— Таежный чабрец, измельченный, пол столовой ложки, золотой корень, два корешка...
Черт знает что.
Ну серьезно — черт знает что! Интересно, знает ли это мифическое магглское существо, почему всё в моей жизни вечно идет наперекосяк. Абсолютно всё!
Какого черта — во-первых — я вечно вынужден за всех отдуваться. Мальчик-который-выжил! Мальчик-который-всех-нас-спас! Какое счастье удостоится чести быть избранным на главную роль в этой чертовой войне! Не верите? Почитайте «Пророк» — иногда тамошние статьи напоминают юмористические фельетоны.
Теперь-то война, наконец, закончена, и всё, что получил ваш покорный слуга — кипа бумажных упреков в том, «что можно было сделать лучше» и незаживающий ожог на кисти правой руки.
-...Курильский чай, да-да, вот эти маленькие листочки. Очень хрупкие — осторожно положить щепотку в котел...
Да, а ещё лишился лучшего друга.
-...Шиповник, рябина, лист малины...
Да, и ещё это... Все нормальные люди моего возраста сидят сейчас в «Трёх метлах» и угощают хохочущих девушек сливочным пивом или чем-нибудь покрепче. И эти девушки — такие хорошенькие и нарядные в своих выходных мантиях и пушистых зимних шапочках — по первому их слову с превеликим удовольствием залезут в их постели. И поэтому лица моих приятелей лопаются от удовольствия.
Но ведь и тут я отличился! Не будет у меня девушки и не сидеть мне с друзьями в «Трёх метлах» по выходным.
-...Лист смородины, индийский чай, чага (Мерлин мой, а это-то что такое? Наверное, этот желтенький порошок)...
А у меня тут...ну...не девушка.
Черт.
Ну и угораздило же запасть на этого типа! Да к тому же когда он так изменился.
Нет, нет — это совсем не тот Северус Снейп, какого вы себе представляете! Я делаю вид, что не знаю, каким образом у него вдруг пробудился вкус к жизни. Конечно, этому многое способствовало. И орден, и признание всего магического научного мира, и многочисленные публикации, и...ну, и кое-что ещё. Его немытые волосы теперь кажутся не признаком запущенности в плане гигиены, а знаком фирменного стиля. Его ботинки такие щегольские, а вид такой ухоженный, что по внешнему аристократизму он мог бы тягаться с покойным Люциусом Малфоем. И, естественно, язвительности и самоуверенности ему не занимать.
О, черт.
-...Сааган-дайля (ох, и как он запоминает эти жуткие калмыцкие названия?), топинамбур (а, всё равно...брошу вот этой зеленой фигни — хуже не станет)...
А когда он проходит вот так мимо меня, под руку с Сириусом и с самоуверенной усмешкой на тонких губах, я чувствую себя маленьким-маленьким...Младенцем-который-выжил-и-никому-теперь-не-нужен.
Да нет, моё положение просто безнадежно. Я как будто маленький мальчик, случайно увидевший тетю в душе и впервые почувствовавший какое-то странное возбуждение.
Да, именно так.
И ещё — почему я всегда крайний? На том уроке помимо меня болтали ещё пятеро, а только я получил взыскание. Да ещё такое дурацкое — сварить ему чай. Из этих... таёжных трав.
-...Медуница, таволга, лист облепихи...
Сириус, зашедший вместе с ним в этот кабинет, бросает на меня снисходительный взгляд, хихикает Снейпу прямо в ухо, хватает его за эту тонкую холеную руку и увлекает в его личные покои. Там он давно уже чувствует себя как дома, я это знаю. Когда ты влюблен, то невольно замечаешь каждую мелочь, связанную с личной жизнью любимого человека.
Я знаю, чем они там занимаются. Ну, то есть — вы же не подумали ничего такого? Они целуются. Профессор не позволит Сириусу того, о чем вы подумали, прямо здесь, когда они отделены от меня лишь тонкой перегородкой.
-...Солянка холмовая, иван-чай, гибискус...
О, черт!..
Ну как же никто не понимает?! Никто — слышите — никто не сможет полюбить его больше, чем я! Сириус...ох, Сириус — всего лишь увлечение, мимолетное желание после долгих лет одиночества. Да разрази меня гром на этом самом месте, если Сириус захотел его ещё тогда, когда он носил старые мятые мантии и обгрызал и так не ухоженные ногти! А я — я хотел....Ещё тогда. И всё это время хотел. А в его глазах я просто маленький гриффиндорский неудачливый дурачок.
И я...я не могу так больше.
