Альфард Блэк и Тайная Комната

Вот уже пятнадцать с половиной лет своей жизни я решаю дилемму — либо вся моя семья нормальная, один я ненормальный, либо наоборот. Правда, возможен еще вариант — все Блэки ненормальны каждый по-своему, а я — типичный представитель этого древнейшего и благороднейшего семейства. Последнее подтверждается тем, что учусь я в Слизерине, а не в Гриффиндоре, куда Шляпа пять лет назад чуть меня не отправила. Если бы отправила — это было бы последнее ее решение за все время существования Хогвартса, ибо такого я бы ей не спустил.

Мои родственники считают меня ненормальным, потому что я до сих пор не придумал, на ком я собираюсь жениться. Моих объяснений, что на пятом курсе жениться еще рано, никто не слушает. Поневоле начнешь задумываться, кто из нас нормальный — я или Валбурга, которая еще в пять лет заявила, что женится на Орионе. То есть выйдет замуж. Валбурга утверждает, что я не могу этого помнить, потому что мне было три года. Но я помню. Я тогда очень обиделся и попытался добиться от Валбурги, чтобы она вышла замуж за меня, а потом заявил, что женюсь на Сигнусе. Сигнус, между прочим, тогда согласился! Ну и что, что ему было полтора года? Ориону было и того меньше — год с небольшим, а они с Валбургой до сих пор считаются помолвленными!

Ну ладно Орион с Валбургой, но Сигнус-то мог бы меня поддержать! Так нет — он еще со второго курса гуляет с Друэллой Розье, которая его на год старше. Я бы это пережил, если бы Друэлла не была блондинкой, а я не люблю блондинок. Не знаю почему, но мне принципиально не нравятся светловолосые девушки. С меня хватит одной Чарис, а если Сигнус женится на Друэлле, у них будут светловолосые дети. Блэки-блондины — что может быть хуже?

В настоящий момент положение дел таково: я сижу в полной народу общей гостиной. Вся наша семья в полном составе, плюс вся компания Тома Риддла, плюс еще несколько человек. Сигнус с Орионом рядышком сидят за столом и сообща делают задание по трансфигурации. Если я незаметно подойду к ним сзади и хлопну одного из них по плечу, они, не оборачиваясь, хором скажут: «Альфард, отстань» — и продолжат заниматься. Если это сделает кто-нибудь другой, они дружно обернутся, пронзят подошедшего злобными взглядами и опять продолжат заниматься. Уже проверял. Том Риддл с компанией устроился напротив. Все они тоже что-то учат. Все сосредоточенные и скучные. Надо разрядить обстановку.

Я откладываю в сторону учебник, встаю и направляюсь к дивану, на котором с книжкой устроилась Эйлин Принц. На меня никто не смотрит, включая саму Эйлин. Это неправильно. На меня должны смотреть все.

Я подхожу к дивану и опускаюсь на одно колено.

— Эйлин! — патетически произношу я.

Подействовало! Эйлин поднимает голову от книжки, смотрит на меня и издает тихий изумленный возглас.

— Позволишь ли ты, прекрасная дева, пригласить тебя на прогулку в Хогсмид в Валентинов день? Твой отказ разобьет мне сердце, поэтому, если ты не согласишься, приготовь мне лучший яд из тех, что умеешь готовить только ты!

Получилось! Все отложили книги, перья и пергаменты и смотрят только на меня. Даже Сигнус с Орионом. Теперь вся надежда на Эйлин.

— Ну как я могу послужить причиной смерти молодого волшебника такого благородного происхождения? — Эйлин подхватывает мой тон. — Конечно, я бы не отказалась испробовать на тебе зелье из тех, что не изучают на уроках, но мое сердце не выдержит!

— О, я безмерно тебе благодарен! — Я почтительно беру ее ладонь в свою и подношу к губам. — Ты спасла меня от смерти, ведь я давно сгораю от безнадежной страсти к тебе!

— О, Альфард! — Эйлин картинно закатывает глаза. — Ну как я могу отказать такому красивому и остроумному юноше!

— Договорились, значит, жду тебя в субботу утром в гостиной.

Я еще раз целую ее руку и заглядываю в глаза. Кроме нее, моего лица сейчас никто не видит, ибо я выбрал удобную позицию — спиной ко всем остальным, лицом к Эйлин. С братьями проще — они всегда понимали то, что я не мог сказать вслух, а вот поймет ли Эйлин, я не знал. Но судя по тому, как она прикрыла глаза и кивнула, поняла.

Я встаю, кланяюсь Эйлин и возвращаюсь на свое место. С полминуты в гостиной стоит тишина — все осмысливают увиденное. Кажется, если прислушаться, будет отчетливо слышно движение мыслей в головах.

Сигнус хочет что-то сказать, но Орион дергает его за мантию, и братья вновь возвращаются к своему заданию. Вот и правильно.

— Ну надо же, — говорит Ранульф Лестранж. — Кто бы мог подумать. Блэк, никак ты жениться собрался? А более чистокровную невесту выбрать не мог?

Эйлин делает вид, что не слышит. Это тоже правильно.

— Видишь ли, Лестранж, когда я соберусь жениться, я найду себе невесту с такой чистой кровью, что она будет светиться без всякого солнца. Но пока я еще не сдал СОВ, то о женитьбе думать еще рано, а гулять я могу с кем угодно. Хоть с тобой. Будешь со мной гулять?

Лестранж не находит что ответить. А я его сегодня еще пощадил. Мог бы заодно намекнуть, что у самого с учебой дела не ахти как. Если бы не Риддл, Лестранж совсем бы увяз в домашних заданиях.

— Блэк готов гулять с кем угодно? — переспрашивает Риддл. — А со мной?

— Неужели тебе не достаточно девушек? — удивленно вопрошаю я. — Я сам видел, как штук пять гриффиндорок бежали за тобой по пятам почти до самой гостиной Слизерина!

Честно говоря, иногда я Риддла даже побаиваюсь. Но я не должен это показывать. Пусть лучше я покажусь ему смешным.

— А может, я предпочитаю слизеринских мальчиков?

— Разве тебе не хватает?

— А может, мне именно тебя не хватает?

У меня такое чувство, что Риддл понял всю мою затею. Уже два года я отбиваюсь от его попыток перетащить меня в свою компанию. Мне не нужна компания Риддла, у меня есть семья. Если идти к нему — то всем четверым, а Сигнуса и Ориона я ему не отдам.

— Это ты зря. Я ужасен: я не умею говорить серьезно, и что бы я ни трансфигурировал, результат всегда получается с розовыми ушами и с хвостом!

— А почему именно с розовыми? — интересуется Друэлла.

Кажется, выкрутился. Теперь можно специально для Друэллы прочитать лекцию по трансфигурации розовых ушей во что-нибудь, укладывающееся в курс школьной программы. Пока я этим занимаюсь, Риддл с Лестранжем возвращаются к прежним занятиям.

Пока мы с Эйлин шли по главной улице Хогсмида, я вдохновенно рассказывал, как летал на гиппогрифе. Рассказывал очень эмоционально, красочно, с размахиванием руками и щелканьем зубами за неимением клюва. Эйлин весело смеялась, и со стороны мы удивительно походили на счастливых влюбленных.

Мы дошли до маленькой кофейни на боковой улочке, взяли себе кофе, мороженого и бисквитов, и я тихо сказал Эйлин:

— Делай вид, что мы с тобой гуляем.

— Да я уже давно поняла, что ты не за этим меня сюда позвал, — улыбается Эйлин. — Но неужели нельзя было поговорить где-нибудь в коридоре или пустом классе? Зачем представление перед всеми устраивать?

— Затем, что легче всего скрыться у всех на виду!

— Над тобой будут смеяться!

— Надо мной смеются с тех пор, как я родился! И меня это положение вещей, как ни странно, устраивает. А сейчас, Эйлин, тебе предстоит страшное зрелище — серьезный Альфард Блэк. Я знаю, такого не бывает, но ты девушка сильная, ты выдержишь.

Я не стал делать серьезное лицо — каждый раз, когда я пытаюсь его сделать, результат получается прямо противоположный. Я просто сказал:

— Расскажи мне еще раз по порядку, что ты слышала про Гонтов. До последней мелочи. Я правильно понял, что ты узнала эту историю лично от работника Министерства, приходившего к Гонтам?

Эйлин рассказывает, а я то и дело задаю уточняющие вопросы. Один раз я этот рассказ уже слышал — сначала от Ориона, с которым говорила Эйлин, потом от самой Эйлин, но без подробностей. Сейчас же мне важна любая мелочь.

— Значит, медальон Слизерина был у Меропы? И так у нее и остался?

— Думаю, что да.

— Интересно. Этот медальон году этак в двадцать седьмом оказался в лавке «Горбин и Бэрк». Я слышал от родителей. Бэрк негласный аукцион устроил — кто больше за него заплатит, и нам он не достался.

— А как он попал в лавку?

— Говорят, принесла какая-то оборванная девушка, не представляющая толком, сколько он стоит. Бэрк купил его за бесценок. Похоже, это Меропа и была, больше некому. Эйлин, а ты не знаешь, как звали того магла, на которого заглядывалась Меропа?

— Кажется, Том, но фамилию Огден не говорил. Альфард, зачем тебе эти подробности? Мы ведь достаточно знаем!

— Чем больше знаешь, тем уверенней! — Эйлин это не убеждает, и я добавляю: — Мне кажется, мы что-то пропустили. Что-то очень важное.

— Том Риддл — потомок Слизерина... Не таким я себе его представляла...

— Ну почему? Гордость факультета, лучший ученик... Вот увидишь — через два года старостой школы станет.

Ага, радостная и безоблачная картинка. За исключением того, что Блэки в моем лице от него бегают.

— Альфард, а ты про него что знаешь? Он тебе рассказывал?

— На первом курсе он много чего рассказывал.

Кое-что Эйлин уже знает, Кое-что я говорю ей сейчас. К счастью, на нас никто не смотрит, ибо все сидящие в кофейне парочки заняты исключительно друг другом.

— Знаешь, что меня заботит? Риддл пять лет пытался узнать о своем происхождении. Теперь он знает. Вопрос — что он будет делать дальше.

— А что он может сделать?

— Не знаю. Это-то меня и беспокоит.

Состояние, когда ты не знаешь того, что должен знать, очень угнетает. Сознание неправильности происходящего тоже угнетает. Последний потомок Слизерина оказывается полукровкой. И Лестранж, который даже Эйлин не признает чистокровной за то, что у нее где-то в четвертом-пятом поколении имеются маглы, почитает Риддла за своего кумира.

Мы еще полчаса обсуждаем проблему потомков Слизерина. Не придя ни к каким определенным выводам, спохватываемся, что нас ждут в «Трех метлах», где мы собрались дружной компанией отмечать день рождения Ориона. Повезло Ориону — у него день рождения шестнадцатого февраля, очень удобно в Хогсмиде праздновать. У Валбурги — в конце марта, у Сигнуса — в октябре, одному мне не повезло — у меня в июне. И обязательно в день рождения какой-нибудь экзамен сдавать приходится. А в этом году еще и СОВы. Почему я самый невезучий из всех Блэков?

Последний вопрос я задаю Эйлин вслух, и она смеется:

— Потому что ты самый ненормальный из всех Блэков.

— Я самый нормальный! — возражаю я. — Это все остальные ненормальные!

Все, больше мне не надо делать серьезного вида. Я снова такой, к какому все привыкли, и мы с Эйлин можем спокойно прийти в «Три метлы» и выпить за здоровье брата.

А что я сегодня расскажу Ориону и Сигнусу, я еще не решил. Может быть, и ничего.

Мне приснился странный сон. Мне часто снятся странные сны, и не могу сказать, был этот сон менее странным, чем предыдущие, или же нет. Они у меня все разные. Однажды мне приснилось, что в нашем классе учится Барти Крауч, сын Чарис, которому сейчас едва ли четыре года исполнилось. Это я рассказов Валбурги наслушался, она Чарис каждые каникулы навещает.

На этот раз приснилось, что на уроке трансфигурации Риддл превратил профессора Дамблдора в змею. А обратно не смог. Мы все остались в замешательстве — неужто Дамблдор будет преподавать нам в таком виде? Его же только один Риддл и поймет, больше никто парселтонгом не владеет!

И тут я проснулся. Времени было от силы пять утра. Хотел посмотреть на часы, но услышал чей-то шепот и замер. Что, опять Лестранжу не спится? Может, ему тоже что-нибудь страшное приснилось? Я, например.

— Ты что же, Лестранж, боишься?

Риддлу тоже не спится. Каждый по-своему находит время и место для разговоров — я Эйлин в Хогсмид приглашаю, изображая влюбленного, а Риддл со своей свитой по ночам в спальне шепчется. Мог бы и другое место выбрать. Я-то от Риддла скрываюсь, а ему от кого прятаться? От меня? Очень умно — прятаться от меня у меня же под носом.

— Нет, лорд Волдеморт, я не боюсь.

Ого! Как это он себя обозвал? Какой еще Волдеморт? В каком учебнике древних рун он это выкопал?

— Вот и хорошо. И никому ни слова!

Что это они затевают, интересно?

Кажется, я пошевельнулся, потому что Лестранж испуганно спросил Риддла:

— А нас не подслушивают?

— Кто нас подслушивает? Здесь все свои.

Неправда. Я не ваш. Я сам по себе. Блэки еще никогда никому не принадлежали.

Я услышал, как Лестранж подошел к моей кровати и, не отдергивая полога, спросил:

— Блэк, ты спишь?

Было очень сильное искушение ответить: «Нет, я только что проснулся, от того что ты мне приснился». Но я не ответил.

— Пойдем, — сказал Риддл, и они вышли из спальни. Кажется, еще и Эйвери с ними.

