Гарри сел рядом с ней. Он только хмыкнул в ответ. — Что, не слишком доброе?

— Именно, — неохотно подтвердил гриффиндорец и, понизив голос, обратился к Малфою: — Слушай, объясни Снейпу, что случилось. Уверен, он…

— Нет, — отрезал Малфой. — Отстань, Поттер.

— Сдайте домашние задания, — велел Снейп, входя в класс.

— Малфой читал сегодняшний «Пророк»? — поинтересовался Рон, когда вместе с Гарри подошел к учительскому столу положить свитки.

— Нет, а что?

— Опять статья о его отце.

— Великолепно, — вздохнул Гарри. Люциус велел сыну внимательно читать газеты, но тому быстро опротивело, как подаются новости об их семье, и он бросил это занятие дня через три.

— Рон говорит, в «Пророке» снова пишут о твоем отце, — шепнул Гарри, когда вернулся за парту.

— Чертов педик, — раздраженно буркнул Малфой.

— Как, Драко, неужели он тоже? Так это у вас семейное? — захихикала Гринграсс.

Малфой даже не обернулся.

— О чем статья? — спросил он Рона.

— Обычные сплетни. Кто-то говорит, что твой отец перестраивает крыло Малфой Мэнор, потому что вы планируете там поселиться, окончив школу, и что вы, эм-м… влюблены… в некотором роде. Кто-то — что он намерен как можно скорее избавиться от Гарри, что вы все еще зовете друг друга по фамилии и ненавидите друг друга даже больше, чем раньше.

Малфой застонал.

— Не сомневаюсь, отец будет в восторге.

— Мистер Малфой, — прервал их голос Снейпа, — где ваша работа?

— У меня ее нет, сэр, — коротко ответил Малфой.

— Второй раз за последние две недели вы не сдаете задание. Не желаете объяснить почему?

— Нет, сэр.

— Что ж, в таком случае, пять баллов со Слизерина и отработка сегодня вечером.

Малфой с усилием кивнул, не обращая внимания на смешки некоторых слизеринцев.

— Да, сэр.

Гарри впился в Снейпа сердитым взглядом, хотя понимал, что у профессора действительно нет выбора — он и так был чересчур снисходителен. Вряд ли он мог просто игнорировать два несданных задания. Гарри такое бы точно стоило, как минимум, двадцати баллов и трех отработок, не считая доброй порции неповторимого снейповского сарказма.

Впрочем, Малфоя это не утешало.

— Не нужно переживать… — мягко начал Гарри.

— Не смей указывать, переживать мне или нет, — сердито буркнул блондин, отпихнув руку гриффиндорца и открывая тетрадь.

— Слушай, пока нет опасности завалить ТРИТОНы…

— К черту ТРИТОНы. Не в оценках дело.

— Но…

— Мистер Поттер, не хотите поделиться с классом своими соображениями или мне просто снять десять баллов с Гриффиндора?

— Нет, сэр, — ответил Гарри. — То есть, да, сэр. Извините. — Он уткнулся в конспект, слегка подтолкнул слизеринца локтем и шепнул: — Видишь? Меня он все равно ненавидит больше, чем тебя. Разве не смешно?

Малфой тихо рассмеялся и склонился над тетрадью.

28 ноября. День шестьдесят первый, суббота.

Драко устало потянулся, хрустнув суставами. Он сидел в библиотеке рядом с Поттером, и прошло уже около полутора часов из тех трех, что они отвели на сверку и разбор конспектов. Вечер предполагалось завершить ужином в «Трех метлах», которого слизеринец ждал с нетерпением — и тревогой.

Вопреки его желанию, походы в Хогсмид превратились в необходимость. Драко нуждался в отдыхе от Слизерина и царящей там напряженной, враждебной атмосферы. В отдыхе от Гриффиндора и раздражающей, назойливой гриффиндорской доброжелательности, только усилившейся за последнее время. Безмозглые тупицы считали, что делают ему одолжение, включая в свой круг. Сочувствуя ему, как жертве слизеринской травли. Принимая его с распростертыми объятиями — и самодовольное «смотри, как благородны гриффиндорцы» имело тошнотворный привкус «разве ты не благодарен тем, кто поддержал тебя в трудный момент?».

Как же ему хотелось стереть всем память.

По крайней мере, его почти перестало смущать общество тех, кто участвовал в ритуале. МакГонагалл и Снейп не в счет — спасение учителями студенческих жизней стало почти обычным делом за годы учебы Драко, тем более что с профессорами не приходилось общаться вне класса. Блейз и Панси просто дали понять: он перед ними в вечном долгу — не только за ритуал, но и за верность, оставшуюся неизменной, несмотря на опалу Малфоев. Но вот в присутствии Уизли, Грейнджер и Лонгботтома Драко довольно долго продолжал испытывать крайнюю неловкость, чувствуя себя совершенно беззащитным и угнетенным бременем благодарности.

Он смог наконец к этому привыкнуть, но все же гриффиндорцы продолжали его раздражать. Фактически, единственным лучом света среди них оставался Симус Финниган со своими забавными комплексами насчет гомосексуализма. Парень до сих пор брезгливо отводил глаза, когда видел Драко с Поттером в одной постели, выбегал из комнаты, когда они касались друг друга, а однажды, увидев их поцелуй, даже пробормотал что-то вроде «Шли бы вы отсюда», чем спровоцировал шквал беспощадных гриффиндорских насмешек в адрес собственного чистоплюйства.

Но, по крайней мере, его неприкрытая гомофобия была искренним заблуждением. Глупым и чисто маггловским, но искренним.

Впрочем… отнюдь не только чисто маггловским. Большинство чистокровных слизеринцев проявили полную готовность придерживаться того же заблуждения, коль скоро это давало повод оскорблять Поттера и Драко.

— Малфой, прекрати, — рассеянно пробормотал гриффиндорец и, не сводя глаз с конспекта по арифмантике, положил руку на затылок Драко.

— Что прекратить?

— Скрежетать зубами. Расслабься. — Поттер принялся растирать шею блондина. — Что ж ты так напрягся, — пробурчал он, не отрываясь от тетради.

Драко расслабил плечи и опустил голову, удивляясь тому, сколько удовольствия может доставить простое растирание шеи, почувствовал, как рука Поттера переместилась пониже, и поинтересовался:

— Что ты делаешь?

— В смысле?

— Рукой. Не похоже на простые чары… — Драко умолк и наклонил голову так, чтобы дать гриффиндорцу лучший доступ.

Поттер взглянул на слизеринца с веселым удивлением, не переставая творить своей рукой успокаивающую магию.

— Это не чары, просто массаж. Неужели тебе никогда так не делали?

— М-м, нет, не думаю. Правда, не магия?

— Правда, — в голосе Поттера послышался сдавленный смешок.

— М-м, как хорошо… — и Драко снова умолк, позволив себе раствориться в удовольствии от такого проявления заботы.

Поттер придвинулся ближе и начал массировать верхнюю часть спины Драко обеими руками. Слизеринец мог только надеяться, что никто не пялится и не покатывается со смеху, но потом решил — и черт с ними, пусть смеются. Слишком хорошо, чтобы взять и прекратить. К тому же, как знать, вдруг какой-нибудь из «анонимных источников» сообщит в «Пророк», что они с Поттером перестали ненавидеть друг друга. Драко вздохнул, опустил голову на руки и не открывал глаз, пока гриффиндорец не провел руками по спине в последний раз и не кашлянул.

— Хм-м?

— Пошли отсюда, — предложил Поттер.

— Как это? Ты же хотел закончить с конспектами по защите.

— Под твой зубовный скрежет, не считая окаменевших шеи и спины? Нет уж. Полетаем — и пораньше двинем в Хогсмид.

— Но… — и возражения Драко умерли не родившись, так как гриффиндорец решительно собрал учебники и встал.

Ладно. Почему бы и нет? В последнее время они мало летали — из-за непомерной учебной нагрузки и всяческих неприятностей в Слизерине, но стояла отличная погода, они с Поттером практически нагнали сокурсников, и Драко, черт побери, заслужил хорошую разрядку.

Хорошая разрядка… «Определенно, да», — решил он, когда несколько минут спустя оба пустились в погоню за снитчем и все мысли о сокурсниках, газетных статьях и конспектах по защите улетучились вместе с ветром. Конечно, секс тоже неплохо помогал, и, если бы пришлось выбирать, Драко, безусловно, предпочел бы секс полету, но нельзя же трахаться все время! Кроме того, игры со снитчем приносили исключительное удовлетворение. Особенно в тех случаях, когда заканчивались для слизеринца так успешно.

— Как тебе это удалось? — сердито спросил Поттер, после того как Драко в очередной раз поймал снитч и выиграл последнюю партию. — В матчах ты не так хорош.

— Это ты не так хорош в одиночку, без шестерки преданных фанатов за спиной, — ухмыльнулся слизеринец.

— Да какая разница?

— Я всегда за тобой слежу, — пояснил Драко. — И очень хорошо анализирую, кто как играет. Ты нацелен только на снитч, все остальное для тебя не существует. Ловца противника ты оставляешь на других игроков.

— Но так и нужно играть, — недоуменно откликнулся Поттер, в то время как оба они устремились вниз.

— В матче — возможно, но не в игре один на один.

Гриффиндорец задумчиво кивнул.

— Интересно, продолжают ли слизеринцы делать на тебя ставки.

Драко пожал плечами — он не слишком задумывался на эту тему.

— Знаешь, мне жаль, что они…

— Прекрати извиняться, — раздраженно прервал его блондин, когда они наконец приземлились рядом с квиддичным сараем. — Поверь, мне от этого не легче.

— Хорошо, не буду.

— Ладно, теперь — в Хогсмид. — Драко убрал снитч и начал расстегивать форму.

— Гарри, — произнес Поттер после секундной заминки.

— Что?

— Не то чтобы я стремился облегчить жизнь твоим родителям, но в одном они правы. Глупо продолжать обращаться по фамилии.

— Я не собираюсь рекламы ради трепать твое имя на публике.

— Мы сейчас не на публике, — ответил Поттер, и Драко отвел взгляд, расшнуровывая перчатки. — Слушай, если ты против по личным причинам…

— Нет, но…

— Тогда прекрати обращаться ко мне как к постороннему. По крайней мере, когда мы наедине. В Слизерине можешь звать хоть Потти — мне без разницы.

Драко хихикнул.

— Заметано.

— Ладно. Идем в Хогсмид — поноешь насчет плохого обслуживания и дрянной еды и похвастаешь, как здорово кормят там, где обычно едят Малфои.

Драко расхохотался.

— А после ужина пойдем домой, — неожиданно предложил он.

— Не в Слизерин? — снимая с ног щитки, удивленно переспросил Поттер — парни больше недели не ночевали в своей квартире. — Что случилось с послушным наследником достойной семьи?

— Он никуда не делся, просто сыт по горло и хочет отдохнуть от зловредных соседей.

— Удачный момент для передышки. Слизеринцы наверняка решат — мы смылись к себе после Хогсмида, чтобы натрахаться всласть.

— А что, разве нет? — откликнулся Драко. Гриффиндорец ухмыльнулся, и они обменялись жадным поцелуем. — М-м… — прошептал блондин в поттеровское ухо, — в Хогсмид можно пойти и попозже…

— Эм-м… Я голоден… — тихо признался Поттер, целуя Драко в шею.

— Я тоже, — хихикнул блондин, гладя гриффиндорца по спине.

— Я есть хочу! — прыснул тот со смеху.

— Да ладно тебе, всегда можно выпросить ужин у эльфов… — и Драко откинул голову, закрыв глаза и наслаждаясь ласками. Оба были все еще разгоряченными после игры, пахли потом, и ветром, и амуницией из драконьей кожи, и растущее возбуждение было приятным дополнением к теплу объятий, и пальцы зарывались в волосы…

Раздалось тихое покашливание. Драко вздрогнул, Поттер неохотно оторвался от него — и напрягся, резко втянув воздух. И прежде чем слизеринец смог повернуться и встретить угрозу лицом к лицу, он замер от звука знакомого голоса:

— Надеюсь, я не слишком… помешал?

У Драко скрутило живот.

— Отец. — Он глубоко вздохнул, заставил себя собрать все, что осталось от его самообладания, выпустил Поттера из объятий и обернулся.

— Драко. Мистер Поттер, — учтиво поздоровался отец.

Повисло недолгое молчание, во время которого Драко пытался выровнять дыхание и справиться с мучительной неловкостью. У него не было никаких причин волноваться. Это всего лишь отец, к тому же Драко не сделал ничего плохого — так почему же он чувствует себя до странности… виноватым?

— Мне сказали, что вы пробудете в библиотеке до вечера. Северус что-то упоминал об отработке. О несданном задании.

— Я… я его уже сделал, — поспешно ответил Драко, проклиная свой предательский румянец и срывающийся голос.

— Хочу надеяться. Я бы не советовал тебе запускать учебу, — заметил отец. Еще одна короткая пауза. — Мистер Поттер, я бы хотел пару минут поговорить с сыном наедине. В Большом зале сейчас практически пусто, пожалуй, мы с Драко могли бы устроиться там — а вы бы позанимались за соседним столом. Кажется, мадам Помфри говорила, что связь постепенно стабилизируется и вы уже способны провести порознь несколько минут?

Поттер вопросительно взглянул на партнера, и Драко кивнул.

— Конечно, — подтвердил он и жестом предложил отцу возглавить процессию. — Эм-м… ты давно здесь? — спросил он, когда они направились к школе.

— Не очень. У меня были дела в Хогсмиде, и я понадеялся, что мой визит никого не стеснит.

— Нет-нет, конечно, нет, — откликнулся Драко, с огромным трудом поддерживая небрежный обмен любезностями и ненавидя умение отца при любых обстоятельствах выглядеть и беседовать совершенно непринужденно.

Они нашли себе свободное место у камина, за полупустым слизеринским столом, а Поттер со своими учебниками расположился за хаффлпаффским — на таком удалении, какое только позволяли узы. Драко нахмурился, когда отец уселся лицом к хаффлпаффскому столу, вынуждая сына сесть спиной к партнеру.

С самого начала заставляя сына чувствовать себя неловко. Замечательно, ничего не скажешь.

— Как твои дела, Драко? — спросил отец, заказав чай пробегающему мимо эльфу.

— Хорошо, спасибо, — вежливо ответил юноша; несколько минут они беседовали обо всяких мелочах, ожидая, пока подадут чай, и неловкость Драко только продолжала усиливаться.

— Я наложил на нас чары, шифрующие речь, так что мы можем говорить свободно, — начал наконец отец. — Конечно, я предпочел бы беседовать в другом месте, но в Министерстве до сих пор опасаются подпускать меня к Поттеру… — и мимолетная улыбка на лице Люциуса показала, как его забавляет ситуация — министерские работники считают: Малфой так глуп, что будет вредить гриффиндорцу. — Полагаю, ты читал газеты?

Драко кивнул, чувствуя себя виноватым за то, что, конечно же, не читал их. Он должен был, но…

— Читал или нет? — уточнил Малфой-старший, и парень мысленно чертыхнулся. Отец всегда, всегда видел его насквозь. Как, черт побери, ему это удается?

— Не… не всегда. Я старался, но столько уроков…

— Тогда позволь резюмировать для тебя, — нетерпеливо начал отец тем снисходительным тоном, который всегда ранил Драко. — Сейчас никто не знает точно, кому я предан. Никому неизвестно, где и когда сторонники Лорда нанесут следующий удар. Кроме того, в последнее время ходят слухи о возросшей активности Пожирателей: произошло несколько загадочных исчезновений, нападений на дома и краж кое-каких темномагических артефактов.

Драко кивнул. То же самое говорили Блейз и Панси. Было немыслимо тяжело узнавать такие новости со стороны и понимать, что бесполезно спрашивать о подробностях у родителей, так как они, по всей вероятности, знали не больше него.

— Мне не надо напоминать, какое сложное сейчас время. — Драко покачал головой. — Ты знаешь, что готовилось… кое-что — еще до того, как ты попал под проклятье. — Сын утвердительно кивнул. — В то время тебя не посвящали в детали, тем более ты не должен знать о них сейчас. Достаточно сказать, что определенные события, которые должны были произойти осенью, отложены на более позднее время — из-за твоей связи, в знак милости Темного Лорда к нашей семье. Он не обещал совсем отказаться от своих планов — я этого и не ожидал, — но был достаточно добр, чтобы дать нам время попробовать разобраться с узами, прежде чем он сделает следующий шаг. Я не могу передать словами, на какую жертву он пошел ради нас, — отец очень серьезно взглянул на сына, — тем более не могу выразить, чего мне стоило добиться такой снисходительности Темного Лорда.

Драко с трудом сглотнул и кивнул еще раз.

— Как ты, конечно же, понимаешь, ритуал нарушил и без того не слишком прочное согласие среди Пожирателей, — продолжил отец, отпивая из чашки. — Я постарался сделать все возможное, чтобы остаться на хорошем счету у Лорда, хотя был вынужден действовать окольными путями. Я больше не допущен к Лорду и не льщу себя надеждой, что важен для него настолько, чтобы мог избегнуть наказания, — фактически, кары. На его месте я поступил бы так же.

— Да, сэр.

— Мы делаем все, чтобы сохранить возможность — если она вообще представится — когда-нибудь в будущем вернуться на нужную сторону. Но если мы вернемся, нам нужно будет прийти не с пустыми руками, а принести с собой в знак нашей преданности что-то такое, что стало бы достойной компенсацией моего проступка. Информацию о другой стороне, об оружии, которым она может располагать, об укрытиях и том, как в них проникнуть, о составе Ордена Феникса.

Драко кивнул, стараясь не обращать внимания на начинающуюся тошноту. Была ли она вызвана тем, что сказал Люциус Малфой, или дискомфортом от того, что Поттер сидел слишком далеко, не имело значения. Драко заставил себя сосредоточиться на словах отца.

— Именно это подозревают наши противники и именно в этом видят основание мне не доверять. Конечно, я иду на определенные расходы — в пользу кое-каких организаций и некоторых людей персонально. Мы стремимся показать, что твоя связь с Поттером благополучна и почти наверняка нерушима. Это может ввести нас в правящие круги противной стороны — независимо от того, сможем мы вернуться к Темному Лорду или нет.

Отец помолчал, помешивая чай.

— Кроме того, мы продолжаем поиски наславшего проклятье — ведь даже после того, как связь ослабеет и вы с супругом сможете пойти каждый своей дорогой, ты еще долго будешь уязвим и окажешься в большой опасности, если с Поттером что-нибудь случится. Не знаю, сколько времени может пройти до этого момента: как я уже говорил, некоторые события планировались на конец этого года.

— Но авроры уже искали…

— Их методы ограничены определенными рамками.

Драко кивнул. Ну еще бы. Ни легилименции или думосброса без специального разрешения, ни пытки с последующим стиранием памяти — ничего «неэтичного».

— Что-нибудь удалось узнать?

Отец помедлил.

— Не так много… как хотелось бы, хотя удалось исключить нескольких вероятных подозреваемых. Сейчас мы проверяем людей, хоть как-то связанных со здешними студентами. В основном, со слизеринцами, но не только. На Панси и Блейза мы ничего не нашли — не то чтобы я чего-то ожидал, раз уж они прошли проверку веритасерумом в ночь ритуала. Однако и веритасерум можно обмануть, особенно если быть настороже, как оно и было той ночью. Если больше ни на кого ничего не найдется, не исключено, что я попрошу тебя лично их расспросить. Тебя они не станут остерегаться.

Драко замутило от такой перспективы, но он покорно кивнул.

— Мы рассматриваем и возможность того, что преступник — член Ордена Феникса, из тех, кто недоволен звездным статусом Поттера. Может быть, кто-то надеялся одним махом и избавиться от героя, и нанести удар по нашей стороне.

Драко скептически нахмурился.

— Не слишком похоже на правду.

— Действительно. Но я хочу, чтобы ты знал — я ни перед чем не остановлюсь.

— Спасибо, отец.

— Это искренняя благодарность, Драко? — небрежно спросил Люциус, отпивая чай.

— Прошу прощения?

— Ты все еще хочешь разрыва связи?

Драко снова почувствовал тошноту. Отец говорил так спокойно и непринужденно, словно квиддич обсуждал.

— Конечно, — выдавил юноша, стараясь показать, что удивлен вопросом.

— Уверен?

— С чего бы мне расхотеть? — промямлил Драко, отвечая вопросом на вопрос. Отцовские глаза на мгновение приняли одобрительное выражение, но оно почти сразу сменилось обычным ледяным спокойствием.

— По тебе не скажешь, что отношения с Поттером тебя слишком тяготят.

— Мы перестали сопротивляться узам, но это не значит, что я не хочу от них избавиться.

— В самом деле.

— Да.

— Думаю, ты помнишь, что я видел кое-какие из твоих воспоминаний, — холодно напомнил отец, и Драко внутренне сжался.

— О нашей бурной сексуальной жизни? — он постарался сохранить безразличный тон. — Но ты же знаешь — все дело в проклятье. Не более того. — С каждой минутой его тошнило все сильней и сильней.

Отец кивнул, признавая разумность довода.

— В некотором роде, я даже рад. Вы все время на виду, и о ваших отношениях говорят как о хороших. Вы ладите, а значит, наша позиция выглядит более правдоподобной и получать информацию, которая в итоге может оказаться полезной, становится легче. Кстати, о сборе информации — я и на тебя рассчитываю.

— Конечно.

— Между прочим, я пригласил журналистку, которая нам кое-чем обязана. Она поговорит с тобой в понедельник.

— Прошу прощения?

— «Пророк» хочет напечатать твое интервью.

— О чем?

— Об узах, — нетерпеливо пояснил отец, недовольный непонятливостью Драко. — О Поттере, о том, как вы уживаетесь. Не нужно переигрывать и притворяться влюбленным, просто расскажи, что ваши отношения наладились, что были кое-какие проблемы, но вы с ними справились, — этого будет вполне достаточно. Ее проинструктируют, что можно и чего нельзя спрашивать — и о чем можно и чего нельзя писать. — Он передал Драко свиток. — Обязательно прочти это перед интервью. И если тебя будут фотографировать, по крайней мере, постарайся выглядеть прилично. — Отец задержал взгляд на растрепанных волосах и перепачканной одежде, измятой и пропотевшей после полета, и Драко покраснел.

— Но если… если сейчас мы убедим всех, что привыкли к узам и у нас все хорошо, как потом будет выглядеть наш развод — когда ты найдешь того, кого ищешь?

Отец равнодушно пожал плечами.

— Как бы хорошо ни развивалась связь, вряд ли люди ожидают, что юноша семнадцати лет из чистокровной семьи, всегда бывший гетеросексуалом, останется с тем, кого не выбирал ни он сам, ни его родители. Тем более с полукровкой, пусть даже с самим Гарри Поттером. — Отец снова поднес к губам чашку. — К тому же есть ведь и медицинское заключение.

— Медицинское заключение?

— О травмах… которые Поттер тебе нанес. Во время «отпуска».

— Что?!

— Драко, — отец понизил голос, в то время как несколько человек оглянулись в их сторону. — Будь добр, не забывай, где находишься.

Драко пытался сглотнуть, во рту у него пересохло.

— Отец… все было совсем не…

— Я прекрасно знаю, что было и чего не было. Но факт остается фактом — в какой-то момент школьная медсестра беспокоилась о твоей физической безопасности и этому есть документальное подтверждение. Кроме того, известно, что Поттер временами выходит из себя. В конце концов, инцидент в Большом зале видели своими глазами буквально сотни человек. Конечно, как только у нас появится возможность расторгнуть связь, мы используем оба случая — и вообще любое обстоятельство, какое только может всплыть. — Отец сделал еще глоток чая. — Кстати, совершенно не понимаю, почему ты не счел нужным сообщить о травмах мне или матери.

Под пристальным отцовским взглядом Драко чувствовал себя как жук на булавке. Мысли сменяли одна другую. Отец добрался до медицинских документов — как можно было надеяться, что он не сможет? Как можно было хотя бы подумать о том, чтобы выполнить просьбу Поттера и довериться Помфри? Довериться и позволить ей узнать: единственной причиной «жестокости» гриффиндорца была та, что Драко сам его спровоцировал, потому что не мог смириться с чувствами к Поттеру и должен был заменить их чем-то знакомым и безопасным, вроде давней взаимной ненависти?

Отец выдерживал паузу, как обычно давая понять, что хозяин положения он и Драко может не дергаться. Что отец знает о чувствах сына, повсюду имеет шпионов, в курсе медицинских подробностей и контролирует абсолютно все.

— Это… казалось такой ерундой, — наконец выдавил Драко, стараясь придать голосу небрежную интонацию, но заметил, что не смог скрыть волнения, и внутренне содрогнулся.

Люциус бросил взгляд через плечо сына и снял шифрующее заклятье.

— Мал… э-э, Драко? — тихо произнесли за спиной, тошнота и головокружение пошли на убыль, и Драко понял, кто к нему подошел, даже прежде, чем почувствовал прикосновение Поттера к своему плечу. — Вы не могли бы на минуту прерваться?

Драко обернулся, заметил, каким бледным выглядит гриффиндорец, и накрыл ладонью его руку.

— Извините, я сейчас уйду, — сдавленно произнес Поттер, — только…

— Ничего страшного, — учтиво отозвался отец. — Мне не следовало испытывать ваши узы на прочность так скоро. В любом случае, мы почти закончили. Драко, есть что-нибудь еще, что тебе хотелось бы выплеснуть?

«Кроме моего обеда?» — но Драко заглушил в зародыше неуместную мысль и придал лицу почтительное выражение.

— Нет, отец.

— Тогда оставляю вас вдвоем. Можете заниматься своими делами. — Люциус Малфой встал.

— До свидания, отец.

— До свиданья, Драко. Не забудь прочесть то, что я тебе дал, — и отец вышел из Зала, ни разу не оглянувшись.

— О чем это он говорил? — поинтересовался Поттер, усаживаясь рядом; его лицо постепенно принимало обычный цвет.

Слизеринец покачал головой.

— Потом. Переодеваемся — и в Хогсмид.

— С тобой все в порядке?

— Ага, все нормально. А ты как?

— Порядок.

— Знаешь, не обязательно было подходить. Не настолько мне было плохо. — Драко сузил глаза. — Да и тебе тоже.

— Нам обоим было плохо не только из-за уз, — без выражения произнес Поттер.

Слизеринец отвел взгляд.

— Вставай. Пойдем в Хогсмид, — глухо выговорил он.

Оба встали и вышли из Большого зала.

29 ноября — 21 января

День шестьдесят второй, воскресенье

Гарри сонно моргнул и приоткрыл глаза. Что-то было не так. Что-то…

— Малфой? — шепнул он.

Слизеринец прерывисто дышал, лежа на боку, нахмурившись и закрыв глаза, и Гарри ощущал его смятение и страх.

— Малфой? — Гарри прикоснулся к руке слизеринца, но тот, не просыпаясь, закусил губу, вздрогнул и шарахнулся в сторону.

— Нет, — пробормотал он. — Не надо…

— Малфой, — снова позвал Гарри и осторожно потряс его. — Драко. Проснись.

Слизеринец, вздрогнув, широко распахнул испуганные глаза.

— Что?..

— По-моему, тебе снился кошмар. Ш-ш, все хорошо. — Гарри осторожно потянулся к Малфою, не вполне уверенный, хочет ли тот, чтобы к нему прикасались.

— Мне — что?

— Кошмар снился. Ничего, ты уже проснулся, все в порядке, — успокаивающе произнес Гарри, гладя слизеринца по руке и замечая, что тот дрожит.

Малфой неуверенно кивнул, все еще не придя в себя, и Гарри медленно притянул его в объятия, до глубины души потрясенный тем, как слизеринец откликнулся на ласку, изо всех сил вцепившись в партнера и явно не думая о том, насколько ранимым при этом выглядит.

— Не помнишь, что снилось? — осторожно спросил Гарри.

— Н-нет… да. Частично. Отец, кажется.

Гарри подавил дрожь.

— А поподробнее?

— Ничего особенного, только наш вчерашний разговор насчет… — Малфой внезапно умолк, а его тревога и страх сказать лишнее волной хлынули на гриффиндорца.

— Не хочешь — не говори, — поспешно предложил Гарри. — Просто рассказать сон вслух иногда помогает. Э-э… а иногда от этого только хуже.

Малфой кивнул. Его дыхание все еще оставалось прерывистым, но постепенно выравнивалось.

— Что, думаешь, будет только хуже?

— Пожалуй, — кивнул Малфой. Он кашлянул, прочищая горло, ослабил хватку, и Гарри почувствовал, что тревога постепенно оставляет слизеринца, уступая место смущению.

— Да ладно, подумаешь — кошмар. Я в таких случаях просыпаюсь от собственного крика, — вздохнул Гарри. Блондин хихикнул и, кажется, немного расслабился. — Не скажешь, с чего вдруг тебе приснился отец?

Малфой снова прокашлялся.

— Он… есть с чего. Мы говорили о семейных делах, и в основном это абсолютно частная информация. Иначе я бы тебе рассказал.

— Я так и понял.

— Ах, да. Еще он хотел дать мне знать, что не прекратил поиски.

— Неужели? Что он может сделать такого, чего не могут авроры? — Повисла недолгая пауза, Гарри мысленно повторил собственные слова и коротко хохотнул. — Забудь, я этого не спрашивал.

— А я не слышал, — усмехнулся в ответ слизеринец.

— Еще что-нибудь?

— Мне придется дать интервью. В понедельник после уроков.

— О чем?

— О нас, об узах, о большой дружной семье и все такое прочее.

— Везет тебе, — сухо заметил Гарри.

— И не говори.

— Он не боится, что репортер может извратить твои слова?

— Очевидно, мы ей платим.

— Тогда тебе действительно везет. Жаль, что у меня за последние семь лет не было под рукой своего репортера. На четвертом курсе Рита Скитер очень бы пригодилась.

— Скитер? Могу себе представить. Постой, разве не она брала у тебя то жалостливое интервью на пятом?

— Она самая.

— Ты ей заплатил?

Гарри помедлил.

— Я ее шантажировал, — признался он наконец.

— Что?! — Малфой приподнялся на локте, с удивлением и недоверием уставившись на гриффиндорца.

— Она незарегистрированный анимаг… ну, ты в курсе. Мы пригрозили ее разоблачить, вот и пришлось ей раз в жизни написать правду.

— Ты говоришь «мы», но мне почему-то кажется, что это «мы» означает «Грейнджер». — Немного помолчав, Малфой усмехнулся. — Хотя, конечно, я не ожидаю, что ты назовешь имена.

— Конечно. Так или иначе, жаль, что мы не добрались до Скитер годом раньше. Статьи, которые она писала во время Тримагического турнира, чертовски раздражали.

— Так она действительно перевирала твои слова? Я помню, ты говорил тогда, что она все высосала из пальца, но…

— А что, похоже, что я «все еще плачу, вспоминая своих родителей»? С чего бы, если я их вообще не помню?

Малфой недолго помолчал, а потом снова улегся на спину.

— Я… черт, прости. Из-за тех статей я вел себя с тобой как скотина.

Гарри изумленно вытаращился на него.

— Что?

— Твою мать, Поттер, ты все слышал, и я не собираюсь повторять, — выдавил слизеринец, и Гарри тихо рассмеялся.

— Ладно. Извинения приняты. Просто раньше, до нашей связи, ты никогда и ни за что не извинялся.

— Нет, и не собираюсь к этому привыкать, — твердо заявил Малфой. — Или нам обоим придется потратить ближайшие несколько месяцев только на извинения за прошлые грехи.

— Иными словами, это единичный случай?

— Именно. Это все отец виноват — и его способность будить во мне мерзкого внутреннего хаффлпаффца.

Гарри расхохотался.

— Ты понятия не имеешь, как я это ненавижу.

— Ну, некоторое имею, — ухмыльнулся Гарри. — Знаешь, это не смертельно. Как только ты уверишь себя, что твой внутренний хаффлпаффец — Захария Смит, все проблемы исчезнут.

— Смит? — Малфой поморщился от отвращения. — Этот…

— Высокомерный, саркастичный, зловредный придурок?

— Ну да… — Внезапно до слизеринца дошло, и он расхохотался. — Иди ты в задницу, Поттер!

— Всегда рад, — ответил Гарри. Он был доволен тем, что Малфой, что бы там ему ни снилось, кажется, вполне оправился от кошмара. — Сможешь снова уснуть?

— Ага. — Блондин зевнул и устроил голову на плече гриффиндорца. — Спокойной ночи… Гарри.

— Спокойной ночи, — откликнулся тот, испытывая необъяснимую радость от такого простого жеста.

День шестьдесят третий, понедельник

— Бог ты мой, Поттер, это ужасно, — потешался Забини над Гарриным зельем, которое, правду говоря, выглядело неважно. Предполагалось, что оно будет ярко-голубым и искрящимся. Вместо этого получилась красновато-коричневая бурда, в которой плавали ошметки, похожие на тритоньи глаза… чем они, собственно, и были. Малфой глянул Гарри через плечо и возвел очи к небу.

— Ты вообще хоть раз читал шестую главу? Вот. — Он выхватил у Гарри черпак и отлил немного бурды в плошку. — Следи за мной, потом повторишь. Даже тебе должно быть понятно, — и он принялся подробно объяснять, где Гарри напорол и как это исправить.

Гермиона подошла посмотреть.

— Значит, именно поэтому тритоньи глаза не растворились? А я думала, дело только в температуре нагрева.

— Нет, еще и в скорости перемешивания. Температура тоже влияет, но главным образом — скорость, — ответил Малфой. Они начали оживленную дискуссию о процессе приготовления, и примерно через минуту Гарри совершенно перестал их понимать. И заметил, что лицо Паркинсон приняло слегка озадаченное выражение при виде такого поразительного зрелища — задушевной беседы Драко Малфоя и Гермионы Грейнджер.

