Лето в городе

… Снейп стоял, кипя бешенством; он взглянул на Фаджа, потрясенного его поведением, на Дамблдора, чьи глаза мерцали за стеклами очков, ничего не выражая, и, развернувшись с такой яростью, что мантия со свистом взметнулась за спиной, вихрем вылетел из палаты.

— Уверяю вас, с ним всё в порядке, — безмятежно отозвался Дамблдор. — Просто его постигло… м-м-м… жестокое разочарование.

— К чер-рту, — прорычал Снейп, почти бегом направляясь к подземельем, — в мантикорову пасть этого глупца Фаджа и директора, чтоб ему пусто было, а ещё… Раздери вас горгулья! — вскрикнул он, когда что-то теплое, с силой врезавшись в него, сбило его с ног.

«Что-то» оказалось зазевавшимся Драко Малфоем, весьма кстати проходившим именно в этот нелегкий для профессора момент по коридору.

— Следите за собой, мистер Малфой, — раздраженно буркнул Снейп, стряхивая с себя перепуганного слизеринца и тяжело поднимаясь на ноги, — или вы, как профессор Люпин, смотрите исключительно вверх?

— Простите, сэр, — Драко, смущенный донельзя, принялся боком отступать назад.

— Будьте осторожнее, — процедил Снейп, — в этом году темные существа обитают не только в Запретном Лесу.

Глаза Драко непонимающе расширились, и профессор счел нужным дать ему последнюю подсказку.

— Сегодня полнолуние: мало ли кого можно встретить в этих стенах… — как бы невзначай пожав плечами, он отвернулся и, бросив отрывистое «Прощайте», зашагал дальше по длинному темному коридору.

Драко Малфой, не отрываясь, смотрел ему вслед, пораженный неожиданной догадкой. Снейп едва заметно усмехнулся: теперь он чувствовал себя намного лучше. Он чувствовал себя отмщенным.

* * *

Он чувствовал себя так хорошо, что, попав к себе и наложив пяток охранных заклинаний на двери, окна, зеркала и камин, он, не раздеваясь, бросился на кровать и заснул крепким сном без сновидений.

Лишь на следующее утро, обнаружив, что он впервые за двенадцать лет преподавания проспал завтрак, профессор Снейп не спеша переоделся и, отсалютовав самому себе кувшином для умывания, отправился в преподавательскую гостиную, чтобы узнать все последние новости.

День обещал быть чудесным: это было нежаркое июньское утро, то время, когда любая суета кажется лишней, и хочется часами сидеть у озера с интересной книгой или завтракать на открытом воздухе. К сожалению, ни то, ни другое не представлялось возможным: по школе туда-сюда сновали ученики, отыскивая потерянные носки или пытаясь закрыть туго набитые чемоданы. В час прибывает Хогвартс-Экспресс, а это значит, что уже очень скоро школа опустеет, и полностью перейдет в распоряжение преподавателей и его самого, профессора Снейпа.

Пару недель он проведет здесь, работая в лаборатории, а потом, скорее всего, вернется в Лондон, где его дожидались тонны нераспечатанных писем и несколько неоконченных научных статей.

В приподнятом настроении, Снейп прошагал по галерее и без стука вошел в учительскую. В некотором замешательстве он остановился на пороге: впервые он заметил такое пристальное внимание к своей персоне.

В этот момент к нему были обращены полтора десятка одинаково хмурых лиц. Дамблдор, Мак Гонагал, Хагрид, Спраут, Хуч… — словом, все преподаватели уставились на него с абсолютно идентичным мрачным выражением. Закашлявшись от неожиданности, Снейп, пытаясь сохранять невозмутимый вид, прошел в комнату и опустился на свое кресло.

— Что-то не так? — спокойно поинтересовался он, — казнили гиппогрифа? Лонгботтом получил орден Мерлина? Гриффиндор облажался с кубком школы?

— Северус! — зашипела весьма рассерженная Мак Гонагал, угрожающе поднимаясь с кресла, — ты сам прекрасно знаешь ЧТО не так.

— Ну, ну, Минерва, — успокаивающе произнес Альбус, но его тут же прервала разъяренная Хуч:

— Что-то не так?! Что-то не так! А не известно ли тебе, Северус, что ты поступил подло и мерзко?

— Это когда? — нахмурился Снейп, крепко сжимая ручки кресла.

-Вчера, когда ты преспокойно сообщил Драко Малфою о том, что Ремус Люпин — оборотень! — взвизгнула Хуч, и вскочила со стула, — а он, естественно, растрезвонил об этом на всю школу!

— И теперь он подал на увольнение… — печально констатировала Спраут.

Вздохнув, профессор отвернулся к окну. Там, за мутным стеклом скользили солнечные лучи и слышались приветственные гудки Хогвартс-Экспресса. В тесной учительской было душно и пыльно…

— Во-первых, — негромко произнес он, — я не говорил Драко Малфою о том, что Люпин — оборотень. Если вы сомневаетесь в моих словах, используйте веритасерум. А во-вторых, это личное дело профессора Люпина: увольняться ему или нет. То, что он делает, он делает по личному желанию…

— Но ты подсказал Малфою! — снова возмутилась Мак Гонагал, — он сам бы ни за что не догадался!

— Грейнджер догадалась, отчего бы не догадаться и ему? — невозмутимо парировал Снейп.

МакГонагал прикусила язычок: вопрос был провокационный. Если бы она взялась утверждать, что Драко глупее Гермионы, её можно было обвинить в предвзятом отношении к собственному факультету.

— Северус, — медленно произнесла она, — ты просто мерзавец.

— И нас не интересуют твои оправдания. Каждый человек в школе прекрасно знает о том, что ты сделал, — поддержала её профессор Вектор.

— Дык просто хорошему человеку пол жизни испоганил! — взревел Хагрид, от волнения перевернув поднос с эклерами.

Чайные чашки жалобно зазвенели и последовали за пирожными.

— Нам всем был дорог Ремус Люпин, — тихо добавила Синистра, — он был прекрасным преподавателем.

— И чудесным, честным человеком, — прошептала перепуганная Спраут.

— Так говорят только о покойниках, — не выдержал Снейп и, не в силах сопротивляться душащему его хохоту, громко фыркнул, прикрываясь классным журналом.

Этот его поступок окончательно всех взбесил. Хагрид принялся мычать что-то — его слова невозможно было разобрать — Хуч завизжала о том, что он, профессор, неисправимый подлец, а Мак Гонагал авторитетно заявила, что теперь-то уж все убедились в том, что человек с таким нравственным обликом никак не может быть преподавателем.

Дамблдор, некоторое время спокойно наблюдавший эту вакханалию, одним движением руки сумел остановить шум и грохот.

Сложа вместе кончики пальцев, он пристально поглядел на профессора.

