Мания

Хрупкая женская фигура, чуть сгорбившись, сидит в узком луче лунного света на подоконнике. Плечи девушки судорожно вздрагивают, по бледному лицу текут слезы, губы искусаны. Дверь комнаты открывается, заходит юноша. Он выглядит очень уставшим — под глазами залегли глубокие тени, словно бы он не спал несколько ночей. Юноша подходит к плачущей девушке, обнимает ее и тихо шепчет:

— У нас все получится, я тебе обещаю.

Она прижимается к нему:

— Я боюсь…

— Я тоже… Что ты решила? Ты согласна?

— Да…

* * *

Несколько пар глаз напряженно смотрят на него. Парень резко поднимается с дивана. Он потрясенно смотрит на собравшихся:

— Но это же…

— Да.

— Я не буду в этом участвовать!!!

— Будешь.

— Вы не сможете меня заставить!

— Еще как сможем…

— Курсант Поттер, ВСТАТЬ!

Воспаленные глаза Темного Лорда прямо перед лицом Гарри… все ближе… но пошевелиться невозможно — ноги ватные. Гарри пытается поднять руку, судорожно сжимающую волшебную палочку, но тело не слушается…

— Поттер, мать твою!

Нет… не сон… Гарри проснулся. Слава Мерлину!

— Шеймус, только не говори, что ты опять надрался с утра в понедельник прямо перед зельями, — сонно пробормотал Гарри, раздраженно отбрасывая чью-то руку, довольно бесцеремонно вцепившуюся ему в плечо.

— Ты ебн###ся, Поттер! Встать, когда с тобой офицер разговаривает!

Офицер? Откуда Рон знает это слово? Гарри резко сел и уставился на человека, чью руку он только что сбросил со своего плеча. И облегченно выдохнул. Ничего страшного. Он в Святого Мунго и он просто сошел с ума. Потому что прямо перед ним стоял Малфой (или кто-то очень на него похожий) в военной форме, размахивая пластиковой дубинкой. Черные форменные штаны, как вторая кожа, обтягивали ноги, на пряжке ремня был изображен парящий сокол, точно такой же — на фуражке. Под форменной гимнастеркой, застегнутой на все пуговицы, перекатывались литые мускулы. Ожившая мечта обкурившегося гомосексуалиста… Гарри на мгновение зажмурился, затем открыл глаза — галлюцинация не исчезла. Значит, это серьезно… Тем временем агрессивное видение в виде Малфоя в гейской униформе опасно наклонилось над его лицом и проорало:

— Если ты, ублюдок, немедленно не поднимешь свою гребаную задницу и не встанешь перед старшим офицером, как тебе, жертве аборта, положено по уставу, то до конца года будешь отдыхать в карцере! — удар дубинкой по плечу подтвердил, что угрозы галлюцинации серьезны.

Гарри откинул одеяло, обнаружив, что на нем нет ничего, кроме плавок, лихорадочно натянул его на себя обратно и в таком виде попытался встать. Малфой смотрел на него с выражением глубочайшего отвращения, и, брезгливо сморщив нос, прошипел:

— Для тебя, Поттер, конечно, устав, это пустое сотрясание воздуха. Это ничего, что всем курсантам положено спать в пижамах? — он резко обернулся и рявкнул:

— Сержант Грейнджер! Почему в вашем подразделении курсанты спят голые? Не справляетесь со своими обязанностями? Я найду вам замену!

Тут, наконец, Гарри представилась замечательная возможность оглядеться. Правда, это ровным счетом ничего не дало. Гарри, проживший одиннадцать лет своей увлекательной жизни среди магглов, имел некоторое представление о маггловской армии. И то место, где он сейчас находился, больше всего напоминало казарму. Стены, выкрашенные темно-синей краской, узкие двухэтажные кровати, в два ряда стоящие вдоль стен, пластиковые тумбочки и по два стула у каждого спального места. Единственное, что было привычным во всем этом сумасшествии, — лица. Помимо Малфоя он увидел испуганное лицо Паркинсон (кстати, побритой на лысо), Забини, застывшего с выражением немого ужаса в глазах, мрачного Нотта. У самых дверей на вытяжку стояла та, к кому обращался Малфой. Назвать это существо Гермионой Грейнджер было бы сильным преувеличением. Высокая, с мускулатурой, как у квиддичного загонщика, с коротко остриженными волосами и полным отсутствием интеллекта в холодных глазах — эта особа походила на его школьную подругу так же, как стоящий рядом Рон на его лучшего друга. Все бы ничего, но Уизли больше напоминал… самого Малфоя, курсе так на третьем. Хищно-злобное выражение прищуренных глаз, тошнотворно-мерзкая ухмылка — одним словом — хорек… Про стоящего рядом Невилла вообще и говорить не стоило. На голову выше Уизли с фигурой борца сумо и таким же непроницаемым выражением лица, на котором, впрочем, совершенно точно не читалось никакой симпатии к Гарри.

— Не могу знать, сэр! — старательно проорала Грейнджер.

Малфой усмехнулся:

— А что вы вообще можете знать, сержант Грейнджер? Где шляется курсант вашего отделения всю ночь? Или почему он не может встать в положенное время вместе со всеми? — Малфой театрально вздохнул. — Отделение наказано. Скажите спасибо Поттеру. Сегодня после отбоя будем тренироваться на плацу. У нас скоро строевой смотр перед начальником училища. Чем не повод?. Вольно. У вас ровно пять минут на туалет. Если в 7.15 вас не будет в столовой, в следующий раз принимать пищу будете завтра! — и, резко развернувшись, он вышел из казармы.

Курсанты вылетели из помещения в одно мгновение. Только Паркинсон и Забини обернулись в дверях, глядя на растерявшегося Гарри. Паркинсон покачала головой:

— Тебе лучше поторопиться…

Сам не зная почему, Гарри решил, что самым лучшим сейчас будет следовать непонятным правилам, которые навязывал этот дурдом. Побив все рекорды скорости, он оделся в эту идиотскую гейскую черную форму и вылетел в коридор.

Первая возможность хоть с кем-нибудь поговорить представилась только на завтраке, потому что лихорадочно умывавшиеся курсанты просто не обращали на него никакого внимания. Если не считать вниманием то, что Грейнджер, пробегая мимо, грубо толкнула его плечом и процедила сквозь зубы:

— Ублюдок…

Войдя в огромную столовую, Гарри сначала растерялся. Театр абсурда… Огромное помещение сплошь заполненное коротко стрижеными курсантами обоих полов, интенсивно поглощающими завтрак. Как он сюда попал? Что вообще твориться с его жизнью?! Это — заклятье или изощренный бред его воспаленного мозга? Может, он все-таки в Мунго и это ему только мерещится?... Но тут кто-то схватил его за руку:

— Что ворон считаешь? Останешься голодным. Пошли!

Гарри попытался мысленно сказать себе, что нет ничего удивительного в том, что совершенно лысая Паркинсон взяла его за руку и потащила к раздаче. Почему бы и нет? Действительно. Все в порядке вещей. Он сделал несколько глубоких вздохов, глядя на серую массу, которую кто-то из курсантов ласково назвал «завтраком имени Сальери», и тихо сказал:

— Паркинсон, ты можешь мне объяснить, что здесь происходит?

Девушка обернулась и с легкой улыбкой на лице произнесла:

— Ничего особенного, Гарри. Все как всегда. Хотя, конечно, сегодня, ты отличился. Разозлить Малфоя в понедельник с утра — плохое начало недели…

— Панси, — прошептал Гарри, — мне очень нужно с тобой поговорить. Наедине.

Девушка внимательно на него посмотрела и кивнула:

— Конечно. Он опять тебя бил?

Гарри слегка опешил:

— Кто?

— Слушай, Гарри, ты можешь не стесняться меня…

— Я не стесняюсь. Я, правда, ничего не понимаю. Дело в том, что… я ничего не помню. Вообще ничего. Понимаешь? Я даже не знаю, где я нахожусь… — Гарри начал терять терпение.

Панси удивленно приподняла брови:

— В Хогвартсе, где же еще?

Гари вздохнул с некоторым облегчением. Хоть одно знакомое слово. Правда, этот кошмар так мало походил на Хогвардс, что… И тут Гарри похолодел:

— Панси… а… магия? Тут есть магия? Где моя палочка?

— Палочка? Единственная палочка, которая у тебя есть, насколько мне известно, находится у тебя в штанах, — Панси усмехнулась, бодро поглощая подозрительную серовато-зеленую жижу с тошнотворным запахом. — Советую поесть, Гарри, если ты не решил, конечно, объявить голодовку. Хотя, должна признать, это была бы плохая идея…

Гарри на всякий случай расстегнул ремень, заглянул за пояс штанов, затем выразительно посмотрел на Паркинсон:

— Ее там нет…

— Гарри? Ты называешь свой член «она»?! — брови Панси взлетели вверх, сидящий рядом Забини, услышав последнюю фразу подруги, поперхнулся и удивленно посмотрел на Гарри.

— Блейз, скажи мне, что все это неправда? Здесь нет магии? Паркинсон не шутит? — в голосе брюнета послышались отчаянные нотки.

— Магия? Ты про сказки что ли? «Золушка»? «Красавица и чудовище»? Ты об этом? — Забини так искренне недоумевал, что Гарри поверил.

— Забудь. Я… плохо себя чувствую… — пробормотал Гарри.

— Он опять тебя избил? — ладонь Забини легла на плечо, потом он вдруг, резко дернувшись, убрал руку.

— Да КТО — ОН?! — закричал Гарри, и несколько курсантов удивленно обернулись. Панси, внимательно наблюдавшая за Гарри, зашипела, схватив его за руку:

— Заткнись… Пошли отсюда. Быстро… Блэйз, прикрой нас на занятиях. Мы придем ко второй паре, — и она потащила Гарри к выходу.

Короткими перебежками по каким-то лестницам и коридорам они, наконец, добрались до дверей, у которых Паркинсон остановилась. Она огляделась, затем, достав ключ, одним ловким движением открыла дверь и проскользнула внутрь, увлекая за собой Гарри. Этим таинственным местом оказался старый класс.

— Откуда у тебя ключи?

Паркинсон подмигнула:

— Мои секреты. Ты не отвлекайся. Давай выясним, что происходит. О чем ты забыл?

