Не знаю, что послужило причиной этому. Помню, я просто сидел за столом смотрел на всех. Как всегда. А потом я случайно бросил взгляд на Грейнджер... И тут в мою голову забралась одна абсолютно идиотская, но, как на тот момент мне казалось, безумно-восхитительная идея. Я захотел ее... Унизить. Нет, не перед друзьями, не перед этими придурками, а перед ней самой. Я хотел, чтоб она опустилась в собственных глазах. Почему? Не имею представления...
Очевидно, я слишком долго не сводил с нее взгляд. Потому что она подняла голову и неуверенно оглядела Зал. Заметила меня. Вздрогнула. Хм... я ее понимаю, так как, если исходить из моих мыслей, то выражение лица у меня было не добрым. Хотя... Когда, собственно, у Драко Малфоя было доброе лицо?
Грязнокровка...
Вечно якшается с этими идиотами. «Святой Поттер»! Тупая идиотка... Ха, скоро ей будет не до них... У меня уже был готов план. Я в любой момент мог привести его в исполнение. Но... Как-то не получалось. Глупо, но просто не было времени. Седьмой курс, выпускной год. Учиться, учиться и учиться... Отец мне пригрозил, что если я не сдам Т.Р.И.Т.О.Н.ы, то... Не буду этого повторять. Слишком длинно и слишком много слов, недопустимых цензурой.
В школе меня всегда одолевали мрачные мысли. Всегда. Мне хотелось... Чтоб меня боялись. Я хотел быть хозяином. Нет, не мира. Мне бы вполне хватило бы человека. Хорошие мысли, правда? Я хотел подчинять. Унижать. Уничтожать. Морально, не физически, хотя... нет. Просто Азкабан не для меня.
Да, на последнем курсе моей очередной жертвой было суждено стать этой грязнокровой твари Грейнджер. Почему же, все-таки, ей? Я не раз был мучим этим вопросом. Может быть, мне нужны были ее слезы? Я ненавидел, когда она смеялась со своими друзьями. С этими идиотами. Меня это так раздражало.
Или я хотел увидеть в ее глазах преданность... Как у собаки. А потом, в них же, огромную душевную боль — когда я ее брошу. А я именно это и собирался сделать. Поиграть. Наиграться и выбросить, как надоевшую игрушку. Мне тогда казалось, что она надоест через пару часов после того, как отдастся мне. Чего я и хотел добиться. Чтоб она мне отдалась... Чтобы она почувствовала, что я ее использовал. Просто трахнул. И выкинул...
Я уже предвкушал все сладостные моменты, когда я буду иметь ее. Как, когда, где, сколько и зачем — неважно. Просто я знал — это будет. Не скоро. Но будет.
Грязно? Но я же слизеринец. Мне положено так думать. Мне положено так жить. По таким принципам. И меня тем более не должны волновать чувства это грязнокровки. Хотя я вынужден признать, внешностью она не обделена. Ха... Повезло.
Только для начала я должен был ее приручить. Как лань... О, Мерлин, кого я сравниваю с ланью? Но тем не менее... Потому что когда твой, на протяжении шести с половиной лет, враг любезно приглашает тебя на свидание — можно спокойно и целенаправленно идти в Св. Мунго, отделение для Душевнобольных. Так что... Но никак не попадался подходящий момент. Меня это злило. Более того, я был в бешенстве!
А Грейнджер ничего не подозревала.
Такое ощущение, что я решил ей за что-то отомстить. Не знаю, за что. Причина было где-то на подсознательном уровне.
Раздражает, раздражает, раздражает, противна, бесит! Вот как я к ней отношусь. Куда она лезет? Мне на нее противно смотреть, но ради ее падения в свих же глазах я готов на все.
Эти чертовы обязанности старосты! «Староста Мальчиков»! Но, с другой стороны, я могу безнаказанно шататься по школе, ночью... Всегда можно списать на то, что мне послышался какой-то шум.
Какое-то непонятное спокойствие посещало меня всегда, когда надо было идти на обход замка. Да, сначала мне это казалось пустой тратой моего драгоценного времени, но, спустя пору таких обходов, я понял всю их ценность.
Во-первых, ночью в замке почти все спят, за исключением Филча с его тупой Миссис Норрис, и, конечно, Снейпа. Поэтому стоит такая тишина, что даже слышно, как бьется сердце... Или мне так казалось... Но это неважно. Вот время этих «прогулок» я спокойно размышлял обо всем, что забредало в мою голову.
Это спокойствие и тишина показали мне, что на самом деле важно в жизни. И я понял, почему Снейп обычно «гуляет» перед сном. И почему так много снимает баллов за нарушение сего спокойствия. Я сам был готов снять все баллы, если кто прервет эту тишину. Ну, с Гриффиндора я и так бы снял все баллы, и без нарушений... Жаль, нереально.
Но однажды я услышал звуки, прерывающие ее. Старательно скрываемые. Заглушаемые... Всхлипы. В предвкушении я подался вперед, чтобы разглядеть того, кто так был... Девушка. Сидела на подоконнике, обняв колени, и рыдала. Именно рыдала. Я позлорадствовал, и уже был готов снять баллы за нарушение школьной дисциплины, как она шумно вздохнула, приподняв голову. И опять всхлипнула. Ха... Какая удача... Я догадывался, что являюсь любимцем Судьбы, и сие обстоятельство еще раз это доказывало.
Грейнджер... Попалась, грязнокровка. Все... теперь не убежишь. Жаль, что баллы снять не смогу — она ведь тоже староста. Девочек... Попалась, солнышко... Так, стоп, это не из этой оперы.
Я тихо рассмеялся. Она не заметила. Ее проблемы. Вынужден признать, в свете луны она выглядела впечатляюще. Волосы, обычно смахивающие на воронье гнездо, а сейчас озаренные лунным свечением — похожи на серебро... А этот металл всегда вызывал у меня восхищение...
Лицо... На ресницах, это было особенно заметно, блестели слезы — опять же похожие на капли серебра... Но ведь в лунном свете все преображается, верно? Даже эта чертова грязнокровка вызывала желание настолько сильное, что...
— Грейнджер... — как обычно, лениво протянул я. Интересная реакция... Она подскочила и резко поднесла руки к лицу, вытирая слезы и очень стараясь сдержать всхлипы. Почти поучалось. Грязнокровка...
— М-малфой... — произнесла она севшим от слез голосом.
— Что такого страшного случилось в твоей жизни, что ты так убиваешься? А? Грязнокровка?
— Тебя это не касается, Малфой! — выплюнула она, тут же еле слышно застонав от боли. От боли? Любопытно...
