Пигмалион

— Ваше превосходительство? Ваше превосходительство сегодня наденет новую мантию?

К величайшему волнению Твичи, ее госпожа не отвечала. И, честно говоря, маленький желтоглазый эльф должен был признать, что, скорее всего, она ее даже не слышала. Твичи с трудом подавила нетерпеливый вздох. Домовой эльф не мог даже подумать о том, чтобы рассердиться на хозяина, тем более на такую замечательную и великодушную хозяйку, как жена Министра. Нет, это был расстроенный вздох, потому что она уже не могла смотреть на эту женщину, которая была скорее похожа на статую, чем на человека. Такая красивая, такая яркая, и такая… такая несчастная.

Твичи служила многим министерским женам, и знала о человеческой природе больше некоторых психологов. Она успокаивала их, когда они плакали, разделяла с ними их радости, терпела дурное настроение, боялась и любила их, знала их секреты, но никогда, никогда не видела такую молодую женщину столь печальной. Сколько ей лет? Тридцать четыре. Но Твичи видела столетних ведьм, излучающих больше жизнерадостности, чем Гермиона Поттер.

— Вы должны быть внизу через пятнадцать минут, — робко начала она, надеясь вернуть хозяйку к действительности. Наконец, с видимым усилием, Гермиона повернулась, светло-карие глаза прояснились, и она выдавила из себя улыбку.

— Прости, Твичи, — сказала она. — Наверное, я… я задумалась. Что ты сказала?

Обрадовавшись своему успеху, Твичи ободряюще улыбнулась и повторила, — Я спрашивает ваше превосходительство…

— О, ради Бога, сколько раз тебе повторять, чтобы ты перестала называть меня превосходительством? Достаточно просто Гермионы, или госпожи Гермионы, если тебе так хочется. Но от превосходительства я чувствую себя старой… Хотя, может быть, так меня и надо называть, — добавила она безразлично. — Так что ты хотела мне сказать?

— Я спрашивает, наденете ли вы сегодня новую мантию, ваше пре… госпожа Гермиона?

Жена министра фыркнула. — Новую мантию, говоришь? По-моему, это не подходящее слово, Твичи. У меня тонны новых мантий. Я же манекен мира британских волшебников, ты не знала?

— Д-да, госпожа Гермиона, раз вы так говорите, но я имею в виду ту, которую привезли сегодня утром. Темно-фиолетовую.

Гермиона тяжело вздохнула. — Да, наверное. Квизи случайно не сказал тебе, что собирается надеть сегодня вечером мой муж? Я не хочу конфликтовать с ним. По крайней мере, в цвете одежды, — добавила она с усмешкой.

Твичи засияла от ощущения собственной полезности. — Да, конечно, Квизи говорить мне. Его превосходительство наденет парадную мантию Грифиндора, бордовую с золотом. Я думает, это хорошо смотрится с фиолетовым, и Квизи тоже так думает!

Гермиона кивнула в знак согласия, пересела от окна к туалетному столику и закрыла глаза, в то время как Твичи начала возиться с ее прической. *Я больше не могу*, думала она, *и у меня такое ощущение, что я скоро сойду с ума. Если сегодня вечером я сломаюсь, если разобью бутылку шампанского о голову Гарри, тогда, может быть, они отправят меня в госпиталь Св. Мунго, я там я обрету покой. Представьте только, день за днем я сидела бы в пижаме и ничего не делала, только смотрела бы в окно. Рай, настоящий рай! *

Прическа была закончена, и пронзительный голос Твичи снова вывел ее из мечтательности. — Вы наложить макияж сами или хотите, чтобы Твичи это сделает?

— Нет, не надо, — устало ответила Гермиона. — Я сама. Немного пудры и помады, и все. Что такое, Твичи? Что-нибудь еще?

Твичи явно колебалась, но в конце концов ответила. — Пожалуйста, ваше превосходительство, не ругайте Твичи, но я думает, что если бы вы… в смысле, ну, немного румян…

Она замолчала, уставившись на Гермиону и ожидая, что ее отругают за такое смелое предложение. Хозяйка могла понять это как критику, но это было не так. Совесть и преданность никогда не позволили бы Твичи допустить, чтобы госпожа появилась на публике такой бледной, даже если бы за это она и получила по голове банкой пудры. Не то чтобы Гермиона когда-то так себя вела, но с этими людьми никогда нельзя быть уверенным…

Вместо вспышки гнева Гермиона еще раз посмотрела на свое отражение в зеркале, вздохнула и сказала. — Ты права. Немного румян не повредит. Спасибо.

Наконец, пудра, помада и румяна были нанесены, парадная мантия надета. От прикосновения к коже тяжелого золотого колье с аметистами она вздрогнула, затем ощутила тяжесть сережек в ушах. И как всегда, физический дискомфорт, дошедший до максимума, был знаком того, что она готова выйти к гостям. В тот момент, когда Гермиона поднялась, раздался стук, и Твичи поспешила открыть дверь.

Гарри Поттер, министр магии, смотрел на жену через очки в золотой оправе. В мантии из дорогого бордового бархата с золотой отделкой он выглядел очень важно, волосы больше не торчали в беспорядке, а были тщательно уложены и разделены пробором. — Ты готова, дорогая?

— Да,— прошептала Гермиона. — Да, я готова, — повторила она более уверенно.

Она взяла Гарри под руку, и она вместе спустились к гостям по помпезной белой мраморной лестнице.

* * *

Волдеморт был побежден в 1999 году, через год после того, как Гарри окончил школу. На этот раз победа была реальной, и это подтверждало тело Темного Лорда — все еще змееподобное, все еще внушающее благоговение, но несомненно мертвое. И снова волшебный мир вздохнул с облегчением, незнакомые люди обнимали друг друга на улицах, а стаи сов в летнем небе вызывали массовую истерию у магглов, которые поверили, что мрачные фантазии Хичкока стали явью. И четверо волшебников, освободивших британское общество, сразу же поднялись на головокружительные высоты славы: Гарри Поттер, Северус Снейп, Гидеон Флитвик и Аластор Хмури, связанные между собой узами дружбы, крови и любви, древними клятвами, подписанными кровью — лев, змея, орел и барсук, объединенные доверием, сразили Зло. Северус Снейп наконец искупил свою вину, Сириус Блэк был оправдан, Упивающиеся Смертью уничтожены. Мир остро нуждался в героях, и получил их.

В течение нескольких месяцев спасителям мира пришлось нелегко, их постоянно преследовали репортеры. Если правда то, что каждая фотография отнимает у человека часть его души, то фотографы вытягивали из них душу посильнее, чем стадо разъяренных Дементоров. Постепенно эйфория успокоилась, и каждый из них вернулся к нормальной жизни, которую они искали столько лет. Северус Снейп стал директором школы Колдовства и Волшебства Хогварц. Он принял с эту честь некоторым сопротивлением, только потому, что всегда мог рассчитывать на совет Дамблдора. Это не означало, что бывший директор умер. Он просто решил, что после жизни, полной ответственности, он наконец-то заслужил немного отдыха и спокойных исследований. Сириус Блэк, после того как была восстановлена его репутация, с благодарностью принял предложение Снейпа стать учителем Чар в качестве преемника Флитвика. Тот решил, что он тоже хочет уйти в отставку и изредка участвовать в Дуэльных Турнирах Пожилых Волшебников. Самой недоступной жертвой для репортеров и фотографов был Аластор Хмури — бывший аурор упрямо отказывался давать интервью, а его дом, всегда защищенный лучше Гринготтского банка, превратился в неприступную крепость, защитные чары и сложные проклятия пугали любого, кто опрометчиво пытался посягнуть на частные владения Шизоглаза.

Самому молодому, и самом харизматичному из них, Гарри Поттеру, Мальчику, Который Выжил Дважды, было девятнадцать лет, и перед ним была открыта любая карьера. Предположения по этому поводу быстро менялись — сегодня он должен был стать Ловцом в национальной сборной по квиддичу, на следующий день появлялись слухи, что он заключил контракт с маггловскими кинопродюсерами — короче, не было ни одной сплетни, за которую не уцепилась бы пресса. На удивление всем, Гарри не начал подобную карьеру, а стал работать в отделе международного сотрудничества министерства магии. Он восстановил свое родовое поместье в Лощине Годрика, и не давал ни малейшего повода для сплетен, которыми газеты могли бы накормить своих жаждущих сенсаций читателей.

Однако через год пресса получила свой лакомый кусочек — на празднике в честь годовщины победы над Волдемортом Гарри Поттер опустился на колени и сделал предложение Гермионе Грейнджер, своей лучшей подруге, с которой он несколько месяцев тайно встречался. Обоим приходилось использовать Всеэссенцию, чтобы сохранить все в секрете. И снова начался журналистский ад. Гермиону преследовали повсюду. В Ливерпульском институте Углубленного Изучения Чар не осталось ни одного камня, который бы не был запечатлен на фотографии, и ни один из Гермиониных однокурсников, как бывших, так и настоящих, не избежал вопросов о ее привычках, предпочтениях в еде и цвете ночных сорочек.

Решение прервать исследования не было для Гермионы тяжелым. Она начала обучение скорее по обязанности, чем из-за сознательного выбора, и справлялась не так хорошо, как ожидалось. Фактически она была рада, когда Гарри был назначен послом во Францию — самым молодым в истории Британии. Она твердо верила, что действительно любит Гарри и хотела разделить его жизнь. К тому же ее мать и друзья матери настойчиво советовали ей "следовать зову сердца". Таким образом, она без особых сожалений распрощалась со своей студенческой квартирой в Ливерпуле, чтобы сменить ее на роскошную резиденцию в Париже. Четырнадцать лет спустя, остановившись на мгновение на середине лестницы и окидывая взглядом толпу людей, собравшихся на празднование пятнадцатой годовщины падения Волдеморта, Гермиона больше не излучала счастье и не вспоминала свои мечты об академической славе, к которой она стремилась в школьные годы. Она просто стояла там, чувствуя себя немного скованной под тяжестью парадной мантии и массивных украшений, и отчаянно желая, чтобы вечер закончился настолько быстро, насколько это вообще возможно.

В красивой округлой комнате — кабинете директора Хогварца — Минерва МакГонагалл слегка наклонила голову, чтобы спрятать усмешку. Конечно, Северус изменился настолько, что иногда она спрашивала себя, действительно ли это тот самый человек, которого она знала уже много лет. Но иногда — очень редко, и только когда его нервы были натянуты настолько, что он больше не мог сохранять самообладание — можно было наблюдать короткое, но весьма убедительное появление на свет старого Северуса. Сейчас именно это и происходило. Только теперь это не раздражало, а скорее даже успокаивало, подтверждая истину о том, что некоторые вещи не изменяются. И еще, как пристыжено отметила Минерва, заводить Северуса было довольно забавно.

— Насколько я поняла, ты не хочешь их видеть? — спросила она самым невинным голосом.

— Я бы не захотел их видеть, даже если бы мне предложили за это эквивалент их веса слезами Феникса, — ответил Снейп. — Но сейчас дело даже не в том, что я этого не хочу — я не могу с ними разбираться. Понимаешь ли, дражайшая Минерва, если ты не совсем забыла об этой мелочи, через десять минут я должен отправляться на торжество. Так что ты можешь прямо сейчас снизойти до того, чтобы признать абсолютную невозможность справиться с Печально Известными Двойняшками. Могу я, — ирония, которая до этого только просачивалась из его слов, теперь буквально затопила комнату, — могу я предложить тебе, как декану их колледжа и, к тому же, заместителю директора, заняться этим вопросом? А мне предоставь возможность насладиться невероятным удовольствием, которое я всегда получаю, демонстрируя свое природное обаяние министру Поттеру и стаду тупых идиотов, составляющих его окружение.

С огромным усилием Минерва заставила себя сохранять серьезное выражение лица и при этом смотреть Снейпу в глаза. — Конечно, Северус, просто я думала, что тебе доставит удовольствие поиграть с двойняшками Визли в Великого Инквизитора… Но я, безусловно, понимаю, что тебе необходимо немедленно отправляться. Ты абсолютно прав, такое великолепие нельзя тратить на Мону и Лизу Визли.

Ее последнее замечание было и шуткой и правдой. Северус Снейп действительно выглядел великолепно. Со смертью Волдеморта внешний вид, который он поддерживал много лет, перестал быть необходимым. До этого он, стараясь казаться отталкивающей личностью, придерживался мнения, что, если утверждение "в здоровом теле здоровый дух" характеризует хороших парней, то обратного будет достаточно для того, чтобы тебя признали за своего плохие. Это работало удивительно хорошо. Заклинание forma deformis создало отталкивающий образ Снейпа, который, даже для своих самых страстных поклонниц, никогда не мог называться красивым, но обладал некоторым je ne sais quoi, что делало его, несомненно, очень привлекательным. Его черные волосы теперь были довольно коротко подстрижены, все намеки на их сальность исчезли, кожа, хоть и оставалась бледной, больше не казалась нездоровой, а зубы, по-прежнему немного неровные, утратили желтоватый оттенок. Без постоянно давящей на него необходимости быть шпионом, разрушающей душу и тело, его костлявое телосложение вернулось к нормальному для него худощавому. «Аристократический» — это было именно то прилагательное, которое приходило на ум людям, когда они смотрели на его римский профиль. Это впечатление только усиливала элегантная простота его черной мантии, подчеркиваемая блеском золотой медали, Ордена Мерлина Первой степени. Снейп не принадлежал к людям, которые ценят подобные штучки, способные только потешить тщеславие, но этим вечером он представлял Хогварц и должен был появиться при всех регалиях.

Снейп потянулся, несколько раз вдохнул, чтобы успокоиться и, восстановив самообладание, сказал Минерве. — Спасибо тебе за… комплимент. А теперь мне пора уходить.

С этими словами он повернулся к двери. Подойдя к ней, он, казалось бы, изменил свои намерения, вернулся назад, и, подойдя к Минерве, коротко, но нежно, прикоснулся к ее щеке. — Только не засиживайся долго. В этом году мы выбрали хороших старост, они вполне способны сами поддерживать порядок.

И еще до того, как Минерва смогла что-то ответить, он вышел. Покачав головой и улыбнувшись, она посмотрела на захлопнувшуюся дверь. Иногда у него все еще получалось ее удивить. Вздохнув, она вышла из кабинета директора и направилась в сторону Гриффиндорской башни. Ее улыбку сменило теперь обычное строгое выражение лица. А в кабинете портреты бывших директоров снова погрузились в сон, и их негромкое посапывание было единственным звуком, нарушающим тишину, залитую лунным светом.

— — -

* * *

* — — -

Резиденция Британского Министра Магии, которая уже несколько столетий располагалась в великолепном Елизаветинском особняке, стоящем на холмах, окружающих Дувр, была столь же красивой, сколь и впечатляющей. Именно Гарри Поттер решил, что торжественный вечер по случаю Дня Победы, как официально называлось это событие, должен проходить здесь, а не в самом Министерстве, в котором тоже был предусмотрен роскошный зал для подобных собраний.

«Роскошный, да» , подумал Снейп, поправляя мантию перед тем, как войти, «но не слишком симпатичный» . Строгий гранитный особняк до сих пор вызывал в памяти неприятные воспоминания о давно прошедших днях. Он довольно отчетливо вспомнил, как чувствовал себя пять лет назад, когда был вынужден уступить правилам приличия и появиться на торжественном вечере, от чего он обычно уклонялся — но таким событием, как десятилетняя годовщина Великой Победы, просто недопустимо было пренебрегать. Ему стало немного нехорошо при воспоминании о многочисленных вопросах и о том чувстве безысходности, которое охватило его, пока Артур Визли, бывший тогда Министром, все бубнил и бубнил, удовлетворяя свою страсть к длинным и весьма занудным речам. Гарри тогда все еще был послом, но уже не в Париже, а в Вашингтоне, и, к общему разочарованию, не мог находиться среди почетных гостей.

Сегодня Снейп должен был увидеть Поттера первый раз за четырнадцать лет. Последний раз они встречались на свадьбе Гарри. Какая это была свадьба! Она затмила все произошедшие в обществе события и бросила долгую тень на события будущие. Грейнджер, которая в школе всегда была гадким утенком, излучала красоту и счастье, и казалось, что эта свадьба и есть настоящее празднование их победы, более реальное, чем все церемонии, которые им пришлось пережить в предыдущем году.

Огромный холл особняка и смежные с ним комнаты были уже набиты битком, когда Снейп наконец вошел. Домовый эльф, крутящийся около двери, был заметно смущен, потому что его святой обязанностью было объявлять о прибытии каждого гостя, но Министр уже начал свою речь, и теперь сделать это было просто невозможно. Улыбнувшись и слегка покачав головой, Снейп дал понять, что не хочет, чтобы об его прибытии объявляли, и молча начал пробираться сквозь толпу. Хотя Гарри стоял на импровизированном подиуме, а Снейп был высокого роста, он не мог как следует его разглядеть и хотел подойти немного поближе.

Когда он, наконец, подошел к подиуму достаточно близко для того, чтобы разглядеть лицо Гарри, на котором теперь не было шрама, все, что он смог сделать, это охнуть и заставить себя не раскрыть рот. Очевидно, и даже банально, что человек должен был измениться за четырнадцать лет, но результат этих перемен бы таким, что посрамил бы величайшие достижения Минервы по Преобразованиям. Гарри Поттер стал чем-то средним между Корнелиусом Фуджем, Перси Визли и Барти Кроучем, будь он проклят. Высокопарность, серьезность и церемонность сменили хорошо знакомую и, как отлично помнил Снейп, временами весьма надоедливую живость характера. Поттер стал взрослым, причем не в самом лучшем смысле этого слова. Тогда эта прекрасная статуя рядом с ним должна быть Гермионой Грейнджер? Этой шумной, яркой, надоедливой девчонкой с большими зубами? Это же совершенная копия Нарциссы Малфой в ее худшие годы! Что творится с этим миром? На какое-то время Снейп почувствовал себя чрезвычайно молодым, несмотря на свои 56 лет. Нет, почему же, и Дамблдор был молодым и жизнерадостным по сравнению с этой парой, которая даже вместе взятая была вдвое младше многоуважаемого колдуна.

Похоже, что довольно бедные ораторские дарования Поттера были усовершенствованы богатым опытом в произнесении речей. По крайней мере, он приобрел напыщенный стиль, который не сделала более терпимым внушительная длина его выступления. Но, наконец, он подошел к концу и, после того, как стихли бурные аплодисменты гостей, холл заполнился гулом более чем тысячи голосов и звоном бокалов с шампанским.

— — -

* * *

* — — —

За годы практики, Гермиона научилась при желании полностью отключаться от голоса мужа, и его затянувшаяся речь предоставила ей прекрасную возможность воспользоваться этим умением. Несколько лет назад она использовала бы это время для того, чтобы помечтать, но теперь она просто постаралась освободиться от всех мыслей и насладиться ощущением этой блаженной пустоты. Она знала, что остальным ее вид будет казаться просто спокойным — она могла даже заснуть стоя — и что аплодисменты дадут ей сигнал к тому, что пора возвращаться к реальности и к своим обязанностям. Когда толпа начала гудеть и двигаться, она снова вернула на лицо дежурную улыбку и была готова к поздравлениям и светским разговорам.

Через полтора часа она чувствовала себя настолько обессиленной, что ее мечты о нервном срыве были чрезвычайно близки к тому, чтобы стать реальностью. Хотя большая ее часть с удовольствием уступила бы этому чувству, она настолько привыкла стиснув зубы проходить через все это, что подавила в себе желание закричать и скинуть с подноса несколько бокалов, и просто позволила себе незаметно ускользнуть от мужа и найти убежище в одной из маленьких комнат, открытых для гостей. В ней было темно, и Гермиона не стала зажигать светильники, предпочитая оставаться в полутьме, нарушаемой только пятнами лунного света, прокравшимися сквозь слегка приоткрытые шторы. Когда она закрыла дверь, звуки, доносившиеся снаружи, почти полностью затихли, и тишина, которая теперь окружала ее, делала биение в висках еще более мучительным.

— — -

* * *

* — — -

Сегодняшний список гостей можно было бы издать как справочник «Кто есть Кто в Британском колдовском сообществе». Размышляя об этом, Снейп медленно выбирался из толпы, в центре которой все еще стоял Гарри Поттер, окруженный плотной группой людей, желающих пожать ему руку и обменяться с ним парой слов. Когда на его плечо тяжело опустилась чья-то рука, Снейп чуть не расплескал содержимое своего бокала.

— В чем дело, Северус, разве это не замечательный вечер!

Снейп сердито развернулся — он все еще не терпел, чтобы к нему прикасались без конкретного разрешения — изобразив одну из своих фирменных ухмылок, которыми он теперь не так часто пользовался, но и не забывал, используя для общения с особо назойливыми личностями.

— У тебя все еще это получается, — сказал сквозь смех Сириус Блэк. — Я всегда догадывался, что ты просто притворяешься добреньким.

— Сириус! Очень рад, что с утра ты не успел выучить ни одного правила хорошего тона, — ответил он, возвращая хлопок по плечу. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь тебе все это нравится не больше чем мне?

Сириус расплылся в широкой ухмылке. — Больше, чем тебе, как мне кажется. Я участвую в каждом чертовом представлении с 1999 года!

— Понимаю. Но я осмелюсь предположить, что ты пришел сюда не один, чтобы, по крайней мере, утешиться присутствием какой-нибудь глупенькой, но соблазнительной девочки.

Сириус был заметно смущен. Они давно положили конец своим разногласиям и стали кем-то вроде друзей, хотя и продолжая насмехаться друг над другом, но проводя множество ночей выпивая и разговаривая до самого утра. Тем не менее, Сириус боялся, что если Северус узнает, что его учитель Чар пригласил на свидание префекта Агриппину Вилкокс, его эмоции не ограничатся легким раздражением. Сириус не знал, что Снейп был прекрасно информирован о слабости, которую его друг испытывал к студенткам, но закрывал на это глаза до тех пор, пока не было серьезных осложнений вроде беременности или злоупотребления властью. До сих пор, девушки, которых Сириус находил достойными, заметно улучшали свои успехи, причем не только в Чарах. Северус считал, что Сириус просто делал их счастливыми. Эти истории никогда не заканчивались трагедиями, слезами и разбитыми сердцами. Но, в любом случае, директор не собирался делиться с Сириусом ни своими мыслями, ни своей осведомленностью, поэтому внимательно выслушал его нечленораздельный ответ о том, что он потерял свою даму в толпе. Вместо того, чтобы продолжать эту неприятную тему, он спросил. — Ты уже поговорил с Поттером?

Сириус покачал головой. — Посмотри на толпу подхалимов, которые его окружили! Я отложил это на более позднее время, а лучше — на другой раз.

— Ты не часто видишься с ним, правда? — спросил Северус, и тут же пожалел о своем вопросе, увидев, как помрачнел его собеседник. — Извини, Сириус, я не хотел…

— Нет, нет, все нормально, — сказал Сириус. — Я прошел через это. Я встречаюсь с ним, точнее с ними, один или два раза в год, но меня это, честное слово, не задевает.

— А свиньи летают! — подумал Снейп. — Прошел через это! Лучшая шутка тысячелетия. Вслух он сказал. — Что ж, рад это слышать. С другой стороны, я полагаю, что он очень занятой человек. Быть Министром Магии безусловно непростая задача. А я должен сказать, что лучшего министра у нас еще не было.

Это было истинной правдой. Гарри Поттер был лучшим Министром Магии за очень долгое время. Харизматическая личность, прирожденный лидер, согласный, в то же время, выслушать любого, будь то домовый эльф или премьер-министр магглов. Благодаря Мальчику, Который Выжил Дважды, британское магическое сообщество наконец имело конституцию, что навсегда исключило возможность беспрепятственного нарушения закона, как это было во время первого и второго устроенных Волдемортом правлений террора. Законы теперь принимались не министерством, а Национальным Советом, избиравшимся из всех совершеннолетних колдунов. Поцелуй Дементора был отменен, Ауроры и силы обеспечения правопорядка получили Устав, определяющий их права и обязанности… Да, подумал Северус, определенно, жизнь улучшилась по сравнению с 2010 годом.

— Извини, Сириус, я задумался. Что ты сказал?

— Я сказал, что он может быть лучшим министром из всех, которые у нас были, но это не делает его автоматически хорошим мужем.

Любопытство Снейпа усилилось. — На что ты намекаешь?

Сириус картинно вздохнул. — А ты угадай, Северус. На что я могу намекать? Что означает "не быть хорошим мужем"? А?

Директор пожал плечами. — Не имею ни малейшего понятия. Вряд ли ты мог не обратить внимания на то, что в этой области человеческих отношений у меня нет опыта. Учитывая, что это говоришь мне ты, то скорее всего это должно означать, что он не трахает свою жену до потери сознания хотя бы три раза в день.

Учтиво поклонившись, Сириус снова усмехнулся. — Спасибо за столь высокую оценку моих любовных способностей. Но если серьезно — разве ты мог бы сказать, что женщина, выглядящая как Гермиона, счастлива?

* * *

Предмет их разговора сейчас свернулся в кресле у окна в своем маленьком убежище, следя взглядом за луной, медленно плывущей над верхушками деревьев, окружающих замок. Покой, который она ощущала, был грубо нарушен появлением мужа, который неслышно открыл дверь и с силой ее захлопнул, заставив Гермиону подпрыгнуть от неожиданности.

— Ради Бога, что ты вытворяешь?

Она смотрела на него, пытаясь успокоиться после испуга. — Я просто решила отдохнуть несколько минут, и…

— Отдохнуть несколько минут? Гермиона, тебя не было более получаса! И именно сегодня! Ты же знаешь, насколько это важно. Наши гости заподозрят что-то неладное, если ты немедленно не вернешься.

— Ты мог бы сказать им, что у меня болит голова.

Он подошел к ней совсем близко. Гермиона вздрогнула.

— Болит голова? Ты не могла выдумать более жалкое маггловское объяснение? Твоя ванная набита средствами от любого вида головной боли! Никто не поверит в такую нелепую причину твоего отсутствия.

— Что ты имеешь в виду, говоря "жалкое маггловское"? Головная боль — это головная боль, и волшебники страдают от нее так же, как и магглы. Или ты имеешь что-то против того, что я магглорожденная? Это не в первый раз.

— Нет, — устало ответил Гарри. — Конечно, нет. Я просто… Ты не можешь… Черт побери, Гермиона, не заставляй меня терять лицо перед всеми этими людьми. Сегодня же День Победы, ради Бога, предполагается, что ты должна быть рядом со мной. Неужели это так трудно? — теперь он уже кричал на нее, а она ненавидела это. Она всегда была слишком чувствительна к шуму, но шум в сочетании с агрессией был для нее абсолютно невыносим. Ни сейчас, ни когда-либо.

— Так в этом все дело, да? — тихо сказала она. — Твоя репутация, твой имидж. Все из-за этого, Гарри?

— Нет! — закричал он. — Как ты можешь говорить такое после всего, что я сделал для этой страны? Моя репутация? Я мог бы отказаться от нее, если бы это было нужно для какой-то великой цели, но я повторяю, я НЕ СТАНУ подвергать ее опасности из-за твоих детских прихотей!

— Боже… — выдохнула Гермиона. — Да как ты смеешь называть мое отчаяние детской прихотью?

Гарри был зол настолько, что уже не мог кричать. — Отчаяние? — спросил он угрожающим шепотом. — Правда? Так вот как это называется? Гермиона Поттер, в модной итальянской мантии, с кучей драгоценностей, моя жена, любое желание которой выполняется, прежде чем будет произнесено, заявляет, что она в отчаянии? У тебя есть все, что ты захочешь, и ты знаешь, что можешь получить еще больше. Может быть, если бы у нас были дети, ты бы не отчаивалась! Ты чувствовала бы ответственность.

"Конечно", — с горечью подумала Гермиона. — "он должен был этим закончить. Как я только могла подумать, что он не применит свое любимое оружие?"

Ее решение не иметь детей было одной из первых причин их конфликта. Сначала она не хотела, потому что в двадцать лет чувствовала себя слишком молодой, чтобы быть матерью. Ей хотелось так много узнать, нужно было справляться с таким количеством новых обязанностей. Позже, когда ей овладели апатия и неудовлетворенность, у нее появилось ощущение, что в таком состоянии она не сможет быть хорошей матерью. Через некоторое время Гарри стал нетерпеливым, пытался переубедить ее, самым наглым образом используя так называемых друзей, чтобы "поговорить с ней". Но она оставалась непреклонной, уверяя, что в ее возрасте она еще сможет иметь детей, если вдруг изменит решение. Тем не менее, настойчивость мужа довела ее до того, что у нее почти не осталось сил сопротивляться.

— Я подумаю об этом, — ответила она. — Теперь, пожалуйста, возвращайся к гостям. Я присоединюсь к тебе через несколько минут.

Не сказав ни слова, Гарри кивнул и вышел из комнаты.

* * *

— Так все эти слухи о вас и Ливии Вилкокс…

— Абсолютная чушь! — рявкнул Снейп, в который раз проклиная себя за то, что не успел увернуться от Риты Вритер.

— Девушке двадцать один год, а мне пятьдесят шесть, и вы это прекрасно знаете! Я что, похож на старого ловеласа?

Проведя длинным ухоженным ногтем по своему бокалу, Рита наклонила голову и хищно посмотрела на него. — Ну, — протянула она. — Учитывая все, что я слышала, вы могли бы быть в хорошей компании, директор, если бы интересовались девушками вдвое моложе себя.

Северус не попался на крючок. — Я вижу, у вас закончилось шампанское, — вежливо ответил он. — Позвольте принести вам еще бокал? — он загадочно улыбнулся. — Подобные сборища можно выносить только с хорошей выпивкой, правда? — он подмигнул и исчез.

Конечно, он не собирался возвращаться к ней. Завтра он напишет ей коротенькое письмо, в котором объяснит, что встретил… надо бы придумать кого-нибудь поубедительнее… — и предложит ей пообедать в Лондоне. Да, подумал он с акульей усмешкой, это должно сработать. А сейчас ему просто нужно смыться в одну из маленьких комнат для отдыха в надежде, что его никто не заметит. Он собирался отдохнуть минут пятнадцать или двадцать в тишине, а потом вернуться к толпе.

Комната, должно быть, была одним из малых салонов, которые использовались для менее многочисленных приемов. Помещение освещал только слабый лунный свет, пробивающийся через полузакрытые шторы. Снейп упал в кресло и потер переносицу. Он же знал, что ему не стоит пить шампанское! Виски, даже в значительных количествах, не вызывал проблем — Блэк достаточно натренировал его. Но от сладковатого вкуса и всех этих пузырьков ему было плохо. "Как забавно", — подумал он. — "Сегодняшние бутылки были из коллекции Малфоя. Château Malfoy Grand Cru Grand Réserve 1999! Прямые поставки из конфискованных виноградников и подвалов умершей правой руки Волдеморта".

— Чертов ублюдок заслужил это, — пробормотал он.— За все, что сделал.

— Вы случайно не о моем муже? — раздался приглушенный голос из темноты.

Теперь Снейп подпрыгнул от неожиданности. — Кто, черт побери… — один быстрый щелчок пальцев зажег свечи, и комната стала видна во всем своем великолепии. Она была обставлена в стиле, который Северус предпочитал всем остальным из-за его величественной строгости — французский ампир. Никогда больше строгий классицизм и французская элегантность не соединялись в такой гармонии. Кстати о пропорциях. В кресле у окна сидела женщина, чей профиль на фоне темно-зеленых бархатных штор теперь можно было разглядеть. Продуманно-небрежные локоны, изящный нос и стройная шея — она словно сошла с полотен Давида. Снейп был ошеломлен, и начал заикаться как подросток.

— Я… э… простите, я не собирался…

Теперь она взглянула на него. Если до этого он был поражен ее красотой, то сейчас его словно настиг удар молнии, когда он понял, что она…

— М… миссис Поттер, э… я хотел сказать, э… Ваше превосходительство… — все, что он сумел из себя выдавить, ругая себя за недостаток оригинальности.

Она грациозно поднялась и подошла к нему, протягивая ему правую руку, которую он взял, все еще не зная, что сказать. — Достаточно просто миссис Поттер, — сказала она с улыбкой. — А… мы с вами случайно не знакомы?

Он ответил, не подумав, но ведь подсознание часто предлагает нам правильные решения. — Нет, я еще не имел чести быть представленным вам. Меня зовут Шон Спарвис, и я очень рад с вами познакомиться.

Это было одно из двух его старых шпионских имен, анаграмм от настоящего имени — Перси Эванс и Шон Спарвис. Он часто использовал их в те времена, когда ему постоянно приходилось лгать и шпионить. И по какой-то неизвестной для себя причине сейчас он выбрал менее жалкое из двух (Перси Эванс всегда казалось ему немного неуклюжим), предпочитая, чтобы она не знала о том, что на самом деле он ее ненавистный и страшный профессор Зельеделия. Учитывая, как давно они встречались в прошлый раз, не было никакого риска, что она его узнает. Он неохотно отпустил ее руку, поняв, что удерживал ее дольше, чем позволяли правила этикета. Хотя, кажется, она этого не возражала. Ее оценивающий взгляд скользнул по нему от макушки до пят. Странно, но от этого у него сразу прекратилась головная боль, и по телу разлилось приятное тепло.

— Здесь прохладно, — сказала она, подтвердив то, что он не просто согрелся в комнате. — Вы не возражаете, если я зажгу огонь?

Он покачал головой, все еще чувствуя, что его язык приклеился к небу. Легким щелчком пальцев она разожгла камин, и села на стул напротив весело затрещавшего пламени. Она кивком пригласила его присоединиться, и когда они оба сидели, глядя на огонь, спросила. — Так кто же вы, мистер Шон Спарвис?

Снейп немного покрутился в кресле, изображая поиски волшебной палочки и ее благополучное обнаружение, желая выиграть несколько секунд, за которые он смог бы придумать что-нибудь правдоподобное.

Он прочистил горло и спросил. — Извините миссис Поттер, я был настолько озабочен тем, что не знал, куда я засунул свою палочку — это со мной постоянно случается — что я не расслышал, что вы только что сказали. — Он очень надеялся на то, что его теплая улыбка сможет рассеять подозрения, которые могли вызвать у нее эти маневры. Он не ожидал ничего другого от Гермиониной проницательности и острого ума.

Она улыбнулась в ответ. — Не говорите мне о вещах, которые трудно найти! Со мной все время случается что-то подобное, и это ужасно раздражает. Но в любом случае, мистер Спарвис, если вы не хотите отвечать на мой вопрос, вы можете этого не делать — я признаю, что задавала его в основном для поддержания разговора. Я спрашивала, чем вы занимаетесь.

Значит, она что-то заметила, но не так поняла. Очень хорошо. Тогда не о чем беспокоиться. — Я не большой специалист в светских беседах, — ответил он, — и действительно не слышал, что вы сказали. Что же, давайте посмотрим, это не очень просто объяснить… Пожалуй, меня можно назвать ученым-одиночкой в стиле 18-го века, достаточно богатым для того, чтобы быть независимым. Я имею в виду то, что я могу не работать, если не захочу. Моя…м-м-м…специализация — История Магии, — он скрестил пальцы, которых было совершенно не видно под пышными складками рукавов, — и кроме того, Стратегия.

Гермиона наклонилась вперед, вопросительно посмотрев на него. — В смысле?

— В том смысле, что я специалист по стратегии военных действий. Я изучал — и продолжаю изучать, это бесконечный процесс — великие войны и сражения, и пытался определить стратегические принципы, которые могут найти применение в наши дни. Иногда я читаю лекции в КАА по той части Расширенного Курса Защиты Против Темных Искусств, которая касается военной стратегии. — Он напомнил себе, что нужно будет написать Шизоглазу Хмури, ректору упомянутой академии, и, по совместительству, Немезиде для ее студентов, как только он вернется домой — только из предосторожности. Кто знает, она может спросить Шизоглаза о его лекторе.

— В Академии Ауроров в Кардифе? О, тогда вы знаете Аластора Хмури, если, конечно, он все еще ректор этой академии.

— Да, ректор, и еще какой. По крайней мере, так говорят его студенты. В любом случае, если ты не должен делать это, быть учителем довольно забавно, — продолжил он.

Очевидно, с его стороны было не очень умно это сказать, потому что лицо Гермионы стало совершенно неприступным. — Думаю, что это действительно так, — это все, что она сказала. — А в какой школе вы учились? Конечно же я не могла знать вас по школе, вы, как-никак…., — она покраснела и прервала фразу на середине. — Извините, мистер Спарвис, честное слово, я не знаю, что это на меня нашло. Эти необдуманные…

— Миссис Поттер, я осознаю тот факт, что разница в возрасте между нами должна быть немного больше пяти лет, вы так не думаете? Это больше чем очевидно. Вам еще нет тридцати, а мне…

«А теперь посмотрим, поможет ли это вывести ее из этого унылого настроения», — подумал он.

Это в какой-то степени помогло. — Я хотела быть настолько молодой, как вы думаете, — с горечью ответила она, — но печальная правда состоит в том, что через месяц мне исполнится тридцать четыре. А вам? Это просто будет честным с вашей стороны — ответить, после того, как вы узнали мой возраст.

— Через три месяца мне будет пятьдесят шесть, мисс…миссис Поттер. — Черт побери, он был ужасно близок к тому, чтобы назвать ее мисс Грейнджер. Ох уж эти старые привычки… — Не хочу быть нескромным, но вы действительно можете сидеть здесь? Вы хозяйка дома. Я бы с удовольствием провел в вашем обществе весь вечер, но боюсь, что гостям не понравится, если я лишу их вашего общества.

И немедленно неподвижная маска, дополненная искусственной улыбкой, вернулась на свое место. — Да, конечно, я давно должна идти. Спасибо вам за то, что напомнили мне о моих обязанностях, мистер Спарвис, было… приятно поговорить. Я надеюсь, мы еще встретимся.

И, легко пожав его руку, она вышла, оставив Снейпа наедине с его мыслями.

— — -

* * *

* — — -

Выпить рюмочку на ночь в компании Сириуса Блэка — мероприятие, которое никогда не заканчивалось быстро, и рюмочка обычно превращалась в пару бутылочек. Оба они получали от этого массу удовольствия, хотя обычно оставляли для подобного времяпровождения только вечера пятницы и субботы, когда над ними не висела угроза необходимости проводить занятия следующим утром или, в случае Северуса, столкнуться с похмелья с советом попечителей.

— Так из-за чего началась вся эта неразбериха? — спросил Сириус, пополняя содержимое своего внушительных размеров бокала. — Почему я должен был отвлечь Гермиону, когда ты подходил поприветствовать Гарри? Ты мне кое-что должен за это, директор. И, безусловно, я требую объяснений. — Все еще держа в руке бутылку виски, он вопросительно посмотрел на Снейпа.

Снейп кивнул, и его бокал был столь же щедро наполнен.

— Ну? — подсказал Блэк. — И не пытайся подсовывать мне всякую чепуху, я ее по запаху чую. — В качестве доказательства он на мгновение превратился в собаку, и тут же вернулся в человеческий вид.

Оба мужчины с удовольствием сбросили мантии и сидели около директорского камина в рубашках и брюках, что только подчеркивало их сверхъестественное сходство. Оба высокие, хотя Сириус ниже на пару дюймов, оба бледные и черноволосые, с крупными носами. Тот, кто не знал их, легко мог принять их за братьев, тем более, что оба предпочитали в одежде черный и белый цвета. Только при более близком знакомстве сходства становились не столь бросающимися в глаза, сколько различия, самым очевидным из которых был, конечно же, цвет глаз. Глаза Сириуса были глубокого синего цвета, а в глазах Северуса было почти невозможно разглядеть зрачок. Кроме того, были и более тонкие особенности, различающие их. Там, где Сириус был шумным и общительным, Снейп был спокойным и молчаливым. Блэк смеялся, а Северус слегка улыбался. И так далее — список был практически бесконечным. Жеребец и леопард — именно это сравнение приходило в голову Минерве МакГонагалл, когда она смотрела на них. Правда она предусмотрительно не говорила им об этом.

Сейчас жеребец нетерпеливо рыл копытом землю, дожидаясь, пока леопард начнет говорить. Сириус чувствовал, что что-то происходит, и ему было очень любопытно узнать что.

— Ты видел Вриттер на приеме? — спросил Снейп, уходя от темы.

Сириус фыркнул. — Конечно видел. И я уверен, что и она тоже видела… — он поймал себя на том, что чуть не сказал «Агриппину» и быстро закончил, — …нас.

— О да, она нас видела, — ответил директор, которого весьма позабавила оплошность собеседника. — И она даже ухитрилась меня отловить. Спрашивала, справедливы ли слухи обо мне Ливилле Вилкокс. Ну ты знаешь, — добавил он, не устояв перед подобным искушением, — старшая сестра нашего префекта. — Проявив милосердие, он начал разглядывать пламя в камине, наблюдая за слегка вышедшей из-под контроля реакцией Сириуса только краем глаза.

— Префекта…да, конечно, сестра Альбины Вилкокс, — сказал он.

— Ее зовут Агриппина, Сириус! В самом деле, ты учишь ее уже шесть лет. Этого времени должно быть достаточно для того, чтобы запомнить ее имя.

Сириус кивнул, стараясь выглядеть так, как будто ничего не происходит. — Да-да. Так насчет Вриттер, я так понял, что она что-то хотела от Гермионы?

— Я как-то ухитрился сбежать от нее — от Вриттер, а не от Гермионы — и заскочил в одну из маленьких комнат, чтобы расслабиться и перевести дыхание. Угадай, кто там сидел, совершенно один в темной комнате, и, если можно так сказать, совершенно не выглядел счастливым?

— — -

* * *

* — — -

Наконец, последние из гостей разошлись и Гермиона, которую в тайне раздражало то, что по ее дому бродят посторонние люди, испытала настоящее облегчение. Гарри предлагал ей выпить перед сном в том самом маленьком салоне, где она познакомилась со Спарвисом, но она отказалась. И, как она с удивлением обнаружила, не только из-за того, что после их ссоры ей не хотелось оставаться наедине с мужем. Она не хотела, чтобы ее воспоминания о приятном разговоре с незнакомцем были испорчены присутствием Гарри в той комнате, где она впервые за много лет почувствовала удовольствие от жизни. Поэтому она вернулась в свою комнату — они с мужем уже несколько лет не спали вместе — очень довольная тем, что можно наконец снять тяжелую мантию и еще более тяжелые драгоценности. Когда Твичи закончила ее причесывать, она подумала, что к концу этот вечер стал вполне приятным. Голова перестала болеть, до утра никто не собирался требовать ее общества, сейчас она примет ванну и сможет расслабиться в теплой воде.

Гермиона подошла к шкафчику, в котором хранилась впечатляющая коллекция ликеров, и щедро налила себе Hines Cognac. Она познакомилась с этим напитком в то время, когда они жили во Франции, и считала, что это лучший из сортов бренди. Пожалуй, я немного злоупотребляю этим последние несколько месяцев, — сказала она себе, но все-таки села с бокалом на диван, облокотившись на подушки, и подогнув под себя ноги. Первый глоток всегда был самым приятным, он обжигал горло, но в то же время успокаивал, заполняя ее устойчивым чувством благополучия.

Итак, она встретила незнакомца, который показался ей очень знакомым. Но почему? Она свела брови и старалась погрузиться в воспоминания. Что именно ей показалось знакомым? У нее было ощущение, что все это шло откуда-то издалека, ее собеседник вызывал смутные воспоминания, которые уходили в недра подсознания. Так что же это было? Определенно, не его лицо. Может быть, жесты? Нет, они не были знакомыми. Что еще? Голос? Она сделала еще один глоток и обдумала эту мысль. Точно. Да. Она узнала именно голос, но не смогла вспомнить, где она его слышала. Этот мягкий шелковый баритон, который и привлек ее внимание — Да, если быть до конца честной сама с собой, это было правильное выражение — привлек ее внимание. Если бы она была магглом, она сказала бы «околдовал», но в магическом мире это было слишком обычным делом… Итак, это был голос. Очень хорошо. Но где она слышала, нет, поправила она себя, где раньше она чувствовала что-то подобное при звуках чьего-то голоса? Теперь, когда она поставила пустой стакан на стол, она должна была признать, что двадцать минут напряженных размышлений не приблизили ее к ответу на этот вопрос. Он сказал, что время от времени преподает в КАА, так что первое, что пришло ей на ум, было послать письмо Аластору Хмури. Может быть, он сможет просветить ее.

Дорогой Аластор,

Как только старому ворчливому Хаффлпаффскому мерзавцу удалось избежать этого жуткого праздника? Это, как ты уже мог догадаться по полному отсутствию такта, цитата из мистера Меньше-Слов-и-Больше-Дела Блэка. Хотя я выразился бы более изящно, по сути я согласен с Сириусом. Как ты это сделал? Ты просто превратил свою деревянную ногу в копченую форель и сделал вид, что потерял ее, поэтому не можешь появиться на главном приеме года? Мне кажется, я почти угадал, хотя ты никогда не признаешься.

Я вынужден был присутствовать там, и ты можешь себе представить, насколько ненавистной была для меня каждая минута. Ты же знаешь, я не силен в светских беседах, и того, что пришлось там вытерпеть, хватит мне еще на пять лет, до двадцатилетия победы.

По причинам, которые я бы не хотел тебе раскрывать, по крайней мере, сейчас, я вынужден был использовать свое старое шпионское имя — Шон Спарвис, когда представлялся человеку, который пока не должен знать, кто я такой. Когда этот человек спросил меня, чем я занимаюсь, я должен был что-то ответить. Так вот, мой дорогой друг, это очень важно — я сказал, что читаю лекции по военной стратегии в курсе Защиты от темных исскуств (не смейся. Я сказал НЕ СМЕЙСЯ!) в КАА. Сейчас я уже пожалел об этом, но в тот момент не смог придумать ничего получше.

Мог ли я попросить тебя дать общую информацию, если кто-то обратится к тебе по поводу Шона Спарвиса? Я не думаю, что потребуются какие-то детали, поэтому ты не попадешь в неудобное положение. Если ты решишь приукрасить портрет мистера Спарвиса, пожалуйста, будь любезен сообщить мне о том, что выдумало твое извращенное воображение.

Сириус говорит, чтобы я спросил тебя от его имени, есть ли в Академии хорошенькие девушки — ауроры. Я считаю товарищеским долгом передать тебе его вопрос (он стоит у меня за спиной, так что не воспринимай эти слова буквально), хотя я чувствую некоторое беспокойство за твоих подопечных, поэтому хочу отговорить тебя от того, чтобы ты давал ему какую-то информацию.

Надеюсь вскоре получить от тебя ответ.

Твой друг,

Северус Снейп.

Дорогой мистер Хмури,

Прошло много времени с тех пор, как мы с Вами встречались, но, возможно, Вы запомнили меня как одного из двух лучших друзей Гарри Поттера в тот незабываемый год, когда Вы преподавали в Хогвартсе. Я тогда училась в седьмом классе. Если Вы меня забыли, я не рассержусь, но, возможно, слова "Т.Р.И.Т.О.Н.ы", "экзамен по дуэлям" и "бланманже" о чем-то напоминают? Счастливое было время, даже несмотря на то, что Волдеморт держал всех в ужасе… но я отклоняюсь от темы.

Вчера вечером, на приеме в честь Дня победы, который Вы, как обычно, почтили своим отсутствием (как я вас понимаю!), я познакомилась с одним из ваших преподавателей, который представился как Шон Спервис. Полтора часа назад один из домовых эльфов принес мне пачку писем, которые он нашел после ухода гостей. Я просмотрела их и обратила внимание, что все они начинались со слов "Дорогой Шон".

Конечно, я понимаю, что в списке гостей, скорее всего, было несколько Шонов, но мистер Спервис показался мне довольно рассеянным человеком (он даже думал, что потерял свою палочку). Следовательно, я сразу же подумала, что письма могли принадлежать ему. Не могли бы Вы спросить у него, не терял ли он письма, когда встретитесь с ним в следующий раз? Если это действительно он, пожалуйста, попросите его связаться со мной, чтобы я могла вернуть ему его потерю.

Надеюсь, что эта просьба не слишком затруднит Вас. Думаю, что у Вас полно проблем и без моего письма.

Искренне Ваша,

Гермиона Поттер.

Дорогой Северус,

Определенно, ты слишком много времени проводишь в компании этого огромного черного блохастого чудовища, раз стал превращаться в Казанову. Я едва успел открыть твое письмо (ты не мог бы что-нибудь сделать со своим почерком? Я расшифровывал его несколько часов), когда министерская сова принесла мне пакет. "Причины, которые я пока не хотел бы раскрывать", да? Cherchez la femme — вот в чем все дело?

Так как ты обязательно упомянул бы потерю писем, похоже, что наша маленькая леди это выдумала. Это приводит к неизбежному выводу, что она ищет предлога связаться с тобой. Абсолютно непонятно, почему. Даже без ухудшающего внешность заклинания ты вряд ли входишь в список самых завидных холостяков Ведьмовского Еженедельника.

В любом случае, я сообщил ей то, что она хотела, и даже немного больше (копия прилагается). Делай с этим все, что хочешь, но не делай ничего такого, чего бы не стал делать я. (Маленькое примечание — я бы не стал спать с женой министра). Кстати о Сириусе — скажи этому грязному старикашке, поглощенному своими гормонами, что если я поймаю хотя бы его руку на мантии моей студентки, я отрежу ему яйца и затолкаю в глотку.

Вот, кажется, и все.

Твой Аластор.

Дорогая миссис Поттер,

Нет необходимости напоминать мне о бланманже, я не забыл бы вас в любом случае — такую женщину, как Гермиона Грейнджер, нелегко забыть.

Касательно Вашего вопроса о мистере Спарвисе (так правильно пишется его имя) — да, учитывая то, что я о нем знаю, он мог оставить эти письма в доме министра — наши домовые эльфы в академии проводят большую часть времени, разыскивая вещи, которые он постоянно теряет.

Так как в следующем семестре он не будет преподавать в академии, я советую Вам отправить сову в поместье Спарвиса, которое, насколько я помню, находится где-то на севере. Если это его письма, он уже свел с ума своих домовых эльфов (слава Мерлину, он не женат, иначе бедная женщина давно поселилась бы в госпитале им. Св. Мунго). Вы очень поможете несчастным созданиям, если как можно скорее напишете ему.

Искренне Ваш,

Аластор Хмури.

* * *

Дорогой Аластор,

Назвав меня грязным старикашкой, ты погорячился, учитывая, что сам ты начинаешь обращать внимание на девочек, как только их отнимают от материнской груди. В любом случае, я вижу, что ты просто завидуешь, так что я тебя прощаю.

Я просто хотел сообщить тебе кое-что относительно Северуса (Шизоглаз, я знаю, что ты любишь сплетни!). По-моему, он без памяти влюбился в Гермиону Грейнджер. То, что он это отрицает, лишь усиливает мое убеждение.

Вчера он получил письмо (копия прилагается, но если ты когда-нибудь ему об этом расскажешь, я придумаю, что сделать с твоими яйцами, хотя, возможно, ты и не будешь по ним скучать) от нее. Это письмо и то, которое она отправила тебе, заставили меня сомневаться в том, что Сортировочная шляпа была в здравом уме, когда отправила ее в Гриффиндор. Пожалуй, Слизерин подошел бы больше. Когда я начал его расспрашивать об этом, он просто взорвался. Только представь — он вышвырнул меня из своего кабинета с криком "Блэк, немедленно покиньте комнату!". Я даже не помню, когда он в последний раз так вел себя со мной. Потом, за обедом, он извинился, бормоча что-то о головной боли. При этом он так на меня смотрел, что я испугался, что сейчас он вытащит из-за спины букет цветов и пригласит меня на ужин, чего он, к счастью, не сделал.

Я никогда не видел, чтобы Северус так себя вел. Вероятно, он в полном смятении, и я думаю, что скоро он проговорится мне обо всем — поэтому он и извинился, зная, что скоро я ему понадоблюсь, чтобы излить свое сердечное горе.

Если ты спросишь меня, то я скажу, что они обменяются несколькими целомудренными письмами, потом встретятся за обедом, и, наконец, смоются в поместье Снейпа, так же известное как поместье Спарвиса. И, если им повезет, они сделают это в постели. Это еще одно из преимуществ маленького дома — нет необходимости подниматься по лестнице, чтобы добраться до спальни, но я же не должен тебе об этом рассказывать, правда? Итак, прочитай письмо Гермионы и скажи мне, что ты об этом думаешь. Ставлю 50 галеонов, что до еще Рождества в поместье Снейпа появится животное с двумя спинами. Таким образом, у них есть чуть больше трех месяцев. Принимаешь пари?

Твой неблохастый конспиратор,

Сириус.

* * *

Дорогой мистер Спарвис,

Хотя мы с вами мало знакомы, фактически, мы общались только несколько минут на приеме в честь Дня победы три дня назад, я позволю себе Вас кое о чем попросить. Как Вы знаете, быть женой министра означает не просто быть “играть роль хозяйки”, как вы меня назвали, в различных случаях. Это также заставляет меня быть председателем, или президентом, как Вам угодно, различных организаций, в том числе и Т.О.С.К.А. (Теологическое Общество Сотрудничества Книголюбов — Агностиков).

Одной из моих обязанностей, кроме посещения ежегодного общего собрания и написания предисловия к их ежегоднику, является приглашение знаменитых ученых для чтения лекций. Учитывая, что Вы специалист по истории магии, преподающий в одном из самых престижных учебных заведений, я думаю, что несколько лекций на предложенные Вами темы внесли бы большой вклад в развитие Т.О.С.К.А.

Если Вас заинтересовало мое предложение, не могли бы мы обсудить его за ланчем на следующей неделе?

Надеюсь вскоре получить Ваш ответ.

Искренне Ваша,

Гермиона Поттер.

Будучи магглорожденной, Гермиона знала, что между магическим и маггловским миром много различий, но общего между ними так же много. Одной из этих общих черт было пристрастие домашней прислуги к сплетням. С четвертого года в Хогварце она знала, что домовые эльфы привязаны к своим хозяевам и скорее дадут себя убить, чем выдадут кому-нибудь их секреты. Но этот кодекс чести не запрещал им пересказывать и обсуждать интересные сведения со своими коллегами, работающими в том же доме.

Работать в Резиденции Министра было, пожалуй, самой престижной работой, какая только могла достаться домовому эльфу, а с тех пор, как Гарри Поттер и его жена переехали в большой особняк, материальное благополучие дома только добавило престижа. Даже Квизи, эльфовский вариант джентльмена для джентльменов, самый старший из двадцати эльфов, обеспечивающих все возможные удобства для обитателей Резиденции, не мог припомнить, когда еще с ними так хорошо обращались и предоставляли столько льгот. За все это, как все они прекрасно понимали, они должны были благодарить в основном Ее Превосходительство, Гермиону Поттер, которая давала им выходные дни, платила им заработную плату, и лично наблюдала за тем, чтобы они не работали, если плохо себя чувствовали. Зарплату сама Гермиона считала скромной, несмотря на то, что персонал продолжал испытывать состояние, близкое к паническому, получая по двадцать галеонов в конце каждого месяца.

Нет необходимости говорить о том, что все они обожали ее, от Квизи и Твичи, которые были старшими по рангу, до Иффи, третьей ученицы кухарки.

Но никто из них не знал, что иногда ей доставляет огромное удовольствие подслушивать их разговоры, хотя из-за этого она чувствовала себя немного виноватой. Но она даже в юности не была горячим последователем строгой социальной лестницы и знала, что сплетни прислуги обычно содержат полезнейшую информацию.

Через три дня после празднования Дня Победы, которое прошло без малейшей запинки благодаря слаженной работе прекрасно обученного персонала, Твичи и Квизи сидели на кухне, болтая и потягивая из бутылки усладэль. Было уже очень поздно, и остальные эльфы давно отправились спать, что дало старшим слугам прекрасную возможность обсудить некоторые вопросы, которые они считали не подходящими для ушей их коллег. Гермиона не собиралась их подслушивать, она пошла на кухню, чтобы что-нибудь перекусить, и заметила двух увлеченных разговором эльфов. Теперь она стояла за полуприкрытой кухонной дверью и слушала со все возрастающим интересом.

Элегантно отхлебнув усладэля, Твичи сказала. –Я с трудом в это верит, но хозяйка Гермиона очень изменилась после этого торжества. Ты же знаешь, она обычно похожа на статую, но когда я сегодня утром вхожу в ее комнату, она пела! Она всегда очень добра ко мне, но сегодня она просто веселая, понимаешь?

Квизи нахмурил брови. — Но хозяин Гарри сегодня такой же, как обычно, так что я думает, что с ним это никак не связано. И еще, я наблюдать за ними во время завтрака, они ели молча, они совсем не разговаривает друг с другом.

Хитрая усмешка чуть не расколола пополам череп Твичи. — Я и не говорит, что это как-то связано с хозяином Гарри. Но я достаточно хорошо знает женщин, чтобы понять, что хозяйка Гермиона влюбилась.

Гермиона чуть не вскрикнула от неожиданности.

— Влюбилась? — Квизи онемел от удивления. — Ты хочешь сказать, что она любит кого-то другого? Не хозяина Гарри?

— Ну конечно не хозяина Гарри. Я еще не договорить. Этим утром хозяйка Гермиона отправляла письмо. Я, к сожалению, не успеваю прочитать адрес. Но я могу поспорить с тобой на бутылку усладэля, что письмо было мужчине. Запомни мои слова, Квизи, мы и представить себе не сможем, чем все это закончиться. — Она зевнула. — Я очень устала. Спокойной ночи, Квизи.

Гермиона постаралась как можно быстрее раствориться в тени коридора, надеясь, что ее сердце колотится не настолько громко, чтобы выдать ее присутствие.

Сразу после того, как ушла Твичи, озадаченный Квизи быстро прошел мимо Гермионы, которая все еще стояла как прикованная на том же месте и не могла заставить себя двигаться. Ну почему эльфы настолько проницательны? Не говоря уж об их сообразительности? Гермиона вздохнула. Аппетит у нее пропал, и теперь ей хотелось только вернуться в свою комнату. Ей надо быть осторожнее. Намного осторожнее. Она не сомневалась в преданности эльфов, но в любом случае, лучше не рисковать.

— — -

* * *

* — — -

Немногим позже, Гермиона лежала в кровати, совершенно не желая спать, и чувствуя себя очень глупой. Точнее говоря, она пыталась определить, чувствует ли она себя глупой, взволнованной, счастливой или пристыженной. Единственное, в чем она была совершенно определенно уверена, это что ей нравится чувствовать себя более живой, чем за многие прошлые годы. Вдруг она резко села, и сказала себе: — Все, Гермиона, хватит. Ты прекрасно понимаешь, что не сможешь заснуть, так что, Бога ради, займись чем-нибудь полезным! Постарайся хоть немного привести в порядок свои мысли. Это не поможет тебе заснуть, но, может быть, поможет тебе понять, что творится у тебя в голове. Давай, поднимайся с кровати!

Подчиняясь собственной команде, она спустила ноги с кровати, встала, подошла к письменному столу, и, при свете двух светильников, загоревшихся после легкого взмаха ее палочки, начала копаться в выдвижных ящиках. Достав пергамент и перо, она села, но потом ей пришла в голову лучшая мысль, и она налила себе бренди. Несколько минут она смотрела в окно и крутила в руках бокал, дожидаясь, пока он нагреется до нужной температуры. Первый пробный глоток, казалось бы, удовлетворил ее ожидания. Она поставила бокал на стол, взяла перо, окунула его в чернила и начала писать.

Это письмо себе самой, и мне стыдно, что я его пишу. Не потому, что я считаю это признаком того, что я не совсем нормальная — это было бы меньшим из двух зол, быть сумасшедшей, зато счастливой. Нет, мне стыдно из-за того, что я единственный человек, кому я могу написать письмо. И это многое говорит обо мне.

Спокойной ночи, Гермиона, и приятных тебе снов.

Не только Гермиона не спала в эту ночь. Когда Хагрид вернулся в свою хижину из Запретного леса, он увидел, что окна директорского кабинета высоко на Западной башне все еще освещены слабым мерцающим светом, как будто в комнате горел камин и несколько свечей. Такую картину Хагрид видел довольно часто, как снаружи, так и изнутри, и знал, что обычно это означает, что у директора мрачное настроение или же он занят решением сложных и неприятных проблем.

Лесничий не знал, что сейчас тревожит Северуса Снейпа. Снейп и сам не мог решить, испугаться ему, повеселиться или обрадоваться такому странному повороту своей жизни. Он говорил себе, что бессмысленно и недостойно его ума пытаться найти тот момент, с которого начала развиваться вся эта сложная цепь событий. Это бесполезно и по-детски — пытаться обвинить кого-то (кроме себя и Гермионы, конечно) в том, что произошло. Вритер была вполне подходящей кандидатурой, но в глубине души он знал, что мог винить ее в произошедшем не больше, чем Гарри, Сириуса или даже Волдеморта. Воля Божья или судьба — он предпочел бы последнее — властвовала над всеми жизнями и, что он признавал с неохотой, над человеческим выбором, включая и его собственный.

После праздника Сириус все-таки вынудил его рассказать о том, что произошло в маленьком салоне. Рассказ Снейпа вызвал множество комментариев анимага — от скользких и очень взрослых намеков до сочных фантазий, которые могли быть оправданы только тем, что он уже давно оставил позади стадию легкого опьянения. Снейп же, который был значительно более трезвым, пока писал письмо Аластору Хмури, сейчас чувствовал себя не намного лучше Сириуса. Незатуманенная алкоголем часть разума, которой он еще мог управлять, заставляла не поддаваться попыткам Сириуса убедить его в том, что это он, Северус, сделал первый шаг. Не важно, был он пьяным или трезвым, ничто не могло изменить его мнение о том, что именно Гермиона начала это. Он никогда не простил бы себе, если бы воспользовался расстроенным состоянием женщины, чтобы вовлечь ее во что-то даже отдаленно напоминающее внебрачные отношения. Сириус называл его идиотом, фанатиком, викторианцем, не говоря уж о более красочных ругательствах, которые Снейп не очень хорошо помнил. Все они утонули в пучине утреннего похмелья вместе с воспоминанием о том, сколько именно стаканов виски он выпил, прежде чем уснул прямо в одежде на диване в своем кабинете с растянувшимся на полу у его ног огромным черным псом.

Он поклялся себе всем, что считал святым, что не будет прилагать усилий, чтобы встретиться с Гермионой Поттер, если только она сама не обратится к Хмури с вопросами о нем, или не напишет письмо ему самому. Итак, она сделала и то, и другое за удивительно короткое время. Менее чем через семьдесят два часа у него были письменные доказательства ее интереса к нему, что заставляло его признать необходимость следующего шага.

Кружа по кабинету и взъерошивая волосы в абсолютном смятении, он не мог решить, какой из двух вариантов он бы предпочел — скучный и легкий или приятный и сложный. Скучный и легкий означал, что она действительно хотела, чтобы он прочитал лекции для Т.О.С.К.А, а историю с письмами придумала только потому, что не была уверена, в каких отношениях Хмури со своим сотрудником. Учитывая характер Шизоглаза, всегда оставалась возможность того, что он конфликтовал со своим преподавателем, и приглашение на конференцию могло создать проблемы для мистера Спарвиса. В таком случае она просто защищала его, не упоминая об истинной причине, по которой хотела ему написать. Это было очень дипломатичным решением, которое скорее подходило ее мужу.

Приятный и сложный путь означал, что Т.О.С.К.А было таким же поводом, как и забытые письма, что наводило на подозрения, что ее интерес к мистеру Спарвису совсем иного рода. Но, как он сказал Сириусу, "иной" не обязательно означает "романтический".

"Не обязательно, но тебе бы это понравилось, правда?", — спрашивал тихий голос в его голове. Уже несколько часов он бормотал всякие глупости, и Снейпу никакими силами не удавалось подавить его энтузиазм. Проблема заключалась в том, что голос был абсолютно прав, что раздражало еще больше. Нетерпеливо вздохнув, Снейп взглянул на часы. Два часа ночи — в столь поздний час он ни к кому не мог обратиться со своими проблемами. Но он знал, что МакГонагалл никогда не ложится в это время — она спала так же мало, как и он сам, так что можно было попробовать. Он практически не рисковал разбудить ее. Камины были подключены к сети только в кабинетах учителей. Если же вам нужно было поговорить с кем-то в его личных комнатах, нужно было просто прийти туда и постучать в дверь. Итак, он взял щепотку дымолетного порошка из маленькой коробочки на каминной полке, бросил ее в огонь и произнес "кабинет профессора МакГонагалл". Тут же из камина появилась голова его заместителя.

* * *

Если бы Гермиона знала о разговоре Снейпа с ее бывшей преподавательницей Трансфигурации, она ни за что не погрузилась бы в депрессию на следующее утро, когда спустя двадцать четыре часа после того, как отправила ему письмо, она все еще не получила ответа.

— Вы должны подниматься, — старалась расшевелить ее Твичи. — К вам посетитель, госпожа Гермиона!

— Мне все равно.

— Но это тот, кто вам нравится, госпожа Гермиона. Вы почувствовать себя намного лучше, если принять ванну и позавтракать с ним. Слушайте, я уже наполнила ванну и добавила вашу любимую лавандовую соль. Пожалуйста, госпожа Гермиона! Неужели вам не интересно, кто к вам пришел?

"Черт бы их всех побрал", — рассеянно подумала Гермиона. — "Кто бы это мог быть? Какая-нибудь ужасно одетая пожилая дама, одержимая благотворительными проектами или Гаррин личный помощник Дэннис Криви со списком мероприятий, которые превратят в кошмар следующую неделю? С другой стороны, так ли это важно? Шон до сих пор не ответил на мое письмо, и чтобы сохранить остатки самоуважения, мне придется убедить себя, что он его не получал. Лучше бы я никогда не встречалась с ним. Тогда я хотя бы не мечтала о невозможном. Сейчас мне еще хуже от того, что мне есть о ком думать, но без всякой надежды на встречу. Я должна пройти через это".

— Скажи мне, Твичи, — сказала она еще более усталым голосом, — Кто там?

