Гарри положил перо и еще раз просмотрел свиток пергамента с ответами на экзаменационные вопросы.
Он закончил школу. После семи лет непрерывного кошмара уроков Зельеделия, Гарри был, наконец, свободен. Конечно, технически, еще не совсем свободен. До конца семестра оставалось еще две недели. И если бы на него как следует надавили, Гарри признал бы, что последние два года Зельеделие не было для него кошмаром. Лестью и подкупом от него можно было бы добиться признания, что он почти охотно ходил на уроки. Под пытками он сознался бы, что с нетерпением ожидал очередного урока. Но чтобы услышать от Гарри, что он будет скучать по Зельеделию, пришлось бы заставить его выпить Исповедальное зелье.
Скучать по Зельеделию и по Снейпу.
Гарри наложил на пергамент с ответами заклинание, которое запрещало добавлять что-либо к написанному и одновременно убирало непрозрачный, звуконепроницаемый пузырь. Снейп создал такие вокруг каждого студента, чтобы предотвратить возможность списывания и подсказывания. Кроме Гарри в классе оставались только Миллисент Бычешейдер и Лаванда Браун. Пожалуй, он слишком увлекся, отвечая на последний вопрос об этических аспектах использования Магических тварей в качестве источника ингредиентов для зелий.
Гарри взял сумку и пергамент и пошел к учительскому столу. Снейп задумчиво взирал на груду свитков с ответами, машинально поглаживая подбородок кончиком орлиного пера. Гарри с трудом сглотнул и отвел взгляд. Положив свой свиток рядом с остальными, он повернулся, чтобы уйти.
— Поттер, — по спине Гарри прошел холодок, как было всегда, когда он слышал свое имя, произнесенное вот так — жестко и отрывисто. Он вздохнул и постарался взять себя в руки. А потом повернулся с Мастеру Зелий.
— Да, сэр?
— Ваша тетрадь для записей?
У Гарри перехватило дыхание. — Что?
Снейп поджал губы и раздраженно повторил. — Ваша тетрадь для записей, Поттер. Вы должны были вести ее. Только не говорите, что вы про это забыли?
Забыл? Нет. Гарри не знал, что тетрадь придется сдавать. Зато он смутно припоминал, как им говорили, что тетрадь не оценивается. И очень на это рассчитывал. — Я… мне показалось, вы говорили, что она не оценивается, сэр.
По лицу Снейпа промелькнуло нечто вроде удовлетворения. Его глаза злобно блестели. Если бы не волна ужаса, накатившего на Гарри при мысли о профессоре, читающем эту тетрадь, парень уже начал бы плавиться. Потрясающий взгляд!
— Если бы вы удосужились прочитать программу занятий, которую я раздал всем в начале года, вы бы знали, что хотя тетрадь для записей не оценивается, ее наличие необходимо для получения положительной оценки. Насколько я понял, тетради нет? — Гарри показалось, что губы Снейпа начинают изгибаться в зловещей улыбке.
— Да! То есть нет. Тетрадь есть…только…можно, я принесу ее через час? — Может, Боги будут к нему милостивы. За час он успел бы убрать все компрометирующие записи. Все, не предназначенное для чужих глаз. Вот не везет! И почему Гермионе пришлось сдать чертов времяворот?
-Можно, если вы хотите продолжить посещать мои уроки в следующем году. — Гарри задумался. Так ли ужасен этот вариант? Но потом он понял, что окажется в одном классе с Криви. А с его-то везением их с Колином обязательно поставят в одну пару.
Да пошло все к черту! Худшее, что может случиться — в понедельник Снейп прочитает избранные места из его тетради перед всем классом. Слизеринцы от души посмеются. Рон заявит, что они больше не друзья. Остальные Гриффиндорцы перестанут с ним разговаривать. Н это же только на две недели, так ведь?
