Из двух зол

— Опять свитер, — тоскливо вздохнул Рон, разворачивая родительский подарок на Рождество.

— И мне, — Гарри улыбнулся. Всё-таки хорошо, что было в этом безумном мире хоть что-то постоянное — например, миссис Уизли. — А это от кого, интересно? — он развязал ленту, открыл небольшую, на первый взгляд ничем не примечательную коробочку. — Посмотри...

В бархатном футляре лежала маленькая — всего дюйма четыре в высоту — фигурка оленя с горделивыми ветвистыми рогами и плавными линиями изящного тела, вырезанная из полупрозрачного лунного камня. Его Патронус.

Гарри вынул фигурку из специального углубления, чтобы рассмотреть поближе, и ощутил до боли знакомый рывок — словно кто-то поддел его невидимым крюком за живот.

"Так просто..." — успел подумать он, прежде чем ошеломлённый Рон и красно-золотые цвета гриффиндорской спальни для мальчиков, закружившись вихрем, исчезли, а из темноты, сменившей радужный хаос, всплыло лицо в белой маске Упивающихся смертью.

* * *

Что же теперь будет?

Этот вопрос мучил Гарри с того момента, как он оказался здесь, — уже второй день. Координаты этого загадочного "здесь" тоже оставались тайной за семью печатями: за окном маячил совершенно стандартный зимний пейзаж — голые деревья и снег. Всё.

Первым делом у него, ещё нетвёрдо стоявшего на ногах после перемещения с помощью портключа, отобрали палочку. Вторым — ушли и заперли дверь. И с тех пор три раза в день приносили еду — кстати, отвратительную, в лучших традициях Дурслей. И больше ничего — ни допросов, ни круциатусов, ни авад, ни явлений тёмных лордов с громами и молниями, ни... что там ещё полагается юным героям, попавшим во вражеский плен?

Он не обманывался, прекрасно понимая, что, скорее всего, на этом и закончится история Мальчика-который-выжил, если, конечно, не случится какого-нибудь чуда. Но он больше не верил в чудеса. Все они остались в прошлом — и приглашение в Хогвартс, и друзья, и первые головокружительные успехи в квиддиче, и победа над Волдемортом-Квиреллом, и даже дневник Тома Реддла и василиск, — теперь всё это казалось детскими забавами, вызывающими лёгкую ностальгию и жгучую зависть к себе-тогдашнему, способному радоваться выигранному Гриффиндором Кубку школы как самому главному в жизни.

"Я умру", — подумал Гарри отстранённо. Смерть как неизбежный грядущий факт собственной биографии осознаваться не желала. Он плохо представлял, что ждёт его там, за последней зелёной вспышкой. Может быть, папа, мама, Сириус... а может быть, ничего. Совсем ничего. Последняя мысль была странной и даже в чём-то противоестественной для человека, общавшегося с привидениями и слышавшего голоса из-за Арки, но, в конце концов, он не выполнил своей непосредственной миссии — не убил Волдеморта, не спас мир, не сыграл роль, к которой его готовили чуть ли не с самого рождения. А значит...

Он не успел сформулировать, что же это значит, — из-за двери (теоретически он знал, что там должен быть коридор, но практически ему ни разу не удалось даже выглянуть туда) донеслись какие-то звуки, подозрительно похожие на... Нет, этого не может быть!

Гарри вскочил, прижался ухом к деревянной обшивке, но тут кто-то выкрикнул: "Аллохомора!", и дверь распахнулась, довольно сильно ударив его по этому самому уху.

На пороге стоял Люциус Малфой — бледный, задыхающийся, но не растерявший своего обычного высокомерия.

— Уходим. Быстро, — процедил он сквозь зубы.

Гарри стоял как громом поражённый. Если он правильно понял ситуацию… нет, он наверняка понял её неправильно: Малфой-старший, Упивающийся смертью, один из ближайших сподвижников Волдеморта, с месяц назад таки сбежавший из Азкабана, куда попал не без помощи Гарри Поттера, освобождает этого самого Гарри Поттера из плена этих самых Упивающихся смертью… Абсурд. Полный.

Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

Если только перед ним действительно Люциус, а не кто-то из фениксовцев, выпивший Оборотное зелье. Но манеры, взгляд, поворот головы, осанка («…у него две трости — одна в руках, вторую проглотил», — умница Гермиона)… это не могло быть результатом действия зелья.

— Чего же вы ждёте? — крылья тонкого носа затрепетали от сдерживаемого гнева.