Убедившись, что меня оставили в одиночестве, я зажег огонек на кончике палочки и посмотрел на часы. Пять утра, как и предполагал. И что — бежать за ними? Побегу, а Риддл меня в змею превратит.

Решил сейчас не бежать, а продолжать следить за Риддлом днем и незаметно. Он за мной, а я за ним. Красота! Главное только, чтобы младшие в это дело не впутались. За Сигнуса и Ориона я Риддла сам в змею превращу.

Мы сидели на самой верхней трибуне квиддичного поля. После тренировки я только собрался идти переодеваться, как на меня налетели Сигнус с Орионом и потащили наверх — как они выразились, поболтать. Как будто в гостиной поболтать нельзя. Я красочно расписал, как я замерз, утомился, как у меня перед глазами летают большие красные квофлы, и если эти двое будут мельтешить у меня перед глазами, то я могу их перепутать с квофлами и результат будет непредсказуем. Но разве ж их уговоришь? Их уговорить можно только тяжелой битой, а мне она по статусу не положена. Я же охотник, а не загонщик.

Наверху обнаружилась Валбурга с теплым плащом, флягой тыквенного сока и коробкой имбирных тритонов. Все-таки от женщин есть в этом мире польза. Через пару минут мне расхотелось идти в гостиную, и я согласился, что нам и здесь хорошо. В гостиной наверняка сидят Риддл с Лестранжем и при моем появлении опять начнут отпускать шуточки насчет меня и Эйлин Принц. Уже недели две прошло после той встречи, а им еще не надоело.

Добрых полчаса мы говорили о квиддиче. О чем еще можно говорить, сидя на трибуне? Подвели итоги прошлых матчей, сделали прогноз на будущее, и я патетически заявил, что если мы проиграем Хаффлпафу, то я съем собственную метлу, после чего Орион с Сигнусом стали дружно обсуждать, как именно я буду это делать. Им что, так хочется, чтобы мы проиграли? Или не терпится поглядеть, как я буду есть метлу?

— Вот в следующем году вы придете в сборную, и тогда посмотрим, кто будет метлы есть!

— А ты нас возьмешь?

— Почему вы решили, что я буду капитаном?

— А кто же еще?

— Орион, если я стану капитаном слизеринской сборной, остальные команды признают свое поражение еще до выхода на поле!

— Но это же здорово!

— Но нечестно! Что это за чемпионат будет, если никто не играет!

— А если я не захочу в сборную?

— Орион, не смеши меня! У тебя это плохо получается.

— Как это не захочешь? — подключается Валбурга. — Альфард, ты за ним следи, пусть лучше в квиддич играет, чем на девушек заглядывается!

— На кого это я заглядываюсь?

— А Эйлин Принц?

— Я на нее не заглядываюсь!

— Валбурга, ты ему не верь! — заявляет Сигнус. — Эйлин — это для отвода глаз, на самом деле он влюблен в Миртл!

Смеемся все четверо, даже я. Хотя я считаю ниже своего достоинства смеяться над Миртл. Куда интереснее найти смешное там, где никто его не видит, а над Миртл смеются все. Она — оживший персонаж анекдотов про грязнокровок, я, пока ее не увидел, и не думал, что такое на самом деле существует.

— Да если бы я гулял с Миртл, я бы оглох!

— Ты сегодня и так чуть не оглох!

— А ты? Кто первый полез под стол прятаться?

— А что сегодня было? — с интересом спрашивает Валбурга.

Сигнус хитро прищурился, копируя мое выражение лица, и начал рассказывать:

— Сидим мы сегодня на истории магии, никого не трогаем, конспект пишем...

— Понятно, — говорю я, — на этом анекдот можно заканчивать.

— Но мы правда писали конспект! — на выручку брату приходит Орион.

— Вам надоело играть в морской бой, вы решили, что хоть изредка стоит вспоминать про учебу, — глубокомысленно киваю я. — И что дальше?

— И тут раздается такой визг! Ранделл с Равенкло заорал: «Воздушная тревога!» — и полез под стол.

— И ты за ним полез!

— Нет, это я за тобой полез! Ты там уже сидел!

— А что случилось-то? — возвращает их к действительности Валбурга.

— Оказывается, Хагрид принес откуда-то мышь. А она у него из кармана-то и выскочила! Миртл увидела и завизжала так, что у всего класса уши заложило!

Хагрид — это еще один персонаж из анекдотов. Братишкам с ними повезло. Им для веселья даже я не нужен — достаточно наблюдать за Миртл и Хагридом, и хорошее настроение на весь день обеспечено.

— И знаете, что самое интересное? Бинс даже виду не подал, что что-то произошло! Подождал, пока все угомонились...

— Вылезли из-под столов...

— И продолжил лекцию как ни в чем не бывало!

— Это же Бинс! — смеюсь я. — Он собственной смерти не заметит!

— Он нашей смерти не заметит! Еще один такой вопль, и нас смело можно хоронить!

— Орион, — говорю я, — ты скажи спасибо, что Хагрид принес на урок мышь, а не что-нибудь более ядовитое. Вот когда он дракона притащит...

— Мантикору!

— Василиска!

— Василиск в карман не влезет!

— А детеныш василиска?

— Представь — выведет Хагрид василиска, принесет в класс...

— А тот заползет Миртл за шиворот!

— Если мы будем при этом на расстоянии минимум в полмили, тогда я согласен.

— Ты ничего не увидишь!

— Зато услышу! Ранделл сказал, что Миртл орет громче, чем сирена воздушной тревоги. А ее на несколько миль слышно.

Нам весело. Нам так весело, что Орион чуть не падает со скамьи, и Валбурга ловит его за мантию. Это вызывает еще один приступ смеха и предсказаний с моей стороны по поводу будущей семейной жизни Ориона и Валбурги. И вдруг, в середине своего проникновенного монолога, я слышу чей-то посторонний голос. И не просто голос, а крик. Крик, отбивающий у меня всякую охоту пошутить по его поводу.

— Стойте! — говорю я. — Там кто-то кричит, слышите?

Голос все ближе и ближе, и вот мы уже видим чью-то фигурку на квиддичном поле. Уже темно, и можно разглядеть только огонек на конце палочки, а в чьих руках эта палочка — не разобрать.

— Пошли вниз! — говорю я.

— Эй! — громко вопят Орион и Сигнус, размахивая руками.

Внизу нас, кажется, заметили, потому что огонек метнулся вверх и вниз, а потом стал приближаться.

Мы выбежали на поле и наткнулись на Эйлин Принц. У нее был вид человека, отыскавшего, казалось бы, пропавшего без вести младшего брата — такая радость отразилась на ее лице при виде нас.

— Слава Мерлину, вы здесь! Я чуть с ума не сошла, когда пришла в гостиную, а вас нет!

— А что с нами могло случиться? — недоуменно спросил Орион. — Мы смотрели тренировку, потом сидели здесь, на трибуне...

— Как хорошо, что вы были здесь! Я не знаю, что случилось! Я была в библиотеке, когда пришел Дамблдор и сказал, чтобы все ученики срочно возвращались в свои гостиные. Какая-то опасность в школе!

— Какая?

— Он ничего не сказал! Я прихожу в гостиную — а вас нету! Я знаю, что сегодня тренировка, но вся команда уже вернулась! Тогда я побежала сюда вас искать. Я так перепугалась!

Теперь перепугался и я. Что могло произойти в школе? На моей памяти такого еще ни разу не было, чтобы преподаватели загоняли учеников в гостиные не в столь поздний час. Нападение сторонников Гриндевальда? Но оно может произойти только извне, а не изнутри, мы бы первые увидели.

— Идем в школу! — говорю я и достаю палочку.

Я иду первым, Эйлин и Валбурга за мной, Орион с Сигнусом позади. Смотрю по сторонам, оборачиваясь на каждый шорох. Нет, все спокойно. Никакого Гриндевальда поблизости.

Спокойно входим в холл, и тут на нас налетает староста школы Минерва МакГонагалл. Первая реальная опасность на сегодняшний день. Валбурга ее очень не любит. Не могу понять почему. Стоит МакГонагалл показаться на нашем горизонте или даже кому-то произнести ее имя, как Валбурга начинает злиться и впадает в состояние неконтролируемой ярости.

— Что вы здесь делаете?

— Возвращаемся к себе в гостиную, — говорю я предельно спокойным тоном. Прямо сам себя не узнаю. — МакГонагалл, что случилось?

— Пока еще ничего. Осматриваем школу. Вы не видели Хагрида?

— Не видели, — отвечаю я за всех. — Мы на стадионе были.

— Идите к себе!

Надо же! Староста чем-то напугана. По лицу вижу. Не могу понять, знает она что-то или нет. Скорее всего, не знает. Может, за Хагрида боится? Это она зря. Хагрид сам кого хочешь напугает.

Беру правой рукой за руку Валбургу, а левой Сигнуса и говорю:

— Пойдем. Там поговорим.

К счастью, Валбурга молчит, и это правильно. Не хватало нам только перебранки с гриффиндорцами.

Несколько дней вся школа гадала, что именно случилось. Больше всего отличился третий курс, судя по рассказам Сигнуса и Ориона. Даже у меня не хватило бы столько фантазии. Странно было, что в нашем классе никто никаких версий не выдвигал, а Риддл, в ответ на прямой вопрос, что он думает, пожал плечами и равнодушно произнес:

— Оставьте учителей в покое. Им хочется, в связи с войной, изобразить бурную деятельность. Пусть играют.

Я старался не выпускать Риддла из виду, что было не так уж сложно — в основном он проводил время в библиотеке или в гостиной. У меня были те же задания, так что держаться рядом труда не представляло и подозрений не вызывало. Единственная сложность состояла в том, что за братьями тоже надо было приглядывать, а их хотелось держать на максимальном расстоянии от Риддла.

Март прошел без происшествий, если не считать того, что мы выиграли у Хаффлпафа с разгромным счетом. Кубок был почти у нас в кармане, если не считать чисто теоретической возможности, что Равенкло выиграет у нас с разницей в триста очков. Орион с Сигнусом напомнили мне мое обещание съесть метлу и заставили его подтвердить, но я прекрасно знал, что до этого не дойдет. Разве что команда неожиданно захворает и умрет в полном составе. Но тогда и метлу есть не придется.

В начале апреля нас наконец-то отпустили в Хогсмид. Как и в прошлый раз, я пошел с Эйлин. Надо было проследить за Риддлом, и романтическая прогулка с Эйлин подходила для этого как нельзя кстати. Влюбленные ни на кого не обращают внимания, поэтому никто не обращает внимания на них. Эйлин меня правильно поняла и не воспринимает наши прогулки, как настоящий роман. Она умная девушка и, так же как и я, считает любовь ненужной тратой времени. Единственно, чего можно опасаться, — что Валбурга воспримет это слишком всерьез, но Орион ее, кажется, убедил. А Сигнусу было все равно, с кем я гуляю, хоть с Риддлом — он бы и внимания не обратил, у него Друэлла есть.

Едва мы с Эйлин вышли за ворота, как поняли, что вышли не зря. Ибо зрелище мы увидели весьма странное — Риддл не в составе своей обычной компании, а всего лишь с Мальсибером. Это при том, что в последнее время Лестранж и Эйвери следовали за Риддлом неотступно!

Держась на почтительном расстоянии, мы с Эйлин проследовали за Риддлом и Мальсибером через всю деревню. Они, к счастью, не оглядывались, а целеустремленно шли вперед. На самой окраине мы сошли на обочину дороги. И вовремя — только мы укрылись за деревом, как Риддл оглянулся и, убедившись, что вокруг никого нет, подошел вплотную к Мальсиберу, взял его за руки... и через несколько секунд оба с громким хлопком исчезли.

И чего я удивлялся отсутствию Эйвери и Лестранжа? Мальсибер на шестом курсе, ему еще осенью исполнилось семнадцать, и экзамен по аппарации он уже сдал! Риддл с его способностями мог бы и сам аппарировать, но в первый раз, наверное, не решился. Интересно, куда они направились? Если бы Риддл хотел просто поупражняться в аппарации, он бы не стал тащить за собой Мальсибера, он бы и один справился.

Нам с Эйлин ничего не оставалось делать, как возвращаться обратно в деревню. И сколько мы по дороге ни гадали насчет места, куда отправился Риддл, так ничего и не решили.

Дни шли своим чередом и без происшествий. Насколько позволяло время, я продолжал следить за Риддлом, но из-за тренировок постоянно заниматься этим не мог. А доверить это было некому. Разве что Эйлин, но она, во-первых, девчонка, а во-вторых, на два года меня младше. Хотя у меня создалось такое впечатление, что она и без меня за Риддлом потихоньку следит. Может, ей и проще от того, что она девчонка, — можно сделать вид, что заглядывается на него.

Две недели ничего не происходило. Уже и каникулы приближались. На каникулах мы собирались остаться в школе: я и Валбурга — готовиться к экзаменам, а младшие — за компанию. Хотя я бы с удовольствием отправил обоих домой. Но разве этих двоих переупрямишь?

Слежка за Риддлом никаких результатов не давала. Все, что я мог заметить, — что Лестранж и Эйвери не очень-то довольны своим предводителем, но показать это даже друг другу не смеют. Однажды они шептались в спальне — я не мог слышать о чем, но вид у обоих был жутко напуганный. И тут вошел Риддл. Оба тут же замолкли и уставились на Риддла с таким виноватым видом, будто он — декан Гриффиндора и сейчас снимет с них по сто очков за выдранное перо его любимого феникса. Риддл им ничего не сказал! Я бы даже самый тихий шепот услышал. Но было полное впечатление, что Риддл самый строгий выговор обоим устроил. Еще и пригрозил при этом.