Июньское солнце нагревало стекла, в маленькой учительской, сплошь заставленной стульями и подносами с чаем, было невыносимо жарко и трудно дышалось. Снейп медленно прикрыл глаза, думая о том, как он сбежит с этого праздника жизни в свои темные прохладные подземелья, соберет вещи, — и на Хогвартский Экспресс, сразу в Лондон. К черту лабораторию, в школе оставаться дольше не представлялось возможным.

— Северус, я знаю тебя уже очень давно и не могу быть столь строг к тебе, как мои коллеги. Но я согласен с тем, что своим поступком ты подаешь дурной пример ученикам, — задумчиво изрек Дамблдор, и с сожалением покачал головой.

Что за ерунда! Какой пример? Он же не говорит слизеринцам: «Смотрите на меня и делайте как я». Это была его маленькая личная месть, их личное с Люпином дело, это не должно было быть предметом столь бурного обсуждения!

— В этот раз ты зашел слишком далеко, Северус, — печально заключил директор, поглаживая свою белоснежную бороду, — за такие поступки необходимо нести ответ.

— Неужели? — огрызнулся Снейп, отворачиваясь к окну. Интересно, что же он придумает?

В учительской повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь жужжанием насекомых и отдаленных радостных криков учеников.

— То, что ты сделал, уже не исправишь: Ремус Люпин не сможет больше преподавать в школе. Но вину свою загладить можно, — очки-полумесяцы загадочно заблестели; директор слегка улыбнулся, — я прошу тебя, Северус, навестить Люпина на каникулах и хорошенько извиниться перед ним за этот случай. Заодно привезешь ему аконит.

Учителя затаили дыхание; абсолютно все взгляды были устремлены на профессора.

У Снейпа от изумления перехватило дыхание, и он снова закашлялся.

— Что-о? Я должен просить у него прощения? За все те годы, что он изводил меня со своими дружками? — зашипел Снейп, забывая о том, что все преподаватели с жадностью ловят каждое его слово, — за то, что он чуть не убил меня однажды? За то, что вчерашней ночью… — он возмущения он не находил нужных слов, — да за кого вы меня принимаете?! Я свободный взрослый человек, Альбус, я вправе сам распоряжаться своим летним отпуском!

Преподаватели злорадно зашептались; горький душный аромат разлитого чая разносился по комнате. Снейп, разозленный, махнул рукой и плюхнулся обратно в кресло, стараясь не встречаться взглядом с учителями.

— Что ж, мой мальчик… — Альбус развел руками и поправил сползавшие очки, — ты, конечно, вправе поступать так, как считаешь нужным. Вот только… кое-что вспоминаю… — он вдруг наклонился над столом и начал деловито перебирать бумаги. Все с жадным любопытством следили за каждым его движением; несколько мгновений спустя директор выбрался из кипы документов, победно размахивая до боли знакомым профессору листком, — это, кажется, твое заявление, Северус? Ты девятый год подряд выдвигаешь свою кандидатуру на должность преподавателя Защиты от Темных Сил, которая, кстати, только что освободилась?..

* * *

В те злополучные дни перед поездкой профессор Снейп ненавидел всех и вся. Старого шантажиста-Альбуса, который неустанно играет в «честь и совесть Гриффиндора», мстительную Мак Гонагалл, которая каждый раз проходя мимо, улыбалась ему пренеприятнейшей кошачьей улыбкой, лишенного всякого такта Хагрида, который взял в обыкновение громко рассуждать за ланчем о том, что Снейп «совсем не такой плохой, как кажется — просто нервный немножко» и в самых отвратительных сентиментальных клише выражал уверенность в том, что они с Люпином обязательно подружатся, а за компанию всех остальных преподавателей, не скрывавших своего злорадства по поводу того, что предстояло профессору.

Ему были даны только два дня на то, чтобы собрать свои вещи и приготовить аконит. Как только срок сборов вышел, директор с многообещающей ухмылкой пригласил Снейпа в свой кабинет.

— Время, Северус, — произнес он, многозначительно постучав по крышке своих карманных часов, — я приготовил тебе портключ.

С этими словами он водрузил на стол пустую мятую банку из-под «Кока-Колы».

— Мальчик мой, ну не смотри же на меня так, — с мягкой укоризной вздохнул Дамблдор, — я же не отправляю тебя к магглам.

— Где живет этот оборотень? — процедил Снейп, изрядно раздраженный этим разговором.

— Ремус — прошу тебя, называй его только так — так вот, Ремус снимает комнатку в Дырявом Котле, которую в августе занимал Гарри. Её номер — одиннадцать. У него ведь нет собственного дома…

— Я готов, — заявил профессор и дотронулся до банки.

— Один… Два… Три, — отмерил Дамблдор, сверяясь с часами, — Косой переулок, бар «Дырявый котел», комната номер 11.

В следующую секунду мир с бешеной скоростью закружился вокруг профессора Зельеделия, его резко рвануло вверх, и вот — он с грохотом приземлился прямо на скользкий отполированный паркет небольшой комнатки в одном из самых старых и знаменитых домов Косого переулка.

* * *

И тут же почувствовал на себе настороженный взгляд волчьих янтарных глаз.

— Люпин, — прошипел он, злясь оттого, что выступил в этот ответственный момент в столь неприглядном виде: лежа на полу.

К его недоумению, тот не спешил ему помогать.

— Здравствуй, Северус, — тихо сказал он, с легкой меланхолией глядя на то, как Снейп с показным достоинством поднимается с пола и отряхивает свою мантию.

От «Дырявого котла» он ожидал облезлых каменных стен, плесени на потолке и тараканов под кроватью: однако ж нет, — к его удивлению, номер 11 оказался небольшой светлой комнатой с добротной дубовой мебелью, чистым деревянным полом, большими окнами, выходящими на шумный Косой переулок, и широкой кроватью с резным изголовьем и тяжелым пологом на четырех столбиках.

В этой комнате он ощущал себя… странно. Она была прямой противоположностью его сырым мрачным подземельям, а потому он здесь он чувствовал себя человеком из другой вселенной.

— Вот, — спохватился Снейп, доставая из кармана запечатанную колбу, — я привез тебе аконит.

— Что-то ты рано, — прохладно заметил Люпин, — до полнолуния почти месяц.

— Добавишь стандартный активизатор, — отрезал Снейп раздраженно, и в глазах Ремуса вспыхнули недобрые искорки. Только сейчас вспомнив об истинной цели своей поездки, профессор мысленно обругал себя за грубый тон: как-никак, он здесь в первую очередь для того, чтобы извиниться.

Но почему-то сделать это казалось неимоверно сложным. Выдавить из себя такое простое и ни на что не претендующее «извини»… нет, казалось, проще выпить яду. Но уходить нельзя, — с досадой подумал Снейп, — на кону должность преподавателя ЗОТС.

— Неплохая комната, — лениво заметил он, опускаясь в кресло.

