Ежегодное освидетельствование в Сент Мунго — не самая приятная вещь для оборотня. Поэтому не удивительно, что, придя для этой цели в госпиталь, я какое-то время скитался по этажам, оттягивая момент визита в комиссию. Миновав очередной лестничный пролет, я забрел в незнакомое мне отделение. Необычно безлюдный коридор упирался не в другую лестницу, а в единственное на этаже окно. Обнаружив, что оказался в тупике, я повернул обратно, разглядывая надписи на дверях и пытаясь понять, куда же это меня занесло. В отделение для безнадежных больных, то что у магглов называется хоспис. Самое мрачное место в этом, и без того не слишком радостном, заведении. Сообразив, где оказался, я быстро повернул назад, решив отправится прямиком в комиссию, если уж судьба в очередной раз недвусмысленно демонстрирует, куда может завести малодушие.
Скорее всего, я так бы и ушел, если бы неожиданно не услышал знакомую фамилию.
— Ты Снейпа накормила? — с неуместным в стенах больницы отвращением спросила пожилая медиведьма у худенькой веснушчатой сестрички.
— Ой, миссис Ротвел, я лекарства раскладывала, мне некогда было…
— Ну, конечно, все, что угодно, только бы грязную работу за тебя делали другие! — раздраженно фыркнула ведьма и пошла куда-то в глубь отделения.
Девушка поспешила за ней, а я остался стоять в полной растерянности.
Снейп? Здесь? До сих пор?
Нет, я знал, конечно, что его даже судили заочно, настолько сильно он пострадал во время последних событий прошедшей войны, и заочно же оправдали по всем пунктам обвинения — в основном за счет свидетельства Гарри. Но это было три года назад!
Почему его до сих пор не выписали? И почему он — в отделении для умирающих? И, главное, почему медперсонал относится к нему подобным образом?
Нет, я прекрасно помнил, что такое Северус Снейп. И на что похоже вынужденное общение с ним. Но это, дементор побери, больница! Здесь даже ко мне относятся терпимо, при всем нынешнем предубеждении к оборотням. Или администрация Сент Мунго полагает, что на работу в отделение для безнадежных больных можно принимать магов, позволяющих себе относиться к пациентам, как к нечистым животным?
Я редко выхожу из себя, но тут меня просто трясло от злости. И в комиссию по темным созданиям я отправился, снедаемый жгучим желанием побыстрее разделаться с освидетельствованием и пойти устроить скандал заведующему отделения, где лежал Снейп.
Разумеется, они продержали меня до самого вечера.
* * *
Так что к заведующему я попал только на следующий день и уже в значительно более уравновешенном состоянии. Может быть, поэтому он произвел на меня вполне благоприятное впечатление: немолодой усталый дядька, спокойный и внимательный.
Выслушав мой рассказ о виденном в отделении (и почему я при этом чувствовал себя школьным ябедой? Ведь знал же, что все делаю правильно), он покивал головой, глядя на сцепленные поверх бумаг пальцы, и спросил:
— Вы, видимо, лично знакомы с мистером Снейпом?
— Мы вместе учились, — осторожно ответил я, чувствуя, что начинаю закипать.
Если он сейчас начнет мне объяснять, что Северус сам во всем виноват со своим сложным характером…
Но он лишь вздохнул и заговорил совсем о другом:
— Понимаете, мистер Люпин, практически весь наш персонал получал образование в Хогвартсе. И, как и мы с вами, любил и уважал Директора Дамблдора. Мы все, разумеется, в курсе судебного решения, принятого по делу мистера Снейпа… Но люди все равно считают его убийцей. И я ничего не могу с этим поделать. Особенно, если учесть, что среди моих сотрудников нет практически ни одного, чья семья не пострадала бы от Пожирателей Смерти. Поверьте, я не первый год пытаюсь бороться с этим отношением персонала к мистеру Снейпу… Но, вы же понимаете, я не могу контролировать их ежеминутно, у меня в отделении пятьдесят больных, многие из которых требуют серьезного лечения.
— А Снейп что, не требует? — спросил я, испытывая очередной прилив раздражения.
— Нет, конечно, — удивленно ответил врач, — его состояние совершенно стабильно. Все, что можно было для него сделать, мы сделали еще в первые месяцы после госпитализации. Остальное же зависит исключительно от организма пациента. Мне приходилось видеть и поистине чудесный прогресс при таком лечении, но каждый случай индивидуален…
— Насколько он плох?
Колдомедик снова вздохнул:
— Он полностью парализован ниже пояса, сильный тремор рук не позволяет пользоваться палочкой. И даже обслуживать себя самостоятельно. Но сознание не повреждено, и речь восстановилась полностью, — взглянув мне в глаза, поспешно добавил он.
* * *
Остановившись у двери палаты, я понял, что мне страшно. Причем, не знаю, что пугало сильнее — встреча с безнадежным больным, с одним из самых неприятных в общении из встречавшихся мне людей, или с последним осколком моей юности… В любом случае, это предубеждение было несправедливо по отношению к Северусу.
Я набрал в легкие побольше воздуха, осторожно постучал в дверь и вошел. И, как на нож, напоролся на испуганный взгляд черных глаз. Это было так неожиданно, словно удар поддых, что я сбился с шага и неловко замер посредине комнаты. Мне казалось, я был готов ко всему: к уродству, к немощи, к застарелой злобе… Но не к этому. Не к затравленному выражению лица и дрожащему хриплому голосу:
— Люпин?
— Здравствуй, Северус. Вот, решил тебя навестить. Можно? — преувеличенно бодрым голосом начал я, одновременно пытаясь понять, что же здесь, дементор побери, происходит.
Что надо было сделать с Северусом Снейпом, чтобы у него вот так начали бегать глаза?
Я невольно огляделся. Палата была светлой и просторной, постель — аккуратной, хотя больничная рубаха явно была ему велика и сползала, открывая по-птичьи худое плечо. А вот сам он выглядел неухоженным: даже в бытность нашу в Хогвартсе волосы у него были менее сальными, а ногти — аккуратно постриженными.
Снейп что-то пробормотал неразборчиво, и я невольно наклонился к его постели, пытаясь разобрать слова. Он сжался, втягивая голову в плечи. Ради всего… Ну, не бьют же они его?!
— Что ты говоришь, Северус? Прости, я не расслышал.
— Ты не мог бы, — еле слышно, — дать мне попить?
Несколько мгновений я просто тупо глядел на слипшиеся пряди волос, лезущие ему в глаза, переваривая услышанное. Потом проследил за его взглядом — стакан и кувшин с водой стояли не на прикроватной тумбочке, куда он мог бы дотянуться, а на столе в дальнем углу палаты.
Опомнившись, я торопливо налил воды в стакан и протянул ему. Северус обхватил мою руку ладонями, притягивая стакан к губам, и я, наконец, понял — и что имел в виду завотделением, когда говорил о треморе, и почему вода в палате стояла вне досягаемости пациента. Руки у Северуса не просто тряслись — ходуном ходили. Одной рукой держа стакан, я подсунул ладонь другой под подушку, на которой он лежал, помогая ему приподняться. Как он пил… Жадно, торопливо, захлебываясь и обливаясь… но ни на мгновение не выпуская стакан, пока тот не опустел.
— Еще хочешь?
За тридцать лет, что я его знал, я помнил Снейпа всяким. Даже испуганным помнил. В первые годы нашей учебы это с ним еще бывало. Но вот такого выражения безмолвной благодарности я не видел у него ни разу.
Я выпоил ему второй стакан и, торопливо пробормотав:
— Я еще вернусь, — практически выбежал из палаты.
Слава Мерлину, в коридоре никого не было. Не знаю, что бы я сделал, попадись мне на глаза какая-нибудь медиведьма из персонала… После войны у всех у нас непростительные на кончике палочки. Не то чтобы я считал это приемлемым, но… Не давать калеке пить!
Однако коридор в отделении был длинным, и пока я дошел до кабинета заведующего, успел взять себя в руки. Что я мог сделать? Устроить скандал? Даже, если забыть о том, что не оборотню бы права качать, чего я мог добиться? Выговоров? Увольнений? И еще большей озлобленности на их виновника?
Я стоял, разглядывая табличку на двери завотделением: “Тимоти Вуд, колдомедик высшей категории”, и чувствовал, как на меня необратимо наваливается необходимость принять решение. Безумное, почти самоубийственное… О котором я почти наверняка пожалею. И все же — единственно возможное в этой ситуации. Если только я не хочу потом прятать глаза от собственного отражения в зеркале.
* * *
— Так вы говорите, мистер Вуд, что Снейп не нуждается в дальнейшем лечении? Значит, вы можете его выписать?
Колдомедик явно растерялся.
— Выписать мы его, безусловно, можем… Да, собственно, и должны были бы, еще два года назад. Но куда? У него же ни родственников, ни даже домовых эльфов нет, а сам о себе позаботиться он не в состоянии…
— Я в состоянии.
— Вы? — недоумевающий взгляд скользнул по поношенной мантии и стоптанным туфлям.
— Я его старый… друг. И я не работаю, так что смогу уделять ему достаточно внимания. Что же касается материальной стороны вопроса… Я получаю пенсию от министерства, как участник войны.
— У мистера Снейпа есть деньги, — неожиданно сообщил Вуд. — Плата за содержание в госпитале переводится с его счета в Гринготсе. По его распоряжению, конечно.
И ваши сотрудники над ним измываются за его же деньги.
Вуд вздрогнул — похоже, услышал, как скрипят мои зубы.