Гарри скрестил руки на груди.

— Я никуда не пойду до тех пор, пока не получу объяснения по поводу того, что здесь происходит, — сказал он, пытаясь продемонстрировать уверенность, которой на самом деле не было.

— Скоро здесь произойдёт Тёмный лорд, — острие малфоевской палочки указало Гарри в лоб, и тот едва сдержался, чтобы не схватиться за шрам. — Если вам надоело жить, я могу стереть вам память и оставить здесь. Выбирайте.

Мальчик судорожно вздохнул. Против Волдеморта, да ещё с голыми руками, у него действительно нет ни единого — даже самого призрачного — шанса. Малфою он по-прежнему не верил ни на кнат, но, пожалуй, это всё-таки меньшее из двух зол.

— Я иду с вами, если вы мне объясните…

— Я не торгуюсь.

Если бы взглядом можно было прожигать дыры, спина уверенно вышагивающего по коридору Малфоя превратилась бы в одну большую дыру. Вернее, если бы взглядом можно было быстро прожигать дыры, потому что тела двоих Упивающихся — по всей вероятности, тех, что встретили Гарри в этом неприветливом месте, — были зрелищем в достаточной степени отвлекающим.

— Вы… убили их? — ошарашенно спросил мальчик.

— Разумеется. Что вы делаете?

— У кого-то из них моя палочка… — стараясь побороть страх вперемешку с отвращением, Гарри запустил руку в недра мантии одного из распростертых на каменном полу тел.

— Ассио волшебные палочки, — быстро сказал Малфой и поймал все три. — Это чтобы вы не наделали глупостей. Как только мы окажемся в безопасности, я верну вам вашу собственность.

Не обращая внимания на сжатые кулаки и горящий ненавистью взор мальчика, Люциус вышел на крыльцо и, убедившись, что Поттер проследовал за ним, продолжил:

— Слушайте меня внимательно. Аппарировать вы ещё не умеете, портключа у меня нет. Мётел тоже. Поэтому единственный выход — идём пешком через лес. До ближайшего каминного узла довольно далеко, до темноты вряд ли успеем дойти, только завтра. Выдержите?

— Замёрзну, — буркнул Гарри.

Усмехнувшись, Малфой произнёс какое-то сложное заклинание, и видавшая виды школьная мантия потяжелела, распушившись мехом, а лёгкие ботинки превратились в высокие зимние сапоги.

— Так лучше?..

В лесу снега было значительно меньше, чем на открытом пространстве, местами им даже не приходилось «заметать следы», и всё равно — после нескольких часов марш-броска по пересечённой местности Гарри чувствовал себя как выжатый лимон. Самое обидное, что у его спутника, казалось, даже почти не сбилось дыхание, а шаг оставался лёгким… ну, относительно лёгким. Всё познаётся в сравнении. Так что когда окончательно стемнело и Малфой наконец остановился, мальчик шумно и радостно выдохнул. Люциус покосился на него с иронией, достал из внутреннего кармана какой-то свёрток, поколдовал над ним, и между деревьями встала небольшая серебристая палатка.

— Заходите.

Однокомнатная квартира, скрывавшаяся за входом в палатку, была просто роскошной. Задрапированные жемчужно-голубым шёлком стены, ковры, журчащий фонтанчик в углу, камин с затейливой решёткой, мозаичный столик, два громадных мягких даже на вид дивана,подсвечники в виде мраморных рук — всё говорило о богатстве хозяина. И говорило достаточно громко. Но на всё имущество Малфоев был наложен арест — полгода назад, когда… Гарри сглотнул. Нет, об этом он сейчас не будет вспоминать. Лучше вспомнить о другом — о том, в каком виде Драко и его «телохранители» вернулись домой после окончания пятого курса. Эта картинка всегда поднимала ему настроение — хоть ненамного, но всё же.

— Инсендио, — в камине заплясал огонь, распространяя живое тепло и терпкий запах сосновой смолы. Сняв сапоги и мантию, Гарри упал в кресло и полуприкрыл глаза, из-под ресниц наблюдая за Люциусом. Вот уж на кого в образе слизняка он полюбовался бы с не меньшим удовольствием...

Ничуть не смущаясь присутствия постороннего, Малфой переоделся во что-то дымчато-серо-домашнее, распустил стянутые в хвост волосы… Мальчик невольно отметил, что отец его злейшего школьного врага сложен очень хорошо — худой, но не слишком, скорее изящный, и, несмотря на возраст, под кожей перекатываются крепкие мускулы.