Мы с братьями и Валбургой тоже друг друга без слов понимаем. Но не до такой степени. И друг друга никогда не запугиваем. Даже когда эти двое на первых моих рождественских каникулах стащили у меня волшебную палочку и умудрились отправить любимое мамино кресло в камин. У них были такие виноватые лица, что мне даже ругать их расхотелось. Мы долго еще потом обсуждали судьбу кресла, и я вдоволь развлек братишек, красочно расписав, как наше кресло вылетело из камина прямо на голову Дамблдору. Так ведь и не спросил потом Дамблдора — может, кресло и вправду у него?

Через пару дней после этого случая я возвращался с очередной тренировки. На этот раз никто из наших на стадион не явился, и я шел в гостиную один, предвкушая отдых в уютном кресле с фляжкой тыквенного сока.

Братьев в гостиной не было. Риддла с компанией тоже. Одна Друэлла Розье, разложив перед собой с десяток книг, методично записывала что-то на длиннющем листе пергамента.

— Где Сигнус?

— В библиотеке, — томно ответила Друэлла, кинув на меня взгляд из-под длинных ресниц.

Бедный Сигнус. Что он в ней нашел, не понимаю.

— А Валбурга?

— Не знаю, наверное, там же.

Спрашивать, где Орион, я не стал. Друэлла никого, кроме Сигнуса, не замечает, а Орион, скорее всего, там же. Эти двое поодиночке редко ходят. Разве что Орион с Эйлин где-нибудь засядет, а Сигнус — с Друэллой.

Эйлин тоже в гостиной не было, и я вдруг забеспокоился. Вроде ведь нечего было опасаться. Сидят наверняка все трое в библиотеке и реферат пишут.

— А Риддл где?

— Не знаю. — Друэлла пожала плечами и снова вернулась к своему пергаменту.

Она хоть что-нибудь вокруг себя замечает? Никогда в жизни не женюсь! Вот была бы у Ориона сестра моих лет — тогда бы непременно женился. А так — абсолютно не на ком!

Я поднялся наверх, в спальню третьего курса. Братишек там не было. Заглянул в нашу спальню. Пусто. В состоянии легкой паники я спустился вниз, выскочил из гостиной и побежал в библиотеку. Не знаю, почему я так испугался. Но испугался. Не по себе стало.

В холле перед самой лестницей я налетел на Лестранжа. Чуть с ног не сшиб. Это у меня уже не первый раз такое, с Риддлом я тоже познакомился, когда наткнулся на него на платформе девять и три четверти.

Лестранж в одиночку — это само по себе странное зрелище. А когда я отступил на шаг и на него посмотрел, то еще больше удивился. На нем не то что лица не было — на нем вообще ничего не было! То есть была мантия, ботинки, палочка в руке... а вот всего остального — не было.

У меня спутались все мысли, и я спросил первое, что пришло в голову:

— Где Риддл?

— В туалете, — ответил Лестранж.

Вот это было не похоже ни на него, ни на меня. Зачем я спросил про Риддла, если он мне не нужен? И почему Лестранж мне ответил, хотя наиболее правильным для него было бы переспросить: «А зачем тебе?» И что значит «в туалете»? Что он там делает? Если то, для чего туалеты предназначены, у Лестранжа не было бы такое выражение лица.

— Что случилось, Ранульф? — не выдерживаю я.

— Ничего не случилось, — отвечает он потерянным голосом.

Ага, как же, так я и поверил. Только мне он все равно не скажет. Время, когда мы были если не друзьями, но хорошими приятелями, кончилось через пять минут после отправления первого в моей жизни Хогвартс-Экспресса, когда я сам познакомил Лестранжа с Риддлом. На первом курсе мы еще были одной компанией, но к началу второго я отделился. А потом в школу пришли Орион и Сигнус, и никакой Риддл нам стал не нужен.

— Если ты ищешь Принц, я видел ее на втором этаже.

Ищу я все-таки не Эйлин, но Эйлин может знать, где братья. Почему-то спросить Лестранжа прямо, где Орион и Сигнус, я не решился.

На втором этаже в коридоре было пусто, но справа от себя я услышал чьи-то голоса и направился туда. Первое, что я увидел, — надпись высоко на стене: «Тайная Комната открыта!» Потом — несколько человек у большого зеркала в резной оправе, стоящего в углу в конце коридора. На первом курсе я любил этому зеркалу корчить рожи, оно отражало их то с запаздыванием, то с опережением на пару секунд. Возле зеркала кто-то лежал, а рядом стояло человек пять, в том числе, слава Мерлину, Сигнус и Орион.

— Что случилось? — спросил я, подбегая.

Орион молча показал на лежащее тело. Кажется, это третьекурсник из Равенкло, но что с ним случилось? Он мертв?

— Мы были в библиотеке, — отвечает за всех Эйлин Принц, — Ранделл тоже там был, но ушел раньше нас. А потом, когда уже спускались вниз, мне показалось...

— Что тебе показалось?

— Что в Хогвартсе кто-то опасный. Или что-то... как в тот раз. И я пошла сюда.

— Мы пошли, — добавил Орион.

— И увидели... — совсем тихо сказал Сигнус.

— Надо позвать преподавателей... — говорю я, пытаясь собрать мысли хоть куда-нибудь. Мысли собираться не хотят никак и никуда.

— Не надо, они уже идут!

И действительно идут — Дамблдор и Слагхорн. Хорошо хоть, что не один Дамблдор, и не МакГонагалл, а то обвинят во всем нас. У Гриффиндора всегда Слизерин во всем виноват.

Тайная Комната... Мне становится плохо. И не одному мне. Поэтому я не имею права даже показывать, что мне плохо.

— Где Валбурга?

— В библиотеке. Она собиралась там допоздна сидеть.

— Сейчас я провожу вас в гостиную, а потом схожу за Валбургой. И не смотри на меня так, Орион, если не хочешь моей смерти!

Орион моей смерти не хочет. И даже Дамблдор не хочет, судя по тому, как быстро он нас отпустил, не предъявляя никаких обвинений.

Что произошло, я подумаю, когда вернусь в гостиную и Блэки будут там в полном составе.

За Валбургой идти не пришлось — она догнала нас на лестнице. И сразу стала ругать МакГонагалл, которая ни с того ни с сего вбежала в библиотеку и погнала студентов обратно в гостиные. На этот раз я с сестрой даже был согласен — наша староста могла бы на этот раз объяснить причину. Или она не знала? Зато мы знаем. И рассказываем Валбурге о случившемся.

— Тайная Комната? Та самая, из легенды? Которую может открыть только наследник Слизерина?

— А кто у нас наследник Слизерина?..

— Он же полукровка!

— Ну и что?

— Как это «ну и что»? — возмущается Валбурга, забыв о МакГонагалл. — Наследник Слизерина не может быть полукровкой!

Осуждение проблемы наследников Слизерина и полукровок занимает у нас всю дорогу. В гостиной народу явно прибавилось, но ни Риддла, ни его компании не видно. До сих пор сидят в туалете?

На всякий случай решаю подняться в спальню. Вдруг застану там Лестранжа?

Вместо Лестранжа в спальне обнаруживается Риддл. Один. Сидит на кровати и читает какую-то толстую книгу. По-моему, «Историю Хогвартса».

— Риддл, — тихо и как-то даже неуверенно говорю я. Один на один я никогда с ним не говорил. Последние три года — точно.

— А, это ты, Блэк? — обыденным и каким-то даже скучным тоном отзывается Риддл. — Ты Лестранжа не видел?

— Видел, на втором этаже, в коридоре. На нем лица не было.

— На тебе тоже нет.

Ну надо же. Неужели так заметно! Смотрю на Риддла. У него-то лицо есть. Но его ли это лицо?

— Риддл, — говорю я совершенно спокойно и серьезно. — Ты открыл Тайную Комнату?

— Догадался, — усмехается Риддл.

— Зачем?

— Тебе, что, так нравятся грязнокровки? — насмешливо спрашивает он.

— Риддл! — Меня спасает только то, что я представляю происходящее, как игру в серьезного Альфарда Блэка. — Ты что, возомнил себя Слизерином? Не тебе устанавливать порядки в Хогвартсе!

— Я — наследник Слизерина.

— Ты полукровка!

— Кровь Слизерина сильнее крови маглов! Скажешь, вы все этого не почувствовали?

Вот тут он прав. Почувствовали. С первой минуты знакомства, когда еще не знали, кто он такой.

Но разве это дает ему право распоряжаться всем факультетом? А тем более — Хогвартсом?

— Риддл, ты не смеешь этого делать.

— Ты собрался меня останавливать, Блэк? Какой ты смелый. Почему ты не в Гриффиндоре, а?

— Потому что вся моя семья в Слизерине.

Риддл улыбается. Лучше бы он этого не делал. Так он еще страшнее выглядит.

— Хорошая у тебя семья, Блэк! Ты следи за братьями получше, а то, неровен час, с ними что-то случится...

— Риддл! — хрипло выговариваю я, не в силах произнести что-то большее. Он что — мне угрожать вздумал? И ведь знает как!

— Что — Риддл? Я уже шестнадцать лет Риддл. Видишь ли, Блэк, ты, конечно, можешь пойти сейчас к Диппету и сказать, что Том Риддл — наследник Слизерина и открыл Тайную Комнату. Но поверит ли тебе директор? Кто такой Том Риддл? Полукровка, как ты правильно заметил. А Блэки — старинный магический род, известный своим интересом к Темным Искусствам. Если я скажу Диппету, что Тайную Комнату открыл ты, он скорее поверит мне, а не тебе.

Я все еще молчу. Альфард Блэк, потерявший дар речи, — явление не то что редкое, а вообще невозможное.

— После Финеаса Найджелуса Блэки до сих пор в Хогвартсе не в чести, если ты заметил.

— И что? — я пытался вернуться к прежнему тону, но получался только какой-то жалкий писк.

— То, что, если я объявлю вас наследниками Слизерина, мне поверят. Конечно, тебя в Азкабан не посадят, ты несовершеннолетний. Но твоей сестре уже восемнадцать...

Вот тут я не выдержал. Выхватил палочку, но не успел ничего произнести — Риддл опрокинул меня на кровать, так что я оказался лежащим на спине в беспомощном состоянии. Я даже не слышал, как он произнес заклинание. А палочку, наверное, с самого начала разговора держал наготове.

— Спокойно, Блэк. Будешь молчать — и с тобой ничего не будет. Ну что, мир?

И он взял меня за руку и поднял с кровати. Я смог только молча кивнуть. Ничего не скажешь — Риддл побил меня по всем пунктам.

Я, наверное, неправильный слизеринец. Лучше бы я в Гриффиндор попал. Нет, если бы я попал в Гриффиндор, что бы без меня Орион и Сигнус делали?

Риддл, несколько минут пристально наблюдавший за мной, вдруг повернулся к двери и тихо произнес:

— Лестранж, что ты стоишь у двери? Заходи.

Дверь открылась, и Лестранж вошел. С тех пор, как я его видел, лучше выглядеть он не стал. Боюсь, я теперь выгляжу так же.

Увидев меня, Лестранж застыл на пороге.

— Блэк, — мягко сказал Риддл, — иди в гостиную. Нам нужно поговорить.

Мне тоже надо поговорить. Со своими. Только не знаю, о чем я буду с ними говорить. Где я слова найду хоть какие-нибудь.

Хотя в отсутствие Риддла, может, и найду?

Никогда еще я не был таким серьезным, как в несколько дней перед каникулами. Я был не просто серьезным — я был мрачным, как гробовая плита, как комната с гостевым камином в замке Лестранжей. Хаффлпафские первокурсники при виде меня падали в обморок, а гриффиндорские вспоминали все проклятья от сглаза, какие им известны. Создавалось впечатление, что нас действительно сочли наследниками Слизерина. Несмотря на то что Риддл выполнил свое обещание и молчал.

Теперь после уроков я отводил братьев в гостиную и шел на тренировку, если в этот день тренировка была. Если не было — оставался с ними в гостиной и не выпускал из виду. Не только от меня гриффиндорцы шарахались — от них тоже. Теперь я понимал, что угроза Риддла была вполне реальной. Никто бы не подумал на него. А вот на нас уже подумали. Орион и Сигнус рассказали, что относящиеся к ним вполне спокойно однокурсники стали подозрительно коситься в их сторону и прекратили всякие разговоры, даже по делу. На седьмом курсе подобного, к счастью, не происходило, но Валбурга чаще обычного ругалась с МакГонагалл, а один раз они даже чуть не подрались. Хорошо, одноклассницы ее оттащили.

Когда Слагхорн позвал меня к себе в кабинет побеседовать, я, честно говоря, был готов на все. В том числе и на Азкабан. Твердо решил взять всю вину на себя, только чтобы не трогали ни младших, ни Валбургу.

Оказалось, позвали меня вовсе не за этим. Я как-то упустил из виду, что на пятом курсе проводятся беседы о выборе будущей профессии и предметах, которые надо в связи с этим выбирать на старших курсах. Странно, что так поздно, — Валбурга говорила, что у них чуть ли не в феврале это было.

Слагхорн глядел на меня с некоторой опаской, и меня это страшно разозлило. Он-то чего боится? Настроения не то что шутить, а вообще с ним разговаривать, у меня не было, но поскольку я еще чуть ли не в сентябре заготовил речь, то ничего не оставалось, как ее произнести.

— Так чем вы хотите заниматься после школы, Альфард?

— Хочу разводить драконов.

— Что?

— Драконов разводить. Очень выгодный бизнес.

Последующие десять минут я вдохновенно рассказывал о драконах. На самом деле, конечно, никаких драконов я разводить не собирался. Просто я знаю, что стоит сказать родителям или учителям, чем ты хочешь в жизни заниматься, как они тут же начнут тебя отговаривать. Взрослые очень не любят исходящую от детей инициативу и постоянно хотят, чтобы дети подстраивались под них. Поэтому на вопрос о будущем роде занятий надо ответить что-нибудь нелепое, про тех же драконов. После испытанного шока и долгих уговоров стоит только заявить, что ты пошутил, и взрослые уже согласны на что угодно. Я так долго объяснял это братьям, что не использовать свою гениальную идею сейчас было бы преступлением. Несмотря на полное отсутствие настроения.

