Это худший день в моей жизни. Выпускной бал. Учеба закончена. Экзамены сданы. Завтра утром мы в последний раз сядем на «Хогвартс-экспресс», и помчимся прочь, навсегда простившись с друзьями, с учителями, с детством... Все это в прошлом. Мне не хватает сил спуститься на праздничный ужин в Большой Зал. Я начинаю перекладывать учебники и паковать чемоданы — прямо в праздничном платье. Джинни мне этого не простит: она полдня мучилась с моей прической и макияжем. Бросаю мимолетный взгляд в зеркало Лаванды. Нежно-кремовый шелк платья прекрасно подходит к цвету глаз, на шее переливается нитка жемчуга. Каштановые волосы уложены на затылке и украшены жемчужными шпильками. Смеюсь, вспоминая, как мы все утро занимались трансфигурацией гвоздей в шпильки. Джинни сказала, что я похожа на фею. Не хочу обижать подругу, но и спуститься — выше моих сил. Поэтому я собираю книги, которые нужно вернуть в библиотеку и спешу туда. Вот где мне всегда было спокойно и уютно.
— Добрый вечер, мадам Пинс. Я хочу вернуть книги.
— О, не стоило. Веселились бы с друзьями, а эльфы сдали бы учебники после вашего отъезда.
Гермиона смутилась.
— Я просто хотела попрощаться с вами и с библиотекой. Мне будет очень этого не хватать...
— В свое время я тоже не могла расстаться с библиотекой, — понимающе улыбнулась библиотекарша, — И не рассталась, как видишь.
Она засмеялась. Ее смех, чуть надтреснутый, показался мне ласковым, а в уголках глаз старухи я впервые разглядела добрые «лучики»
— О, а это не библиотечная книга!
Я присмотрелась к обложке. «Применение крови магических существ в изготовлении зелий» — готическими буквами.
— Наверное, эту книгу я брала у профессора Снейпа. До свидания, мадам Пинс.
Я пошла к выходу, по пути, не удержавшись, провела рукой по полкам, коснулась корешков книг.
— Прощайте.
Дверь за мной тихо протяжно скрипнула.
Из Большого Зала доносились музыка и веселые голоса. На бал по-прежнему не хотелось. Я остановилась в коридоре. В руках у меня была книга Снейпа, и я разглядывала ее, подыскивая причину не присоединяться к празднеству. Серебряные тисненые буквы переливались в отблесках факелов. Красиво и немного жутко. Прекрасная книга, нужно непременно вернуть ее лично. Подходящий повод.
Ноги сами несли меня в подземелья, прочь от жизнерадостной музыки и счастливых однокурсников. Уже занеся руку для стука в дверь, я почувствовала, что волнуюсь. С одной стороны, я просто боялась жестокого, саркастичного профессора. С другой, боготворила Великого Зельевара. С третьей... в этом я стеснялась признаваться даже самой себе, но он нравился мне не только как Мастер зелий. Черные бездонные глаза, ловкие длинные пальцы... Щеки уже горели, и я решила быстро отдать книгу, и, шаблонными фразами поблагодарив «за все», уйти. Сердце готово было выскочить из груди. Я постучала. А может, убежать, пока он еще не открыл? Но сегодня мой последний день в Хогвартсе. Больше я не увижу его. Никогда. Какое страшное слово. Ни-ког-да. Нет, нельзя убегать. Больше того, он имеет право знать, что хоть кто-то смог оценить его не только как шпиона или алхимика. Я должна, просто обязана рассказать ему о своих чувствах, даже если в ответ получу насмешку по поводу гриффиндорской прямоты. При мысли о его язвительных замечаниях, у меня задрожали коленки.
— О, Мерлин, я хочу умереть...
Дверь медленно открылась, и я затараторила:
— Профессор Снейп? Я пришла вернуть вам книгу.
Ответа не последовало. Я осторожно вошла и огляделась. Профессора в комнате не было. Снейп никогда не приходил на праздники. Где же он? Камин потушен, в комнате холодно. Наверное, он ушел довольно давно. Глаза привыкли к темноте профессорской гостиной, и я заметила тусклые отсветы под дверью его кабинета. Вероятно, он там, и поэтому не слышал стука. Странно, профессор не запер дверь? Или мои слова оказались паролем? Я тихо проскользнула внутрь и позвала:
— Профессор?