Очевидно, слизеринка была способна уследить за ходом рассуждений, потому что внезапно нахмурилась и включилась в разговор:

— Нет… все не так, — возразила она. — Драко, Грейнджер права, помешивание против часовой стрелки действительно влияет только на вкус и цвет, но не на эффективность.

— Права? Неужели Панси сказала, что Грейнджер права? — громким шепотом спросила Нотта Куини Гринграсс, работающая за соседним столом.

Паркинсон бросила на нее мрачный взгляд.

— Куини, дорогая, зря ты так низко наклоняешься над котлом — из-за этого ты вечно в прыщах, — небрежно бросила она, развернулась спиной к Гринграсс и снова погрузилась в дискуссию, но все же начала обращаться с гриффиндоркой попрохладнее.

Гермиона встретилась глазами с Гарри и вздохнула. Она рассказывала другу, как Паркинсон заговорила с ней на балу в Хэллоуин, пытаясь выведать, что происходит, но получила от ворот поворот. После ритуала гриффиндорка попыталась наладить отношения, но, видимо, готовность Паркинсон распространить свое дружелюбие (или, по крайней мере, не враждебность) на Гарри не включала Гермиону. Манеры слизеринки стали вежливее, чем прежде, но не теплее.

«Когда мы враждовали, все было намного проще», — подумал Гарри. Гриффиндорцы и раньше были в дружбе с рэйвенкловцами и хаффлпаффцами, а рэйвенкловцы часто общались со слизеринцами, но теперь, кажется, начала рушиться основа основ школы — вражда между Гриффиндором и Слизерином. Эта новая реальность совершенно сбивала с толку — слизеринцы, словно самые злобные пикси, воодушевленно воевали между собой, зато с гриффиндорцами у них возникали самые удивительные союзы. И временами студенты обоих факультетов вместе работали на уроках — и на факультативах, вроде сегодняшнего. Было даже несколько случаев появления гриффиндорцев и слизеринцев в гостиных друг друга. Чудеса, да и только.

Особенно странно, что все это происходило на фоне нарастающей активности Пожирателей, когда никто не знал, не были ли родители соучеников, внезапно ставших приятелями, замешаны в тех ужасающих делах, о которых писали газеты. Как только речь заходила о политике, сразу же наступало загадочное молчание. Такое положение вещей страшно смущало.

Малфой прервал размышления Гарри вопросом:

— Ты слушаешь?

— Ой… извини, — вздрогнув, откликнулся тот.

— Мерлин, Гарри, мы же возимся с твоим зельем. Мы можем спорить, почему оно испорчено, но ведь это именно твоя бурда. По крайней мере, мог бы притвориться, что слушаешь нас.

Гарри виновато кивнул.

— О, так он уже Гарри? — насмешливо заметила Гринграсс.

Возникшую паузу нарушила Паркинсон:

— Господи, Куини, твое зелье действительно жутко воняет… ох. Так это не зелье, да? Бедняжка, тебе действительно лучше избегать бобов и приправы из тсуги, раз уж твой желудок с ними не в ладу…

— Драко, — напомнил Забини, — твое интервью не на пять назначено? Уже полпятого.

— Интервью? — заинтересовался Нотт. — Надо же, как мы себя любим, а?

— Заткнись, Нотт, — нетерпеливо оборвала его Паркинсон, окидывая Малфоя взглядом. — Слава богу, Драко, что ты научил меня косметическим чарам…

— Я нормально выгляжу.

— Но не для фотографии в газете. Драко, на нашем курсе ты чуть ли не самый представительный парень, тебя не испортила даже жизнь с Поттером, — на самом деле, должна признать, это он перестал казаться неряхой, — но на фотографии нужно выглядеть идеально. Не хочешь же ты походить на Уизли, когда они попали на первую полосу?

Рон нахмурился, и Гарри взглядом попросил у него прощения.

— Мы не знаем, будет ли она фотографировать, не такая уж сенсация…

— Не такая уж сенсация? Весь волшебный мир столько времени перебивается слухами и собирает информацию о вас по крошке, а ты думаешь, что интервью не будет на первой полосе? Нет, не завязывай хвост, так волосы кажутся короткими. — Малфой нахмурился. — Как-нибудь на днях я свяжу тебя и заставлю прочесть все статьи, которые отложила…

— Нет, если не хочешь, чтобы я их спалил.

— Ну вот. Теперь ты выглядишь так, как положено респектабельному женатому мужчине. Иди и поведай миру о своем супружеском счастье. — Малфой одарил ее мрачным взглядом и вместе с Гарри направился к выходу.

— Да, Драко, и если они захотят сфотографировать вас вместе, поглубже засунь язык ему в глотку… — съязвил Нотт, и Гарри решительно подтолкнул Малфоя в спину.

— Шагом. Марш. Не слушай его.

— Легко тебе говорить. Не ты будешь общаться с чертовой репортершей…

— Нет. Я буду сидеть и смотреть — и чувствовать себя отомщенным за каждую шпильку, которую ты отпустил насчет статей Риты Скитер.

— Еще бы, и спасибо за моральную поддержку, — кисло буркнул Малфой.

День шестьдесят восьмой, суббота

— Твою мать! — тихо выругался Драко, открыв «Пророк» на второй странице.

— Что, снова об интервью? — спросил Поттер, намазывая тост маслом.

— Нет, я же говорил, интерес уже спал, — раздраженно ответил слизеринец и добавил, просматривая статью: — Они поймали Рудольфа Лестрейнджа.

— Что? Как? — Поттер заглянул ему через плечо.

— Не сказано, просто пишут, что нашли его. — Драко просмотрел статью до конца и начал перечитывать более внимательно. — Черт. Мать, должно быть, в истерике, — пробормотал он.

— Почему? — спросил Симус Финниган.

— Если нашли Рудольфа, значит, и тетю Бел… — Драко вспыхнул и проглотил остаток фразы, внезапно осознав, что прямо рядом с ним сидит и завтракает Невилл Лонгботтом.

— Какую тетю? — поинтересовался Финниган, набив рот овсянкой и не сводя глаз со спортивной страницы. Его слова прозвучали в полной тишине, воцарившейся за гриффиндорским столом.

— Эм-м, значит, вы оба остаетесь здесь на каникулы, да, Малфой? — нарушил тишину Уизли, и Драко с раздражением понял, что благодарен гриффиндорцу.

— Кто твоя тетя, Малфой? — с любопытством повторил Финниган, продолжая поглощать овсянку и совершенно не замечая напряжения вокруг.

— Жена Лестрейнджа, Беллатрис, — поспешно ответил Драко. — Да, мы остаемся. А ты возвращаешься домой, Уизли?

— Ага, хоть и не на все каникулы. Я собира…

— Беллатрис Лестрейндж? — переспросил Финниган.

— Часть каникул мы проведем у… — вступила Грейнджер.

— Разве она не из Пожирателей?

— Так и есть, — рявкнул Лонгботтом. — Кстати, все пытаются изменить тему, Симус.

Шокированный его тоном, Финниган поднял взгляд.

— Ой. — Он огляделся и наконец заметил, насколько неловкой стала обстановка за столом. — Эм-м… извините, — сильно покраснев, пробормотал он и, опустив голову, снова принялся за овсянку.

Драко кашлянул. Мерлин и Мордред, это невероятно. И что ему теперь делать? Извиниться перед Лонгботтомом за свою тетку? Промолчать? Заговорить о чем-нибудь другом?

— Спасибо, — пробормотал он Лонгботтому.

— Я сказал это не ради тебя, — отрезал тот, и Драко удивленно приподнял брови. У Лонгботтома, оказывается, и правда есть характер. Блондин почувствовал себя так, словно только что узнал, что тритоны умеют играть в шахматы.

— Знаю. Все равно, спасибо.

Лонгботтом недоуменно взглянул на него.

— Пожалуйста.

Драко отложил газету в сторону.

— Так ты не все время будешь дома? — снова обратился он к Уизли.

— Нет, мы немного погостим у Гермионы. Должно быть, там будет странно — я никогда раньше не жил у магглов.

Драко подавил желание немедленно ответить: «А я никогда раньше не жил в гнезде флоббер-червей, но все равно не стремлюсь оказаться там на Рождество». Пожалуй, не стоит отпускать такие замечания сразу после того, как Уизли и Грейнджер попытались помочь ему в щекотливой ситуации.

— Привезу отцу на Рождество что-нибудь маггловское, он будет в восторге. Кстати о Рождестве — мне нужно в совятню, отправить заказ на подарок для Джинни. — Уизли встал и вместе с Грейнджер направился к выходу.

Подарки. Драко нахмурился. Ему в первый раз пришло в голову, что, по-видимому, нужно будет что-то подарить Поттеру. Но как купить подарок? Скоро следующий хогсмидский уикэнд, и часть его парни планировали провести порознь, чтобы проверить степень своей свободы, но Драко рассчитывал, что проведет это время со своими друзьями. Что они подумают, если он пойдет покупать подарок Поттеру?

И вообще, как угадать, что выбрать? Внезапно Драко живо представил, как спрашивает у Грейнджер или Уизли: «Не знаешь, чего бы Гарри хотелось на Рождество?» — и сразу же сгорает со стыда.

От огорчения Драко заскрежетал зубами. Неловких моментов меньше не становилось.

— Вставай. Пошли в подземелья, — бесцеремонно дернул он Поттера.

— Что с тобой сегодня? — раздраженно спросил гриффиндорец, когда они направились к выходу из Большого зала. — Ты все утро на меня рычишь. Может, хватит уже изображать ублюдка?

— Я не рычу.

— Рычишь. На самом деле, со среды, когда вышло интервью в «Пророке», от тебя житья нет.

— Неправда.

— Послушай, ты, кретин, все прошло нормально. Ты сделал, как велел отец, и получилось хорошее интервью — да и отклики на него пришли в основном хорошие. Я не виноват, что слизеринцы растащили статью на цитаты. Я, черт возьми, тем более не виноват, что ваше решение сменить сторону так тебя расстраивает.

Драко нахмурился. Любимыми цитатами Нотта и Куини были «Я бы не назвал это любовью, скорее, мы просто заботимся друг о друге» и «Он не так уж плох, если узнать его поближе», впрочем, материала для безжалостных слизеринских насмешек статья давала с избытком. Странно, но больше всего задевали реплики, выдернутые не из его ответов, а из комментариев журналистки. «Эти юноши превратили то, что могло бы стать кошмаром, в прочный и сердечный союз» и «Не многие взрослые повели бы себя с таким мужеством и достоинством, какое показали эти молодые люди» — от этой пары цитат Драко становилось особенно тошно.

И если бы все проблемы сводились только к дурацкой статье, можно было бы считать, что ему повезло.

— Не в статье дело.

— В чем тогда? В Невилле?

— Нет, и хватит уже, — рявкнул Драко. — Я беспокоюсь о матери, понял? Родственники иногда волнуются друг о друге, неужели не ясно?

— О матери беспокоишься или о тетке?

— О тетке тоже. И не начинай свое «ах, она психопатка, по которой дурдом плачет». Она все равно моя тетя…

— Да ты даже не знал ее, пока два года назад она не сбежала из Азкабана…

— Ты прекратишь наконец?

— Ты просто невыносим, чтоб тебя, — вспылил Поттер. — Когда я пытаюсь быть с тобой милым, ты огрызаешься, когда оставляю в покое — дуешься. И вообще, с какой стати мы идем в Слизерин? — спросил он у входа в подземелья.

— И правда, с какой стати вы идете в Слизерин? — прозвучал у них за спиной ехидный голос, но сейчас Драко было уже наплевать, пострадает ли его достоинство, если он не станет игнорировать Нотта.

— Отъебись, Нотт, — бросил он через плечо, входя в дверь. — Я такой же слизеринец, как и ты, и имею точно такое же право здесь находиться.

— А он — нет.

— Так ты же не на него наезжаешь, правда? — Драко развернулся кругом и впился взглядом в сокурсника.

Нотт ухмыльнулся и скрестил руки на груди, а присутствующие в гостиной принялись оживленно перешептываться.

— Я наезжаю на тех, кто по глупости заводит с ним дружбу. Ты читаешь газеты, Драко? Знаешь о том, что происходит? Или ты уже так плотно на их стороне, что стал слеп и глух, как они?

— Ах ты…

— Нотт. Отвали, — вмешался Блейз, сидящий за одним из угловых столов. — Поттер, не забудь, ты обещал натаскать меня по проклятьям Inferi к экзамену в понедельник. Я так и не понял, как они работают.

— И правда, мальчики, все это очень увлекательно, но не кажется ли вам, что разборки могут подождать? Учитывая, что с понедельника у всех экзамены? — добавила Панси.

Нотт усмехнулся и направился в спальню, а Драко перевел дыхание, мечтая стереть пощечиной тупую снисходительную ухмылку с тупого снисходительного лица.

— Не ведись, — примирительно посоветовала Панси, подойдя поближе.

— Он прав, — без выражения заметил Драко, когда Поттер отошел к Блейзу. — Я понятия не имею, что происходит.

— Ну и что? Я тоже. Мои родители со мной об этом не говорят.

— Что? — Драко уставился на Панси. — Из-за меня?

— Ну да. Нет, они на меня не сердятся, просто не рассказывают ничего, связанного с Темным Лордом. — Драко не сводил с нее пристального взгляда. — Нет, я не сменила сторону, Драко, но…

— …но я — сменил, — горько закончил он. — Хотел или нет, но сменил.

— Знаешь, это не конец света.

— А по мне, так похоже. И почему тогда ты все равно продолжаешь со мной общаться?

— Не считая того, что ты мне просто-напросто нравишься? — Панси секунду помедлила, а потом потащила его за собой в относительно пустой угол гостиной. — Милый, тебе должно быть приходило в голову, что Темный Лорд никак не претендент на звание «Умник года». На сегодня, как мы знаем, Поттер трижды либо уносил от него ноги, либо побеждал, причем один раз — еще в пеленках. Я не считаю таким уж невозможным, что в конце концов Лорд проиграет. Я верю в его идеи, но просто на случай, если дело не выгорит, хотела бы иметь друга на той стороне — а вдруг понадобится.

Драко улыбнулся. Это он мог понять.

— Не волнуйся, Драко. Ваша семья рано или поздно опять поднимется, — ободряюще добавила Панси. — Всегда было так. Но даже если нет… политика — это еще не все. Я говорила безмозглой грязнокровной корове, что в Слизерине не всегда важно, кто сверху. Она мне не поверила, а вот ты мог бы верить.

Под ее шутливым тоном крылась настоящая боль, и Драко пришлось отвести взгляд.

— Я был болен, Панси, и не мог тогда здраво рассуждать.

— Но я все равно поддержала тебя, правда? Все равно помогла, рискуя рассердить свою семью?

Драко кивнул.

— Не всегда важно, кто сверху, — повторила она и хихикнула. — Хотя, должна заметить, я не вкладывала в свои слова буквального смысла, когда говорила с Грейнджер. А потом увидела твои воспоминания. Чего только не сделаешь ради семейного счастья. Драко, милый, он хоть того стоит?

— Панси!

Она тихо рассмеялась.

— Прости, любовь моя. Пошли к Поттеру и Блейзу, позанимаемся, чтобы экзамены не застали нас врасплох. Может, родители и готовы мне простить дружбу с такими ужасными врагами Темного Лорда, как вы, но провал зимних экзаменов точно не простят.

День семьдесят пятый, суббота

Драко окинул взглядом вопящих гриффиндорцев — от обилия красно-золотых одежд рябило в глазах — и вздохнул. Вот и еще одна тема, совершенно не освещенная в литературе по брачным отношениям, которую пришлось изучать в самом начале связи: «Трудности совместного просмотра квиддичных матчей, или за кого болеть, если ваш супруг принадлежит к стану злейших врагов». Болеть за его команду в знак супружеской верности? Или против, потому что выигрыш команды супруга почти наверняка отбросит твою на последнее место?

Решения, решения.

Сейчас Драко был даже рад, что им обоим до сих пор было чертовски неуютно в людской толчее. Правда, прикосновения посторонних больше не обжигали огнем, но все же были неприятны и даже болезненны, словно удар коленом в пах, на пару сантиметров не дошедший до цели. Что давало им с Поттером прекрасное оправдание сидеть на самом краю гриффиндорской трибуны и избегать близкого соседства с толпой гриффиндорцев.

Присмотревшись, Драко решил, что Уизли не так уж плохи. Они не могли сравниться с Поттером ни в сноровке ловца, ни в умении капитана, но способности у них были. Рон Уизли, чьи вратарские успехи всегда зависели от настроения, пока вполне прилично справлялся. Пожалуй, сказывалось и то, что Джон Брайант, новый рэйвенкловский вратарь, может и приносил больше пользы, чем клок пергамента перед кольцами, но только если совсем чуть-чуть, да к тому же у Джинни Уизли были все шансы поймать снитч.

А вот и рэйвенкловские охотники, втроем подлетели к Уизли и принялись мельтешить перед ним, стараясь сбить с толку хаотичными движениями, — скорее в гриффиндорской, чем в рэйвенкловской манере. Драко действительно слышал, что в этом году ни одна из команд не играла в привычном стиле. Гриффиндорцы действовали осторожней и более традиционно, чем обычно, рэйвенкловцы совсем слетели с катушек, а хаффлпаффцы до смерти запугали всех яростной тактикой «пленных не брать». Что касается Слизерина… достаточно сказать, что слизеринской квиддичной команде больше не подходило определение «хитрая и честолюбивая», скорее ее можно было назвать «жалкой и беспомощной».

— Отбил! — завопил Поттер. — Здорово, Рон!

— Неплохо, — признал Драко.

— Разве так можно? — озабоченно поинтересовалась Грейнджер, и Драко закатил глаза.

— Обманка Бадлера. Разрешенный прием.

— А это не опасно?

Драко снова закатил глаза.

— Нет! — заорал Поттер, когда рэйвенкловец выполнил финт и другой квоффл влетел в кольцо. — НЕТ!!! Это нечестно, чтоб вас!.. — взъярился он, когда мадам Хуч отказалась остановить игру, несмотря на возмущенные вопли гриффиндорских болельщиков.

— Все по правилам. Почти, — заметил Драко.

— Почти! Ты же, мать твою, знаешь, что так нельзя, ловец не…

— Теперь так можно.

— А вот и нет!

— А вот и да, — возразил Драко.

— С каких это пор?

— Где-то с конца сентября, если не ошибаюсь. — Поттер разинул рот. — Помнишь день нашей свадьбы, милый? Когда на общей встрече решали, что делать, а мы с тобой, как это ни странно, не сошлись во мнениях — и в результате теперь имеем то, что имеем… Ничего не припоминаешь?

— То есть, в итоге решили, что так — можно?

Драко закатил глаза.

— Да, придурок. Ты что, с тех пор не удосужился перечитать правила?

— Нет, — пробормотал Поттер, уставившись на поле.

— Не забыть бы припоминать тебе это на каждую годовщину.

— НЕТ!!! — взвыл Поттер, когда рэйвенкловцы забили еще один гол. — Это нечестно!

— Честно, кретин. Я же объяснил…

— Малфой, заткнись на хуй!

— По новым правилам…

— Скажи еще хоть слово, и я тебе башку оторву! Из-за твоих сраных правил наш вратарь сейчас в полном дерьме!..

— Оторвешь мне башку, за то что забили по правилам и я могу это подтвердить?

— Да ЗАТКНЕШЬСЯ ты наконец?! — взвизгнула Грейнджер. Она не сводила глаз с Уизли, который, кажется, совсем упал духом.

— По правилмпф-ф… — Поттер рукой зажал рот Драко.

— Нет, я тебе ничего отрывать не буду, но за твоей спиной — семьдесят человек наших, и я не хочу посреди игры превратиться на пару с тобой в гигантского слизня! — проорал гриффиндорец сквозь рев толпы, не сводя глаз с игроков. — Твою МАТЬ!!!

— И счет становится тридцать — ноль в пользу Рэйвенкло, — разнесся над стадионом голос Захарии Смита. — Вратарь Рон Уизли действует, как всегда, не очень уверенно, впрочем, он вообще ненадежный игрок, но будучи другом Гарри Поттера…

Драко хмуро взглянул на комментаторскую кабину.

— Смит. Вот ублюдок.

— Твой внутренний хаффлпаффец, между прочим, — напомнил Поттер, морщась при виде очередного гола.

— Вот что, подвинься-ка немного…

— Драко! — Поттер поперхнулся и ударил слизеринца по поднятой руке. — Ты чего?..

— Не собирался я ему вредить — ничего такого, — оправдываясь, объяснил Драко. — Я вообще думал, что тебе понравится. Хотел немного облегчить жизнь Уизли.

— Как это? — внимание Поттера снова вернулось к игре.

— Heroamus. — Поттер непонимающе помотал головой. — Заклятье восхищения.

— Чего? — гриффиндорец обернулся и уставился на Драко.

— Смит начал бы восхищаться Уизли и нести всякую чушь о том, какой он великолепный вратарь. А Уизли по своей тупости во все бы поверил и выдал потрясающую игру.

После краткой паузы Поттер расхохотался.

— Ты чего?

— Нет, ты невозможен! — Хохоча, Поттер сгреб Драко в объятия и влепил ему смачный поцелуй, успев при этом треснуть по затылку Финнигана, из горла которого вырвался полузадушенный хрип. Не переставая смеяться, Поттер оторвался от губ Драко, и тут вдруг толпа взревела, а секунду спустя — взревела снова, еще громче.

— Что?! Что случилось?! — вскинулись оба.

— Рон снова пропустил, — прокричала Грейнджер в полном исступлении, — но Джинни…

— …Гриффиндор выиграл! Гриффиндор выиграл со счетом сто пятьдесят — сорок, несмотря на действительно зрелищную игру, показанную командой Рэйвенкло, и довольно жалкую — вратарем Гриффиндора… — и крики болельщиков заглушили голос Смита, в то время как гриффиндорская команда совершала круг почета.

— Пойдемте! Пойдемте к Рону! — крикнула через плечо Грейнджер, спускаясь к полю, в то время как зрители начали постепенно расходиться.

— Мы скоро придем — как только станет посвободней, — прокричал в ответ Поттер; гриффиндорка кивнула и побежала к команде.

— Разве ты не хочешь отпраздновать с ними? — поинтересовался Драко. — Прикосновения уже можно терпеть.

— Пойду попозже.

Они смотрели вниз, на поле; трибуны вокруг стремительно пустели.

— Что с тобой? — наконец спросил Драко.

— Просто надеюсь, что снова смогу играть. Что мы оба сможем. — Поттер отбросил волосы с лица. — Ты действительно хотел заклясть Смита?

— Ну да — почему бы и нет? Он полный придурок. К тому же у него не слишком хорошие связи.

— Хотел сделать Рону приятное?

— Ну, не совсем…

— Почему? Ты его терпеть не можешь и вряд ли считаешь, что у него хорошие связи.

— Он не так уж плох. Кроме того, одна хорошая связь у него есть — с тобой, — усмехнулся Драко. — Не бери в голову, не стоит.

— Все равно — спасибо, — улыбнулся Поттер и снова потянулся к Драко.

— Что ж, — подытожил слизеринец, когда они прервались, чтобы отдышаться, — пойдем в башню, погрязнем в красно-золотом кошмаре, который там везде, куда ни плюнь. Как ваши глаза это выносят — выше моего понимания.

— Будешь праздновать с нами или спрячешься в спальне?

— О, я буду топить горе в сливочном пиве. Слизерин теперь безнадежно на последнем месте.

Они взглянули на табло. Хаффлпафф — сто девяносто, Гриффиндор — сто пятьдесят, Рэйвенкло — сорок и Слизерин — десять очков.

— Жалкое зрелище, даже смотреть больно, — заметил Поттер. Драко впился в него взглядом. — Не унывай, — продолжил гриффиндорец, ободряюще похлопав партнера по руке. — Эти десять очков могут помочь тебе вернуться в команду.

— Твои бы слова да Кармайклу в уши, — отозвался Драко, и они отправились в башню.

День восемьдесят шестой, среда

— Драко! Ты идешь?

— Не понимаю зачем, — недовольно пробурчал Малфой. Паркинсон и Забини обменялись страдальческими взглядами. Оба до смерти устали уговаривать парней пойти на Святочный бал.

— Это светское мероприятие, вы должны показаться.

— Ага, показаться — и показать, как мы сидим в углу, глядя на чужое веселье, — заметил Гарри, сражаясь с парадным галстуком. — Жду не дождусь.

— Не дуйся. Тебе совершенно не идет.

— Пусть дуется, если хочет, — пробормотал Малфой, завязывая галстук Гарри взмахом палочки.

— Просто посидите пару часов, а я составлю вам компанию. Кстати, шикарно выглядите, — польстила Паркинсон, практически выталкивая обоих из гостиной.

— Еще бы, — буркнул Малфой. — Новые мантии. Просто трепещу от восторга.

— В прошлом году ты был бы счастлив надеть такую.

— В прошлом году я был бы счастлив залезть под твою.

— В прошлом году ты так и сделал, — Паркинсон усмехнулась, и Малфой ответил ей легкой улыбкой.

— Держись, Драко, — терпеливо повторила слизеринка. — Можешь не сомневаться, за вами будут наблюдать и, вероятно, даже делать фотографии — а газетчики будут рады увидеть снимки счастливой парочки. Как и твой отец.

Малфой поморщился.

— Не хмурься, дорогой. Он тобой доволен, сегодняшняя посылка это подтвердила. Черт, он и должен быть доволен, ваша семья опять на подъеме, и не в последнюю очередь благодаря тебе. Газеты пишут, что Люциус начал появляться на самых пафосных приемах.

— Ненавижу читать эту муть.

— Знаю, знаю, это невыносимо. В прошлом году ты бы из шкуры вылез ради такой популярности, а теперь старательно делаешь вид, что ее не существует. — Паркинсон вздохнула. — Ты так изменился, — задумчиво добавила она, и Драко отвел взгляд. — Люциус доволен, Драко, и семья может гордиться тобой.

Малфой вздохнул в ответ, и Гарри не мог не вспомнить сегодняшнее утро и замкнутое выражение лица слизеринца, когда тот открыл отцовскую посылку с парадными мантиями и надписанной от руки карточкой. Впервые на памяти Гарри Люциус выразил сыну родительское одобрение. Учитывая, как сильно Малфой старался угодить отцу, можно было бы ожидать восторженной реакции, но вместо этого слизеринец выглядел странно подавленным.

По крайней мере, повышение статуса семьи Малфоев немного ослабило едкость слизеринской атмосферы. И хотя меньшая часть слизеринцев продолжала отпускать насмешки и ядовитые замечания, подавляющее большинство заняло позицию осторожного нейтралитета, а некоторые даже переметнулись на другую сторону.

— Ой, прости, Драко, — извинился пятикурсник, чуть не столкнувшийся с Малфоем по пути в Большой зал.

— Смотри, куда прешь, Арчер, — рявкнул блондин.

— Ладно тебе, извини, — поспешно кивнул Арчер и жизнерадостно спросил: — Э-э, Драко, так ты остаешься на все каникулы, да?

Малфой не посчитал нужным ответить и повел Гарри к столу. Пятикурсник отстал с видом побитой собаки. Гриффиндорец спросил себя, хорошо ли с его стороны этому радоваться, но почувствовал себя лучше, вспомнив, как сам Арчер злорадствовал несколько недель назад, загубив десятидюймовое малфоевское эссе по трансфигурации.

— Мне не нравилось на балах, даже когда я мог танцевать, — пробормотал Гарри, когда они уселись. — Все равно танцор из меня никудышный.

— Это точно. Фраза «корова на льду» была придумана про тебя.

Гриффиндорец огляделся. По крайней мере, еда выглядела аппетитно, а музыка казалась приятной. И Большой зал, как всегда на Рождество, был великолепно украшен.

Просидеть два часа в парадных мантиях, слушая музыку. Весело, ничего не скажешь. Гарри заказал стакан сливочного пива и теперь медленно потягивал его, жалея, что не может напиться в хлам, как тогда, во время «отпуска», просто чтобы хоть чем-нибудь себя занять. Он заметил оценивающий взгляд, которым Малфой смерил свой стакан, и хихикнул.

— Не думаю, что твоему отцу понравится, если ты сегодня наберешься, — предупредил Гарри, глядя на Рона, танцующего с Гермионой. — И если это увидит вся школа, вряд ли Паркинсон сможет тебя прикрыть.

— Мерлин, как же жалко вы оба выглядели той ночью, — подхватила слизеринка. — Хотя и забавно. И должна сказать, мое сердце грела возможность отмазать Драко и свалить все на тебя.

— Я потрясен, — заявил Гарри.

— Давай уйдем через час, — предложил Малфой.

— Ладно тебе, Драко, где твое рожественское настроение? — воскликнула Паркинсон.

— Уже на каникулах.

— Что ж, придется взять дело в свои руки, — она встала и направилась в сторону стола со сладостями.

— И прямо отсюда пойдем домой, — продолжил Малфой.

— Не в подземелья?

— Не сегодня.

— Там теперь стало намного лучше, — пожал плечами Гарри.

— Не имею ни малейшего желания общаться с кучей буйных полупьяных слизеринцев, которые веселятся, пока мы тут сидим и смотрим. И которые весь вечер будут трепаться о доме и собирать вещички, при том что нам придется остаться здесь.

Гарри вздохнул. Почти все уже танцевали. И почти все завтра разъедутся по родным и друзьям. А они с Малфоем могут выбирать только между Норой и Малфой Мэнор, и, значит, останутся в замке, позабытые и позаброшенные.

Напиться больше не казалось такой плохой идеей. Гарри снова вздохнул.

— Итак, леди и джентльмены, пожалуйста, встаньте в круг, — объявил распорядитель, и Малфой удивленно взглянул на танцующих.

— В чем дело? — заинтересовался Гарри.

— Круговой танец, — пояснил немного озадаченный Малфой, в то время как танцоры вставали в большие круги.

— Эй, вы, двое, — окликнула их Паркинсон, подходя к столу. — Отговорки не принимаются, в круговом танце не нужно хвататься друг за друга, так что встали и пошли. Повеселимся.

— Кто его заказал? — спросил Малфой.

— Я, — отрезала Паркинсон. — Чтобы и вы смогли потанцевать.

— Но никто, кроме чистокровных, даже не знает как, его уже почти не танцуют…

— Ну да, — ответила слизеринка, — но как видишь… — и она указала на студентов, торопливо заполняющих танцпол.

Гермиона подошла к столу и улыбнулась Гарри. Малфой покачал головой.

— Гарри даже не знает как…

— На самом деле знаю, — медленно произнес Гарри. — Значит, дело было вовсе не в древних рунах, да? — спросил он Гермиону, а та улыбнулась и кивнула.

— Вы о чем? — не понял Малфой.

— Мы недавно вместе занимались, вы с Паркинсон ушли в библиотеку, а Гермиона начала читать рунический свиток. Там как раз говорилось о магическом круговом танце древних кельтов.

Фактически, там было только упоминание, но Гермиона перевела его, и Рон с Невиллом вспомнили, что разучивали в детстве нечто подобное. Они показали несколько простых па и принялись поддразнивать Гарри и Гермиону, что те не смогут повторить, — так что, конечно же, они повторили. В тот момент это выглядело как обычная передышка между занятиями.

— Значит, вы все подстроили? — упрекнул Гарри Гермиону.

— Ага.

— Вместе? — уточнил Малфой у Паркинсон.

— Ну… да, — признались обе девушки, и их лица приняли до смешного одинаковое недовольное выражение.

«Были бы мы в сказке, — подумал Гарри, — сейчас пошли бы улыбки и объятия, и братание факультетов, и прощение друг другу всех грехов». В реальности же по лицам Паркинсон и Гермионы было заметно, что они скорее выцарапают друг другу глаза, чем поддадутся такому настрою, да и Миллисент Булстроуд явно мутило в окружении толпы гриффиндорцев. Но Рон и Забини за последнее время действительно стали довольно близкими приятелями и сейчас вместе потешались над ошеломленными лицами Гарри и Малфоя, а сокурсники, собравшиеся на танцполе, приветливо им улыбались.

Гарри почувствовал благодарность к друзьям и бросил взгляд на Малфоя, на лице которого смущение уже уступило место веселью.

Слизеринец пожал плечами, скривил губы в усмешке и сделал приглашающий жест.

— Потанцуем?

День девяносто восьмой, понедельник

Двенадцать дней спустя, откупоривая бутылку летучемышиной крови, Драко сказал себе: «Похоже, сегодня Поттер и правда знает, что делает». Что было очень кстати, поскольку семестр начался совмещенным уроком зельеварения и гербологии, на котором предстояло варить магические удобрения — почти невыносимое занятие. Драко подозревал, что Снейп таким образом отыгрывался за то, что сам, как обычно, провел каникулы в Хогвартсе. Своего рода приветственный подарок: «С возвращением из родных пенатов, а теперь, будьте добры, займитесь совиным дерьмом».

— Драко, ты уже приготовил очищенный змеиный яд? — спросил Поттер, перечитывая рецепт.

— Нет, он не понадобится до третьего этапа, — ответил слизеринец.

— Я думал, его нужно кипятить, пока кровь загустевает.

— Да, можно и так, только я всегда считал, что дело того не стоит. Кроме того, быстрее просто прогнать яд через дистиллятор.

— Которого у меня нет.

— Возьми мой, придурок. — Драко сунул Поттеру в руки дистиллятор, который гриффиндорец сам подарил ему на Рождество.

— Так значит, это полезная штука?

— И даже очень. Кто тебе подсказал?

— Что?

