А кто сказал, что будет просто?

Он молчал. Безмолвие всегда было его ответом. Она носилась по дому, уменьшая свои вещи и кидая их в маленькую дамскую сумочку отвратительного фиолетового цвета. Он всегда считал, что фиолетовый цвет одиночества. Что ж, выходит, он не ошибся. Не то что бы ее сегодняшний монолог отличался разнообразием. Многие фразы он знал наизусть, — «ты не умеешь любить», что ж, этого он никогда не отрицал. «Ты не думаешь обо мне, если бы при этом ты думал хотя бы о себе, я бы еще поняла но…» — она всегда была умницей. Из новых фраз была только — «ты ничтожество» впрочем, он и сам часто так думал.

Голова трещала после выпитого вчера виски, поэтому, игнорируя ее вопли, он встал и скрылся в ванной, прямо в одежде и ботинках, в которых провел ночь на диване, шагнул в душ, и, подставил лицо отрезвляющим струям ледяной воды. Сценарий, почему-то они всегда следовали одному и тому же сценарию. Отправляли сына к Уизли, после чего он начинал напиваться каждый вечер, а она не ночевала дома. Однажды их пути пересекались, она приходила к выводу, что жизнь дерьмо, а он еще большее дерьмо, чем жизнь, и в мире полно куда более достойных мужчин, после чего закатывала истерику и уходила, грозя ему разводом. Но не надолго, ей хватало недели, чтобы понять, что все же в том, чтобы быть женой пусть и ублюдочного, но героя есть свои плюсы, и она, забрав из Норы ребенка, возвращалась. Если бы кто-нибудь когда-нибудь, сказал ему, что его жизнь превратится в это, он бы не поверил. А может, и поверил бы, ему всегда не везло с женщинами. Но все равно трудно было предположить, что тот факт, что он напился на выпускном балу, до невменяемого состояния будет иметь такие последствия…. Знай он об этом, стал бы трезвенником. Тогда, а теперь менять, что-либо было поздно.

Она, его законная супруга Вирджиния Уизли, женщина, в общем-то, хорошая, иногда он думал даже, что святая, громко хлопнула дверью, не простившись. Он, Гарри Джеймс Поттер устало опустился на пол душевой кабины.

Ему было семнадцать, когда Победитель Воландеморта с ужасом начал понимать что ко всем его отличиям от нормальных людей вполне может добавиться тот факт, что мужская фигура наводит его на мысли сексуального характера куда сильнее, чем женская, и испугался, что и привело к тому фатальному злоупотреблению алкоголем на выпускном. Ей было шестнадцать, и она в тот вечер, по какой-то непонятной причине поссорилась со своим парнем Дином, с которым пришла на вечеринку и решила запить горе пуншем в его компании. В какой-то момент дружеская беседа привела их в пустой класс Истории магии, и как его рука оказалось у нее под юбкой, оба помнили смутно. Утром идиллию сна двух начинающих алкоголиков нарушило возмущенное покашливание профессора Бинса. Недолго думая, они ретировались с места преступления, и в коридоре, жутко краснея, решили не придавать минувшей ночи значения. И все бы ничего, но четыре месяца спустя когда Гарри учился в Академии Авроров от Джинни пришло довольно истеричное письмо о том, что она беременна, и тесты проведенные мадам Помфри не оставляют сомнений в его отцовстве. Гарри отпросился в Академии и рванул в Хогвартс, где застал заплаканную Джинни, и приехавшего из университета Дина, от которого он, собственно, схлопотал по морде. После этого бывший бой-френд, покинул неверную, а Гарри как честный человек сделал предложение, и они уже вместе отправились через камин в Нору.

Сначала Гарри казалось, что все, что ни происходит — происходит к лучшему. Джинни искренне старалась воскресить свое чувство к нему, он отвечал ей заботой и вниманием. Свадьбу сыграли скромно, в кругу близких друзей. Газеты восторженно писали о выборе Гарри Поттера, и радовались скорому пополнению в его семействе. Джинни на год покинула школу, и занималась поисками дома, он учился, и даже стал верить, что ошибся в своих предпочтениях, а потом родился Джеймс, и что-то сломалось. Он, наконец, стал работать, и часто вечерами был дома. За Джейми присматривала Молли, но Джин каждый вечер возвращалась из Хогвартса домой через камин. Странно, но чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее мучило его ощущение неправильности всего происходящего. Он старался полюбить Джинни, но так и не смог. Его сын, похожий на него как две капли воды, вызывал какое-то странное чувство раздражения, ведь он являлся главным доказательством абсурдности всего происходящего.

А потом случились два события, которые он считал отправной точкой краха их семейной жизни.

Кажется, это был какой то магловский клуб, куда их пригласили Рон с Гермионой. Медленный блюз, сигаретный дым. Вечер начался неплохо. Он часто приглашал жену танцевать. Сам он не любил, но Джинни нравилось, а он еще не утратил смысл радовать ее. Все случилось так внезапно. В клуб вошла очередная пара, и напряжение повисло в воздухе. В дверях стоял Дин Томас под руку с симпатичной рыжеволосой девушкой. Увидев, их он как-то затравленно кивнул в знак приветствия, и что-то зашептал своей подруге. Та пожала плечами и они вышли. Казалось, случившееся не произвело на Джинни никакого впечатления. Она была даже более оживленной и веселой, чем обычно. Вечер дома они немного поговорили и легли спать, но ночью Гарри разбудили тихие всхлипы. Его жена плакала, отвернувшись к стене, ее плечи подрагивали а он не находил в себе сил ее утешить. Что он мог сказать? Как исправить ситуацию? На следующий день все снова было в норме, вот только в душе Гарри поселилось ощущение, что он подонок. Через неделю он нашел письмо своей жены, написанное Томасу, но так и не отправленное, из него он запомнил только одну фразу.

«Все бессмысленно, ты никогда меня не простишь, даже если до сих пор любишь».

В тот вечер он впервые напился. К ним в отдел прибыла делегация по обмену опытом авроров из Франции. Один низ них смешливый парень по имени Жак предложил Гарри выпить. Они начали в баре его отеля, а потом продолжили уже в номере. Он мог бы лгать себе, что не отдавал отчета в происходящем, он пытался, но не смог, ведь когда рука Жака легла на его колено, именно он притянул его в грубый, иссушающий душу поцелуй. Это можно было бы пережить, если бы ему не понравилось, но то был лучший секс в его жизни.

Ощущать под своими руками гладкое гибкое тело, чувствовать гортанные низкие вздохи, ласкать жадно порывисто, врываться в него, компенсируя отсутствие опыта силой своего стремления к обладанию, сжимать перемазанными маслом пальцами доказательство ответного желания, которое не утаить и не сымитировать. Это было потрясающе, просто невероятно.

Но потом, глядя на своего сладко посапывающего, нечаянного любовника Гарри ощутил стыд. Он чувствовал себя опустошенным и уничтоженным. Оставалось только одно: сбежать.

Дома, проигнорировав вопросы Джинни о том, где его угораздило так набраться, он несколько часов стоял под душем, пытаясь содрать мочалкой кожу, и вместе с ней уничтожить воспоминание о том, что случилась. Но ему не удалось. На следующий день Жак подошел к нему в Министерстве, и попытался завязать разговор. Гарри, кажется, сказал ему что-то грубое. Француз в ответ только пожал плечами.

— Как знаешь.

Через неделю он уехал, но ущерб уже был причинен. Отношения с Джинни плавно катились в ад. И дело было, наверное, не в Дине или Жаке…. Просто не было любви. Они оба старались преодолеть холод отчуждения ради сына, но он, казалось, только нарастал, Гарри искал забвения в вине, Джинни вскоре нашла его в любовниках. Как истинно упрямые гриффиндорцы они постоянно пробовали наладить отношения и постоянно терпели неудачу. И даже не важно было, кто первым говорил «Надо оправить Джейми к бабушке». Главное что эта фраза звучала с завидным постоянством. С таким же постоянством после каждого их загула Джинни пыталась от него уйти, жила пару дней у Рона с Гермионой, изливая им душу, но всегда возвращалась. Они попали, в какой то порочный круг, и казалось, любая попытка вырваться из него, заранее обречена на провал, но Джинни хотя бы пыталась.

Гарри стянул с себя мокрую одежду и, бросив ее там же в душе, облачился в найденный в шкафу банный халат, и поплелся на кухню. Открыл окно, налил себе кофе. На завтрак уже не оставалось времени. Они жили в тихом районе в пригороде Лондона напоминавшем Гари Тисовую улицу. Странно, но сегодня в звуки прохладного осеннего утра ворвался непривычный гомон встревоженных голосов. Гарри подошел к окну. Прямо у их дома на дороге стоял серый джип, «Скорая помощь», и полицейская машина. Любопытные соседи приникли к заборам. Чашка выпала из его пальцев и покатилась по полу. Он даже не обратил внимания на боль в обожженной раскаленным кофе ноге. Что-то гнало его туда. Наверное, он уже все знал, но должен был удостовериться.

Гарри выскочил на улицу, и бросился к дороге, до него донесся обрывок разговора. Бледный мужчина, скорее всего водитель, объяснял полицейскому.

— Я не виноват сэр, эта женщина буквально выскочила под колеса.

Медик в белом халате посмотрел на полицейского и покачал головой.

— Мы тут ничем не поможем. Вызывайте патологоанатомов.

— Сэр, — крикнул полисмен Гарри, опустившемуся на колени перед железным монстром, колеса которого вгрызлись в плоть.

Казалось, крови не было только на лице, оно было прекрасным. Ни страха, ни боли только легкое удивление в широко распахнутых глазах, и как казалось Гарри, торжество. «У тебя получилось, милая, — думал он, запуская пальцы в медные волосы. — Ты все-таки ушла от меня, порвала круг».

— Сэр, — снова, но уже мягче обратился к нему полицейский. — Вы знаете эту женщину?

Гарри поднял к нему лицо, по которому текли слезы, которых он не чувствовал.

— Это Джинни, Джинни Поттер. Моя жена.

* * *

Осень прошла мимо Гарри. Он почти не помнил похорон, не помнил слов сочувствия, не помнил дружеских объятий. Да и не так много их было. Ему были понятны и колючие глаза Молли, и потерянный вид Артура, и даже суровое молчание Рона. Как он мог упрекать их за то, что они винили его в смерти Джинни? Он сам себя винил. И не только в смерти…. В том, что сломал ей жизнь, в том, что не много счастья выпало ей за короткую жизнь. Ему было больно. Так больно, что он не знал, что сказать своему мальчику безвинному виновному их союза. Он не мог смотреть ему в глаза.

Джейми оставался в Норе, ему ни к чему было знать, что его отец пытается утопить себя в работе и виски. Что теперь он сходит с ума в пустом доме и, глядя в зеркало, все чаще ловит себя на мысли, что эти потухшие глаза, впавшие щеки и длинные давно не стриженые волосы принадлежат незнакомцу. Он отдал бы все, чтобы склеп, в который превратился его дом, вновь наполнился шумом, пусть даже ссоры. Джинни ушла от него. Разорвала круг для себя,… и он остался в нем совсем один.

Сначала все газеты сочувствовали горю Героя. Коллеги поддерживали его. Начальство с пониманием относилось к его стремлению забыться в работе, но виски и карьера аврора оказались несовместимы. Гарри допускал ошибки, сначала незначительные, но они все усугублялись. В «Пророке» появились статьи о нервном срыве у Поттера. Потом, после провала очередной операции, его перевели на бумажную работу. Потребление виски возросло, теперь он пил не только по вечерам в пабах, но и в обед, а вскоре фляжка прочно обосновалась в его кармане. Это не могло остаться незамеченным, его уговаривали, предупреждали, объявляли выговор, потом…. Потом он ушел сам. Нет, наверное, не уволили бы, но предложили лечь в Святого Мунго. Зачем? Он не верил, что можно вылечить пустоту.

Зиму Гарри помнил еще более смутно. Как-то включил телевизор и понял, что уже новый год, а он забыл сына с Рождеством поздравить. Хотел пойти купить подарок, но уснул. Нет, были какие то яркие моменты. Гермиона приходила несколько раз. Наводила порядок, кричала на него, спрашивала, зачем он заложил камин. «Просто не хотел никого видеть. Ни друзей, ни врагов» — отвечал он, потом Гермиона перестала приходить. Рон тоже, и бывшие коллеги перестали, и соседи. Это было хорошо. Нет людей, нет времени. Чтобы уничтожить его окончательно, Гарри разбил телевизор.

Весну он не помнил вовсе.

* * *

В начале лета, в Косом переулке он случайно столкнулся с Молли Уизли. Точнее, не столкнулся, Гарри вовремя скрылся за углом, потому что рядом с Молли шел Джейми. Гарри чувствовал, что его сердце пропустило удар. У мальчика был такой потерянный вид. Сутулые плечи, круглые очки, растрепанные волосы. Только глаза карие как у Джинни и Молли. Как у его отца. Глаза, полные такой не детской тоски.

Гарри сел на мостовую, и заплакал. Он должен взять себя в руки. Он должен жить. У него есть сын. Он не может остаться без отца, пусть даже такого. Гарри слишком хорошо знал, что такое сиротство. Конечно, вряд ли Уизли плохо обходятся с Джейми. Они не Дурсли. Но он отец, отец который бросил своего сына, когда тот потерял мать. Может, они с Джинни были не лучшими родителями, но они были у Джейми, а теперь их нет — обоих. Он должен все исправить. Только бы хватило сил.

Через три дня он стучал в дверь Норы. Не смотря на новую мантию, аккуратную стрижку и гладко выбритые щеки, он прекрасно осознавал, что выглядит как месяц, голодавший вампир. Темные круги под глазами и бледность не производили положительного впечатления, и во взгляде открывшей ему Молли, это ясно читалось.

— Здравствуй Гарри, — она посторонилась, пропуская его в дом.

— Здравствуй Молли.

Они прошли на кухню.

— Чаю? — Миссис Уизли повернулась к плите.

— Да спасибо.

Молли поставила на стол чаши и разлила горячий пахнущий мятой и смородиной напиток. Некоторое время они молчали.

— Как дела, Гарри? — попыталась начать разговор миссис Уизли.

— Кажется, я пытаюсь привести их в порядок.

Она нахмурилась.

— Ты приехал за Джейми?

— Да. С ним все нормально?

— Сейчас да. Привык жить без тебя.

Гарри опустил голову, и Молли, не выдержала. Ее кулак с грохотом опустился на столешницу.

— О чем ты только думал, Гарри? Ты выкинул мальчика из своей жизни, а теперь пришел требовать его обратно! Думаешь, ему было легко? Он потерял мать! Ты был нужен ему как никогда. Он перестал плакать, Гарри, только тогда, когда ты не пришел на Рождество, на новый год, перестал надеяться, а после своего дня рожденья он вообще перестал спрашивать о тебе. Как ты думаешь, что мы должны были говорить ему, когда он пытался узнать, где его отец.

Гарри закрыл лицо руками.

— Я все понимаю, Молли. Но он мой сын, у меня ничего не осталось, кроме него. Без него я погибну.

Миссис Уизли устало кивнула.

— Я потеряла дочь, Гарри. Ваши отношения были не лучшими, но я хочу, чтобы ты знал: никто не винит тебя в ее смерти, вы оба сделали достаточно, чтобы погубить ваш брак. — Гарри хотел что-то сказать, но она жестом его остановила. — Нет Гарри, ты меня дослушай. Но я не позволю тебе разрушить жизнь моего внука. Он заслуживает большего, чем отец-алкоголик, вспомнивший о нем через восемь месяцев. Мы с Артуром уже не молоды, но я говорила с Роном и Гермионой, ты знаешь, у них нет детей, и они хотят усыновить Джейми.

Гарри был зол.

— Кто дал вам право решать судьбу моего ребенка?

— Твое полное к нему равнодушие, — в тон ему ответила Молли. — Ты безработный алкоголик, Гарри Поттер, любой суд лишит тебя родительских прав. Посмотри на себя, у тебя руки трясутся, и от тебя разит виски.

— Я не …, — начал Гарри, но осекся. Не объяснять же ей, что он и пропустил-то всего пару стаканчиков в пабе. Для него это вообще не доза. — Как бы то ни было, я забираю Джейми, и ухожу.

Молли вздохнула.

— Я не могу тебе помешать, но, Гарри, если ты действительно любишь Джейми, откажись от него.

— Никогда.

— Хорошо, — устало кивнула Молли. — Я сейчас позову его. — Но знай, завтра же мы подадим в суд, чтобы тебя лишили отцовства.

— Почему вы так поступаете со мной, Молли? — грустно спросил он.

— Мы не пытаемся наказать тебя, Гарри. Нас беспокоит только благополучие Джейми. — строго сказала она, и вышла из кухни.

Пять минут спустя на лестнице послышались тихие шаги, Гарри поднял взгляд к двери, и чуть было не бросился бежать со всех ног от обжигающего чувства стыда. На него смотрели печальные карие глаза. Слишком горький взгляд для десятилетнего мальчика.

— Отец…. — Джеймс замер, словно не зная, что еще сказать.

— Здравствуй Джейми, — Гарри замялся. — Ну, вот….

— Ты в гости, или за мной? — мальчик отвернулся к стене.

— А ты хотел бы со мною жить?

Джеймс пожал плечами.

— Ты мой отец.

— Я виноват…

Мальчик кивнул.

— Я знаю. Они хотят, чтобы я переехал к тете Гермионе и дяде Рону.

— А ты этого хочешь? — Гарри чувствовал себя потерянным. Он не вправе быть здесь, не в праве искать спасения в ребенке, которого он сделал несчастным, ребенке которому с самого рождения отказал в отцовской любви.

Джеймс подошел поближе и, взглянув на него, сказал.

— Я не такой, как ты, отец. Я тебя не брошу.

* * *

Гарри знал только одно место, где ему могли помочь. Из Норы, взяв вещи собранные для Джейми непривычно молчаливой Молли, они через камин отправились в «Дырявый котел». Гарри заказал сыну обед, а себе стакан вина и задумался. У него нет шансов выиграть дело, если он срочно не найдет работу. Но где? Кто примет на работу весьма потрепанную знаменитость? Гарри не питал иллюзий на свой счет. У него просто не осталось друзей, способных помочь. Если только….

Надежда захлестнула его с головой, подождав пока Джеймс доест свой обед, он вместе с мальчиком подошел к камину.

— Хогвордс, кабинет директора. — Когда в камине появилась голова Дамблдора, Гарри вложил в свой голос всё накопившееся за последний год отчаяние. — Альбус, нам очень нужна ваша помощь.

* * *

Оставив сына на попечении Минервы, Гарри несколько часов рассказывал Альбусу о сути своих проблем. Дамблдор, казалось, совершенно не изменился за те несколько лет, что они не виделись. Борода стала длиннее, да значительно возросло потребление лимонных долек, вот и все незначительные преображения. Как ни странно, такая незыблемость директора успокаивала Гарри, внушала веру в то что, в конце концов, все кончится хорошо.

Выслушав его, Альбус нахмурился.

— Я понимаю твое желание сохранить сына, — Гарри улыбнулся, но Дамблдор только покачал головой. — Как, впрочем, я понимаю и беспокойство Молли, и твоих друзей за судьбу мальчика. — Улыбка Гарри угасла. — Но, в отличие от них, я верю, что человеку всегда нужно дать второй, третий, а то и четвертый шанс. Сейчас лето, мадам Хуч давно просила меня подыскать ей замену. Ты можешь на год занять должность помощника преподавателя. Если все сложится удачно, и ты докажешь свое искреннее желание остаться в Хогвордсе, то я отдам тебе должность преподавателя полетов.

Гарри кивнул, почувствовав некоторую обиду. Дамблдор мог бы предложить ему стать помощником преподавателя Защиты. Может он и пьяница, но все же бывший аврор. Чертов Мальчик, — Который — Победил — Воландеморта. Но спорить с директором не было ни сил, ни времени.

— Спасибо Альбус.

— Не за что. Я рад, что ты с нами, Гарри. Иди к Минерве, она покажет тебе ваши комнаты. Встретимся за ужином?

Он кивнул директору

— Конечно.

Личные апартаменты для преподавателя, в которые проводила его МакГоногал, находились на втором этаже. Ванна, спальня, гостиная и маленький кабинет. Комната была выдержанна в гриффиндорских тонах, и Гарри почувствовал себя вернувшимся в детство. Домовые эльфы уже поставили в спальне еще одну кровать для Джейми. Мальчик тут же вытащил из своих вещей книгу, и устроился с ней на постели, отвернувшись к стене.

— Я рада, что ты будешь работать у нас, Гарри. — Профессор МакГонагалл обняла его за плечи. — Устраивайся. Если будет что-то нужно, обращайся ко мне.

— Спасибо про…

Она его перебила.

— О, зови меня Минерва. Ты же теперь один из нас, помнишь?

— Спасибо, Минерва, — улыбнулся Гарри.

Его бывший декан ласково потрепала его волосы, и вышла. Проводив ее, Гарри, вернулся в спальню. Джеймс все так же лежал на кровати. Говорить сейчас с сыном не хотелось. Он понимал, что мальчик на него обижен и, наверное, потребуется немало времени, чтобы заслужить его прощение. Слишком навязываться сейчас не хотелось.

Гарри вернулся в гостиную. Очень хотелось выпить. Хотя бы стаканчик. Совсем не много…. Он достал свою фляжку и понял, что она пуста. Решившись, он позвал.

— Добби.

— Гарри Поттер, сэр! — появившийся домовой эльф расплылся в улыбке. — Я так счастлив, видеть вас. Добби так рад, что Гарри Поттер снова в Хогвордсе!

— Я тоже рад Добби. — Гарри поспешил вернуться к интересующей его сейчас теме. — Скажи, а в этой школе найдется что-нибудь выпить?

Домовой эльф радостно закивал.

— Конечно. На кухне есть сливочное пиво, сэр.

Гарри брезгливо поморщился.

— А что-нибудь покрепче?

Добби покачал головой.

— Только у преподавателей.

— А они все сейчас в школе?

— Нет, некоторые уехали в отпуск.

— Добби, а ты не мог бы одолжить у кого-нибудь из тех, что сейчас отсутствуют в Хогвартсе, скажем, бутылку виски? А я завтра куплю в Хогсмиде, и ты поставишь ее на место.

Эльф кивнул.

— Добби всегда готов услужить Гарри Поттеру.

Через несколько минут домовой эльф вернулся с бутылкой превосходного скотча. Такой обычно предпочитают ценители данного продукта.

— Замечательно, — Гарри наколдовал стакан. — Где взял?

— У профессора Снейпа.

Гарри чуть не поперхнулся янтарным нектаром.

— У Снейпа?

— Да сэр, он в отъезде.

Гарри подумал, что это определенно его день. Новая работа, отличный скотч и никакого Снейпа в приделах досягаемости.

Добби вернулся к своим делам, а Гарри, развалившись в кресле, потягивал виски. За первым бокалом последовал второй, ему на смену плавно пришел третий, в очередной раз потянувшись за бутылкой, он не нащупал ее на столике и обернулся. На него смотрели два больших карих глаза. Очень колючий взгляд за стеклами очков.

— Джеймс, поставь виски на место.

Мальчишка упрямо покачал головой, прижимая к себе бутылку.

— Нет, папа.

Гарри постарался быть ласковым и убедительным.

— Джейми, я выпью еще один стаканчик и все, а потом если хочешь, мы можем что-то сделать вместе?.. Хочешь, почитаем?

Джейми нахмурился.

— Я сам умею читать, отец. А тебе уже хватит.

Гарри почувствовал беспричинную злость. Да что этот сопляк, в конце концов, понимает. Он думал это хороший день? Нет, он очень хреновый. Сначала Молли хотела отобрать у него сына, потом Альбус предложил не бог весть, какую работу. И все что ему нужно — это немного виски чтобы расслабиться. Так почему Джеймс думает, что в праве за него что-то решать?

Гарри встал из кресла, и, пошатываясь, шагнул к сыну.

— Джейми, отдай мне виски.

Мальчик попятился назад.

— Нет, папа, пожалуйста, не надо, они заберут меня, если ты будешь пить.

Гарри попытался успокоить и его, и себя, виски стирало одни острые углы и чертило новые.

— Никто тебя не заберет, а сейчас отдай, — он резко выбросил вперед руку и схватил бутылку. Но Джейми вцепился в нее, словно от этого зависела ее жизнь. — Нет, папа, пожалуйста!

Гарри попытался стряхнуть руки сына, хотел легонько но, наверное, не рассчитал силы, и мальчик упал на ковер.

Джейми лежал на полу и смотрел на него. В его взгляде отчаяние смешалось с болью и злостью.

— Подавись! — закричал мальчишка, вскакивая на ноги.

— Прости, — Гарри шагнул к сыну, но тот отскочил к двери, обхватив себя руками, словно замерз.

— Не смей меня трогать! — теперь в его голосе звучали истерические нотки. — Они думали, что я не слышу, о чем они говорят. Вы с мамой тоже так думали. Но я слышал. Все, все…. О том, что вы меня не хотели. О том, что я ошибка, которая исковеркала вам жизнь. О том, что ты просто алкоголик, которому ни до чего кроме виски нет дела. Я не верил. Люди часто говорят совсем не то, что думают, когда злятся. Я думал, пусть вы с мамой не любили друг друга, но ведь мы были семьей. Я горевал, когда она умерла. Я думал, ты тоже горюешь, и поэтому не приходишь. Поэтому я перестал плакать. Они думали, я забыл о тебе, но это не так, я ждал, что ты тоже перестанешь плакать и придешь, думал, не смотря на то, что все, вокруг говорили, ты любил маму, как члена нашей семьи. И ты пришел, мне было обидно, что тебя не было так долго, но ведь они не верили, что ты придешь, а я верил. Значит, получается, я был прав? — Джейми затряс головой. — Нет, не получается. Правы они…. Я не знаю, зачем тебе я. Ты меня не любишь, ты любишь свое поганое виски!

Выкрикнув это, Джеймс выскочил за дверь, в коридор. Гарри хотел догнать его, но…. Руки опустились. Все не важно. Он пропащий человек. Он не заслужил любви этого мальчика. Она была ему безоговорочно дарована свыше, но он ее утратил. Молли была права, он не в состоянии дать Джейми счастье. Завтра же он свяжется с Норой, вернет сына, и подпишет все необходимые бумаги. Рон и Гермиона будут прекрасными радетелями для Джейми. Им ведь всегда можно доверить самое дорогое…. А он сам, что ж ,он вернется в свой потерянный во времени дом, и будет угасать наедине с виски. Своей эфемерной свободой, своим роком. Наливая очередной стакан Гарри, проклинал себя за одиночество и боль каждой его каплей.

Некоторым не дано корректировать свою жизнь в зависимости от обстоятельств. Он был счастлив, что не относится к таким людям. Профессору Северусу Снейпу удалось оставить позади тот период жизни, который он не называл иначе чем «геморроем». Сейчас он пребывал в состоянии, для которого больше всего подходило определение «удачно сваренная судьба». Не то чтобы он прилагал усилия к произошедшим переменам, то, что кто-то сделал это вместо него, по собственной воле, было приятно вдвойне.

Отворив дверь замка Хогвартс, он порадовался, что никого не встретил, его внешний вид, да и мечтательная улыбка на губах все еще могли привести в состояние шока большинство его коллег.

Диего… Мысли снова невзначай вернулись к минувшей неделе, проведенной в Мадриде. Они были вместе уже четыре года, и, несмотря на нерегулярность их встреч, это был лучший роман в жизни Северуса. Кто бы мог подумать, что та конференция алхимиков в Париже так повлияет на его размеренное существование, а ведь он сначала даже не хотел ехать.

…Суета, по сути своей бестолковые доклады, он с каждым днем раздражался все больше, чувствуя себя приглашенной звездой от алхимии, которой, в конце концов, придется внести в это мероприятие рациональное звено. Даже то, что большинство его коллег, к мнению которых Северус прислушивался, тоже сочло, в конце концов, необходимым посетить этот балаган не разгоняло таску и скуку. Научные дебаты казались пресными, мысли его оппонентов хаотичными. Пожалуй, на всех влиял тот факт, что в Париже весна и пахнет цветущими каштанами. Он тоже чувствовал одуряющую прелесть этого аромата, но в нем он будил лишь горечь, тоску отдельно взятого профессора, обреченного на одиночество. В день, когда он, наконец, выступал в качестве докладчика, все его мечты были только об одном. Скорее бы все это закончилось. Поступавших вопросов из зала было довольно много, большинство он счел глупыми, но только не те, что задавал какой-то молодой человек в третьем ряду. Все они были по существу, и он не без удовольствия давал пояснения. После доклада этот самый парень нагнал его в коридоре, и немного смущаясь, пригласил поужинать, чтобы обсудить изложенную профессором Снейпом тему. Он все равно собирался есть, и не имел ничего против не докучливого, но заинтересованного собеседника, поэтому просто сказал «да». Ресторан, в который пригласил его Диего, был отличным, кухня выше всяких похвал, отменное вино и непринужденная атмосфера. Его собеседник всего лишь студент стремившийся получить звание Мастера Зелий блистал отточенными до совершенства манерами и способностью поддержать дискуссию на любую тему. Говорили они в основном об алхимии, но Северус все чаще ловил себя на двух мыслях, что юноша невероятно хорош собой и что за ним ухаживают. Свои предпочтения он никогда не афишировал, но и не пытался их скрыть. И молодой человек напротив полностью им соответствовал. Выйдя из ресторана, он протянул руку, чтобы проститься, но Диего ее не принял.

— Я могу проводить вас до отеля?

Снейп совершенно резонно сразу попытался внести в ситуацию определенность.

— Зачем?

— Не хочу, что бы этот вечер так быстро закончился, — пожал плечами его спутник.

Северус размышлял всего минуту. В конце концов, он совершенно ничего не терял, позволив себе насладиться этим молодым, красивым телом. Пусть даже для мальчика это минутная блажь. Сам виноват.

До отеля шли молча, и сразу поднялись в номер. Снейп сразу хотел лишний раз прояснить ситуацию, но Диего уже снял мантию, вслед за которой на кресло упала рубашка. Его не пытались соблазнить…. Просто демонстрировали свое желанное…. И все же….

— Выпьем? — он старался не смотреть на гладкую оливковую кожу. Не замечать удивительно теплых синих глаз, и немного резких, но от этого не менее безупречных черт лица.

— Конечно, — кивнул Диего, шагнув к нему, — только после.

Не то что бы у Северуса давно не было секса. Просто услуги пусть даже очень дорогих и умелых шлюх никогда не сравнятся с радостью обладания добровольным, заинтересованным именно в тебе партнером. Диего потянулся к его губам, но Северус жестом остановил его и начал сбрасывать одежду. Ему не нужны чужие иллюзии, он старше, не слишком привлекателен, а обаяние интеллекта хорошо в приглушенном свете ресторана, когда тело, которому этот мозг принадлежит, кажется чем-то абстрактным. Диего зачарованно наблюдал за ним, потеряй этот взгляд хот на секунду свою жажду, Северус бы остановился, но ничего подобного не было. Уже обнаженным он шагнул в спальню, бросив через плечо.

— Можешь присоединиться.

Диего, его ожидания оправдал. В постели они полностью соответствовали друг другу, желание Северуса подчинять полностью удовлетворяло стремление Диего подчиняться. Податливое безотказное тело готовое выполнить любой его каприз, страстные мольбы и нежные увещевания. Это опьяняло, брать то, что желало отдаться с такой силой. Вопреки своим планам, Северус остался до конца конференции. Постель так органично вплеталась в жизнь, что следующие три дня он не помнил ни секунды, когда не желал бы Диего, и не обладал им. Во всех смыслах, не только чувства не только стремления. Диего был покорным во всем, его мозг как губка впитывал идеи Северуса, его тело принадлежало ему, воплощая любую фантазию, они вместе ели пили, спали, и он впервые не тяготился постоянным присутствием в своей жизни другого человека.

… Увы, все хорошее когда-нибудь, кончается. Уезжая, Северус ничего не обещал и не планировал, пресекая все попытки Диего завести подобный разговор. Он считал, что для юноши их роман был всего лишь новым впечатлением, для него…. Северус не отрицал, что для него самого это во многом означало повышение личной самооценки. Способность заинтересовать, кого-то, столь юного и деятельного льстила неимоверно.

Наверное, на этом сам он поставил бы точку, но не Диего. Юноша писал регулярно, не утомляя своими полными юмора и жизнерадостности письмами. Они были обо всем, погоде, учебе, науке, и приходили, несмотря на то, что, на первые три Северус не ответил. Потом он черкнул, всего пару строк, дальше больше. Они переписывались постоянно, и когда в августе Диего робко предложил провести пару недель в коттедже его семьи на берегах Мертвого моря, Северус не нашел причин для отказа.

Они снова были вместе. Соленая кожа, горячий ветер, неспешные поцелуи и долгие беседы заполночь. Северус плыл по волнам первого за долгие годы настоящего романа. Тело Диего было совершенных пропорций, что не часто встретишь, его мышцы были рельефными, но не бросались в глаза, и кожа, покрытая загаром, отливала бронзовым светом. Северусу, нравилось держать его за руку, нравилось укладывать в свою постель.

Ему нравилось просто гладить это тело, проводить кончиками пальцев по груди и животу, потом целовать в шею, постепенно опускаясь, все ниже и ниже. Лаская грудь, кончиком языка щекотать соски, Диего так сладко стонал, а Северус продолжал ласкать своего молодого любовника. Целуя его живот, он почти доходил, до заветной цели и слегка замедлял темп, юноша напрягался, ожидая последний поцелуй, но его обычно не следовало. Вместо этого Северус, кончиком языка проводил вверх по животу и груди Диего, юноша со стоном выгибался, а Северус повторял это снова, и снова, пока Диего не шептал:

— Я сейчас сойду с ума.

Тогда Северус опускался вниз, он целовал, ласкал и щекотал его член, Диего извивался от удовольствия все быстрее пока, наконец, не замирал и из его груди вырвался крик несравнимого ни с чем удовольствия.

Юноша приподнимался, и Северус входил в него, он двигался нежно и аккуратно, одновременно целуя накачанные плечи, его волосы нежно щекотали Диего спину.

— Я люблю тебя,— шептал юноша.

Северус ничего не отвечал, а только обнимал любовника, и засыпал в его объятьях. Это было самым большим проявлением доверия с его стороны. Он знал, почему ему так хорошо, это был покой, рядом с этим юношей ему нечего было бояться. Это не имело ничего общего с голодом их первой встречи. Северус не знал любви, но ничего более похожего на нее он еще не встречал.

Ради этой иллюзии мирного неомраченного ничем счастья он даже был готов меняться. Нет, ему не сложно было пользоваться подаренными Диего шампунями и прочими косметическими средствами, тем более что его любовник обожал сам мыть ему голову. Визит к стоматологу? Ха он не многим хуже Воландеморта…. Ему действительно нравилось, что его мальчик заботится о нем. Они стали проводить вместе каждые каникулы, потом выходные…. Эти четыре года учебы Диего в Университете Магии во Франции они не говорили о будущем. Все шло, как шло, и это было прекрасно. Северус никогда не думал, что его можно так любить. Подарки на рождество, незапланированные поездки в Венецию, рестораны, театры, отели, романтические выходные во всех точках мира…. Диего столько вкладывал в их отношения, что было бы черной неблагодарностью ответить отказом, когда он пригласил Северуса провести неделю в Мадриде с его родителями. Поездка Снейпа ни в коей мери не разочаровала Кавадрос, чистокровные маги, утонченные и либеральные приняли его с распростертыми объятьями. Диего был третьим, но от этого не менее любимым сыном, двое старших, уже были женаты и наплодили достаточное количество наследников славного рода Кавадросов так что некоторая эксцентричность в выборе спутника жизни младшему отпрыску была позволена, а то что он приглашен именно в этом качестве, Северус понял с первых минут пребывания в доме. Не то чтобы он возражал. Все шло, как и должны развиваться отношения в нормальной ситуации. Они четыре года вместе, в магическом мире гомосексуальные пары конечно не норма, но и не редкость. Правда обычно речь в таких случаях шла о вторых браках, но Северус давно отдавал себе отчет, что продолжать род Снейпов он не собирается. Перед поездкой в Испанию он даже купил кольцо, но…. Так и не отдал. Может, дело было в том, что он избегал публичности таких жестов. Как бы то ни было, Диего выразил желание переехать в Англию и попросил у своего любовника позволения пожить у него, пока не подберет себе дом в Хогсмете. Северус согласился, точно зная, что Дамблдор ему в такой малости не откажет, тем более что на дворе лето, и в школе нет студентов. А пока Диего будет рядом, момент вручить кольцо наверняка подвернется. Он сделает это, когда они останутся вдвоем. Тесно переплетясь в объятии, утомленные ласками…. И Северус наверняка знал что не получит отказа.

Именно эти мысли заставляли улыбку играть на его губах. Он всегда умел найти особую прелесть в предвкушении. Итак, через несколько дней Диего будет здесь, и все решится. Северус взглянул на себя в одно из зеркал, и попытался все же придать своему лицу суровое выражение. Не вышло, ведьма с соседней картины стала поправлять прическу, и кокетливо стрелять глазками. Снейп хмыкнул, и послал ей воздушный поцелуй, отчего впечатлительная барышня на картине лишилась чувств.

Спустившись в подземелья, и подойдя к своей двери, профессор услышал тихие всхлипы из неосвещенной части коридора, где располагалась слизеринская гостиная. Прошептав «Люмос», профессор шагнул туда, откуда доносились сдавленные рыдания.

В каменной нише, прямо на полу сидел мальчишка лет девяти — десяти, он баюкал руку со сбитыми в кровь костяшками пальцев. Северус обвел взглядом стены, и на одной из них обнаружил характерное пятно.

— Спарринг с каменной кладкой? — строго спросил он. Мальчишка вскинул к нему заплаканное лицо, необходимость спрашивать его имя отпала. Северус Снейп читал газеты.

— Вроде того, сэр. — он попытался спрятать руку.

— Глупо, — Снейп наклонился, и, схватив мальчишку за тонкое запястье, рывком поставил на ноги. — Тебе надо к мадам Памфри, Джеймс Поттер. И где, спрашивается, твои родственники? Ты тут с бабушкой?

Мальчик, высвободив руку, покачал головой.

— Нет, с отцом. Он нашел работу в школе.

Прозвучавшая новость Северуса удивила, если верить тому, что он слышал, Поттер медленно превращался в растение после смерти своей жены, где-то в пригороде Лондона. И вот, он в школе, и с ним сын, который намерен перепачкать кровью его подземелья. И он еще решил, что жизнь налаживается?

— Ты знаешь, где больничное крыло?

— Нет, сэр.

Снейп смирился с подлостью судьбы.

— Хорошо, я сейчас занесу вещи в комнату, и провожу тебя.

Мальчик покачал головой и снова упрямо уселся на пол.

— Никуда я не пойду.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Снейп, — тогда я тебя обездвижу и просто туда леветирую.

Мальчишка всхлипнул.

— Вы не сделаете этого.

— Почему нет?

— Они позовут отца…. А он… У него будут неприятности.

Снейп нахмурился, глядя в эти затравленные, и в то же время готовые защищаться до последнего глаза. Какое-то не Поттеровское выражение. Где же он видел подобное? По спине предательски пополз холодок. «Вспомни себя в его возрасте, именно так ты сам смотрел на мир. Именно за этот взгляд мир возненавидел тебя и пытался доломать, взгляд не смирившегося со своим поражением аутсайдера». Эти мысли заставили Северуса, злиться. На себя,…на мальчишку, на испорченный вечер.

— Значит, они у него будут, — он направил на мальчика палочку, но тот неожиданно быстро вскочил, и кинулся к нему, обнял за талию, и разревелся.

Среди его неразборчивых всхлипов Северус мог уловить только бесконечный поток, одного повторяющегося слова.

— Пожалуйста…, пожалуйста…, пожалуйста.

«Старею», — отстраненно подумал он, запуская пальцы в волосы маленького Поттера. «Набрался у Диего дурных привычек. Черт, я не умею утешать детей, но мне его жалко, что делать?».

— Хорошо, мы не пойдем к мадам Помфри. Я сам вылечу тебе руку.

Мальчишка благодарно шмыгнул носом, но все еще не мог успокоиться. Это немного утешило Северуса, что ж, по крайней мере, он не попался на обычный слезливый шантаж. Отстранив третье известное ему поколение семейства призванного испортить жизнь Северусу Снейпу, профессор зашагал по коридору к своим комнатам, не обращая внимания, следует за ним мальчишка, или нет. Около двери выяснилось, что он все-таки следовал. Жестом, пропуская маленького Поттера вперед, он взмахом палочки зажег свечи и тут же в комнате повисло восхищенное:

— Вау!

Снейп огляделся по сторонам, чтобы проверить, не поклеил ли Альбус в его отсутствие розовые обои в подземелье. Но все вроде было по-прежнему. Заспиртованные монстры сидели в своих банках, украшая стеллажи, книги в черных кожаных переплетах были способны привести в ужас большинство волшебников одним свом названием. Он ожидал, черт побери, испуга, шока, паники, но никак не «Вау!».

— Так вы значит, — мальчишка имел наглость восхищенно на него пялиться, — Профессор Снейп?

— Именно, — сухо произнес Северус, направляясь к стеллажу с целебными зельями. В воздухе снова повисло уже знакомое:

-Вау!

Снейп даже под пытками не признался бы, что нестандартные реакции этого ребенка его забавляют, тем более что наглец состроил серьезное личико и добавил.

— Это честь познакомится с вами, сэр. Я наслышан о вас.

Северус хмыкнул.

— Представляю, чего ты наслушался обо мне в домах Поттера и Уизли.

Мальчик сосредоточенно нахмурился.

— Дедушка говорил, что вы герой, бабушка, что у вас сложный характер и поэтому вам надо жениться, она считает, что хорошая жена вас исправит, тетя Гермиона утверждает, что вы гений в своей области, дядя Рон, что сальноволосый ублюдок, но он, наверное, ошибается, волосы я вас чистые, а что такое ублюдок, я, признаться, не знаю, — смутился под конец мальчишка.

Северус хмыкнул.

— Чувствую, скоро в Слизерине появится первый Поттер. Джеймс, тебе не говорили, что пересказывать разговоры взрослых дурной тон? — Он сам не мог понять, почему улыбается, беря флакон с антисептиком и заживляющую мазь.

— Нет сэр, но если это так, я больше не буду их повторять.

Садясь в кресло у потушенного камина, Снейп жестом предложил мальчику сесть. Тот послушался, и доверчиво протянул пораненную руку.

— Вы так верите моему мнению, мистер Поттер? — Северус, почему-то не желал прекращать этот разговор.

Мальчик серьезно кивнул.

— Конечно, у меня есть альбом со всеми героями войны, получившими орден Мерлина. Вы мой самый любимый. Шпион и все такое, по-моему, это очень сложно, не многие бы смогли водить за нос Воландеморта.

Снейп вылил антисептик на рану, мальчишка поморщился, но мужественно терпел.

— И как ваш отец относится к этим вашим симпатиям? — Полюбопытствовал он, стараясь скрыть, что восторженность этого мальчика ему неимоверно льстила, пожалуй, больше чем любые дифирамбы министерства, и полученные награды.

Джеймс пожал плечами.

— Не знаю, мы с ним это не обсуждали.

— Попробуйте, уверен, он не одобрит ваши взгляды.

Мальчишка насупился.

— А мне без разницы.

Северус нанес на ранки мазь. Ответ мальчика его поразил.

— Все, через минуту не останется и следа. — Он отпустил руку Джеймса.

Мальчик восхищенно наблюдал, как белеют на глазах раны.

— Здорово.

Северус кивнул.

— Я не держу малоэффективных зелий. А теперь, молодой человек, думаю, самым разумным для вас будет вернуться к отцу.

Джеймс снова нахмурился, и отрицательно покачал головой. Снейп с удивлением понял что, похоже, эти Поттеры между собой не ладят. Хитросплетения человеческих отношений всегда интересовали его. Как в прочем и чужие тайны, проникнуть в суть которых значило для него обрести власть. Привычки шпиона настолько укоренились в нем, что Северус еще не отдавая себе отчета, зачем ему нужны секреты Поттеров, уже пытался их добыть.

Судя по тому, что он читал в газетах, у Гарри Поттера был нервный срыв после гибели супруги, и он сильно злоупотреблял алкоголем. Остальную картину дорисовать было не сложно. Северус слишком хорошо на собственном опыте знал, что такое отец алкоголик. Даже сейчас много лет спустя воспоминания были такими болезненными, что он невольно сжал руки в кулаки, пытаясь прогнать из памяти боль побоев, нескончаемый поток материнских слез, и собственное ощущение беспомощности. Абсолютная уязвимость…. Стряхнув с себя оцепенение, Снейп впился взглядом в лицо мальчика.

— Ваш отец все еще пьет?

Он читал лицо Джеймса как открытую книгу: страх, боль, отчаянье, желание все отрицать, смешанное с надеждой получить помощь. Робкий обреченный кивок.

Северус нахмурился. В свое время ему никто не помог. Так почему для этого мальчика все должно сложится по-другому? Он может просто выставить его за дверь, и навсегда забыть о Поттерах.

— Только не говорите никому.

— Почему я должен молчать? — Наверное, это прозвучало слишком зло, потому что в голосе мальчишки снова появились умоляющие нотки.

— Потому что они хотят забрать меня у него.

— Кто «они»?

— Бабушка, дядя Рон и тетя Гермиона.

Снейп кивнул, это казалось разумным решением. Надо просто заставить этого не по годам рассудительного мальчишку это понять.

— Возможно, так для вас будет лучше? Подумайте, впереди вся жизнь, и от того, как вы ее начнете, очень многое зависит.

— Я понимаю, но папа он хороший человек. Просто это я сломал ему жизнь, сделал его несчастным. Значит, я должен что-то исправить. Ведь должен? — Мальчишка обреченно уставился в пол.

Северус ощутил жгучее желание избить Поттера. Кулаками, без всякой магии. Неужели он сам, зная, каково это, быть не любимым ребенком, уготовил такую судьбу своему сыну? Хуже нелюбимого, может быть только ребенок нежеланный. Когда-то он сам испил эту чашу сполна.

— Вы никому ничего не должны Джеймс. Напротив, это обязанность родителей заботиться о вас. Вы в праве выбрать тех людей, что станут исполнять свои обязанности лучше, чем ваш отец.

Мальчик кивнул.

— Я знаю, но я люблю его. Он моя семья, он без меня совсем погибнет.

Северус понял, что доводами рассудка тут ничего не достигнуть. Поэтому поднялся.

— Вы любите читать, Джеймс?

Мальчик от неожиданности поднял на него полные слез глаза.

— Да, сэр.

— Пойдемте.

* * *

Из всех сотрудников Хогвартса, отношения, больше всего напоминавшие приятельские, у Северуса сложились исключительно с мадам Пинс. Оба отличались строгим отношением к студентам, хотя тут библиотекарю было далеко до Слизеринского декана, не любили вести пустые разговоры и предпочитали одинаковые сорта виски. Это позволяло им иногда коротать вместе вечера с обоюдным удовольствием. Даже в отсутствие студентов Ирму всегда можно было найти на рабочим месте, занятую пополнением каталога или переплетением особенно ветхих фолиантов.

— Северус, — обрадовалась она неожиданному визиту. — Уже вернулся. Вижу, ты привел ко мне гостя?

— Да Ирма, это Джеймс Поттер, и он жаждет взглянуть на твои сокровища. — Восторженные взгляды, бросаемые мальчикам по сторонам, ничуть не противоречили этому утверждению.

Мадам Пинс строгим менторским тоном заметила:

— Надеюсь, вы будете, аккуратны молодой человек?

— Да мадам, — кивнул Джеймс, чуть ли не вприпрыжку бросаясь к полкам.

Библиотекарь закатила глаза, показывая что, не слишком доверяет подобным утверждениям, и шепотом обратилась к Снейпу:

— Вот уж не думала увидеть тебя в качестве няньки сына Гарри Поттера.

— Превратности судьбы. Я могу переложить на тебя эту почетную обязанность до ужина? Мне надо кое-что втолковать его отцу, после чего он придет, и заберет его.

Ирма нахмурилась.

— Гарри в Хогвартсе?

— Да, Дамблдор дал ему работу.

Мадам Пинс кивнула.

— Хорошо, я присмотрю за ним.

Северус вышел, ненавидя себя за то, что быть нянькой у Поттеров, похоже, действительно вошло у него в привычку. Зачем он ввязывается в это? Пожалел мальчишку? Вряд ли он дождется благодарности за свое вмешательство. Но Снейп был человекам деятельным, привыкшим решать проблемы, если их решение в его власти.

Вернувшись в свой кабинет, он взял несколько флаконов, и надежнее обычного запер дверь. Вынужденная мера, если в школе целых два Поттера. Поднявшись на второй этаж, он без труда нашел указанные Джеймсом комнаты. Они были вообще не заперты, пройдя через кабинет в гостиную, он застал до боли знакомую картину из своего детства. На полу валялся стакан, и пустая бутылка виски. Победитель Воландеморта, храпел в кресле. В комнате стоял такой устойчивый запах перегара, что Снейп невольно поморщился.

Минуту он просто стоял, беспристрастно разглядывая Поттера. «Ему двадцать восемь, а выглядит на все сорок» — отстраненно подумал Снейп. Черные тени под глазами, мертвенная бледность, худые впалые щеки никому не придавали цветущий вид. «Жалкий» — вот единственный эпитет, который смог подобрать Снейп. Он мог бы потешить свое злорадство, глядя, во что превратился сын человека, считавшего его когда-то самым ничтожным существом на свете. Но не хотелось. Прошло слишком много лет, он не хоронил детские обиды, но все же в это довольно благополучное для профессора время они сильно поистрепались. Из всех его чувств по отношению к Гарри Поттеру вернулось только презрение и горькое разочарование. Когда этот мальчишка победил Темного лорда Северус действительно начал верить, что он способен многого достичь в жизни. Он не любил вспоминать свое прошлое. Отношения с Диего складывались так, что он предпочитал жить сегодняшним днем, получая от этого удовольствие. Гарри Поттер вернулся в его жизнь из времен, которые он предпочитал забыть, и с этим нужно было что-то делать.

Гарри чувствовал, что происходит что-то странное. Сначала у него создалось впечатление, что его разбудили пощечиной. Но ведь такого быть не могло? Все еще с трудом понимая, кто он, и где находится, Поттер почувствовал на своем подбородке сильные жесткие пальцы, которые сначала заставили его рот открыться, а потом влили в него какую-то горькую как желчь гадость, которую из-за зажатого пальцами другой еще более беспощадной руки носа пришлось проглотить, что бы ни задохнуться. Он только хотел возмутиться таким бесцеремонным поведением… но не успел, его схватили за шкирку как нашкодившего кота, и потащили в ванную, буквально сунув головой в унитаз. Как оказалось очень вовремя. Гарри рвало долго и мучительно, и ему оставалось только радоваться тому, что он почти ничего сегодня не ел. Как только рвотные позывы прекратились, его снова так же безапелляционно подняли с колен, и на этот раз заставили наклониться над раковиной, умывая ледяной водой. За этим последовало вливание в него еще нескольких флаконов с не менее отвратительными снадобьями, после чего его мокрого, и почти ослепленного ярким светом, снова оттащили в комнату и швырнули на диван, милостиво водрузив ему на нос очки.

Гарри, щедро обматерив неизвестного садиста, наконец-то собрался с мыслями и решил его разглядеть. Рядом с диваном возвышался в полный рост третий кошмар его детства после Воландеморта и Дурслей. Надо сказать, кошмар этот сильно изменился, и просто невероятно похорошел. Это после пережитой экзекуции привело его в окончательный ступор. Не зная, что сказать, он уставился на Снейпа, разглядывая большие красивой формы черные глаза, с абсурдно длинными ресницами. «Неужели они всегда были такими?». Матовую сливочно-белую кожу. «Тут он не мог ошибаться, она должна была быть желтоватой». Саркастичную ухмылку, позволявшую рассмотреть жемчуг зубов, и длинные, ниже лопаток блестящие как шелк черные волосы. «Все» — Гарри сдался, не в состоянии преодолеть всех различий между тем профессором Снейпом, которого он помнил, и тем, которого созерцал, сосредоточив свое внимание на носе, и радуясь неизменности некоторых вещей.

Снейп тем временем заговорил:

— Мистер Поттер, я не ожидал от вас благодарности за проведенный курс очищения вашего организма от алкоголя. Поверьте, мне эта процедура доставила еще меньше удовольствия, чем вам. А теперь, будьте так любезны подняться, привести себя в порядок, и забрать своего сына из библиотеки, где я оставил его на попечение мадам Пинс. Думаю, было бы не плохо, если бы вы вспомнили о своих родительских обязанностях, а так же нормах поведения будущего преподавателя, и спустились с мальчиком на ужин.

— Джейми, он…, — Гарри замолчал, закрыв лицо руками.

— С ним все в порядке, за исключением того, что ваш сын считает себя виновником вашей испоганенной жизни, нежеланным ребенком, и так расстроен, что в кровь разбивает себе руки о стену в подземельях. — сухо отрезал Снейп.

— О господи, — выдохнул Гарри.

— Я пытался объяснить ему, что в своей несостоятельности и как отца, и как личности, виноваты только вы сами и никто иной, но вашему сыну знакомо такое понятие как преданность своим близким. Он собирается бороться за вас, даже если его усилия обречены на провал.

Гарри почувствовал себя сломленным.

— Вы довольны? — безэмоционально спросил он.

— Чем?

— Вы всегда говорили, что я ничтожество. Что ж, теперь сама жизнь доказала, как вы были правы, профессор.

Он ожидал злости, язвительных комментариев, но Снейп только посмотрел на него с плохо скрываемым презрением, и опустился в кресло.

— Вы мне поверите, если я скажу, что впервые я сожалею, что в чем-то не ошибся, Поттер?

— Почему? — удивился Гарри.

Снейп задумчиво взглянул в потолок.

— Притом, что я всегда относил вас к существам, обделенным интеллектом, мне трудно было отрицать в вас наличие качеств достойных если не восхищения, то хотя бы одобрения. Речь идет отнюдь не о вашей безрассудной храбрости, живучести или упрямстве. Я имею в виду вашу верность тем, кого вы любите. Жаль, что вы решили утратить ее именно тогда, когда в ней нуждается единственный человек, за судьбу которого вы несете полную ответственность. Ваш сын.

— Какое вам дело до Джейми? — ощетинился Гарри.

— Да, собственно, никакого, — пожал плечами Снейп. — Я видел в своей жизни много несчастных детей, одним больше, одним меньше, от этого вряд ли что-то кардинально изменится. Просто этот отдельно взятый мальчик плакал именно в моих подземельях. Вы ничтожество Поттер, это не секрет для меня, и, похоже, для вас самого, ваш сын считает иначе, не лишайте его этой иллюзии, поверьте, у него их не так много осталось на ваш счет.

Гарри чувствовал себя раздавленным, сам не зная, почему обращается к Снейпу с таким вопросом.

— Вы думаете, без меня ему будет лучше?

Профессор нахмурился.

— Без него вам будет проще. Отказаться от него, Поттер, это просто побег. Можно будет запереться в своем доме, и продолжать лакать виски, жалея себя. Легкий путь. Не надо бороться с самим собой, не надо пытаться вернуть доверие эмоционально израненного ребенка. Отдать Джеймса это самый простой выход. Не правда ли, Поттер?

Гарри разозлился.

— Нет, не правда. Это самое сложное, самое тяжелое, потерять его! — закричал он, совершенно не ожидая, что Снейп зашипит на него в ответ:

— Тогда какого хрена, ты сидишь тут, Поттер, и распускаешь сопли, когда твой сын ждет тебя в библиотеке?

Гарри поднялся с дивана и взмахом палочки очистил свою помятую мантию. Взглянуть в глаза Джейми необходимо, но…. Он не отказался бы от стаканчика виски для храбрости…. Это мысль вдруг неожиданно заставила его осознать весь масштаб проблемы. Ужас того, в какой хаос он превратил свою жизнь. Гарри снова сел на диван.

— Все так плохо? — спросил Снейп без тени сочувствия.

Гарри затравленно кивнул.

— Я могу дать вам зелье, от которого вы не сможете пить, Поттер. — Поймав его полный надежды взгляд, Снейп нахмурился. — Его действие временно, и оно не избавит вас от желания напиться. Боюсь, это еще одна ваша война Поттер, на этот раз не с Воландемортом, а с самим собой. Ради вашего сына, надеюсь, вы ее все же выиграете.

Гарри неожиданно для себя ощутил необыкновенный прилив благодарности к этому странному, жестокому, но не чуждому сострадания человеку. Встав с дивана, он протянул ему руку, проклиная свои трясущиеся пальцы.

— Спасибо вам, сэр.

Снейп едва коснулся его ладони.

— Благодарите своего сына. Он замечательный мальчик, и вдвойне замечательный, если учитывать его наследственность.

Гарри решил пропустить этот комментарий мимо ушей, они вместе вышли из его комнат, и Снейп, не добавив к уже сказанному ни слова, направился к подземельям.

* * *

— Папа, — оторвав взгляд от кучи книг перед собой, Джеймс поднял на него глаза. — Как ты?

Гарри почувствовал, как его захлестнула волна раскаянья.

— Джейми, прости меня за сегодняшнее, это больше не повторится.

Мальчик сосредоточенно кивнул. В этот момент к Поттерам подошла мадам Пинс.

— Гарри, рада тебя снова видеть, — улыбнулась она. — Твой сын настоящий книголюб. — Из уст библиотекарши это была истинная похвала.

Он улыбнулся.

— Порочное влияние Гермионы, не иначе, — было приятно на миг снова почувствовать себя мальчишкой.

— Да уж, ты подобной усидчивостью не отличался. Вы идете ужинать?

Джейми бросил полный сожаления взгляд на стопку книг.

— Конечно.

Гарри очень захотелось порадовать сына.

— Мадам Пинс…

— Можно просто Ирма.

— Ирма, ничего, если мы возьмем эти книги с собой?

Мальчик перевел полные радости глаза с отца на библиотекаря. Та кивнула.

— Конечно, сейчас каникулы и они вряд ли кому-нибудь, понадобятся. Джеймс доказал, что аккуратно относится к таким вещам.

— Спасибо, мадам Пинс! — Джейми сложил книги стопкой. — Папа, давай занесем их к себе, и пойдем есть.

Гарри улыбнулся.

— Конечно, Джейми, как скажешь.

* * *

За ужином Гарри ждало целых два открытия, которые его неимоверно шокировали и озадачили. Во-первых, выяснилось, что профессор Северус Снейп гей, о чем вот уже много лет знают все его коллеги, и казалось, они нисколько не шокированы этим обстоятельством. Воспитанный маглами, Гарри всегда считал гомосексуализм чем-то постыдным, отклонением, которое необходимо подавить в себе, а если не можешь справиться с этим, то, по крайней мере, скрывать. Нет, он, конечно, знал, что в магическом мире к этому относятся проще, некоторые такие пары даже вступают в браки но все же та легкая атмосфера которая царила за столом когда Альбус и даже некоторые профессора позволяли себе подтрунивать над Снейпом, который как оказалось только что вернулся из Испании где провел неделю знакомясь с родителями своего любовника, его непонятно раздражала. Когда же мадам Хуч поинтересовалась, стоит ли им в ближайшем будущем ожидать оглашения помолвки, а Снейп только неопределенно пожал плечами, он понял, что банально завидует. Всему…. Спокойствию профессора, его устроенной интимной жизни, его цветущему виду, не присущей ему раньше умиротворенности. Гарри корил себя за эти мысли. Он знал, что жизнь редко улыбалась Снейпу. Не смотря на то, что личное мнение о нем у Гарри было, по меньшей мере, противоречивым, во всем произошедшим с профессором можно было усмотреть только справедливость судьбы. Собственная зависть, казалась Поттеру, чем-то предосудительным, мелочным, даже пошлым, но он ничего не мог с ней поделать. Вторым потрясением связанным все с тем же профессором было отношение к нему Джейми. Его собственный сын был, казалось, просто очарован Снейпом, заняв место рядом с ним в большом зале, Джеймс уже минуту спустя копировал его выражение лица и снисходительно поглядывая на остальных преподавателей с недетской степенностью отвечая на их вопросы. Это забавляло всех, кроме Снейпа, который казалось, происходящего не замечал, и Гарри, который бесился, ревнуя собственного ребенка. И тут он тоже упрекал себя, понимая абсурдность собственного гнева. В профессоре его сын нашел так необходимую ему поддержку, которую не смог найти в собственном отце. Ведь именно ему Гарри был обязан своей трезвостью, которую проклинал, чувствуя непреодолимое желание напиться, и оставить все проблемы. Но второй раз подвести Джейми он не мог, сын и так постоянно бросал на него полные тревоги взгляды, словно опасаясь, что Гарри в любой момент сделает что-то плохое.

Если бы не эти переживания, можно было бы сказать, что ужин прошел отлично. Коллектив Хогвартса принял его с распростертыми объятьями. Нимфадора Люпин или просто Тонкс, уже третий год преподающая ЗОТС, не уставала повторять как она рада, что Гарри будет работать с ними. Ее муж, в школе не числившийся, сидел за столом, так как они с женой собирались завтра отбыть в Бельгию на отдых. Ремус рад был, увидится с Поттерами не меньше своей супруги. Что до Хагрида то его хорошее настроение просто зашкаливало.

Гарри смотрел по сторонам. «Приветливые улыбки…, приветливые улыбки…, Снейп и снова приветливые улыбки» — Так он охарактеризовал бы общую атмосферу. К концу ужина он сходил с ума от головной боли, и желания выпить, последнее стараясь душить в себе на корню.

Вечер прошел приятно, сыграли с Джейми в шахматы, потом читали каждый свои книги, Гарри литературу по полетам, которую порекомендовала мадам Хуч, Джеймс какой то справочник.

Уложив сына спать, он долго сидел у его постели, держа в руке маленькую ладошку. Наверное, мальчику это было не нужно, но Гарри помогало бороться со своими демонами. Однако около часу ночи он понял, что все напрасно, желание выпить было непреодолимым. Бессонница, нервная дрожь…. Боясь разбудить сына, он вышел в гостиную, и разжег камин. Стало только хуже, и что могло произойти, чтобы напряжение отпустило, он не знал. Десять раз, уже почти собравшись позвать Добби, Гари останавливал себя, зажимая рот ладонью, чтобы не звать. Он просто не мог находиться в четырех стенах, в любой момент ожидая, что они обрушатся ему на голову.

Казалось, он бродил по коридорам Хогвордса не меньше часа, пока ноги сами не принесли его на Астрономическую башню. Ночь была темной и сырой, сквозь затянувшие небо облака едва пробивался лунный свет. Подойдя к парапету, Гарри перегнулся через него, и глянул вниз, мгла скрадывала очертания земли, и казалось, внизу только тьма, такая же, как в его душе.

— Поттер, если решили совершить попытку суицида, подождите, пока я докурю, и уйду отсюда.

Гарри вздрогнул и обернулся. Фигуру собеседника на фоне стены угадать было невозможно, там виднелся только слабый огонек, тлеющей сигареты, однако этот голос он бы не спутал ни с одним другим.

— Вы не сможете снять с меня баллы за прогулки после отбоя, профессор, — попытался отшутиться он.

— Ваше поведение заставляет меня об этом сожалеть.

— Я не пытался прыгнуть. Я просто….

— Вам просто плохо, Поттер. Обычная зависимость. Ничего, перетерпите. В жизни есть масса приятных вещей помимо виски.

Гарри сел на пол, прислонившись спиной к парапету, и обнял руками колени.

— Например?

Снейп щелкнув пальцами, отправил в полет с башни одну сигарету, тут же прикуривая вторую.

— Путешествия, новые знания, красивые мужчины, — Снейп поправился. — Ну, или в вашем случае, женщины.

Гарри про себя усмехнулся: «Вы даже не подозреваете, насколько ошибаетесь профессор».

— И мой сын, — вслух сказал он.

— Да, — согласился Снейп.

— Знаете…, — Гарри старался подобрать слова.— Джеймс просто очарован вами.

Снейп тихо рассмеялся.

— Это потому, что он меня плохо знает.

Гарри не удержался от колкости.

— Сначала я тоже так подумал, но потом решил, что вы просто отнеслись к нему с пониманием. Ну, или не опознали в нем Поттера с первого взгляда.

Профессор затянулся табаком, блеснул во тьме огонек.

— Не знаю, пытаетесь ли вы иронизировать, или у вас такое скудное представление о логике моих поступков, но дело отнюдь не в понимании или в том, чей Джеймс сын. Вы как-то помнится, имели наглость подсмотреть мои воспоминания Поттер, но как человек не склонный к осмыслению увиденного, запомнили только то, что касалось вашего родителя. Сегодня вечером я встретил ребенка с проблемами схожими с теми, с которыми я сам столкнулся в детстве. Я просто вспомнил, чего хотел от окружающих в той ситуации, и применил свои знания на практике. Ничего личного только подтверждение собственных теорий.

Гарри задумался.

— Тогда не позволяйте Джейми слишком привязываться к вам. Он расстроится, когда поймет, что ваша забота всего лишь очередной эксперимент.

— Вы так ничего и не поняли, Поттер. Ваш сын узнал обо мне из пафосных литературных источников, и, хотя я не склонен считать то, что там изложено истиной в последней инстанции, большинство воспевающих минувшие победы, все же сходятся в одном: что я личность не слишком приятная и черствая, но способная держать удар. Я бы на вашем месте задумался, почему из списка более чем достойных для подражания людей ваш сын выбрал самого отталкивающего.

Гарри задумался, но не нашел ответа.

— Не понимаю, — честно признал он.

— Ваш мальчик не ищет защитников. Он сам стремиться научиться защищать и защищаться. Вы понимаете, как надо было воспитывать ребенка, чтобы вы перестали быть для него опорой и авторитетом, и наоборот, проявили столько слабостей, что бы он желал встать на вашу защиту.

— Похоже, мы снова вернулись к разговору о том, какой я дерьмовый отец, — с горечью заметил Гарри.

— Вы даже не отец, Поттер, вы так старались разыграть из себя жертву, что стали ею в глазах собственного сына.

— Ничего я не разыгрывал!

— О, да! Охотно верю, что вы искренне страдали, запершись наедине с виски, и пестуя свою депрессию с должным пафосом. — Тон Снейпа был откровенно издевательским. — Позвольте мне угадать? Вы винили себя в смерти своей жены, в разрушенной судьбе своего ребенка, вам было ненавистно собственное отражение в зеркале, но вы ни хрена не делали, что бы как-то исправить ситуацию.

— Как вы смеете! — Гарри задыхался от гнева.— Что вы знаете обо мне? О нас?

— Достаточно, Поттер, чтобы понять, что я прав. — Снейп говорил спокойно. — Не стану обвинять вас в эгоизме. Мне самому плевать на мир, если не потревожена моя драгоценная персона, но вы хоть раз подумали о том, что должен испытывать мальчик, потерявший мать, какие испытания ждут его душу, и что он перенес в одиночестве? Вы же его отец. Вас должна была беспокоить его боль, и только потом своя, Джеймсу нужна была ваша сила, а не слабость.

— Но я же пришел….

Снейп шагнул к нему и, заглянув в глаза, сухо спросил.

— Вы пришли спасти, или спастись?

Гарри плакал. Никогда еще он не чувствовал себя таким ничтожным. Снейп так же резко как приблизился, отступил обратно в тень.

— Оставьте свои истерики, Поттер. Это последствия алкоголизма. Когда-то я спросил вас. «Сколько еще человек должно умереть, что бы вы поумнели?» Может, хватит? Пора поставить точку.

Гарри всхлипнул.

— Я вас ненавижу…

— В этом нет ничего нового. Люди плохо переносят тех, кто говорит им правду. Я не собираюсь вас жалеть, как не намерен избегать вашего сына. Мальчику нужна сила, чтобы бороться, а вы отказались от нее, так не злитесь, когда он ищет у других, то, что вы не в состоянии ему дать. — Снейп протянул ему руку. — Вставайте, Поттер. Пора завязывать с ночными прогулками. Ваш сын может проснуться, и боюсь, не обнаружив вас, он не подумает ничего хорошего. Не треплите ему лишний раз нервы.

«Что за непостижимый ублюдок» — подумал Гарри. Холодный голос профессора всего минуту назад безжалостно препарировавшего его душу, теперь звучал почти ласково и хрипло, рука, за которую он ухватился, оказалась гладкой и теплой. Резкий рывок, и на секунду он оказался прижат к стройному телу, не женскому, не мягкому, сильному и…. Додумать Гарри не успел, Снейп высвободил свою ладонь, и зашагал к лестнице.

— Если не хотите последовать моему совету, Поттер, лучше сразу прыгайте, — бросил он, не оборачиваясь.

Гарри выдохнул.

— Ненавижу. — Получилось, как-то устало и очень неубедительно, даже для него самого, так что стоило ли удивляться, что в ответ он получил только сухой смешок.

* * *

Джейми, слава Мерлину, не проснулся, а ночная прогулка, как ни странно, пошла Гарри на пользу во всех смыслах. Во-первых, стоя под душем, и обдумывая разговор на Астрономической башне, Гарри вынужден был признать, что Снейп во многом прав, а ведь лечение каждой болезни должно начинаться с постановки диагноза, а значит, у него еще есть шанс. Во-вторых, едва добравшись до постели, он заснул без задних ног.

Утром за завтраком говорили только о предстоящем отпуске Тонкс и Ремуса. Эта радостная тема создала общее настроение, и выглянувшее солнышко только его подчеркнуло. Все время до обеда Гарри провел на поле для Квидича. Они с мадам Хуч проверяли школьные метлы. Он и забыл, как это прекрасно — летать. Чувствовать ни с чем не сравнимую свободу, мчаться наперегонки с ветром. Это казалось особенным удовольствием, ведь с трибун за ним следили два восхищенных карих глаза и хлопали маленькие ладошки.

На обед они с Джейми не пошли, выпросили у эльфов кувшин сока, румяных пирожков, и устроили пикник у озера, пуская плясать по воде плоские камни. Гарри не без труда, но все же удалось разговорить сына, пусть даже это была беседа о мелочах вроде любимых конфет. Но ведь главное, что начало было положено. Решив закрепить достигнутый результат, он пригласил Джейми в Хогсмид. Им обоим надо было купить кое-что из одежды, к тому же, Гарри мечтал сделать мальчику подарок.

Побродив по магазинам, и обзаведясь всем необходимым, они заглянули в Сладкое королевство, а потом, следуя намеченному Гарри плану в магазин «Все для квидича», витрину которого украшала очередная новинка — скоростная метла «Light Speed». Протолкнувшись через толпу заглядывающихся на этот шедевр мальчишек Гарри тронул сына за плече.

— Нравится?

Джейми пожал плечами.

— Хорошая метла.

— Хорошая? — рассмеялся Гарри. — Да она великолепна!

— Ну, это же для тех, кто играет в квиддич, просто полетать можно и на чем-то попроще.

Гарри попытался скрыть, как расстроен равнодушием сына. Ведь именно такой подарок он изначально планировал, вспоминая как сам был рад первой в своей жизни метле. Ко всем его неприятностям, сзади прозвучал голос, который если так пойдет дальше, будет являться ему в кошмарах.

— Готовите для Гриффиндора будущего ловца, Поттер?

Он обернулся, профессор Снейп стоял немного поодаль от группы восхищенных подростков и с безразличием разглядывал метлу. В отличие от Гарри Джейми явно обрадовался.

— Профессор Снейп! — он, пихаясь локтями, с детской непосредственностью, выбрался из толпы, потом, словно вспомнив о манерах, изобразил спокойствие, и протянул декану Слизерина руку. — Мы так рады вас встретить. Что вы тут делаете?

Как ни странно, но маленькую ладошку Снейп пожал и даже ответил:

— То же, что и вы, полагаю, — покупки. — Он бросил еще один взгляд на магазин. — Интересуетесь квиддичем, Джеймс?

Мальчик пожал плечами.

— Я люблю летать, сэр. Но квиддич…. Нет, это не для меня.

Бровь Снейпа поднялась, демонстрируя легкое изумление пополам с иронией.

— Молодой человек вы пытаетесь разрушить все мои представления о Поттерах. Что же вас интересует? Только не говорите что Зелья, я уже не молод и могу не перенести таких потрясений.

Джеймс задумался.

— Ну, на счет зелий я не уверен, сэр, потому что мало о них читал, но мне нравятся книги по истории Магии.

— Тогда вам надо попросить у мадам Пинс историю Хогвартса. Очень увлекательная вещь, жаль, что немногие студенты удосуживаются ее прочесть. Хотя в новейшем издании треть посвящена годам обучения в школе вашего родителя, — профессор бросил на Гарри не лишенный ехидства взгляд.

— Я ее уже взял вчера, — гордо сообщил Джеймс.

— Что ж, тогда я могу быть уверен, что несколько приятных вечеров вам обеспеченно. А теперь, извините, у меня еще есть дела.

Джейми явно был расстроен, что профессор уходит.

— Встретимся за ужином, сэр?

— Скорее всего. — И, кивнув, он удалился.

Стоило профессору скрыться из виду, как Джейми тут же растерял всю свою сдержанность, и, схватив отца за руку, потащил его в сторону книжной лавки. На ходу, треща без умолку.

— Мистер Снейп такой интересный человек. Да, папа?

— Интересный, — согласился Гарри, про себя добавив: «Для любителей монстров, и законченных мазохистов».

— Пап, а мы купим мне несколько книжек?

— Конечно, — Гарри уже смирился, что приобретение метлы не произведет на его сына никакого впечатления. — Какие книги ты хочешь?

Джеймс мечтательно улыбнулся.

— По зельям.

Мысль о том, что, наверное, стоило вчера все-таки спрыгнуть с башни, Гарри прогнал как не позитивную, и усмехнулся. Северус Снейп еще не подозревал, чем чреваты привязанности Поттеров, пусть даже таких маленьких и необычных.

За ужином Гарри общался в основном с Хагридом, слушая рассказы лесничего о популяции единорогов, проблемах с кентаврами, потомстве Арагога и его новых милых зверушках, название которых он не запомнил, но твердо усвоил, что Джеймсу надо приказать держаться подальше от западного загона.

— Эт, такие они славные, а умные какие, абы куда ядом-то плеваться не станут, все норовят в глаз, — вещал Хагрид.

Гарри решил, что и сам к загону не пойдет, зрение у него и так неважное.

Джейми, до ужина прочитавший пару глав в одной из купленных ему книг, попытался приставать к профессору Снейпу с вопросами, но тот его осадил.

— Джеймс, вам не говорили что за столом принято вести непринужденную беседу, если вы желаете получить у меня пояснения по моему предмету, приходите в лабораторию после ужина.