Расчёска медленно заскользила по светлым прядям…

Мерлин, о чём он думает???

Закончив приводить себя в порядок, Люциус достал из буфета бисквиты, бутылку вина и два бокала.

— Больше, к сожалению, ничего нет, — с кривой усмешкой сказал он, разливая ароматную тёмно-красную жидкость.

Вино было сладким и крепким, и Гарри быстро обнаружил, что если размочить в нём сухие бисквиты, получается вкусно. И очень… расслабляюще. В голове начало тихонько шуметь, но это было даже приятно; по крайней мере назойливые мысли о том, что, возможно, из одной ловушки он попал прямиком в другую, перестали его беспокоить. Ну, почти перестали.

— И всё-таки, мистер Малфой, почему вы мне помогаете? — наконец спросил он. — Ведь это вы подкинули Джинни дневник Тома Реддла, к тому же я сам видел вас — и на кладбище, когда воскрес Вол… Сами-знаете-кто, и в Министерстве, когда вы приходили за пророчеством. Простите, но мне трудно поверить в ваши… эээ… благие намерения.

— Благие намерения… — усмехнулся Люциус. — Что вы понимаете под благом, мистер Поттер?

— Ну… — Гарри замялся. — Я имею в виду — вряд ли вы делаете это потому, что внезапно уверовали в победу добра над злом…

Малфой рассмеялся — тихо, почти беззвучно.

— Безусловно, мистер Поттер, безусловно, — сказал он, смотря на Гарри, как на диковинную зверушку. — Тем более что добро и зло — понятия ничуть не более определённые, чем уже упоминавшееся вами благо.

— И как вы считаете, к примеру, убийство — это добро или зло?

— В зависимости от обстоятельств.

— Это как? — Гарри доел последний кусочек бисквита и облизал пальцы.

— Ну, к примеру, кто-то хочет убить близкого вам человека, — голос Люциуса внезапно стал ниже, в нём появились какие-то странные, будоражащие нотки. — И у вас есть шанс этого не допустить, так сказать, превентивно. То есть самому убить этого кого-то. Вы сделаете это?

Гарри подумал о Беллатрикс.

— Да, — шепнул он.

— И это будет добро или зло?

— Плевать.

— Вот видите, вы уже начали что-то понимать, — удовлетворённо сказал Малфой, откидываясь на спинку дивана. — А насчёт вашего вопроса… у меня было время подумать. И прийти к выводу, что когда величайший маг современности не может справиться с, уж простите, ничем не выдающимся ребёнком один раз, это вполне может быть случайностью. Два раза — в случайность поверить уже труднее. Три раза — очень трудно, почти невозможно. А уж когда это происходит четыре раза подряд, то это никакая не случайность, а закономерность.

— Так я не понял, вы меня спасаете от вашего Лорда или его от меня?

— О Мерлин, только не надо записывать меня в чьи бы то ни было спасители. Терпеть не могу эту роль.

— Но на чьей вы стороне?

— На своей. Давайте ложиться спать, мистер Поттер. У нас завтра трудный день.

Наскоро приняв душ (здесь даже ванная была, и более чем приличная), Гарри юркнул под одеяло и задумался. С каждой минутой, проведённой с Малфоем, он чувствовал себя всё неуютнее, но не понимал, в чём причина. В том, что Малфоям вообще и одному конкретному Малфою в частности верить нельзя, даже если они утверждают, что белое — это белое, а чёрное — это чёрное? Ну так это было очевидно задолго до сегодняшнего вечера. В том, что имевший место быть разговор не только не прояснил ситуацию, но и, наоборот, запутал всё ещё больше? После той проклятой схватки в Министерстве Гарри неоднократно мечтал… нет, не о мести — какой смысл в мести, если всё равно ничего не исправить? — а о, как выразился Люциус, превентивном недопущении происшедшего. Мечты эти, конечно, так и остались мечтами, но разве если бы он мог, он не сделал бы их реальностью?

Два слова, ослепительно-зелёная вспышка, звук падающего тела и остекленевшие глаза, смотрящие в вечность…

Он разрешил себе это.

Так чем он лучше того же Волдеморта? Тех же Упивающихся?

Гарри в очередной раз перевернулся — теперь простыня безнадежно сбилась. А может быть, дело в том, что без волшебной палочки он чувствует себя беззащитным, как только что родившийся ребёнок?