Гарри сунул руку в сумку, быстро, не давая себе передумать, достал тетрадь и протянул Снейпу. Он боялся поднимать голову, потому что чувствовал, как горят у него щеки, но ничего не мог с этим поделать. Снейп ухватился за тетрадь с другой стороны и потянул к себе. Второй рывок напомнил Гарри, что руку стоило бы разжать. Парень повернулся к двери и попытался улизнуть.
Гарри резко остановился, жалея, что не сможет провалиться сквозь каменный пол, проглотил рвущийся наружу стон, направил палочку на злополучную тетрадь и пробормотал пароль. Потом, поняв, что не может скрыть отчаяние во взгляде, быстро вышел из комнаты.
* * *
Начало интригующее.
Я наблюдаю за мальчишкой, убегающим из класса. Его испуг и растерянность напоминают сейчас Невила Лонгботтома. Должен сказать, что поведение Лонгботтома давно перестало меня развлекать. Все приедается и становится скучным. И потом — это так легко. Стоит ухмыльнуться, как у мальчишки случается сердечный приступ.
А теперь Поттер…
Прошли годы с тех пор, как у меня в последний раз получалось вызвать у этого негодника реакцию серьезнее легкой обиды. Он воспринимает наказания так, будто я просто исправил грамматическую ошибку в его письменной работе. То, с какой неохотой… да что там, с каким ужасом в глазах он протягивал мне тетрадь, обещает целую ночь приятного чтения. Любопытно, что думает обо мне Поттер.
Каждый год история повторяется. Хотя бы один из семиклассников оказывается настолько глуп, что недочитывает до конца программу занятий и весь год отводит душу, комментируя в тетради мою прическу и методы преподавания. Я собрал обширную коллекцию колоритных проклятий, гневных тирад в мой адрес, а так же своих профилей, соревнующихся друг с другом в свирепости. Это меня забавляет. Я не снимаю баллы — достаточным наказанием для глупых неосторожных студентов бывает страх и мои сердитые взгляды в сочетании с комментариями, которые я добавляю в их тетради.
Следующие две недели обещают стать неплохим развлечением.
Разобрав груду свитков и тетрадей, я беру с собой часть из них и возвращаюсь в свои комнаты. Там я усаживаюсь за стол, налив себе стаканчик бренди и приготовив перо и красные чернила. На проверку экзаменационных работ у меня есть целая неделя. А этим вечером я позволю себе отдохнуть и услышать, наконец, истинное мнение мальчишки о моей персоне. Я открываю тетрадь на последней записи. Проклятия и оскорбления имеют тенденцию становиться к концу года более красочными. Пригубив бренди, я начинаю читать.
30 мая.
Средство для удаления бородавок.
Что-то не совсем понятно. Наверное, я добавил слишком много толченого зуба гадюки. Консистенция густовата. Добавил еще несколько капель джина.. кажется, помогло.
Вот черт!!! Ну почему я не его перо!?
Интересно, он заметил, что я отпил от его джина?
Я приподнимаю бровь. О чьем же пере речь? Мне доставит особое удовольствие раскрыть тайную страсть Поттера. Тут написано "его". Не знал, что мальчишка гей. Какой удар для юных ведьмочек! Ну, хоть чем-то он не пошел в папочку. Продолжим чтение.
25 мая.
Конспект лекции.
1903 год — Закон о защите драконов.
— убивать драконов ради их магических качеств запрещено
— убийство дракона карается заключением сроком не менее 10 лет. А у меня так стоит…
Я не могу сдержать смеха. Лучше не думать о Поттере и его проблемах с эрекцией прямо на моем уроке. Я не уверен, должен ли продолжать читать, но меня подталкивает желание узнать, кто является объектом страсти Мальчика Который Выживает Снова и Снова.
— 15 лет за убийство самки.
Хотелось бы знать, большой ли у него член. Наверное он иногда дрочит. Вот бы увидеть! Интересно, о ком он при этом думает? Если он думает хоть о ком-то. Ох, мне срочно нужен ледяной душ.
23 мая.
Зелье для изменения цвета глаз.