Пока он спешно оформлял документы на выписку, я немного успокоился… и почувствовал, как постепенно опускаются вставшие дыбом волоски у основания черепа. Интересно, он знает, что я — оборотень?
— Вот, все готово, — прерывал мои размышления колдомедик, — нужна еще только подпись мистера Снейпа — согласие на ваше опекунство.
На какое-то мгновение мне показалось, что ничего не получится — Северус никогда не согласится. А потом я вспомнил, как он на меня смотрел — там, в палате…
— Мне нужно с ним поговорить.
— Да, да, конечно, — пробормотал заведующий, закрывая за мной дверь кабинета, — документы будут у постовой сестры. И его вещи…
* * *
Я шел к Снейпу, подбирая в уме слова, которые могли бы убедить его довериться мне. Потому что нельзя же просто сказать беспомощному человеку: “Неужели ты думаешь, что у меня тебе будет хуже, чем здесь?”
Но стоило мне войти в палату, как все заготовленные фразы вылетели у меня из головы под изумленным взглядом ее обитателя. У него даже в мыслях не было, что я действительно вернусь, как обещал…
— Послушай, Северус… Хочешь, я заберу тебя отсюда?
Черные глаза Снейпа, и без того несоразмерно большие на исхудавшем лице, стали и вовсе огромными, и я торопливо объяснил:
— Твой врач говорит, что тебе больше нет необходимости находиться в больнице. Только нужен кто-то, кто мог бы ухаживать за тобой. А я все равно не работаю. Так что ты мог бы пожить у меня… Если хочешь, конечно…
Взгляд его неожиданно приобрел очень… Снейповское выражение. Пристальное и недоверчивое.
— А врач объяснил тебе, что я парализован? — почти с прежней резкостью спросил он.
И с самоубийственной прямотой пояснил, игнорируя мой кивок:
— Что я не в состоянии, — он запнулся на мгновение, прикрывая глаза, но тут же продолжил,— контролировать кишечник и мочевой пузырь? И не в состоянии удержать ложку?
— Я знаю, — севшим голосом ответил я, — но я… Мы справимся. Вот увидишь.
Несколько секунд он молчал, прожигая меня взглядом и кривя в болезненной гримасе тонкогубый рот, но все-таки спросил:
— И тебе… не противно?
Мне не противно. Мне чудовищно, отчаянно его жалко. Но этого показать нельзя. А что можно?
— Нет. Оборотни не бывают брезгливыми, Северус, — сказал я, вовсе не будучи уверенным, что поступаю правильно, пробуждая в нем эти воспоминания. — Ты же видел, на что похоже превращение…
Мне показалось, или у него действительно расширились зрачки? Радужка настолько темная, что точно понять невозможно…
Снова мучительная пауза, потом он резко отвел глаза и произнес:
— Позови сестру.
— Зачем? — не понял я.
Он напряженно повторил:
— Позови. Мне нужно…
И тут я почувствовал запах. Ох, ты ж… Это случайно совпало, или ужас, пережитый им тогда в визжащей хижине, настолько силен, что…
Не додумав мысль до конца, я вышел в коридор и позвал постовую сестру. Она подошла с приготовленными документами, и я, чувствуя внезапную неловкость, начал смущенно объяснять ей, что произошло. Поджав неприязненно губы, она вручила мне пергамент и велела подождать в коридоре.
Мне не нравятся звукопоглощающие заклинания на дверях. И я, чувствуя, как вновь поднимаются волосы у меня на загривке, осторожно приоткрыл дверь.
Мерлин. Я прокляну эту девицу.
По счастью, мое появление в палате заставило ее прервать свой полный ненависти и отвращения монолог, и только это спасло ее от близкого знакомства с моими боевыми навыками. Я молча забрал у нее чистый подгузник и выставил ее за дверь. У нее хватило ума не перечить.
— Сейчас, Северус, сейчас… Я все сделаю… — бормотал я, как идиот, переодевая его.
Сестра не принесла судно, и я даже не мог нормально его помыть, пришлось пользоваться очищающими заклинаниями, хотя его кожа и так уже шелушилась от них и была покрыта красными пятнами. Я уничтожил заклинанием грязь, прикрыл истощенное тело простыней и только тогда осмелился взглянуть ему в лицо.
Он плакал.
* * *
Я уменьшил и рассовал по карманам его вещи, а самого Северуса сгреб в охапку, завернув в одеяло, и на руках отнес в кабинет Вуда, где был камин. Использовать Mobilicorpus у меня просто рука не поднялась.
Колдомедик помог мне с дымолетным порошком, и я, все так же прижимая к груди свою костлявую ношу, шагнул в зеленую вспышку со словами: “Дом Рема Люпина”.
На самом деле, дом моим не был — я снимал его у старенькой ведьмы, перебравшейся жить к дочери. И был он мало приспособлен для жизни оборотня: ветхие стены, всего одна спальня (детская стояла закрытой, в ней хозяйка держала свои вещи), и никакого подвала. Зато дом стоял прямо в лесу и достаточно далеко от деревни, чтобы мне не приходилось общаться с ее обитателями, когда не было такого желания, и объясняться с ними по поводу моих ежемесячных отлучек. А еще в нем была чудесная светлая гостиная с панорамным окном, выходящим в страшно запущенный сад, и небольшим кухонным уголком, которого вполне хватало старому холостяку, чтобы обеспечить себя всем необходимым. И главное — хозяйка сдавала его за более чем умеренную плату. Видимо, не могла найти желающих поселиться на отшибе.
Но при всех своих достоинствах, этот дом совершенно не был рассчитан на двух человек. По дороге от кабинета Вуда к Снейповой палате я лихорадочно соображал, что и как мне надо сделать, прежде чем забрать Снейпа из больницы: трансфигурировать что-нибудь во вторую кровать, разобраться с постельным бельем и посудой, ванную помыть, наконец. Но когда я своими глазами увидел, как с ним там обращаются… и чего ему это стоит…
В общем, я уложил его в свою постель, понадеявшись, что он не заметит уже не слишком свежее белье, и занялся приведением дома в состояние, пригодное для жизни лежачего больного. Чувствовал я себя при этом страшно неловко. И ведь прекрасно понимал, что это нелепо, что Северусу наверняка нет до этого никакого дела, но все-таки страшно стеснялся и старой обшарпанной мебели, и ветхого постельного белья, и застиранных полотенец, и разнокалиберной посуды…
Я идиот.
— Северус, ты, наверное, есть хочешь? — спросил я, пытаясь сообразить, сколько могло пройти времени с тех пор, как его кормили в больнице, и лихорадочно прикидывая, что у меня осталось из продуктов, — кус-кус есть будешь?
— Да. Спасибо, — тихо ответил Снейп, и у меня снова болезненно сжалось сердце.
С того момента, как он приложил палец к печати на документе, передающем его под мою опеку, я больше не видел ни единого проблеска его прежних язвительности и упрямства. Он был настолько тих и вежлив, что я невольно засомневался в словах колдомедика о сохранности личности. Мерлин, как же мне было страшно.
Когда я пришел в комнату с тарелкой и перекинутым через плечо полотенцем, он уперся ладонями в кровать и сел. Я остолбенел, а когда он посмотрел на меня с удивлением, глупо спросил:
— Ты можешь сидеть?
— Да, конечно. А ты думал, я полный паралитик? — горько отозвался Снейп, и я наконец опомнился.
Поставил тарелку на прикроватный столик, подхватил его под мышки, помогая сесть повыше и опереться спиной на подушку. Постелил поверх одеяла вылинявшее полотенце и присел на край кровати с тарелкой в руках. Северус молча смотрел на свои мелко подрагивающие ладони. Нелепо, но мне было неловко от того, что он сидит: одно дело кормить с ложки лежачего больного, а другое…
— Попробуешь поесть сам? — с преувеличенной бодростью спросил я. — Я тебе помогу — придержу руку, чтобы не дрожала.
Снейп посмотрел на меня с явным сомнением, но кивнул. Я поставил тарелку ему на колени, вложил в трясущиеся пальцы ложку… Нет, так неудобно.
— Вот так… Если немного испачкаешься — не страшно, уж что-что, а очищающие заклинания я знаю в совершенстве.
Не могу сказать, что в первый раз это было просто, но мы справились. Он даже слегка расслабился под конец, и мне показалось, что его рука стала дрожать чуть меньше.
Я убрал посуду, но чистить постель и его больничную рубашку не стал: во-первых, не так уж мы и устряпались, а во-вторых, я все равно собирался его выкупать и поменять белье. О чем я и сказал, отправляясь почистить и наполнить водой ванну.
— Пожалуйста, помоги мне лечь, — все тем же тихим голосом попросил Северус, — я устал…
И это было куда страшнее и слабости, и болезни, — то, что он с любой просьбой обращался так, как будто ждал, что ему откажут… Помочь могло только время.
* * *
Когда ванна была готова, я, воспользовавшись тем, что Северус мог некоторое время сидеть, устроил его в кресле у окна и быстро перестелил постель, одновременна обработав простыни заклинаниями самоочищения. Во-первых, кожа у него была в таком состоянии, что от подгузников просто необходимо было отказаться на какое-то время. Во-вторых, у меня просто не было на них денег. Собственно говоря, у меня их вообще практически не было…
Я потряс головой, отгоняя несвоевременные мысли. Проблемы надо решать по мере их появления. Сейчас надо было по возможности комфортно устроить Северуса в доме.
