Я всегда получал массу удовольствия от первого апреля. Только полные идиоты решались попытаться надо мной подшутить, а мне этот день предоставлял дополнительных возможностей поставить своих подопечных в неудобное положение. Гораздо больше, чем обычный день.
Шутки младших классов каждую весну одни и те же: шоколадные лягушки со вкусом тины, Вопиллеры, орущие дразнилки. Исключительно неоригинально. Старшие студенты обычно ухитряются найти более творческие идеи для праздника: зачарованные перья, внезапно отрастающие ослиные уши и хвосты. Иногда небольшие проклятия. Как-то раз ХалффПафф в полном составе провел весь день распевая песни. Они начинали петь каждый раз, как только открывали рот. Я знал, кто придумал эту шутку, но промолчал, потому что результат оказался довольно забавным.
Персонал школы обычно закрывает глаза на первоапрельские проделки студентов, если, конечно, они не угрожают жизни и здоровью. Альбус провозгласил, что все это делается "доброй шутки ради", а я давно понял, что с ним не стоит спорить. Мы держимся в стороне от их веселья, следя, чтобы забавы не заходили слишком далеко. Я всегда утверждал и буду утверждать, что неукоснительно соблюдаю этот неписанный закон. А если у зелья, которое класс изучает в этот день, есть некоторые неприятные побочные эффекты… Так чем такой день, собственно, отличается от остальных?
Должен упомянуть, что весна после падения Волдеморта была в Хогварце не просто шумной, а я бы сказал — разгульной. В школе, полной беспокойных подростков, каждая весна отмечается повышением активности, но в тот год избавление от страха перед террором Темного Лорда усилило естественный процесс. Мне все это представляется чем-то вроде внутренней алхимии: все энергия, тратившаяся ранее на борьбу с врагом, теперь перешла в сексуальную.
Взрослые по крайней мере не забывали про заглушающие чары. Студенты, в общей массе, про них и не вспоминали. Я не припомню, чтобы когда-нибудь раздавал столько взысканий за поцелуйчики в неподходящих местах.
Конечно, мне доставляло определенное удовольствие выискивать места их любовных свиданий: сарай для метел, Астрономическая башня, другие укромные уголки, в которых, как считали глупые дети, их никто и не подумает искать. Ничего не сравнится с выражением лиц очередных влюбленных, когда они понимают, что тень, нависшая над ними — моя. Баллы утекали, как вода из плохо закрученного крана.
На меня весна не действует. Возможно, мои сны более нескромны, чем обычно, но романы для меня совершенно нехарактерны, и я не вижу смысла в том, чтобы что-то менять. К лету все успокоятся, и будут стыдиться своих случайных интрижек, а мне снова окажется не в чем себя упрекнуть.
Пожалуй, лишь одно занятие столь же забавно, как наблюдение за студентами, выискивающими среди толпы потенциальную жертву для сексуального приключения — наблюдать за тем, как они пытаются одурачить друг друга Первого Апреля. А точнее — наблюдать, как пересекаются две формы обмана.
В этом году моим подарком самому себе было включение в учебный план Аморфного Зелья. Я не упоминал о нем на занятиях уже лет десять, так что никто из детишек не ожидал подвоха. Я приберег его для последнего в этот день урока — урока у семиклассников.
Само по себе это зелье не особенно сложное, но его приготовление занимает почти весь урок, к тому же для него требуются довольно редкие ингредиенты. Эту проблему решила небольшая прогулка по ДрянАллее, и к началу урока все необходимое было расставлено на полках в алфавитном порядке.
Минут через пять Грейнджер поинтересовалась, что за зелье мы готовим. Обычно я говорю название (маловероятно, что студенты о нем слышали), но у Грейнджер могло хватить ума на то, чтобы по этой информации догадаться о свойствах зелья. Я сложил руки на груди и ответил девчонке улыбкой, не предвещающей ничего хорошего человеку, осмеливающемуся болтать на уроке. Она побледнела и вернулась к нарезке ингредиентов.