Вот окончу школу, тогда и найду, чем заниматься. Драконов, конечно, разводить не буду, а вот что-нибудь более безобидное... Гиппогрифов, например.

— Но, мой мальчик, драконы — это очень опасные существа... Как вы с ними справитесь?

— А безопасные мне неинтересны. Я бы василисков взялся разводить, да они все вымерли уже!

Про василисков я ввернул, потому что Слагхорн уж больно вяло реагировал на мою пламенную речь о драконах. Как раз после этого можно было переходить ко второй части разговора — то есть заявить, что про драконов я пошутил. А про василисков — тем более. Но я замолчал. Василиски давно вымерли, в настоящее время служат только объектом для шуток... а может быть, не только для шуток? Василиск — гигантская змея, с ним можно общаться на парселтонге, языке, доступном, только наследнику Слизерина... Неужели это и есть то чудовище, заключенное в тайной комнате?..

Наверное, результаты размышлений изменили мое лицо не в лучшую сторону, потому что Слагхорн забеспокоился:

— Что с вами, Альфард?

— Нет, все в порядке, — ответил я торопливо и непохоже на себя.

— Конечно, если вы уверены в себе и считаете, что справитесь с драконами...

Мерлин! Он что — поверил про драконов? Впрочем, мне было уже все равно. Меня другое беспокоило. Говорят, опасность становится меньше, когда называешь ее по имени. В данном случае было совсем наоборот. Сознание того, что рядом с тобой, где-то в подвалах Хогвартса живет чудовище, полную власть над которым имеет только Риддл, вызывало ужас и желание прямо сейчас бежать к своим и отправить их куда подальше отсюда. На каникулы я точно их отсюда выставлю, и пусть только попробуют возражать!

— Альфард, — вдруг спросил Слагхорн, — а вы ничего не знаете о том, что произошло? О Тайной Комнате?

— Это не я, — отвечаю я быстрее, чем успеваю хоть что-либо подумать.

— Я не сомневаюсь в том, что это не вы, — говорит Слагхорн таким тоном, будто он не сомневается в обратном. — Но может, вам что-то известно?

— Нет, мне ничего не известно.

— Хорошо, тогда можете идти.

Мерлин, если даже декан Слизерина меня подозревает, куда идти? В Тайную Комнату, чтобы чудовище меня убило и разом все кончилось?

Нет. Нельзя. Я не имею права братьев оставлять. Мы еще поборемся. Мы должны выкрутиться. В конце концов, мы Блэки или кто?

На пасхальные каникулы поразительно много учеников разъехались по домам. Я даже своих отправил. Не знаю откуда, но наши родители проведали об истории с Тайной Комнатой и поэтому срочно захотели нас видеть. Причем не только наши, но и Ориона. Эпопея по отвоевыванию Ориона у собственных родителей, как выяснилось, еще не закончилась. Сошлись на том, что они с Сигнусом поедут сначала к родителям Ориона, а потом к нашим. Валбурга, разумеется, собралась навестить Чарис и отправилась к ней с моим поручением разузнать у Каспара Крауча как можно больше об осведомленности Министерства в делах наследников Слизерина и Тайной Комнаты.

Я же на каникулах остался в школе. Получалось так, что остался я по желанию Тома Риддла, но в этот раз он был прав. К СОВам действительно надо было готовиться, а Риддл организовал для всего нашего класса действенную программу подготовки. В способностях ему не откажешь.

Интересно было, что, кроме старшекурсников, остались в основном маглорожденные — те, кому ехать было некуда. Хотя я бы на их месте уехал. Им-то как раз в Хогвартсе было опаснее, чем в магловском мире.

Следить за Риддлом было бесполезно, да и не нужно — он почти постоянно был на виду. Утром мы все вместе в гостиной сидели за учебниками, повторяя пройденное, а потом устраивали друг другу проверку теоретических и практических знаний. В основном роль экзаменатора исполнял Риддл, и для меня было делом чести ни разу не сбиться при ответах на его вопросы. Я и не сбился. В отличие от Эйвери, который на репетиции экзамена по трансфигурации был отправлен перечитывать учебник.

Помимо своей воли я даже начинал испытывать к Риддлу симпатию. Эта симпатия на протяжении пяти лет то гасла, то возрождалась вновь, и сейчас, видимо наступила стадия ее роста. Я сопротивлялся как мог, старался говорить с Риддлом только по делу, но когда он втянул меня в разговор о возможностях трансфигурации, я увлекся и говорил с ним вполне по-дружески.

В редкие свободные часы я уходил на берег озера и сидел там в гордом одиночестве. Я понимал, что Риддл специально завоевывает мое доверие, уж не знаю зачем. После того разговора в спальне любого другого на его месте я бы убил. Или перестал разговаривать совсем.

Я призывал на помощь все свое чувство юмора, но маска бесшабашного весельчака почему-то на меня уже не лезла. Видимо, осталась там, в спальне. Одна надежда на то, что я сделаю новую до того, как Риддл сумеет прибрать меня к рукам.

Как-то за обедом в очередной раз зашел разговор об экзаменах. По моему мнению, эту тему мы уже месяца три назад исчерпали, поэтому я молчал. С экзаменов плавно перешли на тему летних каникул, и Лестранж сказал Риддлу:

— А почему бы тебе не поехать ко мне?

— Видишь ли, Лестранж, когда ты станешь хозяином своего замка, тогда я воспользуюсь твоим гостеприимством. А пока что не будем беспокоить твоих родителей.

— Но в гости-то хоть заглянешь? Как в прошлом году?

— В гости загляну.

— А в Хогвартсе не останешься? — спросил Эйвери. — Ты же после третьего курса оставался.

— Если бы! Тогда я сказал, что наш приют разбомбили, вот меня и оставили. А потом Дамблдор откуда-то узнал, что приют цел и маглы меня, видите ли, ищут. Ненавижу маглов!

Риддл кинул быстрый взгляд на соседний стол, где сидели рядом несколько гриффиндорцев — в основном, маглорожденных и полукровок.

— А как же ты среди них живешь? — не выдержал я. Давал же себе зарок с Риддлом не разговаривать!

— С трудом, Блэк. Но сейчас легче — они меня боятся. Только на Хогвартс вся и надежда. Если бы еще в Хогвартсе их не было...

Он с ума сошел. Говорить такое в Большом Зале, когда тут же и преподаватели сидят. Конечно, они нас не слышат, но кто Дамблдора знает? Ему всегда известно больше, чем нужно.

Я допил свой сок и поднялся из-за стола.

— Пойду немного прогуляюсь.

— Через час жду тебя в гостиной, — сказал Риддл. — Будет практический экзамен по защите.

— А где мы боггарта найдем? — влез Эйвери.

— Я изображу! — ответил я. — Ты чего больше всего боишься, Эйвери? Громовещателя от отца после проваленных экзаменов? Так это я запросто!

— Только не здесь, а то всех напугаешь, — рассмеялся Риддл.

Большой Зал я покидал с улыбкой и, бродя вокруг озера, периодически посмеивался, представляя себя в роли боггарта. Интересно, а кого боится Риддл? Дамблдора? Директрису своего приюта? Нет, это скорее ее боггарт должен принять облик Риддла. Наверняка маглы вздохнули с облегчением, когда Риддл уехал в Хогвартс. После всего, что Риддл нам на младших курсах рассказывал...

Час почти прошел, и я направился к замку. По дороге вспомнил, что хотел взять в библиотеке одну книгу, но вот уже дня три как об этом забыл. Оставалось еще минут десять, и за это время можно было вполне успеть.

Книжку я нашел быстро, времени почти не оставалось, и я пошел как можно скорее. Не хватало опоздать еще.

И вдруг, идя по коридору, я услышал впереди чей-то приглушенный крик. Из-за двери, только непонятно какой. Куда бежать, зачем бежать — я об этом даже не подумал, а просто побежал. И остановился перед приоткрытой дверью туалета для девочек. Она совсем чуть-чуть была приоткрыта и я дернул ручку, не входя. И увидел лежащую на полу девочку курса с первого-второго. Девочка лежала под умывальником, над умывальником было зеркало. Больше я ничего не разглядел. Я даже не понял, жива она или нет. Тот парень из Равенкло не умер, он оцепенел и находился в больничном крыле, в ожидании, когда приготовят раствор из мандрагор и его оживят.

Я сам чуть не оцепенел, и вывел меня из оцепенения пронзительный женский голос:

— Блэк! Ты что здесь делаешь?

Принесло же МакГонагалл на мою голову!

Я ничего не ответил — только показал рукой. Надо отдать должное МакГонагалл — она не завизжала, как любая нормальная девчонка в такой ситуации, побледнела только. И куда-то помчалась, за преподавателями, наверное, успев только бросить на бегу:

— Стой здесь!

Ну я и влип. Хорошо, хоть влип один. Один я что-нибудь придумаю. В Азкабан садиться не собираюсь, мне там делать нечего. У дементоров чувства юмора нет, я с ними общий язык не найду.

МакГонагалл вернулась минуты через две и, конечно же, с Дамблдором. Разумеется, кого она еще могла привести? Пока Дамблдор осматривал девочку и просил МакГонагалл отправить ее в больничное крыло, я стоял чуть в стороне и смотрел. На два шага от двери я отошел, а на большее меня не хватило.

— Альфард, — сказал Дамблдор, когда мы остались один, — как это было?

— Я шел по коридору, услышал крик, подбежал, смотрю — она лежит.

— Это все, что ты видел? Больше ты ничего не хочешь сказать?

И Дамблдор посмотрел мне прямо в глаза. Очень я не люблю, когда мне преподаватели в глаза смотрят. Свои — другое дело. А Дамблдор сейчас — он же не просто смотрит, он хочет понять, о чем я думаю.

Тут все просто. Не надо думать о том, что не хочешь выдавать. Более того — нельзя думать о том, что о чем-то нельзя думать. Нужно вспомнить что-нибудь веселое.

И пока Дамблдор пронзал меня взглядом, острым, как меч Гриффиндора, я представлял себе картинку прошлого лета. Трехлетний Барти Крауч старательно водит пальчиком по строчкам учебника зельеварения седьмого курса с таким умным видом, как будто все понимает. Чарис с Валбургой над этим полдня умилялись! А потом Валбурга спросила ребенка, кем он хочет стать, и тот важно ответил: «Министром магии». Надеюсь, что я до этого момента не доживу.

— Блэк, ты где? — раздался новый голос.

Я оборачиваюсь и вижу Риддла. Прошло уже минут десять после отпущенного им часа, только вот как он понял, где меня искать?

— Профессор Дамблдор, простите, — говорит Риддл с легкой издевкой в голосе, — нам надо идти заниматься.

— Да, — подключаюсь я, — нам надо к СОВам готовиться.

— Идите, идите, — рассеянно говорит Дамблдор, глядя на Риддла.

Интересно, он меня подозревает или Риддла? Или нас обоих?

Моего боггарта точно надо будет Риддлу изображать, думаю я, спускаясь по лестнице. Только «Ридикулус» на него не подействует, а жаль.

После второго нападения в Хогвартсе ввели чрезвычайное положение. Как один гриффиндорец с нашего курса сказал другому, «комендантский час». По вечерам нас обязали сидеть в гостиной, а на обед ходить всем факультетом. Пока каникулы не кончились, это пережить еще можно было, но когда начались занятия, в гостиной стало тесно.

Риддл умудрился выпросить у директора разрешение заниматься по вечерам в классе защиты от темных искусств. Диппет доверял ему настолько, что позволял нам оставаться одним, без преподавателя.

Плохо то, что в гостиной теперь всегда полно народу и поговорить наедине не было никакой возможности. Разве что подняться в спальню к кому-нибудь из нас, пока там никого нет. Что мы обычно и делали в те редкие моменты, когда мне не надо было готовиться к СОВам. Я всячески отгонял от себя мысль, что Риддл нарочно дарит мне минуты разговора со своими, потому как обычно он самолично за мной приходил в спальню третьего курса и, всегда усмехаясь, произносил:

— Куда ты опять пропал, Блэк? Тебя одного ждем.

Разумеется, я рассказал своим о нападении, которого я хоть и не видел, но находился совсем рядом. А вот рассказать о том разговоре в спальне не хватило духа ни тогда, ни сейчас. Зачем зря пугать? От нас и так весь Хогвартс шарахается.

— Как у вас дела? — спрашиваю я после ужина, когда мы наконец-то собираемся в спальне.

— К нам сегодня подошел Хагрид, — радостно сообщает Орион, — и спросил, знаем ли мы, что за чудовище обитает в Тайной Комнате.

— Он его, видать, приручать собрался, — добавляет Сигнус.

Только не хватало нам Хагрида, приручающего василиска! Нет, поистине у гриффиндорцев смелость взамен мозгов.

— И что вы ему ответили?

— Что если бы знали, натравили на тех, кто задает нам глупые вопросы!

— Хагрида это не остановит! Ему чем страшнее, тем лучше.

Сигнус прав. Не остановит. А что будет, если они с Риддлом пересекутся?

— Меня, кажется, записали в наследники Слизерина, — усмехаюсь я. — И вас тоже. Валбурга, — обращаюсь я к сестре, — а мы к потомкам Слизерина точно не имеем никакого отношения? А то ведь обидно!

— В начале восемнадцатого века один волшебник из рода Гонтов взял себе жену из Блэков, — мгновенно реагирует Валбуррга.

Вот в чем она хорошо разбирается — так это в родословных. Я так не могу. Я ориентируюсь только в той сокращенной версии Генеалогического Древа, что дома у Ориона на стенке висит, хотя и ее наизусть не помню.

— А наоборот?