Гарри вздохнул:

— Знаешь, Панси… Давай предположим, что я — это не я. А как бы… я, но из другого мира. Понимаешь?

Панси покачала головой:

— Может, у тебя температура? — она потрогала его лоб, — нет… вроде бы холодный…

— Послушай, — Гарри постарался быть терпеливым, — я вообще не понимаю где я. Там, откуда я пришел, все по-другому. Там другой мир. И там, мои лучшие друзья — Герми… — он запнулся, — Грейнджер и Уизли. Там есть магия, мы все волшебники. И ты — не моя подруга. Сомневаюсь, что ты вообще знаешь о моем существовании. Хотя, нет, знаешь, конечно, но уж точно на дух не переносишь. То же касается Забини, Нота, Гойла, Крэбба. Зато Шеймус, Дин, Лонгботтом и Парватти — мои друзья.

Панси вдруг расхохоталась:

— Друзья?! Да уж…

— Я не могу понять, как тут получилось так, что Гермиона меня ненавидит?

Панси пожала плечами:

— Ну… это еще с первого курса, когда ты ей нос сломал. Вряд ли ее чувства изменились на втором после перелома ребра во время спарринга. А две недели назад ты ей челюсть свернул. Правда она сама виновата — первая полезла…

Гарри почувствовал, что его сейчас вырвет той самой серой массой, которую он успел запихать в себя в столовой.

— Я свернул ей челюсть? И Рон меня не убил?!

— Уизли? А ему-то что? Для него главное, чтобы не трогали Лонгботтома. Хотя, я что-то не припомню, чтобы у кого-нибудь кроме этого извращенца Уизли было желание его трогать… Ему ни до кого дела нет. Хотя этот рыжий говнюк, конечно, не упустит случая сделать тебе гадость, но так, чтобы никто не узнал об этом. Думаю, он тебя ненавидит, но боится показать это слишком явно, — Панси брезгливо сморщилась.

— А при чем тут Лонгботтом?.. Что? Нет!... — Гарри все-таки пришлось расстаться со своим завтраком. Когда он отдышался, Панси протянула ему платок:

— Вытрись… Что тебя так напугало? Что Уизли трахается с Лонгботтомом? — Панси озабоченно склонилась над своим другом. — Ради Бога. Что с тобой?

Глаза Гарри безумно блуждали, губы дрожали, он был потрясен настолько, что несколько мгновений просто не мог дышать. Потом дыхание восстановилось, он прошептал:

— Мой друг — пидор. Рон Уизли — пидор… И Невилл…

— Особенно удивительно это слышать от тебя, Гарри, — сухо заметила Паркинсон. Гарри встрепенулся, как кот, почуявший неладное:

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю, удивительно слышать слово «пидор», да еще с такой интонацией, от гея…

— Нет… — потрясенно прошептал Гарри.

— Да… К сожалению, видимо, как я понимаю по твоему зеленому лицу. Я надеюсь, ты не собираешься во второй раз облевать мне ботинки?

Надеждам Панси было не суждено сбыться. Не в этот раз, по крайней мере…

Поттера выворачивало долго и основательно. Когда он, совершенно обессиленный, рухнул на пол, Панси присела рядом на корточки, задумчиво глядя на всхлипывающего друга:

— Вообще-то, я тебя понимаю… Я даже думаю, что тебе давно стоило выплакаться…

— Кто он? Или… их было много? Только не говори мне, что я шлюха… — простонал Поттер.

— Шлюха? Конечно, нет. Что за бред тебе лезет в голову?

Гарри вдруг резко сел:

— Я знаю, кто это. Это ведь Забини, да? Я видел, как он на меня смотрит…

Панси задумчиво разглядывала трещины в стене:

— Знаешь, я начинаю думать, что мне совершенно не хочется быть тем человеком, который тебе все расскажет… Вообще-то ты действительно встречался с Забини… Пару месяцев на первом курсе…

— Постой-постой! — Гарри схватил подругу за руку, привлекая внимание. Девушка старательно старалась на него не смотреть, — Как это на первом курсе? А мы сейчас на каком? И, кстати, сколько нам лет?

Панси вздохнула.

— Нам по 20. Мы учимся на 4-м курсе Высшего военного разведывательного училища Коалиции стран Мирового сообщества. Поступили мы сюда, когда нам, соответственно, было по 16 лет. Нам еще 4 года учится. А затем мы выпускаемся в звании лейтенантов. Еще вопросы?

Гарри смотрел на нее с ужасом:

— Паркинсон… а какой сейчас год?

— 2058. Это хорошо или плохо? — она устало прислонилась к радиатору.

Гарри тихо засмеялся:

— Просто замечательно. Так что там было про Забини? Я с ним встречался на первом курсе? А что потом? Я его бросил? — Гарри уже хохотал в голос.

Паркинсон смотрела на него с сочувствием:

— Вообще-то тебе пришлось это сделать. Потому что появился он и уже больше не отпускал тебя.

Гарри вдруг резко прекратил смеяться:

— Ну, думаю, ты, наконец, мне скажешь, кто же этот таинственный «он»? Это тот же самый человек, который, по вашим с Забини словам, меня периодически избивает?

Панси побледнела:

— Вообще-то — да… Неужели… ты и правда ничего не помнишь?

Гарри радостно улыбался:

— Да! До тебя только сейчас дошло? Ты думала, я притворяюсь? Шучу так. У меня просто нездоровое чувство юмора… Он мой любовник, и он меня избивает? Почему?

— Он бешено ревнив. И мне кажется, он садист… Я не знаю… ты никогда не рассказывал о том, что он делает с тобой… Но иногда ты кричишь по ночам… я слышала…

— Ты скажешь, наконец, кто он?!

Смертельно бледная девушка только покачала головой:

— Гарри… пожалуйста. Я не хочу сейчас об этом говорить… Не думаю, что ты готов… тебе нужно попроситься в лазарет и сказаться больным. Ты не выдержишь этого без подготовки…

Поттер вцепился в плечи девушки и начал трясти что есть силы:

— Кто он, твою мать?!

— О… какая романтичная сцена. Свидание, я полагаю? Вместо практических занятий по химии? — такой знакомый, такой холодный, такой жестокий голос…

Паркинсон вздрогнула всем телом и отскочила от Поттера. Мгновенно вытянувшись по стойке смирно.

— Сэр, это не то, что вы подумали. Поттеру стало плохо, и я…

— Молчать! — рявкнул Малфой. — Говорить будете, когда я разрешу. И откуда вы знаете, ЧТО я подумал, Паркинсон? — он брезгливо поморщился. — Вон отсюда! Я с вами после разберусь.

Панси бросила взгляд на на Гарри. Страх мелькал в его зеленых глазах, он прошептал одними губами: «Это — Малфой?!» Паркинсон кивнула: «Прости. Держись, Гарри…» И выбежала из класса.

Малфой, не отрываясь, смотрел на Гарри своими стальными глазами. И теперь Гарри совсем не казалась смешной его военная форма и фуражка, и пластиковая дубинка, которую он перебрасывал из руки в руку, перебирая пальцами и поскрипывая черными перчатками из тончайшей лайкры.

— Что ты с ней тут делал, Гарри? — Голос Малфоя был тихим и ласковым, но Гарри стало не по себе.

«Мерлин… Как же больно…» Гарри не хотел плакать в присутствии ублюдка, но тело жило своей жизнью, и слезы сами катились по щекам. Но самое ужасное было то, что он реагировал на каждое прикосновение. Такого предательства от собственного тела Гарри просто не мог вынести. Малфой наклонился и нежно провел ладонью по щеке Гарри, вытирая слезы.

— Так что вы тут делали с Паркинсон? — его ласковый голос вибрировал от сдерживаемой страсти.

Дубинка внутри тела болезненно дернулась, и, как ни хотелось Гарри плюнуть в лицо этому садисту, он почти закричал:

— Ничего! Мы просто разговаривали! — еще одно движение дубинкой внутри, Гарри всхлипнул, — Сэр…

Малфой удовлетворенно кивнул:

— Это хорошо, что ты, наконец, запомнил, как надо обращаться к офицеру. Но это не дает мне ответа на вопрос: почему ты разговаривал с Паркинсон в заброшенном классе вместо занятий, на которых ты ОБЯЗАН присутствовать?

— Я… плохо себя почувствовал… сэр…

— Для этого существует лазарет, Поттер! — рявкнул Малфой.

— У меня… я ничего не помню… я пытался вспомнить… сэр… — Гарри уже забыл про гордость и громко всхлипывал, — пожалуйста, сэр, мне больно…

— Ах, тебе больно? А мне не больно видеть, как ты флиртуешь с Забини? Как ты уединяешься с Паркинсон в пустом классе? — хищный оскал.

— Они… мои... друзья… правда… я ничего… никогда… о, Мерлин! — Гарри уже ничего не видел от боли. И он ничего не мог с собой поделать, когда Малфой резко выдернул дубинку из его тела, тело Гарри расслабилось, и он со стоном упал на пол.

Малфой наклонился, взял брюки Гарри и вытер кровь с дубинки. Затем усмехнулся:

— Курсант, почему у вас форма в крови? Советую вам пойти и привести ее в порядок, если не хотите, чтобы все отделение опять было наказано за ваш неподобающий внешний вид. А если вам плохо, идите в лазарет! — рявкнул он, а потом вдруг сел на корточки рядом с Гарри, ласково провел рукой по вздрагивающей спине, наклонился и почти целомудренно поцеловал рыдающего парня в плечо:

— Прости, милый… ты же знаешь, как я тебя люблю, — прошептал он. Затем резко поднялся и вышел из класса.

