Что толку соблазнять тех, кто хочет тебя сам? Другое дело — усыпить бдительность вкрадчивыми речами, опутать сетью мимолетных ласк, — Люциус владел этими приемами в совершенстве. Но Нарцисса Блэк была не из тех, кто, ломаясь, набивает себе цену. Чтобы обольстить ее, требовалось нечто большее, чем банальный набор мужских отмычек.
Малфой знал, что нравится ей, — показная холодность была всего лишь маской. Но ему было недостаточно просто переспать с ней, — он хотел эту женщину себе в жены.
Когда Люциус поделился с друзьями своей проблемой, Эйвери дал ему дельный совет:
— Проведи с нею ночь. Нет, Люц… да послушай! Можешь ласкать ее, целовать, но не более. После этого она — твоя.
Звучало заманчиво. Но Малфой хотел быть уверен в успехе дела. Для этого нужно было на ком-нибудь потренироваться. Дочь знакомых? Но потом позора не оберешься. К тому же, женщины так ревнивы…
Решение пришло само собой.
Мальчик был застенчивым, но в то же время очень чувственным. И главное, совсем не искушенным в любви. Перебрав в уме список своих поклонников, он понял, что лучшего кандидата ему не найти.
Северус с радостью принял его предложение погостить в Имении пару дней.
* * *
Это было так забавно… Мальчишка совсем не умел притворяться.
— Сев, ты же промок до нитки. Если не хочешь простыть, живо снимай все эти тряпки. Дай помогу.
Снэйп покорно поднимает руки — стройный, как юное деревце.
— Мерлин, да ты весь дрожишь.
Они стоят перед камином. Очертания предметов тонут в полумраке. Ласковая рука скользит по изгибу спины… Словно задумавшись, Малфой гладит его соски. Подушечками, нежно.
Дрожь и прикушенная губа. Мальчишка вожделеет его, — это так очевидно. Может, шепнуть ему что-то непристойное? Но вместо этого Люциус говорит:
— Дай руку.
Снэйп протягивает руку — глупый, ладонью вверх. Люциус переворачивает ее. Медленно склоняется и — вот он, миг, — горячие губы слегка раскрываются и целуют, обещая блаженство. Такая утонченная ласка… он непременно оценит.
Северус зажмуривается. Сила собственной реакции его пугает. Неужели девушки чувствуют то же самое? А Малфой опускается перед ним на колени и, Боже… положив ладони на бедра, медленно стягивает брюки.
Когда блондин поднимает голову, на его лице — лишь тень усмешки. Голос чуть хрипловат:
— Хочешь, я тебя совсем раздену?
Обняв стройные бедра, он трется о него щекой, словно ласкаясь.
У мальчика дрожат и подгибаются колени. А Люциус зубами стягивает с него трусы. Изнанка нежных губ касается бедра, и Снэйп тихо стонет, запрокидывая голову.
Стоп. Пока хватит.
Он подымается с колен.
— Через полчаса я жду тебя в гостиной. Одежду принесут эльфы.
Люциус смотрит вниз, — прижатый к животу член слегка вздрагивает. Мальчишка краснеет под его безжалостным взглядом.
— Что такое, Сев? Не можешь взять себя в руки?
На самом деле, это все, что ему остается. Бедный, бедный Северус.
Проходя через анфилады комнат, Люциус Малфой заглядывает во все зеркала и улыбается своему отражению.
* * *
За ужином Снэйп задумчив и тих. Чтобы растормошить его, Люциус, как бы невзначай, упоминает о своей коллекции редких ингредиентов для зелий. У мальчишки загораются глаза. С жадным нетерпением он просит показать ему эту коллекцию.
Пока юный маг увлеченно излагает свои теории, Люциус кладет руку ему на колено. Он знает, что она жжет даже сквозь ткань. Не прекращая светской беседы, слизеринец ласкает его под столом.
Сначала Северус сидит, целомудренно сдвинув ноги. Но вскоре, возбудившись от этих поглаживаний, невольно расставляет их шире…
Вздернутая бровь. Блондин смотрит на него с недоумением.
Снейп уже забыл, о чем шла речь. Люциус упорно хранит молчание, что еще более усугубляет его неловкость.
Рука медленно, как бы нехотя, сползает с чужих колен.
Опустив голову, мальчик смотрит себе в тарелку. Его еда осталась почти нетронутой.
* * *
Снэйп неглуп; он пытается отвлечься, заняв себя механической работой. Плотно притертые крышечки, взвесь редких снадобий в воздухе… Нахмуренные брови.
— Уже поздно, Сев. Когда закончишь, поднимайся наверх. Спальня за вторым поворотом налево.
Это произнесено нарочито небрежным тоном. Но мальчик вздрагивает и поднимает глаза.
— Люц…
Смотрит так жадно, что Малфой едва не жмурится от удовольствия.
— Я скоро, — отрывисто произносит он и сгребает оставшиеся склянки со стола.