— Ну все, пошли купаться, — сказал я ему, безуспешно стараясь, чтобы мой голос не звучал так, будто я обращаюсь к ребенку.
Но Северус никак не реагировал на интонацию, только чуть заметно сжался, когда я принялся освобождать его от больничной рубашки.
Какой же он худой! Кожа да кости… Неужели они его действительно голодом морили?
Я отнес его в ванную на руках — при его худобе это было не очень трудно, и осторожно опустил в теплую воду. Северус со свистом втянул воздух и вцепился мне в плечи. В растерянности я заглянул ему в лицо — в черных глазах плескался ужас.
— Шшш… Что ты. Я тебя держу. Северус. Не бойся, я держу.
Постепенно дыхание его выровнялось, перестало быть поверхностным, пальцы разжались, и он обмяк в ванне. Но при попытке вытащить предплечье из под его лопаток тут же напрягся снова, пришлось мне мыть его одной рукой.
В конце концов я с этим справился, завернул его в старенькую махровую простыню и уложил в чистую постель. К несчастью, ночной сорочки у меня не было, а натягивать на него пижамные штаны мне не хотелось. Так что я ограничился одной пижамной курткой — своей любимой, из мягкой фланели, тем более что Северус не возражал. Мерлин! Уж лучше бы он скандалил и бранился…
Только уложив его спать, трансфигурировав стулья в гостиной в кушетку и проведя ревизию своих продуктовых запасов, я наконец в полной мере осознал, на что подписался.
Нет, необходимость ухаживать за парализованным меня действительно не пугала и не вызывала отвращения. Более того, я был даже рад, что в моей жизни появился кто-то, нуждающийся в моей заботе и согласный ее принимать. Редкая роскошь для оборотня. Другой разговор, что я просто не мог себе этого позволить.
Моей пенсии едва хватало, чтобы сводить концы с концами одному человеку. Растянуть ее на двоих было нереально. У Снейпа были деньги, но… Да, это было бы разумно и справедливо — потратить часть его денег на продукты и вещи для него же. Но я представил себе, как приду к больному и беспомощному человеку, опеку над которым я на себя взял, и скажу, что мне нужны его деньги, потому что иначе мне нечем будет его кормить…
Не обязательно превращаться в волка для того, чтобы захотелось выть.
А еще полнолуния… Я вынужден буду оставлять его одного на целый день — а если ему что-нибудь понадобится?
Люпин, безмозглый ты оборотень, что же ты наделал…
Посидев с этими мыслями над стаканом кипятка и в полной мере осознав масштабы своей безответственности, я пошел устраиваться спать на новоприобретенном спальном месте.
* * *
Он кричал во сне.
Дико, срываясь в хрип, как под Crucio. Я влетел в спальню, споткнувшись о порог, поймал его, мечущегося по постели, за плечи, потряс:
— Северус! Северус, проснись!
Он распахнул глаза и попытался сесть на постели. Я хотел было его удержать, но он так забился, что я тут же выпустил худые плечи, позволяя ему подняться, и забормотал успокаивающе:
— Это сон, это только сон. Ты дома, в безопасности. Тебе просто приснился кошмар…
Он сидел, вцепившись пальцами в простыню, задыхаясь и глядя вытаращенными от ужаса глазами прямо перед собой, явно видя не меня, а… Не знаю, что. И не думаю, что хочу знать.
— Северус, — снова позвал я, осторожно касаясь ладонью его лопатки, — все в порядке. Ты дома...
Мне кажется, он среагировал скорее на голос, чем на слова, когда неловко повернулся и ткнулся холодным от испарины лбом мне в плечо.
Несколько мгновений мы так и сидели, а когда я уже решился было его обнять, он вдруг отстранился, откинулся на подушки и лишенным выражения голосом произнес.
— Заглушающие чары.
— Что?
— Ты забыл наложить заглушающие чары на дверь.
— Я не забыл. Я не собираюсь этого делать. Мне не сложно разбудить тебя, если тебе приснится дурной сон…
Северус криво улыбнулся:
— Не знал, что оборотни не нуждаются в ночном отдыхе.
Это было так неожиданно, и так по-снейповски, что я растерялся. Молча смотрел, как он поудобнее пристраивает голову на подушке и закрывает глаза. И только через пару минут до меня дошло. У него что, постоянные кошмары?
Дождавшись, пока дыхание его станет ровным и глубоким, я тихо вышел из комнаты, оставив приоткрытой дверь. Улегся на свое импровизированное и не слишком удобное ложе и уставился в стеклянную дверь гостиной. В комнате было темно, а ночь была ясная, и в мертвенном свете убывающей луны было видно, как ветер ерошит разросшиеся кусты смородины в саду. Сон не шел, на душе было муторно. И с кем я его оставлю, когда наступит полнолуние?
Не прошло и часа, как Снейп снова закричал. На этот раз тише, и не так отчаянно, но от этого еще более жалко. Я разбудил его, встряхнув за плечо. Несколько секунд он судорожно ловил ртом воздух, глядя в потолок, потом расслабился и снова заговорил про заглушающие чары. Я спросил, не принимал ли он в больнице зелье сна без сновидений.
Снейп посмотрел на меня, как на идиота, я невольно подумал о том, что колдомедик был все-таки прав относительно сохранности личности, и детально объяснил, что происходит с нервной системой при длительном употреблении этого зелья. Но закончив свою весьма эмоциональную лекцию, он как-то сразу сник, добавил устало:
— Не то, чтобы мне было, что терять, впрочем. Если хочешь, можно пользоваться этим зельем. Хотя я бы предпочел заглушающие чары.
— Я подумаю, — примирительно ответил я, поправляя ему сбившееся одеяло, — а сейчас попробуй поспать, хорошо?
На этот раз я даже не стал уходить из спальни. Так и сидел на краю его постели, пока Северус снова не начал ворочаться и стонать. Я осторожно отвел волосы с его лица, погладил легонько по плечу. Он затих, и я тоже замер, прислушиваясь к его дыханию — не разбудил ли. Нет, спит.
Я вздохнул и пошел за второй подушкой и одеялом. Благо кровать была достаточно широкой, чтобы спать на ней вдвоем, не мешая друг другу. Не то чтобы это казалось мне хорошей идеей, но что еще я мог сделать? Зелье вредно, да оно мне и не по карману, а оставлять его метаться в кошмарах за звуконепроницаемой дверью, как это делали в Сент-Мунго…
Самое удивительное, что я даже выспался. Оказалось, что если вовремя прикоснуться к нему и пробормотать что-нибудь успокоительное, то кошмары отступают, и Северус погружается в нормальный спокойный сон. А я всегда спал очень чутко, так что мне это было несложно.
* * *
Первым, что я увидел, когда проснулся, была пара очень внимательных черных глаз на худой носатой физиономии, разглядывающих меня с непонятным выражением. Несколько мгновений я тупо соображал, как это меня угораздило провести ночь со Снейпом, потом вспомнил. Мерлин Великий, во что же я ввязался!
Но, как известно, глаза боятся, а руки делают. Не прошло и нескольких дней, как у нас выработалась определенная рутина “совместной жизни”. Утром я на руках относил его в ванную комнату и усаживал на унитаз. Оставлять его там одного я не решался, поэтому, чтобы лишний раз его не смущать, быстро принимал душ, брился и чистил зубы, пока он делал свои дела. Глупо, но мне это казалось честным — если уж он вынужден терпеть то, что я постоянно вижу его голым, то пусть и он меня видит. Потом я помогал ему умыться и почистить зубы, развернув его так, чтобы он мог опереться локтями на край раковины, снова укладывал в постель и шел готовить завтрак.
Самое удивительное, что всего нескольких дней такого размеренного существования оказалось достаточно, чтобы практически полностью избавиться от проблем с непроизвольным опорожнением кишечника — Северусу вполне хватало нашего пребывания в ванной утром и вечером перед сном, когда я его купал.
После завтрака я натягивал на него заклятые на самоочищение пижамные штаны — одного заклинания обычно хватало на день, и усаживал в кресло в гостиной. Он читал — если и было в моем доме что-то стоящее, так это книги, — а я возился по дому: убирал и придумывал что-то на обед. Выбор у нас был небогатый: паста, кус-кус или рис, в которые я добавлял лук, цветную капусту, сельдерей или морковь… И все это стремительно подходило к концу. Не говоря уже о том, что Северусу, чтобы хоть немного поправиться, необходимо было есть мясо. Которое я мог себе позволить только в первые дни после пенсии, а до нее оставалось еще две недели…
В середине дня я снова укладывал его в постель — он по-прежнему уставал от долгого сидения, хотя каждый день оставался в кресле чуть дольше, и там кормил обедом. Сам я ел в другой комнате, чтобы избежать необходимости объяснять крошечный размер порции. Но с этим нужно было что-то делать… Мне не впервой было голодать, но речь шла уже не обо мне, а о Снейпе. И какого дементора я купил этот двухтомник Беллеса с последней пенсии?
В общем, вечером восьмого дня пребывания Северуса в моем доме я закончил мыть посуду после ужина и пошел к нему в спальню просить денег.
* * *
Снейп полулежал в постели с книжкой, но мне показалось, что он не читает, а просто смотрит поверх страниц, думая о чем-то своем. Я неловко кашлянул, привлекая его внимание. Он тут же поднял на меня глаза, и я в очередной раз поразился цепкости его взгляда, странным образом сочетающейся с непроницаемым выражением лица.
— Люпин?
— Северус… Я хотел поговорить с тобой вот о чем...
Мерлин, как же это тяжко.