Мальчик радостно закивал, и посмотрел на Гарри.

— Папа, можно?

Поттер уже смирился, что интерес его сына к Снейпу так просто не угаснет, и кивнул.

— Конечно.

Минуту Джеймс сидел спокойно, а потом снова обратился к Снейпу:

— А о чем надо говорить непринужденно?

Профессор смерил мальчика взглядом.

— С вами? Мы можем обсудить погоду, общих знакомых, вещи, которые кажутся приятными вам, и не раздражают меня.

Джейми попытался найти такую тему.

— День был солнечным, сэр.

— Несомненно.

— Вы, э-э, любите такую погоду?

— А можно тот же вопрос без этого «э»?

Гарри думал, что мальчик обидится, по крайней мере, сам он начал злиться, но его сын только кивнул.

— Вы любите такую погоду?

— Нет.

— А какая погода вам тогда нравится?

— Я люблю дождь и грозу.

Джеймс нахмурился.

— А мне нравиться солнечная погода. Но я задумаюсь, чем хорош дождь.

— Зачем?

— Ну, вам же он нравится, — смутился мальчик.

— Это не значит, что он должен нравиться и вам, — терпеливо объяснил Снейп. — Не стремитесь подражать кому-то, Джеймс. Личное мнение это то, из чего в итоге складывается ваша индивидуальность, быть собой — куда большее достижение, чем стать кем-то.

— Северус, отстань от ребенка, — вмешалась Минерва МакГонагалл. — Он еще слишком мал для подобных дискуссий.

— Я так не думаю, возраст не всегда определяет сознание. Если мистер Поттер не поймет, что я сказал, у него появятся вопросы, он задаст их мне, или своему отцу, полученные ответы подтолкнут его к новым вопросам и дальнейшим размышлениям. Я считаю, что поощрять детей в их попытках понять те или иные вещи, гораздо продуктивнее, чем предлагать их взору соответствующую вашим представлениям об их развитии упрощенную реальность.

Минерва пожала плечами.

— Если бы сказанное тобой как-то соотносилось с твоими методами преподавания, я бы поверила.

— А издевательство над детьми теперь считается методом преподавания? — вмешалась в разговор профессор Вектор.

Снейп нахмурился.

— Кто-нибудь, из вас слышал, чтобы я отказался объяснить своим студентам непонятый ими материал?

— А к тебе обращались с подобной просьбой? Побойся Мерлина, Северус, да любой ученик скорее согласится на десять отработок с Филчем, чем что-то спросить у тебя.

— А вот это уже их проблема, не так ли?

— Проблема? Ты думаешь, детям приятно слышать, что они сборище глупцов? — не сдавалась Минерва.

Снейп пожал плечами.

— А что в подобном утверждении неправда? Для человека моего уровня интеллекта они не более чем ограниченная в своих знаниях толпа. И я имею полное моральное право указать им на это. Исправить такое положение вещей — вот задача их пребывания в школе.

— Но Северус…

Профессор поднялся.

— Простите, дамы, это была увлекательная дискуссия, но мы уже давно не можем сказать друг другу ничего нового по этому поводу, к тому же я сыт. — Он взглянул на Джеймса. — Мистер Поттер, если вы все еще заинтересованы в заданных ранее вопросах, жду вас через полчаса.

* * *

Гарри без дела слонялся по комнатам. Джейми сразу после еды убежал к декану Слизерина, а он вернулся к себе. Немного почитал. Поборол очередной приступ искушения приложиться к виски, и теперь мерил шагами помещение, размышляя о Снейпе. Озвученное профессором за ужином мнение казалось Гарри неверным, но, в общем-то, логичным. Как ни странно, но преподавательский садизм Снейпа давал неплохие результаты, ведь в итоге даже Невилл прилично сдал зелья. Размышляя на эту тему, он как-то незаметно для себя переключился на внешность профессора. Раньше он считал, что в Снейпе только две вещи, заслуживают внимания, руки с головой выдававшие его происхождение, и голос, который мог завораживать и пугать. Его обладатель прекрасно пользовался всеми возможностями своего хорошо поставленного баритона, в котором могли звенеть нотки гнева, шелестеть шелк неприкрытой угрозы, а очень редко легкая, даже чувственная хрипотца выдавала хорошее настроение Снейпа. Но теперь Гарри понял, что не способен воспринимать профессора по частям, в его голове сложился единый образ, все еще не идеальный, но очень интригующий. Продолжая размышлять, он пришел к выводу, что хочет наладить отношения с этим человеком, не только из-за интереса к нему Джейми, он…. Нет, дальше Гарри трудно было себя понять, несмотря на громкие заявления о ненависти, ее, в общем-то, уже давно не было. Профессор, конечно, мог вывести из себя даже святого, но … все же он изменился, как и сам Гарри, и эти перемены….

Вскоре вернулся Джеймс, и его размышления были прерваны, хотя весь вечер разговор крутился только вокруг того же Снейпа. Джейми рассказывал, что узнал об ингредиентах, их свойствах, совместимости тех или иных компонентов, и даже хвастался первым сваренным зельем, ну и что, что это был простенький травяной отвар, зато профессор похвалил его, сказав, что у большинства первокурсников с первого раза выходит гораздо хуже. Сын сыпал таким количеством вопросов, что Гарри, мало что помнивший из учебной программы, дал себе слово заново перечитать учебники по зельям.

* * *

Дни летели незаметно, Поттер чувствовал себя лучше, проводя много времени на квидичном поле, и все реже вспоминал о желании выпить. Отношения с Джеймсом налаживались достаточно быстро, и Гарри вынужден был признать, что это целиком и полностью заслуга Снейпа. На вопросы мальчика профессор часто отвечал, — «это вы можете спросить у отца», и Джейми тут же мчался к нему. Вечерние занятия сына в подземельях, ставшие ежедневными, тоже привели к положительному результату. Однажды мальчик задержался дольше обычного, и обеспокоенный Гарри спустился за ним. Снейп при ребенке вел себя сдержанно, и предложил ему кофе, чтобы подождать пока, мальчик домоет за собой котел. Они даже довольно быстро нашли общую тему для разговора, у обоих, оказалось, была одна и та же маленькая слабость, тесно связанная с миром магглов — японская кухня. За сравнением достоинств разных видов роллов и суши, время летело незаметно. Вскоре к ним присоединился Джейми, и с детской непосредственностью предложил.

— А давайте завтра сходим в Лондон и поедим?

Гарри от неожиданности смутился и взглянул на профессора. Снейп о чем-то размышлял несколько минут, а потом только пожал плечами.

— Собственно, почему нет?

Ни за что в жизни Поттер не признался бы себе, что обрадовался.

— Конечно, я знаю несколько неплохих суши-баров.

— Я тоже, — кивнул Снейп.

Еще несколько минут разговора доказали, что это в основном одни и те же места, кроме одного довольно дорогого ресторана, в котором Гарри никогда не был, но, как говорится, кутить, так кутить, и он настоял, чтобы именно на нем они остановили выбор. Снейп согласился.

На следующий день, ожидая профессора на крыльце, Гарри чувствовал себя, по меньшей мере, странно. В воздухе пахло сиренью. И ничего романтичного, ее кусты давно отцвели, просто Филч использовал для полировки рам на картинах, средство с этим ароматом и им казалось, пропах весь Хогвартс.

Гарри и сам не знал, почему ему так нравится этот запах, острый и в тоже время необычайно нежный. Он стоял, запрокинув голову к свинцовому небу. Внезапно пошёл дождь. Листья дрожали под каплями. Дождь был настолько мелким, что, казалось, будто стояла белая дымка. Солнце неожиданно озарило лучами прилегающий ландшафт, и появилась радуга.

«Наверное, будет гроза, — подумал он. — Снейп может отказаться от прогулки в Лондон, хотя нет, он же любит дождь».

Не испытывая особого желания промокнуть, Гарри вбежал в холл, где Джейми, сидя на подоконнике, читал прихваченную с собою книгу.

Внезапно все мысли снова вернулись к Снейпу. Просто мужчина высокого роста, худощавый с очень сложным характером, почему именно сейчас Гарри почудилась, что в нем есть что-то интимное, притягательное, еще не разгаданное? Поттер не понимал, как такое могло случиться с ним за столь короткий срок? Почему думая о профессоре, он вспоминает такое слово как «любовь»? Нет, он, конечно, допускал, что может быть, когда их с Джейми жизнь наладится, а теперь он верил, что это обязательно случится, он найдет себе кого-то, на этот раз, согласно своим вкусам и ориентации, но при чем тут Снейп? То, что они два единственных гея в Хогвартсе, вряд ли смахивало на объяснение. Он попытался просто выкинуть его из головы. «Ещё одно мимолётное заблуждение, — убеждал себя Гарри. — Вот увидишь, скоро ты забудешь о своих мыслях».

На самом деле ему хотелось влюбиться по-настоящему, он жаждал жизни, жаждал наверстать упущенное, восполнить утраченное в годы неудачного брака. И для этого было очень важно найти такого человека, который подходил бы ему на все сто…

Вдруг, как по волшебству, всё стихло. Сквозь пронзительную тишину, не нарушенную даже шелестом дождя, Гарри ясно услышал звук приближающихся шагов, они отдавались у него где-то внутри…. Он интуитивно обернулся и увидел его, Снейпа… «Нет, — подумал Поттер. — Пусть сейчас будет — Северуса».

Мужчина взглянул на него своими черными, как непроглядная ночная мгла глазами, пронизывающими насквозь.

Откуда-то грянул гром. Сверкнувшая молния озарила темный холл и лицо идущего. Снейп скупо улыбнулся, и в этот миг Гарри глупо захотелось кинуться к нему и, уткнувшись в грудь, заплакать. Но вместо этого он бросился прочь, к двери, накладывая на себя водоотталкивающие чары, и подзывая для такой же процедуры Джейми.

«Что со мной? — недоумевал он, выходя под проливной дождь, который уже был не в состоянии его потревожить. — Я ведь был готов совершить что-то безумное, пойти за ним на все четыре стороны. Подумаешь, всего лишь черные узкие джинсы, белая рубашка, и стянутые в хвост волосы. Что же это — наваждение? Колдовство?.. — Он почувствовал себя глупцом. — Значит, ты влюбился…. Нет, нет, нет, нет, не может быть. Это не так, это не должно быть так…»

Он перестал спорить с самим собой. Повернувшись к вышедшему на крыльцо Снейпу, и смотря прямо в его невероятные глаза Гарри, проговорил, отчеканивая каждое слово очень правильную фразу:

— Как доберемся до Лондона, профессор?

— Учитывая, что с нами ребенок, предлагаю через камин в «Трех метлах». Вам это подходит, Поттер? — Снейп словно почувствовал его напряжение, отвечая даже излишне строго.

— Да, разумеется, сэр.

…И все же. Таких замечательных дней в жизни Гарри было немного. Ресторан оказался очень уютным, еда безумно вкусной, Джейми под руководством Снейпа быстро овладел искусством есть палочками. Профессор рассказывал интересные истории о своих путешествиях в Японию, длинные захватывающие легенды, которые оба Поттера слушали с нескрываемым интересом. Оказалось, профессор был настоящим бродягой, который вопреки расхожему мнению о нем не запирался каждое лето в своих подземельях, что бы сварить особо гнусное зелье, а ездил почти по всему миру. От Японии плавно перешли к Амазонским джунглям, произраставшим там редким растениям и обитавшим магическим существам, потом Джейми спросил что-то про вампиров, и зазвучали мифы Карпат. Странно, думал Гарри, воспринимая Снейпа как преподавателя, а не собеседника он никогда не замечал какой тот потрясающий рассказчик. Все получалось легко…

— Профессор, сэр…. Неужели «Дракула» Брема Стокера — роман настолько близкий к реальным фактам?

— Можно Северус, мы с вами, в конце концов, коллеги как бы я не воспринимал этот факт…

— Тогда зовите меня, пожалуйста, просто Гарри.

— Так вот, «Просто Гарри», — Снейп не смог удержать ухмылку. — Когда некоторые из нас, магов, идут в литературу истина становится легендой или фантазией.

— Вы хотите сказать….

Снейп рассмеялся.

— Моя мать была урожденная Джулия Ван-Хельсинг, что вы скажете об этом? Возможно, во многом именно по этой причине в вампиризме меня подозревали даже студенты собственного дома, хорошо знакомые с геральдикой.

— А вы не…

— А вы сомневаетесь?

— Не то что бы очень, — рассмеялся Гарри.

-Увы, Поттер…, Гарри, иначе я давно избавил бы от вас мир.

— Выпили бы всю мою кровь?

Снейп кровожадно оскалился.

— Непременно.

Когда настало время возвращаться в Хогвордс, Гарри был разочарован и уже не пытался скрыть это, тем более, что, похоже, Снейп тоже не скучал в их с Джейми обществе и прибывал в хорошем настроении.

В такси они молчали, добрались до «Дырявого котла» и оттуда через камин попали «В три метлы». На улице Хогсмида Джейми взял Гарри за руку, протянув вторую Снейпу, тот казалось, даже немного смутился, но за маленькую ручку взялся. К школе шли все в той же тишине, но она казалась удивительно мирной, в холле Гарри решил, что сказать все-таки что-то нужно.

— Спасибо за компанию профессор, мы с Джеймсом отлично провели время.

— Да, неплохо.

— Может… — Гарри замолчал, подбирая слова. — Как-нибудь, повторим?

— Посмотрим.

Добавить к сказанному было нечего.

— Ну, мы пойдем? — Отчего то тихо спросил Гарри.

Снейп пожал плечами, добавив, с какой то излишней поспешностью.

— В большом зале сейчас ужин. Я, конечно, наелся, но не отказался бы от чашки чаю. Присоединитесь?

Секунду Гарри позволил себе насладиться мыслью, что профессору, так же как ему, не хочется, чтобы этот день кончался.

— Да, с радостью.

Джейми, обгоняя их, бросился к большому залу, и распахнул двери. Стоило им войти, как Гарри заметил за столом незнакомого молодого человека. Тот поднялся с места и радостно воскликнул.

— Северус.

* * *

Ветер обдувал его бледное лицо. Он стоял высокий, стройный…. Слегка прищурившись, смотрел куда-то вдаль. Он был таким спокойным и безмятежным, что Гарри не хотелось его беспокоить. Тихими шажками он подошёл к нему и положил руку на плечо. Другой провёл по волосам. Мужчина запрокинул голову. На его лице царила улыбка. Ему было хорошо. Гарри улыбнулся в ответ. Мужчина повернулся к нему и, притянув, прикоснулся своими губами…

… Ночной гость растаял, а Гарри очнулся в своём кресле. Толком ещё не придя в себя, снял очки, в которых уснул, и убрал с колен книгу. Это было выше его сил. Отрицать, что-либо было невозможно. Ему понравился Снейп. Там где раньше были только отравленные мечты, и невнятные образы теперь их место занимал конкретный живой человек. Сложный, но от этого не менее желанный. Ну почему это должен был быть именно он, и почему Гарри вынужден был осознать свои желания именно тогда, когда со всей определенностью стало ясно, что Снейп ему принадлежать никогда не будет?

… И причиной тому был Диего Кавадрос, молодой, невероятно красивый, с этими своими выгоревшими на солнце темными волосами и глазами, синими, как море в штиль. Диего Кавадрос, с бронзовой кожей, открытой улыбкой и заразительным смехом. Диего Кавадрос, который понравился Гарри Поттеру настолько, что он ощутил жгучее желание его возненавидеть. Диего Кавадрос, который был влюблен в Северуса Снейпа…. Это чувство было во всем, в жестах, жадных взглядах, в самых банальных фразах обращенных к профессору. Они покинули большой зал почти сразу, и Гарри становилось тошно, когда он объяснял себе причины такой поспешности. Ситуацию усугубляло то, что почти все присутствующие профессора были очарованы Диего и только о них со Снейпом и говорили. Гарри испытал острое желание придушить Минерву, когда та заметила что до помолвки теперь уже точно не далеко, и чуть не расцеловал Хагрида, когда тот заметил что «Не стоит слишком доверять тому, что на первый взгляд уж так хорошо, что и, кажется совсем без изъяна». Его собственный сын, не совсем понимая суть взаимоотношений между профессором и вновь прибывшим гостем, подливал масла, в огонь, уверяя всех и каждого, кто соглашался его слушать, что он в восторге от друга профессора, и что именно такие замечательные друзья у того и должны быть по его глубокому убеждению.

В итоге вечером в своих комнатах Гарри снова прочувствовал желание, выпить, от которого попытался отвлечь себя чтением, на смену которому и пришел весьма специфический сон. Наказав себя за попытки поразмыслить на тему «А как бы это было целовать Снейпа?» ледяным душем, Поттер попытался снова уснуть, но все что ему удалось это проворочаться в постели до рассвета.

Утро не принесло облегчения. Гарри словно наказывал себя, неотрывно следя за Снейпом и Диего за завтраком, хотя, вообще-то, его взгляд был прикован лишь к профессору. Его изумительный голос, прекрасные манеры, полуопущенные ресницы, слегка приоткрытый рот. Гарри боялся упустить малейшее движение. Он вдруг почувствовал, что этот человек стал для него чем-то очень дорогим. Ему захотелось сесть к нему ближе, согнав с соседнего стула его любовника. «Нет, нет, нет! — твердил внутренний голос. — Это не может быть любовь. Не верь!!! Просто…» Что именно в сложившейся ситуации просто, Гарри понять не мог.

Отправившись на поле, вмести с Джейми, который как обычно устроился с книжкой на одной из трибун, Гарри понял, что все его мысли вертятся исключительно вокруг Снейпа. Ни о чем другом он думать вообще не мог.

Серая неприметная сова отвлекла его внимание, отвязав от ее лапки письмо, он почти сразу понял что это. Строчки расплывались перед глазами.

— Мадам Хуч, вы присмотрите за Джейми?

Женщина с ястребиным взглядом кивнула.

— Конечно, Гарри.

Он пошел к озеру. Ему надо было побыть одному. Молли сдержала слово, и министерство извещало Гарри, что комиссия органов опеки рассмотрит вопрос о его родительских правах через месяц, для чего он должен будет явиться в Министерство вместе с сыном. Ну почему в его жизни такой хаос?

Размышляя о предстоящем слушанье, Гарри пробирался к маленькой, скрытой ото всех зарослями густого кустарника полянке, которую они облюбовали с Роном и Гермионой будучи еще студентами. Уже почти дойдя до места, он услышал тихие голоса и понял, что поляна занята, и ему вряд ли удастся найти там уединение, Гарри почти повернул назад к школе, когда услышал томное.

— Северус.

Наверное, он должен был немедленно уйти, ничего приятного для себя он обнаружить на поляне не мог, но что-то подлое, мелочное жаждало увидеть все собственными глазами, потому что, возможно, это прогонит все так несвоевременно возникшие в его голове иллюзии. Тихо подобравшись к кустам, Гарри, взглянул на действо, происходящее на поляне.

Диего лежал на темно-зеленом пледе, опираясь на локти, и из его горла вырывались тягучие стоны, полные такой чувственности, что Гарри невольно на секунду закрыл глаза, чтобы успокоиться. И причина была вовсе не в смуглом обнаженном юноше, а в том кто способен был заставить это тело издавать такие звуки. Снейп оставался полностью одетым, его волосы шелковыми змеями скользили по груди Диего, пока их обладатель терзал весьма чувствительными укусами крохотный коричневый сосок, а его длинные белые, блестящие от смазки пальцы нарочито медленно скользили между широко раздвинутых загорелых бедер. Дразнящими движениями касались головки, проходились по всей длине вставшего, напряженного члена, чтобы нырнуть в ложбинку между крепкими ягодицами, и погрузиться в тело, которое пело в ответ арию невнятных стонов.

— Северус, ах,… пожалуйста, я больше не могу…. Северус….

Оторвавшись от соска своего любовника, Снейп с самой порочной из улыбок отстранился, что бы снять рубашку, он уделял каждой крохотной пуговичке столько внимания, что юноша почти проскулил, извиваясь на пледе.

— Северус, пожалуйста….

Выносить это дольше было невозможно, Гарри почти бегом бросился к школе. Его щеки пылали, дыхание было неровным, но хуже всего было то, что он чувствовал возбуждение, такое сильное, что ему просто необходим был холодный душ. Добравшись до своих комнат, он на ходу сбрасывал одежду, бросая ее, где попало. Подставив тело под обжигающе ледяные струи, он на секунду закрыл глаза. Но от этого перед внутренним взором снова встала увиденная на поляне картинка, только поменялся состав исполнителей, не Диего, а он сам умоляюще смотрел в бездонные черные глаза, с его губ слетало сокровенное «пожалуйста»…. Не в силах справиться с наваждением Гарри со стоном обхватил свой возбужденный член. Ему потребовалось всего несколько сильных движений, чтобы кончить с чужим именем, слетевшим с губ в момент оргазма.

Мокрый, замерзший, злой на самого себя за такую потерю контроля над разыгравшимся воображением Гарри закутался в халат, и перебрался в гостиную. Забравшись с ногами на диван, он велел заткнуться той части сознания, которая предложила немедленно напиться. Все довольно просто объяснялась. У него слишком давно никого не было, злоупотребление алкоголем подавляло желания, и теперь, когда он бросил пить, они устремились наружу. Почему эти желания были направлены именно на Снейпа, объяснить было сложнее, но в итоге Гарри почти удалось убедить себя, что причина в том, что он узнал, что профессор гей и стал подсознательно рассматривать его как возможного партнера. Анализировал именно с точки зрения секса, и как выяснилось, зрелые брюнеты его очень даже привлекают. Все! О какой любви или ревности в таких обстоятельствах магла идти речь? Это просто похоть. Ну, и в какой то мере зависть. Гарри понял, что просто банально завидует Снейпу и Диего. Открытости и публичности их отношений, взаимной привязанности и тем удовольствиям, которые они из нее извлекают. Но он не должен думать об этом. У него есть дела поважнее. Его сын и предстоящий суд. Вчера он не позволил Джейми пойти к профессору, убедив мальчика, что тот наверняка хочет провести время со своим другом. Но долго удерживать того вдалеке от обожаемого Снейпа не получится. Впрочем, тот в состоянии сам решить эту проблему, объяснив мальчику ситуацию. А Гарри просто постарается избегать профессора некоторое время, чтобы дать схлынуть потоку эмоций.

Обедал и ужинал Гарри в свете принятых решений в своей комнате, вечером отпустив Джейми на занятие, с профессором он удивился, что оно все-таки состоялось. Однако выслушивать хвалебные дифирамбы в адрес Диего, который как выяснилось, только недавно окончил Университет и получил степень Мастера Зелий, было выше его сил. Гарри предпочел сделать вид, что хочет спать, и окончил разговор. Однако сон не шел, ворочаясь в постели, он никак не мог выкинуть из головы сцену у озера и когда усталость, наконец, взяла свое сны ему снились очевидной в таких обстоятельствах направленности. В каждом из них он умолял профессора взять его, но не в одном не получал желаемого.

Северус Снейп с присущим ему рационализмом понимал, что его ожидания если и не обмануты, то остаются не до конца удовлетворенными.

Приезд Диего без предупреждения удивил его скорее неприятно, самообман никогда не был его сильной стороной, а потому Северус прекрасно осознавал, что во многом виною этому день, проведенный с Поттерами. А если уж быть совсем точным, то тот факт, насколько он ему понравился.

Им редко восхищались за что-то, кроме профессиональных знаний. Слепая любовь ребенка, для которого он сделал что-то хорошее, его привязанность, затронули в сердце профессора чувства, о существовании которых он не подозревал. Они же натолкнули на мысли, которых никогда раньше не было. Он пришел к выводу, что был бы отличным отцом. Собственное испоганенное детство лишило его жалости к детям чуть более благополучным, но не отрицало того, что он научился их понимать и моделировать ситуации, которые были нужны для их развития.

Интересно, что бы подумал тот же Гарри Поттер, узнай он, что отношение к нему профессора в детстве было всего лишь грамотно построенной иллюзией, к которой его отец и переживания маленького Северуса имели весьма посредственное отношение. Впервые взглянув в зеленые глаза мальчишки бездумно очарованного всем окружающим, он понял, что должен развеять его представления о том, что он попал в сказку, и показать что, несмотря на всю магию, вокруг это всего лишь жизнь, где полно хороших и плохих людей. Он стал плохим, потому что больше никто не желал брать на себя такую ответственность по отношению к Мальчику — Который — Выжил, да и эта роль удавалась ему лучше других. Он мог перечислить сотню выверенных под каждого студента моделей своего поведения и гордился достигнутыми вследствие этого результатами. Особенно двумя, Драко Малфоем и Невилом Лонгботтомом. Первый, не лишенный роскоши и комфорта, но эмоционально голодный, стремился к нему за простым человеческим теплом, пониманием, и часто необоснованной поддержкой. Кто как не он знал, что отправленный в школу, нагруженный догматами своих родителей Драко чувствует себя моральным уродом, не способным принять чувства и простые эмоции других детей и все что ему, по сути, загнанному в угол, остается, это доказывать окружающим, что он избранный, а не ущербный. Получалось у Малфоя-младшего плохо, для того, чтобы заслужить его доверие потребовалось много усилий, чтобы заставить его самого понять, что ему не нравится жить по навязанным меркам — еще больше. С Невилом все было по-иному, мальчик, не оправдывающий ничьих надежд, затравленный всеобщим напоминанием о том, кто были его родители…. Ребенок, перед носом которого все время держали планку, заранее уверяя, что он до нее никогда не допрыгнет. Ему не нужны были поощрения, он нуждался в вызове, в постоянном раздражителе. В тот день, когда Лонгботтом послав к черту всю свою робость, на шестом курсе во всеуслышанье послал профессора Снейпа так далеко, как его еще не посылали даже не моргнув глазом, когда его факультет лишился сотни баллов, а он сам загремел на полгода отработок…. Именно этот день стал для Северуса его собственным педагогическим триумфом. Куда большим, чем когда его дом побеждал в соревновании между факультетами.

Возможно, только возможно…, он ценил эти примеры больше других, потому что и Невил и Драко осознали его роль в своей судьбе, и были искренне благодарны. А он достаточно редко сталкивался с тем, что усилия, которые он не стремился афишировать, замечались и ценились.

И все же, все эти размышления ни имели никакого отношения к сложившейся в данный момент ситуации. Жалкий Гарри Поттер, все еще упивающийся своим негативным к нему отношением, и его сын, искренний, сильный, замечательный ребенок, с удивительной способностью замечать в людях и хорошее и плохое, но не отворачиваться от них, а искать способы исправить ситуацию. Во многом они с Джеймсом были по характеру похожи, даже слишком и Северус общаясь с мальчиком каждый день, убеждался в этом все больше и больше. Просто этот ребенок был ранен, но пока не сломлен, как сломался когда-то он сам, и Снейп пообещал себе сделать все возможное, чтобы этого не произошло.

Приняв приглашение Поттеров на обед, он решил для себя, что должен внимательнее присмотреться к Гарри. Найти в нем не только те точки, ударив по которым, можно было вызвать защитную реакцию, но и простые способы для иного воздействия. Он не верил в благородство своих намерений, объясняя взятые на себя обязательства простой склонностью манипулировать людьми, особенно такими неуравновешенными, способными сорвать любое твое начинание, как Поттер. И надо сказать, тому в очередной раз удалось невозможное…. Северус почувствовал себя смущенным. Это было такое легкое раздражение, как заноза в ладони настолько крохотная, что ты не можешь ее рассмотреть, но знаешь, что она есть и даже примерно представляешь, где именно находиться.

Этой занозой был взгляд Поттера, такой удивленный, словно он впервые увидел Снейпа, и рассмотрел что-то настолько занятное, и одновременно шокирующее, что это его испугало, но он все равно не может не ….

На него не часто так смотрели и обычно, эти взгляды обычно имели ярко выраженный сексуальный характер, иногда он отвечал на них, но…. Нет представить себе, что Поттер мог им увлечься, было выше его сил. Северус Снейп ненавидел сложности построения межличностных отношений, особенно, если они строились исключительно на почве стремления двух людей лечь вместе в постель. Возможно, в этом были виноваты комплексы, которыми он обзавелся, еще будучи подростком. Собственную привлекательность он оценивал трезво и в определенный период, когда подростки вокруг напоминали клокочущие вулканы гормонов, подошел к проблеме с присущим ему здоровым практицизмом, а именно отложил ее решение до лучших времен.

Эти времена настали когда, обладая солидным запасом средств, он провел некоторое время, в лучших публичных домах Парижа набираясь знаний и совершенствуя их на практике. Овладев необходимой техникой и разобравшись в собственных предпочтениях, Северус решил, что готов к построению длительных отношений. Увы, его окружение в тот момент к подобному не располагало. Оценив своих коллег по клубу Пожирателей Смерти Северус, с наивностью присущей возрасту, сделал выбор в пользу красоты и интеллекта. Люциус Малфой его разочаровал, нет, у них был отличный секс, интересное общение но…. Северус ненавидел чувствовать себя так, словно своим вниманием ему делают одолжение, а именно это красавец Малфой всячески подчеркивал, вследствие чего они быстро расстались. Попробовав еще несколько вариантов, Северус пришел к выводу, что отношения не его стезя. Как человек наделенный вкусом, он ценил красоту, как практик — стремление партнера отдавать взамен ровно столько, сколько он получает, как человек, в душе которого еще жили иллюзии, он искал нравственную чистоту….

Увы, подобное сочетание было недостижимо, перебрав все параметры своего вкуса, он решил, что может, смело пожертвовать последним и вернулся к тому с чего начал услугам профессионалов. Такое положение вещей его вполне устраивало, пока он не встретил Диего, который, казалось, был создан оправдывать все его ожидания. Но…

Одно дело экзотические места, новые впечатления, короткие встречи, и совсем другое пустить кого-то на свою территорию. Он не мог не насытить свои амбиции, взгляды, которые коллеги бросали на его любовника выражали искреннее непонимание того, что этот замечательный юноша нашел в Снейпе. То, что этот мальчик нравится всем, а принадлежит ему, опьяняло не хуже дорогого скотча. Но…. В этом была первая маленькая проблема, Диего нравился всем, потому что стремился к восхищению окружающих. Для Северуса всю жизнь презиравшего мнение света, это было непонятно. Ему казалось, что человек должен стремиться к вниманию только маленького круга близких людей, чье внимание ему небезразлично. Он не знал размер этого круга для Диего, включая в него себя и представителей семейства Кавадрос, он не думал о том, что будут еще друзья по университету..., просто случайные знакомые. И если Диего станет стремиться произвести впечатление на каждого, это будет по меньше мере суетно, а покой Северус ценил как ничто иное. Впрочем, он был далек от того, чтобы менять свои планы, его влияния на молодого любовника вполне хватит, что бы скорректировать ситуацию в свою пользу. Поэтому в первую же ночь он вручил приготовленное кольцо и получил вполне заслуженную таким поступком порцию восторга. Если у него и были какие-то сомнения, то, глядя в сияющие синие глаза, они должны были развеяться. Но… Снейп не был бы собой, иди он на поводу у прекрасных глаз.

Следующий день принес еще немного раздражения. Строя планы касательно брака он предполагал, что помолвка дело долгое, он давал им с Диего год, может быть, полтора до финального шага, разумного в подобной ситуации, но в ответ услышал:

— Северус, а чего ждать? Мы вместе уже не первый год, и если у тебя есть какие-то сомнения, то у меня, их нет. Я люблю тебя. Назови мне любую дату, хоть через десять лет, и от этого ничего не изменится, но зачем тогда ждать?

Поскольку этот разговор происходил в постели, и Диего применил максимально приятные методы убеждения, Снейп решил, что ждать действительно бессмысленно, тем более что они успеют провести медовый месяц до начала учебного года. Во всем надо искать положительные моменты.

Потом было чувство собственности, присущее молодому испанцу даже в мелочах. Джеймс Поттер, очарованный Диего каждый вечер крутился в подземельях, стремясь не столько к новым знаниям, сколько, как и положено детям, к новым впечатлениям. Диего не подавал виду, но было заметно, что его это несколько раздражало. Он желал располагать всем свободным временем своего любовника, и не отвлекаться на путающихся под ногами детей.

Что действительно бесило самого Снейпа, так это поведение отца мальчишки. Казалось, Гарри Поттер старался всячески его избегать. Покидал большой зал, стоило им с Диего там появиться, а если они случайно сталкивались в коридорах, шарахался как от зачумленного. Это выглядело, как глупое мальчишество, понять причину которого Северус не мог, оставалось только предположить, что он неправильно определил для себя подтекст некоторых взглядов, и Поттер на самом деле просто-напросто закомплексованный гомофоб, шокированный публичностью их отношений. Сам Снейп придя к таким выводам, просто перестал обращать на эксцентричные повадки Поттера внимание. Что его в очередной раз неприятно удивило, так это поведение Диего. Тому, казалось, доставляло удовольствие шокировать победителя Воландеморта. Стоило Поттеру появиться поблизости, он начинал уделять Северусу вдвое больше внимания, чем обычно.

— Тебе нравится его шокировать? — Тихо спросил он своего любовника, как только Поттер проигнорировав десерт, спешно покинул ужин.

— Демонстрирую, что ему ничего не светит, — пожал плечами испанец.

— В смысле? — Северус был немного озадачен.

— Ну, это же понятно. Я ему нравлюсь.

Таких предположений Снейп не строил, и они его удивили. Может быть, сказанное Диего имело смысл? На всякий случай он решил понаблюдать за Поттером. Даже как-то специально задержал Джеймса в подземельях дольше обычного, надеясь спровоцировать того на диалог. Но Поттер в очередной раз обманул его ожидания. За сыном он не пришел.

* * *

Гарри чувствовал себя отвратительно. Огромное желание выпить, раздражительность и он абсолютно не видел выхода из ситуации, в которую попал, кстати, не только по своей вине.

Приняв решение избегать Снейпа, Гарри следовал ему в пределах разумного. На следующий день он пришел на завтрак с опозданием, так что свободное место оставалось только рядом с Диего Кавадросом. Он вежливо поздоровался, сел, и, стараясь не прислушиваться к разговору профессора и его любовника, сосредоточил все свое внимание на мадам Спраут, вещавшей о новом сорте ядовитого плюща людоеда выведенного каким то безумным полинезийским магом. Прекрасная тема, что бы отвлечься от интимных интонаций в голосе молодого испанца и полуулыбки Снейпа.

…. Это было так неожиданно, что он опрокинул кубок с соком. Теплая ладонь легла на его колено, доверительно его, сжав, а потом шаловливо пробежалась по бедру и ретировалась, едва по скатерти расплылось оранжевое пятно.

Повисла пауза. Все смотрели на Гарри. Он чувствовал себя растерянным и униженным. Своего второго соседа за столом, профессора Флитвика он не готов был заподозрить в подобного рода вольностях, а объяснить себе поведение любовника Снейпа, в данный момент невозмутимо его разглядывающего, было выше его сил. Извинившись, он покинул большой зал и, запершись у себя в комнатах, долго пытался преодолеть бешенство.

На следующий день, когда он почти убедил себя не придавать случившемуся никакого значения приняв на веру абстрактное объяснение, что перепутав все что только можно перепутать начиная от сторон света и заканчивая положением объектов в пространстве мистер Кавадрос просто вцепился не в то колено, ситуация полностью повторилось. На этот раз ничего проливать он не стал, просто сбросил нахальную ладонь и ретировался из-за стола. А что он мог сказать? Закатить скандал? Посоветовать Снейпу лучше контролировать своего любовника? Да кто бы, спрашивается, ему поверил?

Дальше больше, в тот же вечер Диего подкараулил его в коридоре, когда он возвращался с поля.

— Мистер Поттер, нам надо поговорить.

На лице Диего играла искренняя открытая улыбка, именно это разозлило Гарри больше всего остального, резко отстранив, его, он попытался пройти дальше, но Диего взял его под локоть и зашагал рядом. Гарри решил, что вести себя как неврастеник, и вырываться не будет. Он остановился.

— Не думаю, что у нас есть общие темы, нуждающиеся в обсуждении.

— Вы ошибаетесь. Я могу предложить вам очень выгодную сделку, но мне не хотелось бы говорить об этом в коридоре. Может, пройдем в ваши комнаты?

— Нет. — отрезал Гарри.

Диего удрученно кивнул.

— Я не желаю вам ничего плохого, мистер Поттер. Если какие-то мои действия заставили вас предположить, что это не так, то мне очень жаль. Можем мы воспользоваться пустующим классом для беседы?

— Мистер Кавадрос.

— Диего.

— Мистер Кавадрос, я не знаю, в какую игру вы играете….

— Диего. Могу я называть вас…

— Нет.

Испанец ослепительно улыбнулся.

— Отлично Гарри. Не будьте параноиком, Северуса вам все равно не превзойти, а быть жалким подобием глупо, не находите?

Поттер сдался. Если для того, чтобы избавиться от Кавадроса, нужно его выслушать, он сделает это.

— Хорошо — пойдемте. К услугам пустого класса он решил не прибегать, расположились в его гостиной, чай своему гостю Гарри не предложил.

Диего устроился в кресле, не желая придавать беседе, непринужденность Гарри остался стоять.

— Итак, — начал он. — О чем вы хотели поговорить?

— О, Северусе разумеется.

— Какое я имею к нему отношение?

— Косвенное. Я слышал, вы с ним не ладите.

Гарри пожал плечами.

— Он много с кем не ладит.

— Я в курсе, и эта ситуация меня вполне устраивает Гарри. Могу я быть с вами откровенным?

— Это ваше право.

— Речь идет о Джеймсе, мне кажется, ваш мальчик очень привязан к моему будущему супругу.

— А вот это уже его право, — сухо ответил Гарри.

— Не скажи, — Диего внимательно на него посмотрел. — Как отец вы можете запретить их общение.

— Почему я должен делать это?

— Гарри, я человек который не начнет беседу, не убедившись, что она имеет смысл. Я действительно считаю, что мы можем заключить взаимовыгодное соглашение. У вас неприятности, и довольно серьезные…. Я говорю о вопросе с отцовством.

Поттер поморщился как от боли, с момента получения письма, он не переставал думать о предстоящем слушании.

— Какое вы можете иметь к этому отношение? Вам что, есть дело до моих проблем?

— Они могут стать нашими Гарри, и я буду в состоянии их решить.

— Но…

— Вашим вопросом будет заниматься судья Меррик Трафт. — Перебил его Диего. — Этот во всех отношениях почтенный господин недавно женился во второй раз на очень решительной молодой особе, которая загнала мужа под такой каблук, что он чихнуть боится без ее разрешения.

— Какое мне дело до его семейных обстоятельств?

— Может вас, заинтересует имя его супруги. Ее зовут Мануэлла — Эстра, можно просто Элла Трафт, в девичестве Кавадрос. Так уж получилось, что она к тому же моя любимая кузина, найти общей язык с которой, мне всегда легко удавалось. Вы выиграете свое дело Гарри, и все, что требуется взамен — оказать мне пару маленьких услуг.

Гарри сел в кресло, улыбка Диего, такая выверенная в своей показной искренности вызывала у него желание размазать этого придурка по стенке качественно наложенным заклятьем, первая мысль, почему-то была о круциатусе, но он старался держать себя в руках.

— Что вы хотите взамен? Зачем вам нужно чтобы Джейми держался подальше от Снейпа?

Диего кивнул.

— Ваше желание получить более полную информацию, мне понятно. Поверьте, я не желаю Северусу ничего плохого, просто стремлюсь устроить нашу с ним жизнь, так чтобы это удовлетворяло мои амбиции. Все что для этого нужно — заставить его оставить Хогвартс.

Гарри недоумевал.

— Зачем?

— Видите ли, я не зря стремился получить степень мастера зелий. Мой отец является владельцем прекрасной алхимической лаборатории, которая со временем перейдет ко мне. О том, что бы заполучить такое светило как Северус мы никогда даже не смели мечтать. Но жизнь так удачно сложилась…. — Диего мечтательно провел рукой по волосам.

— В общем, вы совместили приятное с полезным. — Закончил за него Гарри.

Испанец, ничуть не смутившись, кивнул.

— Вот именно. Северус человек именно того типа, с которым я намеревался связать свою жизнь. Подумайте, ну кому будет хорошо, если мы останемся в этой дождливой стране?

Гарри как-то совершенно ни, кстати, вспомнил одуряющий аромат сирени, и то, что Северус любит дождь, то, как отражением бегут облака по глади темных озер его глаз как тонкие пальцы стряхивают мелкие как бисер капли. Действительно, кому будет плохо? Наверное, только самому Снейпу, подумал он, но промолчал.

Диего тем временем продолжил излагать свои мысли.

— Не ко многим вещам он привязан в этом вашем Хогвартсе. Если честно, то я вижу опасность для своих планов только в вашем мальчике.

— Не так уж он привязан к Джеймсу.

— Может и не привязан…, пока. Просто это может произойти, если вы не вмешаетесь.

Гарри пожал плечами.

— А я и не собираюсь, у нас с сыном и так непростые отношения, думаю, моя попытка вмешаться в его занятия с профессором только обострит ситуацию. Можете не волноваться, я никому не расскажу о нашем разговоре, но мой ответ — нет.

Диего подался вперед, приблизив свое лицо к его лицу, пристально глядя в глаза.

— А вам, Гарри, никто и не поверит. К тому же, — рука Диего оказалась у него на колене. — Ты согласишься, на одной чаше весов твой сын, а на другой человек, который тебе даже не симпатичен. Подумай, в случае положительного ответа сегодня предусмотрен бонус. — Наглая ладонь начала красться вверх.

Гарри испытал острое чувство отвращения и вскочил на ноги.

— Да как вы смеете?

— Смею, — Диего улыбнулся. — Я видел, как ты смотрел на нас с Северусом. — Я знаю, что ты хочешь меня. Это не проблема, в своей жизни я уже сделал ставку, но… Отношения Гарри, это логический выбор, а секс — это удовольствие, то, о чем мой жених не знает, ему не повредит, а я могу дать тебе то, что ты хочешь, — он поднялся и шагнул к Гарри. — А ты хочешь…. меня.

Чарующие нотки в приятном голосе, чувственная улыбка, откровенно провоцирующий взгляд синих глаз…. Гарри расхохотался. Он смеялся до слез, до колик в животе, и никак не мог остановиться. Этот самовлюбленный, юный болван, претендующий на роль искусителя, думал, что он хочет его! Чем не шутка года? Оставалось надеяться, что у Снейпа не столь завышенная самооценка, и он не усмотрел во взглядах Гарри истину.

Однако, похоже, Поттер недооценил Диего. Глядя на него, тот озадаченно нахмурился.

— Вот даже так? Что ж…, — он быстро вернулся к прежнему обращению. — Думаю, мистер Поттер, вы очень скоро поймете: что-то, что мое, я храню бережно, и покушаться на это опасно.

— А я покушаюсь?

— Ради вашего же благополучия, я надеюсь, что нет. И тем не менее я даю вам три дня, чтобы вы вразумили вашего ребенка, иначе я решу проблему другим способом. Мальчика не будет в Хогвордсе, потому что его не будет с вами.

— Вы мне угрожаете?

Диего поднялся и пошел к двери.

— Да мистер Поттер, именно угрожаю. И советую принимать мои слова всерьез.

Гарри грустно рассмеялся.

— А вы мерзавец.

Юноша пожал плечами.

— Этим миром не правят порядочные люди.

* * *

После ухода Диего Кавадроса Гарри метался по комнате, как раненый зверь. Казалось, выбора не было почти никакого, на одной чаше весов потеря только возрождающегося доверия сына, а на другой сам факт присутствия Джейми в его жизни. Он не мог пренебречь ни тем ни другим. Помочь Поттеру было некому.

Стоило ли обращаться к Дамблдору, возможно тот ему и поверит, а что дальше? Им удастся убедить Снейпа в неискренности его любовника…. Но в чем он не искренен? Он же любит профессора, действительно любит, несмотря на свои завышенные амбиции и странное отношение к верности. Что, если Снейп никак не отреагирует? А может, стоит попросить профессора самого прекратить встречи с Джейми? Тогда мальчик будет обижен уже не на него самого…. И Диего сочтет, что он выполнил условие. Но как убедить Снейпа?

И как понять,… почему ему так плохо оттого, что сердце профессора принадлежит не слишком достойному человеку, Гарри не знал. Наверное, догадывался, но… нелепая мысль, «неужели себя ты считаешь достойнее», повергла его в состояние шока. Нет, он так не считал, думай он подобным образам, было бы проще, легче понять себя, проанализировать собственные ощущения… А так… Гарри знал, что ему необходимо поговорить со Снейпом но не представлял как сможет сделать это убедительно и серьезно в своем эмоциональном состоянии. Разлад в его душе…. Никогда еще он не чувствовал такую тревогу, наверное дело было в том что обычное сорокаградусное лекарство было в данный момент не доступно.

— Папа что-то случилось? — он даже не слышал, как Джейми вошел в комнату.

— Ничего, — Гарри постарался, как можно быстрее взять себя в руки.

Мальчик осторожно положил книжки на столик, и шагнул к нему.

— Ты меня обманываешь, я же вижу, что что-то не так.

— Просто голова болит.

— Хочешь, я схожу к профессору Снейпу за зельем?

— Нет, — Гарри понял, что ответ прозвучал слишком резко и попробовал это исправить. — Я не хочу принимать лекарство сейчас, лучше схожу к мадам Памфри после ужина.

— Хорошо, как скажешь папа, — но подозрение из глаз Джейми никуда не делось, и Гарри почувствовал себя совершенно несчастным, неужели ему никогда не добиться доверия сына? А впрочем, он его пока ничем не заслужил.

— Есть хочешь?

Мальчик кивнул.

— Ага. Пап ты пойдешь со мной или опять пропустишь ужин?

— Пойду, только подожди меня минуту.

Гарри зашел в кабинет и быстро написал на клочке пергамента:

« Мне необходимо поговорить с вами наедине в любое удобное для вас время. Пожалуйста, не информируйте никого о нашей встрече, если вы на нее согласитесь.

Г.П.»

Сунув записку в карман, он вернулся к сыну. Он должен поговорить со Снейпом, и он поговорит, никто не вправе отнять у него Джеймса. Ни один человек не сможет угрожать их будущему, если для этого надо просто набраться решимости.

— Идем, Джейми.

* * *

Как ни странно, передать Снейпу записку оказалось легко. Видимо судьба решила дать ему, наконец, поблажку. В середине ужина к Диего прилетела сова, тот отвязал от ее лапы письмо, что-то шепнул Снейпу и вышел. Упустить такую возможность Гарри не мог, стоило профессору, закончить есть, и подняться из-за стола, как он встал следом и нагнал Снейпа у дверей большого зала, стоило им оказаться в холле, Поттер протянул пергамент.

— Это вам?

Декан Слизерина взял записку, и вопреки планам Гарри, тут же пробежал ее глазами.

— Что это значит?

Слишком быстро от него требовали ответов, наверное, он еще не придумал что сказать.

— Нам надо поговорить.

— Это я уже понял. К чему такая таинственность, и в чем суть разговора?

— Я…, речь пойдет о Джейми.

— Какие-то проблемы?

— Да, но… мне не хотелось бы, чтобы кто-то кроме вас о них знал.

Снейп задумался.

— Я польщен вашим доверием По…, Гарри но вы уверены что я в состоянии помочь вам?

— Я даже не уверен, что вы захотите помогать, но, пожалуйста, постарайтесь уделить мне время для разговора.

— Хорошо, хотя, признаться, я не понимаю, в чем причина всей этой таинственности. Завтра, в Хогсмете, в «Трех метлах» вас устроит?

— Нет, — Гарри подумал, что там они могут встретить знакомых, и слух об этой встрече дойдет до Диего. — Там слишком много народу. Может, где-нибудь в Лондоне?

— Боитесь показаться со мной на публике, Поттер? — Снейп, казалось, искренне недоумевал по поводу его странного поведения.

-Да, то есть, нет, это сложно объяснить, — Гарри уже и сам не понимал, что он несет.

— Разобраться в сказанном вами еще труднее, но хорошо. Знаете суши-бар на углу Восьмой и Даунинг-стрит?

— Да.

— Завтра в полдень извольте там быть.

Гарри кивнул.

— Я буду.

Гарри нервничал Джеймс опять ушел на занятия, а он не мог отвлечься даже на чтение. Предстоящий разговор со Снейпом его смущал, Гарри собирался быть максимально откровенным, но в пределах разумного, конечно. Даже если Снейп ему не поверит, обидевшись на Гарри за то, что он сочтет клеветой, он вполне может прекратить общение с ним и Джейми а, в конце концов, только это Гарри и нужно. Когда сын вернулся с занятий, он уже практически успокоился.

— Пап, — Джеймс залез с ногами на диван. — Профессор Снейп завтра уезжает на полдня в Лондон, Диего просил спросить у тебя, не прогуляемся ли мы с ним в Хогсмет. Ему нужно подыскать дом. Пойдем?

Такого поворота событий Гарри не ожидал. Подыскать дом? Как же…

— Джеймс, мне завтра тоже нужно по делам.

Мальчик напрягся.

— В Лондон?

— Да.

— Папа, а можно с тобой?

— Нет, Джеймс, я буду занят.

— А ты…

— Нет Джейми, я не буду пить, пожалуйста, поверь мне.

Мальчик неуверенно улыбнулся.

— Хорошо. Но раз тебя не будет, можно я пойду с Диего?

Гарри старался подобрать слова.

— Видишь ли, мне бы не хотелось, чтобы Диего был в курсе моего отъезда.

— Почему?

— Ну…, Джеймс, мне просто не хочется.

— А я могу пойти, если скажу, что ты заболел? — Джейми лукаво разыграл смущение.

— И кто тебя, интересно, врать учит?

— Никто…. Это я сам.

— Сам?

— Ну да, дядя Фред говорит, что маленькая ложь это просто не совсем правда.

— И когда он это говорил?

— Когда я видел, что это он подсыпал тете Гермионе порошок, от которого ее волосы окрасились в синий цвет, а потом бабушка спросила, кто это сделал, я сказал, что не знаю.

— Из тебя вырастит мошенник Джеймс.

— Нет не мошенник, мистер Люпин говорит, что со временем я стану настоящим мародером. Но меня не радует такое сравнение.

— Позволь догадаться, ты говорил профессору Снейпу?

Джейми был удивлен вопросом.

— Говорил.

— И как он на это отреагировал?

— Сказал: «Избави нас Мерлин от подобного зрелища».

— И как он избавит?

Джейми пожал плечами.

— Ну, он дал мне прочитать в словаре, оказывается мародер это солдат-грабитель, самовольно отлучившийся для грабежа, а мародерство — военное преступление международного характера, выражающееся в похищении на поле сражения вещей, находящихся при убитых и раненых и в ограблении жителей неприятельской территории. Я решил, что не хочу быть мародером, только странно, что мистер Люпин меня так назвал.

Гарри попытался не рассмеяться.

— Ремус не хотел сказать о тебе ничего дурного, ты знаешь, они с твоим дедушкой дружили в детстве, их была четверка товарищей называвших себя мародерами. Это что-то вроде игры.

— Они играли в преступников?

Гарри нахмурился: похоже, с влиянием Снейпа на мальчика надо что-то делать.

— Ну да, тебе же нравиться играть в грабителя банков, или в укротителя драконов.

Джейми придал своему лицу строгое выражение.

— Пап, я уже слишком взрослый для таких глупостей.

Гарри сдался.

— Хорошо Джеймс, ты взрослый, но ты понял, что я хотел сказать?

— Да, что у дедушки и его друзей были странные представления о том, во что стоит играть.

Гарри сдался.

— Ладно, ты чаю хочешь?

— Ага…, то есть да, профессор говорит что «ага» это упрошенная форма выражения своих мыслей. А я не хочу, чтобы кто-то думал, что я некрасиво говорю, или что ты меня дурно воспитал, — объяснился Джеймс.

— Вы со Снейпом меня точно с ума сведете. Он еще твоим сексуальным воспитанием не занялся? С него станется. — Гарри придвинул чайный столик к дивану и позвал — Добби! Чаю, пожалуйста.

— Это ты про то, что профессор Снейп женится на Диего? Я не против.

— Они у тебя что, благословения спрашивали? — Гарри чуть не уронил врученный домовым эльфом поднос.

— Нет. Просто я спросил профессора, почему Диего его называет «любимый», а он сказал, что они собираются пожениться.

— И тебя не смущает….

— То, что мужчина может любить мужчину?

— Ну да.

— Нет, не смущает, — Джейми поднял палец кверху, и произнес. — В человеке главное душа, а не половая принадлежность.

— Это тебе тоже Снейп сказал?

— Нет, дедушка и не мне, они обсуждали…. Нет, я не помню кого.

— Пересказывать разговоры взрослых плохо.

Джейми ударил себя ладошкой по лбу.

— Точно, профессор мне уже говорил!

— Джейми, я сейчас взвою. Тебе сколько ложек сахару? — Гарри решил сменить тему.

— Семнадцать, не размешивая, — не люблю сладкого.

— О Мерлин, а это откуда?

— Нельзя пить сладкий чай. Вкус исчезает. Профессор Снейп говорит….

— Все, я больше не могу, хватит на сегодня с меня Снейпа!

— Хорошо, а могу я завтра пойти с Диего?

— Можешь, если скажешь, что я заболел.

— Хорошо, с чашкой чая в одной руке и книжкой в другой Джейми умчался в спальню.

* * *

«Спать, спать, спать, спать, спать...» — Уговаривал себя Гарри. Но как уснуть когда каждую ночь преследуют сны о неповторимом? Гладкой белой коже, и песнь сердца похожа на набат, кажется, оно рвется из груди. Можно ли заставить ночного гостя слушать не слова, за которыми ты прячешься даже во сне, а другое — губы. Неправда, что они молчат, они говорят, поцелуями, объясняя чужим губам самое сокровенное на понятном и простом языке. Щеки, подбородок, шея все покрывается вуалью чувственного, бесхитростного признания рук. Запретный плод, он манит сладостью и желанием. Любовь — глупость. Так почему Гарри даже ночью не может быть глупым, мечтая о чужих руках? Разве возможно не нежить их поцелуями, и не терзать узкие ладони легкими укусами? Разве жаркое дыхание разнузданного сна не срывает пелену всех запретов. Вниз по рельефным мышцам живота, туда, где таится сама суть сладострастия, буря, сжигающая всю реальность...

— Дерьмо! — тихим шепотом, чтобы не разбудить Джейми, выругался он. Пролетевшая подушка заставила замолчать будильник. Кажется, навсегда.

Он ненавидел утро. Точнее раньше ему было все равно, но в последние дни пробуждение стало особенно болезненным. Обязательный душ. Вода приносит чуть заметное освобождение ото сна, но полностью стереть разочарование оттого, что это только ночная фантазия, она не в силах. Завтрак он решил заказать к себе в комнату, чтобы не разрушать легенду о болезни. Почему столько сложностей? Почему сейчас, когда Джейми спит, мир кажется пустым? После смерти Хедвиг он так и не завел себе постоянную сову. Может, стоит подумать об этом? Или купить кошку? Гарри решил, что надо будет обязательно спросить сына, нравятся ли ему кошки. Или, может, собаку? Нет, это смешно, он с одним мальчиком еще не нашел общий язык, а уже задумывается о питомце.

Гарри намеревался выйти пораньше и немного побродить по Лондонским улицам. Давно он просто так без особой причины не гулял по городу. Для этого надо было одеться. Свежее белье, джинсы, майка. Черкнуть записку Джейми, и вперед.

* * *

День выдался пасмурным, да и суета мегаполиса…. Серое небо, серый асфальт, серые души. Все такое же невнятное и мрачное как его настроение. Попытаться собраться и обдумать предстоящий разговор никак не получалось. А тут еще зарядил дождь…. Прохладные капли падали на лицо… картина вокруг неуловимо изменилась….

Гарри усмехнулся, оглядываясь по сторонам. Животные раскрыли зонты, чтобы спрятаться от природы. Наверное, Снейпу такое сравнение бы понравилось? Ему бы все понравилось, и погода и богатство материала для наблюдений, вот только поспешность он не одобрил бы, и сам факт, что на улице лето. А так — дождь и свинцовое небо: определенно день Снейпа.

…Тогда стоило ли удивляться? Нет, наверное, не стоило, налетев в толпе на Даунинг-стрит на неоправданно медлительную для Лондона фигуру в черном, ему даже не надо было поднимать глава, чтобы убедиться в своих предположениях.

— Тоже решили немного прогуляться, Поттер?

Посмотреть вверх все же пришлось. Снейп не прибег к водоотталкивающим чарам. Странно Гарри всегда казалось, что мокрые люди выгладят жалко, по крайней мере, сам он именно так и выглядел, и предположить, что кто-то может просто влиться своим образом в действо, творимое стихией, не мог. Во всяком случае, до этого момента.

— Я Гарри, помните?

Снейп усмехнулся.

— Страшное дело привычка.

— Да, наверное, но до времени нашей встречи еще два часа…. Гуляете?

— Нет, решил, что раз уж все равно выбрался в Лондон, стоит уладить кое-какие дела. А ваше блуждание по улицам, похоже, не имеет смысла.

— Не имеет, — согласился Гарри.

Снейп окинул его взглядом.

— Тогда пойдемте со мной.

— Не хотелось бы мешать.

— Если бы вы могли помешать, я бы вас не звал.

— Но…

— Поттер, — Северус казался раздраженным. — Без ложной скромности. Мне всего лишь нужно в антикварную лавку в двух кварталах отсюда, но если вы предпочитаете бесцельно мокнуть, встретимся в назначенное время.

С этими словами он зашагал прочь, а Гарри спустя секунду бросился следом.

— Я Гарри, помните…

— Привычка…

— Хорошо, не склероз.

Снейп улыбнулся.

— А вот теперь вы хамите.

— Может это потому, что вы назвали мои поступки бесцельными.

— А в том, что вы вымокли, есть высший смысл? Мне хотелось бы узнать каков он.

Гарри рассмеялся.

— Вы тоже мокрый.

— Я люблю дождь, а у вас какое оправдание?

— Ну…

— Значит, я был прав. По…, Гарри объясните мне, как вы до сих пор ухитрились остаться таким непоследовательным в своих поступках мальчишкой.

— А вы когда-нибудь были ребенком?

Снейп нахмурился.

— Очень недолго. Но я не хочу об этом говорить.

— Почему вы с таким пониманием отнеслись к Джейми? Причина в вашем детстве?

— Поттер, какую часть фразы «Я не хочу об этом говорить» вы не поняли?

— Простите…. И я Гарри.

— Через пару лет необходимость напоминать мне об этом отпадет.

— Это если…, — Гари вовремя заткнулся и проглотил остаток предложения. Не мог же он передать разговор с Диего, и усомниться в том, что профессор останется в Хогвордсе. Но Снейп, конечно, заметил недоговоренность.

— Что если?

— Не важно, — как ни странно дальнейших вопросов не последовало, и Гарри поинтересовался. — Почему вы любите дождь?

— А непременно должна быть причина?

— Да, думаю да.

— Единственное внятное объяснение, что мне приходит на ум это потому, что я его понимаю.

— Разве можно понять дождь?

Снейп пожал плечами.

— А вы сами что любите?

— Я? Весну. Раннюю весну.

— Почему?

— Ну…, это такое странное чувство, когда видишь листочек, первый зеленый листочек. Крохотный, хрупкий. Какой он нежный на ощупь как приятно он ласкается к пальцам. Будто просит меня "Защити меня!". — Гарри не мог понять, почему вдруг в воздухе так запахло этой самой весной, и стало так легко и свободно, что он говорил искренне, не вдумываясь в значения слов. — Ваша очередь, расскажите про дождь.

— Ну, у меня все гораздо прозаичнее. Я вижу серое небо, но знаю где-то там, за тучами, оно сияет голубизной. Природа тоже надевает маски. Вот и все.

— Такой подход к дождю позволяет вам не чувствовать себя….

— Каким?

— Ущербным, — Гарри даже удивился собственному безрассудству, в свете предстоящего разговора подобные высказывания были особенно неуместны, но укором ему послужила только усмешка Снейпа.

— Вы учитесь понимать суть вещей, хотя я не рекомендовал бы вам так откровенно делиться своими наблюдениями с окружающими.

— Значит я прав?

— Отрицание очевидного — удел глупцов, и вы, разумеется, не ошиблись. Я слишком долго был лицедеем Гарри, порою мне сложно отличить, где заканчиваются маски, и начинается мое настоящее лицо. И в этом нет ничего драматичного или постыдного.

— Я понимаю, просто вы никогда не были со мной так откровенны.

— Откровенен? — удивился Снейп. — Я? Вы путаете откровенность с очевидностью, а это разные вещи. Я не раскрыл вам ничего нового, к чему бы вы сами не пришли, удосужившись немного поразмышлять о причинах и следствиях моих поступков.

— Я подумаю.

Вот теперь Снейп смеялся, с той самой легкой хрипотцой, которая так нравилась Гарри.

— Не стоит. Предмет вам будет не интересен. Думать надо о вещах, которые имеют значение.

— А кто сказал, что вы недостойная тема?

— А кто сказал, что достойная? Гарри у нас с вами нет ничего общего, кроме работы в одной школе. Думайте о чем-то более насущном.

— Например, о Джейми?

— Отличная тема.

— А еще…

— Вам нужно что-то еще?

— Иногда.

— Ну, попробуйте о вечном.

Гарри рассмеялся.

— О вечном? А что о нем думать? В вечности нет времени. Я не вечен.

— Ну, даже не знаю, что вам предложить.

— А о чем вы сами думаете, — Гарри попытался сформулировать свою мысль. — Ну, просто так, когда вам грустно.

— Делаю все, чтобы стало еще грустнее.

— А именно?

— Я вспоминаю, Поттер, мне есть о чем.

— Гарри, — он автоматически поправил Снейпа.

Тот кивнул.

— Правильно, Гарри.

— И у вас только грустные воспоминания?

— Нет. Просто вы спросили, о чем я думаю, когда мне грустно.

— Хорошо, а когда вам весело?

Бровь Снейпа взлетела вверх.

— О малоприличных вещах.

— О, — Гарри невольно покраснел. — А они совсем неприличные?

— Некоторые очень, другие так себе.

— А можно услышать хоть одну так себе?

— Нет, потому что мы уже пришли.

Они действительно стояли у входа в маленький антикварный магазин. Приветливо звякнул колокольчик на двери, когда Снейп распахнул ее, пожилой продавец встретил их улыбкой.

Пока они с профессором о чем-то говорили, Гарри бесцельно бродил вдоль стеллажей пока не увидел ее… Маленькая коробочка футляр из черного дерева, где на бархатном ложе покоился цветок лотоса, выточенный из слоновой кости. Это было так красиво — сочетание строгого даже консервативного футляра, мягкого, казалось поглощавшего свет бархата, и бледного цветка, хрупкого на вид, но очень прочного благодаря материалу из которого он сделан.

— Нравится?

Гарри обернулся, перед ним стояла невысокая худая девушка, в потертых джинсах и белой блузке. Ее волосы были уложены в аккуратный пучок, но даже строгие очки не могли скрыть смешинки в ее глазах.

— Очень. — Честно ответил он.

— Вещь не слишком древняя, всего лишь начало века, но у нее есть неоспоримое достоинство: она действительно красива.

— Вы продавец?

Девушка покачала головой.

— Нет, я Лиз, — она сказала это таким тоном, словно имя все объясняло.

— Лиз?

Девушка рассмеялась.

— Вывеска.

— Что вывеска?

— Там было написано «Антикварный салон Лиз Астрикс».

— Простите, я не прочел.

Она снова улыбнулась.

— Ничего страшного, я люблю людей, которые обращают внимание на красоту, и это не обязательно должны быть клиенты. Иногда прохожий забежавший укрыться от дождя доставляет своим присутствием больше удовольствия, чем самый щедрый толстосум.

— Удивительная логика для человека, зарабатывающего торговлей.

— А я вообще удивительная. Вы скажете или нет?

— Что?

— Ну, я Лиз, а вы?

— Гарри, вы знакомитесь со всеми, кто сюда заходит?

— Нет, — честно призналась она. — Только с самыми симпатичными и теми, кто купит мой лотос. Вы ведь его непременно купите.

Гарри разговор начал забавлять.

— А с чего вы взяли?

Девушка махнула рукой в сторону прилавка, у которого Снейп о чем-то спорил с продавцом.

— Суровая резкость линий, черный, строгий во всем кроме глаз они поглощают любой цвет, и, разумеется, слоновая кость, материал изысканный, но прочный. Вы не ошиблись в выборе, это будет отличным подарком вам.

— Почему мне?

— Вы видите смысл в том, чтобы дарить человеку вещи похожие на него самого? Вещи должны быть напоминанием о дарителе, о себе он и так не забудет. Но вы другое дело, вам будет приятно смотреть на лотос, и думать о нем.

— С чего вы взяли, что мне будет приятно о нем думать?

— Назовите это интуицией. А вообще человек занимающийся продажами должен чувствовать такие вещи, здесь много красивых безделиц, но вы блуждали бесцельно, пока эта не привлекла ваше внимание, и вы пришли с человеком, которому эта вещь соответствует. Я сделала выводы.

— Понятно.

— Покупаете?

— Да.

Лиз улыбнулась.

— Упаковать?

— Нет не надо, просто положите в пакет, — Гарри полез в карман за деньгами.

— Конечно мы же не хотим, чтобы он видел, чем вы заинтересовались. — Она взяла у него деньги. — Ждите здесь.

Через минуту девушка вернулась с пакетом, открыла маленьким ключиком стеллаж и протянула Гарри его покупку.

— Довольны?

Он кивнул.

— Да.

— Можно пригласить вас на ужин?

— Зачем?

— Чтобы поесть, — улыбнулась Лиз.

— А вы всех…

— Некоторых. Так как на счет ужина?

— Не уверен, что у меня скоро появится время.

— Или желание?

— Ну…

— Гарри не пытайтесь быть со мной тактичным. Вам нравятся парни, мне тоже. Нам есть, о чем поговорить!

Поттер почувствовал смущение.

— С чего вы взяли…

— Я же говорила интуиция. Ошиблась? Ну, простите, ради бога.

Гарри уже собирался ответить, но в этот момент Снейп закончил разговор с продавцом и подошел к ним. Поттер уже собирался представить новую знакомую, но в этот момент Лиз смешно наморщила нос.

— Северус, и почему мне всегда кажется, что это вы принесли с собой дождь?

— Англия вообще дождливая страна.

— Тогда вы дождливый человек в дождливой стране.

— Приму к сведенью, что вы уже всучили Поттеру?

Лиз взглянула на Гарри так, словно у них был один на двоих страшный секрет.

— Изумительную вещицу.

— Сколько она с вас содрала, Гарри?

— Триста фунтов.

— Вы еще легко отделались. Ты проявила гуманизм, Лиз. Если она подходит ко мне, я меньше чем с семью сотнями расстаться и не планирую.

— Тут другое дело. Я пригласила его на свидание, — гордо сообщила девушка, Гарри смутился, когда Снейп обернулся к нему.

— Удачи Поттер, а она вам очень понадобиться.

— Почему?

— Лиз вегетарианка, причем овощи и фрукты она ест исключительно в сыром виде, и поход с ней в ресторан — это испытание для гурмана.

— Я не гурман, — заметил Гарри.

— Вот-вот… — встряла Лиз. — И вообще, Северус, не вмешивайся в чужую личную жизнь.

— Я вмешиваюсь? Просто морально готовлю Гарри к тому, что обедать с тобой все равно, что жевать газон.

Лиз что-то фыркнула себе под нос и написала на визитке магазина номер своего телефона.

— Вот, Гарри, позвони, когда надумаешь.

— Спасибо, — Поттер сунул карточку в карман.

— Ну, до встречи.

— Да, наверное.

Она улыбнулась.

— Никаких «наверное».

— Хорошо, я позвоню.

Снейпа он нагнал уже на улице.

— Милая девушка.

Профессор кивнул.

— Да. Она вас ничем не удивила?

Гарри задумался.

— Ну, у нее богатая интуиция.

— И все?

— Она очень красива, и кого-то мне сильно напоминает.

— Блондинка, сероглазая, прямые светлые волосы, аристократичные черты лица. Вы отвратительно ненаблюдательны, просто представьте, что она без очков.

Гарри представил.

— Вот черт!

— Лиз Астрикс, ее назвали в приюте.

— Но, она же магла.

— Сквиб, Малфои всегда имеют только одного ребенка, сына, это не традиция, а необходимость. Наследственность чистокровных волшебников сложная вещь, войны, родовые проклятия, веками все это накапливается и уже даже семейная летопись не в состоянии ответить, откуда что пошло. Семейный кодекс Малфоев гласит: родиться должен только один ребенок это всегда мальчик, продолжатель династии. После рождения Драко, через пять лет Нарцисса снова забеременела, ее здоровье не позволяло избавиться от ребенка ни магическим ни магловским путем, в итоге родилась девочка, лишенная магических способностей, естественно этот факт ото всех скрыли, определив ребенка в приют.

— К чему вы все это мне рассказали?

— Мы ведь собираемся сегодня говорить о вашем сыне…. Я просто хотел подчеркнуть, что характер человека зачастую формирует среда обитания, а не генетические особенности.

Гарри кивнул.

— А Малфой знает, что у него есть сестра?

— Теперь да.

— Это вы ему сказали?

— Я, мне эту тайну поведал перед смертью Люциус, не думайте, что это было просьбой о ней позаботиться, скорее он хотел, чтобы я предостерег Драко, и он не пытался завести второго ребенка.

— Вы сделали это?

— Нет, просто поведал о сестре и обстоятельствах ее рождения, а он уже сам разыскал Лиз.

— Значит, они встречались?

— А на чьи деньги, по-вашему, такая молодая девушка могла обзавестись собственным антикварным салоном? Она ничего не знает о мире магии, считает, что их с Драко родители умерли, и поскольку родственников у них не было, их распределили в разные приюты, его усыновила богатая супружеская пара, а ей повезло меньше. Она его очень любит. А он, не побоюсь этого слова, заботится о ней, и о том мире полуправды, который для нее создал.

— Никогда бы не подумал, — честно признался Гарри. — Но ведь у Малфоя есть жена и ребенок?

— Они ничего не знают о Лиз. Это выбор Драко, и я его во многом поддерживаю. Так что теперь это секрет на троих.

Гарри удивился.

— Почему вы мне рассказали?

— Лучший способ заставить вас не искать истину — это просто позволить вам ее знать. Вы бы все равно догадались со временем, раз собираетесь с ней видеться. Это повлекло бы за собой целую цепочку ненужных вопросов, и могли бы всплыть обстоятельства, о которых лучше забыть.

— Я понимаю… и ничего не скажу, — согласился Гарри.

— На это я и рассчитывал, — кивнул Снейп.

— А что вы сами искали…. Какую-то редкую вещь?

— Нет, просто заказывал антикварную мебель, что-то в испанском стиле. Хотя это уже вам не интересно.

Снейп был прав, ему было неинтересно. Ему было так по-идиотски грустно…. Их встреча, довольно непринужденный разговор под дожем. Он чувствовал себя отравленным Северусом, его присутствием в своей жизни, и хотелось отравляться еще больше. Хотелось, но… Его пугал предстоящий разговор, и он ненавидел антикварную испанскую мебель и того, для кого она приобреталась.

— Итак… — Стоило им оказаться в суши-баре, и сделать заказ, Снейп внимательно на него посмотрел, и приготовился слушать.

Гарри совершенно не был готов к этому разговору, только не сейчас, после диалогов под дождем, антикварного магазина и милой девушки Лиз, так не похожей на своих родственников.

— Я… речь пойдет о Джейми.

— Это я уже понял.

Гарри решил, что неизбежное случится рано или поздно, — лучше рано. В конце концов, он сам это затеял.

— Вы не могли бы прекратить занятия с ним? По собственной инициативе?

— Мог бы.

Положительного ответа так скоро Гарри не ожидал и, наверное, даже расстроился. Мысль о том, что его сын так безразличен Снейпу, была болезненна не меньше, чем размышления об испанской антикварной мебели.

— Ну, хорошо. Спасибо за понимание, наверное.

Снейп откинулся на спинку стула.

— Вы как всегда спешите с выводами, я сказал, «мог бы», но не утверждал, что стану. А в этом мире масса вещей, которые я в состоянии сделать, но по тем или иным причинам, не хочу.

— Хорошо, я переформулирую свою просьбу. Пожалуйста, откажитесь от занятий с Джейми.

Снейп задумался.

— Я правильно понял, что вы хотите, чтобы инициатива исходила от меня, и ваше имя вообще не упоминалось?

— Да.

— Для подобного поступка мне нужна причина.

— Моей просьбы недостаточно?

— Нет, — сухо отрезал Снейп.

Вот именно к объяснениям Гарри готов не был и потому интуитивно решил солгать.

— Джейми проводит с вами слишком много времени, мы почти не общаемся.

Северус усмехнулся.

— Ваши проблемы. Сделайте так, чтобы с вами ему было интереснее.

— Но он просто очарован вами, я только о вас от него и слышу.

— Вы пытаетесь довести до моего сознания, что ревнуете собственного ребенка ко мне?

— Да! — Гарри с радостью ухватился за предложенную подсказку.

— Это абсурд, — Снейп смотрел на него как на буйного сумасшедшего. — Вы хоть сами понимаете, что говорите? Вы его отец! Плохой или просто отвратительный, это не тема нашего разговора, но никого ближе у Джеймса нет. Все мы, и вы, в том числе в детстве творили себе кумиров, но такие привязанности мимолетны. Он перерастет свои попытки подражать кому-то очень быстро.

— Ну и пусть, — огрызнулся Гарри.

— Значит дело лично во мне. — В голосе Снейпа звенел металл, между бровей залегла морщинка, свидетельствующая о крайнем раздражении.

— Да, — Гарри сказал быстрее, чем подумал и тут же исправился. — Нет.

— Так да или нет?

Гарри обреченно вздохнул.

— Я не знаю! Как мне это сказать?

— Попробуйте честно.

— Да, дело в вас. Довольны?

— Вполне. И что не так со мной лично?

Гарри сжал руки в кулаки.

— Вы мне не поверите….

— Мы этого не узнаем, пока вы не выскажетесь.

— Хорошо. Почему не попробовать. Если вы будете общаться с Джейми, мои шансы проиграть дело об опеке значительно возрастут.

Снейп задумался.

— И это не ваши домыслы? Вы располагаете фактами, что именно так и будет?

— Да, располагаю. Но…, — Гарри поежился под направленным на него взглядом. — Я не хотел бы их оглашать.

— Придется. Поттер, если вам удастся заставить меня поверить, что есть хоть один шанс, что ваши слова обоснованны, я прекращу занятия с вашим сыном.