В середине урока я раздал каждому по керамической плитке. Во время вынужденного девяностосекундного бездействия (дробленые крылышки божьих коровок должны осесть на дно котла, в противном случае они дадут нежелательную реакцию с любой кровью), я велел студентам наложить на плитки заклинание Отражения. Даже самый бесталанный колдун к седьмому году обучения способен сделать зеркало.
Когда урок подошел к концу, я в последний раз проверил котлы, чтобы убедиться, что зелье у всех получилось фиолетовым, слабо поблескивающим, с легким запахом спелой вишни. У Лонгботтома, как и ожидалось, вышло нечто сине-зеленое. Я велел ему выпить зелье, приготовленное кем-нибудь другим. Студенты осторожно нацедили себе по порции зелья, и пока оно остывало, привели в порядок рабочие места.
А потом я велел им выпить зелье. Всем одновременно.
И постарался не рассмеяться, когда их лица начали меняться. Есть у Аморфного зелья один подвох — оно на некоторое время меняет внешность принявшего зелье на внешность объекта его страсти. В последний раз, когда я преподнес студентам такой сюрприз, последствия оказались забавными: Люсинда Беллевью и Эндрю Гринбоун, роман между которыми длился уже два года, не превратились друг в друга. Точнее, у девушки было лицо Эндрю, а вот ее кавалер выглядел, как Фрэнк Куин, капитан квиддичной команды Равенкло.
Я надеялся, что что-нибудь подобное произойдет и на этот раз.
Грейнджер превратилась в Уизли, и наоборот. Чего и следовало ожидать.
Крабб превратился в Малфоя. Тоже ничего удивительного — к этому году всем, включая самого Малфоя, заметили его влюбленность. Но все равно было странно снова видеть в классе последнего Малфоя. Такой потенциал был у молодого человека, и все впустую.
Пару секунд ученики стояли молча, ожидая какого-нибудь ощутимого эффекта от зелья. Потом Уизли повернул голову и заметил изменения во внешности соседки по парте. — Гермиона!
Теперь уже все повернулись друг к другу, а потом со сконфуженным видом начали разглядывать себя в зеркала. Я выжидал, пока картина не станет для них совершенно ясной.
— Вы напоили нас Аморфным Зельем! — Возмущенный писк Грейнджер из головы мистера Уизли.
— Точнее говоря, вы сами его выпили.
— Я не…
— Что такое…
— Я никогда… — бессвязные восклицания учеников выдавали, какой сумбур творится у них в голове.
— Вы что, еще не поняли? Мы… — Грейнджер повернулась к задним партам, увидела, как выглядит теперь один из ее одноклассников, и замерла.
Я решил, что должен лично раскрыть свой секрет. — Вы превратились в того человека, к которому испытываете наибольшее влечение, — вкрадчивым голосом объяснил я.
Вздохи и сдавленные стоны со всех сторон сопровождали разоблачение маленьких тайн моих семиклассников. Но я не услышал ни звука от Гарри Поттера, который упорно прятался за зеркалом.
Мне стало очень любопытно (чисто в академическом смысле, разумеется) узнать, в чью сторону он поглядывает. Да и как я мог устоять против возможности узнать, что за тайная страсть заставляет его закрывать лицо керамической пластинкой?
— Мистер Поттер, вам не кажется, что прятаться бессмысленно? — Поинтересовался я. Мальчишка медленно опустил зеркало, и я понял, что сумело лишить дара речи даже неугомонную Грейнджер.
Вот уж чего я не ожидал увидеть никогда в жизни, так это смущения пополам с испугом на своем собственном лице.
* * *
*
Слух разнесся мгновенно. В тот же день Альбус, проходя мимо, с сочувствием похлопал меня по плечу.
Студенческие влюбленности — одна из наиболее предсказуемых и раздражающих (и не всегда безвредных) опасностей, подстерегающих учителя шестнадцати-семнадцатилетних подростков, колдуны они или нет. Когда я в последний раз угощал детишек Аморфным Зельем, один из ХалффПаффцев — Кенсингтон, теперь работает в Министерстве, если мне не изменяет память — по вполне понятным причинам целый час прятался от Минервы. Но я никак не ожидал, что кто-нибудь из моих нынешних студентов скрывает горячий интерес ко мне. А уж тем более — Поттер.