— Я же знаю, сам бы ты не додумался его купить.

— Вообще-то, Блейз, — ответил Поттер, наблюдая за дистилляцией и одновременно присматривая за зельем, чтобы убедиться, что все идет по плану.

— У тебя стало получаться гораздо лучше, — заметил Драко.

Поттер ответил широкой усмешкой.

— Благодаря твоим стимулам, зубрежка этой чуши превратилась в стоящее занятие.

— Каким стимулам? — заинтересовалась Грейнджер, и Поттер испуганно дернулся, когда Драко открыл рот для ответа.

— Э-э-э…

— Я обещал прибираться на его столе, если он будет читать больше положенного, — невинно пояснил слизеринец.

— О, — рассеянно заметила Грейнджер, вглядываясь в свое зелье. — Как мило с твоей стороны.

Поттер и Драко спрятали улыбки. Что ни говори, каникулы удались. Часть времени парни проводили порознь, постепенно привыкая находиться на расстоянии, и подолгу оставались вместе, не испытывая чрезмерного давления школьных правил и общественных условностей. Наткнувшись однажды на старый список, они вдоволь над ним посмеялись и решили закончить кое-какие невыполненные задания, например, «расставить любимые безделушки по полкам и развесить плакаты соперничающих квиддичных команд по стенам квартиры». Квартиры, в которой провели большую часть каникул, потому что общежития Слизерина и Гриффиндора почти опустели.

И много летали, всеми силами стараясь восстановить форму, чтобы суметь в январе вернуться в команды. Может быть, только может быть, ко времени матча Слизерина против Рэйвенкло.

И конечно же, занимались. Занимались, и занимались, и снова занимались, потому что отметки по итогам первого семестра оказались катастрофическими и это никуда не годилось.

И секс был фантастическим. И частым. И разнообразным. И нередко — довольно громким.

Хорошие получились каникулы, лучше, чем ожидал Драко, несмотря на довольно зловещие новости, которыми каждый день пугал «Пророк». Два министерских служащих пропали без вести, член Визенгамота, как подозревали, попал под Империус, Флориан Фортескью бросил кафе и исчез — и так день за днем. Но что бы ни происходило, положение семьи Малфоев продолжало укрепляться.

— Уизли, нет… слушай, приятель, это просто позор, — возмущался Блейз неподалеку. — И ты еще называешь себя семикурсником? Ставлю пять галеонов, что твое варево вот-вот взорвется.

— Подавись своими галеонами, все с моим зельем в порядке… Эй! Придержи руки, Забини!

— Мой котел рядом с твоим, а я не желаю отмываться от совиного помета, когда твоя бурда взорвется. Смотри — вот, видишь? Добавь яд, оно будет кипеть потише.

А за ними Лонгботтом почти по-дружески спорил с Панси, которая, ухмыляясь, поучала гриффиндорца:

— Слушай, дорогуша, может, в гербологии ты и гений, но в зельях — полный ноль. Можешь мне поверить.

«Кое-что действительно изменилось», — отметил Драко.

— Лонгботтом, — надменно заявил Снейп. — Я вижу, что профессор Спраут напрасно доверяет вашим способностям. Или возможно, она не сумела точно описать тонкую разницу между выращиванием растений и их уничтожением. Десять баллов с Гриффиндора. Evanesco! — рявкнул он, и зелье Лонгботтома исчезло. Лицо гриффиндорца помрачнело, и он метнул яростный взгляд в спину отошедшего профессора.

Кое-что изменилось, а кое-что — нет. Драко улыбнулся про себя.

— Ну и ну. Чего только нынче ни пишут, правда? — беспечно заметила Куини Гринграсс. Слизеринка, рискуя вызвать гнев Снейпа, читала «Пророк» под партой, ожидая, когда зелье загустеет.

— О чем ты? — заинтересовался Нотт.

— Ну, тут статья о новом санатории для неизлечимых больных при святом Мунго. И только послушай, кто во главе списка спонсоров — Люциус Малфой! Сам министр, ни больше ни меньше, прилюдно его благодарит, и они улыбаются друг другу как закадычные друзья. — Она помолчала, качая головой. — Странно, на самом деле, как мало гордости у некоторых людей. Просто удивительно, что могут сделать правильно использованные галеоны.

— И правда, — мило улыбаясь, согласился Драко. — Просто удивительно.

Куини не обратила на него внимания и перевернула страницу.

— Но самое поразительное — есть и то, чего никакие галеоны не сделают. Похоже, семья Оливандера предложила Пожирателям огромные деньги за его возвращение, но пока никто не клюнул. — Она пробежалась глазами по тексту. — С другой стороны, конечно, здесь сказано еще… О боже, я чуть не ляпнула лишнего, — и Куини взглянула на Драко с деланным испугом.

Драко нахмурился. Он ненавидел напоминания о том, насколько стал теперь выключен из жизни. Ненавидел тот факт, что больше не знал, радоваться или огорчаться новостям об усилении Темного Лорда. С точки зрения чистокровного волшебника, известие о том, что Пожиратели монополизировали услуги лучшего за последние несколько столетий изготовителя палочек, было восхитительным. С точки зрения того… чем Драко был сейчас в политическом смысле… оно, скорее, тревожило.

А с точки зрения супруга одного из тех людей, кто почти наверняка будет ранен или убит в предстоящем сражении, оно приводило в ужас.

Еще больше Драко ненавидел переменчивость ситуации. «Пророк» то сообщал о жутких вещах, и казалось, что Пожиратели вот-вот начнут штурмовать Хогвартс и Министерство. То переставал публиковать тревожные статьи, и наступала передышка. А потом вдруг снова вспыхивала паника. Такая нестабильность выматывала.

Поттер склонился ближе и пробормотал:

— Не ведись.

— Многое из того, что пишут, — правда, сам знаешь.

Поттер пожал плечами.

— Тут мало что можно сделать. Кроме того, пишут и другое — некоторые меняют сторону.

— Из-за нашей семьи, — с горечью заметил Драко.

— Отчасти. — Поттер наклонился еще ближе, вглядываясь в лицо Драко. — Да что с тобой?

— То есть?

— Иногда ты выглядишь, словно… не могу понять. Словно тебя действительно что-то гложет.

— Что бы это такое могло быть, а, Гарри? Возможно, то, что сторона, которой я на самом деле предан, может меня убить?

— Нет, тут что-то более… личное…

Драко уставился на Поттера и уже готов был выдать едкое замечание о том, что нет ничего более личного, чем страх за собственную жизнь, но отказался от этого намерения и замотал головой.

— Не смей. Не смей читать мои…

— Гарри, — прошипела Грейнджер. — Снейп.

Драко вскинул голову и заметил, что Снейп смотрит на них во все глаза. Парни поспешно склонились над котлами, помешивая зелье и изображая бурную активность. Несколько минут спустя Поттер сделал вид, что возвращает дистиллятор, и, воспользовавшись моментом, прошептал Драко на ухо:

— Я не собирался читать твои мысли. Может, после занятий пойдем домой и скинем все с моего стола? Ты начнешь рассуждать о политике, и посмотрим, насколько быстро я смогу… тебя отвлечь. А потом поменяемся.

— На моем столе. Он чище. И устойчивей, — шепотом ответил Драко, незаметно принимая более удобную позу и пытаясь вытеснить созданный словами Поттера мысленный образ воображаемой картиной МакГонагалл в клетчатой ночной рубашке, чтобы справиться с крайне несвоевременным возбуждением. — Это твой способ решать проблемы, да?

— Гениально, правда?

Драко улыбнулся.

— Да. Гениально.

День сто пятнадцатый, четверг

— У тебя слишком хорошо получается, — слабым голосом признал Малфой. Он стоял, тяжело дыша, откинув голову и опираясь одной рукой о стену; другая рука слизеринца еще сжимала пальцы Гарри, но хватка постепенно ослабевала.

— Услуга за услугу — здорово, правда? — улыбнулся Гарри, целуя Малфоя в бедро, а потом встал и прислонился к партнеру, наслаждаясь бешеным биением пульса под своей щекой. — Очнись, через пару минут у нашей группы чары в Большом зале.

Малфой застонал.

— Сейчас, дай передохнуть. Хочу… посмаковать момент. — Глубоко дыша, он рассеянно поглаживал бока и спину Гарри. — Слава богу, у нас есть своя квартира. Можешь представить лицо Финнигана, если бы он нас застал? Или Блейза и Нотта, пытающихся добыть для «Пророка» снимок Мальчика-Который-Отсосал?

— Здорово будет не париться на их счет, когда закончим школу.

— А где ты думаешь поселиться? — спросил Малфой, и Гарри с некоторым удивлением понял, что они пока еще не обсуждали эту тему.

— Меня всегда примут в Норе. И мы с Роном собирались после школы вместе снимать квартиру. — Гарри нахмурился. — Но ведь нам с тобой еще какое-то время придется встречаться, и довольно часто, да?

— Не думаю, что ты мечтаешь трахаться в Малфой Мэнор.

— А что, ты мечтаешь трахаться в Норе?

Малфоя передернуло.

— Нет. И не жажду бывать в квартире Рона Уизли. Нам понадобится какое-то нейтральное место.

— Не говоря уж о том, что твои родители, скорее всего, захотят и дальше поддерживать иллюзию «большой дружной семьи».

— Ну да, это тоже.

— Знаешь, меня до сих пор это удивляет — никого, кажется, не волнует, что мы оба парни. В маггловском мире ни один человек, чтобы повысить статус, не стал бы спекулировать на связи сына с другим мужчиной, кем бы тот мужчина ни был.

— Тебе никогда раньше не нравились парни?

Гарри слегка покраснел.

— Нет! Конечно, нет!

Малфой удивленно приподнял бровь.

— Гарри, тебе не приходит в голову, что немного странно так упирать на собственную гетеросексуальность перед парнем, которому только что сделал минет?

— Видимо, да, — криво усмехнулся Гарри. — Нет, не думаю, чтобы мне по-настоящему кто-то нравился. А тебе?

— Ничего серьезного. Просто… ну, ты знаешь, профессональные спортсмены и все такое. Точно не определишь, где кончается восхищение и начинается желание. — Гарри хихикнул. — Ну и конечно, половина слизеринцев хоть раз да влюблялась в Блейза, хотя парням там ловить нечего, потому что он чуть ли не самый убежденный гетеросексуал в школе.

— А сейчас тебе кто-нибудь нравится?

— Не думаю, что нам уже может кто-то нравиться.

— Но со временем — сможет.

— Со временем — да.

Гарри закрыл глаза, ощущая, как выравнивается дыхание и успокаивается сердцебиение Малфоя.

— Тебя это беспокоит? — тихо спросил слизеринец.

Короткая пауза.

— Тебя это смущает? — ответил Гарри вопросом на вопрос.

Еще одна пауза, теперь подольше, и Малфой посмотрел на часы.

— Пошли, мы опаздываем.

Гарри кивнул, они разомкнули объятия, привели в порядок одежду и собрали книги.

— Не могу найти…

— Знаю, учебник по чарам. Он под этой кучей, — Малфой махнул палочкой в сторону захламленного Гарриного стола. — В последний раз навожу здесь порядок. Я тебе не домашний эльф, — заявил он.

Гриффиндорец кивнул в знак благодарности и извинения, схватил книгу, и парни направились к двери.

И в очередной раз Гарри ошеломила странность всей ситуации. Как только он начинал думать, что привык, что наконец приспособился, — сразу всплывало что-нибудь новое. Гипотезы, которые надо пересмотреть. Реалии, которые надо принять.

В том числе — новую модель поведения. Как, например, то, что теперь они могли дольше обходиться друг без друга. Сегодня они сумели порознь выдержать большую часть урока по астрономии и древним рунам соответственно. Правда, обоим стало немного не по себе, так что сразу после занятия они отправились домой, чтобы «освежить узы», но поскольку это подразумевало секс, посчитали, что жертва себя оправдала.

Они встретились с группой — большей частью состоящей из слизеринцев, плюс Рон и Гермиона — и устроились за столом. Не хватало еще Гринграсс, и группа ждала, когда слизеринка подойдет, чтобы начать занятие. Еще одно приятное изменение: теперь, когда положение семьи изменилось, с Гарри и Малфоем обращались гораздо лучше. Даже Гринграсс временами вела себя вежливо, хотя трудно было сказать наверняка, было ли это причиной или следствием того, что ее роман с Ноттом в последнее время трещал по швам. Похоже, осторожное балансирование Люциуса между поддержкой политической позиции одной стороны и идеалов другой завоевало ему популярность. Кое-кто даже начинал склоняться к мысли, что если Волдеморт будет побежден, на крайний случай останется Люциус — как защитник идей самой консервативной части чистокровных волшебников. Чтобы цель Волдеморта была достигнута, будет ли существовать сам Темный Лорд или нет.

— Драко! — к ним подбежал слизеринский пятикурсник. — Тебя зовет директор. Что-то насчет твоего отца.

Гарри начал вставать с места, но Малфой покачал головой.

— Не надо, я скоро вернусь. Тут не так далеко, мне хватит нескольких минут.

— Ладно, — согласился Гарри, слегка сжал плечо Малфоя и снова уселся.

— Поттер, так ты что, теперь снова ловец и капитан? — спросила Булстроуд.

— Да.

— Как жаль, что Кармайкл не уступил. На капитанском месте Драко стоит двух таких, как он, — заметила Паркинсон.

— Чистая правда, — подтвердил Рон.

— Драко и не рассчитывал на капитанство. Ему повезло, что Кармайкл вообще вернул его в команду, — напомнил Забини.

— Нам всем повезло, от Бэддока одни проблемы, — заявила Булстроуд, ее обращение с Малфоем, так же как обращение Крэбба и Гойла, постепенно становилось более сердечным. — Мне только жаль, что в субботу Драко не сможет играть против Рэйвенкло.

— Он должен играть в субботу — он же прекрасно играет один на один, — возмутилась Паркинсон. — То, что Кармайкл не включил его в состав, — просто глупая политическая возня, вот что это такое, — добавила она, и за столом разгорелась жаркая дискуссия.

Гарри поймал себя на том, что защищает Кармайкла, хотя было довольно трудно пояснить ход своих рассуждений людям, которые не разбирались ни в ловле снитча, ни в супружеских узах.

— Нет, я не преувеличиваю, — снова и снова сердито повторял он. — Чтобы поймать снитч, на нем нужно полностью сосредоточиться, а это нелегко, когда ты на расстоянии от партнера и связь вроде как давит. Мы здорово играем друг против друга, — ладно, пусть даже он лучше меня, спасибо, что напомнила, Паркинсон, — но во время матча один взлетит, а другой останется на трибуне, и ни один из нас к этому не готов. Я не уверен, что смогу подготовиться хотя бы к февральской игре.

— Еще как сможешь, — успокоил его Рон.

— Против Хаффлпаффа? А ты видел, как они играют в этом году?

— Вот и настал тот скорбный день, когда Слизерин и Гриффиндор стали опасаться Хаффлпаффа, — вздохнула Паркинсон и бросила взгляд через плечо Гарри. Гриффиндорец оглянулся.

— А, вот и ты, — заметил он, пододвигаясь и освобождая Малфою место.

Слизеринец наклонился и шепнул Гарри на ухо:

— Нужно поговорить наедине. Прямо сейчас.

Гарри поднялся на ноги, хмуро глядя на Малфоя.

— В чем дело?..

— Ни в чем, — поспешно уверил его слизеринец и добавил, обращаясь к остальным: — Все в порядке. Мы сейчас вернемся, — и, взяв Гарри за локоть, вывел из Большого зала в коридор.

— Что случилось? — спросил Гарри, прислушиваясь к ощущениям и поражаясь тому, насколько полно закрылся слизеринец. Лицо Малфоя не выражало ничего, кроме сильнейшего напряжения, глаза впивались в глаза Гарри, дыхание казалось учащенным, а эмоции представляли из себя такую причудливую смесь, что гриффиндорец просто не мог в них разобраться. — Что случилось? — повторил он.

Малфой глубоко вздохнул.

— Отец нашел его. Того, кто нас проклял.

21 января — 23 января

День сто пятнадцатый, четверг, продолжение

— Что?! Кого?..

— Не знаю, я никогда о нем не слышал. Отец каким-то чудом сумел его найти. Его арестовали, отправили на допрос в Министерство, а завтра доставят сюда. Он снимет проклятье, — Малфой судорожно сглотнул, — и мы… будем свободны.

Гарри вытаращил глаза.

— З-завтра?

— Да.

Они уставились друг на друга, и у Гарри мелькнула мысль, что чувства, охватившие сейчас их обоих, он не смог бы описать даже ради спасения собственной жизни.

— Не может быть… — ошеломленно проговорил он.

— Да уж.

Малфой опустил взгляд, и Гарри заметил, что слизеринца от предельного напряжения бьет дрожь. Как, впрочем, и самого Гарри. Он коснулся плеча Малфоя, не зная зачем — спросить, поздравить, успокоить, самому успокоиться или еще что, — но решил, что причина не важна, поскольку Малфой без колебаний ответил на объятие и прижал Гарри к себе, а потом, улыбнувшись, отстранился и заметил слегка дрожащим голосом:

— Похоже, ты чувствуешь себя так же, как я, когда только узнал.

Гарри сглотнул.

— Все-таки… что произошло?

— Я больше ничего не знаю. Кроме имени: Парнасиус МакКей, но оно мне ничего не говорит. Я не слышал о таком Пожирателе, но, с другой стороны, я же не всех знаю… — Малфой внезапно умолк, охваченный тревогой, и снова слегка напрягся.

У Гарри упало сердце; он судорожно вздохнул.

— Нет, не надо, не закрывайся от меня… — торопливо произнес он.

Малфой бросил на него острый взгляд, но перевел дыхание и заставил себя расслабиться, прислонившись лбом ко лбу Гарри. Они снова погрузились в молчание.

«Свободен», — думал Гарри, еще не отошедший от потрясения. Больше ни уз, ни вынужденной близости, ни времяпрепровождения в компании слизеринцев, ни изоляции от собственных друзей и своего факультета, ни недомолвок в разговорах о политике. Ни постоянного опасения пострадать, если что-то случится с Малфоем, ни необходимости справляться с проблемами, когда все идет наперекосяк…

Свободен идти, куда захочет. Свободен играть в квиддич, общаться с друзьями, учиться на аврора, снимать квартиру с Роном — и не оглядываться на Малфоя. Снова стать семнадцатилетним холостяком.

Свободен.

— Что нам теперь делать? — тихо спросил Гарри, восстановив некоторую ясность мысли.

— Не знаю, — так же тихо ответил Малфой. — Наверное, надо вернуться и рассказать, что случилось. Ты как, готов?

Гарри оцепенело кивнул.

— А потом… потом, наверное… Наверное, нам надо подготовиться или что-то вроде того. Правда, не знаю как, но…

Гарри встряхнул головой — он все еще не пришел в себя, — и они направились в Большой зал.

— Что там такое? — спросила Паркинсон, когда они присоединились к группе. — Что сказал твой отец?

Юноши неуверенно переглянулись.

— Гарри? — забеспокоилась Гермиона. — Что случилось?

Малфой и Гарри обменялись чуть заметными улыбками, и слизеринец откашлялся.

— О, ничего особенного. Отец поймал того, кто нас проклял, только и всего.

— Что?! — изумленно воскликнули сразу со всех сторон, и Гарри не смог сдержать улыбку.

Взглянув друг на друга с веселым удивлением, юноши сели за стол, догадываясь, что позаниматься сегодня, скорее всего, не удастся.

* * *

— Как снять приклеивающие чары? — поинтересовался Гарри вечером.

— Parietibus Dehaerent, — рассеянно ответил Малфой.

Гарри кивнул и, повторив заклинание, снял со стены спальни плакат «Стресморских сорок». Свернув его, гриффиндорец оглядел комнату. Он так и не решил для себя, что стало большим потрясением: сентябрьское проклятье или сегодняшняя новость. Проклятье должно было сильнее выбить из колеи, хотя бы из-за эффекта неожиданности, но почему-то сейчас Гарри испытывал гораздо большее смятение.

— Ты забыл игрока, — напомнил Малфой.

Он махнул палочкой в сторону своих «Осмингтонских ос», собрал игроков на плакат, свернул его в рулон и убрал в сундук вместе с гербом факультета и фотографией заката над святилищем Дельфийского оракула. Еще раз рассеянно взмахнув палочкой, Малфой уничтожил бутылку сливочного пива, принесенную с вечеринки, которую они с Гарри покинули всего двадцать минут назад.

Их друзья ликовали. Веселясь и торжествуя, они решили устроить импровизированную «разводную вечеринку», причем, как объявил Забини, в Выручай-комнате, поскольку ни гриффиндорская башня, ни слизеринские подземелья для этой цели не подходили.

— Отлично, дружище, — с энтузиазмом согласился Рон. — Раз уж у них не было нормальных свадебных праздников, ну, знаешь, мальчишники накануне, а в день свадьбы — общее торжество, сделаем наоборот. Сегодня устроим предразводную вечеринку с ними обоими, а завтра — две отдельных, для каждого из них!

Это оказалось хорошей идеей. Было весело. Все немного опьянели, хотя не пили ничего крепче сливочного пива, вспомнили уйму забавных историй о разных глупостях, сделанных за последние месяцы, и неприятности, которые доставляла вынужденная близость, приобрели юмористическую окраску — теперь, когда с близостью было уже почти покончено. Рон и Паркинсон, например, с удовольствием пересказывали историю о том, как парочка напилась во время «отпуска», и Гарри не мог не восхититься ловкостью слизеринки, которая сумела аккуратно обойти вопрос, почему не выдала пьяного Малфоя.

Вечеринка удалась, и они прекрасно провели время. Гриффиндорцы, слизеринцы, несколько рэйвенкловцев и хаффлпаффцев — все вместе веселились и пребывали в праздничном настроении. Радуясь за Гарри и Малфоя — и тому, что время их принудительной совместной жизни подходило к концу.

— Кто первым разбирает шкаф, ты или я? — спросил Гарри, складывая книги.

— Ты. — Малфой сел у окна и уставился наружу.

— О чем задумался? — поинтересовался гриффиндорец, убирая рубашки в сундук.

— О МакКее. Каково будет с ним встретиться. — Малфой задумчиво нахмурился. — Меня действительно тревожит, что я ничего о нем не знаю. Не знаю даже, связан ли он с кем-то из наших одноклассников. То есть я чуть не свихнулся за последнее время, пытаясь выяснить, кто и как… Думал, если его когда-нибудь найдут, смогу сказать: «О, вот теперь все понятно, как я мог не подозревать», но — не могу.

— Ясно.

— Просто… я хочу сказать… все так бессмысленно. Словно теперь опасность может возникнуть откуда угодно.

— Добро пожаловать в мою жизнь, — рассеянно заметил Гарри, рассматривая пятно на одной из рубашек. — Но если его нашел твой отец, видимо, МакКей — Пожиратель, как все и предполагали.

— Возможно.

— Хотел бы я знать, как твой отец его поймал.

— А я бы не хотел, — отрезал Малфой.

Гарри оторвался от упаковки сундука, на мгновение замер в нерешительности, но все же спросил:

— Ты задумывался, что твой отец будет теперь делать?

Малфой слегка напрягся.

— Конечно.

— И чего бы тебе хотелось?

Слизеринец смерил Гарри серьезным взглядом.

— Хочешь поссориться?

— Нет, не особенно. — Гарри глубоко вздохнул. — Как думаешь, что вообще теперь будет?

Малфой пожал плечами и снова отвернулся.

— Не могу представить, что все станет, как раньше, — и сказав это, Гарри понял, что имеет в виду не только Люциуса.

Малфой тоже это понял, судя по тому, как у него перехватило дыхание.

И он по-прежнему не смотрел на Гарри.

— А ты можешь?

— Почему бы и нет? — тихо ответил Малфой.

— Но ты видел сегодня то же, что и я, правда? Гриффиндорцев со слизеринцами на общей вечеринке — и все прекрасно ладили.

— Видел, да. Но слизеринцы разговаривали только между собой. А завтрашние вечеринки пройдут порознь. Я бы сказал, что скоро все вернется на круги своя.

Гарри нахмурился.

— Не обязательно. Они подружились за последнее время — взять хоть Рона с Блейзом. Дин и Трейси Дэвис практически встречаются. Больше того, Лаванда и Блейз не так давно, можно сказать, тесно общались…

— У Лаванды и Блейза ничего не вышло, сам знаешь. И у Томаса с Трейси не получится. — Малфой встряхнул головой, все так же глядя в окно, и тихо добавил: — У гриффиндорца ничего не получится со слизеринцем.

— Получится. Получилось.

— У нас? — Малфой медленно покачал головой. — Мы шесть лет ненавидели друг друга. Такое не исчезает за четыре месяца.

— Читай «Пророк» хоть иногда, — с горечью заметил Гарри. — Твой отец, кажется, думает иначе. По крайней мере, именно это он говорит направо и налево. Он был на стороне тех, кто убил моих родителей и крестного, — и сам не раз пытался меня убить, а я чуть не убил его и в итоге засадил в Азкабан, — но послушать твоего отца, так это все в прошлом.

— Если ты искренне веришь его словам, ты еще наивнее, чем…

— Ни черта я не верю! — рявкнул Гарри. — Ему — нет, но тебе…

— Какая разница?

— Лгать супругу в начале связи невозможно, Драко. Ты сам говорил.

— Так наши узы уже не новые, Гарри. — Малфой встал, сдерживая закипающий гнев. — Разве ты забыл ритуальный круг? Забыл, сколько там всплыло ненависти? Все едва не сорвалось именно потому, что даже те, кому мы были дороже всего, чуть не позволили своей ненависти убить нас.

— Чуть. А помнишь, почему мы выжили? Как выжили? Гермиона и твоя мама, Панси и Невилл, Рон и твой отец — все они ненавидели друг друга, но забыли об этом, чтобы спасти нас. И Панси, и Снейп, и Рон — все напомнили нам о хорошем, чтобы показать: мы не должны продолжать ненавидеть друг друга только потому, что всегда было так.

Малфой снова отвел взгляд.

— Наша… дружба — реальна. Дружба Блейза и Рона… все это не исчезнет просто так.

— Семья Блейза не служит Темному Лорду. Но это может измениться в любой момент, и тогда…

— Драко… семья Невилла тоже может решить перейти на сторону Волдеморта. Но это не значит, что перейдет — или что Невилл последует за ними.

Повисла тишина.

Гарри с трудом сглотнул.

— После всего, что мы вместе вынесли… почему ты хочешь вернуться к прежнему?

— А какой у нас выбор? Мы не в одной команде.

— Но и не обязаны быть во враждующих.

— Я не верю в то же, что и ты.

— Мне все равно! — огорченно возразил Гарри.

— А мне — нет!

— У нас есть кое-что поважней политических взглядов!

— Да, узы! — раздраженно парировал Малфой. — И завтра их не станет!

— И больше ничего?

— Ничего!

— Лги себе, если хочешь, но не мне!

— Пошел к черту! — Малфой шагнул к выходу.

— Драко! — Гарри схватил его за руку, но слизеринец вырвался.

— Не смей так со мной, слышишь, не смей… — выдавил он.

— Я не позволю, чтобы все вот так закончилось, — сердито ответил Гарри.

— Отлично, пошли, вернемся на вечеринку и скажем, что расходиться рано…

— К черту вечеринку, я не хочу…

— А я… а я не хочу… — Малфой отвернулся, и Гарри внезапно понял, что слизеринец уже на грани и держит себя в руках только усилием воли.

— Извини. — Гарри выпустил Малфоя и отступил. — Иди, если хочешь, но… — Он снова сглотнул. — Это же последняя ночь… Все должно было быть совсем не так.

Слизеринец замер, уставившись в пол, и Гарри почувствовал, как множество самых противоречивых желаний разрывают Малфоя на части, а потом тот наконец развернулся и обнял гриффиндорца.

— Черт, прости, — пробормотал он, уткнувшись Гарри в шею.

— Нет, это ты…

— Заткнись. — Малфой накрыл его рот своим, и Гарри с готовностью поддался тому единственному между ними, что не требовало усилия, что всегда удерживало от срыва, как бы близко к краю они ни подошли.

— О боже, да, — прошептал он, когда Малфой увлек его на кровать и потянул на себя, в то время как их пальцы уже боролись с пуговицами и молниями.

— Мерлин, да, — выдохнул слизеринец в волосы Гарри, торопливо стягивая с него рубашку.

— Ты не?..

— Да, давай… — Малфой приподнялся, высвобождаясь из остатков одежды, перекатился поверх Гарри, дотянулся до флакона с маслом, передал его гриффиндорцу и впился поцелуем ему в губы, задыхаясь от прикосновений смазанных пальцев, энергично помогая и поторапливая: — Хватит, я готов, хочу тебя… — И наконец опустился на Гарри верхом, впуская его в себя.

Гарри застонал, сдержав готовое сорваться с языка проклятье, и, зажмурившись, откинулся головой на подушку. Он снова открыл глаза, только чтобы увидеть, как чувственно двигается запрокинувший голову слизеринец, и был вынужден прикусить губу. Тот выглядел просто потрясающе. Гарри казалось, что можно кончить от одного только вида двигающегося Малфоя, даже если забыть о физических ощущениях.

Хотя ощущения тоже были совершенно сногсшибательными. Гарри подтянулся повыше, вцепился в спинку кровати и снова закрыл глаза, прислушиваясь к прерывистым вскрикам и сознавая, что их с Малфоем соитие — чистая поэзия, рай на земле, полное совершенство. А потом Гарри сел, притянул слизеринца к себе, и их губы слились, а движения стали судорожными и беспорядочными.

Они кончили, вцепившись друг в друга изо всех сил, задыхаясь друг другу в рот. Зажмурив глаза, почти растворяясь один в другом, полностью совпадая — во всем. Полное, черт побери, совершенство.

И завтра все это закончится.

Они сидели, крепко обнявшись, их дыхание медленно выравнивалось. Наконец Малфой глубоко вздохнул, осторожно высвободился и лег рядом; Гарри рассеянно перебирал волосы слизеринца, а тот медленно вычерчивал узоры на Гарриной груди. Оба погрузились в размышления, изо всех сил стараясь не вспоминать, что вместе в последний раз.

Гарри напомнил себе, что после развода его ждет много хорошего. Ему больше не придется зря тратить время, наводя порядок на письменном столе, только чтобы не раздражать Малфоя; улаживать отношения между Роном и Малфоем, которые до сих пор иногда принимались цепляться друг к другу; лавировать в гуще слизеринских интриг; скучать по друзьям…

Тихий вздох вырвал Гарри из задумчивости.

— Что такое?

Малфой слегка покачал головой.

— Знаешь… Не то чтобы я не радовался разрыву связи, но… будет не так просто обходиться без регулярного секса.

Гарри улыбнулся.

— Да, секс — не самое плохое в узах.

— Не чувствуешь себя полным кретином, что целый месяц держал нас на голодном пайке?

— Немного, — хихикнул Гарри.

Малфой откашлялся.

— Когда в следующий раз начнешь с кем-нибудь встречаться, попробуй не задерживаться на стадии пугливой лани и сразу перейти к лучшей части, хорошо?

Гарри проглотил комок в горле, решительно заставив себя не обращать внимания на противоречие между небрежным тоном и бурными эмоциями слизеринца.

— Я постараюсь, правда.

— Забавно, — задумчиво продолжил Малфой. — Я знал, что в конце концов мы сможем встречаться с другими, но не ожидал, что так скоро. То есть я считал, что где-то через месяц будет уже можно, просто не собирался, по крайней мере, до окончания школы. И не только потому, что отец подавился бы собственным языком, если бы что-то такое просочилось в «Пророк».

Гарри усмехнулся, представив себе эту картину.

— Джинни Уизли ведь уже уйму лет в тебя влюблена, да?

— Хочешь спросить, собираюсь ли я с ней спать — теперь, когда для этого уже не надо будет, как ты выразился, изменять направо и налево? — хмыкнул Гарри.

Малфой рассмеялся.

— Помнишь, как она выглядела, когда это услышала? Словно проглотила соплохвостого мантикраба.

— Это было довольно бестактно с твоей стороны.

— Потому что она целую вечность по тебе сохнет?

— Вряд ли. Думаю, она перестала еще на первом курсе.

— Панси клянется, что Уизли не прекращает о тебе думать, даже когда… ну, с кем-нибудь другим. Как я слышал, на нее большой спрос.

— Будет не хватать острых ощущений, пойди и повтори это там, где тебя может услышать Рон.

Малфой фыркнул.

— Ты бы стал с ней спать, если бы она захотела?

— Не думаю. Она сестра Рона. Вряд ли в конечном счете у нас бы что-нибудь сложилось, — покачал головой Гарри.

Малфой закатил глаза.

— Знаешь, никто не ждет, что ты будешь прямо сейчас завязывать отношения на всю жизнь. Это же нелепо — жениться в семнадцать лет.

— Нелепей, чем в семнадцать развестись?

Малфой вздрогнул.

— И правда. Ну, я, во всяком случае, не собираюсь чахнуть с тоски. Вероятно, посмотрю, можно ли убедить Панси… пойти мне навстречу.

Гарри рассмеялся, решительно заткнув ту часть своего «я», которая ощетинилась при мысли о Панси, и понадеялся, что Малфой не обратил особого внимания на эмоции партнера. Конечно, сейчас Гарри чувствовал ревность, но это пройдет после разрыва связи. По крайней мере, надо надеяться.

— Так или иначе, тебе не придется самому искать подругу жизни. Теперь этим займутся твои родители, верно?

— О да. — Лицо Малфоя немного прояснилось. — Да, мы оба сможем получить то, чего хотели. Я — политический союз, а ты — свою маггловскую заморочку с цветами, сердечками, детишками и тому подобным. И теперь нам обоим будет намного легче. — Он хмыкнул. — Если уж мы смогли поладить друг с другом, то сможем ужиться с кем угодно.