Гарри задумался, и, вопреки данному слову, начал говорить правду. Не всю, сексуальный подтекст своего разговора с Диего он озвучивать не стал. Только поведал об алхимической лаборатории, и судье Меррике Трафте. Северус слушал его внимательно, не перебивая, но его пальцы раздраженно постукивали по столу. Когда Поттер закончил свой рассказ, он только спросил:

— Это все?

— Да.

— Что ж, я проверю вашу историю, и если это правда, Диего не будет вмешиваться в ваши дела.

— Вы мне не верите? Вы не понимаете. Если он узнает о том, что я вам рассказал…

— Потт…, Гарри я не могу утверждать, что я совсем вам не верю, просто вы не представили доказательств, и добыть их или опровергнуть все сказанное мне предстоит самостоятельно. Но даже если то, что вы рассказали, правда, речь идет о человеке, который запутался в своих желаниях, амбициях и методах достижения поставленной цели, уверен, простого разговора с Диего мне будет достаточно, чтобы убедить его оставить вас в покое.

— Но…

— В мои планы не входил, и не будет входить переезд куда-либо. Что до моего хорошего отношения к вашему сыну, то это вообще не имеет к моему желанию или нежеланию жить в Хогвордсе, никакого отношения.

— Я понимаю, но… — Гарри был почти в отчаянье, что-то подсказывало ему, что узнай Диего об их с Северусом разговоре, он не просто не отступится, а усмотрит в этом еще больше поводов, чтобы отравить ему существование. — Не надо, не говорите ему ничего, лучше я сам все скажу Джейми.

— Что вы ему скажете?

Принесли их заказ, и они минуту молчали, но и после ухода официантки в кимоно никто не спешил прикоснуться к еде.

— Я.., я запрещу ему к вам ходить.

— Поттер! Вам надо думать сейчас только о сыне. Предоставьте мне возможность все уладить.

— Вы не сможете, потому что не верите мне.

— Я вообще редко верю фразам, не подкрепленным доказательствами.

— Прошу вас, пообещайте ни о чем с ним не говорить.

Снейп отрицательно покачал головой.

-Нет, я не обещаю.

Гарри вскочил на ноги.

— Зря я затеял этот разговор, — его охватило отчаянье. — Надо было понять, что это только все испортит!

— Что испортит, Поттер?

-Я потеряю сына! И если это случится, то по вашей вине!

— По моей? — лицо Снейпа стало каменным. — Я вливал вам в глотку виски? Я бросил вашу жену под машину? Я заставил вашего сына поверить в то, что он нежеланный ребенок, своим рождением испортивший вам жизнь? О, как это знакомо, Поттер! Позвольте вспомнить, что я еще сделал,… ах да, убил вашего крестного…

— Я больше не виню вас в смерти Сириуса.

— Какое облегчение! С меня сняли ответственность за гибель одного строптивого импульсивного идиота!

— Не смейте…

— Оскорблять его? Я смею, Поттер. Ваш крестный был кретином не способным пожертвовать своим мнимым геройством ради простого здравомыслия.

— Он умер!

— А я говорю о покойниках правду, даже если она вам отвратительна.

— Прекратите.

— О, я только начал. Мы, кажется, давно не вспоминали вашего отца, желаете поговорить о нем?

— Нет.

— А я желаю. Еще один яркий пример человеческой глупости и упрямства. Вот скажите, что ему помешало выбрать хранителем своей тайны Дамблдора? Это было бы так разумно. Но нет, на первом месте была не безопасность, а заверения в мальчишеской дружбе. Кому было нужно его слепое доверие своим друзьям?

— Да, — Гарри захлестнула злость. — Они совершали ошибки. Вы тоже, — он указал на левую руку Снейпа. — И даже если от ваших не осталось и следа, то они были не менее тяжелыми.

— Я жив, — сухо отрезал Снейп.

— О да, а еще прославились в своей профессии, получили долбаный орден Мерлина, и имеете молодого любовника.

— Завидуете моему благополучию?

— Нет, я не понимаю вашего презрения к тем, кто в этой жизни менее удачлив.

— А мне все понятно, — Снейп тоже встал, достал бумажник, и кинул на стол деньги. — Прощайте, Поттер.

— Что вам понятно?

— Что конструктивного диалога с вами у нас никогда не получится.

С этими словами Снейп вышел из суши-бара.

Гарри сел за столик, чтобы подавить порыв броситься за ним и попросить прощения. Попробовать начать разговор сначала. Дверь в глубине черных глаз приоткрытая для него этим утром, захлопнулась, и это было… Странно, но даже... Вечность. Снейп советовал ему подумать о вечном. Первой мыслью было именно воспоминание о скоротечности жизни, а вторая упрямо тянула за собой сны, дождь, и одуряющий аромат сирени. Профессор сказал, что даже природа носит маски. Почему же они сами, стоит в чем-то не согласиться друг с другом, так привычно надевают личину взаимной ненависти? Ее ведь давно нет. Они могут не понимать логики друг друга но…. Снейп прав, отвратительно прав почти во всем, и от этого так раздражают его слова. Никто кроме него не виноват в том, что он может потерять Джейми. Сириус… да Сириус совершал ошибки, начиная с того похода на вокзал. Отец…, отец проявил неосторожность, которая стоила ему, и матери Гарри, жизни. Но все люди ошибаются, и сам Снейп…. Только этот самый профессор и правда жив… И вполне доволен жизнью, и любим… Любим Диего Кавадросом.

…Нет, к черту испанца, он любим потрепанным жизнью гриффиндорцем, которому, похоже, стоит, наконец, признать это. И не важно, что он, Гарри Поттер, может часами биться головой об стенку в попытке понять, как так вышло, и не найти объяснений. Случилось, и все. И, наверное, разумным и правильным было бы что-то сделать, чтобы избавиться от этого наваждения. Но как, если одна упрямая мысль, как итог спора, делает его счастливым? Снейп — жив. Его можно любить и ненавидеть. Презирать и видеть в не совсем приличных снах. И этот самый профессор, кажется, только начал проникаться к нему каким то подобием доверия, а Гарри все испортил. Опять.

* * *

Северус чувствовал даже не злость и раздражение… Поттер, наверное, не желая того, разбередил в его душе ворох воспоминаний. Смерть… Вина…. Ко многим смертям он приложил в свое время руку, ту самую — левую…. Ошибка, что этот мальчишка мог знать об этой его ошибке?

Аппарировав к школе, он с обычной стремительностью поспешил укрыться в безопасной прохладе своих подземелий. Диего не было, и это радовало, ему сейчас необходимо было одиночество. Казалось, он похоронил в себе эти воспоминания, но всего пары слов Поттера хватило, чтобы они воскресли. Налив себе виски, он извлек из тайника простую магловскую тетрадь с пожелтевшими страницами. На первой был нарисован скалистый берег и две мальчишеские фигурки….

Когда он был маленьким, Северус не любил лодки. Паруса казались ему страшным нагромождением вихрей. От них исходил до трепета пугающий дух сердитого моря, водорослей, насильственных странствий. Покорно отправляясь с отцом в каждое новое путешествие, он невольно страдал от отсутствия любимых книг, тосковал по уютной теплой постели — безмолвной свидетельнице его настоящей жизни в выдуманных мирах. По залитой серым светом комнате с всегда холодным камином. По роскошному сочно-зеленому канадскому клену, который краснел только к осени, и прохладным октябрьским утром согревал мальчика всполохом своих внезапно заалевших листьев... Этот клен мать посадила в год его рождения. Они вместе росли, и поверяли друг другу свои бесхитростные секреты. Только с ним Северус мог разделить свое горе. Надежный друг, верно скрывавший его окно от чужого любопытства, он велел пересадить его на кладбище к могиле матери, когда продавал тот проклятый дом. Он и теперь стоит там, по его стволу проворно бегают две белки, а ближе к зиме он засыпает надгробье Джулии Снейп золотым листопадом.

Он не любил лодки, мачты, паруса, тросы и канаты, ветер в лицо и волны за кармой. Северус с тоской смотрел в бинокль на дома, в то время, как единственная любовь и гордость его отца — небольшой двухмачтовый парусник выходил в море, отрезая мальчика от всего что дорого, что может дать хоть какую-то защиту. От его мамы, его комнаты, книг, и защитника-клена, на который он научился быстро взбираться, и укрываться в густой кроне, когда гнев отца становился уж совсем неконтролируемым.

В то лето, о котором он предпочитал не помнить, ему, как казалось, взрослому шестнадцатилетнему парню, мама подарила прекрасную модель настоящей пиратской шхуны. Дорогая волшебная безделушка, с бортов которой свешивались маленькие подвижные фигурки пиратов, и весело кричали «Йо-хо», чокаясь крошечными бутылками рома, он старался не показать, как раздосадован таким бесполезным подарком, ведь мать весь год откладывала на него деньги. Северус предпочел бы книгу по зельям, или пару новых мантий. Но мама всегда была мечтательницей, и абсолютно не умела выбирать практичные подарки. Впрочем, кем еще она могла быть, живя с его отцом? Это был ее способ не сойти с ума….

Корабль просуществовал всего пару дней, потом пьяный отец заметил его в комнате Северуса и, заявив, что у пиратских судов одна судьба, поджег радостно вспыхнувшие паруса, и насмешливым пинком толкнул в последнее плаванье по пруду у дома. Он сгорел в минуту, и сердце Северуса сжалось от боли: корабль исчез. Еще совсем недавно он был: ненужный, разочаровавший, непривычный — и вдруг кто-то его сжег, и остался только вонючий дым, мерзкая ухмылка негодяя отца, и тоска. Он помнил всю сцену в мельчайших деталях — кто где стоял, как горел первый дорогой подарок мамы, запах дыма, и то, как он мучительно делал вид, что ему безразлично.

Но куда болезненнее было для Северуса помнить о другом. Их когда-то богатая семья давно лишилась замков, угодий, слуг, и теперь кичилась только своей чистокровностью. Девиз отца «Мы нищие, но гордые» казался Северусу чем-то постыдным, признаком слабость и глупости. В министерстве Александр Снейп занимал скромную, но по его утверждению достойную аристократа и джентльмена должность, а матери и вовсе категорически запрещалось работать. Свою жажду власти его отец удовлетворял за счет домашней диктатуры, которую злоупотребление виски превратило в издевательство над домочадцами и регулярные побои.

Снейпы жили в Шотландии рядом с маленьким городком на берегу Северного моря, где не было других колдовских семейств. Общаться с маглами им с матерью категорически запрещалось. Впрочем, они оба в душе были затворниками, и вполне наслаждались в отсутствие отца обществом друг друга и книгами. Это было даже странно…. Несмотря на нищету, их дни были полны теплом, а вечера превращались в ад. И так все время: не жизнь, а замкнутый круг.

Было у него и свое тайное место, старый, давно заброшенный маяк, располагавшийся на утесе в их владениях. Иногда, вечерами, выбравшись из окна по своему клену, он бежал туда, чтобы спастись…. От грубости отца, и даже от слез мамы, которые наполняли его ощущением собственной беспомощности и ущербности. Нет, он любил мать, но…. Наверное, ей он не мог простить только одну вскользь брошенную фразу, что не забеременей она, все могло бы сложиться по-другому. Он не был ее радостью, ее мальчиком, только бременем, которое она несла с достоинством, но все равно…

Однажды, тем летом на его тайное место покусились. Пробравшись в старый маяк через перекошенную дверь, он оглядел давно прибранное пространство, где хранились его немногочисленные сокровища, пара библиотечных книг которые он стащил у своих соседей по Слизеринской спальне для мальчиков. Им, конечно, тогда влетело, но зато у него было, что почитать из того, что не одобрил бы его отец. Магловская литература. Сонеты Шекспира и двухтомный сборник русских поэтов, который взял неугомонный Забини, чтобы строчить любовные письма своим многочисленным подружкам. К этому прилагался журнал «Шаловливая ведьма» конфискованный у кого-то Малфоем, а затем брошенный в общей гостиной, и котел, в котором он летом варил зелья из тех ингредиентов, что удавалось купить на деньги, что давали ему для походов в Хогсмид. Все это великолепие, когда-то надежно спрятанное под лестницей, лежало теперь посреди башни, а над ним склонился парень, который стоило Северусу громко кашлянуть, заявляя о своих правах на данную территорию, обернулся и с улыбкой бросил: "Привет!".

Это был мальчик лет пятнадцати. Или шестнадцати. Откинув назад гриву длинных, выгоревших на солнце волос, он указал на его богатства.

— Тут такие потрясающие вещи! Особенно журнальчик. Правда, я не понял, как движутся картинки.

Нет тогда он, конечно, не думал ни о грязи, не о пошлости, просто вид этого жизнерадостного магловского мальчишки вызвал в нем странные чувства. Не отвращение или презрение, а желание ответить на эту улыбку. И он попробовал…. Решился, преодолев все что, еще мог преодолеть: от презрения к людям, до тех кошмаров, что жили в нем с момента посещения Визжащей хижины, кошмаров о том, что внутри каждого человека сидит злобный беспощадный зверь, который вырвется на волю стоит дать ему хоть крошечный шанс.

Мальчик среагировал на его полуулыбку приглашающим похлопыванием по старой подушке, которую когда-то притащил сам Северус. Вообще-то их было две, но на одной парень уже сидел.

— Интересно, чье это? — восторженно спросил непрошенный гость.

— Мое, — почему-то сразу признался он.

— Да? Круто, я Денни.

— Северус.

— Круто.

— Что?

— Круто, что Северус. Никогда не слышал такого странного имени.

Вот так родилась эта странная дружба. Они могли говорить часами, каждый о своем мире. Только проблем семьи не касались. Северус чувствовал, что у его друга есть свои скелеты в шкафу и скрывал от него ситуацию в собственном доме. Это была до странности притягательная симпатия. Первая любовь? Нет, Северус всегда отрицал это, в то время он был не готов к подобным откровениям. Просто Денни его опьянял. Он был очень ласковым мальчиком, не избегавшим, как сам Снейп, любых прикосновений, потому что Северус не ожидал от них ничего кроме боли. Наоборот, он жадно ласкался как котенок, наверное, в отношении к нему Снейпа, было что-то неправильное. В том, что он воспринимал смешливого Денни, как занятное домашнее животное, но очень любимое, и, как ни странно, тот с этим не спорил. Он таскал Снейпу книжки и вкуснейшие пирожные из магловской кондитерской. Стоило им не увидеться хоть одной ночью, оба начинали страшно тосковать и заваливали дуг друга на следующий день новыми дарами. У Северуса было мало материального, зато он мог сотворить, для кого-то сказку, и этот кто-то был в таком щенячьим восторге, что стоило любых усилий. Секс — нет, они не думали о таких вещах, по крайней мере, Северус пока не думал. Он задвинул это в планы на будущее уже тогда, но когда Денни клал голову ему на колени, позволяя перебирать мягкие пряди волос, в этом было что-то очень приятное. Как и в том что, они целовались. Всего однажды. Денни собирался на какую-то вечеринку, там должна была быть девушка, которая ему нравилась, и он признался, что не умеет целоваться, а Северус так старательно занимал позицию старшего товарища, что когда Денни спросил, как правильно делать это, просто не нашелся с ответом и, боясь ошибиться в словах, показал. Это был его первый поцелуй, сладкий от только что съеденных пирожных. Но чудесным был даже не он сам, а то, что на следующий день после вечеринки, когда он спросил Денни, как все прошло, тот, пожимая плечами, ответил: «С тобой было приятнее». Любовь? Нет, нет, не могло….

Профессор Снейп подошел к бару, и налил себе полный стакан виски, осушив его почти залпом. Нет, не любовь, боль…

…Не только, «чертов Поттер!», он опустился в кресло, вспоминая…. Денни был так красив. Выгоревшие волосы. Брови на взлет, густая челка, и глаза… Глаза кошки, котенка, изумруды… Поттер был виновен даже больше, чем он мог предположить. Потому что этим днем мокрый и хрупкий он уже проложил воспоминаниям дорожку, его слова только усугубили положение вещей.

Все жадное счастье того лета заключалось для него в постоянном присутствии рядом Денни. Если не наяву, то в мыслях. Его друга не смущала магия, наоборот, он был очарован ею. Иметь приятелем собственного волшебника.… «Круто!» Но этого было мало, он мечтал познакомить Северуса со своим миром, и однажды уговорил. Почти всю ночь они бродили по улицам маленького городка, объедались мороженым, на деньги Денни играли в магловские автоматы в ночном магазине, пока не….

Это был даже не гром. Просто в спину ударило:

— Северус! — и обманчиво сладкое уточнение, — что ты тут делаешь, сынок?

Он не нашелся с ответом. Фальшь этой фразы… Александр Снейп был очень красивым, располагающим к себе человеком. Северус всегда считал, что унаследовал от родителей худшее: рост отца, телосложение матери, ее же нос и гипнотический взгляд, волосы родителя, и его лицо. Но то, что у каждого из них…. Резкой, но и яркой и утонченной черноглазой блондинки Джулии Ван-Хельсинг, или сильного загорелого черноволосого и голубоглазого Александра Снейпа, казалось прекрасным, в их сыне сложилось в не особенно приятный портрет. Но Денни, наивный и доверчивый, ничего не знающий о его отце, с неприкрытым восхищением смотрел на взрослого волшебника.

— Сын, ты познакомишь меня со своим другом?

Нет, он не хотел их знакомить, но…

— Я Денни, сэр.

— Как «Денни-бой», — улыбка Снейпа-старшего была насквозь фальшива. — Люблю ирландские песни. А ты?

Мальчик задумался.

— Нет, предпочитаю что-то более современное.

— Ну а рыбалка тебе нравится?

— Не знаю, я никогда не был на рыбалке.

Отец бросил на Северуса насмешливый взгляд.

— Ну, мы это исправим, да, сынок? Возьмем его завтра с собой.

Северус испугался.

— Но…

Денни, он не понимал, не мог знать, что представляет из себя его отец, а потому радостно закивал, глядя на Северуса.

— Спасибо, сэр. Сев, как здорово. Рыбалка.

Это было ужасно, но его отец не дал ему возможности ничего сказать.

— А теперь домой, Сев,— хмыкнул он,— перед рыбной ловлей стоит выспаться. Ждем вас завтра утром, молодой человек.

В ту ночь он не сомкнул глаз, его преследовало ощущение беды, тем более, что отец отобрал у него палочку, наложил охранные чары на окно, и запер сына в спальне.

За завтраком, под укоризненным взглядом матери, в полной тишине, он делал вид, что ест. Голова раскалывалась. От боли, и предчувствия беды. Потом, когда пришел Денни, отец нарочно оттеснил его от Северуса, постоянно разговаривая, задавая вопросы…

Когда они оказались на паруснике. Северус было начал, как обычно, проворно распускать паруса, но отец дал ему знак прекратить, и запустил двигатель. Парусник плавно отчалил, и устремился в море. Северус настороженно показывал Денни лодку.

— Вот здесь лед... здесь можно готовить еду. Здесь спать. Там, в нише, каюта отца. А здесь, сверху, можно тоже спать. А там душ и туалет. Там — моторное отделение, — восхищение его друга отравляет каждую минуту этой экскурсии, но теперь есть надежда, что все обойдется. Потому что отца рядом нет.

А потом… Александр Снейп стоит у штурвала и смотрит вперед. Туда где на носу лодки сидит мальчик, и кровь снова стынет в жилах. Он видит хитрый взгляд отца. Он хорошо изучил этот взгляд, который тот часто посылал женщинам, девушкам, даже девчонкам, и, от которого они смущались, терялись и краснели. Северус чувствовал, что задыхается от бессилия и бешенства. Надо что-то делать, но что? У него отняли даже палочку,… а отец достает бутылку и делает глоток. Все.… Они уже в море, и он…. Он не может даже швырнуть Денни за борт. Тот не доплывет до берега!

Остается броситься прямо к Дьяволу.

— Дай мне штурвал!

Отец охотно уступает, показывая на эхолот и компас.

— Следи!

С хищным блеском в глазах движется на нос парусника. Подтягивать снасти. «Да как же! Может, и паруса распустим?» Набат тревоги бьет по вискам. Северусу делается нехорошо.

— Глуши мотор, и принеси снасти из кладовой.

Приказ, а не просьба, он бежит так быстро как может, отец любит убивать рыб, может это отвлечет его от всего остального?

…Но, стоит ему оказаться в кладовке он понимает всю глупость своего поступка. Она заколдована! Ловушка для дурака, рассчитанная только на вход. «Нет! Нет! НЕТ!». Он в кровь сбивает о доски руки, а его голос через несколько минут срывается от крика. Что же делать? Головная боль не выносима… «Денни! Там Денни!», что-то лопается, взрывается перед глазами кровавым фейерверком. Он плачет, ему страшно… он пытается отбиться от грубых рук умоляет «Не надо»…. Нет, это не он,… он не может звать себя по имени не может захлебываясь криком вгрызаться себе в мозг «Северус…Северус…. Ну где же ты?». Как помочь себе? Нет не себе, головная боль невыносима. Он падает на пол…. Бежать, бежать, бежать сквозь стены, помочь…. Нет, он не может ничего исправить только запах виски бьет в нос, только парализует ужас, когда скрюченные пальцы впиваются в кожу, отставляя царапины. Когда сверху наваливается чужое тело, и так трудно дышать. Чужие перекошенные черты, и боль, боль…. Как больно, словно твое тело рвут на части, непоправимо калечат. Оно уже никогда не будет прежним, невинным, красивым и целым. Горит кораблик, только на этот раз игрушка живая, и она бесценна! Ласковая, с зелеными кошачьими глазами, и ей больно! Он чувствует каждую каплю этой боли! И теперь даже хорошо, что нечем дышать, хорошо, что эти ненавистные руки смыкаются на горле, хорошо, но так больно, и темно и нет,… не важно, этот удар сердца будет последним. Потом тишина, так тихо, что слышен шорох крыльев. Смерть — это освобождение….

Он пришел в себя через три дня, от запаха настойки мелисы, которой мать растирала ему виски.

— Ну, вот миссис Снейп, а вы боялись. — Серенький колдомедик, пощупал его лоб. Такой дар как Occlumency редко просыпается в детях в столь позднем возрасте. А у вашего сына, хочу заметить просто феноменальные способности, и то, что мозг приспосабливается к нему, может вызвать тяжелый бред. Что-то спровоцировало открытие дара?

— Да, — мать погладила его по руке, призывая к молчанию. — Мальчик, с которым Северус был очень дружен, погиб. Он жил с матерью в соседнем городе, их дом сгорел. Женщина была на работе, но ее сына спасти не удалось.

Он отбросил материнскую ладонь.

— Это все ложь… Денни, я чувствовал его смерть, он не сгорел, его задушили…

— Да, сначала он задохнулся угарным газом. — Миссис Снейп поспешила выпроводить колдомедика. — Северус еще бредит, вы же видите.

Старичок покачал головой, но к двери пошел, на пороге он обернулся.

— Молодой человек вы уверены, что были в его мыслях, когда он умер?

— Да.

— Что там?

Северус задумался.

— Там хорошо, темно, и совсем нет боли,… а еще там тихо, так тихо, что можно расслышать шорох крыльев ангела.

Старик кивнул.

Он мог бы сказать, что все его поступки, последовавшие за этим днем, были сделаны в состоянии аффекта, но это было бы ложью.

Он осознавал все, что делал, когда из ножки стула выпилил подобие волшебной палочки и покрывал ее черным лаком, чтобы походила на отцовскую, и когда, пробравшись ночью в его спальню, подменил ею настоящую. Он отдавал себе отчет в том, что делает, организуя в днище парусника большую течь, и маскируя ее заклинанием, которого хватило бы на пару часов после выхода суденышка в море. Он понимал, зачем на следующее утро притворился больным, и не поехал с отцом. Он все это делал намеренно, и чувства вины не было, много грехов на его душе, но в этом он не каялся никогда.

Даже в тот миг, когда, поглаживая тетрадь Денни, с его не слишком талантливыми рисунками, на которых они всегда были вдвоем, Северус позволял своему мозгу погрузиться в боль наполненных водой легких, когда жадно впитывал каждый оттенок чужой агонии. Когда вечером за ужином он бросил матери:

— Его тишина воняла серой.

Когда холодно взглянул в ее настороженные глаза. Раскаянья не было. Он больше не чувствовал к ней ничего… Она была только безмолвным свидетелем чужих преступлений. О его она тоже смолчала…. А через три года унесла их общую тайну в могилу. Но тогда она была ему уже совсем чужой…. Все были чужими, его душа задохнулась от слез на полу, в кладовой, в тот миг, когда умер Денни.

Потом Малфой предложил ему стать Пожирателем смерти, он не колебался ни секунды. Идти путем разрушения он мог и хотел… смерть была ему, по крайней мере, понятна. Он был жесток как все, и более циничен, чем многие. Пока…. У очередной его жертвы, уже пожилой женщины, были зеленые глаза…. Не котенка…. Уже взрослой кошки…. Но что-то в мертвой душе воскресло…. Нет, не раскаянье, это было потом… просто эти глаза…. И крик в голове, мольба о помощи, голосом из самого страшного детского кошмара. Он не убил ее тогда, это пришлось сделать позже, когда он уже носил маску шпиона, и кто-то называвший себя добрым, счел, что он должен отыграть свою роль до конца. Но теперь все было иначе, теперь каждый раз внутри плакал мальчик Денни, и его зеленые глаза застилала боль.

Северус отложил тетрадь. Зеленые глаза его рок. Чертов Поттер! Неужели он возомнил себе, что знает цену его ошибке? Неужели в его тупую гриффиндорскую голову пришла мысль о том, что он вправе судить его поступки? Что он вправе заставлять его помнить? У Северуса Снейпа не было и не будет иного судьи кроме смерти. Ей решать, услышит ли он шорох крыльев

Гарри вернулся к себе объевшийся японской еды, но совершенно несчастный. Сама мысль о том, что их со Снейпом пусть не дружбе, но взаимной терпимости пришел конец, давила подобно могильному камню, который погреб под собой нечто, когда-то бывшее живым. Еще не теплое, но уже не холодное. Горько, так горько было сознавать, что он пополнил унылую толпу безответно влюбленных… Или, может, не так это страшно — быть с кем-то только в своих фантазиях? Говорят, такая любовь вдохновляет…. Бред, нет ничего лучше, чем любовь, разделенная… Рука в руке, губы к губам, и смешать дыхание, отдать себя без остатка и получить столько же взамен…. А впрочем, откуда ему знать? С Гарри подобно-го еще не случалось.

В комнатах было пусто, наверное, Джеймс еще не вернулся с прогулки. Снова возникла мысль о собаке, кошке, сове, да о каком угодно живом существе, только бы не чувство-вать эту пустоту. Не выть от одиночества. Тоска… Его начинала угнетать тоска этого ми-ра после пусть неярких и серых, но все равно завораживающих красок этого утра.

Пройдя в гостиную, Поттер сел в кресло и только тогда заметил бутылку на столике, она была открыта, рядом стоял стакан с виски, полный на две трети. И этот чудный, терпкий аромат дорогого скотча… Запах отчаянья и… опять тоски, от нее было не сбежать…

…Это так просто… Он протянул руку, лаская пальцами холодные стенки стакана. Один глоток, это, конечно, не решение, но шаг по пути к полному отсутствию боли, и сделать этот шаг так просто… Для этого не нужно проявлять решимость, просто вспомнить, что он человек, а людям свойственны слабости.

— Нет! — Гарри с размаху запустил стакан в давно потухший камин.

Хватит, он больше не кинется по собственной воле в пропасть. Туда, где только одиноче-ство и никогда не будет Джейми. Он справится, но черт… Запах виски занял, казалось, все пространство в комнате.

— Как сложно! — Поттер обхватил себя руками, опускаясь в кресло.

Сколько просидел он так, пытаясь унять дрожь желания… Желания встать и выпить оста-ток в бутылке, минуту? Час? Преодоление, он пытался раз и навсегда уяснить, почему это ему больше не нужно, причин можно было насчитать сотню, но только одна была по-настоящему важной…

Гарри пришел в себя, когда услышал слабый всхлип. Поднял глаза и утонул в ощущении дежавю.

Джейми стоял прямо перед ним, прижимая к груди бутылку, он казался сейчас очень ма-леньким и невероятно потерянным. Глаза были не злыми, нет, в них скопилось столько горечи… Гарри протянул к сыну руки, но тот отбежал в другой конец комнаты.

— Ты же мне обещал! Ты сказал, что не будешь пить! Я… Я тебе поверил! — вот теперь он увидел гнев, кулачком Джейми стер злые слезы бессильной ярости. — Слышишь, я пове-рил… Ты просил, и я сделал!

— Мальчик мой… сынок, я не пил! — Поттер понимал, что его голос звучит неубедительно для Джеймса, и взял себя в руки. — Это правда.

— Ложь! — Теперь слезы лились рекой. — Все ложь! Тут все пропахло алкоголем! Ты не хо-чешь жить со мной! Я тебе не нужен! Ты никогда меня не хотел! Скажи, оно хоть того стоит, это твое поганое пойло?

— Нет, сынок, не стоит. Ничто в этом мире не стоит тебя, — Гарри поднялся с кресла, и, предчувствуя беду, потянулся за палочкой.

— А я сейчас узнаю! — Джейми поднес открытую бутылку ко рту.

Наплевав на магию, Гарри кинулся вперед, ему казалось, что он движется преступно мед-ленно, теперь время отсчитывали не секунды, а стук его сердца и движения кадыка Джеймса, когда он делал очередной глоток. Янтарная жидкость текла изо рта по подбо-родку, смешиваясь со слезами и стекая за воротник рубашки. Когда отцу, наконец, уда-лось выхватить бутылку, мальчик поморщился, отступая назад.

— Какая гадость, какая отвратительная мерзость.

— Джейми, солнышко, — отставив в сторону виски, Гарри опустился на колени, ловя рука-ми вдруг обмякшее мальчишеское тело. — Я не пил, мой хороший, мой родной. Поверь мне.

Он целовал покрывшийся холодной испариной лоб, глаза Джеймса помутнели, он поднял руку, чтобы отстранить отца, но жест получился слабым.

— Я тебе не вер… — мальчик как подкошенный рухнул в его объятья.

— Джейми… Джейми… — Гарри почувствовал, что сходит с ума. — Солнышко мое, очнись, очнись, пожалуйста… — он изо всех сил тряс мальчика, но это не давало результата.

Даже не задумавшись о камине, Поттер подхватил сына на руки и бросился в больничное крыло.

* * *

Мадам Памфри всегда отличалась решимостью, увидев Гарри с сыном, она прежде всего уложила мальчика на кровать, а затем принялась задавать вопросы, чередуя их с заклина-ниями, позволяющими выявить причину недомогания.

— Что произошло?

Гарри, которого била нервная дрожь, опустился на пол у постели сына.

— Я… я вернулся из Лондона, где был по делам… и в моих комнатах уже стояла бутылка виски. Потом пришел Джейми, я не уследил и он сделал несколько глотков.

— Салазарова печенка! — Выругалась всегда сдержанная мадам Памфри, ошарашенно глядя на фиолетовую ауру, возникшую вокруг Джейми после очередного заклинания. — Это вам не отравление алкоголем, Поттер, срочно зовите профессора Снейпа, или я не дам за жизнь мальчика ни кната! У нас максимум час.

Гарри, не раздумывая, бросился к камину и, бросив горсть кружной муки, заорал:

— Кабинет профессора Снейпа.

* * *

Диего пришел из Хогсмида в приподнятом настроении. С кучей всевозможных покупок, которые он, зная привычки Снейпа, не стал бросать, где попало, а аккуратно уложил на столик.

— Северус, ты уже вернулся. — Он кивнул в сторону открытого бара. — Что отмечаем?

Любые слова, не подкрепленные фактами, всего лишь звук. Профессор внимательно рас-сматривал своего любовника, пытаясь отыскать на его лице тень фальши или тех, в об-щем-то, вполне объяснимых амбиций, на которые намекал Поттер. Впрочем, если они и есть, Диего придется понять раз и навсегда, что в своей жизни все решения он принимает исключительно сам, и подтолкнуть его к любому выбору невозможно. Понять и принять, или это конец.

— Как твое начинание с недвижимостью? Подобрал дом?

Испанец развел руками.

— Поттер заболел, так что я ходил с его мальчиком. С таким сорванцом много не посмот-ришь. — Улыбка Диего была ослепительна. — Но все, что я видел…. Ну, не по мне, в об-щем. Даже не знаю, как поступить.

Северус кивнул.

— Понимаю, чего-то подобного я ожидал, а потому взял на себя смелость присмотреть зе-мельный участок, мы построим такой дом, как ты хочешь. И я заказал мебель. Антиквари-ат, все как ты любишь. Доволен?

— Конечно, — как можно было не верить этому? Диего подошел сзади, обнял его за плечи и поцеловал в висок. –Спасибо, я ценю твою заботу, мой Северус.

— Твой? — Не то чтобы он сомневался… Но слова Поттера не шли у него из головы. По-дозрительность, она давно стала его второй натурой.

— Конечно, мой, — губы Диего коснулись виска. — Только мой, — жадный рот скользнул вниз, прикусив мочку уха…

Продолжить допрос дальше Северус не смог: в камине появилось лицо Поттера. Он был бледен как смерть.

— Профессор Снейп, — он даже не обратил внимание на недовольно нахмурившегося Дие-го. — Вы должны срочно прийти в больничное крыло. Джейми, он… Мадам Памфри веле-ла позвать вас.

Отстранив своего любовника, буркнувшего: «Как всегда, на самом интересном месте», — Снейп поднялся и шагнул к камину.

* * *

Гарри жадно следил за действиями профессора: подойдя к кровати Джейми, тот быстро выслушал какие-то заумные объяснения мадам Памфри и взмахнул палочкой. Снова поя-вилось все то же фиолетовое свечение, только теперь со странным жемчужным отливом.

— Мальчику очень повезло. Как всё это произошло, Поттер?

— Что это? — Гарри перевел взгляд с Мастера зелий на мадам Памфри. — Что с моим сы-ном?!

— Как получилось, что мальчик принял отворотное зелье? И не простое, а зачарованное на конкретного человека?

— Зелье… — Гарри попытался взять себя в руки и не задавать пока лишних вопросов. — Он не принимал зелье.

— Вспомните, оно должно было подействовать мгновенно. Что он съел или выпил?

— Выпил. Кода я вернулся домой, на столе стояла бутылка виски и стакан, я не пил, но Джейми пришел и подумал, что я снова…

— Понятно, дальше, — сухо отрезал Снейп, давая ему возможность избежать ненужных от-кровений при мадам Памфри.

— Он схватил бутылку и сделал несколько глотков.

Профессор нахмурился.

— Так, о вашем отношении к предметам, которые берутся непонятно откуда, мы погово-рим позже. Хотя уже сейчас замечу, что вашу доверчивость не исправит даже могила, по-тому что, как правило, ваши глупости укладывают в нее других. Вы сами точно не пили?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Нет. Я…

Его снова перебили.

— Хорошо, как ни странно, мальчику в этот раз повезло, что он Поттер. Поппи, наши шан-сы пятьдесят на пятьдесят. Отворотное зелье было рассчитано на определенного человека, такие сложные зелья очень эффективны, но требуют конкретики и точности. Отворотить от кого-то хотели Поттера, в состав добавлен, скорее всего, его волос. Для любого другого это зелье смертельно, но мальчику повезло, что он его сын.

— Что нам делать?

— Ждать. Если он переживет эту ночь, наутро можно будет дать укрепляющее и восстано-вить рефлексы, а пока любое зелье для него смертельно. Наложите поддерживающие ча-ры. Я спущусь к себе и приготовлю пару составов, которые помогут, если он протянет достаточно долго.

Гарри больше не надо было искать виновного. Гнев, боль, презрение, ревность. Все это смешалось в голове, он жаждал только одного: заставить этого ублюдка заплатить за стра-дания, причиненные Джейми.

— Я убью его! — он вскочил и бросился к камину. Но Снейп оказался быстрее и преградил ему путь. Ошалев от такой наглости и, по его мнению, несправедливости, Поттер с разма-ху заехал профессору кулаком в живот.

Тот издал звук, больше всего напоминающий шипение оскорбленной гадюки.

— Это вы во всем виноваты! Если бы вы только мне поверили! — Он сам понимал, что го-ворит совершенно необоснованные вещи, но сейчас ему было все равно. — Это ваш чертов Диего! Из-за него мой сын умирает!

Снейп, распрямившись после пропущенного удара, влепил Гарри такую пощечину, что тот на секунду изумленно замер: этой секунды профессору хватило, чтобы выхватить па-лочку и обездвижить его. Он же удержал устремившегося к полу Поттера, схватив его за майку.

— Прекратить истерику! Хватит, наконец, строить из себя непонятно что. Определитесь с ролями, мститель вы или страдалец, потому что меня уже утомили перепады вашего на-строения! — зашипел ему в лицо профессор. — Ваш сын еще жив, и сейчас вы нужны ему, чертов идиот. Я знаю, кто виноват, хотя не понимаю, зачем ему это понадобилось. Хотите убить его? Пожалуйста, но что тогда? Азкабан? Оставите мальчика безотцовщиной, если он выкарабкается? Вперед, Поттер! Давайте, докажите всем, что вы думаете только о себе и о своих так называемых чувствах! Я сейчас сниму чары, но решать вам. — Снейп взмах-нул палочкой, одновременно отпустив его майку. Гарри пошатнулся, но устоял на ногах.

— Но как он мог?! Вы не понимаете, он…

— Не понимаю, — кивнул Снейп. — Но я хочу разобраться. Оставайтесь здесь, с Поппи.

— Но…

— Сейчас не время для необдуманных поступков.

Гарри собрался и посмотрел в глаза Снейпу.

— Я останусь, но он должен заплатить за это.

Профессор кивнул.

— Ваше право. Но, Поттер, все завтра, сейчас будьте здесь, с сыном.

Гарри кивнул.

— Хорошо, — он отвернулся и пошел к постели сына. За его спиной Снейп шагнул в камин.

* * *

Диего ждал его, сидя в кресле. Босой, в синем халате с мокрыми после душа волосами.

«Красив, — сухо отметил Снейп, — знает об этом и прекрасно этим пользуется».

— Что с мальчиком? — молодой человек отложил книгу.

— Отравление сильным отворотным зельем, ему не предназначенным.

Он пытался заметить посторонние эмоции на лице Диего, но тот только пожал плечами.

— Какая трагедия. Он умер?

— Нет, зелье предназначалось его отцу, так что шансы пока есть.

— О?! Поттеру? Странно.

Снейп кивнул и подошел к шкафчику с зельями, достал маленький флакон с прозрачной жидкостью и поставил на столик рядом с креслом Диего, тот равнодушно на него посмот-рел.

— Веритасерум?

— Да, я настаиваю на откровенном разговоре.

Диего выглядел потрясенным.

— Северус?!

Снейп сел в соседнее кресло.

— Подобное отворотное зелье сохраняет свои свойства в течение одного дня, очень слож-ный состав, редкие компоненты, сварить его под силу только настоящему Мастеру зелий, а для того, чтобы достать волос Поттера, который нужно добавлять на последней стадии, надо находиться рядом с ним. Ты имеешь доступ к моей лаборатории, в школе в данный момент два человека, способных сварить это зелье. Я знаю, что я его не готовил.

Диего отодвинул флакон.

— Обойдемся без веритасерума. Врать тебе я смысла не вижу, да у меня, наверное, и не выйдет. — Диего уставился на огонь в камине, даже летом в подземельях было холодно. — Я сварил это зелье и добавил в виски.

Снейп решил сначала уточнить детали.

— Как оно оказалось в его комнате?

— Уговорил какого-то эльфа его поставить, сказал что подарок, — испанец пожал плечами. — Никто не должен был пострадать. Мальчик утром сказал, что Поттер болен и весь день пробудет у себя. Я специально подольше продержал его в Хогсмиде, думал, его отец уже успел все выпить.

— Зачем тебе это понадобилось?

— А ты, правда, не знаешь? Я ревнив.

Северус расхохотался абсурдности такого предположения. Несмотря на тяжелые обстоя-тельства, чужая склонность к нелепым предположениям его раздражала.

— Ты ревновал Поттера ко мне? Я никогда не слышал большей глупости.

Диего хмыкнул.

— А это не глупость, мы с ним говорили… Я думал, что он так засматривается на меня. Вынужден признать, что ошибся, его интересуешь ты.

Снейп просто отложил эту мысль для рассмотрения после.

— Меня удивляет твое поведение, что бы ты ни думал на счет Поттера, это не давало тебе право сомневаться во мне.

— Может, и не давало…. Но всегда лучше перестраховаться. Не находишь?

— Ну, теперь можешь начинать беспокоиться, я вряд ли стану навещать тебя в Азкабане.

— Азкабан? — Диего поднял на него удивленные глаза.

— В лучшем случае, ты совершил отравление ребенка запрещенным зельем. В худшем — непреднамеренное убийство.

— Но я же не хотел! Если бы зелье выпил Поттер, никто бы вообще ничего не узнал.

— Но его выпил Джеймс, и я искренне считаю, что, подав на тебя в суд, Гарри решит нема-ло своих проблем.

Испанец покачал головой.

— Не решит! Я прослежу за этим.

— Полагаю, мы подошли к той части вашего разговора, где упоминался судья Меррик Трафт.

— Откуда ты… А впрочем, ясно, откуда — Поттер. Что ж, как бы ни были опрометчивы мои поступки, я теперь могу быть уверен, что он потеряет своего ребенка. Отец, который до-пустил такое… Ни один суд не сохранит за ним опеку над мальчиком. Зелье ведь было в виски.

— Попытку убийства ты называешь опрометчивым поступком? Мило, нет, правда, Диего, — Северус улыбнулся. — Всегда подозревал в тебе многочисленные достоинства, но не ожи-дал такого цинизма. Впрочем, его наличие хоть немного объясняет, что я в тебе нашел, а в остальном... Я могу спать с идиотом, но не разделить с ним свою жизнь.

— Идиотом? — Синие глаза Диего потемнели. — Да я…

— Что ты? Решил, что можешь себе позволить манипулировать мною? Я не допускаю по-добных вольностей.

— Разве нам было плохо вместе? Я потратил на тебя четыре года своей жизни!

Северус усмехнулся.

— Сожалею, что ты провел это время так бездарно.

Он встал.

— А теперь, извини, мне надо приготовить зелья для мальчика, как только я выйду из этих комнат, камин будет заблокирован, как, впрочем, и двери. Поговорим утром, теперь твоя судьба зависит только от того, выживет ли ребенок.

Северус уже был у двери, когда Диего крикнул ему в спину:

— Но я люблю тебя.

— Твои проблемы, — ответил он и вышел.

* * *

Мадам Памфри ушла к себе просматривать литературу по колдомедицине, надеясь найти что-то, способное помочь. Почти все свечи в больничном крыле были погашены, кроме одной, освещавшей узкую кровать с белыми простынями. Гарри сидел на стуле рядом с постелью сына, сжимая маленькую ладошку, и ждал. Он никогда бы не поверил, что самая страшная вещь в мире это даже не война… Это ожидание. Тикают минуты, и в каждой только страх… Выдержать эту тишину было невозможно, и он заговорил.

— Неужели это всё? Вот так нелепо, остановится сердце и всё? И всё! Нет, этого не может быть! Так не должно быть! Нельзя умирать в десять лет! Господи, только бы ты выжил! Нельзя же так. Ты не должен, не можешь умереть! Кто угодно, только не ты! Пожалуй-ста…

Мальчик лежал такой маленький и бледный. Гарри прижимал его руки к своим губам.

— Знаю-знаю, ты не любишь, когда я так делаю, всегда смущаешься, говоришь, что уже взрослый. Но я часто так делаю, когда ты спишь. Ну извини, пожалуйста, ты просто очень нужен мне. Слышишь, Джейми? Я постараюсь. Я смогу стать таким, каким ты хочешь ме-ня видеть. Идеалом силы, уверенности, надёжности, вместе мы преодолеем все сложно-сти, все трудности этой поганой жизни. Ты лежишь сейчас здесь. Бледный. С закрытыми глазами, ни на что не реагирующий, но я не позволю тебе умереть, слышишь! Ну почему? Почему ты, а не я?

С каким счастьем он поменялся бы сейчас с мальчиком местами! Какая это страшная, не-выносимая мука — вот так сидеть у постели сына и осознавать, что ничем не можешь по-мочь своему ребенку. Если его сердце остановится, жизнь Гарри потеряет смысл. Ведь не-возможно жить без Джейми. Просыпаться каждое утро и знать, что больше некуда спе-шить. Некого любить. Некому радоваться. Что больше никто не ворвется в комнаты с ра-достным воплем: "Пап, посмотри, какая интересная книга!" Сейчас Гарри понял, наконец, что мальчик — часть его, любимая, бесценная, жаль, что за это осознание пришлось так дорого платить. Джейми, а не ему.

— Я так виноват. Пожалуйста, очнись! Мы поедем с тобой в Египет… Ты же хотел раньше. Помнишь, как мучил Билла расспросами о пирамидах? Обязательно поедем. Очень давно, когда ты был еще маленьким, мы ходили гулять в парк. Ты тогда спросил меня, чего я больше всего боюсь. Я смешно выкрутился, придумав какого-то невероятного "звероно-госпиногрыза". Сейчас я понял — беспомощности. Именно теперь, в этот момент, самый страшный в моей жизни, когда я ничего уже не могу изменить. Прости меня, ради всего святого, прости! Прости за то, что не всегда слушал… прости, что мне плохо удавалось развеять твои опасения. Но я буду… Честно, даже если ты вечер напролет будешь гово-рить только о Снейпе. Я не могу без тебя, Джейми… Понимаешь, не могу! Я должен ви-деть тебя, твою улыбку, слышать твой смех, вытирать твои слезы. Я не смогу без этого, слышишь? Ты заставил меня измениться целиком, изнутри, приказал поверить в себя, свои силы и возможности. Ты смог. Верь, что у нас все будет так, как ты захочешь, только очнись…

— Уже три часа ночи.

Гарри обернулся. В дверях стоял профессор Снейп, сжимавший в руках несколько флако-нов. Поттер и не слышал, как он вошел.

— И давно вы здесь стоите?

— Достаточно.

— Достаточно для чего?

Снейп пожал плечами.

— Чтобы понять, что вы не безнадежны.

— А где…

— Я запер его в своих комнатах, не волнуйтесь.

Гарри кивнул и снова обернулся к сыну.

Снейп подошел к шкафу мадам Памфри и стал переставлять какие-то склянки.

— Как мальчик?

— Без изменений.

— Это хорошо, время на нашей стороне.

— Надеюсь.

Снейп подошел и сел на край кровати. Они молчали, но тишина уже не была такой гнету-щей. Ожидание, разделенное на двоих, не казалось уже таким страшным.

— Я наговорил вам сегодня много несправедливых вещей.

Снейп пожал плечами.

— Как обычно.

— Но мне важно, чтобы вы знали, что на самом деле я так не думаю.

— Это для меня тоже не новость. Сначала говорить, а потом думать — одна из ваших отвра-тительных привычек.

— Отвратительнее нет ничего?

— Есть, ваша неосторожность.

Гарри кивнул, взглянув на мальчика.

— Я не смогу жить без него.

— Не хороните сына раньше времени.

— Я все отдам, чтобы он жил.

— Я понимаю. Но жить вы в любом случае будете. Люди могут существовать даже после поцелуя дементора. Есть, спать, дышать…

— И вы называете это жизнью? — возмутился Гарри.

— По-моему, я говорил о существовании.

Они помолчали. Потом Поттер решился на вопрос.

— И, по-вашему, имеет смысл так жить? Без близких? Без привязанностей?

Снейп устало откинулся на спинку кровати. Сейчас он выглядел почти так же отталки-вающе, как тогда, в школе, человек, состоящий только из углов, каждая грань которых так остра, что, кажется, осмелься вы прикоснуться к ней, непременно порежетесь.

— Мы совсем другие люди, когда находимся в одиночестве. — Начал он тихим голосом, — когда слушаем музыку, читаем книгу, идем за покупками, получаем то, на что, как нам кажется, мы имеем полное право. Мы находимся в одиночестве большую часть своей жизни — за работой, размышляя, во сне. И на каком-то этапе нашей жизни этого нам ста-новится недостаточно. Появляется желание, чтобы что-то, что знаем только мы, узнал кто-нибудь еще. И мы тратим время на поиски этого кого-то, не для того, чтобы быть не од-ними там, где привычно одиноки, но для того, чтобы не быть одними, когда мы не делаем привычных, не требующих участия посторонних, вещей. В моем случае я в очередной раз убедился, что оно того не стоит.

— Любовь, дружеское участие? Секс, наконец?

— Любовь, избавьте меня от этого слова, оно давно устарело. — А секс? — Гарри сам не по-нял, почему так покраснел, глядя на усмешку профессора. Может, потому, что сцена у озера все еще не шла у него из головы. — К какому состоянию человека можно его отне-сти? К тому, когда мы одни? Или нет? И когда мы ищем кого-то для секса, думаем мы о большем, чем просто об удовлетворении своих физиологических потребностей? Но даже если секс — для удовлетворения потребностей, то нельзя быть полностью удовлетворен-ным куском сырого мяса, хоть он и похрипывает и постанывает именно так, как представ-ляет наша самая изощренная фантазия. Вокруг нас вся эта мишура — романы, беллетри-стика, слова о любви и поцелуях. В общем, мысли о том, что один — это не есть достаточ-но, будут посещать вас независимо от желания думать о них. И мы все делаем новый шаг в новом направлении. Это как день, когда вы покупаете себе собачку. Жизнь нужно зна-чительно изменить — место для миски, деньги на корм, время для прогулок, ранний подъ-ем, возможно, придется все систематизировать. Наверное, начать с собачки даже лучше, но не значит удачно. Потому что в тот день, когда вы приведете в дом другого человека, вы не знаете, что ему нельзя треснуть по морде, запереть, уйти пройтись и отойти, купить косточку и путем ласки завоевать прощение и уважение в силу преданности. Не каждая собачка гавкает на своего хозяина, когда тот не в духе и наказывает её, собственно, я не знаю ни одной такой, которая стала бы это делать. Ваш покойный крестный, разумеется, не в счет. — Не удержался от сарказма профессор. — Так что я, Поттер, не знаю ответа, от-вратителен ли секс без привязанности и стоит ли затраченных усилий привязанность с сексом, но факты, которыми я располагаю благодаря вам, подтверждают, что — нет, не стоит. А при полном отсутствии уверенности, думаю, не надо ввязываться ни в то, ни в другое.

Гарри понял, что это значит, и не подозревал, что скажет что-то подобное.

— Мне жаль, что у вас ничего не вышло с Диего. Жаль, что он оказался не таким, как вы думали.

Снейп пожал плечами.

— Не говорите глупостей, Поттер. Он именно такой, каким я себе его представлял: моло-дой, неглупый, циничный и амбициозный. Единственное, в чем я ошибся — это в его уме-нии держать свои черты характера под контролем разума. Впрочем, раньше выдержка его не подводила. Но я начинаю подозревать, что это последствие его общения с вами, Пот-тер.

— В смысле? — растерялся Гарри.

— Вы несознательно плодите вокруг себя столько химер, что людям трудно разобраться, что вы на самом деле из себя представляете. Какие ваши поступки оправданы и обдуман-ны, а какие — потворство мгновенному импульсу. Они пытаются просчитать ваши дейст-вия, додумать ваши мысли, и зачастую это приводит к фатальным заблуждениям.

— Он что-то вам сказал? — Гарри пытался ничем не выдать свое волнение, предполагая от-вет.

— Да, он решил, что вы меня любите.

Гарри отвернулся, глядя в лицо Джейми. Речь Снейпа, наверное, специально была по-строена так, чтобы отвлечь его от переживаний за мальчика, но эта фраза... черт, он отдал бы многое, чтобы она не прозвучала. И что сказать теперь? Что Диего ошибся? Нужно сыграть возмущение подобной нелепостью? Да, так будет проще…. Но, черт, это было глупо, он не мог обернуться и, честно глядя Снейпу в глаза, сказать, что он не любит его.

Профессор избавил его от необходимости отвечать, хмыкнув.

— Как, однако, изменчив мир. Минуту назад я считал идиотом Диего, а теперь буду думать так о вас.

— Почему обязательно идиотом? — Гарри не выдержал и все-таки обернулся. Снейп смот-рел на него, словно увидел нечто настолько забавное и нелепое, что не мог подобрать слов. — А может, и идиотом.

— Определенно.

Гарри это разозлило.

— Вы считаете меня не способным любить?

Снейп пожал плечами.

— Ну почему же, вы наверняка способны, и ваш выбор объекта мне даже в некоторой сте-пени льстит, но что стоит за этим выбором? Взаимная симпатия, общие интересы? Нет. Внешние эффекты? Побойтесь Мерлина, я отнюдь не самый привлекательный представи-тель человечества. Ну, давайте, мне даже любопытно, что же подвигло вас к такому пово-роту событий.

Гарри пожал плечами.

— Прекратите издеваться надо мной, я не знаю. Довольны? Не знаю, почему вы. Не знаю, почему сейчас, когда в моей жизни не должно быть места никому, кроме моего сына. Это просто есть, но я ничего не собираюсь с этим делать и как-то лезть со своими чувствами в вашу жизнь.

— Первый раз слышу от вас что-то разумное. А в остальном все глупость, Поттер, пройдет скорее, чем вы думаете.

— Спасибо, что утешили.

Гарри снова обернулся к Джейми, смотреть сейчас на Снейпа не хотелось. Привычным жестом он взял в руку холодную ладонь мальчика. Пытаясь согреть ее в своей руке, он замер, когда маленькие пальчики дрогнули. Сначала Гарри решил, что все это ему показа-лось, но спустя секунду движение повторилось.

— Джейми! Он пошевелил пальцами.

Не вдаваясь в подробности, Снейп бросился к шкафу с зельями, на ходу велев:

— Быстро за мадам Памфри.

С сожалением выпустив руку сына, Гарри подчинился.

Гарри выставили из палаты, и он несколько часов просидел в коридоре. Когда Снейп, наконец, вышел, его лицо было серым от усталости.

— Ну…

Профессор жестом остановил Гарри.

— Все нормально, насколько вообще может быть в такой ситуации. Сейчас он спит. На протяжении недели мальчик будет очень слаб, я велел мадам Памфри давать ему антидот, поэтому, даже приходя в себя, ребенок будет в бреду, но это не должно вас пугать. — Поттер кивнул. — Вам надо поесть.

— Вам тоже, — Гарри не мог передать словами, как он был благодарен.

Снейп пожал плечами.

— Ну так идемте завтракать, Поттер, тут сейчас вы ничем не поможете.

* * *

После третьей чашки крепкого чая Северус Снейп задумался, позволив волосам упасть на лицо и скрыть от всех присутствующих в большем зале, а главное, от Поттера, что он за ним пристально наблюдает.

Стоило им сесть за стол, как к Гарри прилетела сова, всем своим чванливым нахохлившимся видом показывающая, что принадлежать она может только к совятне Министерства Магии.

Поттер пробежал глазами письмо и так побледнел, что Дамблдор обратился к нему с вопросом.

— Что-то случилось?

— Да. Слушанье моего дела ускорили, они требуют, чтобы мы с Джейми завтра были в Министерстве. Но как так получилось, они же сказали через месяц?

Снейп усмехнулся, он догадывался, как это произошло. Пожалуй, он почувствовал к Диего даже некоторое уважение, наверняка он отправил письмо своим родственникам сразу, как только Поттер вызвал его в больничное крыло. Хороший ход, просто отличный. Замкнутый круг: если Диего посадят в Азкабан, то Поттера лишат родительских прав. Но если с ним договорятся, то историю с выпитым мальчиком виски, в которое было добавлено зелье, можно замять, однако сына Гарри все равно привести в суд не сможет, а значит, опять придется договариваться с Диего.

По поводу разрыва отношений он не переживал ни минуты. Северус всегда следовал нескольким им же выведенным истинам — не влюбляться в натуралов, от них одна мигрень. Вторая истина, такая же прагматичная, как и первая, гласила — не влюбляться в геев со стажем, они не умеют быть верными. И третья — не влюбляться в женщин и не заводить детей, потому что потом придется всю жизнь притворяться. Была еще и четвертая истина — самая мудрая. Не влюбляться вообще, потому что терять — больно, а только дурак может осознанно стремиться к неприятным ощущениям. Последний роман не был исключением из навсегда усвоенных правил. Снейпа задевало совсем другое. Испанец продумал все до мелочей и сделал крупную ставку, но не учел одного… Играй он против Поттера, у него были бы все шансы на победу, но он посмел вовлечь в свои интриги его, а это значит, он проиграет. План родился у Северуса немедленно и был выстроен во всех деталях, но смущало одно… Цена, которую ему придется заплатить за победу.

Единственным недостатком профессора Снейпа, по его собственному мнению, являлась мстительность. Тут он был азартен. Как рьяный охотник, мог гнать свою жертву, пока его самого не покинут силы. Знакомое возбужденное покалывание в кончиках пальцев говорило, что Диего удалось разозлить его достаточно, чтобы им завладела жажда преследования. Мародеры, его отец, Воландеморт… При желании этот список можно было продолжать очень долго. В первом случае он был зол, что смерть Поттера и заключение в Азкабан Блэка лишили его мести основным противникам. Воландеморт возомнил себя умнейшим существом, и, наряду с накопившейся горечью, Северус счел это брошенной ему в лицо перчаткой, наверное, никому он не признался бы, что, водя за нос Темного лорда и его сторонников, он получал свое маленькое мстительное удовольствие. Его отец… Что ж, тогда все было слишком быстро… слишком эмоционально… Если бы Северуса спросили сейчас, он ответил, что тот страдал недостаточно… Во всех остальных случаях мщение принесло ему куда большее удовольствие.

Диего просто напрашивался на то, чтобы Снейп подтвердил на его примере свою репутацию беспощадного ублюдка. Но в его плане был один изъян. Он не мог не обращать внимания на такую мелочь, как признание Гарри в больничном крыле… Раньше от одной мысли, что сын Джеймса Поттера окажется в полной зависимости от него и будет вынужден играть по его правилам, он получил бы ни с чем не сравнимое удовольствие. Но сейчас… Гарри был слишком жалок, чтобы быть достойным трофеем, а Северус любил играть против сильных противников. И еще поражала мысль о том, что Поттеру может понравиться быть зависимым… Это убивало часть удовольствия от грядущего триумфа, но не настолько, чтобы он не стал предпринимать вообще ничего. Именно эти размышления заставляли его сейчас смотреть из-за пелены волос…

В физическом плане Поттер в подметки не годился Диего — болезненно худой, с черными тенями под глазами… Но, наверное, он куда больше соответствовал самому Снейпу, чем его бывший любовник. Эта мысль вызвала усмешку. Нет, сомнительные страсти этого Поттера он легко задвинет в угол, в нем нет ничего, чем Северус мог бы прельститься, но… Почему всегда есть одно «но»? Зеленые кошачьи глаза, окруженные длинными неровными ресницами — его наваждение, его рок. За такие глаза можно было отдать многое… но не себя и не свою душу. С него хватит планов на будущее, а что касается настоящего… Это может быть забавно. Вариант развития событий, при котором Поттер окажется в роли его постельной игрушки, он не намерен был отрицать.

Еще был мальчик… Мысли о нем всегда вызывали в Северусе что-то похожее на грусть. Он был даже сильнее похож на его врага, чем Гарри, и, в то же время, очень отличался от остальных Поттеров. В нем было все, что Снейп уже отчаялся увидеть в детях: рассудительность, внимание к мнению старших, жажда знаний. Но, конечно, все это было неважным… Второстепенным по сравнению с его верой в людей. Это отвратительно, когда маленький ребенок теряет чувство защищенности перед лицом взрослых. Такие дети становятся либо вечными хищниками, либо постоянными жертвами. Он не хотел, чтобы мальчик утратил то, что когда-то потерял он сам. Остатки человечности…

Северус понимал, что в нем самом уже ничего и никогда не исправить. И хотя на смену ненависти, которую он испытывал к окружающим, со временем пришло безразличие, это не отрицало того, что иногда он испытывал сожаление, что все сложилось именно так, а не иначе. Могло ли быть по-другому? Он не знал ответ и знать не хотел. Строить предположения на тему как сложилась бы жизнь профессора Снейпа, не будь его отец законченным садистом, те, кто с ним учились — юными дегенератами, а единственные люди, которым удавалось найти с ним общий язык — клубом жадных до власти подонков под предводительством помешенного на желании стать карающим божеством маньяка, он не любил. Слишком много картин возникало перед его внутренним взором, но ни одна не находила поддержки в душе. Он слишком сильно изменился. Нельзя, будучи подонком, мечтать о рае. Изменять надо себя и только потом мечты, а меняться Северус не хотел. Ему было слишком спокойно и уютно в сотканном своими руками коконе, через который ничто не могло пробиться к нему настоящему. Тому, что еще осталось от мальчика, ночами убегавшего из дома в свое тайное место. Туда, где ему было хорошо, где можно было смеяться до слез, где его ждали и любили.

Странно… Иногда он почти боялся маленького кареглазого монстра, которого пустил в свои подземелья. Боялся его восхищения и заинтересованных взглядов. Страшился ничем не оправданной детской привязанности и того отклика, что она в нем находила. Можно было, конечно, иронизировать, что, если так пойдет дальше, то он докатиться к старости до лимонных долек и умиленных улыбок при взгляде на детские шалости. Но как бы он сейчас ни отрицал этого, какие-то перемены этому ребенку удалось внести в его жизнь и потерять его будет жаль не только Поттеру. А значит, он все для себя решил. Конечно, все это походило на авантюру, но… Северус верил, что сможет урегулировать ситуацию, не позволив ей зайти слишком далеко.

Едва Поттер, прекратив имитировать завтрак, закончил гонять еду по тарелке и поднялся, Северус встал и вышел через боковую дверь. Он не собирался ставить коллег в известность о своих планах, поэтому, миновав длинную череду коридоров, опередил Поттера у дверей больничного крыла, Гарри, появившийся минуту спустя, удивленно посмотрел на преградившего ему путь профессора.

— Хотели навестить сына?

Поттер кивнул.

— Да, конечно.

— Несвоевременно, мальчика сейчас тревожить нет смысла, лучше отправляйтесь в свои комнаты и пишите заявление аврорам.

— Заявление? — Растерялся Гарри. Невыспавшийся и заторможенный, он сейчас походил на тень того Золотого мальчика, презрение к которому Снейп пестовал в себе долгие годы. Северус вдруг отчетливо понял, что все пошло не так с первого момента появления Гарри и его сына в школе. Поттеры не должны быть такими. «Такими» их сложно ненавидеть.

— Да, на мистера Кавадроса.

— А что писать?

Профессор зашагал по коридору, жестом велев Гарри следовать за собой.

— Пойдемте в ваши комнаты, я продиктую.

* * *

Гарри казалось, что он попал в водоворот событий, понять смысл которых он не в состоянии. Стоило им оказаться в его комнатах, Снейп, вместо того чтобы диктовать обращение в службу авроров, сразу шагнул к камину. Взмахом палочки разжег огонь и, бросив щепотку порошка, сказал:

— Малфой-Мэнор.

Через секунду в зеленом пламени появилась голова Драко Малфоя.

— Северус, — протянул блондин со своей обычной надменной интонацией.

— Ты мне нужен, и это разговор не для каминной сети.

— Иду к тебе, — голос Малфоя сразу обрел решительные сухие нотки. Секунду спустя он уже отряхивал от сажи длинный темно-серый халат и удивленно смотрел на Гарри. — Он тут при чем?

— Хотелось бы задать тот же вопрос, — не смог не сказать Поттер.

— Тихо, — Снейп опустился в кресло. — Драко, сядь. Гарри, помолчите.

Поттера удивило, что после такого резкого обращения Малфой беспрекословно подчинился, и он решил последовать его примеру.

— Ситуация следующая... — Профессор сейчас напоминал главнокомандующего, отдающего приказы своим генералам перед решающим сражением. — Драко, мне нужны все твои связи в Министерстве и лучшие адвокаты в магической Англии.

— Какого рода связи?

— Нужно задним числом оформить брак. Скажем, он был заключен неделю назад.

Драко удивился.

— Твой? — Снейп кивнул. — К чему такие сложности, если речь идет о твоем маленьком испанце?

— Речь не о нем, помимо этого, так же задним числом, должны быть составлены документы о том, что я принимаю на себя отцовские обязанности по отношению к ребенку моего супруга и брачный контракт, сохраняющий в случае развода за каждым права только на собственное имущество, какой бы ни была причина расторжения брака.

Малфой задумался.

— Очень сложно... но возможно. Когда нужны бумаги?

— Сегодня, чем раньше, тем лучше.

— Это будет баснословно дорого.

— Деньги не проблема.

— Как имя супруга? Зная тебя, я сомневаюсь, что речь идет о женщине.

Профессор махнул рукой в сторону Поттера.

— Он.

Гарри вздрогнул. Во время торопливой беседы Снейпа и Малфоя он улавливал слова, но не успевал их осмыслить. И вот теперь, под взглядом холодных темных глаз и изумленных серых, он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег: больно, страшно и нечем дышать или наоборот, его — этого самого кислорода — неожиданно стало слишком много.

— Ты, должно быть, шутишь?

«Нет», — подумал Гарри, глядя в глаза профессора, в которых не было ни тепла, ни обычной иронии. Он не шутит, он наказывает всех нас. Кавадроса — за то, что посмел играть с ним, меня — за то, что я осмелился в него влюбиться и самого себя — за... потому что снова позволил вовлечь себя в суетный мир людских страстей.

— Малфой, оставь нас на минуту, — сказал он.

Драко вопросительно взглянул на профессора.

— Соседняя комната — кабинет, разговор не затянется, — ответил Снейп.

Блондин кивнул и вышел. Едва за ним закрылась дверь, Гарри спросил:

— Зачем вам все это нужно?

Северус усмехнулся, откинувшись на спинку кресла.

— Банально, стремлюсь доказать некоторым людям, что я им не по зубам.

— Но… — Поттер старался подобрать слова. — Вы же никак не пострадаете, он просто уберется из вашей жизни. Мои проблемы — это только мои проблемы.

— Да, Поттер, ваши, считайте, что я решил заняться благотворительностью. Диего сядет в Азкабан, вы получите мальчика, а я — удовольствие.

— Это неправильно, я не могу принять такую жертву. Я как-нибудь справлюсь сам.

— Можете, — взгляд Снейпа неожиданно стал злым. — И вы ее примите! Мне не нужна ваша чертова благодарность и рассуждения о моей мнимой жертвенности. Я поступаю так, как считаю нужным. А теперь наконец-то начинайте думать головой, не смотря на то, что я уже смирился с тем, что вступлю в брак с кретином! Вы справитесь? Нет, Поттер, вас растопчут и вы осознаете, что я — ваше единственное спасение сейчас. Продолжайте корчить из себя черт знает что и вы потеряете мальчика… Либо, наконец, все обдумайте и засуньте подальше все ваши сомнения. Соглашайтесь немедленно! От фиктивного брака еще никто не умер, и вы переживете. Не думайте ни о себе, ни обо мне и моих причинах — просто хватайтесь за предоставленную возможность! Довольно глупостей.

Гарри стало стыдно, стыдно перед своим сыном за пусть даже секундные колебания, но что он мог поделать, если это было отвратительно. Мужчина, которого еще вчера утром он считал самым страстным из неосуществимых желаний, должен был превратиться в реальную часть формальной сделки. Но у него действительно не было выбора.

— Брак обязателен для сохранения за мною права опеки?

Снейп устало кивнул.

— Да, Поттер, иначе я бы его вам не предлагал.

— Я согласен, — Гари поразился тому, насколько грустно звучал его голос. — И все равно, спасибо вам.

— Хорошо, а теперь пойдите, прогуляйтесь, нам с мистером Малфоем надо обсудить стратегию и тактику, вы в этом все равно ничего не смыслите.

— Речь идет о моей жизни…

Снейп посмотрел на него даже излишне строго.

— Вы только что отдали ее под мой контроль. Вам пора научиться безоговорочно подчиняться чужим решениям, если они мудрее, чем ваши.

— Я попробую… — Выдавил из себя Гарри и послушно вышел.

* * *

— Все плохо?

Гарри поднял голову. Ирма Пинс стояла рядом, глядя на него с умеренным любопытством. В школе он не любил ее за строгость и излишнюю чопорность, за время пребывания в замке в качестве помощника мадам Хуч Поттер убедился, что библиотекарь — замкнутая женщина, которая не стремится поддерживать отношения с коллегами. Единственным исключением из этого правила был, пожалуй, Северус Снейп, их связывали отношения, немного напоминавшие дружеские.

— С чего вы взяли? — спросил он, не желая откровенничать.

— Гриффиндорец, который сидит в библиотеке, несмотря на то, что на улице прекрасный день. — Она усмехнулась. — Либо этот гриффиндорец — Гермиона Грейнджер, либо у него большие неприятности. Поскольку ваша подруга давно закончила школу, осмелюсь предположить последнее.

Гарри усмехнулся.

— Вы правы, я бы сидел в больничном крыле, но мадам Памфри меня оттуда прогнала, а профессор Снейп еще до того выставил из моих же комнат.

— Северус… — улыбнулась библиотекарь. — Невозможный человек, правда?

— Правда, — согласился Гарри.

Ирма Пинс села рядом.

— И все же есть в нем что-то такое… Даже не знаю, как правильно это выразить.

— Вы давно знакомы? — поинтересовался Поттер.

— Еще со школы. Мы ведь оба слизеринцы, только я немного старше.

Гарри заинтересовался.

— Он всегда был таким?

— Каким?

— Ну… Нетерпимым к людям и их слабостям?

Мадам Пинс пожала плечами.

— Северус всегда и во всем стремился быть лучшим, но не на первом плане, вы понимаете, о чем я?

Гарри кивнул.

— Кажется, да.

— Я часто думала, что он никогда не станет требовать от окружающих того, что не может сделать сам. Но его критерии справедливости были не от мира сего даже в детстве. Уж очень завышены и строги. Приведу самый простой пример, он обожал полеты и летал даже на школьной метле так, что мог заткнуть за пояс всю слизеринскую команду с их последними моделями тогда еще «Чистометов», но когда Люциус Малфой предложил купить ему новую метлу и взять в команду, Северус отказался, мотивируя это тем, что это школа и он должен научиться летать, вот он и научился… Если его заинтересует квиддич, он займется этим позже, не в ущерб занятиям. Никто не мог поверить, что от такого предложения можно отказаться, а тем более все недоумевали, когда он говорил, что его злит, что дурацкая игра важнее учебы. Он был странным, а странных людей не любят…

— Да, — согласился Гарри. — Наверное.

— К тому же он был беден, а быть в бедным на факультете, где твои возможности решают все… Это унизительно, когда среди тех, кто обсуждает свои загородные дома и скаковых лошадей, ты не можешь похвастаться даже новой книгой. Наверное, это тоже наложило на него свой отпечаток, Северус никогда не будет рабом вещей, но те, что имеет он, хранит бережно и покупает только самые дорогие. Глупо… Я помню его на последнем курсе. Это было как раз после смерти его отца, у него тогда появились небольшие средства и как итог — мантия, одна, но самого лучшего качества, всего пять книг — но все самые раритетные. Многие смеялись, думая, что он стремится пустить кому-то пыль в глаза, но мне казалось, что просто он — человек, знающий истинную цену вещей.

— Постойте, я не понимаю. — Гарри задумался. — Вы же сказали, что вы старше… Как же тогда вы можете помнить Снейпа на седьмом курсе?

Библиотекарь усмехнулась.

— Мы часто аппарировали тогда в Хогсмид с Люциусом Малфоем. Он встречался со своей невестой Нарси Блэк, а я…

— Вы дружили с Люциусом Малфоем?

Мадам Пинс кивнула.

— Конечно. А с кем, по-вашему, еще водить дружбу внучке Гриндевальда? Не думайте, что я пользовалась любовью студентов других факультетов. Фамилия сделала меня таким же изгоем, как Северуса — его бедность и замкнутость. Только для меня всегда был маленький кружек людей, которые меня принимали и даже заставляли гордиться тем, кто я есть. Пусть мне с ними было и не интересно… У него не было и этого…

— Вы — внучка Гриндевальда? — удивился Гарри.

Библиотекарь рассмеялась.

— Гриффиндорцы… Вас так легко провести громкими фамилиями. Я же сказала, что да… Зачем мне лгать? Слизеринец бы уже давно поинтересовался, почему я затеяла с ним этот разговор. К кому ездила с Малфоем и отчего у меня сохранилось так много воспоминаний о Северусе Снейпе...

Поттер кивнул:

— Тогда представьте на моем месте слизеринца. Почему? К кому? Отчего?

— Я расскажу, не хотела бы — не начинала беседу. Я ездила не просто за компанию с Люциусом, я была влюблена… — Гарри нахмурился. — Да-да, вы угадали, — улыбнулась Ирма Пинс. — В Северуса. Даже взяла Люциуса в соучастники, хотя он и не понимал, почему я хочу получить именно этого замкнутого и вечно хмурого оборванца, единственным достоинством которого было безупречное происхождение. Потом он понял… Но это уже другой разговор. Разве можно объяснить состояние, когда один человек затмевает собой остальной мир? — вздохнула библиотекарь. — Но я попробую… Северус походил на хищное, загнанное в угол, но все еще очень опасное, животное, приручить которое вполне могло стать смыслом жизни. Целью сложной, интригующей интересной…

— Но он ведь…

— Предпочитает мужчин? — Перебила Гарри мадам Пинс. — Ну, тогда у него вообще не было предпочтений… Его не интересовали ни люди, ни их проблемы… И это единственное, что в нем почти не изменилось. А то, что он предпочитает спать с себе подобными… это никогда не влияло на мои чувства. Они, мистер Поттер, не имели с сексом ничего общего. Вы заметили, что загадочные, сложные и противоречивые натуры влекут куда сильнее, чем иные тела или даже судьбы? Нет, мистер Поттер, мне хотелось больше, чем тела, я мечтала познать душу. Засадить садами эту выжженную пустошь … Кем? Чем? Зачем была она осквернена? Ответов на эти вопросы у меня никогда не было. Поэтому для меня так странно, что вы любите, его Гарри… Вам ведь нужно тело, обертки, в которых спрятано нечто, вам неведомое и не очень-то нужное. Не удивлюсь, если в итоге вы окажетесь тем, кто получит все… По собственной глупости, не из желания обладать, просто прикарманите — по-гриффиндорски нелепо — не слишком нужную вам вещь. Когда это случится, обещайте мне рассказать, на что это похоже… Его ответное чувство. И возможно ли оно вообще…

— Почему вы решили, что я люблю его? — Смутился Поттер.