-...Крапива, шесть крупных листов, измять в ладонях...и, кажется, всё...
В соседнем кабинете что-то падает, наверное, со стола; я слышу вкрадчивый и насмешливый голос: «Умерь свой пыл, Блэк, а то от моей комнаты ничего не останется»
Дверь с грохотом распахнулась и Снейп выталкивает хохочущего Сириуса из кабинета.
Я, как всегда, опускаю глаза и, наверное, принимаю самый идиотский свой вид.
Краем глаза я вижу профессора, расслабленно прислонившегося к закрытой двери. Прядь черных волос упала на его лицо, губы изогнулись в мечтательной, иронической улыбке.
Да нет, я не смогу этого сделать.
Я же просто всё испорчу. Впрочем, мою жизнь теперь трудно сделать ещё гаже.
И это напряжение в штанах меня достало.
Но уже никуда не деться: он принимает серьезный вид (ему это ничего не стоит!) и подходит к моему котлу проверить задание. Я поспешно и суетливо поворачиваюсь так, чтобы мантия скрыла мою маленькую неприятность, грозящую перерасти в большую проблему. Он подносит лицо к котлу, чтобы вдохнуть горьковатый аромат чая и, чтобы не потерять равновесия, опирается одной рукой о край чугунной посудины, а другую руку... другой хочет облокотиться на стол, но по ошибке накрывает ею мою ладонь.
Мерлин, это чувство ни с чем не сравнимо! Нет, от его руки не исходит чудесное тепло и она не пахнет экзотическими цветами, но ощущение того, что любимый человек, пусть и случайно, оказывается так близко к тебе, приносит потрясающее, почти физическое удовольствие.
Он, естественно, пытается убрать руку, но я-то в ступоре! Я стою, как идиот, прикрыв глаза, наслаждаясь мгновением, и не выпускаю его узкую ладонь. А потом — я делаю это почти безотчетно — наклоняюсь и слегка касаюсь губами выступающих косточек на его кисти.
О, вот теперь у кого дурацкий вид! Я открываю глаза и вижу его тонкое лицо, на котором застыло выражение неподдельного изумления. Так мы и стоим, два дурака, и глядим друг на друга. Он — с удивлением, я — с бешеным волнением, огромной тревогой.
Наконец, я вновь вижу его привычный образ.
Тонкая бровь ползет вверх, уголки губ — вниз, но с его лица не сходит эта странная бледность...
— Мистер Поттер, — выдавливает он, — Лист смородины добавлен не вовремя, вы перепутали гибискус с медуницей и не довели жидкость до кипения, как указано в рецепте.
И я понимаю, что это — всё. Теперь моё единственное желание — не разрыдаться прямо перед ним...
— Итого — вы показали абсолютное незнание простейших рецептов, — он, мертвенно бледный, с огромным трудом произносил эти жуткие слова, — ...что приводит к потери двадцати баллов вашим факультетом.
Я чувствую, что крокодильи слезы наворачиваются на глаза, из-за этого я почти ничего не вижу: вот только его длинный темный силуэт и пестрые кучки ингредиентов на столе...
Стараясь скрыть от него свои слезы, я зажмурился и хотел было кинуться вон из класса, долететь до своей спальни — я знаю, что сейчас там никого нет — броситься на кровать и от отчаянья грызть, захлебываясь слезами, подушку. Но я неуклюже зацепился ногой за котел и по-идиотски растянулся на полу.
А вот это точно всё.
Даже вставать не хочется: буду лежать здесь вот так, пока не умру, а потом придет смеющийся Сириус, и заберет отсюда мой окоченевший труп.
Я и не вставал — лежал так, оглушенный чувством стыда и острой жалостью к себе, уткнувшись носом в пыльный паркет. Время бежало: минута, вторая...
А он-то что сейчас делает?
Убедившись, что на лице высохли слезы, я оборачиваюсь и вижу его, спокойно достающего что-то из шкафа.
О Мерлин, этого ещё не хватало! Что там? Мышьяк? Цианид? Зелье «Вечное Проклятие»?
Нет, только...две чашки, куда он осторожно наливает мой — мой! — чай.
Я протираю глаза смотрю на него в упор. А он грациозно опускается на диван, и ставит горячий, ароматный напиток на стол.
— Поттер, вставай. Иди пить чай.
Ну, я неловко встаю, отряхиваюсь и понимаю: чтобы там ещё ни приключилось, мне уже всё равно.
Я осторожно дую на чай — глупая, детская привычка! — и делаю первый глоток.
Vova