Гарри не удержался от улыбки, несмотря на довольно странную тему разговора. Малфой продолжил:

— Теперь ты сможешь как-нибудь заняться сексом с девушкой.

— А что, он сильно отличается?

Слизеринец фыркнул.

— Ну, с моей позиции — довольно болезненной, кстати, — если только чуть-чуть. — Он призадумался. — Но если смотреть с другой стороны… да. Девушки… пожалуй, мягче. И обидчивей. На них уходит больше времени. Что не обязательно плохо.

— Да, не всегда, — зевнул Гарри, чувствуя, как Малфой пропускает его волосы сквозь пальцы, рассеянно распутывая основной колтун.

— Но поначалу… может быть непросто, — добавил слизеринец, и Гарри заметил неуверенность в его голосе.

— Ага.

Малфой словно хотел сказать что-то еще, но потом вздохнул и пожал плечами.

— Нужно просто привыкнуть, и все будет в порядке.

Гарри прижал слизеринца к себе и внезапно захотел сказать, что нет, ничего не будет в порядке, но прогнал эту мысль и сосредоточился на удовольствии от объятия. Может быть, это в последний раз.

Малфой поглаживал Гаррину щеку — такое нежное прикосновение, такое привычное. Каково будет никогда больше этого не чувствовать? И спать одному? Гарри взял слизеринца за руку, переплел их пальцы и уткнулся носом ему в шею. Глубоко вздохнул — и рассмеялся, почувствовав, что тот снова начинает возбуждаться.

— Шутишь.

Малфой улыбнулся, немного смущенный, и пожал плечами.

— Вполне возможно, — признал он. — Знаешь, последний шанс и все такое.

Гриффиндорец закрыл глаза, не желая думать о том, насколько небрежным и безразличным показался бы голос Малфоя любому, кто не мог бы почувствовать его смятения. Как уже завтра не сможет сам Гарри.

— Вполне возможно. — Гарри вернул улыбку и поцеловал Малфоя, а тот принялся покрывать поцелуями шею и грудь гриффиндорца, медленно перемещаясь все ниже и ниже. — Драко, — прошептал Гарри, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться на губах и языке Малфоя, который уже добрался до живота. — Можешь… хочешь быть сверху?

Малфой замер; воцарилась долгая тишина.

— Шутишь.

— Нет.

Малфой испустил гортанный стон и передвинулся вверх, стиснув Гарри в объятиях и зарывшись лицом в его волосы.

— Что такое? — нервно спросил Гарри.

— Просто… просто ты… идиот, — приглушенным голосом ответил слизеринец. — Это наша последняя ночь, а ты… — Он медленно покачал головой и добавил: — Просто… черт, Гарри, иди ты на хуй.

— О том и речь, — немного неуверенно подтвердил гриффиндорец, и Малфой мимолетно улыбнулся. — Разве ты не хочешь?

— Хочу. Но… почему сейчас?

— Думал… думал, еще будет время. Я и раньше хотел, но…

Малфой кивнул и кашлянул, прочистив горло.

— Ты уверен?

— Да.

— Я не хочу сделать тебе больно.

— Не сделаешь.

Малфой впился в него взглядом, и Гарри подумал, что раньше, до уз, мог бы поклясться: все, на что способен слизеринец, — это подстраивать пакости, оскорблять и трусить. Но за время связи Гарри видел Малфоя с самых разных сторон. Видел его нервным, задумчивым, возбужденным, удивленным, усталым, ласковым, веселым… а еще — серьезным и нежным, как сейчас. В нем оказалось столько всего, о чем Гарри даже не подозревал, хотя они шесть лет встречались почти ежедневно.

Гарри вздохнул и откинулся на подушку, предоставив Малфою вести, захваченный медленно нарастающим возбуждением. Как все знакомо. Сколько раз они прикасались друг к другу, изучая, что кому нравится. Гарри точно знал, какого места на шее надо коснуться, чтобы Малфой начал извиваться. Какие ласки быстрей доводят его до предела. Какие звуки он издает, приближаясь к оргазму. И Малфой знал столько же: как обнимать Гарри, какие поцелуи он предпочитает, как ему нравится, чтобы слизеринец иногда держал его за руки и не давал двигаться свободно…

Малфой указал на масло, вопросительно приподняв брови; Гарри кивнул и закрыл глаза. Слизеринец поцеловал его, и Гарри растворился в ощущениях: теплые, шелковистые губы, рука, ласкающая лицо, другая рука, размазывающая масло, — и подступающее головокружение. Пальцы, язык, губы, заставляющие полностью расслабиться, вызывающие дрожь и отчаянное желание почувствовать, как Малфой…

Гарри ахнул от мимолетной боли, ощутил беспокойство Малфоя и поспешно приник к его губам, как только слизеринец попытался отстраниться. И снова ахнул, когда тот шевельнул пальцами внутри.

— Боже, это и правда приятно, — с легким удивлением пробормотал он, и Малфой хихикнул.

— А ты думал, я притворялся?

— Нет, но… о боже, — Гарри подавил стон, борясь с желанием кончить, которое становилось все сильней и сильней. — Это так… черт, почему я раньше этого не делал?

— Рано радуешься, — предупредил Малфой. — Сейчас… сейчас я… Будет больно, ты же знаешь, да?

— Плевать. — Гарри вцепился в слизеринца и снова притянул в поцелуй. — От чего мне больно, так от того, что чертовски нужно кончить, а ты, конечно, не торопишься, — разочарованно добавил он.

— Терпение, — рассмеялся Малфой.

— На хрен терпение. — Гарри привлек Малфоя на себя и обхватил ногами его бедра. — Я не хочу ждать всю ночь, Драко, — добавил он, и слизеринец фыркнул.

— Настойчивый, да?

— Пожалуйста, ну давай же, пожалуйста, — шепотом взмолился Гарри, обострившиеся ощущения сводили его с ума. Малфой удерживал гриффиндорца на такой тонкой грани наслаждения, что довел почти до исступления, но поторапливаться, похоже, и не думал.

— Я… не хочу сделать тебе больно, — тихо признался Малфой между поцелуями; его руки и губы приводили Гарри в такое состояние, что он уже не мог сдерживать непрекращающиеся стоны. — Гарри… ты уверен?

— Чтоб тебя, Малфой, пожалуйста, я ведь сказал уже, пожалуйста, — вырвалось у Гарри; часть его сознания пыталась понять, как можно одновременно так страстно желать и разрядки, и бесконечного продолжения.

Малфой глубоко вздохнул, шевельнулся — и Гарри прикусил губу и закрыл глаза. Слизеринец сказал правду: действительно было больно, хотя и не слишком. Но какая разница, если они с Малфоем — наконец-то — делали нечто настолько интимное, такое, что Гарри даже не подумал бы делать с другим; и поверх быстро отступающей боли и головокружительного возбуждения осталась только мысль: каким идиотом он был, что не решился раньше. И как ясно понимал сейчас, почему Малфой совсем не возражал быть снизу.

Как странно осознавать себя одновременно и всевластным, и полностью бессильным. Другая плоть в его теле, другой человек определяет большую часть происходящего — и все же Гарри не чувствовал себя используемым, не ощущал ни испуга, ни обиды — ничего из того, что боялся. Словно привычное чувство — что Малфой, позволяя Гарри вести, тем самым даровал ему невероятную привилегию — повернулось другой стороной, и Гарри мог ощущать восторг слизеринца, получившего возможность делать что захочет. Его сосредоточенность и внимание, с которым он заботился, чтобы Гарри получил не меньше удовольствия, чем он сам.

Позволить контролировать себя — какое невероятное ощущение. Именно то, чего не хватало Гарри, когда он был сверху, потому что он всегда немного тревожился, как бы случайно не повредить Малфою. Позволить контролировать себя — и дать Малфою делать что хочет; чувствовать, как он дрожит, толкаясь в Гарри, сжимая Гарри в объятиях, ведя Гарри и заботясь о нем.

Он откинул голову, застонав от удовольствия, когда Малфой переплел их пальцы, удерживая руки по бокам, доводя Гарри до предельного напряжения, перед тем как наконец — наконец-то — толкнуться чуть-чуть сильней… и они вскрикнули одновременно, настигнутые оргазмом.

День сто шестнадцатый, пятница

Драко еще раз проверил письменный стол. Пусто. Заглянул в ящики шкафа в гостиной. И там ничего. Поттер заканчивал разбирать комод, проверяя, не прихватил ли случайно одежду Драко.

— Эм-м… — Слизеринец обернулся. Поттер держал в руках ворох парадной одежды. — Не знаю, как у вас принято… я говорю о рождественских подарках. Хочешь, чтобы я их вернул, или?..

— Мне хватает собственных мантий, — удивленно ответил Драко. — Кроме того, это не мой цвет. А что, ты хочешь назад дистиллятор?

— Я бы все равно не знал, что с ним делать, — заметил Поттер.

— Очищать жидкости, знаешь ли.

— Нет. Оставь себе, он твой. — Гриффиндорец убрал одежду в сундук. — А это заберешь? — спросил он, указав на набор мячей, который они купили, чтобы не бегать каждый раз в квиддичный сарай.

— Нет, возьми себе.

— Спасибо, — ответил Поттер, запирая сундук.

Драко застегнул рубашку и растерянно огляделся.

— О, спасибо, — поблагодарил он Гарри, который передал ему галстук и направился в ванную.

Драко повязывал галстук и наблюдал, как гриффиндорец упаковывает зубную щетку и бреющее зелье и начинает причесываться. Они переглянулись в зеркале, и Драко, приняв из рук Гарри ленту, связал ему волосы в хвост. Гарри улыбнулся в ответ, убрал расческу и вышел из ванной. Драко тоже привел себя в порядок, упаковал умывальные принадлежности и после недолгого колебания выбросил полупустую бутылку зелья терпения, вспомнив, что прекратил его принимать три месяца назад, вскоре после последней госпитализации. Очевидно, оно стало не нужно.

«И наверное, поторопился выбросить», — раздраженно подумал Драко, вернувшись в гостиную и увидев, что Поттер все еще не закончил сборы. Похоже, разыскивал один из учебников, который — ничего удивительного — был зарыт под грудой бумаг на письменном столе. Драко выудил книгу и бросил ее Поттеру.

— Последний раз навожу за тобой порядок, — заявил слизеринец — и вздрогнул, как только слова сорвались с губ.

Поттер судорожно кивнул.

Они еще раз осмотрелись. Все было убрано. Все, что делало комнаты их домом: книги, одежда, плакаты, фотографии, безделушки — ничего не осталось, теперь это были просто пустые комнаты с двумя грудами вещей у входной двери. Пока Гарри и Драко будут разводиться, эльфы разнесут вещи по спальням, и на этом все закончится.

Они направились к выходу, но в последнюю минуту Драко остановил гриффиндорца, не зная, какими словами выразить то, что должно было быть сказано, но понимая: не сказать — нельзя.

— Гарри. — Поттер вопросительно взглянул на него, и Драко кашлянул. — Все может… закончиться грязно. В смысле… с моей семьей — после разрыва связи. Я этого не хочу, но…

— О чем ты говоришь?

— Отец… — Драко в нерешительности помедлил.

— Он говорил тебе, что будет делать, если найдет преступника?

Драко медленно кивнул.

— Кому-то может грозить опасность?

— Не совсем. Просто это может быть… некрасиво.

— Другого я от твоего отца и не ждал, — отрезал Гарри, и Драко попытался почувствовать себя оскорбленным, но не смог. Он отвел взгляд, а Поттер вздохнул и прикоснулся к его плечу. — Извини.

Драко сглотнул.

— Если что-нибудь случится… то не по моей инициативе. — Он прокашлялся. — Постарайся не забыть об этом, ладно?

— Ладно, — ответил Поттер, обеспокоенно взглянул на Драко и мягко подтолкнул его к двери.

* * *

«Значит, это и есть Парнасиус МакКей», — размышлял Драко час спустя, пока они дожидались окончания последних приготовлений. В кабинете мадам Помфри в больничном крыле собралась довольно большая толпа народа: Драко, Поттер, Люциус Малфой, Помфри, МакГонагалл, министерский архивариус, целитель из больницы святого Мунго и Парнасиус МакКей в блестящих кандалах, прикованный цепью к двум сопровождающим аврорам. Очевидно, к сегодняшнему событию детально и тщательно подготовились — судя по количеству присутствующих, объему бумаг и официальности процедуры.

Драко в десятый раз пожалел, что им запретили разговаривать с МакКеем, кроме как во время самой церемонии. Поскольку это означало, что не удастся спросить о том, что их с Поттером интересовало больше всего: какого черта тот вообще это сделал. Не то чтобы у них не было своих соображений, но было бы неплохо услышать подтверждение из первых уст.

— Что ж, думаю, почти все готово, — заявил архивариус, подзывая к себе обоих юношей и указывая на длинный свиток пергамента, озаглавленный «Расторжение брачных уз». — Вам нужно только написать свои имена вот здесь и подписаться вот тут, в знак того что вы согласны расторгнуть связь.

Драко взял перо, написал свое имя, расписался и передал пергамент Поттеру.

— Нам пришлось составить для вас новый образец разводного документа, знаете ли, — поделился архивариус, пока Поттер расписывался. — Все бланки, что нашлись в Министерстве, указывают в качестве причин развода «супружескую неверность», «непреодолимые противоречия» или «уход из семьи». Так что нам пришлось создать образец специально для случаев «расторжения вынужденной связи». Старейший из наших архивариусов вспомнила, что видела такой документ в ранней молодости. Даже знать не хочу, когда это было.

Поттер закончил расписываться и шагнул назад.

— Отлично, — просиял архивариус. — С бумагами пока все. Остальными займемся после разрыва уз. Профессор МакГонагалл будет одним из свидетелей, мадам Помфри может стать другим. — Он жестом подозвал авроров и преступника и обратился к Драко и Поттеру: — Теперь встаньте лицом друг к другу и соедините правые руки, — а потом велел МакКею встать перед ними.

Драко с любопытством наблюдал, как правую руку преступника освободили от кандалов и вложили в нее палочку; левой рукой он оставался скованным с аврорами.

МакКей избегал встречаться взглядом с юношами; казалось, он боится собственной тени. Он позеленел от страха и совершенно не походил на Пожирателя смерти. Хотя у Драко почему-то появилось чувство, что МакКей не был от природы робким человеком, просто до смерти боялся Люциуса, который ни на секунду не сводил с него глаз.

Драко взглянул на Поттера, который нервно переминался рядом.

МакКей указал палочкой на их соединенные руки и с запинкой произнес:

— L-lux Vinculum.

Юноши глянули вниз. Их запястья обвила переливающаяся лента, покрытая чем-то вроде кельтского орнамента. Драко осторожно попробовал двинуть рукой и обнаружил, что лента держит крепко.

— Желаете ли в-вы разорвать связь друг с другом? — спросил МакКей.

— Да, — ответили они.

— Является ли ваше желание обоюдным и добровольным?

— Да.

— Тогда отныне вы больше не одно целое, но два отдельных человека. Вы свободны друг от друга и вправе идти по жизни своей дорогой. Finite Matrimonium.

Сияющая лента на мгновенье вспыхнула, потом поблекла и исчезла.

МакКей погрузился в глубокую задумчивость, покусывая губу и обеспокоенно поглядывая на Люциуса.

— И… это все? — спросил Драко.

— Все, — с готовностью откликнулся архивариус, пока авроры разоружали и снова заковывали МакКея.

Целитель вышел вперед. Взмахнув палочкой над юношами, он пробормотал несколько заклинаний.

— Как вы себя чувствуете? — рассеянно спросил он Драко.

— Хорошо.

— А он как себя чувствует? — спросил целитель, кивнув в сторону Поттера.

Драко открыл рот, чтобы ответить, — и снова закрыл. Моргнул. Взглянул на гриффиндорца, который ответил озадаченным взглядом.

Ничего. Драко ничего не чувствовал. Поттер стоял прямо перед ним, они все еще держались за руки, но Драко не ощущал никаких эмоций, кроме своих собственных. Он с трудом сглотнул. Это было все равно что внезапно ослепнуть.

— Мистер Малфой? — окликнул целитель.

— Я… не знаю.

— Очень хорошо, — улыбнулся целитель. — Теперь вам нужно только отпустить руки, и разрыв будет завершен.

Поттер слегка нахмурился и заморгал. Он казался таким же ошеломленным, как сам Драко, но сказать наверняка было невозможно. Драко совершенно ничего не чувствовал. Они уставились друг на друга, вглядываясь в лица, пытаясь найти хоть какой-то ключ к пониманию. Поттер начал было разжимать пальцы, но вместо этого вдруг усилил хватку и шагнул чуть ближе. Драко повторил его движение, пытаясь утихомирить ту часть себя, которая немного стеснялась проявлять чувства перед отцом.

Он не мог не ответить. Не мог так просто перейти от брака к полному отчуждению.

Поттер нерешительно коснулся плеча, потом щеки Драко, и тот тоже поднял свободную руку к лицу гриффиндорца, нежно заправив прядь волос ему за ухо. И к черту отца, который, вероятно, сейчас смотрит на Драко убийственным взглядом.

Минуту они пристально вглядывались друг другу в глаза, а потом Поттер осторожно высвободил руку и отстранился.

— В нарушении ориентации нет ничего необычного, — успокоил целитель. — То есть ее не назовешь «обычной» — большинство пар разводится после долгих лет связи и фактического разъезда, поэтому их узы почти никогда не бывают так сильны, как ваши. Но судя по разводам молодоженов, несколько дней чувствовать себя выведенным из равновесия — совершенно нормально. — Целитель закончил обследовать Драко и повернулся к Поттеру. — Не тревожьтесь, если все еще испытываете чувства друг к другу, это пройдет. Воспринимайте желание быть вместе как привычку; ее просто нужно преодолеть, и все закончится. — Он опустил палочку, давая понять, что закончил обследование.

— Прекрасно. А теперь — профессор МакГонагалл, мадам Помфри, вам осталось только подписаться вот здесь… — Архивариус посторонился, давая свидетельницам возможность поставить подписи на документе.

— Хорошо, что сегодня пятница, — добавил целитель. — Вам не придется встречаться, по крайней мере, до понедельника. Может быть, стоит взглянуть на расписание и подумать, нельзя ли его изменить. Семестр только начался, так что вряд ли возникнут проблемы из-за пропущенного материала.

— Да… мы говорили об этом, — признался Драко, пытаясь восстановить самообладание. — Наверное, я снова буду ходить на чары со Слизерином.

— И только?

— Но мы действительно не можем поменять другие предметы. Кроме того, большинство уроков все равно совместные.

— У него занятия по чарам будут совпадать с моим обедом, потом он будет приходить на обед, а я — уходить на чары с Гриффиндором, — добавил Поттер.

— А пустые уроки у вас совпадают?

— Да, один, но его нечем заменить.

— Не проводите это время вместе, — посоветовал целитель. — По крайней мере, первые несколько недель. Будет тяжелей отвыкать. — Он сделал пометку в записях. — Что ж, у меня все. С медицинской стороны к вам больше нет вопросов.

— И с юридической — тоже, — радостно подхватил архивариус. — Поздравляю со вновь обретенной свободой, молодые люди.

Отец Драко кашлянул, прочищая горло.

— Драко, нам нужно многое обсудить. — Он бросил нетерпеливый взгляд на Поттера, очевидно желая, чтобы тот поскорее ушел.

— Поттер? — негромко позвала МакГонагалл.

Поттер ответил мимолетной улыбкой, встряхнул головой и вышел. Драко смотрел ему вслед, совершенно потрясенный тем, что впервые за несколько месяцев не может чувствовать, как уходит гриффиндорец.

— Драко. Нам нужно многое обсудить, — нетерпеливо повторил отец, и Драко судорожно кивнул, заставив себя отвести взгляд от только что закрывшейся за Поттером двери.

— Мистер Малфой, благодарю вас за помощь в поимке МакКея, — холодно произнес один из авроров, и Драко отчетливо ощутил презрение, которое тот испытывал к Люциусу.

Возможно, аврор знал или подозревал, что за то, каким способом отец поймал МакКея — каким бы этот способ ни был, — его самого, вероятно, следовало посадить в Азкабан.

Отец вежливо наклонил голову, в его любезной улыбке тоже явно сквозило презрение.

— Не стоит благодарности, — церемонно ответил он. — Всегда рад помочь. — Он в последний раз взглянул на МакКея — Драко вздрогнул, заметив, как тот инстинктивно отшатнулся, — и вежливо добавил: — А теперь, если мы вам больше не нужны?..

— Нет, благодарю вас, сэр, вы оба можете идти, — ответил аврор.

Отец вывел Драко за дверь и во внутренний двор, где сразу же наложил шифрующие речь чары.

Драко, дрожа, поплотней закутался в мантию, завидуя теплому, подбитому мехом отцовскому плащу.

— Прекрасно. Я рад, что все закончилось, — оживленно заговорил отец и, заметив, что Драко дрожит, нетерпеливо махнул в его сторону палочкой. — Calorum. У меня не слишком много времени, так что слушай внимательно. Я собираюсь отправиться к Темному Лорду с новостями о том, что произошло, — и о МакКее.

Драко моргнул.

— О МакКее? Так он…

— Да, — отрезал отец. — И отчасти потому я должен увидеться с Лордом как можно скорее. Я организовал все так, чтобы передача МакКея аврорам не принесла нам вреда, хотя это было очень непросто. — Он помолчал. — Кроме того, мне удалось найти… что предложить в качестве компенсации, — осторожно продолжил он. — Но я не уверен, что этого будет достаточно.

Драко уставился на него, моментально забыв о переживаниях по поводу развода.

— Темный Лорд не склонен прощать. Надеюсь, то, что я ему предложу, в достаточной мере оправдает мои действия, но на случай неудачи я оставил у наших адвокатов письма с указаниями — и для них, и для тебя с матерью, — что делать в случае моего… исчезновения.

Драко с трудом сглотнул. О Мордред.

Визиты отца к Темному Лорду раньше казались такими захватывающими, но сейчас Драко мог только содрогаться от страха. Отец собирался рискнуть и отправиться навстречу неизвестности, и неизвестно, когда он вернется, да и вернется ли вообще, а Драко только что потерял супруга и не может лишиться еще и отца…

Он опустил взгляд, поспешно прогоняя желание как-то проявить свою тревогу — заплакать или еще каким-то образом расчувствоваться, например, вцепиться в отца и просить его никуда не ходить, — а потом услышал, как отец покашливает.

— Драко. — Люциус коснулся его руки, и Драко испуганно поднял голову. Отец никогда не дотрагивался до него. Никто не прикасался к нему, кроме Гарри. — Не нужно волноваться. Я бы никогда не пошел на необдуманный риск. — Он слегка улыбнулся. — Думаю, все будет в порядке. Просто предупреждаю о возможности плохого исхода, потому что ты уже достаточно взрослый, чтобы не скрывать от тебя неприятные перспективы.

Драко кивнул, судорожно сглатывая, и после недолгого колебания выпалил:

— Будь осторожен, — и мысленно пнул сам себя. Можно подумать, отец бывает неосторожен. Какая глупость, в самом деле.

Но отец не смерил Драко неодобрительным взглядом, только слегка улыбнулся и кивнул.

— Буду. — Он плотнее запахнул плащ. — А теперь выброси все это из головы. Сосредоточься на учебе. Думаю, поначалу ты будешь выбит из колеи, но веди себя так, как советовал целитель, и все наладится. Просто постарайся держаться как подобает члену нашей семьи — как ты и делал все последнее время.

Отец зашагал прочь, и Драко выругался про себя. Почему он не может просто радоваться редкому случаю родительского одобрения? Почему не может не думать о скрытом смысле намерений отца?

* * *

Праздничный вечер подходил к концу. Драко потянулся, глянул в сторону стола, с которого шестикурсники левитацией убирали бутылки из-под огневиски, и рассудил: уже достаточно поздно, чтобы отправиться спать, не рискуя услышать шуточки насчет раннего ухода. Две вечеринки за два дня — некоторый перебор, да Драко и не чувствовал особого желания праздновать, что бы там ни думали его одноклассники. Он просто устал и хотел добраться до кровати.

Хотя в целом вечер удался, несмотря на дурные предчувствия. Когда Драко после развода спустился в подземелья, он внезапно сообразил, что в отсутствие Поттера со товарищи вечеринка может вылиться в старые добрые слизеринские нападки на гриффиндорца. К счастью, ничего подобного не произошло. Хоть и прозвучала уйма грязных шуточек о том, как Драко распорядится вновь обретенным холостяцким статусом, не было почти никаких упоминаний о Поттере.

— Твоя работа? — в какой-то момент тихо спросил Драко у Панси.

— Не совсем. Хотя, может быть, я и давала понять: никто не знает, что будет дальше. Не слишком определенно, но достаточно прозрачно, чтобы они поискали другие темы для шуток.

— Почему?

— Милый, — ухмыльнулась она. — Скажем так: я забочусь о том, чтобы ты был передо мной в неоплатном долгу.

— Теперь я действительно начинаю волноваться, — пошутил Драко.

— На то и рассчитано, — самодовольно ответила она.

Он огляделся и обнаружил Панси в углу гостиной, выясняющей отношения с Куини Гринграсс и группой ухмыляющихся подпевал-шестикурсниц. Драко прищурился, пытаясь разобрать, о чем они так яростно перешептываются. Это походило на обычную женскую свару, но учитывая, на чьей стороне была каждая из девушек…

«Вот стерва», — мысленно выругался он, наблюдая, как Куини набрасывается на Панси. Не то что его подруга сама под настроение не могла проявить стервозность, но Куини была слишком уж неумной и заурядной. Ни блеска, ни утонченности, ни чувства юмора — ничего.

А раз в месяц она становилась просто невыносима, как и ее подружки, все — участницы подпольных слизеринских шабашей, и все, судя по времени, должны быть сейчас в полной боевой готовности. Драко вздохнул. Снейп изо всех сил пытался бороться с шабашами, которые все равно проводились год за годом. Дело не только в том, что кровное волшебство считалось Темным, но и в том, что для остальных студентов было слишком опасно сталкиваться с последствиями непредсказуемого влияния изменчивой лунной магии на гормонально нестабильных девочек-подростков.

Гм… Боевая готовность, говорите? Куини уже слишком долго пристает к Панси, к тому же довольно опрометчиво одета в белые брюки…

— Flumen Mensanguina, — пробормотал Драко, махнув палочкой в сторону Куини, и был вознагражден испуганным выражением, внезапно появившимся на ее лице.

Она нервно закрутила головой, обшаривая взглядом гостиную, энергично пошепталась с подружками и убралась прочь — в плотном кольце своих сторонниц, обернув мантию вокруг талии.

Панси проводила Куини взглядом, озадаченная внезапным прекращением ссоры. Оглядевшись кругом и заметив самодовольную улыбку Драко, девушка подошла, присела рядом и, не тратя время на расспросы, как удалось избавиться от Куини и компании, крепко обняла.

— Я так рада, что ты вернулся, — выдохнула она.

— Да. Я тоже. — Драко зевнул. — Но нам уже пора по постелям.

— Господи, Драко, тебе нужно заново учиться флиртовать, если это все, на что ты теперь способен, — фыркнула Панси, и Драко улыбнулся. — Хотя ты прав, нам действительно пора спать. Думаю, я пересидела еще на вчерашней вечеринке.

— Всем пора спать, — простонала Миллисент. — Завтра игра. Надо готовиться к неизбежному проигрышу. И почему твой отец не мог найти МакКея неделю назад?.. — Она тяжело вздохнула и направилась в спальню, слегка покачиваясь и прихватив бутылку сливочного пива.

— От тебя завтра не будет толку, — осуждающе заметил Драко.

— Какая разница, — уныло буркнула она. — Мы все равно обречены. С тем же успехом Поттер мог проклясть Бэддока навечно. Пошли, Панси.

И Панси, обняв Драко в последний раз, отправилась за Миллисент.

— Так странно видеть тебя одного, — заметил Блейз, когда они шагали по коридору к спальне семикурсников, где уже храпели Крэбб с Гойлом. — Тебе без него не по себе?

Драко пожал плечами.

— Немного. Но целитель сказал, что к понедельнику все придет в норму.

— Странно будет видеть вас врозь на уроках.

— Мы и раньше сидели врозь. Просто все станет как было, только и всего.

— Ты разговаривал с отцом?..

— Мне ничего не известно.

Блейз кивнул. Вот и славно.

— Ну, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Драко и скользнул в постель, которая внезапно показалась слишком большой и холодной.

Он натянул на себя одеяло, пытаясь согреться, желая… и приходя в смятение от того, как сильно, как глубоко тосковал по теплому телу рядом с собой. Не обязательно по Гарри — просто по кому-нибудь. По тому, кто мог бы обнять и согреть. Кто мог бы быть рядом всю ночь.

«Это только привычка, ничего больше, — сказал он себе. — Привычка, от которой я смогу избавиться».

Он закрыл глаза и попытался заставить себя уснуть, выкинув из головы все мысли о гриффиндорце. Обхватив себя руками, чтобы унять дрожь, стараясь сосредоточиться на тишине, безмятежности и покое.

Бесполезно.

Что ж, прекрасно. Драко поднял палочку, прошептал «Dormitas» и почувствовал, как проваливается в сон.

День сто семнадцатый, суббота

Гарри не сводил глаз с игроков, в то время как вокруг него толпа приветствовала последний яростный бросок рэйвенкловских охотников. Он не собирался разглядывать находящиеся напротив слизеринские трибуны и высматривать Драко в море зеленого и серебряного. Он собирался смотреть на игроков и думать об игре. Думать о стратегии, о подготовке гриффиндорской команды, о том, как использовать рэйвенкловские приемы в матче против Хаффлпаффа и каким способом разбить Слизерин в конце сезона.

Он собирался радоваться тому, что Драко сегодня не играет. Гарри на самом деле не знал, смог ли бы это выдержать. Если бы Драко играл, Гарри, наверное, не пришел бы совсем. В сущности, он не был вполне уверен, стоило ли ему вообще приходить.

Какая глупость. Конечно, стоило, это же квиддич. Жизнь должна вернуться в нормальное русло, а понятие «нормально» включает поход на стадион.

«Нормально» означает, что нужно избавляться от некоторых привычек, а именно от привычки к постоянному присутствию Драко — и в физическом, и в ментальном смысле. С привычками можно справиться. Например, хотя Гарри привык избегать соприкосновений с кем бы то ни было и сейчас чувствовал себя чертовски неуютно среди толпы, он заставил себя терпеть, и все оказалось не так плохо. Гермиона старалась помочь: она тепло обняла его, когда он вернулся в Гриффиндор после развода, весь вечер как можно чаще касалась плеча, а сегодня утром мягко подтолкнула к двери гостиной. И хотя внутри у Гарри все сжималось, он быстро научился никак это не проявлять.

Ко всему можно привыкнуть. Гарри привык быть женатым, с таким же успехом привыкнет быть холостяком. Или разведенным — кем бы он там теперь ни являлся.

Еще один квоффл — и слизеринские трибуны разразились ликованием, в то время как рэйвенкловские застонали от огорчения. Слизеринцы держались вполне прилично, пятьдесят — десять. Рэйвенкловский вратарь может просто-напросто утопить команду, если его не заменят. Что маловероятно: замена игрока в середине сезона — кроме случаев отстранения от игр или серьезных травм — дело не слишком обычное, если речь идет не о Слизерине.

Гарри снова спросил себя, каково будет играть против Драко в финальном матче Гриффиндор — Слизерин. И снова выкинул эту мысль из головы, потому что не должен был думать о Драко.

Хотя в самом факте мыслей о Драко не было ничего ненормального. Гарри до сих пор чувствовал себя во многом так же, как и перед разводом, разве что больше не мог ощущать мысли и чувства слизеринца. Странно было бы не думать о нем. Не проскучать по нему весь вечер, не проснуться наутро с чувством утраты. Они почти четыре месяца делили постель и четыре месяца просыпались, ощущая тепло друг друга, и их ноги переплетались, и голова Драко лежала на плече Гарри, и рука Драко обнимала Гарри за талию. Постель в гриффиндорской спальне до сих пор хранила запах Драко. Неудивительно, что Гарри проснулся расстроенным и смущенным, оказавшись после жаркого сна, с утренней эрекцией, в пустой постели, где не от кого было получить помощь. Так что его чувства были совершенно естественны. Со временем они исчезнут.

Игроки Рэйвенкло выполнили очередной безумный маневр и чуть не врезались в трибуну, Гарри вздрогнул, а Джинни ахнула и схватила его за руку. Зато рэйвенкловцам, разумеется, удалось забить квоффл. Гарри начинал проникаться все большим уважением к Рону, который сумел выстоять против них в осеннем матче.

— Еще десять очков у Рэйвенкло! — голос Смита перекрыл и недовольное ворчание слизеринских болельщиков, и ликующие крики рэйвенкловских. — И рэйвенкловцы… ах!

Комментатор не успевал за событиями.

Один из рэйвенкловских игроков случайно сбил с метлы своего охотника. Он немедленно рванулся вниз, подхватил девушку на свою метлу, догнал ее метлу, помог пересесть и, не теряя ни одной лишней секунды, снова взмыл вверх.

— Подхват Трэверса! — прокричал Смит, в то время как болельщики хором испустили вздох облегчения и бешено зааплодировали. — Прекрасно выполненный — очевидно кое-кто брал уроки у Поттера с Малфоем, и слава богу, учитывая, как рискованно играют в этом году рэйвенкловские охотники. А слизеринский загонщик Булстроуд…

Гарри потерял нить комментаторских рассуждений, а его глаза безошибочно нашли светловолосую голову на противоположной трибуне. Они с Драко быстро обменялись усмешками и демонстративно отвернулись друг от друга.