Гарри не знал, сколько он пролежал на холодном полу в пустом классе. Когда Паркинсон и Забини вошли в аудиторию, его кожа была ледяной, а губы посинели. Больше всего Забини поразили не сдерживаемые глухие рыдания Поттера, не кровь, размазанная по всему телу парня, а то, что он, подняв заплаканное лицо, посмотрел на друзей и потрясенно прошептал:

— Я ненавижу себя… За то, что боюсь его… За то, что сердце трепыхалось, каждый раз, когда он меня целовал… ненавижу себя — больше, чем его…

Друзья притащили его в лазарет. Женщина средних лет, чем-то отдаленно напоминающая мадам Помфри, укоризненно покачала головой:

— Гарри, опять…

Ребята уложили его на кровать и молча стояли рядом, пока врач хлопотала вокруг. Она сделала Гарри довольно болезненный укол, затем влила в его пересохшие губы какую-то мерзко пахнущую микстуру и, погладив его по голове, ласково прошептала:

— Поспи немного, сейчас уже ведь не так больно, правда? — Гарри кивнул. — А друзья смогут навестить тебя вечером…

Однако первый, кого он увидел у своей кровати, когда проснулся, был Малфой:

— Поттер, ты решил удачно отделаться от тренировки? Ничего, я перенес ее на завтра. Надеюсь, ты сможешь почтить нас своим присутствием? — первые слова вместо приветствия.

— Так точно, сэр, — выдавил Гарри охрипшим со сна голосом.

Малфой внимательно на него посмотрел, как будто хотел что-то увидеть, потом чуть улыбнулся уголком губ:

— Я надеюсь, ты придешь завтра ко мне? Сегодня, так и быть, можешь отдыхать. Кажется, я и правда перестарался. А завтра я хочу тебя видеть после отбоя в моей спальне…

На мгновение от бешенства у Гарри потемнело в глазах. Ублюдок даже не извинился за то, что истязал его больше часа, и он еще собирается… Мерлин! Гарри, тяжело дыша, посмотрел на Малфоя, лицо которого вдруг потеряло четкость и начало расплываться. Но Гарри успел увидеть торжество, мелькнувшее в его глазах. Нет, мерзавец не увидит его слез. Он справится со всем этим дерьмом! Если он смог убить Вольдеморта, то уж этому извращенцу в идиотском параллельном мире его не одолеть! Лицо Малфоя вновь обрело четкость — никаких слез не будет больше. Малфой внимательно на него смотрел (Гарри мог поклясться, что на мгновение в его глазах мелькнуло разочарование).

— Хорошо, сэр, — прохрипел Гарри. — Я приду.

— Драко, — поправил его Малфой.

— Драко, — кивнул Гарри.

— Вот и славно. Поправляйся, — Малфой наклонился и прикоснулся к губам любовника. Гарри едва заметно вздрогнул, но не отстранился, когда почувствовал, как настойчивый язык раздвигает его губы. — До завтра, любимый… — выдохнул Малфой ему в рот, затем молча поднялся и, больше не глядя на него, вышел из лазарета.

Следующими посетителями были…. Нотт и Гойл с Крэббом. Гарри уже смирился с тем, что в этом мире все бывшие слизеринцы — его друзья. Поэтому он вполне сносно пережил сочувственные взгляды, похлопывания по плечу и слова: «Держись, дружище!». А когда дверь лазарета в очередной раз открылась, и вошла ставшая за этот день практически родной лысая Паркинсон вместе с Забини, Гарри почти обрадовался и искренне улыбнулся:

— Привет…

Ребята сели на кровать. Забини торжественно вручил ему апельсин:

— Как ты?

— Не очень. Если честно…

Забини кивнул:

— Панси рассказала мне, что ты ничего не помнишь…

Гарри покачал головой:

— Это не совсем так. Понимаете, этот мир для меня чужой. Я не отсюда. Я не знаю, как я сюда попал, но я разберусь с этим…

Панси внимательно смотрела на него:

— Гарри, расскажи, что ты помнишь?

— Ничего… Я помню только то, что было в моем мире…

Панси кивнула:

— Расскажи о своем мире…

— Вам с начала или как? — улыбнулся Гарри.

— С начала. Мы никуда не торопимся, можем хоть всю ночь сидеть. Леди Розенгурд нам разрешила, а Малфой пошел к начальнику училища, так что вряд ли он уже появится, — Забини забрался с ногами на кровать, устраиваясь поудобнее.

— Кстати, а кто начальник училища? — поинтересовался Гарри.

— Люциус Малфой — отец Драко, — Панси сморщилась, как будто запихала себе в рот целый лимон. Гарри поднял глаза к потолку:

— В принципе, могло быть и хуже. Это мог быть Вольдеморт…

— А кто это? — спросила Панси, забираясь на соседнюю кровать, поскольку на той, где лежали мальчики, уже не было места.

— Да так… Маньяк один. Мне вообще, видимо, на маньяков везет… Слава богу, что хоть о нем вы никогда не слышали… И то хлеб… — пробормотал Гарри, — Итак… сначала. Первые 11 лет своей жизни я прожил в полной уверенности, что мои родители погибли в автокатастрофе. Это были не самые лучшие годы моей жизни, хотя сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что все было не так уж и плохо…

Уже почти рассвело, когда Гарри, наконец, подошел к финалу…

— После шестого курса я отправился на поиски оставшихся хоркруксов вместе с Роном и Гермионой. Но первой нашей находкой оказался труп Снейпа и рядом с ним — умирающий Драко Малфой. Я не знаю, почему, но… мы остались с ним. Гермиона выходила его. Месяц мы ухаживали за ним, а он за все это время не сказал ни слова. Однажды я вернулся в домик, где мы жили все это время, и застал его рыдающим на кровати. С того дня что-то изменилось… Не знаю. Просто однажды он встал с кровати и сказал, что пойдет с нами. И мы поверили ему… Мы прошли весь этот путь вместе. В последней битве он стоял справа от меня и, когда я прокричал Аваду, его голос, так же как голоса моих друзей, звучал одновременно с моим… Мы так и не стали друзьями, но… Наверное, я бы мог что-то понять, но я к сожалению больше ничего не помню. Я вообще смутно помню битву. Мне кажется, что Вольдеморт успел запустить в меня какое-то проклятье за мгновенье до того, как мы его убили. Но я не уверен… — закончил Гарри свое повествование. Ребята молчали. И вдруг до Гарри дошло:

— А… может быть, я умер? И это такая извращенная форма ада?

Паркинсон усмехнулась такой знакомой слизеринской усмешкой:

— Не знаю как ты, Гарри, но мы, уверяю тебя, все еще живы…

Гарри вздохнул. Он не понимал, что происходит, но не собирался просто так сдаваться. Когда его новые друзья ушли, он провалился в глубокий сон без сновидений. Завтра будет тяжелый день.

Утро вполне можно было назвать бодрым. В 6 часов его бесцеремонно растолкал Забини:

— Вставай, просыпайся, рабочий народ! Гарри, пошли. У нас тренировка перед завтраком. Гарри даже не стал спрашивать, тренировка чего. Какой смысл засорять себе мозг?

Едва успев одеться и наскоро завершить необходимые утренние процедуры, пытаясь проснуться уже набегу, и непослушными пальцами застегивая гимнастерку, Гарри рванул вслед за Блейзом на стадион перед училищем. Курсанты их отделения (почти полностью состоявшего из бывших гриффиндорцев и слизеринцев) толпились у флагштока.

Проходя мимо компании своих бывших однокурсников, Поттер увидел, как перекосило и без того жуткое обезьяноподобное лицо Грейнджер, как мерзко усмехнулся хорькообразный Уизли (о, Мерлин!..), как набычилось и надулось рыхлое лицо Лонгботтома, а малышка Джинни (хоть она выглядела более-менее похожей на себя) прижалась к Гермионе и мяукнула:

— Милая, если бы не Поттер, наше отделение уже давно заняло бы первое место в Училище…

Гарри передернуло, и он ускорил шаг. Бывшие слизеринцы, а теперь его друзья, стояли поодаль, и Гарри поспешил подойти к ним. Нотт дружески хлопнул его по плечу:

— Ты как? Жив?

Гарри рассеянно кивнул. На улице было прохладно и, кажется, собирался дождь. Но, видимо, Малфою на это было наплевать, раз он выгнал их в 6.30 утра на улицу… Кстати, где он? Гарри обернулся к Забини:

— А где Малфой? Долго мы тут еще будем…

— Соскучился, голубок? — услышал Поттер мерзостный голос, противно растягивающий слова, точно так же, как это делал Малфой в той, другой жизни. Как Уизли оказался рядом с ним, Гарри не представлял. Еще секунду назад он стоял вместе со всеми бывшими гриффиндорцами.

Нотт оскалился:

— Слышь, ты… вали отсюда… Лонгботтом, забери от нас свою девочку! — слизеринцы захохотали.

— Поттер, а у тебя рот работает только во время минета? Сам сказать ничего не можешь? — это, конечно же, Грейнджер. Огромная, с узкими глазами-щелочками, налитыми кровью, ростом выше многих парней — в общем, оживший кошмар, — она медленно направилась в их сторону. Гарри почти физически ощутил, как подобралась Панси, как Забини подошел и встал рядом, как сдвинулись Крэбб и Гойл. Наверное, все бы закончилось отвратительной массовой потасовкой, но тут на сцене этого театра абсурда появился главный персонаж:

— Смирно! — рявкнул он, и курсанты мгновенно вытянулись. Неторопливой, почти ленивой походкой он подошел к Поттеру, дубинкой приподнял его подбородок и усмехнулся:

— Поттер, как всегда сеете раздоры в отделении? Вас давно не наказывали? — он резко пропихнул дубинку Гарри в рот. Почувствовав, что парень стиснул зубы, Малфой ударил его кулаком в солнечное сплетение. Гарри согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух. Блондин схватил его за волосы и, запрокинув голову, протолкнул дубинку ему в рот. Достав почти до глотки и вызвав тем самым жуткий рвотный рефлекс, Малфой, пристально глядя в зеленые глаза, начал медленные поступательные движения. Со стороны гриффиндорцев послышались смешки, белокурая голова повернулась, одна бровь взлетела вверх, и смеявшийся (заткнулся. Наступила мертвая тишина. Гарри молча давился дубинкой, слезы выступили у него на глазах, но он не отводил взгляда от ледяных серых глаз. Малфой нахмурился и выдернул дубинку — Гарри закашлялся.

— Ну, хорошо. Предлагаю начать то, ради чего мы здесь собрались. Что-то вы, я смотрю, расслабились в последнее время. Так что приступим. Пять километров бегом, потом по двести отжиманий, — Малфой со скучающим видом изучал царапину на своей ладони, затем поднял голову и удивленно спросил:

— Чего ждем? Бегом марш!!!