Люпин не сводил с него настороженного взгляда. Будто каждую секунду ожидал язвительной остроты или жестокого удара.

— Да, меня поселил сюда Дамблдор.

— А.

Снейп почувствовал себя по-настоящему глупо: пустые фразы повисали в напряженной тишине, и обоим было ясно, что либо профессору стоит прямо сейчас уйти, либо срочно найти достойную тему для разговора.

— Чем ты тут занимаешься? — выдавил из себя профессор, первым нарушив молчание.

— Тебе интересно? Думал, после того, как всем стало известно, что я оборотень, меня никуда не возьмут, — чуть слышно усмехнулся Люпин, — Но я нашел себе работу.

Снейп чертыхнулся про себя: о, если бы была его воля, он бы устроил здесь премиленький скандальчик. В конце концов, он не собирается терпеть эти отвратительные жалобы. Но по сценарию, ему должно быть стыдно, а потому он, сжав зубы, уставился в залитое светом окно, обрамленное полосатыми занавесочками во вкусе провинциальных домохозяек.

— Какую?

— Старик Флориш взял меня в магазин по старой дружбе. Знаешь, я ведь неплохо разбираюсь с книгами, — как бы невзначай бросил Ремус, — люблю это дело почти так же, как преподавание…

Зевнув, он поднялся и отвернулся от профессора, весьма недвусмысленно показывая, что не в восторге от нежданного гостя.

Снейп был на пределе. Не в его вкусе сидеть вот так вот, слушать гнусные намеки и делать вид, что он очень сожалеет. Вскочив с кресла, он встал перед Люпином так, что они оказались нос к носу.

— Если ты думаешь, что зашел к тебе чайку попить, ты ошибаешься, — прошипел он, сжимая кулаки, — мне пребывание здесь доставляет не больше удовольствия, чем тебе. Я пришел к тебе по делу.

Золотистые глаза оборотня слегка расширись от удивления; он машинально подался назад.

— Мне нужно… — Снейп закашлялся, и резко выдохнул, — Я хочу перед тобой извиниться, — выпалил он скороговоркой.

Ремус молча буравил его взглядом, выражение его лица было совершенно нечитаемо, равно как и его мысли, — и это злило Снейпа больше всего.

— Прости, — буркнул он, отчаянно желая в этот же момент провалиться под землю, — в общем, так.

Надо сказать, что Снейп был готов ко многому: он ожидал и дружеского рукопожатия, и холодного презрения в ответ на его извинения. Но того, что Люпин, после нескольких мгновений ступора, сильно и больно схватит его за плечо и, под весьма недвусмысленное фырканье, потащит его к выходу, он не ожидал никак.

— В общем, так? — сдавленно переспросил Ремус, подталкивая ошарашенного профессора к двери, — извини, говоришь? Ты — передо мной — извиняешься?

Не выдержав, он расхохотался.

Его громкий презрительный смех прорезал застывшую стерильную тишину этой светлой и чистенькой комнаты; задрожали стекла, не привыкшие к такому шуму, недовольно зашептались полосатые занавески.

— Да что же могло заставить тебя — извиняться передо мной, жалким оборотнем? — вопросил он, смахивая с лица полуседые пряди волос, — Да ты, никак, совсем рехнулся, профессор.

Пихнув Снейпа в спину, он выдворил его из комнаты, но не спешил закрывать дверь.

— Забирай свой несчастный аконит, всё равно у меня нет активизатора, — вслед Снейпу вылетела колба; упав, она, к счастью, не разбилась, но, запрыгав по ступенькам, покатилась вниз по лестнице, — спасибо за заботу!

Профессор не успел вымолвить ни слова; «Тощая мегера!», — Ремус рявкнул пароль и дверь захлопнулась перед крючковатым носом непрошеного гостя.

* * *

Очнувшись, он почувствовал злость на самого себя. Это что же, он собирается отправляться назад к Дамблдору, чтобы заявить, что аконит ему вернули, Люпин не принял его извинений и выставил его из номера? Отличные вести, ты хорошо постарался, Северус.

Делать нечего, надо придумывать что-то ещё. Или хотя бы впихнуть ему лекарство, иначе проблемы будут у всех. Подняв со ступеньки пыльную и грязную колбу, Снейп рассеянно сунул её в карман.

Выйдя в переулок, он с удовольствием вдохнул запах города, — свежий, холодный, смешанный с десятками разных ароматов. Сейчас к Люпину идти бессмысленно: он-то, конечно, может устроить драку и прийти в гости силой, но этого не хотелось бы, учитывая то, что с недавних пор оборотень и так окружен излишним вниманием.

В каникулы Косой переулок был неправдоподобно пуст: ни учеников, ни их родителей, ни привычного возбужденного гомона вокруг. Чудесно.

От нечего делать Снейп прошелся по магазинам, потом завернул в кафе. На улицах становилось всё тише, сияющие витрины гасли одна за другой.

Совершив ещё одно турне вдоль по переулку, он вновь остановился у дверей «Дырявого котла».

Интересно, что там Люпин делает? Он целый день не выходит из дому.

Собрав в кулак свою волю и самообладание, Снейпа вошел в бар и стал медленно подниматься по лестнице.

Номер одиннадцать.

Стук-стук.

«Скажите «Очкастый смельчак»» — еле слышно донеслось из-за двери. Ухмыльнувшись, профессор назвал новый пароль.

Как и следовало ожидать, дверь открылась внезапно. Ремус Люпин в той же потрепанной мантии и стянутыми в хвост длинными нестрижеными волосами удивленно уставился на него.

— Привет, — Снейп нацепил самую любезную улыбку, — я принес тебе активизатор для аконита. И сам аконит, конечно же, — ободряющий кивок, — мы ведь его так неосторожно… обронили.

Не дав Люпину опомниться, Снейп протянул ему колбу и пузырек с только что приобретенным зельем.

Тот нахмурился.

— Мне ничего от тебя не нужно.

— Тебе, может, и не нужно, но подумай об окружающих. И о твоей чистенькой аккуратной комнате.

Ещё один ободряющий кивок. Люпин молча взял зелья и хмуро взглянул на Снейпа.

— Сколько я тебе должен?

— Нисколько. Ты можешь только принять мои извинения.

— Это же просто смешно.

Оборотень отвернулся, намереваясь закрыть дверь.

— Уходи, Северус, — бросил он, — у меня и так болит голова.

Но Снейп не был намерен сдаваться так быстро.

— Тогда тебе нужно принять чай с полынью и таёжной медуницей. Можно добавить лапки скарабеев. Впрочем, я сам тебе приготовлю: как-никак, немного разбираюсь в лекарствах.

Профессор уверенно отодвинул понурого Люпина от двери и шагнул в комнату.

* * *

— Я не понимаю, как ты живешь.

— В чем дело? — устало спросил Люпин, прислонившись к стене.

