110 лет назад Чарльз Лютвидж Доджсон, aka Льюис Кэрролл, написал великолепную шахматную партию и по совместительству гениальную книгу — “Сквозь зеркало и что там увидела Алиса”. Это произведение, как и его приквел, чрезвычайно сложно для перевода на русский язык — по сути, любой его перевод будет представлять собой фактически самостоятельное произведение.
Удивительная лёгкость, с которой персонажи Джоан Роулинг вписались в фантасмагорический мир Кэрролла, заставила меня переработать всю его книгу практически без купюр, придав новый смысл репликам героев и автора. Самый лучший способ читать данный фик — это держать параллельно открытой книжку Кэрролла в переводе Н. М. Демуровой. В этом случае будут понятны все шутки и подтексты.
Я немного адаптировала текст к русской действительности — в частности, в английском языке главная шахматная фигура и правая рука Короля (фактически делающая за него главную работу) называется Королевой, тогда как в русском это Ферзь. По иронии судьбы (в роли которой выступает в данном случае Роулинг), правая рука у Дамблдора (Белого Короля) и Волдеморта (Чёрного Короля) одна и та же — это Снейп. Поэтому в фике в роли обоих Ферзей выступает Снейп — но в двух ипостасях, чёрной и белой. Двойственность этого человека (архетипа!) действительно проявляется во всём. В среде поттероманов и читателей фанфиков существуют два образа этого персонажа, два взгляда на его роль, и бесконечны споры о том, является ли он положительным героем или отрицательным — на протяжении всех книг он ухитряется успевать везде, одинаково щедрой рукой сея гадости и совершая героические поступки. Характер его также двояк — у него словно бы есть две субличности, одна — саркастическая и безжалостная, другая — самоотверженная и жаждущая человеческого к себе отношения (“Она очень добрая, но всегда говорит глупости! Просто не может иначе! И все же она добра на диво! Погладьте её по головке! Увидите, как она обрадуется…” — Чёрная Ипостась о Белой, текст Кэрролла не изменён.) Характерно, что у Кэрролла именно Чёрная Королева объясняет Алисе, как выиграть партию, которую Алиса и выигрывает, взяв Чёрную Королеву. Разве не вызывает это нехорошие предчувствия по поводу седьмой книги — именно Снейп учит Гарри, как победить Волдеморта, и по крайней мере в одной версии конца книги он приносил себя в жертву этой победе.
Забавно и показательно, что после расстановки всех персонажей Роулинг на соответствующие их характерам и ролям места я обнаружила (клянусь, это не было преднамеренно!), что в роли Снейповых пешек (то есть чёрной и белой пешек при Ферзях) оказались Лили Эванс и Гермиона Грэйнджер! Которым обычно и приписываются в фиках и даже в каноне нежные отношения с нашим сложным и противоречивым Ферзём.
Также я обнаружила уже задним числом (честно, не подгоняла!), что в роли Ладей с каждой стороны оказались семейные дуэты.
Остальные фигуры (для наглядности я сохранила и Кэрролловский список):
Одно было совершенно ясно: гриффиндорский декан тут совершенно ни при чем; во всём виноват слизеринский декан и никто другой. Вот уже полчаса, как директор Дамблдор кормил МакГонаголл лимонными дольками (а та стойко сносила эту муку) — так что при всем желании МакГонаголл ничего не могла сделать.
А знаешь, как Дамблдор кормил своих деканов? Одной рукой он придвигал поближе к бедняжке блюдце с лимонными дольками, а другой подливал чаю кружку за кружкой, пока несчастная жертва не начинала булькать от невероятного количества выпитой жидкости. Как я уже сказала, в это время он трудился над МакГонаголл, а та сидела смирно, не сопротивлялась, да еще пыталась мурлыкать — видно, понимала, что все это делается для ее же блага.
Со слизеринским деканом Снейпом Дамблдор покончил раньше, и теперь, пока Гарри сидел,
сжавшись в комочек, на уголке стула перед котлом на отработке, из последних сил оттирая котёл без помощи магии, Снейп от души забавлялся, читая сочинение, которое Гарри писал поутру; он весело зачитывал оттуда самые забавные, по его мнению, куски и, конечно, выставил его полной чушью.
— Ух, Снейп, до чего же ты противный! — пробурчал себе под нос Гарри, брезгливо скривившись, для того, видно, чтобы декан получше понял, что Гарри о нём думает. — Неужели Дамблдор тебе не объяснял, как себя нужно со мной вести?
— Хорошо ещё, что он не назначил мне отработку на завтра, — думал Гарри. — Он бы догадался, если б хоть немного прислушивался к разговорам преподавателей. Только он был занят — Дамблдор поил его чаем. А завтра у нас генеральная тренировка перед квиддичным матчем со слизеринцами.
— Знаешь, — продолжал Гарри мысленный разговор с преподавателем. — Я так тебя ненавижу, Снейп, за всё, что ты нам сделал. Я чуть было не проклял тебя сегодня! Ты это заслужил, сальный мерзавец! Что ты можешь сказать в свое оправдание? А теперь слушай и не прерывай меня! (Всё же до чего приятно разговаривать со Снейпом мысленно!) Я тебе все скажу! Во-первых, ты наслал на моего отца Сектумсемпру, когда он подвесил тебя вверх ногами. Да, возражать тебе нечего, я видел своими собственными глазами! Что ты там говоришь? (Гарри замолчал, сделав вид, что слушает Снейпа.) Он хотел снять с тебя трусы? Сам виноват, незачем тебе было их надевать! Не надел бы, ему бы и снимать было нечего! Не оправдывайся, пожалуйста! Лучше послушай! Во-вторых, ты оттащил Люпина за хвост от своего горла, когда Блэк натравил его на тебя. Ах, вот как, тебе жить захотелось? А про него ты не подумал? И, в-третьих, стоило мне раз в жизни самостоятельно написать тебе сочинение, как ты тут же влепил мне за него “Тролля”! Целых три гадости, Снейп, а ты еще ни за одну не поплатился! Ну, подожди, отомщу я тебя за все сразу — когда вырасту!
— А что было бы, если бы Снейп тоже решил наказать меня за всё разом? Что бы тогда со мной было в конце года! Сидеть бы мне в Азкабане, не иначе! А если б я должен был поцеловать Малфоя за каждый проступок? Тогда бы в один прекрасный день я должен был бы его лишить его невинности, не меньше! Ну, это еще не так страшно! Хуже, если б Малфой должен был лишить невинности меня!
— Послушай, Снейп, а мысли ты читать умеешь? Не смейся, придурок, я тебя серьезно спрашиваю. Когда я вчера ночью, когда ты поймал меня около дверей спальни Гермионы, думал, что бы такого тебе соврать, ты так смотрел, как будто слышал каждую мысль; а когда я подумал "а сам-то ты что тут делаешь?", тебя аж передёрнуло! Ах, Снейп, какие у меня с ней были хорошие отношения! И я бы, конечно, понравился ей больше, если бы у меня были мозги! И повезло же тебе, что ты такой умный… Но зато я выжил после Авады и хорошо играю в квиддич! Слушай, гад, ну давай честно поделимся…
Я даже сказать тебе не могу — как часто Гарри повторял эту фразу! Не далее как вчера он предлагал Гермионе: "Давай честно поделимся: ты пишешь за меня домашние работы, а я за тебя переписываю двадцать раз письма счастья!"
Вот и сейчас у него вышел долгий мысленный спор со Снейпом; Снейп ему предлагал: "Давай честно поделимся, ты будешь к ней ходить по чётным числам, а я — по нечётным", — а гриффиндорец, который во всем любил справедливость, заявил, что это нечестно, потому что в половине месяцев есть тридцать первое число, которое пополам не поделишь. В конце концов Снейпу пришлось уступить. "Ну хорошо, — сказал он, — ты будешь ходить к ней по тридцать первым числам, а я по всем остальным!"
Хотя это и выглядело по-честному, Гарри всё же чувствовал, что хитрый слизеринец собирается его надуть. Не в состоянии обнаружить, в чём подвох, Гарри вспылил:
— Если ты от неё не отстанешь, я посвящу жизнь тому, чтобы послать тебя за Арку Смерти! Ну, что ты на это скажешь?
— Знаешь, Снейп, если ты помолчишь хоть минутку, — продолжал он. — И послушаешь меня, я тебе расскажу все, что знаю про Арку. Во-первых, там есть звёздное небо, которая начинается прямо за вуалью. Ах, как бы мне хотелось его увидеть! Мне так интересно узнать, есть на нём Сириус или нет. Но у этой Арки сколько не топчись, звёзд не увидишь, разве что наш голоса слышно. Только это, верно, они нарочно — чтобы я подумал, будто Сириус жив. А язык там очень похож на наш, даже язык жестов — я это точно знаю, потому что однажды я показал им за занавеску средний палец, а они показали мне, куда его засунуть!
— Ну, как, Снейп, хочешь жить за Аркой? Интересно, дадут тебе там варить зелья? Впрочем, не знаю, можно ли пить завуальные зелья? Не повылазит ли... Давай поделимся: я буду варить зелья, а ты будешь их пробовать!
И Гарри задумчиво сунул нос в ближайший котёл, над которым вился лёгкий дымок, словно занавеска под аркой Смерти...
Через миг Гарри потерял сознание и очнулся за Аркой.
Прежде всего он взглянул на небо и очень обрадовался, увидев, что на нём ярко пылает Сириус.
— Значит, здесь мне будет так же хорошо, как и раньше, — подумал Гарри. — И даже, наверно, лучше! Здесь никто не станет сажать его в Азкабан. А вот будет смешно, когда Вольдеморт узнает, что я здесь — ему ведь меня не достать!
Он осмотрелся и тут же заметил, что вокруг совсем не так безжизненно, как казалось из-за Арки. Собственно, он находился вроде как в какой-то комнате, но над головой было небо, а везде вокруг на полу стояли какие-то игрушечные домики, и в их окнах горели огни. Неподалёку метались какие-то крошечные человеческие фигурки.
— Вон Волдеморт и Упиванцы, — сказал Гарри (шепотом, чтобы не спугнуть их). — А вон Дамблдор и Снейп — уселись в засаде и жрут дольки. По-моему, они меня не слышат...
Гарри наклонился к ним.
— Они меня, верно, и не видят. Похоже, что я стал вдруг невидимкой...
Тут в ближайшем доме у него за спиной что-то полыхнуло и запищало; Гарри обернулся и увидал, что это кричит какая-то женщина. Она держала на руках ребёнка и кричала: “Убейте меня вместо него”. Гарри с любопытством ждала, что будет дальше.
— Это моя… ээ… грязнокровка Эванс! — закричал Снейп и бросился к Лили, оттолкнув Дамблдора с такой силой, что он уронил свои дольки прямо в грязь. — Лили, дементор тебя зацелуй! Грязнокровка ты паршивая! Выскочка гриффиндорская!
И он, пинком вышибив дверь, бросился в дом.
— Это тебе обойдётся на следующем чаепитии в пару лишних чашек! — буркнул директор, выковыривая из лужи дольки. Немудрено, что он немного рассердился на Снейпа — ведь все его дольки выпачкались в грязи.
Гарри решил прийти к ним на помощь и прогнать Волдеморта. Нагнувшись над крошечным домиком, он вытащил было палочку, как вдруг громко чихнул.
Когда столб пыли от рухнувшей крыши улёгся, Гарри увидел, что Волдеморт лежит без сознания, Лили Эванс полностью завалило обломками, младенцу заехало в лоб бревном, и только Снейп остался цел и невредим. Он лишь судорожно вздохнул и сел на бревно, всё ещё упиравшееся в лоб младенцу Гарри. Бревно соскользнуло, оставив на лбу неровную царапину. Немножко отдышавшись, Снейп выглянул в окно и крикнул директору, в шоке бегавшему кругами вокруг дома:
— Берегитесь Авады!
— Какой Авады? — спросил директор и с тревогой посмотрел в глаза Снейпа, видно, полагая, что тот ему угрожает.
— Которая... тут... всё разнесла! — проговорил с расстановкой Снейп, который всё никак не мог отдышаться. — Поттеры оба мертвы! Их кто-то предал! Это всё ваш кобель Блэк!
— Этой ужасной минуты я не забуду никогда в жизни! — охнул директор.
— Забудете, при вашем-то отношении к Гриффиндору и особенно к Блэку, — заметил Снейп. — Если не запишете в “Историю Хогвартса”.
Гарри с любопытством смотрел, как Дамблдор вытащил из кармана огромный свиток пергамента и начал что-то писать в нём. Тут Гарри пришла в голову неожиданная мысль — он ухватился за кончик огромного пера, который торчал у директора за плечом, и начал писать сам.
Бедный директор совсем растерялся; с минуту он молча боролся с пером, но, как ни бился, перо писало своё, так что, наконец, Дамблдор произнес, задыхаясь:
— Знаешь, Северус, перейду-ка я, пожалуй, на карандаши. Это перо вырывается у меня из пальцев — пишет всякую чепуху, какой у меня и в мыслях не было.
— Какую чепуху? — спросил уже спустившийся Снейп, заглядывая в свиток. (Гарри меж тем написал: "Плакса Миртл кидается в Снейпа содержимым своего унитаза. Того и гляди попадёт".)
— Вот обижусь и буду за вами шпионить для Волдеморта, — обиделся Снейп.
— Так он же помер!
— Помогу возродиться.
— Я думал, ты на него тоже обиделся.
— Вот и буду вам обоим доносить на обоих, а кому по правде — не скажу!
Гарри наскучило слушать их. Среди развалин дома лежала какая-то книга; Гарри взял её и стал листать. И вот что он прочитал:
ЗЕРЬЕВАЛ
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки.
Как мюмзики в мове.
О бойся Зерьевала, сын!
Он так свирлеп и дик,
И рымит так, что в дрожь пред ним
Впадает ученик!
Но взял он нож, и взял котёл,
Высоких полон дум.
Три шоколадки он натёр
И жвачку бубль гум.
В котёл он бросил их и ждёт,
И вдруг граахнул гром -
Летит ужасный Зерьевал
И пылкает огнем!
Раз-раз — надень противогаз!
Злой дым слезоточит!
Раз-раз — под парты лезет класс
Но взрыва не звучит!
О светозарный мальчик мой!
Ты получил зачёт!
О храброславленный герой,
Большой тебе почёт!
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки.
Как мюмзики в мове.
— Очень милые стишки, — сказал Гарри задумчиво, — но понять их не так-то легко. — (Знаешь, ему даже самому себе не хотелось признаться, что он ничего не понял.) — Наводят на всякие мысли — хоть я и не знаю, на какие... Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил... А, впрочем, может и нет...
Тут он опомнился и вскочил на ноги.
— Что это я сижу? — подумал он. — Мне надо торопиться, а то не успею осмотреть все, что здесь есть! Начнем с Хогвартса!
С этими словами Гарри бросился из комнаты и побежал вниз по лестнице... собственно, не побежал, а... как бы это объяснить? Это новый способ легко и свободно спускаться по лестнице, подумал Гарри: он только поставил на неё ногу — и тихонько навернулся вниз по ступенькам, даже не задевая их ногами. От полета у него закружилась голова, и он рад был снова ступить на землю.
Глава II. Школа, где девочки соображали.
— Если я поднимусь на Астрономическую Башню, я осмотрю сразу всё вокруг, — подумал Гарри. — А вот и лесенка, она ведет прямо наверх... Нет, совсем не прямо... (Он сделал всего несколько шагов, но ему уже стало ясно, что лестница все время перемещается.)
— Надеюсь, — сказал про себя Гарри, — она приведет меня все же наверх! Как она кружит! Прямо снитч, а не лестница! Поворот — сейчас будем наверху! Ах, нет, опять она повернула вниз! Так я снова попаду прямо к своему бывшему дому! Пойду-ка я назад!
И он повернул назад. Но, на какую бы лестницу он ни вставал, где бы ни сворачивал, всякий раз, хоть убей, он выходил снова к развалинам своего бывшего дома. А раз, сделав крутой поворот, он поскользнулся на одной из лимонных долек, которую Дамблдор не отыскал в луже.
— Нечего меня уговаривать, — сказал Гарри, обращаясь к дольке, словно она с ним спорила. — Мне еще рано возвращаться! Я знаю, что в конце концов мне придётся снова уйти на отработку через занавеску, и тогда все мои приключения кончатся!
Тут он решительно повернулся к развалинам спиной и снова пошёл по лестнице, дав себе слово никуда не сворачивать, пока не доберется до Башни. Сначала всё было хорошо, и он уже было подумал, что на этот раз ему удастся всё же подняться наверх, как вдруг лестница изогнулась, вздыбилась (именно так рассказывал потом об этом Гарри) — и в тот же миг Гарри оказался прямо перед лужей с дольками.
А Башня была совсем рядом — ну прямо рукой подать. Делать нечего, Гарри вздохнул и снова отправился в путь. Не прошёл он и нескольких шагов, как дверь какого-то класса открылась, и оттуда высыпала толпа галдящих девчонок, над которыми возвышался Хагрид.
— Ах, девочки, — вздохнул Гарри, глядя на одну из них, девочку с набитой книгами сумкой и очень растрёпанными волосами. — Какая жалость, что вы ничего не соображаете, а то глядишь, и подсказали бы что-нибудь.
— Соображать-то мы умеем, — ответила та. — По крайней мере, на троих!
Гарри так удивился, что в ответ не мог вымолвить ни слова: у него прямо дух захватило от изумления. Но, наконец, видя, что девочка спокойно качается на нетвёрдых ногах, Гарри опомнился и робко прошептал:
— Неужели здесь все девочки соображают?
— Не хуже тебя, — отвечала растрёпанная. — Только гораздо быстрее.
— Просто мы считаем, что нецелесообразно показывать мужчинам, что ты соображаешь быстрее них, — вмешалась другая девочка, очень-очень красивая азиатка. — А я как раз стою себе и думаю: догадаешься ты с нами заговорить или нет? "У этого, по крайней мере, лицо не вовсе бессмысленное, — говорю я про себя. — Правда, умом оно не блещет, но что поделаешь! Зато цвет у него какой надо, а это уже кое-что!"
— Меня цвет не беспокоит, — заметила первая. — Вот если бы волосы у него не так торчали, тогда он был бы очень мил.
Гарри было неприятно слышать все эти критические замечания, и он поспешил спросить:
— А вы не боитесь, что все от вас разбегутся? Умных женщин боятся…
— А Хагрид на что? — сказала азиатка.
— Но разве он может что-нибудь сделать? — удивился Гарри.
— Он ХАГРИЗМАТИЧНЫЙ. Поэтому он может привлечь кого угодно.
— Поэтому-то он и называется Хагрид! — вскричала размалёванная как автобус и глупо хихикающая девочка.
— А ты и этого не знал? — подхватила её подружка, и тут все они так завопили, что воздух зазвенел от их пронзительных голосков.
— А ну, замолчите! — крикнула та, что с книгами, яростно раскачиваясь и вся дрожа от негодования. — Распустились, негодницы!
— Не волнуйтесь! — сказал Гарри и, наклонясь к накрашенным девочкам, шепнул:
— Если вы сейчас же не замолчите, я всех вас переаважу!
Тотчас же воцарилась тишина, а несколько девчонок в зелёном побелели как полотно.
— Правильно! — сказала девочка с книгами. — Слизеринки из всех девчонок самые несносные. Стоит одной из них распуститься, как все тут же распускаются за ней следом! Такой подымают крик!
— А как это вы все научились так хорошо соображать? — спросил Гарри, надеясь немного смягчить её похвалой. — Я во многих школах бывал, но никогда не слышал, чтобы девочки соображали!
— Протяни руку, — сказала книжная девочка, — и пощупай меня за грудь. Тогда тебе все станет ясно.
Гарри потрогал девочку где-то в районе живота.
— Ничего не понять, — сказал он. — Слишком много слоёв одежды. Мантия такая широкая!
— В других школах, — ответила девочка. — Мантии не носят, поэтому там внимание мужчин не пойдёт дальше того, на чём остановится сразу, если ты понимаешь, о чём я…
Тут Гарри всё стало ясно.
— Так вот в чем дело, — обрадовался он. — Я об этом не подумал!
— По-моему, ты никогда ни о чем не думаешь, — сурово заметила азиатка.
— В жизни не видела такого дурачка, — сказала ещё одна девочка, повзрослее остальных.