Черные. Как у него. Темные, глубокие и холодные. Он снова сердито смотрит на меня. С каких же пор этот взгляд стал проникать прямо мне в брюки? Рождественский ужин. Он уронил вилку, и я подал ее ему. Он вот так же на меня посмотрел. Мгновенная эрекция. Я ненормальный.
Я перечитываю последний абзац четыре раза, а потом осторожно ложу тетрадь на стол. Допиваю бренди, надеясь, что он успокоит мое отчаянно бьющееся сердце. Мое первое побуждение — решить, что все это глупая шутка. И если бы несколько часов назад мне не пришлось бы почти силой вырвать тетрадь из дрожащей руки мальчишки, я был бы рад так и сделать.
Я вспоминаю упомянутый ужин. В школе тогда было пусто. Из студентов в замке остались только Поттер и два слизеринца. Остальные разъехались по домам, праздновать окончательную победу над Темным Лордом. Дамблдор настоял на том, чтобы накрыть маленький круглый стол. Я недовольно морщусь, вспоминая его рассуждения про "одну дружную семью". Альбус упорно добивался от нас родственных чувств с тех пор, как жалкий мальчишкин крестный позволил убить себя в последней битве. Парень опоздал на момент счастливого объединения дружной семьи и был вынужден сесть рядом со мной.
Я уронил вилку, и он наклонился, чтобы поднять ее для меня. Мой взгляд лишь отражал мое мнение о Гриффиндорской привычке изображать доброту к тем, кого они ненавидят. По крайней мере, тогда я считал, что он меня ненавидит. Сейчас мне приходит в голову, что я предпочел бы остаться при своем заблуждении. Как, черт побери, я буду смотреть мальчишке в глаза?
Говоря себе, что хуже уже не будет, я снова открываю тетрадь. Раз я потерял надежду когда-нибудь снова осадить его взглядом, могу я хотя бы удовлетворить свое любопытство? Я отлистываю еще несколько страниц и просматриваю записи в поисках очередного интересного фрагмента.
Он ухмыляется. А мне очень хочется провести языком по его презрительно изогнутой верхней губе. Что бы он тогда сделал? Умер от шока? От отвращения? Возможно. Когда он хочет продемонстрировать отвращение, его губы изгибаются еще сильнее. Боже, такие выражения лица нужно запретить. Ох, нет. Теперь это перо. Черт. Интересно, он сам понимает, что поглаживает им подбородок? Вряд ли. Слишком странная привычка для Снейпа. Слишком мягкая. Если бы провести этим пером по груди, по соскам, еще ниже… А потом языком. Он бы застонал?
Ох, я могу кончить от одной мысли об этом.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь отделаться от проблемы, возникшей в брюках. Я пытаюсь напомнить себе, что это мысли чертова Гарри Поттера, второго поколения личной вендетты, ведущейся против меня. Не помогает. Фактически, мысль о том, в чьей голове возникли подобные мысли, только усиливает впечатление. Гарри Поттер, ответ колдовского мира на маггловские рассказы о святых великомучениках, оказался не таким чистым и непорочным, как можно было бы подумать, глядя на его мягкую, белую, молодую кожу. Мне доставляет определенное извращенное удовольствие знать, что за этим невинным личиком скрывается темная сторона. Как ни странно, это поднимает его в моих глазах.
Однако я в ужасе от того, что его сомнительные фантазии обращены на меня. Я в ужасе. Я заставляю себя поморщиться и продолжаю читать… потому что я его профессор и это моя работа. Я обязан проверять его записи… по зельеделию.
Я рассеянно перелистываю страницы, пока не обнаруживаю пространное рассуждение, датированное последними числами марта.
Он выглядит усталым. Наверное, опять допоздна бродил по коридорам. Но я его не видел. Есть ли у него любовник? Хотелось бы знать, когда он в последний раз занимался сексом. Ох, только бы он оказался геем. Я смогу примириться с мыслью о том, что он трахается с другим мужчиной. Но женщина… Тьфу. А вдруг он путается с Флер? Тупая французская сучка. Можно подумать, Флитвику нужен ассистент.