Он прислушался. Малфой дышал ровно и глубоко и, по всей видимости, крепко спал. Юноша тихонько спустил ноги с кровати, нашарил на столике очки и встал. Ровное пламя камина разгоняло злокозненные тени по углам, и в комнате было достаточно светло. Где же может быть его палочка?

Первым делом Гарри обыскал тяжелую малфоевскую мантию — безрезультатно, потом, не без некоторого смущения, — ту самую шёлковую домашнюю. От нее слабо пахло чем-то холодно-цитрусовым, но искомого не обнаружилось ни в каком виде. «Что он её, под подушкой держит, что ли?» — подумал мальчик, старательно отгоняя мысли о возможном тайнике где-нибудь за задней стенкой буфета, который ему без магии не найти никогда.

Как можно тише, на цыпочках, он подошел к изголовью Люциуса и остановился. Тёплые отблески огня и безмятежность сна словно подтопили ледяной профиль, длинная светлая прядь, упавшая на лицо, чуть шевелилась от дыхания и казалась золотистой. Гарри смотрел на спящего мужчину и не узнавал своего... хм, «недруга» — это было слишком мягкое определение. Врага? Да, врага. Не будь сегодняшнего дня, так бы оно и было. Но теперь...

Гарри не знал, что теперь. Но что-то точно изменилось в его отношении к Малфою. Не это ли имел в виду Дамблдор, когда говорил, об особой связи, возникающей, когда один колдун спасает жизнь другому? И причины этого поступка, в сущности, неважны. Главное — результат, а результат — по крайней мере пока — всё-таки нравился мальчику гораздо больше, чем предполагаемая встреча с Волдемортом и всё предполагаемое последующее.

Он протянул руку, ещё не зная, что будет делать. Где-то на краешке сознания все еще маячила мысль о волшебной палочке, но почему-то вместо того, чтобы попытаться пошарить под подушкой, он аккуратно отвёл прядь с лица, казавшегося одновременно знакомым и незнакомым...

И почувствовал, как на его запястье сомкнулись стальные пальцы. Пару секунд — пару ударов сердца — моментально проснувшийся Люциус вглядывался в зелёные глаза, как в книгу с неразборчивым шрифтом, потом притянул мальчика к себе.

Только шоком от неожиданности можно было бы объяснить то, что Гарри не отшатнулся, не вырвался и не возмутился, когда чужие губы прижались к его губам, мягко раскрывая их для поцелуя, и язык легкими прикосновениями, словно знакомясь, скользнул в рот. Но в тот момент он вряд ли был в состоянии что-либо объяснить. Волна сладкой дрожи пробежала по телу, оглушая, смывая все мысли, и время внезапно стало двигаться скачками — вот он уже лежит на постели, Люциус откидывает в сторону одеяло, руки дразнящими движениями спускаются всё ниже и ниже... Когда? Как получилось, что вся их одежда отброшена в сторону?

Гарри трясёт от возбуждения и страха, потому что он плохо представляет, как это бывает, а тем более — как это бывает между мужчинами. Но то, что происходит сейчас, не похоже ни на что из того, что он себе когда-либо представлял. Он сначала робко, потом всё отчаянней вжимается жаждущим хоть какого-нибудь контакта членом в плоский живот Люциуса, жёсткие волоски щекочут чувствительную кожу, и это тоже приятно, а умелые пальцы вытворяют что-то и вовсе невозможное — там, где его не трогал никто и никогда, даже он сам, по крайней мере так.

Последние остатки здравого смысла попытались было воспрянуть, когда Малфой прикоснулся кончиком волшебной палочки («И где же она была?») к ложбинке между ягодицами, прошептал какие-то заклинания, и Гарри дёрнулся, почувствовав, как скованность и напряжение помимо его воли отступают, и...

— Если не хочешь, — пробормотал Люциус, одновременно нежно прикусывая мочку гарриного уха, — самое время сказать «нет».

Его рука лёгкими — слишком лёгкими, на взгляд мальчика! — движениями погладила напряжённый член, взъерошила тёмные волосы на лобке…

— Хочу, — умирая от стыда и желания, почти простонал Гарри в подушку.

* * *

Сказать, что Дамблдор был удивлён их внезапному появлению в своём камине, — значит, не сказать ничего. Впрочем, директор быстро сделал вид, что так и надо и что ничего иного от пусть бывшего и опального, но всё же члена Попечительского совета ждать и не приходилось.