— Наоборот не было, — качает головой Валбурга.

— Так мы что — родственники Риддлу? — с интересом спрашивает Орион.

— Настолько дальние, что это можно не учитывать. Весь остальной факультет нам куда ближе по родственным связям, чем Риддл.

— Валбурга, — я хватаюсь за голову с притворным ужасом, — только не надо перечислять, кто кому кем приходится! После того как ты мне подсунула книжку про родословные, я сам себе троюродным дедушкой получился!

— А может, это я тебе троюродным дедушкой прихожусь? — тут же влезает Сигнус. — И на правах старшего буду тебя воспитывать!

— Я невоспитуем!

— А если тебя подушкой побить?

— Тем более!

И вот именно в тот момент, когда я пытаюсь не дать Сигнусу побить меня подушкой, входит Риддл.

— Блэк, ты чем тут занимаешься? — говорит он со снисходительной усмешкой. — Тебя одного ждем.

— Уже иду, — отзываюсь я, стряхивая с себя подушку вместе с Сигнусом. — Что у нас сейчас?

— Нам боггарта нашли, — улыбается Риддл. — Вы все переживали по поводу его отсутствия, так что теперь можно попрактиковаться.

— Ну вот, — вздыхаю я, — а я так хорошо научился им притворяться!

Я так долго и старательно уверял всех, что мой боггарт превращается в блондинку в подвенечном платье, говорящую «Милый!», что сам почти поверил. Вторым вариантом был Том Риддл. Этого очень не хотелось.

Вообще, странным было не только то, что раньше боггартов мы изучали только теоретически, а то, что Риддл сумел его раздобыть, причем с разрешения учителей. Ну да, конечно, — преподаватели от Риддла без ума. А после наших репетиций экзаменов у нас в классе стали поговаривать, что по защите от темных искусств Риддл был бы лучшим преподавателем, чем профессор Вилкост.

Мог ведь и не утруждать себя и обойтись без боггарта. Это его мои шуточки надоумили? Или он хочет посмотреть, кто из нас чего боится?

Не могу сказать, что я совсем не ожидал увидеть то, что увидел. Риддл — это уж слишком несерьезно, это можно разве что в гостиной посмеяться, удивляясь, почему он не исчезает от «Ридикулус». А вот безжизненное тело Ориона... Я сам восхитился своей стойкостью — я ни на секунду не поверил, что так действительно может быть. Это всего лишь боггарт, и я должен с ним справиться. Было подозрение, что после Ориона будет еще и Сигнус, и Валбурга в Азкабане... но боггарту не пришлось проверять меня на выносливость.

— Ридикулус!

Это всего лишь картинка. Картинка моего нездорового воображения. Так пусть она и станет картинкой! Плоской и неподвижной.

— Хорошо, Блэк. Лестранж, давай!

Ну надо же — Риддл меня похвалил. Могу собой гордиться. От Риддла вообще похвалы не дождешься, тем более в свой адрес.

Лестранж выходит на середину с видом осужденного на смерть. Я по сравнению с ним куда лучше выглядел. Смотрю на Риддла. На меня он глядел с усмешкой, на Лестранжа — со снисхождением. Вот сейчас как боггарт в Риддла превратится!..

Из-за того, что я смотрел на Риддла, а не на боггарта, начало превращения я пропустил. Только видел, как изменилось лицо Риддла. Теперь это уже не снисхождение было. Недовольство? Ярость? Злость? Или все вместе?

Я посмотрел на Лестранжа и на то, что появилось перед ним. Да, такого следовало испугаться...

Гигантская змея, футов этак в сто, с круглыми желтыми глазами и длинными клыками. Вот как, оказывается, василиски выглядят. Как оно в класс поместилось, интересно?

Я понимал Лестранжа, который так и застыл на месте, не в силах поднять палочку. Я тоже испугался. Все испугались.

Эйвери первый упал на пол лицом вниз. И все остальные последовали его примеру. Мне тоже захотелось упасть. Но разве пристало Блэку бояться боггарта? Да еще чужого?

— Лестранж, что стоишь? Заклятие, быстро! — крикнул Риддл.

Ранульф как стоял, так и стоит. Риддла он явно не слышит. Интересно, если Лестранж поверит, что это на самом деле василиск — тоже окаменеет? И как мы потом будем преподавателям объяснять, каким образом василиск оказался в кабинете защиты от темных искусств? Практика, называется... Со смертельным исходом.

Василиск уже совсем близко. Ну и клыки у него! Сейчас одним махом голову Ранульфу откусит. По крайней мере, выглядит оно именно так.

Я хотел оттолкнуть Лестранжа в сторону и заняться боггартом сам, но Риддл меня опередил. Бросил сквозь зубы «Идиот!», толкнул Лестранжа так, что он тоже на пол упал, и встал перед василиском. Не знаю, прошипел он что-то или мне показалось... но через пару секунд василиска уже не было.

Был Риддл. С палочкой. Стоящий в центре класса.

И еще один Риддл, мертвый, в порванной мантии, лежал перед ним.

Вот, оказывается, чего он боится...

Больше я ни о чем подумать не успеваю. На глаза падает темная пелена, и мир вокруг исчезает. Или я исчезаю.

Первое, что я вижу перед собой, очнувшись — это лицо Милисенты Бэгнолд, нашей второй старосты. Она держит стакан с водой.

— На, выпей. Я туда еще немного зелья добавила...

Пью воду и окончательно прихожу в себя.

— Что случилось?

— Не надо швыряться в боггарта чем попало! — сердито говорит Риддл. — Сколько раз вам говорили!

— Но я, кажется, не боггарт, — говорю я. — Можешь пощупать, если сомневаешься.

— Да не ты! Какой-то идиот целил в боггарта парализующим заклятьем, а попал в тебя!

Странно. Зачем было в боггарта заклятьями кидаться, если он тихо-мирно себе на полу трупом Ридлда лежал? И кто это у нас в классе так отличился, если все как на пол попадали при виде василиска, так там и лежали?

— Знаешь что, Риддл, я удивляюсь, что у половины класса боггарт в тебя не превращается.

— А это мы сейчас проверим. — Риддл улыбается какой-то кровожадной улыбкой и подходит к сундуку, в который уже, видимо, успел упрятать боггарта на время моего обморока. — Милисента, твоя очередь. А вы все подальше отойдите — туда, за парты, и палочки на стол перед собой, чтобы я видел! Тебя, Блэк, это тоже касается!

Уж я-то в самый дальний угол отойду, за самую последнюю парту. А то и вправду мой боггарт скоро в Тома Риддла превращаться начнет...

— Риддл меня убьет!

Я поглядел на Лестранжа. Он сидел на кровати, обхватив голову руками, и на лице его была написана мировая скорбь. Больше в спальне никого не было, несмотря на позднее время.

Братишек я уже отправил спать, а сам сидел на полу возле своего чемодана и решал сложную задачу — почему все носки, попадавшиеся мне под руку, из разных пар.

— Кончай страдать, Лестранж, — наконец произношу я. — Лучше скажи — нет ли такого заклятья, которое носки из одной пары притягивает друг к другу? Я с пяти лет о нем мечтаю! А на заклинаниях нам дают все что угодно, кроме того, что действительно необходимо!

— Тебе бы все шутить, Блэк, — огрызается Лестранж.

— Я не шучу! — говорю я с пафосом. — Я ищу носок! И не просто носок, а два одинаковых носка! Разве может представитель древнейшего и благороднейшего семейства Блэков показаться на людях в носках разного цвета?

На Лестранжа моя пафосная речь не действует. Весь сегодняшний вечер на него вообще ничего не действует. Он даже в гостиной с нами не остался, а пошел в спальню первым.

— Ты все шутишь, Блэк, а Риддл меня точно убьет.

— Не убьет. По крайней мере, до СОВ не убьет. А то, представь, посадят его в Азкабан, а у него даже СОВ нет!

Лестранж даже на это не реагирует. Плохо дело.

— Блэк, ты вообще умеешь говорить серьезно? — наконец выдает он страдальческим тоном.

— А ты умеешь думать сам, а не по указке Риддла?

Кажется, подействовало! Он выпрямляется и смотрит прямо на меня. Я все еще сижу с носком в руке, и вид у меня от этого комический. Хотя у меня всегда такой вид. Но взгляд Лестранжа я встречаю совершенно серьезным взглядом.

— Я не по указке... Как ты не поймешь... Если на экзамене мне достанется боггарт, ты представляешь, что будет?

— И теперь ты хочешь, чтобы твоим боггартом стал Риддл? Но это комиссии еще меньше понравится.

Еще неизвестно, что комиссии больше не понравится, — Риддл или василиск. Весь вечер, пока Лестранж со страдальческим видом сидел в гостиной, а Риддл рассказывал Эйвери об инфери, я размышлял о Тайной Комнате, василиске и Лестранже. Попытка представить хоть что-нибудь, вызывала у собственного мозга отторжение. Даже чувство юмора не помогало. В голову и так с трудом укладывалось, что Риддл открыл Тайную Комнату, но вот то, что он еще и Лестранжа туда притащил, не укладывалось никак.

— Блэк! — В этом голосе было столько страдания, что мне даже стало жалко Лестранжа.

Я кинул носок на кровать и поднялся с пола.

— Вот скажи мне, что ты в нем нашел? Пять лет бегаешь за ним, как привязанный!

— Он — наследник Слизерина!

— Ну и что? Твой род еще древнее моего, между прочим! А ты за Риддлом бегаешь!

— Ты не понимаешь. Мы с тобой — обычные, а он — особенный.

— Чем же он особенный?

— Разве ты сам не видишь?

Если бы у него не было столько отчаяния в голосе, я бы, может, и поверил.

— Пока что я вижу, как ты от страха трясешься. Неужели ни у кого из вас боггарт в Риддла не превращается? Или это вопрос времени?

— Блэк, а ты не помнишь, как на первом курсе сам за ним бегал?

Я засмеялся. Ну надо же — он до сих пор помнит, как я восторгался Риддлом на первом курсе. Но тогда у него еще не было четко оформленной свиты, как сейчас. Как только он стал предпринимать попытки стать среди нас не равным, а высшим, я тихонько отошел в сторону. И Лестранжа тогда, между прочим, предупреждал! Мы даже с ним поссорились в конце первого курса и две недели не разговаривали. Потом помирились.

— Ты еще вспомни, как мы в восемь лет с тобой на крыше твоего замка сидели, а ты метлу выронил.

— При чем тут это?

— При том, что я с тех пор изменился. И предпочитаю думать, хотя бы иногда. Причем своими мозгами, а не чужими.

— Что-то я не вижу, как ты думаешь. Ты в основном все высмеиваешь.

— А что — плакать, что ли? Могу и поплакать. Тем более что повод есть — из-за этой несчастной ящерицы-переростка отменили матчи по квиддичу, когда кубок был фактически у нас в руках. Ну ладно, я на следующий год отыграюсь, но у нас три семикурсника в команде!

На самом деле меня не только это заботит. Но одно дело — говорить правду, а другое — всю правду. Это своим я могу сказать все без утайки. А Лестранж тут же побежит пересказывать наш разговор Риддлу, просто потому, что по-другому он уже не умеет.

И что это я вдруг вспомнил про крышу его замка? Было дело — когда Ранульфу исполнилось восемь лет, собрались мы всей семьей у него в замке в Южном Уэльсе. Там почти весь наш сегодняшний класс был. Вышли мы после обеда на улицу полетать немного на метлах, и кто-то — кажется, Эйвери, предложил на спор облететь вокруг замка. Сам, между прочим, не долетел. А мы с Ранульфом оказались на крыше. Передохнуть решили. Я-то нормально устроился, а он чуть о шпиль не расшибся и метлу выронил. Хорошо, хоть сам не свалился. Как ему потом от родителей досталось!

— При чем тут квиддич, — со вздохом говорит Лестранж. — Есть вещи куда поважнее и квиддича и даже экзаменов.

— Это какие, интересно?

— Ну, например, засилье грязнокровок.

— Дались вам эти грязнокровки. Что вы хотите? Выгнать их из Хогвартса? Да школу закроют быстрее! Риддл этого хочет? Ему же самому придется к магглам вернуться, если школу закроют!

Лицо Лестранжа стало жестким.

— Ты это ему скажи, Блэк, посмотрим, как он тебе ответит.

Интересно, знает он или нет о том моем разговоре с Риддом? Скорее всего, знает.

— Не хочу связываться, — небрежно произнес я, опустил руку в чемодан и не глядя взял первое, что попалось под руку — черный носок с тонкой зеленой полоской. Перевел глаза на кровать — там лежал такой же. Ну надо же!

Лестранж подозрительно посмотрел на меня.

— Чему ты радуешься?

— Как чему? Ты посмотри — я все-таки их нашел! Два одинаковых носка! Теперь не стыдно и на завтрак утром идти! А то вся школа меня наследником Слизерина считает, а я в собственных носках разобраться не могу!

— С тобой нельзя серьезно разговаривать, Блэк! Я ложусь спать, а ты как хочешь!

— Спокойной ночи! — сказал я, глядя, как он ложится и задергивает полог кровати.

Я тоже буду спать. Надеюсь, что василиск этой ночью мне не приснится. Если уж выбирать себе сон — пусть уж лучше носки снятся. Согласен даже на разные. Во сне я непривередливый.

До экзаменов ничего интересного не происходило. Лестранж успокоился, Риддл разговаривал со мной вполне дружелюбно, гриффиндорцы от меня по-прежнему шарахались, но уже не с тем пылом, что раньше. Я убедил себя в том, что Тайную Комнату Риддл больше трогать не будет, потому как СОВы для него важнее.

Даже меры предосторожности уже так тщательно не соблюдались. Уже можно было бродить по коридорам в одиночку и даже выходить во двор. Хотя предполагалось, что младшие будут это делать лишь в присутствии старших. Но старшие были озабочены экзаменами, так что некоторые смелые второкурсники резвились во дворе безо всякого присмотра и никто на них не нападал.