Я фыркаю. Потом проклинаю себя за то, что забыл ужаснуться и возмутиться вторжению в личную жизнь. Как он посмел заподозрить, что меня может заинтересовать эта безмозглая девчонка? Скорее, меня привлекла бы корова. Меня передергивает от этой мысли, но затем я продолжаю читать.
Он поглаживает губы кончиком пера. Смог ли бы я превратить себя в перо?
Я хочу почувствовать, как это перо скользит по моей спине, поддразнивая, и приближаясь к заднице. Щекотно, наверное. Нет. Я хочу, чтобы он был грубым. Как другая сторона пера. Он мог бы обмакнуть ее в свои любимые красные чернила и исписать гадостями все мое тело. Острый кончик пера, выцарапывающий оскорбления на моей коже. "Наглый бездельник" было бы выгравировано на груди, "глупый мальчишка" — украсило бы ягодицы. А потом, когда на всем моем теле не осталось бы свободного места, он приказал бы мне встать на четвереньки. Его мантия отлетела бы в сторону, и оказалось бы, что под ней ничего нет. Он сделал бы шаг ко мне — обнаженный, возбужденный, огромный. "Поттер, — сказал бы он так, как всегда произносит мое имя. Как удар хлыстом. Кожаной плеткой. — Вы многократно нарушали школьные правила. Вы не умеете себя вести и повиноваться приказам старших. Возможно, директор и ведет себя как член вашего фанклуба, но мне ваша известность не вскружит голову. Ваше поведение не останется безнаказанным. Я хочу добиться от вас подчинения".
А я должен прекратить ухмыляться до того, как он подойдет ближе. Или до того, как Рон начнет спрашивать, что я затеял. Если бы только Снейп сам наблюдал за отработкой назначенных им взысканий! Да ладно тебе, Гарри. Как будто у тебя хватит смелости подкатить к нему! Хотя вдруг мне повезет, и он прочитает все это.
Нет. Лучше не надо.
Наверное, я единственный человек в истории Хогварца, который мучался с эрекцией на Зельеделии. Как там Гермиона называла Рона? А. Извращенец.
Это как раз про меня.
Я отбрасываю тетрадь, когда осознаю, что поглаживаю себя через брюки. Черт побери. Одно дело — продолжать читать записи, которые для меня не предназначались. Совсем другое — получать от этого удовольствие. И просто непростительно пользоваться этим. Это вульгарно. Это… извращение.
Я думаю, парень мог бы зарабатывать неплохие деньги, если бы профессионально занялся порнографической литературой. Он умеет… вдохновить. Но нет. Стыдно так расточительно обращаться с натренированным телом Ловца.
Не стоит об этом думать. Я вообще не замечал, какое у него тело. Я собираюсь ложиться. И не буду думать ни о перьях, ни о кожаных плетках. Ни об укрощении непокорных Гриффиндорцев.
* * *
Снейп не прочитал тетрадь Гарри ни в понедельник, ни в среду. И ни в один из других дней между экзаменом и последним днем занятий. В конце концов Гарри начал надеяться, что Снейп вообще не читал его тетрадь. То есть, надеялся-то он на другое.
Пару раз Гарри приходило в голову, что из этой истории может получиться что-нибудь хорошее. Вдруг профессор, который скоро перестанет быть его учителем, найдет некоторые записи интригующими. Тогда Гарри мог отметить выпуск гораздо интереснее, чем напившись в Трех Метлах.
Но сегодня, в последнюю школьную пятницу, на последнем уроке Зельеделия, Гарри понял, что надежды рушатся. Он приготовил контрацептивное зелье, которое Снейп им задал "потому что все, без сомнения, напьются и наделают глупостей. Я меня бросает в дрожь при мысли о вашем потомстве". Гарри показалось, что сказав это, Снейп чуть заметно ухмыльнулся, глядя в его сторону. Но скорее всего это ему только показалось. И его члену тоже.