— Помнишь, я говорил тебе, что я живу на пенсию от министерства?
Осторожный кивок в ответ.
— Пенсия вполне приличная; если не шиковать, вполне можно прожить вдвоем. Но, понимаешь, у меня дурацкая привычка покупать дорогие книги. И в этом месяце я тоже… потратился. На того Беллеса, что ты просматривал вчера, помнишь?
Северус снова кивнул, и мне показалось, что его взгляд стал еще более настороженным. Понимая, что дальше тянуть уже невозможно, я как в омут головой кинулся в то, ради чего начал этот разговор:
— В общем, у меня почти кончились деньги. До следующей пенсии еще неделя, и значит до тех пор я не смогу купить никаких новых продуктов. А мне бы хотелось приготовить для тебя что-нибудь более питательное. И если бы ты мог… одолжить мне немного… я бы купил мяса и фруктов. И что-нибудь из одежды для тебя, — закончил я уже совсем невнятно.
Ну почему все так нелепо?! Я же знал, совершенно точно знал, что ни в чем не виноват, что у меня не было никаких корыстных мыслей, когда я забирал его из больницы, что я просто не рассчитал… В конце концов, откуда мне было знать, когда я покупал этот злосчастный двухтомник, что все так обернется?! И все-таки я стоял перед ним, как пойманный за руку воришка, не смея поднять голову и остро чувствуя свою нечистоплотность.
Ровный голос Снейпа выдернул меня из этих невеселых размышлений:
— Люпин, тебе же в Сент-Мунго отдали мои вещи?
Теперь была моя очередь кивать.
— Там был кошелек?
— Не помню, — сказал я, и тут же пожалел об этом.
Потому что я помнил. Разумеется, помнил. Я еще взвесил его в руке и подумал, что это дает хоть какую-то гарантию того, что я не заморю голодом доверенного и доверившегося мне человека. Но сказать об этом честно мне показалось бестактным и расчетливым… И я соврал, как дурак, а теперь стоял перед Северусом с горящими щеками и не знал, куда девать от стыда глаза.
— Посмотри, должен быть, — спокойно произнес Снейп, и я с облегчением повернулся к нему спиной, открывая шкаф.
Взял с полки кошелек, постоял еще минуту, не столько изображая поиски, сколько давая краске сползти с лица, прежде чем повернуться к Северусу.
— Вот, — я показал ему кошелек.
— Отлично, — отозвался он, утыкаясь носом в книгу, — купи все, что нужно.
Я облегченно перевел дыхание и выскользнул из комнаты, пробормотав невнятное “спасибо”. И уже был в гостиной, когда меня настиг его оклик:
— Люпин!
Пришлось вернуться.
— Вызови мне нотариуса, — глядя мне в глаза, сказал Снейп.
Я почувствовал, как у меня что-то проворачивается внутри, и всплывает совершенно иррациональная обида. Он что, не доверяет мне? Думает, я буду вымогать у него деньги?
Но во что еще ему было верить? В мои добрые чувства к нему? “Три ха-ха” — как сказал бы Сириус.
— Хорошо, — я старался говорить беззаботно. — А что мне ему сказать? Ну, ты же знаешь, они обычно готовят документы заранее…
— Скажи, чтобы приготовил доверенность на пользование моим счетом в Гринготсе. На твое имя, — все так же спокойно и как-то очень по-деловому сказал Снейп.
Я задохнулся, как будто меня ударили под дых. Видимо, на лице у меня тоже что-то такое отразилось, потому что Северус раздраженно захлопнул книгу и прошипел в лучших традициях Хогвартского Мастера Зелий:
— Мерлина ради, Люпин! У меня отшибло ноги, а не мозги! Или ты полагаешь, что можно быть шпионом, не разбираясь в людях? Я знаю, что ты подобрал меня из жалости, а не потому, что имеешь виды на мои сбережения!
Несколько мгновений я тупо смотрел в сердитые черные глаза, потом тихо сказал: “Спасибо” — и вышел из комнаты.
* * *
На следующее утро я аппарировал к ближайшей продуктовой лавочке, и в результате моей вылазки на завтрак были бутерброды с Чеддером и нормальная молочная каша. После чего я хотел уложить Северуса в постель, чтобы выбраться в город и пройтись по магазинам уже всерьез, закупив еды на несколько дней, но он отказался, сказав, что предпочтет провести это время в кресле в гостиной.
С одной стороны меня порадовала его уверенность в собственных силах, с другой — я опасался оставлять его одного в сидячем положении. Но Северус в последние дни проводил в кресле все больше и больше времени, и я решил рискнуть и не навязывать ему свое мнение. Я вообще очень боялся этого — при той безграничной физической зависимости от окружающих, в которой он находился, было поистине чудом, что он еще не утратил способности принимать хоть какие-то решения. И менее всего я хотел бы стать тем, кто эту способность в нем подавит.
Таким образом, Снейп остался в гостиной читать Беллеса — оказалось, что у нас на удивление схожие вкусы, он безошибочно выбирал из моей библиотеки книги, которые я сам ценил больше всего, а я отправился по магазинам. Перед тем, как воспользоваться камином, я еще раз спросил Северуса, что ему купить помимо обязательного набора продуктов и сменной одежды — когда я спрашивал его об этом за завтраком, он не ответил.
— Шоколад, — буркнул Снейп, не поднимая головы от книги.
Первое, что я сделал, оказавшись в Лондоне, это нашел названную Северусом адвокатскую контору и пригласил к нему нотариуса. К счастью, фамилия Снейп не вызвала у секретаря никаких отрицательных эмоций. То ли она училась не в Ховартсе, то ли персонал конторы действительно отличался высочайшим профессионализмом. Судя по дорогой мебели в приемной, скорее, все-таки второе. Вызов оформили на следующий день, и я со спокойной совестью отправился тратить содержимое Северусова кошелька.
Продукты я решил покупать в последнюю очередь, чтобы не таскаться по магазинам с гирляндой пакетов за спиной, и пошел покупать Снейпу одежду. Некоторое время я колебался, тратить ли деньги на профессионально наложенные заклинания самоочищения и непромокаемости, но потом решил не экономить — все-таки моих хватало всего на день, а от частого их накладывания вещи быстрее изнашиваются. Я купил ему два домашних костюма из теплого трикотажа с начесом, лохматые тапочки и три фланелевых ночных сорочки. Точнее, сначала я купил две, но потом увидел еще одну — темно-зеленую с серыми змейками, и не удержался. Неправильно, конечно, покупать подарок на чужие деньги, но своих у меня не было, а мне казалось, что это его порадует. Хотелось бы надеяться.
Покупая Северусу носки и белье, я невольно вспомнил, на что похожи мои собственные. А я ведь одевался при нем. Разрываясь между стыдом за свои лохмотья и за то, чтобы потратить на себя часть данных мне денег, я все-таки выбрал последнее, успокоив совесть тем, что пообещал себе с первой же пенсии вернуть потраченное.
Я уже практически закончил с одеждой, приобретя черную шерстяную мантию и безразмерные зимние ботинки — заклинание, подгоняющее обувь по ноге владельца, стоило недешево, но я забыл спросить у Снейпа размер, когда заметил на прилавке рекламные проспекты магазина, специализирующегося на товарах для инвалидов. Но времени прошло уже довольно много, я начал беспокоиться о Северусе, он мог устать в кресле, и я ограничился тем, что засунул глянцевый листок в карман.
От посещения продуктового рынка у меня осталось четкое чувство приближающегося Рождества. Мне обычно удавалось накопить некоторую сумму к Сочельнику и купить к столу то, в чем приходилось отказывать себе в обычной жизни. И даже совесть меня не беспокоила, когда я покупал телятину, форель и нектарины. В конце концов, Северусу просто необходимо хорошо питаться.
* * *
Когда я ввалился, обвешанный пакетами, в гостиную, Снейп, как я и боялся, выглядел уставшим. Так что я побросал покупки на пол у камина, быстро уложил его в постель и пошел варить морковный суп и жарить рыбу на обед.
Когда все было готово, я собрался как обычно покормить Северуса, но он неожиданно попросил дать ему поесть самостоятельно. Руки у него действительно стали трястись заметно меньше, и я питал надежду, хоть и не говорил ему этого, что он сможет через какое-то пользоваться не только столовыми приборами, но и палочкой. Но так быстро… А если сейчас не получится, и он совсем отчается?
Он, видимо, заметил мои колебания, потому что поджал губы и отвел взгляд. И я решил — а, будь что будет. Притащил в спальню свои тарелки, устроился с ними в ногах постели, а Северусу выдал его суп и ложку. Обольется — так обольется, переживем.
Но все получилось замечательно. Сколько-то супа он разбрызгал, конечно, но совсем немного, даже полотенце, которое я использовал вместо салфетки, не промокло. Рыбу я ему все-таки разобрал на кусочки, дал вилку, и уткнул глаза в свою тарелку, чтобы не смущать. Самым сложным оказалось не сожрать свою порцию быстрее него.
После обеда я сварил кофе — не слишком хорошо, судя по выражению Северусова лица, когда он его попробовал. Но его скривившейся физиономии было явно недостаточно, чтобы испортить мне настроение. Так что я выхлебал свою кружку в три глотка — действительно, гадость, и принялся показывать ему покупки. Странное это было ощущение. Почти как… в семейной жизни, которой у меня никогда не было.
