Как всегда

Я всегда оставляю дверь открытой. Какой смысл запирать ее, если он все равно войдет? Он всегда входит. Больше, кроме него, в мою комнату не входит никто. И я всегда жду, жду его и предстоящего отъеба — по-другому это назвать нельзя.

Пытаюсь читать, но ничего не понимаю, все время отвлекаясь на стрелки часов, висящих в изголовье кровати. Обычно он приходит в это время. Рука, держащая страницу, начинает мелко дрожать.

Да, я оставляю дверь открытой, да, сюда приходит только он, больше некому, да, это происходит не первый год, да, я готов к этому, но мое сердце нервно замирает, тело начинает трястись мелкой, панической дрожью всегда, всегда….

Я слышу звук шагов в коридоре. Мерлин, да он почти летит сюда. Интересно, что его так заводит на собраниях Пожирателей?

Как бы там ни было, ожидание закончилось, трясущимися руками закрыв книгу, я закидываю ее под кровать. Уткнувшись лицом в подушку, я жду.

Стремительные шаги замирают около моей комнаты, я слышу, как поворачивается ручка двери, как он подходит к моей кровати снимая с себя по пути ненужную одежду, — я слышу, как с тихим шелестом летит на ковер мантия, маска, нетерпеливо расстегиваются пуговицы рубашки.

Нервная дрожь прекратилась, теперь я покорно готов принять свою участь. Вот тяжелое тело опускается на кровать, и его рука отрывает меня от подушки, снимая единственную преграду между ним и моим телом — легкую мантию. Точнее он срывает ее и, почти бросив меня обратно на кровать, тянется за баночкой с любрикантом. Я этого не вижу, ибо уже принял привычную позу — нос в подушку, задницу вверх, я просто знаю — таков ритуал.

Его руки разводят мои ягодицы, и он резко вытаскивает из меня фаллоимитатор, тот всегда во мне с самого утра, потому что у него никогда нет времени на мою подготовку, так как он всегда чересчур возбужден.

Резкое вторжение, я чуть-чуть морщусь, и он начинает размеренные возвратно-поступательные движения. Я к этому привык, мне ни больно, ни хорошо, ни неприятно, мне никак. Мне все равно, мне безразлично. Иногда, когда он случайно входит под нужным углом, я даже кончаю, получая физическое, животное удовольствие. Но это бывает не часто и этого явно не будет сегодня. Одним унижением меньше.

Он кончает с задушенным стоном и отваливается в сторону, как напившийся крови клещ. Тишину нарушает лишь его тяжелое дыхание. Я лежу, спрятав лицо в подушку, и хочу, чтоб он наконец ушел, но так не бывает никогда. Он уйдет, но позже. Неожиданно — это всегда неожиданно, хоть предсказуемо и привычно — он дергает меня за волосы, заставив оторвать голову от подушки. Первый раз за вечер мы смотрим в лицо друг друга.

Его серые глаза внимательно разглядывают мое лицо, задерживаются на искусанных губах, поднимаются вверх и встречаются с моими. — Ты опять хмуришься, Люциус. Интересно, что ты там нашел? Или не нашел… — Но я никогда не спрашиваю, я всегда молчу, потому что ты хозяин положения, ты решаешь, что мне можно, а что нельзя. Разговаривать мне нельзя.

Намотав мои волосы на кулак — они теперь длинные, ниже лопаток, потому что ты так захотел, отец! — ты тычешь меня лицом в пах. Ну конечно, а как же иначе, личная гигиена превыше всего! И гораздо приятнее, когда тебе кто-то проведет ее языком, чем мыться под душем.

Я начинаю тщательно вылизывать вялый член, чувствую, я как твои пальцы грубо массируют кожу моей головы. Реакция на «гигиенические процедуры» не заставляет себя ждать — и вот теперь ты трахаешь мой рот, задавая ритм движениям моей головы. Хотя о чем я? Тут мое мнение никого не волнует, ты просто дергаешь мою голову за волосы туда-сюда в удобном тебе ритме.

То ли тебе захотелось нежности или неспешности, или устала рука тянуть меня за волосы, но ты позволяешь мне проявить инициативу. Если можно назвать инициативой любое действие, совершаемое под пристальным наблюдением твоих глаз и под контролем твоей руки. Я вбираю твой член целиком, слегка массируя языком, ты не любишь легкого поддразнивания, нежного пощипывания — это свойственно лишь любовным играм, а не траху личной игрушки.

Странно, но я до сих пор не решил, какие чувства я к тебе испытываю. Ненависть и презрение умерли в первые полгода, когда ты перестал быть мне отцом, папой, родителем, а стал просто Люциусом или безликим «им». Ненавидеть тебя слишком много чести, презирать — бесполезно, тебе ведь от моего презрения ни жарко, ни холодно. Возможно, я к тебе уже просто ничего не чувствую. Интересно, можно ли считать это высшей мерой ненависти и презрения?

Я чувствую, как напрягается твое тело, поджимаются яички под моими пальцами, а головка члена упирается мне в нёбо, сейчас все наконец-то закончится.

Но нет, твоя рука отрывает мою голову от паха.. Значит, ты решил еще поиграть со мной. Что на этот раз?