Гарри прямо подпрыгнул от неожиданности: эта девочка всё время перед тем молчала, словно и не умела говорить.
— А ты помолчала бы! — крикнула растрёпанная. — Можно подумать, что ты хоть что-нибудь видела в жизни! Залезешь на метлу и носишься туда-сюда в своё удовольствие, а о том, что происходит на свете, знаешь не больше, чем первогодка!
— А есть в Хогвартсе ещё кто-нибудь мужского пола, кроме меня? — спросил Гарри, решив пропустить мимо ушей замечание азиатки.
— Есть тут ещё один тип, который очень похож на тебя. Только он повыше тебя…
— А в остальном — как я? — спросил с волнением Гарри. ("Тут где-то бродит мой отец!" — подумал он.)
— Ну, такой же агрессивный, как ты, — сказала азиатка. — И волосы такие же чёрные…
— Только гладкие, а не торчат во все стороны, как у тебя! — подхватила девочка с книгами.
Гарри это не понравилось, и, чтобы переменить разговор, он спросил:
— А сюда он когда-нибудь приходит?
— Не волнуйся, ты его скоро увидишь, — сказала азиатка. — Он из тех, у кого много мозгов, знаешь?
— А где у него мозги? — спросил Гарри с удивлением.
— В голове, конечно, — ответила азиатка. — А я-то всё время думала, почему это у тебя их нет. Мне казалось, что у вас все с мозгами.
— Вон он идёт! — закричала девочка с длинной косой. — Я слышу его шаги! Только от него так все шарахаются, когда он летит по школе.
Гарри радостно оглянулся — и увидел Чёрную Ипостась Слизеринского Декана.
— Как он вырос! — невольно подумалось Гарри.
И вправду, когда он сидел с Дамблдором в засаде, то был ростом дюйма в три, не больше, а теперь — на голову выше самого Гарри. И цвет лица улучшился.
— Это от свежего воздуха, — заметила азиатка, — здесь у нас чудесный воздух, не то что в его подземельях!
— Пойду-ка я от него подальше, — решил Гарри.
— От него? — переспросила девочка с книгами. — Тогда он сразу тебя поймает. Я бы тебе посоветовала идти прямо к нему!
— Какая чепуха! — подумал Гарри.
Впрочем, вслух он ничего не сказал и направился в противоположную от Чёрной Ипостаси сторону. К своему удивлению, он тут же столкнулся с Ипостасью у входа на Астрономическую Башню, куда раньше никак не мог подойти.
— А ты здесь откуда? — спросила Чёрная Ипостась Слизеринского Декана. — И куда это ты направляешься? Смотри мне в глаза! Отвечай вежливо! И не верти пальцами!
Гарри послушно посмотрел ему в глаза и постарался объяснить, что сбился с дороги, но теперь понимает свою ошибку и собирается продолжить свой путь.
— Твой путь? — переспросил Декан. — Не знаю, что ты хочешь этим сказать! Здесь все пути мои!
Внезапно смягчившись, он прибавил:
— Но скажи мне, зачем ты сюда пришёл? Пока думаешь, что сказать — чисти котёл!! Это экономит время.
Гарри немного удивился, но Чёрная Ипостась Слизеринского Декана внушала ему такое почтение, что возражать он не посмел.
— Вернусь домой, — подумал он, — и попробую чистить котлы, когда буду опаздывать на зельеварение!
— Ну вот, теперь отвечай! — сказал Декан, посмотрев на часы. — Когда говоришь, открывай рот немного шире и не забывай прибавлять: "Профессор"!
— Я просто хотел подняться на Башню, профессор...
— Понятно, — сказал Декан и погладил Гарри по голове, что не доставило тому ни малейшего удовольствия. Оглядевшись, Декан прибавил:
— Разве это Башня? Видал я такие башни, рядом с которыми этот не потянет даже на дешёвый фаллический символ!
— А ещё я хотел посмотреть школу...
— Разве это школа? — перебил его Декан. — Видал я такие школы, рядом с которыми эта — просто кружок поклонниц Локхарта!
— Ну, нет! — сказал вдруг Гарри и сам удивился, как это он решается возражать Декану. — Хогвартс — не кружок. Это уже просто оскорбление!
— Разве это оскорбление? — сказал Декан и затряс головой. — Слыхал я, в том числе и от вас, такие оскорбления, рядом с которыми это — просто признание в любви!
Тут Гарри на всякий случай почистил котёл, потому что по голосу Декана ему показалось, что тот всё-таки немного обиделся. Они молча пошли дальше и, наконец, поднялись на вершину Астрономической Башни.
Несколько минут Гарри стоял, не говоря ни слова, — только глядел на раскинувшуюся у его ног страну.
Это была удивительная страна. Поперёк бежали прямые ручейки, а аккуратные живые изгороди делили пространство между ручейками на равные квадраты.
— По-моему, Завуалье страшно похоже на шахматную доску, — сказал наконец Гарри. — Только фигур почему-то не видно... А, впрочем, ведь вы — Чёрный Ферзь, так? — радостно закричал он, и сердце громко забилось у него в груди. — Значит, здесь играют в шахматы! Весь этот мир — шахматы! Это одна большая-пребольшая партия. Ой, как интересно! И как бы мне хотелось, чтобы меня приняли в эту игру! Может, после этого я смогу наконец сбить спесь с Рона! Я даже согласен быть Пешкой, только бы меня взяли... Хотя, конечно, больше всего мне бы хотелось быть Ферзём!
Он робко покосился на настоящего Ферзя, но тот только милостиво улыбнулся и сказал:
— Это легко можно устроить. Будешь играть за Белых. Станешь Белой Королевской Пешкой. Лили временно вышла из игры, освободив тебе дорогу… Так что ты сейчас стоишь как раз на второй линии. Доберешься до восьмой, станешь Ферзём, самым главным у Белых. Такое предсказание есть.
— Очень хорошо! Я быстро туда добегу. Только мне пить очень хочется!
— Этому горю помочь нетрудно, — сказала Чёрная Ипостась и вынула из-за недр мантии небольшой кубик в бумажке. — Хочешь зелье? “Магия Магги”, новая версия!
Гарри подумал, что отказаться будет невежливо, хотя зелье показалось ему несколько странным. Он развернул зелье и стал его жевать; зелье было страшно сухим, и он чуть не подавился.
— Пока ты утоляешь жажду, — сказала Чёрная Ипостась Слизеринского Декана, — я размечу площадку.
Он аппарировал вместе с Гарри на лужайку перед озером, вынул из кармана ленту с делениями и принялся отмерять на земле расстояния и вбивать в землю колышки.
— Вот вобью ещё два колышка, — сказал он, — и покажу тебе, куда ты пойдёшь. Хочешь ещё зелье?
— Нет, нет, благодарю вас, — ответил Гарри. — Одного вполне достаточно.
— Надеюсь, ты больше не хочешь пить? — спросила Ипостась.
Гарри растерялся, но, к счастью, Декан продолжал, не дожидаясь его ответа.
— На третьей линии я повторю тебе свои указания, чтобы ты их не забыл. На четвертой — я с тобой расквитаюсь. На пятой — я тебя подставлю.
Гарри с интересом смотрел, как он вернулся к началу, а потом медленно пошёл вдоль ряда колышков. Около второго он остановился, повернулся и сказал:
— Пешка, как ты знаешь, первым ходом прыгает через клетку. Так что на третью клетку ты проскочишь на всех парах — на поезде “Хогвартс-Экспресс”, должно быть, — и тут же окажешься на четвёртой. Там ты повстречаешь близнецов Уизли... Пятая клетка залита водой, а в шестой расположился Шалтай-Малфой... Но ты молчишь?
— Разве... я должен... что-то сказать? — запинаясь, спросил Гарри.
— Тебе бы следовало поблагодарить меня за любезные пояснения, — отвечал Чёрный Декан с укоризной. — Что же, предположим, что ты так и сделал... Значит, так: седьмая клетка вся зависит от Общественного Мнения, но ты не беспокойся: один из журналистов напишет о тебе статью. Ну, а на восьмой линии мы встретимся как равные — ты будешь Ферзём, и мы устроим по этому случаю Финальную Битву!
Гарри почистил ещё один котёл и снова засунул руки в карманы. У следующего колышка Декан опять повернулся.
— Если не знаешь, что сказать, матерись! — заметил он. — Когда летишь на метле, руки разводи в стороны! И помни, что ты безответственный и наглый идиот!
С этими словами он повернулся, на этот раз не дожидаясь, пока Гарри дочистит котёл, подбежал к четвертому колышку, оглянулся, сказал:
— Прощай!
И бросился к последнему.
Как это произошло, Гарри не понял, но стоило Декану добежать до последнего колышка, как он тут же исчез. ("Аппарировал!" — догадался Гарри.) А Гарри принялся размышлять о том, что он теперь Пешка и что скоро ему ходить.
Глава III. Завуальные темные существа.
С этими мыслями Гарри сбежал с холма и перепрыгнул через первый из шести ручейков.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
тут текёт водичка
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
— Ваши билеты! — сказал Контролёр, всовывая голову в окошко.
Все тут же предъявили билеты; размером билеты были не меньше пассажиров (удивительно, но все до единого пассажиры были преподавателями ЗОТИ — полный поезд преподавателей Защиты от Тёмных Искусств!), и в вагоне поэтому сразу стало очень тесно.
— Та-ак, — протянул Контролёр и сердито взглянул на Гарри. — А где твой билет, мальчик?
И все хором закричали ("Словно припев в песне", — промелькнуло у Гарри в голове):
— Не задерживай его, мальчик! Знаешь, сколько стоит его время? Тысячу галлеонов — одна минута!
— К сожалению, у меня нет билета, — испуганно сказал Гарри. — Там, где я сел, не было кассы...
И хор голосов подхватил:
— Там не было места для кассы! Знаешь, сколько стоит там земля? Тысячу галлеонов — один дюйм!
— Не оправдывайся, мальчик! — сказал Контролёр. — Надо было купить билет у машиниста.
И снова хор голосов подхватил:
— У человека, который ведет паровоз! Знаешь, сколько стоит дым от паровоза? Тысячу галлеонов — одно колечко!
— Лучше мне промолчать, — подумал Гарри.
На этот раз, так как он не произнёс ни слова, никто ничего не сказал, но, к величайшему его удивлению, все хором подумали (Надеюсь, ты понимаешь, что значит "думать хором", потому что мне, по правде говоря, это неясно):
— Лучше промолчи! Знаешь, сколько стоит разговор? Тысячу галлеонов — одно слово!
— Наверное, Лаванда Браун богаче меня и Малфоя вместе взятых! — подумал Гарри.
А Контролёр все это время внимательно его разглядывал — сначала в телескоп, потом в микроскоп и, наконец, в театральный бинокль. Наконец он сказал:
— И вообще ты едешь не в ту сторону!
Опустил окно и ушел.
Господин, сидевший напротив (одет он был в лохмотья, скреплённые кусками верёвочек), произнес:
— Мальчик, который выжил, должен знать, в какую сторону он едет, даже если он не знает, как его зовут!
Миловидный Даун в больничной пижаме, сидевший рядом с господином в лохмотьях, широко улыбнулся и громко сказал:
— Он должен знать, как пройти в кассу, даже если он не читал ничего, кроме моей автобиографии!
Рядом с Дауном сидела Жаба (это был очень странный вагон, битком набитый преподавателями ЗОТИ), и, так как говорить здесь, судя по всему, полагалось по очереди, она сказала:
— Придётся отправить его обратно с багажом. Вырежем обратный адрес ему на руке…
Гарри не видно было, кто сидит за Жабой, он только услышал хриплый голос:
— Пусть в другой раз будет внимательней. НЕУСЫПНАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!!
Тут голос закашлялся и замолк.
— Это Хмури, — подумал Гарри. — жив ещё, курилка…
И тотчас же тоненький голосок прошептал ему прямо в ухо:
— Когда помрёт, про него можно было бы придумать неплохую шутку: "Говорят, что у Хмури не было одной ноги и одного глаза... Так это неправда: были у него одна нога и один глаз!" или ещё что-нибудь в таком же духе...
В самом конце вагона кто-то дрожащим голосом выкрикнул:
— Н-на н-нём н-надо н-н-написать: "Хрупкий м-м-мальчик! Не кантовать!"
А голоса продолжали выкрикивать:
— Да! Напишем ему это на лбу, у меня и перо с собой!
— О! Одолжите перо мне, мне нужно подписать несколько автографов присутствующим!
— Отправим его назад в сундуке!
— Ещё не хватало на него тратиться! Пусть тянет поезд вместо паровоза, хоть какая-то польза от него будет!
Но господин в обносках наклонился к Гарри и прошептал:
— Не слушай их, сынок! Просто в конце каждого года отклоняй заявку Снейпа на эту должность!
— И не подумаю! — воскликнул, потеряв терпение, Гарри. — С тех пор как он с Зельеварения ушёл, им стало можно заниматься! Не то чтобы мне так нравился Слагхорн, но вот Принц-Полукровка куда лучший преподаватель, и по зельям, и по заклинаниям!
— И из этого вышла бы неплохая шуточка, — снова проговорил тоненький голосок прямо у него над ухом. — "Обычные девушки мечтают о прекрасном Принце, а почитавшие Роулинг — о Принце-Полукровке"... Или ещё что-нибудь в этом же духе...
— Ах, оставьте меня, наконец, в покое! — сказал Гарри, оглядываясь. (Он никак не мог понять, кто это с ним говорит тоненьким голоском.) — Если вам так хочется шутить, шутите, пожалуйста, сами!
Тоненький голосок в ответ глубоко вздохнул. Он был, видно, очень несчастлив.
— Надо бы его утешить, — подумал Гарри. — Но только почему он не вздыхает, как люди!
Понимаешь, вздох был такой легонький, что он бы его ни за что не услышал, если бы он не раздался у него прямо над ухом. От этого в ухе у него защекотало, и он перестал думать о горестях своего невидимого собеседника.
— Я знаю, что ты мне друг, — продолжал голосок. — Старый друг... верный друг... Ты меня не обидишь, даром, что я — Тёмное Существо...
— Какое существо? — забеспокоился Гарри.
На самом деле он хотел узнать, проходили они его собеседника на ЗОТИ или нет, но задать такой вопрос прямо было бы, конечно, невежливо.
— Неужели ты не догада... — начал тоненький голосок, но его заглушил пронзительный свисток паровоза. Гарри и все остальные в тревоге повскакали со своих мест.
Даун, высунувший голову в окно, оглянулся и спокойно сказал:
— Ничего страшного! Здесь ручеёк, который нам надо перепрыгнуть. Пока я с вами, ни вам, ни поезду ничего не грозит! Моя магия заставит поезд перепрыгнуть этот ручеёк, словно кузнечика!
Все тут же успокоились, только Гарри было как-то не по себе при мысли о том, что колдовать будет даун.
— Зато я сразу попаду на четвертую линию, — подумал он. — А это уже неплохо!
В тот же миг он почувствовал, как поезд поднялся в воздух. От страха он вцепился во что-то, оказавшееся у него под рукой. Это были то ли розовые кружева, то ли какой-то нелепый тюрбан, то ли чьи-то жирные волосы.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
тут текёт водичка
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Не успел Гарри схватиться, как кружева, или тюрбан, или волосы словно растаяли в воздухе. Гарри оказался в пустом туалете на полу, а над головой у него на унитазе устроилось Привидение (так вот кто был его невидимым собеседником!) и обмахивало Гарри косичками.
Это был призрак девочки в очках с кислым выражением лица.
Но Гарри ничуть не испугался: чего ему было бояться после столь долгой и дружественной беседы?
— Значит, ты не всех Тёмных Существ любишь? — продолжал, как ни в чем не бывало, Призрак. — А каких ты любишь?
— Я никаких не люблю, потому что я их боюсь, — признался Гарри. — По крайней мере, из тех, что есть в нашем мире. Хотя я почти ничего о них не помню. Но я могу сказать, как их зовут.
— А они, конечно, идут, когда их зовут? — небрежно заметил Призрак.
— Нет, кажется, не идут.
— Тогда зачем же их звать, если они не идут?
— Им это ни к чему, а нам все-таки нужно. Иначе зачем вообще знать, как что называется?
— Незачем, разумеется! — вдруг обиделся Призрак. — Конечно, зачем куда-то звать бедную Миртл? Зачем нам вообще знать её имя? Всё равно она уже сдохла… Пусть себе сидит одна в туалете! Кому какое дело до того, что я не могу даже погулять пойти?.. Вот если бы зашёл подальше в запретный коридор на третьем этаже, ты бы увидел, что там нет никаких имен и названий. Впрочем, мы зря теряем время... Значит, какие существа у вас есть?
— Ну, вот, к примеру, есть у нас Дементоры, — сказал Гарри и загнул на руке один палец.
— А у нас — Цементоры, — сказала Миртл. — Они ходят в синих рабочих комбинезонах, а в руках у них треугольные лопатки. А гнёзда они вьют себе в бетономешалках.
— А что они едят? — спросил Гарри с любопытством.
— Они едят кирпичи и запивают его цементным раствором, — отвечала Миртл. — А ещё кто у вас есть?
— А ещё у нас есть Инферии, — сказал Гарри и загнул второй палец.
— А у нас — Под-Фанерии, — сказала Миртл. — Безмозглые, бездарные и беспринципные. Их голоса могут парализовать волю неопытных волшебников, но даже и сильных магов они способны ввести в кому или отправить в Мунго с приступом шизофрении или маникально-депрессивного психоза.
— А что они едят? — спросил Гарри.
— Капусту, причём исключительно с рук хозяев.
Гарри долго думал об этих ужасных существах и, наконец, сказал:
— А ещё у нас есть Пожиратели Смерти!
— А у нас — Пожиратели Дряни!
— А что они едят?
— Дрянь, конечно! Как где найдут дрянь, так и вьются вокруг неё целыми косяками.
Гарри одолели сомнения.
— А если дряни не будет? — спросил он.
— Тогда они, конечно, умрут, — отвечала Миртл в восторге.
— И часто так бывает?
— Всегда, — сказала Миртл.
Гарри задумался, между тем как Миртл развлекалась, кружа вокруг его головы. Наконец, она уселась на унитаз и пропищала:
— Хочешь потерять своё имя?
— Нет, — испугался Гарри. — Конечно, не хочу!
— И зря, — сказала Миртл обиженно. — Подумай, как это было бы удобно! Скажем, возвращаешься ты домой, а никто не знает, как тебя зовут. Захочет Снейп снять с тебя баллы, рот откроет — и остановится, имя-то он забыл.
— Это мне не поможет, — возразил Гарри. — Даже если он забудет моё имя, он всегда может сказать: "Десять баллов с Гриффиндора!"
— Но ведь ты не Гриффиндор, — перебила его Миртл. — Гриффиндор давно помер, с него баллы не снимешь! Хорошенькая вышла шутка, правда? Жаль, что не ты её придумал!
— Что это ты всё время суёшь мне свои шутки? — спросил Гарри. — Эта, например, тебе совсем не удалась!
Девочка только глубоко вздохнула; по щекам у неё покатились две крупные слезы.
— Не нужно шутить, — сказал Гарри, — если шутки тебя так огорчают.
В ответ Миртл снова грустно вздохнула, а когда Гарри поднял глаза, бедного привидения на унитазе уже не было — должно быть, его унесло собственным вздохом.
Гарри так долго сидел без движения, что ему стало холодно; он поднялся и вышел из туалета.
Вскоре он вышел в пустой коридор. Он был гораздо мрачнее того, из которого он сюда свернул, и Гарри немножко струсил. Всё же, поразмыслив, он решил идти вперед.
— Не возвращаться же мне назад! — сказал он про себя. — Другого пути на восьмую линию нет.
— Это, верно, тот самый этаж, — размышлял он, — где нет никаких имён и названий. Интересно, неужели я тоже потеряю своё имя? Мне бы этого не хотелось! Если я останусь без имени, мне тотчас дадут другое, и наверняка какое-нибудь ужасное! А я примусь разыскивать того, кто подобрал моё старое имя. Вот будет смешно! Дам объявление в “Пророк”, будто я потерял сову: "Потеряно имя по кличке...", тут, конечно, будет пропуск... "На лбу характерный шрам". И всех, кого ни встречу, буду окликать: "Поттер!" — вдруг кто-нибудь отзовется. Только вряд ли... Разве что по глупости...