— Не пытайтесь лгать, что это не так. Я просто вижу… Северусом Снейпом нельзя проникнуться, им можно только отравиться. Этот яд клеймит ваше чело так же, как в свое время он омрачал мое. Но… что может знать о вас уже немолодая библиотекарша? Между нами только одна общность. Мы пригубили отраву из одного кубка, я уже переболела, а вам это только предстоит…

Гарри не знал, что можно сказать, как найти слова в ответ на такую откровенность.

— Я не знаю, что происходит со мной… И мне больно понимать, что ничего не происходит с ним.

— Даже не знаю, что посоветовать… Для меня все эти мысли уже давно минули, осталось любопытство, не слишком много сожаления и, в общем-то, не плохо прожитое время. В мистере Пинсе было достаточно загадок, жаль, что он был магглом.

— А он…

— Мертв, неужели вы думали, что Воландеморт в состоянии простить внучке своего наставника такой опрометчивый брак? Мы бегали долго и быстро... Страны… Города… Съемные квартиры… Знаете, когда все время от чего-то прячешься, то остается мало времени на чувства. Когда Пери убили, я поняла, что наконец-то могу остановиться. Мне было все равно, что будет со мной дальше, и я вернулась в Англию, где Дамблдор предложил мне работу. Почему? Мне иногда кажется, что ему просто нравится кормить с рук бродячих собак. Если приручить такую тварь, она уже потом точно не сбежит, хотя не факт, что перестанет кусаться.

— Почему вы так о нем говорите?

— Вам, Гарри, наверное, еще придется понять, что зачастую у самых приятных людей глубоко внутри нет ничего, кроме гнилого практицизма и, наоборот, у тех, в ком с виду нет ничего, кроме язвительности, где-то там, в недоступном нашему взгляду темном уголке души, спрятано прекрасное нечто.

— Мы снова говорим о Снейпе?

Ирма Пинс улыбнулась.

— А мы хоть на минуту переставали это делать? Попробуйте... Спишите весь наш разговор на мое болезненное любопытство. Удачи я вам желать не стану, но и провала не предреку. Да и не важно все это, вы ведь не прислушаетесь? Все равно до последнего будете надеяться на чудо.

— Мне кажется, что я уже давно разучился верить в фантастические вещи.

— Однако это не мешает вам желать их, верно?

Гарри кивнул.

— Верно.

Ирма Пинс встала со своего места.

— А вы желайте, и, может быть, обретете.

— Я верю, что можно сделать шаг от ненависти до любви, но из этого все равно ничего не выйдет, если между людьми нет ничего общего.

Женщина взмахом руки указала на огромные стеллажи.

— Тысячи и тысячи томов. В них можно найти что угодно, Гарри. Знания, судьбы, много жизни и еще больше смерти… Мы не исключительны и даже не слишком самобытны. История повторяется многократно и, хотя каждому из нас кажется, что наши чувства неповторимы, это ложь… Тысячи людей любили так же, переживали похожие эмоции, совершали стандартный набор ошибок, и ситуации сложнее, чем ваша, тоже случались. Знаете, можно шагнуть и от любви к ненависти, а потом вернуться обратно. И не важно, что любовь будет уже другой — больше похожей на дружеское участие… Главное, чтобы всегда что-то оставалось. Вы понимаете меня, Гарри?

— Не совсем.

— Поймете. — Мадам Пинс подошла к своему столу и сложила аккуратной стопкой книги. — Обедать пойдете?

Гарри покачал головой.

— Нет, если можно, я останусь здесь.

— Можно, — уже в дверях женщина обернулась.

— Он убил моего мужа.

Гарри вздрогнул от таких неожиданных слов.

— Кто?

— Северус. О том, что это сделал он и уже будучи на службе у Дамблдора, я узнала, только когда кончилась война. У самого горького воспоминания в моей жизни оказалась лицо знакомого и, наверное, единственно приятного мне человека… А добро — оно тоже порою жестоко…

Гарри был изумлен.

— И вы простили?

Мадам Пинс пожала плечами.

— Ни да, ни нет… Я просто приняла это. Все мы пережили страшные времена, Гарри. Кто упомнит всех жертв этой войны? Все они, в конечном итоге, на совести того, кто ее начал — Воландеморта. Время отпустить всех призраков, иначе зачем мы победили, если не знаем, как жить дальше…

— Зачем вы говорите мне все это?

Она пожала плечами.

— В мире нет ничего невозможного, никто не вправе указывать вам или мне, что чувствовать. Просто хотелось подчеркнуть, Гарри, Северус не может запретить вам себя любить, как не вправе был спорить с тем, что я его простила. Теперь мы почти друзья и я верю, что через пару лет слово «почти» исчезнет, — улыбнувшись, мадам Пинс вышла.

Гарри хмыкнул, как ни странно, этот разговор очень помог ему разобраться в хаотичных мыслях. Северус Снейп сделал ему неожиданное предложение — фиктивный брак. Но он никак не может воспрепятствовать желанию Гарри превратить его в настоящий. А он попробует… Непременно.

— Можно? — Гарри чувствовал себя полным идиотом, стучась в собственные апартаменты.

— Да, Поттер, заходите. — Снейп был один, сидел на его диване и внимательно изучал стопку пергаментов. — Мистер Малфой все сделал очень оперативно, хотя каждый из этих листков обошелся в целое состояние.

— У меня есть деньги, — Гарри устроился в одном из кресел.

Профессор кивнул.

— Не думайте, что я откажусь от ваших финансов. Свои средства я израсходую на более приятные вещи. Можете заплатить Малфою.

— Сколько?

— Ну, без учета адвокатов, десять тысяч галеонов, во сколько обойдутся их услуги, я пока не знаю.

Поттер приложил определенные усилия, чтобы не смутиться. Он не знал, осталась ли еще такая сумма на его счету. Возможно, ему придется продать дом… Никаких сожалений он по этому поводу не испытывал. Вряд ли они с Джейми когда-нибудь решили бы перебраться в то место. Нет, оно хранило в себе слишком много тягостных воспоминаний.

— Вы что-то говорили про заявление аврорам? Что я должен написать?

Снейп протянул руку и положил бумаги ему на колени.

— В этом больше нет необходимости. Прочитайте и подпишите. После этого я всем, в том числе и аврорами, займусь сам. Вам останется только отвечать на все вопросы, что за разъяснениями следует обращаться ко мне, и отказываться давать любые комментарии даже близким знакомым, вроде директора и МакГонагалл.

— Но я же должен буду как-то объяснить…

Снейп его перебил.

— Вы никому ничего не должны. По версии, которую мы с Малфоем подготовили для прессы, наш с вами тайный роман длится уже год. Я — человек порочный и корыстный — вам изменял. Вы — гордый и упрямый... — профессор усмехнулся, — ...заявили, что не намерены это терпеть, потребовали от меня прекратить побочную связь и зарегистрировать наши отношения. Именно сложные перипетии моей личной жизни и спровоцировали мистера Кавадроса на его неоднозначный поступок. Я впервые буду выступать, Поттер, в амплуа не просто ублюдка, а ублюдка озабоченного. — Снейп сжал кончиками пальцев виски. — Можете поапплодировать себе на досуге. Диего наверняка озвучит все свои весьма неуместные выводы, которые он сделал на основании вашего неразумного поведения. Так что для вашей репутации лучше, если общество решит, что неземная любовь ко мне вернула вас в мир трезвости и возродила в страдающей душе семейные ценности, даже эту работу вы стремились получить, чтобы быть ко мне ближе. Хотите раз за разом повторять всем и каждому такую чушь?

— Нет, — ответил Гарри. — Разумеется, нет.

— Вот и я так думаю. Вы — отвратительный актер, поэтому мой вам совет: играйте в молчанку. Многозначительное молчание, Поттер, отличная вещь: каждый в состоянии найти в нем все, что ищет, в итоге не обретя ничего. Особо настойчивых отсылайте ко мне.

— Но как же суд, если меня вызовут, я же не смогу…

— Вот поэтому вы никуда не едете. И вопрос с опекой, и судьбу мистера Кавадроса решат без вашего участия. И решат куда лучше, чем в том случае, если вы блеснете красноречием в суде. Наши законы — утопия… Но порою это даже выгодно. Не беспокойтесь ни о чем. — Снейп нахмурился. — Но мы теряем время, читайте и подписывайте.

Гарри посмотрел на бумаги у себя на коленях. Его не покидало ощущение, что он держит в руках свой смертный приговор. Быстро пробежав их глазами, он усмехнулся.

— Гарри Снейп?

Профессор кивнул.

— Я не настаиваю, чтобы мальчик изменил фамилию, но у моего супруга не будет иного имени, кроме моего. После расторжения брака вы сможете все вернуть.

— Это обусловлено необходимостью?

Снейп пожал плечами.

— Считайте это моей прихотью. Читайте дальше, Гарри. Только вы способны обращать внимание на такие мелочи, тогда как в документах содержатся куда более важные вопросы.

Гарри вернулся к чтению. Стандартное свидетельство о браке, в котором стояла пока только одна подпись, но оно было уже заверено, причем, как и желал Снейп, задним числом. Поттер хмыкнул. Да, теперь понятно, почему эти бумажки стоили Малфою таких денег, много коррумпированных чиновников полетят со своих мест, если он это не подпишет. Наверняка все соответствующие записи в Отделе регистрации браков уже сделаны. Обратно ничего не переиграть. Но без его подписи все это попахивает подделкой документов. Бланки об оформлении совместного опекунства — тоже заверенные, стандартный брачный контракт... Гарри просмотрел все его пункты. Снейп не желает делить с ним свои деньги и недвижимость и не требует этого от него. Все вполне обычно — кроме пункта, по которому он официально вступает в род Снейпов и, соответственно, принимает все законы и устои этого древнего чистокровного колдовского рода.

— Вы готовы подписать? — Спокойно спросил Снейп.

— Да, вот только последний пункт…

— Это стандартная формулировка, принятая в семействах вроде моего и Малфоев. Могу дать вам почитать фамильный кодекс, там много правил, только, боюсь, его тысячу шестьсот страниц вы осилите, в лучшем случае, за неделю. Такие фамильные уставы уже порядком устарели, и редко кто ими пользуется, это что-то вроде традиции — каждого вступающего в семью должно обязать им следовать.

— Как итальянская мафия, честное слово. Если это не накладывает на меня обязательств носить только черное и получать степень Мастера Зелий, я, пожалуй, подпишу.

Снейп кивнул.

— Не накладывает. И давайте покончим с этим.

* * *

Он не чувствовал ни малейшего угрызения совести. Ему даже не приходил в голову такой вариант развития событий, пока он не увидел этот пункт, внесенный в брачный договор адвокатами Малфоя. Конечно, они сделали это по привычке: зная, кто их заказчик, но Снейпа ситуация только обрадовала. Мальчишка с затравленным взглядом, подвешенный вверх ногами у озера на потеху толпе, мстительно улыбался, глядя на каждый росчерк пера Поттера. Что ж, оставалось надеяться, что Джеймс Поттер перевернется в гробу. Эта мысль была сладкой, как и положено мысли о мести. Он взглянул на Гарри почти нежно. Наивный идиот, которого жизнь пока не научила не доверять людям.

— Все…

Поттер передал ему бумаги, — казалось, он немного смутился.

Это будет определенно приятный день, — решил Северус.

— Поздравляю, — он опустил руку в карман и достал две бархатные коробочки: Малфой позаботился обо всем. Одну из них он протянул Поттеру. — Это — ваше. Выбирал Драко, так что претензии не принимаются.

Ему была любопытна реакция Поттера, сам-то он уже видел эти «украшения». У его крестника было очень специфичное чувство юмора.

— Что это?

Гарри кончиками пальцев достал из коробочки крохотную змейку из белого золота.

— Дайте сюда, — профессор взял у него змею и, перехватив ладонь Поттера, позволил ей обвиться вокруг безымянного пальца. Гад тут же закусил собственный хвост и застыл.

Гарри усмехнулся.

— Теперь все с первого взгляда поймут, что я вступил в брак со слизеринцем.

— Видимо, это личная месть вам от Драко Малфоя. — Снейп открыл свою коробочку и достал такое же волшебное кольцо. Он уже собирался его надеть, когда…

— Постойте, давайте хоть это сделаем по правилам. — Поттер выхватил у него змейку и взял Снейпа за руку.

Тот скептически приподнял бровь, демонстрируя свое отношение к подобным глупостям.

— Ну, что там обычно говорят? — Гарри позволил змее обернуться вокруг его пальца.

— Пока ваша смерть не разлучит нас, Поттер. Боюсь, вы меня быстро достанете.

— Приму к сведенью… Если мне надоест жить….

— Ладно. Теперь идите ужинать. А я свяжусь с господами аврорами.

* * *

До еды он забежал к Джейми, мадам Памфри позволила Гарри провести полчаса с сыном, хотя мальчик и не приходил в сознание, она охарактеризовала его состояние как стабильное. Поэтому, когда он спустился в большой зал, там оставались только директор, профессор МакГонагалл и Хагрид. По их лицам он понял, что эта ситуация больше чем простое совпадение. Ему предстоял тот самый разговор, избежать которого настоятельно советовал Снейп. Странно… Гарри понял, что он без проблем солжет Альбусу и Минерве, но вот обманывать лесничего было почти святотатством. Потому что, в отличие от остальных, Хагрид ему безоговорочно поверит, скажи он даже, что влюблен в Снейпа с первого взгляда.

— Гарри… — начал разговор, разумеется, директор. — Я не вмешивался, когда заболел твой мальчик, потому что знал, если тебе понадобится помощь — ты придешь за ней сам. Но кое-что надо прояснить. — Директор долго рылся в карманах мантии, пока среди разного рода бестолковых мелочей и слипшихся конфет не отыскал смятый клочок пергамента. — Вот, что ты на это скажешь? — Спросил он, протянув его Гарри.

Тот взял лист и быстро прочитал несколько строк, написанных каллиграфическим почерком Снейпа.

«Прошу выдать разрешение на присоединение к моим апартаментам еще трех комнат, согласно статье 51. 6 Устава школы «О правилах проживания преподавателей, состоящих в браке». Согласно этой же статье, мистер Гарри Снейп освободит занимаемые ранее комнаты, как только вы дадите свое согласие.

С. Снейп»

Подонок. Гарри невольно ухмыльнулся, нет, ну какой же профессор негодяй! Вот и попробуй ничего не объяснить людям, прочитавшим такое послание. А впрочем, Поттер понял, что как раз Снейп ухитрился не сообщить ничего лишнего, ограничившись минимумом информации, и при этом соблюдая все формальности.

— Ну что я еще могу на это сказать? — Гарри пожал плечами.

— Альбус, я же говорила, что это нелепая шутка. — Минерва МакГонагалл облегченно вздохнула. — «Гарри Снейп». Ха!

Поттер вдруг почувствовал жгучее, почти азартное желание убедить всех в том, что все происходящее — не их дело.

— Ну так что вы решили насчет комнат, директор? Я хотел бы переехать сегодня, если не возражаете.

Кажется, декан Гриффиндора подавилась чаем?

— Но... Гарри… Как же так?..

— По-моему, это прописано в школьном уставе. Преподаватели-супруги имеют право жить вместе. — Он обернулся к директору. — Разве не так?

Дамблдор закатил глаза, пряча в бороду улыбку. Минерва МакГонагалл начала краснеть от раздражения, Хагрид все воспринял неправильно, но так как и должен был это принять.

— Дык, Гарри? Чего ж молчал-то!? — Великан вскочил и, сдернув Поттера со стула, сжал в объятьях. — Поздравляю! Нет, ну какой скрытный! Хоть бы пришел, сказал, отметили бы! Никак у супружника своего понахватался замешек?! Ты мне это брось, с людьми-то... того… Надо радостью делиться!

— Хагрид, какая радость? Ты что, с ума сошел, Гарри? Что ты наделал?!

Великан удивленно перевел взгляд с Гарри на МакГонагалл и обратно.

— Минерва, вы чой-то, а?.. Гарри, это ж хорошо, да?

Кто бы знал, подумал Поттер, похлопав великана по руке.

— Все хорошо, Хагрид, все в порядке.

— Ничего не порядке, — продолжала декан Гриффиндора. — Вот подождите, я еще доберусь до Северуса! Пусть объяснится, в какие неприятности он втравил Гарри!

Ему на помощь пришел директор.

— Отличная идея, Минни. Пойди, расспроси профессора Снейпа. — Поттер уже собирался ему поапплодировать, но тут Дамблдор добавил: — А мы сейчас с Гарри поднимемся ко мне в кабинет, выпьем чайку и он мне все расскажет...

Надо ли говорить, что красотой этой идеи Поттер не проникся. Мысль о том, чтобы потягивать чай под проницательным взглядом голубых глаз директора и искать подвохи в его, казалось бы, простых вопросах, не нравилась категорически, учитывая, какими сложными для него выдались эти день и ночь.

Спасло Поттера то, что из холла в этот момент донеслись громкие голоса, отвлекая внимание присутствующих от его персоны.

— Что там происходит? — Спросил Хагрид.

— Давайте посмотрим, — Гарри ухватился за эту идею как за путь к бегству. До дверей большего зала он добрался, опередив Минерву, и, распахнув их, замер.

Увиденная сцена ему не понравилась… Скорее… Гарри почувствовал озноб. За все годы, которые Северус Снейп подвергал его разного рода унижениям, он никогда не видел на его лице такого удовлетворенного, почти мечтательного выражения, как в тот момент, когда авроры выводили из замка Диего Кавадроса.

* * *

Встретив двух сурового вида мужчин, Снейп по привычке окинул их презрительным взглядом. Именно такой тип стражей правопорядка он ненавидел особенно сильно. Люди, обличенные правом сильного, но ничего из себя кроме этого не представляющие. Им дан редкий талант упиваться своим положением, просто смакуя это ощущение некоего статуса, который в собственных глазах возвышает их над обычными людьми. Нет, Северус Снейп определенно не любил такой тип авроров, впрочем, он вообще не встречал в жизни стражей порядка, которые бы ему нравились.

— Где мистер... э-э-э... Кавадрос? — Прежде чем произнести фамилию, старший из пары сверился с ордером.

— Следуйте за мной, господа.

В подземелья шли молча, он намеренно пропустил их вперед. Младший то и дело оборачивался. Умный мальчик — он не тот человек, к которому следует поворачиваться спиной. Он улыбнулся, аврор, вздрогнув, отвернулся и заспешил вниз. Как быстро возвращались старые привычки… Северус был рад этому — еще одному подтверждению неизменности мира. Четыре года, что он позволял Диего Кавадросу любить себя, облетели, как пожелтевшая листва, оставив горький аромат осени… Как это легко — быть осенью… Как приятно вернуться только в свой мир. Весна, лето, чувства... — все это красиво, но так неуместно… Он слишком привык быть один и, наверное, рад был обнаружить недостатки в иррациональной системе существования под названием «Любимый Северус Снейп». Все проблемы, заботы, катаклизмы неожиданно отпустили, и началась обычная игра в неприятности. Это он мог… Это у него действительно хорошо получалось — создавать проблемы и решать их. Идя таким путем, он, конечно, никогда не услышит шорох крыльев, но его дорога к удушающему запаху серы, по крайней мере, будет ровной, а это иногда по-настоящему много значит.

— Э-э... тут мощные охранные чары… — прервал его размышления младший из авроров, стоило им подойти к двери в апартаменты Мастера Зелий. — Вы не могли бы?..

Он позволил себе снисходительную усмешку.

— Конечно, господа.

Как только он применил все нужные заклинания и двери были открыты, Северус в очередной раз понял, что находил в Диего Кавадросе все эти годы…

Молодой человек явно не терял времени и не предавался тупому отчаянью, на столике у камина стоял поднос с остатками ужина, распоряжение о котором Снейп давал домовым эльфам. Безупречно элегантный Диего посмотрел на присутствующих своими бездонными синими глазами и, отложив в сторону книгу, поднялся. У его ног стоял собранный саквояж, и Северус понял, что, даже рассчитывая на победу, тот был готов к поражению.

— Полагаю, вы за мной? — его голос не утратил гортанных певучих интонаций.

— Да, — старший аврор явно смутился, дрогнув под таким залпом спокойной, полностью уверенной в себе красоты, облаченной в стального оттенка брюки и рубашку, идеально подходящую к цвету глаз. — Вы должны следовать за нами для допроса по обвинению в непредумышленном отравлении Джеймса Поттера.

— Конечно, господа, я не намерен вам перечить, — Диего взял свои вещи. — И отвечу на все предложенные вопросы. Палочку сдать?

— Да, было бы неплохо. — Старшему из авроров никак не удавалось взять себя в руки, и Северус почувствовал легкий укол удовольствия, когда младший потеснил его и сухо заметил:

— Это необходимое условие. — В его требовательно протянутую ладонь легла волшебная палочка Диего. — Как я понимаю, мистер Кавадрос, вы не отрицаете выдвинутых обвинений?

Диего разыграл искреннее раскаянье.

— Господа, когда я не прав — я не прав. Вы говорите с честным человеком, который в состоянии признать свои ошибки. Думаю, чтобы в кратчайшие сроки урегулировать этот вопрос, нам стоило бы сразу захватить с собой в качестве свидетеля по делу и мистера Поттера. — Испанец перевел взгляд на Снейпа. — Северус… Возможно, и ты не откажешься дать несколько пояснений... — Он ухмыльнулся. — Думаю, это даже необходимо?

— Да? — удивился младший аврор, взяв из рук все еще любующегося на Диего старшего ордер. — Судья Боунс не давала пока санкций на вызов свидетелей. И причем тут Гарри Поттер, если в качестве заявителя на вас выступает профессор Северус Снейп — на правах главы рода представляющий интересы своего пасынка Джеймса?..

Раз… Недоуменный взгляд синих глаз… Два… Понимание, медленное, болезненное, тягучее... шелухой облетают маски и манеры и вот уже в его глаза смотрит молодой и сильный, но смертельно раненный зверь… Три… Бросок — быстрый, неосознанный — и уже Диего хрипит на полу, сбитый с ног хорошо поставленным ударом молодого аврора, а Северус прячет незаметно вынутую из рукава палочку и слушает… долгий протяжный вой своей жертвы. Нет, не такой сильный, как он думал, совсем не такой…

И все же надо отдать Диего должное. Минуту спустя невнятные ругательства скорчившегося на полу юноши прекращаются и он встает… Растрепанный и не такой блестящий, как минутой ранее, но снова целый.

— Я не буду спрашивать, как тебе это удалось… — голос Диего звучал сухо, взгляд был устремлен в пол. — Я слишком хорошо понимаю, зачем ты это сделал… И, знаешь, мне удивительно погано от того, что я так хорошо тебя понимаю. Можешь думать, что угодно… Считай, что с самого начала все было ложью и фальшью, но я любил… Так сильно, как только мог. Ты, все в тебе извратило мою любовь, превратив ее в болезнь. Смирись, мой Северус, ты никогда не будешь счастлив — просто потому, что тебе этого не надо. Зачем ты взял мою душу, если совсем ее не хотел? Ты изменил меня… Твоя сладкая не-любовь изменила. Я сделал то, что сделал, потому что отравлен. Ты сломал меня, сломаешь и его. Я подожду… Ты подождешь… Однажды я выйду и… — Этого Снейп не ожидал — Диего бросился вперед и выдохнул в самые его губы: — Видишь, я понимаю… все… Я — твое зеркало, и я вернусь. Ты будешь моим или ничьим вовсе… Я убью тебя… — Губы едва коснулись его губ, когда профессор, вцепившись в волосы своего бывшего любовника, дернул его голову назад.

— Только если я тебе это позволю.

Что он еще мог сказать… Играя на грани фола, надо всегда уметь сохранять лицо.

— Конечно, любимый… — Диего отступил назад, едва его пальцы разжались. — Все, как ты захочешь. Только так… один-один, и это даже отвратительно, как приятно мне играть с тобой. — Диего посмотрел на авроров. — Наверное, пора идти, иначе эти господа решат, что мне место в Святого Мунго. — Кавадрос по-мальчишески улыбнулся, глядя на Северуса. — Может, ты и не мой… Но я — твой. За удовольствие обладать кем-то надо платить, и ты заплатишь.

* * *

Увидев в проеме дверей в большой зал Гарри Поттера, Диего улыбнулся, это вышло у него почти радостно.

— Поздравляю, — он отвесил шутовской поклон, хотя его глаза, по мнению Гарри, совсем не смеялись. — Вы получили то, что хотели, мистер Поттер? Но я отчего-то сомневаюсь, что вы знаете, что с этим делать.

Этот ублюдок едва не убил его сына. Гарри сжал руки в кулаки. Похоже, Снейп это заметил, потому что сухо бросил:

— Иди к себе, Гарри, вели эльфам собирать вещи.

Это помогло взять себя в руки. Все, что он делает, он делает ради Джейми. То, как профессор просто обратился к нему на «ты» при посторонних, помогло Гарри сделать хорошую мину при плохой игре.

— Конечно, Северус.

— Запомните это состояние, мистер Поттер — или теперь правильнее «Снейп»? Так будет всегда: «Да, Северус», «Конечно, Северус», «Полностью с тобой согласен, Северус», — и никогда «нет», как только вы осмелитесь сказать «нет», он вас уничтожит, причем не со зла, просто потому, что он может это сделать. Вот такой очаровательный он человек, наш обожаемый Северус. Господа… — Диего обернулся к аврорам. — Могу я сказать на прощание мистеру Поттеру пару слов? Я же неопасен. Вы отняли у меня палочку...

Авроры внимательно посмотрели на Гарри, одного из них — того, что помоложе, он неплохо знал. Сам не понимая, зачем он делает это, Поттер кивнул.

Диего выглядел как подросток, которому подарили давно желаемую вещь. Снейп, глядя на это, нахмурился.

— Знаете, мистер Поттер, — Кавадрос подошел к нему достаточно близко и зашептал так, чтобы мог слышать только Гарри. — Я позволю себе кое-что вам объяснить. Вы ведь хотите его? Думаете, что любите... но это не так. Вы не сможете врать себе, что влюблены, достаточно долго, — он разотрет ваши чувства в порошок и сварит из них очередное варево, это может быть что угодно — похоть, страсть, но на всем этом всегда будет отпечаток того, что вы не сможете занять место в его жизни… Стать особенным. Думаете, выйдя за него, вы заключили выгодную сделку? Что он обещал вам? Сына? Получите, раз уж он взялся за это дело. И, скорее всего, у вас будет тот самый секс, о котором вы мечтали, глядя на него. Будет… потому что ему ничего не стоит переспать с вами. Потому что для него это не близость, а очередной вопрос контроля. Он подсадит вас на себя, как на наркотик, потом не удивляйтесь, если возникнет острая зависимость. А знаете, в чем весь смысл? Нет, не в том, что он потрясающий любовник, — у меня были и лучше, — вы погрязнете в чувстве голода, вам захочется его эмоций и вы попробуете добиться их. Не в жизни — когда он застегнут на все свои пуговицы, над ним, кажется, даже боги не властны. Но в постели… Он заставит вас поверить, что есть крошечный шанс снять с него все маски до последней. Но он обманет, вы будете находиться в таком состоянии, что вам будет казаться, что, раз не вышло сегодня, завтра вы непременно достучитесь до его души и случится чудо — он примет вашу любовь за чистую монету и полюбит в ответ. — Диего ухмыльнулся. — Этого не случилось со мной и уж точно не произойдет с вами. Мой вам совет, Поттер, и поверьте, в этом нет ничего личного, возможно, вы даже понравились бы мне, не осмелься покуситься на мою собственность. Да-да, ущербное это сокровище или нет, но оно — мое! — В голосе Диего промелькнули гневные интонации, но он быстро взял себя в руки. — Я говорил о совете. Бегите, мистер Поттер, бегите, пока можете. У вас еще есть шанс, у меня нет. Если я не получу хотя бы свою маленькую часть этого шедевра, то найду в себе силы уничтожить всю картину.

— Это угроза?

— Факт.

Гарри разозлился.

— Ваши факты, мистер Кавадрос, имеют свойства меняться под влиянием обстоятельств и, знаете... Может, я и неудачник, но разница между нами в том, что я не буду перекладывать свою несостоятельность на чужие плечи. Северус мне нравится, что в итоге из этого выйдет, я не знаю и знать не хочу, но ведь нужно попробовать. И если у меня не получится заслужить его доверие и внимание — что ж, это произойдет, потому что я старался недостаточно, а не в силу каких-то черт его характера. Мы оба — и он, и я — всего лишь люди. Ни больше, ни меньше, а людям свойственно встречаться и расходиться, строить одно и терять другое. Никто не обещает, что будет просто. Жизнь вообще чертовски сложная штука. Прожить ее так, чтобы осталось как можно меньше сожалений — вот настоящий подвиг. Я плохо начал, но постараюсь многое исправить. А мои мысли сейчас… знаете, я не чувствую себя ни кинутым, ни обманутым, ни отравленным… Мне не будет стыдно за то, что я влюбился и не придет раскаянье за то — в кого. Так получилось, мистер Кавадрос, можете оставить свои советы для кого-то другого. Надеюсь, у вас будет достаточно месяцев для размышления в камере, чтобы перестать демонизировать Снейпа и идеализировать себя. Мне даже жаль вас.

Диего ухмыльнулся.

— Посмотрим, мистер Поттер, как вы запоете через пару месяцев. Это будет лебединая песня.

— Вы ее в любом случае не услышите, сидя в Азкабане.

Диего улыбнулся и повернулся к аврорам.

— Уводите меня, господа. Мистер Поттер так скучен в своей наивности, что я не без удовольствия променяю его общество на ваше. — Он кивнул стоявшим за спиной Гарри учителям. — Мое почтение, господа, было приятно познакомиться, жаль, что при таких обстоятельствах. — Затем Диего бросил короткий взгляд в сторону Северуса. — С тобой, любовь моя, я не прощаюсь.

Профессор только усмехнулся.

Стоило Диего в сопровождении авроров покинуть холл, даже узел на голове профессора МакГонагалл задрожал от еле сдерживаемого негодования.

— Северус, как ты мог!

Снейп нахмурился.

— Что именно, Минерва?

— Ты втянул Гарри в свои грязные делишки! Я не допущу! Этот брак надо признать незаконным!

— На каком основании вы намерены это сделать, если и я, и По... Гарри вступили в него добровольно?

Поттеру показалось, что эту оговорку профессор допустил намеренно, чтобы еще больше разозлить декана Гриффиндора.

— Альбус! — Профессор МакГонагалл попыталась найти поддержку у директора. — Скажи хоть что-нибудь! Это все неправильно!

Дамблдор засунул за щеку лимонную дольку.

— А что тут скажешь? Можешь расширить магическим путем свои апартаменты на желаемое количество комнат, Северус, и предоставьте брачные документы, нам нужно переоформить назначение мистера Поттера на должность помощника преподавателя.

— Альбус! — Разгневанная преподавательница трансфигурации поправила очки. — Да что же это такое... Все происходящее — какой-то абсурд… Это глупость!

— Это их глупость, Минни. Что я могу с этим поделать? Пусть сами разбираются.

— Альбус!

Директор пошел к лестнице, напевая себе под нос песню из какой-то оперетты.

— Они — взрослы люди.

— Взрослые? Гарри морально травмирован, уверена, что он пошел у Северуса на поводу...

— А меня кто-то хочет выслушать? — Возмутился Поттер.

— Потом, — отмахнулась МакГонагалл, продолжая требовать от Дамблдора вмешаться в происходящее.

Снейп совершенно неожиданно усмехнулся и проскользнул в большой зал, жестом велев Гарри следовать за собой. Быстрым шагом преодолев его, они, через маленькую боковую дверь за учительским столом, вышли в коридор.

— Что мы делаем? — Спросил Гарри.

— Уходим от ответственности за свои поступки. Минерва сейчас вызверится на Альбуса, потом еще пару дней будет молча скрипя зубами презирать меня и жалеть вас, окружив заботой и вниманием. В ее коалицию вступят мадам Памфри и Флитвик, но они тактичнее. Профессор Вектор будет демонстрировать нейтралитет, так как она, к сожалению, частенько зависит от качества приготовленного мною снотворного. Мадам Хутч не откажет себе в удовольствии отпустить пару сальных шуточек, с Хагридом вы поговорите тет-а-тет. Не пытайтесь что-то объяснить, Поттер, вы только привлечете к своей персоне лишнее внимание. А так — поскандалят и через месяц найдут новую тему для разговора.

— Мудрое решение.

Гарри удивился, но, казалось, Снейп пребывал в хорошем настроении и все происходящее его забавляло. На этот раз получаемое им удовольствие от ситуации не настораживало и маленькие чертики, отплясывающие румбу в глубине черных глаз, были даже… Ну да — милыми, несмотря на то, что выражение лица Снейпа оставалось наигранно-кислым. Не выдержав, Поттер рассмеялся. Левая бровь профессора взлетела вверх.

— Вам весело? Ну, тогда можете вернуться, наверное, Альбус как раз улизнул от Минервы и она ищет новую жертву.

— Ни за что, — улыбнулся Гарри.

— Тогда идите собирать вещи.

— Хорошо, что у меня их не так много…

— Много или нет, меня не волнует. — Снейп окинул его серьезным взглядом. — Сегодня вы ночуете у меня.

Растерянному Гарри оставалось только смотреть вслед удаляющемуся быстрым шагом в сторону подземелий своему непостижимому супругу.

— Это ведь хорошо, Гарри Поттер, сэр?

Он обвел тоскливым взглядом пустые комнаты.

— Я не знаю, Добби, я, право слово, не знаю...

Эльф сжался в крохотный комок, но все-таки высказал свое мнение:

— Он незлой... По крайней мере, к прислуге. Добби уверен, что Гарри Поттер не выбрал бы в супруги недостойного человека.

«Эх, мне бы твою уверенность», — подумал Гарри. Слова Диего не шли у него из головы... Конечно, он собирался проигнорировать их, но что если... Если... Их так много, этих самых «если»...

Кто из них двоих слишком самонадеян? Он, который верит пусть не в счастье, но в его возможность, или испанец, который отрицает все, кроме большого куша ценой потерь?.. Странно... так странно обдумывать все это, пытаться разобраться в себе. Одна часть его стремилась в подземелья, терзаемая противоречиями... жаждавшая узнать свой приговор. Вторая — наоборот... Ослепшая, растерянная, она топталась на месте, потому что осознавала: один неверный, слишком решительный шаг — и пути назад будут отрезаны...

Сын... Ему как никогда нужны были маленькие, тонкие мальчишеские ручонки, которые, обхватив его за талию, могли встать между ним и неизбежностью... Отрезать его от того Северуса, которого он боялся познать и к которому каждой каплей привязывали его влажные тягучие сны минувших ночей.

Он взглянул на предмет, который держал в руке. Единственное, что он не позволил перенести домовым эльфам, крохотная коробочка из темного дерева, содержащая внутри себя маленькое, уже увиденное и осязаемое, но пока не познанное чудо. Он романтик? Да, наверное... Быть может и не может быть одновременно... Ему казалось, что боль, разделенная на двоих с Джинни, и тишина пустого склепа, пропитанная винными парами, что слишком долго были частью его души, вытравили любую тягу к простому любованию чем-то пусть не совершенным, но прекрасным. И стремление обладать не вопреки чему-то, а так... Ради себя.

— Ну, я пойду, Добби.

Эльф кивнул.

— Директор Дамблдор велел опечатать это пространство, как только вы его покинете.

Он усмехнулся, вот так всегда... Место, в котором он боролся со старыми демонами и обрел новых... Место, в котором он пытался заслужить доверие своего ребенка и чуть не потерял его, стало просто безликим «пространством». Гарри улыбнулся: наверное, так и должно быть... Слишком многое в жизни преходяще... Но ему почему-то очень хотелось навсегда запомнить эти комнаты... где его душу по ночам преследовал не слишком таинственный гость, приносящий с собой до одури прекрасный аромат сирени. Где он так нелепо, так отчаянно и несвоевременно влюбился, и в ту же минуту мир сошел с ума... Обрел краски, но потерял всякую логику...

— Все, Добби, я ухожу...

Не права была милая девушка со странной судьбой по имени Лиз Астрикс: это — вполне уместный подарок к абсурдному событию. Он запирал дверь под тоскливым взглядом домового эльфа, как нельзя более соответствующим его маленькому действу перехода от одной жизни к другой.

Сорок три ступеньки... странно, за семь лет он впервые обратил внимание на то, сколько их... Другие он не считал... Только те, что вели из холла вниз, в едва освещенный факелами сумрак... К его новой жизни... К развитию событий, суть которых он до конца не понимал...

Тук-тук-тук... странно, что на три таких ровных флегматичных удара приходилась рассеянная, почти лихорадочная дробь его сердца.

Дверь распахнулась.

— Входи, Гарри.

Он почти забыл, что Снейп по собственной воле переходил на «ты» и путал его фамилию с именем скорее намеренно, чем случайно.

«Черт, черт, черт...» Он почти мечтал о той страшненькой, грязно-серой ночной рубашке, сомнительное удовольствие лицезреть которую ему представилось на четвертом курсе.

Не повезло... Под зеленым, темного, насыщенного оттенка древнего мха бархатным халатом на его «муже»... гм-м... жене... — О Мерлин, супруге! — были только черные шелковые пижамные штаны. Снейп явно коротал время до его прихода, предаваясь тем приятным расслабляющим ощущениям, подарить которые в состоянии только вода. Мокрые змейки темных волос прилипли к шее, на которой блестели многочисленные капли... Гарри почувствовал себя почти безумным... По крайней мере, ровно настолько, чтобы протянуть вперед руку с зажатой в ней черной коробочкой и сказать...

— Это вам... Тебе...

Бровь Снейпа привычно поползла вверх, но подарок он все же взял.

— Это лишнее... — он открыл коробочку. — Но, по крайней мере, это красиво.

Щелчок захлопнувшейся крышки едва не заставил Гарри вздрогнуть.

Снейп отвернулся и прошел через мрачный кабинет, декорированный так, чтобы вызывать если не страх, то, по крайней мере, тоску даже у самых отчаянных представителей красно-золотого факультета. Это была не единственная комната, в которой Гарри до сих пор доводилось бывать, но, вступив следом за профессором на его личную территорию, в едва освещенную камином гостиную, он почувствовал почти смущение. Раньше он был тут гостем, теперь — жильцом. И придется привыкнуть к двум высоким, обтянутым немного потертой кожей креслам рядом с чайным столиком, смириться с тем, что вечера с книгой ему, скорее всего, придется коротать на жестком диване, лишенном маленьких комфортных украшений вроде подушек. И на этих многочисленных книжных полках его скромная коллекция любимой литературы будет смотреться либо сиротливо, либо вульгарно — среди этих строгих, упакованных в одинаковые, явно выполненные на заказ, обложки изданий. Он бы не удивился, узнав, что они расставлены по алфавиту. Он бы уже ничему не удивился...

— Чаю?

Почти ничему... Неторопливый взмах длинных белых пальцев в сторону столика, на котором — все необходимые для маленького действа приборы. Чайник, чашки, сахарница и молочник — все из тончайшего фарфора, такого же белоснежного и полупрозрачного, как гладкая кожа плеча, чувственно и почти неприлично обнаженного съехавшим на бок воротом халата, когда Снейп — нет, не сел — скользнул в одно из кресел. Было ли это случайно? Бывает ли у этого человека вообще что-то случайно?

— Да, спасибо.

Больше всего он напоминал себе зомби. Нелепую мертвую марионетку, ведомую талантливым кукловодом через уже сгустившийся сладковатый туман почти смерти... Но только почти... Он дышал и думал, он тонул, медленно растворялся в кресле, которое оказалось на удивление удобным... Грел озябшие пальцы о чашку с ароматным горячим чаем и думал... Мыслей было так много и так мало — и все не о том... Не о проблемах и судах, а о чуть покрасневших от горячего напитка губах. Об узких ладонях... О созданном богом в его период увлечения абстракционизмом носе, ноздри которого едва трепетали, вдыхая терпкий аромат до черноты заваренного чая... И о глазах — в сотворении которых повинным можно было счесть только... Нет, он не знал, кого... в них не было ни пламени ада, ни райских кущ. Только безмолвие и что-то бесконечное, сродни давно мертвой вселенной, в которой однажды, по воле рока, погасли все звезды и сошедшие с ума от горя галактики канули в лету в глубине единой, черной дыры под названием вакуум, где нет ни времени, ни пространства... Впрочем, он мог ошибаться. Гарри имел весьма посредственное представление о магловской физике и еще меньшее — о душе Северуса Снейпа. Мужчины, от которого он хотел... Впрочем, он желал настолько много вещей — разных и противоречивых — что единой картине этим вечером не дано было сложиться ...

— Сахар?

Это он мог: растерянно кивать и пить чай. Сладкий и...

— Молоко?

Опять кивок? Как же так — он терпеть не может чай с молоком... Тогда почему именно его добавляет в чашку, глядя, как заманчивый янтарный оттенок сменяется бледно-кофейной мутью?.. Безумие? Да, наверное, так оно и начинается — с маленьких несогласований между тобой и происходящим вокруг. Интересно, с этим можно что-то сделать или следует все оставить как есть... И, наверное, анализ собственной болезни можно отложить на потом... Потому что под пристальным взглядом черных глаз невозможно думать логически... Надо... но нет, не выходит.

* * *

Он все продумал. Мелочи и детали... В единую схему укладывалась все: от брачного контракта с очень удобным пунктом до смущенного взгляда Поттера в больничном крыле. Секс был в его схеме важным звеном — единственная возможность Поттера признать брак недействительным и сбежать из ненамеренно поставленного на него капкана. Северус не собирался оставлять ему этого шанса. Все зашло слишком далеко и должно пойти еще дальше, потому что эта игра начинала его увлекать. И причина была вовсе не в глупых, но таких честных реакциях Поттера на устроенный для него маленький спектакль. Она заключалась даже не в широко распахнутых глазах цвета изумруда, которые сулили много приятных дополнений к и без того безупречному плану. Суть крылась в том, что он надеялся обрести в итоге очередной сделки с живущим внутри него дьяволом, привыкшим властвовать не разделяя.

Его взгляд медленно скользнул по напряженной позе его... как это ни смешно звучит, но супруга. Он намерен был во сто крат усилить это напряжение и привести его к неминуемому взрыву. И сопротивления не будет... Он его просто не допустит.

— Я добавил к своим апартаментам три комнаты. Детскую, ванную для Джейми и ваш кабинет, нам, как преподавателям разных дисциплин, будет неудобно принимать студентов на одной территории, ты согласен?

Конечно, с этим Поттер спорить не будет, его сейчас волнует другое... Как приятно смотреть в лица людей, настолько неумеющих прятать себя и свои чувства от окружающих. Вот он замялся, смутился, подбирает слова и решается задать вопрос.

— А где буду спать я?

Выдержать паузу и пожать плечами.

— Информация обо всех перепланировках в школе поступает в Совет попечителей. Как только статьи о нашем браке окажутся в газетах, журналисты начнут искать любые сведенья, и кто-то не откажет себе в удовольствии поделиться с ними тем фактом, что мы спим в разных комнатах. Я считаю, что это было бы для многих несвоевременным открытием в свете грядущего разбирательства в суде. Успокойтесь, Поттер, у меня достаточно широкая кровать, в которой вам совершенно ничего не грозит... Но если идея вам так отвратительна, можете сегодня спать в комнате мальчика, а в последствии располагать этим диваном.

— Нет, — слишком поспешный ответ и неминуемое смущение. — Идея мне не отвратительна. — Снова необдуманные слова и — как результат — почти паника на лице Поттера.

А он даже красив, когда вот так растерян. Блеск глаз, едва приоткрытые мягкие губы... Снейп мог поспорить на часть свого состояния, что может прочесть каждую его мысль. Не верится, но, похоже, Поттер искренне считает себя сейчас победителем, которому к главному призу предложили еще и дополнительный бонус. Исполнение пары-тройки заветных желаний...

Странно... Он впервые задумался над тем, приятно ли обманывать того, кто сам так жаждет обмануться? И не нашел ответа. Это было действительно странно. Какое удовольствие от игры, когда соперник стремится проиграть? Утешало только то, что Поттер не осознает всю степень своей обреченности. Да, утешало... Совсем немного, но достаточно для того, чтобы продолжать партию, предвкушая неминуемое разочарование, когда выплывут размеры истинной ставки. Это подстегивало к действиям.

Иронично приподнятая бровь, способная довести растерянность Поттера до масштабов вселенной.

— Как знаете.

Чай пили молча, покончив с ним, Снейп встал, взял с полок одну из книг и шагнул в спальню, оставив дверь за собой открытой.

— Эльфы распаковали ваши вещи, Поттер, пижама в ванной, разного рода безделицы в коробке в вашем кабинете, можете расставить их там, где вздумается, но надеюсь, гостиная от большого количества ваших вещей не сильно пострадает.

* * *

Хотелось спать... Нет, наверное, хотелось чего-то большего, чем просто спать — несмотря на сильную усталость, но что делать с этими желаниями, Гарри не знал, а потому решил не делать ничего. Отложив разбор вещей на завтра, он быстро прошмыгнул через спальню в ванную. Практически зажмурившись... Чтобы не обращать внимания на стягивающего с себя халат Снейпа.

Прохладные струи не принесли обычного освобождения от целой череды навязчивых образов, каждый последующий из которых был еще фривольнее и откровеннее, чем предыдущий. Черт... Включив ледяную воду, он истязал свое тело, наказывая его за постоянное предательство, пока от холода его кожа не стала походить не гусиную. И закончил издевательство над собой, беспощадно растерев ее махровым полотенцем... Черным, разумеется, а каким еще оно могло быть в ванной комнате Снейпа?

Но он понял, что все его жертвы на алтарь здравого смысла оказались напрасными, едва снова переступил порог спальни.

Снейп лежал на животе поверх бархатного покрывала и, опираясь на локти, читал в свете нескольких свечей книгу. Зрелище было совсем не однозначным, провоцирующим и одновременно болезненным, закусив губу, Гарри сдержал готовый сорваться стон, полный удивления и горечи. Белоснежная кожа спины, особенно яркая на фоне темно-зеленых покрывал, была испещрена причудливым рисунком глубоких старых шрамов. Тонкие и широкие, они переплетались как змеи, свивались в клубок, а потом расползались в разные стороны, скрываясь за линией брюк и впиваясь в руки и плечи. Как загипнотизированный, Гарри сделал шаг вперед и, сев на край кровати, коснулся кончиками пальцев особенно уродливой отметины.

— Что это? — Снейп даже не вздрогнул от его прикосновения и не обернулся, но на вопрос ответил.

— Вся моя жизнь, Поттер, — поганое детство, тяжелое отрочество и короткая юность, а как результат всему этому — зрелость, не менее паскудная, чем все остальное.

Он ничего не мог поделать, не повинуясь разуму, его пальцы скользили по паутине рубцов, напитываясь чужой болью... не жалость, нет... Между нею и умением сострадать — огромная разница.

— Почему ты их не свел?

— Зачем? Каждый из них — часть меня... Маленький фрагмент. Напоминание...

— О боли? Зачем помнить старую боль?

— Чтобы избежать новой. Жизненный опыт, Гарри, — приятный или нет — не тот багаж, от которого можно отказываться с легкостью. Хранить хорошие воспоминания легко, но те, кто открещиваются от одних печалей, просто освобождают место для новых.

Безумие... безумие... безумие...

Он наклонился, легкими поцелуями пробежавшись по страшным отметинам. Так хотелась верить, что нежностью удастся их исцелить. Не получилось. Одно искреннее желание, к сожалению, не часто может совершить чудо, да и что даст гладкая кожа, когда под ее покровом останется исковерканная душа.

— Какая грустная философия, — заметил Гарри, разуверившись в своей способности творить чудеса.

Проигнорировать такие его действия Снейп не мог. Медленно положив книгу на тумбочку, он перевернулся на спину и внимательно посмотрел на Гарри. Было в его взгляде что-то такое смущающее, препарирующее — словно он смотрел не на оболочку, а на что-то, спрятанное глубоко внутри. И этот взгляд не был мягким, он резал плоть и дробил кости в попытке докопаться до этого сокровенного «чего-то», и боль была острой, но сладкой, и необходимой — в ней таяли все сомнения и растворялась нерешительность.

Протянув руку, Гарри поправил несколько прядей волос Северуса. Теперь они лежали, разметавшись по подушке, напоминая причудливо изогнутые лучи темного солнца, что-то похожее он видел на картинке в учебнике по Истории магии, кажется, она изображала голову Медузы Горгоны, той дано было заставлять людей каменеть под взглядом ее глаз. Что ж, возможно, у Снейпа могло обнаружиться родство не только с Ван Хельсингами... Да, очень возможно.

— Я не буду задавать идиотский вопрос что ты делаешь. Я спрошу: зачем?

Голос Северуса... Наверное, одна из действительно красивейших вещей в мире... Как правильно ответить? Потому что я люблю тебя? Потому что хочу... Или...

— Мне это нужно.

— Зачем?

— Просто нужно...

Северус ухмыльнулся и перевел взгляд с лица Гарри на что-то ведомое только ему и удивительно таинственное, происходящее, судя по всему, на потолке. И было так просто спросить его в ответ:

— Это значит «нет»?

«Пожалуйста, просто ответь мне, и я засуну подальше все свои желание, потому что слишком многим обязан тебе, чтобы не подарить в ответ хотя бы покой. Ответь...» Наверное, именно в этот момент Бог, Мерлин или кто-то там, наверху, был не слишком занят и не оставил без удовлетворения его немую мольбу.

— Это значит: ты идиот, Гарри.

Можно было бы поспорить с этим утверждением, не будь этот диагноз подкреплен тонкими пальцами, запутавшимися у него в волосах, неожиданно сильные, они властно надавили на его затылок, привлекая... вовлекая...

...В поцелуй... Сначала — легкий, как перышко, маленький тест на взаимность... губы — гладкие и твердые — пытались распробовать другие, более мягкие и податливые, и стоило тем, вторым, уступить, впуская их в теплую глубину своего рта...

А Гарри еще думал, что, пусть он во многом неопытен, но уж это он умеет... Бред, все его попытки проявить инициативу казались неуклюжими и неуместными. Снейп даже целовался по принципу «прими то, что я хочу тебе дать и наслаждайся этим». Это он мог, это получалось у него замечательно — то растворяться без остатка в горячем напоре чужого языка, то тихо постанывать от пьяного удовольствия полуукусов, терзающих его нижнюю губу вперемешку с нежными ласковыми прикосновениями к ставшей необыкновенно чувствительной от прилива крови коже губ.

Шея, предплечья... он не заметил тот момент, когда Снейп оторвался от его рта, потребовав большего. Руки Северуса освобождали Гарри от пижамной куртки. Прохладные ладони скользили по коже, поглаживая, проводя кончиками ногтей по местам, которые Гарри никогда раньше не заподозрил бы в такой чувствительности к прикосновениям, за руками следовал рот, — порою жадный и требовательный — приносящий почти боль, за которой неизменно приходилась извиняющаяся за чувственную грубость ласка влажного кончика языка.

Тогда он окончательно потерял себя, превратившись в податливый воск, который становился мягким под лихорадочно блестящим пытливым взглядом черных глаз, от которых невозможно было ничего спрятать, не получалось не таять. И было какое-то совершенное по своей остроте бесстыдство в том, как удовлетворенно вспыхивали они каждый раз, когда губы или руки вырывали из его тела очередной полный удовольствия звук.

Руки Снейпа скользнули под Гарри, проникая под пижамные штаны, сжимая полушария ягодиц и все, что он смог — это выдохнуть «да», когда плавно, медленно гибкое тело над ним своим весом распластало его по кровати. Мучительно, почти лениво Северус вжимался своей возбужденным членом в его — как волна накатывает на песчаный берег скользя по его телу. Руки Гарри блуждали по рельефам шрамов, рассказывающих о целой жизни, он был почти на грани оргазма, когда Снейп резко отстранился и одним движением стянул с него брюки, повесив их на спинку кровати.

Стыда не было: под изучающим взглядом этих бездонных глаз, раскрасневшийся и возбужденный, все, о чем мечтал он — это чтобы эта ночь длилась бесконечно...

Северус положил ладонь ему на грудь и медленно провел ею вниз по животу, пока не сжал руку на его члене, несколькими сильными движениями проведя ладонью сверху вниз... Гарри застонал, громко, протяжно, требуя... умоляя о большем. Северус усмехнулся и, соскользнув с кровати, избавился от последнего элемента своей одежды, нарочито аккуратно положив его на стул. Гарри смотрел и не мог насмотреться... Каждый изгиб этого тела — не раз тревожащего его во сне... Все, о чем он мечтал и теперь собирался получить... Взяв из прикроватной тумбочки флакон, Снейп медленно, не отрывая от него глаз, налил себе на ладонь тягучее масло. А дальше...

Что? Как? Зачем? Все стало неважно, потому что Северус неожиданно оказался снова на постели и рот...

Теплое влажное тепло вокруг его члена, узкое, немного напряженное горло, смесь томительных движений вверх и резких — вниз, кажется, он порвал простынь, вцепившись в нее руками... Рвущиеся из его груди звуки напоминали теперь скорее крики, чем стоны...

Калейдоскоп ярких картинок, черные волосы, рассыпавшиеся по его животу, гладкие, перемазанные маслом пальцы, которые не стали дразнить, а просто вторгались один за другим в его тело. И это было странное ощущение — почти болезненное, по мере того как его плоть медленно сдавалась, позволяя проникнуть глубже... Впуская в себя неохотно, сдаваясь не сразу, но его мозг просто не мог сосредоточиться на дискомфорте, пока рот Снейпа творил с его членом такие невероятные вещи...

— Перевернись.

Его затуманенное сознание с трудом восприняло приказ. Снейп сам перевернул его на живот, подкладывая под бедра подушку, шелковая наволочка приятно холодила влажный член. Гарри почти бессознательно потерся об нее, пытаясь компенсировать утрату только что оставивших его губ, когда...

Это было больно, так больно, что на глазах невольно выступили слезы, когда Северус вошел в него — резко, одним движением — и застыл. Гарри чувствовал себя экзотической бабочкой, насаженной на иголку, но для яркого мотылька это был конец, а для него, как выяснилось, только начало. Северус не двигался долго... покусывая его лопатки... и это было так приятно... его руки снова оказались под ним и пока одна парой умелых движений вернула твердость его члену, вторая кончиками пальцев сжала крохотный сосок. Гарри уже не понимал, где ему хорошо, а где плохо, и почему... Его тело разрывалось на части от противоречивых ощущений. Это длилось до тех пор, пока Северус не начал двигаться, лаская его в такт рукой. Сначала медленно, потом темп все нарастал и Гарри понял, что впился зубами в покрывало, это было пронзительное, неведомое раньше чувство полной принадлежности кому-то, кто знал как... а главное, зачем... Конечно, он имел представление о существовании такой, казалось бы, банальной вещи, как простата, но что знание в сравнении с ощущением? Это было похоже на взрыв, вспышку чего-то яркого, острого, что стерло не только боль... уничтожило все другие ощущения, а Северус делал это снова и снова... и теперь хотелось этих резких толчков. Гарри понимал, что сам подается назад — навстречу новой вспышке, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, потому что не в силах кричать... Потому что то, что он испытывает, не выразить звуком.

Никогда его оргазм еще не был таким, словно вместе со спермой, заливая подушку и зеленое покрывало, из него выплеснулось что-то давно наболевшее и осталось только ощущение полета... Куда-то туда... к свободе... и резкие финальные движения его любовника только придавали ему дополнительное ускорение. Все... все... все... когда он почувствовал внутри себя теплую влагу, успокаивающую тупую боль, желанную... все встало на свои места... Он был целым — именно в эту секунду, когда удовлетворенный вздох коснулся его щеки и Северус накрыл его своим телом, благодарно целуя в плечо.

— Ты, кажется, уже знаешь, что я люблю тебя.

Зачем он это сказал? Просто эта фраза была сейчас частью его — частью нового, только что возникшего из руин прошлой жизни мира. Не сказать он не мог... Не сожалеть о проявленной искренности не старался... Потому что сразу подуло холодом, потому что Северус одним движением выскользнул из него и его спина потеряла приятную теплую тяжесть чужого тела.

— Душ или очищающие чары?

— Чары...

Гарри с трудом перевернулся на спину, двигаться сейчас куда-либо он был не в состоянии.

Он смотрел на своего личного демона из только что покинутого рая и понимал... То, что сказал ему Кавадрос — он просто воспринимал все по-другому. Глаза Северуса были сытыми и удовлетворенными, но пустыми... Даже не холод, нет, просто тень какого-то томительного разочарования — и хотелось обнять его, целовать упрямо сомкнувшиеся губы и твердить, что в следующий раз будет лучше, случится то самое... ожидаемое им, но не полученное. Однако настолько глупым, чтобы озвучить свои мысли вслух, Гарри все-таки не был.

— Подвинься...

Он повиновался, Северус взмахнул палочкой. Под хруст чистого белья и раздражающее покалывание собственного, почти стерильного, тела, Гарри наблюдал, как его муж скрылся в ванной.

* * *

«Черт, они должны были быть где-то здесь...» Отыскав в шкафчике с туалетными принадлежностями помятую пачку сигарет, он, включив воду, опустился на край ванной. Курил Северус редко и только крепкий аргентинский табак — достаточно терпкий, чтобы заглушить оставшийся на губах вкус очередного любовника. Нет, были обстоятельства, когда он прибегал к этой отраве и просто так, размышляя... Просто сегодня все сошлось одно к одному. Глаза Поттера... Вкус Поттера... Его тело ... Нет, сейчас он не хотел и не стремился называть его «Гарри». Это было бы слишком... Последний каплей, а ему очень нужно было это время наедине с самим собой — чтобы восстановить треснувший самоконтроль. Мог ли он предположить, что эта зеленоглазая тварь... Северус чувствовал злость, но только секунду. При чем тут Поттер — винить надо только себя... За минутную потерю контроля, из-за которой все пошло не так. Он не планировал ни нежности, ни страсти... мнимая любовь Поттера должна была сдохнуть, корчась в своих жалких конвульсиях этой ночью... Нет, он, конечно, собирался поспособствовать их взаимному удовольствию, но не более... Гарри должен был, черт возьми, почувствовать себя использованным, а не благодарным и влюбленным еще больше... Нет!

Когда он предал собственные намерения? Наверное, в тот момент, когда мягкие губы коснулись его спины и он почувствовал это... Тепло и участие вместо обычной жалости... О нем не сожалели — его старались принять, и это было непривычно.

Ему захотелось дать что-то кому-то в ответ... Как это желание оказалось в тот момент непреодолимым? Он не знал, и это почти пугало. Взглянув на полку у безмолвного, когда-то купленного им у маглов зеркала, Северус усмехнулся. На ней лежали очки... Единственное напоминание о том, что кто-то обосновался в его жизни.

Разумеется, он все исправит. Сотрет и растопчет все последствия этой ночи и уже очень скоро в смотрящих на него зеленых глазах не будет ничего, кроме ненависти. Но когда он сам перестанет наказывать себя за допущенную слабость? Не скоро... Поэтому, так или иначе, он еще долго будет вспоминать о том, что только что здесь произошло. О минутах, когда он сжимал в своих объятьях тело, готовое, казалось, принять все, что он в состоянии ему дать.

Погрузившись в воду, он не позволил себе лишней расслабленности и, едва смыв следы полученного удовольствия, вернулся в комнату.

Свечи по-прежнему горели ярко, не обращая на них никакого внимания, в его постели, свернувшись клубком, едва прикрывшись покрывалом, спал Поттер.

Что ж, он вернет завтра контроль над ситуацией, а сегодня можно, наконец, просто отдохнуть. Прошептав «нокс», Северус скользнул под одеяло. Последней его мыслью было, что завтра суд. Похоже, многим придется расплатиться за сегодняшние размышления усталого и, в общем-то, удовлетворенного Северуса Снейпа. О да, в том числе и Гарри Поттеру. Особенно ему.

Это было привычно: просыпаться в пустой постели. Странным было то, что она была чужой, и соседняя подушка, в которую Гарри уткнулся носом, еще хранила легкий запах табака и травяного шампуня. В нее было так легко и просто прятать улыбку. Конечно, он не ждал, как Спящая красавица, пробуждающего поцелуя, даже банальное кофе в постель: характер его любовника — нет, супруга — не предполагал… И все же, просыпаться после такой чудесной ночи было приятно. Потянувшись, Гарри встал с постели и пошел в ванную, игнорируя несколько неприятные ощущения пониже копчика. На полочке рядом с зеркалом под его очками лежала короткая записка:

«Я в суде, изволь после завтрака отправиться в Лондон и отменить мой заказ на мебель. Лиз потребует неустойку — три процента от суммы заказа, это — девятьсот восемьдесят два фунта. Деньги возьмешь в тумбочке у кровати, во втором ящике. Джеймс утром ненадолго приходил в себя, бред почти прошел, но он еще очень слаб, я дал ему снотворное, так что мальчик проспит до вечера, надеюсь, к этому времени он почувствует себя лучше и ты сможешь его навестить.

P. S. Слева на полке в фиолетовой баночке обезболивающая мазь. Надеюсь, ты сам в курсе, как ее применить».

Разумеется, никакой подписи, ни «твой», ни даже просто «Северус». Гарри улыбнулся, это так в духе Снейпа — заставить его мучиться сомнениями: повлияла ли эта ночь как-то на их отношения. Он очень надеялся, что повлияла, тем более в свете такой заботы, — улыбнулся он, найдя нужную емкость.… И все же сухому тону записки не удалось испортить Гарри настроение. Он верил, что суд они выиграют… Он знал, что Джейми поправится… Конечно, в будущем их ждет еще много сложностей, но он, Гарри Поттер, сегодня утром поверил в то, что справится с тем, что не под силу Северусу… Ну, может, «справится» было слишком самонадеянным словом, но сегодня он ощущал себя способным творить чудеса… Из них получится семья. Он, Северус и Джейми. Ведь если двое любят одного — это хороший расклад, чтобы заставить его в них поверить? В их силу и преданность, в их любовь и веру…

Глупо! Его мысли были глупыми, но Гарри ощущал себя очень счастливым в маленьком мирке своих надежд.

Быстро приняв душ, он решил, что сегодня не будет завтракать в компании коллег, лучше сохранять на лице улыбку как можно дольше… Слишком давно он так не улыбался. Позвав Добби, Гарри заказал себе чай с булочками вместо завтрака и послал домового эльфа передать мадам Хуч записку, в которой говорилось, что он просит у нее отгул. Вскоре Добби принес ответ, где Гарри сообщалось, что в школе лето, так что его обязанности условны и он может располагать своим временем, как ему заблагорассудится. Это включает в себя даже смену ориентации и поспешные браки. Усмехнувшись насчет прозорливости Снейпа по поводу реакции его коллег, Поттер, дожевывая на ходу булочку, покинул Хогвартс известным со школьных лет потайным путем, ведущим в «Сладкое королевство». Это позволило ему избежать встречи со всеми, кроме Кровавого барона, который степенно пожелал удачи в семейной жизни. Похоже, новости по школе разносились мгновенно…

Едва оказавшись в Хогсмиде, Гарри аппарировал в Лондон. Колокольчик на двери в «Антикварный салон Лиз Астрикс» доброжелательно звякнул. Спросив у пожилого служащего, где найти хозяйку, Гарри был препровожден в маленький, захламленный кучей всяких старинных вещиц кабинет. Оторвавшись от компьютера, Лиз встала ему навстречу.

— Гарри, вы все-таки решили со мной поужинать? — Она взяла с кресла для посетителей кучу каких-то папок и, после долгих раздумий, не найдя другого свободного места, положила их на пол.

— Нет, видите ли, профессор Снейп попросил меня отменить его заказ на мебель.

Лиз ничуть не расстроилась.

— Да? Ну и бог с ним, я знаю, кому продать тот столик, что уже для него подобрала… Передайте, что с него…

— Я знаю. — Гарри поспешно достал из кармана деньги. — Вот.

Лиз взяла у него купюры и, не пересчитав, засунула их в не менее старый, чем остальная мебель в кабинете, сейф.

— Значит, испанский период в жизни Северуса миновал… — Задумчиво улыбнулась Лиз. — Что будем покупать дальше? Добротный английский дуб и малахитовые шкатулки?

Гарри немного поразился такой странной логике.

— Почему дуб и малахит?

— Ну, мелкие вкрапления зеленого камня в интерьере подчеркнут красоту глаз его нового увлечения, а дуб… Это изысканно и просто — совсем как вы, Гарри.

Он смутился.

— А с чего вы взяли…

Лиз, рассмеявшись, его перебила.

— Я была в этом уверена, как только увидела вас вместе. Только тогда вы были печальным, Гарри, а теперь просто светитесь и пришли с поручением от Северуса… На основании этих зыбких фактов я пришла к выводу, что у вас все хорошо. Кстати, давай на «ты», ладно?

— Давай, — он не мог не улыбнуться. И как такая чудесная девушка могла родиться у Малфоев?

— Ну так как насчет совместного ленча?

— Вообще-то я недавно позавтракал.

Лиз пожала плечами.

— А мы не скоро приступим к еде. Давай сначала прошвырнемся по магазинам.

— Зачем? — удивился Гарри.

— Поверь моей женской интуиции: майки и кроссовки — это, конечно, отлично, но не та одежда, в которой можно произвести впечатление на Сева.

Гарри задумался. Ну, в чем-то Лиз, несомненно, была права. Может, Снейп и не уделял внимания чужой одежде, но свою выбирал тщательно, а он сто лет не покупал себе чего-то приличного, может, стоит разнообразить свой гардероб? Ну там пару рубашек купить построже. В конце концов, добиться расположения другого человека — дело непростое и тут не помешает несколько заезженных приемов, вроде стильных тряпок и хорошего парфюма.

— Ну, давай попробуем.

* * *

Они сидели в небольшой кофейне. Все пространство вокруг маленького столика занимали разнокалиберные пакеты, примерно поровну принадлежащие Гарри и Лиз.

— Я хожу сюда, потому что тут подают свежевыжатый морковный сок. Хочешь?

Гарри покачал головой.

— Предпочитаю тыквенный.

— Тоже вкусно, — кивнула Лиз. — Славно прошвырнулись, да?

Поттер улыбнулся. Получилось действительно славно. И почему он так ненавидел ходить по магазинам с Джинни? Наверное, потому что та, привыкшая к экономии, заставляла его перемерить кучу вещей, прежде чем купить одну-единственную. Лиз по натуре была транжирой, но взгляд у нее был наметаный: заставив Гарри примерить всего одну рубашку и брюки — чтобы окончательно определиться с размером — она просто командовала продавцами: «Так. Это мы берем, а это — нет». «Главное, сохрани чеки, — внушала она Гарри. — Если что-то не понравится, потом всегда сможешь поменять». В таком режиме с покупками расправились быстро. Но, наверное, Поттер не был бы собой, если бы его не мучило любопытство. Решив кое-что для себя прояснить, он начал задавать вопросы издалека.

— Лиз, а ты с кем-нибудь встречаешься?

Девушка пожала плечами.

— Время от времени. Но знаешь, я еще не встретила идеального парня. У меня много знакомых, но среди них мало настоящих друзей, — она улыбнулась. — Вот с тобой бы, Гарри, я дружила.

— Да? И за что такая честь?

— Нравишься ты мне. — Пожала плечами Лиз. — Я как-то сразу чувствую, плохой человек или хороший, ошибаюсь редко, но бывает.

— И насчет кого ты ошиблась?

— Насчет собственного брата. Представляешь, когда я его впервые увидела, подумала: ну что за надменная скотина. А потом выяснилось, что он — самый замечательный человек на свете.

Гарри ни за что бы не согласился с последним утверждением Лиз насчет Малфоя, но не стал этого делать. Разговор принял как раз тот оборот, которого требовало его любопытство.

— Ты сказала: «когда впервые увидела его…» Вы что, не вместе росли? — Не то чтобы он не знал этого от Снейпа, но…

Лиз покачала головой.

— Нет, наши родители погибли, когда я была совсем крохой, и нас отдали в приют, Драко усыновили… мне повезло меньше… Ну, сам понимаешь: поганое детство, дешевые игрушки, ярмарка для родителей, которые постоянно выбирают не тебя... — Она улыбнулась. — Грустно все это, но… в итоге меня отыскал Драко. Приемные родители увезли его во Францию, он помнил, что у него есть сестра, и, как только получил некоторую свободу в передвижении, вернулся в Англию и забрал меня из приюта. Уж не знаю, как ему это удалось и скольких денег стоило… Мне тогда было пятнадцать, и, поскольку его работа предполагает частые разъезды, он поручил заботу обо мне Дереку. Ты его видел, он работает в салоне продавцом. Замечательный человек, он научил меня всему, что я знаю об антиквариате. Вот такая история.

— И ты его любишь?

Лиз кивнула.

— Очень. Я бы все отдала в этом мире, чтобы Драко был счастлив.

— А это не так?

— Нет.

— Почему?

— Он мне никогда не говорил, но я однажды случайно встретила их.

— Их?

— Его и женщину, которую он обожает. Помню, поехала в Сохо, там после смерти одной старушки родственники продавали чудесную коллекцию фарфоровых статуэток, они как раз выходили из какого-то отеля… Я никогда не видела у Драко таких печальных глаз. Конечно, я не могла позже не спросить его, кто эта женщина и почему он нас не познакомит. Она мне понравилась — такая странная… Драко сказал, что она замужем, и они не могут быть вместе, потому что она никогда не оставит мужа. Разве счастливая любовь такой бывает?..

Гарри сдержал ухмылку: конечно, Лиз переживала за брата, тот ведь не удосужился объяснить своей сестре, что тоже женат и у него даже есть ребенок… Нет, Малфой не достоин жалости… Он сам вряд ли бросит свою Пенси ради какой-то…

— Он сказал, что ничего так не хотел бы в этой жизни, как маленького мира, где для него было бы возможно хоть ненадолго помечтать, что когда-нибудь рухнут все преграды между ним и его Мион. — Продолжала сокрушаться Лиз. — Если б я знала, как помочь ему…

Гарри почувствовал, как дрогнула маленькая чашка кофе в его руке.

— Мион?

— Ну да… Он часто переделывает имена на французский, меня, например, ласково называет Лизет, свою Гермиону — Мион.

Темные брызги на белой крахмальной скатерти… Когда этот бредовый мир рухнул окончательно? Как так получилось? Почему, в пьяном угаре разрушая себя, Гарри не заметил, что не только его жизнь дала трещину? Осталось ли хоть что-то целым?

* * *

— А вы тут какого черта?

Жестом велев адвокатам следовать в Малый зал суда, не дожидаясь его, он обернулся к говорившей. В узком, слабо освещенном коридоре было несколько фальшивых окон. Пейзаж за каждым из них соответствовал настроению того, кто в него смотрит. Сейчас за тем, в нише которого на подоконнике сидела Гермиона Уизли, бушевала гроза, сверкали молнии, и дождь барабанил в обманчиво тонкое стекло.

Она вытряхнула из пачки сигарету.

— Какими судьбами в Министерстве? По своим делам или пришли посмотреть, как сегодня здесь будут добивать, забрасывая камнями, дружбу? А то зайдите, то еще будет зрелище, вам должно быть интересно. Мало того, что мы снесли самими же возведенную статую с постамента, так нам надо еще непременно заплевать поверженное божество, прикрываясь заботой об интересах ребенка. Такая вот нравственная кастрация... Вы не пробовали? Зря… мне это сегодня предстоит.

Он не мог не отдать должное тому, что, говоря все это, Гермиона Уизли, начальник Отдела по магическому и магловскому сотрудничеству выглядела безупречно, словно читала очередной доклад в кабинете министра. Строгий деловой костюм кофейного цвета, шелковая шоколадная мантия в тон, укрощенные в строгий узел обычно непокорные волосы. Умеренный макияж. Он достал свои сигареты и тоже закурил.

— Может, и зайду.

— Давайте, в цирке, как известно, важную роль играют зрители… без них никак. Процесс-то открытый: сборище подонков и журналистов. Вы лишним не будете: должен же там быть кто-то серый.

— А я серый?

— Вполне. Получите свое маленькое, мстительное, ничем не испоганенное удовольствие, чем не праздник?

Он прикинулся несведущим. Чтобы получить дополнительную информацию.

— Что за процесс?

Она пожала плечами.

— А то вы не знаете. По слухам, Гарри получил работу в школе… Только не говорите мне, что там научились хранить тайны, — хмыкнула Гермиона. — Знает Дамблдор, значит, в курсе все — вплоть до феникса с миссис Норрис.

— Кошка Филча давно умерла, теперь у него другая — Хедор.

— Да? А меня не приглашали на похороны, пропустила такое событие… — Гермиона пожала плечами. — Мне жаль, в свое время я подозревала ее в тайной связи с моим котом… Но он до сих пор жив… в нем течет магическая кровь.

— Рад за вас, и, тем не менее, что вы тут делаете?

— А это непонятно? Гарри жду. Попытаюсь убедить себя и его, что, может, я и дрянь, но не настолько. Не хочу отбирать у него ребенка, если он в состоянии заботиться о нем. Клан Уизли… Они, знаете ли, милые люди, но увлекающиеся. Для них нет серого, только черное, белое и фиолетовое в рыжий горошек. Джейми не попадает ни под одну категорию.

Он глубоко затянулся табаком.

— Вы, я полагаю, тоже…

Она взглянула на часы и слезла с подоконника.

— Мне нравится так думать. Но где же Гарри? Заседание начнется через три минуты.

— Я бы на вашем месте не стал ждать. — Он взмахнул палочкой, уничтожая свой окурок. — Мистер Поттер не придет.

— Почему? — Гермиона помрачнела. — С Гарри что-то не так? А как Джеймс? С ним все нормально?

Он сам не знал, почему ему в эту секунду захотелось, чтобы она… Когда-то просто «Грейнджер» была спокойна.

— Все совершенно нормально. Я в этом процессе буду представлять интересы моего супруга и приемного сына. Им ни к чему вся эта суета и лишние проблемы.

Странная, хотя внешне такая правильная, женщина резко шагнула вперед и запечатлела на его щеке легкий поцелуй.

— Спасибо…

— За что?

— Поймите, я говорю даже не о Джейми сейчас, он нормальный мальчик, в его жизни всего было в меру: и заботы, и отчуждения. За то, что он избежал всей этой грязи, в которой волею обстоятельств погрязли мы, я вам говорить спасибо не стану. Моя благодарность за Гарри. Знаете, какого это: прятаться от жизни? — Гермиона вгляделась в его лицо. — Думаю, да. И неважно, что станет вашим склепом: чулан под лестницей, подземелья древнего замка, роскошные загородные дома или вереница дорогих отелей. Печаль на всем ставит свое клеймо. Отмеченным ею быть… Это даже не страшно, просто фигово. Идемте, вам дано потрясти чьи-то догматы, мне — подыграть вам вопреки роли, обязательство играть которую я навсегда взяла на себя. Вперед… — она потушила о стену сигарету и, снайперски отправив окурок в пепельницу, заспешила по коридору. — Нас ждут великие дела и большие потрясения. И хорошо, что нет Гарри, и слава Мерлину, что тут мы.