— У тебя нет ничего, кроме молока и каши быстрого приготовления, — Снейп деловито обследовал кухню и сейчас в недоумении разводил руками.

Оборотень, похоже, слегка не в себе. Замученный какой-то — впрочем, только прошло полнолуние.

— Я не говорил тебе, что начинаю работать только с сентября? — резко поинтересовался он.

— И что? — Снейп не сразу понял смысл его слов. А когда осознал, готов был сделать что угодно, лишь бы взять свои слова обратно.

Как так может быть? У него же годовая хогвартсовская зарплата и счет в Гринготсе? И ещё ему должны были выплатить аванс за следующий год…

Да ведь это он сам лишил его работы, — внезапная мысль заставила его побледнеть, — это же все его вина. Он получил зарплату, но так как ещё не приступил к работе в книжном магазине, должен экономить. Да ещё аренда этой дурацкой комнаты…

Люпин сейчас на мели — и это всё из-за его идиотской выходки. Впервые Снейп почувствовал что-то вроде угрызений совести.

— Слушай… — он обернулся к Люпину, — я сейчас.

Кое-как натянув ботинки, он выскочил на улицу — июньский вечер, теплый и бархатный, встретил его тусклым блеском вечерних фонарей — и стремительно зашагал в продуктовый и аптеку.

Пока носки его лакированных туфель отбивали ровный ритм о дорогу, вымощенную булыжниками, он раздумывал о своем положении.

Фактически, у него никогда не было проблем с деньгами: в юности отец давал ему немало на карманные расходы. После его смерти он получил изрядное наследство и поместье в придачу, которое, правда, быстро продал из-за того, что чувствовал себя неуютно в готическом монстре, кишащем упырями и привидениями, да и затем, чтобы поскорее переехать в город. Ну а потом… потом он, собственно, ничего не делал. Иногда изготавливал ценные зелья на заказ, иногда получал гонорары за свои статьи. Школьная зарплата казалась ему поистине нищенской: он и представить себе не мог, что значит жить только на эти гроши.

Но вот Люпин… У него из головы вылетело, что тот беден. Что у него нет ни поместья, ни наследства. И что ему всё дается в два раза труднее из-за того, что он оборотень. И все потому, что он, Снейп, лишил его возможности зарабатывать аж до самого сентября.

Выругавшись на себя вполголоса, профессор зашел в магазин, приглашающе мигавший вывеской «Магия круглосуточно».

Левитируя несколько пакетов, он вернулся в номер. Дверь оставалась открытой: Ремус действительно его ждал?

— Я вернулся, — негромко сказал он.

В ответ не донеслось ни звука. С некоторой опаской Снейп прошел в гостиную и замер на пороге: Ремус Люпин лежал на кровати, накрывшись пледом и чуть слышно посапывая.

— Отлично, — буркнул Снейп и водрузил пакеты на стол. Достал из одного бутылку неплохого красного вина, откупорил её и налил себе бокал.

Взгляд его упал на второй плед, лежавший в открытом шкафу. Опустившись в кресло и укрывшись пледом, он потягивал вино, прислушиваясь к едва различимому гулу магглского Лондона по ту сторону «Дырявого котла».

* * *

Ужасные полосатые занавески заколыхались, окно со скрипом отворилось, впустив в комнату теплый летний ветерок. Плед давно уже сполз на пол, пустой бокал из-под вина валялся там же.

Снейп медленно открыл глаза: вся комната была залита бледным утренним светом. И было тихо, как бывает только в одинокое июньское утро, когда все уже проснулись и ушли на работу, на улицах тихо, а ты один в пустой квартире и никак не можешь открыть глаза.

Он не сразу вспомнил как оказался в этой сверкающей чистотой комнате. Только увидев незастеленную кровать, он сообразил, что Люпин уже поднялся и ушел: слишком здесь было… пусто. Кое-как умывшись и одевшись, он прошел на кухню, где увидел на столе теплый готовый завтрак: немного сока, немного ветчины и тостов. Стеклянным кувшином была прижата короткая записка:

Северус,

Ремус

Вздохнув и быстро позавтракав, Снейп, не сдерживая усмешки, назвал очередной очаровательный пароль, и покинул «Дырявый котел». Как кстати он оказался здесь: прежде чем вернуться домой, Снейп решил совершить несколько покупок. Однако первой ему на глаза попалась свежевыкрашенная вывеска «Совиная почта». Не удержавшись, он вошел внутрь и оплатил доставку небольшой записки:

Люпин,

Северус

Он уже жалел, что не составил список. Кажется, ему были нужны жучьи глазки… и печень дракона, хотя бы несколько унций… Когда он выходил из «Всё для зельеварения», знакомая сова, приветливо ухнув, опустилась ему на плечо. Снейп распечатал записку:

Северус,

Ремус

Досадливо поморщившись, Снейп зашел в магазин канцелярских товаров. Делая вид, что пробует новые чернила, он поспешно написал на обратной стороне бумажки:

Люпин, черт тебя подери.

Снейп

Молоденькая продавщица, заметив его махинации, кокетливо махнула ему пальчиком: у нас тут магазин, а не почта, мсье! Бросив в её сторону испепеляющий взгляд, Снейп демонстративно зашагал к кассе, чтобы купить перо. Ответ Люпина не заставил себя ждать:

Северус,

Ремус

Зарычав от злости и отпугнув продавщицу, Снейп облокотился на прилавок и принялся строчить ответ купленным уже пером:

Я понял, Лю… *зачеркнуто* Ремус.

Северус

Выйдя на притихшую улицу с покупками, Снейп вновь завернул на почту, чтобы отправить их к себе на квартиру. Там же он получил последнее письмо:

Северус,

Ремус

Снейп зарычал так, что от него шарахнулись в разные стороны разомлевшие на жаре прохожие, однако, бросив быстрый взгляд на часы, чертыхнулся и аппарировал с раскаленной мостовой. До встречи оставалось совсем немного времени.

* * *

— Это ты, Северус? Пароль «Добродушная Грязнуля».

— «Добродушная Грязнуля», — криво усмехнулся профессор. Дверь приглашающе распахнулась, и ему навстречу шагнул Люпин, по прежнему растрепанный и обгоревший на чересчур ярком солнце, — А кто это может быть ещё, Люпин? Надеюсь, ты не устраиваешь здесь гриффиндорскую вечеринку?

Он осекся, в который раз с опозданием вспомнив о цели своего визита.

— Ремус, — мягко поправил его оборотень.

Снейп шагнул в просторную сверкающую чистотой комнату, залитую теплым вечерним светом. Солнце и не думало садиться; это были те блаженные часы, когда ещё не стемнело, но бульвары и улицы уже не казались адовыми сковородками; из-за домов и оград уже веяло вечерней прохладой, а прохожие с удовольствием накидывали на плечи шали и снимали панамы, отдыхая от духоты полуденных часов.