Зеленая рубашка со змейками возымела даже больший эффект, чем я рассчитывал. Северус покраснел. На самом деле. Это было настолько невероятно, что несколько мгновений я просто разглядывал его, как наивная первокурсница на первом уроке зелий, еще не подозревающая, что ее ждет в ближайшие семь лет. В чувство меня, как в свое время его учеников, привел неожиданный вопрос, заданный нарочито нейтральным тоном.
— А что ты купил себе?
Мерлин Великий, да что ж я так легко краснею…
Я что-то лепетал о купленном белье и том, что я верну ему деньги с пенсии, когда он перебил меня резким:
— Люпин.
Я заткнулся и наконец поглядел ему в глаза. Они были мрачными.
— Скажи, Люпин, сколько стоят услуги квалифицированной сиделки?
Я растерялся.
— Я не знаю… Я не узнавал…
А должен был бы — полнолуние через неделю.
— Но почему… Я что, что-то делаю не так? Почему ты не сказал?..
Он раздраженно мотнул головой, отметая мои вопросы.
— Так узнай. Я оформлю соответствующий ежемесячный перевод на твое имя со своего гринготского счета, если твоя идиотская щепетильность не позволяет обойтись без подобных формальностей. Хотя, на мой взгляд, всем будет проще, если ты сам будешь брать на расходы, сколько сочтешь нужным, по доверенности. Я сильно сомневаюсь, что ты потратишь лишнее, — закончил Снейп жестко, сверля взглядом мое пылающее лицо.
* * *
Этим вечером мы впервые пили чай, сидя на раскладных стульях в переходящем в запущенный сад внутреннем дворике. На улице было уже по-зимнему холодно, но дождь не шел, а стена дома защищала нас от ветра. Я кутался в старую зимнюю мантию, Северус зарылся в самый толстый из имеющихся в доме пледов, и мы не мерзли. От кружек с чаем поднимался густой пар, одуряюще пахло шоколадом, и теплый желтый свет, лившийся через стеклянные двери гостиной, делал нас похожими на персонажей рождественской открытки.
А когда я украдкой поглядел на Северуса и увидел едва заметную улыбку на его губах, я вдруг понял, что впервые за Мерлин знает сколько лет по-настоящему счастлив.
* * *
Северус все-таки оформил на меня доверенность. С какой-то заумной формулировкой, смысл которой сводился к тому, что я могу тратить деньги не только на его, но и на свои нужды, и на содержание дома. Я попытался было возразить, но эта слизеринская зараза тут же поинтересовалась у нотариуса, допустимо ли оказывать на него давление при составлении документа подобного рода. Разумеется, нотариус подтвердил, что не допустимо. А прощаясь и уходя через камин, нарушил профессиональную этику и посмотрел на нас обоих, как на законченных идиотов. Что, видимо, соответствовало действительности.
Так или иначе, но впервые в жизни я оказался в ситуации, когда мог вести хозяйство и обустраивать свою жизнь, не считая каждый сикль. Я был невероятно благодарен Снейпу, и одновременно испытывал жуткий стыд перед ним, поскольку понимал, что обязан своим нежданным благополучием его увечью. И все равно радовался шоколаду и фруктам, как мальчишка.
Через пару дней я снова выбрался в Лондон и договорился со знакомой медиведьмой из Сент Мунго, про которую точно знал, что она училась не в Хогвартсе, а в Англию перебралась, выйдя замуж, что она возьмет отгул на время ближайшего полнолуния и проведет эти сутки с Северусом. Зная, что я оборотень, Хадас сразу поняла, что мы будем нуждаться в услугах сиделки ежемесячно, и предложила перестроить свой график так, чтобы всегда иметь выходной на полнолуние — она была на хорошем счету в своем отделении, и ей могли пойти навстречу, давая возможность подработать. Я горячо ее поблагодарил, но сказал, что не могу принять такое решение один, не посоветовавшись со Снейпом. На самом деле я хотел сперва посмотреть, как она с ним поладит. Слишком уж тяжелые воспоминания у него были связаны с этой больницей.
Условившись с Хадас, я отправился в магазин с товарами для инвалидов, проспект которого лежал у меня в кармане с прошлой вылазки в Лондон. Северусу нужно было инвалидое кресло. Пусть он даже не заговаривал об этом и послушно обнимал меня за шею, когда я переносил его на руках из комнаты в комнату, но я не сомневался, что он будет рад получить большую свободу передвижения и хотя бы минимальную независимость. А еще мы сможем ходить гулять. Не все же ему в нашем садике сидеть.
Я объяснил продавцу, что у моего подопечного сильный тремор рук, и он обещал настроить управление креслом так, чтобы оно реагировало только на достаточно сильные нажатия на рычаг. И тем не менее я выбрал дорогую модель, рассчитанную на управление заклинаниями — меня не покидала надежда, что Северус сможет через какое-то время пользоваться палочкой. Руки у него с каждым днем дрожали все меньше.
Когда я расплатился за кресло, мне выдали инструкцию к нему с подробным описанием всех заклинаний по управлению, и в придачу какое-то витаминизированное массажное масло, сказав, что у них сейчас проходит специальная акция. В результате я вышел из магазина на полчаса позже, вооруженный пособием по лечебному массажу и твердой уверенностью в его необходимости больному с парализованными нижними конечностями.
* * *
Он умудрился опрокинуть кресло. Не знаю, как ему это удалось — я жарил картошку, а он осваивал ручное управление креслом у меня за спиной. И то ли переключил его на максимальную скорость, что вроде как невозможно в замкнутом помещении, то ли еще что, только я внезапно услышал звук удара, крик и тут же — грохот падения.
Картошка полетела на пол, я кинулся поднимать Северуса, а он не давался, отталкивал мои руки и кричал, что колоде с глазами должно гнить лежа и не путаться под ногами у нормальных людей. В конце концов, я просто сгреб его в охапку, прижал к себе и так держал, пока он не успокоился и не обмяк. Тогда я осторожно вытащил его из кресла, убедился, что он ничего себе не сломал и, старательно не замечая слипшихся стрелочками ресниц, перенес его на кровать.
Ужинать пришлось бутербродами, которые он практически не ел. Настроение у нас обоих было подстать пасмурной погоде за окном, Я казнил себя за то, что оставил его без присмотра, Северус, судя по выражению лица, занимался самоуничижением.
Я не великий знаток психологии, но тут даже мне было ясно, что нужно что-то делать, причем быстро, пока он окончательно не утратил всякую надежду на лучшее. И я потащил его гулять.
Мы уже несколько раз проводили вечер на свежем воздухе, сидя в саду, и Северус не удивился, когда я принес его теплую мантию и туфли. Но когда я вслед за этим прикатил в спальню кресло — я был уверен, что он начнет протестовать. А он только вжал голову в плечи и посмотрел на меня затравлено, как тогда, в больнице.
Плохо. Мерлин, как же плохо…
Но бывают ситуации, когда просто нельзя поворачивать назад. Или это я не умею остановиться вовремя… Я усадил его в кресло и вывез в сад.
Провез по дорожке мимо разросшихся кустов смородины, между старых узловатых яблонь, обогнул дом по большой дуге и, взмахом палочки отворив калитку, выкатил кресло на дорогу, ведущую к липовой роще. Еще неделю назад она стояла вся золотисто-желтая и очень красивая, а сейчас деревья облетели, и голые черные ветви цеплялись за низкие облака, как паучьи лапы. Я остановился, проклиная свое упрямство, раннюю шотландскую осень и весь этот проклятый мир…
— А что за рощей? — тихо спросил Снейп.
— Деревня. Магическая, — осторожно ответил я. — А еще дальше — окраина Данди и залив Тэй.
— А. Я думал, мы севернее.
— Просто осень в этом году ранняя. Видишь, липы уже облетели…
— Что у тебя было по гербологии, Люпин? — проворчал Северус. — Липы всегда облетают рано.
— Пять баллов Слизерину, — с облегчением рассмеялся я. — Чай пить пойдем?
— Поедем, — буркнул Снейп, но мне показалось, что он улыбается.
* * *
Я извращенец.
Эта мысль стучалась в стенки моего черепа всю следующую ночь, пока я лежал без сна рядом с беспокойно ворочающимся Северусом. Потому что только законченный извращенец может возбудиться, делая массаж парализованному человеку.
Не знаю, почему это так на меня подействовало. Я каждый день видел его голым, купал, переодевал… И никогда не испытывал никаких неподобающих эмоций. А тут… я вдруг увидел, какие длинные у него ноги. Какие изящные ступни — узкие, с длинными пальцами и высоким сводом. Лодыжки густо покрыты длинными черными волосами — что внезапно показалось мне очень привлекательным. А когда я перевернул его на живот и принялся разминать заднюю поверхность бедер, то поймал себя на том, что мне хочется не массировать, а ласкать их. Провести раскрытыми ладонями по бледной коже вверх, обхватить ягодицы, соскальзывая большими пальцами в заросшую темными волосками ложбинку между…
Мерлин всемогущий. Да что это со мной…
Первой реакцией на возникшую так некстати эрекцию было — бросить все и сбежать от Снейпа в ванную, под холодный душ. Но через секунду я опомнился и, закусив щеку, чтобы хоть как-то отвлечься от напряжения в паху, перебрался ближе к изголовью постели — массировать Северусу плечи и спину. Лопатки у него торчали, как у подростка. Я в панике перевел взгляд на пособие по массажу, лежащее раскрытым на прикроватном столике, и постарался сконцентрироваться на описанной там технике движений. Вроде стало полегче. Пока не дошло дело до поясницы и ягодиц. Я бы пропустил их, но в пособии было ясно сказано, что именно Gladimus Maximus* нуждается в наибольшей стимуляции, так как при ее атрофии резко возрастает вероятность образования пролежней. Пришлось массировать. Чего мне это стоило… И никакие попытки сконцентрироваться на медицинском аспекте происходящего не помогали. Я его хотел, и хотел до безумия.