— По крайней мере, — подумал Гарри, свернув за угол, — приятно немножко прогуляться в этом... как его? Ну, как же он называется!... — Он с удивлением заметил, что никак не может вспомнить нужного слова. — Когда закроешь за собой одну из... ну, как же их?.. из... этих... — Он погладил дверь по косяку. — Интересно, как они называются? А, может, никак? Да, конечно, никак не называются!
С минуту он стоял в глубокой задумчивости, а потом вдруг сказал:
— Значит, всё-таки это случилось! Кто же я теперь? Я должен вспомнить!. Во что бы то ни стало должен!
Но как он ни старался, ничего у него не выходило. Он всячески ломал себе голову, но вспомнить своё имя не мог.
— Помню только, что там есть С... — сказал он, наконец. — Ну, конечно, оно начинается на С...
Тут из одной из дверей вышла маленькая рыжеволосая девочка. Она взглянула на Гарри огромными грустными глазами, но ничуть не испугалась.
— Цыгель-цыгель! Ай-лю-лю! — сказал Гарри и протянул руку, чтобы её погладить. Девочка отпрянула в сторону, но не убежала, а остановилась, глядя на Гарри.
— Как тебя зовут? — спросила девочка. У неё был мягкий и нежный голос.
— Если б я только знал! — подумал бедный Гарри.
Вслух он грустно промолвил:
— Пока никак...
— Постарайся вспомнить, — сказала девочка. — Так нельзя...
Гарри постарался, но все было бесполезно.
— Скажите, а как вас зовут? — робко спросил он. — Вдруг это мне поможет...
— Отойдем немного, — сказала девочка. — Здесь мне не вспомнить...
Гарри нежно обнял девочку за изящную талию, и они вместе пошли по коридору. Наконец, они вышли в Гриффиндорскую Общую Гостиную; девочка вздрогнула и сбросила с себя руку Гарри.
— Вспомнила! Я — Уизли! — закричала она радостно. — А ты — ты Мальчик-который-выжил!
Тут в её прекрасных карих глазах мелькнула тревога, и она умчалась прочь.
Гарри долго смотрел ей вслед; слёзы навёртывались ему на глаза при мысли, что он так внезапно потерял свою милую спутницу.
— Ну, что ж, — сказал он, наконец. — Зато теперь я знаю, как меня зовут. И то хорошо... Гарри... Гарри... Больше уж ни за что не забуду... Посмотрю-ка я на эти указатели. Интересно, куда мне теперь идти?
На этот вопрос ответить было нетрудно: из комнаты дальше была только одна дверь, и обе стрелки указывали на нее.
— Дойду до спальни, — подумал Гарри, — тогда и решу. Ведь там им придётся указывать в разные стороны.
Напрасно он на это надеялся! Он всё шёл и шёл, но и в спальне стрелки неизменно указывали в одну сторону. На одной из них было написано:
К КРОВАТИ ФРЕДА УИЗЛИ
А на другой:
К КРОВАТИ ДЖОРДЖА УИЗЛИ
— Судя по всему, — размышлял Гарри, — они спят вместе. Как это я раньше не догадался... Муж и жена, наверное. М-да… Впрочем, я все равно задерживаться у них не буду. Забегу на минутку, поздороваюсь и спрошу, как выйти из лесу. Только бы мне добраться до восьмой линии, пока не стемнеет!
Так он шёл и шёл, разговаривая сам с собой, как вдруг, выйдя из-за одной из кроватей, он увидел двух близнецов, таких рыжих и одинаковых, что Гарри начал подозревать, что у него двоится в глазах — это, должно быть, дают себя знать последствия вчерашней пьянки в Гриффиндоре по случаю дня рождения жабы Невилла.
Это было так неожиданно, что Гарри вздрогнул и остановился. Впрочем, он тут же успокоился, сообразив, что перед ним не последствия пьянки, а…
Глава IV. Фред Уизли и Джордж Уизли.
Они стояли, обняв друг друга за плечи, и Гарри сразу понял, кто из них кто, потому что у одного на свитере было вышито "ФРЕД", а у другого — "ДЖОРДЖ".
— А "УИЗЛИ", верно, вышито у обоих сзади, — подумал Гарри.
Они стояли так неподвижно, что он совсем забыл о том, что они живые, и уже собирался зайти им за спину и посмотреть, вышито ли у них на свитере сзади "УИЗЛИ", как вдруг тот, на котором стояло "ДЖОРДЖ", сказал:
— Если ты думаешь, что мы восковые, выкладывай тогда денежки! За просмотр деньги платят! Иначе не пойдёт! Ни в коем разе!
— И задом наперёд, совсем наоборот! — прибавил тот, на котором было вышито "ФРЕД". — Если, по-твоему, мы живые, тогда скажи что-нибудь...
— Пожалуйста, простите меня, — сказал Гарри, — я не хотел вас обидеть.
Больше он ничего сказать не мог, потому что в голове у него неотвязно, словно тиканье часов, звучали слова старой песенки — он с трудом удержался, чтобы не пропеть её вслух.
Однажды братья Фред и Джордж
Последний хоркрукс спёрли
И в Хогвартс на своём горбу
По очереди пёрли.
В тайник укромный целый день по очереди пёрли!
Но Филча мрачного, как смерть,
Герои повстречали.
Завхозу хоркрукс близнецы
За полцены продали.
Тра-ля-ля, тру-ля-ля, за полцены продали.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Джордж, — но это не так! Ни в коем разе!
— И задом наперёд, совсем наоборот, — подхватил Фред. — Если бы это было так, это бы ещё ничего, а если бы ничего, оно бы так и было, но так как это не так, так оно и не этак! Логично?
— Я думал о том, — сказал вежливо Гарри, — как бы мне побыстрей выбраться из этого замка в Хогсмид. Уже темнеет... Не покажете ли вы мне дорогу?
Но близнецы только переглянулись с усмешкой.
Они были до того похожи на школьников, выстроившихся для переклички, что Гарри не удержался, ткнул пальцем в Джорджа и крикнул:
— Первый!
— Ни в коем разе! — тут же отозвался Джордж и так быстро захлопнул рот, что зубы щёлкнули.
— Второй! — крикнул Гарри и ткнул пальцем в Фреда.
— Задом наперёд, совсем наоборот! — крикнул он.
Другого Гарри и не ждал.
— Ты неправильно начал! — воскликнул Джордж. — Когда знакомишься, нужно прежде всего поздороваться и пожать друг другу руки!
Тут братцы обнялись и, не выпуская друг друга из объятий, протянули по одной руке Гарри. Гарри не знал, что ему делать: пожать руку сначала одному, а потом другому? А вдруг второй обидится? Тут его осенило, и он протянул им обе руки сразу. В следующую минуту все трое кружились, взявшись за руки, в хороводе. Гарри (как он вспоминал позже) это показалось вполне естественным; не удивился он и тогда, когда услышал музыку; она лилась откуда-то сверху, может быть, из колонок, которые были прикручены к потолку?
— Смешнее всего было то, — рассказывал потом Гарри, — что я и не заметил, как запел: "Go down Moses, let my people go!" Не знаю, когда я начал, но пел, верно, очень, очень долго!
Они остановились так же внезапно, как и начали; музыка тут же смолкла.
Братья разжали пальцы и, не говоря ни слова, уставились на Гарри; наступило неловкое молчание, ибо Гарри не знал, как полагается начинать беседу с теми, с кем ты только что танцевал.
— Нельзя же сейчас вдруг взять и сказать: "Здравствуйте!" — думал он. — Так или иначе, но здороваться уже поздно.
— Надеюсь, вы не очень устали? — спросил он, наконец.
— Ни в коем разе! — отвечал Джордж. — Большое спасибо за внимание!
— Премного благодарны! — поддержал его Фред. — Ты любишь стихи?
— Д-да, пожалуй, — ответил с запинкой Гарри. — Смотря какие стихи... Не скажете ли вы, как мне выйти отсюда?
— Что ему прочесть? — спросил Фред, глядя широко открытыми глазами на брата и не обращая никакого внимания на вопрос Гарри.
— "МакНейр и Лестранг". Это самое длинное, — ответил Джордж и крепко обнял брата.
Фред тут же начал:
Сияло солнце в небесах…
Гарри решился прервать его.
— Если этот стишок очень длинный, — сказал он как можно вежливее. — Пожалуйста, скажите мне сначала, какой дорогой...
Фред нежно улыбнулся и начал снова:
Сияло солнце в небесах,
Светило во всю мочь,
Была светла морская гладь,
Как зеркало точь-в-точь,
Что очень странно — ведь тогда
Была глухая ночь.
И недовольная луна
Плыла над бездной вод,
И говорила: "Что за чушь
Светить не в свой черед?
И день — не день, и ночь — не ночь,
А все наоборот".
И был, как суша, сух песок.
Была мокра вода.
Ты б не увидел в небе звёзд -
Их не было тогда.
Не пела птица над гнездом -
Там не было гнезда.
МакНейр с Лестрангом в эту ночь
Пошли на бережок,
И горько плакали они,
Взирая на песок:
— Ах, если б кто-нибудь прийти
И с нами выпить мог!
— О, мы бы с Маглами болтать
Хотели дотемна,
Вдруг прошлая простится нам
Пред Маглами вина?
— Ах, если б знать! — МакНейр рыдал, -
Проблема так сложна!
— Ах, Маглы! Приходите к нам, -
Он умолял в тоске, -
И поболтать, и полежать
Приятно на песке.
Мы будем с вами до утра
Бродить рука в руке.
Но Маглы — те, что поумней –
На праздник не пошли
И Пожирателей прощать
Причины не нашли,
На их мольбы ответив им,
Чтоб на три буквы шли!
А юных Маглов не пустить
На пьянку кто бы смог?
Они в нарядных башмачках
Выходят на песок,
В надежде утром приползти
Домой без задних ног.
И, захватив с собой стакан
И с водкой пузыри
Изделий номер два пакет,
А лучше даже три
Они готовы отдыхать
С заката до зари.
Лестранг с МакНейром привели
Их всех к себе домой,
И грубо заперли в подвал
Вонючий и сырой.
И Маглы начали просить
Их отпустить домой.
Сказал МакНейр: "Пришла пора
Подумать о делах:
О башмаках и сургуче.
Капусте, королях,
И почему, как суп в котле.
Кипит вода в морях".
Взмолились Маглы: "Дайте нам
Хоть пару слов сказать!
Сейчас закон такой прошёл —
Нельзя людей пытать!".
— Пожалуй, — произнёс Лестранг, -
Мы можем начинать.
— Нам нужен нож, — сказал МакНейр, -
И вертел над огнём,
Паяльник, дыба и утюг,
И непременно лом,
И если вы не против, то
Мы с Круцио начнём.
— Ах, неужели вы всех нас
Убьёте без стыда,
Хотя вы были так добры,
Нас пригласив сюда!
МакНейр ответил: “Как блестит
Вечерняя звезда!
Я очень рад, что вы пришли
В пустынный этот край.
Вы так невинны и нежны -
Любого выбирай".
Лестранг же молвил: "Поскорей
Паяльник мне подай!"
— Мой друг, их заставлять спешить
Отнюдь мы не должны.
Проделав столь тяжелый путь,
Они утомлены.
— На дыбе, — отвечал Лестранг, -
Они другой длины.
— Мне так вас жаль, — рыдал МакНейр,
Прижав к глазам платок, -
Что я не в силах удержать
Горючих слез поток. -
И две тяжелые слезы
Скатились на песок.
Лестранг же молвил: "Хорошо
Сидим мы в час ночной.
Наверно, Маглы захотят
Пойти к себе домой?"
Но те молчали, так как все
Отбыли в мир иной.
— Мне больше нравится МакНейр, — сказал Гарри. — Ему по крайней мере было хоть капельку жалко бедных Маглов.
— Но замучил он больше, чем Лестранг, — возразил Фред. — Просто он прикрывался платком, так что Лестранг не мог сосчитать, сколько раз он говорил “Круцио”. Не мог! Задом наперёд, совсем наоборот!
— Какой жадный! — вскричал Гарри. — Тогда мне больше нравится Лестранг! Он замучил меньше Маглов, чем МакНейр!
— Просто он не успел замучить больше, потому что был тормоз, — сказал Фред.
Гарри растерялся. Помолчав, он проговорил:
— Ну, тогда, значит, оба они хороши!
Тут он замолчал и в страхе прислушался: неподалеку кто-то громко пыхтел, словно огромный паровоз. "Уж не дикий ли это зверь?" — мелькнуло у него в голове.
— А в вашей спальне много тигров и львов? — робко спросил он.
— Это всего-навсего Тёмный Лорд, — сказал Фред. — Расхрапелся немножко!
— Пойдем, посмотрим на него! — закричали братья, взяли Гарри за руки и подвели к спящему неподалёку Лорду.
— Милый, правда? — спросил Фред.
Гарри трудно было с ним согласиться. На Лорде был красный ночной колпак с кисточкой и старый грязный халат, а лежал он под кроватью и храпел с такой силой, что все сундуки сотрясались.
— Так можно себе и голову отхрапеть! — заметил Джордж.
— Как бы он не простудился, — забеспокоился Гарри, который был очень заботливым мальчиком. — Ведь он лежит на голом полу!
— Ему снится сон! — сказал Фред. — И как по-твоему, кто ему снится?!
— Не знаю, — ответил Гарри. — Этого никто сказать не может.
— Ему снишься ты! — закричал Фред и радостно захлопал в ладоши. — Если б он не видел тебя во сне, где бы, как ты думаешь, ты был?
Там, где я и есть, конечно, — сказал Гарри.
— А вот и ошибаешься! — возразил с презрением Фред. — Тебя бы тогда вообще нигде не было! Ты просто снишься ему во сне.
— Если этот вот Лорд вдруг проснётся, — подтвердил Джордж, — ты сразу же — фьють! — и исчезнешь!
— Ну, нет, — вознегодовал Гарри. — И вовсе я не исчезну! К тому же если я только сон, то кто же тогда вы, хотел бы я знать?
— То же самое, — сказал Джордж.
— Самое, самое, — подтвердил Фред.
Он так громко прокричал эти слова, что Гарри испугался.
— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Не кричите, а то вы его разбудите!
— Тебе-то что об этом думать? — сказал Джордж. — Всё равно ты ему только снишься. Ты ведь не настоящий!
— Нет, настоящий! — крикнул Гарри и ткнул пальцем в свой шрам.
— Шрамом делу не поможешь, — заметил Фред. — Чем тут гордиться?
— Если бы я был не настоящий, у меня бы не болел шрам, — сказал Гарри, улыбаясь: всё это было так глупо.
— Надеюсь, ты не думаешь, что это настоящая боль? — спросил Джордж с презрением.
— Я знаю, что всё это вздор, — подумал Гарри. — Глупо из-за этого расстраиваться!
Он постарался принять весёлый вид.
— Во всяком случае, мне надо поскорей выбраться из этого замка в Хогсмид. Уж очень что-то темнеет. Как, по-вашему, это не дождь там собирается?
Джордж быстро раскрыл огромный зонтик и спрятался под ним вместе с братом. А потом задрал голову и произнёс:
— Никакого дождя не будет... по крайней мере здесь! Ни в коем разе!
— А снаружи?
— А снаружи пусть себе идёт, если ему так хочется. Мы не возражаем! И даже задом наперёд, совсем наоборот!
— Только о себе и думают, — рассердился Гарри и совсем уже собрался с ними распрощаться, как вдруг Джордж выскочил из-под зонта и схватил его за руку.
— Видал? — спросил он, задыхаясь от гнева.
Глаза его округлились и пожелтели, дрожащим пальцем он показывал на какую-то белую вещицу, которая валялась под стулом.
— Это всего-навсего хоркрукс, — сказал Гарри, всмотревшись. — Хоркрукс, а не найденный Снейпом в вашем кармане порножурнал, — поторопился он добавить, думая, что Джордж испугался. — Старый хоркрукс... Всего лишь старый, самый распоследний хоркрукс!
— Так я и знал! — завопил Джордж, топая в бешенстве ногами, и принялся рвать на себе волосы. — Поломан, конечно!
Он глянул на Фреда, который тотчас повалился на пол и постарался спрятаться под зонтом.
Гарри положил руку на плечо Джорджа.
— Не стоит так сердиться из-за старого хоркрукса! — сказал он примирительно.
— И вовсе он не старый! — закричал Джордж, разъяряясь пуще прежнего. — Он совсем новый! Я только вчера его в канаве нашёл! Хороший мой... новый мой... КРЕСТРАДЖИК!
И он зарыдал во весь голос.
А Фред меж тем пытался спрятаться в зонтик, закрывая его вместе с собой. Это было так странно, что, засмотревшись, Гарри совсем забыл про его разгневанного братца. Правда, зонтик у Фреда никак не закрывался; кончилось всё тем, что он совсем запутался и покатился в зонтике по полу — наружу торчала одна рыжая голова. Так он и лежал, ловя воздух ртом и широко раскрыв глаза.
— Ужасно похож на Трелани! — подумал Гарри.
— Что ж, магическая дуэль? — спросил Джордж, внезапно успокаиваясь.
— Пожалуй, — угрюмо отвечал Фред, вылезая из зонтика. — Только пусть он поможет нам одеться.
Братья взялись за руки и дизаппарировали, а через минуту вернулись с грудой всяких вещей: были тут и сломанные приёмники, и швейные машинки, и коврики для мышки, и спальные мешки, и стиральные доски, и настольные лампы, и бумага для принтера.
— Надеюсь, завязывать и закалывать ты умеешь? — спросил Джордж. — Всё это нужно на нас надеть и как-то закрепить!
Позже Гарри рассказывал, что в жизни не видел такой суеты. Как они хлопотали! А сколько всего на себя понадевали! И всё нужно было как-то прикрепить и пристегнуть.
— Бедный Артур Уизли, — подумал Гарри, — он лишился всей своей замечательной коллекции!
В эту минуту он как раз прилаживал Фреду на шею компьютерную клавиатуру.
— Привяжи покрепче, а то отрежет мне ненароком голову, — сказал Фред. И, подумав, мрачно прибавил:
— Знаешь, одна из самых серьёзных потерь в битве — это потеря головы.
Гарри фыркнул и тут же закашлялся, чтобы прикрыть свой смех. Он боялся его обидеть.
— Я очень бледный? — спросил Джордж, подходя к Гарри, чтобы он привязал ему шлем к голове. (Джордж называл его шлемом, хотя шлем этот, по правде говоря, походил больше на расплавленный Невиллом котёл.)
— Вообще-то я очень храбрый, — сказал Джордж, понизив голос. — Только сегодня у меня голова болит!
Но Фред его услышал.
— А у меня болит зуб! — закричал он. — Мне больнее, чем тебе!
— Тогда не деритесь сегодня, — обрадовался Гарри.
Ему так хотелось их примирить.
— Слегка подраться все же нам придётся, — сказал Джордж. — Но я не настаиваю на долгой драке. Который теперь час?
Фред взглянул на свои часы и сказал:
— Половина пятого.
— Подерёмся часов до шести, а потом пообедаем, — предложил Джордж.
— Что ж, — отвечал со вздохом Фред, — решено. А он пусть смотрит!
И, повернувшись к Гарри, прибавил:
— Только очень близко не подходи! Я, когда разойдусь, сокрушаю всё, что попадёт мне под руку!
— А я сокрушаю всё, что попадёт мне под ногу! — закричал Джордж.
Гарри засмеялся.
— Вот, верно, достаётся от вас кроватям! — сказал он.
Джордж огляделся с довольной улыбкой.
— К тому времени, когда дуэль будет закончена, — сказал он, — вокруг не останется ни одной кровати! Ни одной во всей спальне!
— И всё из-за поломанного хоркрукса, к тому же ворованного! — сказал он, всё ещё надеясь, что они хоть немного устыдятся.
— Это была его очередь его нести, — ответил Джордж. — Я бы ему ни слова не сказал. Но он имел товарный вид, а теперь его никому не спихнёшь, разве что совсем простачку.
— Хоть бы уж этот Филч появился поскорее! — подумал Гарри.
— Знаешь, — сказал Джордж брату, — у нас всего одна палочка. Но ты можешь использовать каратэ. У тебя даже будет преимущество в виде отсутствия вербального компонента. Я не смогу готовиться к твоим атакам.
Тут всё вокруг так почернело, что Гарри решил: приближается гроза.