Он усмехнулся… Иуда из… Нет, Уизли уже было куда больше, чем апостолов, и все же Грейнджер приподнесла ему сюрприз: не приятный, нет… просто неожиданный, после такого невольно хочется верить если не в бога, то в людей. Хоть немного. Опасное чувство.

* * *

Судья Меррик Трафт нервно постукивал по колену молоточком.

— Время, господа… Время. Как я понимаю, мистер Поттер не удосужился явиться.

Рон Уизли огляделся по сторонам и, взяв за локоть свою вошедшую в зал жену, усадил ее на скамью.

Снейп, следовавший за Гермионой, дал сигнал адвокатам и, под обстрелом изумленных взглядов, прошел и сел в кресло ответчика.

— В его присутствии нет никакой необходимости, — пожилой маг с седыми бакенбардами, старший из рекомендованных Малфоем юристов, занял место справа от профессора. — Интересы мистера Гарольда Джеймса Снейпа и его сына Джеймса Гарольда Поттера в суде будет представлять глава рода, к которому принадлежит ответчик, Северус Александр Снейп, он имеет на это право согласно 146 положению кодекса О семейном законодательстве, принятом в 1519 году.

В повисшей тишине, нарушенной лишь скрипом самопишущих перьев, единственным иррациональным на фоне общего немого изумления звуком был смешок Гермионы Уизли. Потом, как обычно происходит, заговорили все и сразу.

— Этого не может быть! — громко возмутилась Молли Уизли.

— Этот закон устарел более четырех веков назад, — хмыкнул судья Трафт.

— Какого хрена? — Наиболее лаконично подытожил волну негодования Рон Уизли.

Северуса все происходящее даже забавляло.

— И, тем не менее, этот закон никто не отменял, — сухо заметил адвокат. — Отцовские права мистера Поттера в данном суде оспаривает бабушка мальчика, миссис Молли Уизли. Мы можем предоставить суду доказательства, что, после вступления мистера Поттера в брак, она не имеет прав на опеку над ребенком даже в случае лишения его отцовства. — Адвокат положил на стол судье папку с документами. — Обратите внимание на последний пункт брачного контакта.

Судья прочитал бумаги.

— И что? Я знаю о традициях чистокровных семейств, но многие не следуют древним кодексам. Я вот, например, когда женился…

— Многие, но не род Снейпов. — Молодой адвокат передал старому огромный перетянутый черной кожей том, и тот строго перебил судью: — Сто восемнадцатый пункт Фамильного кодекса Снейпов — намерение следовать которому мистер Поттер заверил своей подписью — гласит: «При признании права отцовства над ребенком от первого брака человека, вступившего в брак с представителем рода Снейпов, опека над таким ребенком сохраняется за Главой рода в случае последующего развода, признания супруга сумасшедшим, его осуждения и по всем иным причинам, по которым этот человек будет признан недостойным Снейпов. Принять решение о другом урегулировании дела может только Глава рода». Как вы понимаете, господа, — добавил адвокат, — мистер Северус Снейп не приемлет иных вариантов решения вопроса об отцовстве, кроме как в рамках фамильного кодекса.

— Меня это утомляет. — Профессор бросил на судью один из своих фирменных раздраженных взглядов. — У вас есть брачное свидетельство и соответствующий контракт. В случае решения суда по лишению мистера Поттера родительских прав, опека над ребенком перейдет не к Молли Уизли и не к предполагаемым опекунам, интересы которых она отстаивает. Я усыновил ребенка, я являюсь главой рода Снейпов, и мальчик, в любом случае, останется под моей опекой, даже если мы с мистером Поттером расторгнем брак. Так что этот суд — пустая трата времени, и моего, и вашего, закрывайте дело.

Судья вымученно улыбнулся.

— Ну, в свете открывшихся обстоятельств…

— Каких обстоятельств? — Молли Уизли прорвало. — Неужели вы не видите, что это — фиктивный брак! Гарри не гей, он пил в последнее время и наверняка не знал, что творит. Этот человек… — Она бросила на Снейпа полный презрения взгляд, — просто воспользовался ситуацией! Заморочил ему голову, чтобы его унизить! Я настаиваю, чтобы этот брак был расторгнут!

Снейп улыбнулся.

— Даже если бы то, что вы только что сказали, миссис Уизли, было правдой, то такого решения вправе требовать только Гарри. И не у этого суда… тут мы решаем вопрос об отцовстве… Имейте на руках решение о признании брака недействительным, и мы с вами встретимся снова в суде — и вы снова ничего не добьетесь. Но если вам, господа, нравится проигрывать...

Молли еле сдерживала негодование.

— Такое решение у нас будет. Я поговорю с Гарри, он должен понять, во что вы его втянули.

— Поговорите, ваше право, — пожал плечами Снейп. — А пока мы можем прекратить этот балаган?

Судья скривился.

— Это самый короткий процесс, на котором я председательствовал. Дело закрыто. Лишение мистера Гарольда Джеймса Снейпа отцовских прав невозможно в связи с тем, что, согласно Закону о соблюдении фамильных кодексов, он признается вторичным опекуном и несет частичную ответственность за судьбу своего сына. Поясняю для истца: процесс прекращен в связи с тем, что вы не имеете права оспаривать отцовство основного опекуна — мистера Снейпа, по крайней мере, в деле нет достаточного количества материалов, свидетельствующих о том, что мы можем заменить ответчика в ходе этого слушанья.

— Они у нас будут.

Снейп встал с кресла.

— Вот тогда и встретимся, господа, а пока прошу меня простить. Дела… Семейные хлопоты, медовый месяц, опять же, организовать надо.

Стоило ему выйти из зала, за ним бросилась толпа журналистов. Желания объясняться с ними у него не было, а потому, дав сигнал адвокатам отрезать его от жадной до сенсаций толпы, Северус Снейп беспрепятственно покинул здание Министерства Магии, аппарировав в маленький уютный ресторанчик в Косом переулке. Должен же он был дать Уизли фору во времени, позволив добраться до его супруга и объяснить ему, с каким подонком тот связал свою жизнь…. У Снейпа в запасе было, как минимум, два часа — самое время для свежих устриц и белого вина.

* * *

«Как такое произошло с нами?» После разговора с Лиз Гарри аппарировал к школе, но не вернулся в замок. Ноги сами принесли его на ту самую полянку у озера, где когда-то он и его друзья поверяли друг другу свои самые сокровенные секреты, искали способы выжить и строили планы, как рискнуть этой самой жизнью.

Шесть долбаных лет… Нет, он старался продолжать расспрашивать Лиз тактично, но из ее ответов понял, что Малфой и его любовница вместе уже именно столько времени. «Его любовница». Не верилось, что так он думал о Гермионе. Той самой мудрой Герми, чью любовь с Роном он считал идеальной…

Прохладный ветер боролся с безжалостно ярким солнцем. Вот так же, как погода, чувствовал себя сам Гарри: он не верил и, в то же время, не мог не принять новую правду. Как слеп он был, как невнимателен к друзьям! Вправе ли он обижаться на их решения, если проклинал свой эгоизм и слепоту… Неужели он так погряз в своих мелких проблемах, что не нашел времени взглянуть, что творится с теми, кто ему дорог? Давно Гарри читал какую-то книжку. Роман о человеке, который много лет пролежал в коме, а потом пришел в себя и не узнал окружающей его мир. Он чувствовал себя тем коматозником, только все было по-другому — он спал наяву. Ел, ходил, что-то говорил, ссорился с Джинни, пил с Роном пиво по субботам в пабе и часто часами трепался с Гермионой… Мир изменился не за тот год, на который он себя из нее вычеркнул. Так как же так получилась, что он не заметил этих перемен?.. Или он замечал… Только не придавал значения, упиваясь собственными печалями?

Теперь, когда он заставил себя задуматься, воспоминаний оказалось так много!.. Какой-то прием в Министерстве… кажется, принимали итальянского Министра Магии… Интерьер зала был оформлен в средиземноморском стиле. На стенах — небрежно прорисованные виды Венеции, магические картинки одна за другой сменяют друг друга. Еда и напитки — все на высшем уровне. Он уже немного пьян, Джинни предсказуемо ворчит, время от времени сбрасывая напряжение в танце с очередным смуглым красавцем. Гермиона, в темно-синей вечерней мантии, из-под которой выглядывает бледно-голубой шелк вечернего туалета, стоит в неосвещенном углу залы. Ее взгляд кажется несколько затравленным. Устала от хлопот по организации приема? Она в этом мастер и всегда взваливает на себя дополнительную работу. Он хотел подойти и как-то ее ободрить. Она так вымоталась. «Куда, спрашивается, смотрит Рон? А, да вон он — о чем-то говорит с Министром, надо сказать, чтобы отвез жену домой, она устала». Потом он снова смотрел на Гермиону — рядом с нею возник домовой эльф и что-то протянул… Маленький букетик незабудок. Он тогда, помнится, подумал: какой молодец Рон, что придумал такой знак внимания… Только почему-то Гермиона, с задумчивой улыбкой принимая цветы, смотрела в сторону итальянского Министра Магии, о чем-то беседующего с Малфоем. Кажется, он даже потом несколько раз подшучивал над Гермионой по поводу тайного поклонника с апеннинского полуострова. Таких фактов было не один или два и даже не двадцать… Маленькие нестыковки… Как он мог не замечать? И что теперь делать? Поговорить с Гермионой? Но о чем? О том, что она изменяет Рону? Глупо. Это ее жизнь… Только вот как-то жаль, что их существование, где все делилось на троих, вдруг стало жизненным бегом по непересекающимся орбитам… И что тут поделаешь? Какое решение нужно принять, чтобы оно оказалось правильным? Этого Гарри не знал. И сомневался, что узнает в скором времени.

Рука наткнулась на плоский камешек, и, пустив его по воде, он побрел к замку. Не так много нужно, как оказалось, чтобы уничтожить радость этого утра. И вернется ли она в скором времени?.. А, впрочем, единственный способ прекратить плодить вопросы, на которые нет ответов, — это перестать их себе задавать.

* * *

Он как раз закончил с помощью Добби распаковывать коробки с вещами Джейми, когда в двери их комнат постучали. Очевидно было, что это не Снейп вернулся, тот бы вряд ли стал стучать, а никого другого Гарри видеть не хотел.

— Добби, скажи всем, что я занят, даже если это директор с сообщением, что Хогвартс вот-вот обрушится нам на голову.

— Да, Гарри Поттер, сэр.

— Снейп, — усмехнулся он. — Гарри Снейп. Но ты можешь называть меня по-старому — я, наверное, сам не скоро привыкну.

Домовой эльф бросился в гостиную, а он продолжал расставлять книжки на нескольких подвесных полках, когда Добби вернулся, его маленькая мордочка выглядела озадаченной.

— Это Артур и Молли, а также Рон и Гермиона Уизли, и они говорят, что не уйдут, пока вы их не примете.

«Черт!» — Гарри нахмурился. Снейп советовал ему как можно меньше обсуждать их брак, а тут вопросов наверняка будет масса, и все, что ему оставалось, — это немного выиграть время.

— Хорошо, Добби, проследи, чтобы они оставались в гостиной и им был подан чай, я переоденусь и скоро приду.

Через несколько минут, разглядывая себя в зеркало, он был не в состоянии спрятать усмешку. Странная вещь игры, в которые играет наше подсознание. Наверное, готовясь к встрече со старыми — и ему не хотелось думать, что бывшими — друзьями, он неосознанно выбирал одежду, способную скрыть его неуверенность и весьма противоречивые эмоции. В результате выбор пал на черную рубашку, черные брюки и строгий приталенный пиджак. Чтобы как-то поднять себе настроение, Гарри, подмигнув зеркалу, сказал:

— Если через пару лет от такой жизни мой нос изменит свою форму и появится непреодолимая тяга варить в котлах что-то мерзкое на вид и запах, повешусь.

Эта стекляшка, к сожалению, не была такой немой, как та, что в ванне, а потому пробурчала в ответ:

— Покупай веревку, ты с таким типом живешь, что чем раньше повесишься, тем меньше промучаешься.

— Это точно. — Легко согласился Гарри, думая, что в магловских вещах определенно есть своя прелесть.

* * *

Драко Малфой элегантно опустился на соседний стул и тут же разрушил все совершенство своих манер, пригубив вино из его бокала. Оценив ослепительную улыбку блондина, Северус жестом велел официанту продублировать его заказ для Малфоя.

— Судя по тому, как ты сияешь, все прошло по плану.

— Судя по тому, что ты сидишь здесь и наслаждаешься великолепным обедом, у тебя тоже все нормально… Хотя по лицу не скажешь — на похоронах можно встретить менее траурные физиономии.

— Отвлекаясь от моей мимики, что привело тебя в состояние такого восторга?

— Мозаика, дорогой Северус, маленькие кусочки информации, которые моя несравненная Лизет передала Поттеру слово в слово.

— Все еще не могу понять, зачем тебе было нужно, чтобы я их знакомил. Ты обязан мне одно объяснение по той простой причине, что не так просто было выследить Поттера в Лондоне, да еще и пришлось на ходу сочинять для него легенду, поскольку сам он, с присущей гриффиндорцам ненаблюдательностью, отказался с первого взгляда опознать в Лиз твою сестру.

— Прошу заметить, двоюродную, и совершенно нелишенную магических способностей. Но ты, однако, тоже хорош, — сочинить такую трагедию! Никогда не подозревал тебя в склонности к дешевым эффектам. Лиз, бедняжка, даже сама расплакалась, когда я пересказывал ей историю ее тяжелой судьбы. И вообще, ей понравился Поттер, если бы на кону не стояло мое благополучие, она сказала, что послала бы меня с моими интригами куда подальше.

— Ты переигрываешь, Драко, всегда и во всем, зачем нужна была такая сложная постановка, чтобы проинформировать Гарри насчет твоего романа с Гермионой Уизли? Я бы мог сам ему сказать.

— Конечно, — Драко принесли его заказ, и он пригубил вино. — Но как ты думаешь, он не скажет ей, откуда это узнал? Мион — умная женщина, она поймет, кто за всем этим стоит и кастрирует меня раньше, чем я успею сделать ей предложение. А так ей еще понадобится время, чтобы расследовать, кто эта мифическая сестрица, о которой она ничего не слышала. Если повезет, она поверит, как и Поттер, нет… Ну, к тому времени, когда она во всем разберется, я займу оборону.

— Ты еще не развелся.

— Это вопрос пары дней. Обожаю наши фамильные кодексы. Так приятно иметь бесправных супруг! Но я не был бы Малфоем, если бы поставил на карту свою, в общем-то, устроенную жизнь, в надежде получить согласие женщины, которая слишком порядочна, чтобы бросить идиота, которого она посадила себе на шею. Нет, сначала я хочу, чтобы они развелись. Если того, что я проинформировал о наших отношениях Поттера, будет недостаточно, чтобы спровоцировать скандал в королевстве под огненно-рыжим флагом… Что ж, придумаю, еще что-нибудь.

— Если бы я не знал тебя с пеленок, мог бы поверить, что ты действительно любишь эту женщину.

Драко рассмеялся.

— Болезнь… Мазохизм… Любовь… Называй, как знаешь, но факт остается фактом: она — чертова упрямая грязнокровка с довольно мерзким характером и извращенным представлением о долге. За эти шесть лет я изменил ей сотню раз и уходил тысячу, но всегда возвращался, потому что я не могу без нее… Я — надменный ублюдок, помешанный на деньгах и собственном положении в обществе, она мне, конечно, не изменяла, кроме как с мужем — в силу все той же долбаной извращенной добродетели, но хлопала дверями едва ли не чаще, чем это делал я, однако тоже всегда приходила обратно. Потому что без меня ей плохо. Не люблю ходить по кругу, предпочитаю, чтобы однажды он был разорван. Все или ничего. В силу своего характера на «ничего» я категорически не согласен, а значит, она будет моей.

Снейп усмехнулся.

— А как же фамильный кодекс?

— Ты, друг мой, тоже вступил в первый брак с мужчиной, да еще и полукровкой… Я же собираюсь во второй с женщиной сомнительного происхождения. Что ж, достойные наследники у меня есть, а потому — в камин семейный кодекс, если он мешает мне наслаждаться жизнью, в конце концов, всегда можно внести в него пару правил от себя. Мой отец часто так делал. Лучше скажи мне, на кой черт тебе понадобилось жениться на Поттере?

Северус улыбнулся, откинувшись на спинку стула с бокалом в руке.

— Немного мести старой, чуть больше — новой, и достойный наследник, для получения которого мне не пришлось жениться на ведьме с солидной родословной, спать с ней, терпеть период его становления. Я получил наследника, искренне мне симпатизирующего, приручить которого не станет большой проблемой. Его отец — побочное звено этой сделки, временно необходимое, но устранимое, едва в нем пропадет необходимость.

Драко улыбнулся.

— Некоторым вещам не дано меняться, Северус, в том числе и твоему эгоизму! — Малфой отсалютовал ему бокалом. — За наш успех!

Снейп кивнул, впрочем, замечание Драко его не обрадовало. Недавно его посещали совсем другие мысли по поводу собственной способности к переменам: тогда это казалось приятным — умение меняться… Теперь он счел, что отсутствие гибкости некоторых черт характера — не такая уж неплохая вещь. Совсем не неплохая.

— Что же ты наделал, Гарри?

И это вместо «здравствуй, рады тебя видеть». А, впрочем, разве вправе он был рассчитывать на большее?

— Я? Всего лишь вступил в брак, это теперь преступление?

Одним кивком поприветствовав всех присутствующих, он взял со столика чашку и сел в одно из кресел. Видимо, роль его основных оппонентов досталась Молли и Рону, Артур выглядел так, словно вообще не понимает, как все они оказались в такой неприятной ситуации. Рядом с задумчивой Гермионой в пепельнице множились трупы истлевших сигарет, выпуская дым после очередной затяжки, она вглядывалась в него, словно ища скрытые от чужих глаз тайны мира.

— Да если хочешь мое мнение, это преступление, и, прежде всего, против твоего ребенка!

Гарри посмотрел на возмущенную Молли и совершенно честно ответил:

— Не хочу.

— Чего? — удивилась она.

— Знать ваше мнение. Я готов выслушать его, потому что считаю, что вы — мой друг, но хочу ли я его? Нет. Мне важно только мое… Наверное, учусь быть эгоистичным.

— Ты бежишь от правды! — О, это уже тяжелая артиллерия в лице Рона. — Мне тоже хочется думать, что мы все еще друзья, Гарри, но посмотри правде в глаза: ты не в состоянии сейчас принимать мудрых решений!

— И ты хочешь сделать это за меня? Отнять у меня Джейми было бы мудро?

— Мы думали о мальчике. — Снова миссис Уизли.

— Я тоже думал о нем, жаль, что наши мысли такие разные.

— Думал! Посмотрите на него, он думал! И какая именно идея заставила тебя выйти замуж за первого встречного?

— Если ты не заметил, Рон, то мы знакомы со Снейпом очень много лет, его нельзя назвать первым встречным. Из вашего визита следует, что он выиграл дело, не так ли?

— Скажи еще, что ты искренне любил его все эти годы!

Он ухмыльнулся, вспомнив легенду Северуса.

— Не все, только большую часть последнего.

— Это невозможно!

— Такова моя официальная версия, озвучивать другую я не намерен.

Рон возмущенно покраснел, Гермиона, потушив очередную сигарету, заапплодировала.

— Гарри… он огрызается, а, следовательно, он жив. Мои поздравления, жаль, не пригласил на свадьбу, я бы пришла.

— Спасибо, Гермиона.

— Не за что. Все отлично, ты не пьешь, ты работаешь, «по официальной версии» ты любишь — и, за неимением другой, я сейчас принимаю ее на веру, благополучие Джейми не вызывает у меня сомнений, но остается один маленький нюанс...

— Какой?

— Что делать с твоим брачным контрактом.

— А тебя что-то в нем не устараивает?

— Я тут причем? Не устраивать должно тебя…

— Что?

— Она говорит о пункте, по которому ты обязался следовать «Фамильному кодексу Снейпов». — Молли Уизли явно была сильно раздосадована. — Ты хоть понимаешь, что теперь это уже не твой, а его ребенок, он — его полная собственность, как и ты! Таковы кодексы почти всех древних семейств — они сохраняют за супругом, вступающим в семью, очень мало прав, если это не оговорено дополнительно, а в твоем контракте это не оговорено. И ты еще согласился на усыновление! Как ты мог? Снейп вправе вышвырнуть тебя в любую секунду. И он сделает это, не сомневайся.

Посчитать до трех, не дать себе поверить, спастись — хотя бы на пять минут. Нужен голос разума, ему сейчас не до чувств.

— Это правда, Гермиона?

— Увы, Гарри, но истинная, и, если Снейп не предложил тебе ознакомиться с кодексом — это серьезное нарушение…

— Предложил, я сам отказался его читать. — Он рассмеялся, наверное, нервно, но получилось как надо, в меру цинично. — Там было слишком много страниц.

— Твою мать, о чем ты думал! — Рон сорвался на крик.

— О себе, о нем и, преимущественно, о Джейми.

— Гарри, — Молли старалась говорить вкрадчиво, как с душевно больным. — Не переживай, такой брак можно расторгнуть, признать его недействительным. Мы все обсудили, вы с Джейми переедете к нам, никто не будет забирать у тебя сына, я погорячилась… Пойми, мы не желаем тебе зла, просто волновались за мальчика. Ты будешь воспитывать Джейми, мы все станем тебе помогать, просто надо ликвидировать это недоразумение со Снейпом.

— Он — мой супруг.

— Это же формальность, прости за грубость, но пока вы с ним не в близких отношениях…

— Куда уж ближе, — Гарри удивлялся, как ему удается сохранять спокойствие. — Мы занимались сексом, если вас это интересует.

— Но… Гарри… Ты же не… — Рон скривился от отвращения.

— Рон, не делай такое лицо, словно ты только сегодня узнал о существовании гомосексуализма. — Гермиона пожала плечами.

— Гермиона, это не просто два парня в одной койке, это, черт побери, Гарри, который был женат на моей сестре, и чертов Снейп! Он тебе что-то подлил?

— Обошелся своими силами, мистер Уизли.

Гарри вздрогнул, никто из них не заметил, как Снейп вошел. Он стоял на пороге, скрестив на груди руки, и…

Гарри снова увидел то самое ненавистное ему выражение лица. Такое же было у Снейпа, когда уводили Диего. Лик ничем не замутненного, но какого-то почти болезненного в своей едва уловимой порочности, удовольствия. Он наслаждался всем происходящим, как кукловод, которому удалось заставить подвластных ему марионеток до конца отыграть задуманное им представление. У Гарри мелькнула мысль, идиотская в своей абсурдности, граничащая с жалостью. Неужели только причиняя кому-то боль, Северус способен чувствовать радость? Почему так? В чем удовлетворение того, кто смакует агонию смертельно раненого врага, но теряет всякий интерес, едва тот перестает дышать и чувствовать? Тот, чей триумф сменяет скука и кого гложет мысль: «Он был слаб, его агония радовала бы меня, длись она вечность, но он лишил меня этого удовольствия, всего лишь сдохнув». «Кто сделал тебя таким, Северус? Кто превратил человека в вечно голодного демона, который, кажется, ничего не чувствует сам и питается чужими эмоциями? Они пьянят его, как наркотик, особенно сильные. Гнев, боль, страх, ненависть… Разве можно упиваться тем, что тебя ненавидят? Кто? За что? Как мне расколдовать твою душу? Как мне не сломаться, если я узнаю, что это невозможно? Я должен ненавидеть как все — ты был бы доволен, чувствуй я себя именно так, а не иначе… Так я был бы тебе понятен. Ты хочешь лишить меня многого, но я в состоянии отнять у тебя только одно. Ты не получишь моей ненависти. Никогда больше. И не будет этой улыбки на твоем лице по моему поводу!»

Гарри встал и, подойдя к Северусу, обнял его за талию, тот выглядел на редкость изумленным, и это помогло Поттеру окончательно усмирить гнев и раздражение.

— Привет, у нас гости, — он легко коснулся губами плотно сжатых губ своего мужа.

Бывает ли черным лед? Конечно, теперь он знал, что бывает, Северус не понимал и не играл интуитивно, значит, ему нужны были сведения.

— Полагаю, о ходе процесса тебя проинформировали?

— Не совсем, я думаю, что мне приятнее будет услышать подробности от тебя.

Рон вскочил на ноги.

— Гарри, этот ублюдок во всеуслышанье объявил, что при разводе отнимет у тебя ребенка!

Снейп собирался что-то сказать, но Поттер его опередил.

— Ты говоришь с моим супругом, Рон, в нашем доме, я прошу тебя быть вежливым. В своих взаимоотношениях мы разберемся сами. Тут никто не ставит вопрос о разводе, я согласился на этот брак с искренним намерением жить с Северусом. Думаю, это ответ на все ваши вопросы. А теперь, извините пожалуйста, я хочу поговорить со своим мужем.

— Ты сумасшедший! Тебя лечить надо, Гарри, неужели ты так ничего и не понял!

— Я все понял. Артур, Молли, спасибо, что зашли, если захотите навестить внука, то это можно устроить. Как только Джейми поправится, мы можем приехать к вам в Нору. Рон, Гермиона — рад был повидаться, напишите мне, может, сходим куда-нибудь вместе.

— Он бредит!

— Ну отчего же, Рон, Гарри выглядит вполне здоровым и здравомыслящим. — Гермиона встала с дивана. — Я напишу, так что до встречи, — она расцеловала Гарри в обе щеки. — Рада была повидаться. Пойдем, Рон.

— Герми, ты что, тоже сошла с ума?.. Он…

— Это его жизнь и его решения, думаю, Гарри четко дал понять, что в нашем мнении он пока не нуждается. Попросит — выскажемся. — Она обернулась к Снейпу. — Сегодня утром я подумала, что вы, возможно, искренний и благородный человек, я ошиблась?

Профессор кивнул.

— Да.

— Что ж, тогда, при следующей встрече, я вам врежу, чтобы как-то компенсировать впустую потраченный поцелуй. До скорого, Гарри.

Он улыбнулся, похоже, одного друга удалось сохранить, хотя это вряд ли его заслуга.

— До встречи, Гермиона.

Она вышла.

— Я все еще думаю, что ты спятил, — буркнул Рон, вылетая вслед за женой с криком: «Гермиона, какого черта ты там наговорила!»

Молли ничего не сказала. Артур, словно извиняясь за грубость жены, спокойно простился не только с Гарри, но и с Северусом, и даже выдавил какие-то поздравления.

* * *

Когда за последним из непрошеных гостей закрылась дверь, Гарри снова опустился в кресло, Снейп сел в соседнее.

— Спрашивай, — это прозвучало как распоряжение.

— Ты обманул меня насчет пункта в брачном контракте и солгал, когда сказал, что после развода я смогу забрать Джейми. Это так?

— Да, — странно, наверное, от такого положения вещей мир Гарри должен был рухнуть, но этого не случилось. Просто все встало на свои места и одуряющее прекрасный аромат сирени немного отпустил, позволив мыслить здраво, но не возникло ни отторжения, ни сомнений. Ни пустоты, ни злости — только покой… Теперь он знал, с кем и чем имеет дело, осталось только понять, как жить с этим знанием.

— Тебе нужен Джейми?

— По-моему, это очевидно.

— Просто как безликий наследник, или важно, что это именно он?

Снейп задумался.

— Полагаю, да. Этот ребенок располагает всеми теми качествами, которые я хотел бы видеть в собственном сыне.

— Понятно. У меня осталось всего несколько вопросов. Как долго я буду фигурировать в твоем плане, или мне предстоит уже сегодня собрать свои вещи?

— Я не хочу никаких потрясений для мальчика. Очевидно, что он к тебе привязан. Если ты будешь разумен, то мы проживем некоторое время вместе, он привыкнет ко мне, в таком случае, даже после расторжения брака, я позволю тебе с ним видеться. Если ты начнешь делать глупости или настраивать мальчика против меня, ты никогда его не увидишь. Англия — не единственная страна, Хогвартс — не единственная школа.

Он так впился ногтями в ладонь, что она стала мокрой от крови.

— Мы разведемся, как только ты решишь, что Джеймс достаточно адаптировался в роли твоего наследника?

— Да, если ты не надоешь мне раньше.

— Есть список правил, следуя которым, мне удастся этого избежать? Или можно воспользоваться вариантом, предложенным Кавадросом? Как там это звучало: «Да, Северус. Конечно, Северус. Полностью с тобой согласен, Северус» — и никогда: «Нет»?

— Сформулировано верно, — Снейп усмехнулся. — Но я искренне не понимаю, зачем это тебе надо. Разве мое общество доставляет тебе радость, Поттер? Или эта бредовая влюбленность, о которой ты мне поведал, окончательно лишила тебя мозгов? Ничего не изменится, ты отыграешь свою роль и уйдешь со сцены. Следуй моим правилам, и все будет, если не хорошо для тебя, то, хотя бы приемлемо. Иного не дано, в противном случае…

Гарри позволил себе перебить его:

— Я все понял, мое согласие следовать твоему сценарию требуется немедленно?

— Ну отчего же, можешь подумать до завтра.

Ему пришлось закусить губу, чтобы не вспылить.

— Хорошо, Северус. Ты не против, если я проведу это время за чтением, не одолжишь фамильный кодекс?

Снейп призвал с полки тяжелый том и передал его Гарри.

— Наслаждайся.

* * *

«Мечта остается лишь мечтой до тех пор, пока не сбудется, а потом это уже не мечта», — эти слова однажды сказал ему Альбус. Для него это было дикостью. Тогда Северус задумался, мечтал ли он вообще, когда-нибудь? Желал? Да. Стремился? Конечно. Но мечтал?.. Однажды. В его представлении, мечта была чем-то чистым, хрупким, абстрактным и необычайно сокровенным. Единственное, что вспоминалось в связи с этим словом — темная ночь, вкус пирожного с ванильным кремом, маленький безопасный наколдованный костерок с синим пламенем, длинная челка склонившегося над своей тетрадью Денни. Он что-то рисует, время от времени лукаво поглядывая на Северуса, потом протягивает руку и, подцепив кончиком пальца каплю крема с его нижней губы, слизывает ее с блаженным «м-м-м». Тогда он всего один раз позволил себе эту самую мечту, хотелось, чтобы всегда было вот так же спокойно и уютно. Чтобы Денни всегда был рядом, чтобы никого, кроме них, не осталось в этом мире… Потому что он знал многих людей, но не таких хороших, добрых и открытых, как сидящий напротив мальчишка. Он знал, что она неосуществима, эта мечта, знал уже тогда, так почему сейчас он о ней вспомнил, и почему, черт побери, ему так больно. Что стало с его памятью? Он так долго запрещал себе вспоминать… Так почему именно сейчас на него навалилось все и сразу? Он знал ответ, но он ему не нравился…

Отдав Поттеру книгу, он скрылся в своем кабинете. Не ушел праздновать победу, вовсе нет… Он спрятался, забился в угол, чтобы зализать раны, хотя даже не знал, где именно у него болит. В мире не может существовать такого всепрощения! В мире не должно быть второго Денни. И все же… было приятно думать о том, что Поттер кинулся искать в фамильном кодексе лазейки, как переиграть ситуацию. Приятно, ложь себе — вообще чертовски соблазнительная штука, но он знал, что это не так… Знал, что его снова простили и не терпят, а стараются принять — в рамках тех условий, которые он создал, и он ненавидел Поттера за его гребаную любовь и его чертову доброту! Любовь… Ха, неужели он может поверить в это, нет, неправильное слово «поверить», он не в состоянии принять. В его жизни нет, не было и не будет место этому чувству. Он не знает, что это такое, и все же… Когда этот чертов придурок, вместо того чтобы наброситься на него с проклятьями, поцеловал, он опешил, всего на секунду, потом его мозг начал искать подвох. Может, Поттер еще не знает?.. Но он знал… Непонятно, невозможно, в чем ложь и игра на публику? Голова разрывалась от боли, мысли, обычно четкие, лихорадочно плясали, не в силах осознать да что же такое это было?! Как такое могло быть? Это… безумная вера кого-то в то, что в принципе от него можно получить что-то кроме…

Больно… Где больно? Почему? Откуда эта идиотская мысль о мечте, и почему, в тот момент, когда рука Поттера легла ему на талию, он снова абсурдно пожелал, чтобы ничего не стояло между ними? Ни презрение, ни ненависть, ни обман. Чтобы не было лжи… и он действительно заслужил этот жест поддержки, этот поцелуй прощения.

Как дышать одним воздухом с Поттером, чтобы не задохнуться от нелепого, отвратительного раскаянья?! Хоть один упрек — и все вернулась бы на круги своя, обычно за каждую свою интригу он получал от жизни пощечину, но сегодня все прошло гладко. Не будет сцен и гнева. Кем надо быть, чтобы получать наслаждение от такой игры в одни ворота? Наверное, Малфоем…

И он снова бежал. Куда? Зачем? От кого? Он знал, но предпочитал не афишировать. Даже спросил у лежащего на диване в гостиной с книгой Поттера, пойдет ли он ужинать? Правильно спросил, холодно и отстраненно, и, получив в ответ учтивое «если ты не против, я поем здесь», чуть было из чувства противоречия не прошипел в ответ: «Я против». Но сдержался и вовремя кивнул с должным безразличием.

Все лаконично… Только почему вместо Большего зала он отправился в Хогсмид и напился в одиночестве в «Трех метлах»? Зачем он возвращался домой пешком? Зачем остановился у посаженного кем-то на улице канадского клена? Зачем… Почему… Кем? Что прокляло его? И где больно? И отчего так…

Он был рад, что на улицах пусто, рад, что никто не в состоянии разглядеть его, человека, которому плохо. Который потерял контроль… Который с опозданием почти в сорок лет понял, что он любил когда-то… Что это есть в мире, и не важно, что такое сумбурное чувство несет лишь боль, и плохо, что он не в состоянии даже выплакать спустя столько лет свою потерю… И это отвратительно… Как с этим жить — с зелеными глазами, из глубины которых совершенно по-новому смотрела его старая мечта… Ему нужно избавиться от Поттера, иначе он потеряет относительно целого себя, которого, как мозаику, он складывал все эти годы. И ему снова придется что-то изобретать и менять планы. Простого выхода нет… Нет иного пути, кроме ровной дороги в ад.

* * *

Когда хлопнула дверь, он притворился спящим, так было проще — легче пережить мгновение готового прорваться в каждом вздохе отчаянья. На груди могильным камнем лежала книга, каждая страница которой подписывала ему, по меньшей мере, смертный приговор. Нет, все было сформулировано правильно. Но как жить без смысла жизни? Как дышать, когда у тебя отняли воздух?.. И кто отнял…

Из-под опущенных ресниц разглядывая вошедшего мужчину, он, с какой-то невероятной четкостью, видел сейчас все его трещинки. Сутулые плечи, морщинку между бровей и потухший взгляд. И запах… Виски, разумеется… «Какое горе запивал ты, моя любовь?.. Что пытался навсегда утопить в янтарном обжигающем нектаре? Не скажешь? Конечно, нет...» Любовь… Так странно… Так сильно… Что должен чувствовать человек, которого предали? Кому он это должен? Можно ли презреть руку, удар которой вернул тебе способность жить и бороться? Должно?..

Кто написал эти правила? Больше чем тысяча шестьсот страниц презрения к себе подобным. И каждая строчка отнимает право чувствовать, и каждая учит жить, не достигая самой сути этой жизни — простого человеческого счастья. Разве может быть прекрасна любовь раба, навсегда загнанного в клетку чужих догматов? И он должен доказать, что может? Бред… Не стоит даже пытаться… Тогда почему так хочется? Что это за чувство такое? Почему оно не оставляет места смирению? И этот человек, что стоит в слабо освещенной огнем камина гостиной и пристально смотрит на него из-под тяжелых, покрасневших век взглядом едким, как «царская водка»… Он хочет отобрать у него самое дорогое, что есть в этом мире — Джейми. Зачем он ему? Чтобы превратить в себе подобного? Пустить бродить по земле еще одно поколение бездушных демонов? Хочется смеяться. «У тебя не выйдет, Северус, ты никогда не сможешь причинить моему ребенку столько горя, сколько причинили тебе. Никогда не отравишь тем же ядом, слишком хорошо зная последствия отравления». Если бы речь шла только о его сыне, он, наверное, не беспокоился бы вовсе… Это звучало странно, но даже в мыслях Гарри не допускал возможности, что Северус отберет у него ребенка, они слишком привязаны друг к другу и эту связь не разорвать, не обездолив обоих, и, если в отношении его самого Снейп с легкостью причинит эту боль, то с Джейми он так не поступит… Никогда… Потому что любит. Странно, нетипично, его привязанность к мальчику — честная, открытая, очевидная всем и, похоже, не замеченная только самим профессором…

…Нет, Северусом. И даже одно имя его многолико… Звучит серебряным колокольчиком на губах у Джейми, плавится лавой — на устах Кавадроса, дребезжит от наполняющих его иронии или гнева в словах Дамблдора и МакГонагалл — и все еще сокровенный секрет, который произносят шепотом уста самого Гарри. И в этом смысл, его не видно, но он есть. Он был бы спокоен, если бы речь шла только о благополучии Джеймса, но ведь есть еще кое-что…

Узкое лицо в красноватых отсветах пламени, глаза, не осознающие, сколько тоски в них таится, и бледные тонкие ладони, обычно проворные и стремительные, сейчас — поникшие на вечном трауре одежд. Можно ли противиться любви, когда она больше не слепа? Легко прятаться в аромате сирени, утренних фантазиях и дымке неосуществленных желаний. Но что делать, когда карты брошены на стол и все они крапленые? Нет в игре ни доблести, ни чести, и, садясь за партию с умелым шулером, ты не вправе рассчитывать ни на что, кроме поражения, но только твое упрямое сердце… Открытое и по-прежнему честное, никогда не смирится с ним… Нет, ему вовсе не плевать, что любить… Оно не жаждет яда, не хочет быть отравленным, оно стремится исправить все... Смести со стола карты и не играть вовсе… Отдать себя, зная, что будет осквернено? Да! Раз — один, два, десять... но ведь даже негодяи устают от собственной порочности, а тот, кого оно любит, отнюдь не подонок… Он просто… Северус… Поистине магическое имя.

* * *

Притворство — тонкая наука, которая часто не под силу дилетантам. Он стоял и смотрел на легкую дрожь ресниц, на немного неровное дыхание — на все эти атрибуты почти детского, невинного обмана. «Я не знаю, о чем с тобой говорить, а потому сделай, пожалуйста, вид, что ты веришь, что я сплю». Это он мог. Это получалось легко и просто, потому что ему самому нечего было сказать. А, правда, что добавить ко всему тому, что уже звучало? «Я ненавижу тебя за то, что ты такой теплый и непонятный?» Глупо. Банально, элементарно, пошло... зачем говорить такие вещи, когда можно молча смотреть, наслаждаясь маленьким эстетическим удовольствием от небрежно согнутой в локте руки, которая свисает с дивана так, что кончики пальцев касаются ворса ковра. Любоваться чуть приоткрытыми влажными губами, чей вкус уже не является для тебя секретом. Но долго делать это невыносимо, потому что даже в таком бесцельном созерцании есть что-то неправильное. Отталкивающее и манящее одновременно. «Зачем вас учили колдовать, мистер Поттер, когда вы и так околдовываете?» Так может говорить только виски внутри, потому что там, глубоко, нет больше ничего, что могло бы подобрать такие слова. И все. И точка… Несколько неровных шагов, отчего-то необходимый сейчас гневный хлопок дверью в спальню. Вода… Много-много воды, ненавистной с детства, каждая капля которой несет отраву, когда-то это было фобией, теперь — просто раздражение и свежесть… Очищение тела, но не души — ее не отмыть так просто. Потом — непременная прохлада мятной зубной пасты. И, наконец-то, — можно окунуться в невнятный, успокаивающий шорох простыней. Не крылья, нет, определенно, не крылья, им не дано навеять сладость свободы в неторопливом течении снов… Поэтому он не любил пить. Грусть, искусственно усиленная многократно… В такие ночи он видел сны, неподконтрольные разуму, обычно тревожные и…

Додумать он не успел, потому что, не в силах сопротивляться, покорно скользнул в мир своих ночных кошмаров.

* * *

Три часа ночи. Гарри недоуменно смотрел на часы, силясь понять, что его разбудило. После ухода Снейпа он воспользовался ванной в комнате Джейми и занял пустующую пока кровать сына. Рядом на кровати валялся все тот же фамильной кодекс, кажется, он ухитрился его все-таки осилить. И все же, что его разбудило? Минуту спустя он понял: стоны… Тихие и невнятные, они доносились из спальни Снейпа. По инерции схватив палочку, он бросился в комнату своего мужа.

Картина, которая предстала взору Гарри, была чем-то большим, чем просто «Человеку приснился дурной сон». Руки Северуса сжимали простынь, черные волосы беспорядочно разметались по подушке. Сброшенное на пол одеяло, покрытый бисером испарины лоб, искусанные в кровь губы и... слезы. Влажные дорожки слез на щеках искаженного какой-то бессильной яростью лица.

— Нет, пожалуйста, не надо! — на выдохе, и — череда сотрясающих кровать беспорядочных ударов. — Нет…— отчаянно.

О какой логике и рассудочности может идти речь, когда, глядя на страдания другого, невероятно ценного человека, в тебе что-то умирает и ты просто не можешь дышать ровно, когда его вздохи так сбивчивы и болезненны?..

Гарри шагнул к кровати и, опустившись на ее край, ласково погладил пальцами щеку, стирая слезы.

— Как же ты живешь со всем этим, или это, как ты однажды сказал, любовь моя, — «просто выживать»?

Его губы пробежались по покрасневшим векам, собирая остатки соленой влаги, потом отпустились ниже, и язык слизнул капли крови с искусанных губ. Черные, все еще затуманенные видениями глаза распахнулись недоуменно… Потерянно. Хриплый отчаянный шепот:

— Денни…

— Тсс… — Гарри заглянул в бездонные, полные какой-то тающей надежды омуты. — Все, что ты захочешь, кто ты захочешь, как скажешь, только… — Его пальцы пробежались по прохладной коже груди Северуса, — ...не мучь себя больше…

— Не уходи… Я знаю, тебе там лучше, но, пожалуйста, не надо! Не оставляй меня...

Гарри еще не понимал, что сам плачет, прижимая к губам узкую ладонь.

— Ни за что… Не оставлю… Не брошу… Не предам… Я все перенесу ради тебя, ради нас, я найду силы…

Что-то таяло, ломалось, и он понял, что Северус просыпается, что сейчас он будет узнан и разоблачен, и его будут рвать на куски, зубами… Как простого свидетеля слабости…

— Поттер… — еще не гневное, но уже не…

— Гарри, — наверное, прозвучало излишне упрямо. — Просто помолчи… Позволь мне…

Гладкое тело под ним, все еще судорожно сжимающие простынь пальцы… Горячий рот, мята, виски и что-то, принадлежащее только ему… Северусу. Хотелось быть нежным… Хотелось вобрать всего его в себя и не отпускать… Никогда и ни за что не отдавать на растерзание ночным и дневным кошмарам.

— Не надо… — прозвучало почти нежно, но этому чарующему голосу еще не хватало решимости сопротивляться, и Гарри продолжил.

Он скользил кончиками пальцев по груди, целуя шею, худые ключицы, плечи. Он шептал что-то бессвязно-успокаивающее, он старался рассказать каждым своим движением о той огромной, щемящей, нереальной любви, которую чувствовал каждой клеточкой и стремился влить всю до конца в чужую кожу, в тех местах, где ее касались его губы, пальцы, ноги…

Стремительное стремление к несовершенству — наверное, так можно было бы объяснить хоть что-то, он многого не мог, но хотел все и без остатка. Первый стон Северуса показался чем-то нереальным, неосуществимым, он все еще пытался понять, как совершил такое чудо — всего несколькими робкими движениями языка, скользнувшего вниз, едва его руки стащили черные шелковые штаны и небрежно швырнули куда-то на пол. Потом он как-то смог с этим примириться — когда сильные пальцы надавили на его затылок, указывая точный маршрут в мир, где для них двоих можно было найти что-то — пусть даже всего лишь взаимное удовольствие. Его язык ласкал, кружил, дразнил, признаваясь в любви и нежности вместо своего хозяина, и было нечто почти безумное в том, когда Северус рывком отдернул его голову и, резко приподнявшись, переместился так, что Гарри оказался под ним — едва ли не больше возбужденный и отравленный нежным ядом этого мгновенья…

Резкое движение руки в сторону тумбочки… Теперь, не разрывая контакта, без ласк и поцелуев — просто глядя друг другу в глаза… И все же, в этом было даже больше искренности, чем в безумии их первой ночи, кончики пальцев Гарри скользили по бровям Северуса, разглаживая пролегающую меж ними горькую реку… Пальцы Северуса скользили куда-то в Гарри, признавая пусть минутное, но все-таки поражение, и, когда их сменил его член…

Не секс… Куда-то в «больше»… Глубже, дальше… Если не в самую душу, то, наверное, где-то рядом, потому что… Все медленно, правильно… и боль — одна на двоих: в глазах Северуса, в теле Гарри. И сменившее ее удовольствие — тоже неделимое, острое, совершенное, нужное.

* * *

— Ты ведь знаешь, что я никогда тебе этого не прощу?

— Знаю… — Гарри поцеловал Северуса в прилипшие к влажному от пота виску пряди. — Но оно того стоило…

— Что стоило? Сколько стоило? За такой секс в публичных домах платят пятьдесят галеонов. — Глаза Северуса уже были пустыми, но пока не злыми. Скорее растерянными — или, правильнее, потерянными?

— По странному стечению обстоятельств, ни я, ни ты там не продаемся.

Нелепо — и весь этот разговор, и то, что невозможно похоронить под звучащими словами. Тогда почему они пытались? Ради каких невнятных прибылей на личном счету? Ради каких недостижимых высот? Где истина минувшего мгновенья? Почему она запуталась в смятых простынях и стыдливо спрятала лицо?..

— И это так важно — внешние признаки определенного тела?

— Скорее, характерные черты некой души.

— Бред, — Снейп скатился с Гарри. — Я просто слишком много выпил, а ты — слишком много выдумал… Сейчас не время думать… Сейчас надо в душ…

— Так сильно надо? — Гарри привлек Северуса к себе через легкое сопротивление, но все же ему удалось. — А может, ну его? У меня и палочка где-то рядом...

— Не стоит обзаводиться дурными привычками…

— Сегодня можно…

— Кто сказал?..

— Я.

— И это критерий значимости?

— Нет, просто останься.

— Я курить хочу…

— Я принесу.

Северус пожал плечами.

— Давай, в ванной, в тумбочке…

Гарри встал, наложил на белье, себя и своего любовника… любимого… очищающие чары и, сходив за сигаретами, вернулся в постель. Северус сидел, обхватив руками колени. Странно это было — как с тем дождем… Тогда рухнул миф о том, что мокрые люди нелепы, теперь случилось то же с теорией про людей голых… Напрашивался вывод. Снейп не умел быть глупым и неуместным.

Под его задумчивым взглядом профессор схватил пачку сигарет и закурил. Гарри лег рядом.

— Ты напоминаешь мне Гермиону.

Северус выдохнул табачный дым и усмехнулся.

— Я должен быть польщен, что напоминаю тебе единственного достойного человека из всего этого постшкольного окружения?

— Ты мне совершенно ничего не должен, — Гарри не знал, почему улыбается, ласково поглаживая Северуса по колену.

— Рекомендую это запомнить… Очень точная формулировка. — Снейп отправил окурок в неразожженный камин. — Теперь можешь идти к себе.

— Угу, — Гарри устроился головой у него на плече. — Моего тут, согласно Кодексу, ничего нет, только комната Джейми, предпочитаю не привыкать к чужим постелям.

— Тогда что ты делаешь в моей?

— Сплю, согласно Кодексу я не имею права избегать супружеских обязанностей, а ты можешь именно так расценить мое нежелание делить с тобой ложе… Там так написано — так что… Как видишь, такой повод для развода я тебе не дам.

— Что это — нелепая интрига по-гриффиндорски?

— Нет, усталость, и вполне слизеринская, так что давай спать.

— Поттер, я…

Гарри зевнул.

— Гарри, и… Можно, ты начнешь ненавидеть меня завтра?

Уже засыпая, он услышал шепот Северуса, пальцы которого легко пробежались по его волосам:

— Боюсь, завтра будет поздно…

Какого черта он так нелепо улыбался? Почему все его сны в остаток этой ночи были радостными? Немного звезд и, конечно, темное небо. Предсказуемо бескрайнее…

Предсказуемо… Прогнозируемо… Ну кто бы сомневался? Спрашивается, от чего жизнь так отвратительно закономерна? Ответ: если живешь с Северусом Снейпом, непредсказуемыми могут быть только приятные вещи, потому что разочарования гарантированы, и то, что с того часа, как он стал твоим соседом по постели, дерьма будет много — прописано уже в брачном контракте.

Проснувшись, Гарри окинул взглядом банально пустую половину кровати и поплелся в душ. Стоя под обжигающими струями ледяной воды, он прикидывал, куда мог направиться его супруг, который этим утром не снизошел до записки. Идей, в силу некоторой заторможенности после практически бессонной ночи, не было вообще… Решив, что это не так уж важно, он оделся и уже собирался отправиться в больничное крыло навестить Джейми, когда в дверь постучали. Проклиная незваного гостя, Гарри поплелся открывать. В последнее время он ничего хорошего от внеплановых визитов не ожидал, а потому очень сильно удивился, обнаружив на пороге загорелого до черноты широкоплечего мужчину с карими глазами, совершенно незнакомого... или…

— Невилл?!

Он не мог поверить своим глазам, но, похоже, это действительно был Лонгботтом. По крайней мере, об этом свидетельствовала сверкнувшая белозубая улыбка знакомого незнакомца и объятья, в которые его буквально сцапали с радостным: «Твою мать, сколько же мы не виделись, Гарри!»

Действительно, сколько? Ну, со школы и не виделись. Невилл в свое время ухитрился прикрыть его собой в решающей битве от круциатуса милой дамы Беллы, что и позволило Гарри, в конечном итоге, добраться до Воландеморта относительно целым. За мужество и отвагу он получил свой орден Мерлина второй степени и, едва в его руках оказался диплом, умчался куда-то в Уганду, изучать редкие магические растения. Кажется, Гермиона однажды, еще давно, говорила ему, что он стал одним из самых молодых профессоров в области травологии, впрочем, у нее, пожертвовавшей в свое время наукой ради создания семьи с Роном и карьеры на одном поприще с мужем, каждый, кто не отказался от любимого дела, был гением.

— Рад тебя видеть, — Лонгботтом по-хозяйски прошел в комнаты и расположился в одном из кресел. — Но слушай, что ты тут делаешь? Только не говори, что Сев уволился и ты — новый Мастер Зелий, которому не хватило денег на смену обстановки, не поверю…

— Кто? — Гарри показалось, что он ослышался.

— Сев, Северус, профессор, чтоб его, Снейп, гроза Гриффиндора, объект черной зависти всех летучих мышей в округе, мой детский параноидальный кошмар — тот мужик с отвратительным характером, который тут обитает.

Похоже, Невилла забавляло его удивление.

— Я понял, о ком ты, просто не думал, что вы так близки, — съязвил Гарри, но, похоже, друга детства было не вразумить так просто. Невилл снова зычно расхохотался.

— Близки? Скажешь тоже, просто за то, что я ему привез, он позволит именовать себя хоть Папой Римским. — Лонгботтом постучал по одному из многочисленных карманов своей рубашки в стиле сафари. — Но оставим на время нашего маньяка от алхимии в покое — ты-то сам, вообще, каким ветром в Хогвартсе? Как жизнь?

Гарри сел в соседнее кресло.

— Жизнь нормально, в школе я работаю, тут — живу.

Откуда в Лонгботтоме взялась такая проницательность? Или все вокруг повзрослели — кроме него самого? Но уточнять ничего не потребовалось.

— Значит, ты живешь со Снейпом?

Он почему-то покраснел.

— Ну да, мы как бы женаты.

— О! — Это была единственная реакция удивления. — А куда Северус дел своего синеглазого мерзавца? Они же еще совсем недавно были вместе?

— Кавадрос в Азкабане.

Невилл ухмыльнулся.

— Специфика долгих путешествий. Все всегда узнаю последним. Ну, давай, Гарри, рассказывай, что за смута в Датском королевстве!

И он рассказал, и было даже странно, как ему это было нужно — просто выговориться… Обо всем, что наболело, не скрывая даже самые интимные подробности. Было так просто открыться этому знакомому незнакомцу. Невилл оказался очень внимательным и чутким слушателем. В нем всегда было это — единственное, что осталось незыблемым: доброта и умение сопереживать. И Гарри говорил и говорил… о своей жизни с Джинни, о пьянстве, проблемах с сыном, поспешном замужестве и… Нет, о любви не было произнесено ни слова, и он был благодарен своему слушателю, который не требовал этого, на лету ухватив самую суть. Едва поток его откровений иссяк, Лонгботтом положил ему руку на плечо.

— Ну и придурок же ты, Гарри…

— Почему ты так считаешь? — вздрогнул он. Ему-то казалось, что его поняли…

— Ну кто, спрашивается, сказал тебе, что жизнь — это тот же Воландеморт, с которым тебе предстоит сразиться в одиночку? У тебя были и есть близкие люди, друзья, наконец. Тебе не кажется, что каждый из нас готов тебе помочь?

— Не каждый, — сказал он, с сожалением думая о Роне и Молли, которых считал членами своей семьи. Боли в его мыслях пока не было, просто он был не в состоянии принять их поступки как предательство и не старался сделать этого — думать так было слишком страшно… Или просто противно?

— Бред, — Невилл достал из одного из карманов пачку сигарет — «Такие же, как у Северуса», — невольно заметил Гарри, — и закурил. Проследив его взгляд, Лонгботтом улыбнулся. — Угу, при дворе Его Высочества я являюсь поставщиком не только ценных ингредиентов, но и аргентинского табака. Но мы ведь говорим не об этом… Гарри, я живу по принципу, что все, что ни происходит, происходит к лучшему. Попробуй, может тебе тоже понравится… Чтобы понять, в чем суть причин, по которым люди считают, что они вправе вмешиваться в твою жизнь, загляни не только в себя, но и в них… Поверь мне — нароешь такую кучу дерьма, что твои собственные проблемы покажутся крохотными. Ты винишь себя во всем, что произошло, но поверь — со стороны виднее, и вот как вижу ситуацию я… Ты женился в восемнадцать лет, что называется, «по залету»… — Гарри поморщился, но Невил не дал ему высказаться. — Я знаю, грубо звучит, но факт остается фактом. Сколькие из таких браков могут оказаться удачными, если один из супругов не до конца разобрался со своей ориентацией, а другая была влюблена в другого? Не знаешь? Спроси Гермиону — процент ничтожно мал… Почему вы так и продолжали жить вместе? Ради ребенка?.. Да, но не только. Так было удобней и безопаснее не тебе одному. Ответственность за эту глупость делится, по меньшей мере, на двоих. Во-вторых, ты, конечно, дурак, что запил, и молодец, что нашел в себе силы все исправить, но не остановился на достигнутом, попробовал нормально жить. Влюбился даже… И обстоятельства складываются так, что, как ни крути, ты получил Снейпа — получил больше, чем вообще мог рассчитывать, сложись жизнь хоть немного иначе. Где проблема? В контракте? Гарри, не будь идиотом: он манипулирует тобой только до тех пор, пока ты ему это позволяешь.

— Но Джейми…

— Брось, я знаю, что ты никогда не пользовался этим, но ты — чертов Мальчик-Благодаря-Которому-Большинство-Зажравшихся-Чиновников-Из-Того Же-Министерства-Элементарно-Живы. Подтянешь прессу, общественное мнение… В конце концов, ты сделал все, чтобы тебя забыли, — теперь пусть вспомнят. Поверь мне, перед грамотно организованным тобою процессом не устоит ни один семейный кодекс. К тому же… Какой бы сволочью ни был Снейп, ты говоришь, что он любит ребенка, а значит, никогда не пойдет на шумный долгий развод с широким освещением в прессе и не позволит таскать мальчика по судам. Сам ты тоже бы так не поступил, но перед лицом угрозы разлуки с сыном можешь сыграть, что готов в отчаяньи пойти на этот шаг. — Невил улыбнулся. — Просто перестань презирать себя, Гарри, ты знаешь его правила, но он не в курсе твоих, а это уже полдела!

Странно, но оптимизм Невилла оказался чертовски заразным.

— Где, спрашивается, ты шлялся все эти годы? — улыбнулся Гарри. — Вот, оказывается, кто был мне нужен для заряда положительных эмоций!

— Ну, преимущественно в Африке и Латинской Америке. В дебрях Амазонки сейчас — подальше от маглов — строится новый научный центр по изучению редких магических растений. Организатором проекта выступает международная коалиция ученых. Это будет просто мечта! — глаза Невилла полыхнули фанатичным огнем, потом он, видимо, вспомнил, что подробности его исследовательской деятельности могут быть Гарри неинтересны, и заметил: — В общем, я в Англию всего на полгода. Надо подобрать кадры, договориться с подрядчиками, утрясти все вопросы с инвесторами...

— Постой, а в качестве кого…

Невилл явно не стеснялся говорить о своих заслугах.

— Я буду возглавлять центр после его постройки.

— Поздравляю.

— С чем? Ты не представляешь, сколько там головной боли и проблем. По мне, так лучше свои теплицы, но некоторые очень активно меня на эту должность сватали, так что отказаться не получилось.

— И кто же эти доброжелатели? — Гарри, впрочем, уже сам догадался, и Невил это понял.

— Правильно мыслишь. Гильдия алхимиков — одна из самых богатых в Международной коалиции. Об этом позаботился ее прежний председатель — Николя Фламель, говорят, он оставил им все свои деньги, и, хотя формально председатель сейчас Жак Мирано, все знают, что без одобрения Снейпа он даже высморкаться боится, не то чтобы принять самостоятельное решение.

— А зачем Северусу тебя продвигать?

Невилл усмехнулся.

— Исключительно из эгоистических соображений. Хочет по-прежнему получать новые, самые редкие ингредиенты до того, как они поступят в Отдел исследований и лицензирования Министерства Магии. Ты же знаешь, какую волокиту там разводят. Мы открыли «бейрутскую хищную парацеллу» семь лет назад, на основе ее сока можно изготовить зелье, способное помочь при повреждении мозга круциатусом. Так вот, они до сих пор не выдали лицензию на использование ее в качестве ингредиента. Если бы я не снабдил ею Северуса в обход комиссии, мои родители сами до сих пор напоминали бы растения.

— А как они сейчас?

— Ну, до идеального состояния, конечно, далеко, но… Мама почти в норме, только иногда еще бывают приступы, но они носят временный характер, отец более адекватен, правда, почти ничего не помнит, но я же не останавливаюсь на достигнутом результате…

— Они все еще в больнице?

— Нет, живут с бабушкой, я нанял профессиональных помощников, так что ей нетрудно присматривать за ними… Стараюсь почаще навещать, но, сам понимаешь, — работа…

Невиллу все равно было грустно говорить о родителях, и Гарри попробовал сменить тему.

— Значит, тебе нужен Снейп, может, поищем его?

— Лучше просто подождать. Если этот маньяк в лаборатории — я туда не сунусь. У меня официальный запрет от профессора Снейпа приближаться к любому котлу на расстояние ближе, чем три метра. Способности взрывать все, что хотя бы просто кипит, у меня никуда не делись. Увы, приятельские отношения с Мастером Зелий не предполагают повышение уровня знаний. Они, к сожалению, не передаются ни воздушно-капельным, ни половым путем.

— Каким? — Он недоуменно взглянул на Невила.

Тот не смутился, подобно человеку, сболтнувшему лишнее, а просто пожал плечами.

— Не переживай — это было очень давно.

— Так ты тоже?..

— Предпочитаю мужчин? Нет, я бы так не сказал. Просто не придаю значения полу людей, которые мне нравятся. А со Снейпом у меня все было этак раз десять на протяжении пары лет. Мне тогда девятнадцать стукнуло, не спорю, что он мне нравился и я хотел с ним отношений, но он не хотел их со мной, он вообще ни с кем ничего не хотел, ну и у меня со временем прошла юношеская влюбленность. Я был удивлен, когда он начал встречаться с этим Диего, по моему глубокому убеждению, двум гадюкам вместе не ужиться, им нужен кто-то, кого можно кусать, — иначе захлебнутся собственным ядом. Нет, вообще-то Кавадрос внешне не производил впечатления подонка — красивый, в меру учтивый, но в нем чувствовалось что-то такое... дисгармоничное. Ну, знаешь, как когда мягко стелют, а спать все равно жестко. То, как он поступил с твоим сыном, — это ужасная, смертельно опасная глупость. Похоже, Сев все-таки оказался той змеей, что способна жалить даже себе подобных, мне его немного жаль. Глупый, красивый мальчишка, уверенный в собственной вседозволенности. Жизнь либо мало его била, либо не по тем местам, но он мне все равно нравится.

— Чем же?

— Привлекателен просто невероятно… — Усмехнулся Невилл. — И раним равно настолько, насколько закрыт Снейп. К его сердцу еще можно пробиться, в нем есть еще что-то, что можно было бы полюбить. Я не говорю, что стоит, и не хочу обидеть твои чувства, но мне не хватило терпения пробиться сквозь защитные барьеры Северуса, не настолько я мазохист, чтобы истязать себя такой утомительной борьбою. Кто знает, может, ты сильнее, терпеливее или влюблен больше, чем я в свое время. Как бы то ни было, тебе и карты в руки, а я, наверное, не удержусь от искушения навестить мистера Кавадроса в Азкабане. Хороших парней, вроде нас с тобой, всегда влечет к подонкам. В этом, как ни странно, есть свой закон равновесия. Как я уже говорил, не верю я в свадьбу двух гадюк, а нам — не привыкать терпеть укусы… Все к лучшему, Гарри, — с годами вырабатывается иммунитет против любого яда.

— Да уж, — Поттер был немного озадачен этим разговором и, несмотря на то, что Невилл оказался именно тем человеком, общение с котором сейчас помогло ему перестать драматизировать ситуацию и взглянуть на нее проще с почти благословенной обыденностью… именно поэтому он считал нужным для себя пока его прекратить, чтобы осмыслить уже услышанное и проанализировать, что же именно изменили в нём откровения старого школьного приятеля.

— Невилл, я, правда, искренне рад видеть тебя, но мне надо навестить сына. Северус говорил, что сегодня Джейми может стать лучше. Можешь пойти со мной, если хочешь…

— Нет, Гарри, я все понимаю — вам сейчас нужно побыть вдвоем, иди и ни о чем не беспокойся, я подожду Северуса здесь, а если мне понадобится что-то — всегда смогу позвать домовых эльфов.

Гарри кивнул и вышел, Гермиона, Рон и вот теперь — Невилл. Людям свойственно меняться, но насколько… Когда, вынырнув из этой новой жизни знакомых незнакомцев, он поймет, в чем и как изменился сам, и что станет делать с новым Гарри Поттером?

* * *

Он тихо открыл дверь в больничное крыло и почти сразу потонул в радостном, хотя пока и слабом возгласе:

— Папочка!

Наверное, он был не до конца готов к такому искреннему восторгу. Гарри винил себя слишком во многом и считал, что Джейми вправе злиться, но тонкие ручонки в широких рукавах больничной пижамы уже тянулись к нему, и он, не в состоянии замечать ничего больше, бросился к сыну, обнимая, целуя в лоб, шепча: «Прости, прости, прости…»

— Это ты меня прости, — Джейми всхлипнул, уткнувшись носом ему в шею. — Я теперь всегда-всегда буду тебе верить, я никогда сам не буду пить... Папочка, ты меня простишь?

— Конечно, Джеймс, ты ни в чем…

— Он виноват и прекрасно это знает.

Гарри вздрогнул и, не переставая обнимать сына, обернулся. Ну конечно… Снейпу было необходимо во всем опережать его. Он сидел в явно наколдованном кресле у окна, отрешенно глядя на их семейную идиллию взаимного покаянья. Ему отчаянно захотелось поспорить, поддержать сына.

— Он не…

— Невиновных в произошедшем тут нет, — сухо отрезал Северус. — Все мы обязаны понять свои оплошности и извлечь из создавшейся ситуации свои уроки. Джеймс достаточно умен, чтобы понять, в чем его ошибка, и не надо его переубеждать, полагаю, впредь мы просто не позволим случиться ничему подобному.

Гарри отвернулся к ребенку.

— Как ты себя чувствуешь?

Джейми поднял к нему заплаканное лицо.

— Голова немного кружится, а так неплохо. Профессор сказал, что вечером вы меня заберете.

«Вы» — почти как «мы», общность… уже не один, теперь — двое. У Гарри потеплело на душе и, в то же время, он захотел остаться наедине с сыном…

— Северус, в нашей гостиной тебя ждет Невилл Лонгботтом. Судя по всему, он что-то привез тебе.

Гарри старался не обращать внимания на то, как много он невольно вложил в слово «нашей». Профессор поднялся.

— Вовремя... постарайся не слишком утомлять Джеймса, Гарри, он еще слаб и нуждается в отдыхе.

— Я постараюсь, — кивнул Поттер, поглаживая такие же непокорные, как у него самого, волосы мальчика.

Едва за Снейпом закрылась дверь, мордашка его сына, все еще оставаясь заплаканной, приобрела сосредоточенное выражение. Но он ни на секунду от него не отстранился, только взглянул не по-детски серьезно.

— Вы же не только из-за меня поженились, да, папочка?

Что ж, Снейп снова взвалил на свои плечи его проблемы, сумев объясниться с Джейми. Сам Гарри не знал, сможет ли правильно подобрать слова, и этот разговор пугал его, но теперь пришлось иметь дело не с самим объяснением, а с его последствиями.

— Не только, — сказал он, понимая, что озвучивает лишь свою точку зрения.

— А… — Джейми немного напрягся. — ...ты любишь его больше, чем маму?

Солгать или нет? Он предпочел не врать и ответил:

— Да.

Чего он ожидал? Ну, не радости, наверное, но, похоже, Джеймса захлестнуло именно это чувство. Как, спрашивается, научиться понимать этого ребенка?

— Как хорошо… Нет, папочка, ведь, правда, хорошо!.. Он такой умный, строгий — просто отличный! Нам будет замечательно всем вместе! Я только хотел убедиться, что тебе тоже будет приятно, что мы станем жить все вместе! Это ведь хорошо? Да, папа? Я буду очень послушным — честно, и больше никто нас не разлучит, и я столькому смогу научиться… и теперь наша семья стала больше и сильнее, нас никто не обидит!.. Мы будем вместе, всегда-всегда! Я не стану недоверять тебе, ты только не обижайся, папочка! Все станет очень-очень хорошо, я знаю! Он сказал, что я могу звать его Северус, он ведь защитит нас?..

Речь мальчика стала сбивчивой и невнятной. Гарри опустил сына на подушки. Ему было и радостно и горько одновременно. «Как я мог предать тебя настолько, что рядом со мной ты никогда не чувствовал себя защищенным? Как ты ухитрился при этом сохранить такое странное отношение к семейным ценностям и при этом остаться настолько преданным мне, что даже созданный для тебя кем-то искусственно идеальный мирок не будет раем, если мне в нем плохо? Как я сумею оправдать такую любовь? Чем я в состоянии ее вознаградить?»

— Ты не устал?

Джейми зевнул.

— Странно, чувствую себя так, словно выспался на сто лет вперед, но не против продремать еще четверть века...

— Хочешь, я посижу с тобой?

Джейми кивнул.

— Да, Северус там принес пару книг — почитай мне…

Гарри рассмеялся.

— А кто-то говорил, что взрослый и сам в состоянии читать? — Он взял с тумбочки справочник простейших зелий и прилег рядом с Джейми, устроившимся головой у него на плече.

— А я сегодня хочу быть маленьким и сонным!

— Ладно, с чего начать?

— Глава восьмая, «Слезы русалок и их применение в заживляющих мазях».

* * *

— Вас можно поздравить?

— Можно, если нужно. — Войдя в гостиную, Северус сел в кресло рядом с Невиллом и требовательно протянул руку. — Достал?

— Сам вырастил, — Лонгботтом вынул из кармана пакет с серым порошком. — Мне не стоит напоминать, на какой тут срок?

— Не стоит, я знаком с законодательством. — Северус выхватил у Невилла пакет. — Качество?

— Разумеется, отменное. Не оскорбляйте меня, я же не сомневаюсь в эффективности ваших зелий. Пыльца соцветий драконьего куста, собранная в день равноденствия, высушенная после пропитки соком гуавы, — все как заказывали.

— Отлично. — Профессор был поглощен разглядыванием ценного ингредиента.

— Северус, сколько лет мы с вами сотрудничаем?

Такого вопроса он от Невилла не ожидал, а потому нахмурился.

— Насколько я помню, с того момента, как ты послал меня, — потом вы полгода драили мой класс на отработках, после чего, по окончании школы, почему-то решили, что именно я помогу вам найти средства для экспедиции в Африку с целью изучения редких магических растений, и заявились ко мне с этой бредовой идеей.

Лонгботтом улыбнулся.

— Но ведь я тогда не ошибся...

— Не стоит благодарить. Драко Малфой тогда так боялся потерять свои деньги, что вкладывал их во что ни попадя, а долговые расписки авроры, как известно, не конфискуют.

— Но, в итоге, выиграли мы все, не так ли? И не пытайтесь меня уверить, что Драко стал бы вести со мной дела, не убеди вы его в этом.

Северус не любил такие разговоры. Они не несли в себе ничего, кроме почти дружеского упоминания перечня взаимных услуг.

— К чему ты затеял этот разговор?

В манере общения Невилла всегда была одна особенность: он говорил на «вы», едва речь заходила о делах, и переходил на «ты», стоило ей коснуться личных вопросов.

— Мне сегодня стало неожиданно грустно… Без дешевых драм — просто ты женился на Гарри, и он тебя искренне любит, вот я и подумал: а любил ли я? И в чем не дожал тогда, и где не доиграл, и были ли у нас вообще шансы? Я знаю, что это глупо и просто муторно — думать о том, что было бы если бы… но ведь от этих мыслей никуда не деться, даже если жизнь сложилась так, как сложилась. Знаешь, все к лучшему, но даже после хорошего развития событий остается осадок. Ну, так скажи, в чем я был неправ? Мне просто интересно. Возможно, зная ответ на вопрос, в будущем я не буду повторяться.

Снейп усмехнулся.

— Во всем… Ты даже сейчас ошибаешься, строя какие-то бредовые гипотезы о том, что тут можно чего-то достичь, или стоит ли искать то, чего нет. Мои отношения с Поттером не сильно отличаются от любых отношений в принципе. И все твои вопросы — мусор.

— По тем или иным причинам, — Невилл достал сигареты и закурил, — упорядочить этот хлам для меня важно. Я, видишь ли, не слишком преуспел в построении привязанностей, но наш мимолетный романчик или связь, называй, как знаешь, оставил больший след, чем отношения с людьми куда более достойными, отвечавшими мне взаимностью, и я пытаюсь понять, почему. Ты же, как никто, любишь копаться в собственных «причинах и следствиях» — так не отнимай у меня шанс разобраться в том, почему у нас не вышло!

Снейп нахмурился.

— Не вышло что? Ты видишь что-то, чего не вижу я? У меня с кем-то «выходит»? Брось — это нелепый, ничем не оправданный разговор.

— И все же…

Он смотрел на высокого, сильного и молодого мужчину, с обветренным, привлекательным лицом, и не чувствовал ровным счетом ничего — как и по отношению к только обретавшему в себе уверенность молодому мальчишке, которому когда-то показалась, что он может все, и он замахнулся на его, Северуса, сердце. Ему нравился Лонгботтом — как картина, написанная при его непосредственном участии. Как нравится мастеру его шедевр, глядя на который, критики с восторгом вопрошают — как написали вы это такими убогими красками? Он выпестовал, он сделал, он сотворил... и потерял интерес к законченной работе. То же самое он чувствовал к Драко, за исключением того, что, в силу геторосексуальности последнего, не удосужился с ним переспать. В этом не было даже ничего личного. Невилл этого хотел, а он просто не отказал себе в удовольствии рассмотреть созданное полотно в новом ракурсе. Посмотрел и, помнится, даже понравилось — но не более. О каких чувствах могла идти речь? О чувствах Лонгботтома? Наверное, он был хорошим учеником, потому что Снейп тогда не слишком заметил разницу между этой так называемой любовью и тем, как она плавно сошла на нет. Даже, помнится, почувствовал очередной легкий укол самодовольства — что знает хоть одного человека, который проигрывает так грамотно и с таким достоинством, что, как талантливый полководец, сдавая позиции, сохраняет о себе в покинутых городах добрую память, поскольку достаточно мудр, чтобы не разорять их, даже если неспособен строить. Он даже не рассматривал их отношения как роман. Просто секс, логически отсеявшийся, поскольку был побочной деталью более чем плодотворного сотрудничества, которое никто не хотел ставить под удар. И вот опять всплыл на поверхность тот факт, что чувства были атрофированы только у него самого. А та, другая, сторона что-то помнит, во что-то верила…

— Ничего не было изначально.

Невилл кивнул.

— Вот как-то так я и думал. Забавно, Северус, но знаешь, сегодня я кое-что понял. Насчет меня, тебя и устройства мира в целом.

— И что же это за истина, насчет которой ты так жаждешь меня просветить?

— Наибанальнейшая штука. Дуракам особенно упрямым воистину везет. А вас тут двое. Можешь отравить меня чем-то непотребным, но я сейчас скажу… Ты стоишь того, чтобы ради тебя жить, а Гарри… Знаешь, что странно? Мы сегодня говорили много и долго. Он — сокровище, весьма потрепанное, но все равно чудо. Я словно вернулся в наше детство. Время, когда жизнь еще не все оплевала, и мальчик, выросший в чулане под лестницей, мог стать героем. Нас теперь много связывает, Северус, но разница будет всегда — между тобой, человеком, который уничтожал меня долго и намеренно, чтобы спровоцировать взрыв моего собственного презрения к роли неудачника, уготовленной мне судьбой, и простой веры в меня Гарри, его теплого одобрения в те моменты, когда я нуждался в этом. Наверное, ты не поймешь, а может, даже наоборот, слишком хорошо поймешь и оценишь тот факт, что не всегда плохо проявлять слабость. Быть собой — это не отвратительно, и я в душе все тот же: закомплексованый мальчишка, просто, с твоей подачи, научился скрывать это лучше многих. А он, он... Гарри — весь на поверхности покореженный, но не сломленный. Оставшийся собой — просто искренним и хорошим парнем. Человеком, который презирает себя за такую ничтожную грязь, которой бы другие гордились. А что?.. С таким достоинством вынырнуть из такой клоаки! Скажи, ты казнил бы себя много лет за единственную измену женщине, которою даже не любил? Ты проклинал бы себя за то, что не дал счастья той, что сама не слишком стремилась его получить? Ты смог бы преодолеть все и посвятить жизнь ребенку, появление на свет которого загнало тебя в рамки долга, который ты выплачивал, как бы порою не было трудно? Он смог вернуть все… — не просто жизнь, не только сына. Он любит тебя, и, по-моему, для него это, наконец-то, не просто долг, а первый по-настоящему осознанный выбор. И я предупреждаю, Северус, я не дам тебе его сломать… Да и не выйдет у тебя… Попробуешь забрать у него сына… — Невил ухмыльнулся. — Загремим в Азкабан, знаю, что все вместе: и ты, и я, и Малфой, но, наверное, в жизни есть вещи, которые того стоят.