— Твичи сказать, если вы подниметесь с постели, госпожа Гермиона.

Твичи трясло от собственной смелости, но она знала, что это единственный способ добиться улыбки от Гермионы. Она гордилась этим умением, приобретенным за годы терпения и понимания. Ее старания были вознаграждены слабой тенью улыбки.

— Ты так долго ничего не добьешься, — сказала Гермиона, садясь на кровати. — Особенно если будешь использовать шантаж. Первое и самое важное правило: не стоит шантажировать того, кому нечего больше терять. И если ты сказала это только для того, чтобы я вела себя как хорошая девочка, я тебе гарантирую, что бесполезно заставлять меня делать то, чего я не хочу. Но тебя просто трясет от радости. Пока ты не взорвалась, скажи мне, кто ко мне пришел?

Она накинула халат и направилась к ванной. Твичи сопровождала ее, подпрыгивая рядом. — Это мистер Блэк, госпожа Гермиона! — выпалила она. — Что вы теперь скажете?

— Ну, это лучше чем Криви. Твичи, иди скажи Сириусу, что я встречусь с ним через двадцать минут. В салоне Ампир, — добавила она.

С легким хлопком Твичи исчезла, и Гермиона сняла халат и сорочку. "И зачем я только ношу лучшие фасоны La Perla", — подумала она, опускаясь в горячую воду. "Все равно их никто не видит. Наверное, итальянская экономика здорово пострадает, если я перестану заказывать все эти кучи одежды, но они правда не стоят таких денег". Наслаждаясь ароматом воды, ласкающей ее тело, она подумала, действительно ли Гарри выбирал для нее все то белье, наряды и драгоценности, которые сделали ее гардероб бесконечным. "Может быть, это Криви", — подумала она и почти засмеялась от этой мысли.

Расслабившись, она позволила себе помечтать, и ее мысли тут же вернулись к Шону Спарвису — неудивительно — приятно ласкающая шею мыльная пена открывала широкий простор для фантазий. Потом ей пришла в голову мысль, настолько очевидная, что она удивилась, как же раньше до этого не додумалась. Она открыла глаза. Может быть, Сириус знает Шона! Она может спросить о нем Гарриного крестного. "Не то чтобы сейчас это имело какое-то значение", — подумала она. Но если бы Сириус смог ей что-то рассказать о нем, это было бы почти то же самое, как встретиться с ним… ну, почти… сейчас она готова была довольствоваться малым.

* * *

*

После разговора с Минервой МакГонагалл Северус принял решение в пользу приятного, но сложного пути. Он был бесконечно благодарен главе Гриффиндора за ее терпение и советы. Не то, чтобы она пожалела его — напротив, ему пришлось пройти через довольно тяжкое испытание.

— Северус, я все еще понятия не имею, что тебя так изменило, и не хочу тебя об этом спрашивать. Учитывая глубину изменений, которые я скорее назвала бы общим преобразованием, мне кажется, что это что-то очень личное, поэтому я не буду пытать тебя. Но вот что я тебе скажу: несмотря на то, что ты сильно изменился, ты остался абсолютно антисоциальной личностью. Да, ты добрый, ты стал другом Сириуса и ты периодически встречаешься с Аластором и Альбусом. Но в глубине души ты все еще одинок, и даже не надейся, что тебе удалось меня одурачить.

Он не нашелся, что ответить, а тем более возразить на это, и просто промолчал, удивляясь, как, черт побери, эта женщина может быть такой проницательной. "Наверное, это связано с ее кошачьей сущностью", — подумал он.

— Я знаю, тебя удивит то, что я собираюсь сказать, а может быть, даже возмутит, но я думаю, ты поймешь, что я имею в виду, и это не слишком тебя шокирует. Северус, — тут она подняла его подбородок, вынуждая его посмотреть в ее неожиданно ласковые глаза за неизменными квадратными стеклами очков, — Когда к тебе придет любовь, неважно, в каком обличии, прими ее. Поверь мне, я сказала бы то же самое, если бы ты влюбился в студентку или в студента, в Ремуса Люпина, Ливиллу Вилкокс или… ладно, в Гермиону. Я вдовствую уже тридцать лет, мой дорогой мальчик, и, поверь мне, ничего хорошего в этом нет. Я упустила второй шанс из-за собственной глупости. И я торжественно клянусь, что я не позволю тебе совершить ту же ошибку. Что ты потеряешь? Если Гермиона действительно к тебе неравнодушна, и вы украдете один прекрасный день, что с того? Думаешь, Совет управляющих уволит одного из лучших директоров только за то, что у него роман с женой министра? Так чем же ты рискуешь?

Видимо, в его взгляде отразилось больше, чем он хотел, потому что она резко отпустила его подбородок и сказала, — А теперь уноси свой зад из моего кабинета, я старая женщина и надеюсь немного поспать.

Отослав письмо Гермионе, он отправился на завтрак. МакГонагалл была уже там, с обычной безупречной прической и суровым взглядом, в котором мелькнуло подобие улыбки, когда он сел рядом с ней.

— А где Сириус? — спросил он, наливая себе чай. — Снова болеет с похмелья или Агриппина все еще не выпустила его из своих цепких пальчиков?

Улыбка Минервы превратилась в ухмылку, и Снейп показалось, что он услышал ее смешок.

— Нет, нет, — ответила она. — Сириус поехал к Гермионе.

Сириус сидел в салоне в стиле ампир за маленьким столиком, на котором был накрыт завтрак. Когда вошла Гермиона, он вскочил, в несколько шагов пересек комнату и крепко ее обнял. Потом, сообразив, что так он может раздавить ее, Сириус отодвинулся на расстояние вытянутой руки, и чмокнул ее в кончик носа.

— Я и не знал, что они здесь голодом тебя морят, Миона. У тебя одни кости остались, — сказал он, позволив своим пальцам медленно проскользить вдоль ее рук. Для него это уже стало второй натурой — угадывать очертания женских фигур, скрытые черными мантиями, поэтому, через секунду, более основательно рассмотрев жену крестного, он добавил. — Ну, может быть, не совсем одни кости. — Последовавшая за этим утверждением недвусмысленная ухмылка, заставила Гермиону немного покраснеть.

Справившись с этим минутным замешательством, во время которого ей начало казаться, что столь вдохновляющее ее чувство мистера Спарвиса заставило ее думать о каждом мужчине, который приближается к ней, как о самце, она взяла Сириуса за руку и подвела к столику.

— Ты видишь этот завтрак, Сириус? Глядя на то, какое количество еды мне предлагают, трудно заподозрить, что меня морят голодом. Чай или кофе?

Добавляя в чай молоко и сахар, Сириус пытался понять, как он чувствует себя рядом с Гермионой. Она была очень любезна и определенно была рада его визиту, но все же его не покидало ощущение, что он стоит перед закрытой дверью, или в нежилом доме с заколоченными окнами. Он уже чувствовал что-то похожее на приеме, но не придал этому особого значения, потому что считал, что на подобном мероприятии можно выжить, только максимально отключившись от окружающего. Теперь он проклинал себя за то, что не настаивал более частых встречах с ней — пусть даже Гарри был (или делал вид, что был) слишком занят, чтобы найти для этого время. Он должен был поддерживать более тесную связь с Гермионой.

Если не считать этого приема, последний раз они встречались больше года тому назад, и он абсолютно не помнил, была ли она тогда до такой степени погружена в себя. ‘Ее глаза!’ — подумал он, когда она подняла голову, чтобы начать разговор, — ‘Из них исчезли искры. Сириус, ты проклятый безответственный…’

Ей стоило заметных усилий заставить себя говорить. — Ну так что же, Сириус, — начала она, — чему я обязана честью видеть тебя сегодня?

— Я бы воздержался от того, чтобы называть это честью, — ответил он. — Ты знаешь, я привык к тому, что вы с Гарри все время где-то за границей, и мне понадобилось некоторое время, чтобы сквозь мой прославленный толстый череп пробилась мысль, что вы наконец-то здесь, и я могу чаще вас видеть. Что я и собираюсь делать, если только ты не скажешь мне, что предпочитаешь не тратить свое время на скучного старика.

— Никогда не думала о тебе, как о старике, Сириус. И я буду рада, да, очень рада, если ты будешь появляться здесь почаще. Только тебе придется предупреждать меня за день или за два до того, как ты соберешься зайти, чтобы я успела отменить все остальные встречи.

Сириус подумал, что это звучит вполне удовлетворительно. — Значит, ты довольно часто бываешь занята? Просвети же меня, каковы обязанности супруги министра?

Она улыбнулась. — О, ничего важного. Сидеть в президиуме на собраниях разных обществ, ассоциаций и тому подобного, играть роль хозяйки, — на этом месте она вздрогнула, и Сириус это заметил, но не понял, в чем дело, — на бесконечных официальных обедах и ужинах, если мое присутствие положено по протоколу… Короче говоря, я что-то вроде части интерьера. Декорации, которая время от времени разговаривает.

Больше всего Сириусу не понравился легкий и, казалось бы, безразличный тон, с которым она рассказывала ему эти кошмарные вещи. Это действительно то, что она чувствует? Но в таком случае все просто ужасно. Тем не менее, он решил предоставить Северусу самому решать эту задачу. Сам он предпочел не вмешиваться, а ненавязчиво перевести разговор на мистера Спарвиса

— Жаль, что нам удалось так мало поговорить на приеме, — сказал он, проигнорировав ее последнюю фразу. — Как он тебе? Было очень скучно? Ведь мало того, что тебе пришлось провести все это время на ногах, так еще и люди каждый год одни и те же. Могу себе представить, как трудно поддерживать разговоры.

Он был абсолютно уверен, что Гермиона покраснела. ‘Ну давай же, девочка, ’— подумал он, — ‘давай, ты должна поймать эту наживку!’

— Да, это вечная проблема. Надо казаться заинтересованной, но в то же время не задавать потенциально опасных вопросов. Это искусство. Не то, которое я хотела бы изучать, но у меня нет выбора. Между прочим то, что люди всегда одни и те же, очень помогает. Кстати, говоря о нашем списке гостей: я не видела Аластора Хмури — его действительно не было?

— Его фирменная манера поведения, — засмеялся Сириус, прежде чем откусить тост. — Он всегда находит уважительную причину. Ему его глаз помогает.

— Часто с ним видишься?

— Ну-у-у, — он проглотил тост, — примерно раз в месяц. Иногда он заходит в Хогварц, иногда я появляюсь в КАА. Это зависит от того, кто больше занят.

Теперь лицо у Гермионы было заметно покрасневшим. — Вот как, в КАА? И ты знаешь преподавателей академии?

— Некоторых знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Да так…. Один из них был на приеме. Я никогда раньше его не видела. Ты его случайно не знаешь? Его зовут… подожди… Джон или Шон…, нет, точно Шон….а вот фамилию я совершенно не помню!

Сириусу этот маленький спектакль показался совершенно очаровательным. Если бы это была не Гермиона, а кто-нибудь другой, он помучил бы ее подольше, но в этом случае он решил быть снисходительным.

— Если Шон, то Шон там только один — Шон Спарвис. Немного странный парень, но в общем неплохой.

— Да, конечно, Спарвис, теперь я вспомнила. Странный, ты сказал?

— — -

* * *

* — — -

Хотя Снейп уже много лет был директором Хогварца, он не забыл своих навыков в зельеделии. Среди персонала школы ходила шутка о том, что время от времени он подсыпает что-то в чай профессору Аванессиану, учителю Зельеделия, чтобы легкое недомогание профессора позволило Северусу дня два проводить за него уроки. Желание побыстрее доставить Гермионе свой ответ заставило его приготовить Ускоряющий Эликсир, которым он накормил сопротивляющуюся сову. Этот состав был его собственным, еще школьных лет, изобретением. В то время он с его помощью зарабатывал достаточно солидную добавку к скудной сумме своих карманных денег, продавая эликсир студентам. Самыми постоянными клиентами у него были первоклассники, тоскующие по дому, и семиклассники, тоскующие по любимым. Эликсир давал птице возможность пролететь расстояние между югом Шотландии и Дувром не более, чем за три часа, причем без особой усталости. Это преподнесло Гермионе второй за день сюрприз. Она получила письмо через час после того, как Сириус попрощался с ней и отправился в Лондон, где собирался встретиться с Ремом Люпином. Он приглашал Гермиону составить ему компанию, и она чуть было не согласилась. Но в последний момент победило ее обычное нежелание встречаться с людьми из прошлого, так что, когда пришло письмо от Северуса, она была дома. Письмо было таким же формальным, как и ее собственное. Он просто сообщал, что польщен ее приглашением и будет рад обсудить детали в удобное для нее время.

— — -

* * *

* — — -

— Но министр будет очень рассержен, — в третий раз сказал Деннис Криви, глядя на Гермиону из камина в приемной особняка. — Я просто не знаю, как…..

— Ты не должен ничего объяснять, Деннис, — возразила она, — просто скажи ему, что я не смогу его сопровождать, потому что я по ошибке назначила на то же время другую встречу.

— Но он все равно обвинит во всем меня. Кроме того, я отвечаю за ваше расписание!

Все шло не так, как хотелось Гермионе. Меньше всего ей хотелось привлекать внимание к ланчу со Спарвисом. Она собиралась подняться с письмом в свою комнату — перед этим она перечитала его не меньше десяти раз, чтобы убедиться, что это не плод ее воображения — и сразу же написать ответ. Но, проверив свое расписание на следующие несколько дней, она готова было заплакать от отчаяния: слово ЛАНЧ смотрело на нее буквально с каждой страницы. Она не могла ждать еще пять дней, поэтому решила отменить наименее важную из этих нудных встреч. Завтра она должна была сопровождать Гарри на неофициальном ланче с премьер-министром магглов — пренебрегать этим мероприятием было совершенно невозможно. Наконец, она выбрала следующий день, в основном из-за пометки о том, что жена директора госпиталя Святого Мунго, с которым Гарри должен был обсудить несколько важных финансовых вопросов, должна быть заранее предупреждена о недопустимости назначения встреч на это время.

Гермиона не ожидала, что Деннис будет возражать; обычно он был более, чем уступчивым человеком. Но и Гермиона всегда выслушивала все, что он приготовил для нее, с каменным молчанием и никогда не обсуждала с ним ни одного пункта из длинного списка мероприятий. Сейчас она дорого заплатила бы за то, чтобы раньше между нами случались подобные споры. Тогда ее сегодняшнее поведение не так бросалось бы в глаза. ‘Думай, Гермиона!’, — сказала она себе, — ‘Что может быть более важно…’

И тут на нее снизошло вдохновение. — Я напишу мужу короткую записку и перешлю ее тебе, — предложила она. — Так что ты сможешь просто отдать ее, и тебе не нужно будет ничего объяснять. Спасибо, Деннис.

С заметным облегчением на лице, молодой человек прервал связь. Гермиона поднялась наверх, чувствуя себя одновременно виноватой и довольной, и полностью понимая, что она начала плести паутину лжи, в которой будет трудно не запутаться самой. Понадобится много осторожности и хитрости. ‘Если, конечно, Шон будет достаточно вежлив, чтобы принять мое приглашение,’ — мысленно добавила она.

Через полчаса, раздраженно измяв несколько кусков пергамента, она, наконец, удовлетворилась результатами своих усилий.

Дорогой Гарри,

Гермиона.

Сова, которая принесла письмо от Спарвиса, выжидательно протянула лапу.

— Нет, моя милая, — сказала Гермиона, почесав птице голову. — Это не для твоего хозяина. Это для моего мужа, который сам придет к верному умозаключению и будет более, чем счастлив из-за того, что я наконец решила сходить к гинекологу. Потерпи немного, если мне повезет, скоро у тебя будет много работы.

Она вернулась в приемную, к единственному камину, который был связан с Министерством Магии, отправила записку в кабинет Дениса и, почувствовав себя намного лучше, вернулась к себе, чтобы написать ответ Шону. Хотя она понимала, что он может чувствовать себя неловко среди магглов, встречаясь в колдовском ресторане они слишком рисковали быть замеченными знакомыми или журналистами. Если его смутит ее выбор, она сможет напомнить ему, что она магглорожденная и временами чувствует необходимость подышать немагическим воздухом.

— — -

* * *

* — — -

Ускоряющее зелье не только сделало Гермионин день гораздо более радостным, чем она ожидала. Оно еще и предотвратило трагическую развязку спора между Сириусом и Северусом.

Блэк очень приятно провел день в компании Рема, который, благодаря любезности министра Поттера, работал в отделе по связям с оборотнями Министерства Магии. Они встретились на Деловой Аллее и быстро согласились с тем, что в такой прекрасный день просто грех оставаться в Лондоне. Состоялась небольшая дружеская перепалка, потому что предложение Сириуса аппарировать в Венецию, было тут же отвергнуто Ремом. Он заявил, что не желает, чтобы они тут же оказались в обществе пары красавиц, что просто неизбежно в городе, созданном для влюбленных. Рем был за то, чтобы двинуть в Палермо, где мужчины все еще оставались мужчинами, но Сириус не слушал его доводов. В конце концов они сыграли три раунда в «Камень, ножницы, бумага» и Венеция выиграла два раза из трех.

Вернувшись в Хогварц, Сириус сидел в своем кабинете, усердно переписывая номера телефонов со своей ладони на страницу «Италия» своей записной книжки. К номерам он добавлял комментарии, которые заставили бы даже десятую наложницу султана вспыхнуть от феминистского негодования. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел директор. Его бледное лицо было покрыто красными пятнами.

— Блэк! — прорычал он. — Что, черт бы тебя побрал, ты задумал?

— И тебе тоже самого доброго утра, дорогой друг, — ответил Сириус. — Существует решение Совета попечителей, которое официально запрещает стучаться в дверь на территории школы, или я просто немного туговат на ухо?

— Блэк, предупреждаю тебя, у меня нет настроения выслушивать твои детские шуточки! С тебя недостаточно того, что все колдуньи старше тринадцати лет мечтают в будущей жизни быть одним из твоих пальчиков? Тебе необходимо облапать каждую женщину, которая проходит мимо тебя? Без всякого намека на уважение к чувствам твоего друга? Отвечай мне! Сейчас же!

— Ну…, — начал Сириус, — Северус, ты уверен, что тебе не нужно зайти к Поппи? Ты точно хорошо себя чувствуешь? И если все в порядке, тогда объясни, о чем вообще ты говоришь?

Снейп несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоится, и продолжил говорить немного более тихим голосом, который не стал от этого менее разгневанным. — Я говорю о твоем так хорошо спланированном по времени сегодняшнем визите в особняк Министра, мой дорогой друг. О том, что ты решил сделать из меня лабораторную крысу, чтобы проверять который из запретных плодов уже созрел и готов быть сорванным. О верности, чертов Гриффиндорский жеребец, о ДРУЖБЕ!

На этом слове его голос снова поднялся до прежней громкости и стол Сириуса, край которого директор судорожно сжимал, явственно затрещал.

Сириус судорожно сглотнул и его лицо медленно залилось нехорошим малиновым цветом. И именно в ту долю секунды, которая отделяет гром от молнии в самом эпицентре грозы, через открытое окно в комнату скользнула крупная рыжевато-коричневая сова. Она села на стол Сириуса, с любопытством глядя то на одного, то на другого. Казалось, она и сама была поражена своевременностью своего появления. Напряженность момента была разбита. Снейп сердито посмотрел на птицу, которая осмелилась прервать взрыв его праведного гнева, потом увидел почерк на свитке пергамента в лапе птицы, и наконец среагировал на него.

Руками, дрожащими наполовину от остатков ярости, наполовину от предчувствия, он быстро развернул письмо и, быстро просмотрев его, смущенно сказал, — Сириус, я думаю, что должен перед тобой извиниться.

Лицо Сириуса перекосила гримаса холодной ярости. Не сказав ни слова, он промчался мимо Снейпа, оттолкнув его со своего пути с такой силой, что директор вынужден был схватиться за книжную полку, и вылетел из комнаты, хлопнув дверью. В коридоре он врезался в Агриппину Вилкокс, которая направлялась к его кабинет, но бросив краткое извинение, продолжил путь к себе в комнаты, где схватил метлу и взлетел прямо с подоконника. Молча проклиная Хогварцкую защиту от аппарирования, он добрался до опушки Запретного леса, бросил метлу и аппарировал.

— … не получив внятного ответа. КАА нуждается в таком специалисте, как профессор Майтлин, поэтому прошу Министерство рассмотреть мою просьбу. Искренне ваш и т. д. и т. п. и т. д. и т. п, понятно?

Секретарша кивнула и взвизгнула, когда на ее столе с легким хлопком материализовался Сириус Блэк.

— Снова промахнулся, Сириус? — прорычал Хмури. — Я уже сто раз тебе говорил, что неприлично аппарировать прямо на даму! Всегда нужно сначала спросить.

Сириус улыбнулся хорошенькой ведьме, спрыгнул на пол и сказал. — Прекрати, Шизоглаз, мне нужно с тобой поговорить.

— Всегда к твоим слугам, дружище. Кларисса, на сегодня хватит. Хорошего тебе вечера.

Все еще не в силах что-то сказать, секретарша просто кивнула, взяла плащ и метлу и поспешно удалилась. Хмури оглядел Блэка с головы до пят своим нормальным глазом, пока магический убедился, что Кларисса действительно ушла, и положил руку ему на плечо.

— Мой мальчик, кажется, ты чем-то расстроен? Что случилось? Виагра кончилась?

— Я же сказал, прекрати. Это насчет Северуса.

— Понятно. Похоже, здесь не поможет ничего, кроме стаканчика Ogden’s Old и душевного разговора. Пойдем.

Первый стакан был выпит в тишине. Хмури снова наполнил бокалы и сказал. — Знаешь, я не умею читать мысли. Ты должен рассказать мне.

И Сириус ему рассказал.

— … и опять эта старая ревность. Я думал, что мы давно решили эту проблему, но ошибся. Думаю, что это проявилось бы раньше, если бы он не вел монашеский образ жизни. Я думал, мы правда стали друзьями. Друзья! Ха! Все это было бы очень смешно, если бы не было так серьезно, — горько добавил он, осушая третий стакан виски и снова потянулся к бутылке.

Хмури смотрел на него с сомнением. — Ты уверен, что тебе стоит…

— О, черт, хватит обо мне заботиться! Или ты волнуешься из-за того, что он стоит два галлеона за бутылку?

Хмури решил проигнорировать это оскорбление и молча наполнил стакан. Откинувшись на стуле, он долго изучал лицо Сириуса, потом осторожно спросил. — Тебе никогда не приходило в голову, что Северус чувствует себя неуверенно?

В ответ он получил взгляд, из которого было ясно, что Блэку и правда никогда это не приходило в голову. — Ах, да, Северус неуверен в себе, а я женат на Хагриде! Даже если и так, почему этот чертов дурак мне не доверяет? Я спас ему жизнь, ради Бога!

— Он спас жизнь Гарри, а теперь мечтает трахнуть его жену. В чем разница?

Сириус уже открыл рот, чтобы ответить, но быстро закрыл его, обдумывая слова Хмури. — Думаю, я понял, что ты имеешь в виду, — сказал он наконец. — И в чем-то ты прав. Но есть отличия — мы с Северусом одного возраста, мы вместе воевали, наконец, когда Северус спас жизнь Гарри, тот был еще просто мальчишкой. И он имел моральные обязательства перед ним, по крайней мере, он так думал. Мои моральные обязательства не были неоплаченным долгом, это был скорее порывом гуманизма, если можно так выразиться. Мы сотворили наш мир, Аластор. Мы друзья!

Старый аурор вздохнул. — Сириус, иногда ты думаешь настолько по-гриффиндорски, что это граничит с идиотизмом. Позволь старому человеку кое-что тебе сказать: для тебя и таких, как ты, существует только добро и зло. Дружба или ненависть. Черное или белое. Ничего среднего — ты никогда не признаешь существование серого цвета, даже если он возьмет тебя за яйца. Но серый существует, парень, и он везде, самых разных оттенков. — Он сделал большой глоток виски. — Ты спас жизнь Северусу, он решил, что ты не ублюдок, ты решил, что он не такой ублюдок, каким тебе казался, вы оба научились уважать друг друга и стали друзьями. Вы оба живете в маленьком мирке, Сириус. Хогварц — это ваша вселенная. Вы учите, обедаете вместе, говорите только о работе, и никакой конкуренции… Ни один из вас не знает, что значит жить в реальном мире. Я сомневаюсь, что ты способен … не перебивай меня, — остановил он Сириуса. — Тебе правда нужно было это услышать. Вы с Северусом ветераны войны, которая началась, когда вы должны были заниматься только квиддичем и ухлестывать за всеми девушками подряд. Ты провел лучшую часть жизни в Азкабане, он был Упивающимся Смертью. Нет смысла притворяться, что это на вас не повлияло. А когда все закончилось, вы спрятались в свою идиллию, обрадовавшись возможности найти тихую гавань и закопать топор войны. Я хочу, чтобы ты честно ответил мне — как ты думаешь, стали бы вы друзьями, если бы вы оба не вернулись в Хогварц? Были бы вы теперь друзьями?

Солнце уже село, и в кабинете Хмури стало темно. Щелчком пальцев он зажег камин, но не стал зажигать свечи. Это был очень личный разговор, и он предпочитал, чтобы его друг чувствовал себя уютно. Они долго сидели в тишине, Хмури пристально смотрел на огонь из-под полуприкрытых век. Сириус полностью погрузился в размышления, и только бьющаяся жилка на виске выдавала его внутреннее напряжение. Когда он наконец заговорил, его голос был хрипловат от эмоций.

— Я не знаю, Аластор. Я правда не знаю. Но я могу тебе кое-что сказать: у меня нет семьи, и у меня немного друзей. Думаю, что если бы я не пошел работать в Хогварц, я бы ближе общался с Ремусом, но потом он женился, и я стал бы… лишним. Гарри долго жил за границей, а теперь он так занят… Я его тоже потерял. Многие мои друзья умерли и ушли навсегда. Я думал, что Северус… Не знаю, что бы было, если бы наши пути разошлись, но этого не случилось, и мы стали друзьями — по крайней мере, я так думал.

Хмури наклонился к нему и положил свою руку поверх его. — Я не говорю, что это не так. Я просто хотел, чтобы ты понял, что в некотором роде вы стали друзьями волею обстоятельств, и для того, чтобы продолжать ими быть, вы должны стараться игнорировать вещи, которые могут помешать вашей дружбе. Но раньше или позже такие вещи становятся у тебя на пути в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь. С другой стороны, после стольких лет дружбы мне кажется, что вы можете с этим справиться. Не спрашивай меня, как, — добавил он более легким тоном. — Я не чертов психолог.

— Не обязательно напоминать мне об этом, Шизоглаз. Налей мне еще стаканчик на дорожку, и я пойду.

* * *

В последние два дня Гермиона была в таком приподнятом настроении, когда оставалась одна и не должна была контролировать себя, что Твичи была в шоке, обнаружив ее в постели, содрогающуюся от рыданий. Твичи прикинула, не стоит ли позвать на помощь, но потом присела на край кровати и похлопала свою госпожу по спине.

— Госпожа Гермиона, — осторожно спросила она. — Почему вы плакать?

В ответ Гермиона только потрясла головой и отчаянно всхлипнула.

— Госпожа Гермиона, если вы сказать Твичи, может быть, она вам помогает!

— Я не могу сказать, Твичи, — последовал приглушенный ответ. — Просто оставь меня!

Домовый эльф, который всегда безупречно исполнял все приказания хозяйки, на этот раз не стал этого делать. Твичи подозревала, что и радость Гермионы, и ее отчаяние являются двумя сторонами одной медали, а именно любви. Проблема была в том, чтобы ее разговорить. — Если вы не перестать плакать, госпожа Гермиона, у вас будут красные глаза и опухнет лицо. Что сказать доктор, когда увидеть вас в таком виде?

— Доктор? Какой доктор? — спросила Гермиона, отрывая голову от подушки, своим видом доказывая правоту Твичи. Увидев понимающую усмешку эльфа, она поняла свою оплошность и покраснела. — Д-да, конечно, доктор Кимбл, — она закашлялась, пытаясь найти выход из ситуации. — Я… я отменила свой визит. Я не могу пойти, — и она снова зарылась головой в подушки.

Чувствуя себя участником опасной игры в "Верю-не верю", где задать вопрос бывает опаснее, чем поверить, Твичи осторожно спросила. — Но вы правда собирались к доктору Кимбли, госпожа Гермиона? Мне казаться, вы это придумывать. — За это она должна прижечь себе пальцы утюгом, подумала Твичи, даже если за подобное самоистязание домовым эльфам в поместье министра угрожали подарить одежду.

Голова снова оторвалась от подушки, и полные ужаса глаза встретились взглядом с Твичи. — Ты же никому не сказала?

Эльф замахал головой с такой силой, что длинные уши забавно захлопали, отчего Гермиона невольно улыбнулась. — Я никому не сказала, и не собираться говорить. Но пожалуйста, госпожа Гермиона, скажите Твичи, почему вы плакать, я постараюсь помогать вам.

И Гермиона рассказала ей о своем секрете, сначала неохотно, но потом все легче и легче, обрадованная тем, что нашла доверенное лицо, пусть даже в лице домового эльфа. Она уже выбрала платье для этого свидания (по крайней мере, она думала о нем, как о свидании, даже если это был деловой ланч), когда ей вдруг пришло в голову, что у нее не было и пары сиклей. Нет, теоретически было, но в данном конкретном случае не было. Когда она проводила летние каникулы дома, родители давали ей карманные деньги, но она никогда не копила их и не открывала счета в банке. Выйдя замуж за Гарри, она получила неограниченный доступ к его внушительным вкладам в Гринготтсе, но она еще не пала так низко, чтобы оплачивать деньгами мужа ланч с человеком, которого бы хотела видеть своим любовником. И она была хозяйкой, так что должна была платить, кроме того, она полагала, что он читает лекции за определенную плату. Обычно такие счета посылались в министерство, но в маггловском ресторане фраза "пришлите счет в министерство, как обычно" не произвела бы большого впечатления.

— А вы можете получить маггловские деньги в Гринготтсе? — спросила Твичи, когда Гермиона закончила свой довольно пространный монолог.

— Ты что, меня не слушала? У меня нет денег, и я не хочу брать у Гарри…

— Но у меня есть деньги, госпожа Гермиона, много денег, вы платите очень щедро, а я никогда ничего не тратить, так что просто скажите, сколько вам нужно, и я вам даю!

Занять деньги эльфа — мысль об этом ранила и без того уязвленное самолюбие Гермионы, но это был единственный выбор, если она не хотела подвести Шона, чего она, конечно, не хотела. — Это очень мило с твоей стороны, Твичи, — сказала она. — Я обязательно отдам, как только смогу, но сегодня я охотно приму твои деньги. Думаю, что обменяю пятьдесят галеонов, чтобы быть уверенной. Спасибо тебе большое!

Твичи была счастлива. Гермиона не просто прекратила плакать, но также открыла ей свой секрет и приняла ее помощь — эльф поклялся себе, что с этого времени будет отмечать этот день. Она сказала, — Я возьму деньги, и потом помочь вам привести себя в порядок, госпожа Гермиона, вы будете отлично выглядеть для мистера Спарвиса.

* * *

В это самое время Шон Спарвис, известный также как Северус Снейп, проигрывал битву против объединенных сил Минервы МакГонагалл и Сириуса Блэка.

— Я сказал, что не ношу галстуки и не собираюсь его надевать! — возмущался он. — Вы знаете, что я их ненавижу!

Сириус хохотал так, что не мог сказать ни слова, но Минерва все еще могла говорить, что она и делала. — Ты не можешь пойти на ланч с женой Министра без галстука, Северус. Это невежливо.

— Но мы собираемся в маггловский ресторан, Минерва, как ты не можешь этого понять? Маггловский ресторан, «Bibendum», кому к черту там нужен галстук? Они не знают, что она жена этого проклятого Министра, так что она не будет скомпрометирована! Это нелепо!

МакГонагалл только фыркнула, а Сириус, просмеявшись, наконец, выложил свой главный козырь. — Это костюм плачет по галстуку, Северус! Без галстука ты будешь похож на итальянского продавца подержанных машин.

Таким образом, Северус Снейп, дымясь и чертыхаясь так, он сам удивлялся, что на такое способен, завязал галстук. Когда он закончил процедуру одевания, Сириус и Минерва окинули его прощальным придирчивым взглядом, и на мгновение казались такими довольными, что Северусу показалось, что на него глядит пара гордых за свое чадо родителей.

— Неотразим, — вынес свой вердикт Сириус. — Теперь, дорогой директор, давай пройдемся по контрольному списку, короткому, но важному. Расценки?

— На месте.

— Хорошо. Список тем конференции?

— Да.

— Маггловские деньги?

— Да.

— Презервативы?

— Да… Что? Сириус, ах ты… шел бы ты отсюда, со своими кобелиными замашками, черт бы тебя побрал!

— Просто шутка, Северус. Удачного тебе ланча и... веди себя хорошо!

Хотя Гермиона подсказала ему небольшой парк в районе Пилем Кресэнт, который был идеальным местом для аппарации, так как располагался сразу за «Bibendum» и всего в нескольких ярдах от многолюдной Фулем Роад, Снейп предпочел покинуть Хорварц на полчаса раньше и аппарировать на одну из искривленных боковых улочек Найтсбридж. Ему хотелось пройтись пешком — отчасти для того, чтобы успокоить нервы, но еще и потому, что ему не часто удавалось выбраться в Маггловский Лондон.

Был один из тех великолепных дней, которые случаются поздним летом или ранней осенью, когда слегка прохладный воздух и резковатый ветер уже напоминают тем, кто способен их расслышать, что листопад уже не за горами. Но солнце все еще неплохо грело, и какое-то время Снейп получал удовольствие от того, как чередовались ощущения тепла и холода на его спине, когда он переходил из тени на яркий свет, а затем снова возвращался в голубоватый полумрак, к которому не сразу привыкали глаза. Бесцельная прогулка была удовольствием, которое он редко мог себе позволить, и он даже был несколько разочарован, когда понял, что уже добрался до места.

«Bibendum» — один из Лондонских храмов гастрономического искусства, оставался таким уже почти тридцать лет. Он не только не потерял своей популярности и славы заведения с первоклассной кухней, но теперь, накануне его тридцатилетнего юбилея, его репутация медленно, но неуклонно изменялась от заведения, модного среди молодых карьеристов до чего-то типа святилища для тех, кто все еще был способен оценить изысканное искусство его поваров. В то время обедать или ужинать в «Bibendum» означало, что человек может и хочет провести не менее трех часов, удобно усевшись под ненавязчивым наблюдением персонала, наслаждаясь блюдами, винами и беседой и не чувствуя себя обязанным освобождать столик для тех, кто стоит в очереди у входа. У ресторана теперь было намного больше постоянных посетителей, и среди них несколько довольно эксцентричных личностей, что было одной из причин, по которым Гермиона выбрала для их встречи именно «Bibendum». Там, как она знала из прошлого опыта, странное поведение колдуна, не особенно привыкшего к маггловскому миру, могло легко сойти за эксцентричность. Гарри активнее, чем его предшественники, старался развивать отношения между магическим и маггловским мирами, из-за чего ему и другим работникам Министерства часто приходилось сидеть за одним столом с маггловскими политиками и учеными. Тот факт, что молодой Министр был одержим идеей «всегда быть доступным для каждого, будь то колдун или маггл», дало его жене возможность стащить у него сотовый телефон, пока он был в душе, и заказать столик для ланча, который она с таким нетерпением ожидала.

Они договорились встретиться прямо за столиком, и Снейп пришел на несколько минут раньше, потому что считал верхом невежливости заставлять даму сидеть в одиночестве и ждать своего визави. Следуя за метрдотелем в дальний конец зала, он окинул взглядом публику и с удовлетворением отметил, что ничем из нее не выделяется. На нем был однобортный темно-серый пиджак, не слишком консервативного, но и не авангардистского фасона. Рубашка тоже была серой, но на несколько тонов светлее, и, как дань его принадлежности к своему колледжу, он выбрал галстук со строгим узором из зеленого с серебром. Черные ботинки и плащ, перекинутый через руку, дополняли картину тщательно маскирующегося представителя высшего общества.

Если бы не Твичи и не ее неоценимый вклад в восстановление душевного покоя ее хозяйки и в выбор одежды, Гермиона продолжала бы рыться в грудах нижнего белья, платьев, костюмов и туфель до половины первого — времени, на которое они назначили встречу. Но маленький эльф решительно взял ситуацию в свои руки, позаботившись о том, чтобы она аппарировала ровно в двенадцать. Так что Гермиона успела поменять деньги и вовремя подъехать на такси к ресторану. Выйдя из машины, она на какое-то время задумалась о том, кто и когда успел превратить ее колени в желе, но потом взяла себя в руки, и довольно спокойно поднялась по ступенькам, ведущим от входа в ресторан, расположенный на втором этаже. Войдя в зал, она сразу же заметила Шона, улыбнулась ему и сделала знак рукой. И если бы они были не настолько поглощены встречей, они могли бы заметить, что дверь за Гермионой закрылась не сразу.

Несмотря на кажущееся спокойствие, ее сердце отчаянно билось, когда она шла через зал. Снейп, увидев ее, подумал, что одним из нескольких достижений, которые он согласен был признать за маггловским обществом, было изобретение коротких юбок.

Он поднялся со стула, чтобы поприветствовать ее.

— Миссис Поттер, рад снова видеть вас. (“Гермиона, ты потрясающе выглядишь!”)

— Это вам спасибо, мистер Спарвис. Я очень рада, что вы смогли уделить мне часть вашего драгоценного времени. ( “Благослови, Господи, французов за обычай целовать руку. До чего же приятно!” )

Он подождал, пока она сядет и устроится поудобнее. — Аперитив, мадам, сэр? — спросил официант.

— Как насчет вас, миссис Поттер? Вы будете заказывать аперитив? (“Аперитив-флирт, какая забавная аналогия.”)

— …Да…, пожалуй, да. Kir Royal, пожалуйста, благодарю вас.” (“Аперитив-флирт: забавно. Что ж, по крайней мере, аперитив надо попробовать хотя бы раз в жизни.”)

— Мне то же самое, спасибо. (“Как это я раньше не замечал этой очаровательной ямочки на левой щеке? Не удивлюсь, если это очень чувствительное местечко.”)

— Не находите ли вы, мистер Спарвис, что Pelham Crescent очень удобное место для аппарирования? (“Думаю, эта фраза войдет в историю, как самое глупое и банальное начало разговора. Соберись, Гермиона, возьми же, черт побери, себя в руки!”)

Он улыбнулся. — Я вполне уверен, что так и есть, но я очень редко бываю в Лондоне, поэтому предпочитаю аппарировать на Найтсбридж и немного пройтись. (“Мне кажется, бедная Гермиона, что ты чувствуешь себя по крайней мере так же неуверенно, как и я. Это утешает.

О, я все же надеюсь, ты не обидишься за то, что я отклонил предложенное тобой место для Аппарирования!” )

— А, понимаю. Я предложила его только потому, что заметила неподалеку спокойное место, когда была здесь с мужем. Конечно, в тот раз мы приезжали на Министерской машине… (“Прекрати упоминать Гарри, глупая, бестолковая, невыносимая корова!”)

— Да, конечно. Я думаю, было бы не слишком красиво, если бы министр просто аппарировал, вы согласны? Представьте себе президента Соединенных штатов, который опускается на парашюте прямо перед Букингемским дворцом! О, прекрасно, вот и наши аперитивы! (“Ну и ну! Муж! Это похоже на предупреждение. Так это что же получается, у нас здесь действительно только деловой обед? Я должен был догадываться. Чертов Поттер!”)

Они подняли бокалы. — За ваше здоровье, миссис Поттер, и пусть Т.О.С.К.А. делает для выполнения своих обязанности больше, чем его президент для изменения его названия. ( «О Боже, я провожу слишком много времени в обществе Сириуса, какое чудовищное клише!»)

They raised their glasses. “To your health, Mrs. Potter, and may S.P.I.N.S.T.E.R. live up to their duties better than their president does to their name!” (“Good heavens, I spend too much time with Sirius, that was awfully cliché!”)

“…” (“Думай же, Гермиона, думай, постарайся сказать что-нибудь остроумное в ответ — нет, уже поздно! Он даже не смотрит мне в глаза — похоже, его интересует только собрание. Проклятие, проклятие, и еще раз проклятие!”)

— Мистер Спарвис… ( “Что ж, последняя попытка!”)

— Пожалуйста, зовите меня Шон! (“Все больше и больше похоже на Сириуса!”)

— О, это именно то, что и я…. я хотела попросить, чтобы вы называли меня Гермиона. (“Ох, я просто великолепна! Боже милостивый, сделай так, чтобы у меня прямо сейчас случился сердечный приступ. Тогда, может быть, он, по крайней мере, вынужден будет сделать кое-что рот-в-рот!»)

— С удовольствием, Гермиона! (“Милая, дорогая, любимая, все, что захочешь! Или даже сексуальная сучка, с превеликим удовольствием!”)

Официант принес им меню и карту вин. Было совершенно очевидно, что он француз, и еще более очевидно, что он гей. — Есть еще несколько специальных п’едложений от шеф-пова’а, кото’ые мы не включали в меню. Он п’иготовил восхитьительную Фруа Гра Труффю avec de la Confiture de Pommes Amиres Parfumйes а l’Eau de Roses. Это может казаться слегка…ст’анным, но пове’те…это п’осто ‘айское наслаждение! — Чтобы проиллюстрировать это, он закатил глаза и поцеловал кончики пальцев.

Гермиона уже ела этот и другие изыски во Франции, но была не очень уверена, что Шону они могут понравиться. Более того, она сомневалась, что он вообще понял название французского блюда. — Я не уверена, — сказала она, глядя на него. — Гусиная печень с…..

— джемом из айвы, ароматизированным розовой водой, почему бы и нет? Вам то же самое? Хорошо, тогда, пожалуйста, нам обоим. Что из вин вы предпочитаете, Гермиона? Я думаю, к этому блюду лучше подойдет белое вино, крепкое, но сохраняющее вкус винограда, с легким привкусом пряностей. Дайте-ка я посмотрю… (“Что это ты выделываешься, Северус? Сначала французский, потом вина… Но вина — это просто пустяк для настоящего профессора зелий. К тому же после того, как Сириус описал меня как какого-то чокнутого профессора, я просто должен заняться своим имиджем!”)

Под одобрительным взглядом официанта — Северус был совершенно уверен, что тот оценил его превосходные знания о винах — он остановил свой выбор на бутылке Gewürztraminer и снова вернулся к разговору с Гермионой.

— А теперь, Гермиона, только для того, чтобы покончить с делами…. (“Не то, что бы мне казалось, что будет что-нибудь еще, но мы в любом случае можем приятно провести время…”)

Он пошарил в карманах брюк, потом в карманах пиджака и, наконец, достал два листа пергамента. — Это, — он положил один из них перед Гермионой, — мои расценки, думаю, Т.О.С.К.А. это понадобиться. А вот это, — теперь на ее сторону стола перекочевал второй лист, — список возможных тем лекций. Я думаю, что выбор вы предоставите им. Если только, — поспешно добавил он, — вы не найдете там что-то настолько интересное лично вам, что предпочтете принять решение без них. (“А знаешь, ты ведь и правда можешь так поступить. По крайней мере, ты могла бы так поступить раньше, когда была невыносимой всезнайкой и любительницей покомандовать.” )

Гермиона быстро просмотрела список. И сразу же ей попался на глаза заголовок “Восстание гоблинов 1284 года и Лже-Птолемей Гадриануса Пацимиуса: Урок Прикладной Арифмомантики?”.

— Арифмомантика!’, — подумала она, — Боже, мне ведь так легко давалась арифмомантика, особенно, когда дело касалось ее применения на стыке между науками! Если бы все пошло по-другому, это могло бы быть моим коньком! И тут вдруг она поняла, что не может сдержать слез, в очередной раз осознав, во что она превратила свою жизнь.

— Гермиона, вам чем-то не нравится этот список? Я могу переписать его, если это необходимо, просто у меня было мало времени… (“Или, точнее сказать, Бинс может переписать его. Но я вижу слезы в твоих глазах, моя милая, и если ты хоть немного перестанешь это скрывать, я смогу взять тебя за руку! )

— Нет-нет! Наоборот, он замечательный, очень интересный. Могу я оставить его себе? (“Ты даже не заметил, что я чуть не плачу, бестолковый ублюдок. Почему бы тебе хотя бы не спросить, нет ли у меня аллергии на что-нибудь?”)

Им подали первое блюдо, обещающее быть именно таким «восхитьительным», как ожидалось, и как было обещано. А 2009 хорошим годом для вина, Gewurztraminer было замечательным, а вкусы сочной и жирной гусиной печенки, слегка хрустящего яблока с легкой горчинкой, розы и вина, образовавшие весьма чувственное сочетание, вызвали и у Северуса и у Гермионы желание перенести эту дегустацию в другое место. В их воображении синхронно возникли свечи, огонь в камине, россыпь роскошных подушек и два практически обнаженных тела. Стоит ли говорить, что столовые приборы были там абсолютно не нужны.

Довольно скоро Гермиона поняла, что вино было не только превосходным на вкус, но и очень крепким, а она не привыкла пить так много в столь раннее время суток. Вместо того, чтобы сделать несколько осторожных глотков, она довольно быстро осушила первый бокал, и услужливый официант тут же наполнил его снова. Эти небольшие движения — положить нож, взять бокал, сделать глоток, поставить его на место и снова взять нож — прекрасно подходили, чтобы чем-то занять себя в повисшей неуютной тишине. Оба молча предавались своим фантазиям, считая молчание другого признаком отсутствия интереса к продолжению неуклюжего разговора, и никто не решался предпринять новую попытку. Особенно это касалось Северуса, который почувствовал, что своим списком тем затронул какие-то неприятные воспоминания, но понятия не имел, что нужно сказать или сделать, чтобы исправить ситуацию.

Оба были рады, когда официант убрал пустые тарелки и таким образом ненадолго отвлек их. Потом он снова принес меню, что означало появление безопасной темы для беседы, но в то же время вызывало необходимость разговора, которого они хотели все меньше.

— Ты не возражаешь против запаха рыбы, Шон? ("Все хуже и хуже. Как бы мне хотелось просто уйти, но это было бы совсем невежливо")

— Прошу прощения? Извини, я задумался. ("Что же, так можно все уладить. Может быть, немного грубовато, но я не выставлю себя дураком и не стану проявлять интерес, если она его не проявляет")

—Рыба. Ты не возражаешь против ее запаха? Я хотела бы ее заказать, но некоторые люди не выносят этот запах. ("Задумался. Так мне и надо. Когда мы сделаем заказ, я выйду в туалет, иначе я задохнусь. Почему официант никогда не приходит, когда он больше всего нужен?" )

Если и было что-то на свете, что Северус ненавидел больше, чем вкус рыбы, так это ее запах. От запаха его тошнило. — Ой, да ради Бога, Гермиона, если хочешь рыбы, закажи ее! Я ничуть не возражаю. ("Может, тогда меня начнет тошнить, и это даст мне подходящий повод уйти из-за стола. Хотя для этого мне даже не нужна рыбная вонь. Боже, я никогда в жизни не чувствовал себя так ужасно! ")

Когда заказы были сделаны, Гермиона извинилась и вышла из-за стола. Несмотря на ужасное настроение, Снейп не забыл о хороших манерах, и привстал, когда он поднялась. Когда Гермиона повернулась, чтобы выйти, он упал обратно на стул с тяжелым вздохом. Он с трудом заставил себя отвести взгляд от края ее довольно короткой юбки, иначе это зрелище могло подогреть его воображение, так что уже во второй раз ни один из них не обратил внимания на дверь, которая качалась, явно противореча законам гравитации. Гермиона была слишком расстроена, чтобы замечать что-то еще кроме собственного несчастья.

"Мне пятьдесят шесть лет, и я полный дурак", — рассуждал Снейп, сидя в одиночестве. — "Как я мог подумать, что влюбился с первого взгляда, и, что еще глупее, поверить, что я ей понравился? Это непостижимо, невозможно, нереально влюбиться только потому, что ты увидел человека и обменялся с ним парой слов. Кажется, я был одинок очень долго, возможно, слишком долго, и потерял способность оценивать собственные чувства. И что произошло? Я увидел ее, подумал, что она красивая, и, может Сириус и прав, несчастная женщина. Это означает, что во мне смешалось сострадание и физическое влечение. Но вместе они еще не означают любовь. Черт побери, если бы она только влюбилась в меня… но теперь я просто разочарован, и моя гордость уязвлена… Если бы я мог просто уйти! "

Гермиона пришла к тому же выводу, хотя и рассуждала по-другому. Глядя на свое отражение в зеркале, она пыталась воскресить счастливые ожидания, которые наполняли ее еще час назад, но когда ей это удалось, на нее тут же навалилось разочарование и отчаяние, грозящие раздавить ее. "Это не более чем наказание за мою неверность Гарри. Вместо того, чтобы ценить то, что у меня есть, я предаюсь фантазиям о человеке, которого я даже не знаю. Мне нужен секс? Я могу получить его от своего мужа. Мне нужна любовь? Я тоже могу получить ее от мужа. Мне просто нужно попробовать относиться к нему по-другому, а не отвергать все время. Теперь у меня не только болит сердце, не говоря уж об уязвленном самолюбии. Мне, вдобавок ко всему, придется договариваться с Т.О.С.К.А, чтобы они пригласили его читать лекции. Как бы я хотела, чтобы мне никогда не пришла в голову эта глупая идея. Если бы я могла просто уйти!"

Когда Гермиона вернулась к столу, на ее лице была обычная маска ледяного спокойствия, но в глазах было такое горе, что Снейп, несмотря на свои предыдущие размышления, потянулся к ее руке, безжизненно лежащей на краю стола.

— Гермиона, я не хочу показаться бестактным, но что случилось? Когда я отдал тебе список тем, мне показалось… я не знаю, — неуклюже продолжил он. — Мне показалось, что ты увидела что-то неприятное, а теперь в твоих глазах такая боль… Если тебе почему-то неприятно мое присутствие, я немедленно избавлю тебя от него.

Это были его первые простые искренние слова с тех пор, как они поприветствовали друг друга, и они возымели свое действие. Она сжала его руку. — Нет, это не твое общество, и не твой список. Это просто… — она умолкла. "Как я могу сказать тебе, в чем дело? Если говорить откровенно, я должна сказать, что вся моя жизнь — это полный хаос, что я несчастлива, и чувствую себя нелепой. С другой стороны, это похоже на искреннее беспокойство. Может быть, ты в меня и не влюблен, но ты определено хороший парень, так какого черта… "

Появление главного блюда заставило Северуса убрать руку с ее руки, к его величайшему неудовольствию. И теперь он здорово пожалел о том, что не ответил честно на ее вопрос о рыбе. "Если я сейчас выбегу из комнаты, она воспримет это как отказ. Выбор небогат — меня стошнит прямо на стол или я ей признаюсь. Ну давай же, какого черта…"

— Гермиона, я должен признаться, я солгал насчет рыбы. Меня тошнит от ее запаха.

— О, — улыбнулась она. — Что же, тогда мне придется поменять заказ.

Официанту было сказано принести ей то же "специальное п’едложение", что заказал Северус, филе ягненка со сложным средиземноморским гарниром. Когда он ушел, Снейп воспользовался преимуществами пустого стола и снова взял ее за руку. — Могу я чем-то загладить свою вину за инцидент с рыбой? И ты не могла бы мне рассказать, в чем дело? ("Эта ямочка сводит меня с ума, а я собирался сохранять спокойствие и выдержку. Поздравляю, Северус, ты человек железной самодисциплины!").

— Боюсь, что это будет долгая, сложная и скучная история. Ты уверен, что сможешь это вынести? Хотя это было бы неплохим наказанием за то, что восхитительную рыбу-меч унесли буквально у меня из-под носа, как ты думаешь?

Он кивнул, все еще держа ее за руку.

— Что же, представь, что тебе тридцать четыре года, ты должен чувствовать себя счастливейшим из людей, но ты понимаешь, что вся твоя жизнь катится к черту.

— Я… э… я прекрасно тебя понимаю, — спокойно ответил Снейп. — В этом возрасте я оказался в такой же ситуации… Но пожалуйста, продолжай!

* * *

*

Через пару часов Гермиона была уже прилично пьяна, чувствовала себя счастливее, чем за все долгие годы, и периодически хихикала. Такой она нравилась Снейпу.

— Гермиона, — сказал он. — Я не хочу портить тебе удовольствие, но, пожалуй, тебе стоит выпить кофе, может быть, с легким десертом, пока министр не высказал свое мнение о твоих деловых встречах.

Она посмотрела на него немного нечетким взглядом, и он увидел, как в ней зреет новый взрыв смеха. — Он думает, что я у гени… гене… боже, какое трудное слово… у гинеколога, — выдавила она между приступами хохота.

До его мозга, затуманенного гормонами и вином, поскольку он решил пить больше, чтобы она выпила меньше, дошло то, что она сказала, но ему понадобилось некоторое время на осмысление информации. Это продолжалось довольно долго, и когда он, наконец, осознал смысл сказанного, он, должно быть, выглядел очень глупо, потому что она буквально падала со стула от смеха.

— Подожди-ка минутку, Гермиона, это значит, что… поправь меня, если я не прав, но это значит…

— Это значит, что я хотела с тобой встретиться, — ее голос звучал удивительно трезвым.

— Встретиться со мной… — повторил он. — Но почему…

Она снова перебила его. — Я хотела с тобой встретиться. Точка.

— Насчет лекции?

— Нет.

— Просто встретиться?

— Да. Тебе от этого не по себе?

Он сглотнул, чувствуя необычайную ясность в голове. — Это не совсем то, что я ожидал. Это слишком много… Я… я был уверен, что я тебя не интересую, и я подумал… да к черту все это. Миссис Поттер, вы понимаете, что мы потеряли три часа, ладно, не совсем потеряли, потому что я многое о тебе узнал, но это время могло бы пройти более приятно, особенно в начале…

Она подарила ему еще одну улыбку — они становились все лучше и лучше, подумал он, и не только из-за этой ямочки…

— Что же, мы должны использовать лучшим образом то, что у нас осталось, — сказала она с заманчивой улыбкой, от которой в нем взыграли гормоны. — И в оставшиеся минуты назначить новую встречу. Есть идеи?

Их праздник флирта был прерван появлением официанта. — Желаете кофе, м'сье, мадам? У нас к нему есть восхит'ительные птифу'ы с фисташками и… aux fraises… с земляникой.

Фирменный взгляд Снейпа заставил официанта съежиться.

— Да, — коротко ответил он. — Принесите нам все. Чего вы ждете? Мы не собираемся сидеть здесь весь день!

— Кон'ечно, м'сье. Я п'ошу п'ощения, но вам два кофе? — Снейп просто кивнул, и официант моментально исчез.

— Я немного растерян, — признался он, снова беря ее за руку. — Но я обещаю подумать об этом. И ты тоже.

Северус никогда не был в маггловском кино, и не смотрел телевизор, поэтому только Гермиона чувствовала себя, словно попала в ужасную смесь романов Барбары Картланд и Розамунды Пилчер, но это было потрясающее ощущение! Она решила просто получать удовольствие и забыть, что всегда не терпела подобных банальностей. Она была счастлива. Точка.

Они вышли из ресторана только в четыре часа — последний срок, чтобы Гермиона успела вернуться домой. Северус собирался поцеловать ее руку, как он сделал при встрече, но увидел ожидание в ее глазах и сказал. — Учитывая обстоятельства, думаю, что было бы уместным поцеловаться, правда?

Она рассмеялась. — Я едва ли назвала бы это уместным, учитывая, что я замужем. Но это настолько же желательно, насколько неуместно.

Он обнял ее за талию. Когда она закрыла глаза, предвкушая его поцелуй, он сухо сказал. — Ты слишком маленькая. Это проблема. Давай сегодня попробуем так, но в следующий раз ты мне напомнишь, чтобы я посадил тебя к себе на колени.

У них получилось удивительно хорошо. Настолько хорошо, что проходившая мимо пожилая дама сердито проворчала что-то по поводу "падения нравственности ".

— На счет три? — спросил Северус, когда они наконец оторвались друг от друга.

Она кивнула. — Я скоро напишу тебе. До встречи. Раз, два, три.

Раздалось два слабых хлопка, и они исчезли. Следом послышался третий хлопок, но, конечно, они его не услышали.

Не странно ли, что овечьи кишки способны так вытягивать из человека душу? — — драматически продекламировал Сириус, бесцеремонно распахнув двери директорского кабинета.

Снейп сидел перед камином, держа в руке бокал с подозрительного вида янтарной жидкостью, и рассеянно смотрел на пламя. Общую картину царственного уныния весьма гармонично дополняли звуки ‘Вариаций на тему Томаса Теллиса’ Элгара, на полную громкость изливающееся из обычного маггловского стерео, которое Снейп зачаровал так, чтобы оно могло работать в сильном магическом поле Хогварца. Музыка создавала мрачную атмосферу, не вполне соответствующую (по крайней мере, по убеждению Сириуса) настроению, с которым человек должен возвращаться с первого свидания с симпатичной ему женщиной. Сириус был озадачен. Получается, что когда они разговаривали, Гермиона его обманывала? Но если и был какой-то смысл лгать, то только в том случае, если бы он начал намекать, что Гермиона влюблена в мифического мистера Спарвиса. Однако все было наоборот — именно она в той или иной степени открыла ему свои чувства. Итак, что-то случилось, и дела пошли совершенно неправильно

— Северус, — рискнул он заговорить, и все его тело напряглось — привычка приобретенная в то время, когда он был Защитником квиддичной команды — приготовившись в любую секунду пригнуться, спасаясь от проклятья. Бесполезность этой меры предосторожности еще больше усилила его беспокойство. Темная фигура в кресле даже не пошевелилась. Более того, на фоне желто-оранжевых языков пламени черная масса его мантии заставляла его казаться двумерным и еще более неподвижным.

— Северус, у тебя все в порядке? — снова спросил он, теперь уже всерьез озабоченный происходящим. Когда фигура, наконец, пошевелилась, он облегченно вздохнул.

— В основном, да, — ответил директор, не глядя на него.

— В основном хорошо, или в основном плохо, — уточнил Сириус.

— Если бы я знал, — получил он загадочный ответ.

У Сириуса было ощущение, что долгий разговор, который состоялся после его визита в КАА, позволил им сделать еще один шаг друг к другу. И, по его мнению, этот шаг давал ему право не просто чувствовать беспокойство, но и не скрывать этого. — Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— Ну а если я скажу тебе, что больше всего на свете сейчас мне хочется исчезнуть с лица земли?

В голове Сириуса истерически бил набат — он уже видел две попытки самоубийства, предпринятые Северусом, и не исключал того, что, если отчаяние зайдет слишком далеко, он без особых колебаний решится на третью. — Что-то было… не так? — осторожно спросил он. — То есть, я имею в виду, она… тебя отвергла?

Ему было трудно выговорить это слово — Сириус был лишь немного знаком с демонами, все еще таящимися в глубине души бывшего Упивающегося Смертью, и мог только предположить, что для него означает подобный удар. Но Снейп только покачал головой. Каким-то образом Сириус почувствовал напряжение в воздухе, возможно виноват был его собачий инстинкт, делающий подобные ощущения почти болезненно острыми. Понимая, что идет сейчас по очень тонкому льду, он все же решил, что должен сделать еще одну попытку. — Ну так как она к тебе относится? Они вы вообще не касались этой темы?

Наконец, напряженный взгляд двух черных глаз остановился на нем. — Я прав, подозревая, что ты не собираешься оставить меня в покое?

— Абсолютно. Так что тебе лучше раскрыть рот и рассказать мне, что случилось. Не выходя за рамки приличий, разумеется, — ухмыльнувшись, добавил Сириус.

Описание первого часа ланча заставило бы его беспокоиться еще сильнее, если бы из предыдущего ответа Северуса он не сделал заключения о том, что какой-то степени взаимопонимания они все же достигли, и встреча не закончилась полной катастрофой. «Значит вот как все происходит, когда встречаются две холодные рыбы», — подумал он, и невольно фыркнул, потому что в его воображении тут же возникли две гуппи, безуспешно пытающиеся пообщаться.

— Я уверен, что тебе все это кажется крайне забавным, но поверь мне, что тогда это было каким угодно, только не забавным! — рявкнул на него директор. — Так что лучше последи за собой, если не хочешь, чтобы я вышвырнул тебя из своего кабинета!

— Извини, — робко сказал Сириус, — я просто… — но подумав, он решил не оправдываться, потому что все объяснения, которые приходили ему в голову, могли еще больше разозлить и без того раздраженного колдуна. Снейп одарил его взглядом типа Не-Смей-Надо-Мной-Подшучивать и продолжил свой отчет.

Сириус, который менял подружек чаще, чем учительские мантии — а он очень заботился о гигиене и внешнем виде — испытывал необъяснимую сентиментальность по отношению к истинной любви, романтике, и слащавым банальностям типа «И они жили долго и счастливо». В то время, когда Гарри тайно встречался с Гермионой, он был их доверенным лицом, и неоднократно слышал от крестника, что пристрастие к подобной сентиментальности заставляет его глаза блестеть, когда речь заходит о любви, что делает его похожим на Хагрида. Вот и сейчас, как только Снейп рассказал ему о поцелуе, его голубые глаза подозрительно заблестели, и он машинально взял протянутый другом носовой платок.

Он не осознавал своей оплошности, пока не поднял глаз и не увидел сардонической улыбки на лице Снейпа. — Неужели наш Большелапик простудил свой маленький носик? — спросил тот, довольно точно изображая Поппи Помфри, успокаивающую плачущих первоклассников.

Сириус бросил на него убийственный взгляд. — Заткнись, Севви! — ненавистное имя сравняло счет. Янтарная жидкость в стакане Северуса была, как выяснилось, виски, и вскоре оба мужчины снова сидели около камина и обсуждали перспективы личной жизни Северуса.

— Итак, твое первое свидание, несмотря ни на что, оказалось удачным. Она рассказала тебе о своей жизни, она хочет встретиться с тобой снова, она поцеловала тебя, — Сириус загибал пальцы. — Может быть, я что-то упустил? Или ты мне о чем-то не рассказал?

— Ты нашел способ превращать свой мозг в собачий, оставаясь при этом в человеческом обличии? Или ты соображаешь еще медленнее, чем я думал? — ядовито ответил Снейп. — Совершенно очевидно, что тут есть одна существенная проблема: меня зовут Северус Снейп, а не Шон Спарвис!

— — -

* * *

* — — -

Если бы Твичи нужна была компенсация за доброе дело, которое она сделала для Гермионы, одолжив ей деньги, она бы получила ее, взглянув на свою хозяйку, возвратившуюся в особняк. Гермиона разрумянилась, несколько прядей ее волос выбились из прически и торчали в разные стороны и улыбка, которую Твичи, верная эльфийской лояльности, назвала «счастливой», но любой другой, не сомневаясь, счел бы глупой, казалось, не имела никакого намерения покидать ее лицо.

Она сняла маггловскую одежду и переоделась перед тем, как подойти к столу и заглянуть в свое расписание, чтобы убедиться, что на этот вечер у нее ничего не запланировано. Прием или ужин или обязательное присутствие на какой-нибудь смертельно скучной конференции или что-то подобное. Нет, ничего, она не ошиблась.

‘Прекрасно,’ — подумала Гермиона, ‘Это означает спокойный вечер наедине с собой. Я могу попросить подать мне ужин сюда или в салон в стиле ампир, я смогу написать письмо Шону и просто посидеть и подумать о нем..’ Еще ей нужно было придумать что-то правдоподобное об обследовании, которое она якобы прошла у доктора Кимбл. И наконец, оставалась еще одна, трудная, но приятная задача — найти способ встречаться с Шоном. Задача, которая требовала большой хитрости, хорошей памяти и тщательного планирования. Промахи подобные тому, который она допустила этим утром с Твичи — и она была безмерно благодарна судьбе за то, что единственным свидетелем этой ошибки был ее преданный эльф — необходимо исключить раз и навсегда. Чем больше она думала о возможных вариантах стратегии поведения, тем яснее становилось, что ей необходим союзник. Человек, которому Гарри доверяет, но который согласился бы помочь и не выдал ее. ‘Боже, ’ — подумала она, — ‘До чего я докатилась. Если посмотреть на происходящее с точки зрения любого другого человека, это просто отвратительно.’

Человек, которому Гарри доверял бы достаточно для того… но ей же не из кого выбирать. Отсутствие у нее верных друзей снова грозило оказаться губительным, на этот раз не только эмоционально. Теперь оно представляло реальную угрозу ее планам. Она мельком подумала о Деннисе Криви, личном секретаре Гарри, но тут же отбросила эту идею. Она знала его достаточно хорошо, чтобы у нее не осталось ни тени сомнения в том, кому он предан больше. ‘И зачем я только в это впуталась’, — пробормотала она сама себе, — ‘Но когда мужчина так хорошо целуется…’ — Она хихикнула. — ‘ Я веду себя как пятнадцатилетняя девчонка’, — подумала она, — ‘Хотя я сомневаюсь, что в пятнадцать лет мне настолько понравилось бы с ним целоваться…’ Хотя она находилась в блаженном неведении относительно некоторых обстоятельств, это утверждение было еще более правдивым, чем она думала. В пятнадцать лет ей не просто не понравилось бы целоваться с профессором Снейпом. Одна только мысль об этом вызвала бы у нее, по меньшей мере, приступ тошноты.

Итак, Деннис отпадал. Кто еще? Единственными, кто приходил на ум, были Рем и Сириус. И, если подумать, скорее Сириус, чем Рем. Во-первых, последний был когда-то ее учителем. Она безотчетно избегала тесных контактов с людьми, которые знали и ценили ее в прошлом, когда она была блестящей Гермионой Грейнджер, кем-то вроде царя Мидаса, чей интеллект превращал в золото все, к чему бы она ни прикасалась. Во-вторых, после ее возвращения в Англию они несколько раз встречались, она была знакома с женой Рема и она была уверена, что они помогут, если она попросит. Но уже одна только мысль об этом заставляла ее заподозрить, что это будет злоупотреблением дружбой, которая не позволит им ответить отказом на ее просьбу. В-третьих, Рем работал в министерстве и давал клятву верности Министру. Она не хотела заставлять Гриффиндорца делать выбор между лояльностью к Гарри или к ней. К тому же он был слишком многим обязан Гарри, и этого выбора у него могло просто не возникнуть.