Уверен, что некоторые из коллег повеселились, услышав такую забавную новость (уже и не припомню, когда в последний раз оказался предметом воздыханий кого-то из студентов), но у всех хватило ума не заговаривать на эту тему.
Естественно, что следующие несколько недель я обращался с Поттером настолько недоброжелательно, насколько мог себе позволить. Это было нетрудно — у мальчишки действительно не было таланта к зельеделию, и заставить его покраснеть ничего не стоило. Покраснеть, заерзать на стуле, прикусить губу, удерживаясь от искушения ляпнуть в ответ какую-нибудь дерзость. Я специально следил за тем, чтобы это происходило как минимум раз за урок.
Уверен, что люди сочтут меня жестоким — надо же, так обращаться с мальчиком, у которого были самые добрые намерения. Добрые намерения. Ненавижу это выражение и идею, за ним скрывающуюся. Если годы службы Темному Лорду чему-то и научили меня, так это тому, что "добрые намерения" еще никого к добру не привели.
Не сомневаюсь, что окружающие, включая Поттеровскую шайку, говорили, что и не ожидали ничего другого от старого злобного Снейпа.
Но никто не знал (и я постараюсь, чтобы никто никогда и не узнал), что публичные унижения Поттера служили еще одной цели. Что ночью, надежно закрыв за собой дверь своих комнат, я мысленно превращал образ Поттера, покрасневшего от смущения, в образ Поттера, раскрасневшегося от возбуждения, неспособного связно говорить от желания, извивающегося подо мной, в то время как я готовлюсь оттрахать его так, чтобы его мозги окончательно превратились в кашу. Закусывающий губу и задыхающийся, когда мой член начинает входить в него. Интересно, как далеко распространяется эта краснота, когда он стоит на четвереньках?
Школьные влюбленности по природе своей недолговечны. Они могут продержаться несколько недель или, самое большее, учебный год. Я повторял себе, что, пытаясь уменьшить его интерес ко мне, я сокращаю болезненный для нас обоих период.
Да, это верно, я жестокий человек.
Но наиболее жесток я к самому себе.
* * *
*
Последний день семестра — это последний день, когда Гарри Поттер мельтешил у меня перед глазами. Волдеморт побежден, нам не придется вместе участвовать в сопротивлении, экзамены он сдал довольно неплохо (кто, скажите на милость, решится оставить на второй год Мальчика-Который-Выжил), так что можно было надеяться, что он никогда больше не появится на пороге моей классной комнаты.
Разумеется, я был этому рад. Рад от него избавиться. Пока все не пошло наперекосяк — мальчишка загнал меня в угол в пустом коридоре.
— Ну и что вам нужно?
Поттер смотрел мне прямо в глаза. Даже проработав столько лет в школе, я не перестаю удивляться тому, как они ухитряются вырастать в последний год. Как бурьян в огороде.
— Вы не хотите меня поздравить? — Он сложил руки на груди и слегка выставил подбородок. Парень явно был в дурном настроении, хотя вряд ли бы сам в этом признался. Если бы я начал расспрашивать. Чего я делать не собирался.
— Мои поздравления. — Самый сухой тон, на какой я способен. Я развернулся было, чтобы уйти, но Поттер схватил меня за руку.
— И все?
— А чего вы от меня ожидали, Поттер? Объяснений в вечной любви?
Он покраснел и отпустил мой рукав, но не ушел. — Ну хотя бы что-то вроде "Мне было приятно с вами работать".
— Мне не было приятно. Так что вам — мои поздравления, а мне — избавление.
— Мерлин, — себе под нос, но не настолько тихо, чтобы я не расслышал. — Сам не понимаю, с чего это я взял…
— Думаю, это с вами не в последний раз. — Я развернулся и быстро пошел по коридору.
Через три шага меня остановил спокойный и уверенный голос. — Можете быть уверены, что не в последний.