— Какая огромная туча! — сказал он. — Как быстро она приближается! Ой, у неё, по-моему, кошка!
— Это Филч! — пронзительно вскрикнул Джордж.
Братья бросились бежать и через минуту скрылись из виду.
Гарри выскочил за дверь и спрятался за колонной.
— Здесь ему меня не найти, — подумал он. — Тут так темно, что можно спрятать хоть подпольную лабораторию… а вот, кстати, кто-то и бутылку потерял. Интересно, что это в ней? Зелёненькое…
Глава V. Вода и вязание.
Интересен момент, что в шахматной партии, описанной Кэрроллом, Белый Ферзь, вставая на с4, пропускает возможность объявить Чёрному Королю мат, (намёк на тактическую смерть Дамблдора). Очевидно, он делает это для того, чтобы в очередной раз защитить свою пешку, Гарри (который на протяжении всей описанной партии держится позади Белого Ферзя, за исключением последнего хода, когда, сам став Белым Ферзём, он берёт Чёрного (Снейпа) и ставит мат Волдеморту). Всё же иногда меня шокирует то, насколько сюжеты этих двух книг накладываются друг на друга…
С этими словами он поднял бутылочку и стал смотреть, кому бы её отдать. Не прошло и минуты, как из чащи стремительно выбежала Белая Ипостась Слизеринского Декана в развевающейся мантии. Гарри с улыбкой пошёл ему навстречу.
— Я так рад, что нашёл её, — сказал Гарри и буквально всунул бутылочку Снейпу в руки.
Декан в Белой Ипостаси только зыркнул на него злобно, хотя и несколько растерянно, и тихонько что-то пробормотал. Похоже было, что он твердит:
— Десять баллов с Гриффиндора за гуляние по школе после отбоя!
Впрочем, разобрать слова было невозможно. Одно было ясно: если Гарри хочется наладить отношения с Белым Ферзём — а сделать это нужно попробовать, как-никак Снейп теперь главный боец на светлой стороне, а он — пешка при Ферзе; и, к тому же, в тех фанфиках, где Снейп описан в своей белой ипостаси, с ним при всём его тяжёлом и противоречивом характере ещё можно жить — авторши, по крайней мере, на это очень надеялись — словом, если Гарри хочется наладить отношения с Белым Ферзём, начинать придется самому. Надежда на успех была — ведь в большинстве Северитусов используется именно Белая Ипостась. Помолчав, Гарри робко промолвил:
— Я уже отчаялся...
Но Белая Ипостась не дала ему договорить.
— ОтЧАЯлся? — повторил он. — Значит, все спят, а ты тут чаи гоняешь? Да ещё на ночь? Надо же, кто-то в этом замке ещё способен переваривать чай… Лимонных долек тебе не отсыпать?
Гарри не хотелось начинать построение новых и светлых взаимоотношений с хамства. В конце концов, он сам тоже немножко был виноват в том, что эти взаимоотношения были на сей момент несколько натянутыми. Он понимающе улыбнулся и сказал:
— Дамблдор вас, наверное, замучил?
Снейпа перекосило.
— Я только что битых два часа “отчаивался”... с вареньем и лимонными дольками...
Пожалуй, было бы лучше (так, по крайней мере, показалось Гарри), если б он не отчаивался так часто, а иногда мыл голову.
— Разрешите, я вам ещё одну бутылку подарю, — сказал он вслух. — С шампунем...
— Не пойму, что с ними такое, — неожиданно обречённо призналась Белая Ипостась. — Должно быть, их прокляли. Я их чем только не мыл, но им никак не угодишь!
— Немудрено, — сказал Гарри, осторожно отступив назад. — Ведь вы постоянно зелья варите, а все испарения оседают на них! Вам, пожалуй, нужен ассистент. Для чёрных работ.
— Тебя я взял бы с удовольствием, — откликнулся Зельевар. — Два балла Гриффиндору в неделю и лимонные дольки!
Гарри рассмеялся.
— Нет уж, зелья я варить не буду, — сказал он. — К тому же дольки я не люблю!
— Нужно же мне их куда-то девать, — настаивал Зельевар.
— Скажите Дамблдору, что вы их тоже не любите. А любите, например, чёрный шоколад.
— Шоколад он бы мне не разрешил, — вздохнул Снейп. — Чёрный шоколад, по его мнению, возбуждающе действует на мою и без того неуравновешенную психику. Правило у него твёрдое: лимонные дольки каждому декану! И только дольки!
— Ничего не понимаю, — протянул Гарри. — Всё это так запутано!
— Просто ты не привык утруждать свою голову анализом событий, — добродушно объяснил Снейп. — Поначалу у всех немного кружится голова...
— Анализом событий! — повторил Гарри в изумлении. — Никогда такого не слыхал!
— Одно хорошо, — продолжал Снейп. — Понимаешь при этом и прошлое и будущее!
— У меня голова не такая, — сказал Гарри. — Я не могу понять то, что ещё не случилось.
— Значит, у тебя голова неважная, — заявил Снейп.
— А вы что понимаете лучше всего? — спросил Гарри, набравшись храбрости.
— То, что со мной будет, когда директор заставит меня его убить, — с напускной небрежностью сказал Слизеринский Декан, доставая какое-то зелье и натирая им левое предплечье. — Возьмем, к примеру, Сириуса Блэка. Он сейчас в Азкабане, отбывает наказание, а суд начнётся только в седьмой книге. Ну, а про преступление он ещё и не думал!
— А если он не совершит преступления? — спросил Гарри.
— Тем лучше, — сказал Снейп и вылил остатки зелья себе в рот. — Не правда ли?
Возражать было нечего.
— Конечно, — согласился Гарри. — Только за что же его тогда наказывать?
— Тут ты ошибаешься, — сказал Снейп. — Тебя когда-нибудь наказывали?
— Кто бы спрашивал, — буркнул Гарри.
— И тебе это только пошло на пользу, правда? — произнёс торжествующе Снейп.
— Да, но вы же сами всегда утверждали, что меня было за что наказывать! — отвечал Гарри.
— И всё же было бы лучше, если б тебя наказывать было не за что! — ответил Декан. С каждым словом его голос звучал всё слабее и, наконец, прервался сдавленным стоном.
— Здесь что-то не то... — начал Гарри, но тут Белая Ипостась так зашипела от боли, что он замолчал на полуслове.
Снейп прислонился к стене и согнулся пополам.
— Что случилось? — спросил Гарри в лёгком шоке. — Вас призывает Сами-Знаете-Кто?
— Ещё не призывает, — выдавил Снейп, — но сейчас призовёт! Это последствия Круциатуса!
— Когда вы он успел его на вас наложить? — недоверчиво спросил Гарри.
— Сейчас призовёт и подвергнет, — простонал бедный шпион. — Я дизаппарирую сию минуту!
Тут Снейп действительно дизаппарировал, оставив недоумевающего Гарри посреди коридора. Однако не прошло и пятнадцать минут, как он появился снова, держась за левую руку, где явственно потемнел рисунок с черепом и змеёй.
— Вот почему пришлось пить обезболивающее, — сказал он с усмешкой. — Теперь ты понимаешь, как все здесь происходит!
— Но почему же вы сейчас его не пьёте? — спросил Гарри в недоумении.
— Я уже его выпил, — ответил Снейп. — К чему начинать всё сначала?
В коридоре между тем настала полная тишина.
— Должно быть, Филч ушёл, — сказал Гарри. — Как я рад! Я думал, он меня сейчас поймает.
— А я уже ничему не рад, — вздохнул Слизеринский Декан. — Забыл, как это делается. Тебе повезло: ничего не делаешь, да ещё радуешься, когда захочешь!
— Только все вокруг меня постоянно умирают! — с грустью промолвил Гарри. Стоило ему вспомнить о Сириусе, как две крупные слезы покатились у него по щекам.
— Ах, умоляю, не надо истерик! — скривился Снейп.— Подумай о том, что я задал на дом! Подумай о том, сколько ты сегодня прошёл! Подумай о том, который теперь час! Подумай о чем угодно — только не ной!
Тут Гарри не выдержал и рассмеялся сквозь слёзы.
— Разве, когда думаешь, не плачешь? — спросил он.
— Конечно, нет, — решительно отвечал Снейп. — Ведь на то, чтобы думать, твоей голове потребуются все её ресурсы! Давай для начала подумаем о том, сколько тебе лет.
— Мне шестнадцать! Честное слово!
— Не клянись, — сказал Снейп. — Я тебе и так верю! А вот теперь и ты попробуй мне поверить: мне всего сорок с небольшим!
— Не может быть! — воскликнул Гарри. — Я этому поверить не могу!
— А на сколько выгляжу?
— На… тридцать… пять…
— Опять вы лжёте, Поттер!
— Нет, правда. Вы только одеваетесь немного… мрачновато. И волосы…
— Ладно, попробую ваш глупый шампунь, — вздохнул Снейп. — Но только выберу его сам, без посторонней помощи!
— Значит, вы всё-таки пытались что-то с ними сделать? — спросил вежливо Гарри и вслед за Белой Ипостасью перешёл ручеек.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
тут текёт водичка
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
— Естественно, пытался, мистер Поттер!
Последние слова он произнёс без сарказма и с заметным шотландским акцентом, да так похоже на МакГонаголл, что Гарри совсем растерялся. Он взглянул на Слизеринского Декана — и не поверил своим глазам: в один миг на его мантии появился Гриффиндорский герб. Гарри протёр глаза и снова взглянул на Белого Ферзя. Он никак не мог понять, что произошло. Где он? В кабинете МакГонаголл? И кто это сидит по ту сторону стола? Неужели она сама? Но как он ни тёр глаза, все оставалось без изменений: он стоял в кабинете МакГонаголл, а напротив, в кресле, сидела сама Глава Гриффиндора и что-то вязала на спицах, поглядывая через квадратные очки на Гарри.
— Кого ты хочешь убить? — спросила МакГонаголл наконец, подняв глаза от вязания. — И чем?
— Я ещё не знаю, — тихонько ответил Гарри. — А кого можно? И чем?
— У меня тут есть небольшой ассортиментик. Осматривайся на здоровье! — сказала МакГонаголл. — Только выбирай осторожней. У меня есть холодное, огнестрельное и магическое оружие, но оно требует определённых параметров — STRENGTH не меньше 14 для холодного, DEXTERITY не меньше 14 для огнестрельного и INTELLIGENCE не меньше 14 для магического. В общем, мой тебе совет — выбирай себе пистолет и не мучайся, со снитчем у тебя вроде получалось. Если только у тебя нет какого-нибудь артефакта +4.
Увы! Артефакта +4, как ни странно, у Гарри не было — пришлось ему просто повернуться и пойти вдоль стен кабинета, разглядывая всё, что лежало на столах и полках, или висело на стенах.
Кабинет был битком набит всякими диковинками, но вот что странно: стоило Гарри подойти к какой-нибудь вещи и посмотреть на неё повнимательней, как на ней тотчас же появлялась табличка “Требует ИНТЕЛЛЕКТ не меньше 8. Иди возьми рогатку или пистолет с присосками.”
— В этой книжке баланс не просчитан, все вещи на шесть уровней выше! — жалобно проговорил Гарри.
Вот уже несколько минут, как он вертел в руках какой-то магический артефакт. То ли это была зачарованная катана +2, то ли автомат Калашникова, но список дополнительных возможностей впечатлял. Особенно Гарри понравилась приписка “+5 damage to Voldemorts” (+5 урона Волдемортам — прим. автора). Однако вещь, как и все прочие, требовала 14 интеллекта и советовала попробовать лучше пистолет с присосками.
Тут Гарри осенило.
— Выпью-ка я зелье ИНТЕЛЛЕКТ+8! Тогда мне уж точно должно хватить!
Но из этой затеи ничего не вышло: вещица преспокойно выкинула табличку “Не меньше 14, Поттер. Выпей зелье помощнее или поищи игрушечный пистолет.”
— Скажи на милость: ты вообще хоть чьих-нибудь советов слушаешь? — спросила МакГонаголл и взяла ещё одну пару спиц. — Сколько ещё раз тебе нужно намекать, чтобы ты попытал счастья с огнестрельным оружием?
В руках она сейчас держала четырнадцать пар спиц — и вязала на всех одновременно. Гарри смотрел на неё с величайшим удивлением.
— Как это у неё получается? — недоумевал он. — То, что она вяжет, с каждой минутой всё больше становится похожа на шапочку — вроде той, что у Дамблдора!
— Фехтовать умеешь? — спросила МакГонаголл и подала Гарри пару спиц.
— Немножко... Но только не с вами и... не спицами, конечно... — начал Гарри.
В ту же минуту спицы у него в руках превратились в вёсла. Он увидел, что сидит в лодочке, а лодочка скользит по тёмной воде в большой пещере. Из воды показались две какие-то распухшие рожи — инферии. Пришлось Гарри треснуть обоих по головам веслом.
— Не нарывайся! — крикнула МакГонаголл и прихватила ещё одну пару спиц. Вряд ли она ждала ответа, так что Гарри промолчал.
Вода в реке была какая-то странная: весла то и дело в ней завязали, и постоянно мелькали синюшные лица инферий, так что Гарри не успевал раздавать направо и налево удары.
— Не нарывайся! Не нарывайся! — кричала МакГонаголл и брала всё больше и больше спиц в руки. — Зачем ты лупишь тех, кто ещё и высунуться не успел?
— А инферята какие славные! — думал Гарри. — Вот бы приручить одного! Может, если с детства, то он вырастет послушным…
— Ты что, не слышишь? — сказала сердито МакГонаголл и взяла ещё целую связку спиц. — Я тебе говорю: не нарывайся!
— Ещё бы не слышать! — отвечал Гарри. — Мне только это и говорят! Причём постоянно. Скажите, а можно, я одного, маленького, домой утащу?
— Конечно, нельзя! В правилах же ясно сказано: ИЛИ кошку, ИЛИ сову, ИЛИ жабу! Других питомцев ученикам держать нельзя, — сказала МакГонаголл и воткнула несколько спиц себе в волосы (руки у неё уже были полны). — Не нарывайся, тебе говорю!
— Почему вы всё время говорите: "Не нарывайся"? — спросил наконец Гарри с досадой. — Когда я нарывался? И на что?
— Да постоянно! А на что — ещё выяснить надо!
Гарри немного обиделся, и разговор на время заглох, меж тем как лодка медленно скользила по воде, минуя то пятна стоячей воды (весла в них так увязали, что, казалось, вытащить их уже никогда не удастся), то маленькие островки, на которых были расставлены большие чаши.
— Взгляните! — вдруг в восторге закричал Гарри. — Хоркруксы! До чего красивые! Прошу вас...
— И не проси! — сказала МакГонаголл, не поднимая глаз от вязания. — Я их туда не клала и вытаскивать их оттуда не собираюсь! Меня просить не о чем!
— Ах, нет, прошу вас, давайте их соберём, — сказал Гарри. — Дамблдор очень обрадуется.
— Почему это я должна их собирать? — спросила МакГонаголл. — Скажи “ассио” — они и притянутся!
Гарри осторожно разложил на дне лодки тряпочку и начал призывать на неё хоркруксы, стараясь выбирать те, что побольше и подальше. Глаза его жадно блестели; забыв и о вязании и о присутствии декана, он кричал и кричал “ассио”, пока на тряпочке не выросла целая гора.
— Только бы лодка не перевернулась, — думал он. — Ой, какой красивый, и в самую даль запрятан! Как бы мне до него палочкой дотянуться!
Обиднее всего было то, что, хотя ему и удалось призвать несколько довольно далёких хоркруксов, до самых дальних дотянуться он не смог. ("Можно подумать, что это они нарочно", — подумалось Гарри.)
— До самого последнего хоркрукса никогда не доберёшься, — сказал, наконец, Гарри со вздохом досады, уселся на место и принялся разбирать хоркруксы.
Он открыл их один за другим, и в каждом нашёл свёрнутый пергамент с надписью: “Я украл настоящий хоркрукс и намерен его уничтожить, как только смогу. Р.А.Б.”
Не успели они отплыть немного, как одно весло завязло в воде и ни за что не желало вылезать (так рассказывал об этом потом Гарри); оно ударило Гарри ручкой под подбородок и, как он ни кричал, сбросило его на дно лодки, прямо на груду хоркруксов, лежащую там.
МакГонаголл же всё это время стучала спицами как ни в чем не бывало.
— Что ты скачешь, как мяч? — спросила МакГонаголл. — Лодку перевернёшь!
— А я думал, маги не играют в магловские игрушки, — засмеялся Гарри. — Вы когда-нибудь вообще видели настоящие мячи?
— Мечи и всякое другое оружие, — отвечала МакГонаголл. — Выбор богатый, только решись! Так кого ты хочешь убить?
— Убить? — повторил Гарри с недоумением и испугом.
Вёсла, река и лодочка исчезли в мгновение ока, и он снова оказался в тёмном кабинете.
— Я бы хотел убить Малфоя, если можно, — робко сказал он наконец. — Обоих Малфоев, у нас ведь их двое… (Ну, не удержалась я от автоцитаты, у меня теперь эта фраза автоматом после этой фамилии в голове включается… — прим. автора) Почём они у вас?
— За одного — пять сиклей и четыре кнутса, а за дв — два сикля, — объявила МакГонаголл.
— Значит, два Малфоя дешевле, чем один? — удивился Гарри, доставая кошелёк.
— Только если закажешь двоих, нужно обоих убить очень жестоким способом, — сказала МакГонаголл.
— Тогда, пожалуйста, одного, — попросил Гарри и положил деньги на стол. Про себя же он подумал:
— Может, они окажутся положительными персонажами, кто знает!
МакГонаголл взяла деньги и спрятала их в коробку, а потом сказала:
— Я никому не доставляю жертву на дом. Это бесполезно: тебе нужно, ты и лови!
С этими словами она прошла в дальний конец кабинета, отодвинула ширму, за которой оказался небольшой тир, и ткнула пальцем в Малфоя, сидящего по-турецки среди мишеней.
— Интересно, почему это бесполезно? — размышлял Гарри, пробираясь на ощупь к стрельбищу. В дальнем его конце было очень темно. — Что это? Чем ближе я подхожу к Малфою, тем дальше он оказывается! А это что такое — прилавок? Почему же на нём тогда человеческие кости? Откуда здесь инструменты для пыток? Ай да кабинетик у МакГонаголл!
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
тут текёт водичка
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Так размышлял Гарри, с каждым шагом удивляясь всё больше и больше. Стоило ему подойти поближе, как всё вокруг превращалось в странные экспонаты, так что вскоре Гарри узнал лавку "Горбин и Бэркес".
Глава VI. Шалтай-Малфой.
Все мишени тем временем увеличивались в размерах. Подойдя поближе, Гарри увидел, что выбранная им мишень выше него ростом, а сделав ещё несколько шагов понял, что это ШАЛТАЙ-МАЛФОЙ собственной персоной.
— Ну, конечно, это Малфоев отец — и никто другой! — сказал он про себя — Это так же ясно, как если бы его имя было написано у него на лбу!
И правда, он был очень похож на Драко. Характерно прищуренные глаза, небрежная расслабленность в движениях, безупречная осанка, шикарная белая грива, надменно вздёрнутый острый подбородок.
Шалтай-Малфой был одет в Мантию Пожирателя Смерти и держал на коленях маску, так что Гарри только подивился его неосторожности; и, так как глаза его были неподвижно устремлены в противоположном направлении и он не обращал на него ни малейшего внимания, он решил, что это просто-напросто чучело.
— А как похож на Пожирателя Смерти! — произнёс он вслух.
— До чего мне это надоело! — сказал вдруг после долгого молчания Шалтай-Малфой, не глядя на Гарри. — Все зовут меня Пожирателем — ну просто все до единого!
— Я только сказал, что вы похожи на Пожирателя, сэр, — мягко пояснил Гарри. — К тому же некоторые Пожиратели очень хороши собой.
Ему хотелось сказать Малфою что-нибудь приятное, чтобы смягчить невольную обиду.
— А некоторые люди очень умны, — сказал Малфой, всё так же глядя в сторону, — совсем как грудные младенцы!
Гарри не знал, что отвечать; беседа не клеилась — к тому же какая это беседа, если Малфой на него ни разу и не взглянул? Последнюю фразу он произнёс, обращаясь, по всей видимости, к сушёной руке на соседнем прилавке. Гарри стоял и тихонько повторял про себя:
Шалтай-Малфой в Министерстве служил,
Шалтай-Малфой Пожирателем был.