Северус нахмурился.

— Я должен сказать спасибо, что ты меня предупредил?

— Не за что — я же, все-таки, гриффиндорец.

— Ты уже проинформировал Поттера о своей щедрости?

— Зачем? Пусть думает, что в тебе есть капля благородства.

Он внимательно посмотрел на Невилла.

— Скажи честно, зачем тебе все это нужно?

— Ты не поверишь, логики тут нет и ни будет, — просто в нашей жизни непременно должно быть что-то честное и светлое, и я храню это, как умею.

Он пытался подобрать слова, чтобы описать то, что чувствует. Не выходило… Даже когда он вел долгие внутренние диалоги с самим собой, суть ускользала, оставляя легкое чувство неудовлетворенности.

Всего было слишком много и, в то же время, недостаточно, чтобы верить в реальность происходящего, окруженную целым ворохом проблем и недосказанностей….

Нестабильно? Нет, хуже — зыбко... Гарри читал про пески, способные поглотить любого, попавшего в их смертельную ловушку, они назывались «зыбучими» — да, слово «зыбко» для определения его жизни очень подходило. У него… Нет, у них — была семья… Что это предполагает? Одну постель на двоих? Наличие общих знакомых? Вечерние разговоры у камина? Наконец, саму жизнь во всех ее банальных и простых проявлениях?

По здравому размышлению, Гарри вынужден был признать, что семья есть пока только у Джейми. Какая-никакая, но, главное, пока мальчик считал, что она настоящая — такой она для него и оставалась. А что было у них с Северусом? Гарри не знал, даже брак с Джинни казался ему более полноценным что ли, обладавшим какими-то характеристиками семейственности, но… Они играли для одного зрителя, и Джеймс верил в их представление, он этим дышал, он радовался новым условиям, с восторгом смотрел на сразу двух пап, а значит, оно того стоило.

…А Гарри… Что оставалось Гарри? Можно ли чувствовать себя до одури счастливым рядом с человеком, который не признает даже право на существование за таким простым словом, как «счастье»? Гарри выяснил, что можно. Опытным путем. Не в борьбе или протесте против грамотно организованной интриги, а на собственном примере… В простом состоянии сопричастности к судьбе другого человека уже был смысл.

Вечер, когда они забрали мальчика, стал началом, фундаментом новой жизни, в которой, по мнению Поттера, роли были распределены более чем неправильно — не до конца честно, но это уже нюансы.

Джейми боготворил Северуса, стремился подражать ему даже в мелочах, но не был так близок с ним, как с Гарри, мальчик искал в биологическом отце не утешение, не защиту, не наставника, но советчика и друга… а это уже многое, наверное, даже больше, чем было изначально. В тот вечер, в силу того что Джейми был не очень здоров, они провели все время вместе. Снейп даже не ушел в свою лабораторию, а остался в гостиной с ними… Со своей семьей. Глядя на голову сына, пристроенную на плече грозного Мастера Зелий, пока тот читал ему книгу, Гарри улыбался ну почти… счастливо? Да, наверное, именно так, вопреки если не всему, то многому. Пойти против логики, кричавшей, что это ничего не значит, наперекор интуиции, твердившей: «Вспомни, почему он все это делает!» — это глупый поступок, ничем не оправданный, но…

И все же Гарри упрямо верил в то, что у Мерлина или кого-то этажом повыше припасен для их истории счастливый конец. Все сомнения в этом окончательно улеглись, когда, уложив Джейми спать, они заняли одну постель. Северус, засыпая, позволил себя обнять. Простая сопричастность. Мало это или много? Гарри казалось, что пока достаточно. По крайней мере, это уже что-то большее, чем страсть.

А страсть… Прошедший день не оставил для нее места — просто в поисках тепла, от близости чужого тела, не менее упрямого, чем царивший в нем дух, было что-то правильное, и Гарри стремился быть ближе. Есть ли цена у любви? Где она, каким количеством галеонов измеряется та самая, проверенная и надежная, дорога к храму, созданная в рамках простого небезразличия, Гарри не знал и знать не хотел, он не стремился к этому. Зачем чужая правда, когда ты не в силах примириться со своей? К чему, спрашивается, слова, когда… Ты больше, чем любишь… Пропадаешь. Не знаешь, зачем и как, но иначе просто не можешь.

Как молиться на мальчика, Джейми? Чем отблагодарить его за то, что наследующий день они все вместе пошли на завтрак в Большой зал, и, под защитой этих упрямо счастливых карих глаз, никто не осмелился задавать им вопросы. Как? Зачем? Почему…

Все ради счастья одного мальчика. Он не мог не заразиться его радостью. Наверное, и он, и Джеймс впервые были опьянены жизнью настолько, что не задумывались о последствиях, имя которым Северус… Но Гарри чувствовал себя искренне, отчаянно сумасшедшим, когда… Второй день, пришедший на смену первому, утонул в той же гармонии. В тени, где было еще не тепло, но уже не холод… Скорее, прохлада. Они ткали свой уютный мирок, он и Джейми, но эта паутина плелась вокруг Северуса. Он был ее составляющей и смыслом, вот только... наверное, они были не в состоянии заставить его признать это…

Теория о «комедианте»… Как было убедить Снейпа, что настало время бросить играть эмоции и можно просто жить ими? Возможно ли это?

Гарри верил, что возможно. Просто надо быть терпеливым, и он будет. А еще ему нужен совет. Если необходимо узнать, какого это — пробиться к сердцу слизеринца, спросить стоит у той, кому совершить подобный подвиг удалось. Он, в любом случае, собирался поговорить с Гермионой. Наверное, самое время. Только соберется с мыслями — и переговорит, может, через пару дней…

* * *

Каждый хоть раз в жизни задает себе вопрос: кто я и зачем в этом мире? Наверное, он озадачивался этим вопросом чаще, чем другие… Наверное, в отличие от большинства, он не находил и тени ответа…

Было одно существо, маленькое и честное, почти Снейп — уже не Поттер. Он был искренен… С собой, по крайней мере. Да, он… Нет, не любил, верил в перспективы этого ребенка, верил в его будущее. Возможно, не обоснованно, но ничего не мог с собой поделать… Как прекрасно было бы, ограничь он свою жизнь этим. Но нет… нет-нет-нет…

— Северус, к чему такая спешка? — Драко Малфой, как всегда, немного опоздал и, опустившись на стул, привычным жестом потянулся к его бокалу.

Благословенная и одновременно страшная вещь привычка: нет ничего хуже появления новой — нет ничего приятнее, чем потворствование старой.

— Я не позвал бы тебя, не будь у меня серьезных причин.

— Знаю, — Драко подозвал официанта и сделал заказ, — кстати, пока я не забыл. Твой Кавадрос выкрутится. Я сегодня говорил с одним чиновником из Министерства, его осудят условно, там такие деньги и связи подтянули, что даже я пару минут завидовал.

— Меня это не слишком интересует, ты договорился о запрете?

— Да, если он приблизится к тебе или ребенку — это будет расцениваться как нарушение сроков заключения — и вот тогда он уже загремит в камеру.

— Отлично.

Драко наколол на вилку кусочек нежнейшей гусиной печенки.

— Мне, вот, знаешь что интересно… Почему ты не внес в этот список своего мужа — нашего героического алкаша Гарри?

— Потому что, прикончив его, Диего, тем самым, сделает мне огромное одолжение, ну а если Кавадроса покалечит Поттер, я, как ты понимаешь, тоже грустить не стану.

— И почему ты так неблаговолишь к собственному супругу?

Он задумался. Как точно сформулировать ответ на этот вопрос? Ему ведь в жизни очень редко везло. С самого начала, прямо с момента рождения. Родился он в январе, и теперь никто не скажет, были ли проблемы у матери при родах или все-таки колдомедики после праздников были не совсем в форме, вот только никто не заметил легкого вывиха, из-за которого он оставался хромым вплоть до пяти лет. Пускай это была не явно выраженная хромота, а только легкое прихрамывание, но факт остается фактом. И то, как отец его лечил… Вкус костероста, постоянная боль в суставах, которые ломали и сращивали снова, пока совершенство не было достигнуто... Интересно, у многих детей первые воспоминания в жизни складываются из постоянной, непрекращающейся боли? Наверное, таких мало… Северус предпочел бы остаться инвалидом навсегда, он никогда не чувствовал благодарности за элементарный садизм, с которым Александр Снейп запрещал знакомому колдомедику давать ему обезболивающие зелья… Его отец был больше, чем просто подонком… Он презирал и ненавидел чужую слабость, согласно своим представлениям о том, в чем она проявлялась. При этом он почему-то никогда не стыдился собственных. Северус считал, что вывод о том, что в этой жизни выживают только стервятники и подонки, был одним из его первых самостоятельных умозаключений. Его вылечили, никогда потом не интересуясь переменами в выжженной детской душонке — уже не душе, — ведь хромота была не эпилогом его несовершенств… Главой… Не более.

Другая мать, не та, что родила в муках, — сама природа — тоже, видимо, отдыхала в тот день наравне с колдомедиками. Она наделила его “незаурядной” внешностью. До Квазимодо, конечно же, было далеко, но даже милым его можно было назвать только до годовалого возраста. Эти уверения своих немногочисленных родственников он помнил и не испытывал сочувствия ни к ним за жестокость, ни к себе — за то, что не в состоянии был тогда равнодушно ее принять.

Болезненно, до неприличия, бледная кожа явно не подходила к его иссиня-черным волосам… таким же черным и с чрезмерно ироничным резким изгибом бровям — нелепым на лице ребенка, из-под которых смотрели миндалевидные, черные, уже тогда беспощадные в своей трезвости глаза. С годами ситуация еще больше ухудшилась. То, что не уничтожила природа, по его мнению, растоптала сама жизнь. Его и без того несовершенное тело испещряла сеть шрамов, и они не прибавляли ему привлекательности.

Он не привык, чтобы его любили… Это было нелогично: выбирать кого-то вроде него в качестве объекта для построения отношений, а Северус не любил глупостей, хотя порою позволял их себе — в рамках защитных барьеров собственной невозмутимости и бесчувствия. Роман с Диего немного обрисовал критерии такой глупости, и он же уничтожил последние сомнения насчет концовки. Северус позволил себе поверить, что привлечь может не душа или тело, но и интеллект. В таком союзе было бы рациональное звено, но он ошибся. Любовь к нему, которую иногда демонстрировали встреченные на жизненном пути безумцы, чаще всего оказывалась иллюзией, призрачной дымкой, и она таяла, не оставляя даже следов… Чужую тягу к несовершенству он мог понять: в мире полно идиотов и извращенцев, но принять ее ему всегда удавалось тяжело.

Или, может быть, еще хуже… Бывает что-то настоящее — в последнее время он больше не мог отрицать простую истину, но легко нашел подтверждение тому, что это больно… Это чувство убивает и умирает само — потому что совершенному нет места в этом убогом мире.

Может быть, он согласился бы на очередную призрачную привязанность… Но не на то самое, настоящее. Ему это не нужно, в отличие от Поттера, далеко идущие планы которого не оставляли сомнений.

— Мне нужен развод, и чем раньше, тем лучше.

Драко недоуменно на него посмотрел.

— Я тебя не понимаю, Северус, сначала ты спешишь заключить брак. Теперь рвешься его расторгнуть. Это на тебя непохоже.

— Я курю… — спокойно сказал Снейп.

— Я в курсе.

— Немного, но вечером или после секса обязательно.

— Мне необходимо знать такие интимные подробности?

— Я хочу, чтобы ты понял суть происходящего. Это привычка. Знаешь, какой самый простой способ избежать привыкания?

— Не начинать курить, — усмехнулся Малфой.

— А если начал?

— Бросить как можно раньше — до того, как это станет проблемой.

— Именно, ты только что сформулировал причины, по которым развод мне нужен в кратчайшие сроки.

— Боишься подсесть на Поттера?

Северус поморщился.

— Иногда ты выражаешься, как идиот, но сути того, что ты отнюдь не дурак, это не меняет. Я не боюсь, как ты сказал, «подсесть», а собираюсь не допустить ситуации, при которой такой вариант развития событий был бы возможен — пусть даже теоретически.

— Игры на опережение всегда были твоей сильной стороной, Северус. Так в чем проблема? Разводись.

— Проблема в нашем друге мистере Лонгботтоме.

— В Невилле? — удивился Малфой. — Он тут причем?

— При том, что ему кажется, что мы трое будем чудно смотреться за тюремной решеткой, если я обижу его приятеля.

Драко нахмурился.

— Идиотизм, к тому же, это на него непохоже.

— Похоже, но я продолжаю считать это непустой угрозой. И вот как мы поступим, чтобы обезопасить себя...

* * *

— Джеймс! Не смей это трогать… Северус…

Мальчишка задорно хмыкнул.

— Папочка, но он же не узнает…

Ох уж эти заискивающие интонации и мягкое мерцание карих глаз! Все подкупающе искренне. И все же необходимость воспитывать ребенка никто не отменял.

— И все же, Джеймс, это неправильно, — Гарри не позволил себе поддаться терзавшему ребенка любопытству. Хотя его собственное искушение было поистине огромным.

Северус сказал, что проведет день в Лондоне, его сын чувствовал себя хорошо, и Поттеры, воспользовавшись тем, что на улице из облаков, предвещавших грозу, противно капал серый дождик, наслаждались бездельем и обустройством нового жилища.

Тайник в гостиной обнаружили случайно, он был нелепым и каким-то детским, что ли…Так что ничего странного в том, что добрался до него именно Джейми, не было.

Неожиданно и наивно спрятанная вещь… Это было так не похоже на все то, что Гарри знал о Северусе Снейпе и принимал в нем… и это в очередной раз поражало… Простая тетрадь в клеенчатой обложке. Магловская, кое-как спрятанная в углубление, вырезанное в страницах гораздо более полновесного тома со скучнейшим названием «Основы Зельеделия». Впрочем, минуту спустя, по здравому размышлению, он вынужден был признать, что это был довольно надежный способ хранить тайны. Кому пришло бы в голову, обыскивая гостиную, рыться в методической литературе для первого курса… Какое заклинание обнаружило бы спрятанную тетрадь? Только мальчику, искренне заинтересованному в предмете, это удалось…

— Нет, Джейми, не смей!

Было просто поздно или прозвучало недостаточно внятно? Позже Гарри так и не смог себе объяснить, почему же Джейми, улыбнувшись, просто открыл потрепанный свод чужих секретов… Но это было не непослушанием, нет. Как он мог в чем-то винить сына, если сам мечтал окунуться в чужую тайну, которая была… Ну да… Отравлена, как многое, как почти все, что соприкоснулось с Северусом. Он понял это, когда, быстро пролистав десяток страниц, не вчитываясь в их содержание, Джейми отложил «обретенный секрет» в сторону.

— Ты был прав, пап, не стоило…

Он выглядел не грустным, нет… Просто… Врать себе смысла не было. Гарри не понял, чем так удивлен и тронут его сын. Что его так зацепило. Да, Джейми был тонким, чутким, зачастую даже интуитивным, маленьким человечком, который был необходим своему отцу, хоть и порою непонятен.

— Что? — Гарри недоумевал и уже потянулся за вещью, которая …

Но Джейми быстро ее отодвинул.

— Нет, мы, правда, не должны были — это неправильно, давай уберем на место! Я... — личико Джейми было печально. — Пап, просто не надо. Обещай.

* * *

Ну и кто из них, спрашивается, ребенок? Он ведь обрадовался, когда сын ушел в библиотеку вернуть мадам Пинс книги, так обрадовался, что тут же кинулся к заветному тому. Не просто за знанием чужих секретов, он стремился понять... Джейми — даже больше, чем Северуса. Что так поразило его ребенка? Отчего это не по годам мудрое, так не похожее на него и, надо заметить, довольно своенравное чадо признало за кем-то право на невмешательство? Или это была бесхитростная провокация и его намеренно подталкивали к чужой тайне?.. На кой черт ломать голову, если добиться ответов невозможно?

Он солгал, но эта ложь не казалась ни предосудительной, ни неоправданной. Он ведь искал именно понимания... Ему не нужна была правда, чтобы ударить… он хотел постичь.

Желтая, отвратительно сухая на ощупь бумага, почти больно коверкающая восприятие бытия через простой контакт. Красивые, но убогие в своей нечеткости, не слишком уверенные линии рожденного от бога, но пока не осознавшего это творца, рисунки, которым недоставало техники, но было не занимать таланта… Если бы дело было только в них… Гарри усмехнулся. «Ах, если бы...» Красиво, невинно, мягко… Но бумагу испещряли не только образы, ее коверкали строки.

«Пожелай мне удачи».

Жирным карандашом выведено под грубым наброском двух мальчиков на скалистом берегу, одного из них не узнать было невозможно — даже в этой абсурдной пляске несовершенных штрихов. И, прямо под этими словами, еще более знакомым — со школы, по многочисленным пометкам в эссе, кричавшим о его непреодолимой бездарности, почерком… Или нет... он тоже был еще немного другим, не таким выверенно безразличным. Этот почерк жил, и он говорил. Рожденные им строки складывались в откровения.

«Мы успели о многом поговорить, нам было о чем говорить. Я не буду вспоминать те незначительные события, за что так цепляется память. Я выше того, чтобы намеренно причинять себе боль. Эта отрицательная черта памяти многих привела к разочарованию, обесценивая жизнь и возможность найти то счастье, которого заслуживаешь и которое всегда рядом, но…»

Слова были перечеркнуты… Тонко, всего парой линий, словно не навсегда… Это было мгновенное отрицание, может, в нем и не раскаялись, но… Не вымарали, не затерли до дыр… Гарри перевернул страницу.

Еще один грубый набросок, пляска теней, из которых складывается не портрет… не картина… образ. И это было красиво. Сложенный из синих языков пламени, нескладный и хрупкий, но сильный, гибкий и израненный ребенок со взглядом взрослого мужчины.

« Можешь ворчать, Сев, но иным ты быть не можешь».

Может, подумал Гарри, по крайней мере, притворяется отлично. Так кто ошибся: он или неизвестный художник? Или, может, заблуждаются они оба и прав тот, кто дописал ниже…

«Нет, Денни, это не я… То, что ты видел, — но не я… Верь мне. Может, для тебя, где-то там, среди тихого шелеста крыльев, где темно, тепло и не больно, все по-прежнему видится в пламени того волшебного огня… Но мир устроен иначе. Я часто думал, что ты умер за нас двоих, а я живу — за себя и за тебя, иногда мне кажется, что дерьмо действительно не тонет и мой путь вечен. Эта земля не носит только ангелов. Точнее, она их просто не выносит и душит своей мерзостью и посредственностью. А может, все не так… И у меня всего три жизни, а не вечность? Моя, твоя и наша… Которая никогда не будет прожита. Наверное, я пьян… Трезвость не позволяет мне даже прикасаться к твоей памяти, а так… Мне можно — если не все, то многое, и не страшны печали… Ты говорил, что я не боюсь ничего… Ложь… Я страшусь даже собственной памяти. У меня вообще много страхов. Знаешь, иногда я ненавижу тебя за то, что ты умер. Странно, не твоего убийцу, а тебя. Потому что даже его смерть ничего не исправила, тебя просто нет…»

Гарри перевернул страницу. Набросок старого маяка и снова подпись:

«Он навсегда наш».

И ниже:

«Из-за того, что человек часто лишает себя возможности трезво мыслить, здраво рассуждать и быть по необходимости более прагматичным… он приходит к выводам, что удача прошла стороной и все кончено. Далее идут сопли, слюни и сожаления на тему «ах, что бы было, если бы…» Не скажу, что жизнь меня баловала… Ты — как подарок, который мне показали, но забыли отдать. Как ты посмел меня бросить… Умереть? Ты ушел, и все стало мерзко, но было как-то даже интересно. Каждый день — по-своему нов и ярок. Я рос, и росли мои познания, или, точнее сказать, незнания, и атрофировалось что-то важное. Может, я и не использовал это «что-то», но оно было, а теперь его нет… Хотелось многого, но пугала неизвестность — чем все может закончиться? Но я не отвернулся в недоумении от липовой возможности познать мир, в который ты сбежал от меня и жизни. Я ее принял. И понял многое... но все вокруг лишь окунались в серу — увы, путями, предложенными Воландемортом, было не достичь ничего, кроме ада... А мне нужно было больше... тишина и шорох крыльев… Тебя там не было. В сере. А иного найти мне уже не дано… А значит, точка. И я подпишусь под каждой своей ошибкой, и я не прощу тебе, что ушел, и себе — что не отыскал тебя».

Были и другие рисунки. И другие надписи карандашом, но под ними больше не подписывало приговор каждым своим росчерком знакомое перо. Гарри узнал многое и, одновременно, ничего… он хотел понимания, а почувствовал, что тонет в отчаяньи этой короткой, но емкой исповеди, обращенной к смерти и тому, кого она поглотила. Кто был этот мальчик из детства Северуса? Какую роль он сыграл в его судьбе и почему Гарри, разглядывая выполненный зеленым карандашом набросок автопортрета, знал, что это не просто прихоть автора или отсутствие других цветов. Глаза у мальчика действительно были зеленые, они не могли быть другими… Есть ли смысл в такой интуиции? Что делать с собственным взглядом, который напоминает Снейпу о кошмарах, терзающих его по ночам? Суть их недопонимания в этом?.. Одна из причин или весь список? Что делать с новым знанием?

* * *

Конечно, он успел убрать тетрадь до прихода Джейми. Ни он, ни сын не стали ничего обсуждать, но по одинаково задумчивым взглядам было понятно, что теперь у них есть общий секрет. Во время ужина в большем зале они говорили с кем угодно, но только не друг с другом. Странно, но чем сильнее Гарри осознавал, что с его браком все слишком непросто, тем, казалось, больше понимания он встречал у окружающих. Хагрид все так же громко продолжал его уверять, что как же хорошо, что Гарри в школе, и что он «эт, правильного парня себе выбрал».

Что может быть правильного в Снейпе, Гарри не знал и сомневался, что когда-то сумеет в этом разобраться, но покорно кивал. Даже Минерва перестала напоминать готовый вот-вот закипеть чайник и только недовольно сжимала в тонкую ниточку губы, когда мадам Хуч в очередной раз заявляла, что настоящие женщины стали редки, а те, что пока есть, теряют хватку, раз мужчины стали все чаще бросать взгляды друг на друга. Он понимал, что это не его заслуга и вся эта искусственная нормальность ситуации создана исключительно для Джейми, но был благодарен и за нее.

Обед уже подходил к концу, когда в открытых дверях появился Снейп, он кивнул всем собравшимся и уже повернулся было, чтобы направиться в подземелья, когда Джейми сорвался с места и бросился к нему.

О чем они говорили, Гарри не слышал, но его поразило терпение, с которым Северус говорил с мальчиком, и то, что он не отнял руки, в которою вцепился Джеймс. Выслушав что-то, он сделал мальчику замечание, скорее всего, по поводу его манер, затем сосредоточенно кивнул и только тогда вышел, отпустив маленькую ладошку. Сын вернулся за стол с таким радостным выражением лица, что Гарри в который раз повторил про себя, как мантру: «Это того стоит…»

* * *

Что-то было не так. Задумчивый Поттер — это подозрительно. Два задумчивых Поттера — уже опасно. И что, спрашивается, с этой угрозой делать? Разумеется, с самого начала прояснить ее суть.

Однако он был удивлен: вечер, проведенный с Джейми в лаборатории, ничуть не прояснил ситуацию. Мальчик был послушен, больше обычного молчалив и сдержан. На вопрос «Все ли в порядке?» тактично отвечал: «Да, конечно», — но это еще были цветочки, по сравнению с тем, как вел себя с ним его отец. Гарри, казалось, стремился врасти в стены и не попадаться ему на глаза, он тенью двигался по комнатам, не раздражая своим обычным пристальным теплым взглядом… Едва они покончили с уже традиционным вечерним чаем, он вообще скрылся в спальне, прихватив с собой одну из книг.

Северус попробовал еще раз докопаться до истины, ребенок для этих целей, на первый взгляд, подходил больше.

— Что ты читаешь?

Джеймс показал книгу.

— История Древнего Египта.

— Интересуешься фараонами и пирамидами?

Мальчик кивнул.

— Да, очень, дядя Билл рассказывал столько интересного о мумиях и проклятьях!

Подкуп как средство достижения цели редко его подводил.

— А ты хотел бы побывать в Каире?

Карие глаза радостно вспыхнули, но потом так же неожиданно погасли.

— Когда-нибудь потом.

— Ну, мы можем съездить на неделю, пока не начался семестр. Куда бы ты хотел?

Джейми задумался.

— Можно любое место?

— В разумных пределах. У меня нет никакого желания проводить остаток лета в Сибири или на Аляске.

— Любое-любое? — переспросил Джейми.

Снейп кивнул.

— Я же сказал, уточнять, по меньшей мере, невежливо — это показывает то, что ты сомневаешься в моих словах. У тебя есть повод?

Мальчик энергично затряс головой и взял его за руку.

— Нет, Северус, что вы! Только не обижайтесь, я больше не буду вести себя бестактно!

— Утешает, что ты осознаешь свои ошибки и стремишься их исправить. Итак, куда бы ты хотел?

— Не обязательно далеко, — задумчиво сказал Джейми. — Куда-нибудь, где море, скалы, может быть, старые маяки... и белые паруса на горизонте.

Он знал цену своей воле, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Хорошо, возьми атлас и выбери место, куда бы ты хотел поехать. Завтра мы это обсудим. А теперь тебе пора спать.

— Хорошо, — Джейми его порывисто обнял и скрылся в своей комнате.

Северус, едва за мальчиком закрылась дверь, встал и подошел к книжным полкам. Взял «Основы Зельеделия». Так и есть, заложенного между триста седьмой и триста восьмой страницей волокна из гривы единорога не было, хотя все остальное было на месте. У него не возникло вопроса, кого из Поттеров он убьет первым.

— Интересное было чтение?

Гарри вздрогнул, когда рядом с ним на кровать упала тетрадь, и, подняв на глаза на пребывавшего в бешенстве Снейпа, понял, что солгать не удастся… Еще и потому, что сейчас это было красиво. Сверкающие черные глаза, надменно вздернутый подбородок и плотно сжатые губы. «Рожденный демоном не сладок в облаках, но в пламени становится прекрасен…» Гарри не помнил, откуда эти строки, просто подумал, что Северусу они подходили невероятно.

— Не очень, скорее, грустное.

— Поттер, я предупреждаю только один раз, это мои комнаты, мои вещи и моя личная жизнь, к которой ты не имеешь ровным счетом никакого отношения!

— Я понимаю, — Гарри старался держаться спокойно. — Никто не рылся в твоих вещах намеренно, Джейми совершенно случайно нашел тетрадь.

Снейп кивнул.

— Допускаю, и вы посчитали жизненно необходимым для себя взглянуть на вещь, которая не ваша? Когда очевидно, что она является спрятанной от посторонних глаз? Более того, ты не ограничил своего сына в его неуместном любопытстве...

В обманчиво спокойном голосе Снейпа отчетливо шелестели нотки угрозы. Когда он научился так хорошо улавливать настроения своего мужа? Сейчас сохранить подобие мира можно было только безоговорочной капитуляцией.

— Извини, Северус. Я уже говорил, что, если ты составишь список того, что мне запрещено, это поможет избежать многих ошибок и обид. Я просто не удержался. А ты устоял бы перед соблазном больше узнать о человеке, который тебе дорог?

— А я уже говорил, что думаю по поводу твоих чувств. Мне повторить? — холодно осведомился Снейп.

Гарри решил, что необходимости расстраиваться еще больше у него нет.

— Не стоит. Я же извинился.

— Мне следует быть польщенным? Я скажу так, больше всего на свете я желаю не слышать извинений! По-моему, ты уже не мальчик и в состоянии не совершать поступки, которые нуждаются в раскаянии!

— Я постараюсь, — Гарри упрямо не желал ссориться. А мало что в состоянии поспорить с гриффиндорским упрямством.

— Постарайся.

Хлопнув дверью, Северус скрылся в ванной. Злосчастная тетрадь так и осталась лежать на постели, и он глупо боялся к ней даже прикоснуться. Все было неправильно… Да, Гарри не желал ссориться, и он видел, как разгневан Снейп, тогда почему тот сдержался? Почему?.. Что это — доверие или безразличие? Эта брошенная тетрадь — его ею благословили или прокляли? Ответов не было, и с этим пора было смириться, но он не мог.

Завернувшись в покрывало, Гарри закрыл глаза. Нет, он не притворялся спящим, просто так было легче думать.

Жизнь Северуса, прошлое Северуса — как мало он знал о человеке, которого любил так сильно… Обычно так и происходит, людей притягивает ими же самими созданный образ и, по мере того как он развивается… Новые знания обычно стирают лоск и картина становится более понятной и порой, в силу этого, куда менее любимой. Но это с обычными людьми, а что сказать о Снейпе? Он плодил загадки и вопросы. Получив ответ на один, Гарри сталкивался с тысячей других и не видел этому пути конца, а потому… Зыбко. Он подобрал очень правильное слово. Его засасывало в песок — времени, чужой памяти… и тех чувств, что вызывал в нем человек, рядом с которым и выжить-то было непросто, а он хотел наконец-то жить…

И все же… Наверное, Гарри как-то адаптировался к Северусу, и сегодняшняя ситуация его скорее пугала, чем радовала. Снейпу все равно, что он знает о нем… Потому что… И снова нет ответа, а от этого уже хотелось выть от досады.

Звук льющейся воды прекратился, из открытой двери пахнуло крепким, но ароматным запахом табака, короткое «нокс» и тихий шорох ковра под босыми ступнями. Когда матрас немного прогнулся под тяжестью второго тела, Гарри стало невыносимо грустно. Скрипнул ящик прикроватной тумбочки, куда Снейп убрал тетрадь, и он спросил:

— Тебе совсем все равно?

— Что именно?

— То, что с нами происходит.

— С нами? А «мы» есть?

— Притворяемся, что это так.

Голос Снейпа звучал спокойно.

— Никогда не нужно путать пьесу с жизнью. Иллюзиями жить приятно, но за билет на представление всегда нужно платить, и чем дольше оно длится, тем выше цена.

— И все же…

— Все же что?

— Тебя совсем не волнует происходящее?

— Волнуют те проблемы, которые ты можешь мне создать.

— А я создаю?

— Неправильный вопрос — я же сказал: «можешь». Не факт, что сумеешь, но я предпочитаю не оставлять для этого шансов.

— Это снова неискренность? Наверное, скажешь, что я сам бы мог догадаться?

— Да.

— А Джейми — он тоже проблема?

— Несомненно, но ее я предпочту решить, а не ликвидировать. Разница ясна?

— Вполне.

К грусти Гарри примешалась злость, повернувшись, он привлек Северуса к себе и в темноте поцеловал. Угодил в плече.

— Не думал, что тебя возбуждают разговоры, в которых присутствует здравый смысл.

— Просто спешу воспользоваться ситуацией, пока меня не ликвидировали как проблему. Ты не против?

— Нет. Меня это ни к чему не обязывает.

— Вот и отлично.

Он сам не понимал своей одержимости этим человеком, не понимал, почему вкус его чистой кожи пьянит сильнее дорогого виски, не понимал силу своей... не страсти, нет, — ее еще можно было объяснить... нежности и любви. Можно спорить до хрипоты в голосе, что между сексом и занятием любовью нет никакой разницы. Раньше он сам так думал, а теперь подобный разговор вызвал бы на его губах усмешку проклятого собственным опытом человека.

Как иначе объяснить состояние, когда твоим телом управляет не просто желание получать или дарить удовольствие, но почти наркотическая тяга принадлежать кому-то и брать взамен кусочек чужой души? Пусть всего на мгновение — длиною в один вздох или протяжный стон, но чувствовать себя одним существом, многоруким и многоногим, разделенным когда-то на две лишенных целостности части и наконец-то сросшегося воедино.

Даже познанные, испробованные на вкус, ласки не кажутся обыденными, не могут стать пресными, потому что они — всего лишь путь достижения мимолетного совершенства.

Неторопливые движения рук, глубокие долгие поцелуи, острые полуукусы, медленные толчки члена внутри него… Гарри не воспринимал ни последовательность действий, ни механику удовольствия, которую выполняло его тело, ведомое не разумом, но желанием выразить что-то огромное, поселившееся внутри. Сегодня оно, это «что-то», для которого даже любовь — не всеобъемлющее понятие, было нежно, сыто и немного зло, а потому хотело быть признанным и требовало этого — извиваясь, выгибаясь, подаваясь навстречу, оно упивалось ответным тяжелым дыханием и триумфально глотало низкие протяжные стоны…

Вопроса о душе не возникло, Гарри просто не мог даже после оргазма выпустить своего любовника из объятий. Он терся щекой о гладкую кожу, целуя все, что было в его распоряжении, и Северус сделал ему самый большой из возможных подарков. Он ничего не сказал — просто остался, заклинанием призвав из ванной сигареты и наложив очищающие чары. В бледном свете единственной красной звездочки тлеющего табака, в водовороте медленных ласк, желание Гарри сохранить самоконтроль дало трещину. Уже на грани сна он прошептал:

— Не оставляй меня.

Наверное, чудовище с зелеными глазами, живущее в нем этой ночью, добилось куда большего, чем смело надеяться, потому что теплые, пахнущие табаком губы коснулись его виска.

— Так надо.

Даже во сне Гарри силился понять, кому и зачем. И не находил ответа, потому что не мог осмыслить — что отвратительного в счастье?

* * *

Он впервые проснулся раньше Северуса, это было непривычно, но чертовски приятно. Гарри боялся пошевелиться, разглядывая Северуса, устроившегося головой на его согнутой в локте руке. Его лицо оставалось сосредоточенным даже во сне. Словно необходимость в отдыхе отнюдь не давала повода мозгу хоть на секунду прервать стремительный бег мыслей. И в этом было что-то…

Гарри захотелось улыбнуться. Он поднес свободную руку к тонкой кисти Северуса, покоившейся у него на бедре, его загоревшее во время работы на квиддичном поле запястье казалось грубоватым и… «Я физически сильнее», — удивился Гарри.

«Птичьи кости» — признак аристократизма, и, не смотря на твердые жгуты мышц и сухожилий под алебастровой кожей и широкий разворот плеч, в Снейпе было что-то незримо хрупкое. Длинные стройные ноги с узкими бедрами, девчоночьи лодыжки, отсутствие растительности на руках и груди и удивительно нежные — «розовые, черт побери!» — соски.

Гарри хмыкнул, его хорошее настроение этим утром, похоже, не удалось бы уничтожить никому. Он даже позволил себе поиронизировать на тему «Почему, интересно, он всегда сверху, если я ощущаю себя на его фоне настоящим мужланом?». А впрочем, ответить на этот вопрос можно было, едва взглянув в лицо Северуса — так не соответствующее его телу, словно навсегда приросшая чужая маска. Во всем: резких линиях носа, плотно сжатых губах, угрюмой складочке между бровями — была написана непоколебимая доминанта. Только длинные густые ресницы немного смягчали картину. Но что в состоянии изменить одни ресницы?

— Ну и пусть так, — едва слышно шепнул он в маленькое аккуратное ухо, скрытое густыми прядями волос. — Я все равно тебя люблю.

Он выбрался из кровати, стараясь не потревожить Северуса, тот только поморщился, когда его голова лишилась свой жесткой подушки из руки Гарри, но не проснулся. Быстренько приняв душ и натянув халат, Поттер, еще раз ласково скользнув взглядом по спящему мужу, вышел в гостиную.

Джейми, сидевший с книжкой на диване, поприветствовал его радостным взглядом и шепотом сообщил:

— Уже десять часов, — и, опережая вопрос, добавил: — И я уже был на завтраке, просто не захотел вас будить.

Гарри улыбнулся.

— Ты в курсе, что ты у меня сокровище?

— Больше, чем ты думаешь, — Джейми показал на чайный столик, на котором стояла подставка для завтрака в постель, заставленная всевозможными вкусностями. — Я решил, что раз уж вы такие сони, то непременно проголодаетесь, и попросил Добби все организовать. Ты иди, я тут как раз дочитаю восьмую главу «Практической хиромантии». И почему ты всегда говорил, что предсказания — это скучно? По-моему, очень интересно, мадам Пинс сегодня познакомила меня с Фиренце!

— На твое счастье, профессор Трелони пару лет назад уволилась, — хмыкнул Гарри, забирая поднос.

— Ты что, она же была правнучкой великой Кассандры! Вот бы познакомиться!

— Не все хорошие качества передаются по наследству.

Джеймс показал отцу язык.

— И плохие тоже. Я — тому наглядное доказательство!

— Негодник, — рассмеялся Гарри, незаметно для сына убрав красную розу с подноса в карман халата. Интересно, кто тут так романтичен — Добби или сам Джейми? Каким бы ни был ответ на этот вопрос, он подозревал, что Северус такого подхода не оценит.

И все же это было прекрасное утро…

* * *

Это было ужасное утро, даже несмотря на то, что его разбудил аромат зеленого чая с жасмином и булочек с цедрой.

— Какого Мерлина?.. — честно спросил он, уставившись на Поттера и поднос с едой.

— Ну, — Гарри разместил около него подставку и плюхнулся на кровать рядом. — Мы проспали завтрак, и Джейми решил, что было бы логичным нас накормить.

Он ненавидел быть таким на публике — заспанным и несосредоточенным, поэтому предпочитал всегда вставать раньше своих любовников. Почему именно сегодня его биологические часы дали сбой, он не знал, но чувствовал себя обнаженным рядом с облаченным в халат Поттером — чертовски уязвимо.

— Я не ем в постели. Ненавижу крошки на простынях.

Чертов Поттер, не расстроился.

— Не проблема, я велю сменить белье, ешь.

— Нет.

— Хорошо, я скажу Джейми, что он зря старался.

— Незачем, я сам скажу. Если ты соблаговолишь убрать еду в гостиную, то после того как я приму душ, мы позавтракаем там.

Странно, в последнее время вывести Поттера из себя было чертовски трудно, но по каким-то непонятным причинам ему это удалось именно сейчас. Щеки Гарри вспыхнули. Он взял палочку с тумбочки, на которую всегда клал ее рядом с очками, и наложил заглушающие чары.

— Ты съешь этот долбаный завтрак, или мы спустим его в унитаз, просидим тут должное количество времени, потом выйдем отсюда и скажем, что ты его съел! Потому что мой ребенок старался! Он любит тебя и верит в нас и те отношения, которые мы для него разыгрываем! Он счастлив, что, наконец, все хорошо. Поэтому я не хочу, чтобы ты учил его цинизму и безразличию к окружающим!

Это он умел — ломать кого-то… Мальчика — не хотелось. Он думал о Поттере, и вдруг… Это была жуткая в своей откровенности мысль. Он знал, чего хочет от Джеймса. Получить наследника не рода Снейпов, отнюдь… Прежде всего — собственного. Вырастить из него умного, здравомыслящего молодого человека. Северус был амбициозен: он видел в нем продолжателя своего дела, потомственного Мастера Зелий, которому его достижения позволят достичь невиданных высот, превзойти наставника. И если в том, что он сумеет дать Джеймсу знания, он не сомневался… То откуда, черт возьми, взялась его уверенность, что он в состоянии вырастить из него достойного человека, если изначально не считает таким себя, если не видит элементарных мелочей, доступных Поттеру? Если не привык жертвовать?..

— Я стремлюсь понять, — он был серьезен, как никогда. Хотел разобраться в сути поступков не похожих на него людей. — Что в уважении к привычкам другого человека противоречит нашей легенде? Вы оба были вправе не знать, что я не люблю есть в постели. В чем тут цинизм или отсутствие благодарности за то, что меня вообще решили покормить? Я могу сказать Джеймсу спасибо за заботу и дать понять, что впредь ему стоит выражать ее в другой форме — это логично...

Гарри смутился.

— Ты прав… Но это слишком… Не цинично, нет, наверное, я подобрал неправильно слово. Это как-то... бездушно. Ну что тебе стоит его порадовать?

— И ввести в заблуждение, насколько мне неприятны такие вещи? Поттер, я не лгу без необходимости. Он, обманутый моей реакцией, может это повторить. Кому, а главное, зачем это нужно? Если ты мне внятно объяснишь…

— Не могу, это на грани чувств и эмоций, я просто знаю. Как правильно объяснить тебе, что под гнетом этой твоей логики все его искренние порывы и поступки потеряют значимость? Северус, нельзя жить по схеме.

— Почему?

Поттер, видимо, отчаялся с ним объясниться.

— Ладно, мы съедим этот чертов завтрак в гостиной.

Он сдался, не потому, что был неправ, ему просто претили поступки за гранью понимания.

— Мы можем сделать это здесь, если это так важно.

— Важно, может, я не могу объяснить, почему…

— О! Просто заткнись, я уже ем. Еще одного сеанса абсурдного мышления я не выдержу. — В доказательство Северус налил себе чаю и взял булочку.

Поттер выглядел совершенно ненормально счастливым. «Совсем как Денни», — невольно подумал он. Тот так же искренне радовался творимым Северусом для него маленьким чудесам. Но то, что у ребенка — искренность, у взрослого человека должно было быть, по меньшей мере, глупостью. И все же это наивное безумие кретина Поттера было какой-то досадной загадкой, и Северус вдруг отчетливо понял, что, если ему нужен мальчик, он никогда не сможет вычеркнуть Гарри из уравнения по имени «Жизнь семьи Снейпов». Он — как натоптанная дорожка между ними: к пониманию, к окончательному соединению. Им с Джеймсом так хорошо и понятно друг с другом именно пока между ними есть, как связующее звено, это недоразумение… Или — душа их так называемой семьи? Нет, так думать ему категорически не нравилось.

* * *

Северус связался через камин с Малфой Мэнор едва Поттеры ушли на поле, Драко дома не было, а общаться с Пенси профессор не любил. Миссис Малфой вызывала в нем стойкое чувство неприязни. Она была самовлюбленной недалекой девочкой и выросла в еще более глупую женщину с хорошими манерами, недурным вкусом в нарядах, но… Ей катастрофически не хватало содержания. Некоторые люди тратят всю жизнь, чтобы чем-то себя наполнить — знаниями ли, навыками, а Пенси вполне осознанно выбрала роль пустышки.

— О, профессор, доброе утро, а Драко, к сожалению, нет.

Напевные интонации, расчетливые движения ресницами: она наклонилась к камину ровно настолько, чтобы продемонстрировать декольте — вовсе не потому, что всерьез рассчитывала привлечь его внимание. Просто для нее это было уже условным рефлексом.

— Жаль, передайте ему, что насчет наших последних договоренностей стоит пока повременить.

— О да, конечно, я передам. — Пенси улыбнулась так, словно имела хоть какое-то представление о делах своего мужа.

— Спасибо, — он поспешно погасил камин.

В лаборатории, как обычно, царили тьма и прохлада. Ожидали своей очереди два экспериментальных зелья и тестирование компонентов, доставленных Лонгботтомом, но сегодня он не чувствовал обычного азарта, который испытывал, едва переступая порог святая святых. В голове крутились совершенно неправильные мысли, и он с некоторой рассеянностью зажег огонь под котлом, решив заняться зельями для больничного крыла. Это он мог делать с закрытыми глазами, и, раз уж сосредоточиться не удавалось, браться за другое было бы глупостью. Взяв заранее приготовленный котел, он, терзаемый противоречивыми мыслями, приступил к работе.

Так всегда происходит — одни рождаются для славы и толпы, другие — для забвения. Он был из последних… Из тех, кому не нужно место на ковровой дорожке для победителей. Его характеристика благополучия — все блага, способные упорядочить существование, а остальное — роскошь, в которой таится слишком много совершенно не нужных искушений. «Рожденный ползать летать не может»: солдат, чья жизнь разделена на две войны, максимум чего может достичь — это существования в согласии с собой…

Он не обсуждал приказов и не страшился боли, горел изнутри и снаружи, каждый день платил наложенную на него старым манипулятором епитимью, глядя в глаза детей, некоторых из которых сам сделал сиротами. Его жизнь... это был долгий путь длиною в одно бесконечное сражение. Он прошел его до конца. Дополз на последнем дыхании… Только для того, чтобы понять, что не знал, к чему вообще стремился? Бред, абсурд. Он ненавидел это утро, ненавидел Поттера за все те неправильные мысли, возникшие в голове. За нелепое желание впервые в жизни признать, что он не всесилен. Пожалеть? Ни за что — жалость отвратительна! Просто сожалеть о том, как сложилась его судьба… Это, как выяснилось, он мог… Вот за такие мысли казнить приходилось себя, а не Гарри, которому удалось вытащить их откуда-то из глубин подсознания.

Его жизнь — как его лаборатория. Он, как только переехал в Хогвартс, сделал ремонт, Дамблдор, когда увидел, как-то погрустнел и предположил, что Северус останется в школе навсегда, потому что ему никогда не найти другого Мастера Зелий, который согласится работать в таких интерьерах. Неглупый старик, но отчего-то совершенно не любит черный. А ему так было удобнее: в этих стенах теперь не найти ни Снейпа, ни его душу — темное на темном незаметно.

Тишина… Тишина, от которой уже звенит в ушах. Он мечтал о ней в хаосе детских голосов, она казалась необходимой составляющей счастья, а вот теперь давит… Одиночество и тишина, тишина и одиночество, и ожидание… Чего? Северус сам не знал, но иногда просто ждал. Потому что иначе непременно возник бы вопрос, зачем он вообще прошел этот путь. Ради чего под черным сукном бьется сердце? Срывается с губ дыханье? Кому это нужно? Ему показалось, что он нашел ответ. Собственное лекарство от скуки и пустоты — в маленьком мальчике и его ничем не замутненной привязанности. Он готов был в обмен на нее дать ему все, что имел. Свой дом, свои зелья, свои деньги. Пустить туда, куда никого не пускал и не намеревался пускать, даже Диего, которому изначально было отведено место за пределом его личной территории. Маленького замкнутого пространства, где он мог бы освободить немного места для Джеймса. Хорошо ли это… Плохо? Просто так было. Но откуда взялась его уверенность, что все получится? Почему он решил, что способен сформировать лучшую личность, чем он сам? Поттер, сам того не предполагая, заставил его сомневаться.

Но если и эта цель эфемерна… Зачем он тогда вообще живет? Работает? Стремится чего-то достичь? При экономном использовании денег ему хватит лет на триста, и это — не отказывая себе ни в чем. Тогда зачем работать? Он не Фламель — столько не проживет, ему никогда не достигнуть достаточного душевного равновесия для создания философского камня. Северус всегда думал одно, говорил другое, делал третье, а это не свидетельствует о целостности личности. Просто лживая гадюка, которой удалось проскользнуть между двух жерновов. Кто так сказал? Аластор Хмури. Ему было виднее — тогда, а сейчас он слишком мертв, чтобы Снейп презирал его за эти слова. Да и не осталось в нем достаточно яда для этого. Он слишком щедро расходовал его, стремясь отгородиться от этого мира. И вот финал — последовательный и предсказуемый. Он разучился понимать людей. Одно дело — прочитать чужие мысли и совсем другое — понять, что стоит за ними. Порывы, чувства, мечты, стремления…

Глядя на зеленоватый дымок, Северус сначала удивился, а потом понял, что это был определенно день Поттера: он не только ухитрился вывести его из равновесия, но и спровоцировал самый непрофессиональный поступок за всю его карьеру Мастера Зелий. Даже третьекурсники знают, что для изготовления зелий на основе драконьей крови нужен медный, а не оловянный котел, Северус приготовил его вчера и совсем для другого зелья. Он совершил настолько тупую ошибку, что, ликвидируя взмахом палочки продукты процесса окисления металла в виде ядовитых паров, чувствовал себя Лонгботтомом.

Головокружение давало понять, что наглотался дыма он прилично, но это было не проблемой, в шкафу стояло зелье, способное нейтрализовать последствия такого отравления. Но добраться до него не вышло: сделав несколько шагов, он как-то отстраненно понял, что падает, последней мыслью было, что, если его не найдут в течение пары часов, это конец. Но эта мысль не показалась ужасной.

* * *

Теплые лучи летнего солнца нежно касались его лица. Все это утро… Голубое безоблачное небо над головой дарило надежду на лучшую жизнь. Казалось, что прекращается и черная полоса, и уже ничто не сможет отобрать радость, бодрость и силу духа. Наверное, Гарри был не одинок в своих ощущениях, все окружающие его люди, похоже, чувствовали то же.

— Отлично сегодня полетали, — мадам Хуч похлопала его по плечу. — Свободен, я составлю Дамблдору список, сколько метел мы решили заменить, а тебе на днях придется съездить в Косой переулок.

— Да, конечно.

Джейми тоже, кажется, заразившийся его хорошим настроением, радостно замахал отцу с одной из трибун.

Гарри уже хотел подняться к сыну, когда увидел летящую к нему сову, новостей он ни от кого не ждал. Короткая записка оказалась странной по содержанию:

«Через час после того как получите письмо, будьте в «Трех метлах», я буду ждать вас в номере шесть. С пониманием относясь к ситуации, в которой вы оказались, и считая, что разумный человек не вправе доверять анонимному посланию, предлагаю вам взять с собой кого-то в качестве свидетеля. Однако поверьте, не в ваших интересах информировать о письме своего мужа. То, что я собираюсь вам рассказать, касается именно его».

Странное послание — более чем. Поднявшись на трибуну, Гарри попросил Джейми:

— Иди в наши комнаты, мне надо заглянуть в совятню, а потом сходить в Хогсмид.

— Хорошо.

После случая с отворотным зельем доверие к нему сына возросло настолько, что он перестал оспаривать решения Гарри.

* * *

— Ну, к чему такая спешка?

В положенное время Невилл ждал его у «Трех метел».

— Вот, — Гарри вынул из кармана письмо. — Что думаешь?

Невилл скользнул взглядом по строчкам.

— Это даже забавно.

— Что именно?

— То, что я узнаю почерк. Пошли, твой благожелатель не таит особой угрозы, хотя…

— Эй, а кто это?..

— Идем, познакомлю.

Поднявшись в номер шесть и без стука открыв дверь, Невилл пропустил его вперед, и Гарри понял, что представлять тут, собственно, никого не надо. Немного растерянно он сказал:

— Привет, Лиз.

Мисс Астрикс кивнула, а потом нахмурилась, глядя на Невилла:

— Вот ведь, блин, ну почему именно он, а? А впрочем, с моим везением странно, что ты Драко не привел. — Она подошла к столику, на котором красовался чайник и чашки, и налила себе чаю.

— Но как же сова... ты же сквиб… И вообще, почему вы знакомы? Какого Мерлина тут происходит?

— Она — сквиб? — Лонгботтом хмыкнул. — Лизи — стопроцентная ведьма с дипломом и мерзким характером.

— Эй! — возмутилась девушка. — Я тебя оскорбляла, садовод хренов? И вообще… — Она улыбнулась Поттеру: — Мы тут не за тем, чтобы обсуждать мои личные качества. Я Гарри помочь хочу.

— С чего вдруг? Ты же не чихнешь без одобрения своего кузена?

— Кузена? — переспросил Поттер.

— Ну да, эта милая девушка — двоюродная сестра Малфоя.

Гарри подошел к одному из кресел и сел.

— Я ничего не понимаю, кроме того что из меня очередной раз сделали идиота. Это уже начинает утомлять, так что давайте еще раз и с самого начала.

— Если с начала и коротко, то тебя действительно обманули. Зачем — рассказывать не буду: это не моя тайна, и она не имеет к тебе никакого отношения, — Лиз пригубила чай. — Драко мне не родной брат, а всего лишь кузен, я действительно ведьма, но стараюсь это не афишировать в Англии.

— Почему?

— Это тоже не касается нашей беседы.

— Да чего уж там, — Невилл улыбнулся. — Гарри можно и рассказать. Речь идет о контрабанде, друг мой. Наша очаровательная знакомая ввозит в Англию запрещенные ингредиенты. Криминал у Малфоев в крови, даже если они носят фамилию Астрикс. Оригинально, она делает это через магловскую таможню и почти легально. Ее муж — магл, формально он ничего не знает о нашем мире и не вызывает интереса у Министерства.

— Муж? — удивился Гарри.

Лиз кивнула.

— Ты его видел: Дерек Астрикс, мы работаем вместе.

— Но он же тебе в дедушки годится!

— И какое это имеет отношение к фиктивному браку? Лонгботтом сказал правду, мои дела не слишком законны, но тут мы повязаны все: и Драко, и он, и твой ненаглядный Северус. Вот о нем я и хотела поговорить.

— И?

— Ты знаешь, что он хочет развестись?

Гарри кивнул.

— Догадываюсь, но это же нескоро.

Лиз хмыкнула.

— Раньше, чем ты думаешь. На днях тебя отправят ко мне в Лондон с каким-то поручением. Все будет организовано: и зелья, которые вызовут у тебя непреодолимое влечение ко мне, и пара продажных репортеров. Тебя публично уличат в измене, и Снейп с тобой разведется.

— Зачем такое шоу? Почему не просто развод?

— Из-за вот этого придурка, который решил строить из себя твоего благодетеля! — девушка указала на Невилла. — Они решили подстраховаться и выставить тебя виновником расторжения брака.

— Они?

— Ну, я получила указания от Драко.

Гарри стало противно. И он верил, что этот день ничем не испортить?

— Почему ты рассказываешь мне об этом?

Лиз пожала плечами.

— Мне нравится водить за нос подонков, но ты — чертовски хороший человек, Гарри, а я, может, и обманщица, но не шлюха. Это отвратительно — когда кто-то не знает меры… Я не хочу, чтобы у тебя отняли ребенка. И мне жалко Сева. То, как он калечит свою жизнь, — это неправильно. Его нужно остановить.

Гарри нахмурился и встал.

— Зачем? Пусть… Знаете, у каждого человека есть предел прочности. Сколько раз можно плюнуть ядом в одну и ту же душу? Вы не знаете? Я тоже, но моя переполнена. Я люблю его. Действительно люблю, и променял бы мир на одну из его улыбок, но он никогда не улыбнется. Это грустно, но с меня хватит. Я поставил на карту свое счастье, но не вправе рисковать покоем моего сына. Ты был во всем прав, Невилл, я обязан справиться. Северус хочет развода? Он получит его, но на моих условиях.

Лонгботтом пожал плечами.

— «И это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Я постараюсь тебе помочь чем смогу.

— Угу, — Лиз кивнула. — И если что-то потребуется от меня…

— Информация. — Гарри пошел к двери. — Мне нужно знать о нем все. Факты, домыслы, махинации и честные дела. Я знаю, как люблю, но на самом деле понятия не имею, кого, а соперника надо знать и в лицо, и с тыла. Если вы поможете мне с этим…

— Постараемся, — заверил его Невилл.

— Вот и отлично, тогда завтра — здесь же в то же время. А мне нужно навестить еще одного человека.

— Кого?

— Хочешь все сделать правильно — доверь писать план действий профессионалу.

* * *

— Миссис Уизли, к вам мистер Поттер.

Молоденькая секретарша кокетливо стрельнула глазами в его сторону.

— Проси.

Гарри отстранил девицу и вошел в кабинет. Владения Гермионы в Министерстве были обставлены скромно, но с комфортом, — и книги, разумеется… Много-много книг.

— Привет…

Ему были рады искренне. Гермиона встала из-за стола и, поцеловав его в щеку, увлекла на маленький диванчик для неформальных бесед.

— Какими судьбами?

— Герми, мне очень нужна твоя помощь.

Она закурила.

— Снейп?

— Да.

— Развод?

— Да.

— Тогда давай по порядку — с момента того, как тебя вообще угораздило вляпаться в это дерьмо.

Гарри разозлился.

— По-моему, не тебе говорить о «вляпаться»…

Гермиона нахмурилась.

— Ты о чем?

Он почувствовал себя подонком.

— Не важно, прости, ладно?..

Но она только покачала головой.

— Прощу, но объяснись. — Гарри покраснел, и она понимающе хмыкнула. — Так… И кто тебя просветил?

— Ну… Я все расскажу, и может, ты поймешь, кто и зачем им это понадобилось.

— Знаешь, — едва Гарри закончил свой рассказ, Гермиона нахмурилась. — Странно все это. Я не могу понять, где кончается игра Снейпа и начинается игра Малфоя. Ты уверен, что этой Лиз можно верить?

— Нет, но не могу понять, зачем ей лгать.

— Люди лгут по многим причинам, не все заметишь.

— А про тебя и Малфоя они не солгали… Герми, ну как так вышло?

Она усмехнулась.

— Ты еще должен по роли пафосно воскликнуть: «Как ты могла?» Могла, как видишь, приятно, когда кто-то видит в тебе женщину, а не ущербную самку.

— О чем ты, Гермиона?

— О нас с Роном. Для него семья — это непременно дети, а я не могу их иметь. Мы все перепробовали: и жизнь, и секс — все превратилось в какую-то гонку за недостижимым призом. Просто любовь где-то потерялась. Я не знаю, когда и как, а Драко… Мы были на каком-то приеме, и нас посадили рядом за стол. О чем-то говорили… По-моему, даже ругались, потом были еще встречи — ругани становилось меньше, беседы длились дольше… Он предложил отель — я отказала, он пожал плечами, мы продолжали общаться, потом был день, когда врачи сказали, что ничего не поможет, и Рон… В нем изменилось что-то. Это трудно объяснить… словно он не может понять, зачем ко мне прикасаться, если это ничего не даст. Я стала для него чем-то ущербным. Так, как любит он, можно ласкать покалеченную собаку. А я хочу жить и чувствовать… А Малфой все предлагал и предлагал — и однажды я сказала «да». Вот и вся история.

— Ты любишь его?

— Я не знаю. Но одно скажу точно: я ни разу не пожалела, что тогда согласилась. Он — отличный любовник, и ему неведомо сочувствие. Он не жалеет — я устраиваю его со всеми недостатками, и он любит меня за что-то, а не вопреки чему-то… — Гермиона задумчиво нахмурилась. — А ведь он, получается, действительно любит. А я не верила. Странно…

— Что странно?

— Что он глупее, чем я думала. Вот ведь дурак…

— О чем ты?

— Получается, что он затеял все это, чтобы я ушла от Рона.

— И ты уйдешь?

Гермиона кивнула.

— Разумеется, да. Нет, ну какой кретин, почему он думает, что достичь чего-то можно только обманом?! Если мне придется выбирать между ним и Роном, я выберу Драко, но он никогда не просил меня решить что-то.

Гарри не понимал.

— Но Малфой женат.

Гермиона пожала плечами.

— А я похожа на невинную барышню, которую это должно шокировать?

— Нет.

— Ну вот, меня все устраивает, захочет он развестись и пожениться, поженимся. Нет? И не надо. Почему эти слизеринцы так стремятся все усложнить? Если бы он просто сказал, что ревнует меня к мужу, проблем бы не было. Рон в любой момент даст мне развод и женится на какой-нибудь производительнице рыжих Уизли. Он только обрадуется, потому что, как благородный человек, не может бросить в беде женщину, даже ставшую ненужной. Но нет, Малфой выдумал себе какие-то проблемы и кинулся их решать. Ну теперь он у меня попляшет! — Гермиона озадаченно закурила. — Интересно, почему он решил, что я не хочу развода и не оставлю Рона? Должна быть причина. Не понимаю я, ну не мог Малфой так решить на пустом месте… Но я разберусь… И кто-то пострадает.

— А как мне быть со Снейпом?

— Не разводись.

Гарри был удивлен, он ожидал иного совета.

— Но как же так? Он меня обманул, этот человек мечтает развестись и отнять у меня ребенка!

— А ты любишь его. Причем так сильно, как никогда никого не любил. Таким чувством не разбрасываются. — Гермиона улыбнулась. — Но грамотно организованный шантаж сильно упростит тебе жизнь. Узнай о нем все, это ты правильно придумал. Угрожать ему Азкабаном за контрабанду я не позволю. Не хватало еще, чтобы Малфой загремел в тюрьму раньше, чем я испорчу ему жизнь! Найди что-то еще. Поройся в архивах. Профессор никогда не был белым и пушистым, так что дерьма в его жизни должно быть много — и не только того, за которое дают орден Мерлина. А когда найдешь… Не гони его — просто заставь с собой считаться.

Гарри кивнул.

— Это непринципиально, Гермиона. Он не любит меня, и этого не изменить. Я не хочу провести жизнь рядом с человеком, которому безразличен. Уверен, Джейми меня поймет, когда я все ему объясню.

— Гарри-Гарри… — покачала головой Гермиона. — И когда ты научишься разбираться в людях? Твой Снейп не торопился бы так с разводом, будь ему на тебя плевать. Посуди сам. Ты послушен, ничем его не раздражаешь, не настраиваешь против него ребенка — так к чему торопиться от тебя избавиться? Вывод напрашивается один. Ему не нравится твоя любовь. А чем она может его тронуть, если ему плевать? Ничем. Значит, она его трогает, или он боится, что тронет.

Гарри улыбнулся.

— Думаешь?

Гермиона кивнула.

— Уверена.

Все-таки это был неплохой день.

* * *

— Гарри, — едва он переступил порог школы, к нему бросилась встревоженная Минерва. — Северус, он…

Внутри что-то оборвалось.

— Что с ним?

— Он в больничном крыле — в лаборатории что-то случилось…

Но Гарри ее уже не слушал: он бежал со всех ног, молясь всем известным богам, чтобы все было нормально. То, как он любит Северуса, вся эта огромная правда разом обрушилась на него… Он никуда не уйдет, никогда не перестанет бороться, ни за что не откажется… Только бы он жил…

Дернув на себя дверь, Поттер ворвался в палату.

— Поппи, как…

— Жив, здоров, клинически вреден, но это уже не лечится, — женщина явно была недовольна капризным пациентом.

— Я все слышал. И вообще, Гарри, зачем так орать? — Бледный как смерть Снейп лежал на кровати, рядом с ним сидел Джейми, мертвой хваткой вцепившийся в руку профессора.

— Гарри, как ты живешь с этими неврастениками? Один прибегает, кричит: «Там профессор умирает!..» Потом из палаты уходить не хочет — ты не поверишь, твой сын мне угрожал, что, если я его выпровожу, он подольет мне какое-нибудь гадкое зелье! Второй наоборот — как только очнулся, кричит: «Выпустите меня отсюда!» Припадочные!

У Гарри отлегло от сердца.

— Живу я с ними с трудом. А что вообще случилось?

— Кто-то неправильно сварил зелье, — злорадно просветила его Поппи. Видимо, нервы ей до прихода Гарри потрепали основательно.

Он подошел к постели.

— А такое бывает?

Снейп явно чувствовал себя уязвленным.

— Как видишь.

— Хорошо, что Джеймс вовремя тебя нашел, еще бы полчаса…

— Поппи, видимо, быть обязанным Поттерам жизнью — мой крест. Могу я нести его в тишине, с достоинством и в своих подземельях?

— Можешь. Гарри, проследи, чтобы он остаток дня отдыхал.

— Прослежу. Если надо — привяжу к кровати.

— Безопаснее обездвижить, — предложил Джейми.

Снейп печально усмехнулся.

— И ты, Брут… Это заговор!

Мальчишка наклонился и немного стеснительно чмокнул Снейпа в щеку.

— Просто ты обязательно должен выздороветь. Я так испугался! Больше всего на свете хочу, чтобы у нас все было хорошо.

— Ладно, я буду лежать, но только сегодня, — капитулировал профессор.

— И на том спасибо, теперь я знаю, кого нужно звать, когда ты начинаешь упрямиться, — хмыкнула мадам Памфри.

Джейми ее слова не понравились.

— Отец не упрямится, просто у него много дел и ему некогда разлеживаться… — потом мальчик запнулся и встревоженно перевел взгляд с Гарри на Снейпа и обратно. — Простите, но ведь мне можно так говорить, правда?

Северус посмотрел не на мальчика, а на Гарри — не с торжеством, а скорее, как-то даже растерянно. Тот кивнул, и профессор ответил:

— Можно, мы же семья.

Поттер отвернулся, он чувствовал желание придушить Снейпа и расцеловать его одновременно. Как можно быть таким лицемером на словах и не понимать на деле, что они истинны! Они — семья, и он намеревался заставить Снейпа в это поверить — даже шантажом, если потребуется. Может, все-таки не зря Шляпа много лет назад предлагала Слизерин? И у него все получится — должно, или его жизнь будет очень безрадостной штукой.

* * *

Это было так странно… Но, черт побери, как же приятно! «Отец… отец… отец...» Северус лежал в постели, откинувшись на подушки, и едва слушал, как Джейми, устроившийся рядом, читал ему вслух. Вообще-то он ненавидел, когда ему читали в слух, но сегодня Джеймсу можно было все на свете. «Отец»... он не знал, что это слово может быть таким приятным, что может так его обрадовать, что в устах этого ребенка оно утратит все свое демоническое значение, которое когда-то бурлило медленно закипающим ядом каждый раз, когда его произносил он сам. «Отец» — больше, чем абстрактный набор генов, положенный человеку от бога… Он — осознанный выбор этого ребенка… Это прекрасно. Это, как выяснилось, именно то самое, чего он так долго хотел. Что может помочь ему примириться с этим миром… Создать ощущение, очень похожее на счастье.

— Ты не устал? — Джейми неправильно оценил его несосредоточенное внимание. Он отложил книгу. — Наверное, тебе надо поспать.

Он улыбнулся, вышло, наверное, ласково, но никто не умер. Это было даже слишком просто — потому что в ответ на лице его… ну да, сына расцвело радостное выражение.

— Нет, я не устал. Ты в шахматы играешь?

Мальчик кивнул.

— Конечно. Меня дядя Рон учил, он очень хорошо играет, что, как говорит тетя Гермиона, даже странно, так как в других вопросах логика у него напрочь отсутствует.

Северус рассмеялся и поправил Джеймса, скорее, по инерции:

— Что я говорил о том, чтобы пересказывать чужие разговоры?

— Ой! — Джеймс смешно зажал ладошкой рот. — Но, отец, я же стараюсь! Просто все время забываю…

«Отец»… И снова что-то теплое в груди. Если так пойдет дальше, эти маленькие ручонки скоро будут вертеть грозным Мастером зелий. Нарочито строго Снейп добавил:

— Старайся, сын, достойные манеры могут помочь человеку многого достичь. А сейчас принеси из гостиной доску. Посмотрим, чему мог научить тебя Рональд Уизли...

Мальчик слетел с кровати и бросился в гостиную. Северуса мучил только один вопрос: куда делся Поттер. С тех пор как Гарри вернулся из Хогсмида (что, интересно, ему там понадобилось?), он вел себя более чем странно. Нет, он, конечно, перепугался за него. У Поттера это на лице было написано, но… Как только понял, что с профессором все нормально, успокоился — даже слишком… Не крутился вокруг, изображая заботливую наседку. Просто проследил, чтобы он лег, пожелал им с Джейми приятного вечера и ушел. Кто бы мог подумать? В библиотеку! Вытрясти из мальчика тот факт, что Поттер ходил в деревню, получив письмо, особого труда не составило. Северус пообещал себе завтра устроить допрос с пристрастием Ирме и выяснить, какие именно книги ему понадобились. Это было странно, это попахивало тайной, и, черт побери, но Северус вынужден был признать, что деланое безразличие и показная вежливость Поттера его раздражали! Неужели ему не хватало этих влюбленных зеленых глаз, взгляд которых в последние дни помимо воли погружал его в теплый уютный кокон чужой нежности?.. Сегодня эти глаза резали холодом стеклянных осколков, и это… И стало вдруг совершенно очевидно, что, если Поттер его разлюбит, этот брак превратится в ад наподобие того, в котором существовали его родители. Но он не хотел этого. Ему не нужно было такой судьбы ни для себя, ни для Джеймса, ни даже для Поттера. Неужели ему стала нравиться эта его преданность? Неужели он поверил в то, что это чувство у Гарри может длиться долго? Нет! Но тогда почему мир стал таким нелогичным? Почему он хочет вычеркнуть Поттера из своей жизни и, в то же время, не стремится отпускать? Почему рядом с ним так сложно просыпаться, но хочется засыпать? Северус чувствовал, что занес одну ногу над пропастью и медленно сходит с ума. Надо было что-то делать… Но он был абсолютно растерян, знал, что может, но не понимал, чего хочет, мог просчитать логическую модель поведения, но не присягнул бы, что она не разобьется вдребезги об еще одно такое утро...

— Отец, — Джеймс вернулся в комнату немного озадаченный и без шахмат. — Там человек связался по камину. Говорит, его зовут Каин и у него к тебе срочное дело. Я пытался объяснить, что ты болен, но он сказал, что сведения, которыми он располагает, подняли бы тебя и со смертного одра. Мне попросить его связаться с тобою позже?

Северус нахмурился.

— Нет, Джеймс, оставайся в спальне, а я с ним поговорю.

Мальчик не спорил, просто залез на кровать и снова потянулся за книжкой, глядя на это нарочитое смирение, Снейп понял, что непременно наложит чары против подслушивания. Похоже, с этим недостатком маленького Поттера бороться предстоит еще долго.

* * *

Любой посетитель Косого переулка хотя бы раз слышал имя Каина. Фамилию МакМиллан не слышал никто. Он — легенда на грязных узких улочках, его имя с почтением упоминают темные маги, шлюхи и контрабандисты, но мало кому доводилось видеть его лицо. А стоило бы, — подумал Снейп, не часто в мире встретишь что-то настолько идеальное и, одновременно, неправильное. От своего отца-шотландца Каин унаследовал огромный рост, волосы, оттенок которых можно было точнее всего описать упоминанием зарева пожарищ, внушительные мышцы и широкий разворот плеч. По материнской линии от деда-вампира ему досталась алебастровая кожа и улыбка, которая придавала его унаследованным от бабки-вейлы удивительно красивым чертам лица хищное выражение. Такое звериное совершенство тела и духа Северус никогда не встречал в других людях… Ко всему прочему, МакМиллан, провозгласивший себя Каином после того, как в девятнадцать лет, чтобы выпутаться из очень неприятной истории, убил своего брата-близнеца, был умен…

Они познакомились именно в преддверии той самой неприятной истории. МакМиллан был младше Снейпа на три года и тоже окончил Слизерин. Амбиции этого сына обнищавшего рода были непомерны, но пути, которыми он старался упрочить свое положение, прибегая к любым средствам, всегда отдавали криминалом. Для него не существовало преград на пути к достижению цели, и, естественно, такой молодой человек не мог не заинтересовать Воландеморта. Вербовкой среди молодежи всегда занимался Люциус — умный, богатый, беспринципный, он никогда не гнушался никакими способами, используя все: от подкупа до собственного обаяния, но тут он только развел руками. МакМиллан хотел поединка с лордом. Он сказал, что уважает только одно право — право сильного и никогда не станет рабом того, кого не попробует на зуб лично. Деньги, слава, власть, роскошная персона Малфоя и — не менее роскошная — Беллы, которую подключили на тот случай, если репутация способного соблазнить даже натурала Люциуса даст осечку… Все это было для него вторично. Воландеморт думал недолго, и поединок состоялся. МакМиллан проиграл и покорно принял метку. Но лорд запомнил этого нестандартного молодого человека и с тех пор мечтал его сломать, унизить, доказать, что он не стоил не только самого Воландеморта, но и его приближенных. Увы и ах! — Каин был словно рожден не оправдывать чужих надежд. Дуэлянт от Мерлина и убийца от бога, он сломался только на одном человеке кроме самого лорда, на Северусе Снейпе, и, к гневу того, кто мнил себя властелином Тьмы, согласно собственной извращенной логике, признал и его своим господином. Такую пощечину Воландеморт принять не смог. Убить МакМиллана поручили Снейпу. Он уже был на службе у Дамблдора, и тот велел ему выполнить приказ, у Северуса всегда были работодатели, но ни в одном из них он не видел хозяина, поэтому он ослушался двойного приказа. В тот день МакМиллан назвал братом самого Северуса, уничтожив единокровного близнеца и заняв место в его семье, обманув его молодую жену и ребенка. С тех пор существовало два человека: Эрни МакМиллан, сотрудник Службы безопасности Министра Магии, и Каин — убийца и кровожадный дух, которого питали только борьба и кровь, и эта тень все еще душой и телом принадлежала ему, Северусу, и гордилась своим выбором хозяина. Они встречались редко, и все встречи носили информационный характер, так как у Снейпа не было необходимости прибегать к услугам самого знаменитого наемного убийцы в Англии, за которым много лет безуспешно гонялись авроры. Нет, он встречался со своим знакомым Эрни из Министерства — они говорили о политике и о погоде… То, как МакМиллан назвался сегодня… Это было впервые. Снейп не был уверен в нем, несмотря ни на что… Поэтому, прежде всего, накладывая на комнату всевозможную защиту, он думал о Джейми. Каин никогда не оставлял свидетелям шанса.

Взглянув на неугасающее пламя камина, он, как только защита была установлена, бросил:

— Теперь можешь войти.

Он немного успокоился, глядя на скользнувшую в комнату фигуру, закутанную с ног до головы в черный плащ. Мальчик ничего ненужного разглядеть не мог, хрупкое доверие было восстановлено.

— Мой Северус… — ничего личного и интимного — просто законы жизни, которые МакМиллан написал себе сам, его ладонь скользнула в руку убийцы, последовал поцелуй — легкий, но значимый, как печать. Они никогда не делали этого на людях, путь Воина — таинственен, он не для министерских гостиных, он — для сумрака ночи. Каин мнил себя Воином, полагая свою... не агрессию, нет, просто тягу познавать себя через отнятую жизнь чем-то сродни пути ронина. Северус был не согласен ни с причиной, ни со следствием, но никогда не оглашал этого вслух. Сегодняшняя встреча была необычной, она говорила о том, что что-то изменилось. — Как всегда, осторожен, — улыбнулся Каин, вставая с колен. — Мне понравился твой мальчик, он тебе предан.