Последние метры Гарри бежал, ничего не видя — так плыло перед глазами. Мерлин, что происходит-то? Кому он опять насолил? Что он здесь вообще делает? Но с другой стороны, если он убил Вольдеморта, неужели он не справится с этим? Малфой здесь, безусловно, сильнее, к тому же он долбаный офицер, но… но… «…ты же знаешь, как я тебя люблю…» — эти слова все еще звучали в голове. Может быть потому, что сказаны были так, что Гарри поверил. А может, потому, что он впервые в жизни почувствовал, как его тело покрывалось мурашками от одной только мысли… Нет, он не мазохист. Ему не доставляли удовольствие издевательства этого извращенца. Но дрожащий голос Малфоя, признавшегося ему в любви, никак не вязался с ублюдком-садистом, которым он был все остальное время. Может быть, он болен? Может быть, Гарри здесь затем, чтобы помочь ему? Как только эта мысль пришла Гарри в голову, ему стало легче. Зрение приобрело прежнюю четкость, и он довольно бодро финишировал третьим, следом за Грейнджер, несущейся на всех парах (и как только удалось с такой комплекцией-то?!), и летящим, как гепард, Забини. Едва пробежав финишную черту, Грейнджер бухнулась на землю и начала отжиматься. Следом за ней упали Гарри и Блейз, затем подбежавшие Панси, Нотт и Джинни Уизли, спустя несколько секунд к ним присоединились и остальные.

Приблизительно на пятидесятом отжимании Гарри почувствовал, что выдыхается. Как раз в это время чья-то нога в тяжелом армейском ботинке опустилась ему на спину, и издевательский голос изрек:

— Курсант Поттер, вам кажется, что здесь приют для убогих и инвалидов? Или вы все-таки учитесь в элитном военном учреждении?! Что? Не слышу ответа!

— … у…учусь… сэр… — Гарри изо всех сил пытался не сбить дыхание.

— Прекрасно, а то я уже думал, что вам нужна помощь.

— Никак… нет… сэр… — Гарри стиснул зубы — он не упадет, нет! Нога придавала дополнительный вес и так ставшему непомерно тяжелым телу Гарри, но выдержать было делом принципа. Так, с ногой Малфоя на спине он и закончил положенные двести отжиманий. Когда он совершенно обессиленный рухнул на землю, Малфой убрал ногу, наклонился к нему и прошептал:

— А ты упрямый, Поттер… это плохо…

Зато весь оставшийся день показался Гарри раем. На теоретических занятиях он спал за широкими спинами Крэбба и Гойла, в столовой Панси приволокла ему поднос с едой и чуть ли не кормила с ложечки. Смертельно уставший, Гарри плелся по коридору, когда его догнал Нотт и, дружески обняв за плечи, повел в спальню, подгоняемый смешками Забини, который говорил что-то о латентном гомосексуализме. На что Нотт добродушно послал его в увлекательное эротическое путешествие. Забини, правда, заявил, что если и пойдет туда, то только в достойной компании. Так, шутливо переругиваясь, они дошли до казармы. И здесь их шутки закончились. У дверей спальни навытяжку стояла Грейнджер, испуганно тараща глаза. Рядом от ужаса трясся Уизли (Гарри невольно поморщился, глядя на это жалкое подобие его бывшего друга). Из спальни доносился брезгливый голос:

— Грейнджер, я вас разжалую, раз вы не справляетесь со своими обязанностями! Так… а тут у нас что? Ну, конечно… Поттер… Какого х#я здесь делает это печенье?! У него что тут — буфет?! Кстати, где он, Грейнджер? Или этого вы тоже не знаете?

Мерзкая обезьяна гадостно улыбнулась, глядя на Гарри, и елейным голосом проворковала:

— Ну почему же, сэр? Это я знаю. Он стоит перед дверью и дрожит…

За мгновенье до того, как Малфой вышел из спальни, Нотт успел отскочить от Гарри и обнять Забини за плечи, прижав к стене. Все слизеринцы отошли от него на несколько метров, оставив Гарри посередине коридора в гордом одиночестве. Малфой окинул всех недовольным взглядом, затем, усмехнувшись, фыркнул:

— Шоу уродов. Марш по кроватям!

И, смерив Гарри внимательным взглядом, он сделал чуть уловимое движение головой и направился по коридору в сторону спортзала. Гарри растеряно смотрел ему вслед, и, наверное, простоял бы так еще долго, если бы не Панси, которая подошла к нему и шепнула на ухо:

— Гарри, не стой столбом! Он же за тобой приходил. Иди за ним, — она слегка коснулась губами его щеки, — держись…

Гарри был полон решимости разобраться в том, что происходит. Когда он вошел в спортзал за Малфоем, в принципе, он был готов ко всему: к избиению, к крикам, к признаниям в любви, к изнасилованию, но он не был готов к тому, что увидел. Малфой, оставшись в одних форменных брюках и босиком, висел на брусьях и улыбался:

— Мышцы затекли, — сказал он смотрящему на него удивленному Гарри. Затем быстро подтянулся, сделал переворот и снова повис на руках. Откинув голову, он вдруг засмеялся, обнажая жемчужные зубы. Гарри, не отрываясь, смотрел на него. Было в этом Малфое что-то… настоящее… живое… Что-то, что было в нем в последние дни перед победой над Вольдемортом. Они так и не стали друзьями. Но и врагами уже не были. Гарри часто ловил на себе задумчивый взгляд блондина. Его едкие комментарии, высокомерие и снобизм теперь почему-то не казались такими невыносимо раздражающими, как раньше. Гарри так и не признался себе тогда в том, что же он чувствует к этому заносчивому, красивому слизеринцу, которого он так привык ненавидеть за шесть лет. Но однажды, за несколько дней до конца, он все же спросил Драко, почему тот остался с ними. Малфой молчал так долго, что казалось, он уже не ответит. А потом он вдруг посмотрел в глаза Гарри и тихо прошептал:

— Потому что я люблю…

Гарри мучительно покраснел, но так и не задал главный вопрос. Он сомневался в том, что гордый слизеринец ответит. Да и сам не был уверен, что готов услышать ответ. Тогда он решил: потом, когда все закончится. Конечно, он не мог знать, что не будет никого «потом». Он боялся признаться себе в тех странных ощущениях, которые появлялись у него, когда блондин случайно касался его руки, когда они встречались глазами, или когда Драко вдруг улыбался какой-нибудь реплике Гермионы, когда подшучивал над Роном… Гарри, конечно, знал об однополых отношениях, все же он прожил в одной спальне с Шеймусом, который перевстречался с половиной школы (мужской ее частью, естественно). Но никогда раньше он не думал об этом применительно к себе. Тем более не думал ТАК о себе и Драко. И вот теперь он здесь. Зачем? Может быть, для того, чтобы он что-то понял? О себе? О Драко? О них… вместе? Тогда как объяснить издевательства Малфоя над ним?

Драко сделал еще несколько упражнений и спрыгнул на мат. Он устало улыбнулся и опустился на пол. Достав из кармана пачку сигарет, прикурил.

— Будешь? — спросил он у Гарри, протягивая ему сигарету.

Гарри мотнул головой. Несколько секунд они молчали, а потом Гарри решился:

— Драко, что происходит?

Блондин глубоко затянулся, выпустив дым, проводил взглядом кольца, растаявшие в прохладном воздухе зала:

— Я люблю тебя, Гарри.

— Если любишь, зачем причиняешь боль? — Гарри смотрел на красивое и какое-то будто больное, страшно бледное лицо Малфоя. Драко молчал, словно бы решаясь что-то сказать. Потом, вздохнув, прошептал:

— Так же как и ты, Гарри. Мы всегда делаем больно тем, кого любим… Иногда, иначе нельзя.

Затем он встал, взял Гарри за руку и подвел к «шведской стенке». Прислонив гриффиндорца спиной к снаряду, блондин наклонился и прошептал ему в губы:

— Не бойся, малыш, я не сделаю тебе больно… — И он нежно обхватил ртом губы Гарри, осторожно посасывая их. Гарри не удивился своим ощущениям. Наверное, так и должно быть. Наверное, все эти годы он шел к этому. К тому, чтобы оказаться с Малфоем в пустом спортивном зале, прижатым к шведской стенке и стонущим от нахлынувшего возбуждения. Он чувствовал, как Драко чуть вздрагивал, когда с губ Гарри срывался очередной стон… Тело невозможно обмануть… Блондин резко развернул Гарри спиной к себе, поднял его руки над головой, заставляя взяться за перекладины:

— Держись крепко, малыш… не бойся, — прошептал он, вырисовывая языком влажный замысловатый узор на шее Гарри. Ловкие пальцы расстегнули молнию на брюках и соскользнули под резинку трусов. Драко едва уловимыми, дразнящими движениями пальцев дотронулся до возбужденной плоти, вызвав судорожный вздох у дрожащего гриффиндорца. Затем он убрал руку, игнорируя протестующий стон, начал быстро расстегивать форменную куртку, затем рубашку; брюки упали па пол последними, а трусы он просто разорвал и отбросил в сторону. Гарри стоял совершенно обнаженный, держась за шведскую стенку, прижатый горячим телом любовника к спортивному снаряду. Малфой достал из кармана тюбик и выдавил себе на ладонь густой гель, пахнущий почему-то корицей. Почувствовав, как прохладные пальцы проникают внутрь тела, Гарри невольно сжался и тут же услышал влажный шепот:

— Расслабься, малыш… Я люблю тебя, я не сделаю больно…

Гарри закрыл глаза и откинул голову на плечо блондина, повиснув на руках. Осторожные, ласковые движения и правда не причиняли боли, Драко как будто исследовал его тело, и вдруг он задел что-то внутри — горячая пульсирующая точка взорвалась, рождая совершенно новые незнакомые ощущения, заставляя Гарри выгибаться навстречу настойчивым рукам любовника. Гарри вскрикнул и тут же услышал тихий смех:

— Да… малыш… я нашел ее, не правда ли? Тебе хорошо?.. — он исступленно целовал Гаррины плечи, тяжело дыша и прижимая его все сильнее к стенке. Увидев, что Гарри прикусил себе руку, чтобы не закричать, он прошептал:

— Не сдерживайся, малыш, кричи…

И Гарри закричал, выплескиваясь в руку Малфою… Безвольно повиснув на руках, он держался только потому, что Драко прижимал его своим телом. Гарри все еще пытался восстановить дыхание, когда почувствовал, что пальцы блондина все еще внутри него, а вторая рука снова обхватила его член:

— Не останавливайся, малыш… много наслаждения не бывает…

А Гарри уже и не мог остановиться… Он сам развернулся и со стоном прижался жадными губами ко рту Драко, лихорадочно царапая ему спину. Щеки блондина пылали, он тяжело дышал, а когда брюнет опустился перед ним на колени и непослушными дрожащими руками начал расстегивать ширинку, Малфой закрыл глаза и, схватив Гарри за волосы, прижал его голову к своему паху. Гарри задохнулся, а потом осторожно лизнул влажную плоть любовника губами и, чуть улыбнувшись, прошептал:

— Ты сладкий… — в ответ он услышал лишь громкий стон.