— Мальчик мой, ты можешь идти, — улыбнулся он, когда лимит лимонных долек, который смог вместить в себя Гарри, был решительно исчерпан. — Полагаю, тебе не терпится увидеться с друзьями. Я всё-таки настаиваю также на твоём визите к мадам Помфри, но раз мистер Малфой уверен, что с тобой всё в порядке…

«Мистер Малфой» усмехнулся — чуть-чуть, самым краешком губ.

— Не поручусь за то, что было до моего появления, но по крайней мере те почти сутки, что мы имели удовольствие общаться, мистер Поттер выглядел вполне… эээ… живым. Иногда даже слишком.

Гарри быстро отвернулся и стал внимательно рассматривать Фоукса, чистящего перья. Он редко краснел, но сейчас был катастрофически близок к этому.

— Тогда мадам Помфри вполне может подождать до вечера. И… да, Гарри. Не рассказывай никому о том, что с тобой произошло. За исключением, разумеется, педагогов и Рона, которые были в курсе твоего загадочного исчезновения. Для всех остальных ты ездил навестить больную тётушку — ни к чему нам лишняя паника.

— Хорошо, — пожал плечами Гарри, поднимаясь. У него складывалось отчётливое ощущение, что его выгоняют, чтобы спокойно, без непосвящённых, поговорить о важном, но обиды он почему-то не чувствовал. Было… странно.

Честно говоря, он до последней минуты ждал какого-нибудь подвоха. Например, того, что вместо кабинета директора они попадут прямиком в лапы Волдеморту. Совершенно иррационально и нелогично — ждал. И так и не дождался. Как и того, что отношение к нему Малфоя после этой ночи (...жаркий шёпот, перемежаемый стонами, срывающимся хриплым дыханием и скрипом кроватных пружин...) должно как-нибудь измениться.

Хрен там. Как будто ничего и не было.

Гарри попытался выкинуть это из головы, и сначала у него почти получилось — вернувшись в гриффиндорскую гостиную, пережив объятия и расспросы Рона, навестив Больничное крыло и успокоив мадам Помфри на предмет своего самочувствия, нормально — впервые за три минувших дня — поужинав, он забрался в постель, отключился, еле успев донести голову до подушки…

…и проснулся посреди ночи — задыхающийся, с бешено бьющимся сердцем, в омерзительно мокрых и липких трусах. Всё, что он помнил из своего сна, — длинные светлые волосы, шёлковые наощупь, которые он пропускал сквозь пальцы, и эти медленные текучие движения были завораживающими, обессиливающими, лишающими воли, как… как…

Как поцелуи Люциуса.

О нет.

Мальчик тихонько прошёл в душевую, вымылся и переоделся, стараясь не шуметь; нашёл Карту Мародёров, забрался обратно в кровать и, задёрнув полог и засветив волшебную палочку, которую получил назад в кабинете директора, как и было обещано, произнёс пароль. Малфой должен быть ещё в замке — ему больше некуда было идти. И точно: по коридору, ведущему из подземелий Слизерина, двигались две точки, подписанные «Люциус Малфой» и «Северус Снейп».

Накинув мантию-невидимку, Гарри выскользнул в гостиную, откуда спустился вниз по какой-то блудной лестнице. Проверил карту ещё раз: точки вышли на улицу. Часы в холле показывали половину первого; детское время, конечно, но всё же не самое подходящее для прогулок. Значит, что-то важное.

Он заторопился за любовником и преподавателем по тропинке к озеру, лёд на котором был испещрён полыньями, чтобы кальмар мог дышать, по дороге соображая: они идут не в Хогсмид, следовательно, это не вызов Волдеморта, что уже радует. Романтическое свидание? Со Снейпом? Бррр… да и холодно для романтического свидания…

Пытаясь справиться с невесть откуда взявшейся ревностью, мальчик чуть не налетел на спину Профессора зелий, но успел вовремя изменить траекторию и нырнуть за ближайшее дерево.

— И чего ради ты вытащил меня сюда? — насмешливо спросил Люциус. — Вряд ли для того, чтобы полюбоваться красотами пейзажа. Хотя если так — прими мою благодарность. Я оценил.

— Разумеется, нет, — фыркнул Снейп. — Так что можешь оставить свою благодарность при себе. Просто в замке и у стен есть уши…

«А здесь — и у деревьев», — подумал Гарри, мысленно показав язык профессору.

— И что же такого тайного ты хочешь мне поведать?