Они и правда усовершенствовали этот прием, хотя изначальной причиной был несчастный случай: Драко нечаянно столкнул Гарри с метлы, мгновенно рванулся вниз — и Гарри едва успел заметить, что падает, как уже оказался на метле Драко. Они спикировали с дикой скоростью, пытаясь догнать улетающую метлу, и Гарри прыгнул на нее, не позволяя себе задумываться, какое безумие перепрыгивать в воздухе с одной метлы на другую. И только потом они поняли, что только что выполнили подхват Трэверса.

Им все же пришлось несколько минут передохнуть, поскольку обоих немного трясло. Они внезапно осознали, что едва избежали гибели: если бы Гарри серьезно травмировался, Драко, вероятно, умер бы от шока, а Гарри — вслед за ним.

Но немного успокоившись, они сообразили, что можно отлично поразвлечься, прервали игру и начали специально тренировать подхват — на всякий случай, если когда-нибудь понадобится. Учитывая, как обычно проходили их игры, можно было не сомневаться, что случай представится.

Они выполняли подхват снова и снова, много раз. Во время игры, во время разминки или просто забавы ради. Ловко и красиво — и идеально согласованно.

И больше никогда этого не сделают.

«Это просто привычка — привычка к его присутствию, — напомнил себе Гарри. — Я смогу с ней справиться. Точно так же, как с тем, что не могу спать один, не выношу чужих прикосновений и тоскую по нему. Я привыкну и не буду больше об этом думать».

И он заставил себя аплодировать вместе с остальными гриффиндорцами, когда рэйвенкловский ловец поймал снитч.

(Перевод Aresu)

25 января — 4 февраля

День сто девятнадцатый, понедельник

— …хоть иногда, для разнообразия, — процедила сквозь зубы Панси, и до Драко наконец дошло, что обращаются к нему.

— Прости, что ты сказала?

— Я сказала: ты словно на похоронах. Постарайся хоть иногда держаться повеселее.

— А.

Драко встряхнул головой, приходя в себя. Находясь в одиночестве, можно размышлять сколько угодно, но на людях надо вести себя осторожно и внимательно. Особенно потому, что ясно — за Драко наблюдают. Первый день в классе после кардинальных изменений в жизни и все такое. Снова.

И снова зельеварение, подумать только. Первый урок после наложения уз, первый — после «отпуска». А теперь и первый после развода. Они все время осваивались с новыми обстоятельствами именно на зельеварении — под зорким, цепким взглядом Снейпа, не упускающего случая пройтись по Гарри всякий раз, как тот давал слабину. Можно даже не надеяться, что сегодняшний день станет исключением.

— А веселящее зелье нам не сегодня сдавать? — спросил Драко у Панси первое, что пришло в голову, просто чтобы побороть задумчивость.

— Завтра. Но ты его хотя бы начал?

— О да. Почти закончил. Только пока не разобрался, какой компонент вызывает хихиканье.

— Летучемышиные крылья, — подсказала Панси, входя в класс и направляясь к первому ряду, явно ожидая, что Драко последует за ней.

Она уселась и сделала приглашающий жест, пока другие слизеринцы рассаживались вокруг. По тем самым местам, где сидели в начале года — но не в последние несколько месяцев.

Назад, к старой расстановке сил. Каждый факультет снова более-менее замкнулся в собственных границах. Несмотря на то, что политическая ситуация в Слизерине стала, пожалуй, даже более нестабильной и взрывоопасной, чем прежде, в классе слизеринцы уселись вместе. Те, что ладили с гриффиндорцами, сели поближе к Драко, демонстрируя лояльность; те, что относились с неодобрением, заняли свои прежние места.

Хорошо, что они пришли рано. Гарри обычно садится в задней части класса, а значит, Драко не придется видеть, как он входит, или смотреть на него во время урока — и пытаться не думать о нем.

— Не одолжишь чернил? — спросил Драко у Блейза, злясь на себя за то, что утром слишком долго разыскивал галстук и забыл проверить чернильницу.

Он слегка напрягся, услышав, как кто-то вошел и по классу волной пробежал шепоток. Никаких сомнений — прибыли Гарри и компания. Драко усердно принялся искать запасное перо. Целитель советовал по возможности избегать друг друга, и Драко был намерен следовать совету, неважно, как сильно приобретенные за четыре месяца привычки подталкивали обернуться и сказать «Привет».

— Откройте учебники на четыреста тридцать второй странице, — распорядился Снейп, входя в аудиторию, и шелест страниц заглушил перешептывания. Вот чем, по крайней мере, хорошо зельеварение — ни у кого нет времени пялиться по сторонам, все слишком заняты своими делами, стараясь уследить за лекцией и не ошибиться во время лабораторной работы.

«Особенно когда дают настолько невыполнимое задание», — заметил Драко про себя чуть позже, когда все взялись за котлы. Он настроил дистиллятор, сочувствуя тем беднягам, которым придется очищать яд вручную, и, пока прибор делал свое дело, заглянул в принесенный Панси воскресный номер «Пророка».

Мальчик-Который-Выжил снова свободен!

«Я так рада за него, он действительно слишком молод для брака», — утверждает миссис Элора Дингхэм из Данди, мать близкого друга мистера Поттера, Кларенса Дингхэма.

— В зависимости от того, насколько правильно вам удалось соблюсти последовательность действий, зелье приобретет один из двух ароматов, — объяснял Снейп. — Если оно запахнет дымом и морской водой, можете проверить его действие на подопытном животном. Если же начнет вонять перепревшим свиным навозом, испробуйте его эффект на себе.

Драко бросил взгляд на свое зелье, весело булькающее в котле, точно так, как положено. Покосился на зелье Панси — то же самое. Умница.

Он вернулся к газете.

«Никто не должен жить с таким гадом, как Малфой», — заявил один из студентов, пожелавший остаться неизвестным.

А что же думает бывший супруг Гарри Поттера? Получить комментарий Драко Малфоя, который в декабре так любезно согласился на интервью, нам не удалось.

Драко раздраженно нахмурился. Его комментарий не удалось получить, потому что чертов «Пророк» даже не попытался, хотя Драко вряд ли сказал бы что-то большее, чем «Отвалите».

Адвокат Люциуса Малфоя, Дэвид Глинстук, сделал заявление для прессы от имени своего клиента: «Мой сын прекрасно держался во время вынужденного брака, но, как нетрудно понять, был рад избавиться от проклятья. Теперь он надеется найти подходящую пару и создать собственную семью. Мы, конечно же, испытываем одно только уважение к мистеру Гарри Поттеру и надеемся на продолжение дружбы между молодыми людьми, но, думаю, легко понять, что Драко захотел развестись, как только представилась такая возможность».

Получить дальнейшие комментарии Люциуса Малфоя по поводу развода его сына не удалось.

Драко вздохнул, пытаясь подавить тревогу. «Не удалось» — точно так же, как не удалось получить комментарий самого Драко? Или это означает, что они действительно не смогли найти отца до выпуска вчерашнего номера? А если так… куда он делся? И не вернулся ли уже?

Но если не вернулся… сколько еще ждать, прежде чем признать, что случилось что-то ужасное?

И что это еще за «надеемся на продолжение дружбы»? У Драко сложилось полное впечатление, что отец скорее съест собственную печень, чем станет поддерживать хоть какие-то отношения с Гарри дольше самого необходимого.

Драко украдкой покосился на Гарри, который наблюдал за стекающим во флакон зельем. Всего один взгляд — Драко помнил, что за ними наверняка следят, выискивая любой намек на… ну, хоть на что-нибудь, чем можно поделиться с «Пророком». Один краткий взгляд — только чтобы отметить: да, Гарри действительно в классе. И выглядит усталым и подавленным. На самом деле, Драко чувствовал себя почти точно так же. Вот только он ни за что на свете не позволил бы себе выглядеть подавленным или хоть на мгновение дать понять, что с ним что-то не в порядке.

Пожалуй, зря он начал вспоминать, каким удрученным проснулся нынешним утром, уже третьим утром подряд в пустой постели, после жаркого сна о Гарри. Развод оказался труднее, чем ожидал Драко. Буквально.

Дурацкие узы никак не отпускали.

«Все наладится, — уверил он себя. — Просто надо держаться».

Хотя, возможно, он сам усложнил себе задачу, когда избавлялся от утренней эрекции, представляя себе Гарри и вспоминая их первый взаимный минет. Пожалуй, Драко придется придумать более подходящие образы для мастурбации, если он намерен быстро и безболезненно избавиться от последствий уз.

Но это было прекрасное воспоминание — об одном из лучших событий, произошедших за рождественские каникулы. Он, наверное, никогда не сможет забыть лицо Гарри в тот момент, когда член гриффиндорца впервые оказался во рту у Драко. Предполагалось, что будет лучше, если начнет слизеринец, поскольку ему самому, по крайней мере, такое уже делали. Потрясение и восторг Гарри, захваченного новыми ощущениями, ошеломили Драко, возбуждение Гарри с легкостью уничтожило неловкость и неуверенность, которые испытывал Драко, занимаясь непривычным делом. Он вспомнил, что навык партнера не так уж важен, когда тебе отсасывают в первый раз. В свое время, пару лет назад, Драко совершенно не взволновала нехватка опыта у Панси. Как не обеспокоила и неопытность Гарри, когда гриффиндорец принялся возвращать долг.

Кстати, у Гарри обнаружились особые способности, и очень скоро одной мысли о предстоящем минете стало достаточно, чтобы вызвать у Драко головокружение, а само действо просто превращало слизеринца в трепещущую массу.

В этот момент Гарри поднял голову, встретился глазами с Драко, и слизеринец покраснел. Они обменялись неловкими улыбками и снова вернулись к работе.

Полный разрыв. Никаких контактов. Так будет лучше.

Вот только полностью порвать не так легко, особенно в том, что касается секса. Драко уставился в котел, поражаясь, когда успел позабыть, что нормальное состояние большинства сверстников — постоянное мучительное возбуждение без каких бы то ни было видов на помощь, кроме собственной правой руки. Или левой, когда правая слишком устанет.

Драко окинул задумчивым взглядом Панси. Ее никогда не приходилось долго уламывать… и она в последнее время определенно настроена по-дружески… и замечательно отвлекает от тревожных мыслей об отце. Может быть, она захочет отвлечь Драко и от послеразводных переживаний…

А может быть, и нет. За этот год они стали ближе, чем просто друзья детства и временами любовники. Драко больше не казалось… правильным спать с ней, не задумываясь о возможных последствиях. К тому же у него осталось не так много друзей и союзников; рисковать потерей одного из самых преданных сторонников, пожалуй, не слишком мудро. Драко снова сосредоточился на зелье.

— Драко, — шепнула Панси ему на ухо, заставив слегка вздрогнуть, несмотря на то, что он думал как раз о ней. А может быть, именно потому. — Ты снова где-то витаешь. Сходим, прогуляемся после урока. Взбодришься на свежем воздухе, отвлечешься от мыслей об отце.

Драко с трудом сглотнул. Да, точно. Отец.

— Спасибо, на следующем уроке попробую, — говорил Блейз Рону Уизли, возвращаясь из кладовки. — А насчет зелья — просто проверяй, что сначала как следует размягчил потроха. В прошлый раз ты забыл.

— Ага, спасибо, Забини, — ответил Уизли, отходя к своему котлу.

— Продолжаешь якшаться с предателями чистокровных, Блейз? — насмешливо заметила Куини. — А я-то думала, ты пластался только из подхалимажа перед Малфоем. Что, значит, настоящая дружба? С Уизли?

Уизли прищурил голубые глаза, и класс на мгновение замер. Блейз одарил Куини полным безразличия взглядом и занялся своим зельем.

— Был бы ты поосторожнее, — Куини понизила голос. — Сам знаешь, что говорят. Ветер переменился. А против ветра лучше не плевать.

— Отлично. Шагай по ветру, заваливай чары, — дружелюбно ответил Блейз. — А я приму помощь от единственного из нас, у кого на прошлом уроке «музыка ветра» играла как флейта.

— Ты хоть понимаешь, что это все Грейнджер? — развеселилась Куини. — Ты получаешь подсказки от грязнокровки через предателя чистокровных!

— И что?

— Твоя семья не обрадуется.

— Еще как обрадуется, когда я сдам все ТРИТОНы. Не думаю, что твоя найдет, куда тебя пристроить, если ты завалишь свои.

Драко украдкой взглянул на Гарри. Тот спокойно выдержал его взгляд.

Не обращать внимания. Блейз — другое дело, ему не нужно заботиться о полном разрыве.

И Драко снова занялся зельем.

День сто двадцать первый, среда

«Горячие торридские парни вышибли “Гарпий” и “Сорок” из Кубка мира!» — кричал заголовок на первой полосе «Пророка». А сразу под ним, более мелким шрифтом: «Как сообщают наши источники, таинственно пропал известный Пожиратель смерти Люциус Малфой».

Гарри невольно бросил взгляд в сторону соседнего стола, за которым Драко тоже развернул газету, и заметил, как слизеринец встревожено нахмурился, но, подавив эмоции, снова нацепил маску холодного безразличия. Они встретились глазами, и Гарри поспешно отвернулся.

«Не забывать садиться к нему спиной», — напомнил он себе.

Он потер лоб, пытаясь прогнать легкую головную боль, и сосредоточился на газетной странице. Ничего особенно интересного. Ни «Гарпии», ни «Сороки» в этом году все равно не блистали, а тайна отсутствия Люциуса, видимо, заключалась только в том, что он был недоступен для корреспондентов «Пророка», поскольку жена и адвокаты утверждали: Малфой просто уехал по семейным делам. Если не считать этих новостей, единственным предметом интереса, похоже, продолжал оставаться развод.

Гарри неохотно признал, что хотя его ужасно раздражает шумиха, он в то же время искренне рад. Потому что раз газеты до сих пор заняты его личной жизнью, это, по крайней мере, означает, что не случилось ничего более серьезного. Пусть пишут о разводе, сколько хотят, флаг им в руки. Гарри не против.

Олливандера до сих пор не нашли, как и Флориана Фортескью, и временами казалось: волшебный мир выжидает, дружно затаив дыхание. Но, по мнению Гарри, до тех пор, пока никто больше не пропал, пусть себе выжидает.

Гриффиндорец задумчиво нахмурился, дойдя до заметки, затерявшейся на четвертой полосе, между рекламными объявлениями сборника заклинаний и зелья для укладки волос.

Нам стало известно, что Парнасиус МакКей, человек, чье проклятье ввергло в вынужденный брак Мальчика-Который-Выжил, оказался мелкой сошкой из числа Пожирателей смерти и пошел на преступление, пытаясь возвыситься среди сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть.

«Он хотел поднять свой статус, убив Гарри Поттера и одновременно нанеся удар по Люциусу Малфою, известному Пожирателю и одному из ближайших сподвижников Сами-Знаете-Кого, — объяснил корреспонденту «Пророка» министерский чиновник, пожелавший остаться неизвестным. — Предполагалось, что Поттер и его супруг либо убьют друг друга, либо умрут от неизвестного проклятья, которое было дополнительно вплетено в брачное. Кроме того, МакКей надеялся, что, умрут Поттер с супругом или нет, Люциус Малфой потеряет привилегированное положение в кругу Пожирателей смерти. Воистину, нет чести среди воров».

«О, Люциус будет в восторге от такого объяснения, — ухмыльнулся про себя Гарри. — А вот Драко, вероятно, нет». Усмешка Гарри погасла.

Министерский чиновник пояснил, что некоторые детали преступления могут так и остаться невыясненными. Прежде чем выдать МакКея, Люциус Малфой заключил с Министерством сделку, в результате которой никого из тех, кто связан с этим делом, не будут допрашивать под веритасерумом.

Неужели это признак возвращения Того-Кого-Нельзя-Называть? Если его сторонники могут проникнуть в школу и подвергнуть учеников опасности… кто теперь может чувствовать себя спокойно?

Гарри закатил глаза. С самого начала его учебы в Хогвартсе сторонники Волдеморта то одним, то другим способом проникали в школу, словно владели ключами и паролями ко всем дверям. И каждый раз журналисты писали об этом, захлебываясь от ужаса и недоверия, потрясенные очередным свидетельством всеобщей уязвимости. Как однажды презрительно заметила Джинни: «У них каждый раз — Самый! Первый! Раз!»

Остается неясной и дальнейшая судьба МакКея. Привлекать его к ответу за события в Хогвартсе, по-видимому, не планируется, хотя МакКея ждет немало других обвинений за преступления, совершенные на службе Тому-Кого-Нельзя-Называть. «Пророк» выяснил, что на преступника наложили следящие чары для предотвращения самоубийства — стандартная мера по отношению к Пожирателям смерти, так как многие из сторонников Сами-Знаете-Кого, оказавшись в заключении, предпочитают свести счеты с жизнью.

Гарри, нахмурившись, пробежал статью до конца, потом просмотрел остаток страницы — и пожалел об этом, как только в глаза бросился заголовок: «Новый роман Мальчика-Который-Выжил?».

— Ради бога, Поттер, не читай эту чушь. — Блейз Забини заглянул ему через плечо, и Гарри на мгновение забыл, где находится. Ему вдруг показалось, что он снова за слизеринским столом.

Забини плюхнулся на скамью рядом с Гарри и спросил:

— Принес конспекты по чарам, Уизли?

Рон кивнул, проглотил кусок тоста и склонился над сумкой.

— Да, и я думаю… Гермиона, ты разобралась с невербальными?

— Там, на полях, — указала на конспект девушка.

— А, вот как. Спасибо, Грейнджер, — поблагодарил ее довольный Забини и добавил, вставая из-за стола: — Уизли, я еще не совсем закончил с твоим эссе по зельям, но должен сказать: если не научишься отличать асфодель от асафетиды… ну, скажем так, твои соседи по комнате тебе спасибо не скажут.

— Ты в библиотеку? — спросил Рон, и Забини кивнул. Гриффиндорец поднялся, запихивая вещи в сумку. — Подожди, пойдем вместе. А в чем разница?

— Между асфоделем и асафетидой? — рассмеялся Забини, направляясь к выходу. — Первый похож на лилию по виду и запаху и применяется в зельях для улучшения пищеварения. Вторая добывается из корней гигантских зонтичных и воняет просто тошнотворно. Честное слово, какой прок жить вместе с Лонгботтомом, если даже не можешь получить приличную помощь по гербологии?

Гарри задумчиво смотрел им вслед. Между Роном и Забини не было близкой дружбы, скорее, взаимовыгодное сотрудничество, но все равно было приятно видеть: не все хорошее, что построили за последние четыре месяца, полностью развалилось. А это тоже очень важно. Гарри хорошо помнил, что раньше Забини вел себя крайне сдержанно по отношению к ученикам других факультетов и с особым презрением относился к магглорожденным и «предателям чистокровных» — таким, как семья Уизли. Видеть, что поведение слизеринца почти полностью изменилось… может быть, это и не много, но уже кое-что.

Гарри еще раз взглянул на последнюю статью, поражаясь ее приторности и радуясь, что она спрятана в глубине газеты.

От холостяка к женатому мужчине и снова к холостяку — и все это до восемнадцати лет. Без сомнения, у Гарри Поттера выдался год, богатый на события, и, судя по количеству писем, приходящих в «Пророк», нет недостатка в юных ведьмах — да и в волшебниках, — кто хотел бы познакомиться с молодым человеком, доказавшим, какой он прекрасный партнер для брака.

«Представьте, как счастливо может сложиться жизнь Гарри Поттера с милой девушкой из хорошей семьи, если он сумел наладить отношения даже с таким человеком, как сын этого ужасного Пожирателя смерти», — говорит Иоланда Лавлейс, известный обозреватель и специалист по вопросам семьи и брака…

Гарри вздохнул, раздраженно откинув челку со лба, проверил сумку и заметил, что забыл конспекты по чарам. Черт побери, надо заставить себя собраться. Половину времени он витает в облаках, другую половину — суматошно ищет забытые вещи. Помнится, он не был так неорганизован, до того как провел четыре месяца с Драко Малфоем, сыном ужасного Пожирателя смерти и иногда, по совместительству, домовым эльфом.

Может быть, потому, что в те времена Гарри не тратил невообразимую уйму времени, тоскуя по остролицему придурку.

Гарри встал и направился в библиотеку, заставив себя не оглядываться на слизеринский стол и стараясь не переживать из-за того, что Рон и Гермиона снова ушли, не дождавшись его. Они не виноваты, это было сделано не нарочно. За четыре месяца привычки сформировались не только у Гарри, его друзья и сокурсники тоже привыкли обходиться без него. И теперь, когда у него больше не было постоянного спутника, делящего с ним компанию «в горе и в радости», Гарри начал замечать, насколько стал одинок в Гриффиндоре.

Все наладится. Обязательно. В конце концов, прошло всего пять дней. Нужно просто подождать.

День сто двадцать третий, пятница

Панси посмотрела на Драко поверх списка вопросов по древним рунам и поджала губы.

Драко прекрасно выглядел. Сосредоточенный на вопросах, обдумывающий те, на которые пока не нашел ответов, слегка хмурящийся от усердия и беззвучно, одними губами повторяющий слова, которые нужно запомнить. Просто прекрасно.

Потрясающее представление. Тот, кто не был знаком с Драко долгие годы, действительно поверил бы, что с ним все в порядке.

Панси вздохнула, отложила список и занялась попавшейся на глаза очередной газетной статьей.

Ходят упорные слухи: Люциус Малфой, известный Пожиратель смерти и бывший тесть Гарри Поттера, пользуясь тем, что Драко Малфой больше не будет подвергаться опасности, в случае если Гарри Поттер попадет под удар, мог вернуться к Тому-Кого-Нельзя-Называть. Люциус Малфой скрылся вскоре после того, как его сын разорвал брачные узы. Возможно ли, что Малфой снова сменил сторону?

«Да что вы говорите?» — ехидно подумала Панси.

Если Малфой вернулся к Тому-Кого-Нельзя-Называть, есть ли у него шанс быть принятым обратно? Или его ждет наказание за предательство?

Панси взглянула на Драко поверх газеты.

Тот, кто знал Драко лучше, решил бы, — конечно, если бы сумел заметить его подавленность, — что он просто переживает за отца и за положение Малфоев при Темном Лорде. Потому что все, и Пожиратели смерти, и их противники, знали одно — Темный Лорд не склонен забывать и прощать.

Но тот, кто узнал Драко так, как за последний год смогла узнать Панси, понял бы, что дело не только в этом. Драко переживал, конечно. Но еще и…

Он не дергался при упоминании Люциуса или Темного Лорда — но вздрагивал, когда Поттера вызывали на уроках. Он не краснел и не отводил взгляд, когда кто-нибудь заговаривал о Темном Лорде, — но менялся в лице, когда слышал голос Поттера.

Он еще язвительней прежнего подкалывал Куини с Ноттом, а иногда и Миллисент, и так же зло подсмеивался над некоторыми из хаффлпаффцев или Лунатичной Лавгуд. Но никогда не упоминал о Поттере.

Панси отложила газету и легко коснулась волос Драко, пропустив их сквозь пальцы. Он издал раздраженный звук и сразу же отстранился, но не отвлекся от работы. Когда вчера Драко попросил подстричь его, Панси немного расстроилась, но должна была признать — короткая стрижка, пожалуй, практичней и тоже ему идет. Хотя светлые волосы до плеч выглядели восхитительно. Жаль, что такая роскошь досталась парню.

Драко рассеянно нахмурился, глядя в конспект, вычеркнул один из вопросов, вздохнул и уставился в пространство. Панси окинула друга оценивающим взглядом.

Он даже не замечал, как впадает в задумчивость или погружается в молчание, когда обстоятельства не требуют активных действий. Беспокойство за отца и нарушение ориентации после развода сделали Драко замкнутым и рассеянным.

Ему нужно выйти из этого состояния. Какой смысл предаваться унынию, переливая из пустого в порожнее, ожидая краха своей семьи и тоскуя по разрыву связи, как низл по потерянным котятам? К сожалению, Панси мало чем могла помочь. Совместные занятия, игра в шахматы, сплетни о сокурсниках… ничего из этого, кажется, не могло по-настоящему отвлечь Драко.

Ему мог бы помочь хороший, здоровый секс, предположила Панси. Потому что, кроме всего прочего, резкий переход от довольно… насыщенных плотских отношений к полному аскетизму, вероятно, только осложнял дело.

Если подумать, хороший, здоровый секс ей бы тоже, пожалуй, не помешал. Одно время Панси неплохо поразвлеклась с Энтони Голдштейном, но устала от него и месяца три назад прогнала прочь. Как оказалось, не самое мудрое решение. Избавиться от Энтони, с его привычкой постоянно накручивать волосы на палец, постукивать пером по столу и поправлять галстук, было неплохо, но ей хотелось проклясть Драко с Поттером каждый раз, как те исчезали, а потом возвращались повеселевшими и полностью удовлетворенными. Другими словами, по несколько раз за день.

Она выпрямилась, лучезарно улыбнулась и похлопала Драко по плечу.

— Милый, мы зубрим уже целую вечность. Мне нужен перерыв.

— Ладно, только закончу третью часть…

— Думаю, тебе тоже пора передохнуть.

— Согласен. — Он покладисто кивнул, отложил учебник, потер глаза и потянулся, не переставая хмуриться и рассеянно поглядывая на конспекты.

— Прекрати ломать голову.

— Ладно.

— И волноваться.

— Что? — Он удивленно воззрился на нее.

— Об отце, любовь моя. Он умный человек, с ним все будет в порядке.

— Конечно.

Панси оглядела комнату в поисках источника вдохновения и нашла его в лице Куини с Ноттом, которые все время то мирились, то ссорились, а сейчас энергично тискались в одном из укромных уголков слизеринской гостиной. Судя по всему, отношения парочки переживали звездный час.

Панси скривилась.

— Знаешь, что я особенно ценила в вас с Поттером? Способность не посвящать всех вокруг в тошнотворные подробности.

Драко проследил за ее взглядом и слегка улыбнулся.

— Тебе этого не хватает, да?

— Чего?

— Регулярного секса. Я промучилась от зависти все то время, что вы с Поттером были вместе, — ну, по крайней мере, после того, как ты заставил его вести себя по-человечески. Он давал тебе три раза в день, а мне пришлось обходиться жалкими заклинаниями для удовольствия, — знаешь, теми, французскими. Ужасно несправедливо.

Драко удивленно улыбнулся.

— Должно быть, нелегко голодать после пира, — задумчиво продолжила она.

Драко пожал плечами и снова уставился в конспекты.

Панси мысленно закатила глаза. Она подумывала уже просто рявкнуть: «Будь добр, не отвлекайся, когда я тебя соблазняю», но решила: для того чтобы вырвать Драко из меланхолии, лучше позволить ему думать, что он сам проявляет инициативу, как и положено здоровому свободному мужчине.

— Честно говоря, не могу понять, что он в ней находит, — пренебрежительно заметила Панси, глядя на Куини. — Как я слышала, она наотрез отказывается делать минет.

— В самом деле?

— Ну да. Очень странно. Правда, ее мать одна из тех фанатичных ирландских колдуний, — знаешь, шабаши и все такое.

— Да, я слышал.

— Теоретически я не против шабашей, но, говоря серьезно, раз для них надо отказываться от самых приятных вещей, то это не по мне.

— Конечно.

— Заметь, сейчас она не кажется такой уж недотрогой, правда? — задумчиво протянула Панси.

Она обратила внимание, что Драко наконец отвлекся от работы и во все глаза уставился на Нотта и Куини.

— Фу, видеть их не могу. Эти двое скорей способны отвратить меня от самой мысли о сексе. — Панси вернулась к рунам, с удовольствием отметив, что Драко слегка покраснел. — И почему Блейз не может завести подружку в Слизерине? Вот на кого я бы с радостью полюбовалась, — добавила она, вычеркнув очередную руну. — Я рассказывала, как застукала его с той гриффиндорской дурехой, Лавандой Браун, практически на месте преступления? — Панси мечтательно вздохнула. — Мое сердце чуть не разбилось, когда пришлось снять с них баллы, — я бы предпочла заплатить за представление. Очень красивая пара.

Драко с усилием отвел взгляд от Куини и Нотта, кашлянул, раздраженно пригладил волосы и принялся постукивать пером по столу. Панси мысленно ухмыльнулась.

— Но вскоре после того случая Блейз порвал с этой дурочкой, сказал, что устал от глупости. Правда, я подозреваю, что он просто был разочарован — Браун не пригласила присоединиться к ним свою подружку, Парвати Патил. Помнишь давние слухи, что Браун с Патил подозрительно близки и все такое?..

— Панси.

— Да, милый?

— Не хочешь заткнуться? Не все, как ты, привыкли к воздержанию.

Панси взглянула на него с фальшивым изумлением.

— Ой, прости. Это было очень бестактно с моей стороны, да?

— Очень, — отрезал Драко.

— Прости, любовь моя. — Она в знак извинения на мгновение коснулась его руки и снова занялась рунами. Терпеливо выждала несколько секунд и…

Драко накрыл ладонью ее руку и наклонился чуть ближе, чем обычно.

— Не хочешь обдумать, как поправить дело, а? — небрежно спросил он, и Панси слегка нахмурилась.

— Что? — моргнула она и вопросительно приподняла брови. — Ой. Ой! — Она склонила голову набок, словно обдумывая вопрос. — Ты серьезно? Это предложение?

Драко усмехнулся.

— Смотря по обстоятельствам. Ты готова рассматривать предложения? Или предпочитаешь и дальше обсуждать сексуальную жизнь тех, у кого она есть?

Панси усмехнулась в ответ и мысленно поздравила себя.

День сто двадцать пятый, воскресенье

Гермиона подняла голову от эссе Рона по чарам и улыбнулась Гарри, вошедшему в гриффиндорскую гостиную.

— Ну, как твое свидание? — спросила она.

— Какое? — переспросил Гарри, усаживаясь рядом с Джинни.

— С Ханной Эббот, в библиотеке, — пояснил Рон. Он с удобством развалился на диване, положив голову на колени Гермионе и глядя в огонь, пока подруга проверяла эссе. — Как оно прошло?

Гарри моргнул.

— То есть как я помог ей с заданием по гербологии?

— Да как ни назови, — нетерпеливо вмешалась Джинни. — Как прошло-то?

— Помог ей с заданием, — слегка нахмурившись, медленно повторил Гарри.

— Ради бога, Гарри, ты же не думал, в самом деле… — Гермиона оборвала себя, когда Гарри еще больше помрачнел. — Шутишь. Ты и правда думал, что ей просто была нужна помощь с домашней работой?

— А разве нет? — Гарри удивленно оглядел троих друзей. Гермионе захотелось закатить глаза.

— Она влюблена в тебя с прошлого года. Ты что, не знал?

— Ну… да, ты говорила.

— И тебе не пришло в голову, что у нее мог быть скрытый мотив обратиться за помощью именно к тебе?

Гарри смущенно покачал головой.

— Так как все прошло?

— Хорошо, наверное, — пробормотал Гарри, и Гермиона все-таки закатила глаза.

— Вы что, говорили только о гербологии?

— Ну я же не знал, что надо еще о чем-то говорить, — оправдываясь, возразил Гарри.

— Она очень хорошенькая. И вроде как нравилась тебе в прошлом году, — напомнила ему Джинни. — Ты хотел только посмотреть, не изменится ли что за лето, помнишь? А потом ты попал под проклятье, и все пошло псу под хвост.

— Ну да.

— Гарри, ты больше не женат, — напомнила ему Гермиона, желая ободрить, и пришла в замешательство, когда он вздрогнул от ее слов. Она нахмурилась, теряя нить беседы, быстро припомнила другие едва уловимые признаки, которые замечала в последние дни, и пришла к невеселым выводам.

Ох, Гарри.

Бедная Ханна. Ухаживать за парнем, который все еще явно привязан к бывшему супругу.

«Хотя чему тут удивляться», — рассудила Гермиона. В последнее время им было хорошо друг с другом. Если бы речь шла не о Малфое, она сказала бы даже, что Гарри выглядел счастливым. Но, судя по всему, они оба желали разрыва, и Гермиона ожидала, что после пары дней легкого нарушения ориентации Гарри вернется в нормальное состояние, радуясь свободе и готовый жить дальше.

«Прошло чуть больше недели, — напомнила она себе. — Это не так много».

Хотя Малфой, очевидно, вполне счастлив без Гарри — если верить слухам, он снова сошелся с Паркинсон, — самому Гарри как человеку более глубокому просто нужно чуть больше времени. И чуть больше поддержки, учитывая, как он беспомощен в том, что касается личной жизни.

— Ну и как она тебе? — поинтересовался Рон.

— Нормально. Она тихая…

— Да, немного застенчивая, — кивнул Рон.

— Ты ее ничем не обидел? — спросила Гермиона.

— Э-э… нет, не думаю.

— Что ж, тогда пригласи ее снова, — посоветовала она.

— Как? Куда? — тупо переспросил Гарри, и Гермиона с Джинни обменялись удивленными взглядами.

— Да ладно тебе, Гарри, — сказала Джинни. — Нельзя так нервничать из-за свидания.

— Но я и правда никогда… я имею в виду, никогда раньше…

— Ты был женат четыре месяца! — воскликнул Рон, не веря своим ушам. — Как можно до сих пор стесняться такой ерунды?

— Мне же не приходилось приглашать его на свидания, правда? — смущенно пробормотал Гарри. — А еще не приходилось развлекать или бояться, что ему станет скучно.

— Ясно.