Снейп сидел за столом, уронив голову на руки. Пустая бутылка огневиски стояла на столе, рядом лежал опрокинутый стакан.
Я растерялась.
— Простите, сэр...
Ответа не было. Страшное предположение, что мои слова о смерти были паролем, снова всплыло из памяти. Он отравил себя! Паника охватила меня, я бросилась к нему и вцепилась в плечо:
— Профессор, очнитесь! Профессор!!!
Он поднял голову.
— Грейнджер, — полу-вопрос, полу-утверждение.
Он жив!!! В огневиски не было яда. Слезы радости выступили у меня на глазах, но вздох облегчения застрял в горле, когда наши взгляды встретились. Все раны его души, вся боль читались в его обреченном взгляде.
— Вон отсюда.
— Да, профессор, я просто хотела вернуть вам книгу и поблагодарить... — мои слова прозвучали так неуместно, что я умолкла, не договорив. Мои последние мгновения рядом с ним. Последний взгляд, чтобы запомнить — каждый штрих, каждую черточку... Не стоит затягивать: уходя — уходи. Не успела я сделать шаг, как холодные пальцы вцепились в мой локоть. Я резко обернулась и вопросительно взмахнула головой. Он не ответил, просто неотрывно смотрел в глаза и сжимал до боли руку. Я не пыталась высвободиться. Было в этом жесте что-то безнадежно-отчаянное, такое непохожее на Снейпа.
«Вон отсюда», произнес он только что, «Не уходи!» — молили его глаза.
И я осталась. Повинуясь внезапному порыву, я подошла вплотную и прижала к груди его лицо. Ласково поглаживая черные пряди волос, я укачивала его, как младенца, и шептала что-то бессмысленно-утешающее. Он все еще держался за мою руку, словно боялся, что я уйду, как только меня отпустить. Огарок свечи на столе затрещал и слабый огонек, задрожав, погас. Стало темно и тихо, так что можно различить звуки вальса, играющего в Большом Зале. Я обнимала профессора, чувствуя его дыхание, и сердце сжималось от боли. Нет, он не пытался отравиться. Но как же он, должно быть, устал от этой жизни. Бесконечная боль — собственная и чужая, смерти, чувство вины и одиночество. И никакой надежды на положительный исход. Зачем? Зачем он помогал Дамблдору, рискуя своей жизнью, ведь ему, в сущности, было все равно, кто победит. Для его истории не существовало хорошего конца. Неужели он искал смерти? Ответ был так прост и так страшен, что я не могла даже плакать, а лишь крепче прижимала его к себе. Ноги устали от высоких каблуков, сжатая им рука онемела, но я не смела высвободиться, даже когда наверху стихла музыка. Язык заплетался, но я продолжала шептать что-то, не осознавая слов, не слыша саму себя.
В его подземелье не было окон, и я не знала который час. Время словно остановилось. Лишь услышав возбужденные голоса слизеринцев, спешащих на последний школьный завтрак, я осторожно убрала его руку и отстранилась.
— Я пришла сказать, что я люблю вас. Если вы хотите, я вернусь к вам, когда закончу университет.
Глаза Снейпа были закрыты, и я не могла понять, слышит ли он меня. Кажется, огневиски все же взяло свое, и он спит. Быстро, легко, чтобы не разбудить его, я наклонилась и поцеловала его.
— Северус... я люблю тебя. Помни об этом.
Подобрав пышную юбку, я побежала в свою спальню переодеваться к поезду. В гостиной Гриффиндора меня встретили взволнованные Рон, Гарри и Джинни.
— Где ты была? Мы волновались за тебя!
— Я чуть с ума не сошла, когда тебя не оказалось ни на празднике, ни в спальне!
— Что случилось?
Но у меня не было сил отвечать.
— Потом, потом... — пробормотала я, не убавляя шаг.
Быстро натянув маггловские джинсы и свитер, я спустилась вниз. Сонные однокурсники уже переправлялись на лодках к станции. Мы с Гарри, Роном и Джинни присоединились к ним. Резкий ветер дул в лицо, холодный дождь заливал с ног до головы. Наконец, мы сели в поезд. Джинни демонстрировала познания в Высушивающих и Согревающих чарах, а я тем временем свернулась калачиком в углу купе и уснула, прижимая к себе так и не отданную книгу.
Никто, даже домовые эльфы не видели, как профессор Снейп прошептал вслед уходящему «Хогвартс-экспрессу»:
Vova