К концу массажа губы у меня были искусаны в кровь, а кисти рук сводила судорога — не столько от непривычных движений, сколько от напряжения. Разминать, когда хочется погладить, растирать, когда пальцы дрожат от желания стиснуть…
В общем, я укрыл его одеялом, чтобы не застудить разогретое массажем тело, и сбежал в ванную, пробормотав что-то о том, что ему надо полежать и отдохнуть. Мерлин, мне даже дрочить не пришлось — я кончил почти сразу, как сдернул штаны и сжал член в ладони. Вымыл руки, плеснул холодной водой в горящее то ли от возбуждения, то ли от стыда лицо. Уставился на свое отражение в зеркале. Урод. Сексуально озабоченный, безответственный, лишенный всякого представления о порядочности урод.
И что мне теперь делать? Носить дома мантию и симулировать несварение желудка после каждого массажа?
Надежды на то, что это не повторится, у меня не было и в помине — даже в тот момент, когда пульс еще не успокоился после оргазма, воспоминания о покорном теле под моими ладонями вызывали у меня вполне однозначные эмоции. Урод, одно слово. Извращенец...
* * *
Впервые в жизни я с нетерпением ждал полнолуния. Не столько даже оттого, что хотел сбежать от искушения хоть на какое-то время, сколько потому, что перспектива провести сутки с лишним, сидя на цепи в холодной сырой землянке, радовала меня своей заслуженностью. Адекватностью происходящему в душе. Или у меня и правда ее нет, как утверждают министерские чиновники? “Человек отличается от животных и нежити наличием души... Оборотень человеком не является и, следовательно, души иметь не может...”
Северус, похоже, что-то чувствовал. Он почти совсем перестал разговаривать со мной, только отвечал на вопросы, и то все больше односложно. Зато его черные глаза неотрывно следили за мной из-под густых бровей, когда он думал, что я не вижу. А у меня волосы на шее вставали дыбом от его взгляда.
Мне было страшно неловко, и я действительно не знал, что делать — никак не мог справиться с возникшим влечением. И добро бы оно подступало только во время ежевечернего массажа! Нет, казалось, что в тот проклятый вечер он сорвал заглушку с моей глубоко и надежно упрятанной сексуальности, и она хлынула через край, грозя погрести под собой все мое благоразумие. Меня бросало в жар даже от случайных прикосновений, не говоря уже о необходимости помогать Северусу в ванной. А его голос! Как я раньше не замечал, что у него такой сексуальный голос? Низкий, бархатный... Я ненормальный.
Хорошо хоть Северус много времени проводил, осваивая инвалидную коляску — это отвлекало его от наблюдения за моими мучениями. Кресло действительно оказалось очень удобным и давало Северусу почти полную свободу в перемещении. Единственно, он не мог сам перебраться в него из кровати и назад, я его пересаживал. Для этого он обнимал меня за шею, а у меня сердце начинало стучать так, что мне казалось — слышно в другой комнате.
Не знаю, как бы я пережил эти несколько дней до полнолуния, если бы Снейп так и не понял, что со мной творится. Свихнулся бы, наверное. Но он, естественно, догадался — он не продержался бы столько в качестве шпиона, если бы не умел анализировать поведение людей и видеть их мотивы. На третий день после начала массажа Северус заговорил о том, что мне нет необходимости находиться при нем неотлучно круглые сутки, он вполне в состоянии проводить по несколько часов в день один. Я, идиот, не понял сначала, о чем он, и к чему этот разговор. И тогда он сказал уже прямым текстом, что мне стоит провести вечер-другой в Лондоне. Развеяться.
Я вообще легко краснею. Но на этот раз у меня горели даже уши, как в детстве, когда мама ловила меня на том, что я без спросу таскал конфеты. Не помню, что я ему говорил. Что-то о том, что я сам знаю, что мне нужно. И что это мне не нужно.
Но Снейп всегда отличался редкостным упрямством. Он стал настаивать, правда, избегая при этом смотреть мне в глаза, что его присутствие в моем доме не должно лишать меня возможности иметь нормальную личную жизнь... Хорошо, еще “сексуальную” не сказал — я бы вообще сквозь землю провалился. Без всякой магии. А так я просто сбежал от него в сад.
Торчал там, пока не закоченел окончательно, и не вспомнил, что Северусу давно пора помочь перебраться на кровать, что он наверняка устал сидеть — столько времени прошло. Я вернулся в дом — и обнаружил его на полу у кровати: он пытался лечь сам и, конечно, упал.
Когда я это увидел… Мне как будто вылили за шиворот ушат холодной воды. Северус полностью зависел от меня. Я взял на себя ответственность за его здоровье и благополучие. И изводить его своей сексуальной озабоченностью… Это еще хуже, чем жить на его деньги.
Как оказалось, отвращение к себе — лучшее средство от неуместного влечения. Я поднял его на кровать, раздел и залечил ушибы — благо, эти заклинания я помнил еще со школьных лет, потом укрыл его одеялом и пошел набирать ванну. Никаких неуместных эмоций я при этом не испытывал. Только стыд.
Все это время Северус молчал, никак не отвечая на мой бессвязный виноватый лепет. И только когда я собрался отнести его в ванную, неожиданно проворчал:
- Иди сперва сам. И сделай воду погорячее — а то синий весь.
-
Я все-таки трус. Я воспользовался его советом и сбежал в ванную. И лежал в воде, пока она не начала остывать, а когда вернулся в спальню, Северус уже спал.
* * *
После полнолуния я вернулся в дом совершенно больным. Нет, дело было не в обычной слабости, следующей за трансформацией, просто двое суток шли сильные дожди, мою землянку залило, и даже необычайная способность моего волка к регенерации не спасла меня от сильнейшей простуды. А возвращение домой пешком (я всегда боялся аппарировать сразу после трансформации) под ледяным ноябрьским дождем только ухудшило дело.
Хадас, увидев меня, всплеснула руками и тут же унеслась через камин к себе на работу. Вернулась с какими-то зельями, два влила в меня сразу, а остальные пристроила на столик в спальне и объяснила — почему-то Снейпу, который читал в постели, — когда и как их надо мне давать. Под конец она наложила заклинание против насморка на мой распухший мокнущий нос и с чувством выполненного долга отбыла к семье. Я даже не успел ее расспросить, как они поладили с Северусом.
Я поплелся было на кухню — приготовить что-нибудь на ужин, но обнаружил, что Хадас наготовила, по меньшей мере, на два дня. Все, что от меня требовалось — разогреть еду заклинанием. Но есть не хотелось совершенно, а Снейпа она успела накормить до моего возвращения. Больше всего хотелось лечь, забраться под одеяло — меня начинало знобить, — и ни о чем не думать. Но отчего-то было неловко показываться Северусу на глаза в таком виде — с красным носом и слезящимися глазами. Чувствуя себя полным идиотом, я устроился на трансфигурированной кушетке в гостиной, натянув плед на голову.
И, видимо, заснул. Потому что, когда я снова открыл глаза — плед я скинул во сне, когда мне стало жарко, — за стеклянными дверьми гостиной было уже темно. Я встал и поплелся купать Снейпа. Он тоже дремал, да и что ему еще оставалось? Не мог же он читать в темноте, а я не сообразил зажечь ему свет прежде, чем завалиться на кушетку. Опять я кругом виноват…
Когда я вошел, Северус сел в постели и позвал меня. Я наклонился к нему, и он неожиданно положил узкую холодную ладонь мне на лоб.
— У тебя жар. Зажги свет, я найду тебе зелье.
— Lumos, — пробормотал я, с облегчением опускаясь на край постели и жмурясь от режущего глаза света, — я сейчас ванну тебе наберу…
— Не будь идиотом, Люпин. Ты сейчас выпьешь зелье, ляжешь и будешь спать.
Зелье я, кажется, действительно выпил. А затем у меня под головой оказалась подушка, и последним, что я запомнил, был недовольный голос Снейпа, проворчавший: “Nox”, и на меня навалилась благословенная темнота.
* * *
Разбудила меня книжка, свалившаяся мне на лоб. За ней обнаружился нахохленный Снейп с моей палочкой в руке. Кто бы мне сказал парой месяцев раньше, что подобное зрелище сможет обеспечить меня хорошим настроением на целый день — рассмеялся бы в лицо. А тут я, чувствуя себя полным идиотом, но не в состоянии с собой справиться, радостно спросил:
— Получается?
И, разумеется, получил в ответ полную фирменного сарказма лекцию об индивидуальных свойствах волшебных палочек и невозможности получения пристойных результатов при использовании неподходящей. Честное слово, даже услышав это впервые от Олливандера в одиннадцать лет, я не чувствовал себя таким недоумком.
В общем, нашел я ему его палочку. И котел нашел — выяснилось, что в кухонном шкафу есть не только он, но и вполне приличный набор ингридиентов. После чего меня заставили варить противопростудное зелье. “Эффективное, а не эту типовую больничную бурду”. На робкую попытку напомнить ему о моей не самой блестящей успеваемости у Слагхорна Снейп только глянул на меня свысока (как у него это получилось при том, что он сидел в кресле, а я стоял, я не знаю) и сообщил, что это конкретное зелье у него пристойно варил даже Лонгботтом. Пришлось варить.
