Никто не помнил точно, когда и как появился Дом, даже самые старые жители деревни.
Казалось, он всегда был здесь, на самой опушке необозримого леса — куда ни кинь взгляд, огромные стволы деревьев, кое-где густо оплетенные плющом, кое-где покрытые пятнами зеленого мха.
Постепенно лес подбирался все ближе и ближе, пока не проглотил опушку целиком, как прожорливый зверь. Узкие тропинки растворились в непролазном кустарнике, заросла сорной травой круглая клумба под растрескавшимся балконом.
И только Дом стоял, как и прежде, не брали его ни ветер, ни сырость, ни время.
Это настораживало, порой даже пугало, рождало целый сонм предположений, одно невероятнее другого.
Толком никто ничего не знал, но чаще всего речь шла о древней, выжившей из ума колдунье, некогда проклявшей Дом. Якобы все, кто когда-либо в нем осмелится жить, будут несчастны на веки веков. Или наоборот — смельчака ждет небывалое счастье и душевный покой.
Как бы то ни было, шли годы, желающих испытывать судьбу не было, и Дом пустовал.
Но, как гласит одна известная всему миру пословица: «Все меняется, даже в Англии».
Однажды в конце зимы по округе разнеслась невероятная новость: у старого Дома появился новый Хозяин.
Теперь вся деревушка жила лихорадочным ожиданием грандиозной стройки с обязательной расчисткой территории, незаконно захваченной лесом.
Но время шло, а ничего подобного не происходило.
Конечно, некоторые изменения все же происходили. Лес был освобожден от колючего кустарника, между деревьями пролегли аккуратные тропинки, участок вокруг Дома был огорожен невысокой — чуть выше колен — кованой решеткой.
Поначалу жители деревушки недоумевали: неужели новый владелец думал, что хрупкая на вид ограда сможет удержать хоть кого-то из любопытных, захоти они проникнуть в Дом или на прилегающую к нему территорию?
Но попытки, предпринятые самыми любопытными, четко показали: у всех подходивших к ограде ближе, чем на три шага, появлялось совершенно иррациональное, но от этого не менее непреодолимое желание броситься наутек.
Вскоре перемены коснулись и самого Дома. Целый месяц за оградой велись какие-то работы, бережно заносились внутрь странного вида коробки и сундуки.
Поползла вторая волна слухов: новый Хозяин Дома праправнук той самой колдуньи, осмелившийся бросить вызов старому семейному проклятию.
Но шло время. На смену зиме пришла весна. Растаяли под назойливыми солнечными лучами темные сугробы, а вокруг Дома по-прежнему ничего особенного не происходило.
И вот, когда уже жители деревушки почти смирились с тем, что им не суждено увидеть своего нового соседа, он появился.
Темноволосый мужчина, худощавый, неопределенного возраста. Не юноша, но и не старик. С первого взгляда на него на ум приходило слово «зрелый». Или так казалось, потому, что он почти не улыбался.
Видели его не часто.
Нет, он не прятался, но и в деревню практически не заходил.
Спустя какое-то время жители деревни заметили, что каждый день, вечером, примерно в один и тот же час, он подходит к ажурной калитке и подолгу стоит, тоскливо всматриваясь вдаль.
Иногда нервно курит тонкую сигарету, иногда крутит в руках непонятную штуку, похожую на указку.
Со временем его появление стало привычным и перестало вызывать нездоровое оживление.
Повздыхав о несостоявшейся разгадке, жители деревни перестали следить за Домом и вернулись к прежнему укладу жизни.
* * *
Дом — вот что было нужно для построения собственного мира, замкнутого и уединенного.
После долгих поисков он нашелся. Старинный, стоявший в стороне от дорог и другого жилья, чудом сохранившейся в почти непролазной чаще.
Архитекторам и дизайнерам пришлось изрядно попотеть, чтобы привести Дом в порядок, но при этом сохранить витавший внутри него дух независимого уединения, атмосферу далекого прошлого.