— Кроме того… вдруг она захочет, ну, знаешь…

— Что, переспать? Могу повторить: как можно до сих пор…

— Нет, не переспать, — нетерпеливо прервал друга Гарри, потом помрачнел, и Гермиона с некоторым удивлением поняла, что сама идея, кажется, привела его в панику. — Я имею в виду, знаешь, поговорить…

— Что тут такого?

— О чем мне говорить? Я же не умею разговаривать с девушками, — смущенно пробормотал Гарри.

— А сейчас с кем разговариваешь? — протянула Джинни.

— Вы двое не в счет, — возразил он.

Джинни сухо заметила:

— Вот здорово. Как приятно, что ты снова стал самим собой.

— Пригласи ее снова, — услужливо подсказал Рон.

— Кого — «пригласи»? — заинтересовался Дин, который подошел к камину в компании Симуса, Невилла и Колина Криви. Все четверо, разрумянившиеся от мороза, только что пришли с улицы.

— Ханну Эббот.

— А, да. Как твое свидание, Гарри? — спросил Колин.

— Что, все, кроме меня, знали, что это свидание? — раздраженно осведомился Гарри.

— Да! — ответил хор голосов.

— Гарри думал, они просто позанимаются гербологией, — объяснила Джинни. — Мы только что развеяли его заблуждение.

— И он снова собирается ее пригласить, — добавил Рон.

— Нет, я не…

— Хорошая мысль, Гарри, — поддержал Симус. — Если ты начнешь встречаться с ней, это будет куда легче вытерпеть, чем… я хочу сказать, ты знаешь…

Вокруг раздались смешки.

— О да, Гарри, — с воодушевлением воскликнул Дин. — Ты сможешь привести ее сюда, и Симус даже не будет пар из ушей пускать.

— Даже если ты сделаешь что-нибудь неприличное. Например, сядешь рядом с ней, — вступил Колин.

— Или возьмешь ее за руку, — вставил Невилл.

— Или даже, — Дин драматически понизил голос, — поцелуешь ее.

— Заткнитесь, придурки! — пробурчал Симус.

— Хотя, пожалуй, самое большее, что ты сможешь себе позволить, — это лечь на диван и положить голову ей на колени, — продолжил Рон. — Потому что это просто… ну, это просто неблагопристойно… — и он расхохотался, когда Симус бросился вверх по лестнице, показав им напоследок неприличный жест.

— Слушайте, думаю, что вам… что ему не о чем беспокоиться. Вряд ли я ее приглашу, — смущенно выдавил Гарри.

— Почему?

— У меня нет времени — я хочу сосредоточиться на ТРИТОНах и возвращении в квиддич. И разобраться, что вообще в мире происходит. И не хочу отвлекаться.

Повисло неловкое молчание; каждый изо всех сил старался не думать о последних новостях, появившихся в «Пророке». Еще одно исчезновение. Тревожные слухи об активности Пожирателей в горах Шотландии, подозрительно близко к Хогвартсу. Гермиона бросила взгляд на газету, лежащую на соседнем столе. «Известный Пожиратель смерти Люциус Малфой наконец вернулся!» — кричал заголовок на первой полосе.

— Что ж. — Джинни кашлянула, прочищая горло. — Отличный способ испортить всем настроение, Гарри. — Все вокруг смущенно рассмеялись. — Если ты хотел, чтобы мы перестали обсуждать твою личную жизнь, так бы и сказал.

— Извини.

Джинни подтянула газету поближе.

— Интересно, не собирается ли он официально поменять имя на «Известный Пожиратель смерти Люциус Малфой»? — задумчиво произнесла она.

— Как думаешь, — тихо поинтересовался Невилл, — что отец Малфоя собирается делать?

— Не знаю, — мрачно ответил Гарри. — И не думаю, что хочу знать.

— А что будешь делать ты? — нерешительно продолжил Невилл. — Если начнется война и тебе придется… выступить против Драко Малфоя? Сражаться с ним?

— Не знаю, — повторил Гарри очень тихо.

Гермиона в глубокой задумчивости уставилась на него. Гарри никогда не заговаривал об этом, но за четыре месяца наверняка уже тысячу раз задал себе этот вопрос. Как и они все. Но тогда все было по-другому — Гарри с Малфоем были женаты, и для слизеринца не было никакой возможности сразиться с Гарри и не совершить тем самым самоубийство, а Малфой был не из тех, кто беззаветно жертвует собой ради чего бы то ни было.

Сейчас же…

— Я тоже не знаю, смогу ли, — покачал головой Невилл.

Все посмотрели на него с удивлением.

— Правда? — спросила Гермиона.

— Драко Малфой — не его отец, — тихо ответил Невилл.

— Нет, конечно.

— Он наш одноклассник, а не враг. Никто из них нам не враг, на самом деле.

— Прямо сейчас — нет, — согласился Рон. — Но если кто-то из них нападет на тебя?

— Если придется защищаться — другое дело. Но нападать первым… — Невилл снова покачал головой.

— Что ж, давайте надеяться, что такого не случится, — подытожил Рон, закрывая глаза и давая тем самым сигнал к окончанию дискуссии.

Гермиона задумчиво поглаживала волосы Рона, глядя на огонь в камине и больше не вслушиваясь в беседу, которая перешла к более приятным темам.

Эспозито была права. Если бы Гарри с Малфоем остались вместе, они смогли бы сделать много хорошего для многих людей. Фактически, они даже за недолгие четыре месяца сделали кое-что хорошее. Многие студенты обоих факультетов, хоть и не сразу, попытались наладить отношения — и в разной степени преуспели. Забини и Рон, Дин и Трейси Дэвис… даже сама Гермиона смогла забыть о неприязни и поладить с Панси Паркинсон, не только ради такого важного дела, как спасение жизни их друзьям, но и по мелочи, например, дав Гарри и Малфою возможность потанцевать на Святочном балу.

«Иногда мы тоже можем быть людьми», — сказали обе, и Эспозито, и Паркинсон. Гермиона наконец начала понимать это и была почти уверена, что некоторые слизеринцы — тоже.

Как далеко бы все зашло, если бы Люциус Малфой не нашел Парнасиуса МакКея?

День сто двадцать девятый, четверг

Гарри, вздыхая, плелся к раздевалке, чтобы забрать книги, забытые после утренней тренировки. Он потер виски, пытаясь унять головную боль, которая в последние несколько дней все усиливалась.

Нужно покончить с этим, будь оно все проклято. Ситуация уже выходит за рамки. Гарри должен стараться изо всех сил — а не спустя рукава, как раньше, — хотя бы ради приближающихся ТРИТОНов. Странно, что он до сих пор не осознавал, насколько сильно повлияли на него привычки Драко. Большую часть времени, что они провели вместе, слизеринец занимался, и Гарри оставалось только следовать его примеру, если он не хотел в пятидесятый раз перечитывать «Квиддич сквозь века» или просто бить баклуши. Нелегко поддерживать такой уровень дисциплины без врожденной склонности к систематическим занятиям, а напоминания Гермионы больше не помогали.

Слишком многое отвлекало от утомительной зубрежки. То игра в подрывного дурака, то квиддич, а если ни то, ни другое, то новости.

Видимо, снова стоит поступить так, как в первые дни после проклятья, — держаться подальше от «Пророка». Потому что слишком легко погрузиться в бесполезные размышления о том, какие из новостей связаны с Волдемортом, а какие — нет. Или потратить уйму времени, задаваясь вопросом, какого черта задумал Люциус Малфой. Только сегодня цитировали его тираду о недоверии к магглам — она полностью соответствовала консервативным идеям, которые он высказывал, вернувшись после загадочного исчезновения. Гарри понятия не имел, что за этим кроется.

И он все еще ждал, когда случится нечто «некрасивое», о чем Драко практически предупредил в день развода.

Это приводило к другому отвлекающему моменту. Трудно, конечно, не отстать в учебе, если все сильней и сильней раздражает, как медленно идет восстановление после разрыва связи. Целитель предупреждал, что в первые дни будет сохраняться «некоторое нарушение ориентации», но прошло уже почти две недели, и единственное, в чем Гарри был по-настоящему уверен, так в том, что страшно устал тосковать по Драко. Чувство потери немного притупилось, и Гарри больше не ощущал себя выведенным из равновесия из-за отсутствия постоянного партнера, но желание заговорить с ним в классе, пойти вместе полетать или просто услышать его голос никуда не делось.

Да и полное отсутствие секса… не слишком облегчало жизнь. Гарри почти все время находился в полувозбужденном состоянии. Плюс ко всему рассеянность и угрюмое настроение — и можно не удивляться головной боли.

Возможно, все же стоит пригласить Ханну, пусть даже мысль об этом не вызывает у Гарри особого энтузиазма. Что странно — Ханна очень симпатичная и когда-то ему нравилась. Но сейчас он не чувствовал к ней никакого интереса; кроме того… ну, это глупо, но Гарри казалось, что даже просто думая о ней, он совершает измену или что-то вроде того.

Еще более глупо, что перспектива романтических отношений с Ханной его почти пугала. Гарри занимался сексом столько раз и такими способами, о которых четыре месяца назад даже понятия не имел, — и, тем не менее, впадал в панику при мысли о поцелуях с Ханной Эббот.

Но — и это уже крайняя степень глупости — какая-то часть Гарри боялась даже не секса и поцелуев. Вдруг Ханна не захочет секса? Вдруг она захочет просто поговорить? Болтать с Джинни и Гермионой — одно дело, но единственная попытка Гарри поговорить с девушкой на романтические темы закончилась плачевно, и он не горел желанием повторить опыт.

Вот чем был особенно хорош Драко. Он не слишком стремился разговаривать, зато всегда хотел секса. А когда они все же беседовали, Гарри не приходилось беспокоиться о том, что сказать. Кроме того недолгого времени, когда они пытались преодолеть враждебность, их общение проходило относительно легко. Поначалу они придерживались давно привычной манеры поведения, построенной на ненависти и взаимных оскорблениях, но после «отпуска» начали чувствовать себя друг с другом вполне непринужденно. Кроме того, Гарри не приходилось тратить половину времени, строя предположения, что думает или чувствует Драко: благодаря связи, он и так это знал, а когда не знал — не слишком заботился.

Невероятно. Вот до чего дошло — он с нежностью вспоминает свой случайный брак с Драко Малфоем и приходит в ужас при мысли о свидании с девушкой из Хаффлпаффа. Гарри почти услышал голос Драко, отпускающего насмешливые комментарии с использованием словечек «придурок», «жалкий» и «невообразимый». Почти услышал, как искренне соглашается со слизеринцем.

Нет, в самом деле, нужно попробовать с Ханной. В конце концов, Драко почти сразу после развода завел что-то вроде интрижки с Панси. А если Драко смог справиться, значит, и Гарри сможет.

Он завернул за угол и чуть не столкнулся с идущим навстречу человеком.

— Ой! Извините, — выпалил Гарри, пытаясь подхватить падающие книги, а знакомый голос рявкнул:

— Смотри, куда…

Они с Драко застыли на месте, глядя друг на друга во все глаза.

— О… Эм-м… извини, я не смотрел… — Гарри первым отвел взгляд и нагнулся за учебниками, которые уронил слизеринец.

— Ничего страшного, я сам виноват. Я не… м-м… — Драко умолк на полуслове.

— Вот. — Гарри выпрямился и подал ему книги.

— Спасибо.

Оба на мгновение уставились под ноги.

Гарри кашлянул.

— Э-э… приятно было тебя увидеть. — Он дернулся, сообразив, настолько глупо это прозвучало. В конце концов, они видели друг друга каждый день. — Не на уроке, я имею в виду.

Драко улыбнулся — и сразу же подавил улыбку.

— Точно. — Он тоже кашлянул. — Как… как поживаешь?

— Хорошо, просто отлично, — быстро ответил Гарри. — Эм-м… а ты?

— Неплохо.

— Я слышал… то есть читал, твой отец вернулся.

— Да.

— Здорово, правда?

— О… да. Да, здорово.

Как же все это, чтоб его, неловко. Гарри кашлянул, прочищая горло.

— Думаю, нам лучше, э-э…

— Да, — кивнул Драко.

Гарри шагнул прочь, но оглянулся, услышав покашливание.

— Как… как ты на самом деле? — быстро спросил Драко.

Гарри неловко пожал плечами, но сумел выдавить улыбку.

— Эм-м… ничего. Хотя… это все еще ужасно странно, правда?

— Да.

— Как там, в Слизерине… нормально?

— М-м… более-менее, — уклончиво ответил Драко.

— Точно?

Драко пожал плечами.

— Нотт все такой же ублюдок, но…

— Но если бы он изменился, ты бы решил, что мир перевернулся.

— Ага, — хихикнул Драко.

— Ты… не говори, если не можешь, но мне интересно… Ты узнал что-нибудь о МакКее?.. — Гарри смущенно умолк, сообразив, что слизеринец, возможно, не сможет ничего сказать, даже если и узнал.

Драко покачал головой.

— Он был Пожирателем — это все, что мне известно. Я не знаю, как отец его нашел… как сумел схватить и передать аврорам — и не связан ли МакКей с кем-нибудь в Хогвартсе.

— Жалко.

— Да уж.

Теперь действительно все сказано, внезапно понял Гарри. Несмотря на то, что ни один из них, кажется, не спешил уходить, говорить им больше было не о чем.

Это и к лучшему. Гарри мысленно встряхнулся и кивнул.

— Что ж, я, пожалуй, пойду…

— Да, я тоже.

Они миновали друг друга, потом Гарри кое-что пришло в голову, и он оглянулся через плечо.

— Драко?

— А?

— Я видел, ты снова в команде. Вы стали играть гораздо лучше.

Драко усмехнулся.

— Мы втопчем вас в грязь в последнем матче.

— Ну, не настолько хорошо, — ухмыльнулся в ответ Гарри.

Драко пожал плечами.

— Может, ваши игроки и лучше, но вратарь — чистый ужас. И ловец не сравнится с нашим.

— Я лучше тебя в матчах, помнишь? И кое-что узнал о твоем игровом стиле.

— Тебе это не поможет, — легкомысленно заявил Драко. — Но все равно — удачи с Хаффлпаффом.

— Спасибо.

И они разошлись.

Гарри вошел в раздевалку и прислонился спиной к двери. Боже, какая нелепость. Он… он забыл о головной боли, раскраснелся и даже слегка дрожал, а в груди расцветало удивительно теплое чувство, словно произошло что-то чудесное, а не просто ненормальная, ужасно неловкая беседа с… бывшим супругом.

Собраться. Собраться, взять себя в руки. Ничего особенного не случилось.

Гарри расправил плечи и пошел за учебниками.

Глава 17 (Перевод Aresu)

8 февраля — 11 февраля

День сто тридцать третий, понедельник

— Что? Нет, конечно, — хихикала Панси, пока Драко усаживался рядом с ней. — Драко, скажи им. Разве ты брался готовить наших пятиклашек к СОВам по зельеварению?

Драко, рассмеявшись, налил себе тыквенного сока.

— Нет, но стоило бы — чтобы заставить их на первом же занятии сварить снотворное, от которого они потеряют сон до конца года. Пусть знают, как доверять старшекурсникам.

— Очень смешно. Мог бы и помочь кое-кому, знаешь ли, — среди общего веселья кисло заметила Куини.

— Чего ради?

— Сделал бы доброе дело.

— И?

— Моя сестра была бы не против заплатить за помощь, — пояснила она.

— Отличная идея, Куини. Мне пригодится любая возможность подзаработать. Ты же знаешь, как скуп мой отец… ох, прости, я спутал его с твоим.

— Но ты же ходил вчера на дополнительные занятия? — спросил Крэбб.

— По чарам, а не по зельеварению. К тому же я ходил на занятия, а не вел их.

— У нас проблемы с успеваемостью? — фальшиво посочувствовала Куини.

— Действительно, у нас. У меня из-за того, что пришлось перейти в другой класс в середине семестра. У тебя, конечно, такая же серьезная причина, — ответил он самым дружелюбным тоном, и Куини, нахмурившись, отвернулась.

— Ты ведь занимаешься со Стивеном Корнфутом? — спросил Блейз. — Он в прошлом году помогал мне с рунами. Толковый парень.

— Только слишком тормозит для рэйвенкловца, — хихикнула Панси. — Сколько до него доходило, что с парнями ты только флиртуешь, но дальше не идешь?

Блейз ухмыльнулся.

— Достаточно долго для трех блестящих эссе и нового комплекта орлиных перьев в подарок от матери.

Драко спрятал улыбку. Очень толковый парень, этот Корнфут; правда в случае Драко занятия по чарам были только прикрытием. Несколько дней назад рэйвенкловец внезапно сделал ему предложение, и Драко, оправившись от первоначального шока, согласился. Хотя до того момента он не замечал Корнфута, но был не против разок перепихнуться — а может, и не разок. В конце концов, горячее привлекательное тело оставалось горячим привлекательным телом и помогало утолять сексуальный голод холостой жизни. Так что толк от Корнфута определенно был.

Презрительно фыркнув, Куини переключилась на появившуюся почту и забрала у совы «Пророк». Драко аккуратно отвязал традиционный пакет со сладостями от лапки материнской совы и угостил птицу печеньем. Он отхлебнул тыквенного сока и принялся развязывать пакет, но вскинул голову, услышав, как вскрикнула развернувшая газету Куини.

— О бо… — она уставилась на Драко, округлив рот в беззвучном «О».

При виде такой манерности Драко недовольно хмыкнул, сделал еще глоток, наклонился вперед, чтобы разглядеть страницу…

…и поперхнулся, прочитав заголовок. Куини была полностью забыта.

Мальчик-Который-Выжил — жестокий супруг?

Драко выронил сладости, поспешно сглотнул сок и подтянул к себе газету; дыхание перехватывало, мерзкие лживые слова расплывались перед глазами.

…Недолгий брак… супруг оказался жестоким человеком… дважды лечили от серьезных травм, нанесенных мистером Поттером… школьная медсестра так беспокоилась, что обратилась к целителю из святого Мунго…

И ни слова о том, что целительница сразу же развеяла опасения Помфри. Он убьет репортера. И Помфри. А может быть, и отца.

…На условиях анонимности: «Поттер ударил его кулаком в лицо прямо посреди Большого зала. И никто ничего не сделал, им просто дали четыре дня выходных».

…Люциус Малфой был потрясен, узнав о перенесенных сыном испытаниях… настоятельно просил отправить обоих в святого Мунго…

Да, отца, определенно, тоже. Драко стиснул зубы.

«…Меня уверяли, что сын предпочел остаться в школе, но, учитывая жестокость его супруга и небрежение учителей, которые, видимо, просто хотели сохранить все в тайне, я начал сомневаться, свободно ли он выражал свое мнение».

— Какого черта!.. — Драко не мог найти слов, его переполняла ярость. Газета полетела на пол. — Грязное вранье!

В Зале стоял тревожный гул, но Драко почти ничего не слышал. Он посмотрел на гриффиндорский стол, и Гарри, оторвавшись от собственной газеты, встретился с ним взглядом, темные глаза резко выделялись на побледневшем лице.

Драко беспомощно покачал головой, с языка рвались сотни разных уверений: «не бери в голову», «ты ничего плохого не сделал», «это не я разболтал», «это все мой чертов отец, Мордред его побери», — но на них с Гарри, вероятно, смотрели во все глаза. Снова. Снова все внимание к ним, даже после развода…

Не позволяя себе задуматься о том, что ему следует делать и чего хотел бы от него отец, Драко поднялся из-за стола и кивнул на дверь, давая Гарри знак выйти, чтобы поговорить подальше от сотен внимательных глаз. Он с нетерпением ждал, пока Гарри преодолеет колебания. Наконец тот что-то шепнул Грейнджер, встал и направился в сторону Драко.

— Драко, ты правда… — начал Крэбб, и Драко, не отводя взгляда от Гарри, рявкнул:

— Нет, болван! Чтобы меня избивал чертов Гарри Поттер?! Включай мозги хоть иногда!

Он шагнул навстречу Гарри, взял за руку и вывел за дверь, боясь сказать хоть слово, пока не останется с ним наедине. Захлопнул дверь, повернулся к нему — и внезапно понял, что не может найти слов.

— Я… черт, Гарри. Все это… — начал он, но Гарри прервал его дрожащим от напряжения голосом:

— Как они узнали?

— Я не…

— Кому ты говорил?

Драко моргнул.

— Что?

— Ты давал интервью? — ровно спросил Гарри.

— Что?!

— Такое уже случалось.

— Как… — Глаза Драко застило красным. — Как ты смеешь! Это было сто лет назад!

— Как смею? Да меня же чертов «Пророк» выставил «жестоким супругом»!..

— А меня — твоей чертовой боксерской грушей, словно я тряпка какая-то и… ПРОВАЛИВАЙ!!! — заорал Драко на оторопевшую рэйвенкловскую третьекурсницу, которая именно в этот момент неосторожно попыталась выйти из Большого зала.

Он уже выхватил палочку и направил ее на испуганную девочку, но Гарри резко развернулся и пихнул Драко в грудь.

— Вернись в Зал, — быстро приказал он рэйвенкловке, перехватывая руку Драко, и прикрикнул на него: — Держи себя в руках!

Этого хватило, чтобы Драко взорвался.

— Держи себя в руках?! — Он толкнул Гарри так сильно, что тот впечатался в дверь. — Ты только что обвинил меня в том, что я пошел к журналистам и рассказал им о побоях! Ты…

— ПРОСТИ! — выкрикнул Гарри, прерывая гневную тираду. — Прости, я не должен был так говорить, но, черт тебя побери, успокойся, пока ты кого-нибудь не покалечил! — Драко впился в него взглядом, но сразу же притих, услышав извинения. — Слушай, я понимаю, что ты злишься. Да, я переборщил. Но если ты проклянешь тринадцатилетнюю девочку, то сделаешь только хуже.

Драко нахмурился; его ярость медленно утихала, но пульс все еще оставался бешеным. Гарри снял очки и потер переносицу, задумчиво хмурясь и даже не замечая, что успокаивающе поглаживает Драко по руке.

— Не знаешь, как это всплыло? — наконец спросил он, снова надевая очки. — Может быть, Панси?..

— Не Панси. Отец, — с горечью выплюнул Драко.

— Думаешь, это он рассказал «Пророку»?

— Уверен.

— Но откуда…

— Он видел медицинские заключения. — Гарри побледнел. — Не знаю как, не знаю, все ли, но насчет случая во время «отпуска» — видел совершенно точно.

Гарри внезапно нахмурился.

— Так ты об этом пытался предупредить…

— Ну да, — ответил Драко и без особого удовольствия заметил, что Гарри выглядит обиженным и сердитым.

— Какого черта ты мне не сказал?

— Я говорил!

— Ты загадки загадывал, а не говорил! Какого черта ты не…

— Я предупредил, что отец может подстроить тебе гадость! Черт, я и этого не обязан был делать! Чего ты хотел? «Слушай, я помню, что мы разводимся, и политически мы в разных лагерях, и отец ждет от меня хотя бы минимальной верности семье, но давай-ка я просто так, забавы ради, выболтаю тебе все его планы» — этого, что ли?!

Дверь снова открылась, и на пороге появилась МакГонагалл.

— Чего вам? — рявкнул Гарри.

МакГонагалл смерила его суровым взглядом, и Драко внезапно понял, как события нескольких последних минут выглядели со стороны. Сначала «Пророк» обвиняет Гарри в жестоком обращении с супругом, потом этот супруг вскакивает с места и вместе с Гарри покидает Большой зал, и наконец предполагаемая жертва едва не проклинает ребенка, попытавшегося выйти в холл…

— Нам нельзя здесь оставаться. Пошли, — коротко сказал Драко, и МакГонагалл перевела на него строгий взгляд. Драко кашлянул и постарался выразиться повежливей: — Профессор, нам нужно обсудить случившееся. Мы скоро вернемся.

— Очень хорошо, мистер Малфой, — спокойно ответила она. — Но я бы посоветовала оставаться там, где за вами смогут наблюдать учителя. — Гарри уставился на нее с недоверием и тревогой. МакГонагалл примирительно подняла руку. — Ради вашей же защиты, Поттер. Чтобы никто не мог снова обвинить вас в неподобающем поведении по отношению к мистеру Малфою. Кроме того, если мы позволим вам остаться наедине после обвинений такого рода, мы сами будем выглядеть не слишком хорошо.

Лицо Гарри потемнело, но он все же кивнул.

— Я бы предложила Большой зал, поскольку сейчас почти все уйдут на первый урок, — продолжила МакГонагалл и открыла дверь шире, подав знак студентам, которые как раз закончили завтракать, что можно выходить.

Все трое отступили в сторону, давая дорогу хлынувшей толпе; некоторые старательно избегали смотреть на Гарри и Драко, другие откровенно пялились на них. Драко сжал губы и уставился в пол.

Вернувшись в полупустой Зал, Гарри и Драко призвали сумки и устроились за хаффлпаффским столом, подальше от оставшихся студентов. Повисло неловкое молчание.

— Слушай, я… извини, — неуклюже начал Гарри. — Обвинять тебя — это было уже слишком.

— Прекрасно. Извинения приняты, — коротко ответил Драко.

— Не знаешь, была какая-то особая цель? У этой статьи? — осторожно поинтересовался Гарри. — Кроме той, чтобы выставить меня в плохом свете?

— Что, по-твоему, этого недостаточно?

— Более чем. Но мне интересно.

— Нет, насколько я знаю, единственная цель — очернить тебя. — Драко потер лоб. — Я… прости. Я поговорю с журналистами, скажу, что… ах, черт… — Драко умолк.

— Что такое?

— Бесполезно. Он подготовил почву. Если я попытаюсь тебя защищать, все решат, что я просто тебя боюсь. А если начнется расследование и ничего не всплывет, то подумают, что мы так ловко замели следы. Вот дерьмо.

— Ладно, ничего страшного.

— Как же — ничего. Начнем с того, что меня выставили жертвой, которая даже сдачи дать не может. Мордред, да в тот раз, когда ты отправил меня в госпиталь, я разбил тебе нос и это видела вся школа!

— Думаю, это неважно.

— Да уж. Для отца важно только одно — чтобы ты выглядел хуже некуда. Как выгляжу я, его не волнует.

— Меня волнует. — Драко устало кивнул. — А еще меня волнует, что ты предложил уладить дело с «Пророком» — все равно, ради моей репутации или ради своей. — Гарри слегка улыбнулся. — Я оценил предложение.

— Ты ничего плохого не сделал, — повторил Драко в десятый раз. — Если кто и был в тот раз виноват, так только я.

— Ты тогда так и не сказал почему.

— Потому что не мог… — Драко умолк и покачал головой.

— Не мог — что?

Драко устало потер лоб.

— Не имеет значения.

Это больше не имело значения. Драко не хотел говорить Гарри даже тогда, когда это действительно было важно, и тем более не собирался рассказывать сейчас.

— Ты… как ты? — осторожно спросил Гарри.

— Нормально. — Драко откашлялся. — А ты?

Гарри пожал плечами.

— Переживу. Бывало и хуже, — заметил он с кривой улыбкой.

Драко хмуро кивнул и уставился на стол.

— Значит, мы снова на первых полосах. Прелесть, правда? — улыбка Гарри стала еще более вымученной.

— Да уж. — Драко покачал головой. — А я-то думал, после развода с этим покончено.

Гарри улыбнулся, но промолчал, и Драко с испугом понял, как сильно не хочет уходить. Слишком быстро. Они только что перенесли ужасное потрясение, и Драко совершенно не хотелось вставать и отправляться на занятия, особенно учитывая, что впереди был — неизбежно — урок зельеварения.

— А… как вообще твои дела?

— Хорошо, — чуть вздрогнув, ответил Гарри.

— Я был на вашей последней тренировке.

— Все еще уверен, что втопчешь нас в грязь? — спросил Гарри с легкой улыбкой.

Драко усмехнулся.

— Тебе нездоровилось? Ты никак не мог поймать снитч.

— Пришлось присматривать за загонщиками, спасибо на добром слове, — ответил Гарри. — И да, мне действительно было не по себе, но сейчас уже все в порядке, так что в последней игре ты мне не соперник. Да ты мне вообще не соперник — даже если я заполучу драконью оспу.

Драко хихикнул.

— Мечтать не вредно. Хотя, должен признать, Уизли стал играть гораздо лучше… надо же, чуть не похвалил его, какая досада.

— Он хороший вратарь, ему нужно только поверить в себя, — твердо заявил Гарри.

— Знаешь, предложение все еще в силе — я могу заклясть комментатора, и весь матч с Хаффлпаффом он будет пускать на Уизли слюни, как влюбленная по уши Лаванда Браун.

Оба рассмеялись, но тут Драко случайно заметил хаффлпаффского второкурсника, который вытаращил на них глаза, и вспомнил, что как бы нормально и естественно себя ни чувствовал, ничего нормального в этих ощущениях не было. Больше не было.

— Нам… нам пора идти, — нехотя сказал он.

— Ага. — Гарри огляделся. — Не стоит давать газетам лишних поводов для сплетен. — Драко открыл рот, но Гарри прервал его: — И если ты снова собираешься извиняться за ту статью, не нужно. Ты не твой отец.

— Спасибо.

Они встали и, взяв сумки, направились к выходу.

— На самом деле, — заметил Гарри, — мне кажется, это я должен извиняться — за ту фотографию, где мы разговариваем у раздевалки.

— Ах, эта… — Драко пожал плечами, снова чувствуя себя выставленным напоказ. Фотография была маленькой и нечеткой, но репортеры захлебывались от восторга, а на обложке «Придиры» красовался волнующий заголовок: «Снова друзья — или нечто большее?».

— Твой отец разозлился?

— Понятия не имею. Хотя я ни на секунду не поверил его словам, когда он заявил «Пророку», что «уважает личную жизнь своего сына». — Драко помолчал. — Уважает мою личную жизнь, как же. С каких пор, хотел бы я знать.

Гарри рассмеялся, и Драко прикусил губу. Он выразился… непочтительно. Отец, конечно, был бы недоволен. Хотя именно сейчас, когда его выставили жертвой домашнего насилия ради политических махинаций, Драко чувствовал, что ему простительно немного поязвить.

— Кстати, как у тебя с зельеварением? — спросил он, желая сменить тему.

— У меня? Прекрасно. Теперь мне помогает Гермиона. Я даже успеваю по арифмантике. Вот только трансфигурация не дается.

— Мне казалось, это твой конек.

— В общем, да, но не этот раздел. Кроме того, я сейчас работаю с Лизой Турпин и Стивеном Корнфутом и… — Гарри покачал головой.

— Разве они тебе не помогают?

— Стараются, но я ничего не понимаю.

— Странно. Мы с Корнфутом сейчас в паре на чарах, и он кажется мне довольно толковым, — сказал Драко и чуть не рассмеялся, заметив невольную двусмысленность. — Такой, знаешь, рэйвенкловец. Очень эрудированный.

— Я не понимаю и половины из того, что он говорит, — признался Гарри. — И на самом деле начал отставать. А гриффиндорцев МакГонагалл ведет по другой программе, так что Гермиона помочь не может.

— У меня то же самое с гербологией. Слизеринцам ее дают по-другому, а я не в силах увлечься настолько, чтобы справиться самому.

— Кажется, раньше у тебя получалось.

— Общаясь с тобой и Лонгботтомом, трудно было бы не нахвататься. Но теперь я в паре с Ханной Эббот. Милая девочка, но туповата.

— Она не так уж плоха, — чуть улыбнувшись, заметил Гарри.

— Только говорит не больше двух слов за раз.

— Она просто застенчивая.

Они подошли к классу зельеварения, и Драко, подавив вздох, решительно взялся за дверную ручку, но с любопытством оглянулся, когда Гарри кашлянул за его спиной.

— Да?

— Я… мог бы помочь тебе. С гербологией. Если хочешь. Я неплохо в ней разбираюсь.

— Что ты сказал?

Гарри отвел взгляд и ответил, тщательно подбирая слова.

— Было бы… здорово больше не избегать друг друга.

Драко глубоко вздохнул.

— Да, наверное. — Он помолчал. — Но нам нельзя. Целитель говорил, что поначалу будет трудно, но со временем…

Гарри проглотил комок в горле и кивнул, похоже, стараясь забыть о сказанном, и Драко мысленно пнул себя, жалея о собственных словах. Должно быть, Гарри что-то почувствовал, потому что поднял голову и взглянул Драко в глаза, ища это «что-то» — и находя.

За время связи Драко узнал, как выглядит Гарри под действием некоторых чувств, и хотя больше не мог ощущать его эмоций напрямую, видел, что он испытывает неуверенность и смущение — и хочет поговорить. И что он напряжен. Очень напряжен.

Как и сам Драко. На самом деле, ему даже дышать было трудно. Из-за гербологии.

— Я… — Гарри прочистил горло. — Я скучаю по тебе.

Дышать легче не стало.

— Я… тоже, — наконец ответил Драко.

И оба выдохнули.

Гарри с трудом сглотнул и медленно накрыл ладонью руку Драко, все еще лежащую на дверной ручке.

— Правда?

— Правда. — Драко глубоко вздохнул. — Но целитель сказал…

Гарри вздохнул и опустил руку. Правильно. Вернуться к реальности. Приятно узнать, что Драко не одинок в своих чувствах, но на самом деле это ничего не меняет.

— Я знаю, — произнес Гарри. — Знаю, что мы не должны. — Он откашлялся. — Но кому от этого хуже? Я хочу сказать…

Драко покачал головой и напомнил себе, что единственный разумный поступок — бежать от Гарри как от чумы, все остальное — несусветная глупость. Он собирался так и сказать и чуть не треснул себя по губам от расстройства, когда вместо этого изо рта вылетело только:

— Да?..

— Я не… не имею в виду ничего, знаешь, неприличного, просто… по-моему, глупо отказываться… даже заниматься вместе или еще что.