Казалось, комната была необитаемой: так уж здесь было убрано. Кровать, аккуратно заправленная, сверкала белоснежными подушками, идеально выглаженные занавески чуть заметно колыхались от ветерка. Лишь стол, стоявший обычно на кухне, был перетащен в гостиную. На нем красовалась недопитая бутылка отличного сухого вина и «Стилтон», с достоинством возлежавший на горке винограда и листьев свежего базилика. Остывающее закатное солнце догорало в хрустальных бокалах: Снейп, сам того не замечая, облизнулся.

Неужели всё будет так просто? Его задача выполнена — Люпин приглашает его на бокал вина? Уму непостижимо. Возможно ли это?

Ремус с улыбкой наполнил бокалы; пригласил Северуса к столу.

— Я вовсе не собираюсь тебя прогонять, Северус. Выпей лучше со мной.

— С удовольствием, — Снейп, прищурившись, поднял бокал.

Теперь всё или ничего. Либо сейчас всё разрешится, и он под гром аплодисментов вернется в Хогвартс за вожделенной подписью, либо… Да, либо его сейчас спихнут с лестницы, и он будет вынужден торчать в чертовом Косом переулке до конца лета.

— Что ж… Предлагаю выпить за наше примирение, — стараясь не морщиться, произнес он, — я осознаю свою вину и приношу тебе свои извинения. Я понимаю, что полностью мой поступок загладить невозможно, однако, я готов попытаться…

Люпин вопреки всем его опасением, вполне искренне улыбнулся:

— Конечно, Северус. Именно так.

Заветного чоканья не последовало, и Снейп с подозрением приподнял бровь.

— Что — именно так, Ремус?

— Я раз, что ты готов «попытаться». И я готов в свою очередь дать тебе шанс искупить свою вину.

Это игры солнечных отблесков, или Люпин действительно так недобро ухмыльнулся?

— Чем я могу помочь? — несколько оторопело спросил профессор и, не сдержавшись, сделал глоток из своего бокала: похоже, что этот вечер принесет ему массу сюрпризов.

Вино оказалось терпким, ароматным, будто впитавшим в себя гарь и духоту городского лета, суматоху, бесконечную гонку прохожих по улицам и ленивую сонливость иссохших стен зданий.

— Знаешь, у меня множество хлопот. После того, как я уволился, ни на что не хватает рук, честное слово, — посетовал Люпин, — так что ты сперва покорми Гумберта, ладно?

— Что?.. — поперхнулся Снейп, чуть не выронив бокал из внезапно вспотевших ладоней. Едва он осознал этот внезапный поворот событий и успел сделать из этого соответствующие выводы, как Люпин уже оказался у кровати: пыхтя и отдуваясь, он вытаскивал из-под неё что-то, напоминающее здоровенный стеклянный гроб.

— Гумберт — это мой водяной черт, гриндилоу, — с добродушной улыбкой объяснил он, — они же живут под водой, на дне водоема, так что им вреден яркий солнечный свет. Я кормлю его вечерами, так что ты как раз вовремя.

Гроб при ближайшем рассмотрении оказался гигантским прямоугольным аквариумом, что во время учебного года стоял в кабинете у Люпина, а существо с интеллигентным именем Гумберт — жутковатой иссиня-черной тварью с длинными цепкими пальцами и весьма недружелюбным оскалом.

— Я… должен… покормить его? — повторил Снейп, в изумлении уставившись на гриндилоу.

— Если будешь столь любезен, — жизнерадостно подхватил Ремус, выходя из кладовой комнатушки с огромной банкой в руках.

Снейп машинально схватил предложенную банку и чуть было не разбил её вдребезги: даже он, привыкший к работе с разного рода неприятными веществами, почувствовал явственный рвотный рефлекс при виде омерзительный белых личинок, кишевших у него в руках.

— Скучечерви.

— Ага, — кивнул Люпин, улыбаясь, — всего лишь детеныши. Мерзкие, я знаю, но Гумберт их обожает.

— И почему это так напоминает мне Хагрида? — пробормотал Снейп, вместе с банкой сползая в услужливо подставленное ему кресло.

Люпин взял свой бокал и начал неспешно потягивать вино, с мечтательной улыбкой глядя на рубиновые лучи заката.

Первой мыслью Снейпа было бросить всё к чертовой матери и уйти, погромче хлопнув дверью. В конце концов, он не прыщавый юнец, позволяющий вот так вот над собой издеваться. Но назойливый внутренний голосок, так некстати просыпающийся в нем в подобные моменты, зашептал о том, что это никак нельзя допустить. Уж лучше накормить эту фиолетовую тварь, чем упустить буквально из-под носа должность, за который он гонялся черт знает сколько лет. К тому же к меркантильным соображениям прибавлялся вопрос личной гордости. Все преподаватели отлично знают, что он здесь и пытается выполнить поставленную перед ним задачу. А если он вернется в школу ни с чем — что о нем подумают? Что он просто неудачник, неспособный справиться с элементарными вещами. Да он же слизеринец, в конце концов! А значит, цель всегда оправдывает средства.

Оборотень вопросительно приподнял брови, и профессор с тяжелым вздохом, показывающим, скольким он жертвует для искупления своей вины, стараясь одновременно не дышать и не кривиться, запустил руку в банку.

Личинки шевелились в его кулаке, когда он подносил руку к разинувшему лиловую пасть гриндилоу.

— Осторожнее, Северус, он может схватить тебя за пальцы.

Резко выдохнув, он обернулся. Его трясло от злости: в конце концов, и ангельскому терпению профессора Снейпа рано или поздно приходит конец.

— Очаровательная маленькая месть, Люпин, — процедил он, отдергивая ладонь от аквариума, — просто чудесно придумано.

— Не один я, Северус, горазд на выдумки, — негромко заметил оборотень, делая очередной глоток. Гумберт с жадностью пожирал сыплющихся сверху скучечервей.

— Эта была особенно изысканной, — буркнул Снейп, запихивая в воду очередную порцию неаппетитного ужина.

Алые лучи гасли один за другим, пропадая до утра за устрашающим фасадом Гринготса и шпилем лавки мадам Малкин, увенчанным золотым яблочком. Люпин отвернулся от окна и с бокалом в руках прошагал к Снейпу. Он встал перед ним, высокий и худощавый, в своей потрепанной рубашке и старых джинсах, весь поседевший и осунувшийся, — но что-то в нем проблеснуло в этот момент: что-то невыразимо светлое, насмешливое, живое, — и от этого на него было больно смотреть — как на яркое солнце.

— Северус, — он тихо окликнул профессор, — слышишь?

Снейп приподнял голову, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Не воспринимай всё так серьезно.