— А если мне интересно? — я стал ее обходить. Она неотрывно следила за мной и, наконец, встала так, что я видел ее всю в лунном свете. Но раньше ее лицо было закрыто волосами, и я не видел ее левой щеки... — Кто это тебя так? — она вздрогнула, рефлекторно прикоснувшись к ней и моментально поморщившись от пронзивших ее неприятный ощущений.
— Тебя это не касается, — еще раз повторила она, поворачиваясь. Ну, что ж, если нет другого выхода...
— Тебе помочь? — она в изумлении остановилась. Действительно — Драко Малфой предлагает помощь — это уже странно, но то, что эта помощь предложена грязнокровке, а тем более подруге ненавистного Поттера, заставило ее усомниться в моем самочувствии.
— Ты здоров, Малфой? — столько яда в ее голосе... Я даже не ожидал!
— Хм... тебя это не касается... Но могу тебя заверить — да! Кстати, пользуйся моментом, тебе предлагает помощь чистокровный волшебник...
— Обойдусь.
- О! А как же уроки?
— С каких это пор тебя стал волновать мой внешний вид?
— Действительно... Понимаешь, Грейнджер, мне не приносит удовольствия созерцание твоего лица сейчас, в полумраке, а что будет завтра с ним — не берусь даже предполагать...
— Ничего, потерпишь.
— Ну, как знаешь... Позволь тебе напомнить: залечивающее заклинание может произнести только другой человек, а поблизости никого нет... Не будешь же ты будить своих дружков ради себя! И не пойдешь же ты в больничное крыло, зная, что мадам Помфри сразу же начнет выяснять обстоятельства получения сего знака отличия...
— И без тебя знаю! — огрызнулась она, стараясь не показать виду, что я во всем прав. — Хорошо.
Я поражен! Что, собственно, я и сказал.
— Я тоже... — прошептала она, пока я легко касался ее щеки своей палочкой. — Все?
— Все. А теперь рассказывай.
— Что? Во-первых, я не обязана перед тобой отчитываться, а во-вторых, с тем же успехом я могла бы пойти к мадам Помфри.
— Могла бы, — согласился я, — но прошу тебя, утоли мое любопытство! Кто тебя так красиво? Услуга за услугу...
— Ах, да... А я, наивная, было поверила, что ты мне просто так помогал, по доброте душевной... Нет, Малфой.
— Хорошо, Грейнджер, тогда завтра вся школа узнает, что у лучшей, — я скривился, — ученицы школы была набита мор... лицо.
— Да пожалуйста! Тогда, опять же, вся школа узнает, что мне, грязнокровке-Грейнджер, помог сам Драко Малфой. М-м-м...
— О как...
— Ну, что, съел? — проклятье! Чертова грязнокровка, решила сыграть на моей репутации... Что ж, еще один неожиданный ход.
— Да пожалуйста! — удивлена.
— Нет, Малфой, я не опущусь до твоего уровня и не буду разносить сплетни по школе. Оставлю это дело профессионалам, — ага... то есть, мне? Как типично по-гриффиндорски...
— Ну-ну... До завтра, грязнокровка...
— Не угадал. Уже до сегодня... Но, тем не менее, пока, Малфой.
Грязнокровка...
На завтраке я следил за ней, сидящей, естественно, между своими друзьями... Нет, не «не отрываясь». Это было бы слишком подозрительно. Так, иногда поглядывал... А она нередко бросала взгляды на меня, неуверенные и полные сомнения. И все-таки я заметил, как один гриффиндорец с ее курса постоянно перегибается через стол, озабоченно смотря на грязнокровку. Я немного подумал, сопоставил факты и свои предположения, и внезапно все стало на свои места. А именно то, откуда появился этот след на ее щеке. Насколько я понял, этот придурок потребовал близости от нее. А она отказала. Еще бы! Ну, очевидно ответ не понравился ему, и его реакция отразилась на ее лице... Ха... «Ах, ах, если она сходила к мадам Помфри? Что же она ей сказала? Ах, ах...» — дурак. Я был уверен, что этот придурок именно этим и озабочен в данный момент. И я решил немного... м-м-м... похулиганить, если мою последующую выходку можно охарактеризовать как хулиганская.
Прошептал одно забавное заклинание и стал преспокойно наблюдать, как этот гриффиндорец постепенно заваливается на стол... Мне было хорошо это видно. Я почувствовал, что она на меня смотрит. Поднял глаза в ответ — и понял, что она догадалась, что я все знаю. По тому, как она вспыхнула, потом, смирившись с неизбежностью, расслабилась, злорадно ухмыльнувшись. Все гриффиндорцы в панике вскочили со своих мест, но их сокурсник уже был в порядке — она прошептала контрзаклинание. Я не сомневался, что она его знает. И не ошибся.
Это ма-а-аленькое утреннее происшествие еще больше приблизило ее ко мне. Я это понял по более спокойным и теперь уже крайне любопытным взглядам, бросаемым Грейнджер на меня. Любопытство, опасение и ... интерес. Почти готово. Хм...
Но как бы там ни было, я почти с нетерпением ждал вечера. Мне надо было как следует обдумать следующий шаг. Чем, собственно, я и занялся, стоило наступить времени обхода.
Я пошел на осмотр замка, если можно так выразиться. Хотя мне все можно. Я же Малфой... Да, принадлежность к этой фамилии много позволяет.
Я шел по своему любимому коридору. Смешно? Что у Драко Малфоя есть любимый коридор? А вот... Сам не ожидал, что так выйдет. Самый темный, самый холодный. Самый таинственный. Нет, темноты я не боялся. И очень любил этот пробирающий до души холод. А вместе это так выглядело... В этом коридоре я чувствовал себя спокойно и уверенно. Хотя Малфой всегда спокоен и уверен в себе. Истинный Малфой. А я стремился быть именно им. Как мой отец... Нет, я не любил его. Я просто восхищался им, тем, как он легко манипулирует людьми, одним, всего лишь одним взглядом заставляя их замолчать... остановиться... выдать все свои чувства. Его самообладание... А его внешность! Я всегда поражался тому, как он выглядит. И опять-таки стремился быть именно таким. Я замечал, я просто не мог не замечать, какое влияние он оказывает на противоположный пол, как эти ведьмы буквально прыгали к нему в постель... А он не отказывался. Зачем отказываться от того, что само плывет в руки? То есть, не в руки, а в... не буду об этом так откровенно. Но все-таки... причем здесь мой отец?
Я шел по этому коридору... Да, Малфои странные... Я — Малфой! Загадочный, интересующий, всепрезирающий, надменный и безумно холодный... И никогда не показывающий свои чувства. Потому что Малфои не могут себе этого позволить.
Наконец, я вышел в более-менее освещенное место. Прислушался... Шаги. И из-за угла показалась Грейнджер.