— Ох уж эта ваша маленькая школьная влюбленность. — Я повернулся, чтобы увидеть, какой эффект произвели мои слова. Как я и предполагал, мальчишка побледнел. Его шрам, пульсирующий под непослушными волосами, казался воспаленным на фоне кожи.
— Моя… вы… — он запнулся. — Вы испытываете меня. — Его голос начал повышаться.
Какая-то часть меня хотела, чтобы этот разговор быстрее закончился. Другая наоборот — рвалась в бой. Хотела раз и навсегда разнести вдребезги чертово самомнение мальчишки.
— Что вы, совсем нет, — приятно слышать, каким сардоническим получается у меня голос, если постараться. — Всего-навсего приближаю неизбежное.
— Вы жестокий, мстительный человек. Вам нельзя работать учителем. Вы проклятый ублюдок. — Он двигался на меня, я не шевелился. Что он сделает? Ударит? Попытается наложить проклятие? Или, Боже упаси, попробует поцеловать?
— Джентльмены! — Появившаяся в коридоре кошка в два прыжка оказалась между нами и превратилась в Минерву. Нам оставалось только моргать от неожиданности. МакГонагалл улыбнулась, как будто ничего не происходило. — Вы можете опоздать на Прощальный Пир.
Я пошел вслед за ней с Большой Зал, сжав руки в кулаки под прикрытием рукавов. В тот момент мне совершенно не хотелось размышлять над своей реакцией на неожиданное избавление.
* * *
*
У меня нет привычки фантазировать о моих студентах. Точка.
У меня вообще нет привычки фантазировать о ком-либо, но если уж я этим занимаюсь, то исключаю студентов из списка.
И от этого мои ночные видения не становятся менее привлекательными.
То, что Гарри Поттер фактически теперь уже бывший питомец школы, и что он всегда был взрослее своих сверстников, совесть не успокаивало.
Маленькое утешение я находил в том, что фантазии эти были глубоко личными. Никто не имел шанса узнать, что они вообще были. И потом — скорее всего я еще много лет не увижу мальчишку. Я был уверен, что это поможет.
Иногда, по утрам, просыпаясь на неприятно липких от последствий моих сновидений простынях, я, в наказание самому себе, шел купаться на озеро, которое даже в разгар лета оставалось ледяным.
Я повторял себе, что это пройдет. Поттер, скорее всего, уже давно успокоился.
* * *
*
Ужас. Удар под дых. По-другому не назовешь. Ранее утро — всего семь часов — меня вытащили за заседание педсовета, конца которому не предвидится, только две маленькие чашечки кофе для поддержания сил, а теперь еще и это?
— Вы что? — Может быть я все же ослышался? Одна надежда.
Альбус сиял и выглядел еще добродушнее обычного. Плохой знак.
— В положении, — повторила Цинтия.
Нет, это не добродушная улыбка — это улыбка любящего дедушки. Я едва сдержал стон.
— А кто… Кто счастливый… — Это Хагрид пытался подобрать подходящие к случаю слова.
— Не ваше дело. — Грубиянка. Материнство пока не сумело смягчить нрав Цинтии Хуч.
Хагрид покраснел — довольно забавное зрелище. Хотя не достаточно забавное, чтобы подавить опасение, начавшее зарождаться у меня в голове.
— Занятия начинаются меньше чем через неделю, — напомнила Минерва. Голос у нее был озабоченный. — Кто ее заменит? Мы уже давно обходились без помощника инструктора.
Альбус подмигнул ей, и внезапно меня охватило очень дурное предчувствие по поводу того, что я сейчас услышу.
Я с трудом не поддался искушению закрыть лицо руками. Какие бы ужасные поступки ни доводилось мне совершать в этой жизни, были ли они достаточно непростительны, чтобы оправдать такое наказание?
— Я только что получил ответ от Гарри, — радостно сообщил Альбус. — Войдя в наше положение, он согласился отложить на год заключение контракта с Гластоунскими Гремлинами и поработать у нас.
* * *
*
Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Я одновременно хотел и боялся неизбежной очной ставки. Но никуда не денешься.
— Войдите.