Удивительно: казалось, от Люпина невозможно было спрятаться. Это что, ещё одна месть? Ты пытаешься скрыться от его горьковато-веселого золотистого взгляда, а эти глаза — да-да, янтарные, с едва заметными зеленоватыми крапинками всё смотрят и смотрят на тебя, не давая успокоиться.

— Перестань. Гумберт просто замечательный, правда? — засмеялся Люпин. Взяв со стола бокал, он протянул его Снейпу, — а у тебя прекрасный вкус. Вино чудесное. Очень летнее.

Ещё бы, — хотел огрызнуться Снейп, — естественно, у меня отличный вкус, как у всех благородных волшебников. Только ты не входишь в их число, чертов любитель домашних животных.

С трудом удержавшись от этих слов, он вновь запустил руку в банку. И вздрогнул всем телом: вот только что Люпин был тут, а теперь он исчез, будто испарился, и в следующее мгновение его шею обожгло горячее дыхание.

— И сам ты очень… летний.

Сердце екнуло, и Снейп замер на мгновение, чтобы справить с внезапно нахлынувшими эмоциями и ощущениями. Это что же, ещё один вид наказания? Бульк — горсть копошащихся личинок полетела к Гумберту, и профессор выдохнул:

— Какой бред.

— Вовсе нет. Зимой ты действительно напоминаешь летучую мышь, — фыркнул Люпин, и Снейп почувствовал, как мурашки бегут по всему телу, — такой весь скользкий, и эти твои волосы…

— Всё, — Снейп резко поднялся, чуть не заехав Люпину в нос, — я не собираюсь слушать твои оскорбления.

— … А летом… — Ремус слегка коснулся его ладони, словно пытаясь удержать его на мгновение, — ты как высохший лист. Легкий, стремительный…

— И рассерженный, Люпин. Достаточно.

Банка с остатками скучечервей отлетела в угол комнаты; Гумберт обиженно выпучил глаза и засучил в воде длинными перепончатыми лапами.

— Как угодно, — Ремус поднялся и отвесил небольшой поклон, скорее шутливый, чем вежливый, — спасибо за помощь.

Иди к черту, — хотел крикнуть Снейп, но вовремя сдержался.

Давно он не чувствовал себя так паршиво. Это было унизительно: всем известно, что у оборотней отличный нюх на определенные вещи. А сидеть, не в силах пошевелиться, сжимая банку с червями в руках и понимать, что над тобой издеваются, и чувствовать, что не в силах ответить, не в силах совладать с собственными соблазнами, и что тебя чуют насквозь, — такого не пожелаешь и врагу.

До двери он добрался как во сне. Люпин, кажется, провожал его, вещал что-то про его любезность, помог ему натянуть мантию. Лишь выходя из проклятого одиннадцатого номера на пустынную ночную улицу, он впервые смог вдохнуть полной грудью.

Косой переулок застыл в ожидании утра: лишь тускло мерцали огоньки волшебных фонарей, и всё ещё горел зыбкий свет в лавке Олливандера. Двигаться не хотелось — сон никак не приходил, было уже заполночь.

Внезапно ночную тишину прорезал звук хлопающих крыльев, а через мгновение белоснежная сипуха с мягким уханьем опустилась ему на плечо. Рассеянно сунув птице целый золотой галлеон — негодница принялась радостно хлопать крыльями — Снейп отвязал от её лапы небольшую записку.

Северус,

Ремус

* * *

Снейп всегда гордился своей пунктуальностью. Ровно в десять часов вечера он, в свежевыглаженной мантии, белоснежной шелковой рубашке, черных брюках с острыми стрелками и лучших своих ботинках стоял у входа в бар «Дырявый котел».

Войдя внутрь, он понял, что давно уже не сиживал по вечерам в этой клоаке. Сигаретный дым не давал дышать, залеплял глаза и нос, алкогольные испарения мешали думать адекватно ситуации, слух залепляли пьяные выкрики и нескончаемые невнятные разговоры. Брезгливо поморщившись и трижды прокляв про себя Ремуса Люпина, назначившего ему встречу в этой помойке, Снейп уселся у барной стойки и заказал себя чашечку кофе с коньяком.

Оборотень, к счастью, не заставил себя долго ждать.

— Здравствуй, Северус! — жизнерадостно крикнул Люпин, перекрывая пьяный гогот за соседним столиком, — Тебе привет от Гумберта! Два огневиски, пожалуйста!

— Как можешь пить эту дрянь, что здесь выдают за виски? — холодно поинтересовался Снейп.

— Сейчас покажу, — пообещал тот, протягивая ему напиток, — сначала берешь стакан. Потом подносишь его ко рту. Потом делаешь глоток. Следи за мной.

Виски оказался таким ужасным, что Снейп закашлялся. Если уж пить огневиски, то только огденский, пять галлеонов за бутылку, но никак уж не это самогонное пойло.

Изложив свои мысли Ремусу, он вновь уткнулся в свой кофе, но вдруг обнаружил, что его стакан оказался пуст, а оборотень с улыбкой протягивает ему полный.

— Я не могу больше, — честно заявил Снейп, глядя в янтарные глаза напротив.

— О! Я знаю, почему! — воскликнул Люпин, пододвигаясь ближе, — мы забыли одну деталь! Давай заново. Берешь виски. Подносишь свой стакан к моему так, чтобы они соприкоснулись и издали звонкий звук «дзинь!», а потом говоришь «За примирение!». Потом подносишь ко рту и пьешь до дна.

Профессор чуть не подпрыгнул от радости: его миссия закончена. Люпин прекратил над ним издеваться, он прекращает издеваться над Люпином, они допивают, наконец, это пойло и расходится по домам.

Дзиннь!

… Виски был чудесным, ледяным, обжигающим. Подобно струйкам огненной лавы он проскальзывал по горлу внутрь, разнося по телу животворящее тепло.

— Ммм… Люпин…

— Называй меня Ремус…

— ОК, Ремус, это замечательно. Чудное местечко, я, пожалуй, буду захаживать сюда чаще….

— Северус, это просто великолепно. Тогда ты сможешь навещать меня, и мы вместе будем подъедать остатки продуктов и таблеток, что ты притащил вчера вечером. Их хватит на год с лишним, я думаю.

— Ремус?

— Да, Северус?

— Ты меня прощаешь за то, что я открыл всей школе, что ты оборотень, и теперь ты вынужден торчать здесь до сентября?

— Мы же уже пили за это…

— Правда? Я не помню.

— Надо бы ещё раз… Бармен, ещё два, пожалуйста.

— Да, кстати… Тебе не показалось, что на нас как-то странно смотрят из-за соседнего столика?

Сигаретный дым прехорошенькими колечками витал над головой; его можно было пропустить сквозь пальцы, или нанизывать на соломинку от коктейля. Тот раздражающий пьяных гогот стихал, уступив место его собственному чудесному, красивому, глубокому голосу.