Тогда Сириус. ‘Странно,’— подумала она, — ‘Он крестный Гарри, но мне гораздо легче попросить его, чем Люпина. Может быть, я просто чувствую, что он уже смирился со сложившейся между ним и его крестником ситуацией, как со свершившимся фактом. К тому же мне кажется, что он обвиняет в таком развитии их отношений в основном Гарри ’ И у него были основания так считать. До окончательного поражения Волдеморта у них было мало возможностей поддерживать сколько-нибудь регулярные контакты, потому что это было слишком опасно. А если им подворачивалась возможность встретиться на час-другой, эти запретные свидания приходилось посвящать решению более неотложных проблем, а не просто стараться получше узнать друг друга.

Война принесла потери каждому, подумала Гермиона, и не только очевидные — смерть, страх и ненависть — она изменила представления людей о том, что на наиболее важно, что имеет значение в жизни. И после того, как они пережили это ужасное время, они обнаружили, что оказались в вакууме, что потеряли единственную цель их жизни — уничтожение Зла Номер Один. Да, им было тяжело, но они были связаны друг с другом… даже нет, скованы одной цепью. Эта связь была очень крепкой, но оказалась слишком слабой для того, чтобы сохранится в мирное время.

Разногласия, настоящие, важные разногласия, просто отбрасывались, вместо того, чтобы улаживаться, и когда все закончилось и все пришли в себя, они обнаружили, что остались с пустыми руками.

В распоряжении у Гарри и Сириуса было около года — время между Победой и свадьбой Гарри — чтобы решить запоздалую задачу и как следует познакомится друг с другом. При обычных обстоятельствах этого было бы достаточно, но оба они тащили за собой тяжелый груз душевных травм, и были совершенно не готовы в полной мере разделить их друг с другом. Одиннадцать лет, проведенные в чулане под лестницей в доме Дарсли при полном отсутствии любви и привязанности, огромный груз ответственности, опустившейся на его плечи в таком юном возрасте и напряжение, не покидавшее его с конца четвертого года учебы в Хогварце, не прибавили Гарри способностей к анализу своих чувств, не говоря уже об их выражении. Сириус провел двенадцать лет в Азкабане и шесть в бегах, причем в основном в собачьем обличии, и хотел только забыть ужас своего прошлого и наверстать все, что он упустил, но отказался считать потерянным безвозвратно.

Они создали видимость дружеских отношений, на том уровне, который давал возможность общаться, по взаимному молчаливому соглашению тщательно избегая всего, что могло причинить боль. Но вместе с этим они лишили себя возможности стать ближе и со временем помочь другу залечить раны.

Гермиона настолько погрузилась в мысли и воспоминания, что с большим трудом вернулась к их отправной точке. Да, Сириус был единственным возможным союзником. Она взяла пергамент и перо и только успела написать «Дорогой Сириус», как раздался щелчок, и перед ней появилась Твичи.

— Ваше превос… извините, госпожа Гермиона, ваш муж только что вернулся и просить вас поужинать с ним, и я спрашивает вас, будет ли вам удобно в семь часов.

Возвращение в реальный мир. Ужин с Гарри, причем именно сегодня. Какая разница, в шесть, в семь, или в девять — ее ужасал уже сам тот факт, что придется провести не меньше полутора часов, заставляя себя о чем-то разговаривать с мужем. Она была не уверена, сможет ли заставить все то, что сегодня всплыло на поверхность, снова спрятаться туда, где оно было заключено такое долгое время. Гермиона почувствовала, что ее охватывает паника. Он будет задавать вопросы о докторе Кимбл. Может быть…нет, к сожалению вопрос о заселении мира выводком маленьких Поттеров рано или поздно возникнет. Он может даже — Гермиона вздрогнула от одной этой мысли — он может даже захотеть заняться сексом, чтобы создать всех этих маленьких Поттеров, которых она уже ненавидела. К тому же у нее будет такое чувство — странное, как может показаться — что она изменяет Шону. Изменяет своему возможному-хотя-она-и-не-уверена любовнику, потому что спит с мужем. Трудно представить себе более парадоксальную ситуацию, но это было именно то, что она чувствовала.

Твичи продолжала выжидательно смотреть на нее.

— Да, семь часов меня вполне устраивает. Можешь сказать моему мужу, что мы встретимся в столовой.

Дорогой Сириус,

Очень удачно, что ты навестил меня два дня назад, потому что в противном случае мне было бы неудобно обратиться к тебе с такой важной личной просьбой. Даже после того, как мы проговорили с тобой несколько часов, мне все еще неловко, но, как говорится, нищим выбирать не приходится.

Теперь, когда я это пишу, моя просьба кажется более реальной, чем когда она существовала только в моем воображении, и я сильно сомневаюсь, что ты согласишься на такое возмутительное требование. Пообещай мне кое-что, Сириус: если ты не сможешь или не захочешь помочь мне, ты уничтожишь это письмо и ни с кем никогда не будешь его обсуждать, особенно со мной. Я понимаю, что эти драматические строки должны быть в конце письма, а не в начале, но у меня нет склонности к театральным эффектам, так что хочу покончить с этим как можно быстрее.

Ты, конечно, помнишь мои неуклюжие попытки выведать у тебя информацию о мистере Спарвисе, пока я не поняла, что моя настойчивость выдает мои истинные намерения. Это освобождает меня от длинных объяснений по поводу моих чувств к вышеуказанному мистеру Спарвису.

Все же я должна рассказать тебе о последних событиях, которые я все еще не рискую назвать отношениями между нами, хотя вряд ли есть что-то, чего я хотела бы сильнее, чем укрепления этой непрочной связи. Короче говоря: я придумала заслуживающий доверия предлог, чтобы встретиться с ним, не выдавая своих истинных намерений. Предполагалось, что нам необходимо обсудить детали моего предложения. Так мы и сделали — сегодня мы обедали в Bibendum (маггловский ресторан в Лондоне), и после не особо многообещающего начала, наконец, стало понятно, что мои чувства не безответны.

Зная тебя, я не думаю, что ты меня осудишь — ты достаточно осведомлен о моем браке, чтобы не осуждать меня за попытку обрести счастье, которое, как мне кажется, я заслуживаю.

Вскоре я снова должна встретиться с Шоном, и я готова пойти на риск, чтобы это сделать. Но боюсь, что моего намерения будет недостаточно — я нахожусь в прочном коконе обязанностей и обязательств, которые угнетали меня и до появления Шона, но теперь стали просто невыносимыми. Мне потребуется много времени, чтобы освободиться от этого кокона, и я надеюсь, что однажды превращусь в бабочку, но, как я уже сказала, это будет нескоро, а встречаться с Шоном мне нужно сейчас.

Это заставляет меня, наконец, изложить свою просьбу: не мог бы ты, мой милый друг, быть для меня прикрытием на случай таких встреч? Несмотря на твои чувства к Гарри, который, в конце концов, является твоим крестником и единственным человеком, который может называться твоей семьей? Я знаю, что по некоторым причинам, которые мы могли бы обсудить, если бы такая дискуссия не была слишком тяжелой для тебя, у вас с Гарри никогда не было таких взаимоотношений, которых вы оба, несомненно, хотели бы. Я абсолютно уверена, что существующая последние несколько лет прохлада в ваших отношениях огорчает тебя, и я далека от того, чтобы воспользоваться твоим эмоциональным состоянием. Если ты решишь помочь мне, я должна знать, что твое решение сделано только ради меня и продиктовано теплыми чувствами ко мне, а не желанием наказать Гарри за его отношение к тебе или ко мне.

Я не прошу тебя принимать поспешное решение — я не знала счастья шестнадцать лет, и могу подождать еще несколько дней. Пожалуйста, подумай хорошо, и, если нужно, ты можешь обратиться за советом к другу. Я абсолютно доверяю тебе, и уверена, что к кому бы ты ни обратился, он не предаст тебя.

Надеюсь скоро услышать тебя.

С любовью,

Гермиона.

* * *

*

Дорогой Аластор,

Тебе знакомо чувство, когда ты думаешь, что дерьмо не поднимется выше подбородка, когда оно вдруг заливает твои ноздри? Вспоминаю старую шутку, когда человек попадает в ад, я дьявол спрашивает его, в какую часть он хочет попасть. Конечно, человек не имеет понятия, он ведь даже не знал, что у ада есть части. Тогда дьявол показывает ему: Отдел Поджаривания на Решетке, Отдел-Выцарапывания-Твоих-Глаз-И-Моментального-Вставления-Их-На-Место-Чтобы-Тут-Же-Выцарапать-Их-Снова и т.д. и т.п, пока они не доходят до тихого места, где люди стоят в бассейне с дерьмом, курят и болтают. Человек тут же решает, что останется здесь, шагает в бассейн и закуривает. Через десять секунд раздается голос дьявола — Дамы и господа, перекур закончен, раз-два-три НЫРЯЕМ!

Так вот, похоже, что мой бассейн заполнен до краев, и я никак не могу найти слив. Ты помнишь, три дня назад я решил поиграть в Купидона, хотя представив себя с крылышками и в тоге, я решил, что в сочетании с яйцами это выглядят нелепо. Ты еще не знаешь, что Северус встретился тет-а-тет с Гермионой, и, не считая некоторого недопонимания в начале (когда-нибудь я отдам твою деревянную ногу за плащ-невидимку Гарри — это должно быть забавным), все прошло довольно неплохо.

Но этой парочке обязательно нужно все усложнить. Северус мне всю плешь проел, и это вовсе не из-за угрызений совести! Он так расстроен из-за того, что рано или поздно ему придется открыть свою истинную личность, и, конечно, он боится, что его жизнь стает адом. Но это не самая большая моя проблема.

Теперь прочитай приложение, потом продолжай здесь.

Думаю, что твой магический глаз замкнуло. Мои мозги тоже. Это самая неудобная ситуация, в которой я когда-либо был. Конечно, я ей помогу — каждая женщина заслуживает того, чтобы ее как следует трахнули (хотя я сомневаюсь в Северусе — но может быть в нем есть что-то незаметное глазу) и она уже получила свою долю разочарований (и у нее не было меня, что решило бы многие проблемы). НО: вот я обещаю ей помочь изменять мужу с человеком, которого она принимает за другого, так что когда она в итоге обнаружит, кто он такой, можешь поставить свою деревянную ногу (ох, прости, я уже обменял ее на плащ, тебе придется поставить еще какую-нибудь незначительную часть тела — может, свои гениталии???) на то, что она взбесится, потому что я не рассказал ей раньше. Мне не очень нравится эта идея. С другой стороны, если я расскажу ей о Мистере Анаграмме, я даже не хочу думать о том, что сделает со мной Северус. Ужасная перспектива, и это еще не считая весьма реальной возможности того, что обо всем узнает Гарри.

Замечательно, правда? Наименьшей потерей будет один друг, наибольшей — два друга, крестник, и, в довершение всего, моя работа. Ах, эти радости дружбы!

Дай мне знать, если у тебя появятся какие-нибудь идеи.

Твой ничего не понимающий и растерянный,

Сириус.

* * *

*

Дорогой Шон,

Интересно, пытался ли кто-нибудь найти то место между мозгом и рукой, где неожиданно исчезают все слова, которые так хочется излить на бумагу — что-то вроде Бермудского Треугольника. А то, что остается, кажется слишком банальным.

Ты не похож на человека, любящего банальности, я тоже, так что это письмо будет довольно бессодержательным.

Уже довольно поздно, и я должна была лечь спать несколько часов назад, но меня беспокоит, что произойдет с этим чудесным ощущением, все еще переполняющим меня, когда я проснусь. Может быть, я просто боюсь, что все это мне приснилось, и я проснусь на приеме в честь Дня Победы и услышу, как мой муж читает героический панегирик в нескончаемом монологе. Я хочу думать о сегодняшнем дне (хотя уже не сегодняшнем) как можно дольше. Хотя это звучит глупо, я должна тебе сказать, что этот день изменил мою жизнь. Я даже не знаю, к лучшему или к худшему.

Надеюсь, что для тебя тоже что-то изменилось. Но если это не так, не лги, чтобы доставить мне удовольствие, я предпочитаю искренность.

Мой эльф уже в четвертый раз заходит, чтобы проверить, легла ли я спать, так что я вынуждена подчиниться этому маленькому тирану.

Надеюсь, что мне не придется слишком долго ждать ответа.

С любовью,

Гермиона.

P.S. Ты знаешь Сириуса Блэка? Он довольно известен, и он тебя знает. Он мой хороший друг, и я попросила его прикрывать нас. Надеюсь, он согласится.

* * *

*

Дорогой Сириус,

Мне было довольно трудно написать это письмо, но ты единственный человек, к которому я могу обратиться с этой проблемой. Может быть, еще к Северусу, но он занятой человек — быть директором Хогварца — немалая ответственность. И он никогда не был близок с Гермионой, по поводу которой я и пишу.

Я знаю, что это звучит очень грубо, но я не вижу необходимости делать вид, что мы близки, когда на самом деле мы отдаляемся друг от друга все сильнее в течение нескольких лет. Но я по-прежнему твой крестник, и верю, что ты поможешь мне, когда это действительно необходимо.

Лучше обсудить это лично, так что я вкратце обрисую тебе ситуацию, и попрошу тебя встретиться со мной в удобное для тебя время, чтобы мы могли поговорить. Как я уже сказал, это насчет Гермионы — я вынужден признать, что я абсолютно не знаю, что с ней делать — кажется, что между нами больше ничего нет. Но сейчас с ней даже невозможно нормально поговорить. Она заявляет, что несчастлива и в отчаянии, но я не вижу причин.

Ты всегда хорошо с ней ладил, так что не мог бы ты попытаться с ней поговорить? Может быть, я пойму, что ее беспокоит. Я уверен, что ты не станешь подтверждать свою репутацию, попытавшись "успокоить" ее — просто шутка.

Надеюсь вскоре получить известие от тебя.

С любовью,

Гарри.

* * *

*

Дорогой Аластор,

Надеюсь, что ты еще не написал ответ на мое предыдущее письмо. Если написал, сожги. Печальная истина, что дела всегда могут пойти еще хуже, но почему эта глупая банальность выбрала для доказательства именно мою жизнь? Прочитай приложение, тогда ты поймешь мои рассуждения. Я настолько сыт по горло все этим, что всерьез подумываю о том, чтобы навсегда превратиться в пса, сбежать и найти себе хорошенькую маленькую сучку (я ведь постоянно так делаю, так в чем же разница?).

Гарри на серебряной тарелочке преподнес мне идеальный предлог для встреч с Гермионой, но, честно говоря, я не знаю, что с этим делать — он захочет увидеть немедленный результат, а что я смогу ему ответить? Теперь я понимаю, что чувствовал Северус, пока был шпионом. Только в этом случае моей крови жаждут сразу три Волдеморта.

Может, проще всего сделать так, чтобы Агриппина Вилкокс забеременела (это наш Префект, и знаешь, девочка мастерски владеет языком…), тогда они уволят меня, я пошлю их куда подальше и предоставлю им самим разбираться в своих проблемах. Но, как сказал бы Северус, я слишком Гриффиндорец, и у меня действительно нет выбора.

Есть соображения?

Твой убитый

Сириус.

* * *

*

Блэк,

Не пытайся спрятаться от меня, я наложил на сову Следящее заклинание. Ты ведешь себя, как четырехлетний ребенок, и к тому же положение не улучшится, если мы вместе не разработаем стратегию. Убить меня или Гарри не самая подходящая стратегия.

Если ты не появишься у моей двери через 15 минут, я наложу на тебя Призывающие Чары, которые я еще никогда не использовал на людях (так что, возможно, на тебя они подействуют).

Северус.

* * *

*

Дорогая Гермиона,

Просто короткая записка — меня вызывают в Египет, где один из Гринготтских взломщиков проклятий обнаружил одну интересную рукопись. Возможно, я задержусь там дней на десять. Я напишу тебе сразу же, как вернусь.

Твой Ш.

Поместье Снейпов было, разумеется, не в Египте — оно располагалось в Озерной области, в паре миль от города под названием Чезвик. Род Снейпов происходил из Йоркшира, где один из небольших городков до сих пор носит их имя. Но когда в девятнадцатом веке живописные пейзажи и романтические пустоши начали вызывать раздражение, стремительно распространяющееся не только среди магглов, но заразившее и магический мир, прадед Снейпа построил великолепный особняк в Палладианском стиле, который с тех пор стал их фамильным гнездом.

Это не самое лучше для него место, подумал Снейп, проснувшись на следующее утро после своего появления дома, но при сложившихся обстоятельствах этот вариант казался единственно возможным. Больше всего сейчас ему нужно договорится самому с собой, разобраться в своих мыслях — даже если делать это уже немного поздно, учитывая события последних дней.

И ему совершенно необходимо было побыть в одиночестве. В этом поместье, практически безлюдном с тех пор, как умерли его родители, сейчас жили только два домовых эльфа, а они вряд ли побеспокоят его. Так как Снейпу нужно было время для того, чтобы подумать, он отпустил сам себя в отпуск на неделю. Это был срок, достаточный для того, чтобы понять себя и сложившуюся ситуацию, но не настолько большой, чтобы почувствовать вину за Хогварц, оставленный через три недели после начала нового школьного года на попечение МакГонагалл. Конечно, Минерва могла замечательно замещать его, но ей пошел 92-ой год, и Северус не хотел загружать ее больше необходимого.

Прожив в поместье два дня, он понял, что чувствует себя еще хуже, чем до приезда. Его начали мучить ночные кошмары — это его удивило, потому что он считал эту проблему оставившей его в покое, причем уже довольно давно. Казалось, что дом терпеливо хранил до его возвращения воспоминания, которые теперь переполняли его сознание. На второй день, вернувшись после долгой прогулки, он признал, что никакие размышления не помогут ему принять решения, даже если он будет раздумывать несколько месяцев. Он сильно изменился и больше не считал обращение к друзьям за советом проявлением слабости, но он был уверен, что ни Аластор, ни Сириус, ни даже Альбус не помогут ему выйти из этого кризиса. Он должен сам взглянуть в лицо сложившейся ситуации и, если его мысли упрямо ходят по кругу, он должен перехитрить сам себя. Он был профессором Зельеделия и знал, что единственным эффективным способом удержать летучие вещества было соединить их с другими, более тяжелыми, заставляя оставаться на месте. То же самое нужно было сделать с мыслями. Ему нужно все это записать — воспоминания, размышления, вопросы — он воспользуется прочностью пергамента и чернил, чтобы заставить их не двигаться. А потом, когда они будут вынуждены оставаться на месте и не смогут просто улизнуть в самый неподходящий момент, оставив его сидеть с пустыми руками и слушать как они хихикают, убегая, можно будет наконец получить то, что в чем он больше всего нуждался: ясность. И тогда он сможет принять решение.

Он велел домовым эльфам принести легкий ужин в его комнату — он не хотел ужинать в столовой, потому что это было место допроса, разбирательства и вынесения приговора, причем чаще всего он объявлялся виновным — потом зажег светильники на столе и сел, готовый путешествовать по волнам своей памяти в надежде достичь желанного берега. По существу, все было просто. Он будет записывать свою историю с рождения и до настоящего момента, продолжит дальше, как бы по инерции и посмотрит, куда это его заведет. Что-то вроде предсказания? Возможно. Но очень достоверного, потому что будущее — дитя прошлого. Он взял перо, обмакнул его в чернила, и неожиданно его охватило такое сильное предчувствие беды, что его правая рука начала дрожать. ‘Я знаю, что это просто один из твоих трюков’, решительно сообщил он самому себе, ‘но это последний и самый безнадежный. Ты просто не хочешь оказаться в ловушке, так ведь? Но это бесполезно, я твердо решил пройти через это, так что лучше веди себя хорошо.’ Он сделал глубокий вдох. Рука перестала дрожать и снова послушно взяла перо. И он начал писать.

— — -

* * *

* — — -

Меня зовут Северус Снейп. Я родился в 1958 году — единственный сын и наследник Гедриана и Ливии Снейп. Эти два человека превратили мое детство в ад. Ледяной ад. Я думаю, что предпочел бы огонь, но там был только лед. Мой отец никогда не должен был жениться, а я никогда не должен был появляться на свет. Но он тоже был единственным ребенком и должен был обеспечить продолжение древнего рода. Гедриан Снейп был ученым от Бога, человеком с острым и блестящим умом и, нужно отдать ему должное, если бы его родители не заставили его жениться, его фанатизм не принес бы ущерба никому, кроме его самого. Но угроза остаться без наследства, если он не женится и не произведет наследника, была достаточно страшной — деньги как таковые его не интересовали, но они давали ему возможность продолжать исследования без необходимости искать постоянную работу. Поэтому он подыскал подходящую девушку и женился. Он ненавидел свою жену. В этом не было ничего личного, он ненавидел само понятие «жена» в своей жизни. И он ненавидел меня с того самого момента, когда я родился. Он ненавидел нас за то, что мы были живыми символами его слабости, которая не позволила ему рисковать наследством ради того, чтобы строго следовать тому, что он считал своим предназначением. Мы были вещественным напоминанием о шантаже, который лишил его возможности вести жизнь одинокого ученого.

Но Гедриан Снейп был честным человеком. Он знал, что его ненависть ко мне и моей матери было можно объяснить, но нельзя оправдать — это была слабость, а слабость он презирал. И за эту свою слабость он ненавидел нас еще больше.

Сила его характера распространялась только на тягу к знаниям и научным исследованиям. Физическое насилие он категорически отвергал. Поэтому ненависть, которая заставила бы множество более слабых мужчин бить или оскорблять жену и ребенка, он сдерживал в себе. А чтобы надежно удержать ее там, Гедриан Снейп создал себе броню изо льда.

Я думаю, что сначала моя мать страдала от этого, но это было еще до того, как я родился. Когда же в семье появился наследник, она уже была такой же спокойной и холодной. Одиннадцать лет, до получения письма из Хогварца, я жил в лишенной эмоций ледяной пустыне. Домовым эльфам не разрешалось со мной разговаривать, потому что я мог перенять их неправильное произношение. Мать вообще не произносила ничего, кроме односложных ответов на вопросы. Таким образом, все общение для меня сводилось к ежедневным урокам с отцом. Ничего больше. Чтение ограничивалось тем, что он сам для меня выбирал. На улицу меня выпускали только из соображений гигиены. Малейшая провинность наказывалась — нет, меня не били, это бы мне даже понравилось, хоть какой-то физический контакт. Наказание означало, что я буду целую вечность стоять под неподвижным взглядом отца, в столовой или в библиотеке, чтобы услышать наконец «Северус, поднимайся в свою комнату и не выходи из нее, пока не поймешь, как нужно себя вести». Без всякого выражения. Без малейших эмоций. Я не могу вспомнить ни одного проявления любви, или хотя бы улыбки своей матери.

Потом я поступил в Хогварц. Мне потребовались месяцы, чтобы приспособиться к шуму, я не привык к постоянному смеху и разговорам, они пугали меня и, одновременно, приводили в восторг. То же самое было с прикосновениями. Я до сих пор помню, каким безрассудно храбрым казался себе, когда дотронулся до плеча одноклассника, потому что он не услышал, как я его окликнул.

Мне не позволило тут же замкнуться в себе только мое врожденное любопытство. Я оказался в совершенно новом мире и отчаянно хотел в нем разобраться. Я хотел изучить его правила. Но изучить правила взаимодействия в обществе не так легко, как запомнить текст, и это отняло у меня много времени. Настолько много, что к тому времени, как почувствовал себя готовым к нему присоединиться, я уже давно был отверженным, даже в своем колледже. А быть Слизеринцем, отверженным слизеринцами, означает быть прокаженным, при том, что тебя избегают остальные прокаженные. Я начал ненавидеть общество, которое не позволило мне стать его частью, и, чтобы защитить себя, я сделал то же, что и мой отец: я заковал себя в лед. И еще я открыл для себя другое, даже более эффективное средство защиты: презрение. Если снаружи мой кокон был сделан изо льда, изнутри его укрепляло презрение. Вряд ли кто-то смог бы проникнуть внутрь, но если бы он это сделал, он не смог бы причинить мне боли. Нельзя любить или ненавидеть то, что презираешь.

Именно это и видели остальные студенты в Северусе Снейпе. Неприкасаемый, сразу в двух смыслах этого слова — пария и аристократ. Но в любом случае, нечто слишком высокое или слишком низкое, чтобы быть доступным.

На пятом году обучения я обнаружил, что моя броня не только защищает меня, но и дает мне власть, если ее правильно использовать. Я мог использовать окружающих в своих интересах, делая это тонко, без жестокости, предпочитаемой многими из моих Слизеринских собратьев. Я никогда не был силен настолько, чтобы прибегать к физическому насилию, и к тому же, те, кто находил удовольствие в подобных развлечениях, чаще всего бывали пойманы и наказаны. Не говоря уже о том, что я вообще избегал физических контактов. Вместо этого я следил за людьми. У всех есть свои скелеты в шкафу, и обнаруживать их было до смешного легко. Я подбрасывал учителям записки, донося на нарушителей, и получал массу удовольствия, наблюдая, как их ловят на месте преступления и наказывают. Только один раз я решил действовать сам — и пожалел об этом — когда я послушался намека Сириуса и пошел за Люпином. Я знал, что с этим как-то связана Поппи, что подразумевало разрешение Дамблдора, а следовательно, подбрасывать кому-нибудь записку было бесполезно.

Даже после этого случая, который едва не стоил мне жизни, я не начал ненавидеть Джеймса и его банду. Я только презирал его еще больше за то, что он спас мне жизнь, хотя, как я мог предположить, предпочел бы увидеть меня мертвым. Ненависть появилась позже, намного позже.

Отношение ко мне моих одноклассников постепенно менялось от полного презрения в первые годы, до определенного рода уважения, вызванного страхом. За мой счет нельзя было позабавиться, у меня были высшие баллы по всем предметам, и, как они могли понять из многочисленных примеров, каждый, кто пытался навредить мне, раньше или позже сам получал то, чего добивался.

К Волдеморту меня привел Люциус Малфой, который был в седьмом классе, когда я начал учиться. Вероятно, многие упоминали при нем меня, как многообещающую кандидатуру для Упивающихся Смертью. Темного Лорда, который тогда еще не потерял всякое сходство с человеком, было не так легко одурачить, как учителей и студентов Хогварца, да и меня самого, коли на то пошло. Когда я стоял перед ним, слова «Пожалуйста, любите меня и примите меня» должно быть были написаны у меня на лице пылающими буквами. Его голос покорял, проникал в глубь тела и души, изучая и испытывая — он не прикасался ко мне, но, разговаривая со мной, обнял за плечи Люциуса, как будто говоря: «Ты тоже можешь получить это, если захочешь». Он никогда не спрашивал никого из нас, почему мы решили к нему присоединиться. Большинство из нас не смогли или не захотели бы объяснить. Он никогда ничего не обещал, но мог заставить тебя почувствовать, что ты получишь все, что ты хочешь, если безоговорочно отдашь себя ему.

Он заставил меня почувствовать, что меня оценят по достоинству — не остальные Упивающиеся Смертью, которые в большинстве своем были стадом развращенных идиотов, за исключением Малфоя, который был очень умным извращенцем. Нет, я хотел, чтобы именно он оценил меня, потому что он был единственным, кто меня понимал. Он, отец, Бог, который физически дотронулся до меня в первый раз, когда меня принимали в их круг. Его руки отечески обняли меня — мне пришлось собрать всю силу, чтобы не упасть прямо там от избытка эмоций. Это было наградой за шесть месяцев грязной работы, которую я должен был выполнять, как все кандидаты, и которой я безотчетно старался избегать. Но там, в его руках, я чувствовал, что это достойная плата за все изнасилования, убийства и пытки. Я быстро повышался в его иерархии и стал вторым после Малфоя. Мне больше не поручали черной работы, только специальные задания, которые требовали большего, чем инстинкт убивать, а в основном поиски новых зелий и ядов для моего хозяина или планирование стратегии с ним и Малфоем.

Конечно, когда мы нападали на дом Аурора, я пытал и убивал, но я всегда думал о себе лучше, чем об остальных, кровожадных извращенцах, потому что я не получал от этого удовольствия, я просто действовал в интересах своего хозяина.

Официально, я работал в исследовательском отделе госпиталя Св.Мунго и специализировался на поисках медикаментов, помогающих при последствиях Пыточного Проклятия — какая злая ирония! У меня была квартира в Лондоне и никто, включая моих родителей, не подозревал, чем я занимаюсь на самом деле. Так все и шло до того рокового дня в 1980 году, когда Волдеморт, достигший тогда полной власти, решил присоединить моего отца к списку своих подручных. Это предложение было недвусмысленно отклонено. Мой отец, который вполне спокойно относился к Темным Искусствам и возможно тайно ими занимался, испытывал глубокое отвращение к Темному Лорду, которого категорически считал испорченным, амбициозным выскочкой. Да-да, мой отец с презрением отверг предложение Волдеморта, в основном потому, что у того не было стиля. Что немедленно перенесло его в первую строку черного списка. Я был выбран палачом своих родителей и получил неделю на то, чтобы выполнить задание и доложить об этом Волдеморту.

У меня не было никаких колебаний по поводу выполнения этого задания, потому что я приучил себя презирать своих родителей даже больше всего остального человечества. Кроме того, для меня это не составило бы никакого труда, так как моего умения было более, чем достаточно, чтобы справится с двумя такими противниками. На следующий день я получил от своего хозяина предупреждение о том, что я должен закончить дело как можно быстрее, так как мой отец обратился за помощью к Дамблдору. Я дождался наступления ночи и аппарировал в свое родовое гнездо. Я уже собирался войти в дом, с маской на лице и палочкой наготове, когда вдруг подумал: А что, если Дамблдор уже у них?

Даже через столько лет я не могу описать, что почувствовал в этот момент: я знал, что не смогу убить Дамблдора. Моего отца и мать — да, но не его. Это впервые появившееся сомнение в способности убить было подобно маленькому отверстию в плотине: сначала через него пробивается тоненькая струйка, но постепенно все сооружение поддается напору воды и обрушивается, сдерживаемая им вода вырывается на свободу и уже ничто не может устоять перед силой стихии, которая беспощадно сметает все на своем пути. Если ад существует, он похож на то, что я тогда почувствовал. Я смотрел в лицо пустоте.

Всей моей прошлой жизни неожиданно пришел конец: я связался с Дамблдором прямо тогда, из дома своих родителей, и рассказал ему обо всем. Закончив свой отчет, я сидел перед ним молча, не испытывая ничего, кроме надежды на то, что он или убьет меня сам или вызовет Ауроров. Но он поднялся с кресла — он выглядел таким старым и уставшим из-за того, что еще одна попытка научить студентов чему-то большему, чем Преобразования и Арифмомантика не удалась — подошел ко мне и обнял меня. Я хотел бы, чтобы у меня получилось заплакать, но пустая оболочка не может плакать. Дамблдор ничего не обещал, даже намеком, как Темный Лорд. Никаких «если ты сохранишь жизни невинных людей, тебе простят все те ужасы, которые ты совершил» или «ты можешь заслужить мою любовь, если станешь моим шпионом» — ничего подобного. Это была любовь без условий, любовь, которая заставляет дьявола плакать. Если бы я отказался работать на него, я думаю, он принял бы даже это.

С тех пор мной овладела навязчивая идея быть достойным его любви. Это было моим свободным выбором — постоянно подвергать себя серьезному риску, чтобы заслужить то, что получил безвозмездно. Позднее это стало причиной, вызвавшей мою ненависть к Поттеру и Блэку. Я узнал, что Поттеры будут следующей мишенью Волдеморта, хотя и не понимал, почему, и пришел к ним, чуть ли не на коленях умоляя как можно быстрее покинуть страну. И все это только за тем, чтобы услышать от Его Высокомерия Джеймса Поттера, что он способен самостоятельно защитить свою семью. Я поговорил с Дамблдором, который убедил их воспользоваться Заклинанием Верности. Я думал, что если удастся сохранить жизнь Поттерам, я наконец искуплю свою вину, лишив Волдеморта возможности достичь важной цели. Я ненавидел Поттера за его высокомерие, но это было ничто по сравнению с той яростью, которую я испытал по отношению к Блэку, когда стало известно о том, что он сделал. Он не просто предал лучших друзей и их ребенка, но и отнял у меня надежду на примирение с самим собой.

Я не мог простить себя так, как простил меня Дамблдор — безоговорочно. После того, как с меня было снято обвинение, я принял его предложение преподавать в Хогварце. Конечно же, я не был прирожденным учителем. Но теперь, потерпев неудачу с Поттерами, я сделал преподавание частью своего искупления. Хогварц был моим раем и моим адом. Моим наказанием, которое я сам себе назначил, было день за днем смотреть в глаза детей и думать: “Я пытал твоего дядю; я помню ужас в твоих глазах, когда твоя мать упала к твоим ногам, убитая моим проклятием; я оторвал тебя от отца, за мантию которого ты цеплялся, перед тем, как направить на него Пыточное проклятие”. Желая еще сильнее заострить нож, который день за днем вонзался в мое сердце, я не мог допустить того, чтобы кто-то из детей привязался ко мне. Напротив: я хотел вызывать у них отвращение, поэтому и добавил чары forma deformis к моей угрожающей манере обращения с ними. Кроме того, никто из нас всерьез не верил, что Волдеморт действительно мертв — только идиот мог поверить в эту утешительную ложь — поэтому моя репутация человека отталкивающего во всех отношениях могла оказаться полезной, если бы он снова вернулся.

Перейдя на сторону Дамблдора, я был не более чем пустой оболочкой, и эту пустоту я заполнил идеей расплаты за свои грехи и всем, что было связано с этой идеей. Я принял решение и выполнял его, стиснув зубы, не оглядываясь по сторонам и считая, что чем труднее мне будет, тем лучше.

Потом в Хогварце появился Гарри Поттер, живой символ того, что я считал своим провалом, и к тому же полная копия своего отца. Под жаровней в моем личном аду запылал еще один костер. Я знал, что должен сдерживать себя и обращаться с ним точно так же, как с остальными студентами: справедливо, жестоко, без снисхождения и симпатии. Но каждый раз, когда мальчишка оказывался передо мной (а он все время оказывался у меня на пути, не даром он был распределен в Гриффиндор), я видел не его, а Джеймса. И именно в ту ночь, когда я пришел в его дом в Лощине Годрика. Тот самый высокомерный, презрительный взгляд. Каждый раз это выводило меня из себя и заставляло набрасываться на него более жестоко, чем на любого другого студента. Нет, это не совсем верно. Вторым бельмом у меня на глазу был Невилл Лонгботтом. Его родители, Фрэнк и Элинор Лонгботтом, были Аурорами, причем одними из лучших и наиболее могущественных. Когда Лестранги и этот мальчишка Крауч хотели выпытать из них хоть какую-то информацию, они устояли перед Пыточным проклятием. Я сам применял его достаточно часто и знаю, какая сила требуется для того, чтобы сопротивляться до тех пор, пока мозги не начнут плавиться и человек не превратится в растение. Или, точнее сказать, я не знал ни одного человека до них, который бы не сдался намного раньше. А теперь передо мной был Невилл, их сын по какому-то странному капризу генетики, толстый, неловкий, бесхребетный. Он позорил память своих родителей, и я ненавидел его за это.

Питать отвращение к Поттеру и Лонгботтому и, хуже того, потакать своей ненависти — все это не шло мне на пользу. Я прекрасно понимал, что это слабость, которую я не могу преодолеть, сколько не пытаюсь. Уизли и Грейнджер были присоединены к этому списку, только за то, что я рассматривал их как продолжение самого Поттера.

В 1993 году, когда Блэк сбежал из Азкабана, я пережил худший момент со времени моего решения покинуть Темного Лорда. Потому что я, да и все остальные, раз уж на то пошло, понимали, что было одно единственное разумное объяснение произошедшего: Блэка призвал его Хозяин. Во время всего школьного года я каждую секунду ждал того, что Знак Мрака на моей руке начнет проявляться. Когда я обнаружил Блэка в Шумном Шалмане, вместе с Люпином и детьми, я действительно намеревался убить его не сходя с места. Только вмешательство Поттера и его друзей помешало мне убить невиновного человека. Хотя я не смог бы страдать сильнее из–за того, что снова стал убийцей, чем из-за того, что впоследствии сделал со мной Дамблдор. Я инстинктивно чувствовал, что он приложил руку к побегу Блэка из Западной башни, даже если Поттер был единственным, кто непосредственно помогал ему. Но директор так и не рассказал мне об этом до конца следующего школьного года. То, что Дамблдор не доверял мне настолько, чтобы допустить меня к этой тайне, долго причиняло мне боль.

Через год после этих событий, после ужасного итога Тремудрого турнира, началась следующая катастрофа. Намного более ужасная, чем первая, из-за чего я должен был возобновить свою шпионскую деятельность. По крайней мере, я считал это своим долгом — Дамблдор никогда не просил меня об этом напрямую. Я знал, что это было жизненно важно, даже более, чем в прошлый раз, потому что, когда Волдеморт восстановил свою прежнюю власть, Министерство, и прежде всего некомпетентный идиот Фудж, просто отказались в это поверить, что существенно затрудняло наши действия. Из-за того, что из жизни полностью исчезла стабильность, я стал более терпимым к своим студентам, и, в каком-то дальнем уголке моей души, я понял, что мне это нравится. Под давлением Дамблдора я был вынужден работать вместе с Блэком, и в течение нескольких следующих лет мы оба начали ценить друг друга против собственного желания. Я не старался специально быть более общительным, просто у меня не было больше сил поддерживать свою защиту.

Власть Волдеморта над магическим миром становилась сильнее с каждым днем, и мы делали все что могли, чтобы если не остановить его, то хотя бы создать ему трудности. Когда наконец Министерство признало, что он действительно вернулся, было уже слишком поздно.

Но Хогварц все еще оставался недосягаемым для Темного Лорда. Студентов стало меньше, частично из-за того, что некоторые семьи смогли покинуть страну или хотя бы отправить детей в другие школы. Другие не вернулись в школу, потому что были убиты.

!998, последний школьный год Поттера, был относительно спокойным, хотя никто из нас не был настолько глуп, чтобы поверить в то, что Волдеморт ушел в отставку — наоборот, все были в напряжении, потому что чувствовали, что это затишье перед бурей. И буря разразилась, причем когда мы меньше всего этого ожидали. До 25 июня 1998 года мне удавалось сохранять свою маскировку невредимой. Ни последователи Волдеморта, ни сам Темный Лорд не подозревали, что я шпион Дамблдора. В Хогварце об этом тоже не знал никто, кроме Дамблдора, трех остальных деканов колледжей и Поттера. Нам приходилось внимательно наблюдать за студентами, чтобы выявить возможные источники опасности, но никому из нас даже близко не приходило на ум, что Колин Криви, Гриффиндорец, годом младше Поттера, сделает возможным печально знаменитую Резню на Вручении Дипломов. К этому времени я немного сблизился с Поттером, а следовательно, и с его друзьями. Наши отношения, далекие от того, чтобы быть дружескими, можно было назвать взаимным уважением. Когда я заметил, что мое, отчасти более спокойное обращение со студентами, не увеличивает, а наоборот, значительно уменьшает его заносчивость, я перестал думать о нем, только лишь как о копии его отца, и начал рассматривать личность, а не внешность.

Поздним вечером 25 июля я вернулся с собрания Упивающихся Смертью, и был чрезвычайно озабочен, так как Волдеморт объявил о нападении на школу, намеченном на последнюю школьную неделю, когда дисциплина и меры предосторожности будут ослаблены. По пути к Дамблдору я встретил в коридоре Гарри и был достаточно глуп для того, чтобы тут же сообщить ему эти новости. Криви, бывший одним из самых молодых сторонников Волдеморта, подслушал нас и немедленно сообщил своему хозяину, что нападения будут ждать. На следующий день я был вызван к Темному Лорду ранним утром и подвергнут самым кошмарным из пыток, которые он когда-либо к кому-либо применял. Я все еще помню боль — телу не легко ее забыть — но на мое счастье Волдеморт захотел довести дело до конца перед всей школой. Когда они появились в Хогварце, я был без сознания и знаю только то, что мне рассказали. О том, как Сириус, который пришел на вручение диплома Гарри в собачьем облике, вырвал меня у Темного Лорда с обычным для него безрассудством, и о том, как Рон загородил собой Дамблдора, сохранив его жизнь и пожертвовав своей.

Мое первое осознанное воспоминание — странным образом увеличенный вид моей правой руки, сжимающей осколок стакана, который я разбил, пытаясь вскрыть себе вены на левой руке. Я думал, что Дамблдор убит, и обвинял в этом одного себя. Я долго выздоравливал. Все летние каникулы Дамблдор, Минерва, Флитвик, Спраут и Сириус по очереди дежурили около моей кровати, надеясь, что я выживу, и опасаясь за мой рассудок. Когда я разбил еще один стакан, чисто случайно, Сириус решил, что я собрался предпринять еще одну попытку и так разозлился, что чуть не избавил меня от необходимости самоубийства. Большую часть моего выздоровления я был беспомощен, как новорожденный, меня нужно было кормить, мыть, даже самые основные функции моего тела нуждались в постоянном наблюдении. И снова мне сопутствовала удача, потому что у меня не было сил ненавидеть тех, кто так заботливо ухаживал за мной. Если бы у меня было больше сил, я бы чувствовал только унижение. Но я был настолько слаб и беззащитен, что отчаянное желание любви и комфорта перевешивало все остальное.

Когда мое здоровье немного восстановилось, я стал больше похож на самого себя, но и так все, включая меня самого, знали, что я никогда не стану особенно общительным человеком. Тем не менее, связь между мной и остальными была установлена и я, впервые в жизни, узнал, что такое искренняя забота, и не собирался больше от нее отказываться.

Потом, совершенно случайно, Дамблдор случайно натолкнулся на знаменитое ныне пророчество о четырех мужчинах их четырех колледжей Хогварца, каждый из которых испытал воздействие зла и носит его видимый знак, которые, объединенные любовью, доверием и кровью, смогут победить Зло Номер Один. Светлые ритуалы были не менее тяжелыми, чем их Темные варианты и их последствия оставались навечно, как и в случае с Темной Магией. Мы вчетвером вместе прошли через все ритуальные церемонии, мы были истощены настолько, что могли заснуть стоя, но мы достигли своей цели: любовь Отмеченных была сильнее ненависти Волдеморта.

Время после Великой Победы было похоже на прекрасный сон — всем нам казалось, что в любой момент мы можем проснуться. Нормальная жизнь вернулась к нам настолько резко, что было очень трудно привыкнуть к ней после ставшей привычной постоянной, непрерывно увеличивающейся тревоги. Я очень хорошо помню, как однажды за завтраком, больше, чем через год после падения Волдеморта (я точно помню, что это было уже после свадьбы Гарри), Сириус посмотрел на меня с вытаращенными от удивления глазами и спросил, какого черта я не убираю чары forma deformis. Реабилитация и выздоровление оказались долгим процессом — некоторые из нас, и я в том числе, все еще носят на себе очень заметные шрамы.

Но несмотря на все это, я чувствую, как внутри меня растет жажда любви. Хотя может быть не вопреки, а благодаря всему этому — это может быть одним из следствий Светлых ритуалов. Я хочу любить и быть любимым, не только друзьями, но и женщиной. Это стало еще более очевидным для меня сейчас: я хочу любить. Я не знаю, способен ли любить безоговорочно, но на этот вопрос ответит только время. Я боюсь себе в этом признаться, я все еще новичок в том, что касается доверия и доброты и, что более важно, не умею принимать эти чувства. Несмотря на это, я должен попробовать: если быть до конца честным, это будет первым самостоятельным решением, способным изменить мою жизнь. Меня никто не вынуждает, от меня никто ничего не ожидает, и мне не кажется, что у меня нет другого выхода. Даже у нас с Сириусом остается ощущение, что нас подтолкнули друг к другу — в первую очередь, Дамблдор, потом обстоятельства, а потом общее прибежище. Но я хочу, чтобы я мог сказать: Я выбираю любовь этого человека, осознаю свое решение и готов столкнуться с последствиями.

— — -

* * *

* — — -

Солнце уже взошло, когда Снейп дописал последнее слово. Он подумал, что это очень хороший знак. И пошел спать.

— Гермиона, нам нужно поговорить!

Конечно, это могло быть что-то безобидное, но почему-то заявление "нам нужно поговорить" всегда предвещало неприятности. Наверное, потому, что обычно люди просто разговаривают, не делая перед этим никаких заявлений. У нее было несколько тем для разговора с Гарри — Разговор о Детях, Разговор о Сексе, Разговор о Поведении, Подобающем Светской Даме (ладно, последняя тема не звучала уже давно) и несколько других. Они всегда начинались именно с этих четырех слов, и заканчивались ее поражением. И сегодня она чувствовала, что результат не будет слишком отличаться от предыдущих попыток.

Главной причиной, по которой Гермионе совершенно не хотелось "разговаривать" было письмо, полученное накануне от Шона — короткая записка в ответ на ее почти любовное послание. Похоже, он был ошеломлен ее чувствами. "Какая тонкая ирония", — подумала она, — "всего несколько дней назад я обнаружила, что снова способна чувствовать, и какую службу мне это сослужило".

Гарри она сказала, — Конечно, если ты так считаешь,— и повернулась к нему, с сожалением отрывая взгляд от парка, который уже затронули краски осени. Медленно, словно заставляя себя переставлять ноги, она подошла к столу, где сидел Гарри. Он выглядел удивительно молодо без своих золотых очков, которые он снял и положил рядом с тарелкой. Она так увлеклась великолепным пейзажем, что даже не слышала, когда Гарри вошел в комнату.

— Да, я так считаю, — ответил он. — Я, наверное, должен извиниться за то, что сказал тебе там. — Он кивком указал на салон ампир. — Мне правда жаль.

Гермиона только слегка наклонила голову в жесте, которым даруют прощение королевы.

— Но я должен узнать, что с тобой случилось. Ты очень… очень изменилась в последнее время.

Ты очень изменилась. Три слова, символизирующие все непонимание, когда-либо возникавшее между мужчинами и женщинами. "Ты изменилась" может означать все, что угодно от "Ты была у парикмахера?" до "Мне кажется, что ты мне изменяешь". Забавные слова.

— Что именно ты имеешь в виду, говоря "изменилась"? — спокойно спросила она.

— Ну… я не знаю. Я имею в виду, ты… изменилась. Манера поведения

Ох уж эти тонкости языка… Но они никогда не были сильной стороной Гарри. Перефразировать — старый трюк психиатров.

— Ты говоришь, мое поведение изменилось? — Ну, наверное, изменилось. Она удивлялась, как много от прежней Гермионы вернулось в эти дни.

— Да, конечно, я так и сказал, — нетерпеливо выпалил он. — Неделю назад, на празднике, ты была абсолютно нормальной…

— Подожди-ка! Не мог бы ты объяснить, что ты понимаешь под нормальным?

Он озадаченно посмотрел на нее и надел очки, чтобы разглядеть, действительно ли это его жена сидит перед ним. — Говоря "нормально", моя дорогая, я имею в виду "как всегда", если это поможет тебе ответить на мой вопрос.

— Не мог бы ты уточнить? — спросила она, намазывая маслом тост.

— Ну, раз ты просишь… Эти постоянные перемены настроения от ээ… жизнерадостности до уныния. В течение всех этих лет ты ни разу не отменяла деловой ланч, если только действительно не была больна. Учитывая твое нежелание иметь детей, я не вижу смысла в таком поспешном визите к гинекологу. Я бы подумал, что ты изменила решение, но твой отказ два дня назад был более чем очевиден. Достаточно?

Бросить все ему в лицо прямо сейчас? Заставить его понять, насколько зажатой она себя чувствовала, насколько бесполезной? Вне зависимости от того, была ли записка Шона правдой или завуалированным прощанием? Она сомневалась, что искра, которую так неожиданно он зажег в ее душе, продолжит гореть, если его записка была прощальной. Было бы не очень умно взорвать мосты, не будучи уверенной в том, что не придется пересечь их еще раз. Лучше быть предусмотрительной. Просто на всякий случай.

— Что же, я думаю, ты хорошо объяснил. Но прежде чем я отвечу на твой вопрос, я хочу, чтобы ты честно ответил мне: подумай, кем я была, когда ты на мне женился, и кто я сейчас. Сравни двадцатилетнюю Гермиону и ее тридцатичетырехлетнее воплощение — как ты думаешь, есть различия?

— Да, конечно, различия есть, все меняются…

— Гарри. Никаких обобщений. Я сказала "честный ответ", и я жду его!

Он снял очки, потер переносицу и снова вернул очки на место. — Ммм… я думаю, возраст и э… долгая жизнь за границей…

— Гарри.

— НУ ЛАДНО, да, ты изменилась. Ну и что? Ты хочешь сказать, это моя вина?

Теперь он достиг знакомой темы, где их диалог, свернувший было на опасный путь, вернулся в привычную колею, которая была настолько ими изучена, что они почти дословно повторяли аргументы, подобно актерам, в пятисотый раз играющим одну и ту же ненавидимую ими пьесу. Следующей репликой Гермионы была "Нет, конечно, это не твоя вина, Гарри" с обычным добавлением "Мы ведь женаты, и во всем есть вина нас обоих". На этот раз разговор, плавно бегущий по накатанным рельсам, снова сбился с пути.

— Да, — прямо ответила Гермиона.

— Прошу прощения? — может, он свернул не туда?

— Я сказала да, это твоя вина.

— А, понятно. Что же, это только подтверждает мои слова — ты ведешь себя по-другому. А теперь извини меня, мне пора идти. Шмитц-Альтенбург прибудет через пятнадцать минут, и ты же знаешь этих немцев. Возможно, мы сможем поговорить в другой раз.

Гермиона коротко кивнула ему вслед и решила продолжить долгий завтрак, который она использовала должным образом, а именно: задала своему мужу вопрос, который заставил его почувствовать себя неуютно. Но это не было просчитанным ходом, скорее это было что-то интуитивное. Ощущение, что несмотря на письмо, написанное ею самой себе, многое по-прежнему оставалось неясным и туманным. Как она могла измениться так сильно? По существу, все это началось в тот день…

* * *

*

26 июня 1998 года — день, когда она, Гарри и Рон окончили школу. По традиции выпускная церемония проходила в Большом Зале или на квиддичном поле, в зависимости от погоды. В тот год июнь был необычайно жарким, и они умирали от жары, готовясь к Т.Р.И.Т.О.Н.ам. Прошлой ночью Гарри вернулся в Гостиную очень поздно, мертвенно-бледный и напряженный. Но когда студенты заполнила стадион, его напряженность, казалось, уменьшилась. Домовые эльфы превзошли самих себя по части украшений, везде были цветы, и тысячи колибри, зачарованных, чтобы зависать на месте, плавали в воздухе как радужные драгоценные камни. Все студенты, кроме выпускников, заняли места на трибунах, которые стали похожи на гигантские клумбы от расцветших на них солнцезащитных зонтиков. Это была безмятежная живописная летняя картина. В центре поля стоял Дамблдор, радостно улыбаясь выстроившимся перед ним студентам. Гарри, Рон и Гермиона стояли в центре этой линии — Гермиона напротив Дамблдора, Гарри и Рон по бокам от нее. За спинами выпускников находились места преподавателей, которые занимали два ряда справа, и родителей. Мистер и миссис Грейнджер сидели у прохода в первом ряду слева. Рядом с ними, занимая половину прохода, сидел огромный черный пес, который выглядел немного подавленным, после того, как Гарри отругал его за оставленные во время восторженного приветствия пыльные отпечатки лап на мантии. За Грейнджерами сидели семеро Уизли, Джинни, восьмая, сидела со своими друзьями на трибуне.

Затем Дамблдор направил палочку на свое горло, произнес 'Sonorus' и начал речь. Он едва успел произнести первое слово, когда раздалось множество хлопков, и появилась большая группа людей… Аппарация! Тридцать пять скрытых капюшонами и масками фигур в плащах — настолько черных, что, казалось, они поглощают солнечный свет — окружили преподавателей, выпускников и Дамблдора. В центре круга, в проходе прямо за спиной у черного пса, высокий худой человек держал безжизненное тело, так же одетое в черное. На этот раз Волдеморт не стал тратить время на длинные речи, он просто поднял свою палочку, направил ее на Дамблдора и…

* * *

*

Гермиона вздрогнула и налила себе новую чашку чая, зная, что это не поможет ей согреться.

* * *

*

Вот что можно сказать в защиту маггловских фильмов — в моменты катастроф, страха и паники они дают вам возможность подумать — это похоже на кино. Я вижу все, как в замедленной съемке.

Вот как она все это увидела: в момент, показавшийся ей вечностью, Темный Лорд направил палочку на Дамблдора, и как только с его губ сорвалось "Ава…", Рон толкнул ее так сильно, что она упала, попыталась ухватиться за Гарри, но только свалила его на землю вслед за собой, и увидела, как Рон, который отсюда казался еще выше, бросился вперед и оказался между Дамблдором и зеленой вспышкой из палочки Волдеморта. Проклятие попало ему в грудь, и он упал, даже не вскрикнув; тут же черный пес с диким рычанием напал на Волдеморта, вонзившись зубами в его руку, державшую палочку, от неожиданности тот выпустил из руки капюшон, и обмякшее тело упало в траву. Пес остался охранять неподвижное тело, и когда Волдеморт с горящими от боли и ярости глазами повернулся, чтобы разделаться с животным, он понял, что все учителя, студенты и маги-родственники вытащили свои волшебные палочки и уже посылали проклятия в его Упивающихся Смертью. Он немедленно исчез, и его приспешники вслед за ним.

Все это длилось меньше минуты, но эти несколько секунд изменили жизнь Гермионы навсегда.

И потом, все еще как в замедленном кино? Дамблдор, невозмутимый Дамблдор, никогда не теряющий присутствия духа, потрясал кулаками, издавая рев боли, заставивший всех замереть — не столько из-за все еще действующего Усиливающего Заклинания, а из-за подавляющей глубины отчаяния и ярости великого колдуна. Каким-то образом это предотвратило всеобщую панику. Миссис Уизли — еще один отчаянный вопль, эмоции Матери, держащей мертвого ребенка — она трясла Рона, повторяя "Очнись, очнись, очнись…" дрожащим сорванным голосом. Бледный как полотно Гарри, присевший рядом с ней, не в силах заплакать. Родители-магглы, еще не понявшие, что происходит и застывшие на своих стульях. Затем новая серия хлопков — Ауроры. Кроваво-красные плащи, суровые лица. Черный пес, отчаянно тянущий за плащ все еще неподвижное тело Упивающегося Смертью, пытаясь утащить его — Снейп?? Как раз вовремя, пока Ауроры не занялись поисками жертв — убитых и раненых. Шизоглаз Хмури, разговаривающий с Дамблдором, все еще кипящим от ярости. Потрясение на лице Дамблдора, когда тот понял, что их предал кто-то из школы…

Джинни Уизли, запыхавшаяся, прошептавшая что-то на ухо Дамблдору прежде чем рухнуть на землю рядом со своим братом. И, наконец, милосердная темнота.

Она пришла в себя в Больничном Крыле, которое больше было похоже на военный госпиталь. Все кровати, кроме одной, вынесли, и поставили на их место раскладушки, в основном для маггловских родственников, которые испытали от нападения больший шок, чем маги. Она закрыла глаза, отчаянно пытаясь убедить себя, что ничего не случилось, что ей приснился кошмарный сон.

Опасаясь нового нападения, во второй половине дня всех отправили домой на Хогвартском экспрессе. Это было худшее путешествие в ее жизни. Поезд, переполненный студентами и родителями, и тщательно охраняемый Аурорами. Ее родители не могли найти слов, пытаясь успокоить ее. Миссис Грейнджер с ее обычной безапелляционностью заявила Гермионе, что сегодняшние события только доказывают правоту ее слов: волшебный мир не подходящее место для ее дочери. Отец пытался заставить ее замолчать, они начали спорить, и когда Гермиона уже не могла этого выносить, она закричала "ЗАТКНИТЕСЬ!", только чтобы снова погрузиться в молчание.

Ее молчание продолжалось несколько недель. Она не знала точно, когда шок превратился в боль, а потом в оцепенение. Она получила наполненное смущением письмо от Гарри, который написал, что Уизли не хотят видеть ее на похоронах Рона. Точнее, этого не хотела миссис Уизли, которая сделала свое горе оружием, заставлявшим любого идти на уступки, только чтобы не причинить ей еще большую боль.

Гермиона ощущала полную опустошенность. Она чувствовала, что ее жизнь стала бессмысленной. Ее настоящими друзьями были только Гарри и Рон, в последний год даже больше Рон, чем Гарри — из-за его возросшего участия в делах ближайшего окружения Дамблдора и связанных с этим обязательств и требований секретности. Теперь Рон ушел, а Гарри остался в Хогварце для подготовки к чему-то, о чем он не мог ей сказать.

Она поняла, что в течение всех этих лет свято верила, что Гарри и Рон всегда будут рядом с ней, и не уделяла внимания другому общению, посвящая все время получению всевозможных знаний. Знаний, которые теперь не могли ей помочь, и которые она начала за это ненавидеть. Незадолго до Рождества родители блестящей Гермионы Грейнджер с тревогой наблюдали, как их дочь вырывала страницу за страницей из огромного тома "Истории Хогварца" и сжигала их в камине в отчаянной ярости. Она никогда не думала о том, чтобы покинуть волшебный мир, прекрасно понимая, что не добьется успеха как маггл, (по крайней мере, она так считала), но она отказывалась от мира науки.

В течение первого года после окончания школы было довольно легко объяснить родителям, почему она не желает продолжать обучение. Ей нужно время. И они дали ей время, которое было необходимо. Следующим летом они осторожно спросили, не собирается ли она подумать о будущем, и она, отчасти чтобы успокоить их, отчасти, чтобы расстаться с ними, поступила в Институт Углубленного Изучения Чар, где ее приняли с распростертыми объятиями, как новую надежду для развития магии. Ее результаты были ужасающими, и если бы не атмосфера всеобщей радости и ликования после поражения Волдеморта, ее вежливо попросили бы покинуть учебное заведение после окончания осеннего семестра.

Когда Гарри стал убеждать ее все бросить, он заставил ее почувствовать, что вернулись прежние времена. Им приходилось маскироваться, чтобы избежать любопытства репортеров, наблюдавших за реконструкцией дома в Лощине Годрика, и, наконец, он дал ей прекрасную возможность прекратить дискуссии о ее будущем — он предложил ей выйти за него замуж. Внутренний голос говорил ей, что ей не нужно этого делать, и, возможно, ей удастся преодолеть свой кризис, если она откажет ему. Но она убедила себя, что влюблена и поступает правильно, к тому же она чувствовала слишком сильную благодарность к Гарри, чтобы серьезно обдумывать возможность отказа.

Гермиона могла растерять многое из того, что остальные считали чертами ее характера, но от своего стремления делать все наилучшим образом она отказываться не собиралась. Она решила быть отличной женой, и, стиснув зубы, изучила все, что необходимо для идеальной жены посла. Только для того, чтобы узнать, что Гарри мог легко составить конкуренцию самому Снейпу, когда речь шла о достижении во всем полного совершенства.

Сочетание не особенно счастливого детства, очень большой ответственности, свалившейся на него слишком рано, и последовавшего за этим великого успеха — в конце концов, Волдеморт был побежден — сделали его одержимым идеей "Великого Блага", ради которого нужно было пожертвовать всем, и он ожидал от своей жены того же. У Гарри Поттера развился комплекс Мессии, и реальная жизнь не могла переубедить его. Ему казалось нормальным, что его жена должна следовать его примеру. И Гермиона совершала одну ошибку за другой, получала выговор за выговором, пока не была полностью и совершенно уничтожена.

Конечно, она могла уйти от него, но это заставляло признать свое поражение. Поэтому они время от времени "разговаривали", и эти споры больше не причиняли им боли — за четырнадцать лет они выучили свои роли.

* * *

*

Чай давно остыл, когда Гермиона очнулась от своей задумчивости. Она улыбнулась, подумав о Шоне. Она очень расстроится, если письмо означает то, чего она боится. Но даже в этом случае она запомнит его как мужчину, который необъяснимо и неожиданно пробудил ее от многолетнего сна. Решение было принято — Гермиона Грейнджер снова должна стать самой собой.

Как и ожидал Сириус, ни Северус, ни Аластор не помогли придумать правдоподобную причину, по которой он не мог бы играть для Гарри роль советника по семейным проблемам. Лучшим решением было как можно быстрее увидеться с крестником, выслушать, что он скажет, а потом, после нескольких встреч с Гермионой, сделать вид, что их разговоры ни к чему не привели. Это была «стратегия», которую они с Северусом разработали после того, как он был столь категорично вызван в кабинет Директора. ‘Стратегия, ну конечно же!’, — подумал Сириус, ‘Если бы Юлий Цезарь столь же ловко пользовался этим искусством, он бы, наверное, поговорил по-приятельски с Верцингеториксом и, вернувшись в Рим и сообщил сенату, что старался как мог, но безуспешно — Галлы не желают, чтобы их покорили. С другой стороны, при таком подходе его бы не убили. Так что, пожалуй, можно найти доводы в пользу решения идти по пути наименьшего сопротивления.

Он написал Гарри короткий ответ, сообщив, что будет счастлив помочь, если сможет, и сразу же получил от его секретаря Денниса Криви приглашение явиться в кабинет министра завтра к 18.00, без опоздания. Этого указания уже было достаточно для того, чтобы заставить Сириуса чувствовать себя неловко. Но Криви к тому же напомнил, что во время визита в министерство он должен быть в официальной мантии — одежда, которую Сириус просто не выносил. Протокол и формальности противоречили его беспечному естественному нраву так же, как и натирающий шею воротник официальной мантии — его представлению об удобстве.

Не переставая ворчать, он вызвал домового эльфа и дал ему задание раскопать ненавистное одеяние из дальнего угла его платяного шкафа и привести его в приличное состояние. Закончив послеобеденный урок на полчаса раньше, он вернулся в свою комнату и обнаружил, что эльф великолепно справился с поручением. ‘Ну что же,’ — подумал он, в последний раз оглядывая свое отражение в зеркале, перед тем, как шагнуть в камин, — ‘По крайней мере, голубой подходит к моему цвету глаз. Кто знает, вдруг там окажется какая-нибудь хорошенькая секретарша…’

Не оказалось. Его встретил обеспокоенный Деннис Криви, сообщивший, что министр задержится на полчаса, так как новые исследовательские лаборатории госпиталя Св.Мунго заинтересовали германского Министра Магии больше, чем ожидалось. Так что у Сириуса оказалось более чем достаточно времени на очень неприятное предвкушение ожидающего его разговора, а заодно и на то, чтобы еще больше разозлиться на неудобную мантию. Он уже чуть не задремал, когда голос Гарри вытащил его из полусонного состояния. — Сириус, рад тебя видеть!

Он вскочил, и хотел по старой привычке обнять Гарри. Но его удержала на расстоянии, и физически и эмоционально, протянутая министром рука, которую Сириус пожал, бормоча какие-то положенные приветствия, немного обиженный, но в то же время успокоенный тем, что разговор не обещает стать слишком доверительным. Направляясь вслед за Министром в его святая святых — рабочий кабинет, Сириус решил, что в его эмоциях все же преобладает облегчение.

Когда вопрос о том, что предпочитает Сириус — чай или кофе, был решен в пользу виски (к явному неудовольствию Криви), они наконец остались наедине, и Гарри, который, как злорадно отметил Сириус, чувствовал себя не менее неловко, чем его крестный, начал. — Во-первых, позволь мне выразить свою благодарность за то, что ты пожертвовал своим драгоценным временем и откликнулся на мою просьбу.

Сириус заставил себя улыбнуться, в то же время отчаянно стараясь не расхохотаться — столь пышная формулировка простого «спасибо, что пришел», чуть было не сломала его самоконтроль.

— Как ты уже знаешь из моего предыдущего письма….

— ‘О, нет’, — подумал Сириус, — ‘Это уже слишком. Если он собирается продолжать в том же духе, я за себя не отвечаю!’

— В последнее время я сталкиваюсь с… м-м, трудностями в отношениях с моей женой…

— Которой является Гермиона, не так ли? — уточнил Сириус, надеясь, что очевидный сарказм его вопроса подействует на Гарри. Но единственным, чего он добился, было слегка раздраженное. — Естественно!

— …И, когда сегодня за завтраком я попытался обсудить эту проблему, я получил дополнительное подтверждение своему предположению, что у нас действительно не все в порядке.

— В самом деле? — это было все, что Сириус смог выдавить из себя.

— Да, в самом деле. А, виски! Большое спасибо, Деннис.

Секретарь налил в бокал Сириуса микроскопическое количество напитка и уже направлялся к двери, когда Сириус понял, что он уносит с собой бутылку. — Оставь ее здесь! — потребовал он, и , после того, как Криви с выражением крайнего неодобрения вернул бутылку на стол, добавил. — А то тебе придется бегать туда-сюда каждые десять секунд.

— Конечно, мистер Блэк, — это было все, что сказал Криви. Сириус попытался представить себе, пошатнется ли безупречное спокойствие секретаря, если он превратится в собаку и помочится ему на ногу. Эта мысль в сочетании с виски несколько развеселила его. Но не надолго, потому что как только Криви вышел из комнаты, Гарри продолжил свое выступление.

— Как я уже сказал, точнее, намеревался сказать, последнюю неделю поведение Гермионы было по меньшей мере странным, и, принимая во внимание то, что она не делится со мной своими мыслями, я полагаю, что попытки получить удовлетворительное объяснение с ее стороны займут у меня значительное время.