Вся министерская конница, вся министерская рать
Не может Шалтая,
Не может Малфоя,
Шалтая-Малфоя,
Малфоя-Шалтая,
Не может его оправдать!
— Зачем обвинять его в одном и том же столько раз! — чуть не сказал он вслух, совсем забыв, что Малфой может его услышать. — И так всё ясно, всё равно выкрутится.
— Что это ты там бормочешь? — спросил Малфой, впервые прямо взглянув на него. — Скажи-ка мне лучше, как тебя зовут и зачем ты сюда явился.
— Меня зовут Гарри Поттер, а...
— Какое глупое, магловское имя, — нетерпеливо прервал его Шалтай-Малфой. — Что оно значит?
— Разве имя должно что-то значить? — проговорил Гарри с сомнением.
— Конечно, должно, — ответил Шалтай-Малфой и фыркнул. — Возьми, к примеру, моё имя — оно выражает мою суть! Замечательную и чудесную суть! То же с любым другим чистокровным именем — к примеру, Драко, Северус или даже Альбус. А с таким именем, как у тебя, ты мог бы оказаться кем угодно, даже маглом... Подумаешь, Гриша Горшечников…
— А почему вы здесь сидите совсем один? — спросил Гарри, не желая вступать с ним в спор.
— Потому, что собрание Пожирателей уже закончилось! — крикнул в ответ Шалтай-Малфой. — Ты думал, я не знаю, как ответить? Загадай мне ещё что-нибудь!
— А вам не кажется, что если вы спрячете маску и плащ, вам будет спокойнее? — снова спросил Гарри. Он совсем не собирался загадывать Малфою загадки, просто он волновался за этого чудака. — Вокруг столько Авроров!
— Ужасно лёгкие загадки ты загадываешь! — проворчал Малфой. — Кто решится со мной связаться? Но даже если б кто-то из них и предъявил мне обвинение — что совершенно исключается — но даже если б это вдруг случилось...
Тут он поджал губы с таким величественным и важным видом, что Гарри с трудом удержался от смеха.
— Если б они всё-таки ко мне прицепились, — продолжал Малфой, — Фадж обещал мне... Ты, я вижу, побледнел. Немудрено! Этого ты не ожидал, да? Фадж обещал мне... Да, он так мне прямо и сказал, что он...
— ...Пошлет всю свою конницу, всю свою рать! — не выдержал Гарри.
Лучше бы он этого не говорил!
— Ну, уж это слишком! — закричал Шалтай-Малфой сердито. — Ты подслушивал под дверью... за деревом... в печной трубе... А не то откуда бы тебе об этом знать!
— Нет, я не подслушивал, — возразил Гарри. — Я узнал об этом из книжки.
— А-а, ну, в книжке про это могли написать, — смягчился Малфой. — В этой, как её… "Истории Англии"! Так, кажется, вы её называете? Смотри же на меня хорошенько! Это я разговаривал с Министром, я — и никто другой! Кто знает, увидишь ли ты другого такого! Можешь пожать мне руку — я не гордый!
И он ухмыльнулся во весь рот, подался вперед и протянул Гарри руку. Гарри пожал её, с тревогой глядя на Малфоя.
— Стоит ему крикнуть погромче, — подумал он, — как сюда сбежится весь аврорат. Не знаю, что тогда будет с его репутацией...
— Да-да! — говорил меж тем Шалтай-Малфой, — вся министерская конница, вся министерская рать кинется ко мне на помощь. Они меня живо отмажут, можешь не сомневаться! Впрочем, мы слишком далеко зашли в нашей беседе. Давай вернёмся к предпоследнему замечанию...
— К сожалению, я не очень хорошо его помню, — сказал Гарри вежливо.
— В таком случае начнем всё сначала, — отвечал Шалтай-Малфой. — Теперь моя очередь спрашивать! — ("Можно подумать, что мы играем в такую игру!" — подумал Гарри). — Вот тебе вопрос! Как ты сказал, сколько тебе лет?
Гарри быстро посчитал в уме и ответил:
— Скоро будет семнадцать!
— Ух, какой ты оптимист, мальчик! — обрадовался Малфой. — а что по этому поводу говорит Трелани, будет тебе семнадцать или не доживёшь?
— Я думал, вы хотели, чтобы я не дожил и до шестнадцати, — заметил Гарри.
— Если б я хотел, ты бы и не дожил, — сказал Малфой.
Гарри решил не затевать новый спор и промолчал.
— Скоро будет семнадцать, — повторил задумчиво Малфой. — Какой неприятный возраст! Все эти гормоны, переходный период… Если б ты со мной посоветовался, я бы тебе сказал: "Остановись на одиннадцати!" Но сейчас уже поздно.
— Я никогда ни с кем не советуюсь, — возмущённо сказал Гарри.
— Что, гордость не позволяет? — поинтересовался Малфой.
Гарри ещё больше возмутился.
— Ведь это от меня не зависит, — сказал он. — Все растут! Не могу же я один не расти!
— Один, возможно, и не можешь, — сказал Малфой. — Но я тебе предлагаю свою помощь уже пятый год! Позвал бы меня — и прикончили б всё это дело хотя бы к тринадцати!
— Какая у вас красивая трость! — заметил вдруг Гарри. (Достаточно уже они поговорили о возрасте, и если они и вправду по очереди выбирали темы для беседы, то теперь был его черёд.)
— Нет, не трость, а палочка! — тут же поправился он. — Ведь это, конечно, палочка... Или нет... Я, кажется, опять ошибся. Это трость!
Шалтай-Малфой нахмурился.
— Пожалуйста, простите!
Вид у Малфоя был такой обиженный, что Гарри подумал: "Зачем только я заговорил про это!" Судя по всему, Шалтай-Малфой очень рассердился. С минуту он молчал, а потом просипел глубоким басом:
— Как мне... надоели... все, кто воспитывался у магглов и не в состоянии отличить посох от клюки и мантию от тулупа!
— Я страшно необразованный, я знаю! — сказал Гарри с таким смирением, что Малфой мгновенно смягчился.
— Палочки, дитя моё, бывают у инвалидов и старушек, а это трость! И очень красивая! Тут ты совершенно прав! Подарок от чёрной ипостаси моего друга, Белого Ферзя! Понятно?
— Неужели? — воскликнул Гарри, радуясь, что тема для разговора была все же выбрана удачно.
— Он подарил его мне, — продолжал задумчиво Шалтай-Малфой, закинув ногу за ногу и обхватывая колено руками, — он подарил его мне на день... на день Космонавтики.
— Простите? — переспросил Гарри, растерявшись.
— Я не обиделся, — отвечал Шалтай-Малфой. — Можешь не извиняться!
— Простите, но я не понял: подарок на день Космонавтики? А вы разве космонавт?
— Нет, он просто имел в виду, что капитал Малфоев как космос — постоянно расширяется и большей частью недоступен даже для наблюдения. Вот тебе и заклинание Империус!
— Я не понимаю, при чем здесь Империус? — спросил Гарри.
Шалтай-Малфой презрительно улыбнулся.
— И не поймёшь, пока я тебе не объясню, — ответил он. — Я хотел сказать: "Разъяснил, как по полкам разложил!"
— Но "заклинание Империус" совсем не значит: "разъяснил, как по полкам разложил!" — возразил Гарри.
— Когда я беру заклинание, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — сказал Малфой презрительно.
— Вопрос в том, посчитает ли также Министерство, — сказал Гарри.
— Вопрос в том, у кого больше денег, — сказал Шалтай-Малфой. — Вот в чём вопрос!
Гарри вконец растерялся и не знал, что и сказать; помолчав с минуту, Шалтай-Малфой заговорил снова.
— Некоторые Министерские очень вредные. Ни за что не поддаются! Особенно авроры! Гонору в них слишком много! Попечители попроще — с ними делай, что хочешь. Но авроры себе на уме! Впрочем, я с ними со всеми справляюсь. Когда приходится требовать от аврора слишком многого, я всегда плачу ему сверхурочные. Посмотрел бы ты, как они окружают меня по субботам, — продолжал Малфой, значительно покачивая головой. — Я всегда сам выдаю им жалованье.
— Вы так хорошо всё объясняете, сэр, — сказал Гарри. — Объясните мне, пожалуйста, что значит стихотворение под названием "Зерьевал".
— Прочитай-ка его, — ответил Малфой. — Я могу тебе объяснить все стихи, какие только были придуманы, и кое-что из тех, которых еще не было!
Это обнадежило Гарри, и он начал:
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.
— Что же, хватит для начала! — остановил его Малфой. — Здесь трудных слов достаточно! Значит, так: "варкалось" — это четыре часа ночи, когда пора уже варить запрещённые зелья.
— Понятно, — сказал Гарри, — а "хливкие"?
— "Хливкие" — это хлипкие и ловкие. "Хлипкие" значит то же, что и "изворотливые". Понимаешь, это слово как бумажник. Раскроешь, а там два отделения! Так и тут — это слово раскладывается на два!
— Да, теперь мне ясно, — заметил задумчиво Гарри. — А "шорьки" кто такие?
— Это самые хитрые и опытные Пожиратели, днём прикидывающиеся добропорядочными гражданами, а ночью пытающие маглов!
— Забавная, должно быть, у них жизнь!
— Да, не жалуемся! — согласился Малфой. — А живут они в старинных особняках. А что они едят, я даже описывать не буду, потому что там будет слишком много незнакомых тебе слов.
— А что такое "пырялись"?
— Пытали и издевались! Вот тебе и ещё один бумажник!
— А "по наве", — сказал Гарри, удивляясь собственной сообразительности. — Это значит “по приколу”, верно?
— Ну да, конечно! Называется "по наве", потому что это делается немножко по наитию... немножко под травой...
— И немножко на измене! — радостно закончил Гарри.
— Совершенно верно! Ну, а "хрюкотали" это хрюкали и хохотали... или, может, “взятки по карманам рассовывали”, не знаю. А "зелюки" — это работники Министерства!
— А "мюмзики" — это тоже работники? — спросил Гарри.
— Нет, это маглы! Бедные! Кости у них растрепаны и торчат во все стороны, будто веник... Ну а насчет "мовы" я и сам сомневаюсь. По-моему, это значит "далеко от дома". Смысл тот, что их похитили Пожиратели. Надеюсь, ты теперь доволен! Где ты слышал такие мудрёные вещи?
— Я прочитал их в книжке, — ответил Гарри. — А вот Фред Уизли... да, кажется, Фред, читал мне стихи, так они были гораздо понятнее!
— Что до стихов, — сказал Малфой и торжественно поднял руку, — я тоже их читаю не хуже других. Если уж на то пошло...
— Ах, нет, пожалуйста, не надо, — торопливо сказал Гарри.
Но он не обратил на его слова никакого внимания.
— Вещь, которую я сейчас прочитаю, — произнёс он, — была написана специально для того, чтобы вешать лапшу на уши аврорам.
Гарри понял, что придется ему её выслушать. Он сел и грустно сказал:
— Спасибо.
Зимой, когда белы поля,
Пою, соседей веселя.
— Это так только говорится, — объяснил Малфой. — Конечно, я совсем не пою. У меня и слуха нет.
— Я вижу, — сказал Гарри.
— Если ты видишь, есть у меня слух или нет, значит, у тебя очень острое зрение, — отрезал Малфой.
Гарри промолчал.
Весной, когда растет трава,
Мои припомните слова.
— Постараюсь, — сказал Гарри.
А летом ночь короче дня,
И, может, ты поймёшь меня.
Глубокой осенью в тиши
Возьми перо и запиши.
— Хорошо, — сказал Гарри. — Только, можно, не в ту тетрадку, что вы приносили на втором курсе?
— А ты не можешь помолчать? — спросил Малфой. — Несёшь ерунду — только меня сбиваешь.
В письме к ПС-ам как-то раз
Я объявил: "Вот мой приказ".
И вскоре (через десять лет)
Я получил от них ответ.
Вот что они писали мне:
"Мы были б рады, но мы не..."
— Боюсь, я не совсем понимаю, — сказал Гарри.
— Чего тут непонятного? — возразил Малфой. — Я, конечно, приказал всем Пожирателям немедленно сдаваться и выходить по одному, руки за голову. Ведь я же самый преданный борец с Тёмным Лордом.
— Я не понял: вы боретесь с Лордом или против него?
— Дальше будет легче, — вздохнул Малфой.
Я им послал письмо опять:
"Я вас прошу не возражать!"
Они ответили: "Но, сэр!
У вас, как видно, нет манер!"
Сказал им раз, сказал им два –
Напрасны были все слова.
Я больше их терпеть не стал.
И вот я палочку достал
(А сердце — бух, а сердце — стук),
Схватил топор, копьё и лук.
Тут два аврора подошли
Сказав: “ПС-ы спать легли".
Я отвечал: "А я пойду
И всех их в плен вам приведу!"
Я очень громко говорил,
Кричал я из последних сил.
Шалтай-Малфой прокричал последнюю строчку так громко, что Гарри подумал:
— Не завидую я этим двум аврорам!
Но первый горд был и был упрям,
И он сказал: "Какой бедлам!"
Второй — упрям и очень горд,
И он воскликнул: "Что за чёрт!"
Я штопор взял и ватерпас,
Сказал им: "Обойдусь без вас!"
Я волновался неспроста -
Дверь оказалась заперта.
Стучал я в дверь, стучал в окно
И достучался бы я, но...
Наступило долгое молчание.
— И это все? — спросил робко Гарри.
— Да, — сказал Шалтай-Малфой. — Прощай!
Этого Гарри не ожидал, но после такого прозрачного намёка оставаться было бы невежливо. Он встал и протянул Малфою руку.
— До свидания, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал бодро. — Теперь понятно, почему вас так и не арестовали. Ваша история была очень убедительна. Надеюсь, мы еще встретимся.
— Даже если встретимся, нам некогда будет разговаривать, — недовольно проворчал Малфой и подал ему один палец. — В прошлый раз ни ты, ни твои друзья даже не поздоровались!
— Но ведь и вы тоже не поздоровались, — заметил Гарри.
— Я был занят, — сказал Шалтай-Малфой. — А вы мне мешали. Ещё и пророчество разбили.
— Но мы же нечаянно! — возразил Гарри.
В ответ Шалтай-Малфой только закрыл глаза и сказал:
— В следующий раз будь добр, разбей нечаянно себе голову!
Гарри немножко подождал, не скажет ли он ещё что-нибудь, но он не открывал глаз и вел себя так, словно Гарри здесь и не было.
— До свидания, — сказал он снова и, не получив ответа, тихонько пошёл прочь.
Он шёл и шептал:
— В жизни не встречал такого аристократичнейшего...
Он остановился и громко повторил это слово — оно было такое длинное, что произносить его было необычайно приятно.
— В жизни не встречал такого аристократичнейшего...
Но ему не суждено было закончить эту фразу: страшный мат прокатился по лесу, и за его спиной взвилась в небо Тёмная Метка.
Глава VII. Драко и Рон.
Не забываем, что в Завуалье все живут в обратную сторону! Поэтому теперь Блэк выходит из Азкабана, Люпин ещё не пьёт Снейпово зелье, а Гарри (теперь уже!) предстоит познакомиться с Роном и Драко!
В тот же миг по Дрянн-Аллее мимо Гарри к лавке "Горбин и Бэркес" побежали авроры — сначала по двое и по трое, потом десятками и сотнями и, наконец, огромными толпами, так что, казалось, вся улица наполнилась ими; Гарри испугался, как бы его не затоптали, и, спрятавшись за угол одного дома, смотрел на них.
Наконец, вокруг началась такая кутерьма, что Гарри рад был выбраться на Диагон-Аллею, где он в кафе-мороженом Флорана Фортескью увидел Белого-и-Сияющего Дамблдора — он сидел за столиком перед полной миской долек и что-то торопливо писал на клочке пергамента.
— Фадж послал всю министерскую конницу и всю министерскую рать! — воскликнул директор радостно, завидев Гарри. — Ты ведь только-что с Дрянн-Аллеи? Ты их, наверное, видел?
— Да, видел, — сказал Гарри. — Как тут не увидеть. Их там целые тысячи!
— Точнее, четыре тысячи двести семь человек, — сказал Дамблдор, заглянув в пергамент. — Он оставил себе только двух дементоров и Перси — они пойти не согласились. Но это неважно. Малфой всё равно выкрутится. Поэтому все авроры ордена Феникса тоже остались на местах. У Ордена есть дела поважнее. Взгляни-ка на дорогу! Кого ты там видишь?
— Никого, — сказал Гарри.
— А ещё очки носит! — ахнул директор. — Сразу видно — всю жизнь только и делал, что за снитчами гонялся, — добавил он с гордостью. — Увидеть Никого! Да ещё на таком расстоянии! А я против солнца и настоящих-то людей с трудом различаю!
Но Гарри его не слушал: он не отрываясь смотрел из-под руки на дорогу.
— Там кто-то идёт! — сказал он наконец. — Только очень медленно. И как-то странно!
И правда, приближающийся человек шёл медленно и вальяжно, презрительно окидывая взглядом проносящихся мимо малышей с книжками и обаятельно улыбаясь девушкам. При этом он то и дело незаметно, как ему казалось, указывал палочкой на какого-нибудь пацана помладше, стараясь выбирать тех, что в зелёном, и жертва сразу испуганно и растерянно ойкала и хваталась за выросшие уши, прикрывала покрывшиеся прыщами щёки или подхватывала свалившиеся штаны. Одного маленького и худенького мальчишку в слизеринской форме он и вовсе сшиб с ног и надел ему на голову мгновенно сотворённое ведро с водой.
— A-a! — сказал Дамблдор. — Это мой Гриффиндорский Любимец со своими Гриффиндорскими штучками. Он всегда так, когда думает о чём-нибудь весёлом. А зовут его Сириус Блэк.
— "Моего крёстного зовут на Б", — быстро начал Гарри. — Я его люблю, потому что он Бесстрашный. Я его боюсь, потому что он Больной на голову. Я его кормлю... Бестолковыми Байками. А живёт он...
— Гриммолд-Плэйс, 12, — ответил Дамблдор. — Там теперь штаб-квартира Ордена. А второго моего Гриффиндорского любимца зовут Рэм Люпин. У меня их два — один на посылках, второй на побегушках.
— Как это? Я не понимаю...
— Но я же тебе говорю: у меня их два! Два гриффиндорских любимца. У одного честь, у другого совесть.
В эту минуту к ним подошёл первый Любимец.
— Этот молодой человек любит тебя, потому что ты бесстрашный, — сказал Дамблдор, укоризненно качая головой и поглядывая на полосу отчуждения, оставленную Блэком за спиной. — Ай-ай-ай, как тебе не стыдно... Не ожидал от тебя такого! Всё настроение мне испортил.
— Тогда нужно подвесить кверх ногами какого-нибудь слизеринца, — ответил Блэк. — Замечательно помогает от всех видов плохого настроения. Многократно проверено. Лучше средства не придумаешь!
— Правда? — усомнился Гарри. — Можно ведь сходить в Хогсмид или поиграть в Квиддич. Это очень некрасиво — истязать других из-за плохого настроения!
Блэк пожал плечами:
— Но я ведь сказал: "Лучше средства не придумаешь!" Лучше, а не красивее!
Гарри не решился ему возразить.
— Кого ты встретил по дороге? — спросил Дамблдор Блэка, протягивая руку и предлагая ему горсть долек.
— Никого, — отвечал тот.
— Слышал, слышал, — сказал директор. — Вот и Гарри его тоже видел. Его ты, значит, не тронул?
— Он тоже гриффиндорец, — отвечал Блэк. — На своих гриффиндорцы не нападают!
— Вот и славно, — вздохнул Дамблдор. — Иначе ты получил бы от него первым! Что ж, ты теперь отдышался, скажи-ка, как дела в Хогсмиде?
— Лучше я шепну вам на ухо, — сказал Блэк и, поднеся руки трубкой ко рту, нагнулся к директору. Гарри огорчился — ему тоже хотелось знать, что там происходит. Но Сириус гаркнул директору прямо в ухо:
— Они опять взялись за своё!
— Это, по-твоему, шёпот? — вскричал бедный директор, подскочив на месте и передергивая плечами. — Не смей больше так кричать! А иначе я верну тебя обратно в Азкабан и кричи там сколько вздумается!