Мерлин! Я всегда сочувствовал его ученикам, но никогда еще это сочувствие не было столь острым. Хорошо, хоть Хадас оставила нам обед, потому как приготовить я ничего бы не успел, простояв до полудня над котлом. Если у Снейпа не прекратится тремор, быть мне зельеваром.
Но зато когда мы устроились в гостиной с разогретой гефилте фиш, я вдруг понял, что практически здоров. Северус, когда я сказал ему об этом, только фыркнул презрительно. Ну еще бы — разве можно сравнивать эффективность зелья, сваренного по его рецепту, с тем, чем пользуются в Сент Мунго?
Но когда я незаметно оглянулся на него, моя посуду после обеда, то увидел, что он довольно улыбается.
* * *
— Люпин.
Я поднял глаза от книги, которую читал, сидя в ногах постели. Снейп лежал, глядя в потолок, вконец замученный упражнениями по левитированию мелких предметов. Я пытался выяснить, почему он выбрал именно это заклинание для восстановления навыков — ведь Vingardium leviosa требует максимальной точности движений. В ответ он предложил потренироваться в непростительных заклятьях, поскольку они ему даются много легче. И у меня не было уверенности, что он шутил.
Сейчас его черные глаза внимательно изучали мое лицо, и мне сразу захотелось проверить, не осталось ли у меня кусочка рыбы на подбородке.
— Если я правильно понял, этот дом тебе не принадлежит? — спросил Северус.
— Нет, — осторожно ответил я, пытаясь понять, к чему он ведет.
— У тебя есть какие-либо причины держаться за него, помимо умеренной арендной платы?
— Только отсутствие очереди из желающих сдать жилье оборотню.
— Твоя гриффиндорская порядочность требует, чтобы ты ставил домовладельцев в известность о своих специфических качествах? — насмешливо поинтересовался Снейп, и я задохнулся от обиды.
Стиснул что есть силы переплет “Тестралов” Милло и ответил сквозь зубы:
— Нет. Но министерский циркуляр — требует.
Он растерялся всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы моя обида улетучилась. Конечно, откуда ему было знать — едва ли у него была возможность читать газеты после войны…
Некоторое время мы молчали, потом он нехотя буркнул:
— Извини. Я не знал.
— Ничего. А почему ты заинтересовался арендой?
Северус пожал плечами:
— Просто у меня есть дом в Галифаксе. Старый, тесный и неудобный. В маггловском квартале, к тому же пользующемся не лучшей репутацией. Но в нем, по крайней мере, есть нормальный подвал. И достойная библиотека.
Смешно, но первой моей реакцией была обида за собственную библиотеку. Мне казалось, что определение “достойная” вполне ей подходит. И только потом до меня дошло.
— Ты что, предлагаешь… переехать?
Еще одно пожатие плеч.
— Дом наверняка требует глобальной уборки — эльфа у меня нет, а я там не появлялся с конца войны. И он, конечно, не такой, — Северус неожиданно запнулся, потом закончил с неудовольствием, — уютный. Но впереди зима.
Он глянул на меня исподлобья, видимо, чтобы убедиться, что я понял его мысль, и отвел глаза, снова взявшись за палочку и сухой кленовый лист.
Я был ему благодарен за эту неожиданную тактичность. Проводить зимние ночи в землянке по-настоящему неприятно. Но обсуждать это… В общем, я действительно был благодарен Снейпу и за его предложение, и за то, что он не стал ни о чем меня расспрашивать.
И только ночью, прислушиваясь к ровному дыханию спящего Северуса, я задумался о том, в кого меня превращает его предложение. Жить на его деньги, в его доме, посвящая все свое время его нуждам… И маяться неразделенным чувством, к тому же, потому что возникшее влечение так никуда и не делось, хотя и приобрело, на мое счастье, более сдержанную форму.
А из тебя выйдет неплохая жена, Луни. Домохозяйка.
* * *
Дом в Спиннерс Энд и в самом деле оказался совсем запущенным. Благо я, как и положено старому холостяку, был в ладах с хозяйственной магией, и сумел привести его в пристойный вид за несколько дней. Снейп проводил их на диване в гостиной, являвшейся по совместительству библиотекой — протащить его инвалидное кресло в камин нам не удалось. Впрочем, нам так и так пришлось бы договариваться с “Магическими перевозками”, чтобы переместить мои книги.
А пока я воевал с паутиной, пылью и сыростью, Северус читал свои фолианты по Зельеварению (вот уж чего в моей библиотеке отродясь не было), в камине шумел огонь, за окнами падал снег, и меня не оставляло странное ощущение — как будто я в самом деле обзавелся семьей.
А я ведь даже не знал наверняка, гей ли он. Об этом много болтали еще в школе, но чего в тех сплетнях было больше — правды или простого желания сказать очередную гадость о Снивеллиусе, мне сложно судить. Бродяга был уверен, что Снейп — гомосексуалист, но мой покойный друг был столь яростно и наивно гомофобен, что его убежденность, скорее всего, объяснялась просто желанием видеть в недруге все возможные отрицательные качества. Я так и не решился признаться Сириусу в собственных предпочтениях. И, наверное, правильно сделал — если судить по реакции его сестры, Бродяга никогда не смог бы принять меня таким, какой я есть…
Я вздохнул, вспоминая последний разговор с Тонкс. Это было вскоре после окончания войны, когда закончился траур по всем погибшим, и не стало больше никаких причин откладывать нашу предполагаемую близость и помолвку. Мерлин свидетель, я, как только мог, старался избежать прямого объяснения. Говорил про разницу в возрасте, про свою ликантропию и хроническую финансовую несостоятельность…Ничто не помогало. В конце концов пришлось признаться.
Нет, разумеется, она приняла это достойно. Никакого показного отвращения, никаких сцен… И кто осудит пережившую столь острое разочарование девушку за то, что она поделилась своим горем с близкими? Тем более что они все тоже очень достойные люди, и их отношение ко мне, разумеется, не изменилось. Меня по прежнему приглашали на Рождество в Нору и на день рождения Гарри… Кстати, Рождество-то уже скоро, и оно не выпадает на полнолуние в этом году. Надо бы послать Гарри сову, предупредить, что я переехал…
Я размышлял обо всем этом, пока приводил в порядок спальни на втором этаже. Дом действительно был тесным — немногим больше того, в котором мы жили. Две спальни, совсем маленькая и побольше, и санузел на втором этаже, гостиная-библиотека и кухня на первом. Даже прихожей не было — двери гостиной выходили прямо на улицу, а двери кухни — на маленький задний двор. Зато под лестницей на второй этаж был люк, ведущий в подвал. Темный, холодный, но, безусловно — надежный. Впрочем, нанятая мной по просьбе Снейпа бригада магглов гарантировала приведение помещения в жилой вид в течение двух недель. Северус потребовал провести туда электричество и отопление, утеплить пол, настелив на бетон доски, оштукатурить потолок и стены…
Я пытался возражать — хоть я и слабо разбираюсь в маггловских технологиях и расценках, но сумма, которую Северус велел снять со счета в Гринготсе и обменять на фунты, была, по моему мнению, слишком значительной, чтобы тратить ее на создание комфорта для волка. В ответ на мои возражения Северус только поинтересовался, собираюсь ли я и впредь контролировать все его траты. Несмотря на его ядовитый тон, мне действительно стало стыдно.
Что бы он не говорил о том, что просто не хочет возиться с моими простудами, но он действительно заботился обо мне, и не его вина, что я не умею принимать заботу как должно.
* * *
Когда спальни были убраны и я достал принесенное из дома постельное белье, передо мной встал еще один вопрос. До сих пор мы спали в одной постели. Но в последнее время кошмары Северусу практически не снились, и, возможно, мне стоило прекратить навязывать ему свое общество. С другой стороны, он не выказывал недовольства, а мне ужасно не хотелось оставлять его одного… Хотя бегать каждый вечер мастурбировать в душ, прежде чем лечь, было не слишком удобно.
Возможно, стоило спросить мнение самого Снейпа, но у меня не хватило духу заговорить с ним об этом. Отчего-то я все больше его стеснялся. Казалось бы, совместный быт, привычка и постоянная необходимость помогать ему в достаточно интимных вещах должны были постепенно сглаживать существующую неловкость, но на самом деле получалось наоборот. Может быть, дело было в том, что когда я забирал его из Сент Мунго, он очень слабо походил на того Северуса Снейпа, которого я знал. Он был жалок, измучен и совершенно беспомощен, и что могло быть естественнее, чем оказывать ему помощь? Но к моменту переезда в Галифакс он уже сносно владел палочкой и в большой степени мог сам себя обслуживать, характером все больше напоминал прежнего Снейпа, и я… Ну да, я начал чувствовать себя приживалкой.
В конце концов я все-таки решил приготовить обе спальни и устроить Северуса в большей. Он воспринял это, как должное. И в первую же нашу ночь на новом месте наложил звукопоглощающее заклятие на дверь. Я это обнаружил, когда решил заглянуть к нему после душа — узнать, все ли в порядке и не нужно ли ему чего.
Не знаю, почему я так взбесился, обнаружив чары на двери — может быть, потому, что мне казалось, что я уже заслужил его доверие… В общем, я ввалился к нему в спальню и заявил: или он снимает заклинание и больше им не пользуется, или я буду спать здесь.
— Спи, — сказал Снейп.