Сириус подумал, что единственный способ выжить во время этого разговора — это спрятаться в алкогольном тумане, и налил себе второй бокал. — И ты хочешь, чтобы я узнал нее, что случилось, — отозвался он. Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Собственно говоря, да. Ты можешь этого не знать, но Гермиона, к сожалению, не смогла создать более близких дружеских отношений ни с кем из наших многочисленных знакомых…

‘Неужели?’, — подумал Сириус, ‘Вот уж удивительно! Все эти очаровательные легкомысленные дамы средних лет…кажется, у меня сейчас инфаркт будет от такого удивления)” — Но он заставил себя изобразить сочувственную заинтересованность и кивнул в знак согласия.

— Таким образом, учитывая то, что у вас всегда были замечательные отношения, мне пришло в голову, что в данных обстоятельствах ты мог бы быть подходящим доверенным лицом.

— Хм…, — произнес Сириус, не зная, как ему обратить внимание Гарри на то, что ему только что было предложено сначала добиться доверия Гермионы, а потом предать ее, не называя при этом крестника ослом и не хлопая дверью кабинета. — Ну, знаешь ли, Гарри, это выглядит слегка… как бы сказать… непорядочным.

Гарри раздраженно посмотрел на него, снял очки, положил их на стол и откинулся на спинку стула. Потом снова наклонился вперед, передвинул очки, и, добившись, чтобы они лежали строго перпендикулярно краю стола, снова откинулся назад.

— ‘Мальчик, кажется, ты безнадежен’, — подумал Сириус, ‘Держу пари, ты расстегиваешь рубашку ножом и вилкой!’

— Дорогой Сириус, — судя по началу, монолог обещал быть длинным, поэтому Сириус предусмотрительно наполнил свой бокал. — Печальная истина заключается в том, что поступки, которые кажутся правильным при решении определенных чисто личных проблем, не обязательно должны считаться такими же, если на карту поставлено высшее благо. Следовательно…

— Извини, — перебил его Сириус — он больше не мог сдерживать себя. — Но можешь ли ты назвать мне что-нибудь более личное, чем твоя собственная семейная жизнь.

— Следовательно, — продолжил Гарри, слегка повышая голос, — мне приходится рассматривать свою семейную жизнь не только как мое личное, но еще и в значительной степени общественное дело. В той степени, в которой от нее зависит моя репутация, а, следовательно, престиж нашего государства. Если моя жена отказывается со мной спать…

‘За это ее нельзя осуждать’, — подумал Сириус, — ‘потому что если ты трахаешься так же, как говоришь…’

— …это только моя, точнее наша проблема, и я, конечно же, не стал бы тебя беспокоить. Но если ее странное поведение начинает вредить моей репутации, я не могу и не буду этого допускать.

Сириус начал слегка нервничать и беспокоиться, стараясь выбросить из головы мысль о том, что Джеймс должен сейчас перевернуться в могиле. С другой стороны, подумал он, этот кошмарный разговор был ему на руку, потому что стер последние сомнения насчет нечистой совести. — Я понял твою мысль, Гарри, — сказал он, — и постараюсь сделать все, что смогу. Хотя думаю, это займет какое-то время. Миона вряд ли выложит мне все свои секреты при первом же разговоре.

Очки были снова надеты. — Конечно, нет, — согласился Гарри. — С моей стороны не будет никаких ограничений, я полностью предоставляю тебе свободу выбора времени и места ваших встреч с Гермионой. Если будут необходимы…

‘Нет, Гарри, нет, не говори этого или я тебе по носу вмажу!’

… какие-то серьезные расходы, я конечно же позабочусь…

Он должен срочно сбежать отсюда, или он не гарантирует сохранность физиономии Министра. — Все нормально, Гарри, — быстро ответил он. — Я преподаю в Хогварце и не нуждаюсь в деньгах. Конечно же, я с удовольствием все сделаю. Ну что же, мне кажется, что все ясно, и я могу идти...

Гарри снова протянул ему руку. — Как я уже говорил, было приятно видеть тебя. Я предпочел бы провести в твоем обществе больше времени…

— ‘Не стоит беспокоиться’, — подумал Сириус.

— …но Шмитц-Альтенбург сейчас уже должен заканчивать встречу с Ремом Люпином и я должен сопровождать его во время ужина в посольстве Германии. Может быть, в следующий раз.

Мужчины пожали руки и Сириус с огромным облегчением вышел из кабинета, чувствуя себя немного грустным и очень, очень старым.

— — -

* * *

* — — —

Гермиона сидела на террасе в задней части особняка, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца и заканчивая второе письмо самой себе, сочинение которого в основном и объясняло ее задумчивость за завтраком, когда около ее ног появилась Твичи и сообщила, что хозяйку хотел бы видеть Сириус, если конечно, он не очень ее побеспокоит.

— Конечно же нет, — сказала Гермиона. — Скорее пригласи его сюда. — Она задумалась, было ли его желание поговорить хорошим или плохим предзнаменованием. Скорее плохим, потому что в письме гораздо легче написать «да», чем ответить отказом. Скорее всего, он захочет подробно объяснить ей, почему должен отказаться помочь, чтобы быть уверенным, что не оскорбил ее своим отказом.

— Здравствуй, красавица! — поприветствовал ее Сириус. — Извини за неожиданное вторжение, просто я был неподалеку…

— Неподалеку? Где? — поинтересовалась Гермиона, как только снова смогла дышать после того, как Сириус ее обнял.

— Ну, можно сказать, что неподалеку. Я был в Министерстве…

— А, Люпин! — с улыбкой предположила Гермиона

— Хотел бы я, чтобы это был Рем! — ответил он, закатывая глаза. — Но на самом деле у меня была назначена встреча с Гарри. — Гермиона выглядела по меньшей мере удивленной. — Я сейчас все объясню, вот только сниму это, — он показал на свою мантию, — и еще, думаю, мне не помешал бы стаканчик виски и немного воды. О-о-ох, вот так намного лучше, — с облечением вздохнул он, опустившись на один из плетеных стульев и сделав первый глоток.

Гермиона все шире раскрывала глаза, слушая рассказ Сириуса о разговоре с ее мужем. — Вот ублюдок! — прошипела она, но потом засмеялась. — Бедный Сириус, сначала мое письмо, потом просьба Гарри. В какое затруднительное положения я тебя поставила!

— Не сказал бы. Я в любом случае собирался тебе помочь, а уж после того, что Гарри рассказал мне про Высшее Благо…

Гермиона рассмеялась. — О, да, Высшее Благо, ты должен был сказать ему, что он может засунуть это благо себе…

— Нет, — быстро возразил Сириус. — Уже занято метлой. Я не вижу другого объяснения тому, что он всегда так прямо держит спину.

Приглашение в германское посольство распространялось только на Гарри, так что в распоряжении у его жены и Сириуса было столько времени, сколько они хотели и вечер прошел очень приятно.

— Итак, ты считаешь, что наконец избавилась от своей апатии? — спросил Сириус, когда они обняли друг друга на прощание, потому что было уже давно пора расходится по домам. — Я имею в виду, что даже без… ‘ох-ты, я чуть было не назвал имя!’, — подумал он — …новых знакомств ты все равно бы хоть немного ожила?

— Думаю, одного знакомства вполне достаточно, — ответила она. — И даже если бы не Шон, не думаешь же ты, что я не нашла бы кого-нибудь другого?

— Если учесть, какие обтягивающие юбки ты обычно носишь, я в этом абсолютно не сомневаюсь. К тому же теперь я получил карт-бланш на то, чтобы забирать тебя отсюда. Правда, я распугаю всех потенциальных ухажеров — они подумают, что я твой отец!

— Это точно, ты выглядишь, как мой отец, а Гарри сейчас танцует мамбо с немецким послом! Отправляйся домой, Сириус, ты напился!

Сириус послушно бросил в камин пригоршню дымолетного порошка и со словами — Хогварц, кабинет профессора Блэка! — исчез в зеленом пламени.

Все еще продолжая хихикать, Гермиона поднялась наверх, думая о том, что если Сириус стал профессором, в мире нет ничего невозможного. Она хотела закрыть двери, ведущие на террасу, потому что воздух стал немного прохладным. Уже почти закрыв их, Гермиона разглядела в сумерках, окутавших парк, очень маленькую сову, сразу же напомнившую ей Свинринстеля. “Шон?” — подумала она с надеждой, отвязывая письмо от птичьей ноги и нетерпеливо разворачивая пергамент. Письмо было не от Шона. Это было одно из тех писем, которые обычно составляют из вырезанных из газеты слов.

ЕСЛИ ТЫ НЕ ДУМАЕШЬ ЧТО ТВОЕМУ МУЖУ ПОНРАВИТСЯ ТВОЯ СВЯЗЬ С ДИРЕКТОРОМ ХОГВАРЦА, ВСТРЕТИМСЯ ЗАВТРА В ШЕСТЬ ВЕЧЕРА В ЛИНЧЕВАННОМ ГОБЛИНЕ.

— Вритер! — было первым, что пришло в голову Гермионе. Этот проклятый навозный жук нашел, наконец, способ отомстить. Что же, если ненависть и месть — это блюда, которые лучше подавать холодными, то в этом случае блюдо было настолько холодным, насколько это вообще возможно, и не без причины. После длительного заключения в стеклянной банке и данного под давлением обещания соблюдать журналистскую этику Рита держала слово, стиснув зубы. Потом, когда она могла взяться за "эту девчонку", интересы ее читателей были обращены к другим событиям, и, наконец, когда годы террора закончились к всеобщему облегчению, журналиста, рискнувшего написать, что у невесты Гарри Поттера не тот оттенок лака для ногтей, могли бы публично линчевать.

Потом Гермиона десять лет была вне досягаемости ее ядовитого журналистского пера, и стоило ей сделать первый неверный шаг после возвращения в качестве жены блистательного Министра, как Вритер накинулась на нее скорее как ястреб, чем как жучок. Шантаж… она должна рассказать Гарри о Шоне, чтобы по крайней мере облегчить совесть…

Гермиона буквально подпрыгнула, когда спустя довольно долгое время ее мозг снова обрел способность думать. Директор Хогварца? Директором Хогварца был…

Она превзошла саму себя и решила анаграмму раньше, чем успела завершить мысль. Снейп. Шон — это Снейп. Когда она видела его в последний раз? На своей свадьбе, тогда у него еще были грязные волосы и желтоватая кожа… значит, он использовал какие-то чары для изменения внешности, пока она училась в школе. Или же этот, честно говоря, весьма привлекательный внешний вид был результатом улучшающего внешность заклинания… Она несколько минут прикидывала, какие чары могли быть использованы в этом случае, пытаясь вспомнить и оценить все возможности, что говорило о том, насколько она стала самой собой. Ее старый защитный механизм — мозг переключается на аналитическую деятельность, не давая развиться панике.

После того, как она поняла, что ей нужно сходить в библиотеку и прочитать, что за заклинания могли использоваться, она чувствовала не панику. Это была скорее бурлящая ярость. Как он посмел? Как он мог так с ней поступить? Щелчок в голове — Сириус! Он должен был знать, он тоже был в курсе! Еще один щелчок, звучащий скорее как сумасшедший хохот садового гнома. Хмури! Он тоже участвовал в заговоре.

Гермиона сделала несколько глубоких вдохов и села. Ей нужна была стратегия, она должна подумать, на время забыть свою ярость и сосредоточиться на главной задаче: как справиться с Вритер. Если бы она была более уверена в себе, она могла бы рассказать Гарри о ее сомнительном расследовании, готовая вынести его реакцию и не боясь последствий. В сложившейся ситуации, благодаря крупице информации, полученной из этого письма, это вряд ли было правильным выбором. Черт бы побрал эту Вритер! Она могла бы даже попросить о помощи Сириуса или Шизоглаза, если бы решила не рассказывать Гарри. Но теперь об этом не могло идти и речи, поэтому она должна справляться сама. Как только она удостоверится, что ее неотложная проблема разрешилась, ее гнев тут же падет на головы господ Снейпа и Блэка. И Хмури. На этот раз никакого бланманже.

Чего хочет Вритер? Точно не денег. Что несколько облегчает ситуацию, потому что достать деньги было бы весьма проблематично. Значит, информацию. Да, это кажется наиболее логичным.

Гермиона решила, что для завтрашней битвы ей нужен ясный ум, поэтому легла спать рано. Хотя ее сны были наполнены жучками, черными псами и профессорами Зельеварения, сменяющими друг друга, словно в калейдоскопе, на следующее утро она проснулась поздно, чувствуя себя отдохнувшей и готовой к встрече с неприятелем.

* * *

*

Линчеванный Гоблин был пабом на Мрак-аллее, который во времена Волдеморта облюбовали Упивающиеся Смертью и прочая магическая фауна. После падения Темного Лорда Ауроры провели безжалостный рейд по всем магазинам и домам, которые предположительно были заражены темной магией, вытащили оттуда их обитателей и очистили дома массой заклинаний, защищавший жителей и их собственность. Узкая улочка теперь стала модным районом, подобно Латинскому кварталу волшебной части Лондона, а Линчеванный Гоблин стал излюбленным местом для эксцентричных личностей.

Едва не уснув на пленарном заседании Р.А.З.В.Р.А.Та, (Региональная Ассоциация Запрещения Возрождения Аморальных Таинств), Гермиона аппарировала домой, приняла ванну, чтобы расслабиться и подготовиться к встрече с ненавистной репортершей, оделась и дала Твичи подробные инструкции по поводу того, что она должна сказать ее мужу, если встреча займет больше времени, чем планировалось. В пять минут шестого она сидела за маленьким столиком в пабе и потягивала Pinot Gris, собираясь с силами для предстоящей борьбы. Чтобы снять растущее в ней напряжение, она принялась разглядывать толпу, собиравшуюся в пабе, чтобы выпить и поговорить перед возвращением домой, или перед тем, как отправиться в один из шикарных ресторанов. Если задуматься, Линчеванный Гоблин был неплохим местом, учитывая то, что его посетители не особо интересовались политикой, и вряд ли узнали бы Гермиону или ее шантажиста.

У бара стояла бледная вампирша с глянцево-черными волосами до пояса, улыбавшаяся созданию, которое вполне могло быть Полутроллем, соблазнительно скаля клыки и царапая кроваво-красными ногтями серую шершавую кожу. Рядом с ней молодой блондин с развевающейся шевелюрой читал что-то — вероятно, стихи, судя по доносящимся обрывкам — другому волшебнику, который пристально смотрел в глаза поэта, рассеянно поглаживая пальцем лацкан черного бархатного пиджака от Dolce&Gabbana. Перед ними стояла бутылка шампанского.

Пока Гермиона рассеянно потягивала белое вино, пытаясь понять, что за стихи читал поэт, раздался мягкий голос. — Добрый вечер!

— Деннис! — воскликнула она, подпрыгнув и взяв его за руку. — О, Денис, я так рада! Как ты… Я имею в виду… — ситуация становилась неловкой — он, очевидно, что-то знал о проделках Вритер. Это означало, что он был ее спасителем, но также означало, что он знал о содержании унизительного письма. Наконец, она сказала. — Как ты узнал? Садись, пожалуйста, и расскажи мне!

— Узнал о чем? — спросил Деннис.

— Ну, о Вритер, о письме, о шантаже… э… обо всем.

— Вритер? — переспросил он. — Оригинальная мысль. Как остроумно.

— Не Вритер? — спросила Гермиона. — Ну а кто же это был? Кто написал это письмо?

Криви удивленно посмотрел на нее. — Я не имею не малейшего понятия, о чем вы говорите. Я сейчас закажу что-нибудь выпить, и вы мне обо всем расскажете, хорошо? Заказать вам? — она кивнула. — Что вы пьете?

Когда он вернулся с бокалами, Гермиона была близка к панике. Шантажист может увидеть ее за столиком с помощником мужа, сделать вывод, что она обо всем рассказала Гарри, и разговор не состоится. — Э… Деннис, — сказала она, наконец. — Мне очень неудобно, и я не хочу тебя обидеть, но не мог бы ты пересесть за другой столик? Я объясню потом.

Деннис удивленно посмотрел на нее. — Конечно, если вы настаиваете. Вы кого-то ждете?

О, Боже, все хуже и хуже! Теперь ее не только шантажировали за свидание с Северусом Снейпом, но и Деннис мог подумать, что у нее назначено свидание, и она ждет своего любовника. Просто великолепно!

— Да, в некотором роде. Я кое-кого жду.

— Думаю, вы не скажете мне, если я спрошу? — поинтересовался он, загадочно улыбаясь.

— Э… пожалуй, нет.

— Такой большой секрет? — спросил он с застывшей на лице улыбкой.

— Мммм, да, возможно… это что-то вроде сюрприза для Гарри, — отчаянно придумывала она. — К годовщине нашей свадьбы.

— А, понятно. А я-то думал, что это насчет директора Хогварца.

Гермиона никогда в жизни не играла в квиддич, но подумала, что именно так себя чувствуешь, когда в живот попадает бладжер. — Так это ты? — выдавила она. — Ты? … но почему…

— Да, это я. Ваше здоровье, Гермиона! — ответил он, поднимая бокал.

— Да что б тебя…, — прошипела она, сделав большой глоток вина.

— Спасибо, но надеюсь, без вашего участия? Меня не интересуют фригидные женщины, тем более, если они старше меня. Хотя Снейпу, как мне кажется, эта идея понравилась бы больше.

Она подавила желание плеснуть ему в лицо содержимое своего стакана, поднялась со своего места, но не ушла. Это было слишком важно.

— Я рада это слышать, — с сарказмом ответила она. — Мальчики, — она с отвращением произнесла это слово, — обычно меня не заводят. Она с радостью увидела, как он покраснел от гнева. — Так чего ты хочешь? Денег? Ты должен знать, что их у меня нет. Гарри сразу заметит, если я сниму большую сумму с нашего счета. Не секс, не деньги… А что, Деннис?

Он ответил так тихо, что она едва расслышала его в гуле голосов, заполняющих паб, — Я хочу своего брата.

— Твоего брата? — Он в Азкабане, насколько я знаю. Он был предателем. Из-за него погиб мой лучший друг и еще несколько студентов! Ты… — она вовремя остановилась и не сказала "сошел с ума" — бесполезно уверять сумасшедшего в том, что он невменяем. — Ты серьезно?

Когда он посмотрел на нее, она поняла, что все очень серьезно. Она решила попробовать по-другому. — Расскажи мне об этом, Деннис, — мягко попросила она.

Он с подозрением посмотрел на нее. — Вы не хотите знать! — ответил он с отчаянием. — Почему вам интересно?

Она осторожно взяла его за руку, отметив, как он дрожит. Но он не отдернул руку. — Деннис, — сказала она, глядя в его глаза. — Я когда-нибудь относилась к тебе плохо? Без уважения? Как к низшему? — он покачал головой. — Так почему ты думаешь, что мне не интересно узнать о Колине? Я вижу, что это причиняет тебе боль. Расскажи мне, пожалуйста.

После внутренней борьбы желание рассказать пересилило, и он начал. — Вы помните Резню на Вручении Дипломов?

Гермиона печально рассмеялась. — Как я могу этого не помнить? Она стоит у меня перед глазами, как будто произошла вчера. Как счастливы мы были — наконец свободны, наконец начнем новую жизнь — свою собственную жизнь. И потом эти чудовища… — закончила она почти неслышно.

— Да, Гермиона, чудовища. Они убили ваших друзей, они уничтожили вашу жизнь — не думайте, что я этого не понимаю. Вы покатились вниз после того, как убили Рона. Думаете, я этого не понимаю? Я магглорожденный, как и вы, но я учился в Хогвартсе на два года позже. Я не мог сбежать от всего и от всех. Я жил там день за днем — вы знаете, это брат предателя, может быть, он тоже собирается стать Упивающимся Смертью, конечно, мы никогда не скажем этого ему в лицо… Поверьте, Гермиона, я слышал их и я чувствовал это. Но у меня не было выбора. Мои родители не дантисты. Мой отец — молочник, а мама — домохозяйка. Им сказали, что Колин погиб в результате несчастного случая, Дамблдор лично сообщил им об этом. Но Я знал! Я знал! Колин рассказал мне о Дементорах и о том, что они делают с людьми. Я знаю, что он гнил там день за днем целых шестнадцать лет! — он залпом опрокинул в себя бокал вина. — Вы даже не представляете, сколько прошений я отправил в Министерство! Ради Бога, ему было шестнадцать лет, всего лишь мальчик! Они отправили его в Азкабан даже без расследования!

Гермиону начало подташнивать. — Но он же признался, правда?

Криви посмотрел на нее с такой ненавистью, что мог бы убить взглядом. — Вы тоже магглорожденная, Гермиона, не так ли?

Гермиона кивнула.

— Значит, вы должны знать, так же как и я, что в презираемом нами маггловском обществе существует такое понятие, как подростковая преступность со всеми вытекающими юридическими последствиями. Маггловские законы учитывают возможность того, что вы просто совершили ошибку, если стали преступником в раннем возрасте. Даже если вы признались. Даже если это убийство. Они считают, что в шестнадцать лет человек не в силах полностью отвечать за свои поступки. Они дают второй шанс, ради Бога! — в голосе Криви послышались истерические нотки. В некотором роде Гермиона была согласна с ним. С одной стороны, последствия того, что репортеры позже назвали "Государственной изменой Криви", были ужасающими. Но с другой стороны, она чувствовала, что его брат прав. Может, Колин и не был невиновен, как Сириус, но мог ли он нести полную ответственность за решение, которое принял, когда был еще мальчиком?

Она посмотрела на плачущего Денниса. Каково ему приходилось в школе в последние два года! К тому же все это время он должен был лгать родителям.

— Ваши родители все еще живы? — спросила она.

— Что?

Она повторила. — Да, живы. Я уверен, что они подозревают что-то неладное с этой историей про несчастный случай.

— Я сказала то же своим родителям о смерти Рона.

— Правда? Почему?

— Потому что я устала от постоянных разговоров, что волшебный мир не для меня. Как будто в маггловском мире не происходят те же ужасы! Помнишь ту ужасную трагедию в Нью-Йорке? Когда это было? Кажется, в 2001, мы с Гарри тогда всего несколько месяцев жили в Париже. Практически это то же самое. Поэтому я обратилась в министерство и попросила изменить память мамы и папы.

— Правда? И они действительно это сделали?

— Да, сделали. Я все время твердила, что они сами решили, что так лучше для них, — Она печально улыбнулась, и Криви невольно улыбнулся в ответ. — Деннис, почему ты не пришел ко мне? Зачем ты написал это письмо? Ты не верил, что я тебе помогу?

Он закрыл лицо руками. — Гермиона, — сказал он глухим голосом. — Вы хотя бы представляете, насколько вы изменились за последнюю неделю? Я знаю вас уже пять лет, и вы всегда относились ко мне вежливо, уважительно, но никогда не были человеком, к которому можно обратиться за помощью. Если бы я знал, что наш разговор так закончится, я бы никогда не написал это письмо. Вы действительно хотите мне помочь?

— Конечно, — ответила Гермиона с нехорошей улыбкой. — И меня есть друзья — точнее, три друга, которые с большим энтузиазмом возьмутся за это дело.

Неправильно поняв ее выражение лица, Деннис вздрогнул. — Вы говорите… вы позовете Ауроров? Вы им все расскажете, и они тоже заберут меня в Азкабан? Вы такая же, как они, Гермиона, такая же! Я должен был это предвидеть! Нельзя было доверять вам! Зачем я только поверил?

Шум, царящий в пабе, вдруг полностью стих. Всхлипывания Денниса были единственным звуком, нарушавшим ошеломленную тишину.

— Он… — Гермиона откашлялась. — У него просто проблемы с невестой… э… ничего страшного, правда… не обращайте внимания, продолжайте!

Тут же шум возобновился. Парень расстроился из-за своей невесты — ничего интересного, пока он не засунет палочку себе в рот и не разнесет свою голову на кусочки.

— Деннис! — горячо зашептала Гермиона. — Деннис, послушай меня! Я не собираюсь звать Ауроров. Правда. Я просто хочу совместить приятное с полезным. А теперь слушай…

Северус Снейп вернулся в Хогварц после четырех дней отсутствия, отдохнувший, обновленный, с твердым решением насчет того, как развивать отношения с Гермионой. Он откроет ей свой секрет как можно быстрее и объяснит, почему не сделал этого раньше. Он надеялся, что период неизбежной дисгармонии будет коротким, а потом он сможет попытаться первый раз в жизни построить прочные и длительные отношения с женщиной.

Он вернулся в субботу после полудня, чтобы за чашкой чая обсудить с Минервой несколько школьных проблем — ничего из ряда вон выходящего не произошло, поэтому с делами они покончили быстро. После небольшой паузы Минерва осторожно поинтересовалась дальнейшими намерениями Северуса относительно Гермионы, и была приятно удивлена, услышав о результате его раздумий во время отдыха.

После обеда он уселся в своем кабинете и написал Гермионе, сообщая о своем возвращении и спрашивая, смогут ли они встретиться на следующей неделе. Он ожидал быстрого ответа, и немного расстроился, когда до воскресного вечера так ничего и не получил.

За время его отсутствия на столе скопилось довольно много почты. Северус был занят сочинением ответа директору Ново-Орлеанского Института Молодых Колдунов, касающегося планируемой программы обмена студентами — идея, которую Американский Министр Магии обсуждал с Гарри во время своего последнего визита в Лондон — когда за окном появилась сова, требующая, чтобы ее впустили в комнату. Вопреки его ожиданиям, птица принесла не ответ от Гермионы, а конверт весьма официального вида, в котором было следующее приглашение:

Министр Магии, Гарри Поттер,

Просит присутствия Северуса Снейпа, Директора Школы Магии и Волшебства Хогварц.

На неофициальном обеде в резиденции Министра.

Во вторник, 25 сентября 2014 года, в 19.30.

Форма одежды: официальная мантия.

По ряду причин Северус тут же решил, что должен под каким-то предлогом отказаться от приглашения. Во-первых, и это наиболее важно, там будет Гермиона, причем более, чем вероятно, что они не успеют поговорить заранее. Он не хотел, чтобы она узнала правду таким способом. Во-вторых, ему становилось не по себе от мысли о том, что он будет сидеть за одним столом с Гарри после того, как твердо решил украсить его голову парой очень симпатичных рожек. В-третьих, он не терпел мероприятий подобного сорта, и «неофициальный обед в официальных мантиях» не только раздражал его противоречивостью самой идеи, но еще и обещал доставить очень мало удовольствия. Северус уже решил утром первым делом связаться с секретарем Гарри и попросить, чтобы его исключили из числа приглашенных, поскольку он не может отменить заранее назначенную встречу.

Он отложил приглашение и только успел взять перо, чтобы продолжить начатое письмо, когда в дверь постучали и, после короткого «Войдите!», дверь открыл Сириус, держащий в руке точно такое же приглашение. — Что за чудный день, Северус! — сказал он, усаживаясь, бесцеремонно укладывая ноги на директорский стол и сознательно игнорируя поднятые брови Снейпа. — Нас удостаивают чести, о которой мы даже не смели мечтать! Неофициальный ужин с министром! В официальных мантиях! Я плачу от счастья вот уже десять минут.

— Мне не грозит захлебнуться слезами от восторга, потому что я туда не иду, — сухо ответил Снейп, пытаясь вытащить из-под каблука Сириуса документ, который казался ему важным.

— Почему?

— Знаешь ли, Сириус, — начал Снейп, произнося слова медленно, как будто говоря с любимым, но очень глупым ребенком, — ты должен был случайно заметить, что у нашего глубокоуважаемого министра есть жена…

Сириус хлопнул себя по лбу. — Ну что я за идиот!

— Да, — любезно ответил Снейп. — Приблизительно это я и имел в виду…

— Нет, я просто вспомнил, что ты не знаешь того, что знаю я….

— Я что-то сомневаюсь в этом, Сириус.

— Не строй из себя умника. Я понимаю, что у тебя шило в заднице, Директор, но все же дай мне закончить. Ты не можешь знать того, что я связался с Гермионой, чтобы спросить, кого еще пригласили, и она сказала, что будут только ты, я, и Шизоглаз. А она при всем этом присутствовать не будет, потому что собирается в госпиталь Св.Мунго…

— Что? — Снейп взлетел с кресла, как гремучая змея. — В госпиталь Св.Мунго? Зачем? Она больна? Что… почему ты мне сразу не сказал?

— Се-ве-рус! — остановил его Блэк. — Северус, она не больна. Она проведет там только одну ночь для ежегодного осмотра. Как я понимаю, это идея, которую Гарри подхватил в Вашингтоне. Кажется, их маггловский президент проходит эти осмотры. Так что бояться нечего, ты тоже можешь идти.

— Но я не хочу сейчас сидеть за одним столом с Гарри, — возразил Снейп.

— Я тебя понимаю, но тебе придется это сделать, раньше или позже. Посмотри на дело с другой стороны. Лучше сейчас, чем после того, как ты действительно переспишь с его женой. Поверь, что мне тоже все это не нравится. Официальные мантии! Если на неофициальный обед приходится напяливать официальную мантию, то что, интересно, придется одеть на официальный?

— Парадную мантию в цветах колледжа. Знаешь что, Сириус? Давай поговорим с Аластором и спросим, собирается ли он там появиться. Если собирается, мы будем уверены в численном преимуществе три против одного, и сможем надеяться, что мероприятие будет терпимым.

* * *

Итак, во вторник в 19.29 Блэк и Снейп вышли из камина в приемной особняка министра, и чуть было не оказались сбитыми с ног Аластором Хмури, который предпочел аппарировать прямо на коврик перед камином. Их встретил домовый эльф — это была Твичи, но гости об этом не знали — и предложил следовать за собой в маленький салон. — Сюда, джентльмены, — пропищала она. — Его превосходительство просил вас садиться, он будет через пять минут. Желаете аперитив?

— Да, — в унисон ответили они, и потом так же дружно уточнили, — виски, пожалуйста. — Эльф подал им напитки и, перед тем, как выйти из комнаты, вручил каждому по конверту.

— Его превосходительство сказал, что джентльмены могут открыть их, пока будут его ждать. — Она поклонилась и исчезла.

Трое мужчин обменялись любопытными взглядами. — Ну что же, — пророкотал Хмури, — за ваше здоровье, мальчики! Может быть, наш вечер окажется поприятнее, чем мы ожидали! — И он одним глотком опустошил свой стакан.

— Если ты продолжишь так же, как и начал, Аластор, — заметил Снейп, опуская на хрупкого вида стеклянный столик свой бокал, из которого он сделал только один маленький глоток, — я уверен, что скоро ты начнешь отбивать чечетку на столе, а в этом зрелище чертовски мало приятного.

В это время Сириус открыл свой конверт и издал странный, булькающий звук. — Сириус, что это ты, в самом деле! — сказал Хмури. — Тебе что, мама никогда не говорила, что рыгать в министерском доме нельзя ни при каких обстоятельствах?

Блэк открывал и закрывал рот, что делало его очень похожим на золотую рыбку, вытащенную из воды, но не сообщал никакой полезной информации. Снейп неодобрительно посмотрел на него. — Что такое, Блэк? Если ты пытаешься изобразить какой-то приступ, чтобы сбежать предстоящего сурового испытания, я тебя предупреждаю: только сделай это и в следующую субботу я наложу проклятие на Гриффиндорского Ловца.

Сириус только затряс головой и, наконец, выдавил из себя, — Посмотри! — протягивая Снейпу лист бумаги, который он достал из конверта. Точнее, это был не лист бумаги, а фотография, на которой Снейп и Гермиона страстно целовались около входа в Bibendum.

— Что за черт…, — прошептал он, передавая фотографию в нетерпеливо протянутую руку Хмури.

— Ха! — последовал лишенный оригинальности комментарий Хмури.

Медленно, потому что они уже догадывались, что увидят, остальные двое тоже открыли свои конверты: В них были такие же фотографии, что и у Блэка.

— Есть идеи насчет того, как это понимать? — ровным голосом сказал Сириус, и Хмури ответил ему грохочущим смехом. — Просто шутка, не беспокойся, — сказал он Снейпу, который переводил взгляд с одного на другого, очевидно опасаясь за их душевное здоровье. Но это вызывает некоторые проблемы, не так ли? Я не знаю, зачем он пригласил меня, потому что я тут не при чем, но может быть, он хочет, чтобы я прямо отсюда забрал вас в Азкабан, а, парни? Хотя, это только мое предположение, — добавил он, наполняя свой бокал. — Кому еще виски?

Они осушили бокалы и протянули их Хмури за новой порцией. — Этот вечер обещает стать одним из самых ужасных в моей жизни, — пробормотал Северус. — И даже представить себе не смею, что должна чувствовать Гермиона. Хотел бы я, чтобы я мог рассказать ей…

— Добрый вечер, джентльмены, — произнес голос, который определенно не принадлежал Гарри. — Как я рада видеть всех вас здесь!

— Миона…? — не веря своим глазам, произнес Блэк. Северус поднялся с кресла и бросился к ней, сбивчиво говоря что-то вроде, — Гермиона…Я…Я все объясню… Хмури остался там, где был, его пронизывающий взгляд не отрывался от хозяйки.

— Директор Снейп! — воскликнула она, без всякого намека на то, что она узнала его или поняла, о чем он только что говорил. — Прошло столько времени с нашей последней встречи! Да, это ведь было на моей свадьбе. Как ваши дела?

— Спасибо, все хорошо, — хрипло ответил он.

— Сириус, дорогой! — продолжила она, целуя его щеку. — Голубой — это определенно твой цвет! Аластор Хмури! — Старый колдун тяжело поднялся со стула. — Еще один дорогой друг, которого я так долго не видела! А теперь пожалуйста, пройдите за мной, джентльмены, обед уже накрыт. — Больше не глядя ни на кого из них, Гермиона повернулась, чтобы выйти из комнаты. Ее кремовая шелковая мантия элегантно повторила это движение. Следом за ней плелись три могущественных колдуна, чувствуя себя немногим лучше перепуганных первоклассников, и отчаянно надеясь на то, что мраморный пол холла разверзнется и милосердно поглотит их.

В малой столовой, которая обычно использовалась для завтраков, стоял круглый стол диаметром около пяти футов, накрытый на четыре персоны. Комнату освещали только огонь в камине и канделябр с десятью свечами, парящий над столом. Гермиона села и жестом предложила мужчинам последовать ее примеру. Появившаяся Твичи открыла бутылку шампанского. Когда все четыре бокала были наполнены, Гермиона подняла свой и сказала. — За старых друзей, джентльмены. За старых друзей, которые так редко видят друг друга.

Они старались не смотреть в глаза не только ей, но и друг другу, когда повторили за ней. — За старых друзей!

— — -

* * *

* — — —

Гермиона очень тщательно спланировала все это, с помощью Денниса, поверившего наконец в то, что она не собирается ни подстроить его увольнение, ни сдать его Аурорам. Единственной переменной в их безупречно составленном уравнении была дата возвращения Северуса, которого они должны были дождаться. Когда в субботу утром Гермиона получила его письмо, она тут же вызвала Дениса в особняк, и они обсудили время. Так как она не хотела оставить Снейпу ни малейшей возможности заранее объяснить ей кто есть кто, тянуть было нельзя. Вечер вторника им очень подходил, потому что это был один из редких свободных вечеров Гарри, что исключало возможные осложнения с гостями, которые могли неожиданно узнать, что министр собирается присутствовать в другом месте. Перед их прибытием Гермиона наложила на Гарри сонные чары, так что в их распоряжении было столько угодно времени.

Поэтому сейчас она просто наслаждалась видом трех мужчин, которые ковырялись в своих тарелках, не зная, говорить им о чем-то, или лучше помолчать. Большая часть их самоуверенности превратилась в опасения по поводу того, что еще она могла приберечь для них. К тому же Гермиона знала, что все трое чувствуют себя крайне неудобно в официальной одежде. Что же, она объяснит им свои намерения, когда сочтет это нужным, но перед этим ей очень хотелось дать им поволноваться как можно дольше.

Поэтому, во время первого блюда — восхитительного салата с кусочками жаркого из утиной грудки с горчичным соусом, она сначала выбрала своей мишенью Хмури, задавая ему вопросы о КАА, ее студентах и преподавателях, и каждая ее улыбка была как острый нож для старого Аурора.

Главное блюдо, великолепное филе по веллингтонски, безукоризненно приготовленное и поданное с гарниром из приготовленных на пару овощей и аппетитным голландским соусом, было посвящено тщательному уничтожению жалких остатков самоуверенности Сириуса Блэка. Эта пытка прерывалась только для того, чтобы сделать еще один глоток замечательного Каберне Совиньон с виноградников Южной Италии.

Когда было подано суфле из апельсинов, Снейп понял, что сейчас его очередь вставить пальцы в тиски и терпеть унижение. Он посмотрел на сидящую напротив него очаровательную женщину. Этим вечером она была само совершенство. Ее волосы не были убраны в прическу, а спускались к плечам крупными локонами. Ни следа косметики, которая только испортила бы ее нежный цвет лица, слегка зарумянившиеся щеки и сверкающие светло-карие глаза. Да, от ее вида перехватывало дыхание. Было видно, что она наслаждается каждой секундой своего триумфа. Он считал, что это ее право, и что они получают именно то, что заслужили, поэтому покорно принимал свое наказание, не желая только того, чтобы его унижали в присутствии Блэка и Хмури. С другой стороны, убеждал он себя, маловероятно, что они сделают именно этот вечер поводом для насмешек, потому что и сами получили сполна. Поэтому он даже заставил себя улыбнуться, когда в его сторону был нацелен первый вопрос, подобный стреле, отравленной сладким ядом.

— — -

* * *

* — — —

Если у трех колдунов и были заблуждения по поводу того, что вся эта комедия рано или поздно закончится всеобщим смехом, их надежды были развеяны очаровательной хозяйкой. — Я предлагаю перейти в салон в стиле ампир и выпить кофе там, — мило предложила она, глядя прямо в глаза Северусу с чрезвычайно сладкой улыбкой, которая заставила его съежиться. Их беспокойство, вместо того, чтобы уменьшиться, как они надеялись, только возросло. Были поданы кофе и Hines Cognac, и после первого глотка своего любимого бренди Гермиона поставила бокал и сказала. — А теперь, джентльмены, о деле.

Все трое остолбенело посмотрели на нее. — Я полагаю, что все вы догадываетесь, почему мы вместе проводим этот вечер, доставивший мне столько удовольствия, — сказала она, и подняла правую руку, призывая замолчать Снейпа, который уже открыл рот, чтобы ответить. — И я не собираюсь ничего обсуждать. По крайней мере, сейчас. Кое с кем из вас, — она многозначительно посмотрела на Северуса, — нам в свое время, возможно, придется кое-что прояснить. Но, как я сказала, не сейчас. Тем не менее, я уверена, что вас достаточно мучает совесть, чтобы вы согласились сделать то, о чем я вас попрошу. — Три головы кивнули в знак согласия. — Прекрасно, — сказала она, — я очень рада, что никто не возражает. — Она сделала еще глоток бренди и продолжила. — У вас есть три недели, после чего вы должны будете вручить мне результаты исследования истории Британского законодательства в области уголовной ответственности несовершеннолетних. С истоков до настоящего времени. Естественно, меня интересуют и магические и маггловские законы.

Бомба взорвалась. Трое мужчин на долгое время потеряли дар речи, потом Сириус неуверенно начал. — Н-но, Миона, как… ну то есть та часть, которая относится к магам, это утомительное, но легкое дело, но маггловское законодательство, как ты себе это представляешь?

— Это, — ответила она с издевательской улыбкой, — не моя проблема, не правда ли, Сириус? Я хочу, чтобы результаты были у меня 16 октября, во вторник, в это же время и в этом же месте. Вы снова будете приглашены ко мне на ужин.

— Добрый день, мисс. Не могли бы вы уделить нам минутку?

Женщина, сидящая за информационным столом Британской библиотеки, поблагодарила своего ангела-хранителя за то, что он подсказал ей посмотреть на посетителей, прежде чем ответить "нет". До конца ее рабочего дня оставалось десять минут, и ей не настолько много платили, чтобы она потратила хотя бы десять секунд своего свободного времени. Но когда она посмотрела на него… она с удовольствием уделила бы ему море своего времени, лучше даже провела бы его с ним, и желательно наедине. Такие мужчины встречаются не каждый день — высокий, широкоплечий, короткие черные волосы, трехдневная щетина и самые потрясающие голубые глаза, которые она когда-либо видела. Это воплощение женских грез носило черный воротник-стойку… остальное было скрыто высокой кафедрой, на которую он небрежно облокотился, подарив ей великолепную улыбку. Другой, стоящий за его спиной, тоже был неплох, подумала она. Возможно, они братья, только у второго глаза были черными, и выглядел он несколько напряженно.

Она подумала о прыщике, который обнаружила на своем подбородке во время обеденного перерыва, и прокляла его, хотя проклинать стоило скорее себя за чрезмерное увлечение шоколадом в последнее время. Итак, она просто откинула волосы и одарила посетителей самой милой улыбкой, на которую была способна.

— Конечно! — сказала она. — Все, что вам угодно.

Ее коллега, увлеченно читавшая "Космополитен" (колонку "Как осуществить его тайные эротические фантазии") и довольная тем, что это не ее побеспокоили посетители, удивленно подняла голову, когда услышала неожиданно дружелюбный ответ. Одного взгляда на пришедших мужчин было достаточно, чтобы ей захотелось не просто закончить чтение до того, как они появились, но и опробовать на них пару полезных советов. Желательно на обоих сразу. А сейчас она внимательно вслушивалась в слова коллеги, готовая броситься в бой при первой же ошибке или нерешительности в ее словах, безжалостно опорочить ее в глазах этих Кастора и Поллукса и представить себя как единственный источник необходимой информации.

— Отлично, просто чудесно, спасибо вам, э… — он вгляделся в ее визитку. — Беатрис. Какое красивое имя. Это в честь Данте или Шекспира?

Беатрис, которую взяли на работу за красивую улыбку, хорошо подвешенный язык и некоторое знание компьютера, немного растерялась. Посмотрев на него широкими глазами, она спросила. — Э… а разве есть разница?

— Конечно. Вы могли бы быть "Леди Шпилькой" или "девой, облаченной в зеленый плащ и в платье алом". Но вот что я вам скажу — вы абсолютно уникальны, и не важно, в чью честь назвали вас родители.

Это ее не только успокоило, но и польстило. Конечно, подумала она, этому великолепному самцу уже далеко за пятьдесят, но его манеры, это очаровательная любезность с мерцающим в глубине синих глаз дразнящим намеком на то, каким он может быть, если станет чуть менее любезным… И это нравилось ей ничуть не меньше. Она вздохнула. — Спасибо. Так чем я могу помочь вам, мистер…

— Зовите меня Сириус.

— Прошу прощения? Это имя?

— Нет, милая Беатрис — с усмешкой сказал он, — Это такая звезда. Римляне называли ее

Каникула. Такое слово, как мне кажется, вы должны помнить еще очень живо. Сириус — это самая яркая из видимых глазом звезд. Однако я не настолько ярок, и мне нужна ваша помощь.

Это ей было знакомо. — Конечно, просто скажите мне, что вам нужно, Сириус, и я постараюсь сделать все, что смогу.

Он кивнул второму мужчине, который нетерпеливо наблюдал за их флиртом. — Беатрис, мы ищем книги по истории Британской юридической системы. Что-нибудь не очень сложное, потому что мы не особо знакомы с темой. Но нам нужно получить об этом представление, особенно о том, что касается подростковой преступности. Вы не могли бы помочь нам в наших исследованиях?

— Что же… да, — ответила она с некоторым сомнением. — Я… я могу это сделать, только сомневаюсь, что принесу много пользы. Я не имею ни малейшего понятия о юридической системе, и все, что я могу сделать — это набрать ключевые слова и нажать кнопку поиска — вот и все.

— Что нажать? — спросил другой мужчина, который не Сириус.

— Кнопку поиска, — судя по его взгляду, он расслышал, но не понял ее слова. — В компьютере, там, — она указала на терминал в другом конце холла. — Я хочу сказать, не воспринимайте это как отказ, если бы можно было сделать что-то еще, я бы сделала, но…

Не Сириус закусил губу и, казалось, о чем-то размышлял. — Понятно, — наконец, сказал он. — Что же, э… Беатрис, предположим, мы нашли книги. Что дальше?

— Вы оформляете заказ, возвращаетесь через три или четыре дня, предъявляете читательскую карточку, и получаете нужные вам книги в читальном зале.

Мужчины переглянулись. — Читательскую карточку? — переспросил Сириус.

— О, у вас ее нет, я не знала. Тогда вы должны обратиться в Регистрационный Отдел, заполнить анкету и показать им свои водительские права или паспорт — что угодно. Важно, чтобы там была ваша фотография и подпись, вот и все, — она рассмеялась над их озадаченными лицами. — Парни, а чего вы ожидали? Везде одинаковые правила.

— Да, я так и думал, — сказал не Сириус. — Спасибо вам за помощь. Это было очень… познавательно.

— Так вы…

— Нет-нет, — поспешно ответил Сириус. — Это займет некоторое время, а у нас сегодня его нет. Мы вернемся. До свидания, и спасибо вам.

Беатрис не знала, расстроиться ей из-за того, что они ушли, или же восторженно подумать о двух лучших задницах, которые она когда-либо видела.

— Чтоб мне провалиться! — воскликнула ее коллега. — Вот это способ для одинокой женщины зацепить двух таких классных парней. Только подумай о возможностях…

Беатрис кивнула и схватилась за номер "Космополитена".

* * *

*

— Вот что я называю полным провалом, — проворчал Сириус, когда они вышли из библиотеки.

— Точно. Мне надо будет поговорить об этом с Конрадом Дарвином. Если преподаватель маггловедения не может научить даже тому, как получить книгу в библиотеке, я думаю, что ему нужно взять отпуск хотя бы на год, чтобы привести в порядок свои знания. Я буду настаивать на этом, иначе мне придется подыскать ему не временную, а постоянную замену. Ты только посмотри, к чему могут привести последствия такой неверной информации — если бы мы нам не удалось сбежать в нужный момент, мы могли бы наделать ошибок. Сегодня нам повезло, но что если…

Сириус положил руку ему на плечо. — Северус, мы здесь для того, чтобы получить книги, а не обсуждать систему образования.

Снейп обиженно посмотрел на него. — Я не говорю, что это не важно, Севви, малыш, но именно сейчас ведь это не самое главное, да? — Снейп фыркнул, но не стал спорить. — Сейчас главный вопрос — как нам достать эти книги?

Снейп остановился и посмотрел на него. — Блэк, нет никакой необходимости быть таким тупицей. Если тебе нужно что-то, чего у тебя нет, что ты обычно делаешь?

— Э… покупаю?

— Десять баллов Гриффиндору, — саркастично прокомментировал Снейп. — Именно это мы и собираемся сделать. Пойдем, невыносимый пес, нам нужно сначала зайти в Гринготтс, — они нашли тихое местечко и аппарировали.

— Знаешь что? — сказал Блэк в следующий момент, когда они стояли перед белым мраморным зданием. Мне кажется, что Шизоглазу досталась самая легкая часть задания. Ему нужно только заставить своего юридического консультанта написать доклад о законах волшебного мира. А взгляни на нас — мы собираемся войти в Гринготтс в маггловской одежде. Это не честно! — они поднялись по ступенькам к двери, где на них с подозрением посмотрел гоблин-швейцар. — Видишь? Как раз то, что я имел в виду. И я с ужасом думаю о курсе обмена и о том, какой процент они с нас сдерут!

Полчаса спустя Гринготтские гоблины обогатились на несколько галлеонов, не говоря уж о том, насколько укрепилась их убежденность в тупости волшебников, которую еще раз подтвердили эти двое, не посчитавшие ниже своего достоинства войти в банк в маггловской одежде. Блэк с каждой секундой становился все более и более раздраженным, и, наконец, когда они вышли из банка, выплеснул все на своего друга, который именно этого и опасался с тех пор, как они покинули Хогварц.

— … и меня не касаются все эти проблемы из-за обманутой Гермионы! В конце концов, это твоя вина!

Итак, он это сказал. И это была правда. У Сириуса была чрезвычайно раздражающая привычка — типично Грифиндорская, подумал Северус — ляпнуть то, что придет в голову, неважно, уместно это в данном случае или нет. Снейп пообещал себе, что он не станет ввязываться в перепалку, сделает вид, как будто ничего не случилось или попытается сменить тему, или попробует объяснить, зачем ему понадобилось назвать себя другим именем… Несомненно, он имел в виду совсем не это, прошипев. — Блэк, заткнись! У меня хватает проблем и без твоего глупого ворчания! Советую тебе вернуться в Хогварц, а я отправлюсь прямо к миссис Поттер и задам ей несколько наболевших вопросов. Я раз и навсегда разберусь с этим и не позволю, чтобы со мной обращались как с первоклашкой!

Сириус, который хотел только немного выпустить пар, чтобы продолжить трудные поиски, обомлел. — Северус, я не имел в виду… ты правда думаешь, что должен… Я хочу сказать, а почему тебе не пришло в голову сделать это вчера? Ты же не можешь сначала безропотно принять все обвинения, а на следующий день заявиться, чтобы задавать наболевшие вопросы и изображать из себя бунтаря.

— Меньше всего сейчас меня волнует, как произвести хорошее впечатление. Если хочешь, возвращайся в Хогварц — это твое дело. А я должен увидеть ее. Прямо сейчас.

— Северус… — но Снейп уже аппарировал, и Сириус обращался к пустому месту. Вздохнув, он решил, что лучше всего будет вернуться и пообедать. Здесь ему делать нечего. И он сможет предупредить профессора Дарвина, что его ждет выговор от директора — если тот вернется целым и невредимым, в чем Сириус сильно сомневался.

* * *

*

Твичи нервно оглядывала посетителя. Он выглядел взбешенным, хотя и прилагал отчаянные усилия, чтобы сохранять самообладание. Она была в отчаянии от необычной ситуации — никто и подумать не мог о том, чтобы появиться в поместье Министра без предварительной договоренности, даже если он хотел видеть не Его Превосходительство, а его жену. Даже Деннис Криви всегда сообщал о своем прибытии, независимо от того, насколько важным было дело. — Я спросить ее превосходительство, уделит ли она вам время, сэр, — наконец, сказал эльф. — Пожалуйста, подождите здесь.

Снейп, который был довольно импульсивным человеком, уже пожалел о своей детской горячности, но почувствовал, что у него нет выхода. Он не мог просто аппарировать и сделать вид, что у Твичи была галлюцинация. Поэтому он ждал в холле, чувствуя себя все глупее, и умоляя всех известных ему богов, чтобы у Гермионы нашлось другое занятие вместо того, чтобы встречаться с ним.

Очевидно, в тот день боги были не в духе. — Ее превосходительство просит, чтобы вы следовали за мной в ее комнаты, сэр, — услышал он скрипучий голос эльфа. — Сюда, пожалуйста.

"Сюда" означало огромную белую мраморную лестницу. Здесь он увидел Гермиону, стоящую рядом с Гарри на празднике. Вряд ли кто-то когда-то поднимался по этим ступеням с таким трудом. Это ощущение напомнило ему ночные кошмары, когда ноги приклеиваются к земле и отказываются двигаться. Только во сне ему хотелось бежать, а теперь он хотел остановиться, не в силах идти вперед. Но он все же шел, и раньше, чем рассчитывал (все-таки особняк был довольно большим), оказался у дверей Гермиониной комнаты. Сделав последний глубокий вздох, чтобы собраться с силами, он постучал.

Голос, ответивший ему, не казался расстроенным, и он почувствовал себя чуточку увереннее, когда открыл дверь.

Гостиная производила впечатление чего-то светлого: высокие французские окна выходили на юго-запад, и комнату заливал теплый золотистый свет закатного сентябрьского солнца. Шелковые кремовые шторы и диванная обивка в сочетании с мебелью и паркетом из вишневого дерева создавали атмосферу тепла, элегантности и женственности. Это еще более подчеркивалось рассыпанными всюду цветами — Снейп обрадовался тому, что это были не пахучие лилии и розы, а в основном хризантемы и орхидеи, которые радовали глаз, не вызывая при этом мигрени.

Гермиона стояла около открытого окна, и ее силуэт четко вырисовывался на фоне яркого неба. Она опиралась на дверной косяк, повернувшись спиной к нему, склонив голову вправо, контуры ее ног едва прослеживались под тяжелыми складками темно-красного платья. Снейп подумал, что если бы Канова увидел ее, то запечатлел бы именно в такой позе в образе одной из богинь или нимф.

Когда он пересек комнату и подошел к ней, она неторопливо повернулась, протянула ему руку и поприветствовала. — Директор, — сказала она. — Какой сюрприз.

Он ожидал, что когда они останутся наедине, она, по крайней мере, назовет его Северусом, и сейчас почувствовал острый укол разочарования. Ему хотелось поцеловать ее, но, учитывая обстоятельства, он пожал ее руку. — Миссис Поттер, очень любезно с вашей стороны, что вы согласились меня принять.

Если Гермиона и удивилась такому официальному обращению, то не подала вида. Она жестом пригласила его на террасу, где Твичи приготовила для них чай.

Несмотря на приветливость Гермионы, а может быть, именно из-за ее невозмутимости, Снейп чувствовал себя крайне неловко. Если бы у него была возможность разыграть трагическую сцену — распахнутая дверь, обвиняюще направленный на нее палец, виноватое выражение на ее лице — он бы мог попробовать это сделать. Не то чтобы в нем угас прежний гнев. Напротив, изящество окружающей обстановки, привлекательность сидящей перед ним женщины, глядящей на него с искренней приветливостью — "но ничего более", шептал тихий голос в его голове — с трудом заставляли его сдерживаться, чтобы не высказать своего негодования. Ему нужно было начать говорить или зацеловать ее до потери сознания. У него хватило ума сделать выбор в пользу первого.

— Миссис Поттер, я…

На этот раз она удивлено подняла брови. — Я думала, мы перешли на "ты".

Он раздраженно ответил, — Насколько я помню, это вы начали называть меня директором.

— Конечно, — ответила она. — Я ведь перешла на "ты" с Шоном, а не с директором Хогварца.

"Намек понят", — подумал он. — Так вот, Гермиона, именно поэтому я здесь.

Она снова подняла брови. — Что? Вы ревнуете? Потому что он Шон, а вы — директор? Я должна расстаться с ним? Это будет нечестно, бедняга только что вернулся из Египта…

— Гермиона, я…

— Конечно, если вы хотите, я могу написать ему письмо. Сказать ему, что я больше не хочу его видеть. Вы думаете, так будет лучше для меня? Или, скорее, для него?

— А почему вы спрашиваете меня? — прошипел он, отчаянно борясь с желанием швырнуть в стену чашку. — Я Северус Снейп, ваш бывший ужасный профессор Зельеварения, а не специалист по внебрачным связям.

Она кивнула, кусая губу. — Ммм, понятно. Я просто подумала, что вы могли бы дать мне совет… раз вы так хорошо с ним знакомы… но, наверное, вы правы. Я действительно должна покончить с этим. Как вы думаете, он будет против? Или он из тех…

Она замолчала, когда Снейп вскочил со стула. — Миссис Поттер, я не думаю, что мое присутствие здесь необходимо. Я напрасно сюда пришел. Мне жаль, что я потревожил ваш покой. Прощайте, и будьте уверены, что я ворвался к вам в первый и последний раз, — он стремительно повернулся и направился к двери.

— Северус! — он почувствовал мягкое прикосновение ее голоса и остановился. — Северус, вернись.

Он повернулся, чтобы убедиться, что не ослышался. Она сидела, протянув к нему руку. — Иди сюда, садись. Давай поговорим. Я не должна была издеваться над тобой. Не больше, чем необходимо, — она наклонилась и похлопала по стулу, на котором он сидел. Все еще сомневаясь, что из этого выйдет, Снейп вернулся и присел на самый край. — Тебе так будет неудобно, Северус. Или ты пришел не для того, чтобы поговорить?

Наконец, он расслабился и откинулся назад.

— Откуда у тебя эта фотография?

"Боже", — подумал он. — "Я опять все испортил. Я же собирался осторожно избежать этого вопроса, не так ли?"

— А, — сказала она, ничуть не рассердившись, к его удивлению. — Конечно, это может показаться странным. Я не могу тебе сказать, по крайней мере, не сейчас. Тебе будет достаточно того, что я не знала, что нас сфотографировали? И Гарри не знает об этом. Ни о нас, ни о фотографии.

Пока он думал над ее словами, пытаясь найти возможные объяснения, Гермиона разглядывала его. Она во второй раз видела его в маггловской одежде, и впервые с тех пор, как узнала о том, кто он на самом деле. Сегодня он был одет не так официально, как в тот раз за ланчем. Черные джинсы вместо брюк, черный жакет и белая рубашка без галстука. Конечно, против него было трудно устоять, но она не собиралась сдаваться так легко. Она хотела быть уверенной в его чувствах к ней. Чтобы у них было будущее, их отношения должны развиваться на основе равенства. Она никогда не повторит своих прошлых ошибок. В конце концов, она еще может наделать кучу новых. Подавив смех, Гермиона наполнила чашки. — Ты хотел поговорить о чем-то еще, Северус?

— Ты хотел поговорить о чем-то еще, Северус?

Вот это вопрос, подумал он. Поощряющий и, в то же время, запрещающий продолжать. Конечно, оставалась еще масса вещей, которые он хотел сказать, спросить, обсудить. Снейп был уверен, что годами смог бы вот так сидеть рядом с Гермионой на террасе, в лучах заходящего солнца, разговаривая или просто молча, лишь наслаждаясь ее присутствием, даже если она будет оставаться на расстоянии трех футов. Он знал, что не был большим любителем поговорить. Да, конечно, он прекрасно мог выразить свои мысли, когда речь шла о проблемах школы или об обучении зельеделию, или отчитаться о событиях, свидетелем которых он являлся. То есть, попросту говоря, когда он полностью контролировал ситуацию. Когда была четко определенная цель: передать информацию. Или указания. Или использовать слова, как оружие для самообороны. Когда он осознавал свое лидерство, ораторское дарование его не подводило. Это касалось и разговоров с Блэком, потому что Блэк был для него открытой книгой. Предсказуемый человек, которым он мог управлять так же легко, как марионеткой на ниточках.

Может быть, он смог бы точно также управлять и Гермионой, но ему и в голову не пришла подобная возможность. Травля Гермионы Грейнджер осталась далеко в прошлом.

А в настоящий момент ему пришлось с горьким сожалением признать, что он плохо справляется с задачей выражения словами своих эмоций. Даже просто извиниться перед ней было очень трудно, а одного ведь извинения будет не достаточно. Извинения хороши для посторонних — ‘Извините миссис Поттер, я не знаю, что меня заставило представиться вымышленным именем.’— ‘Ничего страшного, директор, в некотором роде, это было даже забавно’— нет, это абсолютно не подходящий вариант. Он должен как-то оправдаться, он должен все объяснить, но это означало полную откровенность, потому что-то никакие шаткие вымышленные объяснения просто не сработают. О боже, кажется, это будет очень трудно, а ведь это всего лишь самый маленький, первый шаг.

Гермиона внимательно смотрела на Снейпа, изучая его лицо и пытаясь понять его выражение. Она понимала, что это нелегко для него, и искренне хотела помочь, но только если он сам сделает первый шаг. Она хотела быть уверенной в том, что он хотя бы попытается. В противном случае, у нее осталось бы впечатление, что только она пыталась что-то сделать, а он остался в стороне. Если сейчас Северус не будет откровенным с ней, для нее самой будет лучше признать, что из их отношений ничего не получится. Она достаточно долго прожила в эмоциональной пустыне, чтобы понять, что не собирается менять одну на другую. Терпение — да, терпение у нее было, она могла не торопить его. Весь день был в их распоряжении. Но если сегодня он уйдет, не предоставив ей явного доказательства того, что может и хочет предстать перед ней, отбросив маску, эта встреча будет последней.

— Гермиона…, — она вскинула голову и она выжидающе посмотрела на него.

— Да? — подтолкнула она его.

— Я действительно не знаю, с чего начать…

— Понимаю. Да, это настоящая проблема. Обычно советуют «начать с самого начала», но в этом случае я и сама не знаю, где начало. А ты?

— Ох, — неопределенно сказал он. — Смотря, с какой стороны на это посмотреть. Но пожалуй, все началось, когда я увидел тебя, стоящей на тех ступенях…

Гермиона была слегка озадачена. — Извини? На каких ступенях?

— Во время приема. Я немного опоздал, знаешь ли, и появился уже когда Поттер… когда министр уже успел произнести половину своей речи…

— Не могу сказать, что ты много потерял. Если конечно не захочу, чтобы мой нос вырос как минимум на дюйм!

Во взгляде Снейпа было столь явное непонимание, что ей пришлось объяснить ему, кто такой Пиноккио. — Знаешь, ты обязательно должен это прочитать, — добавила она, — это замечательная аллегория.

— Ты только что сама сказала, что книга написана для детей, — раздраженно ответил он. — Чего ради я должен тратить время на чтение детских книжек, маггловских, к тому же? И в чем именно аллегория?

— Отвечаю на первый вопрос: ты должен прочитать эту книгу, потому что я тебе ее порекомендовала. А по поводу второго вопроса: аллегория о взрослении, о том, как заслужить право называться человеком, а это подходит и для детей и для взрослых. Но я перебила тебя. Ты начал говорить о ступенях…

— Ступени здесь наименее важная деталь. Когда я появился на приеме, я увидел тебя, стоящей рядом с твоим… мужем. Конечно же, я сразу тебя узнал, но ты была похожа — только не обижайся, пожалуйста — ты была похожа на статую.

Она усмехнулась. — Это с трудом можно считать комплиментом.

— А этого и не подразумевалось, — ответил он с той самой язвительной иронией, жертвой которой она бывала столько раз. Потом, уже мягче, продолжил. — Я выбрал это сравнение, потому что оно показалось мне точным: статуя означает безразличие, но еще и красоту.

О, — она не могла подобрать подходящие слова. — Проблема статуй в том, что они не способны вызывать никаких чувств, кроме восхищения, и то лишь в чисто эстетическом смысле.

— Я полагаю, что есть и другие возможности, — ответил он с загадочной улыбкой. — Что ты скажешь по поводу ‘miratur et haurit pectore Pygmalion simulati corporis ignes’?”

— Э-э, — это было все, что Гермиона могла сказать по этому поводу. Потом она добавила. — Извини, я никогда не изучала латынь.

Она начинала чувствовать раздражение. И не только из-за того, что он рисовался перед ней, но и из-за того, что они отклонились от важного для нее разговора. Если только эта латинская фраза не означала чего-то вроде «Я увидел вас, влюбился с первого взгляда и хочу попросить прощения за нелепую шутку» — но в этом она очень сомневалась. — Ты будешь так и добр и переведешь, или я должна записать и найти перевод сама?

Он заметил легкое раздражение в ее голосе. Конечно, он сам был виноват — не стоит так рисоваться, когда и без того идешь по тонкому льду. Может быть, перевод сможет немного исправить положение? — Это означает: «Пигмалион посмотрел на нее, и в его сердце вспыхнула страсть, потому что она была прекрасна». Это из «Метаморфоз» Овидия. Очень… поучительно, тебе не кажется? — К своему удовлетворению, Снейп заметил, что она слегка покраснела.

— Если мне не изменяет память, там все плохо заканчивается? — парировала Гермиона.

— Она тебе изменяет. Это одна из немногих историй со счастливым концом.

Это на какое-то время заставило Гермиону замолчать, хотя нельзя было сказать, что она в восторге. Значит Пигмалион и его статуя, или женщина, в которую она превратилась, жили вместе долго и счастливо — и что с того? Какое отношение это может иметь к ней? Если даже в последние годы она чувствовала себя статуей, это еще не делает его Пигмалионом. Не много ли он о себе думает, этот самоуверенный, нахальный ублюдок? Он что, действительно считает, что пары цитат из классической литературы достаточно, чтобы все встало на свои места? Было глупо соглашаться принять его. Она не желает его видеть раньше, чем через три недели, и с необходимым ей исследованием в руках. И сейчас, между прочим, он должен изучать законы, а не сидеть здесь… Продолжая свои мысли, она спросила, — Кстати, что ты здесь делаешь?

Снейп почувствовал себя так, как будто его ударили по лицу. Он ожидал совсем другой реакции на свои слова. Ситуация явно развивалась не в его пользу. — Я… собственно это я и собирался объяснить, — пробормотал он.

— Да что вы? А когда именно ты собирался это объяснить? До или после урока латинского стихосложения?

Ему вдруг показалось, что он некоторым сверхъественным образом переместился назад во времени и оказался на одном из уроков по Зельям, только теперь на учительском месте была Гермиона, и это она делала ехидные замечания — приходилось признать, что выслушивать их очень неприятно. ‘Какой реакции она ждет? ’ — отчаянно соображал он, ‘Я должен отвечать в том же духе? Изображать смирение? Разозлиться? Или сделать вид, что я не заметил ее иронии? Успокойся. Подумай. Что бы сейчас сделал Сириус? Я должен сделать нечто противоположное, и думаю, что это будет лучшей стратегией.’ Наконец он остановился на доброжелательном, но твердом. — До. Когда я рассказывал о том, как увидел тебя впервые после четырнадцати лет. Такую красивую и … настолько похожую на статую. Это было похоже на удар молнии.

Гермиона наклонилась к нему с насмешливой улыбкой, которая заставила его почувствовать себя очень неудобно. — А от этого удара молнии у тебя случайно мозги не расплавились?

— Д-да, возможно, — ответил он наугад, а потом его осенила «блестящая» идея. — Точнее, я почти уверен, что так и было. Понимаешь, иногда подобные события наносят тяжелый ущерб сознанию, например, служат причиной амнезии различной степени. В моем случае, стертой оказалась лишь маленькая часть памяти…или, точнее сказать, я не мог вспомнить свое имя…

Взрослый человек, подумала она, взрослый человек, которому уже далеко за пятьдесят, не способен просто признать, что совершил ошибку. И теперь он прибегает к глупым отговоркам и ждет, что остальное она сделает сама: скажет, что он прощен и все недоразумения забыты. Но нет, ничего у него не получится! Она только подняла бровь и ничего не сказала в ответ.