Да, иногда Люциус умеет удивлять. Он сажает меня себе на бедра, и тишину спальни нарушают первые слова:

— А теперь сам.

С трудом удерживаюсь от язвительного комментария и картинного удивленного поднятия брови. — У нас что, вечер инициативы? — но колкость так и остается на кончике языка, а невозмутимая кукольная маска на лице. Упираюсь руками в его грудь и медленно насаживаю себя на член — остальное доделывает сила земного притяжения. — Посаженные на кол испытывают похожие ощущения?

Под пристальным взглядом светло-серых глаз начинаю медленно двигаться. Хм… В этой позе есть только одно преимущество — если можно вообще говорить о преимуществах в моей ситуации — я сам могу выбирать угол… Небольшое отклонение назад и... Вспышка удовольствия, почти забытая, пронзает мое тело. С трудом удерживаю стон. — Он по недосмотру предоставил мне возможность получить физическое удовольствие или это спланированный очередной этап моего унижения?

Не хочу задумываться… В конце концов я не резиновая кукла и, увы, подвержен банальным физиологическим потребностям и реакциям. Если я сейчас не остановлюсь, то потом буду сам себя ненавидеть и презирать за эту слабость. Это унизительно, когда удовольствие превращают в орудие пыток! Я не хочу, не хочу испытывать оргазм с ним! И не буду!

При следующем движении меняю угол — это мазохизм, но испытывать удовольствие в руках насильника еще хуже. Слишком поздно замечаю блеск в глазах Люциуса! Черт, полувозбужденный член в такой позе не спрятать. Так и знал — он это специально!

Крепко сжав мои бедра, ты перекатываешь меня на спину и с хищной улыбкой начинаешь вколачивать в матрац, каждый раз задевая простату.

Это унизительно!

Ты трахаешь меня в этой позе всегда, когда найдешь новый способ унизить, показать мне мою «подстилочную сущность» — твои слова, — чтоб видеть выражение моего лица

Я зажмуриваю глаза — мне неприятно наблюдать твое торжество, и еще меньше хочется показывать свою боль — и чувствую, как горячие слезы унижения текут по щекам.. В то время, как мои пальцы оставляют синяки на твоих плечах, а мои ноги веревками обвивают тебя за талию, мой член ноет от возбуждения и трется о твой пресс — мое тело, льнущее к тебе, мое тело предало меня!

Я прикусываю язык, чтоб не застонать, чтоб не попросить, и только часто-часто дышу. Ты не услышишь моих стонов и просьб, пусть ты сломал и подчинил мое тело, но мой дух тебе не подвластен!

Еще чуть-чуть и этот унизительный акт закончится. Я чувствую жаркое дыхание у своего уха: — Попроси, Драко, попроси, — и легкий укус.

Выгнувшись дугой, я кончаю, ощущая во рту металлический привкус крови и видя пляшущие белые точки перед глазами. Я не застонал. Мне это стоило прокушенного языка, но я не застонал. Ты, кажется, еще вбиваешься в мое безвольное расслабленное тело, но я этого уже не замечаю, провалившись в черноту.

* * *

Первое что я услышал, придя в себя, холодный тягучий голос, так и сочащийся ядом

- С возвращением, спящая красавица. Так и будешь продолжать утверждать, что ты не извращенец?

Повернув голову на звук, я уставился в его глаза. Он вопросительно изогнул бровь и гаденько усмехнулся.

- А знаешь, — я расплываюсь в усмешке и кладу руку на его член, — я слышал нынче в моде пара Гарри Поттер и Лорд Волдеморт, — член под моей рукой дергается. — Как думаешь насколько реально достать волос покойного Риддла?

- При том, что он в своей последней реинкарнации был лысым? — он прищуривает свои зеленые глаза и усмехается. — Мерлин! Драко, ты и меня заразил своими извращениями, я уже серьезно раздумываю, где можно найти такой раритет.

- Гарри, милый, ну кто же виноват, что меня так возбуждают все эти PWP-шки, инцесты, насилие и оргии Пожирателей? — начал я просительно и жалобно канючить.

- Убил бы ту дуру, которая первая решила сделать из Пожирателей орден садо-мазо геев! И Люциуса за подсадку тебя на интернет.

- Ну Гарри, — он готов сдаться, если уже и папу вспомнил. Надеюсь, отец не видел Гарри в его облике и шмотках Пожирателя, а то отключит от сети и прощай вдохновение.

- Что Гарри? Не буду я Риддла воскрешать только из-за одного волоса. И вообще воскрешать не будут.

- Хорошо, тогда по старинке, либо Северус, либо папа, — точно знаю, сейчас согласится

- Других вариантов нет?

- Ну, если ты предпочитаешь рыжих Уизли……

- Я предпочитаю конкретного блондина Драко Малфоя в его естественном облике. Желательно чаще, чем 3 раза в неделю! — упс, похоже, я перестарался. — Как думаешь, Драко, а многосущное зелье с волосом метаморфа позволит получить его возможности? — ого, ну и кто тут после этого извращенец?

- Нужно исследовать этот вопрос, — мурлыкаю я, свертываясь в его объятиях.

- Обязательно, но только завтра, не думаю, что Тонкс обрадуется побудке в 4 утра.