— Малфой? — изумленно вскрикнула она.
— О, Мерлин, Грейнджер, не ори...
— Ты что здесь делаешь?
— Нет, ты представляешь? Я думал, что я — староста... Или я правда староста? Или не староста? Не знаешь?
— Заткнись, Малфой! — выдавила она, сделав шаг в мою сторону. Я оставался на месте. Тогда она продолжила свой путь, пройдя мимо меня. Я, немного задержавшись, пошел за ней.
Интересно получается... Я и эта грязнокровка спокойно идем рядом и ничего друг другу не делаем. Как-то это странно, вам не кажется? А мне очень даже...
Мы шли молча. Совсем. Не переговариваясь даже мелкими фразами, так обычно характерными для нас обоих. Это было непонятно — мы просто ШЛИ РЯДОМ. Она — никак не пытаясь оторваться, а я не делал попыток отстать. Почему? По-че-му? Я видел, что она тоже об этом думает.
— Малфой...
— Грейнджер?
— Зачем ты сделал это с... с... с Симусом? — при произнесении этого имени она содрогнулась.
— Не знаю... — Я ей ответил без яда! Свершилось чудо! Я смог ответить этой грязнокровке без язвительности и яда! — Но ведь ты была довольна? — Мерлин, что я говорю... о ком я забочусь?
— Ну... он получил по заслугам, — твердо сказала она, немного смутившись.
— Да?
— Да.
— Ну-ну...
— Что?
— Нет, ничего...
— Так, Малфой, что ты опять там надумал?
— А к тебе-то как это относится?
— Ах, да, меня это не касается... Знаешь, я не ожидала, что ты никому не расскажешь.
— Не расскажу что?
— Ты сам знаешь.
— Ах, ну да, ну да... Понимаешь, Грейнджер, слизеринцы тоже могут хранить не их секреты...
— Не могу поверить, что я иду с тобой, спокойно разговаривая... Ну, относительно спокойно, — рассмеялась она. — С тем, кто отравлял мою жизнь на протяжении... м-м-м... шести с половиной лет, и которого я считала врагом... — тут, сообразив, что она только что сказала мне, Грейнджер резко остановилась и тихо охнула. — Я этого не говорила, — быстро произнесла она и снова пошла вперед.
— Ха... А я сделаю вид, что этого не слышал.
— Спасибо... — теперь резко остановился я.
— За что? — она тоже притормозила.
— За это... Так будет легче жить. Нам обоим. С прежней «ненавистью»... — а ведь она права. Я был поражен. Во-первых, тем, что я признал, впервые, наверное, ее правоту, а во-вторых, глубиной ее понимания жизни. Это было первое сходство, которое я нашел между собой и этой грязнокровкой. Фу, какая мерзость...
— Пошли? — ее тихий голос вернул меня в реальность.
— Пошли... грязнокровка, — она опустила голову и устало вздохнула.
— Угу... Хорек... — было видно, что ей трудно произносить это оскорбительное для меня напоминание о моем первом анимагическом опыте... Правда, принудительном.
— Подожди, Грейнджер...
— Ну? — она в смятении наблюдала, как я медленно приближаюсь к ней... Я сжал ее плечи и слегка наклонил голову к ее лицу. Мельком взглянул в ее глаза и не смог отвести взгляд... Там было смущение... Опасение, неверие и... Да, я не ошибся. Надежда... Удивлен. Но не показал виду. Хм... Надежда на что? Что поцелую? Что отпущу? Что все снова встанет на свои места? Что мы опять будем выкрикивать оскорбления, все изощренней и изощренней, в школьных коридорах? И не будем помнить про то, как я легко прикоснулся к ее губам?
Легко, настолько легко, что, отстранившись от нее, я подумал — было ли это вообще?
Наверное, я на мгновение ушел от реальности, чудом уловив движение — среагировав, я поймал ее ладонь в дюйме от моего лица. С силой оттолкнув ее руку, я наклонился к ней и яростно прошептал:
— Не вздумай, грязнокровка! Не смей поднимать на меня руку...
— Все не так! Я тебя ненавижу, ты меня ненавидишь, мы враги на протяжении шести с половиной лет, как бы глупо это не звучало! Но ты... ты, забыв все оскорбления, все грязные намеки, произнесенные тобой в мой адрес — поверь мне, я их не забыла — смеешь меня целовать? С чего бы это? Что тебе от меня нужно? Ты понимаешь, что убиваешь мою ненависть? Ты уничтожаешь то, с чем я смирилась, то, с чем я сжилась, что уже часть меня! Что. Тебе. От меня. Нужно?
— Ничего не нужно. Поверь мне, грязнокровка...
— Не называй меня так! Даже если я — магглорожденная волшебница, это не значит, что ты можешь меня так унижать, называя этим... этим... этим словом!
— Оу... Извините, мисс Грейнджер — так лучше? — я, не обратив внимания на ее реакцию, продолжил. — Говоришь, я убиваю твою ненависть? Интересно... А она очень сильна?
— Малфой! — закричала она и... Нет, это невероятно! Со всей силы наступила мне на ногу. Естественно, я ее отпустил...
— Это ты заткнись, Грейнджер! Идиотская зубрила! Подстилка Поттера! — зря я это сказал... На моей коже очень легко проступают синяки, а, судя по тому, как она мне врезала, синяк будет очень... хм... заметный...
— Грейнджер... — предупреждающе тихо начал я, медленно приближаясь к ней. А она в панике попятилась. — Грейнджер... — не ожидал, что она так испугается. Или на моем лице опять отразилось нечто настолько пугающее, как тогда, в Зале? Любопытно... — Грейнджер...
— Малфой... — а я все ближе.
— Грейнджер... — она достигла стены. Больше некуда...
— Малфой... — я подошел почти вплотную.
Такой паники в ее голосе я не слышал никогда. Нет, меня это не устраивает. Хотя... Это я смогу исправить завтра вечером, а сейчас, почему-то, я не могу оторвать взгляд от ее дрожащих губ... Во рту внезапно пересохло. Я хищно улыбнулся... Она закрыла глаза, смирившись с неизбежностью предстоящего сейчас действия. А я снова легко прикоснулся к е губам, попробовав проникнуть внутрь ее рта... Неудачно. Тогда я более настойчиво повторил попытку и... да! Я смог ощутить ее жар, заведя дикую игру с ее язычком... Как она горяча!