Как я и предполагал, мой день рождения — десятое июня — пришелся на самую середину экзаменов. Я в этот день сдавал зельеварение, Валбурга — трансфигурацию, а братишки — заклинания. Тем не менее когда я проснулся, то обнаружил у своей кровати гору подарков и не удержался от восторженного вопля. Родители прислали мне новую метлу — только-только поступившую в продажу модель. Честно сказать, я такого не ожидал, ибо папа как-то сказал, что если каждый раз покупать новинку, то к моменту окончания мной школы у нас скопится штук двадцать метел, и что с ними делать — пол мести, что ли? Орион и Сигнус подарили толстенную книжку про гиппогрифов с цветными картинками и набор хлопушек. Валбурга — парадную мантию. Их у меня штук пять уже, но темно-фиолетовой нет ни одной. Так что пусть будет.

Под коробкой с метлой я обнаружил пакет с носками — штук пять пар или даже больше. Сначала даже не понял, от кого, подумал — от Валбурги. А потом достал из пакета открытку, на которой была изображена симпатичная змейка с бантиком на шее, а на другой стороне написано: «Поздравляю тебя! Том Риддл». Вот тут я потерял дар речи, ибо от Риддла не то что подарка — поздравления не ожидал!

Зная Риддла, можно было предположить, что он эти носки еще и заколдовал тем самым заклятием, которого мне так не хватало.

— Спасибо! — сказал я, обращаясь к Риддлу, который сам только что проснулся и укладывал в сумку перья и листы пергамента.

— Всегда пожалуйста, — улыбнулся Риддл. — Кстати, у меня бутылочка медовухи завалялась, можно вечером отметить.

— А экзамены?

— А экзамены отметим отдельно!

Точно, мир перевернулся. Мы тоже кое-чем запаслись и, в конце концов, отметить мой день рождения всем классом сам Мерлин велел. Хоть час да выкроим после ужина. Тем более что после интенсивной подготовки СОВы сдавались легко и невыносимого напряжения не вызывали.

В приподнятом настроении я спустился в гостиную, где на меня тут же набросились Орион с Сигнусом и принялись дергать за уши. Я кричал и вырывался, но держали меня крепко и убежать не дали.

Зрелище мы, конечно, представляли знатное, когда спустились в Большой Зал на завтрак — среди озабоченных лиц студентов четыре наших счастливых физиономии. Я даже на экзамене улыбался. Да и было чему. Вопросы мне показались совсем простыми. И похоже, что не только мне, — всем слизеринцам. Даже Эйвери не смотрел в потолок с надеждой увидеть там ответы, а быстро и уверенно что-то строчил.

Будем надеяться, что у братишек и Валбурги тоже все в порядке, — думал я, заканчивая ответ на последний вопрос. Перечитал все сначала — вроде ничего не упустил и нигде не ошибся. Красота! «Превосходно» по зельеварению будет мне достойным подарком на день рождения. После обеда еще практическая часть — но и с этим я должен справиться.

Первое, что я увидел, выйдя из Большого Зала, — еле сдерживающий смех Сигнус и смущенный Орион. Приглядевшись, я заметил, что у Ориона большое чернильное пятно на мантии и несколько брызг на лице. Увидев, что я на него смотрю, он попытался вытереть чернила, но только размазал их еще больше. При виде его пятнистого лица я тоже не удержался от смеха.

— Это что ты такое наколдовал, что у тебя чернильницы взрываются?

Сигнус просто согнулся пополам, да и Орион тихо рассмеялся, а потом замахал на меня рукой:

— Я ничего не колдовал! И чернильница не моя! Сигнус, да прекрати ты ржать! Моя чернильница цела, между прочим, могу и тебя разукрасить, чтобы не обидно было!

Сигнус наконец-то справился с приступом хохота и посмотрел на Ориона страшными глазами:

— Ты не посмеешь обливать чернилами своего родного брата!

— Не родного, а троюродного!

— Хорошо — своего родного троюродного брата!

Вот тут уже я не выдерживаю и сгибаюсь пополам.

— Но что все-таки случилось? — спрашиваю я, наконец-то придя в себя.

Нет, денек славный выдался, несмотря на экзамены. Веселый.

— Сидим мы в классе, ждем своей очереди отвечать, — начинает Орион.

— И тут Миртл начинает ныть, что ничего она не помнит, что экзамен провалит и вообще, какая она несчастная, и никто ее не любит и не пожалеет, — подхватывает Сигнус.

— Ее одноклассница Оливия Хорнби пытается заставить ее заткнуться...

— А Миртл все ноет и ноет!

— Они с Оливией стали ругаться. Уже все про экзамен забыли — сидим и слушаем.

— Оливия сказала что-то вроде: «Заткнись, плакса, скоро все глаза выплачешь вместе с очками»...

— И Миртл как кинет в нее учебником!

— Тут Эйлин вскакивает, кричит, чтобы Миртл прекратила истерику, та орет, как будто ее режут, начинает кидаться всем, чем под руку попадется...

— Хватает чернильницу и кидает ее в Эйлин. Хорошо, я перед ней встал! Ну, вот в меня и попало...

— А Миртл выбежала из класса, — заканчивает Сигнус.

— А экзамен-то вы сдали в итоге?

— Сдали, — улыбается Орион. — Из-за какой-то истерички еще и экзамен отменять?

— А ты, значит, спас Эйлин Принц, заслонив своим телом? — смеясь, спрашиваю я. — А где наша спасенная?

— Да они с девчонками Миртл ищут. Пока не нашли.

— Ну, герой, — говорю я, — пошли умываться и переодеваться. А потом обедать. Будем считать твой героический поступок подарком мне на день рождения. Повеселил ты меня славно!

— Я для тебя на все готов! — хитро говорит Орион, и мы снова смеемся.

После обеда меня поймала Эйлин Принц.

— Пойдем поговорим, — сказала она с заговорщицким видом.

До экзамена еще полчаса, так что поговорить время есть. И мы пошли во двор. В гостиную возвращаться не хотелось — я только что там был.

Удобно располагаемся под деревом недалеко от озера и далеко от любопытных взглядов. Эйлин достает из сумки толстую книжку и протягивает ее мне.

— С днем рождения, Альфард!

— Ух ты! — радостно восклицаю я, и есть от чего. На обложке переливается всеми цветами радуги волшебный фейерверк, складываясь в слова «Энциклопедия веселых чудес». Эйлин знает, что дарить.

Впрочем, не только она знает. Меня сегодня все подарками порадовали. Но неужто Эйлин меня только за этим позвала? Не верю. У нее явно какой-то серьезный разговор. Но в этот замечательный день я согласен даже на серьезный разговор. Как раз привести мозги в порядок ко второй части экзамена. А вечером мы отметим. Хорошо отметим.

— Вы эту дуру нашли, от которой Орион тебя спас? — спрашиваю я, убирая книгу в сумку.

— Мы это старостам поручили. У них в Хаффлпафе староста есть, пусть этим и занимается. Я бы на месте Оливии вообще не стала бы с этой дурой связываться, а они чуть ли не каждый урок цапаются.

— Но зато какой материал для анекдотов!

— Хогвартс — это школа, а не материал для анекдотов! — патетично произносит Эйлин и добавляет уже другим тоном: — И не питомник для василисков.

— Откуда ты знаешь?

— Альфард, мозги есть не только у тебя. Это во-первых. Во-вторых, у кое-кого слишком длинный язык.

— У кого это?

— Милисента в туалете рассказывала, как вы с боггартом развлекались.

— Мерлин! Так это что? Полшколы знает? — ужасаюсь я.

Если что-то знают двое парней, они будут молчать. Если одна девчонка — назавтра же об этом узнает вся школа.

— Не полшколы, а полфакультета! Это наш туалет был, а не общий.

От этого становится немного легче. Весь Слизерин и так знает, кто такой Риддл, кто не знает, тот догадается, а кто даже не догадается — тому в Слизерине не место. Хотя недогадливых у нас нет.

— Так ты от Милисенты услышала или сама догадалась?

— Сначала сама, конечно. За кого ты меня принимаешь, Альфард? И, в-третьих, самое главное — я сегодня разговаривала с Ранделлом.

— С кем?

— Тот парень из Равенкло. На него на первого напали.

— Так он уже в порядке? А та девчонка из Гриффиндора? А почему я их не видел?

Эйлин смеется:

— Ты же у нас наследник Слизерина для всех, кроме Слизерина, забыл? Они же тебя как огня боятся!

Я картинно хватаюсь за голову:

— Вот что у меня за судьба такая? Даже наследником Слизерина не побыть! — И перехожу на серьезный тон: — Что он видел?

— Видел он в зеркале и не очень отчетливо. Заявил, что оно похоже было на танк.

— На что?

— На танк! Ты магловедение что, не изучаешь?

— Эйлин! Какой Блэк в здравом уме и трезвой памяти станет учить магловедение?

Действительно — какой? Эйлин — другое дело, она уже застолбила себе место в Министерстве, а министерские работники в магловской жизни должны разбираться хотя бы на уровне школьной программы. А нам-то зачем? Может, я и вправду драконов буду разводить, зачем мне магловедение?

— Ну так вот, танк — это такая магловская машина для ведения войны. Представь себе сарайчик, поставленный на гусеницы... Ну это как змеи, благодаря им можно по любой дороге перемещаться, хоть по грязи, хоть по полю, и с пушкой.

— С чем?

— С пушкой! Она огнем стреляет, как дракон.

С ума сойти! Пожалуй, я зря не стал изучать магловедение. Тема для анекдотов еще более благодарная, чем Миртл и Хагрид, вместе взятые.

— То есть, — подвожу я итог, — это сарай, который везут на себе две змеи, а в сарае сидит дракон и дышит огнем?

— И все это железное! — сквозь смех добавляет Эйлин.

— Знаешь, я зря сказал Слагхорну, что собираюсь разводить драконов. Я, пожалуй, буду танки разводить. По крайней мере, что-то новое.

Минуты две мы говорить не можем совсем. Мне даже приходиться хлопать Эйлин по спине, чтобы она не задохнулась от смеха.

— Альфард, — говорит Эйлин, отдышавшись, — причиной моей смерти будешь ты!

— Пока еще от меня никто не умер. Даже Орион с Сигнусом, которым больше всех достается. Ладно, — спохватываюсь я, — так что с этим мальчиком? Он увидел в зеркале танк? А этот танк сильно похож на василиска?

— Ему показалось, что он увидел танк! Почувствовал опасность и подумал о том, что первое пришло ему в голову. Он же маглорожденный! А у них у всех голова забита танками, пушками, самолетами и бомбами, хоть на первом курсе, хоть на пятом! В основном у мальчишек, хотя я сама слышала, как в туалете одна маглорожденная гриффиндорка рассказывала другой, чистокровной, про подводные лодки.

— А на подводную лодку василиск не похож?

— Не похож! Подводная лодка под водой плавает! А василиск по земле ползает!

Я понимаю, что ничего смешного тут нет, но смеюсь безудержно. В моем воображении плавают лодки с рыбьими хвостами, ползают железные драконы и летают совсем уж непонятные твари с перепончатыми крыльями.

А до экзамена, между прочим, каких-то пять минут осталось. Когда я это осознаю, я вскакиваю на ноги.

— Эйлин! Нам пора!

Помогаю Эйлин подняться, и мы идем к замку. Идем спокойно, мирно, как будто это не мы только что умирали от смеха. А что, я уже привык. Сейчас до Большого Зала дойдем, я сяду за стол, как ни в чем не бывало, и сосредоточусь на зельях и ни на чем другом, кроме зелий. Первый раз, что ли?

И тут на нас налетает взъерошенная и взволнованная до крайности Милисента Бэгнолд.

— Вот вы где! Я чуть с ума не сошла!

— А что такое, Милисента? Экзамен ведь еще не начался?

— Экзамен переносится! Идите в гостиную, немедленно!

У меня внутри все похолодело. Неужели опять? Но когда Риддл успел — и, главное, зачем? Два экзамена, мой день рождения — на кой дементор он полез в Тайную Комнату? Поделиться с василиском описанием физиономии Альфарда Блэка, получившего в подарок носки?

Риддл же был у меня на виду все время. Мы же вместе были на экзамене!

— Что случилось? — спрашивает Эйлин.

— Не знаю! Сказали, — срочно всех возвращать в гостиные!

— Где наши?

Милисента понимает меня с полуслова:

— Все Блэки уже там. Валбурга опять поцапалась с МакГонагалл, но я ее оттащила. А на озере никого нет?

— Кажется, я видела парочку гриффиндорцев на берегу, — вспоминает Эйлин. — А ты с нами не идешь?

— Я попозже приду! Может, узнаю, что случилось. Старостам велели всех найти и отослать в гостиные. Да, а Риддла вы не видели?

Мы с Эйлин останавливаемся так резко, что получается почти шаг назад. И пристально смотрим на Милисенту, так что она даже смущается.

— А он на обеде был? — каким-то чужим голосом спрашивает Эйлин.

— Не помню, — тихо отвечаю я. Я действительно не помню, ибо за обедом братья наперебой пересказывали Валбурге историю с чернильницей.

— Кажется, его не было, — совсем потерянным голосом говорит Милисента. — Вы думаете, что...

— Мы не думаем, мы знаем. Пошли, Эйлин.

Не успели мы войти в холл и сделать несколько шагов к лестнице, ведущей в подземелье, как к нам подбежала МакГонагалл.

— Блэк, — сказала она, не давая мне и рта раскрыть, — иди к директору.

— Зачем?

— Там узнаешь!

Интересно, дадут ли мне проститься со своими перед тем, как отправят в Азкабан?

Видимо эта мысль слишком ясно отразилась у меня на лице, потому что Эйлин порывисто схватила меня за руку и заявила:

— Я тоже пойду!

