Их маленькая игра

Гремят барабаны, сверху ворохом осыпаются лепестки роз и волшебное конфетти. Желтый прожекторный луч выхватывает из душного полумрака сцены её высокую фигуру.

— Ии-и… победитель рождественского конкурса красоты в Хогвартсе… — Ли Джордан на секунду замолкает, выдерживая театральную паузу, — Парвати Патил, Гриффиндор!

Стены главного зала сотрясает общий рев: гриффиндорцы, ликуя, скандируют её имя, слизеринцы воют от разочарования, а остальные вопят во весь голос, упиваясь моментом.

Парвати делает несколько маленьких шажков к микрофону по усыпанной цветами сцене.

Розы, пионы, хризантемы — символы классической, яркой красоты, зрелой и тяжелой, как их набухшие соцветия. Символы Венеры, чей гипсовый взгляд и массивные веки продолжают пленять с картин старых мастеров и школьных этюдников.

Ирисы, нарциссы, фиалки — это легкость и свежесть юности. Школьницы, вальсирующие на первом балу, речные нимфы, вплетающие нежность и очарование в свои медовые косы, всё, кого сравнивают с первыми весенними бутонами.

Тигровые лилии, гвоздики, маки — жесткие и страстные цветы — символы непреодолимого соблазна. Вызывающая сексуальность, пьянящая и сводящая с ума, — цвет женщин-охотниц, женщин-хищниц, их откровенных декольте и алых губ, пленяющая чувственность вина и черных кудрей молодых вакханок, красного цветка в волосах Кармен.

Казалось, всё это слилось воедино в тонкой девушке, берущей микрофон. Подчеркнуто-элегантное черное платье, собранные на затылке волосы и раскрасневшиеся щеки.

Да, ты очень красивая. Да, ты — мой образец, мой идеал. Да, с моими белесыми глазами и невзрачным лицом мне далеко до тебя. Лаванда приподнялась на столе.

Что же ты там говоришь? Несешь какую-нибудь банальную чепуху, как всегда, верно? Спасибо маме, спасибо папе, спасибо бабушке, жюри, гриффиндору, подружке Лаванде…

Парвати спускается со сцены, и пятеро молодых людей тут же бросаются к ней, протягивая руки. Сияющая, она садится рядом со мной и тут же становится всеобщим центром внимания.

— Парвати, пойдешь сегодня на нашу вечеринку?

— Парвати, позравляем!

— Шампанского, Парвати?

— Я хотел бы…

— Ты, Парвати…

— Парвати…

— Парвати…

Все взгляды устремлены на неё: радостные, злобные, мстительные, уважительные, — но во всех, всех глазах — неизбежное восхищение.

— Лаванда, пойдем отсюда… — устало шепчет Парвати, и я, как верная, настоящая подруга, встаю вместе с ней из-за стола и торжественно сопровождаю её назад, в гримерную.

Под гримерную был переоборудован маленький заброшенные кабинет прямо позади Главного зала — там было душно, жарко и пахло до отвращения приторными духами. Торжественный блеск Парвати будто померк в единочасье: она уселась за туалетный столик и яростно начала стирать с себя разноцветные блестки.

— Ну как? — спрашиваю я сухо. А то эта дурочка возомнит о себе не пойми что.

— Мммм… я, кажется, счастлива, — Парвати нетерпеливо сбрасывает туфельки на головокружительной шпильке.

— Вот и славно, — почему мой голос звучит так глухо?

— Не хочешь меня поздравить? — напряженно спрашивает Парвати, на секунду опустив влажную салфетку.

— С чем? С чепуховой победой на конкурсе для расфуфыренных дурочек?

Я уселась прямо на чье-то платье, жесткое и накрахмаленное. По комнате кружили редкие блестки, на полу тускло мерцали разбросанные лаки и помады.

— Дай подумать, — лениво протягивает Парвати, — наша мышка мне завидует?

Я решила промолчать: сейчас всё равно не придумаю достойного ответа, лучше послушаю её и заговорю позже.

— Так ведь, Лаванда? — продолжала Парвати, распуская слипшиеся от лака волосы, — завидуешь красоте и мужскому вниманию, да? Ах, все эти мальчики, что приглашали меня сегодня…

— Жалкая выскочка, — равнодушно бросаю я, примеряя чей-то рыжий парик, — и шлюха.

Пыльный манекен посмотрел на меня с немым укором.

— Это я — шлюха? Я? — свистящим голосом начинает Парвати. Я вижу, что она явно заводится.

— Конечно, шлюха. Ты ещё скажи, что не переспала со всем курсом. И что не имела Поттера после Святочного бала.

— Сучка! — выдыхает Парвати, едва сдерживаясь, — сама обделена мужским вниманием, вот и говоришь обо мне гадости.

Я закусила язык и поняла, что наша маленькая игра подошла к концу. Парвати первая сдалась и, не выдержав, покатилась от хохота. Она упала на кровать рядом со мной, и мы смеялись, пока на глазах не выступили слезы. А когда смеяться уже не осталось сил, я поцеловала её, как обычно — сначала легко тронув её накрашенные губы, а потом — глубоко и страстно, пока не почувствовала, что она обмякла от наслаждения в моих руках. Жесткий шелк хрустел под нашими телами, накрахмаленные сценические тряпки и бутафорские кружева опутали нас как водоросли.

— Зачем тебе эти дурацкие конкурсы для тупых мужчин? — спросила я, прервав поцелуй.

— Чтобы ты поняла, какое счастье тебе досталось, — с коротким смешком сказала она и коснулась пальцем моих губ.