Признаю, не ожидал. Я даже начал всерьез опасаться, что не смогу сдержаться и овладею этой грязнокровкой прямо здесь, в этом коридоре, на полу. Собрав последние крупицы воли, я с трудом оторвался от нее. Точнее, попытался оторваться... — она со стоном протеста подалась вперед, не отпуская меня. О, Мерлин, Грейнджер, для тебя же будет лучше, если ты не станешь это продолжать... Во-первых, ты еще не готова, а во-вторых, мой план... Я хочу, чтоб ты полностью растворилась во мне, полностью, настолько, что не сможешь дышать без меня! А потом я оставлю тебя... О, да...
— Малфой... — слабо прошептала она, прижавшись лбом к моему плечу. — Зачем ты это делаешь? Оставь мне мою ненависть...
— Ни за что... — Это я сказал?
— Почему?
— Потому что я так хочу... — что я говорю? Это не я... Проклятая грязнокровка!..
— Отпусти меня.
Я молча развернулся и пошел в сторону подземелий. Подальше от нее.
— Малфой...
Я обернулся.
— Я ведь тебя ненавижу?
Ухмыльнувшись, я ей ответил:
— Да, Грейнджер, ненавидишь.
— А ты меня?
— О-о-о... а как я тебя ненавижу... — и снова пошел по коридору.
— Малфой!
— Ну? — а грязнокровка подбежала ко мне.
— Мне тоже не приносит удовольствие созерцание твоего разбитого лица! — не ожидал... А Грейнджер прикоснулась своей палочкой к моей скуле, на которой сама же и оставила сей «след», и произнесла залечивающее заклинание. И... Где она? Растворилась... Как будто растаяла в воздухе... Нет, щека уже не болела. Значит, это было на самом деле. Но куда же она делась? Не привидение же она! Или... Нет, это невозможно. Это нереально. Это никогда не произойдет... Выходит, я настолько задумался над ее прикосновением, что не заметил, как она ушла? Ха... Нет, это невозможно! Я говорю. Я — Малфой. Она — грязнокровка. Только для удовлетворения моих низменных потребностей. А потом? Меня это не интересовало.
Ну откуда я мог знать, что из гриффиндорской замухрышки она станет настолько привлекательна даже для Малфоя? Я хотел ее подчинить... Взять себе и... И оставить, уничтоженную морально. Униженную, опустившуюся в своих же собственных глазах. Проклятая грязнокровка... Сегодня я еле сдержался — еще бы чуть-чуть, и я бы взял ее прямо в том коридоре.
Интересно, что она сейчас чувствует, понимая, что отвечала, причем крайне активно, на мой поцелуй? На поцелуй того, кто на протяжении шести с половиной лет был ее врагом... Ха... Собственно, а почему сразу «был»? Может быть, «остался»? Приятное заблуждение... Особенно приятно будет разочарование.
Оставить ей ее ненависть? Нет... Ее просьбе не суждено было исполниться. Я не хотел... Я был против. Ее ненависти. Ко мне. На данном этапе, по крайней мере. А потом... Потом у нее просто не будет сил ненавидеть меня. Как я хотел овладеть ей! В чем же дело? Хм... Я хотел, чтобы она сама отдалась мне. По своей воле. А так... Почему бы и не сегодня?
Я знаю, что такое всепоглощающая страсть. Я легко мог... Да и могу... Заставить ее желать меня, желать освобождения от этих мучительно-приятных оков возбуждения. Мне ничего это не стоило. Но... Как я уже сказал, я хотел, чтоб она сама отдалась мне. Ха... Скоро. Уже скоро.
Как я и ожидал, на следующий день, на завтраке, впрочем, и на обеде, и на ужине, она демонстративно не замечала меня. Почти не замечала. Иногда наши взгляды ловили друг друга, и в ее глазах были написаны как раз те чувства, которые я и ожидал в них увидеть. То есть — неверие, презрение, неприязнь и... да, она запуталась. Непонимание самой себя — неуважение к самой себе. Боязнь самой себя... Ничего себе... Удивлен.
А я поступил очень по-слизерински. Очень продуманно и очень подло. То есть — не обращал внимания. Совсем. Она еще больше запуталась — я наслаждался ее видом. Она мучается бессонницей, у нее нет аппетита. И, самое главное для меня — она раздражалась, когда к ней лезли ее дружки. Ее Потти и Уизи.
Так продолжалось в течение месяца. В коридорах замка, во время ночных дежурств, мы никогда не сталкивались. Я старался. А она наоборот, стала искать со мной встречи. Я то чувствовал. Хм... Вынужден признать, на нее ушло намного больше времени — не ожидал, что ее рассудительность окажется такой... такой... такой мне мешающей. Она долго сопротивлялась, но откуда ей было знать, что уже давно поймана в сети? Что давно в них запуталась? Что ей не выбраться оттуда...
Я видел, как она уверяла себя, что это все ерунда, что это я опять что-то там придумал... Но дела в том, что своими поступками я заставлял ее думать обо мне. Всегда. Везде. И это давало мне недосягаемые преимущества — теперь я, как объект интереса и средоточие ее мыслей, неудержимо привлекал ее — она боролась. Отчаянно. Но все-таки... Я же — Малфой. Я захотел ее — значит, она была обречена на унижение. Какой же я... слизеринец!
Она нашла меня. В тот миг, когда я смотрел в окно, наслаждаясь видом луны, отражающейся в озере. Романтика? Причем здесь романтика? Нет... Дело не в этом. Просто... Не знаю. Но не романтика! Я же Малфой.
Рябь, проходящая по глади озера, будоражила воображение — мне казалось, что этот диск луны из чистого расплавленного серебра... Очередная иллюзия, поразившая мое сознание, настолько отвлекла меня, что я не услышал шагов.
— Малфой... — тихий голос, даром что почти неслышный, заставил меня вздрогнуть. Грязнокровка подошла к окну и слегка оперлась на подоконник.
— Грейнджер? — я и не пытался скрыть удивления. Только поразился, что в моем голосе не было презрения.
Она не отвечала. Тогда я просто решил уйти.
— Не уходи... Пожалуйста! — умоляюще протянула она. О, Мерлин, меня умоляет эта проклятая грязнокровка... Я не ушел. Как это ни странно, я вернулся к окну. Практически к нему подошел, в последний момент став сразу за ней. Грейнджер, я это ощущал, задержала дыхание. И когда я приобнял ее за талию, несильно привлекая к себе, облегченно выдохнула, расслабленно положив голову мне на плечо.
— Я слушаю, Грейнджер, — нарушил я тишину лунной ночи.
— Угу... Малфой, что ты со мной сделал? — ее прямота меня поразила.
— В данный момент? Приобнял...
— Ты понимаешь, о чем я!
— Понимаю. Что именно ты хочешь услышать?
— Зачем?
— О! Хороший вопрос...
— Ну?
— Не знаю, — почти искренне ответил я. Надо думать, что ее это не удовлетворило.
— А точнее? Должна же быть причина!