— Ну и поэтому, — продолжил он, чувствуя себя не особенно уверено, — я назвал другое… первое, которое пришло в голову… Ох, да черт побери, — выпалил он. — Я назвал одно из своих старых шпионских имен, потому что боялся, что ты с криками вылетишь из комнаты, как только услышишь, что я Северус Снейп. Теперь довольна?

— Вполне, — ответила она, предусмотрительно стараясь скрыть улыбку. — Хотя у меня складывается впечатление, что ты чувствуешь себя слегка неловко. Это все еще сказываются последствия удара молнии или это угрызения совести?

Снейп фыркнул. — Ни то и ни другое. Это, честно говоря, опасение, что сейчас ты вышвырнешь меня из комнаты.

— Во-первых, это не комната, а терраса. Во-вторых, если бы я не хотела тебя видеть, я бы просто позволила тебе уйти, не окликнув. Так ты хочешь рассказать еще что-нибудь про анаграммы?

— …пршпрщ….

— Извини.

— Я. Прошу. Прощения.

— А, понимаю. Что ж, по крайней мере, мне не пришлось держать тебя за ноги свешенным вниз головой с балюстрады и угрожать отпустить, если ты сейчас же не извинишься. Хотя это было бы гораздо забавнее, если бы ты был в мантии. Да, кстати, извинения приняты. — Она протянула ему руку.

— Я мог бы придумать более… эффективный способ убедить меня в том, что я прощен.

— Продолжаешь говорить дерзости?

— Нет. Просто мне не дают покоя воспоминания о нашем последнем поцелуе. Первом поцелуе. Последний поцелуй…впрочем, это неважно…

— Так значит, это воспоминание не было поглощено ненасытным демоном амнезии?

Он наклонил голову с видом полного раскаяния. — Еще раз прошу прощения. Это было… немного глупо, не так ли?

— По-моему, лучше сказать «по-детски».

— Как тебе будет угодно. Но ты меня все-таки поцелуешь?

Она кивнула, но не сделала ни малейшего движения навстречу. Поэтому он сам поднялся со своего кресла и опустился рядом с ней на колени. — Весьма подходящая поза для грешника, — пробормотала она.

— Для любовников тоже неплохо. Но не склоните ли вы эту очаровательную голову к вашему преданному слуге, прекрасная Гермиона.

Она, не отводя взгляда, смотрела ему прямо в глаза, пока его лицо не приблизилось к ней настолько, что их губы встретились. Он был не уверен в том, насколько она хотела этого поцелуя, поэтому не осмеливался прикоснуться к ней и ждал… ничего не происходило. Тогда он решился положить правую руку ей на плечо, и тут же ее правая рука обняла его за шею. Его левая осторожно прокралась к талии и была поощрена ее левой рукой, зарывшейся в волосы на его затылке. Он решил, что такой вариант шахматной партии нравится ему больше традиционного, начал поглаживать ее по спине, и тут же почувствовал ответное движение ее пальцев. Он приоткрыл губы и, посылая восхитительное тепло по всему его телу, ее губы ответили ему. Некоторое время он просто ласкал ее губы своими, но потом, не в силах больше сопротивляться, скользнул кончиком языка между ее губами. Это продолжалось довольно долго — они не углубляли поцелуй, просто осторожно исследовали и играли.

Когда они, наконец, оторвались друг от друга и открыли глаза, Гермиона медленно откинулась на спинку стула. — Северус, — сказала она, после короткой паузы. — Мне очень жаль, но сейчас мне придется тебя выставить. Мне нужно переодеться к ужину с ужасно скучными людьми. Но теперь, по крайней мере, — добавила она с грустной улыбкой, — у меня будет о чем подумать, если не придется участвовать в разговоре.

Он кивнул и поднялся на ноги. — Ой, — сказал он, поморщившись, — в следующий раз напомни мне, подстелить ковер. Могу я задать один вопрос напоследок?

— Конечно.

— Это исследование… оно тебе действительно необходимо, или это просто вид наказания?

Боже, как ему нравится ее смех! Он напоминает звон серебряных бубенчиков. — Можешь быть уверен, что если ты как следует выполнишь мое поручение, ты внесешь вклад в очень благородное дело.

— Типа защиты прав домовых эльфов? — уточнил он и увернулся от диванной подушки, которой Гермиона целилась ему в голову.

— Что-то в этом роде. А теперь уходи, или я опоздаю.

Он решил аппарировать в Хогсмид и пройтись пешком до замка, наслаждаясь образом, запечатлевшемся в его памяти: Гермиона, все еще сидящая в плетеном кресле, ее волосы шевелит легкий вечерний ветерок, она улыбается ему и посылает воздушный поцелуй.

Дорогой Северус,

В это трудно поверить, но МакКензи чуть не спятила от радости, когда я ей сказал, что она должна написать для Гермионы доклад. Мне никогда не понять этих книжных червей, но иногда они оказываются чертовски полезны. Сегодня утром она влетела в офис, размахивая пергаментом длиной в десять футов, который закончила всего за два дня (смотри приложение). Странная женщина, но чего еще можно ожидать от юридического эксперта, который носит ярко-оранжевые теплые панталоны? (Уверяю тебя, что обладать магическим глазом не всегда приятно).

Так как насчет тебя, мой мальчик? Ты уже пережил это потрясение? Во вторник ты выглядел весьма испуганным. Конечно, Сириус тоже, но ведь он всегда легче поддавался женскому влиянию. Было интересно увидеть твой мечтательно-влюбленный взгляд — я не думал, что такое возможно, но, в конце концов, все мы можем ошибаться. Ты уже подумал о том, как продолжится эта история? Я имею в виду, что наставить рога Министру — это большое искусство. Ты уверен, что справишься? Я говорю не о самом процессе, здесь я в тебе не сомневаюсь (если что, Сириус может дать тебе пару советов). А вот последствия, боюсь, будут не самыми приятными. Два таких честных человека, как ты и Гермиона, не смогут долго держать все в секрете, поэтому послушай моего совета — постарайся взять себя в руки и подумать, готов ли ты иметь дело со всеми вытекающими из этой истории последствиями.

Я знаю, что это бесполезно, но, по крайней мере, ты не сможешь сказать, что я тебя не предупреждал.

Надеюсь, что тебе понравится доклад. Если тебе понадобится более глубокий анализ, сообщи мне. МакКензи придет в абсолютный восторг, и ты войдешь в историю, как первый мужчина, вызвавший у женщины бесконечный оргазм.

Вот и все на сегодня. Сейчас мне нужно встретиться с Уиллисом, главой Комитета По Надзору За Аурорами, и попытаться нажать на него, чтобы он увеличил наш бюджет, в противном случае Доротея Мэйтлин сбежит к янки. Если задуматься, может быть, это и к лучшему. Ты мог бы занять ее место, если Министерство тебя уволит. Из тебя получиться замечательный преподаватель Техники Допросов, а твои уроки по зельям можно будет рассматривать в качестве примеров.

Всегда твой,

Аластор Хмури.

* * *

*

Дорогой Аластор,

Северус показал мне доклад МакКензи — вау! Как ты думаешь, могут оранжевые панталоны быть причиной такой эрудиции? Я попробовал это на Агриппине — ее оценки по Истории Магии в последнее время ухудшились (неудивительно, ведь на уроках она пишет потрясающе чувственные любовные письма), но это не принесло результатов, во всяком случае, для Истории Магии. Странно, насколько размеры 95-60-95 могут смягчать отталкивающий эффект абсолютно не эротичного белья.

Я видел письмо, которое ты прислал Северусу. Поверь мне, дружище, проще убедить вампира в том, что чеснок — довольно вкусная штука. Северус влюбился по уши! В среду мы пытались раздобыть несколько маггловских книг для Гермионы — не буду вдаваться в подробности, скажу только, что Азкабан по сравнению с этим просто детская шалость — и через некоторое время ему все это так надоело, что он отправился прямо в поместье Министра, чтобы устроить ей хороший скандал и заставить ее прикусить свой острый язычок. Думаю, языки участвовали в этом процессе как-то по-другому, потому что, вернувшись, он буквально вплыл в Большой Зал и уселся за Главный Стол в маггловской одежде. Это просто чтобы ты понял, насколько он влип.

Я не знаю, стоит ли писать об этом Мионе. Я не уверен, что она понимает, что может простым щелчком пальцев превратить его жизнь в рай или сделать адом. Конечно, она не станет намеренно причинять ему боль (в конце концов, она же гриффиндорка), но если она не до конца уверена в своих чувствах, ей лучше покончить с этим, пока дело не зашло слишком далеко. Можешь назвать меня сентиментальным идиотом, но насколько я знаю Северуса, как только он признает, что нуждается в любви, он станет ее рабом от ногтей до кончиков волос. И, честно говоря, я даже боюсь думать о том, что произойдет, если она испугается его настойчивости или отвергнет его.

Веришь ты мне или нет, но иногда я ему завидую. Конечно, не сейчас, когда Агриппина, кажется, приобрела пару весьма интересных вещичек. И кто сказал, что быть учителем скучно?

Буду держать тебя в курсе дел, дорогой друг. Увидимся на следующем обеде Ее Превосходительства.

Твой любитель панталон,

Сириус.

* * *

*

Дорогая Гермиона,

Это письмо может быть весьма неуместным — в таком случае покорнейше прошу скормить его грызунам, обитающим в поместье, но я чувствую, что должен это написать, как твой друг и друг Северуса. И предупреждаю: я буду одновременно жалким и покровительственным, так что, возможно, оно тебе совсем не понравится. Ах, да, оно к тому же будет весьма длинным. Люди просто обожают такие письма.

Как ты уже, несомненно, обратила внимание, за последние пятнадцать лет мы с Северусом стали друзьями. Мы оба сильно изменились, и, что касается Северуса, это были перемены к лучшему. Он все еще умеет быть злобным ублюдком, иногда мы ссоримся (конечно, по его вине), но мы довольно неплохо уживаемся.

В течение всех этих лет в его жизни не было и намека на женщин. Я не знаю, насколько хорошо ты знакома с его историей, и, собственно, не я должен тебе об этом рассказывать, но позволь тебя заверить, что до поражения Волдеморта у него не было ни времени, ни желания заводить какие-то романтические связи. Короче говоря — если вы собираетесь быть вместе, это будут первые реальные отношения в его жизни. Зная его, я могу сказать, что он не удовлетворится непрочной связью, а сделает все, чтоб ее укрепить. Я не хочу, чтобы ты подумала, что я подозреваю тебя в несерьезности намерений (Боже, я становлюсь похожим на старшего брата Сицилийской девы) — нет, просто я боюсь, что его настойчивость может в итоге испугать тебя. В конце концов, ты не очень привыкла к этому, насколько я могу судить по твоим отношениям с Гарри.

Он (Северус, а не Гарри) так долго был шпионом, что у него развилась своего рода аллергия на любые формы конспирации, и он не сможет и не захочет долго выносить это, когда его чувства к тебе так сильны. Таким образом, довольно скоро тебе придется решать — готова ли ты пережить публичный скандал, шумиху, развод, нападки журналистов (это чтобы довершить список неприятностей) ради человека, который будет целовать землю, по которой ты ходишь, но с которым не так-то легко будет прожить остаток жизни. Звучит мелодраматично, но так оно и есть — трудно представить, чтобы он согласился на что-то меньшее, чем отношения на всю жизнь. Лучше тебе привыкнуть к этой мысли.

Вот, собственно, о чем мое письмо, если ты еще не поняла: знай, что ты имеешь огромную власть над Северусом, и не веди себя с ним легкомысленно. Просто для примера: когда он отправился к тебе три дня назад, он был в такой ярости, что я искренне подумал, что он собирается расстаться с тобой навсегда. Но из того, что он рассказал мне, вернувшись в Хогварц, у меня не сложилось впечатления, что вы поссорились. Скорее наоборот. Он податлив, как воск в твоих руках. Если бы я сомневался насчет него, я бы и ему прочитал такую же лекцию. Я знаю, что ты испытала много боли, и не заслуживаешь новых страданий. Но, как бы это ни странно звучало, в данном случае я уверен, что он более уязвим, чем ты.

Вот и все. Я откладываю lupara (Прим. автора — это дробовик с обрезанным стволом, который используют для отпугивания волков. Слово сицилийского происхождения. Думаю, что Сириус услышал его во время одной из своих итальянских прогулок) и из бешеного сицилийского защитника девственниц снова превращаюсь в британского колдуна, чьи сомнительные моральные устои не позволяют ему писать письма, подобные этому. С другой стороны, из-за своего поведения я часто попадаю в ситуации, когда могу причинить боль кому-то более слабому, и всегда стараюсь этого избегать.

С нетерпением жду нашей встречи за очередным обедом (между прочим, все было очень вкусно), и прощаюсь.

Твой дядюшка,

Сириус.

* * *

*

Дорогая Гермиона,

Глядя на стремительно увеличивающуюся кучу смятого пергамента на полу, я постепенно убеждаюсь в вечной истине — попытки написать любовное письмо сродни стремлениям Сизифа добраться до вершины горы. Пытаться выразить чувства словами настолько же бесполезно, хотя и не вызывает такую одышку. Тот факт, что более одаренные, чем я, люди, уже все сказали и написали, не прибавляет мне уверенности. После четырех часов тщетных усилий я решил продолжить урок поэзии, перескочив на тысячу лет вперед… точнее, это любовь перенесла меня на своих крыльях… в ранний Ренессанс, чтобы процитировать слова великого Петрарки. Единственное, что сделал я — это перевел их для тебя:

Benedetto sia ‘l giorno, e ‘l mese, e l’anno,

E la stagione, e ‘l tempo, e l’ora e ‘l punto,

E ‘l bel paese, e ‘l loco, ov’io fui giunto

Da due begli occhi, che legato m’hanno:

E benedetto il primo dolce affanno,

Ch’ i’ebbi ad esser con Amor congiunto;

E l’arco, e le saette, ond’io fui punto;

E le piaghe, ch’infin al cor mi vanno.

Benedette le voci tante, ch’io,

Chiamando il nome di mia Donna, ho sparte;

E i sospiri, e le lagrime, e ‘l desio:

E benedette sien tutte le carte,

Ov’io fama le acquisto; e ‘l pensier mio

Ch’è sol di lei sì, ch’altra non v’ha parte.

Благословенны будут день и час

Неделя, месяц, каждое мгновенье,

И это живописное селенье,

Где оказался я в плену прекрасных глаз

Благословенным будь тот сладкий яд,

Который жизнь влюбленным отравляет

В моей груди с тех пор огонь пылает,

Как я впервые встретил милой взгляд.

Благословляю имя дорогое

Надежду, вздохи, слезы и мечты,

И то, что я давно лишен покоя.

Благословляю я письма листы

Исписанные милою рукою.

Поверь мне, в моих мыслях только ты.

Может быть, там не совсем точно указано место, где мы впервые встретились, и, наверное, я никогда не прославлю твое имя своими стихами, но все остальное — это правда, поверь мне. Даже если там и не все в порядке с рифмой.

Что если я признаюсь тебе, что мысль о том, что мы не увидимся до 16 октября, мучает меня сильнее, чем регулярные походы в маггловские книжные магазины и библиотеки? Или я неправильно тебя понял? Очень надеюсь на это.

Твой Северус.

* * *

*

Дорогой Сириус,

Грызуны, эти несчастные создания (которых, к слову сказать, в поместье нет — домовые эльфы совершили бы коллективное самоубийство, если бы узнали, что ты сомневаешься в их любви к гигиене) вынуждены голодать, потому что мне не только было приятно получить твое письмо, но я также оценила твои мотивы и твою искренность.

Ты недооцениваешь меня, друг мой. Я прекрасно понимаю, что такой человек, как Северус Снейп, как бы сильно он не изменился, не стал бы себя так вести, если бы его чувства не были серьезны. Я не хуже тебя знаю, что он не уверен в себе. В конце концов, я любила, у меня были друзья, и если мою жизнь и нельзя назвать счастливой, то она, по крайней мере, была спокойной. Заверяю тебя, что мои чувства к Северусу глубоки, даже хотя я все еще не уверена, можно ли сказать, что это любовь. Не потому, что я сомневаюсь, а потому, это слово слишком часто причиняет боль, а я хочу развивать наши отношения очень осторожно. Настанет время, и я назову это любовью.

Твое письмо привлекло мое внимание к факту, на который я до этого не обратила внимания — необходимость конспирации и "аллергия" Северуса на нее. Полагаю, что в этом случае я готова проявить больше слитеринских черт, чем он. Но ты прав — думаю, что если наши отношения будут развиваться, то через несколько недель ему захочется выпустить специальный номер Ежедневного Пророка, чтобы возвестить о нас всему миру. Я обещаю подумать об этом, и поговорить на эту тему с Северусом. Может, любовь и вскружила ему голову, но он же не окончательно потерял разум, так что я думаю, что мы найдем компромисс.

Еще раз спасибо за твою искренность и, конечно, за комплименты моему повару.

Гермиона.

* * *

*

Дорогой Северус,

Я оценила твой урок поэзии. Думаю даже, что смогу примириться с латынью. В конце концов, Овидий написал не только "Метаморфозы". Это будет короткое письмо, потому что мое расписание на сегодня переполнено (говоря, что оно переполнено, я имею в виду примерно то же, что и "в аду весьма теплый климат"). Но я не хочу оставлять тебя в отчаянии. 16 октября — это всего лишь крайний срок для доклада, и я не вижу причин, по которым мы не могли бы встретиться до этого дня. Предлагаю на выбор 2, 8 и 13 октября — первая дата для ланча, два других вечера — для любых занятий, которые сможет придумать твой изощренный слитеринский ум. Если в эти занятия входят поцелуи (на что я очень надеюсь), может быть, лучше выбрать какое-нибудь маггловское заведение для демонстрации своих чувств на людях.

Твоя (и я действительно имею это в виду!)

Гермиона.

Сириус с отвращением на лице потер друг об друга большой и указательный пальцы. — Ты можешь понять, как эти магглы вообще ухитряются любить книги? — спросил он у Снейпа, сидящего напротив него за столом в кабинете директора.

— Даже не спрашивай. У меня кожа на пальцах совершено высохла от прикосновений к этой бумаге! — ответил Снейп. — Текстура ужасная, а о запахе я вообще промолчу. Почему они перестали использовать пергамент? Это же мертвые книги из мертвого материала. Массовая продукция. Чтобы каждый мог это купить. Хотя недавняя Вторая Русская Революция ясно показала, что чтение не помогает усовершенствовать род человеческий.

Сириус кивнул в знак согласия и вернулся к своей книге.

Ошеломленные огромным выбором литературы по интересующему их вопросу (или, скорее, по вопросу, которым они вынуждены были интересоваться), они решили, наконец, взять по две книги, прочитать их, выбрать необходимое и объединить результаты индивидуальной работы в общий текст. Проблема показалась обоим настолько скучной, что они с трудом заставляли себя не заснуть над книгой. К тому же они не привыкли к мелкому шрифту и резкому контрасту между черными буквами и белой бумагой, заставляющему глаза слезиться. Оба с тоской думали о приятной мягкой поверхности пергамента, кажущейся темно-желтой в свете свечей, привычных запахах выделанной кожи и чернил, и ажурной вязи линий, складывающихся в буквы. Буквы, связанные друг с другом, а не вырезанные по отдельности и небрежно оттиснутые на высушенной смеси дерева, превращенного в труху, и воды.

У Сириуса громко и сердито заурчало в животе. — Хватит, Сев, давай поужинаем. Мы работаем уже два часа, я думаю, что мы заслужили небольшой перерыв.

Снейп положил закладку в свою книгу, закрыл ее и швырнул на стол. Поднявшись, он потянулся за мантиями; сейчас они были только в рубашках и брюках, отчасти потому, что в кабинете директора было тепло, но еще и из-за того, что широкие рукава колдовских мантий имели неприятное обыкновение смахивать со стола перья и свитки пергамента, даже если двигаться очень осторожно.

Жесты Северуса были на удивление неловкими по сравнению с кошачьей грацией, обычно характеризующей его движения, и он швырнул мантию Блэка ее владельцу с силой, значительно превышающей необходимую для преодоления гравитации. — Эй! Полегче! — вскрикнул Сириус, надевая мантию и аккуратно поправляя ее складки. В ответ Снейп только сердито посмотрел на него и коротким движением головы показал на дверь.

— Ты злишься из-за проклятого исследования, или есть что-то еще? — поинтересовался Сириус по пути в Главный Холл. Снейп только огрызнулся в ответ. — Северус, не путай, собака здесь я, а ты должен выражать свои мысли словами, а не угрожающими звуками.

Это заявление помогло ему заработать еще один грозный взгляд со стороны Директора. — Ты не поймешь.

— Что заставляет тебя так думать?

— А почему я должен рассчитывать, что человек, считающий, что лучше не тратить время на уговоры, а переспать с той, которую вообще не нужно уговаривать, сможет хотя бы приблизительно понять мои… мои…, — он замолчал, не находя подходящих слов.

— Изысканность твоих чувств, распускающихся как нежный бутон…Я никогда не занимался выращиванием цветов, но могу попробовать.

— Ну что же. Только предупреждаю, хотя бы одна улыбка….

Сириус нетерпеливо взмахнул рукой. — Да-да, все ясно. Предупреждение принято. Я не буду смеяться. Начинай.

Разговор затянулся надолго, но, когда мужчины закончили обычную язвительную перепалку, Снейп позволил уговорить себя попросить Гермиону встретится с ним все три предложенных ею дня, вместо одного. Это смелое решение было немедленно изложено в письме, на которое, к удивлению Северуса, она ответила согласием.

Их первое свидание было за ланчем, и началось не особенно многообещающе. Накануне погода изменилась, и осень снова вступила в свои права, принеся проливной дождь, порывы ледяного ветра и, по крайней мере, Снейпу, приступы мигрени. Сириус был лучше знаком с маггловскими ресторанами (так как не считал ниже своего колдовского достоинства время от времени встречаться с маггловскими женщинами) и с его помощью Снейп выбрал испанский ресторан на Кингс Роад. Он был маленький и уютный, не очень фешенебельный, и располагался достаточно далеко от заведений, которые министр облюбовал для деловых ланчей с магглами. А это позволяло Гермионе спокойно наслаждаться едой, не оглядываясь по сторонам каждые 10 секунд.

Она опоздала. Гермиона ненавидела опаздывать, особенно когда это происходило по ее вине. А сегодня виновата была именно она, потому что несколько часов не могла решить, что надеть — занятие, ненавидимое ею еще больше. Это был всего лишь обычнейший побочный эффект влюбленности, но он заставил Гермиону разозлиться на саму себя. Короткого расстояния от места, куда она аппарировала, до ресторана, оказалось достаточно для того, чтобы ее волосы растрепались, а плащ промок. В обычных условиях она решила бы все эти проблемы одним простым заклинанием, но на улице было полно магглов, и она не могла воспользоваться палочкой. Когда Гермиона наконец вошла в ресторан (точнее сказать, ее внесло туда ветром), ее взгляд тут же упал на зеркало, висевшее на противоположной от двери стене, и она, к ужасу своему, увидела, что ее нос покраснел от холода и выглядит ужасно.

Когда Северус услышал, как захлопнулась дверь, он поднял взгляд от газеты, которую читал, и подумал, что Гермиона захватывающе прекрасна. Волосы в беспорядке, раскрасневшееся лицо — интересно, не так ли она выглядит, когда занимается любовью. Он поднялся, чтобы поздороваться, протянул ей руки и сказал. — Гермиона, ты…

— Я знаю, что опоздала! — резко оборвала она, не обращая внимания на его руки и так ожесточенно освобождаясь от промокшего плаща, что подвернувшийся ей под руку официант чуть не полетел на пол. — Совершенно нет необходимости напоминать мне об этом. Я извиняюсь.

— Я… я только хотел сказать, что ты замечательно выглядишь. Восхитительно.

— Спасибо.

Он пытался спросить ее о том, как она провела начало дня, но она только пожала плечами. Потом он рассказал ей, как у них с Сириусом продвигаются дела с исследованием, и был вознагражден равнодушным «М-м-м-м..» Он сделал комплимент ее волосам и получил в ответ рассерженный взгляд. Попытка рассмешить ее рассказом о последних подвигах Моны и Лизы Уизли тоже не увенчалась успехом. Когда официант принес главное блюдо и открыл вино, Северус наконец не выдержал и спросил. — Гермиона, ты…тебя что-то расстроило? Если ты не хотела сегодня видеть меня, ты могла просто послать сову.

Он был рад видеть, что задал нужный вопрос в нужное время. Было заметно, что после этого вопроса она расслабилась, а прощальный поцелуй окончательно убедил его в том, что Гермиона не жалеет об их встрече.

— Что ты скажешь насчет маленького сюрприза? — спросил он. — Я кое-что приготовил для следующего раза. Нужна маггловская одежда. Вечернее платье, должен уточнить.

Она кивнула. — Конечно. С большим удовольствием.

— — -

* * *

* — — -

Странно, подумал Северус, сидя вечером того же дня в своей комнате, как люди чувствуют себя, когда они влюблены. Им хорошо не только в смысле собственного состояния. Хочется быть еще и хорошим человеком, добрым ко всем окружающим. Это ощущение было для него совершенно новым и необычным, и он пока не мог понять, нравится оно ему или пугает. Снейп немного боялся потерять свое умение контролировать ситуацию — боялся стать старым беззубым псом, которого каждый норовит погладить по голове, нравится ему это или нет. Но все же, если бы сейчас в его кабинет заявилась самая неприятная из противных ему личностей — скажем, Рита Вриттер, он бы…

Вриттер! Он же совершенно забыл про нее, но к счастью, его подсознание как-то ухитрилось ему напомнить. После своего внезапного исчезновения на приеме, он собирался написать ей записку и пригласить на ланч — не стоит переходить дорогу Рите Вриттер без особой необходимости. Она использует свои старые приемы и пишет все, что приходит в ее грязную маленькую голову, не обращая внимания ни на правду, ни на журналистскую этику, и как бы потом не боролось большинство из ее жертв, какими бы огромными буквами они не печатали свои опровержения, какая-то тень всегда оставалась. Среднестатистический Британский колдун просто не в состоянии поверить, что слова не становятся правдой автоматически, как только оказываются напечатанными в газете.

Он наградил себя мысленным пинком, заставляя написать ей прямо сейчас, пока благие намерения не забылись в очередной раз. Снейп был совершенно уверен, что не желает читать никаких язвительных комментариев о своей школе только из-за того, что поленился черкнуть пару слов на пергаменте. Вздохнув, он сел за стол и выполнил свой долг. Закончив с этим, он решил написать короткое письмо Гермионе — как что-то вроде вознаграждения за честно выполненные обязанности.

Дорогая Гермиона,

Сегодня у меня был ленч с необыкновенно колючим созданием, которое через полчаса вдруг превратилось в самую очаровательную из всех женщин, которых я когда-либо встречал. Я думаю, тебя это заинтересует, потому что Преобразования всегда были твоей сильной стороной.

Теперь мне кажется, что передо мной возникла серьезная проблема. Мне нравятся такие колючие создания, но, с другой стороны, та женщина была просто неописуемо хороша… Кого же мне пригласить 8 октября? Если ты знаешь это создание, не была бы ли ты так добра договориться с ним (с ней? или это оно?) о том, кто составит мне компанию вышеупомянутым вечером? Что ж, значит меня снова ожидает сюрприз. Я остаюсь в блаженном неведении по поводу того, кто будет ждать меня в особняке министра — Ежик (так я решил назвать этого/эту/это создание) или Гермиона. Я даже не могу сказать, кто из них сделает меня счастливым.

Твой (и ты не одна имеешь в виду именно это),

Северус.

Он свернул пергамент, вызвал двух школьных сов и напоил одну из них Ускоряющим зельем. Другая, которая должна была доставить письмо Вриттер, могла быть даже помесью между совой и улиткой — его это мало беспокоило. Первый свиток был уже привязан к новоявленной скоростной сове, как вдруг в камине появилась голова МакГонагалл.

— Извини, что побеспокоила, Северус, — сказала она, — но я только что получила почту и в ней письмо от совета попечителей. Они собирают внеочередное совещание в понедельник, в семь. Я не смогу пойти, потому что понедельник — мой самый загруженный день. Ты не мог бы…

На понедельник он как раз намечал ланч с Вриттер. Но это могло и подождать несколько дней. — Да, конечно, я схожу. Ты не могла бы…

— Да, конечно, я сейчас же им отвечу. Хотя ты там со скуки умрешь. Один из попечителей собрался в отставку по состоянию здоровья, и они будут обсуждать новую кандидатуру.

— Я выживу, не беспокойся. Спокойно ночи, Минерва, и спасибо тебе.

Голова исчезла, и он бросил второй свиток пергамента во вновь покрасневшее пламя. Велев сове подождать, он переписал письмо Вриттер, предложив на этот раз среду, 10 октября. Если бы письмо могло впитать все проклятия, которые он шептал сквозь стиснутые зубы, Рита Вриттер умерла бы ужасной болезненной смертью, успев только развернуть пергамент.

— — -

* * *

* — — -

— Итак, кто ты, Ежик или Гермиона?

— Извини?

— Ты то колючее создание, с которым я был на ленче, или богиня, в которую оно потом превратилось?

Гермиона покраснела. — А ты уверен, что нет третьей возможности? Я знаю, что сегодня у меня нет иголок, хотя Ежик — очень милое имя, но и богиней я себя тоже не чувствую.

— Еще почувствуешь, — пообещал он, глядя на нее с выражением, от которой у нее по телу пробежали мурашки. Ее черное бархатное платье с жакетом было обманчиво простого фасона, единственной бросающейся в глаза деталью были пуговицы жакета из красного и белого горного хрусталя. Ожерелье и серьги повторяли те же цвета, но не материал. Это были брильянты и рубины в платиновой оправе. — Ты сегодня сама элегантность, моя дорогая.

Она не ответила, только снова покраснела, причем так, что заставила поблекнуть рубины. — Куда мы идем?

— Но это же сюрприз. Надеюсь, ты знакома с совместной аппарацией?

— Когда ты аппарируешь, а я только концентрируюсь на тебе? Да, конечно.

— Тогда возьми меня за руку, — она сделала это и закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться.

Не то, чтобы это было легко — Северус Снейп в смокинге был достаточно волнующим зрелищем. — На счет три, — сказало Волнующее Зрелище. — Раз, два, три! — Знакомое ощущение того, что твое тело растворяется в … ну и в чем же? — во вселенной, такое слово пришло ей в голову, когда она в первый раз попробовала следовать за кем-то, не удержав восторженного крика — ох, как же это было давно… А потом ощущение того, что она снова вернулась в свое тело и ее кожу ласкает влажный воздух, ощутимо более теплый, чем английский.

Она осторожно открыла глаза. Первым, что она увидела, было улыбающееся лицо Снейпа. — Benvenuta in Italia, — сказал он.

— Если аппарация не нанесла непоправимого ущерба моим умственным способностям, это означает «Добро пожаловать в Италию» — так где же мы?

— Это, мой очаровательный Ежик, Ла Скала, известнейший итальянский оперный театр, в котором мы собираемся слушать Фауста Гуно.

— Северус, ты расскажешь, как ты все организовал, или я должна думать, что попала в волшебную сказку?

— Конечно, объясню, но потом. Это чуть ли не единственное место в Италии, где ценится пунктуальность. Они начнут ровно в 20.00, так что нам лучше занять свои места. Торжественно обещаю объяснить все за ужином.

‘Это действительно Северус Снейп? ’ — подумала Гермиона, пока он вел ее к их местам, ‘Тот самый ублюдок Снейп? Последние два раза, когда мы встречались, я уже могла в этом засомневаться, но это уж совсем невероятно. Держу пари, это Гилдерой Локхарт, напившийся Многосущего зелья.’

Но тут заиграла музыка, и она забыла про все свои мысли. Благодаря четырем годам, проведенным во Франции, она знала французский достаточно хорошо для того, чтобы понимать текст. Боже, это было потрясающе! Через десять минут после начала увертюры он потихоньку взял ее за руку, и Гермиона сжала его пальцы, взглянув на него с сияющей улыбкой. Когда Фауст объяснялся в любви Маргарите, Снейп заметил, что у нее по щекам текут слезы. “ Laisse ta main s’oublier dans la mienne…Laisse-moi, laisse-moi contempler ton visage…enivrante clarté de l’astre de la nuit… comme dans un nuage caresse ta beautй… » (“Позволь мне держать тебя за руку… Разреши мне любоваться твоим лицом… лунный свет опьяняет меня… он окутывает тебя подобно легкому облаку”). Это было совершеннейшее выражение любви и страсти в прекрасной музыке. Во время антракта она была слишком взволнована, чтобы говорить и просто стояла, опустив голову ему на плечо, наслаждаясь ощущением обнимающих ее рук и мечтая, чтобы это никогда не заканчивалось.

Но, к ее великому сожалению, это закончилось — это было похоже на выход из транса. Они молча шли по улице. — Куда мы идем? — наконец спросила она.

— Я подумал, что ты захочешь съесть что-нибудь после такой бури эмоций.

Гермиона одарила его благодарной улыбкой. — Действительно. Как это не прозаично, я проголодалась.

Ресторан, один из старейших в Милане, был расположен в одном из самых красивых мест города (как отрекомендовал его Северус) — на маленькой площади Пьяцца Бельозо. С трех сторон она была окружена домами, а четвертая представляла собой что-то вроде огромной балюстрады с тремя круглыми арками.

Когда они уселись, Гермиона взяла Снейпа за руку и спросила. — Так ты собираешься объяснить, почему у нас сегодня такой необычный выход в свет?

— Конечно, моя дорогая, понимаешь…

— Что за очаровательная парочка влюбленных голубков! Неужели это Директор Снейп и очаровательная миссис Поттер!

Они повернулись, надеясь, что у них просто одинаковый кошмар, и яростно посмотрели в глаза злорадно ухмыляющейся Рите Вриттер.

Не спросив разрешения, Рита Вритер уселась за их столик, явно наслаждаясь произведенным ею эффектом. К ним уже спешил официант, держа поднос со столовыми приборами на третью персону.

— Нет-нет, — сказала она. — Я присоединюсь к ним только на аперитив, а потом оставлю их наслаждаться романтическим вечером. Не возражаете против бутылки Dom Perignon? — спросила она Северуса, и тот просто покачал головой, не в силах вымолвить ни слова. — Отлично, тогда Dom Perignon, пожалуйста.

Официант исчез. Рита, чье пристрастие к кричащим цветам, похоже, не ограничивалось рамками мантий, достала крокодиловую сумочку, которая была единственным выносимым для глаза пятном на общем малиновом фоне. Она вытащила пачку сигарет и массивную золотую зажигалку.

— Вы же не возражаете, правда? — сказала она и тут же зажгла сигарету, не дожидаясь разрешения, которого могла и не получить, учитывая ошеломленное выражение лиц Северуса и Гермионы.

Рита откинулась на спинку стула, сделала глубокую затяжку и выдохнула несколько колец отвратительно сладковатого дыма. — Итак, Ежик, — обратилась она к Гермионе, — Сегодня уже не колешься? Или вы использовали смягчающий гель для душа? — Рита захихикала над собственной шуткой.

В этот момент кусочки мозаики наконец-то встали на свои места в голове у Снейпа. Он увидел себя в своем кабинете… два небольших свитка пергамента на столе, для Вритер и для Гермионы… они выглядят одинаково… на одном он написал имя Вритер, на другом Гермионы, забыл проконтролировать… бросил одно в огонь и переписал… Дважды! Он дважды их перепутал! В такой сложной ситуации, требующей строжайшей конспирации, он вел себя как полный идиот, как небрежный дурак! Теперь трудно было даже представить, к каким последствиям это приведет.

Пока его разум справлялся с задачей, официант принес шампанское, наполнил бокалы и ушел.

— За счастливую пару! — воскликнула Вритер, поднимая фужер и делая глоток. — Ммм, это восхитительно. Попробуйте!

— Как…

— Гермиона…

Они произнесли это одновременно.

— Дорогая миссис Поттер, через полтора часа я должна быть в Лондоне, так что прошу вас не тратить время на получение объяснений. Похоже, директор Снейп уже понял, в чем дело, и сможет все вам объяснить. Я преследую чисто профессиональные интересы. Несколько вопросов, и я исчезну. Пожалуйста, говорите помедленнее — здесь я не могу использовать свое самопишущее перо. — Она извлекла из недр своей сумки блокнот и ручку. — Итак, как долго вы вместе?

Северус сделал глубокий вздох, собираясь с силами. — Рита, послушайте…

— Слушаю? — вкрадчиво спросила она, не откладывая ручки. — Я здесь именно за этим, герой-любовник!

Он поежился от неприятного эпитета, но продолжил, — Рита, я знаю, что вы рассмеетесь мне в лицо, если я попрошу вас не предавать огласке эту историю, но тем не менее я это сделаю. Пожалуйста, не предавайте огласке эту историю.

— Почему?

— Потому что это разрушит…

— Прекрати, Северус! — Снейп и Вритер одновременно повернулись к Гермионе. — Я не позволю тебе унижаться перед этим… жучком!

— Гермиона, пожалуйста, позволь мне разобраться с этим, я…

— Нет. Я сама разберусь с этим делом. Миссис Вритер, — она сделала глоток шампанского. — Полагаю, вы ждете, что я буду вас шантажировать, но я не стану.

Выражение лица Вритер из дерзкого стало удивленным. — Правда? — ответила она, прищурившись. — Как мило с вашей стороны. Моя дорогая, вы не учли, что это было двадцать лет назад. В настоящее время, — она сделала еще одну затяжку. — Меня просто оштрафуют и вежливо попросят зарегистрироваться. Это все благодаря вашему мужу, — она выдохнула кольцо дыма. — Если вы не забыли.

Снейп переводил взгляд с Вритер на Гермиону, не понимая, о чем они говорят. Похоже, что Гермиону ничуть не взволновал подобный ответ, и она может контролировать ситуацию.

— Я прекрасно об этом помню, — спокойно сказала она. — Но я также знаю, что профессиональным успехом вы обязаны своему маленькому секрету. И я вам обещаю: если вы не примете то, что я собираюсь вам предложить, информация о вас поступит в министерство. И я гарантирую, что произойдет утечка этой информации. Возможно, это заинтересует ваших коллег? Какая жалость, что среди журналистов случаются подобные нарушения профессиональной этики. Да, пожалуйста, — добавила она официанту, который подошел, чтобы вновь наполнить бокалы.

Рита пришла в ярость, хотя пыталась не показывать этого. Уже во второй раз девчонка Грейнджер ее превзошла. Конечно, она права. Если какой-нибудь из ее менее успешных коллег узнает, что она незарегистрированный анимаг, использующий форму жучка для получения информации, не предназначенной для чужих ушей, он не упустит случая публично ее уничтожить. Она живо представила себе кричащие заголовки и язвительные комментарии. — Ладно, — процедила она сквозь зубы. — Так что это за предложение?

Если бы она посмотрела на Гермиону, то смогла бы видеть облегчение на ее лице. Но Рита разглядывала свой бокал, пытаясь совладать с гневом.

— Я хочу предложить вам эксклюзивную информацию о важном политическом событии, которое состоится в конце октября. Вы узнаете все подробности от меня и еще одного человека, имя которого я пока не могу вам сообщить. Нет, — она не дала Вритер возможности возразить. — Вы должны мне поверить. Я обещаю, что не обману вас, а вы пообещаете, что не будете проявлять интереса к директору Снейпу и ко мне. Понятно? — она протянула руку, и Рита с некоторым колебанием пожала ее.

— Понятно. Но я предупреждаю…

— Не нужно меня предупреждать. Я знаю, что вы можете с нами сделать. А вы знаете о том, что я могу сделать с вашей карьерой. Взаимных опасений должно быть достаточно, чтобы заставить нас сдержать наши обещания, не так ли?

Рита Вритер кивнула. — Хорошо, — сказала она. — Ладно, не буду вам мешать в этот романтический вечер. Хорошего вам вечера, директор. Доброго вечера, миссис Поттер, — она кивнула, поднялась и вышла, гордо вскинув голову.

— Эээ… — сказал Северус. — Гермиона, ты не могла бы пояснить?

— Частично. Но кое-что я не могу тебе рассказать. И сначала я хочу услышать, что, черт возьми, произошло. И еще, — добавила она, — я хочу провести незабываемый вечер с невероятно привлекательным магом, сидящим за моим столом, и как следует напиться.

Северус тут же рассказал ей о том, как перепутал письма. — Похоже, я старею, — вздохнул он. — Старею и становлюсь невнимательным. Если бы подобное случилось, когда я был шпионом, я бы сейчас не сидел здесь с тобой.

Она отложила свой нож и взяла его за руку. — Ты не старый, Северус. Просто ты стал не таким настороженным, во всех отношениях, а это не так уж и плохо. И я тебе кое-что скажу, — продолжила она, снова берясь за нож и вилку. — Возможно, это недоразумение сослужит неплохую службу, запомни мои слова.

— Кажется, это начало твоей части этой истории. Как тебе удалось шантажировать Риту Вритер?

— Ах, это, — сказала она с мечтательным выражением на лице. — Это долгая история. Помнишь Трехмаговый Турнир?

Покинув ресторан, оба были слегка пьяны. Честно говоря, Северус был слегка пьян, а Гермиону можно было назвать чем-то средним между изрядно подвыпившей и весьма пьяной. Несколько минут они просто стояли, вдыхая холодный ночной воздух и наслаждаясь компанией друг друга. Он ласково обнял ее и позволил себе помечтать, когда она прижалась к его груди, слушая биение его сердца.

Он планировал романтический вечер, но из-за его неосторожности все едва не кончилось катастрофой. Неужели он и правда думал, что они смогут и дальше продолжать видеться друг с другом, писать письма и целоваться, сколько им заблагорассудится? Строить свой маленький мирок в окружающей их действительности? Он должен был быть более осмотрительным. Неожиданное появление Вритер потрясло его достаточно сильно — Снейп усмехнулся от мысли, что в какой-то степени он даже благодарен ей — чтобы осознать, что две реальности рано или поздно должны превратиться в одну. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его мысли были прерваны легким движением Гермионы в его объятиях. Снейп осторожно отстранился и обнял ее за плечи. Он почувствовал, как ее рука обнимает его за талию, скользнув под пиджак, и пришел в восторг. Улыбнувшись, он спросил. — Как насчет небольшой прогулки, чтобы немного проветриться?

— Звучит неплохо. Что ты предлагаешь?

— Ммм… ты в состоянии аппарировать?

— Что ты имеешь в виду под "я в состоянии" — конечно, я в состоянии. Куда мы отправимся?

— Я подумал, что на крыше Дуомо мы сможем насладиться не только прекрасным видом, но и уединенностью…

— Это замечательная… ой! — она споткнулась на булыжной мостовой, которая была довольно неудобной и при дневном свете, а ночью таила немало опасностей для женщин на высоких каблуках. Снейп подхватил ее. — … идея, — закончила она. Давай аппарируем на крышу Дуомо!

Так они и сделали. У Гермионы перехватило дыхание от открывшегося вида. Ночь была теплой и безоблачной, миллионы огней большого города затмевали почти полную луну и звезды. Здесь было удивительно тихо, и их шаги отдавались громким эхом. Гермиона подошла к балюстраде, которая снизу казалась сделанной из ажурного кружева. Подойдя ближе, она обнаружила, что не может обхватить ее руками. Она не слышала, как подошел Снейп, но почувствовала его руки на своей талии и обернулась, прислонившись спиной к холодному мрамору.

— Поцелуй меня, — прошептала она, притягивая его к себе. Он с улыбкой подчинился, скользя руками по ее телу, и почти сразу нашел чувствительную точку на ее спине, оправдав ее надежды. Сложные эмоции, пережитые ею за последние несколько часов, в сочетании с алкоголем, сделали Гермиону очень чувствительной, и ей захотелось прикоснуться к нему. С мягким стоном она провела руками по его спине вниз, к поясу брюк и вытащила край его рубашки, чтобы запустить под нее руки и в первый раз коснуться его кожи.

Она улыбнулась, когда обнаружила гладкую безволосую грудь — ей это нравилось. Он ласкал губами мочку ее уха, когда она прикоснулась к его соскам, заставив его на мгновение потерять контроль и укусить ее. Гермиона вскрикнула скорее от удовольствия, чем от боли, и скользнула рукой по его животу и ниже.

—Ммм… — промурлыкала она, слегка поглаживая обнаруженную выпуклость. — Я не знала, что у тебя тоже есть сотовый телефон. Можно мне посмотреть?

Он остановил ее руку, ухватив за запястье, прежде чем она узнала, с чем ей предстоит справиться — с молнией или пуговицами. — Подожди, — сказал он, запыхавшись. — Думаю, что нам нужно остановиться.

— Почему? Ты меня не хочешь?

— Я хочу тебя больше всего на свете, но мне кажется, что сейчас не подходящее время и место.

Она хихикнула. — Что касается места, так это легко исправить.

— Думаю, что если бы ты не была немного… ээ… не такой подвыпившей, ты бы сомневалась и насчет времени.

Она посмотрела на часы.

— Гермиона, я имею в виду не это. Я думаю, что нам нужно подождать, пока мы не скажем Гарри.

Она вдруг абсолютно протрезвела, немного обиделась и почувствовала себя очень неловко. — Конечно, я… извини, я не знаю, что на меня нашло…

Он прижал ее к себе, и она положила голову ему на плечо. — То же, что нашло бы и на меня, если бы я не был более устойчив к алкоголю, — пробормотал он, целуя ее. — А теперь подожди, мне нужно привести себя в порядок, и потом нам пора вернуться домой, как бы я не сожалел об этом.

Она молча смотрела, как он заправил рубашку в брюки и поправил бабочку. — Северус, ты так и не рассказал мне, почему выбрал Милан, — сказала она, надеясь, что его ответ позволит им провести вместе еще хотя бы четверть часа.

— Это, мой милый Ежик, подождет до следующего раза. Есть какие-нибудь особые пожелания?

— Нет, похоже, у тебя и без того достаточно идей, — она взяла его за руку. — Совместная аппарация? Ты за мной? — он кивнул.

— Один, два, три, — два хлопка почти слились в один, и они исчезли. Дуомо снова опустел, и летучие мыши, которых невероятно раздражало неожиданное вторжение, снова заняли свои места для тихой ночной охоты.

Они аппарировали в парк перед особняком министра. Перед тем, как расстаться, Снейп еще раз прижал к себе Гермиону, очень мягко и нежно поцеловав глаза, кончик носа, а потом губы. — Как насчет того, чтобы в следующий раз поговорить? — прошептал он. — У меня дома? Чтобы никто не помешал. Ты сможешь попасть туда с помощью дымолетного порошка, скажи только «Поместье Снейпа».

Она обняла его еще крепче. — Да, думаю, разговор — это то, что нужно. И мне очень хочется увидеть твой дом. — Она посмотрела Снейпу в глаза, неожиданно забеспокоившись. — Это же не разговор из серии «Гермиона, нам нужно поговорить», означающий, что ты хочешь расстаться со мной?

Он покачал головой. — Нет, скорее наоборот. А теперь иди, ты дрожишь. Здесь гораздо холоднее, чем в Милане.

— Ты первый. Чтобы у меня не было искушения вернуться.

Он сделал несколько шагов назад и аппарировал.

* * *

Хотя сейчас, в мирное время, время угрозы нападения на Хогварц не существовало, охранные заклинания против аппарации все еще действовали. Северус вошел в железные ворота, обозначающие вход на территорию замка. Он мог пролететь расстояние до замка на метле — несколько школьных метел всегда лежало в большом деревянном ящике сразу за воротами — но он никогда не любил летать. И к тому же он хотел пройтись. Это занятие лучше других помогало подумать. Благодаря ему тело было занято и не господствовало над разумом, и в то же время занятие было достаточно простым, чтобы не требовать постоянного контроля со стороны сознания. Греческие философы, разгуливающие в садах Афин, знали, что делали.

Учитывая беспорядок, который творился у Северуса в голове, он, вероятно, должен был гулять всю ночь. Интересно, любовь вытворяет такое со всеми? Ему было практически не с кем посоветоваться. Был Сириус, но, по крайней мере, по мнению Снейпа, он никогда не был влюблен ни в одну из своих подружек. Они ему нравились, и он получал удовольствие от секса. Боже упаси, если он полюбит по-настоящему. Ему будет еще сложнее, чем Северусу. На какое-то время он задумался, был ли кто-то в жизни Сириуса в короткий промежуток времени между выпуском из школы и заключением в Азкабан. Если что-то и было, Блэк хорошо хранил секрет и никогда не говорил на эту тему. В любом случае, это никак не могло помочь Снейпу — ситуации были совершенно разные. И, по правде говоря, ему казалось немного неудобным поверять другу каждую деталь своих переживаний. Он даже сам не мог понять, почему.

— Кто там? — голос заставил его остановиться и вырвал из задумчивости. — О, это вы, Директор? Назад, Клык, ты что, не слышишь? Назад, я сказал! — Огромная фигура лесника двинулась навстречу Снейпу. — Извините, Директор, я вас не узнал, да. Ну посмотри, Клык, что ты наделал, он же весь грязный! — Полугигант неловко попытался стряхнуть грязь с одежды Снейпа, (после чего она только глубже въелась в ткань), и чуть не повалил его на землю.

— Спасибо, Хагрид, — сказал он, с некоторой дрожью в голосе, вызванной внезапным появлением лесника и действиями его огромных рук. — Думаю, все это лучше оставить домовым эльфам. Не беспокойся. — Что ты здесь делаешь среди ночи? — спросил он. — Уже два часа.

— Это все Клык. Разбудил меня, понимаете, наверно унюхал кого-то. Ну я и подумал, что лучше пойду гляну. — Хагрид замолчал, решая, не будет ли слишком дерзко задать Снейпу подобный вопрос. Потом он все же решил спросить. Если вопрос Директору не понравится, он получит один из знаменитых язвительных ответов, только и всего. — А вы, директор? Не самое обычное время для прогулок, мне так кажется.

— Действительно. Но мне… нужно было подумать.

— Да, это бывает трудно, — сочувственно сказал Хагрид. — Не зайдете на чашку чая? Холодно сегодня, чай в такую погоду — самое подходящее дело.

Снейп был слегка удивлен, но приглашение не было ему неприятно. Ночной разговор с Хагридом даже мог оказаться полезным. Общение с этим человеком всегда его успокаивало. Примерно то же самое можно почувствовать, прикоснувшись к стволу векового дерева — грубому, но такому реальному и естественному. Поэтому он ответил. — Да, спасибо, если ты уверен, что я не слишком побеспокою тебя.

— Да ничуть, что вы. Пойдемте. Клык, за мной!

Они пошли к хижине — Хагрид старался идти медленнее, чтобы Снейпу не пришлось бежать за ним. В хижине было тепло и уютно, Снейп с удовольствием опустился в кресло, которое легко могло вместить трех таких как он, и наблюдал, как Хагрид готовит чай. — Что-то вы опять одеты как маггл, а, Директор? — спросил гигант, поглядывая на него из-за плеча и продолжая наливать в чайник закипевшую воду.

— Ну…да, пришлось. Это было что-то вроде вечерней прогулки в маггловском мире…

— Прогулки, ну да? — Хагрид поставил на стол чайник и чашки и подмигнул ему. — Так все время в одиночку и гуляли?

— Н-не то чтобы…нет. Я… был не один. — Он сделал осторожный глоток и сразу же обжег язык.

— А вы молока капельку подлейте, Директор, он похолоднее станет. — Хагрид протянул кувшин с молоком. — Так значит, это было свидание?

Снейп решил, что может позволить себе расслабиться, распустил немного узел галстука, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке и откинулся в кресле. Еще один глоток чая, на этот раз без неприятных последствий. — Да, думаю, это можно назвать свиданием, — ответил он, улыбнувшись при воспоминании о руке Гермионы под его рубашкой.

— Директор, надеюсь ничего, что я так скажу, но если я когда и видел влюбленного человека, так он сейчас сидит передо мной в кресле, точно.

Судя по взгляду Снейпа, он был в некотором замешательстве. — Настолько заметно?

— Ну если уж и я вижу, Директор, так думаю, что и остальные заметили.

— Не стоит недооценивать себя, Хагрид, но я думаю, что в сущности ты прав.

Рот под спутанной проволокой седеющей бороды расплылся в заговорщической улыбке. — Ну так, — начал Хагрид, наклоняясь к Снейпу, — и кто же она? Вы же не с магглянкой встречаетесь, нет?

У Снейпа промелькнула мысль соврать, сказать Хагриду, что он встречается с магглской женщиной и закончить с этим. Но почему-то эта идея не показалась ему подходящей. Не только потому, что врать ему надоело. Недавнее прошлое показало, что, если ложь не кажется жизненно необходимой, гораздо предпочтительней не отступать от правды. К тому же он, к собственному удивлению, понял, что не хочет лгать Хагриду. Поэтому он ответил. — Нет, она ведьма, но ситуация…немного сложная. Так что я думаю, что лучше… — он замолчал.

— Сложная? — отозвался Хагрид. — Если вы любите ее, а она любит вас… что тут сложного-то?

— Она замужем, — что ж, вот он и сказал это.

Хагрид нахмурил брови, из-за чего его лицо еще больше скрылось под волосами. — Замужем, понимаю, понимаю. — Он отхлебнул чаю. — Знаете, директор, я не говорю про всякие там морали и прочую чепуху, но…, — было заметно, что он с трудом пытается подобрать слова, — я не знаю, это же надо быть еще больше уверенным в своих чувствах, если она еще и замужем, не знаю… если вы понимаете, о чем я…

Снейп кивнул. — Я понимаю тебя лучше, чем тебе кажется. Да, конечно, я…мы должны быть уверены на все сто процентов. Но это действительно проблема, понимаешь?

Хагрид покачал лохматой головой и снова наполнил свою чашку. — Боюсь, что нет.

Снейп вздохнул. — Ладно, я попробую объяснить. Есть два человека. У одного из них есть семья, которую трудно назвать счастливой, но, тем не менее, она есть. Другой одинок. И не… как бы сказать… не большой знаток в том, что касается любви и близких отношений. Они встречаются относительно недавно. И пока не сделали, м-м-м, решающего шага. Оба уверены, что способны на серьезные взаимоотношения, но для этого нужно время, особенно, если учесть, что они не могут часто встречаться. К тому же в их отношениях так и будет оставаться что-то неправильное. Слишком много неуверенности, неясности, слишком многое остается в тени, даже если стараться быть честным перед собой. Даже если мы сможем, или захотим, продолжать в том же духе, нам не удастся до конца узнать друг друга… Потом, что касается… близких отношений. Я не могу пойти на это, пока между ней и Га…ее мужем все не прояснится окончательно. Получается замкнутый круг. Она не может бросить мужа, потому что не уверена, что у нас с ней что-то получится. А я не могу дать ей этой уверенности, потому что не знаю, бросит ли она мужа. Полная ерунда получается, не так ли?

Ответом ему было долгое молчание. — Директор, — наконец сказал Хагрид, — вы не обижайтесь, но там нет случайно чего-нибудь еще? Я о том, что это же все обычное дело, со всяким случается. Влюбился, посмотрел, что из этого получится, если ничего не получилось — расстался с ней. Ничего хорошего, конечно, если ничего не получается. Но вы же взрослый человек, Директор, вы и не такое видели, и ничего, живы. Так в чем же тут настоящая проблема?

‘Черт побери! — подумал Снейп. — Почему бы мне ему все не рассказать? Может, он убьет меня… По крайней мере, это избавит меня от остальных неприятностей.’ Он чувствовал себя очень уставшим, во всех смыслах этого слова. Почему бы и не сказать. — Это Гермиона.

— Что? Наша Гермиона? Я о Гермионе Грейнджер, нет, Поттер…ох! — Хагрид почесал затылок. — Я сто лет ее не видел. Его тоже. Но думаю, что он здорово изменился, судя по тому, что пишут в «Ежедневном пророке». Значит, это Гермиона? — он снова с весьма озадаченным видом почесал затылок. — Да, похоже вы и правда в трудном положении, Директор. Я же знал, что тут есть что-то еще!

— Да. Я, мягко говоря, в большом затруднении. Кроме всего того, о чем я уже говорил, проблема в том, что она жена Гарри Поттера. Ты знаешь, что нас нельзя назвать друзьями, до этого далеко, но ты же помнишь, что мы сделали для того, чтобы победить Волдеморта. Эта связь все еще существует, она все еще очень ощутима. И ее нелегко разорвать.

— Это понятно, Директор, я не думаю, что такие вещи легко делаются. Но только кто говорит, что связь нужно разрывать?

Снейп скептически посмотрел на собеседника. — Извини, но… увести у человека жену… это не то, что… считается в порядке вещей. Обычно это…

— Да глупости все это! Извините, Директор, я не…, — Снейп только махнул рукой, и Хагрид продолжил. — Я не говорю, что увести чужую жену — это пример поведения для всего мира. Но и не великое зло, с другой-то стороны. Все от ситуации зависит, я бы так сказал.

— Это все мне известно, — устало сказал Снейп. — Не стоит говорить мне об относительности добра и зла. Но ты же не можешь не понимать, что я буду обманывать сам себя, если постараюсь таким способом увильнуть от решения? Это только дешевая отговорка, и ничего больше!

— Да нет, директор, ничего подобного. Если б вы просто увильнули, сказав себе, что ничего плохого не делаете, тогда да. Но если вы берете на себя ответственность, тогда дело другое. Знаете, вам надо все ему рассказать, самому встретиться с ним. Это будет не легко, не хотел бы я быть на вашем месте. Мы же были друзьями, Гарри и я, так что я могу представить себе, что вы чувствуете, да, лучше чем вы думаете. Я так и не решился придти к нему и сказать «Привет, парень, мы же были друзьями, теперь-то, черт побери, что случилось?» А это и в сравнение не идет с тем, что ему предстоит услышать! Но вы попытайтесь объяснить ему, если сможете. Не оставляйте все бедной девочке.

— Предположим, что я так и сделаю, но что, если у нас с ней ничего не получится? Тогда окажется, что я вдвойне виноват!

Хагрид снова покачал головой. — Вы все сваливаете в кучу, знаете? Как будто пытаетесь скрестить гиппогрифа с единорогом. Одно дело все эти моральные проблемы — с ними надо разобраться. А все остальное — это же совсем другое дело, понимаете? Вы же оба взрослые, справитесь.

Снейп не был уверен в том, что это правильная точка зрения. Может быть, он просто сомневался, стоит ли следовать советам Хагрида. Мысль о том, чтобы, стоя лицом к лицу с Гарри, сказать ему, что он влюблен в его жену, тоже играла роль в его нежелании следовать этим советам. В любом случае, ему нужно будет обсудить все это с Гермионой. Еще целых пять дней… Он поднялся и пожал Хагриду руку. — Я подумаю об этом, Хагрид. В любом случае, спасибо тебе, что выслушал мою болтовню. Было… приятно поговорить с тобой.

— Всегда пожалуйста, Директор, всегда пожалуйста. Спокойной ночи и, — он хитро улыбнулся, — приятных снов.

— Где ты была?

Гермиона ойкнула. Вернувшись в поместье, она не ожидала кого-нибудь встретить, и уж определено не Гарри. Он должен был спать, ради Бога, у него же был такой трудный день — поэтому она и выбрала эту дату для встречи с Северусом.

— Боже, Гарри, как ты меня напугал! Я была с Сириусом, ты же знаешь! И вообще, почему ты меня ждешь?

— С Сириусом! И где же вы были? Когда в полночь ты все еще не вернулась, я попросил Денниса проверить все рестораны. Тебя нигде не было!

Итак, он не нашел Сириуса. Северус попросил его временно заблокировать камин, но никогда нельзя быть уверенным… — Все рестораны? Правда? — насмешливо переспросила она. — Даже с помощью магии нельзя сделать это так быстро!

Она видела, как в нем росло бешенство.

— Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, Гермиона! Я проверил все волшебные рестораны в Лондоне. И тебя нигде не было! Так будь любезна ответить на мой вопрос: где ты была?

Решив пока не отвечать на его вопрос, она уточнила. — В полночь, говоришь? И с каких это пор существует правило, что я должна возвращаться домой к полуночи? Я взрослая женщина, Гарри, и не должна укладываться спать по часам!

Когда он подошел ближе, Гермиона увидела, что он уже переоделся в пижаму и халат. Раньше она этого не заметила. И он был босиком. Эта привычка сохранилась у него со школьных лет, и он не отступал от нее, позволяя себе это единственное нарушение этикета. Может быть, так он пытался бороться с правилами? Или это была отчаянная попытка оставаться молодым, хотя на самом деле он был даже старше, чем можно было предположить по его мальчишескому лицу. До того, как она встретила Северуса и влюбилась в него, вид босоногого мужа, всемогущего министра Поттера, смягчил бы ее гнев. Но сейчас это вызвало в ней абсолютно противоположные чувства.

Гарри стоял так близко к ней, что она могла видеть, как он дрожит от ярости. На мгновение она даже подумала, что он собирается ее ударить.

— Я знаю, что ты взрослая. Мы одногодки, ты не забыла? И я уверен, что ты понимаешь, что речь идет совсем не о правилах поведения. А о том, что моя жена возвращается домой в… — он посмотрел на часы, — …половине третьего утра. После того, как провела вечер с человеком, который даже не проводил ее домой!

Если до этого Гермиона могла сдержаться, то последняя фраза переполнила чашу ее терпения. Если бы Гарри говорил о ревности, или беспокоился, что с ней что-то могло случиться, она бы просто оставила его без ответа. Но он волновался только о рамках приличия, и она вскипела от ярости.

— Милый мой, — язвительно промурлыкала она. — Подумать только — на меня могло напасть дерево, пока я шла через парк! Он проводил меня, так что не беспокойся по этому поводу. Но, конечно, непростительно, что он не проводил меня до дверей и не передал в твои заботливые руки. В следующий раз я обязательно выражу ему свое недовольство.

Гарри рассвирепел. — Ты чертовски хорошо знаешь, что это не вопрос безопасности! Это вопрос уважения. Относиться с уважением к моей жене означает уважительно относиться ко мне, а, следовательно, и к стране, символами которой мы являемся!

Гермиона улыбнулась, прикоснувшись к его щеке. Но ее глаза не улыбались.

— Да, мой милый, — чуть слышно прошептала она. — И знаешь, что тебе скажет символ страны? Вытащи, наконец, эту метлу из своей задницы и стань снова нормальным человеком! Тогда с тобой хотя бы можно будет разговаривать!

Она развернулась и начала подниматься по лестнице. Но ее красивый жест был испорчен мужем, который схватил ее за руку и дернул к себе.

— Что с тобой, Гермиона? — прошипел он. — Это говоришь не ты, это кто-то другой. И мне определенно не нравится этот человек.

Она попыталась освободиться от его хватки, но он оказался сильнее, чем она думала.

— Отпусти меня! — крикнула она, и вырвалась из его рук, пуговицы ее жакета разлетелись во все стороны, звонко ударяясь о стены и мраморные ступени. Гарри уставился на нее, держа жакет в правой руке.

— Что это? — спросил он чуть слышно. — Немедленно скажи мне, кто это сделал!

— Что сделал?

— Твоя шея и… э… твоя грудь… эти… Сириус… Я убью этого ублюдка!

Она и не знала, что от поцелуев Северуса остались следы. — Перестань! — прикрикнула она. — Прекрати немедленно. Сириус здесь не при чем.

Остывая от кипящей ярости, Гарри с подозрением посмотрел на нее. — Не Сириус? — спросил он. — Но… в таком случае, кто? Ты же не хочешь сказать, что сама это сделала?

— Конечно, нет, — нетерпеливо перебила его она. — Мне незачем так глупо врать. Конечно, это не я, это… — она замолчала, не зная, что сказать. — Это другой мужчина.

— Другой? Если ты пытаешься защитить Сириуса, поверь мне, что это не…

— Я никого не пытаюсь защитить! Я пытаюсь сказать тебе, что это был не Сириус. Это другой мужчина, и оставь его в покое!

Гарри медленно подошел к креслу эпохи Луиса XVI, и свалился в него, выронив по дороге ее жакет. — Если я правильно тебя понял, ты… ты мне изменяешь? Давно?

Чтобы скрыть свою неловкость, Гермиона подняла жакет и начала собирать пуговицы.

— Н-не изменяю. В смысле, пока нет… э… не по-настоящему.

— Не могла бы ты объяснить, что означает "настоящая измена" в твоем прелюбодейском словаре? ЧТО? — вдруг закричал он, заставив ее отскочить на несколько шагов. — ЧТО это означает? Что ты не целовалась с ним? Или не трахалась? Или не делала ему минет? ЧТО, ради бога? Отвечай!

Она сглотнула. — Это значит, что я люблю его. Мы целовались, но пока не занимались сексом. Он… он не захотел, пока ты обо всем не узнаешь.

Лицо Гарри не выражало ничего, кроме иронии, но ему удалось совладать со своим голосом. — Как мило. Какой честный человек. Хотя он не смог удержать свои грязные руки подальше от тебя. Как ты думаешь, стоит написать ему благодарственное письмо? Я так тронут… И когда вы собирались сообщить мне эту счастливую новость?

— Полагаю, что в ближайшее время, — ответила она упавшим голосом. — Думаю, что мы обсудим с ним это в следующий раз.

К ее величайшему удивлению, он рассмеялся. Это был не истерический смех, он звучал так, как будто ему действительно весело. Потом она заметила слезы, сбегающие по его щекам.

— Гарри, я… я хотела бы сказать тебе, что сожалею, но это не было бы правдой. Я просто не знаю, что сказать.

— Что же, — сказал он, снимая очки и глядя на нее нечетким взглядом. — Еще одна маленькая ложь во спасение не отправит тебя в ад. Хотя я подозреваю, что ее итак было уже немало.

Она кивнула и неловко подошла к нему. Встав рядом с креслом, она взяла его за руку. Он не отдернул руку. — Может быть ты… может… давай поговорим об этом?

Он снова надел очки и посмотрел на нее. — Он делает тебя счастливой?

— Я думаю, да.