Денег для этого новый владелец не жалел, поэтому все его требования, даже самые нелепые, выполнялись безоговорочно и с особой тщательностью.
И вот наступил день, когда Дом обрел вторую жизнь, тихую и размеренную.
* * *
Почти сразу после переезда он уже чувствовал, что может провести в этом месте всю жизнь. Точнее, то, что от нее осталось. Для полного счастья не хватало только одного.
Он поежился, вспоминая их последний разговор.
— Я не верю, что Дамблдор в силах защитить меня. Одна смерть это уже вполне доказала. Я должен скрыться. Умереть для всех.
— А для меня?
Пауза, болезненная и тяжелая.
Короткое обещание:
— Я приду. Если…
В воздухе повисло недосказанное:
— Если выживу, если сочту возможным, если еще буду тебе нужен.
Он часто представлял, как однажды на пороге появится тот, ради кого была предпринята отчаянная попытка смириться с прошлым и жить дальше.
Постепенно эти воображаемые встречи приукрашивались деталями, обрастали подробностями. Вариантов было много, и он с каким-то непонятным самому себе наслаждением придумывал все новые и новые.
Впрочем, строго придерживаясь основной канвы.
Настанет день, и он придет.
Он обещал.
Так должно быть, так будет.
Личный лимит счастья, отпускаемый Создателем каждому человеку, еще не был исчерпан. А если подумать, оставался и вовсе нетронутым, ведь в ТОЙ жизни счастья практически не было. Много чего было: удача, дьявольское везение, совершенно невероятные стечения обстоятельств, все что угодно, но только не счастье.
И поэтому он был готов ждать — столько, сколько понадобится.
* * *
Летние сумерки постепенно таяли в жемчужном великолепии лунной ночи. Тишина распласталась у ног. Ничто и никто не нарушал привычное уже одиночество.
Тонкой струйкой дотлевала сигарета. Он уже собрался возвращаться в Дом, как вдруг заметил расплывчатый силуэт, мелькнувший в начале тропинки.
Резко развернувшись, он вцепился в решетку калитки, так что побелели лунки ногтей.
С каждым ударом сердца силуэт становился все четче, наконец, превратившись в худого мужчину.
Мужчина подошел вплотную к калитке.
Хозяин Дома распахнул ее негнущимися пальцами и сделал шаг в сторону.
Помедлив пару секунд, мужчина вошел.
Долгая пауза повисла в воздухе, будто даже осязаемая и заметная глазу. Двое застыли друг напротив друга, как сказочные персонажи, обращенные в камень по воле злобного колдуна. Но даже заколдованные персонажи порой обретают утраченную способность двигаться и дышать, что уж говорить о людях.
Когда первый шок миновал, хозяин Дома с хриплым: «Я знал…» шагнул навстречу своему молчаливому гостю.
«Я знал…», — два слова, которые бились в висках, единственное, что получилось произнести вслух.
«Я знал…», — впиваясь взглядом в заостренные черты.
«Я знал…», — исступленно зарываясь лицом в неровно отросшие волосы.
«Я знал…», — вдыхая знакомый запах.
«Я знал…», — рисуя дрожащими пальцами узоры на бледной коже.
«Я знал…», — приподнимаясь на локтях над исхудавшим телом.
* * *
Неспешно угасал огонь в камине. Догорали свечи, оплетая ручейками талого воска тяжелые бронзовые подсвечники в форме змей. Только кое-где в массивных чашечках еще вздрагивали язычки пламени, но им уже было не под силу разогнать подступающую со всех сторон темноту.
Но ни зыбкий сумрак, ни дрожащее пламя, ни сочившаяся из окон темнота не волновала тех, двоих.
И в атмосфере старого Дома медленно появлялось пока еще зыбкие и неуловимые, но возможные и такие долгожданные покой и счастье.