— О, Грейнджер, отвали, — нагло обронил я.
— Жаль... — разочарованно протянула она, отстраняясь от меня. Не понял...
— Грейнджер, — она обернулась. Я притянул ее к себе, приникнув к ее губам. Проклятье!.. Она опять ответила! Хотя...
— Эта причина подходит? — прошептал я, кое-как оторвавшись от нее. Она не ответила, призывно приоткрыв губы. Они были слегка влажны от нашего поцелуя. Они были немного припухшими. И очень аппетитными. И соблазнительно дрожащими... Грязнокровка!
— Я не могу... ты же...
— Я же?.. — прошептал я, прикусив мочку ее уха.
— Ты же...
— Кто? — настойчиво требовал я ответа.
— Малфой... — слабо простонала она. Я так и не понял, что она имела ввиду. То, что я — Малфой, то есть, ее враг, или она просто не смогла сдержать восклицания — ведь в это мгновение я как раз ощутил ее груди... Напряженные соски показали мне, что я победил. Сегодня. В эту минуту. Я победил. Сегодня она станет моей.
Грейнджер потянулась ко мне. За поцелуем. Вслед за моими губами... я быстро прикоснулся к ней, к ее губам языком, почувствовав, как это ни странно, солоноватый привкус. Она плакала?
И опять потянулась ко мне. Опять... она уже моя. Почему бы не остановиться? Ей будет намного хуже, если я ее оставлю сейчас... но... Я пошел ей навстречу. О, она ждала меня! По первому требованию она открылась для меня — стоило прикоснуться кончиком языка к ее нижней губе. И застонала от наслаждения, когда моя рука снова накрыла ее грудь. Я почти неощутимо прикоснулся к ее соскам, прекрасно зная, что она меня почувствует — от такого желания ее грудь стала полна болезненной чувствительности, любое прикосновение к ней вызывало в ней бурю эмоций и ощущений, принося мучительное наслаждение — об этом сказала дрожь, прошедшая по ее телу — она еще больше приникла ко мне, углубляя, хотя это казалось невозможным, наш никак непрекращающийся поцелуй. Но от нехватки воздуха мы были вынуждены прервать его, на секунду, и этой секунды хватило, чтобы сбросить с нее мантию и усадить на подоконник — так ее лицо оказалось на одном уровне с моим, и целовать ее стало намного удобнее...
Я легко провел языком по ее шее, прикусив мочку уха, и опять вернулся к губам... Захотел попробовать на вкус ее ключицу — она казалась такой аппетитной. Постепенно опустился на ее грудь, слегка прикусив ее сосок — она выгнулась мне навстречу, непроизвольно запутавшись в моих волосах рукой... Вообще я терпеть не мог, когда лохматят мою прическу, и все мои любовницы знали это, но... Ощущение ее руки в моих волосах было опасно приятно мне — по моему телу прошла волна возбуждения, отчего я сильнее сжал свои зубы — она вскрикнула, прижав мою голову к груди. Полегче, грязнокровка!
Одной своей рукой я проник ей в трусики, хлопчатобумажные — кто бы сомневался! Да, влажна — это ж я! Я же — Малфой. Но еще не совсем готова, значит...
Мое первое прикосновение к ее чувствительной точке заставило ее рефлекторно сдвинуть ноги, но я настойчиво вернул их в прежнее положение — ха... по обе стороны от меня.
Я опустился на колени, и... И почувствовал аромат ее плоти. Зовущей. Ждущей. Заставляющей все забыть... Умоляющей попробовать на вкус, и я не сдержался.
Я мягко прикоснулся языком к этому бугорку, легко проведя по всей ее плоти пальцем... Проник в нее, и ощущение ее жара, того, как судорожно сжались стенки, окружаемые мой палец — Мерлин, в паху все свело от боли! Я еле вывел свой палец из нее — она не хотела отпускать меня!
Не в силах больше сдерживаться, я резко поднялся на ноги, расстегнул брюки и уже своей плотью ощутил ее горячую, призывающую влажность. О, Мерлин... Она вдруг сжалась — а я посмотрел ей в глаза, успокаивая — испуг исчез, осталось одно неприкрытое, непреодолимое желание... Я подался вперед, едва сдержав стон, когда почувствовал себя в ней. Это было... невероятно! Невозможно...
Я двигался. Двигался, двигался... Врывался в нее, погружаясь полностью, и покидал, практически до конца, чувствуя холод школьного коридора, и снова возвращаясь в ее жар... Я не хотел, чтобы это кончалось, но так желал освобождения. Хотел чувствовать ее всегда, не хотел покидать ее плоти — никогда! Это невозможно, но я нуждался в ней. Сейчас, в этот момент, она была нужна мне, как воздух. Мое возбуждение... нет, наше возбуждение накаляло атмосферу вокруг нас, я почти видел, как между нами пробегали искры.
Глаза закрыты. Лишь с каждым моим погружением в нее Грейнджер стонет от удовольствия. Ее рука все еще в моих волосах и сжата в кулак. Она стиснула мои волосы в кулак! И когда я слишком резко входил в нее, они сжимала свою руку, принося мне... о, Мерлин, принося мне невыносимо-мучительное удовольствие! Наслаждение, неразрывно связанное с неприятным покалыванием. Этого я никому не позволял, отчего все стало еще более запутанно. Почему именно эта грязнокровка была удостоена чести быть оттраханной Драко Малфоем? Неужели я так сильно ее желал, что не мог удержаться? Проклятье... Не надо об этом думать...
— Грейнджер... — выдавил я, неимоверно удивившись своему хриплому голосу. Она с трудом открыла глаза, затуманенные и полные огня.
-Посмотри на меня... Всегда смотри на меня, когда я в тебе! — она даже не обратила внимания на металл в моем голосе, она вообще никак не показала, что поняла то, что я ей только что сказал. Хотя... что-то промелькнуло в ее взгляде, что-то, что заставило меня тихо рассмеяться:
-Оставь надежду, Грейнджер. Тебя не спасти. Слишком поздно...
О, я знал это предоргазменное состояние. В ее глазах я видел его приближение, потому что взгляд ее стал еще более затуманенным, но в нем будто светились звезды... Несмотря ни на что, я наслаждался этим видом — я видел, себя в ее глазах, видел, как она наслаждается тем, что я делаю. Я и никто другой... Странно.
Я еле сдерживался. Но твердо решил, что она должна быть первой. Есть... Ее тело выгнулось мне навстречу, тишину коридора прорезал громкий крик, а стенки ее плоти так сжали меня, что я не смог больше терпеть! Я со стоном излился в нее, в изнеможении прикоснувшись лбом к ее груди.