Поттер, естественно. Он изменился: загорел, волосы подстрижены очень коротко. Если к ним прикоснуться, ощущение будет как будто провел ладонью по бархату. Но я не буду этого делать.
Я не поднимаюсь из кресла и не откладываю книгу. — В чем дело?
Он очень быстро пересек комнату и уселся на диван. Я не поддался соблазну немедленно наградить его разгневанным взглядом.
— Послушайте. — Он выждал, пока я все-таки не поднял голову от книги. — Я хочу извиниться.
Я издал неопределенный звук. Он что, действительно не мог придумать ничего пооригинальнее?
— То, что я наговорил вам в конце семестра, было совершенно неуместно, и я не должен был этого говорить.
— Я заметил, что от правдивости ваших слов вы не отказались.
Он на мгновение поджал губы. — Нет, вы все-таки ублюдок. Я терпеть вас не могу. Но это не означает, что мы не можем быть вежливы.
Хмм. — Извинения приняты. — Я снова уткнулся в книгу.
— Увидимся за обедом, — буркнул он, поднимаясь.
Я сумел неплохо справиться с его присутствием.
Но я не стал смотреть, как он уходит.
* * *
*
— Господин Поттер!
Я выходил из класса, когда услышал этот оклик чуть ниже по коридору. Панси Вандскеллар, если я не ошибаюсь. Гриффиндорка. Четвертый класс. Мне уже не в первый раз пришло в голову, что обращение "господин" звучит гораздо сексуальнее, чем "мадам", даже произнесенное не успевшими огрубеть студенческими голосами.
Да что там "не успевшими огрубеть"! Ха. Писклявыми — вот более подходящее слово.
Поттер вывернул из-за угла и выражение его лица, подозрительно напоминавшее паническое, неожиданно сменилось облегчением. Он кинулся ко мне. — Снейп! Как раз вы-то мне и нужны. — Он схватил меня за руку. — Мне хотелось бы…
Я посмотрел на него, сердито прищурив глаза. Взгляд типа "я-сейчас-раздавлю-тебя-как-клопа" гораздо труднее изобразить, если твой визави одного с тобой роста и даже немного шире в плечах, но презрение у меня все же получилось неплохо. — Поттер, какого черта вы себе позволяете…
Из-за угла вылетела Вандскеллар. Девчонка явно была в пылу погони, и ее даже занесло на повороте, но увидев меня она замерла, как вкопанная, вытаращив глаза от испуга. Мне всегда нравилось вселять страх в их маленькие сердца.
— …продолжить разговор. Как насчет кружечки эля?
Я понятия не имел, о чем он говорит, но день был длинным, и мысль о кружечке эля, пусть даже и с Поттером, показалась заманчивой. — Почему бы и нет. — Ответил я как бы нехотя.
Девчонка пробормотала что-то неразборчивое и упорхнула. Поттер отпустил мою руку и понуро опустил голову.
— Извините. Она весь день меня преследует.
Ситуация прояснилась. Пригласить меня на кружку эля Поттера заставила школьная влюбленность — только вот не его собственная. Если посмотреть со стороны, даже смешно.
Повисла пауза.
— Ну и? — Он что, ждет от меня какого-то предложения?
— Не буду больше вам мешать. Спасибо за… помощь. Спокойной ночи. — Поттер развернулся и ушел.
А я смог убедить себя, что не разочарован, хотя приглашение выпить было так резко забыто.
* * *
*
Первая ночь Рождественских каникул. Школа, к моему удовольствию, почти пуста: только несколько печальных сирот сидят, сбившись в кучку, на одном конце одного из столов — раздоры между колледжами забыты, потому что в праздник всем отчаянно хочется общества.
Они напомнили мне Поттера и его несносного дружка Уизли, хотя я не уверен, что они хоть когда-нибудь выглядели настолько жалостно.
Это просто блаженство — тишина в замке. Можно отдохнуть от постоянного гула студенческих разговоров, сплетен и смеха, снега, занесенного на сапогах, и мокрых следов.