— Ладно, — вырвалось у Драко, прежде чем он успел подумать и прикусить язык. — Ладно, я был бы не против.

— Правда? — Гарри распахнул глаза.

— Почему бы и нет?

* * *

«И правда, почему бы и нет?» — все еще вертелось в голове, когда Драко укладывался спать.

Это было очень, очень глупо. Запредельно глупо. Драко должен был жить собственной жизнью, а не шагать прямым ходом к жалкому, безнадежному безумию. И не просто шагать, а мчаться семимильными шагами, соглашаясь, например, встретиться завтра, чтобы обменяться конспектами по гербологии и трансфигурации.

А ведь он действительно зажил своей жизнью. Наслаждался свободой без ограничений, радовался, что больше не приходится терпеть компанию Гарриных друзей, выносить внимание прессы, видеть свое имя в новостях…

Но как раз из-за внимания прессы и состоялся тот волнующий разговор, не так ли? Драко изо всех сил старался держаться от Гарри подальше, но отцу понадобилось сделать именно то, что снова толкнуло их друг к другу. И отец, вероятно, никогда не поймет, что сделал что-то не так; он видит только возможность поднять себя в глазах Темного Лорда — и плевать, как это отразится на собственном сыне.

Хотя… может быть, говоря о «компенсации», он как раз намекал на статью. На взгляд Драко, она на компенсацию не тянула, но Темный Лорд временами вел себя странно, особенно когда дело касалось Гарри. В таком случае отец действительно может заслужить прощение, вываляв Гарри в грязи — пусть даже вместе с Драко.

Проклятье. Было бы неплохо знать наперед, чего отец хотел достигнуть сегодняшним скандалом. Хотя это называется ждать слишком многого. Отец никогда не рассказывал Драко всего — либо думал, что сын должен догадываться сам, либо считал его недостойным откровенности. А может быть, вообще не задумывался об этом.

При обычных обстоятельствах такое отношение всего лишь раздражало Драко, но когда результат семейной политики напрямую его касался, приводило в бешенство. Сейчас Драко знал не больше, чем на втором курсе, когда речь шла о наследнике Слизерина, или на пятом, когда отец организовал нападение на Министерство магии, — вот только сейчас все было гораздо хуже, потому что нынешняя помойка, о сути которой Драко знать не знал, имела отношение к его браку. Всего лишь на прошлой неделе Драко прочел в газете, что Парнасиус МакКей покончил с собой в тюрьме, и до сих пор понятия не имел, как и почему, и не замешана ли в этом семья Малфоев. А теперь еще и статья…

Остается надеяться, что отец не узнает об утренней истерике. Хотя если и узнает, можно будет оправдаться — сказать, что объяснил Гарри: репутация Мальчика-Который-Выжил безнадежно испорчена и никакие слова и действия Драко уже ничего не исправят, отец об этом позаботился. И может быть, отца удастся убедить, что Драко придумал это до того, как устроил сцену, а не после.

А еще, может быть, отца удастся убедить — если он узнает про встречи с Гарри после уроков, — что они встречаются исключительно в академических целях. Что, между прочим, чистая правда.

Именно.

Драко глубоко вздохнул. Глупее, чем соглашаться на завтрашнюю встречу, — только притворяться перед самим собой, что дело исключительно в учебе и не более. Он в который раз отрицает очевидное.

И сыт этим по горло.

Отрицать очевидное — значит спать с Панси и Корнфутом и убеждать себя, что ему этого достаточно. Пытаться убедить себя, что переболел Гарри. Будь это так, Драко хватило бы ума не сбрасывать со счета ни сигналы тревоги в собственной голове, ни возмутительно недостойную готовность согласиться, ни то, что в глазах и голосе Гарри были заметны явные признаки интереса отнюдь не к учебе, — и он не ухватился бы за возможность видеться с Гарри наедине.

Если отец узнает, Драко покойник. Но он все равно полон решимости поступить по-своему — потому что хочет, черт побери. Потому что свободы, и самостоятельности, и Панси, и Корнфута — всего этого недостаточно, чтобы восполнить потерю.

Совершенно недостаточно. Панси была хорошим другом и приятной в постели, а ласкать ее стало шагом вперед по сравнению с мастурбацией — но Панси не зажигала огня в крови Драко. Никогда. И эти чувства были взаимны: она тоже получала удовольствие, в этом он был уверен, но ей не приходилось закусывать губы, чтобы заглушить стоны — даже раньше, чем доходило до поцелуев, — так, как это делал Гарри.

То же и Корнфут — приятно и определенно лучше, чем ничего. И точно так же — ничего особенного. Мало того что он оказался несколько неуклюжим и их первый раз причинил Драко определенное неудобство, мало того что он слишком быстро достигал разрядки, он к тому же вел себя нервно и бестолково, потому что, хотя и не девственник, никогда прежде не занимался сексом с парнем. И его нервозность, в отличие от Гарриной, не очаровывала и не возбуждала. Корнфут не переставая задавал вопрос за вопросом, пока Драко не рявкнул на него и не посоветовал в следующий раз принести Прыткопишущее перо.

К счастью, Корнфут на это не повелся, и следующее свидание прошло намного лучше. Драко сказал себе, что Корнфут научится — у него хорошие задатки; в конце концов, Гарри тоже не сразу стал экспертом…

Вот только не удавалось забыть, как Гарри в порыве страсти запрокидывал голову и ругался сквозь зубы. Как кусал себя за руку, чтобы не закричать, когда Драко впервые отсасывал ему. Волнение Гарри всегда воспламеняло Драко — одно только воспоминание воспламеняло, с огорчением понял он, когда запустил руку под одеяло и дотронулся до себя, зажмурившись и вспомнив, как искрило между ними. Он прервался на секунду, чтобы проверить, не забыл ли наложить заглушающие чары на полог. Это сразу же вызвало к жизни немного неловкое, но крайне возбуждающее воспоминание об одной ночи сразу после зимних каникул, когда они забыли о чарах секретности и с ужасом услышали, как в ответ на задыхающиеся мольбы Драко из-за занавесок донесся раздраженный голос Блейза:

— В самом деле, дай ему отсосать, Поттер, и пусть он наконец заткнется. Мне завтра делать доклад по истории магии, а в голове вместо Международного магического съезда сплошная каша, и все из-за ваших стонов.

Драко снова закрыл глаза, быстрее задвигал рукой и улыбнулся, вспоминая, как Гарри покраснел до ушей и сразу же прошипел заглушающее заклятье. Драко ожидал, что Гарри отодвинется и потребует, чтобы они перебрались в свои комнаты, но вместо этого он опрокинул Драко на постель, заткнул ему рот поцелуем и страстно, но быстро довел обоих до оргазма, пробормотав что-то вроде «ради Забини, ты же понимаешь». То, что сдержанность Гарри не выдерживала под напором либидо, было — и оставалось — до крайности возбуждающим.

Драко кончил, задыхаясь, разгоряченный воображаемой картиной.

Он наложил очищающие чары и твердо сказал себе, что если… ладно, не стоит лукавить — когда они снова переспят, все будет по-другому. Помфри говорила, что их чувства так сильны из-за связующего заклятья, но теперь оно снято. И может быть, после того, как они переспят не будучи связанными, Драко сумеет принять — то, по чему он тоскует, ушло навсегда. И сможет жить дальше. В надежде, что разделит такую же силу чувств со своей будущей женой, милой чистокровной девушкой из хорошей семьи.

И тогда, сказал он себе, ему больше не понадобится отрицать очевидное.

День сто тридцать четвертый, вторник

— Плохо. Из рук вон плохо.

— Это не так-то легко!

— Попробуй еще раз, — посоветовал Драко, удобно раскинувшись в кресле с зеленой, расшитой серебром обивкой.

Гарри, прищурившись, уставился на шарф, не желающий ни во что превращаться и лежащий на полу классной комнаты красно-золотым комком.

— Pannoseta, — решительно произнес он.

Шарф затрепетал, словно поддразнивая, но остался лежать бесформенной кучей.

— Почему ты не потренировался на уроке, пока была возможность?

— Лиза и Стивен все время спорили, чье кресло тяжелей и какое лучше — тяжелое или легкое.

— Рэйвенкловцы, — хмыкнул Драко.

— А еще Лиза пилила Стивена за то, что он пропустил воскресные занятия по трансфигурации. Жаловалась, что он с прошлой недели переключился на какого-то хаффлпаффца.

— Измена партнеру по учебе. — Драко закатил глаза. — Смертный грех для рэйвенкловца.

Гарри рассмеялся и снова взглянул на безвольно лежащий шарф. Черт побери, трансфигурация Гарри всегда удавалась.

— Просто представь себе, какое кресло ты хочешь, — напомнил Драко. — Ты же знаешь, дело не в словах, главное — держать в уме, что хочешь получить. Слова просто помогают сосредоточиться.

— Ага, точно, — ответил Гарри, стараясь не показывать раздражения, хотя Драко заговорил о вещах, которые знает любой третьекурсник, и хмуро уставился на шарф. — Может, я бы лучше справлялся, если бы видел в этом хоть какой-то смысл.

— Пожалуйста, скажи, что пошутил, — огорченно воскликнул Драко. — Ты идешь по болоту, устал, не хочешь садиться в грязь — тогда снимаешь шарф и превращаешь его в кресло. Какого еще смысла надо?

— Наверное, ты прав, — без энтузиазма согласился Гарри.

— Знаю, знаю, гриффиндорцы любят сидеть в грязи, — пробормотал Драко. У Гарри мелькнула мысль, что совсем недавно слово «грязь» вызвало бы только град взаимных оскорблений.

Так. Кресло. Гарри постарался представить, как должен выглядеть результат, и сосредоточился на шарфе — а не на Драко, который восседал напротив. Вот и попробуй тут не отвлекаться.

Твою мать.

Проклятье. Он не мог, никак не мог сосредоточиться. Все шло совсем не так, как было в последние месяцы связи, когда ее прочность казалась нерушимой основой жизни, а близость Драко воспринималась как нечто совершенно естественное, больше того — помогала чувствовать себя спокойным и уравновешенным. Сейчас расслабиться не удавалось. Присутствие Драко успокаивало — и в то же время отвлекало, словно рядом с ним Гарри снова становился внимательным и собранным, но, по сути, все внимание концентрировалось только на самом присутствии Драко. Гарри помнил выражение его лица во время вчерашнего разговора и был почти уверен, даже без всяких уз, что на уме у Драко были не только занятия трансфигурацией или конспекты по гербологии и что он вовсе не старался впечатлить МакГонагалл или Невилла Лонгботтома, — и это только ухудшало дело.

Как когда-то во время романа с Чоу, Гарри разрывался между отчаянным желанием близких отношений и страхом, что они ни к чему хорошему не приведут. Если бы Драко заподозрил, что его сравнивают с Чоу, он убил бы Гарри на месте, но — что было, то было.

И все же Драко не Чоу Чанг, а самому Гарри уже не пятнадцать. Он глубоко вздохнул и опустил палочку.

— В чем дело? — спросил Драко.

— Вряд ли у меня получится, — медленно произнес Гарри.

— Почему?

— Просто… «останемся друзьями» — для меня слишком… я не могу.

Тишина.

Гарри кашлянул, прочищая горло.

— Все время отвлекаюсь.

Повисло молчание, потом Драко с трудом сглотнул, поднялся на ноги, тихо пробормотал «Finite Incantatum» и убрал шарф в карман.

— Тогда у нас два варианта. Вежливо распрощаться или не пытаться «остаться друзьями».

Гарри посмотрел на него. Он знал по прежнему опыту, как выглядит Драко, когда чего-то хочет. Гарри не нужно было уз, чтобы понять.

Он шагнул навстречу, глядя Драко в глаза, видя робость, нерешительность… и такое же желание, какое чувствовал сам. Медленно приблизился, ожидая, что Драко в любой момент отступит назад. Черт, ожидая, что и сам вот-вот отступит.

Ни один из них этого не сделал.

Гарри осторожно коснулся руки Драко.

— Ты уверен?..

Драко помедлил, глядя в пол.

— Отец убьет меня, если…

— Знаю. Наверное, это плохая идея… — Гарри умолк.

Драко поднял взгляд и… ох, черт. Да, оба знали, как поступить по уму, но в том, что касалось друг друга, они никогда умом не блистали. Так с какой стати что-то должно измениться только потому, что сейчас речь идет о дружеских чувствах — или как там их еще назвать, — а не о ненависти, как в прошлые годы?

Гарри шагнул еще ближе, не в силах остановиться. И в отличие от первой, давней попытки в кабинете Дамблдора, сейчас именно Драко застыл в нерешительности, а Гарри, напротив, нечего было терять и он хотел Драко больше всего на свете…

А потом их губы встретились, и это было подобно возвращению домой.

Близость. Тепло. Желание. Жажда прикосновений, знакомый запах, вкус, даже звук, вырвавшийся из горла Драко, — вздох облегчения или еще чего — все было тем же самым.

Помфри говорила, что именно узы делали ощущения такими сильными, но нынешние, после разрыва, почти ничем не отличались от прежних — кроме того, что нельзя было почувствовать эмоций Драко напрямую. Все остальное не изменилось: невероятная страсть, всепоглощающая потребность удержать рядом, мгновенное возбуждение, отчаянное желание прикоснуться к каждому участку тела; и Гарри заставил свои руки ограничиться только волосами и шеей Драко, иначе они слишком быстро забрались бы слишком далеко.

— Твою мать, — прошептал Драко, слегка отстранившись и пытаясь отдышаться.

— Что? — нервно спросил Гарри.

— Ничего, просто я подумал… неважно. — Драко, явно расстроенный, отвел взгляд, рассеянно перебирая волосы Гарри.

Гарри заставил себя остановиться. Отступил. Заглянул Драко в глаза и попытался прочесть, понять, что кроется за серым туманом: возбуждение, замешательство — или задние мысли.

Никаких задних мыслей, решил он, когда Драко глухо застонал и притянул его ближе. Они впились друг другу в губы, и Гарри понадобилась вся сила воли, чтобы не поддаться реакциям своего тела и не потребовать большего.

Боже, он вернулся домой.

* * *

— Закончил с астрономией? — спросил Рон, когда Гарри, бросив сумку на пол, рухнул на кровать.

— Э-э-э, да. Закончил.

Рон рассмеялся.

— Ладно, приятель, кто она? — дружелюбно спросил он.

— Что? Кто? — у Гарри упало сердце.

Рон насмешливо улыбнулся, и Гарри понял, что заботливо заготовленные отговорки не пригодятся. И пятнадцати минут не прошло с возвращения в башню. Правду говоря, он довольно уклончиво объяснил, куда идет, а вернулся гораздо позже, чем обещал, и к тому же знал, что не мастер скрывать волнение, но все же был искренне уверен, что Рон ни о чем не догадается. Рон никогда не был чересчур наблюдательным.

— Ты говорил, что собираешься дописывать эссе по астрономии, но забыл взять учебник, а по твоему лицу не скажешь, что ты только что усердно занимался.

— Рон…

— Почему ты скрываешь? Боишься, что попадет в газеты?

Гарри тяжело вздохнул, признавая поражение.

— Да, — ответил он, уставившись в потолок.

— Гарри, я твой лучший друг. Ты знаешь, что я никому не ска… или это она боится попасть в газеты?

— Мы оба.

— Ну же, Гарри, кто она?

— Рон, я не могу… — Гарри покачал головой, но Рон только ухмыльнулся.

— Ты же понимаешь, что рано или поздно мы все равно узнаем. Объясни ей, что мы с Гермионой сможем помочь вам сохранить тайну подольше. Просто скажи ей… — Рон умолк и склонил голову набок.

Он внимательно уставился на Гарри, и тот постарался принять самый невинный вид.

— Это же не парень, нет?

У Гарри сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Он поспешно затряс головой, но было уже поздно, скрыть первую реакцию не удалось. Рон смотрел на него, шок на его лице быстро сменялся веселым удивлением.

— Гарри…

— Только не говори Гермионе, — выпалил Гарри, садясь в кровати.

— Почему?

— Просто… я думаю, она не поймет.

— Это еще почему? Потому что магглорожденная? Так у нее нет предрассудков, сам знаешь.

— Да не в этом дело…

— А в чем? — Гарри упрямо помотал головой, и Рон нахмурился. — В том, с кем именно ты встречаешься?

— Я…

Рон внезапно выпрямился.

— Это же не Малфой, нет?

Гарри распахнул глаза и ошеломленно уставился на Рона. Он в жизни бы не подумал, что Рон угадает, и на мгновение даже усомнился, не сидит ли на его месте Гермиона.

— Значит, он, — безжизненно заключил Рон.

Гарри подтянул колени к груди, уткнулся в них лбом и вздохнул. Он не мог смотреть Рону в глаза.

Черт. Черт побери, все произошло гораздо быстрей, чем можно было ожидать, и теперь оставалось только просить прощения. «Отец убьет меня», — сказал Драко; Гарри не мог с этим не согласиться и не порадоваться, что перед ним самим такая проблема не стоит, но должен был признать — его друзья тоже не придут в восторг, узнав об отношениях с Драко. Одно дело жить с ненавистником магглорожденных и предположительно будущим Пожирателем смерти когда у тебя нет выбора, но встречаться с ним по доброй воле…

Не поднимая головы, чтобы не увидеть во взгляде Рона разочарования или прямого обвинения, Гарри кашлянул, разрушив неловкую тишину.

— Как… как ты догадался?

Молчание; потом Рон откинулся на спинку кровати, устало потер лицо и негромко рассмеялся.

— Это все Гермиона, на самом деле, — ответил он, и Гарри лишился дара речи. — Видел пару дней назад статью, где обсуждалось, не сойдетесь ли вы снова?

— И что?

— Я пошутил в духе «когда флоббер-червь свистнет», но Гермиона не стала смеяться. Она сказала, что не удивится, если ты захочешь. Что ты тоскуешь по нему сильнее, чем показываешь.

— О.

— Гарри… почему?

Гарри закрыл глаза, чувствуя глубокую благодарность за то, что в голосе Рона не было разочарования, только озабоченность и недоумение.

— Я просто… скучаю по нему, — пробормотал он. — Только и всего. Я просто… действительно скучаю.

Рон помолчал, словно ожидая, что Гарри продолжит, потом вздохнул.

— Гермиона так и сказала. Я предположил, что ты просто не в духе после всех неприятностей, но она не согласилась. По ее мнению, дело не только в этом. Она даже… Ты знаешь маггловское поверье, что можно заболеть от расстройства?

— Да, — Гарри невольно улыбнулся.

— Чушь какая-то. Так вот, она сказала, у магглов есть такие штуки, вроде бодрящих зелий, и их принимают, когда становится совсем плохо.

— Мне не нужно бодрящее зелье, Рон.

— Ты уверен? Это куда легче и безопасней, чем снова связываться с Малфоем. — Гарри отвел взгляд. — И что… тебе стало лучше?

Гарри пожал плечами.

— Вроде бы да.

— Что ж, наверное, это хорошо. — Рон тяжело вздохнул. — Но ты хоть понимаешь, что спятил? Это же Малфой. То есть я знаю, что вы лучше узнали друг друга, что он понравился тебе и все такое прочее, но ведь ты сам говорил, что не хочешь с ним оставаться, учитывая, кем он станет.

— Я помню, что говорил, но… сейчас все по-другому.

Рон кивнул, сдаваясь.

— Слушай, друг, хочешь ты или нет, но лучше бы тебе рассказать Гермионе. Она будет в бешенстве, если выяснит сама.

— Да уж. — Гарри поморщился.

— Мы тебя прикроем, если понадобится. Я только надеюсь, ты чертовски хорошо знаешь, что делаешь.

Гарри закрыл глаза.

— Нет, не знаю.

День сто тридцать шестой, четверг

«Все должно было быть совсем не так», — с отчаянием думал Драко. Объятия, лихорадочные поцелуи и прерывистые вздохи, и Гарри склонился над партой в пустой классной комнате, опираясь на локти, вжимаясь горячим затылком в губы Драко, и оба задыхались, и Драко с силой толкался, придерживая Гарри за бедра, обхватив рукой его член, и ноги Гарри дрожали от напряжения, — и все должно было быть не так. Больше не было уз, которые дали бы знать, что чувствует Гарри, — и не надо, потому что был срывающийся голос, были побелевшие костяшки пальцев, стиснувших край стола, — и во всем этом не было ничего случайного. Ничего. Даже в том, что край парты врезался Гарри в бедра, оставляя синяки, и мысль об этом заводила Драко; даже в том, что Гарри отдавался и не заботился о такой ерунде; что они снова двигались в едином ритме, что их рубашки были расстегнуты, брюки грозили вот-вот порваться, красно-золотой галстук был скомкан и отброшен, а Гарри толкался в руку Драко так, словно ничего другого в мире не существует.

Черт, все должно было быть совсем не так. Драко отпустил бедро Гарри, потянулся к его руке, переплел их пальцы и застонал, и Гарри, сжав его ладонь, еще ниже опустил голову, выругался и содрогнулся, теряя контроль, и Драко почувствовал, что мог бы прямо сейчас умереть от счастья, — и все это не должно было быть так хорошо.

* * *

Драко плюхнулся на диван рядом с Панси, довольный тем, что после встречи с Гарри полностью пришел в себя. Они внимательно осмотрели друг друга, чтобы не пропустить подозрительных засосов, приняли душ, совершенно точно не перепутали одежду и каждый предмет одежды отчистили и разгладили.

И его лицо, как Драко с удовольствием заметил в зеркале, входя в полупустую слизеринскую гостиную, отражало только обычное беспокойство по поводу завтрашней контрольной по древним рунам. Не было заметно ни следа того, что Драко мучил вопрос, что за черт с ним не так.

Панси рассеянно кивнула, не отвлекаясь от учебника, протянула руку и взъерошила непросохшие волосы Драко.

— Как там твой, гм, дружок… Корнфут? — негромко спросила она.

Драко замер, не успев вытащить учебник из сумки.

— Что?

Панси хихикнула и захлопнула книгу.

— Господи, Драко, видел бы ты себя!

Он внимательно вгляделся в ее лицо, ища намеки на ревность или гнев, но заметил только живое любопытство.

— Ничего страшного, милый, — ухмыльнулась она. — Я видела, как на той неделе он пялился на тебя на чарах, и подумала, что после Поттера тебе было бы интересно попробовать с другим парнем. Хотя должна предупредить: вряд ли твой отец окажется таким же понимающим.

Драко перевел дыхание и с облегчением откинулся на спинку дивана.

— Отец не станет возражать, пока я способен жениться на подходящей девушке в подходящее время.

— М-м-м, да, я бы сказала, ты пока еще вполне котируешься, — игриво мурлыкнула Панси.

Драко усмехнулся, и Панси похлопала себя по коленям, приглашая прилечь, чтобы немного поболтать. Драко так и сделал: лег на диван и положил голову ей на колени.

— Итак… теперь ты предпочитаешь мальчиков?

— Нет. То есть, может быть… не знаю.

— Значит, меня тебе было недостаточно? — беспечно уточнила она, снова запуская пальцы ему в волосы.

— Да ладно тебе, Панталонка, — Драко обеспокоено покосился на нее.

— Терпеть не могу это прозвище. И не надейся так легко от меня отделаться, — серьезно ответила она. — Ну же, Драко! Моя женская гордость задета.

— Если хочешь знать, я решил попробовать с Корнфутом, потому что боялся испортить отношения с тобой. Слушай, мне, как и всем, нравятся разные вещи, и ты не можешь отрицать…

— Нет, это практично. Но клянусь, если ты начнешь щеголять засосами, нам придется серьезно поговорить. Или не только поговорить. Все должно быть по-честному. В конце концов, нельзя обламывать друзей.

— Ладно, — усмехнулся Драко.

— И как тебе? Так же, как раньше?

— Что — секс с парнем? — Драко пожал плечами. — Они разные люди.

— Знаю, — голос Панси понизился до шепота. — И спрашиваю не о Корнфуте.

— Прости?

Панси с величайшим интересом рассматривала ногти.

— Помнишь, как в прошлом году я превратила жалкие космы Эббот в зеленые сопли и стерва МакГонагалл отправила меня чистить наградные доски с ТРИТОНов? У твоего отца были лучшие баллы по чарам за двенадцать лет. Он умный человек, знаешь ли.

Драко смотрел на нее во все глаза.

— И если уж я смогла наложить простейшие следящие чары, чтобы знать, когда ты трахаешься с Корнфутом, а когда — вовсе даже не с ним, нетрудно догадаться, что твой отец тоже может.

— Панси… — Драко попытался встать, но она схватила его за плечо и удержала на месте.

— Я только надеюсь, что Поттер сделал с твоими мозгами какую-то дрянь и это хоть как-то оправдает тебя перед отцом, когда он все узнает, — потому что он обязательно узнает и тогда мало не покажется.

— Я…

— Ты в жизни не делал большей глупости, — продолжила она, и ее голос полностью противоречил выражению лица: безжизненный против легкомысленного. — Я просто обязана об этом сказать. Я обещала поддерживать тебя, но ты действительно — действительно — испытываешь мое терпение и веру. При таком идиотизме ты вряд ли сможешь мне быть когда-нибудь полезен; ты просто не проживешь достаточно долго, если, как последний дурак, будешь рисковать всем ради нескольких перепихов, и с кем — с Поттером!

Драко не мог отвести от нее глаз; сердце бешено колотилось. Впервые за много лет — и много ссор — он видел Панси разъяренной настолько, что ее обычный ядовитый сарказм сменился ледяным спокойствием.

— У тебя есть ну хоть какое-то объяснение?

— Я…

— Нет, думаю, что нет.

Драко нахмурился и решил, что пора переходить в наступление.

— Вот что, хватит…

Он начал подниматься, но тут Панси что-то шепнула. Драко почувствовал, как его охватывает оцепенение, и мысленно дал себе пинка — он снова попался на старую уловку: Панси носила палочку пристегнутой в рукаве, чтобы колдовать когда вздумается и без предупреждения, почти не выставляя ее наружу.

— Драко, твой отец не станет возиться с формальным отречением, когда все узнает. Он просто убьет тебя как собаку, — тем же ровным тоном продолжила Панси, а Драко даже не мог ни встать, ни отвернуться.

— Не убьет, — выдавил он, благодарный, что может хотя бы говорить.

— Он лишил тебя голоса на неделю, когда тебе было всего восемь.

— Я ему надерзил.

— Когда я нагрубила маме, она велела домовику вымыть мне рот с горечавкой. Когда я завалила зельеварение, у меня на месяц отняли метлу. Твой отец лишил тебя магии на все лето, когда Грейнджер закончила первый курс лучше тебя.

— На каникулах все равно нельзя колдовать, — ровно возразил Драко.

— Можно подумать, у нас это соблюдают, — фыркнула Панси. — Мы не Уизли и не Лонгботтомы. Но будь даже так, ты наверняка заметил, что есть разница между «нельзя колдовать» и «не способен колдовать». — Она сердито встряхнула головой. — И неважно, что потом он купил тебе место в квиддичной команде — по требованию твоей мамы и за то, что ты шесть недель прожил как сквиб. Особенно учитывая, что у него не заржавело ослепить тебя на два дня, когда ты проиграл матч Поттеру. И это он, он заставил тебя выпить неразбавленное рвотное зелье, от которого тебя тошнило целую неделю, когда узнал, что тебе нравится ловец «Фурий», — только потому, что он магглорожденный. Он запер тебя в комнате с Грейбеком в полнолуние, когда ты посмел сказать, что может быть Лорду не стоит искать союзников среди оборотней. Да, я знаю, что Грейбек не мог тебя укусить, но ты-то этого не знал, и это был жестокий поступок, и твой отец выходит из себя, когда ты ему возражаешь или его разочаровываешь, а сейчас ты обо всем забыл и… — Она внезапно наклонилась, обняла Драко и простонала ему в шею: — Я тебя НЕНАВИЖУ! Какой же ты ИДИОТ!

Драко закрыл глаза и изо всех сил постарался не думать о том, что Панси сейчас наговорила. Он дождался, когда она возьмет себя в руки, и откашлялся.

— Мне просто нужно… ну, не знаю, попрощаться как следует — только и всего, — тихо сказал он, желая, чтобы она позволила ему отвернуться и не смотреть в ее слишком проницательные глаза. — Все… все закончилось слишком быстро, и я не успел… Слушай, мы же о Поттере говорим, да? — Драко дождался подтверждающего кивка. — Он не самая яркая звезда на небосклоне. Не красавец и не слишком интересный. С паршивыми манерами, не говоря уж про политические взгляды и друзей… — Он немного помолчал. — Мне просто нужно вывести яд из организма, понимаешь? Это не займет много времени…

— Драко, ты идиот. — Панси покачала головой. — Мать Куини права: все вы бестолочи, все до единого. Думаете только тем, что в штанах.

Она погладила Драко по голове, прошептала «Finite Incantatum», снимая парализующее заклятье, — и он медленно расслабился в ее объятиях.

Глава 18 (Перевод Aresu)

18 февраля — 27 февраля

День сто сорок третий, четверг

Панси шагала по коридору, злясь на весь мир. Ну и мерзкий выдался день. Для начала конспекты по зельеварению разъело зелье ползучей гнили — Миллисент Булстроуд очень и очень пожалеет, если не сможет предложить достойной компенсации эту потерю. Потом хаффлпаффский недоумок Захария Смит, которому с энтузиазмом помогала Куини, выставил Панси полной дурой на уроке по древним рунам. И в заключение преподаватель защиты от Темных искусств решил взбодрить студентов и сформировал учебные группы из тех, кто редко работал вместе. Он использовал заклинание случайного выбора, и теперь Панси и Драко оказались в связке с Поттером, Грейнджер и Уизли. И чтобы выполнить задание, им придется вместе практиковаться после уроков. До конца недели. Красота.

Радовало только одно — уроки, проходившие на третьем этаже, закончились почти на час раньше, потому что кто-то из шестикурсников случайно выполнил настолько мощное громкоговорящее заклинание, что адская какофония охватила весь этаж. Благодаря этому Панси, вместо того чтобы сидеть на истории магии, смогла спокойно позаниматься целых двадцать минут, прежде чем отправиться в одиннадцатую аудиторию на встречу их смехотворной группы.

«Может быть, все не так плохо», — сказала себе Панси, подойдя к двери. При том что саму Панси все еще бесило желание Драко встречаться с Поттером, у этих двоих, по крайней мере, появится возможность побыть вместе без необходимости держаться все время настороже, опасаясь себя выдать.

Уизли и Грейнджер, к счастью, не выражали щенячьего восторга по поводу интрижки — наоборот, даже немного тревожились. Правда на днях Грейнджер принялась было неловко рассуждать, как это понятно, что Поттера снова повлекло к Драко, ведь «Гарри вырос не зная ласки» и поэтому «только естественно, что его тянет к единственному человеку, который…»; но Панси попросила ее (причем очень вежливо) держать при себе маггловские теории и вместо умствований сосредоточиться на том, чтобы помочь парням забыть друг о друге.

«Забыть друг о друге, как же», — фыркнула про себя Панси. Драко не собирался ничего забывать. Он вел себя слишком жизнерадостно для того, кому оставалась последняя возможность оторваться. Глупый мальчишка действительно казался счастливым. С Поттером. Если бы на месте Поттера был кто-нибудь другой, если бы все это безобразие не грозило Панси нервным истощением, она бы тоже порадовалась.

А теперь им придется работать вместе. До понедельника. Решив, что худшее на сегодня уже позади, Панси толкнула дверцу маленькой кладовки, смежной с аудиторией, распахнула дверь в класс — и замерла на месте.

Худшее только началось.

Драко и Поттер сплелись в кресле, жадно целуясь; рубашки были полурасстегнуты, красно-золотой галстук цеплялся за плечо Драко, пальцы Поттера перебирали светлые волосы. Драко вжался в объятия Поттера — и застонал, откинув голову, когда тот припал губами к его горлу. Очевидно, оба были слишком поглощены друг другом, чтобы услышать шаги Панси или заметить ее там, где она стояла, — в полутьме кладовки, всего в нескольких шагах от кресла.

А потом, — боже, этого Панси совсем не хотела видеть — Поттер расстегнул молнию на брюках Драко, и тот, задыхаясь, зашипел в знак одобрения и поспешил вернуть любезность, запустив руку в штаны Поттера.

Вот дерьмо, это же просто… фу! Панси чуть не завизжала, когда Поттер соскользнул на пол и встал на колени перед креслом, а Драко дернулся, сдерживая крик, и… Край стола перекрывал обзор, и Панси не могла видеть, что именно происходило, но судя по приглушенным стонам, напряженному изгибу шеи и закрытым от наслаждения глазам Драко, все было совершенно очевидно, и это было…

…ошеломляюще сексуально.

И смешно до истерики.

Панси стояла не дыша. Ее первый порыв возмущенно завопить, требуя прекратить безобразие, с головокружительной быстротой сменился бурным весельем и твердым намерением ни в коем случае не мешать.

Она усмехнулась, наложила скрывающие чары на себя, заглушающие — на комнату и приготовилась ждать. И наблюдать — очень, очень внимательно. Потому что никогда и ни за что не позволит Драко забыть, что своими глазами видела, как его палочку полирует Мальчик-Который-Выжил собственной персоной.

Панси подавила смешок и подумала, что вдобавок сможет кое-чему поучиться. Потому что с ней Драко никогда не был настолько раскован. Что бы там Поттер ни делал, это заставляло Драко стонать, прикрывая глаза рукой, а его ноги — ходить ходуном. Она прикинула, не войти ли в комнату, чтобы найти лучшую точку для наблюдения, и не разрушит ли это маскировку.