Отмотать и задаться

Вопросом, как бы все это

Было, если… Отмотать

И понять, что успели -

Дорвались до своей

Эйфории, а теперь

Можно просто вслед

Смотреть визави.

Мы меняем себя и место,

И в чьи игры играем -

Неважно, диалоги сквозят,

А дыры затыкаем

Любовью своей. И на вдох -

Поцелуи в макушку, а

На выдох — удар по больному.

Мы опять все испортить

Сумели и здесь. Я

Смотрю тебе в спину,

Ты, конечно, вернешься.

Верю в глупое слово

"Потом". Будешь злиться.

На миг замерев, развернешься

С порога, чтобы вновь

Посмотреть мне в лицо.

Я не буду смиренным,

Но сломать меня просто -

Ты боишься признаться.

В горьких мыслях рефреном

Саднит — отмотать

И зависнуть, ведь мы знаем,

Как будет: милосердное

Утро — одно на двоих.

Neuodzeku

Сегодня Гарри проснулся сам. Он лежал и смотрел в потолок спортивного зала, и вдыхал горьковатый аромат, оставшийся на холодном дерматине мата. Драко ушел под утро. Он тихо поцеловал Гарри в висок и прошептал:

— Я люблю тебя, прости…

Гарри открыл глаза и встретился с внимательным взглядом ясных серебристых глаз. Малфой покачал головой и ушел. А Гарри лежал и изучал потолок. Он уже отказался от попыток понять, что происходит. Потом. Что с ним творится? Что-то неправильное. Но, когда он смотрел в настоящие, живые глаза Малфоя, ему казалось, что все остальное неважно. Может быть, и правда неважно? Может быть, у него, в конце концов, получится быть счастливым? Здесь? Если он признает, что то, что происходит…

В этот момент в зал вбежала Паркинсон:

— Ты с ума сошел, Поттер?! Вставай немедленно! — за негодованием и раздражением Панси скрывалось явное беспокойство. Она сдернула с него гимнастерку, которой он был укрыт, и поморщилась, глядя на мат, залитый спермой. — Господи, Поттер, посмотри на себя! Кто это отмывать будет, когда сегодня на занятиях по рукопашке Малфой вспомнит, что он офицер и тебя воспитывать надо?

Гарри поежился:

— А он ведет рукопашку? — Панси кивнула. — Какая неприятность… Да… надо вставать…

— Почему я заранее все знаю? Ты со мной никогда не расплатишься. Вечный должник. Я заберу тебя в сексуальное рабство! — хихикнула Паркинсон, кидая растерянному брюнету влажную тряпку.

Гарри, как всегда, удалось выспаться на теоретических занятиях за мощными спинами друзей. Он все равно ничего не понимал. Затем были занятия по стрельбе. Инструктор — безумно красивая 28-летняя женщина, довольно эротично смотревшаяся в военной форме — отдавала краткие и четкие команды и была иронично-доброжелательна со студентами, пускающими слюни, глядя на ее грудь. Черная повязка на одном глазу ее совершенно не портила, она обворожительно улыбнулась, когда увидела совершенно потерянного Гарри:

— Курсант Поттер, постарайтесь сделать так, чтобы вы ДЕРЖАЛИ автомат в руках. А не ДЕРЖАЛИСЬ за него. У вас получится, я в вас верю, — она подошла и поправила автомат в его руках, который совершенно не хотел занимать правильное положение.

Но в целом, у Гарри даже что-то получилось…

Занятия по рукопашному бою почему-то отменили, и Гарри честно провалялся в казарме все это время, пытаясь разобраться в себе. Он не пошел на ужин и лежал на кровати, разглядывая синие стены. Когда дверь казармы открылась, и вошедший тихо позвал его, Гарри почти надеялся, что…

— Блейз? Что случилось? Ты почему не на ужине? — Гарри удивленно приподнялся на кровати. Забини подошел и сел, хмуро разглядывая сокурсника.

— Скажи Гарри, долго это будет продолжаться?

— Что? — не понял Гарри.

— Долго ты будешь позволять ему над собой издеваться?

— Ты о Драко?

— А… сегодня он у тебя уже «Драко». Давно он тебя дубинкой не тарахал? Или ты забыл… ах, да... ты же говоришь, что не помнишь ничего. Оно и к лучшему. Потому что я до сих пор просыпаюсь в холодном поту, когда мне снится, как мы с Паркинсон и Ноттом нашли тебя возле старых душевых валявшимся на кафельном полу, всего окровавленного и изрезанного ножом. Ты не помнишь, как он насиловал тебя стволом заряженного пистолета? — Гарри невольно вздрогнул, а Забини с каким-то издевательским удовольствием продолжал: — Как он заставил тебя голым бегать в мороз по стадиону…

— Хватит! — крикнул Гарри, а Забини вдруг прижался к нему всем телом и начал жадно его целовать. От неожиданности Гарри не сразу начал сопротивляться, а потом было поздно. Он услышал тихий и дрожащий от ярости голос Малфоя:

— Значит, вернулась старая любовь? — Забини испуганно посмотрел на блондина и начал пятиться к двери. «Я позову помощь», — шепнул он одними губами Гарри. Каким-то невероятным образом ему удалось проскользнуть мимо страшно побледневшего Малфоя, на трясущихся губах которого от ярости уже выступила белая пена. Гарри почему-то отстраненно подумал, что живым ему отсюда не выбраться. Впрочем, если Блейз успеет позвать кого-нибудь, у него еще есть шанс остаться инвалидом, но выжить… Малфой что-то шептал побелевшими губами. Гарри пытался разобрать: «Все это время?.. Ты спал с ним…»

— Нет! Драко! Нет! Пожалуйста, выслушай меня! Давай просто поговорим? Я тебе все объясню…

Гарри пытался сопротивляться, хотя понимал, что Малфой намного сильнее. Он видел совершенно больные серебряные глава бывшего слизеринского принца, его трясущиеся белые губы и дергающиеся мышцы лица. Когда озверевший блондин стащил Гарри с кровати и начал бить головой о её спинку, он еще пытался закрывать голову руками, но бешенство удесятерило и без того превосходящие силы слизеринца. Он схватил Гарри за волосы и со всего маху приложил лицом о свое колено. Из носа хлынула кровь, Поттер застонал:

— Драко, что ты делаешь? Ты болен… Приди в себя. У меня никогда ничего не было с Забини. Ни в этой жизни, ни в той. И не будет….

— Не будет, — прохрипел Малфой, — потому что я тебя просто убью… Ты достал меня… ненавижу… — налитые кровью глаза бешено вращались, он тяжело дышал и казалось, вообще плохо понимал, что он делает… Когда он бросил Поттера на пол, Гарри попытался отползти в сторону, но тяжелый армейский ботинок наступил на пальцы левой руки, хрустнули ломающиеся кости, Гарри закричал и потерял сознание. Когда он пришел в себя, Малфой сидел рядом на полу и спокойно курил. Его лицо было безмятежно. Он счастливо улыбался, глядя в окно. «Ну, вот и все, — подумал Гарри, — он сошел с ума. Я не смог остановить это… Я должен был…» Малфой вдруг резко перевел на него глаза и, увидев, что Гарри очнулся, истерично рассмеялся:

— Поттер, с#ка живучая… Упрямый идиот. Ты все еще здесь? Может, мне просто выкинуть тебя в окно, и я, наконец, избавлюсь от мучений? Я не могу больше. Ты понимаешь это? Я люблю тебя и ничего не могу сделать, ты, еб##ный придурок!!!! — он уже не мог остановиться, и смех перешел в судорожные рыдания. Гарри с трудом встал на четвереньки и, стараясь не опираться на расплющенную левую ладонь, подполз к рыдающему парню.

— Послушай, все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем, я помогу тебе, обещаю, — прошептал Гарри окровавленными губами. Малфой вдруг посмотрел на него совершенно сумасшедшими глазами и закричал. Он оттолкнул Гарри, и все еще продолжая орать, выбежал из казармы… Когда в казарму вбежали слизеринцы, Гарри не мог понять, что изменилось. Они смотрели на него с … осуждением. В полном молчании Крэбб и Гойл отнесли Гарри на руках в лазарет. И так же молча ушли вместе с Ноттом. У его кровати осталась Панси и Блейз. Они избегали смотреть ему в глаза. Что-то странное было в выражении их лиц.

— Вы меня осуждаете? За Малфоя? — прошептал Гарри. — Вы не понимаете, ему нужна помощь… Он болен. Я должен помочь ему.

— Бл#дь!!! Поттер, а тебе не приходило в голову, что это ТЕБЕ нужна помощь?! — Забини вдруг заорал, как ненормальный. Наверное, он бы просто набросился на Гарри, если бы Панси не удержала его:

— Не надо, Блейз. Ты же видишь, все бесполезно. Ему нравится страдать, — девушка развернулась и молча ушла. Забини в сердцах плюнул и отправился следом.

Гарри даже не удивился, когда пришла Грейнджер. Он издевалась над ним изощренно, но он не слушал. Просто молча отвернулся к стене, и только поморщился, когда она схватила его за сломанные пальцы на руке. Бывшая подруга ушла ни с чем. Так же как Уизли и Лонгботтом — Гарри лежал и улыбался на все их попытки унизить его. В конце концов, его оставили в покое, и он был почти счастлив. Медсестра дала ему какие-то таблетки, и боль отпустила. Он, кажется, задремал, когда его разбудил громкий крик Паркинсон:

— Гарри, скорее! Вставай! Тебе надо бежать. Малфой напился, он бегает по всему училищу и ищет тебя. У него заряженный пистолет, он в невменяемом состоянии. Беги же! Чего ты смотришь?!