Когда прозвенел звонок, Снейп снова заговорил. — Можете забрать свои тетради. В большинстве из них нет ничего, кроме чуши. Можете считать это за намек выкинуть вашу писанину при первом удобном случае. Те из вас, кто продемонстрировал способность к критическому мышлению, могут захотеть сохранить тетради как напоминание о том, какими они были перед тем, как превратиться в бессмысленных трутней. Поздравляю вас с окончанием лучших лет вашей жизни. Постарайтесь не разрушить этот мир, пока я все еще являюсь его частью. Урок закончен.
Раздался хор торжествующих воплей, и большинство учеников, подхватив сумки, кинулось разбирать тетради. Гарри, наоборот, двигался очень медленно, стараясь не поощрять весьма неудобные явления в его брюках. Сенйп всегда ухитрялся заставить его встать на дыбы. Вот только буквальный смысл этого выражения с годами совершенно изменился.
Гарри пристроился в хвост очереди за тетрадями. Первой, естественно, оказалась Гермиона, которая упрямо желала выразить свою благодарность профессору, который казался им таким ужасным, но так много для них сделал. Гарри поежился в предвкушении ответа, который должна была услышать его подруга. Он попытался пожалеть Гермиону, но не мог заставить себя не думать о том, что она сама напросилась.
— Вы закончили, мисс Грейнджер? Как мне кажется, вы находитесь под заблуждением, что меня волнует ваше мнение. Если я ухитрился сделать что-то, вызвавшее у вас подобные мысли, позвольте мне сегодня исправить ошибку. Вы и ваша компания — пожалуй, худшее, что случалось со мной за всю педагогическую карьеру. Все семь лет вы обвиняли меня во всех грехах, нападали на меня, и, подозреваю, обворовывали меня. Про то, что вы непрерывно раздражали меня, уже не стоит и упоминать. И благодарите Мерлина за то, что не проклял ни одного из вас. И так как с этой минуты вы, к счастью, больше не моя студентка, позволю себе сказать, что вы — надоедливая, девчонка, незаслуженно считающая себя самой умной и вечно сующая нос не в свои дела. Хотя вы скорее всего далеко пойдете, потому что просто измором возьмете всех на своем пути. Только прошу вас: если вы действительно благодарны мне за полученные знания (хотя я не считаю свою задачу полностью выполненной), держитесь подальше от этой школы. И — прощайте.
Гарри заставил себя изобразить сочувствие, а Гермиона, вся в слезах, уткнулась в плечо Рону. Рон чуть слышно пробормотал "Увидимся позже". У Гарри возникло подозрение, что Рон собирается самым бесстыдным образом воспользоваться горем подружки и начать отмечать день выпуска еще до того, как все отправятся в Хогсмид.
Когда Рон с Гермионой вышли, Гарри украдкой ухмыльнулся и постарался подавить дрожь, вызванную речью Снейпа. На этот раз его реакция на голос Снейпа оказалась еще сильнее обычной, потому что оскорбления были направлены не на него лично. Притихшие напуганные студенты быстро разбирали тетради, и вскоре в классе остался он один. Гарри прикусил губу в ожидании… ну, пожалуй, он сам не знал, чего ждет.
Снейп молча швырнул ему знакомую проклятую тетрадь в зеленой кожаной обложке. Ни обычного презрительного оскала, ни сердитого взгляда, ни оскорбления. Сердце Гарри упало от разочарования. Семь лет вражды закончатся просто-напросто ничем?
Гарри взял тетрадь, но не смог заставить себя уйти. Он был шокирован. Неужели он так мало значит для этого человека? Это же последний день. Самый последний шанс для Снейпа продемонстрировать свою власть. Он этим не воспользуется?
— Сэр?
Приподнятая бровь, но абсолютно ничего не выражающий взгляд. Гарри слышал. как колотится его сердце.
— А вы читали мои записи?
Снейп хмыкнул.
— И ничего не хотите сказать?
Снейп за секунду задумался, а потом ответил. — Удивляюсь, как вы ухитрились сдать экзамены по таким записям.