— И все же ты пришел, собираясь поднять меня со смертного одра, если понадобится. С чем это связано?

Его гость опустился в кресло.

— С моим существованием в тени. Ты же знаешь схему…

Да, Северус знал. В Косом переулке была лавочка старухи по имени Шарлот. К ней мог зайти любой и оставить конверт, в котором значилось имя жертвы и сумма. Если Каина это устраивало, он сам, одному ему ведомыми путями, выходил на заказчика и обсуждал подробности. Причем всегда находил именно того, кто затеял это, а не принес послание. Впрочем, это, наверное, шокировало авроров, но не Северуса, который помнил, как старательно МакМиллан скрывал свой дар предвидения, он просто всегда знал, когда, кому и насколько нужен. Как и мог сказать, кто подослан Министерством или стремится его обмануть. Конверт в лавке Шарлот был своеобразным «заявлением о намерениях». Его он дожидался всегда — именно не желая, чтобы слух о его даре распространился.

— Пришло письмо…

Об этом можно было догадаться, и Северус просто спокойно спросил:

— Я?

Каин усмехнулся.

— Я ценю твою осторожность, но смею уверить, заказчик в таком случае был бы уже мертв, а ты не узнал бы даже о прошении. Это мой долг, я в этой жизни не обязан никому, кроме тебя. Имя, что значится… Оплата более чем щедра, и я хочу уточнить, насколько много он для тебя значит. Сначала я, памятуя твою привязанность к этому человеку, хотел просто отказаться, но потом понял, что они в противном случае найдут другого, но не остановятся. Я видел будущее, если им не помешать, он умрет, мой отказ ничего не будет значить. За такие деньги возьмутся другие. Мушлен, Рок, Минелая — все лучшие наемные убийцы в Британии получили на него заказ. Они связались со мной, никто не даст согласия, пока не узнает, взялся я или нет за это дело. Но это — своего рода клуб по интересам. Если я дам просто отказ… Мушлен, скорее всего, тоже отклонит предложение, он разумен и не работает по-крупному, если знает, что я отверг сделку с таким гонораром. Но Рок… тут возможно все. И Минелая точно возьмется.

Северус напрягся.

— Имя?

— Драко Малфой.

Странно, но он почувствовал облегчение. Ведь на минуту в его голову закралась мысль, что такой контракт может быть предложен за Гарри. Всего секундное сомнение — и он почувствовал иррациональное отчаянье. Теперь было проще, логика восторжествовала над чем-то неопределенным, и он осведомился:

— Кто они?

— Видение невнятно. Женщина, которая решает все, мужчина, который за это платит. Но узнать возможно… Наша встреча назначена на сегодня.

— Это значит, что ты принял контракт. Ты никогда не встречаешься с заказчиками, если сказал «нет».

Каин кивнул.

— Я принял.

— Тогда…

Человек в плаще ухмыльнулся.

— У тебя нет выбора. Я сознательно его не оставил, и, в то же время, все честно. Бордель «Сладкие удовольствия» в Косом переулке — встреча в шестьдесят седьмом номере в полночь. Они ждут Каина. Кто из нас придет… Это всегда можно решить… Если твой Малфой этого стоит.

— Ты так много лет жаждал бросить мне повторный вызов. Почему именно сейчас?

— Появилась цель. У тебя отличный мальчик... сын, у меня — тоже, хотя на самом деле он не мой… Это неважно, ты — единственный, кто знает обо мне так много. Я не хочу себе господ больше… Даже если они милостивы настолько, что меня не обременяют. Меня подавляят уже то, что ты это можешь. Итак… Выбор? Дуэль, честная. Согласен?

Снейп кивнул.

— Да. Он того стоит. Где и когда?

— Через двадцать минут. Помнишь ту поляну в Запретном лесу, что слизеринцы использовали для отработки непростительных проклятий?

— Разумеется.

— Там — через двадцать минут.

Каин кивнул и шагнул к камину. Уже ступив в пламя, он сказал:

— Ты — единственный человек, которому я верю, Северус. Это будет битва титанов, и мы, наконец, решим, кто из нас вправе жить.

Он кивнул… И, едва пламя камина погасло, понял, что солгал. Все было рассудочно и правильно, если бы сложилось не в тот день, когда он стал «отцом»… Снейп понял, что никому не даст убить себя сегодня.

Кинув горсть порошка в камин, он произнес: — Малфой-мэнор.

* * *

— Драко…

Малфой, которого позвали домовые эльфы, оказался изрядно пьян.

— О Сев, давай ко мне — отличный скотч и Пенси куда-то черт унес, гуляем…

Он поморщился.

— Как это все несвоевременно. Иди ко мне.

— Нет, ну зачем? У тебя чертовски скучно...

— Жить хочешь?

Драко скривился.

— А, собственно, ради чего?.. — Он хмыкнул. — Я равноценно пьян и безумен, тут нет причины и следствия… Это — симбиоз многоразового предательства любимой женщины... — Глядя на скептически приподнятую бровь Снейпа, Малфой нахмурился. — А она, Мерлин ее побери, охренительно любимая! — Драко пожал плечами. — Так уж вышло…

— Тебя в очередной раз послала миссис Уизли?

— Если бы. Она беременна — и от мужа, а не от меня. А говорила, что бесплодна… И это тоже нас объединяло, ты, наверное, не поймешь… Ребенок Пенси — это было искусственное зачатие в магловской клинике, мы использовали сперму моего родственника, и все вышло... все казалось правильным… Об этом, кроме моей жены, знает только Миона. Я думал… Я, черт побери, верил… Нас, словно сам Мерлин создал друг для друга — умных, энергичных, талантливых... Я бы сделал ее лет через двадцать Министром Магии… Я консультировался… После отставки Кингсли у нее не будет конкурентов, если она пойдет за меня. Как ни странно, такой грамотный мезальянс поддержат и чистокровки и нувориши… Но самое паскудное, что я люблю ее, что плохого в том, что мы похожи? Что отвратительного в том, что я желаю нам процветания? Она не послала… Нет… Я просто знаю теперь, что она лгала мне… Почему? Зачем? Я не так много от нее требовал…

Северус нахмурился.

— Все твои рассуждения будут не к месту, если ты умрешь. И что-то подсказывает мне, что ты так безобразно пьян без достойной причины. Она не лгала тебе и миссис Уизли… Твоя Гермиона не беременна.

— С чего ты взял? — усомнился Драко.

— Она курит как паровоз, при том, что маглорожденная и, по большему счету, разумная женщина. Такие не потворствуют вредным привычкам, если ждут ребенка. Особенно первенца.

— Нет, Сев… Ты не понимаешь, я…

Он кивнул.

— Не понимаю, но твое пьянство очень не своевременно. Иди сюда. Иначе мы никогда не узнаем, кто хочет тебя убить. Точнее, у меня шансы пятьдесят на пятьдесят узнать это. А я считаю их низкими и

неуместными — так что тебе придется принять отрезвляющее зелье.

* * *

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза, его бледное лицо с неправильными, резкими чертами застыло, превратившись в неподвижную маску. Лишь уголок узкой нижней губы продолжал мелко подрагивать. Сегодня была ночь не для мантии — облаченный только в сюртук и брюки, он производил впечатление просто уставшего от забот дня человека, которому отчего-то вздумалось отдохнуть в лесу. Но даже сейчас, когда он сидел за большим валуном, прикрыв веки и расслабившись, что-то в нем почему-то заставляло опасных обитателей Запретного леса сторониться, внушая чувство страха, вызывало желание обойти его стороной, не привлекая внимания. От мужчины исходила откровенная угроза, он походил на опасного зверя, хищного и безжалостного. Ощущение это усиливало суровое выражение лица.

Где-то пронзительно закричала ночная птица. Мужчина на мгновение болезненно дернул веком и открыл глаза. Услышав даже не полноценный звук — шорох — шагов, резко, но абсолютно бесшумно вскочив на ноги, он подошел к валуну, за которым прятался, и выглянул. Тонкие ноздри широко раздувались, выдавая волнение, черные блестящие глаза хищно сузились.

— Опаздываешь, Каин.

Высокий рыжеволосый мужчина скинул плащ и ухмыльнулся.

— Не к даме на свидание… Будем говорить или сразу к делу?

— А нам есть о чем говорить?

— Не этой ночью.

— Тогда к делу.

Противники заняли место друг напротив друга и даже не успели отсалютовать палочками, когда из кустов позади убийцы грянуло…

— Авада кедавра!

Зеленая вспышка была направлена безупречно. Тело Каина рухнуло на землю, а из кустов, чертыхаясь и стряхивая с себя веточки, выбрался Драко Малфой.

Профессор нахмурился.

— Ты невежлив, мог бы дождаться начала поединка.

— Еще чего, сижу, ветки колют, голова раскалывается — а ты тут шоу разыгрываешь. Сев, ну почему твое зелье протрезвляет, но не избавляет от похмелья?

— Оно не позволяет мне превратиться в законченного алкоголика.

— И все же как-то все слишком просто вышло, если он такой профи, как ты говорил, то попался глупо... — Снейп опустился на колени и принялся обыскивать труп. Белый листок бумаги обнаружился в нагрудном кармане. — Что это? — Драко попытался заглянуть ему через плечо.

— То, что я ожидал, — послание с того света. Доказательство того, что все, что тут произошло, — хорошо спланированное самоубийство.

— Не понимаю.

— Слушай: «Мой Северус, полагаю, ты уже обо всем догадался. Ты мог бы сделать мне одолжение и убить меня сам, но такой способ тоже сойдет, из всех смертей Авада была мне наиболее предпочтительна. Мои поздравления мистеру Малфою — он меток, но делает слишком резкий взмах кистью, от этого сила проклятия уменьшается, но это не так важно, так как эффективности оно не теряет. Я был обязан тебе жизнью, теперь я возвращаю долг. Не принять заказ я не мог, так как уже объяснял, что это сделали бы другие. А так мои коллеги уверены, что Драко Малфой теперь — исключительно моя проблема, и поскольку, зная тебя, я могу быть уверен, что тело Каина никогда не найдут, он может спать относительно спокойно — если, конечно, те, кто желают его смерти, не возьмутся за дело самостоятельно. Пусть тебя утешит, что это было мое решение: выпутаться из этой ситуации и живым и не предав тебя у меня шансов не было. Значит, пришло время умереть, сохранив верность слову. Иного выхода для того, кто выбрал тот путь, которым шел я, нет». Вот и вся истина, Драко. Каин всегда знал все наперед, думаю, все остальные варианты развития событий были для него неприемлемы.

— Психом был, психом умер, по-моему, он просто потрепал тебе нервы напоследок, — пожал плечами Малфой.

Северус кивнул.

— Не без этого. — Стригущим заклятьем он отрезал прядь рыжих волос и спрятал ее в карман. — Трансфигурируй его во что-нибудь и выбрось в магловском Лондоне, — приказал он, вставая с колен.

— Хорошо, — Драко задумался, взмахнул палочкой — в свете луны вместо трупа сверкнула совершенством формы изысканная катана. — Думаю, твоему киллеру бы понравилось. Отличная вышла вещь — могла бы еще послужить, но, думаю, в Темзу будет надежнее.

— Ты прав — вот и займись этим, — кивнул Северус. — А у меня назначена встреча с твоими «доброжелателями».

— Может, мне пойти? — предложил Малфой.

— Не стоит, мало ли кто нас там ждет, и, хотя ты в совершенстве владеешь Авадой, друг мой, твоя любовь к драматическим эффектам и излишняя эмоциональность, усугубленная похмельем, могут сослужить нам дурную службу.

— Ладно, но ты мне потом все расскажешь.

— Не сомневайся. Думаю, новостей будет много, избавишься от Каина — возвращайся в Хогвартс и жди меня там. Составишь Джейми компанию.

* * *

В конце Косого переулка есть маленький тупик. Публика здесь уже отнюдь не такая солидная, как на отрезке улицы, загроможденном магазинами, и очень разношерстная. Здесь можно встретить закутанных в плащи министерских чиновников и карманников, уличных проституток и жриц любви из самых дорогих борделей.

«Сладкие удовольствия» было заведением с солидной репутацией и избранными клиентами, здесь предлагали живой товар на самый притязательный вкус и просто сдавали роскошные номера желающим уединиться.

За полчаса до назначенного срока Северус Снейп — в своем истинном обличье — постучал в дверь трехэтажного особняка, отрывший ему гоблин в бархатной вишневой ливрее подозрительно оглядел профессора и буркнул:

— Чего изволите?

— Мне нужна мадам Шарлота.

По витой позолоченной лестнице уже шуршала шелком длинная юбка вечернего платья, выполненного в викторианском стиле.

— Дорогой!

Мадам Шарлота — или леди Шарлот Абервиль — являлась чистокровной колдуньей из семьи, чья родословная уходила корнями еще во времена Мерлина. Предварительно удалив помаду шелковым платком, она расцеловала в обе щеки своего «дорогого друга Северуса». Его редкие визиты всегда доставляли ей удовольствие, и если по отношению к другим клиентам такое обращение носило вежливый характер, то тут мадам была абсолютно искренна. Большинство родственников и знакомых прервали в свое время общение с эксцентричной молодой особой, выбравшей для себя карьеру содержательницы борделя, хотя и не пренебрегали ее услугами. Шарлот, в общем-то, было все равно, но она ценила тех знакомых, кто остался ей верен… С Северусом ее связывала любовь к театру и то, что он никогда не гнушался появиться на людях в обществе самой дорогой шлюхи во всей Британии, а не только выказывал ей почтение в стенах борделя.

— Северус, дорогой, как я рада тебя видеть!

Мастер зелий благосклонно принял знаки внимания своей знакомой и поцеловал ее ручку.

— Все хорошеешь, Лотти, — такое обращение к мадам было признаком исключительности клиента. Гоблин-швейцар поклонился и исчез.

Леди Шарлот взяла его за руку.

— В отличие от тебя, Сев, — ты в своих подземельях не молодеешь. — Она улыбнулась. — Жениться тебе надо.

Профессор ухмыльнулся.

— Уже. Не помогает...

— Да, — вздохнула леди Шарлот. — Ну почему все лучшее достается не мне? Я бы за тебя пошла, но мы были бы чертовски неверными супругами, поскольку оба предпочитаем собственный пол. Я видела в своей жизни столько мужчин, что они утратили свою таинственность. Хотя думаю, что вскоре устану от женщин — они утомительно эмоциональны.

— В этом есть своя прелесть.

Шарлота взяла его под руку.

— Ты просто меня навестить или желаешь развлечься? У нас такой новенький из Франции — загляденье, не хочешь отведать?

— Лотти, иногда ты напоминаешь мне торговца живым товаром или метрдотеля в ресторане для каннибалов. — Снейп поморщился. — Не отведаю я твоего мальчика, устал.

Леди Шарлот рассмеялась.

— Неужели решил пригласить меня куда-нибудь? Мы давно не были в театре… Ужинать будем?

Северус покачал головой.

— Нет, я по делу.

— Вот так всегда. Что тебя интересует?

— Шестьдесят седьмой номер занят?

— Да. Там ждут еще гостя. Не секс — интриги.

— Кто там?

— Это конфиденциальная информация.

— Кто, Лотти? У тебя на входе такие чары, что Гринготс бы позавидовал. Их не обмануть ни всеэссенцией, ни заклятьями, ни плащом-невидимкой — ты всегда знаешь точно, кто именно к тебе пришел.

Леди Шарлот кивнула.

— А что делать? То журналисты мечтают проникнуть, то авроры — нагрянуть с погромами. Или просто любители бесплатных зрелищ — так что я на охранных заклятьях не экономлю. Но Северус, я не могу тебе сказать, речь идет о моей профессиональной этике...

— Это не праздное любопытство. От того, окажешь ты мне эту услугу или нет, многое зависит. Если вопрос в деньгах…

— У тебя нет таких средств.

— Они есть у Драко Малфоя.

Шарлот задумалась.

— Это все очень странно… Ладно, забудь про деньги, я окажу тебе эту услугу из сентиментальных соображений. Люциус Малфой был моим первым клиентом и инвестором, так что могу сделать приятное тебе и его сыну. С тебя билеты в оперу. Наверху миссис Малфой и Рональд Уизли.

Северус был несколько озадачен — о какой женщине идет речь, он почти не сомневался, но вот ее спутник его удивил…

— Мне надо знать, о чем они сейчас говорят.

— Северус, ну это уже ни в какие ворота!..

Он нахмурился.

— Мне нужно, Шарлот. Ты прослушиваешь и просматриваешь все комнаты, — женщина хотела поспорить, но он жестом остановил ее. — Я знаю, что не ради шантажа. Ты просто не любишь, когда причиняют неоплаченную боль твоим сотрудникам, и от твоего наблюдения никакими чарами не отгородиться. Ну же, Шарлот…

— Хорошо, — сдалась мадам. — Северус, я передумала, не хочу за тебя замуж, кто только жить может с таким своенравным упрямцем!

Он хмыкнул.

— Гарри Поттер.

Шарлот улыбнулась.

— Если это не шутка, то я даже не знаю, поздравить тебя или посочувствовать — мне, помнится, говорили, что этот тип — с норовом.

— Есть немного.

— Ладно. Пойдем, посмотрим на небывалое зрелище — как Гриффиндор интригует со Слизерином. Хотя, после того что ты женился на Поттере… Даже не знаю, сможет ли жизнь еще чем-то меня удивить.

Это была уютная комната, в которой никто и никогда не заподозрил бы центр наблюдения: роскошные диваны, оправленные в золото огромные зеркала, на его вкус, слишком много пурпура, но выбирать не приходилось. Подойдя к одному из зеркал, мадам Шарлот взмахнула палочкой.

— Номер шестьдесят семь.

Северус подошел ближе, зеркало лишь на секунду, как вода, покрылось рябью, а затем отобразило обычную для этого заведения спальню — на этот раз в бледно-голубых с серебром тонах. Это обрамление удивительно подходило женщине, сидящей в одном из кресел, а вот рыжеволосый мужчина рядом с ней выглядел неуместным — слишком ярким в этих изысканных красках. Их разговор был слышен отчетливо:

— Ты уверена, что он придет? — Рон Уизли казался взволнованным.

— Разумеется, я уверена, ты спрашиваешь меня пятый раз, не надоело? Я наводила справки, этот убийца — лучший из лучших, и если назначил встречу, значит, его все устраивает, считай, что Драко уже мертв.

— Но зачем встреча? Мы могли просто перевести деньги на его счет...

— Могли, но нам, мой нервный друг, надо обсудить способ, не так ли? Авада в темном переулке меня не устраивает категорически, в таких делах всегда первыми подозреваемыми становятся жены, предпочитаю, чтобы все выглядело как несчастный случай.

— Мне лично все равно.

— Я заметила… Мы же не твою жену заказываем, так что успокойся и позволь мне заняться этим делом.

— Не понимаю, зачем тогда ты меня сюда притащила. Это ты мечтаешь повесить над камином голову своего мужа. Я бы жизнь отдал, лишь бы с головы Гермионы не упал ни один волос!

— Какой дурной у тебя, однако, вкус... Над камином! Фи… «Сообщники» — это чарующее слово, Рональд, оно не позволяет людям включить задний ход, пока дело не сделано. Нет уж, «мы» это начали и «мы» это закончим.

Люди редко удивляли Северуса Снейпа, но этой невысокой блондинке с уложенными в тугой пучок волосами, в голосе которой звенел металл, это удалось. В ней не осталось и тени той Пенси, что почти всю жизнь так умело носила маску кокетливой пустышки, которая ввела в заблуждение всех, начиная от школьных учителей и заканчивая собственным мужем. Это было почти трагично: как часто наши игры разрушают саму жизнь... Наверное, такую Пенси Драко мог бы если не любить, то хотя бы уважать, но она отказала ему в этом праве. Снейп не знал, в силу каких причин, но, заигравшись друг с другом, Малфои вплотную подошли к эшафоту.

Уизли чувствовал себя некомфортно рядом с этой ледяной девой.

— Ну зачем такая спешка? Может…

— Не может, — оборвала его Пенси. — Игра слишком запуталась. Я оставила письмо, как только секретарша твоей жены, эта глупая курица, которой мы платим, сообщила, что днем у нее был Поттер. Ей удалось подслушать, как твоя очаровательная Гермиона недоумевала, почему это Драко решил, что она не хочет за него замуж. Как только они встретятся, мой наивный Рон, мы оба получим шикарного пинка под зад, а я этого не допущу. Думаешь, Драко идиот? Ты не представляешь, чего мне стоило сегодня убедительно разыграть, что я встретила вас в магазине, где вы выбирали мантии для беременных и колыбельку будущему ребенку. Я слишком хорошо знаю своего импульсивного супруга, он думает, что я слишком глупа, чтобы врать ему. Драко никогда не интересовался беременными женщинами, но через пару дней он протрезвеет и отправится устраивать разнос твоей Гермионе. А уж она-то в деталях ему объяснит, каким надо было быть придурком, чтобы поверить, что женщины с ее талией нуждаются в спецодежде, и что она как была теоретически бесплодной, так и осталась. А потом она спросит, с чего это Драко решил, что она беременна, и откуда у него сомнения в том, что она по первой его просьбе бросит мужа? Тут Малфой напряжет память и вспомнит, что почерпнул это в основном из министерских сплетен, пересказанных ему глупой женушкой, слышал от ее пустоголовых подруг и вообще, единственный источник его информации — крошка Пенси и ее знакомые. Думаю, дальнейшее развитие событий описывать не надо…

— Не надо, — кивнул Рон.

— И все же я напомню, что дело не только в том, что я потеряю своего ребенка и окажусь на улице без гроша, но и мистер Рональд Уизли потеряет жену, на которой держится его карьера, и с которой ему придется делить имущество, большая часть которого завещана ее родителями и заработана ею самой. Но даже это не главное, тут всплывет три интересных факта, и один из них, что диагноз «бесплодие» Гермионе Уизли, как и когда-то ранее Драко Малфою, поставил в Святого Мунго некий доктор Вейнс, большой любитель взяток…

— Я все понял. Ну, где там твой киллер?

— Еще пять минут — пока не опаздывает...

Северус обернулся к Шарлот:

— У тебя найдется черный плащ?

— Конечно, — кивнула мадам.

Он достал флакон с зельем и бросил в него рыжий волосок.

— Тогда начинаем второй раунд.

* * *

— Ирма, мне нужна информация.

Мадам Пинс спустилась с приставной лестницы.

— Какая?

Гарри задумался.

— Старые фотоальбомы, списки студентов.

Библиотекарь усмехнулась.

— Может, тебе еще и личные дела выпускников?

— А разве они не у директора?

— Нет, в архиве Запретной секции, формально к ним нужен допуск даже преподавателям. Но я не люблю формальности. Тебе, я думаю, на «С» и конкретную папку?

— Угадали, — улыбнулся Гарри.

Папочка оказалась толстой. Пролистав табели успеваемости (его не интересовало то, что у Снейпа на третьем курсе были проблемы с трансфигурацией), он заглянул в лист личных данных. Северус Александр Снейп был единственным ребенком Александра Ардэна Снейпа и Джулии Анастасии Ван Хельсинг. Родился в маленьком приморском городке в Шотландии, записав название места, Гарри отдал папку мадам Пинс.

— Нашел, что искал?

— Наверное, нет.

Ирма улыбнулась.

— А может, да… Знаешь, где человечек дольше всего хранит о себе память?

— В архивах?

— На кладбище. Рукописи тлеют… А камень хранит имя того, кто под ним, веками.

Гарри внимательно посмотрел на женщину.

— Почему у меня такое ощущение, что мы играем с вами в шарады? Отчего вам просто не сказать то, что вы знаете?

— А кто сказал, что жизнь — это непременно просто? Я и так сказала очень много. Думай, Гарри, ему нравятся думающие люди.

Улыбнувшись, она вернулась к своим делам, а он взялся за историю древнейших семейств магической Британии.

* * *

Он, в общем-то, ничего не нашел, хотя точно не знал, что искать. О Снейпах было написано много. Но это были старые упоминания когда-то богатого древнего рода. За последние триста лет они сильно обнищали и стали неинтересны историкам. Между Гаретом Снейпом, просадившим за ночь за игорным столом два доходных имения, и его пра…правнуком Северусом, получившим орден Мерлина, шел только сухой список имен и фамилий с датами рождения и смерти. Неужели, следуя совету Ирмы Пинс, он может узнать больше, отправившись на кладбище? А почему, собственно, нет? — подумал Гарри и решил завтра же отправиться в тот городок, где жили родители Северуса. Посмотрит дом и навестит кладбище, представит, как прошло детство его мужа… Сходит к старому маяку… Узнает, кем был таинственный Денни.

Гарри действительно чувствовал, что заблудился в собственных чувствах. Силу их он отрицать не мог, то, как болезненно сжалось его сердце при мысли, что с Северусом могло что-то случиться… И все же, наверное, даже самой огромной любви может не хватить, чтобы радостно жить во лжи и предательстве. Ну не верил Гарри, что можно обрести покой там, где между двумя людьми нет ни доверия, ни правды, а ему так хотелось именно этого… Простого человеческого покоя. Немного рук, губ и тепла — и чтобы, говоря «мой», он в ответ не видел в черных глазах досады, ведь это хорошо — быть чьим-то, когда ты веришь в любовь и заботу этого человека.

Спускаясь в подземелья, Гарри думал о том, как вести себя со Снейпом, как не показать, насколько ему сейчас больно и плохо, и выбрал единственную возможную сейчас тактику: обращать на причину своей тоски как можно меньше внимания, потому что он очень боялся сорваться на банальный гнев и растерять все то, что еще можно сохранить — потому что он любит… Потому что иначе он сейчас не может. Было уже очень поздно, Гарри понимал, что намеренно тянул время, ибо был просто не в состоянии предсказать своей реакции на общество своего самого драгоценного подонка.

Гостиная, как ни странно, встретила его ярким светом и более чем странной картиной… На полу у камина, по-турецки поджав ноги, вокруг шахматной доски сидели Джейми и Драко Малфой и играли в шахматы. На шум открывшейся двери оба подняли головы, но Малфой при этом еще и молниеносным движением ухитрился стащить с доски белого коня.

Гарри скрестил на груди руки.

— И что все это значит?

— Северусу пришлось отлучиться, и меня ангажировали на роль няньки, — охотно объяснил Драко.

Гарри снова почувствовал беспокойство.

— Куда он пошел, если ему вставать нельзя? Мадам Памфри предупредила, что ему может быть плохо.

Малфой был озадачен и даже встревожен.

— А что с ним? Я не знал...

— Отравление, зелье неправильно сварил.

— Врешь.

Поттер пожал плечами.

— Не веришь, сходи в больничное крыло. Куда он пошел?

Драко, казалось, понял его беспокойство, но промолчал, только пожав плечами.

— Я не могу тебе сказать.

— Джеймс, иди спать, — спокойно попросил Гарри.

— Но… — попытался заспорить мальчик. Он явно о чем-то размышлял. Борьба с собой читалась на его лице так явно…

— Джейми, если тебе есть что сказать, говори.

Его сын посмотрел на Малфоя, о чем-то размышляя, потом произнес:

— Я расскажу, папочка, но только тебе.

Гарри кивнул.

— Хорошо, — он обернулся к Драко. — Ты не уходишь, Малфой. Я запру комнаты, пока не поговорю с сыном, просто скажи, Северусу угрожает опасность?

— На этот вопрос у меня нет ответа, а по поводу того, стоит ли меня запирать… Мне велели ждать здесь, и я буду ждать. Труднее, Поттер, тебе будет меня выставить.

Гарри кивнул:

— Хорошо, — и жестом велел Джейми следовать за ним в спальню. Едва за мальчиком закрылась дверь, он наложил чары против подслушивания.

— Ну, рассказывай.

Джеймс смутился.

— А ты Северусу не пожалуешься?

Гарри задумался.

— А в этом будет необходимость?

— Ну… — мальчик расстроился. — Я вел себя не как подобает воспитанному человеку, он может на меня обидеться.

— Ладно, если твоя информация не несет в себе ничего сверхнеобычного, я убью тебя сам.

— А если несет? — робко спросил Джейми.

Гарри почувствовал, что начинает нервничать еще сильнее, в таком взвинченном состоянии он мог накричать на Джеймса, а потому взял себя в руки и велел уже более спокойным тоном:

— Рассказывай.

* * *

— …Северус велел принести шахматную доску, я как раз искал ее в гостиной, когда в камине появился такой страшный тип, закутанный во все черное, он назвался Каином и сказал, что хочет видеть профессора, я сказал, что он болен, но этот человек настоял, — торопливо рассказывал Джейми. — Отец... Северус вышел к нему и велел мне оставаться в комнате, я, конечно, прикладывал ухо к двери, знаю, это плохо... но слышно все равно ничего не было… Так что, наверное, это не считается, что я хотел подслушать?.. Ведь не слышал ничего… да, папочка?

Джейми осторожно на него взглянул.

— Дальше, — Гарри чувствовал, что если у него пока нет седых волос, этой ночью им суждено будет появиться. Он, в конце концов, был аврором и прекрасно знал только одного Каина в магической Англии, который мог явиться поздно вечером в комнаты его мужа, окруженный такой таинственностью… И это знание ему совершенно не нравилось. Он еще как-то пережил, что его муж связан с контрабандой, но то, что в гости к нему может заглянуть разыскиваемый вот уже более двадцати лет самый неуловимый наемный убийца… Это было… Он даже не знал, что больше чувствует: злость на Северуса, что его ребенок подвергался такому риску, или страх за своего мужа…

— Я сидел в комнате недолго, вскоре отец вернулся и сказал, что ему нужно уйти, только в гостиной его ждал уже не тот странный господин, а мистер Малфой. Он велел мне оставаться дома и ждать его или твоего возвращения, потом они ушли... но все это было так таинственно, что я взял дедушкину мантию-невидимку и пошел за ними...

— И… — Гарри даже не знал, как выразить свое возмущение поступком сына, потом вспомнил себя в его годы и решил, что, как учитель, Снейп в свое время был не так уж неправ… Он был очень безответственным и любопытным ребенком, и его сын мало чем от него отличается… Может, Снейп был прав, когда считал, что воспитает Джейми лучше? Но логика тут же велела Гарри заткнуться, добавив: «Оба хороши, один — неорганизованный отец, почти год не вспоминавший о сыне, ко второму с визитом ходят киллеры. Так что Джеймс еще идеальный ребенок, которого никто, в общем-то, не растил, и, как говорят, в таком случае… Что выросло, то выросло — удивляться нечему…»

— Они пошли в Запретный лес, мистер Малфой спрятался в кустах, а Северус сидел на поляне за большим камнем. Потом появился этот в черном, они с отцом что-то говорили, потом отсалютовали друг другу палочками. В этот момент мистер Малфой из своего укрытия бросил в этого Каина какое-то заклятье и тот упал. Я слышал не все, о чем они говорили, но этого Каина превратили в такую железную штуку, похожую на меч, только уже и немного изогнутый, я не помню, как такой называется. Мистер Малфой должен был его выбросить, а потом вернуться сюда и ждать отца, который отправился по какому-то делу, я так понял, узнать, кто этого Каина подослал. — Джейми смутился. — Вот и все: я побежал обратно в замок — боялся, что мистер Малфой быстро вернется и расскажет Северусу, если обнаружит, что меня нет. Он и правда пришел довольно скоро, спросил, чем я хочу заняться, и мы сели играть в шахматы. — Я ведь ничего плохого не сделал?

— Кроме того, что глупо рисковал своей жизнью, нет. — Сохранять контроль Гарри становилось неимоверно трудно. — Немедленно марш к себе и спать, твой проступок и наказание за него мы обсудим завтра, а сейчас мне нужно поговорить с мистером Малфоем.

«И попытаться в ходе этой содержательной беседы не убить его, — подумал Гарри. — Два убийства, свидетелем которых может стать мой сын в одну ночь, — определенно многовато». Гермиона говорила о шантаже… Теперь у него на руках были все козыри, главное, чтобы выжила будущая жертва предполагаемого шантажа, для этого Гарри был готов сделать все — даже пытать Малфоя или умолять его, если понадобится.

* * *

Он три раза стукнул в дверь, затем, не дожидаясь ответа, открыл ее и шагнул внутрь.

— Доброй ночи, господа?

Рональд Уизли поморщился.

— А будет ли она доброй?..

Пенси хмыкнула.

— Не обращайте внимания на моего скептически настроенного друга. Каин, я полагаю? — Он кивнул, целуя протянутую ему руку. — Бокал вина или сразу к делу? — осведомилась Пенси.

— К делу. — Он опустился в единственное свободное кресло.

— Отлично. Имя жертвы вам известно, работа очень срочная, оплата соответствующая. Все должно произойти завтра и выглядеть как несчастный случай. Беретесь?

— Я не был бы здесь, мадам, если бы не собирался браться за ваше дело. Какие планы у персоны, указанной в письме, на завтра?

Пенси задумалась.

— Похмелье, нужные зелья, завтрак… полагаю, снова виски... — и так часов до шести, потом он, скорее всего, покинет замок, но гарантировать этого я не могу.

— В таком случае, удобнее всего будет устроить маленькое бытовое несчастье, например, он мог бы утонуть в ванной.

Пенси улыбнулась.

— Ванная — это чудесно, мистер Каин. Вам что-то для этого нужно? Список охранных чар, например?

— Не стоит беспокоиться, мадам, его я добуду сам. Но было бы удобно, если бы в замке не было посторонних. Например, жены жертвы и его ребенка.

— Это можно устроить, что-то подсказывает мне, что завтра после десяти часов утра их точно не будет дома.

Профессор кивнул.

— Тогда осталось обсудить форму оплаты. Меня больше всего устроят наличные.

— С этим проблем не будет, скажите, как вам передать деньги? — осведомился Уизли. Ему явно было не по себе.

— Схема та же. После выполнения работы оставьте тому же человеку, через которого передали письмо. И я думаю, вас не стоит предупреждать о том, какие меры я предприму в случае неисполнения вами соглашения?

— Не стоит, — буркнул Рон. — Теперь, если мы все обсудили, могу я, наконец, идти?

Пенси кивнула.

— Иди, будет безопаснее, если мы покинем эту комнату по очереди. Не так ли, Каин? — Она бросила на него взгляд, просивший задержаться.

— Да, думаю, да.

— Отлично, до встречи, Пенси, а с вами, мистер, уж извините, я надеюсь больше никогда не встречаться. — Рон поднялся и взял свой плащ.

— Это разумное желание с вашей стороны, мистер Уизли, — улыбнулся Северус чертами Каина, получилось, наверное, не менее угрожающе, чем с его собственным лицом, даже при том, что капюшон позволял разглядеть только губы. Рон поморщился, как от зубной боли, и спешно ретировался.

Как только за ее сообщником закрылась дверь, Пенси встала и шагнула к столику с напитками.

— Давайте все-таки выпьем. Думаю, вы догадались, что нам предстоит разговор. — Она налила вино в два бокала. И, вернувшись к креслам, передала один ему. — Полагаю, мне нет необходимости представляться?

— Нет, миссис Малфой, я всегда знаю, с кем имею дело.

Она кивнула.

— Похвальная предусмотрительность, тогда мне, наверное, не стоит объяснять, что если ваша завтрашняя операция закончится успехом… А вы, я слышала, никогда не ошибались... я стану очень богатой женщиной.

— Могу вас с этим только поздравить.

— Спасибо, — Пенси наградила его пристальным взглядом. — У меня много недоброжелателей или просто людей, сам факт существования которых доставляет мне беспокойство. А я, Каин, знаете ли, очень не люблю беспокоиться.

Умна, расчетлива, беспощадна. Где так долго Пенси прятала эти качества?

— Полагаю, вы хотите предложить мне еще работу, предупреждаю, я не делаю скидки оптовым заказчикам.

Она улыбнулась.

— Жаль, дополнительный бонус к решению моих проблем был бы, несомненно, приятен, но я не настаиваю. Вы согласны?

— Предпочел бы сначала узнать сумму и о ком идет речь. Я берусь не за любую работу.

— Никаких экстраординарных персон. Меня интересуют четыре человека: только что покинувший нас мистер Уизли, его матушка, мисс Тенсфорд — секретарь его жены, Гермионы Уизли, и некий доктор Вейнс. Может, потом я еще кого-то включу в этот список, но пока хватит и этих четверых.

— Оплата?

— Мне говорили, что щедрость — добродетель, Каин, я заплачу за каждого, как мистер Уизли заплатит за Драко Малфоя.

— Тогда у меня нет причин отказываться.

Пенси отсалютовала ему своим бокалом.

— За наше успешное сотрудничество.

Он поднес бокал к губам и с трудом удержал ухмылку… Тонкий, едва уловимый запах имел фруктовый букет с легкой горчинкой. Желание поапплодировать Пенси возникло не на пустом месте… Это был отличный медленнодействующий яд, который практически невозможно обнаружить. Выпей он вино, жить ему оставалось от силы два месяца. Причем первые симптомы отравления проявились бы часа за два до смерти, когда противоядие уже не смогло бы подействовать. Человек чуть менее, чем профессор, знакомый с зельями, имел бы только один шанс выжить — если бы отравитель милостиво признался ему в совершенном действе в течение пары дней после преступления. Снейп выпил вино залпом, противоядие у него имелось… Ему была интересна реакция миссис Малфой… Ее не было. Пенси оказалась просто невероятной актрисой: ни торжествующего блеска в глазах, ни даже сбившегося на секунду дыханья. Он имел дело с очень опасным противником. Умным, хитрым, целеустремленным и расчетливым. Выбор, сделанный Каином, стал ему еще более понятен — даже нарушь он свою клятву и справься с Северусом, эта женщина оставила бы ему мало шансов. Свидетели ей были не нужны, и понятно, что она не успокоится, пока не уничтожит всех.

— Ну что ж, раз мы все обсудили... — Он поднялся, она кивнула.

— Да, конечно, — Северус уже был в дверях, когда Пенси добавила: — И, Каин…

— Да?

— Как только мой муж будет мертв, не тяните с остальными, управьтесь в течение месяца.

Он ухмыльнулся. Очень прагматичная женщина.

— Как скажете, мадам.

* * *

— Я все равно ничего тебе не скажу, — предупредил Малфой, едва Гарри переступил порог комнаты. Блондин уже перебрался на диван и лежал, задумчиво глядя в потолок.

— Скажешь, или я вызываю авроров, и они обследуют твою палочку — как ты им объяснишь, что одно из последних произнесенных тобой заклинаний была Авада?

— С чего ты взял, Поттер? Я — честный обыватель. — Ни один мускул не дрогнул на лице Малфоя.

— С того, что мой сын проследил за тобой и Снейпом, я знаю, что ты убил человека, и знаю, кого.

Драко задумался.

— И откуда вы только беретесь такие, а? Если решился кого-то шантажировать, убедись сначала, что у тебя на руках все козыри. Во-первых, с чего ты взял, что у меня одна палочка? Во-вторых, хорошо, ты позовешь своих бывших коллег, они, услышав имя Каина, примчатся сюда, спляшут на радостях победный танец папуасов, напичкают меня и твоего мальчика веритасерумом… И что нас ждет? Завтра все газеты сообщат не об одном, а о двух арестах… Хочешь упечь Снейпа за решетку?

— А если хочу? — сухо заметил Гарри. — Тебе не кажется, что это решит все мои проблемы?

Малфой кивнул.

— Может быть… Но знаешь, в этом случае я готов рискнуть и предположить, что он тебе небезразличен.

Поттер сдался.

— А если так?

— Ты никого не позовешь. — Драко нахмурился. — Сядь и жди. Думаешь, я не волнуюсь? Волнуюсь, но иногда необдуманные поступки ведут к непоправимым последствиям. Ну, скажу я тебе, куда он пошел, и что ты сделаешь? Бросишься на помощь?

— Скорее всего.

— И сломаешь всю тщательно продуманную Северусом операцию, возможно, тем самым подвергнув его жизнь еще большей угрозе?.. Так что, разумнее всего подождать…

— Чего ждать?!

— Его возвращения. Возьми себя в руки, Поттер, он попадал и не в такие неприятности — справится.

Гарри хотел возразить, но…

— Действительно, справлюсь. — Снейп не изменил своей привычке двигаться неслышно, как кошка, даже дверь, преданная своему господину, не скрипнула, выдавая его присутствие.

Как часто человека может оставлять разум, логика, решимость?..

— Жив... — с неимоверным облегчением прошептал Гарри и в следующую секунду преодолев пространство, отделяющее его от Снейпа, почти грубо сжал мужа в объятьях: ему было плевать на все… На то, что свидетелем его слабости стал Малфой, на то, что пару часов назад он сам был готов прикончить этого человека. Теплые влажные губы нашли приоткрытый от удивления рот Северуса, язык проник в него. Снейп задохнулся от неожиданности. А Гарри, освободив его рот, нежно касался губами его носа, маленького уха, шеи… Все плыло перед глазами: Гарри, как сумасшедший, твердил только одно слово: — Жив, жив, жив…

Северус отстранил его почти нежно.

— Буду, если немедленно приму противоядие. — Его голос звучал вкрадчиво-успокаивающе. — А для этого ты должен меня отпустить...

Гарри заметил, что его пальцы намертво вцепились в черный плащ, и разжал их — с трудом, это был иррациональный страх и то, что он давно не чувствовал… Желание защитить, да, странно, но именно это.

— Иди, — прошептал он, когда смысл слов Северуса проник в его сознание, переполненное радостным неподконтрольным уму чувством огромного облегчения. — Немедленно пей свое противоядие и никогда… больше… не смей так поступать со мной. Пугать меня…

Наверное, Снейп хотел сказать что-то в своей обычной язвительной манере, даже одна черная бровь стремительно взлетела вверх, но Гарри просто зажал ему рот рукой и скомандовал:

— Иди, ругаться начнем потом.

Наверное, его поступок несколько выбил Снейпа из колеи, потому что он неожиданно улыбнулся — Гарри ощутил эту улыбку ладонью — кивнул и, отстранив его, скрылся в лаборатории.

— А я думал, это у меня в жизни все запущено... — протянул в своей обычной манере Малфой.

— Просто заткнись, — устало вздохнул Гарри, опускаясь в кресло.

* * *

Такое бывает… Человек переживает за мгновенье бурю самых разных и противоречивых эмоций, а потом наступает апатия и безразличие ко всему. Когда Снейп вернулся, они с Малфоем расположились в креслах у камина, а Гарри свернулся клубком на диване. Его знобило, происходящее напоминало череду сменяющих друг друга картинок, казалось, не имевших к нему никакого отношения. Когда Снейп спросил его, он спокойно пересказал разговор с Джейми, спокойно выслушал обрисованную ему вкратце ситуацию с Каином, с неменьшим безразличием узнал о предательстве Пенси и Рона. Наверное, это странно, но сейчас он думал совсем о другом…

Гарри волновало только то, что чувствует он сам… Наверное, странный выбор момента для пробуждения эгоизма… И было ли это эгоизмом? Он подобрал только одно слово: безысходность.

Снейп заметил его состояние и безучастность к довольно неожиданным новостям.

— Тебе плохо? — Волнение в голосе или почудилось? Гарри решил, что второе, что ему постоянно что-то казалось и он искал намеки, знаки, истину там, где ее не было и быть не могло… Сам мучил себя, разбивал вдребезги сердце, чтобы снова склеить и опять разбить — и так до бесконечности… И нужно что-то сделать, чтобы остановить это… Но что? Как? Зачем? Да и не хотелось, в общем-то… Совсем ничего не хотелось.

— Со мной все в порядке.

— Уверен? — Снейп встал из кресла и, подойдя к дивану, положил ладонь ему на лоб. Гарри кивнул. — Жара нет, но, похоже, у тебя озноб. Может, горячего чаю?

— Не стоит беспокоиться, просто усталость.

Снейп выглядел озадаченным, но пожал плечами и вернулся в свое кресло.

— А может, он отравился при вашем… гм-м… бурном приветствии? — предположил Малфой.

Снейп нахмурился.

— Неужели ты подумал, что я позволил бы это… как ты выразился... «приветствие»... если бы была вероятность причинить Гарри вред?

«А разве нет?» — мелькнула в голове предательская мысль… «А тебе не все равно, что он думал?» — догнала ее другая. Сейчас было все равно… Да, именно так.

Драко был слишком озадачен, чтобы вести и дальше беседу в этом ключе — его явно больше заботило другое.

— Знаешь, Северус, если бы информацию о том, что произошло в «Сладких удовольствиях» мне передал не ты, я бы подумал, что рассказчик спятил. Пенси и Уизли… Выходит, что и я, и Гермиона можем иметь детей… Тогда я не понимаю. У меня просто ничего не укладывается в голове. На кой черт им понадобилось все это?.. Да, и — не для прессы — я намерен стать женоубийцей. — Наверное, услышь сейчас Пенси голос Малфоя и звучавший в нем лед, она почувствовала бы себя очень некомфортно.

Снейп нахмурился.

— Такое решение — огромная глупость.

— Но, Северус, эта сука мало того, что обманула меня, она хочет меня убить! Сейчас главное — нанести удар первым! И вообще, я не понимаю, почему мы обсуждаем мои проблемы при Поттере, если ты не намерен, конечно, стереть ему память?

Гарри хмыкнул.

— Вперед, стирайте: мне, Джейми — кому еще?.. Не думайте, что я буду сопротивляться, жил без вашей грязи, обходясь своей, и дальше проживу.

И снова Снейп удивил его… Второй раз за вечер… Еще не рекорд терпимости Мастера Зелий, но уже очень-очень близко к тому.

— Драко, помолчи… Никто никому ничего стирать не будет. Так или иначе, но в этом деле замешаны мы все, и Гарри в состоянии не только нам помочь, но и упростить задачу.

— Каким образом? — спросил он, и Малфой согласно кивнул.

— Во-первых, Пенси… Именно потому, что ты, Драко, сейчас так разгневан, ею займусь я… Поверь мне, ее устранение ничего не решит, женщина, которая столько лет всех водила за нос, наверняка хорошо подстраховалась. Уверен, она знает о твоих делах больше, чем ты думаешь, и у какого-нибудь адвоката уже хранится папка с пометкой от миссис Малфой «в случае моей смерти передать аврорам» — или в прессу, уж не знаю, что она выбрала… Это — глупый бездумный риск, завтра с утра ты напишешь завещание, по которому ни она, ни ее ребенок не получат ни сикеля в случае твоей смерти, и отправишься трясти колдомедика Вейнса. Используй все, что хочешь. Подкуп, угрозу — но узнай, в чем суть обмана. А я встречусь с твоей женой и объясню, что мы не только в курсе ее игры, но и располагаем неопровержимыми доказательствами…

— Какими? У нас только твое слово против ее и Уизли, может, повезет с Вейнсом, но… Она прекрасно поймет, что такое дело в суд никто не понесет…

Северус усмехнулся.

— Не совсем, — он достал из кармана сюртука маленький кристалл. — Эта вещица стоит очень дорого. Подделать запись на ней, как ты знаешь, невозможно, и она показывает истинную личину человека, ее не провести ни зельями, ни чарами. Одного такого кристалла хватает на постоянную запись информации на протяжении двух лет. Его установили в шестьдесят седьмом номере всего полгода назад…

— Как тебе удалось?.. — удивился Малфой.

— Кланяйся могиле своего батюшки время от времени, подонок был, конечно, но грамотно заводил знакомства. Леди Шарлот Абервиль — женщина неглупая, но немного сентиментальная. Она вспомнила, кто был ее первым инвестором, и решила превратить это в добрую традицию. Она собирается открыть филиал своего заведения на окраине Хогсмида и решила, что будет мило, если сын поддержит дело, когда-то начатое его отцом. Кстати, я тоже намерен сделать вклад в этот весьма прибыльный бизнес... Постель, как известно, — один из самых надежных источников информации…

— Предай ей, что я целую ручки этой почтенной леди и принимаю ее предложение, — ухмыльнулся Малфой.

— Не волнуйся, я уже дал ей гарантии от твоего имени. Итак, теоретически у нас есть колдомедик, секретарша, которой ты займешься сразу после визита к нему, и кристалл, записанную на котором информацию примет в качестве доказательства любой суд. Как мы объясним, что я подменил на этой встрече Каина… Ну, скажем так: была анонимка…

В маленькое единственное окошко под потолком — специально для сов — стучали клювом, Снейп поднялся и открыл его. Рыжая амбарная сова, явно принадлежащая почтовой службе, устремилась к Малфою и уронила ему на колени конверт, после чего скрылась, не дожидаясь оплаты.

Драко достал письмо и, пробежав его глазами, прочел вслух:

— «Ни в коем случае не оставайтесь завтра один, а тем более в своем замке. Отнеситесь к этому серьезно, вас хотят убить».

— Дата не проставлена? — спросил Снейп.

— Нет.

— Ну вот и анонимка…

— Ты ожидал этого?

Северус кивнул.

— Да… По моей уверенности, что я хорошо разбираюсь в людях, был нанесен серьезный удар, но… Мистер Рональд Уизли не походит на интригана или убийцу, скорее, он просто запутался и во многом — жертва обстоятельств, поэтому для урегулирования этой ситуации, я думаю, поговорить с ним должен Гарри.

Он удивился…

— Я?

— Конечно… Кто-то должен распутать узел и с этой стороны, и это не под силу ни мне, ни Малфою.

— Но… — он попробовал сформулировать свои мысли. — Это сложно — в свете последних событий.

Северус кивнул.

— Я понимаю, но возможно… Вам это нужно обоим, чтобы понять, что происходит, почему именно так сложилась ваша жизнь, откуда столько неверных и злых решений…

Гарри кивнул.

— Попробую, я должен — если не ради чего-то, то хотя бы в память о том, что связывало нас когда-то.

Снейп удовлетворенно кивнул.

— Так вот, Драко, ради твоего спокойствия я предложу твоей жене сделку на взаимовыгодных условиях: ты обеспечишь ей приличные отступные, и, если она станет настаивать, отдашь ребенка… Поверь мне, так всем будет проще замять это дело.

Малфой кивнул.

— Если ты так считаешь…

— Да, Драко, тут ни к чему свара… У Пенси не останется выбора, ты предложишь ей щедрое содержание — пока жив и не сидишь в тюрьме, при таком исходе она не получит ни гроша. Думаю, ты не только избавишься от врага, но обретешь человека, которого будет очень заботить твое благополучие. Я понимаю, что это ни в коей мере не удовлетворит твою жажду мести, но пока подумай не о ней, а о своем… спокойном будущем с Гермионой Уизли.

И тут Гарри — под пристальным взглядом Снейпа — понял, почему ему никогда не выиграть в шахматы с этими двумя… Они говорили спокойно, размеренно и обыденно. Никто не выказал ложного удивления, что он якобы не прореагировал на такую дивную новость… Они, получается, знали, что он знает, и то, как Северус говорил о его подслушанном разговоре с Гермионой... Это все, или он узнал о предательстве Лиз? К черту! На хрен этих слизеринцев с их каменными лицами и извечной полуправдой! Он упустил момент, когда мог бы что-то разыграть, даже не хотел теперь притворяться — все осточертело: да пошли они со своими заговорами!..

— Так что мне делать? — лаконично спросил Драко.

— Иди домой, — приказал Снейп. — И постарайся по-прежнему пребывать в унынии. Завтра в девять утра я явлюсь с визитом к твоей жене, вот тогда отправишься по нашим делам, и постарайся...

— Обещаю не прикончить ее до твоего прихода, — ухмыльнулся Малфой и, поднявшись, секунду спустя исчез в камине.

В комнате повисло долгое молчание, которое, как ни странно, было нарушено Снейпом, он просто встал, пересел на диван и, почти грустно коснувшись щеки Гарри, попросил:

— Скажи мне…

«Скажи мне...» Он сам не верил, что произнес это… Не знал, зачем… Но это было так. Где-то в нем — далеко, глубоко, в комнате у лестницы на старом маяке мальчик сжал кулаки «на удачу», и, как бы ни хотелось отрицать этого, было что-то, с чем сложно… Неправильно, невозможно жить, бороться... — и глупая искренняя выходка мужчины с зелеными глазами не сломала, нет, — она смела все барьеры... И сейчас было просто необходимо… услышать… увериться… Потому что, черт возьми, он был распят!..

Все его догматы, постулаты и просто защитные рефлексы разбились об искренность Гарри… Разбились о слово «жив», об ожидание, цены которому не было. Он вдруг отчетливо понял, отчего важен так для него этот замок… Его тут ждали… Всегда, но никогда так бескорыстно — не предателя… не шпиона… не учителя… Человека, который был так дорог, как никогда ранее, — просто потому, что он есть…

На фоне игр, грязи, неизменного предательства и такого редкого, чистого... безумия он сходил с ума… И это было почти правильно… Почти…

— Что ты хочешь услышать? — Гарри поднял руку и скользнул немного загрубевшими от постоянной возни с метлами пальцами по его щеке. — Как мне плохо?.. Как мне сложно?.. Почему ты меня предал… Или для тебя важно другое?.. То, что я все равно люблю тебя?.. Что я медленно умираю, когда думаю, что ты в опасности… Или как я каждый день задыхаюсь просто от твоей нелюбви… Что тебе нужно услышать?

Он хотел резко встать, защищаясь… Уйти, сбежать… Он убьет в себе это... завтра, непременно… потому что сейчас просто не может.

Но Гарри его удержал, вцепившись пальцами в ворот, и что-то сломалась, не стоит уподоблять себя ни богу, ни дьяволу… Он не достигнет… Вавилонской башне не дано быть достроенной… И это было так. Ну да, просто…

— Любишь… — Он погрузил пальцы в непокорные пряди. — Сейчас любишь… А что дальше?..

Зеленый омут… Глаза без дна… Не судьба, нет, такого не может быть… Рок, проклятье…

— А должно быть дальше?

— «Дальше» неизменно: оно наступает — хочешь ты этого или нет… «Дальше» неумолимо, как утро, которое все расставляет по своим местам после уютных полутонов ночи. Оно придет… Ты одумаешься… Ты предашь, оставишь, бросишь…

— Или ты… — Гарри приподнялся на диване, заглядывая ему в глаза, и его губы –пунцовые обычно, бледные и бескровные сейчас — говорили какие-то неправильные слова… — Лиз мне все рассказала, ты хочешь…

— Больше нет… — Он озвучил это раньше, чем успел обдумать. И даже не успел удивиться тому, как просто Гарри дается поиск союзников. Почти так же элементарно, как он наживает себе врагов.

— Это из-за того, что знаем я и Джейми? А если ты передумаешь?..

Он должен был уйти прямо сейчас, и он снова попытался отстраниться, но руки Поттера вцепились в его мантию и…

— Что для тебя мое мнение? Ты ведь меня все равно не отпустишь…

— Не отпущу…

Как он посмел признать это? Что возомнил о себе этот мужчина с повадками мальчишки, разве эта его любовь дает ему право?.. Или все-таки дает? Он никогда не играл в эту игру — не знал ее законов и правил… Он не хотел… Но тогда почему внутри предательски порхали бабочки, щекоча своими крылышками грудь, почему в горле застыл ком? Почему он просто не оттолкнет Гарри, не встанет и не уйдет? Северус попытался объяснить…

— Наверное, с тобой все нормально, Гарри, и ты все делаешь правильно, просто не с тем человеком. — Ну вот, он это сказал, и сразу стало пусто, холодно, неуютно. — Я не могу дать тебе то, что ты хочешь.

— Я так не думаю…

— Поверь мне.

— Нет… никогда!

— Кто ты? Что ты за человек такой?.. — Он не удержался, и его пальцы снова принялись перебирать мягкие пряди. — Странный, наивный, великовозрастный мальчишка, верящий в любовь. В то, что все будет хорошо. Что любят один раз. И если любят, то не бросают.

— И что в этом плохого?

Он растерялся: у него, наверное, не было верного готового ответа, но…

— Ты заблуждаешься, бросают…

— Когда любят?

— Именно тогда.

— И что заставляет тебя так думать?

— Опыт.

Гарри обнял его и уткнулся носом в шею.

— Опыта не бывает. Почему ты не можешь понять, что теперь все будет по-другому?

Северус погладил его по спине, просто ласка — не желание. Это было… это было необычно: прикасаться к другому человеку не за чем-то, а просто так, потому что это приятно.

— А что будет по-другому, Гарри? Что?

— Все! Я не причиню тебе боли.

Он ухмыльнулся.

— Ты уже причиняешь.

— Чем?

— Всем… Мне с тобой хорошо.

— Ну разве это плохо?! Северус, ну что ты за человек такой...

— Просто не тот, что тебе нужен, и не тот, который заслуживает все это.

— Что «это»?

— Тебя, Джеймса. Я тону в тебе. Ты внес в мою жизнь веру. Веру, которую я уже давно потерял. Я хотел бы научиться у тебя жить… Жить и верить, что все еще будет хорошо. Что на свете еще есть любовь. Но это невозможно. Я разучился любить. Меня столько раз предавали... Столько раз распинали… И потому я не могу поверить тебе, не могу принять твою веру. Прости меня за это, прости.

— Разве нужно просить прощения за нелюбовь? Ты просто не любишь меня, и что с этим можно сделать?.. Но ведь можно же, наверное… Даже просто время способно что-то изменить…

— Только теперь я стал понимать, как мне будет не хватать тебя. Но ты уйдешь когда-нибудь, чтобы построить свое счастье, потому что ты его заслуживаешь… А я… не хочу перемен.

Он удивлялся собственной искренности, наверное, Поттеры — носители вируса честности… Ему было действительно больно уже сейчас — стоило представить эти комнаты снова пустыми… Без Гарри. Без его рук, голоса… Его глаз. Того, как они переливаются. Его улыбки. Господи, как он стал ему нужен… Когда это случилось? Да, собственно… Наверное… Нет, он не знал… Раньше, когда это чудо притащило ему завтрак в постель? Или в тот дождливый летний день, когда, мокрый и взлохмаченный, он разбудил демонов в его душе?.. Теми ночами, когда прятался в его объятьях от кошмаров... это было так... правильно?.. Или когда с этих губ сорвалось слово «жив» и он в изумлении застыл от своей нужности кому-то в этом мире. И понял, что сам стал зависим от чужой нежности, у него появилось место, куда он хотел бы снова и снова возвращаться, и оно было рядом с Гарри.

— Нет, не уйду.

— Давай будем честны друг с другом. Уйдешь.

— Но почему ты так уверен?..

Северус не был готов объяснить. Сделать это значило признать слишком многое, он не мог сказать: «Я сам буду во всем виноват. Ты просто устанешь биться о стену, которую я возвел вокруг себя. Да, я отгородился от мира грузом своего прошлого. А ты не сумеешь эту стену сломать. Зачем, зачем я пытаюсь скрывать от тебя свою... Хотя нет, я скрываю ее, но не от тебя. От себя. И буду корчиться от боли, но продолжать делать это… Потому что второй раз найти и потерять… Я просто этого не переживу…»

— Я повторюсь, я не способен меняться. Больше нет…

Гарри немного отстранился и долго смотрел ему в глаза, а потом просто улыбнулся и поцеловал. И все снова стало неважно, и этот разговор — болезненный, умный и честный — растерял свою рациональную составляющую, оставив повисшую в воздухе почти капитуляцию… Почти признание…

Ему так хотелось вернуть этим губам цвет, кончики пальцев скользили по лицу Гарри, лаская щеки, веки, зарываясь в волосы, спускаясь вниз, поглаживая шею… расстегивая пуговицы на рубашке… Поцелуи перешли с шеи на ключицы, пальцы нашли соски… Вздохи… Стоны… В его руках Гарри становился таким беззащитным, открытым… Это опьяняло. Но почему именно так? Казалось, что Гарри действительно нуждается в нем… Но теперь он чувствовал, что и Гарри тоже нужен ему… Он преуспел в своей жизни в отрицании многих вещей, но для той ситуации, в которой он оказался сейчас, у него не было готового решения.

Они занимались любовью в тусклом свете камина. На лицо Гарри легли выразительные, четкие тени, они обрисовывали и подчеркивали его красивые, правильные черты. Странно, он был совсем не похож сейчас на своего отца. Даже на Джейми... Все дело было в этих невероятных глазах. Они не были чем-то переданным по наследству, они делали Гарри прекрасным… Среди вереницы фамильных портретов он бы навсегда остался немного иным. Немного не-Поттером… и именно это «немного» было так притягательно для него… Это делало его немного принадлежащим только Северусу. Его тайной… его прошлым и настоящим… Глаза цвета изумруда… и то, что отражалось в них, когда Гарри с протяжным стоном кончил себе на живот, продолжая обвивать Северуса ногами, было ценнее, чем все слова, которые они друг другу когда-нибудь скажут… Потому что эти глаза кричали: «Я люблю тебя!» — и именно им было невозможно не верить.

Они лежали, обнявшись, на узком диване, Гарри продолжал смотреть на него — с такой огромной нежностью…

— Я тебе хоть немного нравлюсь? — спросил он настойчиво, — ты считаешь меня… ну хоть симпатичным? Умным мне рядом с тобой и за век не прослыть…

— Да, ты красивый, — прошептал Северус, благоговейно касаясь его лица кончиками пальцев.

Его удивляло и пугало то, что с каждой близостью он хотел Гарри все сильнее, что его притяжение, его одержимость не проходит, а только... Он хотел бы избавиться от этого чувства, но Гарри ему не позволял. Что-то было в нем такое... от него невозможно было просто так отказаться... Это было похоже на алчность... когда ты что-то получаешь, то хочется этого еще и еще больше, пока ты не захлебнешься от насыщенности, пока тебя не задушит горечь...

— Ты, знаешь ли, тоже…

Он хмыкнул. Но Гарри не собирался сдаваться.

— Правда, ты красивый. Море любишь?..

— Нет, — резко ответил он.

Гарри успокаивающе поцеловал его в плечо.

— Ладно, попробуем иначе… Дождь тебе точно нравится.

— Да…

— Ну так он тоже бывает разный, веселый весенний ливень или осенняя слякоть… Получается, что мне нравится последний.

Северус рассмеялся.

— О, заткнись! Мне еще никто не пытался сделать комплимент, сравнив при этом со слякотью!

Гарри уткнулся носом ему в шею и хмыкнул.

— Да, как-то коряво получилась, но ты понял, что я хотел сказать?

— Да… Я понял. — Он притянул Гарри ближе к себе. Тот свернулся клубочком в объятьях Северуса, удовлетворенный, довольный и ласково улыбающийся… Северус просто захлебнулся нежностью, ему захотелось постоянно прикасаться к Гарри… И чтобы так было не просто долго… всегда. Он даже смутился от таких мыслей. — Если мы сейчас не встанем, не приберем разбросанную одежду и не отправимся в душ, Джейми завтра утром может обнаружить в гостиной неожиданное зрелище, я бы предпочел, чтобы этого не произошло.

— Угу, — Гарри согласно кивнул. — Только давай в ванну вместе… А то я уже засыпаю…

Северус пожал плечами.

— Можешь идти первым, я пока тут все уберу.

Поттер покачал головой и лукаво улыбнулся.

— А я с тобой хочу.

* * *

Гарри чувствовал, что у него есть все шансы сойти с ума в кратчайшие сроки, человек не должен так резко переходить от отчаянья к счастью…

Теплая вода лилась сверху, наполняя ванную бледной дымкой белого пара, он стоял, опираясь на стену… Северус двигался в нем резкими быстрыми толчками. Гарри выгибал спину, подаваясь ему навстречу, и не мог сдержать стонов. Северус беглыми поцелуями касался его плеч и шеи. Он последний раз стиснул бедра Гарри и замер… Потом резко развернул его к себе, опускаясь на колени… погружая его член глубоко в горло — этого было достаточно, чтобы Гарри кончил, без сил опускаясь на дно ванной, отвечая на жадный поцелуй, в который Северус притянул его… Такой страсти, такого влечения... Нет, этого не может быть без взаимности… С ним происходило что-то пугающее, необузданное, каждый раз, когда он видел Северуса, что-то срывалось в нем... Даже признавая свою любовь, он никогда не отдавал себе отчета в том, какой размах могут принять его чувства, если позволить им вырваться на волю… Что-то сродни одержимости… И как мало понадобилось, чтобы все это волной поднялось в нем, сначала он чуть не потерял, а потом… Потом вдруг осознал, что в этом мире нет ничего невозможного. Усталыми, медленными движениями руки Северуса скользили по его коже, нанося мыльную пену, Гарри отвечал ему тем же…

Глаза в глаза… Странно, он даже моргнуть боялся, ожидая, что, стоит ему это сделать, наваждение этой ночи исчезнет… Двери будут навсегда заперты и в его жизни снова не найдется места чуду…

Потом были мягкие полотенца, постель… Тесные объятья, кожа к коже, и снова поцелуи… Словно они оба не могли уснуть… не хотели, чтобы эта ночь кончалась. И все же Северус уснул первым, наверное, сказалась болезнь и усталость от перегруженного событиями дня, а Гарри еще долго лежал, глядя на него, и думал, что если это безумие — то ему нравится быть сумасшедшим.

* * *

Он проснулся от тихих шорохов, Северус неслышно двигался по комнате, одеваясь.

— Доброе утро, — Гарри высунул нос из-под покрывала. — Пора вставать?

— Еще рано, спи… Просто у меня, как ты помнишь, назначена встреча на девять.

Он нахмурился.

— А это не слишком опасно? — Северус, видимо, хотел ответить что-то резкое, но Гарри быстро добавил: — Просто я буду волноваться.

Снейп подошел к постели, сел и погладил его по щеке. Гарри перехватил его ладонь и поцеловал запястье.

— Мне тебе солгать?

— Нет.

Его муж помолчал, подбирая слова.

— Она — сильный противник, едва ли не самый опасный из тех, что я встречал за последние годы, и… она напоминает мне меня…

— Что?

— Как смазанное отражение в кривом зеркале… Человек, который построил всю свою жизнь на лжи и притворстве и нигде не прокололся — по меньшей мере, умная и хорошо умеющая просчитывать ходы личность. Именно поэтому я предлагаю ей сделку, а не войну.

— Отражение… — смутился Гарри. — Ну, ты же не… — Он осекся, взглянув на Северуса почти испуганно. Что он мог сказать… «не убийца»? Это было бы ложью… наверное… Как мало он, черт возьми, знает о человеке, которого любит! Он ожидал, что Снейп разозлится на него, но вышло еще хуже: он все понял правильно… И смел недопонимание с иногда присущей ему жестокой искренностью…

— Я не только убийца, убийц можно даже понять — ими всегда что-то движет: ненависть, жадность, чувство собственного превосходства… А как правильно объяснить мотивы палача? Смерть, Гарри, слишком долго была моей работой. У нас давно нет друг от друга никаких секретов и я прекрасно знаю кратчайшую дорогу в ад.

— Но ты же…

— Что я? Раскаялся? Сменил работодателя? Поверь мне, это ничего не меняет, и твоя жертва чувствует одно и то же, бросаешь ты в нее Аваду за дело Тьмы или в угоду Свету. Так что ты не должен заблуждаться на мой счет и питать какие-то иллюзии. Я такой же, как Малфой, как Пенси, как покойный Каин. Вот мир людей, которые мне понятны… Ты в нем звено иррациональное… Но ты есть.

— И буду…

— Может, да… может, нет… Время покажет.

— Я буду, — упрямо повторил Гарри.

Северус наклонился и поцеловал его в лоб.

— Мне пора. Не тревожься — в жизни столько вещей, которые могут меня убить… Тут я на своей территории и знаю, с чем имею дело… Вот если бы мне предстоял разговор с твоим Уизли, я бы, наверное, не стал препятствовать твоим переживаниям. От, в общем-то, неплохого человека порою не знаешь, чего ожидать, а негодяи почти всегда предсказуемы. Миссис Малфой может стать моим личным исключением из правил… не более. Но я готов к неожиданностям, она — пока нет… А это очень хороший расклад в сложившийся ситуации…

— И все же, будь осторожен!

Гарри приподнялся и привлек Северуса к себе, целуя в губы. Вскоре профессор отстранил его.

— Мне пора.

Поттер, глядя, как за его мужем закрылась дверь, упал на подушки. Сам он понятия не имел, о чем ему предстоит говорить с Роном.

* * *

Выйдя из камина в холле Малфой-мэнор, Северус отряхнул мантию. Тут же появился домовой эльф.

— Доложи: профессор Снейп к леди Малфой.

Слуга кивнул и тут же исчез. Ему пришлось ждать не больше трех минут. На спускавшейся по лестнице Пенси был шикарный немного вычурный костюм из темно-синего шелка, едва достигнув холла, она протянула ему руку и приветливо защебетала:

— О, профессор! Как я рада… Но этот глупый эльф почему-то решил, что вам нужна миссис Малфой, а не мистер. Позвать Драко?

Он покачал головой.

— Ни к чему, я пришел именно к вам. Более того, если вы спросите прислугу, сможете убедиться, что вашего мужа нет дома. Где мы можем поговорить?

Пенси выказала должную растерянность.

— Все это так необычно… Вас устроит библиотека?

Он кивнул.

— Что ж, следуйте за мной… Только, боюсь, у меня немного времени. В десять мы с малышом Люци едем по магазинам.

Он улыбнулся, предлагая ей руку.

— Уверен, наша беседа заставит вас пересмотреть планы на сегодня.

Пенси кокетливо захлопала ресницами.

— Вам удалось меня заинтриговать, сэр.

Библиотека в Малфой-мэнор была одной из лучших в магической Англии. Конечно, рейды авроров, последовавшие за первым и вторым падением Темного лорда сильно потрепали коллекцию, которую собирало не одно поколение Малфоев, но Северус, как обычно, входя в нее, восхищенно вздохнул. Высокие стеллажи от пола до потолка, который находился на высоте третьего этажа. Раритетные издания и совершенно особенный запах… Тайн знаний… Так пахнут только старые книги…

Пенси заметила его восхищенный взгляд.

— Вам нравится эта комната? — Она жестом указала на пару кожаных кресел. — Рада, что смогла угодить, так о чем вы хотели поговорить со мной?

Он достал из кармана кристалл и активировал его, над лежащим на его ладони камнем появилась картинка. Естественно, она показывала все в настоящих действующих лицах. Пенси была не просто хороша… Великолепна. Она единственный раз позволила себе удивленно повести бровью, когда поняла, кто явился в номер под личиной Каина. Как только Северус остановил изображение, она посмотрела на него и улыбнулась — спокойно, уверенно, без ложного кокетства.

— Браво… Я польщена.

— Чем? — так же спокойно осведомился он.

— Тем, что вы лично занялись этим делом. Приятно играть с умным человеком, — она встала и, подойдя к столику, достала из сигаретницы тонкую сигару и закурила. Вернулась на место… Холодно бросила: — Итак, что мы имеем? Возможно, все это случайное совпадение, и вы, сэр, уже много лет подрабатываете киллером в свободное от преподавания время. Либо, что на мой взгляд, более логично, мои планы каким-то образом оказались вам известны. Так или иначе, вы располагаете информацией… Вопрос в том, что именно вы собираетесь с нею делать. Авроры? — Пенси улыбнулась. — Побойтесь Мерлина, я не такая дура — вам будет очень трудно объяснить, как вы там оказались. У нас всех полно скелетов в шкафу. У вас они тоже есть, и вы, я полагаю, догадываетесь, что я в курсе многих дел Драко и, соответственно, части ваших… нет, эта история не для аврориата. Если бы вы захотели меня убить… Полагаю, я была бы уже мертва. Но вы не захотели, потому что чертовски умны и прекрасно понимаете, что я не затеяла бы все это, хорошенько не подстраховавшись, а значит, сделка… Наверняка вы уже все обсудили с моим мужем и присутствуете здесь в качестве парламентера. А значит, хоть я проиграла на крупных ставках, но сорвала свой маленький банк. Сколько и на каких условиях?

Он ухмыльнулся.

— Миссис Малфой, ваш рационализм мне определенно импонирует, если вы продолжите придерживаться его, мы все урегулируем на взаимовыгодных условиях. Сегодня утром ваш муж отправился к адвокату, где составил завещание, по которому вы ничего не получите в случае его смерти и наоборот — пока он жив, будете состоятельной женщиной, получая очень приличную ренту вплоть до его смерти. И, разумеется, он с вами разводится…

Пенси улыбнулась.

— Мне понятно, это разумно, но… совершенно неприемлемо! Он может выкинуть меня и моего сына из дома без гроша в кармане… Если бы мне нужны были только его деньги… В мире полно богатых идиотов… Он может отобрать у меня ребенка… Я не настолько переполнена материнскими чувствами… Он может даже убить меня… Но в итоге все равно заплатит. Передайте ему это слово в слово… Я клянусь, что Драко Малфой не будет жить… а если выживет — ни секунды в этой жизни не будет счастлив. Он может меня убить и сядет… Так и будет. Я могу убить его и сяду, с вашими доказательствами это вероятно, но я слишком долго шла к этому… И я напьюсь его крови, купив ее даже по самой высокой цене.

Пенси говорила спокойно, слишком взвешенно, и эта непоколебимая воля... пугала? Нет, но настораживала…

— Зачем вы говорите мне все это? Высказываться в таком духе неразумно. Вы могли бы взять его деньги под любые гарантии, а потом осуществить свой план.

Она наклонилась и тихо спросила:

— Я слышала, вы женились, Северус... Могу я называть вас Северус? — Она дождалась его кивка и спросила: — И как оно? То, что вы ожидали? Немного меньше или много больше? Что вы чувствуете?

— Мне сложно ответить вам, Пенси.

— Жаль… Мне бы хотелось понять, из каких соображений вы выбрали Поттера и был ли выбор… Потому что у меня его никогда не было. Я родилась уже не человеком. Я родилась будущей миссис Малфой. И всем было плевать, чувствую я что-то или нет, и я разучилась чувствовать… Потому что у меня не было критериев... вы хоть понимаете, что это значит… быть никем? Холстом? На мне рисовали то, что должно… Одежда, манеры, прическа, улыбка и глупость… О да, Северус, я не имела право даже на ум… На собственное мнение… Знаете, какого это — быть рожденным марионеткой?

— Нет, — честно ответил он. — Я сломал это в себе слишком рано, чтобы в полной мере осознать…

Она кивнула.

— Я тоже сломала. Но хоть кто-нибудь думал, чего мне это стоило? Я любила его. Я была верна ему в горе и в радости, меня просто не учили жить иначе… Я предала свою семью, которая пестовала меня и натаскивала, одновременно с его предательством, потому что никто не учил меня иному. Они хотели, чтобы я всегда выбирала его, и я выбрала... Ну так ответьте мне, объясните, почему никто при этом не учил его любить меня?

Слишком спокойно, слишком обдуманно... голос этой женщины звучал с той прохладой, с которой в обществе говорят о погоде.

— У меня нет ответа…

Она кивнула.

— У меня тоже… Я любила его, вы даже не знаете, как сильно, просто потому, что жить иначе меня не научили… Я любила — он не любил: его не выдрессировали… Где справедливость?.. А потом… Я, рожденная его женой… В общем, мы оба оказались не на своих местах… Знаете, какой диагноз поставил тот доктор?