На обеде присутствовало только четверо из персонала, и Минерва так увлеклась беседой с Альбусом, что я был вынужден поддерживать разговор с Поттером. Который, надо сказать, особой интеллектуальностью не отличался. Судя по всему, жизнь Хогварцкого Инструктора по Квиддичу не располагает к умственному развитию.
Я уже собирался поинтересоваться, есть ли у парня мозги, чтобы позлить его, но по ходу разговора он задал несколько заслуживающих внимания вопросов, касающихся исследований в области зельеделия. В результате, после ужина он пошел со мной в подземелья. Получив несколько заверений, что он не загнет и не сомнет ни единой страницы в книге, я решился предложить ему несколько любопытных текстов, которых нет в школьной библиотеке.
Пока я разыскивал на полке нужные книги, он разжег огонь в камине и уселся во второе кресло, которое у меня стояло практически без дела. Я налил себе виски, потом, после секундного колебания, плеснул и ему порцию. Даже общество туповатого инструктора по Квиддичу предпочтительней пьянства в одиночку.
И если быть честным с самим с собой, придется признать, что туповатым он не был. Тупица не захочет одолжить сборник работ под редакцией Дарси для чтения на ночь.
— Тихо стало без студентов, — заметил Поттер.
Ненавижу светскую болтовню. — Я бы предпочел, чтобы так и оставалось. — Это должно заткнуть ему рот.
К моему удивлению, он кивнул. — Я тоже.
— В прошлом году ты был одним из них.
Он фыркнул. — Можете не напоминать. Очень странно так быстро вернуться обратно. После лета, проведенного вдали от школы…
— Ты всегда уезжал из школы на лето. — И слава Мерлину. Не знаю, как бы я смог пережить его круглогодичное присутствие.
— На этот раз все было по-другому. Я же не знал, что вернусь.
Резонно. Я пригубил виски.
— С первоклассниками не так сложно, но все остальные знали меня учеником. И временами они ведут себя, как будто я им и остался. Просто выводят меня из себя.
Пауза.
— По крайней мере, Вандскеллар оставила, наконец, меня в покое.
— Студенческие влюбленности проходят. — Ирония разговора не ускользнула от меня, но стало любопытно, дошла ли она до него.
— Верно, — задумчиво ответил Поттер. — И к счастью довольно быстро.
Хотя именно это я и повторял себе уже несколько месяцев, обнаружилось, что я был совершенно не готов услышать тоже самое от Поттера. Несмотря на пылающий в камине огонь, я почувствовал холод и … что-то вроде усталости.
Похоже, я не сумел убедить себя в полном отсутствии интереса к мальчишке. Черт бы все побрал.
В этот миг я ненавидел Гарри Поттера. Желал только одного — чтобы он допил виски и убрался ко всем чертям.
— Я, конечно, не про себя. У меня всегда все было очень серьезно.
Я поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как он одним глотком осушает стакан.
— Я все еще тебя хочу.
— Что? — Я был ошеломлен, шокирован, возмущен. И чрезвычайно раздосадован тем, что у меня начали дрожать руки. — В вас, Поттер, заговорил выпитый виски.
— Нет, это я наконец-то заговорил. Виски пригодится, чтобы спасти остатки моего самолюбия, если сейчас меня выставят отсюда за ухо. — Он поднялся, и я в сотый раз удивился его высокому росту. — Но ты меня не выгонишь. И, кажется, я знаю, почему.
Он нервничает, но вполне успешно это скрывает.
— Я тебя терпеть не могу. — Настолько близко к усмешке, насколько у меня получается.
Он пожал плечами. — Ну и на здоровье.
— Чего ты, собственно говоря, добиваешься? — Я не выдержал необходимости смотреть на него снизу вверх, и встал, чтобы сравняться с ним в росте. Мы оказались так близко друг к другу, что это заставило меня нервничать, но отступать я не желал. Только не перед Поттером.
— Я хочу взять у тебя в рот. — У него был низкий хрипловатый голос.
— И что я, по-твоему, должен предложить взамен?
— Все, что захочешь.