— Звучит не очень-то убедительно. Кто он? Я его знаю?

— Мы вместе очень недолго, — он вопросительно посмотрел на нее. — Мы встретились на празднике. И … и я пока не могу тебе сказать, кто он. Пожалуйста… я знаю, что прошу слишком много, но пожалуйста, пойми, что пока я не могу тебе сказать.

Повисла тяжелая тишина. У Гермионы болели ноги, и она разулась и села на пол рядом с креслом.

— Почему? — спокойно спросил он, наконец.

Она почувствовала, как к глазам подступили слезы, и не смогла с ними справиться. — О, Гарри, — теперь слезы катились по ее щекам. — Неужели ты и правда не понимаешь?

Он пожал плечами. — Я не понимаю, потому и спрашиваю. До недавнего времени я думал, что мы…

— Счастливы? Ты же не можешь говорить это серьезно.

— Нет, не счастливы. Довольны. Мы женаты уже четырнадцать лет, Гермиона, и я думал, что нас есть больше, чем у других пар через такой срок.

Слезы текли, не останавливаясь. — Может ты и был доволен, Гарри, но поверь мне, я была несчастлива. Я просто не понимала этого, пока не встретила … его.

Снова тишина.

— Где мы ошиблись, Гермиона? Я всегда думал, что тебе нравится именно это — работать на благо какой-то высшей цели. Как у тебя это было с защитой домашних эльфов.

Он вопросительно смотрел на нее. Она молча плакала. Наконец, она нашла в себе силы говорить.

— Даже тогда я не забывала о тех, кого любила. Я бы отдала все на свете за вас с Роном, даже свою учебу. Я всегда хотела помогать слабым, но никогда не использовала это как отговорку, почему я отталкиваю близких людей. Никогда, Гарри. Вот в чем твоя ошибка. Ты можешь любить страну, народ, идею, но ты не можешь любить конкретного человека.

Он вздохнул. — Жестокие слова, Гермиона.

— Правда всегда жестока. Подумай об этом, и ты поймешь, что это правда. Я прекрасно понимаю, что виноваты мы оба. Если бы я не была в таком шоке, я могла бы попытаться вывести тебя из полюбившейся роли спасителя. Но вот в чем была наша проблема — я поверила, что найду убежище в этом браке, ты подумал, что можешь предоставить мне это убежище, и что покоя и безопасности будет достаточно.

— Может быть, если бы у нас были дети… — это больше не было его Смертельным Оружием, это была последняя соломинка, за которую он пытался ухватиться.

— Ты правда думаешь, что дети смогли бы что-то изменить в браке, который был ошибкой с самого начала? Я так не думаю. Честно говоря, мне не кажется, что ты смог бы любить наших детей сильнее, чем меня. Они всегда были бы на втором месте в твоей жизни. Как и я. А я хочу быть для кого-то номером первым. Ты можешь это понять?

Он усмехнулся. — Могу попробовать. Но… что будет теперь? Ты уйдешь от меня?

— Думаю, что мне придется.

— Но ты же сказала, что вы вместе совсем недолго. Что если из этого ничего не выйдет?

Гермиона вздохнула. Ей не очень нравилась подобная перспектива. — Я должна уйти от тебя в любом случае. Я слишком далеко зашла, и теперь нет пути назад. Неважно, как дальше будут развиваться эти отношения.

Он сник. — Я не представляю, как буду жить без тебя, Гермиона.

— Почему?

Он посмотрел на нее с искренним удивлением. — Что ты имеешь в виду?

— Почему ты не можешь представить жизнь без меня? Потому что твое существование потеряет смысл? Я очень в этом сомневаюсь. Или потому что ты так привык к моему присутствию? — Он пожал плечами.

— Но это важно, Гарри. Или из-за того, что скажут люди? Дурная слава? На самом деле, ведь мы уже давно не живем вместе. Мы живем в одном доме и посещаем одни и те же приемы. Это огромная разница. Или ты так сильно меня любишь? Ты когда-нибудь любил меня? Я имею в виду настоящую любовь, до дрожи в коленях и замирания сердца?

— Это то, что ты чувствуешь к нему?

Она кивнула, подавляя воспоминания о том, что произошло час назад. — Да, именно это он заставляет меня почувствовать. И все-таки ты не ответил на мой вопрос.

Он снова снял очки и потер переносицу. Он явно устал, даже более того, был абсолютно истощен, как от тяжелого дня, так и от эмоционального напряжения этого разговора.

— Нет, — наконец, сказал он. — Так я тебя никогда не любил. Мы выросли вместе, практически как брат и сестра. Вы были моими лучшими друзьями — ты и Рон. Ты думаешь, ты осталась бы с Роном, если бы он не погиб?

Ей все еще было больно думать о смерти Рона. Это произошло почти шестнадцать лет назад, но до сих пор причиняло ей сильную боль.

— Я не знаю. Скорее, нет. Я не осталась бы ни с кем из вас двоих. Это его… его смерть сблизила нас. Когда мы начали встречаться, мы были невероятно одиноки. Все казалось очень логичным. По сути, оно таким и было. Только нам нужно было остаться друзьями, а не жениться.

Она перестала плакать, и почувствовала себя лучше, чем за долгие годы. Это казалось невероятным — им понадобился кризис, это начало конца их брака, чтобы впервые за много лет просто поговорить.

— Ты не думаешь, — осторожно начал Гарри, — что мы можем попробовать еще раз? Сейчас я чувствую, что мы стали так близки, как не были уже долгие годы.

— Конечно, чувствуешь, потому что мы поговорили начистоту. Но что мы сказали друг другу в откровенной беседе? Что между нами нет любви, а есть лишь дружба, и то в лучшем случае. Не очень-то подходящая основа, чтобы попробовать еще раз, правда? С этого можно попробовать возродить прежнюю дружбу, но не более. И, честно говоря, даже это может оказаться иллюзией. Мы все еще не разделились окончательно. Только после этого мы можем увидеть, что же осталось в действительности.

Гарри долго думал над ее последними словами, потом кивнул. — Кажется, ты снова права, Гермиона, — он закрыл глаза и потянулся. — Боже, как я устал. Еще один вопрос: когда ты собираешься уйти?

Она медленно поднялась. Теперь и она чувствовала, как ее тело наливается свинцовой усталостью. — Это больше зависит от тебя. Я хотела бы остаться на какое-то время, пока не решу, куда пойти…

— Что? — удивленно воскликнул он. — Я думал, ты собираешься жить ээ… с ним!

— Боюсь, что пока он не готов к этому, — ответила она, поднимая жакет и туфли. — Я должна обсудить это с ним, и, честно говоря, я этого боюсь. И я не хочу думать об этом прямо сейчас. Мне нужно выспаться.

Оба зевнули, потянулись, поднялись по лестнице, и разошлись в противоположных направлениях к своим комнатам, как делали уже много-много лет.

С вечера, проведенного в Милане, они не обменивались письмами, а Рита Вриттер так ничего и не написала про них в «Ежедневном пророке». Размышляя об этом, Северус вошел в свой особняк. Сейчас он был в гораздо лучшем расположении духа, чем во время последнего визита в родовое гнездо. Первое из вышеупомянутых обстоятельств нельзя было категорично отнести к плохим новостям, а второе, конечно же, могло быть отнесено только к разряду «хорошие новости». Снейп надеялся, что Гермиона скоро появится. Он был не совсем уверен в том, как она восприняла его нежелание заходить слишком далеко. И эта мысль занимала его даже больше, чем то, как она отнесется к этому сегодня — если, конечно, у него хватит сил сопротивляться.

Сам он прибыл в полдень — была суббота, поэтому он мог позволить себе такую роскошь — чтобы дать указания домовым эльфам, которые, как он заметил, были чрезвычайно довольны, что хотя бы несколько часов смогут прислуживать двум людям, а не одному ему, как обычно. Поместье Снейпа, уже почти двадцать лет содержавшееся в идеальной чистоте и порядке Джиакомо и Пуччини (эти имена придумала бабушка Снейпа, которая была итальянкой), теперь выглядело вполне уютно. По дому были расставлены цветы, во всех каминах разожгли огонь, в канделябрах горели свечи, и по дому распространялся великолепный запах готовящегося обеда.

Они не договаривались на какой-то определенный час, и Снейп предположил, что увидит ее в то же время, что и при их последней встрече. После долгих размышлений о выборе одежды, он остановился на мантии. Он не любил ее носить, но не смог ничего возразить против последнего, неопровержимого аргумента Сириуса — эрекцию мантия скрывает гораздо лучше брюк.

Было уже полвосьмого и в течение последних пяти минут он посмотрел на часы десять раз, каждый раз обзывая себя идиотом, но не находя сил справиться с искушением.

На стене напротив камина, из которого должна была появиться Гермиона, висел портрет его родителей в полный рост. Он прекратил бродить взад-вперед по комнате и посмотрел на двух людей, которых сначала боялся, а потом презирал. Когда-нибудь, подумал он, надо будет снять этот портрет и заменить его чем-нибудь не настолько удручающим. Нет, он давно перестал их ненавидеть. Но суровый взгляд отца пробуждал в нем слишком много мучительных воспоминаний. Гедриан Снейп дожил до того, как его сын стал шпионом, а Волдеморт потерпел первое поражение, но был избавлен от участи оказаться свидетелем второго возвышения Темного Лорда. Мать оказалась не настолько удачливой. Снейп вздрогнул при мысли о том, насколько ужасной была ее смерть — прихвостни Волдеморта захватили ее после знаменитой резни в день выпуска и пытали, пока она не умерла. Ее сын ушел из их рук, и расплачиваться за это пришлось матери.

— Ты очень на него похож, — раздался за его спиной мягкий голос, и в тот же момент две руки обвились вокруг его пояса. Головой она прижалась к спине между лопаток.

Он поднес к губам ее руки, целуя пальцы. — И это ты называешь хорошими манерами? Подкрасться сзади и перепугать до смерти? — поинтересовался он. — Ну и кто мы сегодня?

— Смотря чего ты хочешь. — Ее голос был слегка хриплым от волнения, и Снейпу не нужно было быть Сибиллой Трелани, чтобы предсказать, что сегодня ему понадобится все самообладание, чтобы не перейти черту, за которой он уже не сможет остановиться. Он отпустил ее руки и провел по ее одежде, чтобы узнать, колдовская она или маггловская. Нет, это определенно была мантия, из плотного шелка. Он повернулся и увидел, что Гермиона улыбается, все еще протягивая к нему руки.

— Нет, — сказал он, пытаясь заставить свой голос казаться суровым, — нет, Ежик, только не так!

Радость на ее лице быстро сменилась очаровательным, как ему показалось, смущением.

— И-извини?

— Скажи мне, Ежик, какого ты роста, если точно?

— Я… ну, пять футов пять дюймов, кажется. Это так важно?

— Конечно. Потому что во мне шесть футов два дюйма, из-за чего целоваться стоя на редкость неудобно… — она тут же оживилась, — и я тебе уже, кажется, говорил, что в следующий раз ты будешь сидеть у меня на коленях. Что за слабая память у такой молодой женщины!

Он развернулся и пошел в гостиную. — Так что же, ты идешь, или мне использовать Accio?

Гермиона подумала, что все это очень напоминает его старые профессорские замашки, но теперь кажется забавным. Он уже сидел в кресле перед камином, нетерпеливо барабаня пальцами по подлокотнику. Она подошла и уселась ему на колени.

Нет, подумал он, эту мысль удачной не назовешь. Особенно, когда она немного подвинулась, чтобы устроиться поудобнее. А потом подвинулась еще раз, как будто поняла, как это на него действует. Взглянув на ее лицо, он убедился, что она поняла. Ее хитрая улыбка полностью подтвердила его подозрения. Но что-либо менять ему не хотелось, потому что ощущение было… потрясающим, по-другому не скажешь. Защита и обладание…

После совершенно замечательного поцелуя она сказала. — Гарри знает.

Эта неожиданная новость заставила его так вздрогнуть, что она чуть не упала с его колен.

— Он знает? Что? Все? Как… — разговаривать с двумя языками во рту оказалось весьма сложно, и как-то незаметно членораздельная речь переместилась на последнюю строчку в списке первоочередных проблем.

— Он знает, что у меня есть кто-то другой и что рано или поздно я собираюсь от него уйти.

— Но ты не сказала к кому?

Она перебирала его волосы, иногда как бы случайно, поглаживая по уху.

— Ответь на мой вопрос, Ежик!

— Нет, я не успела сообщить ему кто ты. Но должна заверить, что разговор был достаточно тяжелым и без упоминания этой детали.

Снейп вопросительно поднял бровь, и она описала сцену, произошедшую между ней и Гарри прошлым вечером. Он не прерывал ее, но когда Гермиона дошла до той части, когда Гарри спросил, собирается ли она уйти от него и жить с «другим», она сама запнулась в нерешительности. Она не хотела подталкивать Северуса к решению, на которое он пока не был готов. Он, со своей стороны, не только заметил заминку в ее рассказе, но и почувствовал, как ее тело немного напряглось. Сегодня она была с распущенными волосами, и он провел рукой по густым локонам.

— Итак, — подсказал он, — он смирился с тем, что ты ему изменяешь, и предложил тебе оставаться в его доме сколько тебе угодно?

‘Черт,’ — подумала она, — ‘надо было обдумать все заранее.’ Она никогда не любила лгать, хотя делать это приходилось довольно часто, но лгать ему, причем сидя у него на коленях, казалось совершенно невозможным.

Ее спасло появление домового эльфа.

— В чем дело, Пуччини? — слегка раздраженно спросил Северус. Эти эльфы вечно появляются в самый неподходящий момент!

Пуччини, заметив, что появился не вовремя, слегка занервничал, и у него начали вздрагивать уши. — Извините, господин Северус, — пропищал он тонким от волнения голосом, — извините, что побеспокоил, но обед готов!

Северус коротко кивнул ему и снова повернул голову к женщине, которая сидела у него на коленях и хихикала. — Могу я поинтересоваться причиной твоего веселья? — спросил он, поднимаясь со стула и довольно бесцеремонно ставя ее на ноги.

Гермиона вытерла слезы, выступившие на глазах от сдерживаемого смеха, и, все еще хихикая, спросила. — Как ты назвал эльфа?

— Его зовут Пуччини, несносное создание. Моя бабка по отцу была итальянкой, понятно тебе? — Это объяснение не уменьшило Гермиониного веселья. — Второго…, — теперь она уже хохотала.

— Только не говори мне, что он Верди, — выдавила он сквозь смех. — Ох, извини, Северус, я не знаю, что на меня нашло, но это так смешно…

Она прижалась к нему, вцепившись в плечи, как будто боялась, что не сможет удержаться на ногах. Обняв ее и опустив подбородок ей на макушку, он терпеливо ждал, пока она перестанет смеяться. И лучше бы ей было перестать побыстрее, потому что прикосновение ее вздрагивающего от смеха тела вызывало у него приятную, но нежелательную физическую реакцию.

— Второго зовут Джиакомо, — строго сказал он, — и сейчас же перестань смеяться, а то не получишь десерта!

Это ее немного успокоило, но только для того, чтобы помочь ей понять, какой эффект производят ее прикосновения. Слегка покрасневшая, но очень довольная Гермиона тут же прижалась еще теснее и прошептала. — Нам действительно нужно прямо сейчас идти обедать?

Он слегка наклонил голову и провел языком по ее уху. — Да, моя дорогая, именно это мы сейчас и сделаем. Я голоден.

— А я нет, — ответила она, вздрогнув от его прикосновения.

— Прекрасно, — заявил он, — будешь просто сидеть и смотреть.

— Я могу тебя покормить…

— Если это напоминание о моем преклонном возрасте, могу заверить, что я все еще в состоянии питаться без посторонней помощи.

— Все удовольствие испортил! — воскликнула она, отстраняясь от него. — И перестать постоянно говорить глупости о своем возрасте, меня это раздражает.

Держась за руки они прошли в столовую, где стол, за которым свободно можно было рассадить двадцать человек, был накрыт на двоих. Он сомневался, стоит ли обедать именно здесь, но потом подумал, что в обществе Гермионы он сумеет справиться с неприятными воспоминаниями, хотя это и будет нелегко.

— Кстати о привычках, которые раздражают, — заметил он, — ты опять хихикаешь, Ежик! Не соблаговолишь ли сообщить, по какому поводу?

— О, — ответила она, опускаясь на предложенный им стул, — я просто подумала, что если бы мы сидели на противоположных сторонах стола, нам пришлось бы разговаривать с помощью Sonorus и передавать соль с помощью Arceo.

Взглянув на него через плечо, Гермиона заметила, что его взгляд стал очень холодным, а губы вытянулись в тонкую линию.

— Северус, я сказала что-то не то?

С видимым усилием взяв себя в руки, он ответил. — Ничего особенного. Просто… неприятные воспоминания.

Гермиона сразу же поняла свою ошибку. — Извини, — грустно сказала она, — я не подумала, и потом, я не знала…

Он слегка сжал ее плечо. — Не надо извиняться. Есть много вещей, — продолжил он, усаживаясь напротив нее, — которых мы пока не знаем друг о друге.

Снова появился Пуччини, левитируя дымящуюся супницу, и начал разливать суп по тарелкам. Взяв ломтик хлеба (больше для того, чтобы вертеть что-нибудь в пальцах, чем чтобы есть), Гермиона осторожно спросила. — А ты не хочешь рассказать мне… что-нибудь… ну, может что-то из тех воспоминаний, о которых ты упомянул? — Она начала нервничать настолько, что скатерть с ее стороны была засыпана хлебными крошками.

Северус, который как раз собирался зачерпнуть суп, отложил ложку в сторону. ‘О, Боже’, — подумала она, — ‘сейчас он попросит меня не лезть к нему в душу’. Еще один ломтик хлеба был безжалостно растерзан на мелкие крошки, но она не хотела встречаться с ним взглядом, пока он этого не скажет. Но он довольно долго молчал и Гермиона начала чувствовать, что выглядит глупо, сидя с опущенной головой, и продолжая крошить хлеб. Она подняла голову. Снейп смотрел на нее, с серьезным, но не сердитым выражением на лице. Напротив, он улыбался уголком рта.

— Рад, что ты решила присоединиться ко мне. Если тебе не хватит крошек, могу сказать Пуччини, и он с радостью притащит целую корзину хлеба. — Она прикусила губу. — Или попросить его засыпать крошками весь стол, чтобы ты не утруждалась? — Теперь она снова улыбалась. — Гермиона, я хотел бы прояснить один важный вопрос.

‘Замечательно’, — подумала она, ‘просто великолепно! Сначала он решил утешить меня, а сейчас все-таки скажет, чтобы я держалась подальше от его прошлого. Просто для усиления эффекта!’ — Она кивнула, уже начиная бороться со слезами.

— Спасибо. Но сначала я задам один вопрос. — Еще один чуть заметный кивок. — У тебя серьезные намерения по поводу наших отношений?

Слезы упорно просились из глаз, но Гермиона все же смогла удержать их. Правда, она не могла говорить, потому что у нее сдавило горло, так что она снова просто кивнула.

— Гермиона, все это, если мне будет позволено так сказать, превращается в дежавю. Это не урок по зельям, а обед вдвоем. Не говоря уже о том, что на уроке немым как рыба был Невил, а не ты. Так ты собираешься мне ответить?

— Да.

— Что «да»? Да, ты собираешься ответить, или да, у тебя серьезные намерения?

— Да, у меня серьезные намерения.

— Приятно слышать. У меня тоже. Я хочу, чтобы это были отношения равных, и к черту разницу в возрасте. И если я не ошибаюсь, отношения взрослых людей чего-то стоят, только если у них нет друг от друга секретов, по крайней мере, в важных вопросах. Ты согласна?

Она кивнула, начиная чувствовать облегчение, но все еще не решаясь окончательно поддаться этому чувству.

— Сочту это за согласие, — сухо сообщил он. — И в заключение: Гермиона, я не хочу иметь никаких секретов от тебя, и надеюсь, что ты разделяешь мое мнение. Если ты хочешь меня о чем-нибудь спросить — спрашивай. Возможно, иногда я буду не готов тебе ответить, но тогда я так и скажу. Почему ты плачешь? — недоуменно спросил он.

— От облегчения, вот почему, идиот!

Заметив, что она ищет платок, он подал ей свой.

— Ты хочешь меня еще как-нибудь обозвать? Нет? Прекрасно, тогда давай есть, пока суп не остыл окончательно.

Ее поразило то, что он рассказал ей о своем детстве. Было заметно, что ему нелегко говорить об этом. За главным блюдом они сменили тему разговора и к десерту оба уже смеялись над попытками Сириуса скрывать свои подвиги от директора, почти столь же всеведущего, как и Дамблдор.

— Клубника! — воскликнула Гермиона. — Где ты взял ее в это время года, Пуччини?

— Я Джиакомо, мадам, мы двойняшки.

— А, понимаю. Так откуда клубника, Джиакомо?

— Мы выращивает ее в теплице, мадам. Мы наложить чары света и тепла, и она очень хорошо растет. Вы предпочитаете мороженое или взбитые сливки?

— Взбитые сливки, спасибо. Северус, если ты и дальше будешь так меня кормить, я моментально растолстею!

— Извини? Я… Я не слушал… — конечно, что можно услышать, подумал он, если приходится бороться со своей реакцией на вид Гермионы, слизывающей сливки с клубники. Его страдания прекратились только когда им подали кофе.

Когда они закончили, Снейп спросил. — Хочешь посмотреть библиотеку? — Выражение ее лица напоминало четырехлетнего ребенка, увидевшего новогоднюю елку. — Похоже, идея тебе понравилась. Пойдем, я покажу.

Теперь он не просто взял ее за руку, а обнял за плечи. Очень хорошо, подумал он, что она невысокая. Ему нравилось, когда она смотрела на него снизу вверх, как сейчас, например. Он наклонил голову, чтобы поцеловать Гермиону. — Ты просто очаровательна. Пошли, а то мы весь вечер будем стоять здесь и целоваться.

Библиотека была огромной. Не настолько, как в Хогварце, но все равно весьма впечатляющей. Напротив одного из окон стоял большой стол и два кресла, и Гермиона легко могла представить себе, как приятно может быть сидеть здесь и работать. И поняла, как ей хочется снова вернуться к времяпровождению, которое когда-то было у нее любимым.

“De Draconum Speciebus Libri Quatuor!” — воскликнула она, достав палочку, и призвав к себе том, настолько тяжелый, что она чуть не упала, подхватив его. Северус ее поймал.

— А, да, — подтвердил он, — довольно редкое издание. И рукопись Монаценсиса в придачу. Я смотрел Онипонтануса, текст там лучше, но в этой книге просто замечательные иллюстрации.

Она положила книгу на стол и склонилась над ней, восхищаясь иллюстрациями. Краски были свежие и яркие, как будто рисунок был сделан вчера, каждая миниатюра была шедевром, причем масштаб изображения соблюдался с удивительной аккуратностью. Северус стоял у нее за спиной, смотря через ее плечо, наслаждаясь и красотой иллюстрации и радостью на ее лице. Она повернула голову и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но он начал страстно ее целовать. Повернувшись, она прижалась к нему. Снейп зарылся руками в ее волосы, придерживая голову, и продолжая исследовать ее рот. Она почувствовала сзади край стола и приподнялась, чтобы сесть на деревянную поверхность. Вздохнув от удовольствия, она раздвинула бедра, чтобы он смог прижаться к ней еще ближе.

Его самообладание быстро потеряло силу, как только их тела соприкоснулись. Не отрываясь от ее губ, он наклонился вперед, опуская ее на стол, и, оставив левую руку у нее под головой, правой начал расстегивать ее мантию.

Гермиона задрожала от предвкушения и закрыла глаза, чтобы полнее сосредоточиться на ощущении от действий его руки. Наконец он справился с последней застежкой, и прервал поцелуй. Она протянула руки, чтобы снова прижать его ближе, но… руки пытались схватить воздух. Она открыла глаза и увидела, что он стоит в нескольких футах от стола с выражением такого ужаса на лице, что она мгновенно забыла о своем разочаровании.

Через плотную пелену, закрывающую ему глаза, Снейп увидел, как Гермиона поднялась со стола. Словно издалека он услышал, как она произнесла его имя. Она не застегнула мантию, а только запахнулась и сделала шаг к нему. Тошнота подкатила к горлу, и все, что он смог сделать — это выставить руки в защитном жесте.

Гермиона разрывалась между чувством унижения и искреннего беспокойства. Ей казалось невозможным, что он мог просто отвергнуть ее. Это было что-то более серьезное, что-то опасное, и она понятия не имела, что это такое. Она запахнула мантию и медленно подошла к Северусу, пытаясь понять по его лицу, что же вызвало такую сильную реакцию. Он смотрел на нее как загнанный зверь, расширенными от ужаса глазами, вскинув руки.

— Северус, — сказала она настолько спокойно, насколько смогла. — Северус, скажи мне, что случилось? Ты болен? Ты бледный, как смерть!

Он только покачал головой и отступил еще на шаг, когда она попыталась подойти ближе.

— Северус, пожалуйста, поговори со мной! Могу я как-нибудь помочь тебе, может…

— Уходи! — прохрипел он. — Пожалуйста, уходи, я… Я не могу… Пожалуйста, оставь меня одного!

Теперь ею овладел гнев. — Ты не можешь просто так выгнать меня! Это серьезно, и я имею право знать, что, черт возьми, происходит!

Он продолжал отступать, пока не прижался спиной к стене. Гермиона подумала, что нечестно пользоваться этим, и остановилась. Увидев, что она не делает попыток подойти ближе, Снейп опустил руки и закрыл глаза.

— Пожалуйста, — пробормотал он. — Если ты действительно хочешь мне помочь, уходи.

Гермиона постояла еще немного, и решила, что лучше сделать так, как он просит. Что бы с ним ни случилось, очевидно, что сейчас она ничем не может ему помочь. Уже во второй раз за этот вечер она с трудом подавила слезы, надела туфли, подошла к двери, застегивая на ходу пуговицы и, не оглянувшись, вышла из комнаты. Стоя перед камином с банкой дымолетного порошка, она вдруг поняла, что не в состоянии пойти домой. Гарри мог вернуться с минуты на минуту, и она не хотела, чтобы мужу пришлось успокаивать ее из-за проблем с любовником. Но еще меньше ей хотелось провести этот вечер в одиночестве, спрятав свою ярость и разочарование за спокойным выражением лица, и не имея возможности ни с кем разделить свои эмоции.

Подумав об этом, она бросила в камин щепотку порошка и сказала, — Кабинет Сириуса Блэка!

Тут же из огня появилась голова Сириуса. — Миона! Рад тебя видеть. А разве ты… э… не с Северусом?

— Я у него дома. Я могу прийти к тебе? Прости, что я тебя беспокою, но это очень важно!

Он выглядел очень озабоченным. — Конечно, приходи! — и отключился.

Прошло не более десяти секунд между ее уходом из поместья Снейпа и появлением в кабинете Сириуса, но когда Гермиона вышла из его камина, она буквально захлебывалась от рыданий.

Сириус едва успел повесить на дверь своего кабинета лист пергамента с надписью "Не заходи!!!" для Агриппины Вилкокс. Он надеялся, что трех восклицательных знаков будет вполне достаточно. Как только он закрыл дверь, из камина, заливаясь слезами, выпала Гермиона. Он спросил у нее, что случилось, но понял, что ответа придется немного подождать, потому что она рыдала так сильно, что едва могла дышать, не говоря уже о том, чтобы разговаривать.

Итак, он решил дать ей выплакаться, и просто сел на диван, усадив ее рядом. Гермиона скинула туфли, забралась на диван с ногами и прижалась к Сириусу, отчаянно нуждаясь хоть в капле человеческого тепла и понимания. Через некоторое время первый взрыв эмоций успокоился, и он попытался спросить у нее, что случилось. Из ее невнятного бормотания он в общих чертах понял, что произошло.

Когда она закончила свой рассказ, Сириус встал и принес стакан воды для нее и бренди для них обоих. Она выпила воду, но отказалась от бренди.

— Выпей, Миона, будь хорошей девочкой! Это тебя успокоит.

— Я так долго была хорошей девочкой, и много же пользы мне это принесло!

— Еще один раз не страшно. Миона, я могу напоить тебя успокаивающим зельем, но оно совсем не так приятно на вкус, поэтому будь добра, выпей бренди.

Она послушно взяла стакан и сделала глоток. Сириус снова сел рядом с ней.

— Ты не мог бы… я имею в виду, ты не мог бы пойти к нему? — робко спросила она.

— Милая, я не думаю, что это хорошая идея. Если он не захотел ничего рассказать тебе, неужели ты думаешь, что он захочет поделиться со мной? — Он тяжело вздохнул. — Ну если это … э… какие-то мужские проблемы…

— Ты же не думаешь, что он импотент, правда? — потрясла головой Гермиона.

—Все может быть. И я сомневаюсь, что он будет обсуждать со мной даже это, уж не говоря о более серьезных проблемах. Я полагаю, ты же не попытаешься вернуться?

— Нет! — воскликнула она. — Ни за что! Мне хватило унижения на сегодняшний вечер, спасибо, хватит!

— Тихо, тихо, — успокаивающе сказал он, гладя ее по голове. — Тогда единственное возможное решение — это подождать, пока он не придет в согласие с самим собой.

Очень тихо она спросила. — А что, если нет?

Абсолютно не будучи уверенным в том, что он говорит, Сириус ответил. — Я уверен, что он успокоится, Миона. Ему приходилось решать и более сложные проблемы, и он справится и на этот раз. Не волнуйся. Дай ему немного времени. Вот увидишь — через три дня, когда мы снова соберемся к тебе на обед, буря утихнет. За столом нас будет четверо, так что ты не будешь чувствовать себя неловко. А потом вы моментально помиритесь, вот увидишь. Ммм? — он дружески сжал ее плечо.

* * *

*

— Господин Северус? Все в порядке? Вы больны? Вам что-нибудь нужно?

Он понятия не имел, сколько он просидел здесь. После ухода Гермионы его ноги вдруг ослабели, и он сполз вниз по стене и сжался в комок, наполненный отчаянием.

— Джиакомо? Сколько время?

— Почти час ночи, господин Северус. Вы сидеть так уже три часа, и мы думает…

Он жестом заставил эльфа замолчать. — Да, я… я плохо себя чувствую. Не беспокойтесь. Вы оба можете отправляться спать, вы мне больше не нужны.

Эльф с сомнением посмотрел на него, но потом решил, что хозяину виднее, что для него лучше. — Доброй ночи, хозяин!

Нет, безнадежно подумал он, эта ночь определенно не будет доброй, по многим причинам. Его прошлое набросилось на него, словно хищная птица. Он причинил боль любимой женщине и, может быть, непоправимую боль. И он не мог разделить с ней свои чувства. Да, это было бы трудно, но не невозможно. Но он отверг ее, во всех смыслах — сначала ее тело, потом ее помощь, и, наконец, ее законное требование объяснить, в чем дело.

Он закрыл лицо руками и понял, что, наверное, плакал — щеки были влажными. Как он сможет снова посмотреть ей в глаза? Где она сейчас? Она ушла домой? Или куда-нибудь еще? Ей сейчас так же одиноко, как и ему? Боже, как он хотел бы сейчас держать ее в своих объятиях. Но, может быть, она никогда и не захочет этого. Это абсурдно — искать утешения у того самого человека, который причинил тебе такую боль.

— Что же мне делать? — прошептал он. — Кто-нибудь, пожалуйста, скажите мне, что мне делать?

Он мог бы убить себя — просто разбить стакан и перерезать запястья, как пытался сделать когда-то давно. Но как бы его не искушала эта мысль, он не решился. Это только причинило бы ей новые страдания. Может быть, она даже чувствовала бы вину. Он решил выбрать другой легкий выход — не менее трусливый, но, по крайней мере, это не будет стоить ему жизни. Снейп неуклюже поднялся, разгибая онемевшие за несколько часов ноги, пошел в столовую и взял бутылку бренди. Она была почти полной. Он поднес ее к губам и начал пить длинными, жадными глотками. Когда он оторвался от бутылки, она практически опустела. Бренди ударил ему в голову подобно бладжеру. Он упал на колени, потом повалился набок. Бутылка выпала из его ослабевшей руки, пропитывая ковер остатками янтарной жидкости, потом с веселым звоном покатилась по полу и остановилась у стены. Он не слышал шума. К этому моменту Северус Снейп уже крепко спал.

* * *

*

Они долго разговаривали. Гермиона снова начинала плакать, уже не так сильно, но отчаянно, потом они снова продолжали говорить. В какой то степени Сириус был даже благодарен своему другу за то, что случилось, потому что за эти несколько часов он узнал о жизни своего крестника больше, чем за последние четыре года. Когда Гермиона устала настолько, что уже не могла говорить, Сириус отправил ее домой через камин. Потом в приступе беспокойства за Северуса он отправился в поместье Снейпа. Беспокойство превратилось в настоящую панику, когда он обнаружил своего друга бесчувственно лежащим на полу в столовой, и темные пятна на ковре рядом с ним.

К своему величайшему облегчению, проверив пульс, он понял, что Северус всего лишь перебрал бренди. Сириус переложил его на диван в гостиной и укрыл одеялом. Сейчас это все, что он мог сделать для Северуса. Может быть, ужасное похмелье, которое накроет его с утра, научит его… чему именно, он не был уверен. Внезапно его осенило, он сходил на кухню, принес ведро и поставил его возле дивана. Потом он добавил кувшин с водой и стакан.

Выполнив таким образом свой товарищеский долг, он вернулся в Хогварц, умоляя всех известных и неизвестных богов, чтобы они уберегли от несчастья когда-нибудь влюбиться.

В половине восьмого, 16 октября, Сириус Блэк и Аластор Хмури вышли из камина в особняке министра. Оба мужчины почувствовали себя очень неудобно, когда увидели ожидающую их Гермиону, бледную и напряженную. Ее расстроенное лицо заставило сердце Сириуса сжаться от сочувствия.

Она пожала руку Хмури и спросила. — Мистер Хмури, вы не будете возражать, если я скажу пару слов Сириусу? Это очень…личный вопрос.

Учитывая серьезность происходящего, Сириус на этот раз проявил некоторое благоразумие, поэтому старый Аурор знал, что между Снейпом и Гермионой что-то произошло, но был не в курсе подробностей. — Конечно не буду, — пробурчал он. — Разговаривайте, сколько вам нужно.

Твичи проводила его в тот салон, в котором в прошлый раз им подавали аперитив, а Гермиона повела Сириуса в маленькую уютную комнату, называемую Шахматной. Сириусу комната показалась милой, но слегка раздражающей глаза, потому что она была выдержана исключительно в черном и белом цветах. Парадоксально, но единственным исключением из этого был шахматный столик, стоящий около окна — клетки и фигуры на нем были красные и зеленые.

Он недолго изучал обстановку, потому что Гермиона, не успев закрыть за собой дверь, сказала. — Так значит, он не пришел.

В ее голосе и позе было столько боли, что Сириус хотел обнять ее, чтобы успокоить, но Гермиона остановила его. — Нет, Сириус, пожалуйста, не надо. Я и так с трудом держу себя в руках. Если ты меня обнимешь, я сорвусь. — Он кивнул в знак понимания. — Он сказал что-нибудь? Объяснил? Хотя бы тебе? Он получил мое письмо?

— Да, он получил твое письмо, и прочитав его, похоже, почувствовал себя еще хуже. Он ни слова не сказал мне о том, что произошло. Но чтобы успокоить тебя и, может быть, дать тебе хоть какую-то надежду… Вчера я написал Альбусу и попросил его навестить Хогварц. Сейчас он разговаривает с Северусом и может быть…

— Да, может быть, — печально ответила она, — но если моего письма оказалось недостаточно…

— Это самое потрясающее любовное письмо, которое я когда-либо видел, — заверил Сириус, — если это имеет для тебя значение. Он… он разрешил мне его прочитать, я надеюсь, что ты не…

— Нет, — улыбнулась она, — думаю, что я не обижусь. Бедный Сириус, быть нашим доверенным не особенно приятно, правда?

Он улыбнулся ей своей фирменной улыбкой, от которой женщины теряли голову. — Скажем так — для меня это честь и очень полезный урок о том, что мешает нормальным отношениям между людьми.

Гермиона шутливо пихнула его, и они вернулись к Аластору Хмури, который вел с Твичи глубокомысленный разговор о способах полировки деревянной ноги.

Они прошли в столовую и после того, как все расселись — четвертый прибор уже убрали, и стол теперь был накрыт на троих — Сириус достал толстый свиток пергамента и протянул его Гермионе.

— Результаты нашей работы, мадам, — сообщил он, склонив голову с притворным смирением.

— Благодарю, Сириус. И вас, Аластор, разумеется. Это напомнило мне, что сегодня я пригласила еще двоих — они присоединятся к нам после ужина, потому что сейчас заняты. — Заметив их удивленные взгляды, Гермиона добавила. — Вы же не подумали, что я заставила вас проделать эту работу, — она показала на пергамент, — только ради шутки? Это нужно нам, чтобы кое-чего добиться.

За ужином она рассказала мужчинам историю неудачного шантажа Денниса Криви и сообщила, что решила помочь ему. — Я прошу прощения за то, что скрыла от вас настоящую цель этого исследования, но я была не уверена, что вы проделаете такую работу, зная, для кого она. — Хмури и Сириус казались не слишком довольными. — Понимаете? Я знаю, что вам не нравится эта идея. Но, с другой стороны, постарайтесь посмотреть на проблему объективно. Не утверждаю, что Колин невиновен, но его отправили в эту ужасную тюрьму даже без суда. В семнадцать лет! Я не понимаю, как он до сих пор жив.

— Ну да, — медленно сказал Хмури. — Если честно, поэтому-то мне и не нравится эта идея.

— Да ладно тебе, Шизоглаз, я просидел там двенадцать лет и выжил, и не был Упивающимся Смертью. Хотя я уверен, что мальчишка виновен, он, скорее всего, понял, что натворил, и уверяю тебя, это тяжелые мысли.

Они уже перешли в салон в стиле Ампир, когда Твичи сообщила о прибытии Денниса Криви. Вошедший в комнату молодой человек выглядел расстроенным и явно чувствовал себя неуверенно. Не только потому, что эта встреча была важным шагом к освобождению его брата, но и потому, что Гермиона предупредила его, что расскажет Блэку и Хмури о неудачной попытке шантажа — не для того, чтобы очернить его в их глазах, а только чтобы показать всю степень его отчаяния. Правда она пообещала, что Рита Вритер не будет посвящена в эти подробности.

Деннис обменялся рукопожатиям с Хмури, когда снова появилась Твичи и сообщила о прибытии репортера. Она не успела договорить, как была буквально сметена в сторону ярко-сиреневым вихрем.

— Мои дорогие друзья! — воскликнула Рита. — Как я рада вас видеть! Мистер Блэк, как замечательно!

Сириус ответил ей радужной улыбкой, дополненной заговорщицким подмигиванием. — Рита! Ты как всегда ослепительна!

Его комплимент был принят с одобрительным хихиканьем, потом Рита повернулась к Гермионе. — Извините, миссис Поттер, я должна была сначала поздороваться с вами, это ужасно невежливо с моей стороны! Но меня совершенно отвлек мистер Блэк. Спасибо вам за приглашение. О, Аластор Хмури! — продолжила она, небрежно пожав руку Гермионе. — Неужели! Вы так долго скрывались от меня и моих коллег!

— Да, и поверьте мне, что это только пошло на пользу вашему здоровью! — ответил он, с неохотой пожимая Ритину руку.

— А этот милый молодой человек должно быть…

— Деннис Криви, секретарь моего мужа.

Рита театрально шлепнула себя по затылку, но не очень сильно, что заставило Сириуса и Хмури пожалеть, что она не попросила одного из них оказать ей эту услугу. — Ну конечно же, что это с моей памятью! Мы встречались несколько раз, но вы обычно предпочитаете отмалчиваться, мистер Криви.

— Это условие записано в моей должностной инструкции, — сообщил он.

Репортер засмеялась пронзительным неестественным смехом. — Как остроумно, мистер… подождите-ка, — сказала она, роясь в памяти, — Криви… Криви… вы имеете какое-то отношение к парню, который…

— Да, мисс Вритер, — прервала ее Гермиона, — и именно из-за этого я и собрала сегодня всех вас.

— — -

* * *

* — — -

Дамблдор ушел ближе к полуночи, и после их долгого разговора Северус чувствовал себя совершенно опустошенным. Когда в комнатах Снейпа появился его старый наставник, первой реакцией была бессильная ярость — не на бывшего директора, а на Сириуса. Теперь, снова оставшись в одиночестве, он был уже не так уверен, что хочет встретить Блэка серией весьма неприятных проклятий. Пожалуй, он поступил правильно и вел себя как настоящий друг.

Глубоко вздохнув, Северус подошел к камину, в котором несколько минут назад исчез Дамблдор. Каминную доску украшал замысловатый узор из извивающихся змей и, направив палочку на глаз одной из них, Снейп произнес “Serpensegretum!” Левая часть каминной доски бесшумно скользнула в сторону, открывая тайник, в котором хранился только один предмет — пустой гладкий резервуар из черного мрамора. Северус достал его из тайника, вернул каминную доску на место и перенес резервуар на стол.

Долгое время он просто стоял и смотрел на предмет, как будто изучая его. Его руки скользили по гладкой поверхности. — Я не думал, что когда-нибудь соберусь тобой воспользоваться, — сказал он наконец, обращаясь к резервуару, — даже если не думать о том, кто тебя мне подарил.

**— Маленький подарок в честь вступления в наши ряды, — медленно произнес Люциус.

"Ты был извращенным ублюдком", — подумал Северус, — "ты и правда использовал свой мыслеслив именно для этого и он у тебя всегда был наполнен до краев. А иногда ты приглашал несколько таких же испорченных приятелей, чтобы они разделили с тобой твои воспоминания. Что же, сейчас я с некоторым удовлетворением использую эту вещь в целях, которые тебе и в голову не могли придти, когда ты преподносил мне этот маленький подарок".

Он сел и взял палочку. Еще один глубокий вздох, чтобы избавиться от воспоминаний о Люциусе Малфое.

Потом он приставил кончик палочки к виску и начал.

— — -

* * *

* — — -

Было еще темно, когда что-то разбудило Гермиону. Взгляд на часы показал, что было полшестого. Потом она услышала звук — скорее всего именно тот, который и вырвал ее из глубокого сна. Оглядевшись вокруг в поисках источника звука, она увидела за одним из окон две большие движущиеся тени. Совы? Странно, в это время… К тому же они несли что-то большое, какую-то посылку…

Гермиона поднялась с кровати и открыла окно. Две птицы, в которых она узнала филинов, заухали и влетели в комнату, сбросив свою ношу ей на кровать. Они позволили Гермионе почесать им головы и быстро исчезли –слишком быстро даже для своей породы, подумала Гермиона.

Она с любопытством изучила сверток и наконец решила, что все равно больше не заснет, поэтому может открыть посылку прямо сейчас. Внутри была коробка и небольшой свиток пергамента. Гермиона развернула его и прочитала.

Любимая,

Северус

— Северус, — прошептала она, не сдерживая слез, — как ты мог подумать… Конечно, я хочу знать! — Гермиона открыла коробку, обнаружив в ней черный мраморный резервуар, наполненный серебристой жидкостью, похожей на ртуть. — Мыслеслив! — Пробормотала она. — Как странно!

Она осторожно достала из коробки тяжелый предмет, села на софу и поставила мыслеслив перед собой на низкий столик. — Что ж, посмотрим, — решительно сказала она и дотронулась до жидкости кончиком пальца.

Она оказалась на чем-то мягком, кажется, на траве. Была ночь, лил сильный дождь. В воспоминаниях Северуса она не могла ничего ощущать, только видеть и слышать. Когда глаза привыкли к темноте, Гермиона заметила в паре ярдов от нее черную тень. Высокую фигуру окутывал длинный плащ с капюшоном, надвинутым так, что лица почти не было видно. В правой руке неизвестного была палочка, а из левой свисал предмет, который она сначала не узнала, отсвечивающий слабым стальным светом. Когда незнакомец от нечего делать покрутил его в руке, Гермиона поняла, что это маска. Маска Упивающегося Смертью. Она видела такие во время вручения дипломов и с тех пор не могла забыть как они выглядят. Она невольно вздрогнула и спросила себя, готова ли оказаться свидетелем того, что сейчас произойдет. Ее размышления прервало появление другого Упивающегося Смертью, который прошел прямо через нее. Это было очень странное ощущение.

— Северус? — окликнул новоприбывший.

— Да! — ответ снова заставил Гермиону вздрогнуть. Значит это был он, и он ждал своих сообщников.

Они появлялись один за другим, и наконец их стало семеро. Последний, присоединившись к остальным, сбросил капюшон, и Гермиона узнала Люциуса Малфоя. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, — пересчитал он, — все на месте. Вы пунктуальны, джентльмены. Наденьте маски, пожалуйста! — Остальные подчинились.

— В доме должно быть четверо, — Гермиона повернулась, посмотрела в сторону, куда он указывал пальцем, и заметила дом, скорее даже коттедж, который она не увидела раньше, потому что все ее внимание было сконцентрировано на Северусе и остальных. — Двое взрослых и двое детей. Хиллари, мы с тобой займемся самим МакДермоттом, Вестон и Абрахам — вы можете развлечься с детьми. Нотт и Гойл остаются снаружи, а наш дорогой Северус будет иметь удовольствие познакомиться с миссис МакДермотт. Ты помнишь указания нашего Лорда, Северус?

— Да, Люциус, — ей показалось, или в его голосе действительно слышалось отвращение? Может быть она ошибалась. Гермиона пошла вслед за остальными к коттеджу.

Двое остались снаружи, как приказал Малфой. То, что началось потом, было ужаснее худшего из ее ночных кошмаров. Только тут все происходило на самом деле.

Вспышка красного огня, вылетевшего из палочки Малфоя, и дверь разлетелась на куски. Гермиона услышала детские крики и звуки падения деревянных предметов. Возможно, это падали стулья. Упивающиеся Смертью ворвались в дом, держа палочки наготове. У мужчины, которого они окружили, не было никаких шансов сопротивляться. Он был разоружен и оглушен Малфоем. Вслед за ним появилась женщина, безуспешно пытающаяся помешать двум маленьким детям бежать за ней. Это на какое-то мгновение отвлекло ее внимание от нападающих, что сделало женщину легкой мишенью для Северуса.

Дети с вытаращенными от ужаса глазами смотрели, как их родители падают на пол. Вестон и Абрахам безжалостно схватили их и оттащили в угол комнаты, которую Гермиона, вошедшая вслед за мужчинами, сочла гостиной МакДермоттов. На полу валялись карты, в которые, видимо, играли дети. На столике около камина лежал разбитый стакан, вино все еще капало на ковер. Миссис МакДермотт перед нападением вязала голубой свитер.

— Какой милый вечер в кругу семьи! — сказал Малфой. — Какая жалость, что нам пришлось его прервать!

Старшая из двух детей, светловолосая девочка, закричала. Упивающийся Смертью заставил ее замолчать жестоким ударом по лицу. Гермиона чувствовала себя так, как будто ее вот-вот стошнит; она отчетливо слышала треск кости.

Безвольное тело мистера МакДермотта перенесли на кресло и тот Упивающийся Смертью, которого Малфой называл Хиллари, привязал его.“Enervate!” — произнес Малфой, указывая палочкой на мужчину, который тут же открыл глаза и попытался освободиться, извиваясь в кресле и натягивая веревки. Разумеется, это было безуспешно.

Малфой присел рядом с пленником на корточки, чтобы его скрытое маской лицо было на уровне глаз жертвы. — Что ж, МакДермотт, — вкрадчиво сказал он, — ты знаешь, что нам нужно. И, конечно же, ты знаешь, что вас ожидает. Если ты расскажешь нам то, что мы хоти от тебя услышать, твоя семья умрет легко и быстро. Откажешься — мы будем их пытать. Понятно? Прекрасно. Тогда говори!

Лицо МакДермотта побагровело, он задыхался. — Ты все равно будешь их пытать, Малфой, — выпалил он, — ты сам сказал, что я знаю ваши повадки.

Все еще сидя перед ним на полу, Малфой насмешливо поинтересовался. — Намекаешь на то, что я лжец? На твоем месте, МакДермотт, я был бы повежливее!

Он выпрямился и повернулся. — Номер семь, ваша очередь, если вы будете столь любезны. Стол предоставит ему возможность прекрасного полного обзора.

Номером семь должен был быть Северус, и Гермиона подошла к нему поближе, разрываясь между любопытством и отвращением. Она стояла у него за спиной, когда он швырнул все еще бесчувственную женщину — она было примерно одного возраста с Гермионой, с длинными, светло-коричневыми волосами — на стол, закинув ее руки вверх и привязав их к деревянной столешнице. Потом он повернул голову женщины так, чтобы открыв глаза она смотрела на мужа, еще одним заклинанием зафиксировал ее в этом положении и пробормотал “Enervate!”

Она открыла глаза и встретилась взглядом с мужем. Тот хотел что-то сказать, но Малфой заткнул ему рот. — Дети, — задыхаясь, произнесла женщина. — Пожалуйста, уведите детей!

— Они не будут травмированы, если ты этого боишься, — сказал Хиллари. — Там, где нет детства, нет и детских травм.

В ответ на его замечание Вестон и Абрахам одобрительно захихикали. Женщина закричала. Северус поднял палочку, чтобы заставить ее замолчать, но Малфой остановил его. — Нет, пусть кричит. Может быть, это заставит ее любящего мужа рассказать наконец то, что нам нужно. Давай, мы не хотим проторчать здесь всю ночь.

Северус кивнул и одним быстрым движением разорвал на женщине мантию. Потом он заставил ее раздвинуть бедра, чтобы встать между ними, и когда Гермиона услышала, как рвется нижнее белье, она поняла, что больше не вынесет. Она видела достаточно, чтобы все понять. С огромным усилием вырвав себя из его воспоминаний, она опустилась на софу, покрытая холодным потом и уверенная, что никогда в жизни ей не было так плохо.

Гермиона поднялась с пола в ванной. Она едва успела добежать до туалета, прежде чем рассталась с содержимым своего желудка. Теперь у нее саднило горло, в висках стучало, а из покрасневших глаз лились слезы. Она прополоскала рот, почистила зубы и попила воды. Тошноты больше не было. На ослабевших ногах она добралась до гостиной и налила бренди. Осторожный глоток — и жидкость обожгла ее желудок, согревая и успокаивая. Все еще дрожа, она упала на диван и посмотрела на мыслеслив. Почему-то она чувствовала себя обязанной вернуться в воспоминания Северуса и прожить их вместе с ним до конца. Это означало, что ей еще многое предстоит. И в любом случае ее желудок был уже пуст. Она снова прикоснулась к поверхности жидкости.

* * *

*

После ночного разговора с Гарри Гермиона практически освободилась от своих обязанностей, и могла свободно решать, хочет ли она сопровождать его на различных приемах. Из-за проблем с Северусом у нее абсолютно не было сил поддерживать светские беседы, поэтому она отменила все встречи на следующие несколько дней. Гарри был удивлен, но ничего не сказал по этому поводу.

Таким образом, Твичи не должна была будить свою хозяйку, но когда та не вышла из комнаты в десять часов утра, она зашла к ней, чтобы проверить, все ли в порядке. Чувствительный нос эльфа тут же уловил запах рвоты. Она увидела на диване спящую Гермиону, очень бледную, но живую. Ее сон был неспокоен — она то и дело что-то бормотала. На столе рядом с хозяйкой Твичи заметила странную вещь, похожую на черную и зловещую вазу для фруктов. Забравшись на стол, она увидела внутри вместо фруктов странно поблескивающую жидкость. Рядом стоял пустой стакан с запахом бренди. Если бы нос эльфа и без того не был похож на расплющенный помидор, она бы его сморщила. Эльфы всегда были очень чувствительны к алкоголю. Бросив взгляд на свою хозяйку, она заглянула в бар и нашла почти полную бутылку. Значит, Гермиона не напилась до бесчувствия, с облегчения подумала Твичи. Она не удивилась бы этому, зная, насколько расстроенной была Гермиона в последние дни, и хорошо представляя себе человеческие обычаи. Она плохо представляла себе, что делать в том случае, если бы Гермиона все-таки решила утопить свое горе в вине, и очень обрадовалась, что ей не придется иметь дело с подобной проблемой.

Твичи молча начала заниматься своими обычными делами. Когда она сменила постельное белье, вытерла пыль и отправилась в ванную, до нее донесся голос Гермионы.

— Доброе утро, госпожа Гермиона, — поздоровалась Твичи, не отводя взволнованного взгляда от покрасневших глаз хозяйки.

— Сомневаюсь, что его можно назвать добрым, — ответила Гермиона, слабо улыбнувшись. — Твичи, не могла бы ты принести мне завтрак? Я не хочу спускаться в столовую. Ничего особенного, только тосты и чай.

Эта просьба обеспокоила эльфа, потому что обычно Гермиона завтракала довольно обильно, предпочитая пропустить ланч или обед. — Госпожа Гермиона, вы болеть?

— Нет, я не больна. Мне кажется, я вчера немного переела за обедом, и ночью мне было нехорошо.

Не удовлетворившись этим ответом, но не в силах бороться со своей природой и требовать объяснений, Твичи присела и исчезла.

Через пять минут на столе был накрыт скромный завтрак, и Гермиона попросила не беспокоить ее, если только не произойдет что-то важное.

— И никаких посетителей, Твичи, кроме мистера Блэка и Директора Снейпа, — не то чтобы она действительно верила в то, что он может прийти, но никогда нельзя быть уверенным…

Она откусила кусочек тоста и сделала глоток чая, обрадованная тем, что ее желудок не отказывается принимать пищу. Ей и без того было плохо, не хватало еще нового приступа тошноты. Почувствовав себя немного лучше, по крайней мере, физически, она посмотрела в окно. Погода определенно соответствовала ее настроению: туманное утро, серое и тусклое, деревья, протянувшие к небу свои голые безжизненные черные ветви. Вороны уже вернулись зимовать и оглашали воздух своими хриплыми криками. Гермиона долго наблюдала, как одна из птиц вышагивала по балюстраде. Когда, наконец, она взмыла в небо, Гермионе отчаянно захотелось так же просто подняться и взлететь, ни о чем не думая, ни о чем не заботясь, кроме пищи и укрытия.

Когда птица исчезла в густом тумане, Гермиона перевела взгляд на мыслеслив. Она много часов провела в воспоминаниях Северуса и уснула незадолго до того, как Твичи пришла ее будить. Шорох свежих простыней разбудил Гермиону, и она была благодарна за это, потому что ее сны были весьма неприятными. Неудивительно, учитывая, что ей пришлось увидеть.

Сначала она увидела молодую женщину, которую изнасиловали на глазах мужа и детей. Изнасиловал молодой человек, лицо которого было скрыто маской, но судя по его поведению, он не получал удовольствия от процесса. Он избегал физического контакта, насколько это было возможно. Руками он хватался за край стола, не прикасаясь к распростертому перед ним телу. В то время как остальные Упивающиеся Смертью ухмылялись — Малфой даже облизывался — он до крови закусил губу.

Она видела, как он вернулся домой. Он едва успел запереть и зачаровать дверь, потом помчался в ванную, где его стошнило. После этого он принял душ, растирая свою кожу с такой силой, что она покраснела. И все это время он повторял: "Ты делаешь это для него, Северус, ты делаешь это только для него, всего лишь пять месяцев, и все закончится, ты делаешь это для него".

Она стала свидетелем и других подобных "миссий". Очевидно, Малфой — или Темный Лорд — прекрасно знали слабые стороны новичков, и выбирали задачу, выполнение которой стало бы для них тяжелым испытанием. Почти всегда жертвами Северуса становились женщины.

"Что же, теперь я понимаю", — думала она. — "Но как мы собираемся преодолеть этот барьер? Единственная надежда на то, что воспоминания пробудил этот проклятый стол. К счастью, они всегда использовали столы. Может быть, если в следующий раз мы попробуем в постели… если он будет, этот следующий раз…".

Гермиона доедала второй тост, когда снова появилась Твичи.

— Простите, что мешаю вам, госпожа Гермиона, но вы сказать, что если что-то важное...

Она протянула ей номер "Ежедневного Пророка". — Я думает, вы захотеть это прочитать.

Конечно, она хотела это прочитать. Она совершенно забыла о Вритер, Деннисе и его деле. Подарок Северуса (по крайней мере, она воспринимала это как подарок) полностью отвлек ее внимание. Тем не менее, отвлечься на чтение газеты было бы неплохо, и Гермиона открыла номер. Содержание превзошло ее ожидания.

КОЛДОВСКИЕ ЗАКОНЫ — ЗАКОННОСТЬ ИЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ?

Прошло шестнадцать лет — долгий срок, но не все еще потеряно. Сегодня мистер Криви-младший представит еще одно, будем надеяться, последнее прошение в Министерство. Он не требует ничего невыполнимого. Он всего лишь просит пересмотра решения, которое когда-то казалось вполне логичным. Сегодня, в эру новой демократии и законности, бесчеловечные методы не могут быть оправданы. Мы верим, что Гарри Поттер способен чувствовать человеческую трагедию и способен признать недостатки судебной системы. Мы верим в законность. И мы надеемся, что Колин Криви заслужил ее.

Гермиона прочитала статью дважды. Она была написана в невыносимо высокопарном тоне, но Рита Вритер знала, как ей убедить своих читателей. Может быть, она и написала сентиментальную ерунду, но она достигла своей цели. И, что самое главное, она сдержала свое обещание не нападать на Гарри. Возможно, полетят другие головы, но в любом случае, они это заслужили. Теперь все, что они могли сделать — это ждать реакции Министерства.

Риту Вритер можно было назвать демагогом, популистом и остальными лестными эпитетами, которыми ее награждали коллеги, более внимательные к профессиональной этике, но она, вне всяческих сомнений, умела манипулировать мнением читателей. Причем настолько хорошо, что по тону ее статьи даже самый тупой сотрудник Министерства не мог не понять, что если реакция не последует незамедлительно, общественное мнение будет протестовать. Уже в полдень того же дня Министр созвал начальников отделов на срочное внеочередное совещание. На совещании присутствовал Деннис Криви, находящийся в состоянии крайнего нервного возбуждения.

Дискуссия была горячей. Хотя большинство участников соглашалось с тем, что с «Делом Криви» необходимо что-то предпринять, были и такие, которые решительно отказывались идти на поводу газетной статьи, тем более, написанной язвой Вритер. Они яростно накинулись на Денниса, и от угрозы составить компанию брату его спасло только вмешательство более здравомыслящих чиновников, считавших, что молодого человека нельзя проклинать за то, что после стольких безуспешных просьб он прибег к более отчаянным мерам.

Наконец они большинством голосов приняли решение — Гарри предпочел бы, чтобы решение было принято единогласно, но учитывая серьезность конфликта, это было совершенно невозможно — назначить датой слушания следующую пятницу, 19 октября.

Сразу же после этого министерство забурлило лихорадочной деятельностью. Необходимо было подготовить официальное сообщение для прессы — в очень осторожных выражениях, естественно — назначить судей, и, что наиболее важно, вызвать свидетелей.

В связи с этим Гермиона получила осязаемый результат своих усилий в виде официального письма, которое поздно вечером было доставлено ей министерской совой. 19 октября в 11.00 требовалось ее присутствие в суде для дачи показаний по поводу событий 26 июля 1998 года. Письмо было подписано ее мужем.

Если бы она не была настолько подавлена из-за проблем с Северусом, этот вызов вызвал бы у нее более восторженную реакцию, чем слабая улыбка, которая не слишком оживила ее грустное лицо.

Весь день она не могла отвлечься от мыслей о Северусе, причем эти мысли упорно ходили по кругу. Она написала ему любовное письмо, а он переслал ей мыслеслив. В нем были только воспоминания Упивающегося Смертью — насилие, жестокость и безысходность. Она ожидала найти хоть что-то еще. Если быть точной, после ее первого «посещения» она ожидала эпизода, рассказывающего о неудачной попытке завязать отношения с другой женщиной, возродившей в его памяти те же самые ужасные картины, что и их столь плачевно закончившееся свидание в его доме. Не то, чтобы это могло ее обрадовать — как и большинство женщин, она лелеяла надежду быть единственной и неповторимой — но в этом был здравый смысл. В конце концов, он уже не молод. Логично предполагать, что что-то подобное было. Но нет. Что неизбежно привело к заключению о том, что весь его сексуальный опыт, если это можно так назвать, заключался в унижении и насилии.

Гермиона ни секунды не сомневалась в том, что ее это не касалось. Она знала, что он не причинил бы ей боли. Но сам он явно в этом сомневался. Поцелуи и нежные прикосновения, вероятно, не попадали в эту категорию, потому что никогда не были частью его гнусных действий в качестве Упивающегося Смертью. Никаких неприятных ассоциаций, пока дело ограничивается объятиями и поцелуями. Гермиона вздохнула. Единственным сколько-нибудь положительным моментом было то, что он, похоже, преодолел отвращение к физическому контакту.

Но каким должен быть следующий ее шаг? Конечно, она могла бы просто отправиться в Хогварц и поговорить с ним. Сначала эта мысль казалась ей логичной, но когда она начала представлять себе эту сцену, думая о том, что конкретно она собирается сказать, решимости у нее поубавилось. Показывать, что она жалеет его, нельзя ни в коем случае. Сочувствие? Скорее всего, он считает, что недостоин этого. Или, хуже того, он может вспомнить старые привычки и безжалостно выставить ее вон. Им обоим было необходимо разобраться с последствиями прошлого. Возможно, они могли бы сделать это вместе. Она ненадолго задержалась на мысли написать ему еще одно письмо. Но письмо только увеличит риск снова неправильно понять друг друга. Все дополнительные факторы, которые облегчают разговор — тон голоса, взгляды, поза — будут потеряны, и он может совершенно неправильно истолковать ее слова. Не разговор и не письмо. Что же еще? Гермиона почувствовала, что зашла в тупик.

Она понимала, что близка к тому, чтобы погрузиться в жалость к себе, когда появилась сова из Министерства. Что ж, есть хоть что-то, что она сделала правильно. Она постарается, чтобы ее показания защищали Колина. Может и остальные поступят также. Благодарная случаю за отвлечение от тяжелых мыслей, она начала прикидывать, кто еще будет приглашен в качестве свидетелей. Дамблдор, без сомнения, скорее всего МакГонагалл, его бывший декан. Возможно, кто-то из его друзей. Уизли! Конечно, ей придется встретиться с Уизли. Она начала чувствовать неприятную тяжесть в желудке. Сириус и… конечно, они пригласят Северуса! Он единственный, кто может дать заслуживающие доверия показания, касающиеся другой, Темной, стороны. Бывший Упивающийся Смертью и герой войны. Нет сомнения, что он там будет.

Гермиона поняла, что будет плохо спать до самого суда. Слишком много тяжелых воспоминаний, которые она постаралась задвинуть поглубже в память, теперь собиралось всплыть наружу.

В лучшем случае, это будет ужасно. В худшем… о худшем сейчас лучше было не думать.

— — -

* * *

* — — -

К 19 октября погода нисколько не улучшилась, и те двадцать человек, которые должны были предстать перед судейской коллегией, проснувшись, посмотрели в окно и грустно подумали, что в такой день намного приятнее было бы подольше не вылезать из постели. У всех у них было нечто общее: они боялись того, что их ожидает — по разным причинам, но одинаково сильно.

Это был настоящий траурный день — не слишком холодный, но достаточно промозглый, ветер не настолько сильный, чтобы срывать шляпы, но все же пронизывающий до костей. Непрерывный мелкий дождь ухитрялся промочить даже самую плотную ткань. Это была та разновидность дождя, который не смывает грязь, но как бы растворяет ее в своих каплях, а потом переносит, оставляя в волосах и на одежде, так что даже после короткой пробежки под этим дождем людей переполняет желание оказаться под горячим душем и переодеться во все чистое. Это была именно та погода, от которой хорошее настроение становиться плохим, а плохое — тяжелой депрессией. Все вокруг казалось серым, как будто ветер и дождь растворили все краски.

Плохое предчувствие, которое возникло у Гермионы сразу после получения вызова в суд, не обмануло ее — три последние ночи она почти не спала. Вечером, предшествовавшим слушанию, она недолго поговорила с Сириусом. Но этот разговор не помог ей успокоить напряженные нервы.

“Как он?”

“’Собирается, моя дорогая, и это одна из причин, по которой он ведет себя как невыносимая скотина.”

Она охотно согласилась бы на чуму или какую-нибудь другую кошмарную болезнь, которая позволила бы ей избежать этого слушания, но проснувшись, Гермиона чувствовала себя совершенно здоровой. Только голова была тяжелой от бессонницы. Твичи заставила ее позавтракать, потом она оделась дрожащими руками и, когда тянуть стало уже невозможно, аппарировала на Политическую Аллею.

Если бы она специально планировала появиться одновременно с Артуром, Молли и Джинни, у нее не получилось бы настолько точно.

Старшие Уизли за эти годы почти не изменились. То, что Артур десять лет был Министром Магии, не сделало его менее рассеянным или более способным противоречить жене. Молли все еще продолжала опекать по пустякам свою, теперь уже тридцати трех летнюю дочь, которая заметно стеснялась подобного поведения матери. Гермиона появилась как раз в тот момент, когда миссис Уизли резко отчитала своего мужа, молча выслушавшего ее претензии, а потом послюнявила указательный палец, чтобы убрать с носа Джинни какую-то воображаемую грязь. Гермиона заставила себя улыбнуться, и пошла в сторону этой маленькой группы. Миссис Уизли увидела ее, пробормотала что-то своему возлюбленному семейству и быстро повела их ко входу в Министерство.

У Гермионы оборвалось сердце. Прошло столько лет, и она до сих пор… Ей показалось, что в глазах Джинни промелькнуло понимание — что-то знакомое, какая-то искра душевного тепла. Но самый младший ребенок Молли как всегда старался уберечь мать от лишних переживаний, которые обязательно вызвала бы встреча с Гермионой. Так что Гермионе осталось только смотреть им в спины, пока они медленно поднимались по лестнице к входной двери.