— Похищение Поттера — а если точнее, инсценировка оного — твоих рук дело?

«Инсценировка»? «Твоих рук дело»? Гарри закусил губу. Что ж, он ждал неприятностей от Малфоя? Вот они. Получите, так сказать, и распишитесь.

— С чего ты взял, милый Северус?

— Вся почта, в том числе и подарки, присылаемые ученикам, с некоторых пор проверяются Сканирующими чарами. Портключ вычислили бы сразу. Значит, его не присылали, а подложили — скорее всего, кто-то из учеников. Ну, и разговор с Драко расставил все точки над «i».

— Он…

— Нет, конечно, он ни в чём не признался. Но несколько занервничал, когда я высказал предположение, что у него завёлся сердечный интерес среди последовательниц Годрика (или последователей, если он унаследовал твои экзотические вкусы), поскольку его видели на метле у окон Гриффиндорской башни.

— Взрослеет мальчик, — мечтательно улыбнулся Малфой.

— После катастрофического по своим последствиям провала истории с пророчеством ты не на слишком хорошем счету у Лорда, не так ли, милый Люциус? Скажи — ты решил переметнуться на другую сторону или просто поработать на два фронта?

— Кто бы говорил о работе на два фронта…

Внезапно Снейп рассмеялся. Это был очень странный смех — как будто когда-то, очень давно, его положили на дальнюю полку и забыли, а теперь, случайно наткнувшись, решили проверить на работоспособность.

Работоспособность оказалась не очень.

— Чем закончился твой разговор с Дамблдором? — отсмеявшись, спросил он.

— Мы заключили взаимовыгодное соглашение. Если он и пришёл к тем же выводам, что и ты, то оставил их при себе. Очень любезно с его стороны, надо сказать.

— Да уж, сработано довольно грубо, по крайней мере для тебя.

— Это завуалированный комплимент, милый Северус?

— Не дождёшься. Милый Люциус.

Снейп развернулся и направился обратно в замок. Гарри еле дождался, пока его угловатый силуэт растворится в ночной тени, сорвал мантию-невидимку, вытащил палочку и вышел из своего укрытия.

— Он прав, не так ли?

— Мистер Поттер. Как всегда, в нужное время и в нужном месте?

— Отвечайте!

— Или что? Примените Империо? Или сразу Аваду?

Гарри опустил палочку. Его трясло — от холода и от нервного напряжения. Он просто идиот. Вернее, нет, не просто. Он идиот, умудрившийся влюбиться в лживую бездушную сволочь. В человека, который использовал его для того, чтобы прикинуться «своим», а на самом деле…

Внезапно Люциус шагнул к нему, на ходу расстёгивая свою мантию, отороченную серебристо-серым мехом. Волна знакомого запаха (лимон, зелёный чай, мята…) окутала мальчика мгновением раньше, чем тяжёлая ткань, и не было никаких сил сопротивляться рукам, прижимающим его к твёрдому, горячему и, дементор побери, такому желанному телу.

— Дурак, совсем замёрз…

* * *

В Министерство для дачи показаний Гарри вызывали ближе к концу каникул, а в середине января, когда уже начались занятия, на первой странице «Ежедневного пророка», который по-прежнему исправно выписывала Гермиона, появилась колдография Люциуса Малфоя, а рядом — статья с заголовком «Известный меценат полностью оправдан». Гарри прочитал её очень внимательно. «В связи с новыми фактами, представленными следствию…», «…принимая во внимание заслуги перед магическим обществом…», «…полное восстановление в правах». Сплошные журналистские штампы. Сам Тёмный лорд не подкопается.

Тем же вечером, возвратившись в спальню, мальчик обнаружил на своей кровати, стоявшей у окна, небольшую, на первый взгляд ничем не примечательную коробочку.

— Не трогай! — завопил Рон.

— Я просто посмотрю, что там внутри, — Гарри осторожно открыл коробочку.

В бархатном футляре лежала фигурка оленя — та же самая, что и три недели назад. И записка, пахнущая лимоном и мятой:

«Мистер Поттер!

Как Вы, по всей вероятности, уже догадались, эта статуэтка — портключ. Он по-прежнему настроен на охотничий домик в имении Малфоев. Я почувствую, когда Вы активируете портключ и постараюсь прибыть в самое ближайшее время.

Ваш Люциус».

— Ты выглядишь как кот, обожравшийся сметаной, — хихикнул Дин. — Что, любовное послание?

— Почти, — улыбнулся Гарри. — Почти.