* * *
*
Я мог бы воспользоваться преимуществами его предложения, а потом все-таки выкинуть его вон. И я повторял себе это снова и снова, пытаясь объяснить хотя бы самому себе, почему я расстегиваю мантию, чтобы обнажить свое тело перед чертовым Гарри Поттером.
И ведь я уже начинал в это верить, но потом положил руку на его обнаженную грудь, чтобы заставить его слегка подвинуться, а парень закрыл глаза и вздохнул. В звуке было столько желания, что я плюнул на все.
Найти партнера для секса никогда не было проблемой — даже (или особенно) в годы службы Темному Лорду. Но когда в последний раз все было вот так — в своей собственной кровати, обнаженный, вокруг разбросаны два комплекта одежды, и партнер, который не скрывает, насколько жаждет каждого моего прикосновения.
Он толкнул меня на спину, обхватил рукой основание моего члена и вобрал его в рот, как награду.
О, Боги, что за рот. Да, он Гриффиндорец, со всеми фирменными недостатками их колледжа, но у него всегда был язык змеи.
Нет, я не выставлю его из комнаты. Я собираюсь вернуть ему все, что получил. И еще немного. Дурачок сам не понимает, во что ввязался.
* * *
*
Гарри Поттер на четвереньках. Голова повисла так, будто в шее не осталось ни одного позвонка. Задыхающийся, когда я беру в руку его яички, издающий чуть слышные хрипловатые звуки, когда я слегка сжимаю руку.
В реальности его реакцию не так легко предсказать, как в фантазиях, но гладкую, бледную кожу спины именно так я себе и представлял.
Я облизал один палец и вставил в него. Невыносимый жар: как он ухитряется не вспыхнуть? А у меня это как получается?
Он шумно вдохнул, почти всхлипнул.
— Тебе это нравится. — Мой голос ниже обычного — предсказуемые последствия стонов, которые постоянно прорывались, когда его рот начал двигаться вдоль члена все быстрее — и по телу Поттера пробежала дрожь — не знаю, от тона или от смысла слов.
— Мммм. Да. — Потом, как будто махнув рукой. — Пожалуйста. — Похоже, я сам того не понимая, открыл шлюз, и мольбы потекли потоком. — Оххх, Боже, пожалуйста, — извивался он у меня в руках. Его голос срывался от желания.
Оказалось, что мне нравится, как звучит его умоляющий голос. Но еще больше мне хотелось дать ему, что он хочет.
Я почти замер — только ладонь ритмично, еле ощутимо сжимала основание члена, и палец едва двигался в его анусе. — Считаешь, я должен дать тебе кончить?
Он застонал, все его тело напряглось, но он все же удержал себя на самой грани. Хорошо. Боже, я… хочу этого, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, — я так долго… этого ждал.
Я позволил своим рукам двигаться слегка быстрее, глубже, уверенней. — Ты хочешь разрядки, так ведь?
— Нет… нет… тебя. — Тихий шепот, от которого внутри меня загорелся огонь. Может он и дурачил меня, но в тот момент я не хотел думать о такой возможности. Невозможно было думать об обмане, когда он извивался под моими пальцами, дрожал, стонал, бормотал что-то неразборчивое, что можно было принять и за мольбы и за проклятия.
Не знаю, что заставило меня это сделать, но я наклонился к нему и прошипел "хочу услышать свое имя".
Он судорожно втянул в себя воздух, а потом выдохнул "Северус", изливаясь в моей руке.
* * *
*
Мы отправились в спальню сразу после Поттеровского предложения. И мы не целовались — это казалось слишком странным для мужчин, которые настолько не терпят друг друга.
Потом мне уже казалось глупым соблюдать границы, учитывая, где только что были мои руки и его рот, поэтому мы целовались, целовались долго и медленно. Тело Поттера было мягким, гибким, податливым, и в его близости ко мне было что-то удивительно приятное.
Как раз в тот момент, когда я вспомнил, что плохо сплю, если оказываюсь в кровати не один, он отстранился и начал шарить на столике около кровати.
— Очки никак не могу найти, — пробормотал он. — Без света не получится. Ты не будешь возражать?