Блондин поднимается по лестнице, и Северус смотрит ему вслед, закусив губу.
* * *
Он стоит у окна — тона жемчужной акварели плавно перетекают друг в друга. Глубокие тени между лопатками, вдоль позвоночника. Возвышения ягодиц с двумя теневыми ямочками у крестца. Там намечается темная бороздка, которая теряется меж его сомкнутых бедер…
Северус застыл в дверном проеме, не смея вздохнуть. Стук сердца заглушает тиканье часов на каминной полке. Повернувшись к нему, Малфой шепчет:
— Надеюсь, ты не против разделить со мной ложе?
Слова застревают в горле, и все, что он может — это кивнуть.
— Разденься.
И вот уже пальцы торопливо расстегивают рубашку…
— Не спеши, Сев, — он улыбается, и взгляд, не удержавшись, соскальзывает вниз…
Наконец, Снэйп полностью обнажен. Это так неловко... Пауза затягивается.
Блондин приближается к нему — неторопливо, плавной походкой хищника. Сильные руки ложатся на бедра. Северус закрывает глаза и тянется к нему, одинокий в своей слепой жажде. Но его полураскрытые губы целуют лишь пустоту.
— Ложись…
Люциус мягко толкает его на постель. Зрачки у Снейпа темнеют и расширяются еще больше. Впалая грудь учащенно вздымается, и Малфой упивается ощущением собственной власти. Он может заставить его кончить несколькими касаниями. Будет ли Нарцисса желать его так сильно? Извиваться на шелковых простынях, кусая губы…
Образы, мелькающие в его воображении, заставляют Малфоя возбудиться. Стоя на коленях, он лениво проводит рукой по своей восставшей плоти.
Северус готов выть в голос от неутоленного желания. Люциус так близко, и, Мерлин… Чего бы он только ни дал, лишь бы этот великолепный член вошел в него. Как же это, должно быть, сладко…
Потеряв всякий стыд, он сам раздвигает перед ним колени. Во взгляде мальчика явно читается мольба.
На губах Люциуса играет легкая улыбка. Да он же предлагает себя. Что ж, Снэйпи заслуживает поощрения.
Он склоняется над слизеринцем; размытый светящийся ореол, почти божественная сущность.
— Тебе помочь?
Северус выгибается на постели, прижимаясь к нему бедрами, хватая воздух полуоткрытым ртом.
— Люц, пожалуйста… хочу тебя…
— Я бы согласился. Но с одним условием. Ты сделаешь себе маленькую татуировку…
— Какую захочешь… — горячий сбивчивый шепот у самого уха. — А сейчас — возьми меня, Люциус.
И весь его продуманный план летит к черту. Распаленный мальчик трепыхается под ним, как пришпиленная к постели бабочка. Напряжение в паху становится почти нестерпимым. Так зачем отказывать себе в удовольствии?
Раздвинув упругие ягодицы (как нежны наощупь), он шепчет заклинание смазки. Северус со стоном подается вперед…
Это больно. Намного больнее, чем он ожидал. Но Малфой погружается в него постепенно, давая время привыкнуть. А затем, взяв за бедра, начинает плавно двигаться (крылья тонкого носа сладострастно раздуваются). Это восхитительное трение приносит наслаждение, не сравнимое ни с чем. Ощущение скользящего внутри твердого члена сводит его с ума…
Окончательно потеряв голову, Люциус яростно насаживает на себя мальчишку. Светлые волосы взлетают и опускаются на плечи. Медленными, ритмичными толчками он доводит его до безумия.
Снэйп запрокидывает голову, и тихий стон срывается с искусанных губ:
— Люциус…
Милосердная ладонь охватывает его член. Господи, так близко… ну еще чуть-чуть…
Спазм сотрясает все тело, и он кончает, — молча, стиснув зубы. На гладкий живот Малфоя выплескивается горячее семя… И тогда сокрушительная волна оргазма с грохотом накатывает на Люциуса и смывает последние остатки самоконтроля. Запрокинув голову, он глухо стонет и изливается в тело мальчика…
А потом они тихо лежат и Северус обнимает его. Гладит по волосам. Целует в висок с прилипшей светлой прядью…
* * *
К полудню воздух звенит от птичьих трелей. Солнце проникает даже сквозь плотную ткань занавесок, и дрожащее золотистое сияние льется на спящих. Мужчина лежит на спине, закинув руку за голову. Другой рукой он обнимает худенькое тело мальчика. Тот спит на его плече, и робкая улыбка все никак не покинет зацелованных губ…
А время уже поймало их в силки и опутало шелковой сетью…
Позже, много позже, когда сияние волос потускнеет, и у губ обозначатся горькие складки, Люциус поймет, что та, первая ночь, была ему в наказание. Чтобы вспоминать, и мучаться, и снова пытаться поймать солнечный зайчик своего нечаянного счастья.
Vova