Ну, это уже что-то, правда? Это уже небольшой наезд. Но никакого сравнения с речью, адресованной Гермионе. А ведь Снейп ненавидел Гарри сильнее, чем Гермиону. Зеленые глаза парня вспыхнули от ревности. Но когда Снейп взялся за перо, ревность мгновенно сменилась желанием. Из горла вырвалось что-то вроде жалобного хныканья.
— Поттер, — у Гарри перехватило дыхание, когда собственное имя ударило его, обожгло его. Плетка. Черная кожаная плетка. Снейп смотрел на него и черные глаза поблескивали, отражая свет ламп, освещающих класс. Он все еще держал в руке перо и начал задумчиво водить оперенным кончиком по подбородку. У Гарри ослабли колени. Он даже положил руку на стол, чтобы поддержать себя. Он хотел ответить. Но все слова, вместе с кровью, ушли вниз, в мучительно-болезненную эрекцию.
— Вы позволяете себе вести себя непочтительно, мистер Поттер?
Такого голоса Гарри еще не слышал. Низкий и густой, угрожающий. Гарри даже не пытался скрыть трепет, в который его поверг этот голос. Он был уверен, что все равно ничего не получится. — Да, сэр, — прошептал он.
Снейп поднял бровь и посмотрел на него. — Кажется, вы напрашиваетесь на взыскание?
Ну… все зависит от того, с кем придется отрабатывать это взыскание. С Филчем, как обычно, или со Снейпом, по случаю праздника. Тем не менее, Гарри отбросил сомнения и просто ответил. — Да, сэр.
Снейп поднялся из-за стола и прищелкнул языком. — К сожалению, этим вечером Филч не может присматривать за провинившимися. Но думаю, у меня найдется, чем вас занять. — Ухмылка, сопровождавшая последнюю фразу, окончательно добила способности Гарри к логическому мышлению. А Снейп безжалостно продолжил. — Мне нужен пергамент.
— П-п-пергамент? — Сердце Гарри заныло от предвкушения. Другие части тела — тоже.
— Да. Мне необходимо написать довольно длинный доклад о недостатках дисциплинарной политики в системе образования.
Гарри тихо застонал, когда мастер Зелий подошел к нему. Теперь она нависал над парнем — с этой его зловещей ухмылкой и пристальным взглядом. Уже можно было чувствовать его тепло, которое, объединившись с жаром тела Гарри, угрожало спалить мантию. Снейп провел пером по щеке Гарри, слегка пощекотал ухо, а потом скользнул вниз по шее. Гарри оперся о стол Снейпа и постарался вспомнить, как нужно правильно дышать. Когда Снейп издал низкий смешок, Гарри сдался и решил, что его пыхтение достаточно хороший способ дыхания.
— Мне хотелось бы, Поттер, чтобы вы выполнили порученное вам задание с большим энтузиазмом, чем это было свойственно вам в течение семи школьных лет. И не ждите от меня милосердия. Будет больно. — И будто в качестве доказательства, Снейп провел по задней стороне шеи Гарри острым кончиком пера.
Перо царапало чувствительную кожу, и от этого ощущения Гарри бросило в дрожь. — Боже, да, — выдохнул он. — Да, сэр.
* * *
Я смотрю на него. Парень тяжело дышит, на его брови висит капелька пота, а мышцы дрожат от напряжения. Скривившись, он со стоном избавляется от груза. И вздыхает от облегчения.
— Я закончил. Это все.
Я бросаю взгляд на штабель из тридцати коробок пергамента, которые ему пришлось притащить из кладовой, расположенной на третьем этаже. — Очень хорошо, Поттер. Вы честно отработали свое взыскание. Можете присоединиться к своим глупым приятелям. Хотя сомневаюсь, что вы успеете наверстать упущенное. Подозреваю, что остальные уже в полубессознательном состоянии.
Он сжимает губы и сердито смотрит на меня. Я ухмыляюсь. Он усмехается в ответ.