Гарри смотрел на испуганную девушку:

— Поздно, Панси…

За ее спиной, слегка пошатываясь, стоял Малфой с совершенно безумными глазами, направив пистолет прямо в голову Гарри. Панси в ужасе обернулась и застыла. Блондин подвинул ее второй рукой, в которой была зажата полупустая бутылка виски, и усмехнулся:

— Ну, вот, Поттер, сейчас все закончится… — победно ухмыляясь, он нетвердой походкой направился к кровати, где лежал гриффиндорец. Гарри заметил боковым зрением, что остальные студенты испуганно заглядывают в дверь, увидел, как Забини прошмыгнул вслед за Малфоем, и Грейнджер, тяжелой поступью вошедшую за ним, успел заметить, как она схватила руку Блейза, останавливая, отметил про себя, что у Уизли на лице такая паника, какую он видел у своего лучшего друга в том, родном мире, только когда Рон сталкивался с пауками. Он перевел взгляд на Малфоя, который остановился посреди комнаты, все еще держа Гарри на прицеле. Все, что произошло дальше, заняло меньше двух секунд, но еще до того, как дрогнула рука Драко, гриффиндорец понял, что сейчас произойдет. Уже понимая, что не успеет, Гарри вскочил с кровати, резкий выброс адреналина не дал ему почувствовать боль в избитом теле, одним невероятным прыжком он пролетел несколько метров, отделявших его от Малфоя, но тот оказался быстрее. Мгновенно поднеся пистолет ко рту, он выстрелил себе в горло. Гарри оказался рядом как раз в тот момент, когда тело блондина начало медленно оседать. Поттер подхватил его и бережно опустил на пол. Все кончено. Драко мертв. Забрызгав кровью Гарри и всех, кто находился рядом, с открытыми — теперь такими спокойными — глазами и умиротворенным выражением лица он лежал на руках гриффиндорца, который боялся опустить его запрокинутую голову на холодный пол. Потрясенно глядя на тело того, кто еще несколько мгновений назад смотрел на него такими яростными, но ЖИВЫМИ бездонными серебристыми глазами, Гарри почувствовал, что он умирает…

— Драко… что ты сделал… Господи… — слезы текли по лицу Гарри, поэтому он не видел странного выражения разочарования на лицах своих однокурсников. Не заметил, как рука Грейнджер вытащила из мертвых пальцев блондина пистолет и направила его на Гарри. Не видел слез на лице своей бывшей школьной подруги. Наверное, он бы удивился, увидев, как дрожат губы Рона, когда он подошел к Гермионе и направил ее трясущуюся руку прямо в затылок Гарри. Он не услышал, как щелкнул затвор пистолета, не обратил внимание на то, что Паркинсон, вдруг подняла руку, вскрикнув:

— Гермиона, подожди!..

Гарри вдруг вскочил и заорал:

— Ненавижу все это! Господи, как же я хочу домой!!! — все вокруг вдруг поплыло, словно какая-то пелена опустилась на глаза. Перед тем, как потерять сознание, он еще успел увидеть счастливое заплаканное лицо Гермионы и то, как она, опустив пистолет, прошептала:

— С возвращением, Гарри…

Когда Гарри открыл глаза, то первое, что он увидел, было счастливое лицо его лучшей школьной подруги. Ее глаза блестели от слез, но на губах была радостная улыбка. Роскошные непослушные волосы растрепались, на худеньком личике лихорадочно горел румянец.

— Гермиона, ты вернулась… — прошептал Гарри непослушными губами, глядя на такое родное и знакомое лицо, — слава Мерлину, ты была такой… ужасной…

Девушка нежно поцеловала его в лоб:

— Это ты вернулся, Гарри. С возвращением!

Гарри перевел взгляд и увидел стоящего рядом взволнованного Рона и смущенно улыбающегося Невилла — в своем обычном виде. А за ними выглядывала рыжая головка Джинни. В ее огромных голубых глазах тоже стояли слезы радости. Увидев, что Гарри смотрит на нее, девушка смутилась и помахала ему рукой. Гарри попытался пошевелиться, но тело не слушалось.

Он окинул взглядом помещение, где они находились:

— Где я? — говорить получалось с трудом.

— В Святого Мунго, — улыбнулась Гермиона, — ты не волнуйся. Теперь все позади.

В этот момент рядом началась какая-то возня, затем звук пощечин и сердитый голос Забини:

— Ну, же давай! Приходи в себя, Драко!

Гарри с трудом повернул голову и увидел слизеринцев, стоящих у соседней кровати. Паркинсон (слава Мерлину, с нормальными волосами), Крэбб, Гойл и Нотт стояли с напряженными лицами. Увидев, что Гарри смотрит на них, Панси кивнула ему и снова перевела взгляд на того, кто лежал на кровати. Забини сидел и довольно сильно бил по щекам блондина, лежащего с закрытыми глазами и тяжело дышащего:

— Давай, давай! Все уже! Открывай глаза!.. Нет-нет! Не вздумай даже! — еще один шлепок и раздраженный голос Малфоя:

— Забини, тебе доставляет удовольствие хлестать меня по лицу, ты мерзкий извращенец, отвали от меня! — Драко мотнул головой и резко сел на кровати. Слизеринцы заулыбались, за спиной Гарри раздался облегченный вздох Джинни:

— Очнулся…

А Гарри вдруг почувствовал прилив сил. С невероятным усилием он оттолкнулся и попытался сесть. Сильные руки Рона подхватили его, давая точку опоры.

— Драко?! Ты… жив?! Но… как?! — Гарри задыхался, не хватало воздуха, казалось, легкие разучились работать.

И тут Невилл (видимо, исключительно из лучших соображений) осторожно взял гриффиндорца за руку и пробормотал:

— Гарри, все нормально. Не сердись на Драко, все, что он делал, он делал только для того, чтобы вытащить тебя. Он, конечно же, не хотел всего этого. Ему пришлось это делать, он не хотел, поверь…

Услышав слова Лонгботтома, Гарри вздрогнул и, закрыв глаза, откинулся на подушки. Поэтому он не увидел, как от ужаса расширились зрачки Драко, как Гермиона судорожно прикрыла рукой рот, чтобы не вскрикнуть, как мрачно покачал головой Забини, как Нотт покрутил пальцем у виска, хмуро глядя на незадачливого гриффиндорца. К горлу подкатил ком, Гарри нервно сглотнул. Все — ложь. Он врал ему! И волна давно забытой и сейчас почти живительной ненависти накрыла Поттера, придавая ослабевшему телу силы.

— Малфой, ублюдок… ты жив… — прохрипел Гарри, у которого от ярости даже голос прорезался.

Гермиона коснулась его руки, укоризненно покачав головой:

— Гарри…

Но он не слушал девушку. Хриплое прерывистое дыхание, со свистом вырывавшееся из груди гриффиндорца, судорожно сжатые кулаки делали его похожим на загнанного, но все еще очень опасного зверя. Поттер сверлил глазами слизеринца. Малфой устало и как-то обреченно вздохнул:

— Я тоже раз тебя видеть, Поттер.

Гарри даже захлебнулся слюной от возмущения:

— Ты же выстрелил себе в глотку! Твои мозги были разбрызганы…

— Ну, прости, дорогой, что я сдох не по-настоящему! Я понимаю, что тебе было бы приятно, — хмыкнул уже окончательно пришедший в себя Малфой.

— Не смей называть меня «дорогим»! Чертов садист! Больной ублюдок! Выродок! — голос Гарри становился все сильнее с каждым новым словом, которое он адресовал блондину.

Малфой молча встал и нетвердой походкой направился к двери, не обращая внимания на крики Поттера, на оклик Гермионы, на попытки Забини остановить его. Уже у самого выхода он обернулся и, с усмешкой глядя на Золотого Мальчика, сказал:

— Добро пожаловать в реальный мир, Гарри… — и, гордо вздернув подбородок, вышел из палаты. Несколько мгновений все молчали, а потом Гермиона потрясенно выдохнула:

— Гарри…

Поттер дернулся, сморщившись от боли — тело не слушалось — и, стиснув зубы, рыкнул:

— Что??? Что — «Гарри»?! — глаза парня подозрительно блестели, он отвернулся к стене.

— Зря ты так. Он же спас тебя…

Паркинсон вздохнула:

— Мы пойдем. Думаю, вам тоже лучше уйти. Поправляйся, Гарри. Увидимся.

Ее слова послужили сигналом для остальных слизеринцев. Когда они вышли, Гарри посмотрел на друзей:

— Что произошло?

— У нас не так много времени. Мы усыпили дежурного колдомедика, но он в любой момент может прийти в себя. Обещаю, что мы тебе все расскажем попозже. Тебе нужен покой. Еще какое-то время.

Гарри снова попытался встать:

— Я не собираюсь здесь лежать! Я хочу знать, что произошло! Что со мной было?! — заорал он, рискуя перебудить всю больницу.

Рон положил руку на плечо другу:

— Ты был в магической коме. Полгода. Мы только что вытащили тебя оттуда.

Гарри сначала решил, что ему послышалось. Магическая кома? Полгода? Но это же все равно, что смерть. Никакой разницы… Он с ужасом смотрел на друга:

— Вытащили?! Но… это же невозможно… я же … на самом деле... но…как вам удалось?..

Рыжий усмехнулся:

— Ты не поверишь, Гарри. Черная магия… Очень сложная. Как ты мог заметить, для осуществления этого черномагичекого заклинания потребовалось девять человек рядом с тобой, Шеймус и Парватти в коридоре и еще пятеро в Хогвардсе…

В этот момент дверь в палату открылась, и показалась голова Финнигана:

— Эй, народ! Сюда идут. Нам пора… — он подмигнул Гарри. — С возвращением! Мы еще поболтаем, герой! — голова исчезла, и тут же раздался хлопок аппарации. Гермиона кивнула друзьям.