— Кто взялся за своё? — решил отвлечь их вопросом Гарри.
— Как — кто? Рон Уизли и Драко Малфой, конечно, — отвечал Дамблдор.
— Смертный бой за попытку привлечь к себе внимание? — спросил Гарри.
— Ну, конечно, — сказал Дамблдор. — Смешнее всего то, что они ведь бьются за ТВОЁ внимание, Гарри! Даже если ты этого никогда и не замечал. Пойдём посмотрим?
И они аппарировали в Хогсмид. За несколько секунд, что они были в пути, Гарри успел припомнить старый стишок:
— Ну, нет! — сказал директор. — Что это тебе в голову пришло?
— Будьте так добры... — проговорил, всё ещё задыхаясь, Гарри. — Давайте сядем на минутку... чтоб отдышаться немного.
— Сядем на Минутку? — повторил директор. — Ничего себе, добрый гриффиндорский мальчик! И это ты называешь “силой, недоступной Волдеморту”? А если бы на тебя сели? К тому же Минутку надо сначала поймать. А мне это не под силу! Она носится, как Зерьевал! Её так просто за рукав не схватишь!
И они побрели дальше, пока не увидели, наконец, огромную толпу, окружившую дерущихся прямо в пыли посреди улицы Драко Малфоя и Рона Уизли, которые, отбросив палочки, бились так, что пыль стояла столбом...
Поначалу Гарри никак не мог разобрать, где Драко, а где Рон, но, наконец, узнал гриффиндорца по торчащим дыбом рыжим волосам.
Они с Дамблдором протиснулись вперед и стали рядом со вторым Гриффиндорским Любимцем, Ремусом Люпиным, который наблюдал бой, держа в одной руке бутылку с зельем, а в другой –блюдце с лимонными дольками.
— У него только что закончились его “критические дни”, — шепнул Сириус Блэк Гарри. — Я, как вышел из тюрьмы, его ещё не видел. Я, собственно, вышел всего полчаса назад. Так что мне дольки ещё только предстоят.
И, подойдя к Люпину, он нежно обнял его за плечи.
— Как поживаешь, пушистый друг? — спросил он.
Ремус оглянулся, кивнул и снова принялся глотать дольки.
— Хорошо провёл время этим полнолунием? — спросил Сириус.
Ремус снова оглянулся: из глаз его упали две слезы — и опять он не сказал ни слова.
— Что же ты молчишь? — нетерпеливо вскричал Сириус.
Но оборотень только забросил в рот ещё две дольки и запил их зельем.
— Что же ты молчишь? — воскликнул Дамблдор. — Как тут они дерутся?
Оборотень сделал над собой отчаянное усилие и разом проглотил целую горсть долек.
— Очень хорошо, — отвечал он, давясь. — Каждый из них получил уже около восьмидесяти семи проклятий, перед тем как перейти на кулаки!
— Значит, скоро им нальют водку и буттербир? — спросил, осмелев, Гарри.
— Да, уже всё готово, — отвечал Люпин. — Я даже плеснул себе немножко.
И он приподнял бутылку с зельем.
Тут бой прекратился, и Драко с Роном уселись, тяжело дыша, на землю.
— Перерыв — десять минут! — закричал Дамблдор. — Всем подкрепиться!
Мародёры вскочили на ноги и обнесли всех буттербиром.
Гарри взял немного на пробу, но он был очень слабый и кислый.
— Хватит с них, пожалуй, — сказал Дамблдор, оглядывая мальчишек и последствия всевозможных Простительных и Непростительных на их лицах.
— Поди вели их деканам готовить бумаги об исключении!
Люпин отправился исполнять приказание.
Гарри молча смотрел ему вслед. Вдруг он оживился.
— Смотрите! Смотрите! — закричал он. — Вон Белая Ипостась Слизеринского Декана! Бежит куда-то через весь Хогсмид! Как этот Снейп носится, в обеих ипостасях!..
— Ему, видно, кто-то грозит, — проговорил директор, не поднимая глаз. — Какой-нибудь враг! Пожиратель или Аврор, или ещё кто-нибудь, Хогсмид ими так и кишит!
— Разве вы не поспешите ему на помощь? — спросил Гарри, не понимая, почему директор так спокоен.
— Не к чему! Не к чему! — сказал Дамблдор. — Он так бегает, что его не догонишь! Бессмысленное дело — пытаться поймать Зерьевала! Но, если хочешь, я сделаю о нём запись в “Истории Хогвартса”...
Он развернул пергамент и начал писать.
"Он такое милое и доброе существо", — произнёс он вполголоса и взглянул на Гарри. — Как писать "существо" — через "е" или "и"?
Мимо, сунув руки в карманы, прошествовал Рон Уизли.
— Сегодня я взял верх, — бросил он небрежно, едва взглянув на директора. — Слизерин — параша, победа будет наша! Вы мной гордитесь?
— Слегка, — нервно отвечал директор. — Только зачем вы послали в него Круциатус, мистер Уизли?
— Пусть привыкает, ему ещё на Волдеморта работать, — сказал Рон спокойно.
И пошёл было мимо. Но тут взгляд его упал на Гарри. Он круто повернулся и начал разглядывать его с глубочайшим отвращением.
— Это... что... такое? — спросил он наконец.
— Это Мальчик-Который-Выжил-После-Авады, — с готовностью ответил Блэк. — Мы только сегодня его нашли! Это самая настоящая, живая Знаменитость — живее некуда!
— А я-то всегда был уверен, что после Авады не выживают, — заметил Рон. — Но ты говоришь, он живой?
— Он говорящий, — торжественно отвечал Блэк.
Рон задумчиво посмотрел на Гарри и проговорил:
— Говори, Знаменитость!
Губы у Гарри дрогнули в улыбке, и он сказал:
— А, знаете, я вырос с Маглами и всегда был уверен, что волшебники существуют только в сказках! Я никогда не видел живого мага до приезда в Хогвартс!
— Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, — сказал Рон, — можем договориться: ты будешь верить в меня, а я — в тебя! Идёт?
— Идёт, — отвечал Гарри.
— Подавай-ка водку, — продолжал Рон, поворачиваясь к Блэку. — Эту водичку я в рот не беру!
Блэк вынул из сумки огромную бутылку и дал её Гарри подержать, а сам достал ещё закуску и стаканы. Как там столько уместилось, Гарри понять не мог. Очевидно, сумка Блэка была чем-то вроде Шизоглазова сундука.
В это время к ним подошел Драко — вид у него был усталый и сонный, глаза то и дело закрывались.
— А это что такое? — спросил он, моргая, надменным и брезгливым голосом.
— Попробуй отгадай! — воскликнул радостно Рон. — Ни за что не отгадаешь! Я и то не смог!
Драко устало посмотрел на Гарри.
— Ты кто? — спросил он, зевая после каждого слова. — Магл?.. Скучечервь?.. Хаффлпаффец?..
Не успел Гарри и рта раскрыть, как Рон закричал:
— Это Новая Хогвартская Знаменитость — вот это кто!
— Что ж, налей нам водки, Знаменитость, — сказал Драко и уселся на скамейку, развалившись, словно дома на диване.
— А вот сейчас можно бы устроить великолепный бой за внимание, — сказал Рон, хитро поглядывая на Гарри.
— Я бы легко одержал победу, — сказал Драко.
— Сомневаюсь, — заметил Рон.
— Я ж тебя прогнал по всему Хогсмиду и исполосовал Сектумсемпрой, щенок, — разгневался Драко и приподнялся.
Ссора грозила разгореться, но тут вмешался директор. Он очень нервничал, и голос его дрожал от волнения.
— Сектумсемпрой? — переспросил он. — Это немало! Как вы его полосовали, мистер Малфой — со спины или в лицо? Со спины, конечно, менее честно, но зато по лицу больнее, и шрамы могут остаться…
— Не знаю, — проворчал Драко и снова развалился на скамейке. — Пыль стояла столбом — я ничего не видел. Что это Знаменитость так долго разливает водку?
Гарри сидел на скамейке напротив, поставив поднос с закуской и стаканами себе на колени, и прилежно тряс бутылкой.
— Ничего не понимаю! — сказал он Драко (он уже почти привык к тому, что его зовут Знаменитостью). — Я уже налил несколько стаканов, а водка опять возвращается в бутылку!
— Ты не умеешь обращаться с Завуальной водкой, — заметил Рон. — Сначала её купи, а потом она сама сообразится на троих!
Конечно, это было бессмысленно, но Гарри послушно встал, вынул из кармана деньги и раздал их присутствующим, и водка тут же разлилась по трём стаканам.
— А теперь разлей её, — сказал Драко, когда Гарри сел на своё место с пустой бутылкой в руках.
— Это нечестно! — закричал Рон. –Знаменитость налила Малфою вдвое больше моего! Директор, скажите ей, что это не по-гриффиндорски!
— Зато себе она ничего не налила, — сказал Драко. — Ты любишь водку, Знаменитость?
Не успел Гарри ответить, как Рон выхватил палочку и набросился на слизеринца. Тот не остался в долгу и в ту же секунду выхватил свою.
— Авада Кедавра! — прозвучало одновременно, и два тела упали на землю.
Гарри вскочил на ноги и в ужасе бросился бежать, перепрыгнув
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
тут текёт водичка
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
через ручеёк. Краем глаза он увидал, как разгневанный директор поднялся с места. Тогда Гарри упал на колени и закрыл руками глаза.
— Ну, если их и после этого не исключат, — подумал он, — тогда мне можно будет вообще творить всё, что угодно!
Глава VIII. "Это мое собственное изобретение".
Немного спустя шум, доносящийся из Хогсмида, постепенно затих, и наступила такая мёртвая тишина, что Гарри в тревоге поднял голову. Вокруг не было видно ни души — только журчал ручеёк и шумел неподалёку лес. Уж не приснились ли ему и Драко, и Рон, и странные Гриффиндорские Любимцы Дамблдора, подумал Гарри. Но в руке у него всё ещё была зажата пустая бутылка, из которой он пытался разливать водку.
— Значит, всё это мне не приснилось! — сказал про себя Гарри. — А, впрочем, может, все мы снимся кому-нибудь ещё? Нет, пусть уж лучше это будет мой сон, а не сон Тёмного Лорда!
Подумав, он жалобно продолжал:
— Не хочу я жить в чужом сне! Он меня ещё в прошлый раз достал со всеми этими галлюцинациями и Окклюменциями! Вот пойду и разбужу его! Посмотрим, что тогда будет!
В эту минуту мысли его были прерваны громким криком:
— Эй, остановись! Пора рассказать людям правду!
Он поднял глаза и увидел, что на него из леса во весь опор несётся Чёрный Конь, на котором, размахивая Прытко Пишущим Пером, сидит закованная до самого горла в розовые кружева Рита Скиттер. Доскакав до Гарри, конь остановился.
— Я возьму у тебя интервью! — крикнула Рита и свалилась с коня.
Гарри попятился; правда, он испугался больше за журналистку, чем за себя, и с волнением следил, как Рита Скиттер снова карабкается в седло. Усевшись поудобнее, она снова начала:
— Я возьму у тебя...
Но тут её прервал чей-то голос:
— Эй, остановись! Пора рассказать людям правду!
Гарри удивленно оглянулся.
Это была Луна Лавгуд, сидящая на Белом Коне, в своей огромной шапке с ревущим Львом. Она подскакала к Гарри и остановилась.
Рита и Луна сидели на своих конях и молча смотрели друг на друга. Гарри с недоумением переводил взгляд с одной на другую.
— Это я писала о нём статью в прошлом году! — сказала, наконец, Рита Скиттер.
— Да, но опубликовала её я в журнале моего отца! — ответила Луна Лавгуд.
— Что ж, в таком случае придется нам решить спор за право формирования общественного мнения в честной игре в слова, — предложила Рита.
— Предлагаю взять слово “расковыркус” и составлять слова не меньше чем из пяти букв, — нараспев проговорила Луна.
— Я не знаю, что такое “расковыркус”, но у тебя в любом случае нет шансов, — ответила Скиттер.
И они принялись строчить так быстро, как могли.
— Интересно, — подумал Гарри, вставая на цыпочки и робко заглядывая к ним в пергаменты, — какие у них правила? Первое, по-моему, такое: любое слово считается существующим, если оно встречается в журнале отцы Луны... А второе правило, должно быть, такое: перья нужно держать левой рукой, чтобы писать было труднее.
Было еще одно правило, которого Гарри, видно, не заметил: каждый раз, когда они принялись зачитывать свои слова, на каждое слово, произнесённое Ритой, Луна тут же отвечала тем же словом, прочитанным задом наперёд. Этим и кончилась игра: Рита произнесла последнее слово в своём списке — “рывок”, на что Луна ответила словом “ковыр”, пояснив, что это травка в Западной Монголии. Рита сдалась, швырнула наземь перо и ускакала прочь. Луна так и не зачитала ни одного слова из своего собственного списка.
— Блестящая победа, правда? — спросила, подъезжая к Гарри, Луна.
— Не знаю, — отвечал с сомнением Гарри. — Мне что-то вообще не хочется, чтобы у меня брали интервью. Я хочу быть Ферзём.
— Ты им и будешь, когда перейдёшь через следующий ручеёк, — отстранённо сказала Луна. — Я провожу тебя через лес до опушки, а потом вернусь обратно в Западную Монголию! Такой у меня ход.
— Большое спасибо, — сказал Гарри. — Помочь тебе снять шапку?
Самой Луне это, видно, было не под силу. С большим трудом Гарри освободил её, наконец, из шапки.
— Вот теперь можно вздохнуть свободнее, — сказала Луна, пригладила обеими руками взлохмаченные белые волосы и повернулась к Гарри. У неё было удивлённое лицо и большие выпуклые глаза. Гарри подумал, что в жизни не видал такой странной девушки.
На ней была растрёпанная мантия — огромная, словно с чужого плеча, на шее висели бусы из пробок от сливочного пива, а на спине болтался вверх дном и с откинутой крышкой необычной формы деревянный ящик для писем. Гарри разглядывал его с большим любопытством.
— Я вижу, тебе нравится мой ящик, — приветливо заметила Луна. — Это моё собственное изобретение! У меня в нём одежда и бутерброды. Надеваю я его, как видишь, вверх дном, и дождь в него не попадает.
— Зато всё остальное из него выпадает! — мягко сказал Гарри. — Ты знаешь, что крышка у него открыта?
— Нет, — ответила Луна, и тень досады скользнула по её лицу. — Значит, все мои вещи выпали! Тогда зачем он мне?
С этими словами она отстегнула ящик и размахнулась, чтобы бросить его в кусты, но тут, видно, в голову ей пришла какая-то мысль, и она осторожно повесила его на дерево.
— Догадываешься, зачем? — спросила она Гарри. Гарри покачал головой.
— А вдруг пчёлы совьют там гнездо — тогда у меня будет мёд!
— Но у тебя на седле висит улей... или что-то вроде улья, — сказал Гарри.
— Да, это очень хороший улей, — грустно согласилась Луна. — Самого лучшего качества! Но пчелам он почему-то не нравится! У меня здесь есть ещё и мышеловка. Видно, мыши отгоняют пчел. Или пчелы — мышей. Не знаю...
— А я как раз думал: зачем тебе мышеловка, — сказал Гарри. — Трудно представить себе, что на конях живут мыши...
— В Западной Монголии все мыши всегда живут только на конях кочевников, — ответила Луна. — А я бы не хотела, чтобы они по мне бегали. Видишь ли, — продолжала она, помолчав, — нужно быть готовым ко всему! Вот почему у моего коня на ногах браслеты.
— А это зачем? — заинтересовался Гарри.
— Чтобы акулы не укусили, — ответила Луна. — Это моё собственное изобретение! Помоги-ка мне забраться на коня. Я выведу тебя на опушку. А эта бутылка для чего?
— Для водки, — сказал Гарри.
— Тогда давай прихватим её с собой, — предложила Луна. — Она нам очень пригодится, если мы найдём водку. Водкой можно приманивать морщерогого кизляка. Подержи-ка сумку — я её туда засуну... Конечно, места там для неё маловато — сумка битком набита подсвечниками, но что поделаешь!
И она подвесила сумку к седлу, с которого свисали пучки моркови, каминные щипцы и ещё всякая всячина.
— Надеюсь, волосы у тебя сегодня хорошо приклеены? — спросила Луна, когда они тронулись в путь.
— Не лучше, чем всегда, — с улыбкой отвечал Гарри.
— Этого мало, — встревожилась девушка. — Ветер тут в лесу такой сильный, что прямо рвёт волосы с корнем!
— А ты ещё не придумала средства от вырывания волос? — спросил Гарри.
— Нет, но зато я придумала средство от выпадания, — отвечала Луна.
— Какое же? Мне бы очень хотелось узнать!
— Берешь палочку и ставишь её на голову, чтобы волосы вились вокруг неё, как плющ. Волосы почему падают? Потому, что свисают вниз. Ну а вверх падать невозможно! Это моё собственное изобретение! Можешь его испробовать, если хочешь!
Средство это показалось Гарри не очень хорошим, и он молча шёл рядом, время от времени останавливаясь, чтобы подождать Луну, которая не слишком-то долго помнила, куда и зачем она едет.
Стоило коню остановиться (а он то и дело останавливался), как Луна тут же начинала смотреть куда-нибудь в сторону, словно там находилось что-то совершенно необыкновенное, а когда конь снова трогался с места (обычно он делал это рывком), Луна начинала с интересом рассматривать пятнышки на его сбруе. В остальном она довольно связно отвечала на вопросы Гарри — только временами смотрела ещё и в небо.
С некоторым волнением наблюдая, как Луна держится в седле едва ли не задом наперёд, Гарри рискнул заметить:
— Ты, должно быть, часто ездишь верхом?
Луна очень удивилась.
— Почему ты так думаешь?
— Ты даже не смотришь вперёд.
— Я смотрю, — отвечала Луна торжественно. — Вперёд, и назад!
— Ах, вот как! — сказал Гарри как мог сердечнее. Больше он ничего не мог придумать.
Они продолжали свой путь молча — Луна ехала, крепко закрыв глаза, и лишь изредка что-то бормотала.
— Тебе бы достать велосипед, — заметил Гарри. — Знаешь, такая магловская шутка.
— А что, на нём ездить интересней? — спросила Луна, сразу открыв глаза.
— Гораздо сложнее, — ответил Гарри. — Магловские подростки на нём такие штуки выделывают. У меня около дома мальчишки целыми днями туда-обратно на них сигают. Чего только не придумывают. Сначала в одну сторону едут без рук, потом в обратную едут без зубов…
— Достану себе такую штуку, — задумчиво сказала Луна. — Одну или две... Или несколько...
Наступило молчание. Немного спустя Луна произнесла:
— Я сделала много замечательных открытий. Ты, конечно, заметил несколько минут назад, что я о чем-то думала?
— Да, вид у тебя был задумчивый, — согласился Гарри.
— В этот миг я как раз изобретала новый способ перелезания через забор. Хочешь послушать?
— Пожалуйста, — сказал Гарри вежливо.
— Вот как я до этого додумалась, — продолжала Луна. — Понимаешь, я рассуждала так: единственная трудность в ногах — как поднять их наверх. Голова и так наверху! Значит, так: сначала кладем голову на забор — голова, значит, уже наверху. Потом становимся на голову — тогда и ноги тоже наверху, правда? И перемахиваем на ту сторону!
— Конечно, если удастся это сделать, через калитку перелезешь, — сказал с сомнением Гарри. — Но тебе не кажется, что всё это не так-то просто?
— Я ещё не пробовала, — отвечала серьёзно Луна, — и ничего не могу сказать наверняка... Но ты, пожалуй, прав, это не очень просто...
Эта мысль её так огорчила, что Гарри поспешно переменил тему.
— Какая у тебя шапка забавная! — весело заметил он. — Тоже сама сшила?
Луна с гордостью поглядела на шапку со львом, свисавшую с седельной луки.
— Да, — ответила она. — Но я сделала и другую, гораздо лучше этой. На ней был фестрал. Совсем как настоящий. Одно было нехорошо — шапку могли видеть только те, кто видит и настоящих фестралов… Однажды Добби случайно надел её вместе со всеми прочими шапками, которые раскладывала для домовых эльфов Гермиона, и даже этого не заметил, он ведь её не видел...