-Что ты хотел этим сказать? — прозвучал ее голос в тишине, прежде нарушенной ее же криком.
— Чем?
— Ну, конечно! В игры играем, да?
— Хм... допустим. И?
— Это я тебя хочу спросить...
— Что?
— Проклятье, Малфой!
— Заткнись, Грейнджер.
— Сам заткнись, проклятый слизеринец! Отойди от меня!
Эхм... я не только отошел от нее... я из нее вышел... Она ловко соскочила с подоконника, тут же поморщившись от боли. Ах, да, я же у нее первый...
— И что теперь?
— Меня это не волнует.
— Я и не сомневалась в тебе. Ха, как бы абсурдно это не звучало в этой ситуации, но... до завтра, Малфой! — Горько усмехнулась она и пошла в сторону своей префекторской спальни.
— Оставь надежду, Грейнджер. Тебя не спасти. Слишком поздно... — тихо прошептал я, прекрасно зная, что она все слышала.
Она, на мгновение обернувшись ко мне и посмотрев мне прямо в глаза, помотала головой и, ничего не говоря, продолжила свой путь.
— Слишком поздно… — повторил я, сомневаясь, что на этот раз был услышан.
* * *
Со мной происходило нечто странное. Когда ее не было рядом, даже нет, когда я ее не видел — мне не хватало ее безумно. Меня тянуло к ней неудержимо, я почти не мог контролировать себя. Проклятая грязнокровка!
Как говорил мне отец: «Если у тебя проблема — просто избавься от нее». Вот именно. Что я и сделаю. Позже...
Я чувствовал, что мой план летит ко всем чертям, что я не смогу его выполнить. Меня это не устраивало. Я и так протянул с его завершением, мы занимаемся этим уже почти два месяца — невероятно большой срок для меня и моей очередной любовницы. И самое непонятное то, что я не хотел никого другого. Мне вполне хватало нашей страсти, наших ласк.
Школа... Почти ничего не изменилось. Те же гневные выкрики, оскорбляющие ее происхождение. Ее ответные выпады приносили мне удовольствие, но иногда... иногда разъяряли настолько, что она, видя, как изменился цвет моих глаз на более темный, что происходило всегда, когда я был в ярости, о чем она мне великодушно сообщила в самом начале наших... м-м-м... отношений, на секунду замирала, зная, чем ей это грозит. Зная, насколько требовательным я буду с ней вечером, зная, с какой страстью будет мне отвечать...
Но я — Малфой. Мне очень не нравилось то чувство, возникающее всегда, когда ее не было поблизости. «Малфой не должен иметь привязанностей вне своей семьи».
«Если у тебя проблема — просто избавься от нее» — значит, решено. Сегодня вечером она придет ко мне в спальню. Пароль она знала — тоже недопустимое обстоятельство для меня. Проклятье...
Итак, она пришла. Сегодня наш последний раз, и пока грязн... Грейнджер — да что со мной? — об этом не знала. Но это пока. Скоро ее ждет большое разочарование, потому что я не мог не замечать, как теплел ее взгляд, когда она смотрела на меня. Вывод? Вот-вот...
Да, в тот день я ее брал долго и настойчиво. И очень много раз...
Мы лежали на полу, на ковре перед камином. Это наше... наше... любимое место. Но я резко вскочил на ноги и быстро собрал ее одежду, привычно разбросанную по моей спальне. Она непонимающе наблюдала за мной.
— Драко...
— Да, Грейнджер? — я смог добиться холода в голосе. Только Мерлин знает, чего мне это стоило. Собранную одежду и протянул ей, она в смятении взяла ее в руки. — Убирайся. Ты мне надоела.
— Я могу здесь одеться?
— Пожалуйста, — обронил я, равнодушно посмотрев на нее.
— Спасибо, — съязвила она, натягивая свои вещи.
— Убирайся, — она ничего не ответила. Даже не взглянула на меня. Молча вышла из спальни, и через некоторое время я уловил щелчок закрывшегося картинного прохода. Все, ушла...
О, черт... О, проклятье... О, Мерлин, что со мной? Я от нее избавился, я же избавился от проблемы! Но почему в груди так защемило? Почему так больно и я не могу вздохнуть? Почему мне кажется, что я потерял что-то очень важное в своей жизни? Почему я именно сейчас осознал, что не могу без нее? Что совсем не могу без нее... без этой проклятой грязнокровки!
Нет, нет. Нетнетнет... Это не могло произойти. Я же Малфой! Я же Малфой... я же слизеринец! А она гриффиндорка... а она грязнокровка! И я не могу без нее... Где моя хваленая малфоевская выдержка? Как я мог стать зависим от нее?
Я выбежал из своих комнат. Звук моих шагов гулко отражался от стен. Я бежал и думал только об одном. «К ней, к ней, к ней, кнейкнейкнейкней...»...
Пароля я не знал. Или не хотел знать. Или она... Это неважно. Я постучал. Я стучал очень громко, она не могла не услышать. Все верно...
Я боялся ее реакции на только что произошедшее в моей спальне. Боялся, что она оттолкнет меня, закричит — и это не самое страшное. Самое страшное — если она отвергнет меня... Драко Малфоя. И я ее пойму, но...
Тогда я сам окажусь уничтоженным морально, растоптанным и опустившимся в собственных глазах. Я буду умолять грязнокровку... Я буду умолять Грейнджер о снисхождении.
Она открыла проход. Взгляд ничего не выражал — этому она научилась у меня. Я в нерешительности открыл рот, чтобы сказать то, что хотел, но... Грейнджер молча помотала головой, как тогда, не соглашаясь с моими словами, и на мгновение на ее лицо упал свет — она плакала. Ничего не говоря, она посторонилась, пропуская меня к себе в комнаты. У нее я впервые...
— Проклятый слизеринец, — прошептала она.
— Что? — непонимающе посмотрел я на нее.
— Мой пароль — проклятый слизеринец...
* * *
Выдержки из дневника Гермионы Грейнджер (Эйстон):
Записи в дневнике Г. Грейнджер от декабря 1997 года:
...Почему он так поступает? Сначала вдруг из презренного ублюдка он стал нормальным человеком... Хотя нет, как после практически семи лет постоянных оскорблений он вдруг мог перестать так ко мне относиться? Или не перестал... Может, это его очередной план? О, Мерлин!.. Я так запуталась в себе! Я уже ничего не понимаю... Я постоянно думаю о нем, он всегда в моих мыслях и никогда не покидает моего сознания. Он же враг... он же меня презирает! Я же его ненавижу... ненавижу! Ведь я его ненавижу? Что за вопрос, конечно, ненавижу! Как я могу не ненавидеть этого проклятого слизеринца?..