— Идите. Кто-то должен остаться и все объяснить. Я поговорю с ним, — она повернулась к Гарри, — я тебе все расскажу…

Все формальности закончились лишь два дня спустя. Гарри терпеливо сносил визиты хмурых авроров, выяснявших, как могли несколько школьников использовать сильнейшее черномагическое заклинание, и главное, где они его нашли. Затем медиков, потрясенно наблюдавших за редчайшим случаем возвращения из магической комы, которая, по сути, являлась медленной смертью. Когда, наконец, на третий день к нему пустили друзей, он Гарри был страшно рад их видеть. Силы постепенно возвращались к нему. Рон и Гермиона счастливо улыбались, хотя и выглядели сильно уставшими.

— Расскажите мне все с самого начала. Последнее, что я помню — Авада и тело Вольдеморта на полу. Что случилось потом?

Гермиона взяла его за руку, грустно улыбаясь, она прошептала:

— Дальше был кошмар. У Темного Лорда уже не хватило сил на Аваду, и за мгновение до того, как мы его убили, он запустил в тебя каким-то древним черным проклятием. Ты потерял сознание почти сразу после того, как он упал. Сначала мы даже не поняли, что произошло. Мы пытались привести тебя в чувство. Но ты… как будто уснул. Тогда мы аппарировали в больницу Святого Мунго, и уже здесь выяснилось, что это магическая кома. Никто не знал, сколько ты пробудешь в этом состоянии, но исход всегда летальный. Первое время еще пытались что-то сделать — ты дышал, и кома была неглубокой. Но шли дни, и ты погружался все глубже. Однажды я пришла, и мне показалось, что ты уже не дышишь. Когда я позвала колдомедиков, мне сказали, что это конец. Ты впал в глубокую кому, и теперь твоя смерть — дело времени. Все праздничные мероприятия, посвященные победе над Темным Лордом, были отменены. После Рождества мы все вернулись в Хогвартс. Но занятия так и не возобновились. Мы восстанавливали школу несколько месяцев. Было решено, что мы продолжим учебу в следующем году. Еще один год в Хогвартсе, Гарри, — девушка грустно улыбнулась, — только этот год будет без тебя. Хотя занятий не было, никто из учеников не вернулся домой. Мы жили в школе и пытались восстановить ее. Мы почти все закончили, когда однажды вечером ко мне пришел Драко. Я знала, что он часто куда-то уезжал, но мы мало общались в последнее время. Он был очень мрачный, да и мы с Роном… сам понимаешь… Хотя твой лучший друг, — девушка иронично посмотрела на Рона, который фыркнул и стремительно покраснел, — не нашел ничего лучше, как напиваться каждый вечер вместе с Шеймусом, Дином и, не удивляйся, Беддоком! В общем, в тот день я сидела в библиотеке и все еще пыталась найти способ тебе помочь. Драко сел рядом и протянул мне очень старый свиток. Он сказал: «Я знаю, как помочь Гарри…» Я была на все согласна, даже на Черную магию, но когда я прочитала, то ужаснулась. А как потом кричал Рон…

Тот мрачно кивнул:

— До сих пор не знаю, как им удалось меня уговорить. Они заставили меня…

Гермиона хмыкнула, глядя на своего парня:

— Да, нужно признать, что у Рона были все основания возмущаться. Заклинание, которое может бороться с магической комой, относится к черной магии и такое же древнее, как и то, что запустил тебя Вольдеморт. Я несколько дней не могла решиться. А потом как-то вечером снова пришел Драко. Он сказал, что тоже боится, но в его голосе было столько решимости, что я сдалась. Сначала мы рассказали все слизеринцам, удивительно, но они сразу согласились помочь. Ну, здесь ведь использовалась запрещенная магия — их конек… — девушка усмехнулась. — С гриффиндорцами тоже не возникло проблем. Основной задачей было уговорить Рона. Но мы задавили его массой, — рыжий гриффиндорец болезненно сморщился, а Гермиона продолжала рассказ. — Никто не знает, что чувствует человек, находящийся в магической коме, но, скорее всего, он находится в небытии. По сути — это смерть. Просто тело физически не умерло, а душа человека погружается во мрак. Некоторые считают, что она пребывает во власти кошмаров — и это страшные мучения. Но доподлинно это не известно. Потому что из комы еще никто не возвращался. Точнее, такие случаи были, но только очень давно, когда было разрешено использовать то самое заклинание, которое принес Драко. И вернувшиеся оттуда ничего не помнили — сознание блокирует все, кроме мира, искусственно созданного заклинанием. Его смысл заключается в том, что несколько человек, имеющих в реальной жизни человека, того, кто находится в коме, определенную значимость (это могут быть как его друзья, как и его враги) погружаются в искусственную кому на несколько часов. Они оказываются в мире, который создало твое сознание под действием заклинания. Эта псевдореальность соткана из твоих страхов, комплексов и тайных желаний… — Гарри покраснел, понимая, о чем сейчас говорит его подруга, а Гермиона продолжала: — Оказавшись в этом мире, мы вынуждены были жить по законам, созданным ТОБОЙ. Твои страхи превратили друзей во врагов, а врагов — в друзей. Ты создал нашу внешность, но действовали мы сами. Смыл всего этого сводился к тому, чтобы создать тебе невыносимые условия, чтобы сбить тебя с толку и заставить ЗАХОТЕТЬ вернуться. Ведь главная проблема, почему люди не выходят из комы, в том, что их душа погружается во мрак и не хочет возвращаться, — девушка улыбнулась. — Но ты упорно сопротивлялся. Что бы мы ни делали, ты продолжал цепляться за этот ужасный мир. Мы понимали, что вернуть тебя можно, только выбив тебя шоком, поэтому постоянно что-то придумывали. А ты продолжал сопротивляться. Но самое главное — это то, что у нас было всего шесть часов. Дело в том, что люди могут находиться в искусственной коме не больше шести часов. Потом они погружаются в глубокую окончательную кому и остаются в той реальности насовсем. Причем, в этом случае мир окончательно превращается в маниакальный кошмар, и мы бы все вместе с тобой спустя несколько дней умерли.

— Шесть часов? Но ведь прошло несколько дней? — удивился Гарри.

Гермиона кивнула:

— Заклинание растягивает течение времени. Поэтому, чтобы не пропустить момент возвращения, Чжоу, Оливер, Дин, Захария Смит и Хана Эббот остались в Хогвартсе и поддерживали действие заклинания, а также следили за временем. Шеймус и Парватти находились рядом, на двери палаты было наложено отвлекающее заклинание, чтобы никто не вошел. Они должны были разбудить нас через пять часов пятьдесят пять минут, если нам не удастся тебя вернуть. Но самое страшное, что повторно это заклинание использовать нельзя. Наша неудача означала твою смерть. Время подходило к концу. Когда через пять с половиной часов Шеймус разбудил меня и Малфоя, мы поняли, что у нас ничего не получается, и тогда мы решили убить Драко, чтобы попытаться таким образом разбудить тебя. Если бы ты не вышел из комы, я должна была в тебя выстрелить. Это было последнее средство. Очень опасное. Потому что, возможно, от шока ты и правда мог умереть… а мог вернуться. Слава Мерлину, мне не пришлось делать этого. Ты начал выходить из комы за мгновение до того, как я нажала на курок… — Гермиона плакала. Гарри порывисто обнял подругу и почувствовал, как слезы текут по его лицу. Он прошептал:

— Спасибо вам…

Рон, который подозрительно шмыгал носом, вдруг улыбнулся:

— А Драко…

Гарри вздрогнул:

— Я не хочу о нем говорить. Никогда!

Друзья удивленно на него смотрели:

— Но… он же спас тебя, он столько…

Гарри раздраженным жестом остановил их:

— Я знаю. Я скажу ему «спасибо». Если когда-нибудь у меня будет возможность, я тоже спасу его. Но на этом все. Я НИКОГДА не хочу больше о нем говорить. Ясно?! — Голос Поттера сорвался на крик.

— Гарри, это последствия шока, ты не понимаешь… — начала было девушка.

— ВСЕ!!! — губы парня побелели, его всего трясло, он откинулся на подушку, закрыл глаза и снова прошептал: — Все… дальше я буду просто жить.

Вот уже две недели в доме номер двенадцать на площади Гриммо знаменитый портрет матушки Сириуса Блека изощрялся в злобном остроумии:

— Мало того, что я вынуждена терпеть это полукровное убожество, видеть его опухшую, пьяную рожу, так еще…

Гарри, проходя мимо портрета, запустил в неугомонную женщину пустым стаканом из-под огневиски, беззлобно бросив на ходу:

— Заткнись…

Громко взвизгнув и увернувшись от летящих во все стороны осколков, экзальтированная дама послала вслед юноше отборный многоступенчатый мат. Гарри лишь усмехнулся.

— Забавный оборот, надо будет запомнить, — пробормотал он, входя в комнату и захлопывая за собой дверь.

Через две недели после того, как он вышел из комы, Гарри со скандалом ушел из Святого Мунго. Впрочем, как ни странно, друзья его поддержали. Вместе с ним они аппарировали в бывшую штаб-квартиру Ордена Феникса. На пороге их уже встречал Добби:

— Гарри Поттер, сэр!.. Добби счастлив снова видеть вас! — маленький эльф со слезящимися от восторга глазками подпрыгивал на месте и забавно хлопал ушами. Гарри наклонился и потрепал его по голове:

— Спасибо, Добби. Я тоже рад тебя видеть.

— Дом готов к вашему прибытию, все убрано, и ужин ждет вас и ваших друзей.

Это был немного грустный вечер. Ребята долго уговаривали Гарри поехать в «Нору», но парень настоял, что ему нужно побыть одному. Рон и Гермиона собирались уехать на две недели в Грецию, но девушка заверила Гарри, что по возвращении заберет его из «этой берлоги, где ты надеешься от всех спрятаться». Когда они, наконец, ушли, Гарри вздохнул с облегчением, налил себе огневиски и сел у камина. Теперь у него было достаточно свободного времени, чтобы поразмышлять о… обо всем.