— Почему бы тебе не остаться? У нас всего лишь практика по защите. Мы учимся ставить противовампирские щиты…

Панси стремительно развернулась навстречу Грейнджер и Блейзу, которые только что вошли в кладовку, и с испугом поняла, что какой бы шум они ни подняли, Драко с Поттером не смогут ничего услышать.

— Я думала, ты после истории пошел в библиотеку? — резко спросила она, в отчаянной попытке отвлечь Блейза, и передвинулась так, чтобы заслонить проход в классную комнату.

— Гермиона предложила помочь мне с чарами после пра… какого черта? — Блейз уставился за спину Панси. Она мысленно выругалась и схватила его за плечо, но было уже поздно. — Какого ЧЕРТА, Панси?!

— Блейз…

Грейнджер тоже заметила парочку, покрылась густым румянцем, поспешно отвернулась и воскликнула:

— Паркинсон! Что за…

— Ты знала, да?! — накинулся на Панси Блейз, его шок быстро сменился гневом.

— Дай мне объяснить…

— Сколько времени это продолжается? — требовательно спросил он.

— Нам лучше бы… — расстроенно пробормотала Грейнджер, жестом предлагая отойти от двери.

— Мерлин, Грейнджер, они нас не слышат, — нетерпеливо бросила Панси. — Я наложила чары, и к тому же сейчас они немного заняты. Блейз, пожалуйста…

— Сколько. Времени.

Панси глубоко вздохнула.

— Чуть больше недели.

— Чертов. Мордред. Что за безмозглый ИДИОТ! — простонал Блейз, стукаясь затылком о стену. — О чем он только думал?

— Да не думал он. Или думал не головой.

— Ради бога, — прошипела Грейнджер. — Нельзя же стоять здесь, пока они…

Панси глянула туда, где Поттер доводил Драко до экстаза, поняла, что все пропустила, и рявкнула:

— А что? Хочешь пойти попросить их остановиться? Так они тебе спасибо не скажут, знаешь ли. — Блез коротко хохотнул, и Панси приободрилась, заметив, что он, кажется, немного успокоился. — Мне казалось, ты всячески поддерживаешь их безумно романтичное…

— Я не говорила, что считаю это романтичным, по-моему, это, наоборот, опасно…

— Спасибо и на этом, — сухо заметил Блейз, и Грейнджер зло сузила глаза.

— А ты думал, я буду в восторге от того, что Гарри спит с Драко Малфоем?

Блейз скривился.

— Боже упаси, — протянул он, бросил взгляд через плечо Панси и ухмыльнулся, заметив, что Драко обмяк в кресле, хватая ртом воздух, — судя по всему, Поттер потрудился на славу.

Грейнджер, красная как свекла, упрямо держалась спиной к двери.

— Слушай, Грейнджер, раз уж ты так трепетно относишься к их уединению, почему бы тебе не позаботиться, чтобы им никто не помешал? Например, Уизли? Подожди его снаружи, будь хорошей девочкой, — ядовито посоветовала Панси и с трудом удержалась, чтобы не добавить «Кыш!», когда Грейнджер с готовностью выскочила из кладовки.

Оставшись одни, слизеринцы обернулись к двери и обнаружили, что Драко уже достаточно пришел в себя, чтобы возвращать долг — к полному удовольствию Поттера.

— А Драко, похоже, мастер, — неохотно признал Блейз, когда Поттер откинул голову и закусил губу.

— До Поттера ему далеко. Не припомню, чтобы Драко так стонал, когда минет делала я, — призналась Панси.

— «Пророк» точно убил бы… хотя нет, для «Пророка» это слишком скандальная тема, но «Придира» или «Ищейка» убили бы за такую информацию. Мальчик-Который-Отсосал. Я мог бы сделать на этом состояние.

— Не ты один. Драко нужно быть поосторожнее. Аудиторией обычно не пользуются, но в следующий раз сюда может зайти тот, кто его не поддерживает…

— Прикуси язык. Я его не поддерживаю — в этом вопросе, по крайней мере.

— Блейз…

— Не волнуйся, я его не выдам, хотя стоило бы. И помолчи. Раз уж ты здесь и тебя не видят, так смотри и учись, хоть польза будет, — кисло заметил Блейз и покачал головой, глядя на пару в классе. Тем временем Поттер ахнул и потянулся вниз, видимо, чтобы коснуться волос Драко. — Отличное скрывающее заклинание, между прочим. Ты ужасная извращенка, Панси.

— Ты ведь тоже смотришь.

— В основном, из академического интереса. Я не по этой части, ты же знаешь. Хотя если бы один из них предложил мне такое, я бы вряд ли отказался… — Блейз умолк, поскольку в этот момент Поттер застонал и зажмурил глаза, явно приближаясь к оргазму. — Ну наконец-то.

Поттер прекратил содрогаться, втащил Драко к себе на колени, с силой поцеловал, и Блейз шагнул в комнату, хлопая в ладоши.

— Отличное представление, парни.

Панси расхохоталась, видя, как лица Драко и Поттера совершенно одинаковым образом сменили выражение с блаженно удовлетворенного на потрясенное, а затем — на смущенное и сердитое. Разозленные, умирающие со стыда парни вскочили на ноги и принялись приводить себя в порядок, торопливо застегивая рубашки и брюки.

— Ты идиот, — без обиняков заявил Блейз, обращаясь к Драко и игнорируя Поттера. — Ты погибнешь, чертов дурак. Должен бы понимать.

— А ты — грязный извращенец! — судя по всему, это было все, что растрепанный, задыхающийся Драко смог придумать в качестве остроумного ответа, пока заправлял рубашку.

— Это вообще не твое дело, Забини! — сердито добавил Поттер, завязывая галстук.

— Ты не имел права шпионить!

— Я не шпионил, а просто вошел — точно так же, как мог войти кто угодно другой. Точно так же, как рано или поздно действительно кто-нибудь войдет, и когда это случится, рванет так, что понадобятся щитовые чары, чтобы вас обоих не расплющило в лепешку.

— Терпеть не могу с тобой спорить, — ухмыльнулась Панси, — но ты же не провидец, Блейз. Ты не можешь…

— Тут не надо быть провидцем, достаточно иметь мозги. И позволь сказать, Драко: когда вас раскроют, ты пожалеешь, что не погиб от проклятья. — Блейз заметил, как Поттер внезапно встревожился, и нетерпеливо закатил глаза. — Нет, я никому не скажу. Но, Драко, даже не надейся, что я поддержу тебя, если правда выйдет наружу.

— Ладно. Учту, — выдавил Драко.

— Вот и хорошо.

Драко с Поттером заканчивали приводить себя в порядок в неловком молчании, и Панси неожиданно пожалела, что Поттер тоже подстригся: его волосы, короткие и спутанные, выглядели гораздо неряшливей, чем во времена, когда были длинными и связанными в хвост. Она кивнула на потерявшую вид одежду:

— Разгладили бы вы ее чарами, что ли. А то смотритесь… помятыми.

Блейз хмыкнул, и Драко впился в него взглядом.

— Хорошо еще, что вас застукали мы, — продолжила Панси. — Ты должен быть осторожней, Драко. Можешь себе представить, что было бы, если бы вместо нас вошел Нотт? Или тот, кто помогал МакКею? Или пусть даже просто Крэбб и Гойл?

Драко и Блейз внезапно захихикали, и напряжение немного спало.

— О-о-о, Гойл, — усмехнулся Блейз. — Он бы обзавидовался, бедолага.

— Обзавидовался? — переспросил Поттер. — Чему?

— Свиданию. И сексу — в любом виде.

— У него что, никогда не было девушки?

Лица Блейза, Панси и Драко приобрели странное выражение.

— Нет, конечно, нет, — ответила Панси.

— Почему? Он не настолько плох.

Слизеринцы удивленно переглянулись, и Драко хихикнул.

— Нет, Гарри. Просто он голубее незабудки.

— Что?!

— Гойл — гей. Разве ты не знал?

— Э-э-э… нет.

— Ох, только не… ты же… ты краснеешь! — возликовал Блейз.

— Ну, я не знал… то есть…

— Заволновался задним числом, что Гойл пялился на тебя, когда ты жил в Слизерине? — ухмыльнулась Панси, и Поттер покраснел еще сильней.

— Нет, не особенно…

— Волнуешься, что он сейчас начнет подбивать к тебе клинья? — добавил Блейз, и все трое покатились со смеху при виде смущения Гарри. Блейз пренебрежительно пояснил: — Не бойся. Даже если не брать в расчет политику, Гойл не станет приставать к парню, хоть намажь его клеящим зельем. Он голубее незабудки, но застенчивей, чем лесная фиалка.

— Правда?

— Правда, — подтвердила Панси. — Он выглядит злобным громилой, — честно говоря, он такой и есть, — но, можешь мне поверить, с теми, кто ему нравится — полностью беспомощен и безобиден.

— Надо позвать Грейнджер, — заметил Блейз. — И Уизли — он, наверное, уже пришел.

Панси открыла дверь и впустила Грейнджер с Уизли. Оба были багрово-красными от смущения, но это нельзя было даже сравнить с состоянием Поттера, когда тот понял, почему они ждали снаружи, и услышал от Блейза, что именно успела увидеть Грейнджер.

— Да ладно тебе, Грейнджер, — фыркнул Блейз, закончив рассказ. — Можно подумать, ты не знала, что они этим занимаются.

— Знать и видеть — разные вещи, приятель, — пробормотал Уизли, успокаивающе гладя Грейнджер по руке.

— А вам двоим — совет: были бы вы поосторожнее, — снова заговорил Блейз. — В классной комнате, зная, что туда вот-вот придет толпа народу, — и без защитных или предупреждающих чар? Не слишком умный поступок. Знаю-знаю, вы ничего такого не планировали, просто увлеклись — избавьте меня от объяснений. А вы не пробовали пойти в бывшую квартиру? Я бы сильно удивился, если бы оказалось, что кто-то позаботился сменить там пароль.

Драко с Поттером удивленно переглянулись.

— А еще вы могли бы взяться за ум и держаться друг от друга подальше, но, видимо, напоминать вам об этом — пустое дело. Господи, Драко, если твой отец узнает… — Блейз покачал головой.

— А что, по-твоему, может сделать отец Малфоя? — осторожно спросила Грейнджер.

— Он жестокий человек, — не колеблясь ответил Блейз и безжалостно продолжил: — Драко, они все видели твои воспоминания, а ты сейчас не в том положении, чтобы послать меня подальше, так что заткнись. — Разгневанный словами и поведением Блейза, Драко скрестил руки на груди и стиснул зубы. — Да, это один из грязных слизеринских секретов: Люциус Малфой превращается в бездушную сволочь, когда ему переходят дорогу, и это распространяется даже на его собственного сына.

— Блейз… — начала Панси.

— А судя по тому, что я видел в воспоминаниях Поттера, вы вполне себе пара, — добавил Блейз твердо и бескомпромиссно. — Два бедных несчастных мальчика, которые нашли друг в друге утешение, и прочее дерьмо в том же духе. Это, конечно, очень романтично и душещипательно, вот только в отличие от тех омерзительных магглов, у которых ты жил, Поттер, у отца Драко есть деньги и очень, очень длинные руки. И контроль над семьей. И причины, по которым Драко не бросит семью ради какой-то интрижки. Я прав? — Лицо Драко ничего не выражало, и Блейз безрадостно улыбнулся. — Он не бросит ради тебя, Поттер, ни малфоевские миллионы, ни политическое влияние и власть, и неважно, насколько ты хорош, когда стоишь на коленях.

— Ты… — яростно начал Поттер, но умолк, когда Драко успокаивающе коснулся его руки и покачал головой. Поттер с силой сжал губы, явно пытаясь взять себя в руки.

— Послушай, Драко, — почти дружелюбно сказал Блейз, не обращая внимания на Поттера. — Вернись с небес на землю. Можно признавать, что не все, чему учили тебя родители, хорошо и правильно; можно — время такое — не скрываясь общаться с магглорожденными и предателями чистокровных. Но это?

Драко отвел в сторону глаза, все еще суженные от негодования.

Блейз тяжело вздохнул и распахнул дверь в коридор.

— Извини, но у меня началась изжога. Не говоря уж о том, что, в отличие от тебя, я пока не утратил чувство самосохранения и не хочу оказаться замешан в этом деле, когда ты наконец доиграешься.

Он ушел. Повисло тяжелое молчание, которое нарушила кашлянувшая Грейнджер.

— Что ж, — сказала она с мрачной решимостью. — Давайте займемся противовампирскими щитами. Я хочу, чтобы к понедельнику мы смогли устанавливать и снимать все десять.

И желая отвлечься, все поспешно открыли учебники.

День сто сорок пятый, суббота

Гарри рассеянно оглядывал спальню, поглаживая Драко по плечу. В апартаментах было куда уютней, чем в заброшенных классных комнатах. Маловероятно, что сюда кто-нибудь войдет, поэтому они с Драко могли позволить себе не спешить, полностью разделись, занялись сексом в кровати — а не на полу, в шатком кресле или опираясь на стену — и теперь лежали в обнимку, обсуждая прошедший день. Надо бы узнать, кто в замке отвечает за смену паролей у портретов, и послать ему анонимный подарок в благодарность за забывчивость — сэр Ксандр даже глазом не моргнул, услышав «Гадес», только поздоровался и открыл дверь.

Скорее всего, это обязанности Филча. Надо посмотреть, не продают ли в «Сладком королевстве» отборную кошачью мяту.

Все так странно. Если не слишком задумываться, не обращать внимания на голые стены и не вспоминать, что оставаться на всю ночь нельзя, можно почти поверить, что удалось перенестись в прошлое, во времена неразорванной связи.

«Хотя есть и отличия», — подумал Гарри и нахмурился, взглянув на газету, которую Драко читал, когда Гарри вошел, и бросил развернутой, как только обоим стало не до того.

Малфой: Мы не можем доверять магглам, нам нужны лидеры, которые не боятся делать то, что необходимо.

Статья была не на первой полосе, но с таким крупным заголовком, что на него нельзя было не обратить внимания, и Гарри пожалел, что Драко принес «Пророк» с собой. Они покосились на газету, перехватили взгляды друг друга, отвернулись — и Гарри решил, что хватит с него осторожного умалчивания, которого они придерживались после ссоры с Блейзом. Он сел в постели, кивнул на «Пророк» и небрежно спросил:

— Как думаешь, что твой отец хочет этим сказать? — Драко пожал плечами. — На мой взгляд, похоже, что он постепенно возвращается к пропаганде волдемортовских идей. — При упоминании имени Волдеморта Драко ожидаемо дернулся, но Гарри и бровью не повел. — Снова меняет сторону, да?

— Я правда не знаю.

— Но подозреваешь.

Драко вздохнул.

— Да. — Он тоже сел и пригладил волосы, стараясь выглядеть непринужденно. — Ничего удивительного, полагаю.

— Нет. Ничего. — Гарри замолчал; все его существо кричало, требуя заткнуться и не лезть с вопросами, на которые не хочешь знать ответов. — А как насчет тебя?

— Гарри… — мягко произнес Драко.

— Ты тоже меняешь сторону?

Драко взглянул на него, в глазах бушевал вихрь эмоций, и Гарри подумал, что даже без всяких уз все еще может видеть Драко насквозь — лучше, чем кто угодно другой. Раздражение, вызов, нерешительность… печаль…

Драко откашлялся.

— На самом деле я никогда не менял. Ты это знаешь.

Гарри прикусил губу.

— И… что ты будешь делать, если придется драться? Действительно станешь убивать ради своих?

— А ты ради своих?

— Да, для самозащиты. Вы нам угрожаете.

— Вы угрожаете нашему образу жизни.

— И ты говоришь это после того, как Гермиона помогла спасти тебе жизнь.

— Я в это верю. В это верит моя семья.

— Веришь, что такие, как Гермиона, заслуживают пыток и смерти? — Драко замялся, но его лицо сохранило упрямое выражение. — Ты слишком умен для этого. И все же бездумно повторяешь ерунду, потому что в нее верит твой отец. А он может быть умным человеком, но, по каким-то причинам, в отношении Волдеморта и его идей слеп и глух.

— Мой отец реалист. А Темный Лорд силен. Отца убьют, если он…

— Даже не пытайся сказать, что он следует за Волдемортом только из страха.

— Нет, не только, но нельзя отрицать, что страх присутствует — и для него есть причины.

Гарри недоверчиво покачал головой.

— И вы все равно его поддерживаете. Боитесь его до полусмерти, знаете, что он опасный маньяк, и все равно…

— Он прав, и очень во многом. И у него есть сила — сила, которая нужна для нашего дела.

— Ах ты, чертов…

— Я верю в то же, что и мой отец, мы оба поддерживаем Темного Лорда, и ты всегда это знал. Ты не можешь — только потому, что мы снова трахаемся… это не дает тебе права называть то, во что я верю…

— Я не называю…

— Или просить меня измениться…

— Я не прошу…

Они спорили, перебивая друг друга, их голоса звучали все громче, а Гарри продолжал твердить себе: «нет», и «черт побери», и «почему я не могу держать рот на замке», и «все это плохо кончится», и «я его потеряю»…

Он заставил себя остановиться.

— Я… Послушай, Драко, я… — Он сглотнул. — Может быть, я зря поднял эту тему.

— Может быть, зря.

— Ведь сейчас все по-другому, да?

— Господи, Гарри, до тебя что, только сейчас дошло? — рявкнул Драко.

Гарри подавил вспышку гнева.

— Мне пора на тренировку, — пробормотал он, вскакивая с постели и принимаясь подбирать и натягивать одежду, не глядя на Драко, который тоже встал и начал одеваться.

— Пока, — бросил Драко, направляясь к двери, и Гарри охватило страстное желание не отпускать его, пока не узнает, вернется он или нет.

— Постой…

— Что? — нетерпеливо спросил Драко.

— Э-э-э… до завтра? — выдавил Гарри с деланной небрежностью.

Драко сжал губы, прищурился, но наконец коротко кивнул и вышел за дверь.

День сто сорок седьмой, понедельник

Драко смотрел в огонь камина слизеринской гостиной. Сидящая рядом Панси заерзала и перевернула страницу.

Так не могло больше продолжаться. Он сошел с ума и рисковал слишком многим ради слишком малого.

Да, они с Гарри могли быть вместе. Могли целоваться, обниматься, заниматься сексом и просто проводить вместе время, разговаривая, посмеиваясь над Захарией Смитом, давая выход раздражению, которое вызывал у Драко капитан слизеринской команды…

Но Панси и Блейз, Уизли и Грейнджер были правы — это опасно и глупо. Это не может закончиться ничем хорошим, они не смогут остаться вместе навсегда, они вообще не смогут быть вместе открыто, и их почти наверняка в конце концов поймают. В тот вечер классная комната казалась им безопасным местом, никто не должен был подойти еще как минимум двадцать минут, да и вообще в этом коридоре почти никто не бывал. Но Панси случайно заявилась раньше времени, вздумала наложить заглушающие чары, и в результате в курсе дела внезапно оказался Блейз.

Даже в бывших апартаментах встречаться опасно. Что если кто-нибудь заподозрит, наложит чары, проследит…

Но даже если никто этого не сделает, у их отношений нет будущего. Блейз был прав. Драко не готов оставить семью или отказаться от политических взглядов ради Мальчика-Который-Выжил — и неважно, какие дивные вещи этот мальчик мог делать своим языком. Неважно, что рядом с Гарри, прикасаясь к нему, Драко горел в огне. Неважно, что улыбка Гарри согревала, что смех Гарри, когда Драко пародировал МакГонагалл и Филча, радовал сердце.

Драко глубоко вздохнул. У них нет будущего. Вот почему его готовность со всех ног помчаться на вчерашнее свидание, несмотря на субботнюю почти что ссору, выглядела так жалко.

«Насчет вчерашнего… Я не хотел…» — и это все, что Гарри выдавил в качестве извинения, после того как они промаялись в неловком молчании несколько минут, пытаясь притвориться, что накануне ничего особенного не произошло.

И Драко испытал такое облегчение, когда Гарри сделал первый шаг, что только кивнул, промямлил что-то вроде «ничего, ты тоже извини» — и набросился на него с поцелуями.

Словно рядом с Гарри он разом терял всю гордость. И весь рассудок.

— Милый, прекратил бы ты эти вздохи, — рассеянно бросила Панси, взъерошив ему волосы.

— Какие вздохи?

— Душераздирающие. Словно тебя разрывают противоречивые чувства. Прекрати.

Драко раздраженно отвернулся.

— Вы разобрались с тем, из-за чего поссорились?

— Что? — Панси бросила на него взгляд, говорящий «О, ради бога!», и Драко сердито выдохнул. — Откуда ты знаешь, что мы ссорились?

— Я не слепая. Кстати, о слепых и зрячих. Ты знаешь, что Миллисент варит антипохмельное зелье по новому рецепту? Вчера я пошла на Астрономическую башню взять порцию — ты же в курсе, что Миллисент занимается астрономией, да? Там стоял телескоп, вроде как для наблюдения за восходом Ориона.

— И что?

— Судя по всему, Орион восходит прямо рядом с окнами вашей квартиры. Вам бы стоило шторы задергивать.

Драко устало кивнул. Какой же он безнадежный идиот.

Панси закрыла книгу, придвинулась к Драко, пристроила голову ему на плечо, и он прижался щекой к ее волосам. В последнее время Панси стала вести себя практически как его девушка, и это было очень хорошо — не только приятно само по себе, но еще и полезно, поскольку уменьшало вероятность подозрений насчет Поттера.

— Что ты будешь делать, если вас накроют? — тихо спросила она. Драко слегка напрягся. — Нет, я не собираюсь снова читать тебе нотации и объяснять, почему ты должен порвать с ним, пока не влип по-крупному, — хотя ты все равно должен. Я просто спрашиваю.

— Не знаю.

— Ты хотя бы думал об этом?

— Нет.

— Ну а я думала. — Панси принялась теребить выбившуюся из обивки нитку. — Для начала тебе придется попрощаться со Слизерином. Тебе здесь никогда больше не будут доверять. Если даже Блейз не останется с тобой, то никто не останется.

— Никто? — тихо спросил Драко.

— Я должна подумать и о себе, милый, — ласково ответила она.

Драко угрюмо кивнул.

— А что касается твоего отца — Блейз прав. Ты должен его опасаться, он придет в ярость, если узнает.

— Панси, не смей. — Драко резко высвободился, но Панси вцепилась в него, деланно улыбнулась и куснула за мочку уха, играя на публику.

— Ладно, я не буду больше говорить о нем, только сиди спокойно, пожалуйста, это важно! — прошептала она.

Драко неохотно вернулся на место.

— Когда ты потеряешь Слизерин и заполучишь неприятности с отцом, тебе, совершенно очевидно, придется переходить на другую сторону.

— Я не хочу дезертировать.

Панси глубоко вздохнула.

— Драко. А почему?

— Что?

— Ты действительно так верен Темному Лорду?

— Да. Конечно. А ты разве нет?

Она подняла голову и серьезно посмотрела на него.

Драко с трудом сглотнул. Они заговорили о предательстве. Одно дело обсуждать вынужденный переход на другую сторону или подстраховку через поиск союзников во вражеском лагере. Совсем другое…

Панси долго смотрела ему в глаза, потом снова опустила голову на плечо и тихо продолжила:

— Я ему верна. Сам знаешь. Но могу понять других. Он силен, но не всесилен. И он… он немного пугает. А твой отец показал, что есть другой путь. Есть люди, которые не идут на поводу у Дамблдора, но при этом не верят и в Темного Лорда.

— Я не хочу быть одним из них.

— Потому что тебе придется оставить семью?

— Не только.

Панси кивнула.

— Что ж, во всяком случае, если дойдет до дела, Поттер не самый плохой вариант. Если не считать того, что Лорд хочет его убить и ты можешь пострадать за компанию.

— Уже пострадал.

— И снова рискуешь.

— Не напоминай.

— Драко, я серьезно: это не самый плохой выход — связать себя со всеобщим любимцем. К тому же он еще и богат. Не так, как Малфои, но, по крайней мере, ты будешь жить в достатке и тебе не придется надрываться на работе.

— Панси, хватит. Я не собираюсь «связывать себя» с Поттером — мы больше не женаты, я просто…

— Просто выводишь яд из организма, помню, как же. Но для Поттера все может быть по-другому.

— А если нет?

— Не могу представить, чтобы он бросил тебя, как бы ни сложились обстоятельства. Если ради него ты оставишь все, чем жил, а потом он решит, что больше тебя не хочет… неужели ты можешь вообразить, как он вышвыривает тебя на милость семьи и Лорда? — Панси фыркнула. — Конечно, нет. Он будет защищать тебя — хотя бы из чувства вины и долга. Посмотри, как он относится к Уизли. Этот дурень был его первым близким другом — и Поттер все еще верен Уизли, хотя в тысячу раз богаче, сильней, влиятельней и мог бы подружиться с куда лучшими людьми. С тобой он поступит точно так же.

— Какая чудная перспектива. Вместе с Роном Уизли — в пожизненных нахлебниках у Гарри Поттера.

Панси хихикнула.

— А почему ты вдруг об этом заговорила? — с любопытством спросил Драко.

Она поджала губы и уставилась в огонь.

— Седьмой курс, впереди ТРИТОНы. Просто… до меня вдруг дошло, что уже февраль. Еще четыре месяца — и выпуск.

— И?

— И я представила, что будет, если тебя поймают и ты превратишься в парию в Слизерине, а потом подумала: если бы нам предстоял еще год, все могло бы измениться, но… мы выпускаемся через несколько месяцев. Мы в школе не навечно. И в Слизерине не навечно. — Она умолкла, рассеянно зачаровав камин, чтобы языки пламени напоминали змей и драконов. — И как я уже говорила, если с Темным Лордом не сложится, мне бы хотелось иметь «своего человека» в другом лагере. Я, конечно, не смогу общаться с тобой открыто, но…

Драко задумчиво смотрел на зачарованное пламя.

Панси помолчала еще минуту, а потом тихо добавила:

— Есть еще кое-что, о чем я не перестаю думать… В последнее время ты выглядишь счастливым.

— Что?

— Словно… вам хорошо вместе.

— Нам не хорошо вместе, — отрезал Драко. — Мы вместе дуреем. Не сходи с ума.

— Не знаю почему, но он действительно делает тебя счастливым. Намного счастливей, чем я когда-либо видела.

Драко гневно взглянул на нее, и Панси вздохнула.

— Нет, милый, я не сошла с ума. Просто мелю вздор. Не обращай внимания. — Она снова вздохнула. — Надеюсь, это только болтовня и болтовней останется. Я все еще не теряю надежды, что ты одумаешься и порвешь с ним сам, прежде чем тебя заставят принимать решение.

— Да, — скривился Драко. — Я тоже надеюсь.

День сто пятьдесят второй, суббота

— Что там еще? — недовольно спросил Драко, когда Панси ахнула. Он заглянул ей через плечо, в газету, которую она только что развернула, — и почувствовал, как сердце остановилось.

Первая полоса. Снова. Он машинально поднял голову и встретился с широко распахнутыми глазами Гарри. Драко показалось, что в Большом зале все замерли и затихли, хотя на самом деле слышал и перешептывания, и хихиканье, и даже одобрительный свист. Ошеломленное недоверие и осторожное злорадство сплелись в клубок над слизеринским столом, и ладонь Панси скользнула в руку Драко.

Двое на первой полосе разорвали поцелуй, куда более нежный, чем Драко мог себе представить, и рассмеялись, рука одного легла на щеку другого, и кем бы ни был фотограф, ему удалось заснять — с расстояния и через оконное стекло — привязанность и нежность. То, как один поддразнивал, другой закатывал глаза в притворном раздражении, а потом закрывал рот первому новым поцелуем.

Панси сжимала пальцы Драко, оба не отрываясь смотрели на фотографию, и Драко полуосознанно, краем глаза уловил несколько обрывочных фраз со страницы: «Снова вместе?», «слухи подтвердились», «известный Пожиратель смерти Люциус Малфой», «никаких комментариев о поведении сына»…

— Ладно, Драко. Вот что я думаю, — тихо заговорила Панси. — У тебя два варианта на выбор: ты можешь либо уйти с достоинством… так, последнее слово вычеркиваем — тебя, похоже, сейчас стошнит. Ты можешь либо побыстрей убраться из Большого зала и приходить в себя где-нибудь в другом месте, либо спокойно посмотреть на Поттера и дать ему понять, что встретишься с ним после завтрака. Ты мне доверяешь?

Драко оцепенело кивнул.

— Тогда оставайся на месте. Все смогут увидеть, что ты расстроен — ничего удивительного, — но кроме этого увидят, что тебя не запугать. — Она посмотрела наверх и заметно побледнела. — О боже. Приготовься — вопиллер.

— Что?

Панси ткнула пальцем вверх, и у Драко перехватило дыхание. Отцовская сова, держа в клюве красный конверт, плавно спускалась к столу.

Птица села, и все уставились на нее. Малфои не получают вопиллеров. Вопиллеры — для Уизли.

— Открывай, Драко, — еле слышно прошептала Панси. — Не медли. Просто представляй себе, что это не ты, а кто-то другой.

Драко тяжело сглотнул, неспособный даже поднять руку.

— Если отец когда-нибудь тебя простит, он будет доволен, что ты проявил силу духа. Если нет — тебе понадобится вся сила духа, какая найдется.

Придав лицу отсутствующее выражение и заставив себя не обращать внимания на трясущиеся руки, Драко надорвал конверт.

Вопиллер раскрылся, но не сложился в подобие рта и не завизжал, как другие, которые Драко видел за годы учебы. Письмо осталось обычным листом пергамента, и голос, достаточно громкий, чтобы разнестись на весь Большой зал, зазвучал низко, отчетливо и размеренно. Голос отца в его самом опасном настроении.

«Драко, ты первый Малфой за последние сто лет, получивший вопиллер. Единственный за последние сто лет, заслуживший его. Ты много раз серьезно меня разочаровывал, но никогда не заставлял стыдиться так, как сейчас. Ты позоришь наше имя и семью. По этой причине я встретился с семейным адвокатом и предпринял шаги, чтобы официально отречься от тебя. Твое имя будет вычеркнуто из семейных документов, а твое наследство останется под доверенным управлением, пока мы не найдем подходящего наследника среди наших родственников. Тебе будет запрещено пользоваться нашим именем и носить фамильное кольцо…»

Руку Драко внезапно обожгло болью, он поспешно сдернул кольцо с малфоевской печатью, уронил его и беспомощно смотрел, как оно катится по столу и медленно падает на пол, а голос отца тем временем продолжал:

«Уважая чувства твоей матери, я позволю тебе нанести нам визит через два дня, чтобы ты смог вымолить прощение — и разрешение вернуться в семью. Но не слишком рассчитывай на успех».

Крэбб и Гойл, мертвенно бледные и совершенно несчастные, смотрели в сторону. Блейз подарил жесткий взгляд и отвернулся.

«Если бы я мог сломать твою палочку на расстоянии, то так бы и сделал, – продолжил бесстрастно отцовский голос, — но поскольку это невозможно, остается только надеяться, что кто-нибудь в Хогвартсе сделает это за меня и тем самым окажет нашей семье огромную услугу. Должен добавить, что если кто-нибудь захочет преподать тебе урок за позор, который ты навлек на семью Малфоев и весь Слизерин, я буду это только приветствовать и даю клятву, что наша семья не станет мстить, даже если ты снова будешь в нее принят».

Драко стиснул челюсти, чтобы не закричать от ужаса, волной хлынувшего в душу. Ни имени, ни семьи, ни защиты — и открытое приглашение любому, кто бы ни пожелал напасть на него.

«С этого момента ты мне больше не сын».

Письмо на мгновение заискрилось, потом вспыхнуло, превратилось в пепел и кучкой осыпалось на стол. Наступила долгая тишина.

— Что ж, он не стал деликатничать, верно? — заметила Панси и как ни в чем не бывало принялась намазывать маслом тост, хотя ее руки чуть заметно дрожали. — Ладно. Забудь о встрече с Поттером. Заканчивай завтрак и пойдем в библиотеку.

— Ты точно со мной? — спросил Драко, с трудом обретя голос. — Как насчет того, что я в немилости?

— Вздор. У тебя есть два дня, чтобы убедить его передумать. — Панси подняла газету. — Пей свой сок, милый. Мерлин, Драко, — добавила она, глядя на фотографию, — должна сказать, я бы тоже согласилась рискнуть лишиться семьи, если бы ты хоть раз так меня поцеловал. — Она помолчала. — Если бы любой из вас, на самом деле. Святые небеса.

Драко вздрогнул, не в силах ни кивнуть, ни улыбнуться. Панси успокаивающе погладила его по руке и наклонилась ближе.

— Милый, надеюсь, ты понимаешь, что теперь по гроб жизни мой должник?

Он кивнул.

— Допивай сок, Драко, — она сунула стакан ему в руки и снова заглянула в газету. — Надо же, опять пишут про Селестину Уорбек. Неужели эта женщина ни с кем не может прожить больше месяца?

Драко прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться на болтовне Панси, героически имитирующей светскую беседу, и не обращать внимания ни на пересуды в Зале, становящиеся все громче и оживленней, ни на эхо ледяного отцовского голоса, ни на отвратительную, угрожающую атмосферу, сгустившуюся над слизеринским столом. Негромкое покашливание заставило всех замолчать и привлекло общее внимание к Дамблдору. Драко тоже взглянул на преподавательский стол.

— Позвольте мне кое-что пояснить, — мягко сказал директор. — Я хотел бы напомнить всем присутствующим, что каждый ученик находится под защитой школы. Любой, кто собирается причинить ученику вред и ошибочно полагает, что останется безнаказанным, должен знать: потребует или нет возмездия семья, отвечать мне — придется.

Пауза. А потом со стороны гриффиндорского стола твердый голос добавил:

— И мне.