Она все еще боролась с разочарованием, когда на ее плечо легла тяжелая рука, чуть не свалившая ее с ног. — О, девочка, где ж ты пряталась все это время? — услышала она хорошо знакомый рокочущий голос.

— Хагрид! — Слезы показались у нее из глаз, и она повернулась, тут же оказавшись поднятой на два фута от земли и прижатой к груди полугиганта. — Хагрид, я… извини, я никогда не заходила к тебе…

— Все нормально, милая, я же знаю, что у тебя других забот полно было! Надо же, какой ты стала красавицей!

— Поставь ее на место, Хагрид, разве можно так обращаться с женой министра?

— Профессор Дамблдор… — теперь сдерживать слезы стало совсем невозможно. Дамблдор не выглядел хоть немного более постаревшим. Наоборот, он казался моложе, чем когда она увидела его впервые — это было целую жизнь тому назад. Уход в отставку заметно помог ему восстановить силы и здоровье.

— Мисс…миссис Поттер! Рад снова видеть вас! — Это невероятно, подумала Гермиона, но его присутствие по-прежнему успокаивает. Она почувствовала себя намного лучше, когда он обнял ее. На мгновение опустив голову на плечо почтенного колдуна, она краем глаза увидела, что появилась «делегация» Хогварца. Первым Сириус, потом МакГонагалл и наконец… Северус.

— Просто подойди и поздоровайся, — тихо, чтобы только она могла услышать, сказал Дамблдор. — Вот увидишь, со временем все образуется. Только дай ему это время. Но не отчаивайся.

— Я боюсь, — пробормотала она.

— Он тоже, девочка, он тоже.

Сириус обнял ее, МакГонагалл пожала ей руку, бросив на нее грустный и сочувствующий взгляд, от которого Гермионе стало неловко. С Северусом она поздоровалась последним. Рукопожатие, не холодное, даже не равнодушное… никакое. Лишенное эмоций.

Она предложила им пройти внутрь, пообещав присоединиться через несколько минут. Правда заключалась в том, что она боялась начать задыхаться, если войдет в закрытое помещение не успокоившись.

Она так тщательно избегала всего, что могло напомнить о прошлом — под прошлым имелось в виду все, что происходило до смерти Рона и последствий, которые она повлекла за собой. И вот сегодня… Сегодня все вернулось, подействовав на нее сильнее, чем она ожидала, сильнее, чем она могла представить в худшем из кошмаров.

Так чувствовали себя Адам и Ева после изгнания из рая, подумала она, вспоминая одну из самых любимых в детстве легенд. Неумолимого изгнания из рая Михаилом, архангелом с огненным мечом. Когда они жили в раю, пользуясь всем, что им было даровано, они даже не чувствовали себя особенно счастливыми. Но оказавшись за воротами рая, одинокие, отверженные, обрекшие сами себя на мучения, хотя они могли бы по прежнему пользоваться всем… Да, теперь и только теперь она поняла, что это означало не свободу, а горькое сожаление и желание вернуть время назад, чтобы ошибки не совершилось. Сейчас она отдала бы десять лет жизни за один месяц в Хогварце.

Через несколько минут Гермиона поднялась с нижней ступеньки, на которой сидела под неодобрительными взглядами представителей Сил Обеспечения Правопорядка, охраняющих вход в министерство. Она поправила мантию и пошла по ступенькам к двери. ‘Из чистилища в ад,’ — подумала она, переступив через порог огромных бронзовых дверей.

За четыре года, пока Гарри был министром, Гермиона так ни разу и не видела министерства. Когда она в разговоре с Сириусом саркастично назвала себя декорацией, она в какой-то степени была права — предполагалось, что она должна сопровождать мужа на все официальные мероприятия, но ее присутствие в министерстве было нежелательным, за исключением церемоний типа вручения орденов и медалей выдающимся деятелям волшебного мира.

Такого рода мероприятия проходили в различных залах, кабинетах и салонах министерства, которые и видела Гермиона. Место, куда ее привел суровый представитель Сил Обеспечения Правопорядка — у меня так было в прошлой главе, который ждал ее в холле, было расположено где-то на нижних этажах министерства. Если бы здание было замком, как Хогварц, то помещение называлось бы подземельем. После того, как они спустились по множеству ступеней и прошли по нескончаемым коридорам, ее спутник остановился перед небольшой неприметной деревянной дверью. Слегка поклонившись, он открыл дверь, пропуская Гермиону в помещение, где должно было проходить слушание.

Это был большой круглый мрачный зал со сводчатым потолком, который напомнил Гермионе когда-то увиденный ею в Риме Пантеон. Под самым потолком вдоль всей стены шел ряд факелов, смутно освещавших собрание. Члены суда сидели за длинным столом, покрытым красным бархатом, над которым висели в воздухе несколько свечей, которые, однако, не добавляли света. За маленьким столом сидела молодая ведьма, по-видимому, секретарь собрания. Перед судейским столом полукругом были расставлены стулья, на которых сидели свидетели, а за их спинами, на каменных ступенях, возвышающихся подобно греческой арене, расположились около тридцати человек сидящих на малиновых подушках с вышитой на них эмблемой Министерства. Гермиона предположила, что часть из них была репортерами, а остальные — представителями министерства.

Было холодно, но Гермиона подумала, что горящие факелы и такое количество людей довольно скоро нагреют воздух, однако ничто не могло изменить атмосферу этого зала — сами стены, казалось, источали холодную суровость. Было что-то еще, кроме холода и мигающего света факелов, от чего у нее поднялись дыбом волосы на затылке. Сначала она не была уверена, но когда заняла предназначенное ей место, то поняла, что в комнате пахнет страхом. Смесь пота и несвежего дыхания и еще Бог знает чего, что создает атмосферу панического страха. На мгновение она представила длинную процессию мужчин и женщин — тех, кого допрашивали и приговаривали здесь — глядящих на нее огромными испуганными глазами.

Она постаралась выбросить из головы ужасное зрелище и посмотрела на пятерых человек, сидящих за судейским столом. Гарри сидел в центре. Он был серьезен и сосредоточен. Справа от него она увидела Уиллиса, главу Сил Охраны Правопорядка. Рядом сидел Винсент Андерлей, глава Комитета по Надсмотру за Аурорами. Слева от Гарри Гермионе улыбнулась Линда Варшавски, глава Отдела Уголовного Законодательства, которая шепталась о чем-то с Джулиусом Фромпом, начальником Азкабана. В неровном свете свечей их лица выглядели старыми и суровыми.

Только потом Гермиона осознала, кто сидит справа от нее. Северус. Его лицо выражало ледяное спокойствие, и если бы не подергивание мышцы на его челюсти, она могла бы поверить, что он действительно спокоен.

Гул голосов, заполнявший зал, тут же смолк, когда Гарри поднялся с места. Все взгляды были устремлены на судейский стол. Голос министра отражался от стен и потолка, так что звучал одновременно усиленным и приглушенным.

— Дамы и господа, сегодня мы собрались здесь, чтобы пересмотреть решение, принятое Министерством шестнадцать лет назад, которое, по мнению наших коллег, — тут он посмотрел на самодовольно ухмыляющуюся Риту Вритер, — Представляет собой преступление против человечности. Прежде чем приведут заключенного, проверьте, пожалуйста, все ли свидетели присутствуют. — Он кивнул молодой ведьме и сел.

Она поднялась и дрожащими руками взяла со стола лист пергамента. Когда она стала зачитывать имена, ей пришлось откашляться.

— Блэк, Сириус. Преподаватель Чар в школе колдовства и волшебства Хогварц.

— Здесь.

Гермиона посмотрела налево, где рядом с Аластором Хмури сидел Сириус, и увидела, что он тоже бледен и напряжен. Неудивительно, подумала она. Если даже она почувствовала запах страха, то что уж говорить о способностях анимага.

— Криви, Деннис. Служащий министерства магии и личный помощник министра.

— Здесь. — Она не видела Дениса пару дней, но казалось, что за это время он постарел на десять лет. Его лицо было покрыто капельками пота.

— Дамблдор, Альбус. Бывший директор школы колдовства и волшебства Хогварц.

— Здесь.

— Хагрид, Рубеус, Лесник и Хранитель Ключей школы колдовства и волшебства Хогварц.

— Ага.

На лице Дамблдора мелькнула улыбка, и ведьмочка озадаченно уточнила хрипловатым голосом, — М-мистер Хагрид, вы должны сказать "Здесь", иначе ваше имя не будет отмечено в списке.

Хагрид покраснел, смущенный всеобщим вниманием, и сказал. — Э… ладно, тогда… здеся.

— МакГонагалл, Минерва, Заместитель Директора школы колдовства и волшебства Хогварц, декан колледжа Гриффиндор.

— Здесь.

— Хмури, Аластор. Ректор Академии Ауроров в Кардиффе.

— Здесь, — послышалось рычание в ответ.

— Поттер, Гермиона.

Просто "Поттер, Гермиона". Она просто ничто, с горечью подумала Гермиона. Абсолютное ничто. — Здесь.

— Снейп, Северус. Директор школы колдовства и волшебства Хогварц.

— Здесь, — ответил он еле слышным шепотом, однако, ведьме этого было достаточно.

— Уизли, Артур, бывший министр магии.

— Здесь.

— Уизли, Молли.

Тоже ничто. Похоже, это общая черта всех министерских жен, грустно подумала Гермиона.

— Здесь.

— Уизли, Вирджиния. Помощник исполнительного директора банка Гринготтс.

— Здесь. — Так вот чем занималась Джинни. С другой стороны, она ведь всегда была умной молодой ведьмочкой, стремившейся избавиться от клейма бедности.

Ведьма кивнула Гарри, подтверждая, что свидетели в сборе, и села. Гарри снова поднялся. Если бы не серьезность случая, подумала Гермиона, было бы весьма забавно наблюдать, как он постоянно встает и садится. Как в маггловском кукольном театре, в который она ходила в детстве с родителями.

— Введите заключенного.

Когда Гермиона была в воспоминаниях Северуса, она боялась, что некоторые образы навсегда останутся в ее памяти. Когда привели Колина Криви, она ничего подобного не боялась. Она была абсолютно уверена, что этого зрелища ей не удастся забыть никогда.

Охранники были не дементорами, а обычными представителями Сил Охраны Правопорядка. Но с таким же успехом министерство могло использовать в этой роли маленьких детей, не поставив присутствующих под угрозу. То, что вошло в комнату, вернее, было почти внесено охраной, с трудом можно было назвать человеком. Это была пустая оболочка человеческого тела. Шестнадцать лет, проведенные в обществе дементоров, вытянули все жизненные соки из Колина Криви, так что он почти не отличался от человека, из которого высосали душу.

В свои тридцать три года Криви был почти лысым, лишь несколько пучков мышино-серых волос торчали из его черепа. Его лицо выглядело как лицо смертельно больного старика. У него не было зубов. Из полуоткрытого рта стекала струйка слюны. Но хуже всего были его глаза. Насколько помнила Гермиона, когда-то они были карими, но сейчас приобрели грязно-желтый цвет. Ее ужаснуло их выражение, вернее, его отсутствие. Они казались плоскими, как будто два кусочка грязной бумаги приклеили на лицо.

Он почувствовала, как в ней растет паника, и с трудом подавила желание вскочить и закричать или разбить что-нибудь о пол, только для того, чтобы убедиться, что у нее все по-прежнему есть голос, а законы физики все еще действуют.

Этот призрак человека усадили на стул, который Гермиона не заметила раньше. Тут же из подлокотников и ножек вылетели шнуры, обвившиеся вокруг тела, но казалось, то они не связывают узника, а лишь удерживают его, чтобы он не свалился на пол. Его голова в отсутствие поддержки запрокинулась назад, невидящие глаза уставились в потолок, беззубый рот приоткрылся, и все это напоминало ужасную пародию на зубоврачебный кабинет.

Пару минут в зале висела тишина — неправдоподобно звенящая. Когда охрана покинула комнату, раздались всхлипывания Денниса Криви.

Гарри сурово посмотрел на него и многозначительно откашлялся. Гермиона подумала, что она начинает ненавидеть своего мужа, но когда Деннис не замолчал, Гарри нетерпеливо добавил, — Мистер Криви, пожалуйста, возьмите себя в руки, мы теряем время.

"Ах ты ублюдок", — подумала Гермиона. — "Да будь я проклята, если еще раз хотя бы поговорю с тобой. Ты же когда-то был сострадательным и добрым".

По выражению лица Хагрида было понятно, что он думает так же. Дамблдор поджал губы, так что они превратились в тонкую белую нить. Деннис кивнул, пытаясь заглушить рыдания, закрывая лицо кулаками.

— Теперь, дамы и господа, давайте заслушаем членов суда. Они дадут нам представление о вопросе. Затем сделаем небольшой перерыв и послушаем свидетелей.

Он сел, и поднялись четыре других представителя закона, давшие долгие и обстоятельные пояснения своей точки зрения по этому вопросу. Гермиона знала, что Гарри пытался встретиться с ней взглядом, но упрямо смотрела на стену за его спиной. Она бы все отдала за возможность взять Северуса за руку, но он сидел рядом с ней, напряженный и неподвижный, устремив взгляд куда-то вдаль.

Наконец, первая часть закончилась. Судьи вышли из зала, возобновился шум голосов, и Гермиона повернулась направо, чтобы хотя бы попытаться поговорить с Северусом, но тот уже поднялся и стоял с Дамблдором и МакГонагалл, слушая слова своего наставника с мрачным выражением лица. За десять минут, которые длился перерыв, он ни разу не взглянул на нее.

* * *

*

После дачи показаний Гермиона вернулась на место. Это нелепо, подумала она. Они спрашивали о поведении Колина и его друзей в школе, о том, не подозревала ли она чего-нибудь, как будто это что-то могло изменить. Она давала точные сжатые ответы, стараясь придерживаться истины, хотя она мало что могла сообщить.

Сейчас была очередь Северуса, и она внезапно поняла, что его показания являются для них самыми важными. До сих пор не было убедительных доказательств, был ли Колин Упивающимся Смертью. Он впустил Темного Лорда и его приспешников на земли Хогварца, но, с другой стороны, он был настолько молод, что это вполне могло быть заданием, которое он должен был выполнить, чтобы вступить в ряды последователей Волдеморта. До падения Волдеморта это легко было бы доказать по его Темной Метке. Но после смерти Темного Лорда Метки у всех Упивающихся Смертью, как и шрам Гарри, исчезли в один миг.

Прозвучало имя, и Северус тяжело поднялся, как будто нес на своих плечах неимоверный груз.

— Директор Снейп, — остро звучал в тишине голос Гарри. — Расскажите нам, были ли у вас причины подозревать в Колине Криви Упивающегося Смертью во время вашей работы в качестве шпиона у Волдеморта.

— Нет, — ответил он, и аудитория дружно вздохнула. — Но наши лица всегда были скрыты масками, и мы использовали Alteravoce, чтобы изменить голос.

— Вы не могли бы уточнить, что именно хотите сказать, директор?

Снейп сник и уставился в пол. Затем он собрался с силами и сказал. — Я хочу сказать, что даже если бы директор Дамблдор был Упивающимся Смертью, я бы не смог его узнать. Это была часть стратегии Волдеморта, для того, чтобы…

— Спасибо, достаточно.

Снейп сел на место, обхватив голову руками. Во взгляде министра явно читалось, что он не считает такую позу достойной, однако он ничего не сказал и вызвал для дачи показаний своего предшественника.

Артур Уизли давал долгие обстоятельные объяснения, почему он не считал необходимым рассматривать просьбы о помиловании узников Азкабана, когда был министром магии. Показания Молли Уизли были весьма эмоциональными, и, как подумала Гермиона, довольно путанными. Джинни под пристальным взглядом Молли явно пыталась найти равновесие между стремлением беречь чувства матери и врожденной Гриффиндорской честностью, которая не позволяла ей порочить бывшего одноклассника, в котором она не видела дурных черт, пока не обнаружился сделанный им выбор.

Все это время тело, принадлежащее Колину Криви, ни разу не шевельнулось. Его голова была все так же запрокинута, и широко раскрытые глаза невидящим взглядом смотрели в потолок.

После второй части слушания судьи удалились на совещание. Свидетели должны были оставаться в здании Министерства, чтобы их могли собрать, как только решение будет принято. На этот раз Гермиона вышла в коридор. Там было немного свободнее, чем в зале суда, и время от времени она могла почувствовать легкий сквознячок.

Дамблдор, МакГонагалл и Северус снова стояли вместе, но Сириус подошел к Гермионе и увлек ее в нишу в коридоре, ярдах в десяти от основной группы людей, которая сосредоточилась поближе к входной двери.

— Миона, не обижайся, пожалуйста, но ты…

— Ужасно выглядишь, — закончила она. — Я знаю. В последнее время и так было много всего… А тут еще увидеть Криви…

— Да, думаю, его вид тронул бы любого. Я-то видел зрелища и похуже во время моего отдыха в Азкабане. Он, по крайней мере, молчал.

Она кивнула. — А как Северус? Мне показалось, что ему очень тяжело. Похоже, решение суда будет в основном зависеть именно от его показаний.

Они оба посмотрели в сторону группы из трех человек и перехватили взгляд Дамблдора. Он коротко улыбнулся им и снова повернулся к Северусу, положив руку ему на плечо.

— Если хочешь знать мое мнение, это всего лишь дешевый фарс, — сердито проворчал Сириус. — Посмотри, кого они пригласили! Никого из его бывших одноклассников, кроме Джинни Уизли. Хотя должен сказать, что она вела себя очень хорошо. Только представь себе, рядом с этой старой истеричкой…

— Перестань, Сириус, не стоит так резко осуждать Молли. Она потеряла ребенка, тебе никогда не приходилось такое пережить.

— Да, но кто убил ее ребенка, раз уж на то пошло? Я не защищаю Криви, уверяю тебя, но убийца — Волдеморт! Мальчишка мог быть сообщником, соучастником, или как там еще его можно назвать. Возможно, он даже убил бы Рона, если бы имел возможность. Но ведь он этого не сделал. А они показывают нам отрепетированный спектакль, и готов спорить на весь Хогварц, вместе с привидениями, что у них никогда не было не малейшего намерения хотя бы на йоту изменить положение Криви.

Он очень разозлился, и Гермиона очень хорошо его понимала. — Думаю, ты прав, — вздохнула она. — И я даже представить себе боюсь, что сейчас чувствует Северус. Они практически сделали из него могильщика Колина.

— Это именно то, что они замечательно умеют: манипулировать людьми, — с отвращением сказал Сириус. — О, посмотри, вон его брат!

Деннис вышел из зала суда, опустив мокрое от слез лицо. Потом он поднял голову и пристально оглядел окружающих, как будто не понимая, как он здесь оказался. Его взгляд упал на Снейпа, и на какое-то мгновение на его лице вспыхнуло выражение такой отчаянной ненависти, что Гермиона вздрогнула и посмотрела на Северуса, беспокоясь, заметил ли он взгляд Денниса. Но он все еще стоял спиной к младшему Криви, а когда она снова повернулась к Денису, в его взгляде снова было только отчаяние.

— Бедный мальчик, — с сочувствием сказала она. — Так близко к успеху он еще никогда не подходил. Если и сегодня у него ничего не получится, ему придется ждать еще десять лет, а Колин вряд ли до этого доживет.

Обсуждение было довольно коротким, так что этот перерыв был не намного длиннее первого. Их снова позвали в зал, все заняли свои места, потом открылась дверь, через которую вводили Криви, и судьи торжественно вошли в комнату.

— Леди и джентльмены, — начал Гарри, поправляя очки. — После короткого, но всестороннего обсуждения суд решил следующее: Показания против Колина Криви те же, что и шестнадцать лет назад, и нам не было представлено доказательств, свидетельствующих в его пользу. К тому же…, — он дал аудитории знак замолчать, потому что по залу пробежал недовольный шепот, — к тому же из показаний Директора Северуса Снейпа становится очевидно, что мы не можем быть абсолютно уверены, что мистер Криви не был Упивающимся Смертью. Тише, пожалуйста! — крикнул он, так как возмущенные реплики из зала становились все громче. — То, что он действовал заодно с Упивающимися Смертью и невозможность доказать, что он не принадлежал к их числу, заставило суд решить, что Криви виновен в присоединении к армии Волдеморта.

Теперь в комнате было уже очень шумно. Сириус вскочил с места. — Виновен без доказательства вины, Гарри! — выкрикнул он. — Похоже, ничего не изменилось! Все повторяется! Ты что, рехнулся? Или вы все тут перестали соображать, стадо бюрократов?

Поняв, что больше не сможет успокоить собравшихся без помощи магии, Гарри дотронулся палочкой до горла и снова крикнул «ТИХО!». В относительно маленькой комнате усиленный звук его голоса достиг таки желаемого эффекта. Когда все замолчали, Гарри снова дотронулся до горла, пробормотал “Finite incantatem!” и, уже нормальным голосом, продолжил. — Мистер Блэк, пожалуйста, немедленно покиньте зал.

Глядя на глубоко обиженного Сириуса, Гермиона снова подумала, что никогда не сможет забыть этого зрелища. Блэк поднялся и медленно вышел из комнаты.

— Суд сознает, что все доказательства косвенные, — продолжил Гарри, — но главный аргумент вынесения решения был следующим, — он стукнул по столу указательным пальцем, — речь идет не об одном простом убийстве — в этом случае мы бы могли счесть возможным помилование Криви. Но тут, — он повторил свой жест, — речь идет о безопасности всего магического сообщества. — Он сделал короткую паузу для усиления эффекта. — О нас и о наших детях.

— Ой, да перестань выпендриваться, Мерлина ради, — рявкнул Хмури. — Кого ты хочешь убедить всей этой чушью?

Гарри, который услышал, но не понял его, посмотрел в сторону старого аурора, подняв бровь.

— Волдеморт, — продолжил он, — однажды уже вернул свою мощь с помощью единственного верного союзника. Единственного. — Шепот снова стал громче, но на этот раз в нем слышался не протест, а одобрение. — Никто из судей и, я уверен, никто из присутствующих в этой комнате, — тут он многозначительно посмотрел на Хмури, который невозмутимо встретил его взгляд и заставил Министра первым отвести глаза, — никто не хочет взять на себя ответственность за предоставление лорду Волдеморту третьего шанса. Даже, если вероятность бесконечно мала. Поэтому, по нашему решению Колин Криви будет возвращен в Азкабан. Это решение в кратчайшие сроки будет передано его брату в письменном виде.

За его заявлением не последовало ни аплодисментов, ни даже слов. Тишину, воцарившуюся в комнате, нарушал только шелест мантий судей, покидающих свои места. Все подскочили от неожиданности, когда Деннис Криви поднялся и с тем же выражением ненависти на лице, которое Гермиона уже видела, крикнул. — Ублюдок!

Все начали искать глазами, кому это адресовалось. Снейпу.

— Ты, грязный слизеринский предатель, все из-за тебя! Почему ты это сказал? Почему ты не мог сказать «да» вместо «нет»? Почему?

Молчание было таким тяжелым, что Гермионе стало трудно дышать.

— Потому что это правда, — ответил Снейп.

— Правдой? Кто бы говорил! Ты? Человек, который годами лгал всем и каждому? Гнусный лицемер!

В тишине, снова воцарившейся в комнате, Гермиона услышала звук, которого не слышала уже очень много лет. Странный металлический «клик». Он напомнил ей любимый детективный сериал, который она всегда старалась не пропустить, когда была у родителей. "Охотник" — да, именно так он назывался. В нем всегда были такие запутанные сюжеты, а главный герой никогда не промахивался…

Она бросилась к Северусу, пытаясь не столько заслонить, сколько сбить его с ног, но в итоге получилось именно заслонить. Она почувствовала, как что-то ударило ее в спину, бросило вперед, добавив импульс к ее собственному движению, и увидела, как падает на пол вместе с Северусом. "Снова как в замедленном кино" — подумала она и хотела хихикнуть, но вместо смеха из горла вырвалась струя крови, а потом была просто чернота.

— — -

* * *

* — — -

Благодаря железному правилу, предписывающему всем входящим в министерство оставлять палочки при входе, и пренебрежительному отношению колдунов к маггловскому огнестрельному оружию, у Денниса оказалось достаточно времени для того, чтобы застрелить своего брата. Только после этого он оказался на полу, придавленный весом Хагрида. Подошедшие с большим опозданием Силы Охраны Правопорядка обнаружили картину полного хаоса — крики, беготня, просьбы о помощи. Денису Криви удалось застать всех врасплох.

Северус Снейп лежал на полу, чувствуя, что его правая рука и плечо сломаны в нескольких местах, и начиная понемногу осознавать, что сверху на него что-то давит, а мантия промокла от какой-то теплой жидкости. Он попытался подняться, но безуспешно. Сквозь пелену боли, притуплявшую зрение, он различил Дамблдора и Хмури, опустившихся перед ним на колени. Хмури снял то, что на него давило. Это было что-то большое, завернутое в серую ткань, и испачканное в чем-то… большое, темное пятно, казалось, продолжало быстро увеличиваться….

В комнату влетел Сириус, расталкивая всех, кто попадался на пути, и Северус смог разобрать несколько обрывков из его разговора с Дамблдором… «Аппарировать… Хогварц…. Слишком поздно… проклятье, чертовы охранные заклинания… есть надежда… дымолетный порошок… Поппи… Миона…»

Миона?

— Гермиона? — пробормотал он.

— Тихо, тихо, Северус, с ней все будет в порядке, — сказал Сириус странным срывающимся голосом, наклонившись над ним. — Не беспокойся, Сев, с ней все будет в порядке. — И он сжал плечо Снейпа, желая ободрить его, но к несчастью это было поврежденное плечо. Северус застонал и снова рухнул на пол.

— Извини, Сев, — сказал Сириус лежащему без сознания другу. — Я этого не хотел… но так даже лучше, потому что пока ты без сознания, ты не будешь волноваться за Гермиону. Хагрид! — окликнул он гиганта, который стоял чуть в стороне, всхлипывая, как ребенок. — Харгид, иди сюда, сделай что-нибудь полезное. Возьми нашего Директора, он слишком тяжелый для меня. Хотя ты же не поместишься в камин. Что за черт…

В конце концов бесчувственное тело Снейпа было перекинуто Сириусу через плечо, Хагрид накрыл обоих плащом Директора и Сириус аппарировал к воротам Хогварца, вызвал носилки и доставил Снейпа прямо в госпиталь, где Поппи Помфри и Хмури уже ждали его. Судя по их хмурым лицам, хороших новостей не было.

— Министр.

— Директор.

Атмосфера в больничном крыле была довольно прохладной, и не столько из-за слабого отопления, сколько из-за формального приветствия Северуса и Гарри. Они даже не пожали друг другу руки, так как правая рука Снейпа все еще была подвешена. Легкий кивок, и ничего более.

Гарри подошел к кровати, на которой лежала Гермиона — тихая, бледная и кажущаяся удивительно маленькой.

— Как… как она? — спросил он.

— Состояние стабильное. Думаю, вам лучше спросить мадам Помфри, так как я был без сознания, пока она работала с Гермионой.

Гарри удивленно поднял бровь. Снейп назвал ее по имени? Возможно, это последствия шока… От этой мысли его отвлекло появление мадам Помфри. Она выглядела уставшей.

— Гарри! — воскликнула она. — Как я рада тебя видеть!

Она кинулась к нему с распростертыми объятиями. Мадам Помфри всегда тепло относилась к Гарри, еще с тех пор как он был неуклюжим студентом, вечно попадающим в переделки и получавшим самые диковинные травмы, о происхождении которых лучше не спрашивать. Гарри протянул руку, остановив этим жестом ее порыв.

— Рад снова видеть вас, мадам Помфри, — сказал он, пожимая ее руку. — Итак, что вы можете мне сказать о состоянии моей жены?

Она обменялась взглядом с Северусом, который стоял за спиной Гарри. Тот пожал плечами и закатил глаза. — Гермиона… э… нам удалось извлечь пулю из ее легкого.

Вот так, одной фразы хватило, чтобы описать развернувшуюся час назад ситуацию, едва не обернувшуюся трагедией.

**— Как она? — спросил Сириус, оставляя Северуса на носилках и пытаясь протиснуться между Хмури и Помфри. — Я хочу увидеть ее, черт бы вас побрал!

— Единственная проблема — это то, что она потеряла много крови. Я дала ей зелье для восстановления крови, но не мне вам объяснять, что с ним нужно быть осторожным. Немного за один раз. Думаю, что через два-три дня объем крови восстановится. Я залечила легкое и мышцы, задетые пулей. К счастью, она прошла между ребрами, иначе мне пришлось бы иметь дело еще и с костными осколками в легком. Чистая работа. А сейчас, — она улыбнулась Северусу, — давайте посмотрим, что там у вас, директор. Вы тоже не очень хорошо выглядите.**

— Итак, я полагаю, — сухо сказал Гарри, — Что должен поблагодарить вас, Директор, за то, что вы спасли жизнь моей жене.

Северус сглотнул. Сейчас он не хотел иметь дело с благодарностью Гарри. — Я полагаю, что вам следует благодарить Аластора, Блэка и Поппи. Без них Гермиона умерла бы. Уж не говоря о том, что сначала она спасла мою жизнь.

Гарри кивнул. — Полагаю, вы правы. Могу ли я вернуться сюда вечером, чтобы отблагодарить вас всех? У меня важная встреча через… — он посмотрел на часы. — Она началась пять минут назад. Надеюсь, они поймут мое опоздание, учитывая обстоятельства.

Снейп отдал бы половину своего счета в Гринготтсе за фотоаппарат, чтобы запечатлеть выражение лица Поппи. — Ты… ты можешь отменить встречу, — пробормотала она, когда вновь обрела способность говорить. — Я имею в виду… твоя жена лежит здесь…

— Нет необходимости указывать на очевидные вещи, мадам Помфри, — перебил ее министр. — Я уверен, что она в хороших руках, к тому же она спит. Так что я могу вернуться к своим повседневным обязанностям и навестить ее позже. Доброго вам дня, — он кивнул на прощание и вышел.

Поппи свалилась на стул. — Северус, вы не могли бы меня ущипнуть?

Он усмехнулся и выполнил просьбу.

— Ай! Спасибо. Значит, я не сплю. Северус, что случилось с мальчиком? Я имею в виду, каким он был… и каким он стал…

Директор сел рядом с ней.

"Чертово взросление", — подумал он. — "И к черту попытки быть справедливым! Конечно, это не только его вина, она тоже внесла свой вклад в разрушение этого брака. Но это не отменяет того факта, что он глупый скучный невыносимый ублюдок, у которого замечательная жена, и он оставляет ее здесь, без сознания… не то чтобы я сильно возражал…" Вслух он сказал. — Он тоже жертва.

— Не могли бы вы объяснить?

— Конечно, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Он слишком рано вошел в роль спасителя, потом привык к ней и, в конце концов, стал одержим этим. После того, как Волдеморт перестал представлять угрозу, ему нужна была новая сцена. И, похоже, он ее нашел.

— Но она его жена, — возразила Поппи. — Как он может? Как он может оставить ее здесь и уйти? Можете назвать меня сентиментальной, но все должно быть не так. Он должен сидеть рядом с ней, держать ее за руку, гладить по голове и шептать, что он ее любит, даже если она и не слышит его, хотя кто знает…

— Знаете что, Поппи, — сказал Северус, пытаясь говорить уверенно. — Я, пожалуй, посижу здесь. А вы идите, выпейте чаю. Вы, наверное, очень устали.

— Вы уверены? — с сомнением спросила она. — У вас тоже был нелегкий день, директор. К тому же вы ранены.

— Со мной все будет в порядке, не волнуйтесь. Если хотите оказать мне услугу, пришлите, пожалуйста, сюда Добби с чаем и бутербродами.

Женщина кивнула и вышла из комнаты. Снейп поставил стул рядом с кроватью Гермионы, сел и взял ее за руку. Она была холодной и безжизненной. В приступе паники он проверил ее пульс. Слабый, но регулярный. Он переплел свои пальцы с ее, поднял ее руку и прикоснулся к ней щекой.

— Никогда больше так меня не пугай, — сказал он, целуя ее пальцы. — Я слишком стар для таких игр.

* * *

*

Как он и говорил, Гарри вернулся в Хогварц вечером, чтобы пообедать с Сириусом, Снейпом и Хмури в личных комнатах директора. Мадам Помфри, на чьем присутствии настаивал министр, отсутствовала по уважительной причине.

— И если Гермиона для него — недостаточно уважительная причина, — сказала она Северусу, — я без всяких колебаний отравлю половину преподавателей этой школы, чтобы заполнить госпиталь. Я не буду сидеть за одним столом с этим невыносимым ублюдком.

Это здорово позабавило директора, и когда Его Превосходительство прибыл к обеду, он увидел трех широко ухмыляющихся мужчин, но списал все на то, что состояние Гермионы улучшилось.

Обед проходил в крайне напряженной обстановке. Хмури сбежал так быстро, как только смог, объяснив, что он и без того на целый день оставил свою академию, и его присутствие в Кардиффе просто необходимо. Гарри удовлетворила эта причина. Он поблагодарил старого Аурора, сделал ему комплимент по поводу отличного управления академией, и Хмури шагнул в камин, подмигнув на прощание Сириусу и Северусу.

После его ухода и без того вялый разговор совсем затих. Гарри, казалось, не обращал внимания, что оба колдуна вертелись на своих стульях. Когда Сириус подумал, что больше не вынесет, в дверь постучали.

Сам Волдеморт мог бы войти в комнату, и его приняли бы с распростертыми объятиями и предложили стакан бренди. Но это была симпатичная темноволосая девушка, чьи соблазнительные формы не могла скрыть даже мантия. Сириус занервничал.

— Мисс Вилкокс, — приветствовал ее Северус, более дружелюбно, чем обычно. — Что случилось? — Взглянув на Сириуса, он добавил, — Думаю, вы хотели сообщить что-то важное?

Ответом ему был невинный взгляд огромных голубых глаз. — Конечно, директор, иначе я никогда бы не осмелилась потревожить вас. О, министр, добрый вечер. Простите, я вас сразу не заметила.

Сириус закатил глаза. — Мисс Вилкокс, — сказал он, поднимаясь с кресла. — Думаю, вы можете рассказать мне все, о чем хотели сообщить директору. Вы же видите, у него важный гость, поэтому не будем им мешать. С вашего позволения, директор, — сказал он, поворачиваясь к Северусу, который еле сдерживал усмешку.

— Конечно, профессор Блэк, спасибо вам за… ммм… то, что взяли это в свои руки.

После того, как он пожал руку Гарри, а Агриппина пробормотала "Спокойной ночи", Сириус увел ее. Никогда в жизни Северус так не завидовал своему другу. Сейчас был идеальный момент, чтобы рассказать Гарри обо всем, но он не знал, с чего начать. Он рассеянно крутил в руке бокал с бренди, пытаясь найти слова.

Наконец, он сказал. — Министр, есть одна важная вещь, которую я должен обсудить с вами.

Гарри снял очки и положил их на стол. — Конечно, конечно, директор. Вы же знаете, что после такого обеда вы можете говорить со мной о чем угодно.

Северус вежливо улыбнулся. — Ну… да, я думаю, да. Хотя в данном случае… Это насчет Герм… э… вашей жены, министр. Я…

— А, понятно. Никаких проблем, директор, как только это будет возможным, мы перевезем ее в госпиталь Св. Мунго. Я не хочу причинять вам неудобства дольше, чем необходимо. Это было бы невежливо.

Северус поежился. — Это не совсем то, о чем я хотел поговорить. Это более… э... личное.

Гарри поднял бровь. — Личное? Я не понимаю… А, конечно. — На его лице отразилось полное понимание. — Она преследовала вас просьбами прочитать лекции в одной из ассоциаций, в которых она председательствует? Да, — драматически вздохнул он. — Это, вероятно, одно из самых утомительных хобби. Она может быть весьма настойчивой. Я не виню ее, она всегда была… э… упрямой, когда дело касалось ее убеждений. Конечно, я поговорю с ней об этом. У вас и без того достаточно забот, чтобы вы еще взваливали на себя такое бремя.

Ситуация явно выходила из-под контроля, подумал Снейп. Он решил попробовать еще раз. — Я бы не назвал это личным вопросом, министр, и в любом случае я могу постоять за себя, если это необходимо. Нет, дело в том, что я… интересуюсь Гермионой, — он сделал паузу, чтобы подобрать слова. Гарри тут же воспользовался этим и перебил его.

— Нет, — уверенно сказал он. Северус удивленно посмотрел на него. — Директор, — он снова надел очки. — Я не могу этого допустить. Я министр магии, и должен следовать определенным правилам.

Северус расправил плечи, подумав, что назвать его невыносимым ублюдком было слишком мягко. С другой стороны, это же была Поппи. Он не собирался спрашивать разрешения Поттера на связь с его женой. — Послушайте, министр, я не хотел спрашивать вашего разрешения…

— Нет, директор, даже если и на полставки.

Снейп чуть не уронил стакан. — Но…

— Мой ответ — нет. Вы должны понять, — добавил он более мягко. — Эта школа, по крайней мере, частично, находится под моим руководством. Если возникнут какие-то дисциплинарные проблемы с Гермионой… Вы не можете исключить такую возможность. Со всеми учителями иногда такое случается. Вы обязаны будете вынести случай на рассмотрение Совета Управляющих и, — он многозначительно поднял указательный палец. — Министерства, то есть на мое рассмотрение.

Северус едва подавил желание свалиться на пол и захохотать во весь голос. Он закрыл лицо руками, надеясь, что от смеха у него не трясутся плечи.

— О, достаточно, директор, не время для драматических жестов. Репутация этой школы так высока, что у вас будет десять претендентов на это место, причем гораздо более квалифицированных, чем она. Это не повод для трагедии, — он неодобрительно покачал головой.

— Поттер! — сказал Северус, поднимая голову. — Я пытаюсь сказать, что я влюблен в твою жену!

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. — Вы… — наконец сказал Гарри, — Вы…

— Я люблю Гермиону. Да. И мы встречаемся около месяца.

Гарри медленно кивнул. — Так вот о чем она говорила на прошлой неделе… Она не сказала мне, кто это. Вполне понятно. Я… я не знаю, что сказать, директор, это в высшей степени необычная ситуация. Я бы даже сказал, абсурдная. Как вы уже сказали, вам не требуется мое разрешение, не так ли? — Снейп покачал головой. — Так чего вы ждете? Благословения? Прощения?

— Если мне понадобится благословение или отпущение грехов, я обращусь к Папе. Я хочу спросить, как мы собираемся справиться с этой ситуацией. Ты позволишь ей уйти?

Очки в золотой оправе снова легли на стол. — Уйти куда?

— Да куда она захочет. Теперь, когда она снова стала похожа на прежнюю Гермиону… — он замолчал, подумав о Гермионе, которую увидел на празднике и о женщине, которая сегодня спасла его жизнь. — Скажите мне одну вещь, Поттер. Как вы ухитрились так великолепно развалить свой брак?

К счастью, в этот момент в камине показалась голова мадам Помфри. — Северус?

— Да? — он поднялся со стула. — Что? Она…

— Гермиона пришла в себя и она… — женщина явно не знала, как сказать, что Гермиона позвала Северуса, а не мужа.

Гарри слабо улыбнулся. — Все в порядке, Снейп. Идите, а я подожду здесь.

— Вы уверены?

— Да. Да, я уверен.

Снейп уже занес ногу над каминной решеткой, когда его пронзило острое чувство вины. Он обернулся. — Спасибо, Гарри.

Гарри жестом остановил его.

Гермиона еще ни разу в жизни не чувствовала себя так странно. В детстве она очень любила крыжовник, и к нескончаемому возмущению матери, всегда ела его одним способом — передними зубами, тогда все еще большими, она прокусывала в кожице маленькую дырочку, высасывала мякоть, я пустую кожицу выбрасывала. Кожица была кислая, грубая и волосатая, ее Гермиона не любила.

‘Каким-то образом’, — размышляла она, — ‘ягоды крыжовника сумели отомстить мне за такое обращение. Они поймали меня, высосали из меня все, что могли, и бросили валяться пустую оболочку. Так значит вот как они чувствовали себя, бедные ягоды’.

При мысли о кислых ягодах ее рот наполнился слюной. Гермиона попыталась ее проглотить, но подавилась и закашлялась. Было больно, но не в груди, а немного глубже, ближе к спине. Когда она убрала ладонь ото рта, на ней были маленькие красные пятнышки. ‘Клубника?’ — удивилась она. — ‘ Я думала, мы говорим о крыжовнике…’ Но ведь она ела клубнику… и не так давно… только не может вспомнить где. Хотя это было чрезвычайно приятно. Ах да, там же были еще и взбитые сливки. Она снова закашлялась и услышала звук шагов спешащего к ней человека. Над ней появилось приветливое, улыбающееся лицо.

— Гермиона? Ты слышишь меня?

— Мадам…Помфри…? — с трудом сказала Гермиона.

Та засияла. — Да, моя дорогая, я мадам Помфри. Как ты себя чувствуешь?

— Я…Я не знаю. Спина болит. И еще я кашляю. И мне надо почистить зубы после того, как я поела клубники.

На доброжелательном лице появилось озабоченное выражение. — Клубника? Почему ты подумала…

Гермиона показала руку. — Когда я кашляла, — объяснила она.

— А, это. Нет, это не ягоды, это последние остатки крови, которая выходила наружу. Знаешь, у тебя в легких ее было предостаточно.

Сморщив лоб, Гермиона старалась переварить информацию. — Кровь? Мы снова что-то натворили? — И вдруг приступ страха. — А Гарри и Рон… С ними все в порядке?

— Гарри и… о, моя дорогая, моя дорогая! — забормотала женщина. — Я думаю, тебе нужно еще немного поспать.

Гермиона не протестовала, потому что чувствовала себя совершенно обессиленной. Она проглотила зелье, которое ей принесли — на этот раз осторожнее, потому что не хотела снова подавиться. Кашлять сейчас ей совсем не нравилось. Ее глаза тут же закрылись и, меньше чем через минуту, дыхание стало ровным. Мадам Помфри смотрела на нее, задумчиво покачивая головой. Она часто наблюдала амнезию, бывшую следствием сильного стресса, поэтому не слишком волновалась. Скорее всего, это не надолго. Возможно, в следующий раз Гермиона проснется, уже вернувшись к реальности. Ее подсознание само обо всем позаботится.

**Сад был захватывающе прекрасен. Гермиона стояла и смотрела в полном восхищении. Стиль был чем-то между английским и французским — приведенная в порядок естественность. Островки полевых цветов, разбросанные по аккуратно подстриженному газону, маленькие прудики с водяными лилиями и квакающими лягушками, деревья, которым, должно быть, было не меньше сотни лет, судя по толщине стволов. Она бродила по этому райскому саду, который был очень большим, но огороженным высокими стенами. Время от времени стена мелькала между деревьями.

Она чувствовала, что этого нельзя допустить. Если он вынет этот кирпич, обрушится вся стена, и ничто не сможет защитить прекрасный сад от ужасов, таящихся за ней. Гермиона вскочила на ноги и побежала к ребенку, пытаясь кричать «Нет! Нет!», но почему-то у нее не получилось произнести ни звука, а когда она оказалась около стены, было уже поздно. На месте кирпича зияла дыра, через которую, через которое было слышно какое-то неотчетливое шипение. Слишком испуганная, чтобы двигаться, потому что она понимала, что знает, что там внутри — или точнее снаружи — но ее разум не позволяет этим знаниям всплывать на поверхность, она замерла на месте, и смотрела, как огромная черная змея медленно заползает в отверстие и скользит к ее детям. От ужаса она не могла кричать и не могла заставить себя броситься вслед за рептилией. Змея подползала все ближе и ближе к детям. ‘Сейчас она кинется на них’, — подумала Гермиона, но ошиблась. Змея задержалась у подножия странного дерева и подняла свою узкую голову. Потом она начала грациозным движением обвиваться вокруг ствола, поднимаясь по нему вверх. Рыжий мальчик пошел вперед. Ему очевидно не нравилось, что змея поднимается, он дотронулся до нее… тогда и последовал бросок. Гермионе показалось, что это ее ударили прямо в сердце. Ее взгляд встретился со взглядом ее ребенка. До этого вокруг не было слышно ни единого звука, то теперь мальчик громко закричал. «Гермиона!»**

— Гермиона, проснись! Ах, мне нужно было дать ей зелье для сна без сновидений, как я могла быть такой идиоткой!

Она открыла глаза и увидела то же доброе обеспокоенное лицо, что и в прошлый раз. — Мадам Помфри, Северус жив?

На лице пожилой женщины было заметное облегчение. Она кивнула.

— Я могу его увидеть?

— — -

* * *

* — — -

Когда мадам Помфри сообщила Директору о том, что Гермиона проснулась, она ожидала что Гарри, которого она видела в кабинете Снейпа, тут же появится из камина. К ее изумлению, в языках пламени показался Директор. А где же Гарри? Правда она предпочла не задавать вопросов — опыт подсказывал ей, что ответы на большинство из них появятся сами, если набраться терпения и немного подождать. Снейп слегка кивнул ей, взял со стола сосуды с зельями, приготовленными для пациентки, и пошел к Гермиониной кровати.

Когда он очень нежно поцеловал Гермиону в лоб, казалось бы, забыв о присутствии другого человека, удивление мадам Помфри возросло. Но когда Снейп сел на край кровати, взял руку Гермионы и начал целовать ее пальцы, она вообще с трудом сдержала изумленный возглас.

Поппи решила, что не хочет видеть, что произойдет дальше, хотя ей и было чрезвычайно любопытно узнать, как между этими людьми могло возникнуть нечто большее, чем дружба. Она закрыла дверь своего кабинета и строго запретила себе подглядывать в замочную скважину, потому что это совершенно недопустимое поведение. Нет, она просто вернется через пятнадцать минут, чтобы напомнить, что молодой женщине необходим отдых — ничто не запрещает ей войти без стука, неожиданно для них. Улыбнувшись, мадам Помфри села писать отчет о прошедшем дне.

Северус погладил Гермиону по голове. — Ты плакала?

— Я видела очень страшный сон. Но теперь я чувствую себя лучше. А что у тебя с рукой?

— А, это, — беспечно бросил он. — Я немного повредил ее, когда ты сбила меня с ног. Но Поппи уже ее вылечила. Сразу после того, как вырвала тебя из объятий смерти. — Гермиона вопросительно взглянула на него и услышала рассказ об успешном извлечении пули. — Ты потеряла много крови, так что тебе придется задержаться здесь еще довольно надолго.

— Думаю, мне лучше перебраться в госпиталь Св. Мунго.

Он выглядел встревоженным. — Ты с ума сошла? Тебя нельзя никуда перемещать еще по крайней мере три-четыре дня. И потом… — он замолчал и начал играть с ее волосами. — Мне кажется, что здесь более здоровый воздух, чем в Лондоне и даже в Дувре. Что такое? — Спросил он, заметив тень огорчения на ее лице. — Ты не должна…

— Я думаю, мы еще успеем об этом поговорить. Я просто немного расстроилась… Гарри даже не захотел побыть здесь со мной.

Сегодня День Искушения Северуса Снейпа, мрачно подумал он. Точно так же, как и в полдень, в разговоре с Помфри, он многое хотел бы сказать о Гарри, причем ничего в его пользу. Но с другой стороны, будет лучше, если Гермиона скажет это сама. Поэтому он дипломатично предположил. — Ну, я думаю, он знает, что ты в надежных руках. К тому же ты была без сознания, так что не было смысла в том, чтобы…

Она широко раскрыла глаза. — Да к черту эту логику, Северус. Ты сам-то что делал? Пошел в свой кабинет или остался здесь со мной?

Что ж, он все рассчитал правильно…. — Ну конечно, я остался здесь с тобой, но…

— Какое еще «но», Северус. Он ушел, вот что имеет значение. Удивлюсь, если он вообще соизволит меня навестить!

Она разволновалась, а учитывая ее все еще не восстановившийся объем крови, успокоить ее нужно было любой ценой. — Нет, нет, успокойся, — вполголоса сказал он, продолжая поглаживать ее волосы. — Не бери этого в голову. Он ждет в моем кабинете. Мы обедали вместе — Шизоглаз, Сириус он и я. Потом мы… поговорили, и когда Поппи нас позвала, он решил разрешить мне навестить тебя первым. Один из типично Гриффиндорских поступков, если хочешь знать мое мнение. Но он очень хочет придти сюда. Вот сейчас я вернусь, и скажу ему…

Бледное лицо Гермионы покраснело от нервного напряжения, а дыхание снова стало неровным. — Я…я не хочу его видеть! — выпалила она. — Не смей его сюда посылать! — Она хотела сказать еще что-то, но приступ кашля помешал ей это сделать. Мадам Помфри с озабоченным видом выглянула из кабинета. Северус жестом попросил ее не выходить, и снова повернулся к Гермионе.

— Тогда прими зелье, Ежик, и хорошенько выспись. Оно способствует еще и восстановлению крови, так что завтра утром ты будешь чувствовать себя не такой обессиленной.

Она послушно выпила лекарство, не забыв все же сморщить нос. Вкус зелья для восстановления крови был таким же противным, как и запах. Так как она была очень слаба, зелье подействовало быстро, и глаза Гермионы уже начали закрываться, когда она спросила. — Ты останешься здесь?

— Конечно, останусь. Только схожу в кабинет, попрощаюсь с Гарри, и тут же вернусь…— Он замолчал, потому что продолжать не было необходимости — Гермиона уже спала.

Улыбаясь при мысли о том, что педантичность похоже не покидает его ни при каких обстоятельствах, он собрал со стола пустые бутылочки и понес их мадам Помфри. На лице у женщины было такое любопытство, что казалось, что ее прямые седые волосы сейчас закрутятся во множество маленьких вопросительных знаков. Тем не менее, сейчас он не хотел отвечать на вопросы. Хотя ее любопытство было вполне обоснованным, удовлетворять его сейчас было бы слишком утомительно, так что он просто бросил на нее взгляд, который заставил бы самого сфинкса задуматься, стоит ли задавать вопросы, или просто дать этому человеку пройти. Поппи была простой ведьмой. Поэтому она слегка поежилась и поблагодарила интуицию, подсказавшую ей воздержаться от расспросов, когда Снейп появился в ее кабинете.

— Вы сможете поставить там еще одну кровать, для меня? — он спрашивал так, как будто это была самая естественная вещь в мире. — Я хотел бы остаться с ней, но слишком устал, чтобы провести ночь в кресле.

Поппи только недоуменно кивнула и проводила его задумчивым взглядом. Когда Директор исчез в зеленых языках пламени, она пошла проверить, как чувствует себя Гермиона, которая после второй порции лекарства выглядела гораздо лучше и дышала ровнее.

— — -

* * *

* — — -

— Как она? — спросил Гарри и добавил. — Она надолго вас задержала.

Каким-то образом Гермионина слабость и ее неподдельная обида на поведение Гарри существенно понизили терпимость Северуса к ее высокопарному мужу. Этот негодяй еще и ревнует! Он годами не уделял ей внимания, используя ее исключительно как красивое украшение дома, а теперь он ревнует! Этого оказалось достаточно, чтобы его чувство вины растаяло в воздухе. Честно говоря, оно и раньше не слишком его мучило, но теперь оно исчезло окончательно.

— Можете не верить, Поттер, — огрызнулся он, — но я на самом деле разговаривал с ней. Я знаю, что это отняло много времени, которому можно было найти лучшее применение, но это действительного того стоило.

С этими словами он налил себе бренди и сел. Гарри оставался на месте, все еще продолжая стоять. Некоторое время он просто смотрел на Снейпа, на которого этот взгляд не производил заметного впечатления. Наконец Гарри сказал. — Я хочу ее видеть.

— Крайне извиняюсь, но это не представляется возможным. — Поразительно, как легко оказалось довести его до кипения, подумал Снейп. Было заметно, что внутри у Гарри все бурлит, но он старается сдерживаться.

— Будьте добры объяснить почему.

— Охотно. Сядьте, пожалуйста. Еще бренди? — Было трудно заставить себя удержаться от презрительного тона. Если он сядет, он потеряет преимущество от того, что возвышается над ним. Если нет, это будет очень ребяческая реакция. Он сел. Северус протянул ему бокал, картинно ленивым движением откинулся назад и скрестил ноги.

— Ну и?

— О, извините. Конечно же, вы хотите объяснений. На самом деле их два. Первое — она только что приняла снотворное и сейчас находится под его действием. Второе — она была… скажем, слегка расстроена из-за того, что вы предпочли присутствовать на какой-то встрече, а не оставаться около ее кровати. Обоснованная причина для обиды, должен сказать, хотя и слегка сентиментальная.

— Почему вы ей это сказали? — разъяренно спросил Гарри.

— Потому что она спросила, Поттер. Или вы думаете, что у меня есть необходимость очернять вас в глазах вашей жены? Да нет, вы и сами с этим прекрасно справляетесь.

— Ты… ты украл у меня жену, и еще имеешь наглость…

— Я ее не «украл», Поттер. Она не предмет. И уж ты точно не ее хозяин, — довольно резко ответил он. — И, только в качестве бальзама для твоей израненной души, Министр, сообщу, что мы не спали друг с другом…пока. — Сквозь полуприкрытые глаза он заметил, как буквально за секунду Гарри рассвирепел еще больше. Еще одна, умело отравленная стрела, и на этом можно будет закончить. — Все, что было между нами — это поцелуи. И э… ласки.

Бокал Гарри со стуком опустился на стол и разлетелся на тысячу осколков. — Не стоит описывать мне все детали этого грязного дела! — прошипел он. — Что ты сделал? Подлил в ее бокал Любовное Зелье? Она уже несколько лет отвергала меня, а ты являешься и….

— Знаешь, — медленно произнес Снейп, — по-моему ты не совсем правильно выразился. Она не «отвергала тебя», а «отвергалась тобой» — думаю, разница очевидна.

Гарри побагровел. — Так все дело в… в сексе! — он буквально выплюнул последнее слова. — Что ж, посмотрим, сколько это будет продолжаться!

— Твоя принадлежность к твоему факультету становится чрезвычайно очевидной, когда ты начинаешь заявлять, что поцелуи и секс — синонимы, Поттер. — Министр чуть не взорвался прямо не вставая с кресла. «Прекрасно», — подумал Снейп, — «Этого вполне достаточно. Это было очень легко. Теперь будем говорить серьезно». Вслух он сказал, — Все дело в любви, Поттер. Я люблю ее. И горячо надеюсь, что это взаимное чувство. Тебя это шокирует, да?

А теперь, с твоего разрешения, я хотел бы лечь. Я очень устал и плечо все еще болит.

Не в состоянии выговорить ни единого слова, Гарри поднялся и вышел из комнаты. Северус фыркнул. Нет, дразнить Поттера не было поступком, которым можно гордиться. Но это было приятно. Через несколько минут Снейп, переодетый в пижаму, вышел из ванной, бросил горсть дымолетного порошка в пламя камина и произнес. — Госпиталь!

Он ухмыльнулся, увидев, что Поппи поставила его кровать так близко к Гермиониной, что они соприкасались. К счастью, в этой палате больше никого не было, так что это не имело значения. К тому же будет очень приятно проснуться так близко к ней. Северус развязал пояс пижамы, лег и повернулся лицом к Гермионе. — Спокойной ночи, любимая, — прошептал он и осторожно поцеловал ее губы. Она слегка пошевелилась и улыбнулась во сне.

— Если все пойдет хорошо, так будет каждый день, — подумал Снейп и тоже улыбнулся перед тем, как заснуть.

19 октября, пятница, стал удачным днем для Риты Вритер, подумал Снейп, увидев первую страницу Ежедневного пророка. Он не удивился бы, если бы среди ее предков нашлась парочка дементоров — похоже, эта женщина питается адреналином. Несмотря на свое прежнее намерение принять душ, одеться и сразу же вернутся в больничное крыло, он сел и просмотрел газету более внимательно. Если статья может расстроить Гермиону, нужно попытаться сделать так, чтобы она это не прочитала или, по крайней мере, подготовить ее к тому, что ее ждет.

Если не принимать во внимание ужасный стиль, события были описаны достаточно точно. Хотя вряд ли тут понадобилось бы преувеличение, подумал он. И, конечно, Вритер явно была на стороне министерства. Увидев, как легко Гарри удалось убедить аудиторию в своей заключительной речи, она сочла более мудрым присоединиться к мнению большинства. Горячие слова в защиту несчастного молодого человека, гниющего в Азкабане, были забыты. Ей даже удалось вставить в статью слова бывшего колдомедика — Снейп смутно припомнил, что много лет назад этот человек работал в госпитале им. Св. Мунго, но был уволен из-за своих диких теорий. Что-то вроде того, что склонность к совершению преступлений является наследственно обусловленной, следовательно, министерство должно сажать в Азкабан не только преступников, но и их кровных родственников. Или нечто подобное. Память его не подвела — Вритер цитировала: "Если бы министерство прислушалось к моим словам, оба брата вместе с родителями были бы заключены в Азкабан, и сегодняшней трагедии не произошло бы. Склонность к насилию — это врожденное качество. Властям дано пора признать эту печальную истину".

Северус тут же представил себе разъяренного молочника, забрасывающего бутылками невинных домохозяек в халате и домашних тапочках. Он фыркнул. Когда он добрался до конца страницы, улыбка сползла с его лица. Конечно, Рита не могла этого не написать:

"От нашего внимания не ускользнуло то, что Гермиона Поттер, жена министра, специально села рядом с Северусом Снейпом, директором Хогварца — Школы Колдовства и Волшебства."

"В течение всего слушания герой войны обменивался взглядами с очаровательной молодой женщиной, которая то и дело поворачивала голову, чтобы восхищенно полюбоваться его аристократическим профилем. Может ли что-то быть — или когда-то было? — между бывшим преподавателем Зельеделия и его блистательной студенткой? Возможно то, что миссис Поттер спасла жизнь директора, заставит его наконец-то признать, что на самом деле означает ее восхищенный взгляд. Ходят слухи, что в последнее время в отношениях Их Превосходительств имеется разлад. Отсутствие миссис Поттер на важных общественных мероприятиях, кажется, подтверждает эти подозрения".

Как раз этого им и не хватало, подумал Снейп. Мало того, что Рита намекнула, что между ними могла быть связь еще в то время, когда Гермиона училась в школе, так она еще и дала понять, что теперь он вынужден будет ответить на ее чувства, поскольку обязан ей жизнью. Это определенно не улучшит настроения Гермионы.

Северус попытался зачаровать страницу так, чтобы вместо последнего абзаца появилась реклама перчаток из драконьей кожи от Дикинсона — " Дикинсон защитит ваши руки" — но, конечно, это не сработало. Газета имела защиту от подделки. Поэтому ему пришлось оставить все как есть, надеясь, что Гермиона не захочет это читать.

Когда он появился в больничном крыле, на этот раз через дверь, мадам Помфри как раз укладывала свою пациентку в постель на высокие подушки.

— Она настояла на том, чтобы принять душ и вымыть волосы, — неодобрительно сказала Поппи, укутывая Гермиону в одеяло — так, что та практически не могла шевельнуться. —Я разрешила ей это только в обмен на обещание как следует позавтракать. Э… доброе утро, директор!

— Доброе утро, Поппи. Думаю, что завтрак — это неплохая идея. Я бы и сам от него не отказался. Вы не могли бы…

— Конечно, директор, я позабочусь об этом, — ответила она, хитро усмехнувшись. — Я вернусь через… э… десять минут?

Гермиона хихикнула, и Северус сердито посмотрел на обеих женщин. — Вы знаете что-то, чего я не знаю? Что…

— Успокойтесь, Северус, — сказала мадам Помфри, похлопав его по руке. — Я никому не скажу, но вот вам мой совет: если хотите сохранить что-то в тайне, то не нужно делать все так явно.

— Рад, что с возрастом вы приобрели мудрость, — ответил Снейп, пытаясь сохранять невозмутимый вид. На этот раз хихикнули обе.

— Неужели по моему поведению все настолько очевидно? — спросил он, садясь на край ее кровати после того, как Поппи вышла, не забыв напомнить ему, что это госпиталь, и вести себя надо соответствующим образом.

— Кажется, она вошла взглянуть на меня ночью и увидела, что мы спим, обнявшись.

— О… ну, это э… достаточно очевидно. Как жаль, что я этого не помню.

Она улыбнулась — Я тоже. Я только знаю, что спала лучше, чем за все прошедшее время. Твое присутствие меня успокаивает. Как твое плечо?

— Как новое. Да это не важно, а вот как ты себя чувствуешь? Физически и эмоционально?

Она с улыбкой протянула к нему руки.

— Это значит, что ты все еще хочешь, чтобы я к тебе прикоснулся? Или ты не смотрела в мыслеслив? — она не ответила, продолжая улыбаться. — Если это означает, что ты посмотрела, простила меня и все еще хочешь, чтобы я был рядом, то я самый счастливый человек. — Он осторожно обнял ее, с восхищением почувствовав, как она расслабилась в его руках.

— Если ты обнимешь меня покрепче, я не сломаюсь, — пробормотала она, опуская голову ему на плечо. Он прижал ее к себе. — Я правильно помню — ты вчера поговорил с Гарри? У меня немного смутные воспоминания, и я не знаю, приснилось мне это или…

— Сомневаюсь, что это могло тебе присниться,— ответил он. — Но память тебе не изменяет — мы действительно поговорили.

— Это закрытая информация, или вы считаете, что я могу быть посвящена в подробности, дорогой директор? В конце концов, я тоже заинтересована.

— Конечно, но это не было… я хочу сказать, это было не очень-то приятно.

— Поверь, я и не ожидала, что это окажется приятным.

Он довольно подробно пересказал ей их вчерашний разговор. — Ты действительно сказал это? Ты имел в виду, что Гриффиндорцы не имеют понятия о сексе? И что, скажи на милость, мне теперь делать?

— Сидеть на больничной кровати. И, честно говоря, я подразумевал гриффиндорских мужчин.

Она подняла голову и с усмешкой посмотрела на него. — Это означает, что Слизеринцы сексуальнее?

— Конечно, — сухо ответил он, снова опуская ее голову себе на плечо. — Но в данный момент это не подходящая тема для обсуждения. Ты должна принять мои слова за истину.

— Думаю, что я смогу это проверить. Ты же не отвергнешь меня в следующий раз? — спросила она, снова поднимая голову. — Я надеюсь, ты же не думаешь, что сможешь причинить мне боль?

— Н-нет, — ответил он. — И я не думал об этом тогда у меня дома. Это было deja vu — чувство абсолютной власти над тобой, ощущение того, что я могу делать с тобой все, что угодно. Ты лежала на этом столе, как…

— Как одна из твоих жертв. Я понимаю. Так как ты думаешь, если бы ситуация была другой, ты бы смог э… продолжить?

— Надеюсь, что да. Гермиона, пожалуйста, поверь мне, я не отвергал тебя. Я… я просто отступил, потому что ситуация была ужасно похожей.

Она кивнула, пытаясь сформулировать свой следующий вопрос так, чтобы получить нужную ей информацию, но не причинить ему боли. — Ты… всегда отступал?

— Что ты имеешь в виду? Ты же видела, что я никогда…

— Нет, — перебила его она. — Я имею в виду потом, с другими женщинами. Ты всегда отступал?

Снейп вздохнул, и Гермиона почувствовала, как он напрягся. — Я… я никогда… боже, как это неудобно… Скажем так — за исключением моего ужасного физического опыта, я обладаю только весьма надежными теоретическими знаниями.

— Латинская поэзия?

— Ммм, не только латинская. И не только поэзия. А ты?

Она хихикнула. — Скажем так — у меня немного больше практического опыта, но это не означает опытности. По крайней мере, в моем случае.

— Итак, — сказал он, целуя ее ухо. — Ты согласишься, если я скажу, что это будет настоящая катастрофа?

Она сжала его в объятиях и откинулась на подушки. Ее лицо покраснело — зелье для восстановления крови явно произвело эффект. — Конечно,— ответила она. — Но мы можем этого избежать. Прибегнув к помощи изобретательных римлян…

— И под руководством моего дорогого Ежика…

— Завтрак! — с порога заявила мадам Помфри, открывая двери и левитируя небольшой столик. — Гермиона, приехал министр. Он хотел немедленно тебя видеть, но Минерва убедила его позавтракать в Большом Зале. — Она опустила столик на кровать и с сомнением посмотрела на свою пациентку. — Я не уверена, стоит ли мне выставить его, сославшись на то, что тебе нужен отдых? Или ты предпочтешь поговорить с ним прямо сейчас?

Гермиона на мгновение задумалась. — Пожалуй, я хочу покончить с этим. Лучше сейчас, не откладывая. Если наш разговор станет чересчур жестким, вы всегда можете выскочить из своего кабинета и вышвырнуть его прочь.

Женщина кивнула. — Вам виднее. Сколько времени вам дать? Полчаса? — оба кивнули. — Отлично. Я спущусь на завтрак и вернусь с Его Превосходительством.

Гермиона не хотела есть. Она и до этого не была особо голодна, но теперь от страха перед предстоящим разговором с Гарри у нее свело желудок, и она не в силах была проглотить что-либо. Однако Северус был непреклонен. — Я тебе говорил, что меня не привлекают худые женщины? — спросил он, держа перед ее губами кусочек тоста. Она открыла рот, чтобы возмутиться, и он воспользовался этим, затолкнув в нее кусочек хлеба, за что был награжден сердитым взглядом. Пока Гермиона жевала, Снейп сказал. — Если твой будущий бывший муж окажется достаточно бесчувственным, чтобы предъявить тебе Ежедневный Пророк, не заботясь о твоем самочувствии, я хочу, чтобы ты знала, что на этот раз Вритер превзошла себя. Она кое-что написала о тебе и обо мне.

Гермиона закашлялась, подавившись кусочком тоста. — О, черт, все еще больно. Что она там написала, ради Мерлина? — Снейп рассказал, стараясь не встречаться с ней взглядом. К его величайшему облегчению, она рассмеялась.