Наверное, он должен был злиться на друзей за тот мрачный кошмар, которому они его подвергли. Но ведь весь этот ужас — во многом — был плодом его собственного воображения. Он задумался: если бы кто-то из его друзей попал в такую же ситуацию, сделал бы он то же, что и они? Ответом было безусловное «да». А Малфой… Малфой, который смотрел на него больными глазами и шептал «Я люблю тебя» только для того, чтобы вытащить его из комы… Это был, безусловно, «дружеский» жест. Жаль, Гарри никогда не сможет его оценить. Потому что в какой-то момент он все же поверил ему. Поверил, когда смотрел на его дрожащие губы, в горящие бешеным огнем страсти глаза, когда спина выгибалась под его руками, ласкающими ставшую вмиг такой чувствительной кожу… Он готов был понять жестокость, с которой слизеринец причинял ему боль, ради того чтобы спасти. Ведь, по сути, до победы над Вольдемортом они почти стали друзьями. Но Гарри не сможет простить «любовь», это слишком больно, слишком жестоко, это слишком… Сейчас, когда он был в одиночестве, Гарри пытался хотя бы себе честно признаться в том, что же он чувствует к вероломному слизеринцу. Но… ответа не было. Только боль. Может быть… когда-нибудь… потом… Не сейчас. Он больше никогда не поверит. Он больше никогда не хочет слышать слово «люблю». Он будет просто жить дальше. Впереди еще последний год в Хогвартсе. Теперь уже точно последний. Еще один год детства, которого у него практически не было. Еще один год — теперь уже без Темного Лорда, без постоянной ноющей боли в шраме, без страха опять потерять кого-то из друзей, без вражды Слизерина и Гриффиндора, без Снейпа и, к сожалению, без Дамблдора. Но все же… это будет Хогвардс с походами в Хогсмид, с квиддичем, с вечерними разговорами у камина в гостиной, с новыми друзьями (Гарри подумал, как ни странно, о Паркинсон и Забини, которые регулярно присылали ему сов с едкими комментариями газетных статей о «внезапно выздоровевшем» Герое Волшебного мира). Это будет его последний год в школе, и он хочет запомнить его. Потому что потом начнется другая, взрослая жизнь, где будет учеба в школе авроров, где у него рано или поздно будет семья, дети и не будет никакого Малфоя…

* * *

Как всегда, они чуть не опоздали. В последнюю минуту появились на платформе всей очумевшей толпой, возглавляемой Молли. Запыхавшийся Рон, Джинни, иронично комментирующая все действия брата, сосредоточенная Гермиона и близнецы, вызвавшиеся сопровождать младших. Уже на платформе Гарри попал в яростные объятья Шеймуса и Дина, затем перекочевал к Парвати и Падме, которые в свою очередь передали его дальше по кругу. От счастливых и открытых улыбок, похлопываний по плечу, радостных возгласов уже рябило в глазах и звенело в ушах. Но Гарри был счастлив. Его последний год в Хогвардсе. Счастливый год, он надеялся. Когда в очередной раз он выбрался из чьих-то крепких объятий, его взгляд выхватил из толпы белокурую голову. Малфой. Он стоял рядом с отцом, который что-то тихо говорил ему. Голова Драко была опущена. Потом он повернулся и Гарри прочел по губам: «Я понимаю, отец. Ты прав». Гарри сморщился. Как всегда, полная покорность отцу — как это похоже на Малфоя.

Брюнет отвернулся и больше уже не смотрел в ту сторону.

Дорога до Хогвартса пролетела незаметно. Гарри закрылся в купе с друзьями, спрятавшись от любопытных взглядов и охотников за автографами. Джинни рассказывала, как она познакомилась в Греции (Рон и Гермиона взяли ее с собой) с обворожительным греческим молодым волшебником — профессиональным игроком в квиддич. Кажется, теперь вопрос о ее будущей профессии был решен окончательно: им в команду нужны талантливые игроки (в этом месте Рон закатил глаза, но острый локоть Гермионы — весомый аргумент в пользу молчания). Гарри как раз поинтересовался у Джинни о судьбе их отношений и получил веселый ответ: «Ищи себе другую пару, Герой Волшебного мира, я уже занята!», когда дверь купе открылась и показалась ехидная физиономия Забини и Паркинсон с новой прической (к счастью, это были длинные волосы, уложенные каким-то замысловатым способом).

— Гарри-наш-героический-Мальчик? Ты ли это? — Панси вскинула брови, вопросительно глядя на Гарри. Забини фыркнул:

— В окружении вечно преданных гриффиндорцев.

Гермиона улыбнулась:

— Хватит паясничать, садитесь, хотите леденцов?

Панси с Блейзом переглянулись и прыснули:

— Грейнджер, ты бы нам лучше предложила что-нибудь поосновательней…

Какое-то время они еще постояли в дверях, потом Паркинсон, бросив взгляд на улыбающегося Гарри, сказала:

— Ладно, мы пойдем к Драко…

— О! — улыбнулся Гермиона, — я его еще не видела сегодня, пойду с вами, поздороваюсь, — девушка легко вскочила с сиденья и направилась к выходу. Следом за ней поднялась Джинни:

— Я с вами пойду.

Гарри молча отвернулся к окну. Нет, он не считал это предательством… Просто… Просто, когда Рон вдруг обнял его за плечи и прошептал: «Я останусь с тобой». До самого Хогвартса они больше не произнесли ни слова.

А потом началась учеба. Немного непривычно, странно… новый преподаватель по зельеварению, по защите от темных искусств, МакГонагалл — директор школы, новый декан у Слизерина, новое расписание, набор в команду по квиддичу (почти один в один как два года назад на шестом курсе — толпа жаждущих его внимания поклонников, в том числе и с других факультетов — Гарри уже начал привыкать). Неделя пролетела незаметно. В субботу вечером они сидели в гостиной, обсуждая кошмарное расписание и жуткое количество уроков.

— Надо было не идти в школу. Нам, как героям войны, между прочим, могли бы зачесть и так… — Гермиона бросила яростный взгляд на своего парня, рыжий «герой» мгновенно заткнулся. Гарри с улыбкой наблюдал за поединком взглядов. Когда подруга вдруг резко повернула голову в его сторону и сердито произнесла: «Скажи, долго ты еще будешь от него прятаться?», Гарри не нужно было пояснять, от кого. Всю неделю он счастливо избегал встреч с Малфоем и был вполне счастлив этим. Но, конечно же, Гермионе нужно было испортить такой хороший вечер. В гостиной сразу стало тихо.

— Что ты от меня хочешь, Миона? Чтобы я сделал что?

— Ты ведь даже не сказал ему «спасибо», а ведь это была его идея, он рисковал больше всех нас… — девушка пристально смотрела ему в глаза.

Гарри вдруг рассвирепел. Вся боль и обида, которые он так старательно запрятал в самые дальние уголки измученной души, вдруг вырвались наружу с невероятной силой.

— Хорошо! Если ты так хочешь, я скажу ему «спасибо!» — парень буквально вылетел из комнаты.

После секундного замешательства, переглянувшись, друзья бросились за ним.

Паркинсон что-то яростно говорила Малфою, схватив его за руку, когда Гарри влетел в гостиную Слизерина. Затормозив в метре от блондина, он выплюнул:

— Малфой.

— Поттер, — слизеринец, казалось, был совсем не удивлен. Он выжидательно смотрел в яростно сверкающие зеленые глаза.

В этот момент в комнату вбежали запыхавшиеся гриффиндорцы.

— Гарри, — тихо позвала Гермиона, но тот лишь отмахнулся.

— Тут мои друзья хотят, чтобы я сказал тебе «спасибо». Я говорю. За то, что ты избивал меня, за то, что насиловал дубинкой и оставил лежать на ледяном полу истекать кровью, за то, что бил головой о стены и ломал мне пальцы. За то, что трахал меня в спортзале…

Малфой поморщился:

— Мне казалось, последнее тебе понравилось…

Гарри вдруг затрясся:

— Понравилось? Не больше, чем тебе, лицемерный ублюдок!

Джинни подошла к другу и тихо взяла его за руку, прошептав: «Не нужно, Гарри…»

Драко демонстративно пожал плечами:

— Ну, лично мне понравилось. Было неплохо. А что касается слова «ублюдок», так мой отец был бы страшно оскорблен…

Но Гарри перебил его:

— Мне плевать! Я бы очень хотел больше никогда не иметь с тобой ничего общего! Хотя, конечно, я обязан тебе жизнью. Поверь, если ты когда-нибудь впадешь в магическую кому, я с удовольствием трахну тебя дубинкой! — выплюнул Гарри и бросился вон, растолкав своих друзей.

— Идиот… — кажется, это был шепот Нотта. Но Драко уже не слышал, развернувшись, он, направился в свою комнату. С него хватит! Сегодня же он напишет отцу, чтобы тот перевел его в Дурмштранг.

Слизеринцы и гриффиндорцы несколько минут смотрели друг на друга в немом изумлении, пока не послышался всхлип Джинни:

— Значит, хеппи-энда не будет?

Молчание.

Тишина.

И даже изображения на портретах в слизиринской гостиной застыли, как магловские фотографии, с сожалением взирая на растерянные лица подростков двух враждовавших когда-то факультетов.

Тишина…

Неделю спустя Минерва МакГонагалл, которая так и не успела привыкнуть к кабинету директора школы, стояла у окна и задумчиво смотрела на хмурое осеннее небо над башнями школы. В этом году осень пришла рано, и камины зажглись с начала учебного года, согревая старинные остывшие коридоры старейшей школы волшебства. Дверь открылась, и вошел тот, кого ждала профессор.

— Здравствуйте.

— Добрый вечер, Драко.

— Я пришел за документами. И не нужно меня отговаривать! Отец уже договорился с директором Дурмштранга. Я все равно не буду здесь учиться! Я не смогу! Я не могу его видеть! Я устал от всего этого! Я устал доказывать… — директор школы молча смотрела на начинающуюся истерику слизеринца, слегка приподняв одну бровь. Затем, все так же молча подошла к столу, взяла документы и вышла из кабинета. Малфой растерянно смотрел ей вслед, не понимая, то ли он должен последовать за профессором, то ли остаться на месте. Поколебавшись несколько мгновений, Драко все же сделал шаг по направлению к двери, которая неожиданно захлопнулась прямо у него перед носом. Он резко обернулся. Кресло с высокой спинкой стоявшее у директорского стола, полностью скрывало сидевшего в нем человека. Была видна лишь вытянутая рука с волшебной палочкой, направленной на дверь. Впрочем, спустя мгновение и она исчезла. Серые глаза слизеринца сузились, он весь подобрался, как пантера перед прыжком и прошипел:

— Поттер…

— Куда собрался, Малфой?..