* * *
Одно дело — сдерживать желание, когда его объекту ты даром не нужен. Совсем другое — когда… В общем, встал у него на меня. На мой массаж, на мои руки на его бедрах. И, тролль меня раздери, это было так красиво… У Северуса потрясающе красивый член. Ровный, смуглый, особенно на фоне бледной кожи, с четко выступающей головкой и выпуклой венкой вдоль ствола… Я смотрел на это великолепие в обрамлении черных вьющихся волос, слушал, как он задерживает дыхание при каждом выдохе, пытаясь справиться с собой… А потом взял и сделал ему минет. Тщательно. Неторопливо. Растягивая удовольствие, хотя мои собственные яйца лопнуть были готовы. И даже то, что он обеими руками вцепился мне в волосы, было… правильно.
Он попытался оттолкнуть мою голову в последний момент, но я только крепче сжал ладонями его бедра и проглотил. Поласкал еще языком, вытягивая последние капли и чувствуя, как спадает его напряжение, потом выпустил… Скользнул взглядом по впалому животу и тяжело вздымающимся ребрам и понял, что если я сейчас подниму голову, мне придется посмотреть ему в лицо. А мне страшно.
Потому что я — старомодный идиот, я не понимаю “секса без обязательств” и не умею заниматься любовью, не испытывая настоящих чувств. А какие у него могли быть чувства ко мне? Северус ненавидел и презирал — и меня самого, и то, чем я являюсь, всю свою сознательную жизнь. И как бы ни был он теперь мне благодарен, едва ли этого — и одного оргазма — достаточно, чтобы…
Я не додумал эту мысль — он уперся ладонями в матрас и сел. Лежать, скорчившись на краю постели и уткнувшись носом в чужую тазовую кость, было неудобно даже физически. Пришлось выпрямиться и встретиться с ним взглядом.
Его глаза… Полированный гагат. Мокрые, сумасшедшие и отчаянные. Капли пота на лбу и красные пятна на скулах. Волосы по плечам — если мыть их каждый день, они совсем не жирные… Ямочка под кадыком… Мерлин, как же я его хочу! Аж скулы сводит.
Северус судорожно вздохнул, повернулся неловко, припадая на локоть, и нырнул вниз, к моему паху, оттягивая резинку пижамных штанов и царапая ногтями живот.
— Северус, нет, что ты делаешь, не на... дооо…
Я его люблю.
* * *
— Я теперь понимаю, почему у тебя проблемы с личной жизнью, Люпин, — лениво протянул Северус, закидывая руки за голову.
Насмешка прозвучала бы убедительнее, не будь произносящие ее губы столь бесстыдно влажными и распухшими.
— И почему же? — отозвался я сонно, пристраиваясь рядом и с удовольствием вдыхая запах его пота.
— Потому что удовлетворить твои извращенные вкусы, с учетом того, что большинство параличей в магическом мире излечивается за неделю, должно быть очень непросто.
— А-аа… — я улыбнулся, перебирая колечки черных волос на его груди, — тогда твое одиночество тоже объяснимо. Гомосексуальные оборотни, знаешь ли, тоже на дороге не валяются.
Северус фыркнул:
— Да уж. Два тестрала — пара…
Я рассмеялся, потом приподнялся на локте, разглядывая его. Костлявый, будто из одних углов слепленный, черноволосый и черноглазый…
— А что, похож. На тестрала, — пояснил я в ответ на недоуменно поднятую бровь.
Секунд тридцать он честно пытался изобразить возмущение. Потом не выдержал и расхохотался. И это было так непривычно и так чудесно — Северус, не оскорбившийся на мою шутку, а смеющийся ей, что я не вытерпел и полез к нему целоваться. В первый раз.
Целовался он хуже, чем отсасывал. Впрочем, подозреваю, что я — тоже.
* * *
Разбудил меня взволнованный голос Гарри, раздающийся с первого этажа:
— Профессор Люпин! Рем! Где вы?
Ну да, я же посылал ему сову.
— Сейчас! Минуточку!
— Ты разблокировал камин? — холодный, как январское утро, голос.
— Нет. Я просто не ставил серьезных запирающих заклинаний на дверь.
Ну, убей меня за это.
— Ясно. Впрочем, не думаю, что серьезные заклинания изменили бы ситуацию, едва ли они могли убедить мистера Поттера в несвоевременности его визита. Скорее уж, побудить к еще большей бесцеремонности.
Я не удержался и хихикнул. Нет, я никогда не одобрял отношение Северуса к Гарри, но данная им характеристика была настолько точной…
Снейп ухмыльнулся. Потом лицо его резко помрачнело, он сел в кровати и напряженно попросил:
— Помоги, пожалуйста.
— Да, конечно, — я заторопился. — Не волнуйся, сейчас пойдем в ванную, все как обычно, Гарри подождет…
Я отнес его в туалет, потом выскочил, натянув пижамные штаны, на лестницу, крикнул вниз:
— Гарри, я спущусь через десять минут — только приму душ и побреюсь.
Он выглянул из гостиной, посмотрел на меня в некоторой растерянности, но кивнул.
На самом деле я очень волновался. Северусу лишняя нервотрепка была совершенно ни к чему, а надеяться на то, что эти двое смогут уладить что бы то ни было миром… Может, я и идеалист, но не до такой же степени.
Я пытался предложить Северусу побыть в спальне, пока я не поговорю с Гарри и не выпровожу его… Не тут-то было. Меня одарили таким взглядом, что я в очередной раз проникся глубочайшим сочувствием к Хогвартским первоклашкам довоенных лет. А уж когда я сдуру взялся за его домашний трикотажный костюм…
В общем, пришлось одеть его в мантию и усадить в кресло. После чего Северус одним взмахом палочки левитировал кресло на первый этаж. Сбегая за ним по лестнице, я слышал, как он с совершенно прежними, преподавательскими интонациями обращается к Гарри:
— И чем же я обязан чести видеть вас в своем доме, мистер Поттер? Попробую угадать. Славы спасителя всего магического сообщества вам показалось недостаточно, и вы решили заняться спасением конкретного представителя этого общества. Который, безусловно, не в состоянии позаботиться о себе сам, будучи всего лишь вдвое вас старше и имея опыт всего двух гражданских войн.
Гарри молчал. Он смотрел на Северуса, болезненно нахмурившись, и я вспомнил, что написал ему только, что Снейп предложил мне пожить у него, и дал адрес. Я не упоминал, что он парализован. А Гарри явно этого не знал, как и я до визита в Сент Мунго минувшей осенью.
И Северус тоже это понял. Откинулся в кресле, смерив Гарри надменным взглядом, повторил холодно:
— Так чем обязан, мистер Поттер?
— Я… — Гарри явно был растерян, — хотел убедиться…
— Проверяйте, — насмешливо предложил Снейп, отъезжая на кресле к стеллажам на дальней стене и демонстративно выбирая себе книгу.
Гарри стиснул зубы и с подчеркнутой серьезностью применил ко мне Finite Incantatem.
— Гарри, послушай… Мы еще не завтракали, и, наверное, не совсем проснулись. Давай я сварю кофе, пожарю бекон, и мы спокойно...
— То, что ты сваришь, нельзя пить спокойно, — вмешался Северус, оторвавшись от своих поисков. — Это вообще пить нельзя. Я даже подумываю о том, чтобы предложить внести это варево в список запрещенных к употреблению зелий, только вот никак не могу понять, что именно ты проделываешь с абсолютно безвредными ингредиентами для достижения подобного эффекта.
Гарри молчал. Это было странно, и я перевел взгляд со Снейпа на него. Сын моих друзей смотрел на меня, открыв рот. Мгновение спустя я понял, почему: я все еще улыбался от уха до уха, наслаждаясь Северусовой язвительностью.
Я не знаю, чего ожидал Гарри, приходя к нам в Спиннерс Энд. По-видимому, чего-то другого. Но реакция у него всегда была замечательная, еще в школе он все схватывал на лету. Так и на этот раз — ему хватило одного взгляда на мою идиотски счастливую физиономию, чтобы сделать правильные выводы.
Когда через пару дней сова принесла приглашение на Рождество к Уизли, оно было адресовано нам обоим.
* * *
Заниматься полноценным сексом, когда у одного из партнеров парализованы ноги… Сложно. Но мы приспособились.
Не замечать сочувственных и понимающих взглядов окружающих — трудно. Но нам удавалось.
Выносить скрытую неприязнь и вымученную доброжелательность друзей любовника нелегко. Но Северус это мог.
Терпеть упорные попытки возлюбленного вытащить из Азкабана редкостную сволочь тяжело. Но я терпел. Даже когда Снейп действительно его вытащил. И я даже пил с ними коллекционный виски из Малфоевских погребов.
А потом было солнечное летнее утро, когда я проснулся от того, что у меня болело левое бедро. В него упиралось что-то острое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся Северусовым согнутым коленом. Согнутым. Коленом.
Я вцепился ему в плечи и потряс. И как только он уставился на меня ошарашенными сонными глазами, я сел в ногах кровати, схватил его за руки и резко потянул.
— Рем, какого тролля, — хриплым со сна голосом начал Северус, садясь в постели.
И осекся, глядя на свои торчащие “домиком” колени. Медленно выпрямил ноги. Снова согнул. И с беспомощным всхлипом уткнулся мне в плечо.
Вот так на пятом десятке я обзавелся новым патронусом. Потому что самым моим счастливым воспоминанием стал синяк на левом бедре, оставленный впечатавшимся в него костлявым коленом.
Конец
_______________________________
* Gladimus Maximus (лат) — большая ягодичная мышца.
Vova