— Аристократический профиль, надо же! Похоже, ты ей нравишься, — он фыркнул. — Хороший ход, — продолжила она, делая глоток чая. — Намекнуть на то, что между нами что-то было еще пока я училась в школе. Подростковое увлечение превратилось в истинную жертвенную любовь. Это в ее стиле.

Он поднял взгляд, — Это… это тебя не расстроило?

Гермиона обхватила чашку обеими руками, как будто пытаясь согреться перед холодным разговором с Гарри. — Нет, почти не расстроило. У меня достаточно реальных проблем, чтобы переживать по поводу того, что выдумала Вритер. Честно говоря, меня больше беспокоит перспектива разговора с Гарри. Насколько я понимаю, это будет наш последний разговор, а последний разговор всегда нелегок. — Она протянула ему свою чашку, и он снова наполнил ее.

Снейп внимательно посмотрел на нее. — Что случилось? Когда мы виделись в последний раз, хотя мне и неприятно об этом вспоминать, по крайней мере, о последних минутах… — он сбился с мысли и на мгновение замолчал. — Я хочу сказать, в последний раз ты дала мне понять, что вы пришли к некоторого рода взаимопониманию в этом вопросе. Что ты сможешь оставаться в поместье столько, сколько захочешь или, вернее, сколько понадобится… — она энергично потрясла головой. — Понятно. Ты не хочешь оставаться. Не то чтобы я возражал, но почему?

Она поставила чашку на столик и откинулась на подушки. — Это сложно, но я попытаюсь объяснить. Сколько у нас осталось времени?

Северус взглянул на часы. — Двадцать минут. Ты закончила? Хорошо, тогда я уберу стол.

Он снова сел и взял ее за руку.— Теперь расскажи мне.

— Если бы я знала, с чего начать…

— Обычно уместно начать с падения Византийской империи… — она шлепнула его по руке. — Ладно, если это слишком поздно, давай попробуем начать с восстания гномов 1138 года?

Шлеп! — Э… основание Рима? Ой, ты же вроде должна быть слабой! — по крайней мере, она рассмеялась, подумал он и поцеловал ударившую его руку, отчего Гермиона немного покраснела. Он провел языком по ее указательному пальцу, и краска залила ее шею. Когда он осторожно прикусил нежную кожу между большим и указательным пальцем, Гермиона вздохнула.

— Северус, это мне не поможет.

— О, — сказал Снейп, отпуская ее руку. — И как я только мог подумать, что это поможет тебе сконцентрироваться? Не говоря уже о том, что в тебе пока что недостаточно крови, чтобы возбуждаться.

— Директор, вы невыносимый ублюдок.

Он склонил голову.— Мадам, прежде я никогда не мог подумать, что можно получать такое удовольствие от того, что такие прелестные губки называют тебя такими ужасными словами, — он наклонял голову все ниже с каждым словом. Потом, посмотрев на Гермиону, он спросил. — Так теперь ты мне объяснишь?

— Мне правда нужно сконцентрироваться, — невинно ответила она.

— Правда? Ну, давай попробуем. Может, это поможет? — он осторожно обхватил ее грудь и начал поглаживать ее. Гермиона откинула голову и смотрела на него из-под полуприкрытых век. Когда он слегка сжал ее, Гермиона вздрогнула. Снейп напомнил себе, что она все еще слаба, он убрал руку, заработав сердитый взгляд. — Давай будем разумными, Ежик. Ты не в том состоянии…

— Я знаю, — перебила она его. — Не надо быть настолько покровительственным. Я просто хотела сказать, что я не ненавидела Гарри. Я.. я просто принимала его таким, какой он есть. Безразлично. Я видела, как он превратился в то, что он есть сейчас. Конечно, все началось значительно раньше. Когда мы начали встречаться много лет назад, он постоянно твердил о самоотверженности и обязанностях перед человечеством, но тогда я думала, что это последствия Великого Дела и его постоянных интервью. Но это не так. Это не он изменился, а просто проявилась его истинная личность. А я не понимала этого, пока не стало слишком поздно.

— Ну… — протянул он, — Думаю, что-то подобное случилось со всеми нами. Светлые Ритуалы выявили наши лучшие качества.

— Лучшие? Ты шутишь? Он превратился в такого…

Он поднял руку, останавливая ее. — Слушай, Ежик, для меня это на самом деле нелегко. Я бы мог сказать много нелестного о Поттере. Но пожалуйста, пойми, я не могу обсуждать с тобой эту тему. Я не хочу влиять на тебя. Точнее, не хочу подталкивать тебя к какому-то решению. Я хочу, чтобы оно было полностью твоим.

Гермиона посмотрела на него, нахмурив брови. — А можно как-то нейтрализовать эффекты этих ритуалов? — спросила она. — Мне кажется, что они превращают Слизеринцев в Гриффиндорцев, а Гриффиндорцев в Святого Франциска Ассийского.

Он фыркнул. — Я говорю так не потому, что я человек чести. Просто я не хочу, чтобы ты упрекнула меня в этом при первой же нашей ссоре. О, — сказал он, взглянув на часы. — Мне пора. Удачи тебе, мой колючий ежик. — Он поцеловал ее в лоб и направился к кабинету мадам Помфри, чтобы воспользоваться ее камином и не столкнуться с министром в коридоре.

Снейп ушел вовремя. Гермиона едва успела сесть поудобнее и завернуться в одеяло, когда открылась дверь и мадам Помфри впустила в комнату министра. Озабоченное выражение на ее лице сменилось облегчением, кода она увидела, что все в порядке. Поппи ушла в свой кабинет, на прощание подмигнув Гермионе.

Гарри поставил стул рядом с кроватью и сел. Он выглядел очень сердитым.

— Я поговорил с Ритой Вритер, — сказал он.

Гермиона стиснула зубы, но твердо решила оставаться спокойной, — И тебе тоже доброго утра, Гарри. Спасибо, я чувствую себя гораздо лучше.

— Э… да, я так и подумал. Ты… ты сегодня хорошо выглядишь. Как я уже сказал, я поговорил с Ритой Вритер.

— Пуля попала мне в легкое, а не в голову, — усмехнулась она. — Мне не нужно повторять дважды. Я вполне понимаю с первого раза.

— Я надеялся увидеть какую-то реакцию.

— А, понятно. Вот моя реакция: ну и что?

— Тебе что, нечего сказать?

— Если это касается ее клевете обо мне и Северусе, то нечего.

— Я услышал довольно интересную историю о том, кто подкинул ей идею насчет прошения Денниса.

Это было неожиданно и весьма неприятно. — И что именно она сказала?

— Она рассказала мне об интересной встрече в поместье, в которой участвовала ты, Аластор, Сириус и Денис. Это правда, что ты натравила эту ищейку на меня и министерство? Это правда, что ты предоставила Денису двадцать футов пергамента, на которых был изложен подробный анализ маггловского и колдовского законодательства? И если это правда, не могла бы ты мне сказать, почему?

Пожалев о том, что позавтракала, Гермиона пыталась придумать ответ. Она уже не ухудшит положения Денниса, если расскажет о его шантаже. Остальное лучше пропустить.

— Он тебя шантажировал? И вместо того, чтобы прийти ко мне, ты стала ему помогать? Ты в своем уме, Гермиона? — в ответ она просто пожала плечами. — Из-за тебя произошла трагедия, а ты можешь только пожать плечами?

— Откуда я знала, что это приведет к трагедии? Если бы ты и остальные судьи с самого начала не были такими предубежденными… Можно я кое-что тебе скажу, Гарри? Я больше не обязана отвечать перед тобой. Я признаю, что решение привлечь к этому делу Вритер было не самым мудрым. С другой стороны, стал бы ты рассматривать просьбу Денниса, если бы не шумиха в прессе? Не отвечаешь? Значит, мы в расчете. К тому же больше это не имеет значения. После того, что я видела в зале суда, я не желаю возвращаться к тебе. Даже если это всего на три недели и даже в том случае, если я вынуждена буду уехать к своей матери. Я бы предпочла работать маггловской секретаршей, чем продолжать такое существование. Я не могу и не буду. Это мой шанс со всем покончить. Ты можешь во всем винить меня — статья Вритер дает тебе прекрасную возможность свалить вину на меня. Прелюбодеяние, злостное пренебрежение супружескими обязанностями — все, что захочешь.

Во время этого монолога ей становилось все хуже и хуже, и теперь она снова откинулась на подушки и закашлялась. Гарри выглядел взволнованным и не знал, что сделать. Наконец, он ответил. — Что же, видимо, я переоценил твои силы. Я не должен был начинать этот разговор. Тем не менее, я соглашусь с тем, что твое решение окончательно, и разрыв неизбежен. Я соглашаюсь и приму необходимые меры. До свидания, Гермиона.

Он поднялся и быстрыми шагами направился к выходу. Гермиона смотрела ему вслед, одновременно чувствуя печаль и пустоту. И вот так закончился ее четырнадцатилетний брак? Без прощального "удачи" или "желаю счастья в новой жизни" или, по крайней мере, "пошла ты к черту, сука"? Вот так просто? Она закрыла лицо руками и заплакала.

Мадам Помфри нашла Гермиону все еще плачущей и взволнованной. Проверив пульс, Поппи настояла, чтобы ее пациентка приняла успокоительное зелье. Она по прежнему не слишком хорошо выглядела, хотя не столько из-за распухших глаз и покрытого пятнами лица, сколько из-за бледности и опустошенного взгляда.

— Может мне позвать Северуса, — решилась спросить мадам Помфри.

— Нет, спасибо, я хотела бы немного побыть одна.

Помфри кивнула. — Это вполне понятно. И ты можешь быть уверена, что твое желание будет исполнено, потому что я переведу тебя в отдельную комнату. Сегодня будет квиддич, и тебе вряд ли захочется оказаться в одной палате с кучей возбужденных подростков, получивших травмы во время матча.

— Да, конечно. Отдельная комната — это замечательно.

Гермиона была бережно левитирована в маленькую комнату слева от кабинета мадам Помфри, в которую можно было попасть только через кабинет. Если бы не белое постельное белье, бывшее исключением из обычаев Хогварца, в котором все от штор до наволочек было в цветах колледжей, ничего в этой комнате не напоминало бы больничную палату. Она располагалась с угла Башни Эскулапа и поэтому была очень хорошо освещена. Кроме двух больших стрельчатых окон в ней был еще и эркер, из которого можно было с головокружительной высоты любоваться всей территорией замка от Запретного леса до озера.

Гермиона никогда не была в этой части госпиталя, но теперь она поняла, что Башня Эскулапа была одним из старейших сооружений замка, к которому несколько столетий пристраивали все новые и новые части, легко опознаваемые по своим стилям. Стрельчатые окна и камин, такой огромный, что в нем можно было жарить целую тушу быка, явно появились сразу после эпохи Четырех Основателей. Особенно Гермиону очаровал камин. Башня явно всегда использовалась в медицинских целях, потому что облицовка камина — не мраморная, как в более современных частях замка, а из материала, который Гермиона посчитала гранитом — была украшена иллюстрациями к мифам об Эскулапе.

Там была его мать Коронида, сгорающая от любви к Аполлону, бросившему ее за неверность. Аполлон, вырывающий нерожденного ребенка из чрева умирающей матери. Снова Аполлон, отдающий ребенка кентавру Хирону, чтобы тот обучил его искусству врачевания. Богиня — по предположению Гермионы это была Афина, потому что на ее плече сидела сова — протягивающая юному Эскулапу какую-то маленькую бутылочку. Целитель, вливающий лекарство в рот умирающему, которого это возвращало к жизни. Зевс, отец богов, поражающий Целителя ударом молнии. И наконец, превращение Эскулапа в созвездие.

Изображения двигались, а между ними, не привязанные к конкретному эпизоду, скользили змейки, то переползая от сцены к сцене, то обвиваясь вокруг посохов Целителей.

Гермиона стояла, с восторгом разглядывая рисунки, пока мадам Помфри не заставила ее лечь в кровать. Она вдруг поняла, что очень устала, и рада тишине и покою, который обеспечивала отдельная комната.

К счастью, следующие посетители оказались более приятными — МакГонагалл зашла на несколько минут и Дамблдор заглянул, чтобы попрощаться перед тем, как вернуться домой.

В полдень появился Сириус, чтобы выпить с ней чаю. Он старался развеселить Гермиону, но она чувствовала, что ему самому не особенно весело, хотя он старался спрятать свое настроение за обычным жизнерадостным поведением. Во время паузы в разговоре, когда Сириус наливал ей еще одну чашку чая и намазывал немного взбитых сливок на ее булочку, она внимательно рассмотрела его и заметила слегка покрасневшие глаза.

— Сириус? — тихо окликнула она. Он посмотрел на нее, все еще не выпуская из руки чайник, из которого собирался налить себе чай. — Что у тебя случилось? Скажи честно. Ты не очень-то хорошо выглядишь.

Чайник довольно резко приземлился на столик. — Ничего, — ответил он, явно не желая объясняться. — Просто был трудный день. Последний урок у седьмого класса Рэйвенкло , и должен сказать тебе, с ними весьма трудно справиться. Умные они все слишком, особенно Боб…

— Сириус, я задала вопрос и хотела бы получить на него честный ответ. Все дело в Гарри, правда? — Сириус начал очень заинтересованно изучать содержимое своей чашки. — Ты же знаешь, что мне можно рассказать все.

— Ты не здорова, Миона, И я не должен донимать тебя всякой ерундой…

— Мистер Блэк, если вы будете продолжать в том же духе, я рассержусь и очень расстроюсь, а ведь мне нельзя волноваться. Спроси мадам Помфри, она подтвердит.

— Да просто… Знаешь, это не должно было меня расстроить. Я должен был уже привыкнуть. Подумаешь, какой гром среди ясного неба… несколько лет одно и то же. — Несмотря на эти слова, голос Сириуса был подозрительно хриплым. Гермиона взяла его за руку. — Не надо, Миона, ты отнимаешь у меня остатки самообладания. — Его глаза еще больше заблестели.

— Сириус, я же была там. Я видела, как он с тобой обошелся. Да ради всего святого, ты что, действительно думаешь, что я не заметила, как это тебя расстроило? Он достаточно часто обижал меня, и я представляю, что он мог сделать с тобой! Это хуже любых оскорблений. Я хорошо понимаю… — ее голос оборвался.

Некоторое время они сидели молча, потом Сириус снова заговорил. — Я знаю, что буду выглядеть полным идиотом, но я хочу извиниться перед тобой.

— За что? — удивленно спросила она.

— За то, что все это время я недооценивал тебя. Я всегда видел одного только Гарри. Ты… просто была рядом. Да, конечно, ты мне нравилась, но я никогда не задумывался о том, кто ты на самом деле. Подруга Гарри, да, потом его жена, но я никогда не думал о тебе как о Гермионе. Это моя большая ошибка и я о ней сожалею. Мы могли быть друзьями.

— Я думаю это все еще возможно. Мы легко можем наверстать упущенное.

— Да, конечно. Только ты можешь неверно понять мои намерения.

Она рассмеялась. — Ох, Сириус! Мне прекрасно известна твоя репутация. Но это не значит, что мы не можем быть друзьями. У тебя масса других возможностей, так что я думаю, ты сможешь отказаться от…

— Нет, нет! — перебил он. — Извини, но я не это имел в виду. Я хотел сказать, что ты можешь… ну, подумать, что для меня это… что-то вроде временной замены. Так получилось, что эти два события произошли почти одновременно: Я потерял Гарри, но нашел тебя.

— Не будь идиотом, — решительно сказала она. — Я никогда ничего подобного не подумаю. Ты не такой человек. И вот еще что я хочу сказать: примерно то же самое произошло и со мной. Почему ты думаешь, что мне не нужен друг? Если ты посмотришь повнимательнее, ты заметишь, что я так же одинока, как и ты…

— О, ну у тебя есть Северус, — снова перебил он.

— Во-первых, у меня его пока нет, — она перечисляла, загибая пальцы. — Во-вторых, он тоже твой друг. В-третьих, может быть в один прекрасный день он станет моим любовником, но это не то же самое, что друг. Нет, нет, Сириус. Я уверена, что это наша судьба. И он нее никуда не денешься.

Через полчаса после ухода Сириуса, в дверь постучал Снейп. Он выглядел ужасно виновато.

— Ежик, извини, что я тебя бросил так надолго. Но заявился Бауман — ты, наверное, знаешь, он член Совета Попечителей — а его так просто не выставишь, тем более у него было несколько очень интересных идей по финансированию школы. Я еще не разу в жизни не встречался с такой тяжелой формой словесного поноса — можешь себе представить, даже мой сарказм не смог его остановить. Ну и, конечно же, он застрял настолько, что было невозможно не пригласить его на ланч, а потом был квиддич, Слизерин против Хаффлпаффа, так что я просто обязан был…

Когда, наконец, этот полный раскаяния монолог закончился, Гермиона рассмеялась. — Северус, все в порядке. Мне тут хорошо, Сириус недавно пил со мной чай. Не беспокойся.

Он с сомнением посмотрел на нее. — Это какая-то женская хитрость? Ты уверена, что я не должен вернуться к себе, переодеться во власяницу и слегка посыпать голову пеплом?

— Нет, я говорила совершенно искренне. Не нужно ни пепла, ни самобичевания. А вот о власянице я еще подумаю, наверное, ты бы очень сексуально в ней выглядел.

Он сел кровать. — Лучше расскажи мне о разговоре с Поттером.

Она коротко описала ему всю сцену. Рассказ заставил Снейпа помрачнеть.— Я готов убить эту чертову Вритер, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Северус, когда нужно переложить на кого-нибудь свою вину, тебе это удается так же хорошо, как Гарри — увертываться от бладжеров. Вритер или не Вритер, факт остается фактом — какими бы благими не были мои намерения, я была не слишком лояльна по отношению к Гарри, и совершенно не страдаю от угрызений совести. Учти к тому же, что я не рассказывала ему ни о нашей путанице с именами, ни об эпизоде в Милане. У него есть все основания сердиться. Если бы мы ничего не натворили, Вритер было бы нечего рассказать Гарри.

Он нахмурился. — Гермиона, ты превращаешься в ангела. На тебя так повлияло то, что ты была на пороге смерти. В таком случае, я должен оберегать тебя от повторения подобного опыта, а то это будет уже слишком… не люблю слова «невыносимо».

— Настроение у меня абсолютно не ангельское. Но давай сменим тему. Поговорим о Греческой мифологии. Расскажи мне, что за легенды изображены на камине. Я догадываюсь, что речь идет об Эскулапе, но узнаю не все эпизоды. Это Афина Паллада? А что она ему протягивает? Похоже на бутылочку…

— Ты хочешь сказать, что ты не знаешь величайшую из загадок истории магического мира? Загадочного мифа о Глотке Жизни. Неужели Биннс... я так и думал, что ты проспала большинство его лекций.

— Я никогда не спала на уроках Биннса, — язвительно ответила она, — я всегда делала на них домашнюю работу. Но должна признать, что не имею ни малейшего представления об этом мифе.

— Если хочешь, могу рассказать тебе об этом за обедом. Я спросил Поппи, и она разрешила нам пообедать в моих комнатах, при условии, что ты будешь хорошо себя чувствовать. Так как?

— Думаю, да. Только вот обедать с тобой в этом белом кошмаре — это не то, что я представляю себе, думая об обеде вдвоем.

— Могу я об этом позаботиться? — он преобразовал белую льняную ночную рубашку простого покроя в красивую светло голубую сорочку с халатом. — А теперь пойдем. Кстати, сегодня министр прислал сюда твою палочку вместе с нашими. Так что я смогу отдать ее, она в моем кабинете. Что случилось? — Она смотрела на него, подняв брови. — Ах да, конечно! — Белые носки превратились в тапочки, тоже светло-голубые. — Готова? Замечательно. Я пойду первый, чтобы поймать тебя, если ты споткнешься.

Она взяла щепотку дымолетного порошка из протянутой Снейпом банки, и после того, как он исчез, произнеся «Комнаты Директора», она повторила процедуру. Гермиона никак не могла привыкнуть к перемещениям с помощью дымолетного порошка — может быть, для этого надо было путешествовать так всю жизнь, с самого раннего детства, подумала она — а сейчас, когда она все еще чувствовала слабость в коленях, было еще хуже. Поэтому Гермиона была очень благодарна за то, что Снейп уже ждал ее и ловко подхватил, когда она вывалилась из камина. Атлас ее халата был очень тонким, и его руки оказались намного ближе к коже, чем в первые два раза — бархат платья, которое было на ней в Милане, был довольно плотным, а в последний раз у него в доме она была в мантии.

Очевидно, он подумал о том же, потому что удерживал ее намного дольше, чем это было необходимо для того, чтобы просто помочь восстановить равновесие. На самом деле, движения его правой руки, поглаживающей ее спину, могли только вывести ее из равновесия. Когда Северус поцеловал ее, Гермиона была благодарна за то, что второй рукой он все еще продолжал крепко ее поддерживать.

— Будем обедать? — спросил он, когда им пришлось оторваться друг от друга из-за нехватки воздуха.

Она кивнула, улыбнувшись, и оглядела большую полукруглую комнату с четырьмя окнами, сейчас занавешенными тяжелыми темно зелеными шторами, которые разделяли изогнутую стену на равные промежутки. Между ними, прямо в центре стены, висела картина, немедленно привлекшая ее внимание. Это был портрет загадочно улыбающейся черноволосой женщины, время от времени отбрасывающей назад за правое ухо длинную прядь волнистых волос и снова продолжающую спокойно смотреть на наблюдателя.

— Это…это же…, — запинаясь, начала Гермиона.

— Да, Мона Лиза. Магическая, и как мне кажется, лучшая версия. Она несколько сот лет принадлежит нашей семье — Леонардо предок одной из моих бабушек. –Он с улыбкой наблюдал, как она подходит к портрету, останавливается и восхищенно смотрит на него. — Правда она не разговаривает и не может покидать свою картину. Во времена Леонардо еще не было открыто зелье Movipictura, это именно он открыл первоначальный вариант и экспериментировал с добавлением его в краски.

Удивленный, недоверчивый и сосредоточенный взгляд повернувшейся к нему Гермионы, явно пытающейся сформулировать какой-то вопрос, заставил его сердце сжаться от нежности, и он быстро подошел к ней и снова обнял. Гермиона отстранилась, и он не стал ее удерживать, улыбаясь знакомому выражению ее лица, которое он видел много лет назад, когда она размышляла над каким-нибудь запутанным рецептом зелья.

— Хотя мне совершенно не понятно, — пробормотала она, обращаясь не столько к Снейпу, сколько к самой себе. — Это не особенно сложное зелье, а Леонардо был могущественным колдуном и великим ученым, так почему…

— Становится совершенно ясно, Ежик, что ты частенько была невнимательна на Гербологии, — насмешливо сообщил Северус. — В противном случае ты бы помнила, что главным ингредиентом зелья является Velliconium Barbaricum, который произрастает в Северной Америке, а в Европу был завезен только в шестнадцатом столетии. Леонардо был вынужден использовать мандрагору, но она дает очень ограниченный эффект. — Не успели эти слова вырваться у него изо рта, как он уже пожалел, что не сможет вернуть их назад. Как он мог быть таким неосторожным? Точнее, бестактным. Жестоким. Он же прекрасно знает — Гермиона сама несколько раз об этом говорила — как она жалеет, что бросила науку. А он, бесчувственный идиот, не придумал ничего лучше, чем сыпать соль на рану при первой же подвернувшейся возможности.

Ей казалось, что вечер будет замечательным. То, как он преобразовал ее нелепую ночную рубашку, и поцелуй после прибытия в его комнату не обманули ожиданий. Не было никакого смысла упрекать ее за то, что она не помнила про это растение. Но она решила сохранять мир, ответив только. — Да, конечно, я совершенно забыла. Так все же, почему он написал два портрета?

— Потому, что изображенная на них женщина не была ведьмой. Так что обычная версия оказалась у нее, а эту он оставил себе.

Она кивнула, по-видимому удовлетворенная ответом, и вместе с ним пошла к столу. — До тебя эти комнаты занимал Дамблдор? — поинтересовалась она, усаживаясь на поданный им стул.

Северус был рад сменить тему. — Да, эти комнаты со времени основания Хогварца принадлежали Директору школы. Конечно, каждый новый хозяин что-нибудь меняет, особенно в цвете обстановки, но в основном все остается таким же. Кабинет этажом ниже. Конечно, некоторое время приходится привыкать к круглым комнатам.

Гермиона поняла, что она очень проголодалась. Со вчерашнего завтрака она съела только тост и кусочек лепешки, который Сириус буквально насильно затолкал в нее. Когда она попросила вторую порцию консоме (которая мгновенно появилась в ее тарелке), Северус сказал. — Кажется, ты выздоравливаешь. Очень приятно это видеть.

— Она кивнула. — Да, то, что хочется есть — это всегда хороший знак. Ну так расскажи мне об этом зелье. Мне очень интересно узнать побольше.

— О каком зелье? О Movipictura?

— Нет, о том зелье из мифа, которое Афина протягивает Эскулапу. Почему оно называется Глоток Жизни?

Он очень надеялся, что Гермиона об этом забыла. Эта история возвращала его к очень неприятным воспоминаниям, которые он предпочитал запрятать глубоко в памяти, причем настолько глубоко, чтобы они не смогли подняться и потревожить его сны. Черт побери, как ее угораздило сначала спросить об этом, а потом повторить свой вопрос? Нет, поправил он себя, это его как-то угораздило ответить, что это величайшая загадка истории. Порисоваться захотелось.

— Зелье называется Глоток Жизни, потому что оно якобы способно воскрешать людей. Хотя это легенда, дошедшая до нас только из одного источника.

— И какого же? — спросила Гермиона, изучая появившееся на ее тарелке фрикасе из курицы с рисом и овощами.

— Аполлодорус, — ответил Снейп. — И должен отметить, что это один из авторов, заслуживающих доверия. Ты любишь курицу? Я подумал, что это достаточно легкая пища. Может стакан вина?

Она кивнула и быстро проглотила кусочек курицы, чтобы задать очередной вопрос. — И о чем же писал Аполлодорус?

Снейп вздохнул. Конечно, она заинтересовалась, и теперь ни за что не даст отвлечь себя от этой темы. — Ладно, если отбросить обычные для мифов преувеличения и всякие малоинтересные подробности, то согласно легенде Афина дала Эскулапу зелье, главной частью которого была кровь Медузы Горгоны. Надо отметить, — он взмахнул вилкой, — что кровь Медузы была весьма коварным веществом. В зависимости того, с какой стороны ее тела брали эту кровь, с левой или с правой, она могла быть либо смертельным ядом, либо лекарством, способным вернуть к жизни.

Гермиона сделала маленький глоток вина, обдумывая информацию. — Тут есть маленькая проблема, тебе не кажется, — наконец сказала она. — Какая сторона считается левой? Я имею в виду, левая, если стоять к Медузе лицом, или если стоять за ее спиной? Если стоять к ней лицом, превратишься в камень… так что остается только второй вариант, но тогда…

— Вот именно, — кивнул он, снова наливая себе вина. — Это только одна из многих проблем. Споры о том, можно ли взять у Медузы кровь, когда она умрет, или необходимо, чтобы она была жива в этот момент, обсуждение того, какая из правых сторон правильная — извини за неуклюжее выражение… Где бы не поднимался этот вопрос, он вызывает расхождения во взглядах, и даже наиболее уважаемые специалисты по зельям не удерживались от отчаянных споров, вплоть до швыряния друг в друга книгами прямо на международной конференции.

— Извини, но ты ничего не пропустил? Судя по твоему рассказу, это должно быть проблемой историков, а не специалистов по зельям. Единственная Медуза, о которой упоминалось в мифах, была убита Персеем, не так ли?

‘Приплыли’, — подумал он, — ‘Браво, Северус, ты снова наговорил лишнего, и теперь попался к ней на вилку как вот этот кусок морковки и будешь съеден». — Да, в основном все так и было. Но когда Медуза была убита, из ее мертвого тела вышли два ее сына — Хрисаор и Пегас.

— Хрисаор? Я не помню, чтобы я когда-нибудь слышала…

— Хрисаор был гигантом, — перебил ее Снейп, неожиданно изменившимся голосом. И тут ему представилось удовольствие — точнее, это можно бы было назвать удовольствием при других обстоятельствах — наблюдать, как все части этой загадки становятся в голове у Гермионы по своим местам.

— Так вот почему Волдеморт…

— Да, — оборвал ее Снейп. — Вот почему Волдеморт. Совершенно верно. Мы просто никогда не делали этого вовремя. Но возможность была. Точнее, есть, — уточнил он.

— Но Северус, это же замечательно! Ты только подумай о возможностях! Это же, ох, это же просто… — Она бросила нож и вилку на скатерть, забыв и о соусе, который забрызгал ослепительно белую материю, и о кусочке моркови, который медленно покатился по столу к Северусу. Он поймал морковку, и вернул ее на Гермионину тарелку.

— И что же, скажи на милость, кажется тебе столь замечательным? Жертвы, вернувшиеся к жизни и преследующие своих убийц? Самоубийцы, возвращенные к жизни, и пытающиеся покончить с собой снова? Люди, воскрешенные потому, что наследники не согласны с их завещаниями? Гермиона! Это глупость и богохульство, это преступление против самой жизни!

— А невинные жертвы преступлений или стихийных бедствий? Что, если бы завтра меня убили? Захотел бы ты достать такое зелье и вернуть меня?

— Нет, — медленно ответил он, причем было заметно, как он борется сам с собой, — нет, в любом случае, это было бы неправильно. Может быть, если бы это зелье существовало, я не смог бы им не воспользоваться, но поверь мне, это было бы ошибкой. Мы не можем и не должны играть с судьбой…

— Теперь ты говоришь совсем как Трелани, — резко перебила Гермиона. — Речь не о том, чтобы вмешиваться в судьбу, а о том, чтобы исправлять ошибки. Конечно, для тебя это щекотливый вопрос…

— Этого, — ледяным тоном прервал он, — совершенно не стоило говорить, Гермиона.

Конечно же, он прав, подумала она. Это было совершенно бестактно и абсолютно не касалось их спора. Если бы только… — А зачем надо было…говорить так свысока! Ты умнее, ты старше, ты, черт побери, все знаешь! Хорошо, ты считаешь, что нельзя вмешиваться в судьбу, это твоя точка зрения. Но зачем надо было заявлять, что ты не стал бы использовать это зелье… — она заплакала.

Вздохнув, он поднялся, обошел стол и опустился на колени рядом с ее стулом. — Гермиона, — мягко сказал он, пытаясь убрать ее руки от лица, — Гермиона, посмотри на меня. Пожалуйста, Ежик! — Она неохотно позволила ему взять ее за руки и посмотрела на него. — Вот так лучше. На, вытри нос, и выслушай меня…

— Нет, сказала она, отчаянно качая головой. — Извини, я не должна была говорить…

— Я просил меня выслушать. Я не хочу начинать сначала, потому что это вызывает слишком много тяжелых воспоминаний. Я не хочу обсуждать это, и не буду, потому что могу рассердиться, и выместить раздражение на тебе. Предлагаю продолжить обед и оставить разговоры о Глотке Жизни на следующий раз, когда ты будешь не настолько слаба, а меня не застанет врасплох выбор темы.

Он планировал очень легкий поцелуй, но процесс совершенно вышел из-под его контроля. Вернувшись в кресло, он поднял бокал и сказал, усмехаясь. — Я начинаю понимать, почему считается, что влюбленные ссорятся только для того, чтобы потом помириться.

Краткий экскурс в мифологию.

Бог солнца Аполлон очень любил нимфу Корониду. Узнав от ворона, что Коронида ему изменила, он, в припадке ревности, убил ее стрелой, а затем превратил в ворону. А доносчика-ворона превратил из белого, каким он был до того времени, в черную мрачную птицу. Обнаружив, что пристрелил беременную женщину, Аполлон вынул из ее чрева своего сына и отдал на воспитание кентавру Хирону. Эскулапу приписывают много чудесных исцелений, но главным образом он прославился своим даром воскрешать мертвых. Эскулап воскресил Ипполита, пасынка Федры, причем сделал это против воли властелина богов Юпитера, за что и был поражен его громовой стрелой.

Как известно, Медузу Горгону, чудовище со змеями вместо волос, Персей убил, смотря только на отражение страшилища в своем щите. У Медузы не было детей, но была интрижка с Нептуном, который посещал ее, превращаясь в коня. Когда Персей отрубил ей голову, из обезглавленного чудовища вместе с целым потоком крови вышли крылатый конь Пегас и таинственное чудовище Хрисаор. О Хрисаоре в мифах говориться только то, что он был отцом страшной Ехидны. Так что про него действительно можно было что угодно насочинять.

Легкая пища для больных обычно бывает совершенно безвкусной, но этим вечером домовые эльфы постарались и превзошли самих себя. Бульон оказался восхитительным, куриное фрикасе таяло во рту, а десерт был настоящим шедевром из взбитого белка с ароматом корицы и легчайшим заварным кремом. Гермиона съела достаточно, чтобы успокоить Северуса, и после этого они перешли к камину. Он зачаровал одно из кресел превратив его в диван, и они сидели, обнявшись и наслаждаясь уютной тишиной.

Вздохнув, Гермиона скинула тапочки и забралась с ногами на диван, опираясь спиной на Снейпа. Это напомнило ей о том ужасном вечере, который она провела с Сириусом, рыдая на его плече. На мгновение у нее мелькнула мысль, что Северусу, возможно, не очень удобно так сидеть, но она отогнала эту мысль, решив на этот раз не думать ни о чьем удобстве, кроме своего.

После неудачного разговора о Глотке Жизни они вернулись к обсуждению менее опасных тем, и теперь Гермиона намеревалась получить от этого вечера максимум удовольствия, надеясь, что он принесет ей покой, тепло и, возможно, нежные объятия.

Северус наслаждался ощущением ее полуодетого тела. Вертя бокал с бренди в правой руке, он пытался удержать свою левую руку от похода на запретную территорию — запретную, потому что вчера Гермиона чуть не умерла, и сейчас все еще была слаба. Было довольно трудно сдерживать свое желание. Запах ее волос — легкий аромат лимона и… да, Гермионы. Ее тело, и тонкий атлас, закрывающий ее кожу, которая была еще более гладкой, чем эта легкая ткань. Он сделал глоток бренди и попытался усмирить свою левую руку, но, похоже, она обрела собственную жизнь и не обращала внимания на возмущенные команды мозга.

Они сидели так, что ночная сорочка Гермионы немного задралась, обнажив пару прелестных коленок. Снейп обнимал ее левой рукой, положив ладонь на живот, и ощущая сгибом локтя, как напрягся ее сосок, и по ее телу пробежала дрожь предвкушения. Он решил, что небольшая ласка не нанесет вреда, и начал поглаживать ее бедро. Гермиона промурлыкала что-то, и он продолжил. Что-то было не так. Сначала он не мог понять, что именно, но потом до него дошло.

— Ежик, — сказал он, пытаясь говорить уверенно. — Ты ничего не надела под сорочку?

Она закинула голову, чтобы посмотреть на него, отчего Снейп увидел ее лицо в странном перевернутом виде. — Конечно, нет, — ответила Гермиона с улыбкой, которая в этом положении выглядела так, как будто уголки ее губ опустились вниз. — Предполагается, что я должна лежать на больничной койке, ты же помнишь?

Снейп опустил пустой бокал на низкий столик и кивнул, обнимая ее правой рукой. — Да, — ответил он. — Но ты должна согласиться, что это… ммм… немного волнует.

Она закрыла глаза. — Волнует в том смысле, что нарушает твои моральные принципы или в смысле "возбуждает"?

— Если подумать, то скорее второе, — Снейп осторожно повел пальцами вверх по ее бедру, обнажив еще несколько дюймов гладкой кожи. — Вот что я имею в виду. Она поднимается выше, — он продолжил движение, медленно сдвигая край сорочки, — и выше, и это меня волнует.

— Не волнуйся, — сказала она с загадочной улыбкой. — Пока твои руки остаются там, где они есть, ничего не произойдет. Кстати, кажется, ты говорил мне, что зачаровал маггловский приемник, чтобы он мог здесь работать? Мне кажется, что музыка была бы вполне уместна.

Он поцеловал ее в макушку. — Конечно, ваше Высочество. Есть ли особые пожелания по поводу программы?

— Нет, на твой выбор.

Северус неохотно убрал правую руку с ее теплого бедра, вытащил из рукава палочку, направил на проигрыватель и пробормотал "Хорошо Темперированный Клавир". Вернув палочку в маленький карман в рукаве, он снова опустил руку на бедро Гермионы.

— Бах удовлетворит желание Вашего Высочества? — прошептал он ей на ухо. Кристально чистые звуки первой прелюдии заполнили комнату, окутывая Северуса и Гермиону, даря им нежность, ласку, покой и одновременно с этим возбуждая.

Она кивнула, потершись головой о его плечо, и Снейп подумал, что ей удалось открыть новую эрогенную зону. Она заставила бы вздрогнуть даже гранит, если бы вот так потерлась об него. Неожиданно ему стало жарко. — Ты не возражаешь, если я сниму мантию?

— Нисколько. Здесь довольно жарко. Я уже думала о том, чтобы снять халат.

Снейп осторожно поднялся и снял мантию. — Я бы посоветовал тебе не делать этого, — сказал он. — Твоя тоненькая сорочка может дать мне немало плохих идей.

— Именно об этом я и подумала, — ответила она с улыбкой. — Ну давай же, будь джентльменом, помоги мне.

Северус встал за ее спиной и медленно стянул халат с ее плеч. — Странно, — сказал он. — У меня всегда были несколько другие, даже противоположные понятия о том, что значит быть джентльменом.

— Может быть, ты захочешь пересмотреть свои понятия. Меня вполне устраивают эти, — она оперлась на локоть, чтобы он смог вытащить из-под нее халат. — И почему же ты сделал для меня такую легкую сорочку, если так легко поддаешься плохим идеям?

Он положил халат на спинку второго кресла и повернулся к Гермионе. Боги, как она красива! Подобна греческой статуе. Грудь небольшая, но высокая и упругая, изящные руки, и изгибы ее бедер… Захватывающе. Невероятно. Ее тело манило прикоснуться… ласкать… Снейп сделал глубокий вдох, стараясь восстановить самообладание.

Гермиона почувствовала, как сжалось ее сердце, когда она увидела его восхищенный взгляд. Гарри никогда не смотрел на нее так. Даже в начале их отношений. С удивлением, с любопытством — в конце концов, они оба были девственниками — но никогда с такой страстью и поклонением.

Северусу понадобилось еще два глубоких вздоха, чтобы восстановить некоторый самоконтроль. — Я… ты… ты… у меня не хватает слов. Великолепная. Невероятная. И самая соблазнительная женщина, которую я когда-либо видел.

Он медленно подошел к дивану и сел, так что Гермиона оказалась сидящей у него между ног. Она вздохнула и откинулась назад, прижимаясь спиной к его груди и… лучше сейчас об этом не думать. Снейп снова обнял ее за талию, и она положила свои руки поверх его, улыбнувшись от разницы в их размерах. У него красивые кисти, подумала Гермиона, рассеянно гладя его пальцы, натренированные за годы занятий зельями. Тонкие, но сильные, с длинными пальцами. Коротко стриженые ногти. Привычка с тех времен, когда ему постоянно приходилось работать с ингредиентами, которые норовили остаться под ногтями. Ей это нравилось. Гермиона никогда не любила мужчин с длинными ногтями.

Его правая рука скользнула вверх, к ее шее. Пальцы начали поглаживать тонкую кожу, едва касаясь, подобно легким перышкам. Он прикоснулся губами к ее уху, лаская его языком, и чувствуя кончиками пальцев, как ускоряется пульс. Его левая рука лежала у Гермионы на животе, давая ей чувство безопасности и вместе с тем возбуждая. Странное ощущение, которого она не испытывала прежде.

Северусу казалось, что все его чувства сосредоточены в кончиках пальцев и губах, и долгое время он наслаждался прикосновениями и ароматом ее восхитительной кожи, чувствуя, как бьется ее сердце. С восхищением он заметил, что ее дыхание тоже участилось. Снейп закрыл глаза и почувствовал, как рука Гермионы пытается продвинуть его руку дальше по ее бедру.

— Ты уверена? — прошептал он. — Это не очень-то благоразумно, учитывая, что ты должна лежать в своей комнате.

Вместо ответа она еще настойчивее потянула его за руку. Тут его ощущения решили, что им недостаточно кончиков пальцев, и поспешили туда, где они и должны быть, подобно компании школьников, выглядывающих из-за двери класса и бросающихся на свои места, услышав приближение учителя. Он понял, что в комнате возбуждена не одна Гермиона. Мона Лиза по-прежнему спокойно взирала на них, следовательно, возбужден был он. Еще одно легкое движение, и он застонал от ощущения, словно его грудь и живот приласкала одна огромная рука. Ее движения разрушали остатки его самообладания. Его рука скользнула по округлому бедру, потянув тонкую ткань и обнажив еще несколько дюймов кремово-белой кожи.

Гермиона снова поймала его за руку и положила ее над своим коленом, и этот жест означал, что она желает продолжения. Северус сглотнул. Если он действительно хотел остановиться, то нужно сделать это сейчас. В борьбе между его "ид" и "суперэго" первое одержало победу, когда Гермиона простонала "Пожалуйста!" и снова шевельнулась. Если в нем и оставались какие-то сомнения, они испарились, когда она протянула руки и обняла его за шею.

— Гермиона, я не могу удержа…

— Не нужно.

С того момента, когда она впервые увидела его, Гермиона представляла, как эти руки ласкают ее. Но фантазии были основаны на ее весьма небольшом опыте. Реальность превзошла самые смелые ожидания. Может, из-за близости их тел — при этом они даже не были обнажены! — или из-за его дыхания, щекочущего ухо. Или, может быть, это было его возбуждение, переплетающееся с ее чувствами, закручиваясь все сильнее и сильнее подобно раскаленной двойной спирали ДНК. Казалось, что его руки повсюду. Они посылали волны удовольствия через ее тело — иногда легче морского бриза, так что она едва чувствовала их прикосновения, а затем снова уверенно, но нежно обхватывая ее грудь — так, как берут в ладонь щенка или котенка.

Гермиона отпустила его шею и повернулась к нему. Снейп улыбнулся.

— Что? — сказал он.— Не будь такой нетерпеливой, иначе мне придется снова провести урок латыни. Хотя сегодня ты смогла бы оценить его лучше, чем в прошлый раз.

— В таком случае продолжай.

— Так… Как насчет Crede mihi, non est veneris properanda voluptas, sed sensim tarda prolicienda mora?”

— Это на самом деле так приятно, как звучит?

— Это ты должна мне сказать. Это означает "Поверьте мне, в любовных наслаждениях не место спешке, они должны строиться медленно и длиться так долго, насколько это возможно". Это из Овидия. "Ars Amatoria". Так что ты думаешь?

— Что ты построил нечто вроде Вавилонской башни и должен сделать что-то, чтобы она не рухнула.

— Звучит многообещающе, — ответил Снейп, осторожно возвращая ее в прежнее положение. — Может, мы лучше взорвем ее? Вложи динамит мне в руку. Я не уверен, что справлюсь с этим.

— О… — Гермиона покраснела. — Я никогда… А Овидий ничего не говорит об этом?

Снейп фыркнул. — Нет, он выражается общими фразами. Если только не принимать за прямое указание слова "Когда вы найдете места, в которых женщина хочет почувствовать ваше прикосновение, не дайте своей робости удержать вас от этого". — Он наклонил голову, поцеловал ее и прошептал.— Покажи мне, Гермиона. Веди меня.

"Не дайте своей робости…", — подумала она. — "Легче сказать, чем сделать". Чтобы преодолеть момент нерешительности, Гермиона спросила. — "Ты… э… левша или правша?"

Их щеки все еще соприкасались, и она почувствовала, как Северус улыбнулся. — Я утверждаю, что одинаково владею обеими руками, но определенно лучше справляюсь с правой.

Гермиона закрыла глаза и прикоснулась к его правой руке, рассердившись на себя за то, что не могла сдержать дрожь. Она накрыла его пальцы своими и медленно начала продвигать его руку к точке между своими ногами. На мгновение он остановился, играя с мягкими завитками, затем снова подчинился ее движению. Оба резко вздохнули, когда его пальцы погрузились во влажное тепло, и их губы встретились в поцелуе. Языки ласкали друг друга, сочетаясь с ритмом движения его пальцев, которые больше не нуждались в управлении. Левой рукой Снейп прижимал Гермиону к себе, снова вызывая в ней то же чувство покоя и возбуждения, такое сильное, что она подумала, что может просто отдаться страсти, ни о чем не думая.

Для Северуса этот опыт был настолько же ошеломительным. Все говорило ему о том, что он может дарить огромное физическое наслаждение, хотя он и не считал себя способным на это. Было потрясающе ощущать ее движения, слышать стоны между поцелуями и, наконец, почувствовать, как изогнулось ее тело, когда Гермиона простонала его имя и бессильно упала на него, покрывшись испариной. Снейп убрал руку и начал гладить ее по животу и бедрам, заставляя ее вздыхать и вздрагивать. Когда ее дыхание успокоилось, он лег на спину, так что Гермиона оказалась сверху, и он мог гладить ее по спине. Хотя скорее это был осторожный массаж спины, ягодиц и бедер. Она постанывала от удовольствия всякий раз, когда он прикасался к напряженным мышцам и заставлял их расслабиться.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он через некоторое время.

— Ты имеешь в виду медицинский доклад или нечто, предназначенное только для твоих ушей?

— Честно говоря, меня больше беспокоит медицинский аспект.

— В медицинском аспекте все прекрасно, а в остальном… Северус, это был настоящий рай. Только я чувствую себя такой… эгоисткой…

Он похлопал ее по спине. — И абсолютно зря. Единственное, что имеет значение — это то, что ты получила удовольствие. Остальное последует в надлежащее время. Мне кажется, теперь я должен уложить тебя в кровать. Ты, должно быть, смертельно устала.

Хотя Гермиона предпочла бы лежать вот так всю ночь, она все же согласилась, что Северус прав. Они поднялись, причем Снейп с такой же неохотой, что и она. Он надел мантию поверх абсолютно смятой рубашки, накинул на нее халат, и они по камину отправились в больничное крыло. Сейчас она снова добралась до своей палочки и смогла самостоятельно превратить синий атлас в белый хлопок, а тапочки в носки.

— Все же это не лишено определенного очарования, — сказал Северус, окинув ее взглядом. — Особенно теперь, когда я знаю, что скрывается внутри.

— Ты определенно делаешь все, чтобы заставить меня покраснеть, — ответила Гермиона, когда он укрыл ее одеялом.

Он поцеловал ее, пожелал спокойной ночи и подошел к камину. Гермиона хотела послать ему воздушный поцелуй, но как только Снейп повернулся, она моментально уснула.

Гермиона неслась по коридорам Хогварца. Ее волосы спутались, щеки горели, мантия, казалось, не успевала за ней. Остановившись перед горгульей, охранявшей проход в кабинет Директора, она несколько раз глубоко вдохнула, потому что от быстрой ходьбы сбила дыхание, и сказала “Жаброводоросли”. Статуя ожила, бросила недовольный взгляд на Гермиону, и отпрыгнула в сторону, открывая знакомую винтовую лестницу. Когда лестница подняла ее наверх, Гермиона сошла со ступенек и подняла руку, чтобы постучать, но замерла, услышав за дверью приглушенные голоса. Значит, он не один. Ей придется подождать. Смириться с этой мыслью был нелегко, потому что Гермиона была чрезвычайно рассержена и отчаянно хотела ворваться в кабинет, швырнуть письмо ему на стол и потребовать объяснить, какого черта… Значит, надо ждать. Будь все оно проклято. Влететь в кабинет можно только если тебя подталкивает сила инерции. После ожидания в кабинет получится просто войти. Черт побери. Пропадет половина эффекта. Ее ярость требует большего, чем спокойное появление в кабинете. Будет трудно пытаться сохранять в себе этот уровень адреналина, причем Мерлин его знает, как долго. Кто там сидит, интересно знать? Именно тогда, когда ей нужно войти?

Что ж, решила она, это не трудно выяснить. Поборов нахлынувшие угрызения совести, она достала палочку, показала на дверь, пробормотала “Diaphanus!”, и тяжелая дубовая дверь стала прозрачной, как стекло — только с одной стороны, разумеется. Северус сидел за своим столом, у него был строгий и даже угрожающий вид. Напротив него… кажется, это Сириус. Было занято еще два кресла, но из-за их высоких спинок Гермионе было видно только две огненно-рыжие макушки. Интересно. Ей не хотелось прижимать ухо к дверной щели, потому что это помешало бы смотреть, поэтому она снова указала палочкой на досадное препятствие и произнесла “Transaudio!”

— …черт побери, вы думали? — загремел голос Северуса. — Кто-нибудь мог получить тяжелые увечья!

— Мы… мы не подумали…

— Почему это меня абсолютно не удивляет? — саркастически заметил он. — Тогда зачем вы это сделали?

— Мы слышали про нее на Истории Магии. Профессор Биннс говорил…

‘Все еще Биннс,’ — подумала Гермиона, — ‘Вместо того, чтобы наказывать их, Северус должен начислить баллы за то, что они ухитрились не заснуть на уроке!’

— что Изольда Ленивая известна только своей любовью к животным, а в остальном она была настолько…

— Могу я попросить вас пропустить этот чрезвычайно занимательный, но маловажный в наших обстоятельствах экскурс в историю? Будьте добры объяснить ваше поведение!

Теперь это был тот Северус, которого она знала по школе, подумала Гермиона. Суровый, саркастичный и язвительный. Она вдруг поймала себя на том, что ласково улыбается, и выругалась себе под нос, потому что хотела оставаться рассерженной.

— Вот она и пытаетша объяшнить, Директор, — включился в разговор еще один голос. Должно быть, это была вторая из школьниц, но голоса были совершенно одинаковыми, только эта девочка плохо выговаривала шипящие звуки. Постоянный дефект речи, или у девочки меняются передние молочные зубы. От рассуждений ее отвлек резкий голос Северуса.

— Будьте добры предоставить мне самому решать, что я считаю важным, а что не желаю слушать. Пять баллов с Гриффиндора за неуважение к преподавателю, мисс Уизли.

Уизли! Так значит это Мона и Лиза Уизли, дочери Фреда Уизли и Ханны Эббот. Племянницы Рона…только вот он никогда их не видел. Им должно быть двенадцать или тринадцать лет, второй класс. Что же, традиции Хогвартских Шутников в надежных руках. Она снова улыбнулась и продолжила прислушиваться к разговору.

— …подумали, что будет забавно зачаровать ее кошку, чтобы она прыгала на людей, проходящих мимо статуи.

— Мисс Уизли, — теперь в разговор вмешался Сириус, — это не входит в программу второго класса. Чтобы сделать это, вы должны были стащить из Запретной Секции книги, которых вам не положено читать еще три года.

— Не говоря уже о том, что кошка так и осталась каменной, — добавил Северус, — и весьма тяжелой. Вам очень повезло, что профессор Блэк поймал вас до того, как вы успели нанести серьезный ущерб чьему-нибудь здоровью. Где книга?

Тонкая рука в черном рукаве нерешительно положила на стол небольшую книгу. Северус взял ее и убрал в ящик стола. Потом он поднялся и начал ходить по кабинету. ‘Знает, как добиться нужного эффекта,’ — подумала Гермиона, которую забавляла воцарившаяся в кабинете тишина, нарушаемая только тяжелым звуком его шагов. Две рыжие макушки начали двигаться, потому что девочки в тревоге ерзали на своих креслах. Они замерли только когда прямо у них за спиной раздался голос Директора.

— Меньше чем за два месяца Гриффиндор потерял по вашей вине около ста пятидесяти баллов.

— Што шорок пять, — уточнила та девочка, у которой не хватало зубов.

— Тихо! — рявкнул он. Правая макушка сползла немного ниже. — Вы отрабатывали взыскания, вы делали дополнительную домашнюю работу, но все эти меры не смогли внушить вам никаких мыслей о дисциплине. — Снейп положил руки на спинки кресел и наклонился так, что его голова оказалась на одном уровне с рыжими макушками. Потом он продолжил, негромким и спокойным, но угрожающе вкрадчивым голосом. — Что ж, дамы, несмотря на явную неэффективность традиционных наказаний, не надейтесь, что на этот раз мы без них обойдемся. Пятьдесят баллов с Гриффиндора… с каждой, естественно, и две недели взысканий.

Гермионе показалось, что она услышала два очень тихих вздоха облегчения. Северус выпрямился и вернулся к своему столу. — Вы, мисс Мона Уизли, будете отрабатывать взыскания с профессором Спраут, а вы — с профессором Аванессианом. Я уверен, что в теплицах и лабораториях зельеделия найдется работа для таких старательных тружеников.

Обе девочки заговорили одновременно. — Но сэр…. Нет, пожалуйста…

— Вы будете отрабатывать взыскания отдельно друг от друга. И…, — еще одна пауза, чтобы подчеркнуть эффект от того, что он собирается сказать, — до Рождественских каникул вы, — левая макушка почти совсем исчезла за спинкой стула, — будете временно помещены в Хаффлпафф, а вы, — правая макушка задрожала, — в Равенкло. Занятия вы будете посещать вместе с Гриффиндором, но, естественно, сидеть отдельно. Но есть вы будете за столами Халфпаффа и Равенкло и баллы за все ваши нарушения будут сниматься с этих колледжей, а не с Гриффиндора. Это все, можете быть свободны.

Гермиона быстро пробормотала “Finite Incantatem”, вернув дверь в прежнее непрозрачное и звуконепроницаемое состояние, и постучала. Открыв дверь, она чуть не столкнулась с двумя обескураженными девочками. Сириус, который все еще сидел в своем кресле, возможно собираясь еще что-то обсудить, быстро поднялся, радостно улыбаясь Гермионе. Она шагнула в сторону, чтобы пропустить двойняшек и сказала. — Если я помешала, я могу зайти позже.

— Нет, — ответил Сириус, — я как раз собирался идти на ланч. У меня нет ничего срочного, все может подождать.

Когда за ним захлопнулась дверь, Северус поднялся и пошел к ней, протягивая руки. — Гермиона, моя…

Она отступила на шаг назад, покачав головой, и постаралась собрать весь свой прежний гнев. К ее удивлению, это у нее неплохо получилось. Стараясь не обращать внимания на нежность, которую она почувствовала, заметив удивление и боль на его лице, она достала из конверта письмо и подняла его к глазам Снейпа. — Что это значит?

— Если это то письмо, о котором я думаю, в нем все должно быть ясно. Я предлагаю тебе должность преподавателя Маггловедения. Я не вполне понимаю, в чем тут проблема.

— Если мне не изменяет память, — ледяным тоном сказала она, — эту должность в настоящее время занимает профессор Конрад Дарвин. Я не желаю, чтобы кого-нибудь вышвыривали из школы ради меня. Это крайне непрофессионально и я от тебя такого не ожидала.

Он поднял руки, пытаясь остановить ее. — Если бы ты внимательно прочитала письмо, ты могла бы заметить наречие «временно», которое стоит перед словом «замещение».

Захваченная врасплох Гермиона развернула пергамент и еще раз внимательно изучила его. Наречие там было. — Прекрасно, — сказала она. — Значит ты принимаешь меня на работу, но не уверен, справлюсь ли я с ней. Ты выгоняешь Дарвина только для того, чтобы устроить меня, хотя сомневаешься в моей квалификации. Ты задумывался о том, что должен чувствовать профессор Дарвин? Как ты мог? Это…

— Постой! — рявкнул он, настолько резко, что она тут же замолчала. — Извини, я не хотел повышать на тебя голос, но по-другому не получилось. Две недели назад я поговорил с Конрадом и убедил его взять годичный отпуск, чтобы обновить знания о маггловском мире. Он уже пятьдесят лет преподает этот предмет, и за все это время реального жизненного опыта у него не прибавилось. Он не знает, как работают маггловские библиотеки и считает, что «джойстик» — неприличное слово. Я задумывался о временном замещении, но не мог подобрать хорошего варианта. А этим утром меня осенило. Ты магглорожденная, достаточно часто бываешь в маггловском мире, и тебе очень нужна работа. То, что нужно. Я бы не стал называть это непрофессионализмом.

Ее реакция удивила его, нет, даже привела в ужас. У Гермионы запылало лицо, и задрожали руки. — Так ты предлагаешь мне работу из жалости? — Прошипела она. — Большое спасибо, Директор, но я как-нибудь сумею сама найти что-нибудь подходящее и обойдусь без твоей помощи!

Заставив себя спокойно стоять на месте, Снейп ответил. — Я сказал только то, что тебе нужна работа. Причем здесь жалость? Гермиона, пожалуйста, постарайся рассуждать рационально…

— Я пыталась рассуждать рационально, — воскликнула она, — но не нашла других мотивов! И если я в чем-то абсолютно не нуждаюсь, так это в том, чтобы меня жалели, и в том, чтобы быть обязанной тебе. Как я должна отплатить за твое великодушие? Бедная маленькая Гермиона чрезвычайно горда тем, что заслужила сочувствие великого Директора, и…

— ЗАМОЛЧИ! — Он опять ходил по комнате, но теперь уже не ради эффекта, а для того, чтобы не позволить себе наброситься на Гермиону — ни словесно, ни физически. Наконец, он остановился за двумя креслами, на которых только что сидели двойняшки Уизли, и сжал их спинки так, что у него побелели суставы пальцев. — Почему? — Сказал он срывающимся от гнева голосом. — Почему ты воспринимаешь все именно так? Почему ты считаешь, что мои мотивы обязательно должны быть низкими и корыстными? Это же Снейп, так значит большее, на что он способен, так это раскопать в себе остатки жалости, да? Сочувствие? Дружба? Любовь? О, нет! Об этом и думать не стоит! — Он отпустил спинки кресел и повернулся к ней. — Если ты обо мне такого мнения, Гермиона, тогда объясни мне, пожалуйста, почему ты так вела себя прошлым вечером. Или ты только сейчас пришла к заключению, что все, что я говорил или делал, было сказано или сделано исключительно из жалости?

По пути в кабинет Гермиона представляла себе предстоящую сцену совершенно по-другому: он испугается ее праведного гнева, признает, что профессор Дарвин не заслужил такого обращения, извинится за попытку поставить ее в неудобное положение перед бывшим учителем… А теперь она чувствовала себя так, как будто промахнулась, играя в снежки, и в ответ попала под настоящую снежную лавину. Как она могла даже на секунду забыть, кто он, а главное, какой он? Он был нежным, заботливым, иногда даже слегка застенчивым. И хотя он не притворялся — с ней он действительно был именно таким — этот человек по-прежнему оставался Северусом Снейпом. Сложным, гордым, обидчивым. Можно было догадаться, как он среагирует. Она захотела приручить леопарда, и забыла, что это не просто большой кот. Он может мурлыкать и тереться об тебя головой, но при этом он останется леопардом. Опасным хищником, который, конечно, любит тебя, но… — Ты не мог бы повторить то, что только что сказал?

Северус ожидал чего угодно — слез, криков, хлопанья дверью, но только не этого. — Извини? Гермиона, если ты решила надо мной посмеяться, должен заметить, что сейчас абсолютно не подходящий момент для…

— Нет! — быстро перебила Гермиона. — Ничего подобного! Я действительно слышала слово «любовь»? Не совсем уверена, но мне показалось, что оно там было…

Выражение его лица из раздраженного стало замкнутым. — Да, — коротко ответил он, — оно там было. Можешь взять его, скомкать и выбросить в корзину для мусора. Похоже, что ты не придумала для него лучшего применения. А теперь, будь добра, выйди из кабинета. Я… у меня есть дела, более важные, чем выслушивание твоих оскорблений. — Он повернулся на каблуках и пошел к столу, чтобы создать между ними вещественный барьер. Вообще-то Снейп предпочел бы залезть под стол, чтобы укрыться от взгляда Гермионы.

Он сел, закрыл глаза и, не услышав через несколько секунд звука захлопывающейся двери, произнес. — Я, кажется, совершенно ясно выразился. Уйди. Из. Моего. Кабинета. Немедленно. — Легкое прикосновение к щеке заставило его вздрогнуть и открыть глаза. — Ну а теперь кто кого изводит глупым проявлением жалости?

Она приняла этот удар, чувствуя, что если не заслужила, то, по крайней мере, спровоцировала его. Гермиона провела рукой по его волосам и снова, на этот раз крепко, поймала голову. Теперь он не мог физически оттолкнуть ее, поэтому закрыл глаза, чтобы не видеть ее взгляда, выкинуть его из головы и никогда больше не вспоминать.

Она протиснулась между креслом и столом, все еще продолжая крепко удерживать его голову, и села к нему на колени. Он напрягся и вцепился в подлокотники кресла так, что руки задрожали от усилия. — Гермиона, уходи, я сказал. Уходи, пожалуйста, или я не ручаюсь…

Ее губы на его губах. Ее рука, настойчиво пытающаяся — причем успешно — оказаться между его плечами и спинкой кресла. Снова ее губы, язык, ласкающий нижнюю губу. Волны теплого аромата, распространяющиеся при малейшем движении. Потрясающий запах ее кожи, мягкой, нежной, сливочно-белой… Прикосновение ее холодной щеки, влажной от слез, к его коже, полыхающей от ярости и обиды. — Не делай этого со мной, Гермиона. Прошу тебя…, — ее губы ее губы, ласкающие своим дыханием его ухо, сводящие с ума, даже не прикасаясь. А потом очень тихий шепот.

— Ты действительно любишь меня, Северус?

Он не мог ответить, потому что боялся, что как только разомкнет губы, боль вырвется наружу, заставит его закричать, сбросить Гермиону с колен, швырнуть к стене, ударить, сломать в безнадежной попытке залечить свои раны, заставив страдать ее. Снова шепот. Еще настойчивее.

— Ты любишь меня, Северус?

Все что у него получилось сделать — это на дюйм наклонить голову.

— Правда?

Еще один кивок.

— Мне очень повезло. А то пришлось бы как-то справляться с безответной любовью.

И снова ее губы. Но на этот раз не прежний осторожный поцелуй. Требовательный. Пытающийся преодолеть сопротивление и проникнуть в его рот. Пауза, чтобы произнести «Я люблю тебя». Прикосновение губ к его все еще закрытым глазам. К глубокой складке над верхней губой. «Я люблю тебя». Снова к его губам. О, Боги, я не могу…

Когда Северус, наконец, обнял Гермиону, это были стальные объятия, способные задушить. Некоторое время он сжимал ее так крепко, что Гермиона испугалась за свои ребра. Потом он успокоился, зарылся одной рукой в волосах Гермионы и поцеловал ее.

Последствия этого действия напоминали горящую спичку, брошенную на охапку сухой соломы. Пламя мгновенно вспыхивает, на какую-то миллисекунду замирает, подрагивая, будто пораженное собственной силой, и тут же охватывает всю охапку. В промежутке между поцелуями их руки потянулись к мантиям друг друга. Глухому стуку Гермиониных обтянутых материей пуговиц, разлетевшихся в разные стороны, эхом ответил звук от падения на пол застежек его рубашки. Руки добрались до разгоряченной кожи, дразня, лаская, мечтая о большем, желая обладать каждым дюймом друг друга.

Задыхаясь, они почти одновременно остановились и достали палочки. Не разрывая объятий, они произнесли заклинания: Северус запер дверь и сделал ее звуконепроницаемой, а Гермиона увеличила кресло, на котором они сидели. Потом палочки, выполнившие свою задачу, оказались на полу. Еще один поцелуй, на этот раз более спокойный. Гермиона, не разрывая поцелуя, соскользнула с его колен, на мгновение замерла, склонившись над ним, а потом разрешила его рукам привлечь ее ближе, направляя сначала правое, а потом левое ее колено между его бедрами и подлокотниками кресла. Гермиона позволила Северусу снять с себя мантию, оставшись только в комбинации, бюстгальтере и трусиках, расстегнула его ремень и брюки. Потом она медленно опустилась — так, чтобы чувствовать его, ощущая нарастающее возбуждение от того, что сейчас их разделяли только два тонких слоя ткани. Прижавшись сильнее, Гермиона начала осторожно двигать бедрами. Северус застонал и крепче сжал ее талию.

Гермиона сместилась на несколько дюймов и села — теперь она чувствовала его животом. И снова начала двигаться. Легко, но настойчиво, заставляя его руки совершать замысловатые движения по ее спине. — Если ты продолжишь в том же духе, я и двух секунд не продержусь, — пробормотал он ей на ухо. Держась левой рукой ему за шею, Гермиона наклонилась и подняла с пола свою палочку. Выпрямившись, она указала сначала на свои трусики, а затем на его боксеры и пробормотала “Disvestio!” Оба предмета исчезли и материализовались на полу. Их губы снова встретились, и она медленно, очень медленно, наслаждаясь каждым мгновением, снова начала опускаться, чувствуя, как он касается, входит, и, наконец, заполняет ее. Некоторое время они не двигались, закрыв глаза и тесно прижавшись, склонив головы друг другу на плечи, не произнося не звука, боясь даже дышать, полностью растворяясь друг в друге. Только когда напряжение стало почти невыносимым, Гермиона снова начала двигаться.

Это продолжалось дольше, чем они ожидали. Когда пламя угасло, оставив после себя лишь слабый огонек, согревающий их изнутри, Гермиона открыла глаза, и встретилась взглядом с Северусом.

— С возвращением, Ежик.

— Я никуда от тебя не уходила, Северус.

— Пусть так, — ответил он, стараясь пригладить ее растрепавшиеся волосы. — Скажем, мы вместе совершили небольшое путешествие. — Он чмокнул ее в нос и продолжил. — Но ты понимаешь, что это не решит наших проблем?

Она кивнула, крепче обнимая его. — Знаю, знаю. Но это прекрасно помогает как… как бы это назвать… средство для укрепления мирных отношений. Тебе так не кажется?

— И как средство для усиления голода тоже, как это не прозаично. Где ты предпочла бы пообедать — здесь или в Большом Зале?

После короткого колебания Гермиона ответила. — Думаю, лучше спуститься в Зал. Мне же нужно привыкать сидеть за Учительским столом, правда?

T H E E N D