Луна рассказывала всё это так серьёзно, что Гарри не посмел улыбнуться.
— Должно быть, тяжело ему пришлось, — проговорил он, едва сдерживая смех. — Ведь шапка огромная, на неё ничего бы больше не налезло! То-то он удивлялся!
— Пришлось мне разыскать его и отобрать шапку, — отвечала Луна без тени улыбки. — Он подумал, что я хочу украсть у него его собственные шапки, и очень обиделся… Нелегко мне было убедить его, что он взял мою шапку, которую он не видит!
Говоря всё это, Луна снова повернула голову, провожая пристальным немигающим взглядом что-то слева от неё, пока едва не свернула шею.
— Как это ты можешь всё время смотреть не пойми куда, и одновременно что-то изобретать? — спросил Гарри.
Луна, казалось, очень удивилась его вопросу.
— Чем дальше я смотрю, тем дальновиднее мои изобретения, — сказала она. — Да-да! Чем дальше — тем дальновиднее!
Помолчав, она прибавила:
— Самым остроумным моим изобретением был новый рецепт лимонных долек! Я изобрела его, пока ела второе!
— И их успели приготовить на третье? — спросил Гарри. — Вот это быстрота!
— Нет, — протянула задумчиво Луна, — на третье не успели! Не успели на третье!
— Значит, их приготовили на завтра?
— Нет, не на завтра! — повторила Луна всё так же задумчиво. — На завтра не успели!
Она повесила голову и мрачно произнесла:
— Боюсь, что их вообще не приготовили! Боюсь, что их вообще никогда не приготовят! А какое это было остроумное изобретение!
— А из чего они делаются? — спросил Гарри, желая хоть как-то её приободрить. Он увидел, что бедная девушка совсем пала духом.
— В основу бралась промокашка, — отвечала Луна со стоном.
— Боюсь, что это не очень-то вкусно...
— Одна промокашка, конечно, не очень вкусна, — прервала его с волнением Луна. — Но если смешать её ещё кое с чем — знаешь, из той большой баночки у Снейпа в лаборатории — тогда совсем другое дело!
— А-а, вон в чём дело, — протянул Гарри. — Держу пари, рецепт долек самим Снейпом и был тебе подсказан…
— Да, он мне очень помогал, предоставил столько интересных ингредиентов. Наверное, очень хотел сделать подарок Дамблдору… Представляешь, просыпается утром Дамблдор, а вместо его старых долек у него целая миска новых! Но здесь я должна тебя оставить...
Они вышли на опушку леса. Гарри вздрогнул от неожиданности — в эту минуту он думал только о выражении лица Дамблдора, когда он обнаружит, что весь его запас долек был замен новыми дольками по рецепту Снейпа и Луны Лавгуд.
— Ты загрустил? — огорчилась Луна. — Давай я спою тебе в утешение песню.
— А она очень длинная? — спросил Гарри. В этот день он слышал столько стихов!
— Она длинная, — ответила Луна, — но очень, очень красивая! Когда я её пою, все рыдают... или...
— Или что? — спросил Гарри, не понимая, почему Луна вдруг остановилась.
— Или... не рыдают. Заглавие этой песни называется "Пуговки для сюртуков".
— Ты хочешь сказать — песня так называется? — спросил Гарри, стараясь заинтересоваться песней.
— Нет, ты не понимаешь, — ответила нетерпеливо Луна. — Это заглавие так называется. А песня называется "Бешеный аврор".
— Мне надо было спросить: это у песни такое заглавие? — поправился Гарри.
— Да нет! Заглавие совсем другое. "С горем пополам!" Но это она только так называется!
— Так что это за песня? — спросил Гарри в полной растерянности.
— Я как раз собиралась тебе об этом сказать. "Сидящий на столбе"! Вот что это за песня! Музыка собственного сочинения!
С этими словами она остановила коня, отпустила поводья и, медленно отбивая такт рукой, запела с выражением блаженства на своем добром и удивлённом лице.
Из всех чудес, которые видел Гарри в своих странствиях по Завуалью, яснее всего он запомнил это. Многие годы спустя сцена эта так и стояла перед ним, словно всё это случилось только вчера: выпуклые голубые глаза и мягкая рассеянная улыбка Луны, заходящее солнце, запутавшееся у неё в волосах, конь, мирно щиплющий траву у его ног, свесившиеся на шею коня поводья и чёрная тень леса позади — он запомнил всё, всё до мельчайших подробностей, как запоминают поразившую воображение картину. Он прислонился к дереву, глядя из-под руки на эту странную пару и слушая, словно в полусне, грустный напев.
— А музыка вовсе не её сочинения, — подумал Гарри. — Я эту музыку знаю. Это "Let It Be"!
Он стоял и внимательно слушал Луну, но рыдать — не рыдал.
Я ясно помню до сих пор,
Как повстречался мне
Какой-то бешеный аврор,
Сидящий на столбе.
Спросила я: "Послушай, дед,
Чем ты живёшь? На что?"
Но проскочил его ответ
Как пыль сквозь решето.
— Я Пожирателей ловлю
На берегу реки,
Потом я делаю из них
Блины и пирожки
И продаю их морякам -
Три штуки на пятак.
И в общем, — с горем пополам,
Справляюсь кое-как.
Но я обдумывала план,
Как щеки мазать мелом,
А у лица носить экран,
Чтоб не казаться белым!
И я в его безумный глаз
Уставилась в упор:
— Скажи, прошу в последний раз,
Как ты живешь, аврор?
И этот милый старичок
Сказал с улыбкой мне:
— Макаю пойманных в толчок
И жгу их на огне,
Из их кишков я достаю
Сыр под названьем бри.
Но за допросы мне дают
Всего монетки три.
А я гадала, как мне впредь
Питаться манной кашей,
Чтоб ежемесячно полнеть
И становиться краше.
Я догадалась, наконец,
И, дав ему пинка,
— Кого пытаете, отец? -
Спросила старика.
— Подозреваемых козлов
В глухой полночный час.
И пуговки для сюртуков
Я мастерю из глаз.
Но платят мне не серебром,
Хоть мой товар хорош.
За девять штук, и то с трудом,
Дают мне медный грош.
Бывает, выловлю в пруду
Полтрупа без ноги,
А то — среди холмов найду
Варёные мозги.
Путей немало в мире есть,
Чтоб как-нибудь прожить,
И мне позвольте в Вашу честь
Стаканчик пропустить.
И только он закончил речь,
Пришла идея мне:
Как мост от ржавчины сберечь,
Сварив его в вине.
— За всё, умелый старикан,
Тебя благодарю,
А главное — за тот стакан,
Что выпил в честь мою.
С тех пор, когда я тосковала, или тяжко было,
Когда я пальцем попадала в свежие чернила,
Когда не с той ноги башмак пыталась натянуть,
Когда отчаянье и мрак мне наполняли грудь,
То я рыдала на весь дом, и вспоминался мне
Старик, который как-то раз
Вошёл, скрипя, в притихший класс,
Заколдовал троих из нас -
Трёх смелых Гриффиндорцев враз! -
И, вперив в нас волшебный глаз,
Спросил сурово: “Кто из вас
Забыл надеть противогаз?
Я покажу вам без прикрас
Что значит нарушать приказ!”
И мы поднять не смели глаз!
Но гнев его потом угас,
И он продолжил свой рассказ
О тех, кого когда-то спас
Аврор по кличке Шизоглаз,
Что был высок и седовлас
И одноног, и разноглаз,
Из кружки пьющий каждый час,
Сидящий на столбе!
Пропев последние слова своей баллады, Луна подобрала поводья и повернула коня.
— Тебе осталось пройти лишь несколько шагов, — сказала она. — Спустишься под горку, перейдёшь ручеек — и ты Ферзь! Но ты подождёшь и помашешь мне вслед? — прибавила она, увидев, что Гарри не терпится перепрыгнуть через последний ручеёк, отделяющий его от заветной цели. — Я тебя долго не задержу. Как увидишь, что я доехала до поворота, махни мне платком. А то мне никто ещё никогда не махал…
— Конечно, я подожду, — сказал Гарри. — Спасибо за то, что ты меня проводила... И за песню... Она мне очень понравилась.
— Надеюсь, — проговорила Луна с сомнением. — Только ты почему-то не очень рыдал...
Они пожали друг другу руки, и Луна медленно поехала назад по лесной дороге.
— Должно быть, в Западной Монголии холодно, — подумал Гарри, глядя ей вслед. — Вон сколько на ней и на коне всякого барахла понавешано…
Так он размышлял, глядя, как конь мерно трусит по дороге, пока Луна не подъехала к повороту. Тогда Гарри помахал ей платком и подождал, пока она не скрылся из вида.
— Надеюсь, это её приободрило, — подумал Гарри, сбегая с пригорка. — Последний ручеёк — и я Ферзь! Звучит великолепно!
Ещё несколько шагов — и он очутился на берегу ручья.
— Наконец-то, восьмая линия! — воскликнул Гарри, прыгнул через ручеёк
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
тут текёт водичка
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
и бросился ничком на мягкую, как мох, лужайку, на которой пестрели цветы.
— Ах, как я рад, что я, наконец, здесь! Но что это на мне? — воскликнул он и в страхе схватился руками за что-то тяжёлое на своих плечах.
Это была обширная чёрная мантия.
Глава IX. Ферзь Гарри.
— Вот здорово! — воскликнул Гарри. — Я никогда и не думал, что так скоро стану Ферзём.
С этими словами он встал и прошёлся по лужайке, поначалу весьма скованно, потому что широкая мантия, вместо того чтобы эффектно развеваться, путалась в ногах, но потом смелее, успокаивая себя тем, что вокруг не было ни души.
— Если я и вправду Ферзь, — подумал Гарри вслух, — со временем я научусь в ней носиться так же, как Снейп, чтобы походить на чёрный тайфун.
Всё было так странно, что он ничуть не удивился, увидав, что с одной стороны от него сидит Чёрная Ипостась Снейпа, а с другой — Белая. Ему очень хотелось спросить их, как они сюда попали, но он боялся, что если на него рассердятся сразу два Снейпа, то его карьера в качестве Ферзя окончится стремительно и бесславно. Подумав, он решил, что может, по крайней мере, спросить, кончилась ли шахматная партия.
— Скажите, пожалуйста... — начал он робко, взглянув на Чёрную Ипостась.
Но Снейп не дал ему договорить.
— Никогда не заговаривай первым! — сказал он строго.
— Но, если бы все соблюдали это правило, — возразил Гарри, всегда готовый немного поспорить, — и, если бы никто не заговаривал первым и только бы ждал, пока с ним заговорят, а те бы тоже ждали, тогда бы никто вообще ничего не говорил, и значит...
— Нет, это просто смешно, — воскликнул Снейп. — Неужели ты не понимаешь, нелепый ребёнок... — Тут он нахмурился и почему-то замолчал, а подумав с минуту, решительно переменил тему:
— Как ты смел сказать: "Если я и вправду Ферзь..." Какое ты имеешь право так называть себя? Ты не Ферзь, пока не победишь Тёмного Лорда и не сдашь С.О.В. на Ферзя! И чем скорее мы начнём — тем лучше!
— Я ведь только сказал: "если..." — жалобно проговорил бедный Гарри. Ипостаси переглянулись, и Чёрная произнесла, передёрнув плечами:
— Он говорит, что только сказал: "если"!
— Но ведь он сказал гораздо больше! — закатил глаза второй Снейп. — Он уже тут успел столько бреда наговорить…
— Конечно, больше, — подхватила Чёрная Ипостась и повернулась к Гарри. — Всегда говори только правду! Думай, прежде чем что-нибудь сказать! И записывай всё, что сказал!
— Я совсем не думал... — начал было Гарри, но Чёрная Ипостась нетерпеливо прервала его:
— Ну конечно, Великий Поттер у нас думать не привык. За него подумают Директор, скользкий ублюдок Снейп и Гермиона Грэйнджер! А Волдеморт как-нибудь сам собой повергнется! Как, по-твоему, нужен кому-нибудь Спаситель Мира, который не думает?
— Да я как раз вовсе и не собирался быть Спасителем Мира! — запротестовал Гарри. — Это вам нужен был спаситель…
— Никто не говорит, что нужен! — сказала Чёрная Ипостась. — Я и говорю: никому такой Спаситель не нужен!
— Он в таком настроении, — прибавила Белая Ипостась, — когда обязательно нужно с кем-то спорить. Неважно о чём — только бы спорить!
Её прервал Чёрный Ферзь: повернувшись к Белому, он с издевательской учтивостью произнёс:
— Приглашаю вас сегодня на банкет в честь Последней Битвы!
Снейп в Белой Ипостаси ухидно улыбнулся и произнёс:
— А я приглашаю вас!
— Банкет? — удивился Гарри. — Но кто же победил?
— Пока никто, — пожал плечами один из Снейпов. — Но нам-то какая разница? Мы в любом случае будем на особом положении.
— Я, правда, про банкет ничего не знаю, — заметил Гарри, — но поскольку я сыграю самую важную роль в последней битве, то гостей, по-моему, приглашать должен я.
— Мы долго ждали, пока ты догадаешься нас пригласить, — заметила Чёрная Ипостась. — Но ты, видно, уроков хороших манер не брал!
— Манерам на уроках не учат, — сказал Гарри. — На уроках учат Защите от Тёмных Искусств и всякому такому...
— Боггартов вы ведь с вашим оборотнем проходили? — спросил Белый Ферзь. — Чем отличается боггарт от вризрака?
— Я не знаю, — ответил Гарри. — Я только РОСМЭНовский перевод читал.
— Понятно, — сказал Чёрный Ферзь. — Отличать существ не умеет. А как насчёт их особенностей? Какую форму принимает боггарт боггарта?
— Этого я не знаю, но зато...
— Особенностей не знает, — сказал Белый Снейп. — А какой болезнью болеют все боггарты до единого?
— По-моему... — начал Гарри, но тут вмешалась Чёрная Ипостась Снейпа.
— Агорафобией*, конечно, — сказала она. — А вот ещё пример про боггартов. Какую форму примет боггарт, если выстроить перед ним всех персонажей Роулинг в ряд?
Гарри задумался.
— Он мог бы, конечно, превратиться в Волдеморта. Но ведь сам Волдеморт себя не боится! Тогда он мог бы превратиться в Дамблдора! Но ведь директор тоже не может бояться сам себя! Кого же могут бояться все?
— Значит, по-твоему, он ни в кого не сможет превратиться? — спросил Чёрный Снейп.
— Должно быть, ни в кого.
— Опять неверно, — сказал Чёрный Снейп. — Он превратится в Марию Спивак и Литвинову, потому что никто из нас не может справиться с ужасом перед их неукротимой фантазией на коверканье и перевод имён! Все мы — и Думбльдор, и Огрид, и Пенелопа Пуффендуй, и Воланчик, то бишь Воландеморт, и, прости господи, Злодеус Злей, он же Снегг, ваш покорный слуга, и даже безмозглый Златопуст — все мы в их ужасной и беспредельной власти.
— А, может, он примет форму самой Роулинг? — спросил без тени улыбки Гарри. — Вот уж кто имеет настоящую власть. Ещё седьмая книга впереди. Признайтесь, коленки-то дрожат?
— Защиту совсем не знает! — закричали оба Снейпа в один голос.
— А сами вы знаете? — спросил Гарри, внезапно поворачиваясь к Белой Ипостаси. Ему было обидно, что Ферзи так к нему придирчивы.
Белая Ипостась охнула и закрыла глаза.
— Со своим боггартом я ещё справлюсь, — сказала она, — если мне не будут мешать. Но со всеобщим — ни под каким видом!
— Конечно, знаю, — отвечал Гарри, не моргнув глазом.
— И я тоже, — прошептал Белый Снейп. — Будем повторять его вместе. Открою тебе тайну — я умею варить зелья из ничего! Великолепно, правда? Но не отчаивайся! И ты со временем этому научишься, если я за тебя возьмусь!
Тут в разговор снова вмешалась Чёрная Ипостась Снейпа.
— Перейдём к Зельеварению, — сказала она. — Как достать безоар? Отвечай!
— Это я знаю, — радостно начал Гарри. — Его нужно вынуть из желудка у козла...
— Для того чтобы вынуть безоар из желудка у козла, нужно его сначала туда засунуть, — вмешался Белый Ферзь. — Как его туда засунуть?
— Э-э… заставить съесть? — предположил Гарри.
— Для того чтобы заставить козла съесть безоар, этот безоар сначала нужно где-то достать! — прервал его Белый Ферзь. — Так как достать безоар?
— Обмахните его, — сказал с тревогой Чёрный Ферзь. — А то у него от умственного напряжения начнётся жар!
И они принялись обмахивать его ветками и не успокоились до тех пор, пока Гарри не стал ещё больше похож на своего лохматого отца, каким он видел его в Думоотводе.
— Ну, вот теперь он вне опасности, — сказал Чёрный Снейп. — А Чары ты знаешь? Что делает заклинание "Разоружармус"?
— А на каком это языке? — спросил Гарри.
— Понятия не имею! Спроси на “Народном переводе”.
Гарри решил, что на этот раз ему удастся выйти из затруднения.
— Если вы мне скажете, на каком это языке, — заявил он, — я вам скажу, что оно делает!
Но Чёрный Снейп гордо выпрямился и произнёс:
— Кстати о сделках, — проговорила Белая Ипостась Снейпа, опуская глаза и нервно ломая руки, — на прошлой неделе в пятницу Малфой заключил такую сделку с Авроратом! То есть, я хотел сказать — в пятницы!
Гарри удивился.
— У нас, — сказал он, — больше одной пятницы разом не бывает!
— Какое убожество! — фыркнул Чёрный Ферзь. — Ну а у нас бывает шесть, семь пятниц на неделе! А иногда зимой мы берем сразу десять ночей — чтоб потеплее было!
— Разве десять ночей теплее, чем одна? — рискнул спросить Гарри.
— В десять раз теплее, конечно!
— Но, вероятно, и в десять раз холоднее! — заметил Гарри.
— Совершенно верно! — вскричала Чёрная Ипостась. — В десять раз теплее и в десять раз холоднее! Точно так же, как я в десять раз тебя остроумней и в сто десять раз умнее!
— Шалтай-Малфой тоже так думает, — проговорила тихо, словно про себя, Белая Ипостась. — Он как раз пришёл в Хогвартс со штопором в руках...
— Что ему было нужно? — спросила Чёрная Ипостась.
— Он сказал, что хочет зайти, — продолжала Белая, — потому что ему нужен василиск. Но в то утро у нас ничего такого в школе, к сожалению, не оказалось.
— А в остальные дни? — удивился Гарри.
— Только по четвергам, — отвечал Снейп.
— Я знаю, зачем он приходил, — сказал Гарри. — Он хотел наказать Упивающихся, потому что...
Тут Белая Ипостась снова его прервала:
— Ай да сделку он заключил! Ты даже в мыслях такого представить себе не можешь!
(— Конечно, не может, — заметила Чёрная Ипостась. — Да у него и мыслей-то нет!)
— Он развернул акцию “Освободи десять Упивающихся, придумай им смешные отмазки и получи в подарок прикольную краску для волос!” В Аврорате радовались, как дети! У Волдеморта все тоже радовались, как дети! Я так обалдел, что забыл, на кого из них на самом деле работаю!
— В такую минуту я бы и не пытался этого вспомнить! — подумал Гарри. — По-моему, это вообще ни для кого никакой роли не играет... все как относились к Снейпу, так и будут относиться, на кого бы он там ни работал...
Вслух, однако, он этого не сказал, чтобы не обидеть шпиона.
— Ты его извини, — сказала вдруг Гарри Чёрная Ипостась, взяв Белую за руку и нежно ее поглаживая. — Он очень добрый, но всегда говорит гадости! Просто не может иначе!
Белая Ипостась злобно взглянула на Чёрную, потом ещё более злобно — на Гарри; Гарри чувствовал, что должен её утешить, но, как он ни ломал себе голову, ничего не мог придумать.
— Он не получил никакого воспитания, — продолжала Чёрная Ипостась. — И все же он добр на диво! Погладьте его по головке! Увидите, как он обрадуется.
Но Гарри не осмелился последовать этому совету.
— Немножко дружеского участия... и папильотки в волосы... ну, как Локхарту... и он станет совершенно неузнаваемым! — подумал он.
Белый Ферзь глубоко вздохнул и положил голову к Гарри на плечо.