МакГонагалл смерила ее подозрительным взглядом и сурово произнесла:

— Нет, Принц, ты пойдешь к себе в гостиную. А где Бэгнолд?

— Она пошла гриффиндорцев из озера вытаскивать, — отвечаю я как ни в чем не бывало. Как известно, Альфард Блэк способен шутить в любом состоянии. Даже если соображать не способен.

— Что они делают в озере? — МакГонагалл пугается, похоже, всерьез.

— Не знаю, наверное, с кальмаром в прятки играют.

Я выдаю реплики, но думаю совсем о другом. Вся школа считает меня наследником Слизерина безо всякого влияния Риддла. Но пока что доказательств именно моей виновности ни у кого нет. Однако, если я попытаюсь выдать Риддла, он в два счета доказательства предоставит. Хотя бы то, что старостой сделали его, а не меня, показывает, кому больше доверяют преподаватели.

Сажают ли в Азкабан несовершеннолетних — это еще неизвестно. Прецеденты были. Мы с Валбургой раскопали кошмарную историю трехсотлетней давности, где шестнадцатилетнего мальчика посадили в Азкабан за убийство нескольких маглов. Между прочим, это был один из предков Риддла — точнее, дальних родственников. Интересно, за открытие Тайной Комнаты тоже сажают в Азкабан, независимо от возраста?

МакГонагалл, кажется, лично собралась отконвоировать меня к директору. Прощай, свобода!

— Иди, Эйлин, — небрежно говорю я. — Не волнуйтесь там за меня.

Легко сказать — не волнуйтесь! Но Эйлин девушка умная, Ориона и Сигнуса успокоит. А с Валбургой Орион поговорит, они и сейчас — прекрасная пара.

— МакГонагалл, — говорю я, когда мы начинаем подниматься по лестнице, — а у директора еще кто-нибудь есть?

— Дамблдор.

Ну разумеется. Куда ж без декана Гриффиндора. Гриффиндорцам всегда больше всех надо, взять хотя бы МакГонагалл. В Азкабан она тоже возьмется меня конвоировать?

— А больше никого?

— Там узнаешь.

Староста школы на разговоры явно не настроена. Вот если в кабинете директора министр магии и начальник департамента магического правопорядка — тогда дело плохо. Если только Дамблдор — есть шанс, что за двери школы история не выйдет.

Как я только не встречал свой день рождения — но в Азкабане ни разу. Может, стоит попробовать? Для разнообразия. Интересно, дементоры пьют медовуху? Или только огневиски?

И я вполголоса затягиваю жалостливую песенку про несчастного волшебника, во цвете лет угодившего в Азкабан. МакГонагалл неодобрительно на меня косится, но ничего не говорит.

Пока я пою, приходит мысль, что на самом деле не так уж все и плохо. У Риддла за стенами школы нет ровно никакой власти. Зато у меня есть родители и еще куча родственников, имеющих столько денег и связей, что Азкабан могут купить вместе с дементорами. И где доказательства моей вины? Да, в прошлый раз я первый заметил окаменевшую девочку, но сейчас-то я сначала отмывал Ориона, а потом обедал! А когда случилось первое нападение, я позже всех подошел!

Но первыми тогда подошли Орион и Сигнус, а это плохо. Лучше уж всю вину сваливают на меня одного, чем на них. Уж я-то выкручусь.

Когда мы подошли к горгулье, охраняющей вход в кабинет директора, я как раз добрался до последнего куплета — о красавице жене, скучающей в опустевшем доме. Только подумал, не заменить ли жену на сестру, как МакГонагалл сказала пароль и горгулья отъехала в сторону, открывая проход на винтовую лестницу.

— Иди, — она сделала приглашающий жест.

А сама, значит, не пойдет? Будет караулить снаружи, чтобы я, чего доброго, не сбежал?

Вхожу в кабинет. За столом Диппет, у камина в кресле Дамблдор, а на стул возле директорского стола сидит тощая девчонка из Хаффлпафа. Она-то что здесь делает? Вся дрожит, глаза заплаканные, и смотрит на меня с таким испугом, как будто я — василиск, а не просто Наследник Слизерина.

Больше никого нет. Ни министра магии, ни дементоров. Хотя бы это радует.

— Оливия, — мягко говорит Дамблдор, — расскажи еще раз, что случилось.

Оливия? Это не ее ли упоминали братишки, рассказывая о скандале на экзамене?

Девочка всхлипывает, достает платочек и утирает слезы. Тут же набегают новые.

— Я искала Миртл, хотела сказать ей, чтобы она перестала дуться и пошла сдавать экзамен, она же так его и не сдала, — на этом она прервалась и опять всхлипнула.

— И? — подбодряет ее Дамблдор.

— В спальне ее не было, я стала искать в туалетах...

Мне становится страшно. У этой Оливии такой вид, как будто в туалете она столкнулась с василиском. Но тогда почему она не оцепенела?

— Я вошла в туалет на втором этаже, — продолжала девочка сквозь слезы, — и вижу — дверь открыта, а она на полу лежит, мертвая...

На этом Оливия продолжать уже не может, а захлебывается рыданиями. Я ее вполне понимаю.

В моей голове несколько мыслей. Одна, непонятно откуда взявшаяся, — «так этой дуре и надо», душится мною в зародыше. Другую, «ну и идиот этот Риддл», я запихиваю поглубже, чтобы обдумать вне стен директорского кабинета. Остальные касаются моего местопребывания в тот момент, возможности изыскания хоть каких-нибудь доказательств против меня, и поверх этого всего жирными черными буквами красуется надпись: «Хорош подарочек на день рождения!»

— Что ты можешь сказать, Альфард? — обращается Дамблдор ко мне.

Я бы много чего сказал. Правда, половина тех слов, что я бы хотел сказать, не предназначена для стен директорского кабинета и ушей директора и декана Гриффиндора. А почему они Слагхорна не пригласили?

— Это не я, — отвечаю я быстрее, чем успеваю выбрать из множества мыслей подходящую для ответа на вопрос Дамблдора.

— Что ты знаешь о Тайной Комнате? — спрашивает Диппет. — Она действительно открыта?

Я много чего знаю. Но это не значит, что все и расскажу.

— По легенде Тайную Комнату может открыть только наследник Слизерина, — заученным голосом говорю я, — а всем известно, что род Слизерина прекратился в прошлом веке...

Жаль, нет здесь Валбурги — уж она бы рассказала и о роде Слизерина, и о том, какое отношение к нему имеют Блэки, а точнее, совсем не имеют, и еще много интересных вещей. Хотя, что это я — хорошо, что ее здесь нет! Жаль, что я не могу прочитать такую же речь, как прочитала бы она.

— Подожди, Альфард, — останавливает меня Дамблдор, когда я слишком уж погружаюсь в глубь веков. — Что ты делал сегодня после экзамена?

— Ориона от чернил отмывал, — мрачно говорю я. — Это ваша Миртл в него чернильницей запустила.

Оливия всхлипывает. Она так и будет тут плакать? Ей хорошо, ей Азкабан, в отличие от меня, не светит.

— А потом?

— А потом мы обедать пошли. А потом я отправился во двор говорить с Принц, пока Бэгнолд не велела нам возвращаться в гостиную.

Плохо то, что, когда я отмывал Ориона, больше никого ни в умывальной, ни в гостиной не было. Все после экзаменов пошли сразу на обед. Братьев независимыми свидетелями, конечно же, не посчитают.

— Хорошо, Блэк, — с тяжелым вздохом говорит Диппет, — иди к себе.

Не поверили они мне ни на кнат. По глазам вижу.

Успокаивает только то, что по крайней мере перед Азкабаном со своими попрощаться успею.

Когда я вошел в гостиную, на меня сразу же налетели Сигнус с Орионом, чуть не сбив с ног.

— Ну что?

— Ничего, — мрачно говорю я. — Но день рождения в Азкабане праздновать точно не буду, одно это и успокаивает.

— Директор тебя подозревает? — у Ориона глаза расширились от ужаса.

— Похоже, что так.

— Любой мало-мальски разбирающийся в родословных волшебник знает, что мы не является потомками Слизерина!

Это Валбурга, тоже взволнованная. Подходит ко мне и обнимает, так что мы сбиваемся в тесную кучку посреди гостиной. А кругом полно народу, и все на нас смотрят, но мне уже безразлично. Главное — мои все здесь.

И тут меня аккуратно трогают за плечо.

Оборачиваюсь. Лестранж. Увидев, что привлек мое внимание, он говорит тихо:

— Подымись в спальню, Риддл хочет с тобой поговорить.

— Он там один?

— Один.

— Василиска там точно нет?

Люблю смотреть, как Лестранж смущается. Обычно после подобных колкостей с моей стороны он обращается за помощью к Риддлу, но Риддл в спальне ждет меня.

— Иди, — настойчиво повторяет Лестранж.

Иду. Что еще остается делать. Поднимаясь по лестнице, чуть не теряю равновесие и опираюсь рукой о стену. Приехали...

— Что сказал тебе директор, Блэк?

Риддл спокоен и невозмутим еще больше чем обычно. Но это маска. Даже я вижу. Почему он и сидит здесь в спальне, а не в гостиной. Какое у него бледное лицо! Прямо как кафель в нашей умывальной.

— Ничего существенного. Спрашивал, где я был. И, кажется, не поверил ни одному моему слову.

Сажусь на свою кровать. Лучше бы, конечно, лечь, но несолидно.

— Видишь ли, Блэк, им нужен виновник. Все равно кто. Ты на виду, потому что о тебе уже давно разговоры по всей школе ходят.

— Пусть сначала докажут, что это я!

Риддл усмехнулся.

— Блэк, сейчас никто не будет утруждать себя доказательствами. Погибла студентка. То, что она была дура, никого не волнует. Пока не поднялся шум на всю страну, надо решить проблему своими силами. То есть найти и выдать виновного.

— Риддл, — я даже слова не сразу могу подобрать, что на меня не похоже. — Во-первых, я не наследник Слизерина...

— Видишь ли, Блэк, легенде о Тайной Комнате тысяча лет. И записана она так туманно, что толковать ее можно по-разному. Кто сказал, что требуется именно физический наследник? Может, имеется в виду последователь — так сказать, духовный наследник?

На такое и возразить нечего. Но я, тем не менее, пытаюсь вспомнить остальные аргументы:

— Ну, допустим, меня представят, как виновника. Но мои родители Визенгамот с потрохами купят!

— Тебе так нужен публичный скандал, Блэк? От Азкабана вы, может, и откупитесь, но из Хогвартса тебя исключат. И братьев твоих тоже. Тебя такая перспектива устраивает?

— Риддл, ты мне обещал, что не будешь на меня наговаривать!

— Я про тебя ни словечка не сказал. А могу и сказать. Либо за, либо против. Выбирай.

— Что выбирать? — я уже ничего не соображал.

— Я могу тебя отмазать, Блэк.

— Ты всемогущий, Риддл?

Он даже не улыбается.

— Почти. Смотри, Блэк, — я не говорил ни слова против тебя, и тебя уже подозревают. Скажи я хоть слово — и ты окажешься если не в Азкабане, то за пределами школы. Веришь, что я найду доказательства?

Этот найдет. Все, что угодно, найдет.

— А как ты меня отмажешь?

— А это уж моя забота, Блэк. Выбирай.

— Что ты за это хочешь?

— Самую малость, Блэк. Дай мне честное слово, что никогда не пойдешь против меня.

— В смысле?

От Риддла, конечно, можно ожидать чего угодно, но сейчас я вообще ничего не ожидал, потому что не был на это способен.

— Повторяю еще раз, — размеренно говорит Риддл, — ты даешь мне честное слово, что никогда не пойдешь против меня, а я тебя отмажу от всех обвинений.

— Зачем тебе это? — я пытаюсь изобразить на лице усмешку, но она не получается.

— Видишь ли, Блэк, ты не хочешь быть моим другом. А я не хочу, чтобы ты был моим врагом. Я не требую от тебя присоединиться ко мне. Я прошу всего лишь, чтобы ты не шел против меня.

Ну надо же — Риддл меня просит!

Один раз он меня загнал в безвыходное положение. Теперь — второй. Кем же он станет, если уже в шестнадцать лет с легкостью играет чужими жизнями?

С одной стороны — мне страшно. Страшно, что он еще сделает, если ему не помешать.

С другой — у меня нет выхода. Что я смогу, если меня выгонят из школы и отберут палочку? Риддлу я точно не помешаю, что бы он ни задумал.

С третьей — почему я должен спасать весь магический мир от одного Тома Риддла? Чем магический мир это заслужил?

— Может, тебе еще Нерушимую Клятву принести? — на этот раз усмешка у меня получается.

— Не надо, — серьезно отвечает Риддл. — Мне достаточно твоего слова.

— Даю тебе слово Блэка, что никогда не пойду против тебя.

Голос у меня какой-то чужой. Наверное, потому что слова чужие. А своих и нет.

— Вот и хорошо, — улыбается Риддл. — За это надо выпить. У тебя все-таки день рождения!

— Правда? А я уже и забыл.

— Держи. Для памяти, — и он протягивает мне бутылку.

Достойно ли представителя древнейшего и благороднейшего семейства Блэков пить огневиски из горла в пустой спальне в обществе Тома Риддла? Наверное, недостойно. Но мне уже все равно.

В пятницу утром старшекурсники Слизерина дружно страдали от похмелья. Я страдал не только от похмелья, и поэтому на завтрак не спустился. Вообще выходить из спальни не хотелось. Сходил умылся, долго держал голову под краном. Легче не стало, только голова заболела. Все потому, что держал я ее под струей холодной воды. Думал — от этого протрезвею. Не только не протрезвел, но и думать перестал. Вернулся в спальню, упал на кровать и валялся там, пока не пришли Орион, Сигнус и Эйлин с бутербродами, тыквенным соком и — о счастье! — антипохмельным зельем. Правильно — не в лазарет же за ним идти.