— Lumos. — Моя спальня зачарована так, что реагирует на мой голос. Вокруг кровати почти на уровне пола появляется слабое свечение, достаточное только для того, чтобы разглядеть предметы, расположенные в этой части комнаты.
Поттер поднялся, нашел очки и палочку, наложил на нас обоих очищающее заклинание. А потом натянул нижнее белье и мантию.
На свету, и после того, как он прикрыл свое тело, мне стало неудобно лежать обнаженным. Но я не стал укрываться одеялом, потому что это казалось отступлением, признанием уязвимости, а я не хотел казаться таким. Особенно перед ним.
Он поправил мантию и сел на край кровати. Я приготовился услышать что-нибудь сопливо-лирическое, но он только спросил. — Похоже, ты собираешься все праздники просидеть здесь. Можно я как-нибудь загляну в гости? Посмотрю, как ты тут?
Мне понравилось, что он спрашивает разрешения, но я постарался этого не показывать. — Это будет дорого стоить.
Улыбка была заметна только в уголках глаз, но от меня она не ускользнула. — Буду надеяться, что справлюсь.
Он вроде бы собрался подняться, и что-то заставило меня окликнуть. — Гарри. — Он остановился, стараясь сохранять невозмутимость, но я заметил, как он вздрогнул при звуке собственного имени. — Я довольно неприятный человек.
Он тихонько хихикнул. — Я прекрасно это понимаю. Ты что, меня за дурака держишь?
Я предпочел не отвечать. Он встал, пробормотал "Nox," и в полной темноте выскользнул из комнаты.
* * *
*
— Если ты думаешь, что я соглашусь это выпить, ты рехнулся.
Поттер ухмыляется. — Не доверяешь моим способностям в зельеделии?
Я сердито смотрю на него, но это, похоже, никак не влияет на его прекрасное настроение. Таковы люди — стоит пару раз взять в рот чей-то член, и можно распрощаться с возможностью поставить этого человека на место, многозначительно выгнув бровь. — Дело не в том, и ты прекрасно все понимаешь.
— Боишься, что я ошибся с дозировкой, и ты проходишь с моим лицом целый день?
— Такая участь страшнее смерти, — бормочу я, хотя вовсе так не считаю, и жду, что он заявит что-нибудь в этом духе.
Он ставит бокал с зельем на стол, и на лежащем сверху листе пергамента расплывается фиолетовое пятно.
— Тогда ты боишься, что превратишься в кого-нибудь другого. — Я слышу, как за непринужденным тоном он скрывает опасение.
— Нет, этого боишься ты, а не я. — Не стоит баловать маленького нахала.
Щеки Гарри заливаются румянцем. Прямо как глаза у быка.
— Поттер, прошло почти четыре месяца. Ты хоть раз замечал, чтобы я интересовался кем-то другим? Не будь идиотом.
— Бесполезно. Это у меня врожденное. — Теперь он слегка надулся, напомнив мне мальчишку, которым был год назад.
— Я уже привык к этой мысли, но твой выбор любовника дал мне надежду, что для тебя еще не все потеряно. — Парень хихикает, и у меня с трудом получается не улыбнуться в ответ.
— Мне кажется, получилось бы забавно, — говорит он через пару секунд. — Заставить всех подумать, что я замещал тебя на уроках Зелий.
Я встаю со стула. — Разговор закончен. Я уже опаздываю.
Он разочарован, но кивает и отходит в сторону, чтобы пропустить меня.
Когда я уже собираюсь открыть дверь, он спрашивает. — А вечером? После уроков ты согласишься выпить это зелье?
Он идет за мной, и когда я оборачиваюсь, оказывается, что он стоит рядом, упершись одной рукой о дверь прямо над моим плечом. В его близости к моему телу слышится намек. Хмм.
— Нарциссизм обуял, да?
Его бедро скользит между моими. — А мы поделим это зелье. Давай? Получится прелестная парочка, разве я не прав?
Через несколько минут и после долгого поцелуя я соглашаюсь. Действительно, прелестная парочка. Пара идиотов.
Vova