— Я так хочу спать! — простонал он.
— Устал, бедняжка! — сказал Чёрный Ферзь. — Пригладьте ему волосы! Одолжите ему свой спальный чепчик! И спойте ему колыбельную!
— У меня нет чепчика, — возразил Гарри и попытался пригладить Белой Ипостаси волосы. Нельзя сказать, чтобы это ему удалось — он и со своими-то никогда справиться не мог. — И я не знаю никакой колыбельной. Вот разве что эту: “Good night, sleep tight, never wake...”**
— Придется мне самому его убаюкивать, — вздохнул Чёрный Снейп. — Вот вечно так...
И он запел**:
Спит убитая лисичка,
Спит задушенная птичка,
Обезглавленный хомяк -
Посмотри-ка, как обмяк!
Зацепившись за крючок,
Спит притихший червячок.
Дремлет безмятежным сном
Клоп, придавленный бревном.
Спят в пробирке эмбрионы,
Спят в музее фараоны,
И в уютном мавзолее
Ленин спит, блаженно млея.
Сторож спит с ножом в спине,
Спят пожарники в огне,
И, придавленный бревном,
Спит строитель мертвым сном.
Ошибившись только раз,
Спят саперы в этот час.
Парашют с собой не взяв,
Спит десантник на камнях.
Газ забыв закрыть, соседи,
Спят вповалку на паркете.
Спит, прикрывши лапой носик,
С голодухи сдохший песик.
Утонув в зловонной жиже,
Спят в аквариуме мыши.
И на высохшем полу
Рыбки кучкой спят в углу.
Спит застреленный зайчишка,
В мышеловке дремлет мышка.
Спит, на плоский блин похож,
Под каток попавший еж.
Спит, намотанный на шину,
Уж, попавший под машину.
В паутине дремлют мушки...
Спи, а то прибью подушкой!
— Запомнил слова? — спросил он и положил голову к Гарри на другое плечо. — А теперь убаюкай меня! Я что-то тоже спать захотел.
Не прошло и минуты, как оба Снейпа крепко спали, да еще и храпели к тому же!
— Что же мне делать? — подумал Гарри, в замешательстве оглядываясь по сторонам. Головы Снейпов скатились, словно два тяжелых шара, ему на колени. — Такого еще ни с кем не бывало! Стеречь двух спящих Снейпов! История Англии не знает подобного случая! Ну, конечно, не знает! Снейп раньше никому бы не позволил смотреть, как он спит!
— Ах, ну проснитесь же, наконец! — воскликнул он нетерпеливо. Но в ответ раздалось лишь мерное похрапывание.
С каждой минутой оно становилось всё мелодичнее, всё отчетливее, и, наконец, стало ясно, что это песенка — можно даже было разобрать слова; Гарри так заслушался, что совсем не заметил, как две тяжелые головы исчезли с его колен.
Он стоял перед огромной дверью с аркой, над которой большими буквами было написано "ВЫХОД НА ПОСЛЕДНИЙ УРОВЕНЬ: FINAL BATTLE"; по обеим сторонам двери свисали ручки звонков — над одним стояло "Для супер-мега-героев", а над другим "Для монстров".
— Дослушаю песенку до конца, — подумал Гарри, — а потом позвоню. Только в какой звонок мне звонить?
Он задумался.
— Я, конечно, не супер-мега-герой, для этого я слишком скромный. Но я и не монстр! Нужен еще один звонок с надписью: "Для-Мальчиков-Которые-Выжили-И-Вовсе -Не-Хотят-За-Это-Ни-Славы-Ни-Почестей-Ни-Звания-Супер-Мега-Героев-Потому-Что-Они-Очень-Скромные -И-Ещё-Потому-Что-В-Гробу-Они-Видели-Вашего-Волдеморта-И-Вашу-Идиотскую-Войну -И-Ваше-Высосанное-Из-Пальца-Противостояние-Добра-И-Зла-И-Весь-Ваш-Грёбаный -Магический-Мир-Которому-Они-Почему-То-Что-Нибудь-Постоянно-Должны-Хотя-Сами-Может -Хотели-Бы-Блин-В-Квиддич-Играть-И-С-Девушками -Встречаться-ДЕМЕНТОР-ВАС-РАСЦЕЛУЙ!!!!!"
В эту минуту дверь приотворилась, из-за неё высунулся какой-то Упивающийся и прошипел:
— Финальные битвы отменяются до послезавтрашней недели!
И с грохотом захлопнул дверь.
Гарри долго стучал и звонил, но всё было напрасно. Наконец, к запертой двери с другой стороны подошёл Невилл Лонгботтом.
— В чем дело? — спросил он Гарри хриплым голосом.
Гарри рассерженно повернулся.
— Где привратник? — гневно начал он. — Почему никто не подходит к двери?
— К какой двери? — спросил Невилл.
Он говорил так спокойно и неторопливо, что Гарри чуть не затопал на него ногой.
— К этой, конечно!
Невилл уставился на дверь большими грустными тусклыми глазами, потом подошел поближе и потёр ее пальцем, словно проверял, не сходит ли краска, и снова уставился на Гарри.
— Как это: "никто не подходит к двери"? — переспросил он. — Ты же к ней подошёл!
— Не понимаю, о чём ты, — нахмурился Гарри.
— Чего ж тут не понять? — ответил Невилл. — Небось, я по-английски говорю. Хотя, может, и по-русски. По-английски бы меня Долгопупсом обзывать не посмели. Блин. Вот, слова “блин” в английском языке нет, значит, по-русски. Вот и славно, вот и разобрались.
Гарри охватило возмущение.
— Невилл, ты упился? Мне нужно срочно идти сражаться с Волдемортом, пока его без меня не убили. Я уже полчаса колочу в дверь, а всё без толку!
— Зря колотишь, — пробормотал Невилл. — Всё бы тебе кулаками решать, чистый гриффиндорец, прости Господи. Так ведь она и осерчать может!
С этими словами он подошел к двери и изо всех сил пнул её своим огромным сапогом.
— Не тронь его, — проговорил он, задыхаясь. — И он тебя не тронет!
И он, вернулся, прихрамывая, на свое место.
В эту минуту дверь широко распахнулась, и пронзительный голос запел:
Лорд Волдеморт на сраженье зовёт:
— Собирайся скорей, Завуальный народ!
В белых штанах и бумажной короне
Лорд Волдеморт восседает на троне!
И сотни голосов подхватили припев:
Я достаю из широких штанин
Поттера тушку и торт,
Пушкина бюст и электрокамин —
Здрасьте! Я Лорд Вольдеморт!!!
— А это уже баян! — обиженно закричал Гарри. — Раз вы так, сейчас войду и всех перебью!
И он вошёл. В зале тотчас воцарилась мёртвая тишина.
Гарри пошёл в дальний конец зала, беспокойно поглядывая по сторонам. Тут собрались авроры, Упивающиеся и даже Министерские — не менее пятидесяти персон.
— Как хорошо, что они пришли сами, без приглашения, — подумал Гарри. — Я бы не знал, кого приглашать, а кого нет.
В дальнем углу стояли два Снейпа; место между ними было свободно. Гарри встал туда, смущённый всеобщим молчанием; ему так хотелось, чтобы кто-нибудь заговорил.
Наконец, Чёрный Ферзь сказал:
— Вы опоздали, Поттер — мы уже казнили Петтигрю и Лестрангов.
Он махнул рукой и крикнул:
— Несите Эйвери!
И авроры поставили перед Гарри блюдо с рассевшимся на нём Эйвери. Гарри посмотрел на него с тревогой — ему никогда раньше не приходилось резать мясо.
— Вы, я вижу, робеете, — сказал Чёрный Ферзь. — Разрешите мне представить вас этому Упивающемуся. Знакомьтесь! Поттер, это Эйвери. Эйвери, это Поттер...
Эйвери поднялся с блюда и поклонился Гарри; тот тоже ему поклонился, так и не решив, смешно это или страшно.
— Я вам отрежу по кусочку? — спросил он Снейпов и взял в руки нож и вилку.
— Как можно? — запротестовала Чёрная Ипостась. — Вас только что познакомили, а вы уже на него с ножом! Унесите Эйвери!
И авроры тотчас же его унесли, а взамен принесли МакНейра.
— Я не хочу знакомиться с МакНейром, — быстро сказал Гарри, — он казнил Хагридова гиппогрифа. Отрезать вам по кусочку?
Но Чёрный Ферзь посмотрел исподлобья и произнёс:
— Знакомьтесь! МакНейр, это Поттер. Поттер, это МакНейр. Унесите палача!
И авроры тотчас же схватили МакНейра, так что Гарри даже не успел ему поклониться.
— Впрочем, почему это один Снейп здесь распоряжается? — подумал он и, решив посмотреть, что получится, крикнул:
— Авроры! Принесите МакНейра!
И тут же, словно по мановению волшебной палочки (вообще-то, не исключено, что так оно и было), палач снова оказался перед ним. Он был такой огромный, что Гарри опять немножко оробел. Но он взял себя в руки, отрезал кусок и подал его Чёрной Ипостаси Снейпа.
— И они ещё называют меня садистом! — сказал палач. — Интересно, что бы ты сказал, если бы я отрезал от тебя кусок? Мерзкое ты создание!
Гарри в ответ не мог сказать ни слова: он только смотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Скажи ему что-нибудь! — воскликнул Чёрный Снейп. — Ведь это смешно: палач говорит, а ты молчишь!
— Знаете, мне сегодня читали столько стихов, — начал Гарри робко, ибо он заметил, что стоило ему открыть рот, как в зале воцарилась тишина, и все взоры обратились на него. — И во всех стихах было что-нибудь кровавое, про сражения и убийства... Как странно, правда? Интересно, почему здесь так любят убийства?
Он обращался к Чёрному Снейпу, и тот ответил, хоть как-то и невпопад.
— Кстати, об убийствах... — медленно и торжественно произнёс он, ткнув пальцем в Белого. — Вот он, который правильный, знает премилую загадку, всю в стихах — и ни слова об убийствах, всё сплошь о любви! Пусть он её загадает, хорошо?
— Этот, мрачный, очень добр сегодня, — проговорил Белый Снейп. — Я сделаю это с восторгом! Вы разрешите?
— Прошу вас, — сказал Гарри учтиво.
Белая Ипостась явно обрадовалась. Слегка ухмыльнувшись, она начала:
Описать её внешность нетрудно –
Ребенку под силу.
И взрослей её сделать нетрудно –
Абзаца б хватило.
А NC про неё написать –
Так и вовсе раз плюнуть.
Потому что над этим сюжетом
Не нужно и думать.
— Макси с ней напиши!
— Написать с ней роман? Это можно.
— Но канон сохрани!
— Ах, увольте, мне так это сложно, –
Ведь тогда ей со Снейпом не быть... А теперь
Присылайте ответы на пейджер:
Легче в фике канон соблюсти или лишь
Написать мерисьюевый снейджер?
— Даю тебе минуту на размышление! — сказал Чёрный Ферзь. — А мы пока начнём финальную битву!
— Мочить гадов! — завопил он во весь голос.
И все присутствующие тут же начали биться, хоть и несколько странно: одни кидались во все стороны Авадой и почему-то Круциатусом, другие смело подставлялись под лучи Непростительных, закрывая собой Гермиону (которая тем временем спокойно делала уроки в Хогвартсе), третьи искали по всему залу труп казнённого Петтигрю, чтобы стребовать с него долг жизни. А три каких-то существа (очень похожих на авроров) попадали на пол, притворяясь мёртвыми, и подглядывали сквозь неплотно закрытые глаза.
— Ждут подходящего момента! — подумал Гарри.
— Ты должен нанести решающий удар, — сказал Чёрный Снейп, взглянув исподлобья на Гарри.
— Мы тебя поддержим, не беспокойся, — шепнул Белый. Гарри послушно встал, хоть сердце у него и похолодело.
— Большое спасибо, — ответил он тоже шепотом, — я и сам справлюсь.
— Это будет совсем не то! — решительно заявил Чёрный Снейп. — Если ты убьёшь Тёмного Лорда без нас двоих, то читатели в лучшем случае проклянут, а в худшем просто порвут на куски и тебя, и автора.
Пришлось Гарри покориться.
("Они так навалились на меня с двух сторон, — говорил он потом Рону, дойдя в своем рассказе до этого места, — словно боялись, что иначе я немедленно натворю каких-нибудь глупостей!")
Ему, и вправду, пришлось нелегко: Ферзи держали его за руки с обеих сторон, так что он и двинуться не мог.
— Волдеморт, выходи, подлый трус... — начал Гарри.
— Берегись! — завопил Белый Снейп, вцепившись обеими руками Гарри в волосы. — Сейчас что-то будет!
И тут (как говорил потом Гарри) началось что-то несусветное. Время вдруг будто остановилось, всё потемнело, а в центре зала образовалась светящаяся сфера, и их вместе с не пойми откуда выпавшим Волдемортом подняло внутри сферы в воздух и закружило. Ну, там, как полагается, всё чин чином, их палочки соединило сверкающими лучами, всё сияет, всё блестит, все рты пооткрывали, Волдеморт кричит “не трогайте его, он мой”, Чёрные кричат “не трогайте его, он Волдеморта”, Белые кричат “не вмешивайтесь, а то всех поубивает, пусть сами разбираются”.
— Вот предатели, — успел подумать Гарри в начавшемся переполохе.
В эту минуту он услышал внизу хриплый хохот и, оглянувшись, чтобы посмотреть, что случилось с Белым Снейпом, увидал, что вместо Снейпа в кресле сидит Эйвери.
— А я здесь! — закричал Волдеморт с другого конца луча. — Не вертись, голова закружится!
Гарри снова обернулся. Доброе, круглое лицо Тёмного Лорда улыбнулось ему с противоположной стороны бешено кружащейся сферы и исчезло в вихре.
Нельзя было терять ни минуты. Кое-кто из авроров повалился уже в на пол в изнеможении, жертв было всё больше, а режиссёр нетерпеливо махал Гарри рукой, чтобы он заканчивал этот балаган.
— Довольно! — закричал Гарри. — Я больше не могу!
Он ухватил сферу обеими руками, смял её и бросил пол ноги. Сияющие лучи, УпСы, Волдеморты — всё полетело на пол.
— Ну, а вас... — закричал Гарри, в сердцах поворачиваясь к Чёрному Снейпу, который, как ему казалось, был всему виновником (это Кэрролл очень точно подметил… — прим. автора).
— Ну, а вас... — повторил Гарри и схватил Снейпа за горло как раз в тот миг, когда он направил на Волдеморта палочку и начал было произносить “Ава…”, — вас я просто ПРИДУШУ!!!
____________________________
*агорафобия — боязнь открытого пространства
**строчка из моей собственной шуточной колыбельной. Первые две фразы — англоязычные колыбельные штампы. Целиком строчка переводится как “спокойной ночи, спи крепко, больше не просыпайся…”
**в разных вариантах перевода Демуровой приводились совершенно разные колыбельные, поэтому я не стала переделывать ни одной из них, а скомпановала текст из двух вариантов довольно известной в Интернете колыбельной неизвестного автора (или неизвестных авторов).
Глава X. Придушение.
С этими словами он схватил Чёрную Ипостась Слизеринского декана за горло и стал душить ненавистного Ферзя изо всех сил. *
Снейп, однако, и не думал сопротивляться, только схватил Гарри за ногу и стал сжимать её всё крепче и крепче, так, что аж кровоток пережал. Гарри всё душил и душил Ферзя, а тот всё сжимал Гаррину ногу… и сжимал… и сжимал… и Гарри уже испугался, что ногу придётся ампутировать…
* В шахматной партии, описанной Кэрроллом, Белая Королевская пешка в этот момент берёт Черного Ферзя, объявляя законный шах и мат Чёрному Королю, то есть Волдеморту, который проспал всю партию, вообще ни разу не сдвинувшись с места. В общем, Снейп опять крайний остался…
Глава XI. Пробуждение.
…И тут оказалось, что Гарри по-прежнему сидит на отработке в кабинете Снейпа перед недочищенным котлом и пытается задушить собственную ногу!
Глава XII. Так чей же это был сон?
— Поттер, вы мазохист? — сухо осведомился Снейп, глядя сверху вниз на вцепившегося в свою полупридушенную конечность Гарри. — Вам помочь, может быть?
— Э-э… а… а где же… а Финальная Битва уже закончилась? Я победил? Или мне всё приснилось? Нет, а чем всё закончилось? Объясните, что случилось? Вы же тоже там со мной были, в Завуалье?
У Снейпа есть одна неприятная привычка (как заметил однажды Гарри): что ему ни говори, он в ответ всегда ругается.
— Вот если бы он ругался вместо "нет", а, скажем, скептически хмыкал вместо "да", тогда с ним можно было бы иметь дело! Но разве можно разговаривать с человеком, когда тебе отвечают всегда одно и то же?
Снейп опять начал ругаться, но что он хотел этим сказать — неизвестно.
В этот момент в кабинет Снейпа заглянул Дамлдор.
— Что я вам говорил?! — воскликнул Гарри и с торжеством захлопал в ладоши. — Снейп работает на обе стороны.
("Но Дамблдор на Снейпа и не взглянул, — рассказывал он потом Гермионе. — Отвернулся в сторону и притворился, что даже его и не видит! Правда, вид у него при этом был немножко виноватый. По-моему, всё же он Снейпа покрывает! Вот почему, спрашивается, он всю партию ничего не делал, только дольки жрал? А Волдеморта мы со Снейпом мочили!")
Снейп же и не думал отвечать на выпад в его сторону. Молчал как партизан на допросе.
— Пока думаешь, что... проругаться, чисти котёл! — проворчал Гарри себе под нос. — Это экономит время, сам же сказал…
— Интересно, а Дамблдора кто покрывает? — советовался позже Гарри с МакГонаголл. — Может быть, его спонсирует Шалтай-Малфой? По-моему, да... Только подождите, не рассказывайте об этом своим друзьям... Я всё ещё сомневаюсь.
— Кстати, если Снейп и вправду был вместе со мной в моём сне, то, верно, заметил одну вещь... очень приятную для него! Я столько слышал стихов, и все про пытки и убийства! Завтра утром я устрою ему настоящий пир! Он будет завтракать, а я буду читать ему про МакНейра и Лестранга, как они пытали маглов, и пусть эти стихи вызывают в нём приятные воспоминания!
— Послушайте, профессор МакГонаголл, давайте-ка поразмыслим, чей же это был сон! Это вопрос серьёзный, так что перестаньте, пожалуйста, постоянно есть дольки! Вас ведь Дамблдор уже поил чаем сегодня! Понимаете, сон этот приснился либо мне, либо Волдеморту. Конечно, он мне снился — но ведь и я ему снился! Так чей это был сон? Неужели Волдеморта? Вот вечно такая фигня с этими снами… В том году вообще он снился сразу и мне, и ему, и его змее… профессор, ну помогите же мне решить! Оставьте на минуту ваши дольки!
Но профессор МакГонаголл, принялась за новую вазочку, притворяясь, что не слышит Гарри.
Как же, по-твоему, чей это был сон?
Книга Кэрролла заканчивалась акростихом. Я решила тоже осуществить первую в своей жизни попытку сочинения оного, однако подумала, что акростих должен быть зеркальным — то есть, фразу читать надо будет не по первым, а по последним буквам каждой строки (читать фразу ПОСЛЕДНЕЙ!)
Итак, стих-загадка.
Далеко, где тёмный лес,
Где растут сосна и клён,
Вырос замок на холме.
Без цементу, без гвоздей
На холме стоял как столп
Аж одиннадцать веков.
А внутри-то красота —
Чисто Асгард, без прикрас,
Разве только без богов.
Из окошек виден лес,
Сто портретов на стене,
Тыща лестниц вниз и вверх.
Между двух зелёных ламп —
Вы легко найдёте где! –
Виден тёмный коридор.
Как кишечник по спине,
Вниз ведёт куда-то в ж…
Вот туда ты и иди.
Кто засел среди котлов?
Кто бормочет: “Дурачьё!
Ждите вы хоть тридцать лет –
— — — — — — — — — — — -!
Для того, чтобы узнать последнюю фразу и разгадать эту невероятно сложную загадку, прочитайте зеркальный акростих по последним буквам каждой строки, и философский камень ваш:))
560 Прочтений • [Сквозь арку и что там увидел Гарри ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]
Vova