...Надеюсь, что мое постоянное желание его увидеть означает только мое стремление разобраться в моих чувствах к нему. Что это всего лишь минутное помешательство и ничего больше, что скоро это подозрительное и странно-недопустимое в отношении его чувство испарится... Пожалуйста! Мне необходимо в это верить! Почему он не может оставить мне мою ненависть? Что ему стоит перестать обращать на меня внимание... Нет! Только не это... Я не могу его просить об этом, мне необходимо его видеть, а он не позволяет мне этого... Я не могу его найти во время обхода, он не дает мне шанса разобраться в себе, он вынуждает меня искать с ним встречи... Проклятый слизеринец! Черт тебя подери, отпусти меня! Я тебя умоляю... Оставь меня с моей ненавистью, нам же обоим будет намного легче жить с ней! Ты убиваешь ее, ты уничтожаешь то чувство к тебе, в непобедимости которого я была уверена шесть с половиной лет... Отпусти меня, пожалуйста... Ты добился того, что я, Гермиона Грейнджер, не могу дышать без тебя, Драко Малфоя! Тебе этого мало? Что еще тебе нужно? От меня... Отпусти меня...
... Сегодня полнолуние... Сегодня я опять попробую его найти. Я не престаю надеяться на это, но с каждым вечером она, эта надежда на разговор с ним постепенно тает. Подойти, дотронуться, обнять — этого мне хватит...
Как мог всего один поступок, не свойственный ранее известному Драко Малфою, так изменить мою жизнь? А потом был поцелуй... И я еще больше растерялась. В тот миг я ожидала всего: оскорбления, удара, какого-нибудь подлого заклинания, но не этого! Не этого...
Запись в дневнике Г.Г. Эйстон от пятого июня 2004 года:
Сегодня Дэну исполняется четыре года. Всегда, когда я смотрю на него — мне становится тепло на душе, ведь Дэн так похож на своего отца, и с каждым днем это сходство все больше и больше. И я не знаю, радоваться мне этому или...
Джейсон знает, что Дэн не его ребенок. И он меня не обвиняет. За это я ему очень благодарна. Более того, он делает то, что никак нельзя было ожидать от мужчины по отношению к не его ребенку. Джейсон любит моего мальчика проводит с ним очень много времени, как с Эмили, нашей дочерью. Эмили старше Дэна на один год... Помню, какие события предшествовали ее зачатию.
Это был день нашей с ним свадьбы. После торжества я была не с мужем, а с ним. Я пришла обратно к Джейсону, он ничего не спрашивал, а у меня началась истерика. Я кричала, что люблю его, что он тоже меня любит, любит так сильно, что... А Джейсон меня спросил, почему я не с ним. Я сказала, что всему виной кровь... Он знает, что я волшебница, я рассказала это ему в тот день, когда он сделал мне предложение.
Я сказала, что он — чистокровный волшебник, а они женятся только на таких же. И я его не обвиняю, слишком большая ответственность лежала, да и лежит, на его плечах — вес всего чистокровного поколения его семьи.
А я... а я — магглорожденная.
Все это я говорила сквозь слезы, не в силах их сдержать. А потом, когда он сел со мной на диван, я ему сказала, что, если он не сможет так жить, то мы можем развестись. А Джейсон... Джейсон просто поднял меня на руки и понес в нашу спальню. А потом появилась Эмили.
Я не знаю, как мой муж может так спокойно относиться к тому, что я никогда не бываю дома на выходных. Да, я ухожу в нашу квартиру, которую он купил специально для наших встреч. Я ухожу в пятницу, а в понедельник, утром, прямо оттуда на работу, потом, оттуда — домой... А там...
Недавно у него родился сын. Я рада этому. Казалось бы, наследник у него есть, мы можем быть вместе, но... Но магические браки не расторгаются. И с этим я тоже смирилась.
Скоро я пойду на нашу встречу. И все у нас будет, как всегда. Сначала мы будем смотреть друг на друга, пытаясь сохранить эти образы в наших сердцах навсегда. Потом мы будем сидеть перед камином — это наше любимое место. Перед камином у нас лежит персидский ковер — это я настояла на его приобретении, помню, как он возмущался...
Обычно он, полусидя-полулежа, располагается на полу, оперевшись о кресло. Одна его нога согнута в колене... А в левой руке он держит бокал красного вина. Рядом с ним, можно даже сказать, на нем, располагаюсь я, положив голову ему на грудь. Вторая его рука ласково и небрежно перебирает мои волосы, а я легко поглаживаю его бедро... И мы разговариваем. Я рассказываю ему о нашем сыне, и он улыбается, когда я показываю ему волшебные фотографии.
Мы никогда не говорим о наших семьях.
Я никогда не скажу, что ревную его к жене, Пенси Малфой.
Он никогда не скажет, чтоб я не была с Джейсоном.
Эти дни только для нас.
Потом он медленно, почти неощутимо, начнет расстегивать мою блузку, и его рука собственнически и властно обхватит мою грудь. А я запрокину голову и найду его губы, и он вопьется в меня горячим, требовательным поцелуем. Своим бедром я почувствую, как напрягается его плоть, и, приподнявшись на локтях, обернусь к нему, смотря в его бездонные глаза цвета серебра. Он лишь цинично ухмыльнется — о, Мерлин, я не могу дышать без этой его ухмылки! — и жестко привлечет меня к себе, заставляя смотреть прямо в глубину его серебра.
Он грубо поцелует меня, прикусив мою нижнюю губу до появления капелек крови, потом, будто опомнившись, ласково слизнет их, проникая внутрь моего рта своим языком.
А я... а я расстегну его брюки и обхвачу его напрягшуюся плоть, чувствуя пульсацию и жар его тела. Я наслаждаюсь этим!.. Я наслаждаюсь выражением удовольствия на его прекрасном лице, наслаждаюсь видом нескольких светлых прядей, прилипших к нему. Наслаждаюсь, слыша частое дыхание, наслаждаюсь, чувствуя, как участилось биение его сердца... Я наслаждаюсь им! Я наслаждаюсь им так, как можно наслаждаться только его близостью...
Я опущусь вниз, лаская его обнаженную грудь. Поцелую низ живота и обхвачу губами его плоть. Он судорожно вздохнет, стараясь сдержать стон, но у него не получится, потому что я знаю, что он любит. Мне нравится ощущать у себя во рту бархатную шелковистость его плоти, чувствовать, как он напряжен. Я буду, буду ласкать его губами, языком и руками, буду до тех пор, пока он не прервет меня, тихо прошептав мое имя. Я нехотя оторвусь от него, недовольно посмотрев в его глаза, и мое неудовольствие исчезнет, потому что в них я увижу любовь, желание и страсть. И я знаю, что он тоже самое увидит в моих...