…Острый жесткий кулак Люпина угодил прямиком в его щеку; она распухла и заныла. В свою очередь, Снейп вцепился пятерней в его взлохмаченные волосы, дернул, с удовлетворением слыша, как Ремус зашипел от боли. Ещё удар — и он обрушился на барную стойку, подминая под себя осколки — когда это они успели? — разбитых стаканов, ломая высокие деревянные стулья.

— Чертов оборотень, ты ответишь за это…

— Не раньше, чем ты сдашься, сальноволосый ублю…

Вот так вот, отлично. Пнуть его ногой под коленку и потом разок по шее, что б запомнил каково это — драться с Северусом Снейпом.

Но и тот не уступит. Сцепившись крепче двух любовников в экстазе, они, переворачиваясь в воздухе, грохнулись со стойки и продолжали битву на залитом виски полу. Снейп, изловчившись, в считанные секунды исцарапал Люпину ненавистную рожу, но и тот не остался в долгу: прямо под левым глазом профессора переливался всеми цветами радуги здоровенный синяк. Кто-то завопил, кажется, из охраны…

… Снейп очень крепко держал Ремуса, пока их волокли по лестнице: в конце концов, осталось совсем немного времени для того, чтобы вмазать ему посильнее.

— Что? Какой номер, я говорю?

— Вроде, вот этот, с исцарапанной физиономией, из одиннадцатого.

— Ну, а что делать с его приятелем? Кину туда же, к утру разберутся.

Бум, бум, бум.

Кажется, это голова Ремуса бьется об ступеньки. Бедный, ему досталось самое неприятное: как-никак, Снейп был сверху в связке, и его голова покоилась на плече Люпина. Бедняга, — подумал он, с удивлением разглядывая его ссадины, — верно, тяжко ему пришлось сегодня.

Бум, бум, бах.

— Пришли.

— Черт, мы же не знаем пароля…

— О! — прохрипел Снейп, поднимая вверх руку, — я знаю…

— Ну, приятель, называй, — кивнул ему троллеподобный секьюрити.

— Этта… — и почему язык его не слушался? — я точно не уверен… но могу попробовать…

— Да чего с ним болтать, Джорджи? Он же ничего не соображает! А второй ещё хуже — вообще в полной отключке.

— Добродушный гигант! — заорал Снейп, — Невежественная стерва! Лохматая грязнокровка!

Дверь не шелохнулась.

— Эфемерная притвора! Рыжий тупица! Взбалмошный пес!

Дверь не открывалась. Охранники нетерпеливо пощелкивали пальцами.

— Подождите… — Снейп запнулся, выискивая среди алкогольных паров в своей голове нужное словосочетание, — саль…сальноволосый ублюдок…

Дверь приветливо заскрипела, отворилась настежь, и их непослушные тела покатились по отполированному дубовому полу. Ещё одна маленькая месть.

…Люпин, кажется, спит. Гумберт свирепо уставился на них из-за толстых стекол аквариума.

— Рем, очни-ись! — Снейп принялся его тормошить, Люпин не открывал глаз, — уже-е ра-асвет, пора-а проснуться, уж мой ко-рабль дал гудо-ок…

Люпин с трудом разлепил опухшие глаза и приподнялся на локтях.

— О, Мерлин, Северус… Это кто ж тебя так? — он осторожно дотронулся до фиолетового фингала. Его пальцы, сухие и прохладные, моментально снимали боль. Они скользили по бледному лицу Снейпа, убирали со лба спутанные пряди волос, гладили худые впалые щеки.

Снейп опустился рядом с ним на пол, его рука на затылке, его шепот «Северус», его неосознанная ласка, — всё это было так приятно, что профессор, не удержавшись, наклонился ниже, позволив мягким губам Ремуса — он все не мог подняться с пола — скользнуть вниз по длинной шее, потом обратно, маленький поцелуй за ухом, игривый укус за нижнюю губу…

— Ох, Северус, кажется, мы…

— Да… Пожалуйста, не останавливайся.

Это запрокинутое исцарапанное лицо притягивало словно магнит, удержаться было невозможно: Снейп, охнув, упал на Люпина, который дрожащими пальцами начал расстегивать его рубашку. Узкая жесткая ладонь проскользнула под одежду и начала выписывать кренделя на его груди, и это было восхитительно, так, что профессор почувствовал, что ещё немного, и он разорвется от сладкого возбуждения. И вдруг — сильный тычок под ребра. Закусив губу, он вопросительно взглянул на распростертого под ним Люпина.

— Ты отдавил мне ногу, — заявил тот, вылезая из-под профессора, — мне надо выпить.

Со стоном Снейп откинулся назад, его напряжение из приятного стало болезненным, ему нужно было, ему срочно нужен был Люпин.

Пошатываясь, он поднялся на ноги. Дверь в кухню была открыта; Ремус, в полустащенной мантии стоял к нему спиной, приканчивая из горла вчерашнее вино.

— Рем… — прохрипел Снейп, держась за косяк, чтобы не сползти на пол, — черт бы побрал тебя с твоей гребаной местью. Это жестоко.

— Умм? — Люпин повернулся к нему, не отрываясь от бутылки, — винца хочешь?

Снейп обреченно помотал головой, но в следующий момент качнулся к Ремусу и, выхватив у него из рук бутылку, припал к ней сам. Глоток, другой… Это же дорогое вино, почему оно сейчас кажется такой гадостью?.. Третий…

Тонкая гибкая рука проникла ему в штаны, и Снейп поперхнулся — вино красным фонтанчиком брызнуло на белоснежные стены. Теплые пальцы Ремуса сомкнулись на его твердом члене, а мягкие губы защекотали шею.

— Можно… я тебя… трахну? — прошептал Люпин, и Снейп, оплевываясь от вина, стекавшего по подбородку, благоразумно ограничился маленьким кивком.

— Отлично, — заключил Ремус, и неожиданно обхватив его поперек спины, увлек за собою на пол.

В следующие несколько мгновений ловкие быстрые руки освобождали профессора от одежды. Вслед за ней в угол комнаты полетела Ремусова рубашка и изодранная мантия, а также пара роскошных лакированных Снейповых ботинок.

Обнимая Снейпа, Люпин перевернул его на живот — пол оказался таким холодным! — и, схватив бутылку вина, вылил остатки прямо на профессора. Пока горячий шершавый язык слизывал пурпурные виноградные капли с его спины, ловкие уверенные пальцы прокладывали дорогу туда, куда Снейп давно уже никого не подпускал. Может быть от этого, а может, просто оттого, что это был Ремус, он почувствовал, что готов кончить только от этого, не дожидаясь продолжения банкета.

Снейп благоразумно сообщил об этом Люпину, на что тот ответил коротким и весьма соблазнительным фырком в ухо.