Голова болеть перестала, но общее состояние от этого не улучшилось. Напротив — когда боль ушла, появились мысли, и еще неизвестно, что было хуже. Я отправил младших заниматься, а сам остался лежать и думать. Лежать получалось, думать нет.

Риддл, как ушел на завтрак, так и не появлялся. Может, он был в гостиной, я не знаю. Ближе к обеду пришла Валбурга, села ко мне на кровать и стала рассказывать истории из жизни Барти Крауча. Где-то на пятой по счету истории я стал улыбаться, а после рассказа о том, как ребенок читал домашнему эльфу статьи из «Ежедневного пророка», смеялся во весь голос.

— Может, ему уже в Хогвартс пора?

— В четыре года?

— Ну, раз твой племянник такой гений, то почему бы не сделать для него исключение?

— Альфард! — возмутилась сестра. — Когда ты наконец запомнишь, кто кому кем приходиться! Чарис — двоюродная сестра нашего отца, а значит, Барти — наш троюродный брат!

— Как Орион?

Вот сколько раз мне Валбурга ни говорила — не могу запомнить. По мне маленький ребенок может быть только племянником, а брат должен быть примерно того же возраста.

— Что Орион? — раздается голос со стороны двери.

Легок на помине! И, разумеется, с Сигнусом.

— Мне тут твоя невеста рассказывает про Барти Крауча. Я бы на твоем месте, Орион, задумался о столь пылкой ее любви к своему юному родственнику. Он ведь нам такой же троюродный брат, как и ты!

— Ему четыре года!

— Валбурга, так он же гений. Он в пять лет поступит в школу, в семь ее окончит, а в восемь женится!

Мы смеемся. Все четверо. Валбурга машет на меня руками:

— Альфард, выдумаешь тоже!

— Я не выдумываю, а подытоживаю результаты наблюдений! — важно говорю я.

Орион и Сигнус смотрят на меня, как на тяжелобольного, первый раз за месяц самостоятельно поднявшегося с постели. Я что, действительно так выгляжу?

— Вы Риддла не видели?

— Нет, — мотает головой Сигнус, — а зачем он тебе?

— Да, в общем-то, и незачем.

— На обед пойдешь?

— Не пойду.

— Альфард! — восклицают все трое хором.

— Я сказал — не пойду! Не хочу.

Не знаю почему, но во мне родилось совершенно детское убеждение, что если я укроюсь от Диппета и Дамблдора в спальне, то они меня и не тронут. Видимо, остальные мое убеждение разделяли, потому как не стали настаивать.

Вернувшись с обеда, братишки принесли мне пирожков и куриную ногу, а когда я закончил с трапезой, появилась Эйлин и с сияющим видом вручила мне какую-то коробку, заявив, что выменяла это у одного равенкловского первокурсника. В коробке оказался набор магловских игрушек.

— Что это? — спросил я, рассматривая штуковину с крыльями и раздвоенным хвостом.

— Это самолет! А это вот танк! И вот еще один!

Задумчиво рассматривая танк, прихожу к выводу, что с василиском ничего общего. Может, это был неправильный танк? Или неправильный василиск?

— Все младшие курсы на этом помешаны. Я подумала, может, тебе будет интересно?

У Ориона и Сигнуса глаза уже загорелись. Да и мне интересно поиграть с магловскими игрушками. Я, конечно, не младшекурсник, но если впадать в детство — так окончательно.

Через минуту мы уже радостно гоняли танки друг за другом, а самолеты описывали круги вокруг нас, стреляя тоненькими язычками красного пламени. Эйлин, глядя на нас, смеялась, но через час ей надоело, и она спустилась в гостиную. Под ручку с Валбургой, что совсем удивительно. Валбурге, видимо, тоже надоело смотреть, как мы ползаем под кроватями, наблюдая за нашими игрушками.

Мы увлеклись так, что на ужин братишек пришлось загонять только совместными усилиями Валбурги, Эйлин и Милисенты. Я решил для порядка на ужин не ходить, а подумать еще.

Хотя думать так и не получилось. Вместо размышлений о последних событиях я погрузился в семейные воспоминания. Отчетливо представился день почти три года назад, когда Орион и Сигнус поступили в Хогвартс. Когда в Большой Зал ввели первокурсников, мы с Валбургой пододвинулись друг к другу вплотную и взялись за руки. Никого, кроме Сигнуса и Ориона, в толпе первокурсников мы не видели, даже Хагрида, хотя в другое время я непременно обратил бы внимание на такое. «Хорошо, что наша фамилия Блэк, а не какой-нибудь там Уилкс, — прошептал я сестре, — меньше ждать». Первым был Орион, и когда шляпа выкрикнула «Слизерин!», мы с Валбургой испытали облегчение — но не до конца. И аплодировать не стали, ибо не могли разнять рук. А Орион почти не обрадовался, только чуть улыбнулся и, вместо того чтобы идти к нам, остался стоять возле табуретки со Шляпой. Дамблдор что-то сказал ему, но брат замотал головой и с места не тронулся. И только после того как Шляпа, надетая на голову Сигнуса, заорала «Слизерин!», эти двое, схватившись за руки, вприпрыжку побежали к нам. И чуть нас не опрокинули!

Я улыбнулся. Эти двое определенно сведут меня с ума когда-нибудь. И я, что самое главное, ничего не смогу с ними поделать!

В воскресенье за ужином мне наконец-то удалось оказаться в непосредственной близости от Риддла. Прошедшие два дня у меня даже создалось впечатление, что он не ночует в спальне. Либо он приходил, когда я уже спал, а уходил еще до того, как я просыпался. В субботу я видел его на обеде, но он сидел на другом конце стола, активно общался со своей свитой и не обращал на меня ни малейшего внимания. Возможно, он решил меня извести таким невниманием, ибо я хотел знать, что же он предпринимает. И предпринимает ли вообще.

Вся школа, за исключением слизеринцев, смотрела на меня так, словно бы василиск у меня в кармане и я его сейчас оттуда достану. К утру воскресенья мне это надоело. За завтраком я действительно полез в карман и достал... не василиска, а самолетик с буквами UK на крыльях, и пустил его в облет зала. Эйлин говорила, что в подобные игрушки играет вся малышня, но конкретно на этот малышня смотрела с испугом. А я с ним ничего не сделал! С василиском его не скрещивал и даже крылья ядом не мазал! Когда самолетик вернулся, я, под подозрительными взглядами гриффиндорцев, погладил его по боку и покормил овсянкой с ладони. Он даже заурчал довольно. Гриффиндорцев это не проняло, и они ведь день продолжали кидать на меня злобные взгляды и показывать пальцами. И за обедом и за ужином. А когда я уже заканчивал ужин, ко мне подошел Риддл и сел рядом.

— Ну что? — спросил я. Никогда первым с Риддлом не заговаривал, но тут не выдержал.

— Завтра приезжают родители этой девчонки.

— И что? — В горле у меня пересохло, и я осушил стакан тыквенного сока одним глотком.

— Не волнуйся, Блэк, я обещал, что все улажу, — значит все улажу.

— Как ты все уладишь? Ты видел, как на меня вся школа смотрит?

— Успокойся. Сейчас я пойду говорить с директором.

— Ты, с директором? Риддл, не смеши меня. Что ты ему скажешь?

— Я попрошу оставить меня в школе на летние каникулы. И посмотрю на его настроение. Дамблдор патрулирует коридоры с другими преподавателями, поэтому там его не будет.

— А смысл? — Я все еще не понимал.

— Блэк, видишь ли, вокруг школы разыгралась нешуточная буря. Которая имеет мало отношения к тому, что происходит на самом деле. Кто-то не против того, чтобы в школе не было грязнокровок, но вслух это сказать боится. Кто-то очень хочет, чтобы это оказалась происками Гриндевальда, за разоблачение которых можно получить орден Мерлина и прибавку к зарплате. Кто-то от слов «Тайная Комната» хватается за сердце, а кто-то, наоборот, хотел бы довести дело Слизерина до конца. Всем им наплевать на погибшую девчонку...

— Тебе тоже наплевать? — перебил я.

— Мне? — переспросил Риддл. — Нет.

Я опешил. Но расспрашивать подробнее не стал.

— Значит так, Блэк, иди в гостиную и ни о чем не беспокойся.

Не беспокоиться вряд ли получится, — думал я, выходя из большого зала. Двое хаффлпафцев, оказавшиеся от меня в паре футов, испуганно шарахнулись в сторону. Как мне это надоело! Я повернулся к ним и скорчил зверскую рожу. Малыши пустились наутек. Глупые! Риддла они почему-то не боятся.

Слухов и сплетен за эти три дня я наслушался столько, что хоть книгу пиши. К вечеру они утихли, и в нашей гостиной вопрос о Тайной Комнате почти не обсуждали. Милисента принесла слух, что экзамены возобновляются завтра, и это был первый раз на моей памяти, когда студенты обрадовались экзаменам. Хоть что-то определенное!

— А что завтра будет? Защита или практическое зельеварение? — спросил Лестранж.

— Вроде защита, но Слагхорн ничего толком сам не знает. Преподавателям, по-моему, сейчас не до нас.

Еще бы. К ним, наверно, совы тучами летают. Не успевают письма отвязывать.

— А может, повторим? — встрял Эйвери. — У меня все защитные заклинания из головы повылетали!

— Без Риддла я не могу повторять! — заныл Лестранж. — Блэк, ты с ним последним разговаривал, куда он делся?

— К директору собирался идти, — мрачно ответил я.

Лестранж и Эйвери даже не стали спрашивать зачем. Они никогда этого не спрашивают. Только я отличился.

— Ну, так мы будем повторять или Риддла подождем? — спросил я.

Лестранж и Эйвери замотали головами. Пускай ждут. А я пока учебник почитаю.

Риддла ждали долго. Пробило девять часов, потом десять, потом одиннадцать. Такое ощущение было, что почти сразу. Может, это чтение учебников на меня так влияло. Я говорил себе — еще пять глав, еще четыре, еще три, а читались они медленно, гораздо медленней, чем бежали стрелки часов. Мой самолетик летал вокруг меня и тыкался мне мордочкой в плечо. Остальные игрушки я выдал братишкам и Эйлин — пусть забавляются, им СОВы не сдавать.

Может, мне не танки, а самолеты разводить? Они забавнее. Хотя бы тем, что летать умеют.

К одиннадцати в гостиной остались только самые стойкие старшекурсники. Ориона с Сигнусом я отправил спать, несмотря на все возражения.

Где же Риддл? У директора? Так поздно?

Может, Дамблдор все-таки догадался, кто истинный виновник?

Нет, вряд ли.

А может, Риддл снова открыл Тайную Комнату и теперь идет по Хогвартсу рядом с василиском, и все недовольные падают замертво?

Василиску-то все равно, чистокровный ты или нет. Он есть хочет.

Риддлу тоже равно. Для него важнее, враг ты ему или следуешь за ним.

Надеюсь, он хотя бы в гостиную это чудовище не притащит...

— Блэк, ты чего? — забеспокоилась Милисента.

— Со мной все в порядке, — отмахнулся я.

Со мной не все в порядке. Со всей школой не все в порядке.

Я обещал Риддлу не быть его врагом.

Я никогда не последую за ним.

А если не останется выбора, что я буду делать?

Это бред. Это нервное напряжение трех последних дней дает себя знать. Не будет Риддл уничтожать всех в Хогвартсе, что я несу!

Двенадцать часов. Половина первого. Час ночи.

Мы и не думаем идти спать.

Первый раз мне становится страшно за Риддла. Как бы я к нему ни относился, он — наш, он — слизеринец. Он — потомок Слизерина. И его — посадят в Азкабан? Сначала его, а потом половину факультета, Дамблдору только дай волю!

Кажется, я заснул. И увидел всех нас в Азкабане. Весь пятый курс Слизерина. Хорошо, хоть не третий. Увидел неотчетливо, потому что тут же начал выкарабкиваться из сна. Тряхнул головой так, что самолетик обиженно зажужжал, а учебник чуть не свалился с моих колен.

И в этот момент стена отъехала в сторону, и вошел Риддл.

— Где ты был? — разом вскочили на ноги Лестранж и Эйвери.

— Поздравляю вас, — усталым голосом сказал Риддл. — Тайной комнаты никогда не существовало и сейчас не существует.

— А... — только на это нас всех и хватило.

— А девчонка погибла от яда акромантула, которого Хагрид держал в подвале.

— Хагрид?

— Это гриффиндорский верзила с третьего курса?

— Который нюхлеров за пазухой таскает?

Что мне Риддл говорил в четверг? Директору нужен виновник, все равно кто?

— Да-да, — закивал Риддл. — Завтра в девять у нас письменный экзамен по защите от темных искусств, а вы тут прохлаждаетесь! Спать, немедленно!

Лестранж и Эйвери направились к лестнице в спальни, я замешкался.

— Блэк, тебе особое приглашение нужно?

— Да, — с вызовом ответил я. — Риддл, и Диппет тебе поверил?

— А что ему еще оставалось делать?

— Диппет поверил, что это сделал Хагрид?

— Не Хагрид, а его чудовище, — поправил Риддл. — Велел мне никому не рассказывать и считать, что девчонка погибла от несчастного случая.

— От несчастного случая? — переспросил я.

— От несчастного случая, — размеренно повторил Риддл.

— Но ты...

— Я этого не хотел. Это был несчастный случай. — Риддл еще раз выделил последние слова. — Блэк, ты идешь спать или нет? Тебя одного ждем!

— Иду, — я встал с дивана и направился к лестнице. Самолетик облетел вокруг моей головы и уютно приземлился на моей ладони.

В этот момент я ему завидовал.

28.04 — 21.05.2006