Я приближусь к нему, а он одним движением перевернет меня на спину, накрыв собой, и приникнет к моим губам, легко проникая языком в мой рот. О, Мерлин, он знает, что я люблю. И специально будет делать это медленно, намеренно еще больше распаляя меня. Я знаю, что он хочет услышать, как я в исступлении шепчу, кричу и умоляю его о продолжении этой сладкой пытки...
Прикусив мою шею, он опустится на грудь, начиная играть с моими, ставшими очень чувствительными, сосками. Я выгнусь ему навстречу, требуя большего... О, да, он знает, что мне нужно. Он знал это всегда...
Он проникнет в мои трусики, и я, уже, наверное, в тысячный раз удивлюсь: куда пропали мои брюки... Естественно, одно мановение палочки — и я могу оказаться вообще обнаженной... Нет, ему нравится разрывать мои трусики. А я с удовольствием ему это позволяю, потому что... потому что мне тоже нравится чувствовать, как его рука, ласковая и жестокая одновременно, прикасается к внутренней стороне моих бедер, быстро поднимается выше — и я слышу, или нет, я ощущаю, как рвется нежная материя моего нижнего белья.
Я услышу, как он тихо смеется, и подниму на него глаза, точнее, попытаюсь это сделать — он поцелует меня там, заводя игру с моей чувствительной горошинкой. Я буду задыхаться... Я буду гореть, когда его горячий язык будет порхать по моей нежной плоти, доставляя мне непереносимое удовольствие... Он знает об этом. Что могло ему об этом сказать? Мои ладони, сжатые в кулаки? Мои губы, искусанные в кровь? Мои стоны? Мои мольбы? Мое частое дыхание? Или... Или он настолько хорошо знает меня, что ему ничего не стоит заставить меня наслаждаться? Заставить меня наслаждаться...
Он еще раз тихо рассмеется. Через мгновение я пойму причину — в исступлении я прошептала три слова... На секунду оторвавшись от меня, он тихо скажет, тихо произнесет их в ответ и вновь обратится к моей плоти. Одно прикосновение, и мир взорвется... Он никогда не позволяет мне довести его до пика наслаждения в наш первый раз, зато всегда делает это со мной. И мне непонятна причина таких поступков. Однажды я спросила, почему он так делает — а он ответил, что ему нравится быть во мне. Это не было ответом на мой вопрос, но я оставила попытки, поняв, что он мне не откроет этот свой секрет.
Мне всегда было интересно, как он может сохранять сознание? Потому что стоит ему ко мне прикоснуться — я уже теряю голову от возбуждения, а он... он даже может себя контролировать! Хотя это, наверное, очередная особенность его семьи. Я стала обращать внимание на эту черту его характера давно, еще в школьные дни. Школа... Мерлин мой, мы же ее закончили шесть лет назад! А кажется, что прошла целая жизнь...
Потом он вернет меня в реальность легким прикосновением руки к моей влажной щеке. Влажной, потому что я плачу, не контролируя себя. И это он тоже знает.
Мое дыхание почти восстановится, как вдруг он резко войдет в меня... И я опять задохнусь... Он любит меня удивлять неожиданностью своих действий, потому что знает, как мне это нравится.
Он будет медленно двигаться внутри меня, принося мучительное наслаждение нам двоим. Прикусит мою грудь, и я знаю, что там останется след. Мне нравится, когда он оставляет на мне следы, как будто говоря всем, что я принадлежу ему. Я ведь правда принадлежу ему, и никому другому! Он мне дороже всего на свете, я за него отдам свою жизнь, если будет необходимо. И знаю, что он сделает то же самое относительно меня, поэтому надеюсь, что так никогда не сложится, ведь я никогда не прощу себе, если он не будет жить, тогда как мое сердце будет биться. Хотя оно не может биться без него...
Я почувствую, как его движения ускорились, как его тонкие, аристократические пальцы сжали мои плечи. Я увижу, как в глубине его серебра будет назревать то, к чему мы оба так стремимся. Он увидит то же самое в моих глазах, я это знаю.
Он очень не любит, когда я закрываю глаза во время его движения во мне. Поэтому я не буду отводить взгляд, наблюдая, как капелька пота упадет с кончика его носа... Классически правильного носа. Так забавно...
Внезапно мои мысли разбегутся. Мне хорошо знакомо это чувство. Я знаю, что через пару мгновений мир взорвется яркими красками, а он в изнеможении рухнет на меня, излившись в глубь моего тела. Так будет и в этот раз... так всегда.
С ним всегда как в первый раз, несмотря на то, что эти правила игры мы знаем наизусть. Мы не можем без этой нашей игры, мы нуждаемся в ней, как в воздухе... Мы не можем друг без друга, мы... мы зависим друг от друга! Мы нужны друг другу...
Я первая приду в себя, нежно прикоснусь к его плечу и прошепчу поздравления, ведь у него сегодня день рождения... Да, как и у Дэна. Мой мальчик родился пятого июня, как и его отец.
Его прикосновения... мне всегда было непонятно, почему они так меня волнуют? Никто, никто, кроме него, не делает такого со мной.
Джейсон... Джейсон — муж, я не имею права отказывать ему в близости. Мне бы было хорошо с ним, если бы его дьявольские объятья я не познала раньше. Поэтому ни с кем, ни с кем, кроме него, я не испытываю наслаждения. И это он тоже знает... И, я уверена, неосознанно даже гордится этим.
Как все сложно... Кто бы мог подумать, что я, Гермиона Грейнджер Эйстон буду нуждаться в нем, в этом холодном (о, это не так!), брезгливом (неправда!), всепрезирающем (это тоже ложь), надменном (и это неправда!) Драко Малфое? И что он будет нуждаться во мне?
Однажды он прошептал мне: «Оставь надежду, Грейнджер. Тебя не спасти...» А я не поверила. Глупая... Почему я не поверила? Почему решила, что справлюсь с этим? Глупая... Потому что сейчас я знаю — меня не спасти...
Он — он мой ангел. Это невозможно, не так ли? Он не просто ангел моей души, он Темный Ангел моей жизни, и я без него погибну, как гибнут дельфины, выброшенные из моря на берег... Я не смогу без него...
Я часто думаю — что бы было, если бы я не впустила его тогда? Если бы не открыла свое сердце перед Драко Малфоем, перед тем, кого считала врагом... Если бы я не впустила его, то, может быть, не была бы жива, потому что уже тогда не могла дышать без него, а он просто попытался вычеркнуть меня из своей жизни, потому что испугался незнакомого чувства, заставлявшего сердце биться быстрее, то есть любви?
Помню, что он прошептал мне в тот раз, когда я впустила его в свою спальню:
Vova