— Ты ведь не собираешься на этом остановиться? Я лично — нет… — его приглушенный шепот, его мягкий мокрый язык и плавные движения его пальцев внутри — всё это позволило Снейпу расслабиться и найти с Люпином общий ритм — медленный… очень медленный. Но затем Ремус вошел в него так глубоко, что наслаждение было резким, острым, не сравнимым ни с чем, что он когда-либо испытывал. Выдохнув имя профессора, Люпин навалился на него всем телом, сжимая его кожу под лопатками, впиваясь жесткими пальцами в его плечи. Снейп выгнулся под ним на мгновение — и в полном изнеможении растянулся на полу. Люпин что-то ему шептал, что-то говорил, но он уже ничего не слышал: обняв его, профессор погрузился в глубокий крепкий сон.

* * *

Солнечный свет, яркий до боли, до рези в глазах, пробивался через тряпичный полосатый зонтик кафешки у Фортескью. Ремус поморщился и обреченно поглядел на свой стакан минералки.

— Вот дерьмо. Скажи хоть, сколько?

— Тебе неинтересно.

— Интересно…. Мерлин, я не могу в таком состоянии с тобой спорить!

— Пятьдесят галлеонов.

— Горячая ночка, — нервно хихикнул Люпин, — ок, с меня двадцать пять.

Снейп скривился и слегка позеленел: судя по всему, ему снова стало нехорошо.

— ОК. Хоть двадцать, хоть все сорок, — простонал он, с трудом поднимаясь со стула.

— Севви, детка, опять блевать тянет? — насмешливо поинтересовался Ремус, глядя на согнувшегося профессора.

Тот без звука вскочил и понесся внутрь под одобрительные возгласы старика Фортескью.

— Отлично, мальчики! — хохотал он, вытирая стаканы, — Что, чудненько вчера повеселились? Рем, не хочешь шоколадного мороженого?

Люпин, обессилев, корчил страшную рожу и демонстративно бился головой о столик.

— А зря, — веселился Фортескью, — шоколад — он такой… от всего помогает, — заключал он и неизменно подмигивал.

Снейп, всё ещё зеленый, возвратился из туалета.

— Сев, я не в силах терпеть этого мороженщика, — стонал Люпин, хватая его за руки, — Если ты немедленно не испепелишь его взглядом или хотя бы не придушишь, я умру в твоих нежных объятьях.

— Перестань дурачиться, меня и так тошнит, — мрачно отвечал Снейп, подтверждая сказанное своим видом, — и перестань называть меня «Севом», «Севви», «Севви-деткой» и тому подобное. Это особенно актуально пока ты будешь жить у меня. Гриндилоу поселю в отдельной комнате.

— Что? — поразился Люпин, — детка, давай-ка подробнее, я не расслышал.

— А то, что Том вышвырнул тебя из квартиры в «Дырявом котле», что, кстати говоря, сделал бы и я на его месте. За непристойное поведение.

— Вот сволочь, — грустно заключил Ремус, с отвращением глотая минералку.

— И теперь ты будешь жить у меня, пока и я не захочу от тебя избавиться.

— Ты не захочешь, — пообещал Люпин, оторвавшись от воды, — я постараюсь.

— Уж будь добр.

— Вчера ты был великолепен.

— Я говорил, что не терплю подхалимов?

— А я не льщу тебе, Северус. Совсем не льщу, — помотал головой Ремус, щурясь от слепящего солнца.

Вокруг было тихо. В этот жаркий солнечный час тишину нарушал лишь скрип полотенца о влажное стекло, приглушенное хихиканье двух лавочниц, раскладывающих на прилавках сушеных кузнечиков и когти нарла, да посторонний разговор двух утомленных солнцем, сексом и похмельем мужчин за столиком кафе-мороженого «У Фортескью».

* * *

— А! Наша счастливая парочка! — воскликнул Даблдор, принимая гостей.

Вокруг зашептались: разумеется, слухов было море, да вот только можно ли им верить? Теперь учителя видели, что вполне можно. Эти двое — высокие и загорелые — выглядели по уши влюбленными друг в друга.

— Я убью его, — мрачно прошипел Снейп Ремусу, но тот только отмахнулся, галантно целуя ручки дамам.

Снейп решил, что обязательно расскажет этим самым восторгающимся его любовником дамам, какие пароли тот использовал для своих личных комнат. Обязательно расскажет. Только позже.

— Вижу, вы пришли к согласию, — кокетливо подмигнула Минерва.

— Ага, и выглядите так, как будто явились с морского курорта, а не болтались в Косом переулке, — заулыбалась профессор Спраут.

— Ну ничего, пару дней в подземелье, и это пройдет, — ухмыльнулся Снейп, присаживаясь на свое привычное место.

Всё как в тот раз: пыль, духота и беснующееся лето за грязным окном. Преподавательницы, не сводящие с них восхищенных взоров.

— С сентября Ремус будет работать в Косом переулке, неделю мы проведем в школе, а потом махнем в Лондон ко мне на квартиру, — огласил их планы профессор. Люпин подобрался к нему ближе и незаметно для всех дотронулся под стулом до его руки своими горячими пальцами.

— Что ж, мы все очень рады за вас, мальчики, — улыбнулся Дамблдор, — только мне кажется, что я что-то забыл…

Неотступное дежавю: Снейп, как и в прошлый раз, вот так вот сидит на своем месте, а Дамблдор перебирает бумаги на столе.

— Да где же она…

Ремус смотрит с непониманием.

— А! Вот. Твое заявление, верно? — директор подмигивает и продолжает глубоким торжественным голосом, — итак, когда ты выполнил тебе порученное…

Снейп в ужасе смотрит на Люпина. И видит, как в глазах его любовника недоумение сменяется замешательством, а потом в этих янтарных светящихся глазах заполощется злость на него и обида…

«Да как ты мог, Северус! — закричит Рем, — я-то думал, что ты пришел ко мне от чистого сердца и действительно хотел передо мной извиниться! А оказывается, ты просто шел к своей корыстной цели, а я был лишь мелким препятствием на твоем пути! Так ведь? — спросит он в негодовании, — ты просто играл свою роль, да? И твоё «прости» ничего не стоит? А может, ты и переспал со мной ради этого? И целовал меня ради этого, да? И жить ты со мной собираешься только для того, чтобы все видели — ты честно выполнил свою задачу!»

— Нет! — вопит Снейп, вскакивая, — ради всего святого, Альбус, молчите! Ни слова больше! Ничего я не подавал, ничего мне не нужно!

Солнце слепит глаза. В комнате становится нечем дышать. Все преподаватели без исключения изумленно взирают на него. Лишь Дамблдор сохраняет олимпийское спокойствие.

— Что ж, — улыбается он, — по правде говоря, я так и думал. Уважаемые, — он обращается к ошарашенным зрителям, — с сентября должность преподавателя Защиты от темных сил займет мой давний друг и соратник Аластор Грюм.