— Нет.

— Гормональная или черт ее знает какая несовместимость… Мы были два здоровых, способных иметь детей человека… Но не друг от друга… Нонсенс или судьба… В те времена шли повальные аресты… Нужен ему был ребенок или Драко просто хотел беременной женой упрочить свое положение, я не знаю… Важны были последствия… Узнай он наш диагноз — сменил бы жену… А меня не учили жить по-другому… Я была такой напуганной, а потом я вспомнила вас… Это не лесть, Северус, и даже не… А впрочем, неважно. Как только во мне проснулась воля… Это стало моим откровением. Вы были изворотливым ужом на сковороде этой войны… Обжигались, гнулись… Ломались? Нет. И я решила, что не стану. Да, я купила доктора… Да, я обманула Драко…Оно того стоило? Несомненно. Вот только вспомнив, что у меня есть воля, я потом не сумела о ней забыть… Все во мне протестовало против его безразличия к той роли, которую мне навязали. Меня очень долго учили его любить, ненавидеть я научилась сама — и на это ушло куда меньше времени… Но он — часть меня, Драко — как раковая опухоль моей души: ее нельзя залечить, Северус, только вырезать. — Она постучала пальцем по виску. — Тут накопилось слишком много. Каждая его ложь, каждая шлюха, с которой он спал или только собирался… Он сломал мою жизнь. До фундамента разрушил то, что строили мой родители с молчаливого одобрения его семьи… Он принял меня на своих условиях, он заставил меня играть дальше… Такое не прощают. Чтобы пьеса вышла удачной — одного актера мало. Я уничтожу его, Северус. — Пенси потушила сигару. — Примите это как факт. Попытаетесь мне помешать — вас я сотру тоже… Это не угроза...

Он кивнул. Северус решил умолчать, что он принял противоядие, пока Пенси думает, что он умрет через пару месяцев, у него больше шансов помешать ей.

— Как вы изволили выразиться, это неприемлемо.

Пенси медленно откинулась на спинку кресла.

— Значит, это начало конца, — она не дрогнула. — Что ж, была готова и к этому. Сейчас это уже не дуэль осведомленностей, это станет бойней. Хотите, я вам все расскажу?

— Зачем?

— Ну, я столько все готовила и не с кем даже обсудить… Теперь это неважно, но историю вы должны оценить. Уделите мне время?

— Почему нет?

— Я решила убить его как-то в четверг… На приеме…Точно помню, было много народу из Министерства… В том числе и миссис Уизли… То, как он смотрел на нее... я знала все взгляды Драко, но такого не видела у него никогда ранее. Наверное, тогда он сам ничего не понял, но я уже знала: это конец всему… Навязанной мне роли, которая стала жизнью… Повторюсь, другой меня жить не учили… План родился в пятницу: у Люца болел зуб, и я отвезла его в Святого Мунго, где столкнулась с Роном Уизли, он был так расстроен… И вот удача — выходил из кабинета знакомого мне колдомедика Вейнса. Как вы понимаете, мне ничего не стоило выяснить причину его печали. Мистеру Уизли поставили диагноз «бесплодие». Тогда я очень понадеялась, что доберусь до него раньше, чем он успеет поделиться новостью со своей женой. Мужчины очень предсказуемы, отправив сына домой, я нашла его в «Дырявом котле», где он топил свое горе в виски, и присоединилась… Представление было разыграно мною мастерски. Я сделала вид, что не знаю его истинных причин, и прикинулась, что подозреваю, что он узнал об интрижке моего подонка-мужа с его женой — как якобы сегодня об этом узнала я… Мне его стало даже жалко — такой доверчивый кретин... Разумеется, я наплела ему кучу несуществующих подробностей и пообещала всевозможные доказательства, на второй бутылке он признался мне, что болен, плакал, что теперь Гермиона точно от него уйдет, а ведь он так ее любит. Я сказала, что все можно еще исправить, он спросил как, и я предложила ему купить у Вейнса справку, что это не он, а его жена бесплодна. Мол, зачем она будет такая Малфою, они расстанутся, все образуется… я могу быть чертовски убедительна, когда захочу, а он был чертовски пьян, так что мы отправились к врачу прямо из паба. Знаете, как трудно работать с такими людьми? Мне потребовался месяц, чтобы уговорить его отдать справку жене и еще два, чтобы Драко и Гермиона действительно стали любовниками. Я пичкала своего мужа зельями, мне не нужно было, чтобы она забеременела. Ну и кое-что добавила Рону — чтобы снизить его влечение к жене… Но даже после того как Уизли уверился в их романе, я его шесть лет уговаривала убить Малфоя.

— Вы — терпеливая женщина.

— У меня не было выбора, я не располагала достаточными средствами. А подставляться, действуя самостоятельно, мне не хотелось.

— И все же я не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете.

— Скажем так: вы передадите это Драко, он бросится к своей грязнокровке... Одно дело — отнять жизнь у человека, когда он ею недоволен и в общем-то не слишком дорожит, и совсем другое — когда удача поджидает его за углом… Это более изысканная месть, не находите?

— Нет, Пенси, я так не считаю… — Он нахмурился. — Еще сегодня утром я думал, мы с вами похожи, я ошибся.

— Мне любопытно в чем.

— Вы умны, терпеливы, но совершенно не расчетливы. — Палочка скользнула к нему в руку. Пенси даже не потянулась за своей.

— Вы же меня не убьете, Северус.

— Разумеется, нет. Петрификус тоталус! — он быстро взмахнул палочкой, почти с сочувствием взглянув на застывшее в кресле тело. — Неужели вы не понимали, что после таких откровений вы не будете свободны, пока мы не решим, что с вами делать. И нет никакой необходимости вас убивать. Продажных колдомедиков много, и некоторые из них с легкостью подпишут справку о вашем психическом расстройстве. А дальше — комната с решетками, надежная охрана и долгая жизнь… Факт вашего помешательства, кстати, сильно обесценит так называемые доказательства, которые авроры получат в случае вашей смерти. Мне действительно жаль: прими вы наше первоначальное предложение, ничего бы не произошло, а теперь я не вижу иного способа обезопасить от вас Драко.

Он подошел к камину и, кинув в него горсть кружной муки, назвал адрес. Через секунду в камине появилось озабоченное лицо Лиз.

— Северус, что-то случилось?

— Пара непредвиденных событий, у меня тут миссис Малфой, обездвиженная заклятьем. Подержишь ее у себя пару часов?

Лиз явно ничего не поняла, но предпочла не спрашивать.

— Ну, если нужно.

Северус быстро обыскал Пенси и убрал ее палочку в карман, затем со своей ношей на руках шагнул в камин.

* * *

В полдень Гарри стучал в дверь квартиры недалеко от Косого переулка, это был некий компромисс, к которому давно пришли Рон и Гермиона. Жить среди маглов, но как можно ближе к магии. Он уже был в Министерстве, узнал, что Рон Уизли болен и на работу не вышел. И он пришел сюда — все еще не зная, что сказать.

Дверь открыли минут через пять.

— Привет… — Рон выглядел удивленным, взлохмаченным и совершенно пьяным.

— Привет, войти можно?

— Входи…

Гарри переступил порог, квартира выглядела так, словно по ней пронесся торнадо. Куча коробок, в которые кое-как побросали вещи… Снятые со стен фотографии…

— Что-то случилось.

Рон кивнул, сбрасывая с дивана на пол стопку книг и жестом предлагая Гарри сесть.

— Случилось… — он налил себе виски из початой бутылки и залпом осушил бокал. — Тебе по понятным причинам не предлагаю, — извинился он. — А стряслось то, что вчера ночью… или сегодня утром — это как посмотреть — я впервые вспомнил о том, что когда-то был честным и, в общем-то, добрым парнем, и попросил у Гермионы развод. Теперь вот вещи собираю…

— Это из-за Малфоя? — Гарри спросил раньше, чем успел обдумать вопрос.

Рон только пожал плечами, усмехнувшись.

— Мне вот интересно: в Англии есть люди, неосведомленные о том, что я рогоносец со стажем? Нет, это не из-за Малфоя и даже не ради меня… Это для Герми, пусть, наконец, будет счастлива… А я уеду во Францию — посол уходит в отставку. Хорошая работа, приличные деньги… И забвенье, это все, что мне сейчас нужно, Гарри, я решил обмануть судьбу: хочу начать жизнь с начала. Как будто мы только что окончили школу… А что, Гарри, давай прикинемся, что этих лет не было и все мы молодые, восторженные идиоты, и ты с самого начала понял, что гей, и не женился на Джинни… Гермиона поняла, что хочет не столько семью и карьеру, сколько заниматься наукой и иметь умного, целеустремленного любовника, а я мечтаю о Франции, пышногрудых красотках, и у меня все получится. И мы все — славные люди, настоящие друзья... и мир во всем мире…

Гарри грустно покачал головой.

— У нас не получится, Рон. Да я и не хотел бы, чтобы получилось.

Его бывший друг упрямо нахмурился.

— Почему?

— Потому что я не хочу переписывать ни одной страницы своей жизни. Не было бы Джинни, у меня не родился бы Джеймс, а он стоит всего пережитого, и я только учусь понимать это. И, наверное, сложись что-то иначе, я никогда не был бы с Северусом.

— Любишь его? — хмуро спросил Рон.

— Очень, — честно ответил Гарри.

— Это, наверное, хорошо… Я не знаю, что тебе сказать… Весь этот год после ее смерти… Нет, я тебя не ненавидел... просто... это сложно объяснить — мне было так горько от того, как сложилась жизнь… Ты был на кладбище? Хоть раз после похорон?

— Нет… — смутился Гарри. — Я не…

— А он ходит, — Рон, казалось, его даже не слушал, поглощенный своими мыслями. — Понимаешь, каждую субботу ходит, цветы ей носит… Знаешь, какие она больше всего любила?..

— Нет…

— И я не знал… Оказывается, незабудки… Дин так и не женился. Мы как-то поговорили с ним, он сказал, что с этим бесполезно бороться… С нелюбовью…

— Но… — Гарри пытался подобрать слова. — Она любила его. Все время.

Рон покачал головой.

— Ты видел то, что хотел видеть, Гарри. Она не его, она тебя любила… Все эти годы — поэтому не могла решиться уйти. Они ведь виделись, и он ее простил, предлагал выйти за него замуж… Но она отказала — потому что для нее это уже не имело смысла, она продолжала надеяться, что ты однажды поймешь ее чувства. Когда ей надоедало бороться с твоей нелюбовью, она пыталась найти кого-то… уйти... но всегда возвращалась. И у нее ничего не было больше с Дином именно потому, что он ее любил, а она не могла обмануть его надежд второй раз, потому что для нее уже никого кроме тебя уже не существовало. Наверное, так получилась не сразу. И она действительно хотела быть с кем-то, кто ее любит… Но уже не могла, потому что ты стал ее жизнью. Вот так, Гарри, все не то, что нам кажется…

— Но, Рон, она…

— …была сильной девушкой и никогда не давала тебе почувствовать всю степень своего отчаянья… Потому что хорошо тебя знала и понимала, что, пойми ты правду, никогда не простишь себя за то, что не можешь ее любить… Я не хочу совершать ту же ошибку, что моя сестра, Гермиона — отличная женщина… Просто у нее нет больше любви ко мне, я должен был понять это раньше, а не беситься из-за того, что из всех мужчин в мире она предпочла мне именно Малфоя. Глупо, но это бесило меня больше всего остального… Почему он?.. Почему не какой-нибудь достойный, порядочный парень… Я бы понял — я бы ушел раньше, наступив на горло собственным чувствам, все для ее счастья… я никогда не сделал бы то, что сделал.

Наверное, теперь он мог сказать…

— Мы знаем, что ты с Пенси заказал Малфоя.

Рон налил себе еще выпить.

— Откуда?

— Это узнал Северус, он же выдавал себя за того убийцу... и что ты написал анонимку… Малфой, наверное, сейчас у того доктора.

— Снейп… Ну, он у тебя шустрый, а в остальном… Новость устарела, он не у доктора, он с Гермионой, я вчера все ей рассказал…

— И она?

— Простила… Даже странно, правда? Простила, потому что была счастлива, я никогда не видел ее в таком состоянии... она смеялась, плакала, говорила, что все теперь будет хорошо… Представляешь, даже благодарила за искренность... а утром умчалась к своему Драко… Я так давно не видел ее такой… Пьяной от радости… И это за шесть лет обмана и предательства — наверное, именно поэтому я понял, что поступил правильно, она будет счастлива с Малфоем, и, наверное, теперь я убил бы любого, кто посмеет причинить ему вред… За одну эту ее улыбку, за то, что он в состоянии дать ей что-то такое неподдающееся объяснению, но то, чего так и не нашел в себе я… Рядом со мной она никогда так не радовалась…

— Ты так сильно ее любишь…

Рон пожал плечами.

— Люблю... любил… Теперь это неважно, я своими руками уничтожал ту Гермиону, что была мне дорога, я превратил ее в бездушную куклу, которою уже не умел любить, — только бережно хранил… Но это неправильно… Это просто паскудство — злиться на ненавистного мне человека за то, что ему удалось оживить ее… На хрен что я сам думаю о Малфое, главное, что думает она, и то, что эти мысли вызывают у нее улыбку. Я прожил под гнетом стыда много лет, я кретин, идиот, скотина и ничем не заслужил ее прощения, но оно мне даровано, и, наверное, я уеду в мире с самим собой.

— Рон, но как же все это получилось?

— Просто… я слишком боялся ее потерять.

— Но…

— Гарри, я понимаю, что умом этого не понять… Но я так чувствовал и жил этим… Я был словно отравлен. Когда мы только поженились, я мечтал только об одном — большой и дружной семье… Мы все время пытались завести ребенка, но ничего не выходило. Мама говорила, что при моей наследственности дело, скорее всего, в Гермионе… Я замучил ее, заставил обойти сотню колдомедиков и даже магловских врачей, но они не могли найти причину. Потом она однажды пришла такая усталая, измученная очередными тестами, и я подумал, что это несправедливо, что она проходит через все это одна, и пошел к Вейнсу, просто забрать у него анализы. Он уговорил меня пройти простейшее обследование, и… — Рон снова налил себе выпить. — В семье не без урода. Гарри, я не могу иметь ребенка… В тот день меня мучило такое чувство вины… Я хотел целовать ей руки и просить, вымаливать прощение, но… В тот вечер в пабе я случайно столкнулся с Пенси Малфой. Она была заплаканной и сразу подсела ко мне… Она говорила… звучало, как чушь, но стоило взглянуть ей в глаза, и сомнений оставалось ничтожно мало. Моя Гермиона и ее Малфой… Знаешь, просто всего было слишком много для одного дня... и я сломался. Стало так противно — оттого что она меня предала, когда нужна была больше жизни… Я хотел наказать ее за боль, что испытал, и, в то же время, сохранить наш брак во что бы то ни стало, и я послушал Пенси, она не первый год так боролась за Малфоя… Сказала, если прошло один раз, то получится дважды. Вейнс взял деньги и написал справку, что причина того, что у нас нет детей, в Герми… Не думай, что я сразу решился ей об этом сказать… Прошло почти два месяца… А потом, однажды… Я был в магловском Лондоне и случайно их увидел… Они вышли из отеля, держась за руки, была осень, шел дождь… но их лица... они слепили, как солнце, потом он ей что-то сказал, подхватил на руки и закружил под дождем, она смеялась, обняв его за шею, и целовала в губы, а когда он сел в такси, долго стояла и махала вслед, там неоткуда было аппарировать, и она все стояла и стояла, пока его машина не скрылась из виду, промокла вся, и, словно с ним за поворотом исчезло солнце, побледнела, закурила и, высоко подняв воротник пальто, зашагала по улице, сухая и черствая, одинокая и печальная… Мне было больно и обидно, и, Гарри, я знаю, что я подонок, но… Мне так не хотелось, чтобы он был ее солнцем... и я отдал справку тем же вечером, мне понадобилось много времени, чтобы пережить то безразличие, которое она выказала к факту своего бесплодия, и… Она не хотела моих детей. Я был зол просто потому, что не мог ничего с этим поделать, мне казалось, что это он ее использует, он отнял ее у меня… Он забрал себе ее улыбки и поцелуи, и только много позже я понял, что это сделал я сам… Убил в ней радость... Мне потребовалось пожелать ему смерти, чтобы понять это… Я шел к тому долгих шесть лет… Пенси… Мне было жаль ее, потому что она променяла любовь на ненависть, я так не мог, я понимал ее мотивы, но неприемлел, верил, как дурак, что все образуется само-собой, но ничего для этого не делал. Хотя нет, делал… Я открылся маме, она видела их и однажды позвала меня на серьезный разговор и спросила, знаю ли я, что Гермиона мне изменяет? Я ответил, что знаю, она спросила, собираюсь ли я что-то делать с этим, она твердила, что нужно делать что-то, и я рассказал ей о Пенси и о своем бесплодии. Маме казалось, что нам нужен только ребенок, что это навсегда решит все проблемы… Именно поэтому, когда ты бросил Джейми… — Рон заплакал. — Я — сукин сын, я не прошу меня прощать…

Гарри его обнял и притянул к себе.

— Это ты меня прости, за то, что был так слеп, за то, что не был с тобой… с вами все эти годы… Рон, что бы мы ни сделали с нашей жизнью… Мы прошли через слишком многое, чтобы это было возможно когда-то перечеркнуть. Я тоже эгоистичный сукин сын, который так погряз в своих проблемах, что не видел ничего вокруг… Но я люблю тебя и Герми, вы — часть меня… И я... я понимаю, как тебе было паршиво, не укоряю и не оправдываю, потому что сам неуверен, что смог бы пройти через все это …

— Ты … Герми… наверное, я вас не заслуживаю…

— Заслуживаешь, Рон, потому что ты написал то письмо, потому что ты — не смотря ни на что — справился!

— Но время, что я мучил и себя и ее, так долго… Я наконец-то поступил правильно… Впервые за столько лет… Когда Пенси сказала, что ты говорил с Гермионой… Пойми, было просто давать ей деньги и получать взамен информацию... было легко бежать от выбора… Но мысль, что это финиш и она уйдет от меня, потому что у нас не будет ничего, что способно нас спасти за чужой счет... не будет твоего ребенка… — Рон заглянул ему в глаза. — Не вини Гермиону, она этого не хотела, она боролась бы за тебя до последнего — но я не позволил, я много говорил — и, наверное, правильные вещи... о Джинни и ее судьбе, и о твоем безразличии... я даже гордился бы своей убедительностью… если бы каждый мой аргумент не был отравлен собственным умыслом. Она не приняла мою точку зрения, но смирилась… Я так думал… Заезженный аргумент «мы семья» не сработал… Я ее потерял, давно, но осознал это слишком неожиданно, и снова свалилась все и сразу, я думал, это он… Его мысли на ее губах, его мысли в твоих словах — когда ты пришел к ней… Я сказал — да, мы убьем его… и все решится, а потом… Нет, я не страшился своего поступка, никакой благородной фигни, я просто шел домой и много думал… Не о себе — о ней, нашей Герми, и вдруг… Я вспомнил о тебе, Джинни и Дине… И понял… Она может не признать этого и жить дальше… Она невероятно сильная, но ее уделом станет кладбище по субботам, на котором похоронят ее улыбку… И что-то во мне сломалось… Я ведь любил ее, а как можно любить и одновременно обрекать на агонию? Все ломалось во мне, я предал ее, тебя и себя, я также предал и любовь, которой было так удобно прикрываться в долгих диалогах с самим собой... она почернела и дала трещину… Это не было смыслом, и ничего правильного не осталось в том, чтобы исковеркав ее душу, я положил надгробную плиту на могилу ее будущего и ее счастья… Пусть это уже невозможно для меня, но она-то пока может!.. И я написал это гребаное письмо, спасая жизнь человеку, которого ненавижу… Но только теперь я понимаю, что не он обездолил меня — только я сам… И я все рассказал Гермионе и получил прощение, которого, твою мать, совершенно не заслуживаю… Наказать меня больше она не могла… Как мне искупить столько лет ее жизни? Я бы убил себя, если бы не знал, что она по мне заплачет, а я больше не хочу ее слез, не по моему поводу…

— Знаешь, — Гарри баюкал плачущего Рона в своих объятьях. — Я не вправе судить, но ты лучше и, может быть, честнее всех нас… И уж точно добрее… — Его друг встрепенулся, пытаясь все отрицать, но Гарри только покачал головой. — Нет, позволь мне договорить… Гермиона… ты боролся за нее, грубо, глупо, абсурдно, но как мог… Вчера… Наверное, вчера я бы тебя не понял… Возненавидел, упрекнул… Но сегодня, Рон… Я люблю так сильно… Попытайся кто-то отнять его у меня… Я убил бы. Да, Рон, убил… Наверное, раньше, чем на это решился ты… И я не уверен, что пережил бы… Осознал бы… Что человек, который так дорог мне, будет куда счастливее, если я перестану им дорожить… Ты уж, пожалуйста, живи… Потому что ты нужен не только для ее покоя… Я понимаю тебя… Дело не в методах — их тебе Гермиона и простила, думаю, именно потому, что ты оказался из нас самым сильным, никогда не лгал себе…

— Почему ты так считаешь?..

— Мы говорили недавно с Герми, она не в состоянии даже для самой себя признать, как сильно любит Малфоя… Поэтому он поверил наветам Пенси, она не позволяла себе любить… быть искренней — признайся она ему хоть однажды в своих чувствах, ваш заговор стал бы нелепостью и не более. Малфой… Я ничего не могу сказать о нем, он умело носит маски, но для него, похоже, все серьезно… Но он не привык, не может просто это принять, не подложив под свой порыв папочку тяжеловесных оснований… Именно поэтому Герми ему не открылась… Тут нет безвинных! Все мы — сборище виноватых… И я в том числе… Ты бы никогда не попытался отнять у меня ребенка, люби я его должным образом. И Северус… Я люблю его, но у нас все непросто…

Рон отставил виски.

— Хочешь поговорить со мной об этом?

— Если тебе не противно, — смутился Гарри.

— Прости мне то, что я сказал, — Рон немного отстранился. — Лучшие друзья для того и существуют, чтобы плакаться им в жилетку. — Я, правда, злюсь на тебя за Джинни и не могу простить тебе, что ты ее не бросил… — Он запустил руку в медные волосы. — Ну, вот видишь, я это сказал… Это легко говорить о своих проблемах, если однажды начал… Я презираю тебя за ваш брак и знаю, что это неразумно и иррационально, в конце концов, она была взрослой женщиной и сама все решала, просто… Для меня она так и осталась малышкой Джин…

— Я понимаю... как насчет пары метел, сливочного пива и поговорить? Могу обеспечить целое поле для квиддича…

Рон улыбнулся.

— Я бы тебя расцеловал за такое предложение, но, боюсь, выглядеть это будет неоднозначно…

— Да ладно, — Гарри наклонился и поцеловал друга в лоб. — Ты меня обнадежил, я думал, придется толкнуть место моей заштатной совести с аукциона.

Рон выглядел потрясенным.

— А оно все еще за мной?

— Разумеется, Герми я бы доверил это только на грани Апокалипсиса… Чтобы отмыться — так по всем канонам. Давай и ее позовем?

Рон смутился.

— Гарри, это глупо…

Но он чувствовал какой-то наивный, чистый, детский кураж.

— Рон, ну нафиг все проблемы! Ну давай, а? Как раньше — нам всем это надо! Ты же сам говорил… Немного побыть восторженными идиотами…

И Рон кивнул.

* * *

Понимая, как Рону это больно, Гарри сам написал короткую записку:

«Свяжись с нами, мы у вас дома.

Гарри и Рон».

Голова Гермионы появилась в камине полчаса спустя. Она выглядела встревоженной.

— Что-то случилось?

Он улыбнулся…

— Нет, Герми, все благословенно нормально, просто мы с Роном решили сыграть в игру «вспомни все»… Присоединишься?

— Гарри, кайся, это выдумал ты!

Он кивнул.

— Ну да…

Она улыбнулась.

— Я с радостью, только мне очень нужно найти Драко… Его с утра нет дома, я послала уже двух сов и…

— Он знает… Не тревожься.

— Все? И об…

— О заказе тоже…

— Ну тогда вашу сумасбродную вечеринку еще можно пережить… Когда?

— Через полчаса на квиддичном поле в школе, с нас — сливочное пиво, с тебя — всевкусные орешки, идет?

Она кивнула.

* * *

Позже… много позже, спустя часы… месяцы… годы… он находил этой вечеринке только одно название: «пир во время чумы». Все началось так прекрасно… Почти иллюзорно. Они с Роном аппарировали к замку и сходили в школу за метлами, прихватили Джейми из библиотеки… Вскоре к ящику сливочного пива появилась Гермиона со всевозможными закусками… Они с Роном перебрасывались квофлом, на трибуне бесновались их болельщики… Которые устроили и свой турнир по го. Было где-то три часа дня, когда Гарри предложил пойти к озеру, но у ворот…

Это была страшная картина… Наверное… Он ничего не мог еще понять, а Гермиона уже бежала… Гарри дернулся было следом, но Рон остановил его…

Малфой стоял на коленях, не в силах пошевелиться, прижимая к груди что-то, напоминавшее кучу окровавленного тряпья… Он не плакал… Не говорил... просто выл — тихо, сухо, и это было страшно — всем, кроме Герми… Она подошла, села рядом, с трудом оторвала его ладонь от свертка и зажала рот рукой…

— Гарри… Рон... авроров…

— Останься тут, — велел Рон и бросился в замок.

Малфой, казалось, был немного не в себе, но словно очнулся… Медленно, окровавленными пальцами он провел по щеке Гермионы и тихо прошептал:

— Я пришел домой, а там… — он прижал к груди сверток, — они все видели и не остановили ее… Говорили, она хозяйка… они не смели ослушаться… Я убил всех до последнего, а потом аппарировал в больницу… Я не сошел с ума, я знал, что поздно… — Драко еще крепче прижал к себе то, что было у него в руках… — Кто-нибудь объяснит мне… за что?

Гарри подошел ближе.

— Малфой, Рон сейчас… он позовет авроров.

— Пусть убирается к дьяволу… Он с нею заодно! — голос Малфоя сорвался на крик, в серых глазах сверкала ненависть. Драко прошипел: — Если он только подойдет ко мне, я перегрызу ему горло. Они не отнимут…

Гермиона всхлипнула.

— Мистер Малфой, не надо…

Гарри совсем забыл про Джейми, а мальчик тем временем не только был свидетелем их разговора, он шел прямо к Малфою…

— Пожалуйста… — Он опустился перед ним на колени и с присущей детям непосредственностью сделал то, на что не осмелилась даже Гермиона… Он обнял Драко вместе с его ношей и притянул к себе… — Мистер Малфой, ну… Я не знаю, что случилось… Но я… Мне страшно.

Гарри никогда не мог предположить, что однажды увидит такую потерю контроля… Малфой не плакал, нет… Может, он просто не умел, но он заговорил… Медленно, хрипло… Позволяя его сыну перебирать его волосы…

— Я всего лишь вернулся домой… Они все были там, в холле, испуганные… Сказали, пришла госпожа, собрала свои драгоценности, а потом поднялась в комнату к «маленькому хозяину»… Они все слышали… Но никто не осмелился вмешаться… Я поднялся наверх, в детской было темно… Ну просто уснул… Он был так похож на ангела — только простыни красные… Я не знаю почему, мы не держим в замке такого белья… Я… Нет, я не сошел с ума, я все понял… Просто… — Драко обернулся к Гермионе. — Кем надо быть, чтобы уничтожить свое дитя?.. Я… он пусть не мой, но ты… ты должна понять... я растил его… Через пару лет он бы пошел в школу… Я любил…

— Я знаю… мой милый, мой хороший, я знаю… Я... я люблю тебя, держись, пожалуйста, ради если не себя, то меня…

Гермиона не отстранила Джейми, она просто прижалась губами к виску Драко…

— Я убил их всех… Они ей не помешали… Всех до единого. Гермиона, мне не нужны домовые эльфы, если дома нет… Она уничтожила мой дом…

— Драко, мы построим новый, это ничего не изменит, но мы… Мы попробуем… Пожалуйста, пойдем…

Малфой недоуменно взглянул на нее.

— Куда? Зачем?

— В наши комнаты, — Гарри просто набрался решимости что-то сказать. — Подождем авроров и Северуса…

Драко поднялся с колен, все еще прижимая к груди свою ношу.

— Пойдем… Северус — это хорошо… Он поможет мне убить ее.

Что-то ломалось, крошилось, менялось… Мир не должен был быть таким дерьмом… По крайней мере, не такой большой кучей. Он сидел в кресле, устроив сына у себя на коленях, и прижимал его к себе как нечто бесценное… Он был не в состоянии отпустить Джеймса ни на секунду. Ему было банально, по-животному страшно… Он никогда не боялся так собственной гибели… Даже перед лицом Воландеморта было что-то другое. Не такое паническое желание защитить во что бы то ни стало — свой мир, свого ребенка…

Авроры… Да, авроры были — с ними разобрался Рон, как только Малфой прошипел: «Авада…» — направив палочку на первого, кто попытался отобрать у него ребенка… Уизли просто вытолкал их из комнаты, и потом его ругань слышалась даже из коридора. Гермиона… она, казалось, забыла, что значит дышать… Просто сидела на корточках рядом с диваном, на котором лежал, прижимая к себе свою ношу, Драко, и все время гладила его по голове… Шептала что-то мучительно-нежное, но ее слова ничего не меняли… Время от времени она доставала пачку сигарет, но, забывая закурить, прятала ее обратно.

Снейп вошел в комнату через два часа… А может, через две вечности?.. Как относительно все было в этом съежившемся от отчаянья мирке. Даже время… Оно, казалось, отнимало год жизни за минуту. Но все же он пришел. Постоял немного в дверях, просто окидывая взглядом присутствующих, и шагнул к Драко, коротко бросив:

— Я ничего не в состоянии исправить. Это только моя ошибка… Ничья больше…

— Северус… — вопросительно приподнял бровь Драко, взяв себя в руки.

— Я понимал, но не предвидел… Она не в себе, и она никогда тебя не оставит в покое… Я знал… Я обездвижил ее, отправил к Лиз и был в Святого Мунго, договариваясь с колдомедиками… Пенси отвергла предложение о разводе. Она ничего уже не хочет от жизни, кроме того чтобы причинит тебе боль…

— Но…

Северус кивнул.

— Да, Драко, она сбежала… И убила Дерека Астрикса. Мы не знаем, как она сняла заклятье без палочки, но она смогла…

— Кулон… — прошептал Драко. — Я должен был тебе сказать. — Он вытянул из-под рубашки тяжелую витую цепь белого золота, которую украшал небольшой кулон в виде дракона с сапфировыми глазами. — Фамильный оберег Малфоев, снимает любое заклинание через пятнадцать минут, их всегда было три… Для лорда, леди и их…

Драко снова взвыл… Странно, но это было уже другое чувство, не отчаянное, — гневное. Странный народ эти слизеринцы, — думал Гарри. У него сложилось такое впечатление, что они способны демонстрировать свою слабость тем, кого считают слабее, но присутствие рядом равного, себе подобного, мобилизует их… Заставляет надевать привычную маску отчужденности.

— Авроры ждут в холле, не упрямься, им нужно провести экспертизу, осмотреть место преступления, и ребенка нужно похоронить. Отдай. — Снейп казался спокойным.

— Нет.

— Да, Драко, не упрямься.

— А если бы это был твой сын?.. — Малфой смотрел только в глаза профессору. Излишне упрямо.

— Если бы что-то случилось с Джеймсом, я бы убил любого. — Этот ответ Гарри поразил… и, похоже, не одного его: мальчик соскочил с его колен и, бросившись к Северусу, обнял его за талию.

Белые пальцы скользнули в каштановые волосы Джеймса, на секунду, утешая… Потом он бросил на Гарри сердитый взгляд:

— Мальчику тут не место! — ...и перевел взгляд на Джейми: — Иди к мадам Пинс!

Мальчик кивнул, демонстрируя образец послушания. Только на секунду задержался, чтобы поцеловать Гарри в щеку. Тому очень не хотелось отпускать Джейми, но… В Снейпе было что-то такое... непоколебимое, сильное, способное мобилизовать скрытые в тебе ресурсы… Он только улыбнулся, бессознательно скопировав жест Северуса, погладив сына по голове.

— Драко, сейчас тебе придется пойти с аврорами…

— Нет.

— Я не позволю им задавать тебе вопросы, но это нужно нам — будет легче найти Пенси, если мы будем знать, какими средствами она располагает, чего нам никто не скажет, кроме тебя.

Эта идея заставила Драко устало кивнуть.

— Хорошо, я сделаю, как ты скажешь.

Снейп продолжал раздавать указания:

— Миссис Уизли…

Она отрицательно покачала головой:

— Просто Гермиона…

— Хорошо, Гермиона, Драко пока поживет здесь, в школе, я договорюсь с Дамблдором, в отеле или у друзей ему пока будет небезопасно оставаться… Вы можете пойти с нами и собрать ему необходимые вещи? Я так понимаю, живых эльфов в замке не осталось?

— Ни единого, — с каким-то мрачным торжеством ответил Малфой, — ни одного маленького уродца! Этих мерзких тварей в моей жизни больше не будет.

— Жаль, Драко… Они могли бы быть полезны — наверняка лучше тебя знают вещи твоей жены.

— Да как ты можешь! — взорвался Малфой. — Как ты…

— Могу, — голос Снейпа сделался ледяным и усталым. — Кто-то из нас должен думать и не терять времени. — Именно потому, что я понимаю твое горе, я не требую от тебя ничего, кроме как следовать моим решениям… А они оправданы необходимостью остановить Пенси раньше, чем она доберется до тебя или…

— Или? — перебил его Драко.

Снейп нахмурился.

— Я думаю, Гермионе будет разумнее пожить с тобою в школе.

Он шагнул к двери и, открыв ее, позвал:

— Мистер Уизли!

— Зачем нам этот ублюдок?! — снова возмутился Драко, его красивое лицо исказила ненависть.

— Потому что он доказал, что не желает твоей смерти. Уймись. Если бы не его упрямство, ты умер бы еще несколько лет назад.

— Да? — Рон смущенно сунул голову в приоткрытую дверь. Он боялся даже смотреть на свернувшегося клубком на диване Малфоя. Гарри стало жаль его тоже… Рон наверняка винил во всем себя, и это выражение всепоглощающего стыда в его глазах… Как он будет жить с этим?..

— Вы согласны нам помочь? — обратился к нему Снейп.

— Всем, чем смогу…

— В аврориате сейчас допрашивают кузину мистера Малфоя, миссис Астрикс. Ее надо встретить и помочь. Миссис Малфой сегодня убила ее мужа, может, потребуется устроить ее в гостинице…

— Да, конечно, — кивнул Рон и вышел.

— Теперь ты, Гарри… — Северус посмотрел на него. — Возьми с собой мистера Лонгботтома и отправляйся в Косой переулок, обойдите там каждую лавку и попросите повесить объявление, что мистер Малфой обещает очень щедрое вознаграждение за любую информацию о его жене, потом сделаете то же самое в Хогсмиде. А я дам объявление в «Пророк» и обойду каждый притон в Лютном переулке… Попробуем ограничить ее возможности передвижения по магической Англии. Миссис Уизли, у вас есть контакты в магловской полиции?

— Да, по каналу Министерства.

— Нужно поместить ее фотографию — как когда-то давно Блэка — в новостях и подать в розыск драгоценности, как только у нас будет их перечень. Попробуем помешать ей их сбыть… Ну, господа, за дело!

Драко встал, все еще прижимая к груди тело своего сына.

— Северус, обещай, что мы ее найдем…

— Драко, я не буду клясться, но мы постараемся… Если у нее больше нет сообщников, мы ее прижмем…

— А если есть?..

— Будем думать… Много и напряженно…

* * *

Гарри вернулся домой затемно, ноги гудели, на душе было тяжело. Они с Невиллом обошли и весь Косой переулок и всю деревню волшебников. То, что эта затея Северуса принесет хоть какой-нибудь результат, казалось маловероятным, и почему-то у Гарри возникло впечатление, что ему дали это задание, просто чтобы он был подальше от последствий разразившейся трагедии. Невилл разделял его мнение…

— Не понимаю, зачем Северус заставил нас работать ногами? Объявления в газете было бы достаточно.

— Он считает, что сейчас лишних мер быть не может…

— Мне так жаль ребенка Малфоя… Кто бы мог подумать, что Пенси на такое способна… Она казалась… Не знаю… такой беззаботной. Я, глядя на нее, всегда думал, что в глупости есть свое счастье.

Гарри кивнул.

— Я никогда не предвидел, что с людьми вообще так сложно. Правильно, наверное, говорят, что чужая душа — потемки…

— Да, наверное…

Они расстались у ворот школы, к которым друг вызвался его проводить, и это тоже показалось Гарри странным. Спустившись в подземелья, он был удивлен, что Северус вернулся раньше него. Он сидел за столом в кабинете, задумчиво глядя в одну точку, рядом с ним в кресле, выронив книжку, спал Джейми.

— Его надо уложить? — прошептал Гарри.

Северус кивнул, но ответил обычным голосом:

— Надо, наверное, но говорить можешь свободно — он проспит до завтра, я напоил его чаем со снотворным.

— Зачем? — удивился Гарри, подхватывая сына на руки.

— Думаешь, в свете сегодняшних событий он бы мог спокойно уснуть? — Северус пожал плечами. — Кому принесут радость кошмары одного маленького мальчика?

— Я понимаю, — с сыном на руках Гарри вышел. Уложив Джейми, он переоделся в халат и еще долго сидел на его кровати... Не в силах наглядеться. Ему было так больно за Малфоя, он вспоминал каждую секунду того отчаянья, что мучило его в ночь, когда он едва не потерял Джейми… Насколько больнее сейчас должно быть Драко…

— Я тоже люблю его…

Он обернулся. Когда же, наконец, его слух научится распознавать легкие, неслышные шаги Северуса? Или раньше навык чувствовать его присутствие приобретет сердце?

Его муж тоже переоделся в халат… Он выглядел таким усталым… Гарри похлопал рукой по кровати рядом с собой. Северус подошел и сел рядом с Гарри, не отрывая взгляда от спящего Джейми.

— Он чудесный ребенок, правда?

— Правда, — Гарри накрыл его руку своей. — А я, каким я был ребенком?

— Чертовски своевольным и упрямым — и в нем тоже есть это, знаешь ли...

— Еще сколько!

— Я думаю, тебе стоит знать, что он наказан на неделю за прогулки по ночам в плаще-невидимке.

— Отработка? — он не смог удержать улыбки.

— Да, мне давно никто не мыл лабораторию, каникулы же… К тому же, ему пока безопаснее находиться в замке, я запретил ему выходить из школы даже с тобой на поле.

— Полагаю, он в ужасе от такой перспективы?

— Вовсе нет, в отличие от тебя, он понимает, когда заслужил наказание, и в состоянии оценить все, что делается для его безопасности.

— Это поэтому ты так привязан к нему?

Северус покачал головой.

— Я не знаю почему, наверное, и поэтому тоже… Просто сегодня, глядя на Малфоя, я понимал, как плохо мне будет без него… Раньше я никогда не думал о таком проявлении любви — теплом, спокойном, неэмоциональном и, в то же время, очень ярком… Поэтому принял решение.

— Какое, Северус?

— Я не буду придерживаться контракта. Когда ты захочешь уйти от меня, я отпущу его с тобой.

Гарри хмыкнул.

— Сам ты «чертов упрямец»…

— Предпочитаю называть это «рационализмом».

— Я устал повторять, что останусь.

— Ты можешь передумать.

— Могу, в жизни все возможно — но я не хочу… Потому что я люблю тебя, только тебя, и, наверное, никто другой не смог бы стать для меня не просто многим — всем… И я не хочу уходить, потому что знаю: ничего подобного больше со мною не произойдет.

— Как ты можешь знать это?

— Я так чувствую.

— Чувства — вещь обманчивая, Гарри.

— Но без них никак, правда?

Северус кивнул и улыбнулся.

— Да, порою никак. Пойдем чаю выпьем?

— Со снотворным? — улыбнулся Гарри в ответ.

— Нет, не думаю.

* * *

Чай пили в спальне — сейчас Северус не возражал, гостиная казалась ему сегодня проклятым местом, он не знал, что с ним творилось, и знать не хотел, просто плыл по течению, окутанный ароматом жасмина и теплом объятий Гарри. Так было намного легче все пережить. Заплаканное лицо Лиз, когда он вернулся к ней после визита в клинику, а дом был полон авроров. Она ни в чем его не обвиняла, корила себя за то, что ушла в магазин за продуктами, оставив Дерека одного, но это ничего не меняло. Он был виноват… Он упустил что-то и теперь глаза Драко были полны боли… Он лежал наверху, в одной из комнат для гостей, и его била нервная злая дрожь, унять которую не могли даже ласковые руки Гермионы. Почему люди понимают всю меру своей любви к кому-то, только когда его теряют? Почему так?

— О чем ты думаешь?

Гарри… Влюбленный, глупый… Впрочем, нет, почему глупый — сегодня он казался, наверное, умнее всех их — потому что не боялся своих чувств, жил ими, не дожидаясь катарсиса боли и напряжения, чтобы заявить свою потребность любить и быть любимым… И все это для него, для Северуса — прекрасное, нежное, теплое... и он готов был сломаться.

— О малоприятных вещах и о тебе.

Улыбка.

— Ты нас разграничил в своих мыслях, и это уже неплохо... я становлюсь «приятной мыслью»?

Как можно так задавать вопросы, что давать на них ответы невыносимо трудно?

— Я не знаю.

— Чего?

— Приятны ли мне эти мысли.

— Можешь объяснить?

— Я не могу радоваться, что ты есть — просто потому, что тогда мне будет что терять, а терять больно. Я не боюсь боли, но это не заставляет меня желать ее для себя… Это трудно понять…

Гарри улыбнулся — на этот раз грустно.

— Ну почему же, я тебя понимаю… Я бы убил того, кто поселил в твоей душе уверенность, что любая привязанность непременно ведет к боли...

— Поздно, он уже мертв.

Северус не знал, почему сказать это было так просто. Мертв, его отец мертв, Денни мертв, а он живет… Это стало почти откровением… Он, выстраивая свою систему защиты от людей, на самом деле просто проигрывал, позволял уничтожать себя призракам из прошлого…

Его отец выиграл, победил — даже с того света… Денни… он позволил ему не просто уничтожить его — он сам сделал то, чего хотел добиться Александр Снейп… Он собственноручно уничтожил все то тепло, что Денни привнес в его жизнь… Стал таким, каким хотел видеть его родитель. Безэмоциональной злой марионеткой, ведомой по жизни собственным страхом чувствовать. И что теперь?.. Нет, он никому не даст доломать себя окончательно!

Он смотрел на сидящего рядом Гарри — смешного, по-турецки поджавшего под себя ноги, растрепанного и немного подслеповато щурившегося без своих очков. На его сморщенный от удовольствия нос, когда он вдыхал запах горячего чая, на босые замерзшие ступни, на которые он то и дело натягивал край халата, упрямо соскальзывающего при каждом движении, на его улыбку — грустную, но неизменно ласковую… И понял... понял, что в этом нелепом чуде и его искренности — его собственное спасение… Не позволяя себе задуматься о том, что он говорит и что делает, Северус отнял у него чашку и, поставив на поднос, убрал все на тумбочку, притянув Гарри в сокрушительные по силе объятья, целуя жадно, властно…

— Я люблю тебя, — выдохнул Гарри такие нужные сейчас слова, и Северус попросил…

— Люби!.. Люби... — он с надеждой взглянул в зеленые глаза. — Потому что я хочу этого, хочу быть с тобой, хочу верить, что это если не навсегда, то надолго... Я хочу быть счастлив, если это возможно… Люби... столько, сколько сможешь любить...

* * *

— О чем ты думаешь?

— А с чего ты взял, что я думаю о чем-то?

Гарри улыбнулся…

— Ты уже час лежишь и смотришь в потолок, наводит на мысль о глубоких размышлениях.

— Это не очень приятные мысли…

— А кто сказал, что со мной можно делиться только радостью? — Гарри немного придвинулся к Северусу и поцеловал его в плечо. — Может, скажешь?

Тот после минутной паузы кивнул.

— Ладно, я пытаюсь понять, зачем Пенси убила ребенка.

— А разве это вообще можно понять? Она безумна.

— Да, но она все же логичная сумасшедшая. Все ее поступки ведут к конечной цели… Уничтожить Драко.

Гарри задумался.

— Она хотела сделать ему больно.

— Хотела, но… Когда мы говорили с ней… Понимаешь, она не слишком высокого мнения об отцовских чувствах Малфоя. И то, как он воспринял это… скорее, достижение, на которое она не рассчитывала… Мне кажется, что за этим поступком стоит еще что-то.

— Не знаю, Северус, для меня все это дико.

— Поэтому я и не хотел обсуждать с тобой мои предположения, — муж обнял Гарри и, притянув к себе, поцеловал в лоб. — Ты спи…

— Это вряд ли… Слушай, а когда похороны? Может, я чем-то могу помочь с организацией… — Северус бросил на него такой удивленный взгляд, что он смутился. — Нет, если обойдутся без меня… Я только предложил…

— Похороны! Точно! — Снейп поцеловал его в губы. — Молодец! Теперь все, наконец-то, встало на свои места!

— О чем ты?

— Я понял, зачем Пенси понадобилось это, на первый взгляд, бессмысленное убийство.

Гарри нахмурился.

— Северус, нельзя говорить так цинично о смерти ребенка.

Его муж удивленно на него посмотрел, а потом… Нет, он не разозлился, он объяснил.

— Прости, Гарри, мне так проще размышлять — абстрагируясь от лишних эмоций.

— Ничего, рассказывай дальше, что ты понял?

Снейп кивнул.

— Предположим, она знает, что совершила маленькую ошибку, заявив мне о своих намерениях, и поняла, что я сделаю все, чтобы обезопасить Драко. После ее побега какое было бы самое логичное решение?

— Заставить его куда-нибудь уехать.

— Правильно. В Англии Малфоя держит немногое, он забрал бы ребенка, Гермиону — и ищи их потом по всему миру. Ей нужно было, чтобы он остался, хотя бы на несколько дней, поэтому она убила маленького Люциуса — теперь он задержится для похорон. Да и вообще, это пощечина, а Драко не тот человек, который проигнорирует брошенный вызов.

— Это плохо, да?

Северус нахмурился.

— Да, потому что означает, что у нее есть запасной план, о котором я понятия не имею, могу только строить предположения…

— Какие?

— У Пенси должна быть уверенность, что она доберется до Драко. Но его присутствие она может гарантированно ожидать только в одном месте. На похоронах. Значит, нападение будет организовано на фамильном кладбище Малфоев. Есть еще вариант, что его как-то попытаются выманить, но это маловероятно, ведь он настороже… Но на похоронах наследника он не может не присутствовать.

— И что нам делать?

Северус поднялся с постели.

— Я буду думать. Ты спи…

— Может, организовать охрану?

Снейп пожал плечами.

— Это хороший выход, но он мне не нравится.

— Почему?

— Противодействовать, не зная, с какой стороны ожидать удар, гораздо труднее, чем действовать. Ни одна охрана не даст стопроцентных гарантий. К тому же, ну спугнем мы Пенси, что дальше? Драко придется всю жизнь ожидать удара в спину? Нет, мы должны придумать что-то другое.

— Что?

— На этот вопрос у меня нет ответа, и, чтобы его найти, понадобится крепкий чай и сигареты. Я буду в кабинете.

— Хорошо.

Надев халат, Северус шагнул к двери, но на пороге остановился.

— Да, Гарри…

Гарри поднял на него глаза.

— Что?

— Будь пару дней осторожен. Не ходи никуда без сопровождения хотя бы Лонгботтома.

— Почему?

— Я принял одно в корне неверное решение, как только мы закончим с похоронами, я его исправлю, но пока будь предельно осторожен.

— Могу я поинтересоваться, в чем, собственно, дело?

Северус нахмурился.

— Конечно. По условию приговора мистера Кавадроса, он не может приближаться к списку лиц… В нем я и Джейми. Тебя я в него тогда не включил, теперь хочу это исправить.

Северус замолчал, он смотрел на Гарри, словно ожидая чего-то, но тот только улыбнулся.

— Тебе нечего сказать? — наконец спросил Снейп.

— Ну почему, есть что… Я рад, что ты передумал.

Профессор покачал головой.

— Когда-нибудь я научусь тебя понимать? Ты не злишься, что я поставил под удар твою жизнь?

Гарри улыбнулся.

— Наверное, стоило бы… Но знаешь, тот факт, что теперь я тебе дорог, как-то перевешивает любое раздражение. Так что проехали.

Северус пожал плечами.

— Меня угораздило влюбиться в жизнерадостного идиота! — горестно сообщил он самому себе.

Поскольку после этого за ним захлопнулась дверь, Гарри не смог переспросить и убедиться, что ему не послышалось, он не во власти галлюцинации и вообще… Потом… Потом недоверие испарилось и Гарри громко засмеялся, оправдывая репутацию этого самого позитивно настроенного кретина. Стараясь заглушить смех, он уткнулся носом в подушку. А чего еще можно было ждать от Снейпа, торжественных фраз? Романтического признания ночью под звездами? Гарри и не надеялся, что ему устроят что-то подобное… Наверное, он и не поверил бы таким словам, а сейчас его захлестнула волна теплого, безудержного счастья. Его любят… Он любит… Они любят… Вместе… Чудесно.

* * *

Северус потратил час на создание плана действий, он был невероятно рискованным, и это его раздражало, но придумать что-то другое он был не в состоянии. Все остальные идеи предполагали временные решения проблемы. И только эта была способна раз и навсегда уничтожить угрозу, нависшую над Драко. Если он, конечно, согласится… Но это можно было отложить до утра, такой разговор не требовал спешки… Отправив все приглашения на «военный совет», он мог отложить часть проблем до завтра.

И все же… Нет, он понимал, что не так в его плане… День-два назад он рискнул бы, не задумываясь, а сейчас… Северус вернулся в гостиную и посмотрел на двери двух спален, за каждой из них было что-то невероятно ценное для него, и он не хотел бы расстаться ни с одним из них, но так устроена жизнь… Почему-то именно так…

Он вернулся в спальню. Гарри уже спал, как обычно, свернувшись клубком и обняв подушку, раздевшись, Северус нырнул под покрывало и притянул его к себе, стараясь не разбудить. Поттер что-то пробормотал, его голова устроилась у Северуса на плече, обжигая горячим дыханием шею.

— Все будет хорошо… — зачем-то тихонько пообещал он, запуская пальцы в растрепанные волосы.

Ему не ответили, да и не было необходимости в ответе. Потому что Северус говорил, чтобы заставить поверить в это себя, а не кого-то еще.

* * *

Гарри проснулся оттого, что из соседней комнаты доносились голоса. Натянув пижамные штаны, он вышел в гостиную и обнаружил там Северуса, Драко, Гермиону и Невилла.

— Ты как раз вовремя, — улыбнулся ему муж. — Чаю? И оденься — еще не все в сборе.

— Северус, кого мы ждем? — Драко выглядел очень усталым. У него под глазами залегли черные тени. Гарри снова почувствовал острый привкус жалости и тревоги.

— А где Джейми?

— В лаборатории, он позавтракал, и я дал ему кучу работы до обеда, — успокоил его Снейп и обратился к Малфою: — Отвечая на твой вопрос… — В дверь постучали. Северус пожал плечами, демонстрируя, что объяснения больше не требуются, и сказал: — Войдите.

Прибывшими оказались Лиз Астрикс и Рон, Гарри решил, что может пренебречь этикетом в одежде и сел в одно из кресел.

— Какого черта? — присутствие Уизли снова возмутило Малфоя. — Он тут каким Мерлином?!

Гермиона накрыла его руку своею, Северус пояснил:

— Потому что он нужен для осуществления моего плана. Садитесь, — кивнул он пришедшим, — и слушайте.

Лиз села на подлокотник кресла Гарри.

— Как ты? — шепотом спросил он ее.

Девушка пожала плечами.

— Стараюсь держать себя в руках. Дерек был хорошим человеком, я сделаю все, чтобы помочь вам найти эту сучку и упрятать ее как можно дальше. В идеале, в гроб.

— Понимаю, Лиз.

Она грустно улыбнулась.

— Поговорим после того, как нас посвятят в детали операции под кодовым названием «Поймай Пенси и сверни ей шею голыми руками».

— Хорошо.

Северус тем временем начал говорить, обращаясь исключительно к Малфою.

— Я вчера много размышлял на тему, зачем Пенси убила Люциуса, и пришел к выводу, что это не просто жест сумасшедшей или попытка причинить тебе боль… Ей этого мало — она жаждет крови, причем исключительно твоей. Полагаю, Пенси прекрасно понимала, что, как только ты узнаешь, какие мотивы ею движут, и услышишь о побеге, то пустишь по ее следу всех ищеек, которых можно нанять за деньги, а сам, как человек разумный, уедешь из страны. И тогда не факт, что она доберется до тебя раньше, чем ее поймают.

Драко задумался, побледнев еще больше.

— Я понимаю… Ты считаешь, что она убила Люциуса только затем, чтобы я задержался для похорон? Это уму непостижимо, но я уже ничему не удивлюсь…

Северус кивнул.

— Я думаю, такое предположение нельзя сбрасывать со счетов.

— Полагаю, ты прав, но я не буду бегать от этой мрази!

— И это тоже соответствует ее стремленьям, Драко. У меня есть план, как прекратить этот кошмар раз и навсегда, но он довольно рискованный.

— Говори.

Северус сосредоточенно кивнул.

— С вашего позволения, я начну с самого начала. Несколько лет назад мистер Лонгботтом привез из свой экспедиции на Эквадор одно занятное магическое растение. Министерским чиновникам оно показалась бесполезным, и они отказались его даже классифицировать и давать название.

— Да, — вспомнил Невилл. — Мелкая травка, похожая на мох, местные колдуны называли ее… как же… — он напряг память. — Нет, не помню, но на английский переводится как что-то похожее на «вредоноска».

— Ну что ж, давайте так ее и называть с легкой руки Невилла. Эта трава растет около жилища колдунов и действительно вредна, если разрастается. Она питается магией — вытягивает ее из заклинаний, которые слабеют… Обычно ее нет в одном месте в таких количествах, чтобы причинить реальный вред, с этой травкой легко бороться, так что внимания она к себе привлекает мало. Как говорится, выкосили, поработали на магловский манер руками и забыли — такова точка зрения Министерства Эквадора, и наше с ним полностью согласно. Но меня заинтересовали свойства этой «вредоноски». Несколько лет в свободное от основных исследований время я занимался изучением ее свойств и пригодности ее в зельях. Было достаточно сложно, так как в засушенном виде она своих свойств не сохраняет, пришлось провести лето в Эквадоре. Не стану описывать вам сложности с консервацией и концентрацией, скажу только, что работать пришлось вручную без всякой магии, но результат того стоил. Я получил экстракт, одна капля которого, введенная подопытной мыши, поглощала направленный в нее Круциатус. Увы, к моей гордости как ученого примешивался тот факт, что это зелье не для массового производства. Кроме того, пока я занимался своим исследованием, власти пошли на поводу у местного населения и почти уничтожили это растение как вид. Невилл, знакомый с моими наработками, пытается найти следы этого магического растения, но пока…

— И?.. — не поняла Лиз.

Глаза Гермионы уже минуту назад загорелись фанатичным азартом.

— Думаю, профессор хочет сказать, что у него еще осталось то зелье, и теоретически оно может защитить человека даже от Авады.

— Гермиона правильно подчеркнула слово «теоретически». Опыты с Авадой я проводил только на мышах, все вышло хорошо, но зелье не было тестировано на людях и ынеизвестно как взаимодействует с другими составами, тем не менее, в моем плане оно играет значительную роль в качестве страховки.

— И что это за план?

— Мы поступим так…

— Фальшивые похороны? — возмутился Малфой. — Это возмутительно!

— Но логично, — поддержала Снейпа Гермиона. — Профессор прав, это должно сработать, мы сообщим в аврориат и позволим просочиться в прессу информации, что ты желаешь как можно скорее покинуть Англию, поэтому решил нарушить традицию и похоронить сына как можно скорее.

— Пенси не поверит.

— Поверит, если то, что профессор Снейп сказал о ее мнении по поводу твоих отцовских чувств, правда... Меня волнует другое... — задумалась Гермиона. — Как вы собираетесь обезопасить Драко? Напоить его экспериментальным зельем, которое может дать сбой? Я этого не позволю.

Северус покачал головой.

— Не Драко, нет, я не собирался подвергать его жизнь ни малейшей опасности. Все свои зелья я привык тестировать на себе. Тут придется провести еще пару дополнительных расчетов, я приму Оборотное зелье и нанесу экстракт «вредоноски» на кожный покров — думаю, это сработает.

Гарри почувствовал огромное желание придушить Северуса.

— А я думаю, нам надо искать другой выход из сложившейся ситуации! — резко сказал он. — Северус, ты не должен так рисковать!

— Если вы его придумаете, я буду только рад, а пока извольте дослушать, что я предлагаю.

— Хорошо, — смирился Гарри, уже зная, какую истерику он закатит этому упрямцу с тягой к саморазрушению, как только они останутся одни. И не просто истерику… Это будет полномасштабный скандал!

— Мы можем поступить так: я буду изображать Малфоя… Поскольку Пенси, кроме Драко, из всех присутствующих опасается разве что меня, то меня будет изображать Лиз, а вот ее место займет Драко и будет внимательно следить за территорией. Он лучше всех знает свою жену и ее повадки. Мистер Уизли и Гермиона будут координировать действия авроров, как только Пенси обнаружит себя, вы активизируете антиаппарационный барьер — через секунду после того, как по вашему сигналу на место аппарируют авроры. Я не думаю, что после убийства Драко Пенси попробует сбежать, ведь она будет считать свою миссию на этой земле выполненной. Но я не хочу оставлять ей шанса.

— План хорош, — кивнул Рон, впервые подав голос, — за исключением одного момента. Не вы будете изображать Малфоя, а я.

— Не будь придурком, — буркнул Драко. — Нам не нужно твое покаяние, Пенси знает мою манеру держаться и ни за что нас не спутает. Северус еще мог бы притвориться мною, но не ты. И вообще, зачем этот маскарад? Я сам смогу…

— Значит, придется меня научить как держаться, — спокойно ответил Рон. — Это не покаяние, как ты выразился, это логика. Профессору лучше иметь свободу передвижения и самому руководить операцией. Я не приму иного развития событий. Либо я иду вместо Малфоя, либо давайте искать другой вариант. Тут всем, кроме меня, есть, в общем-то, что терять, никто из нас, профессор, не сможет смотреть Гарри в глаза, если с вами что-то случится, и я не знаю, что будет с Гермионой, если умрет Малфой. Я много сделал для создания этой ситуации и обязан помочь ее разрешить, это мой выбор, и прошу вас его не оспаривать.

— Мистер Уизли, — вмешался Снейп. — Я не могу допустить…

— Можете и допустите…

* * *

Так больно. Гарри приподнялся с каменного пола, пытаясь оценить собственное состояние. Повреждений было много… Кажется, пара ребер сломаны, и вместо левой ноги он ощущает только источник непрекращающейся боли… Это плохо — со связанными руками он может только изображать гусеницу, но это мелочи по сравнению с тем, что творится с его животом, кажется, там вообще отбито все, что можно… Закашлявшись, он сплюнул на пол сгусток крови и совсем не удивился… Самым невероятным в данной ситуации было то, что на фоне этой непрекращающейся агонии он ухитрялся еще что-то соображать…

Глупо, нелепо… Какой же он кретин — попасться так просто и подставить своим необдуманным поступком не только себя, но и всех остальных…И Северус… Что думает о нем Северус?

Это имя — любимое, драгоценное, несло в себе больше боли, чем все травмы в его искалеченыном теле. Они поссорились — после того как никому не удалось переспорить Рона и большинством голосов утвердили этот идиотский план. Все разошлись, а он… На него накатила волна такой безумной, безудержной обиды…

— Почему ты собирался так рисковать?!

Северус поднял глаза от листа бумаги, на котором чертил какие-то схемы.

— Это оправданный риск — я действительно не вижу иного выхода покончить с Пенси раз и навсегда.

— Но почему?! — Гарри чувствовал себя одной воспаленной нервной клеткой. — Твоя жизнь стоит дешевле, чем жизнь Драко? У тебя есть семья, Северус! Мы тебя любим и боимся потерять!

— Я знаю, Гарри, но иногда риск бывает оправдан.

— Никогда — если речь идет о тебе!..

Северус нахмурился.

— Вспомни себя в школе! Твое поведение было более чем неразумно!

— Я знаю, но… Черт, ты не понимаешь, я чувствую себя чертовым ублюдком, потому что рад, что это Рон, а не ты будет там рисковать собой, и мне плохо оттого, что я чувствую себя так, и отвратительно, что не могу иначе.

— Гарри, — в голосе Северуса появились ласковые, вкрадчивые нотки. Он пересел, опустившись на подлокотник его кресла. — Думать так, это нормально… Это честно. Если бы под прицелом Авады должен был бы находиться ты или Уизли, я предпочел бы, чтобы это был Уизли…

— Как ты можешь говорить, что так правильно?.. Как вообще можно выбирать и не чувствовать себя за это дерьмом?!

— Можно.

Гарри вдруг удивленно взглянул на Северуса.

— Ты ведь за этим и позвал его, да?

— О чем ты?

— Ты знал, что Рон предложит себя на место Драко, ты все с самого начала знал!

Северус не смутился… Его губы исказила знакомая циничная усмешка.

— А если да?

Гарри задохнулся от боли. И он… любит... это… существо, с такой легкостью манипулирующее людьми, определяющее цену их жизням!..

— Подло, Северус, цинично, жестоко и подло! — его душил гнев. — Впрочем, наверное, для тебя ничего нового, да? Просто мерило практичности! Я был ненужен, и меня спихнули под удар Кавадроса, стал нужен — решили из-под него вывести. Сейчас бесполезен Рон? Да, это так! Он тебе никто, он знает то, о чем бы ты предпочел, чтобы он не знал. Как практично, Северус: по двум целям одним ударом! Вот только я думаю, что ты…

Сильные пальцы вцепились в его подбородок.

— Что я, Гарри?

Он опустил плечи.

— Ты просто холодная, расчетливая машина, Северус, тебе нет дела до чужих чувств… Как меня угораздило в тебя влюбиться, как я осмелился поверить, что все изменится?!

Наверное, это было глупо… Пальцы Северуса медленно отпустили его подбородок… Было что-то в его глазах… Гарри пожалел о своем срыве, о каждом сказанном слове, вернуть которое было невозможно. Почти импульсивно он потянулся вслед за этим лицом... куда-то туда, в прошлое, в одуряющий аромат сирени и серую дымку дождя… И так хотелось крикнуть: «Не уходи!..» И так странно и остро было понимать, как неумолимо что-то меняется в черных глазах, и знать, что к этому моменту он никогда не подберет лучшего описания, чем мелькнувшая в голове мысль о том, что для него просто закрылись двери в небо. И он испытал запоздалое отчаянье от обрушившейся на него потери.

Северус отстранился, резко встал и пошел к двери.

— Ну, теперь, по крайней мере, мы выяснили, что ты думаешь обо мне… Позволь кое-что прояснить. Ты прав… я не умею чувствовать и никогда не утверждал иного. Твои заблуждения и твои надежды — это не моя проблема, но позволь кое-что напоследок прояснить. Просто так — вдруг тебе это пригодится в жизни…

— Северус, я…

— Не перебивайте, Поттер, — его тон был сухим и официальным. — Я, по крайней мере, удосужился вас выслушать, теперь будьте любезны меня не перебивать… Сначала, только выстраивая план, я хотел сам изображать Малфоя. Но потом… Да, я позвал Рона Уизли, потому что предполагал, что он согласится занять место Драко, более того, чем больше я размышлял этим утром, тем сильнее мои предположения перерастали в уверенность… Мои мотивы… Я не хотел его использовать… Я дал ему возможность получить искупление, примириться с собственной совестью и найти способ как-то жить дальше — в согласии с собой. Я думал, вы… тот, кому собственный ребенок предоставил этот шанс, поймете меня… Рон Уизли погибнет, если не найдет способ исправить хоть что-то, вы, его друг, могли бы понять, как много для него значите вы, уважение Гермионы и собственная совесть. Да, я считаю, что человек, который не соглашался на протяжении шести лет убить своего врага, расчистив себе тем самым путь к благополучию, достоин уважения куда больше, чем вы или я. Человек, который нашел в себе силы сделать признание, теряя тем самым любимого человека, заслужил второй шанс в моих глазах… Но не в своих собственных — а это куда важнее… И этот его поступок исправит немного, и он все еще будет корить себя… Но он хотя бы сможет смотреть в глаза вам… Гермионе… Даже Малфою — а для него это значит много. И вы бы увидели это, Поттер, если бы хотели видеть… И вы бы поняли, что за беззаботными речами мистера Уизли скрывается нежелание жить вовсе, если он не сможет жить среди тех, кто ему дорог.

— Ты имеешь в виду?..

— Да, вчера, когда мы были в Малфой-мэнор, Гермиона обмолвилась, что он собирается послом во Францию. Вы поверили этому? Вы оба, просто потому, что решили, что, раз он высказался и больше не имеет от вас секретов, он смирился с собственным предательством и у него все будет хорошо? Да, мы, слизеринцы, может, и бесчувственны… Или как там у вас, гриффиндорцев, называется демонстрация своих слабостей всем и каждому, которой мы избегаем? Но мы не глупы и не слепы. Я навел справки в Министерстве, ваш Рон Уизли согласился временно, на три месяца, занять пост, пока не подыщут основную кандидатуру, и очень просил никому не сообщать, что он не принимает пост на постоянной основе.

Гарри был в ужасе, он вспоминал улыбку Рона, его беспечный вид, его сумбурные планы на фоне той боли, что он чувствовал.

— Ты хочешь сказать?..

Снейп безжалостно кивнул.

— Хочу. Он сделал все, чтобы ни вы, ни Гермиона, ни его родные ни в чем себя не винили. А теперь… он сможет хоть что-то исправить и, возможно, сумеет если уж не простить себя, то хотя бы с чем-то примириться… А потом… Кто знает, может, в его жизни появится если не смысл, то достойный раздражитель для существования…

— Поэтому ты…

— Поэтому я велел ему позаботиться о Лиз. Она любит думать о себе как о решительной женщине, а в окружении мужчин с не слишком твердым характером, но способных на подвиг, ей это прекрасно удается. Думаю, она в состоянии привязаться к нему, а если привяжется, то уже не отпустит. Я вовсе не примеряю на себя роль сводни. Просто это характерно людям в сложной ситуации — искать поддержки и находить ее… Но вы правы: что я могу об этом знать.

— Северус, — его собственный голос звучал умоляюще.

— Вы правы, Поттер, а я ошибся, не в вас — в себе, мне жаль… Да и насчет вас и мистера Кавадроса я поступил именно так, как вы сказали… А что касается Рона Уизли, моих мотивов и всего, что я тут наговорил… Разумеется, это все ложь, я подставил его вместо себя и Малфоя просто потому, что он мне никто… И он ничего не значит для моего почти бывшего мужа. Зачем мне волноваться о душе вдвойне чужого для меня человека? Потрудитесь собрать вещи и попросить у Альбуса другие комнаты. Я сам подам на развод… Я не привык быть не один. Мне действительно жаль… Прощайте.

* * *

Дверь… Он никогда не хлопал дверями… Гарри застонал, переворачиваясь на менее поврежденный бок. Не хлопать дверями… Не безразличие, не отсутствие боли и гнева — просто контроль и умение держать себя в руках. Почему все именно так? Почему он такой дурак, ну почему?! Чего стоило просто спросить Северуса, почему он поступил так, а не иначе, вместо того чтобы злиться и строить предположения? Ведь он бы ответил, в последнее время он всегда отвечал… Ничего не скрывая от Гарри, иногда болезненно, но всегда честно, а он… То, что сделал Северус… Он ведь действительно единственный из них, не произнося пафосных речей, подумал обо всем. Для него в этой игре не было ни пешек, ни разменных монет. Даже Пенси… Его как-то угораздило понять и принять даже ее мотивы, увидеть в ней зло… Но не безликое. Он понял… Странно, нелепо свернувшись на том самом диване, на котором выл вчера от боли Малфой, что ничего не кончено… Что Северус… Гарри вспоминал все — еще со школьных времен — он всегда делал столько хорошего… Как умел… Без расчета на благодарность. Его, мальчика, только вчера выбравшегося из чулана, бесило, что в этом наконец-то приветливом, улыбающемся мире есть кто-то, кто настаивает: «Покажи мне, что ты есть, а потом я решу, что с этим делать», — ведь даже Малфой хотел подружиться с ним, лживо, но зная его заочно… Все видели в нем персонаж из книжек по истории, иллюзорного спасителя, но Снейп… Он сразу поставил его на место, «ты для меня никто, пока не докажешь обратное». И все же он спас его уже на первом курсе, рисковал собой на третьем, был готов дать убить себя за него сотни раз — не за героя, за глупого ребенка, сына человека, который сделал все, чтобы превратить его школьные годы в ад. Ничего не отрицая, не уподобляясь толпе его восторженных поклонников, он делал ради него едва ли не больше, чем другие учителя, при этом оставаясь все таким же непримиримым циником, когда дело доходило до статуса Мальчика — Который — Выжил. А вот ему в детстве ярлыки нравились, ни один поступок Мастера Зелий не заслуживал благодарности просто потому, что «это Снейп». Ну и кто из них, спрашивается, дурак? Кто бессердечный ублюдок? Кто не умеет ценить людей? Почему для него Северус с детства был не человеком, а статуей?.. Ему что, не может быть больно? Нет таких слов, которые могут его ранить? Ублюдок… Кретин… Эгоист. Он ведь даже не удосужился понять Рона. Кое-как склеил ущербный мирок их дружбы и ладно, на таком суррогате можно было протянуть часок-другой, корча из себя человека, который умеет прощать… Невольно он вспомнил Локхарта. Его ненавидели и они и Снейп, но даже в этом Северус был честнее…

И сейчас… Вся их жизнь… Почему он понял, что полюбил? Вынырнул из одной пучины отчаянья, чтобы нырнуть в другую?.. Нет, он просто… С первой встречи… Это было не его заслугой. Джейми увидел в Северусе человека, достойного восхищения и уважения, а потом он услышал о Диего Кавадросе и понял, что его можно любить. За него сделали всю грязную работу, и Гарри оставалось только принять факты и следовать… Так легко быть добрым и искренним. Правда? Легко не верить словам, когда им противоречат поступки. Легко… Только вот его любовь не выдержала первого же испытания на доверие. Он не заслуживал Северуса и его любви так, как заслуживали ее те, кто сами пришли к пониманию его как человека, как заслуживали ее Драко Малфой, Джейми и даже Невилл, Невилл, который не питал иллюзий, Невилл, которому так хотелось, чтобы то, что не удалось ему, было подвластно другому... Наверное, такая доброта искренна… Такая любовь стоит Северуса, и ее он может принять…

Он заслужил все это, он заслужил в сто крат больше, чем просто горящее огнем от боли тело, скорчившееся на каменном полу. Они не смогли главного… Он не был наказан, а сломался раньше, чем они сумели до него добраться, и то, как пылала его душа… Они ни черта не смыслили в пытках…

Он предал Северуса, предал единственное, чем оправдывал то, что ему удалось достучаться до сердца этого человека. Свою в него безоговорочную веру… Единственное, чем он мог оправдать то, что нелепо, случайно выиграл там, где до него ломали копья куда более достойные… Невилл… да, именно Невиллу нужно было в это утро уничтожить его окончательно… В этом было куда больше справедливости, чем в том, что происходило с ним сейчас. Он вспомнил куда большую боль…

— Ты тут?

Гарри поднял голову с диванной подушки.

— Все хреново? — Невилл зашел в комнату и сел рядом. — Я понимаю, тебе неприятно, что Сев устроил весь этот цирк, но… Наверное, Рону это нужно.

— Цирк? — он еще нашел в себе силы удивиться.

— А как еще это назвать? Гермиона сразу поняла, в чем дело, едва я начал мямлить что-то насчет названия…

— Что?

Невилл смутился.

— Ну, она же обычно в курсе последних разработок. Я думал, может, Рон тоже что-то слышал, поэтому и заменил Эквадорскую Антею на эту нелепую «вредоноску». Это, конечно, секретная разработка Отдела тайн, но… Ты же знаешь, как болтливы эти министерские… Вдруг он слышал…

— Ты… Ты… хочешь сказать… — от потрясения Гарри стал заикаться.

Невилл кивнул.

— Конечно, зелье Северуса абсолютно безопасно, оно сейчас проходит последние тесты, наша лаборатория строится, в основном, именно для дальнейшего культивирования Эквадорской Антеи, мы нашли для нее еще более подходящую среду обитания, чем естественные условия, к тому же, чтобы обезопасить поселения волшебников и ограничить ее дикое произрастание, забрались в джунгли. — Невилл улыбнулся. — Слава, которую стяжает твоему Северусу его открытие, даже Фламелю не снилась. Думаю, Министерство уже сейчас готовит ему коробочку с очередным Орденом Мерлина. Правда… Ну, ты же знаешь эту политику. Это зелье — такой прорыв в науке… Все исследования приходилось держать в строжайшей тайне, чтобы о них не узнали даже эквадорцы, так что я вывозил все подряд из множества стран. У меня репутация ученого, который работает только на себя. Но теперь, когда у нас будет своя Антея и со строительством лаборатории по травологии все почти закончено… Думаю, Сев скажет Лиз…

Гарри нахмурился.

— То есть вся эта история с контрабандой — прикрытие тайных разработок Министерства?

Невилл кивнул.

— Конечно, я — гений в своей области, Сев — в своей, у Малфоя связи по всему миру, о сути проекта знали только мы трое, министр и пара парней в отделе Тайн, и, судя по тому, что Гермиона догадалась почти сразу, такие предосторожности были нелишними. Хотя может… тут дело в том, что Драко излишне разговорчив в постели или просто абсолютно ей доверяет. — Невилл улыбнулся. — И, тем не менее, несмотря на то, что проект почти подошел к концу и Англия почти наверняка станет монополистом в продаже зелья, способного остановить даже Аваду, со стороны Северуса опрометчиво, хоть и очень благородно, так помочь Рону… Малфой — он промолчит. Ты не поверишь, он, в общем-то, хороший парень… Способный и понять и принять многое. Может, он и ненавидит его сейчас, но то, как он подыграл Северусу, доказывает только одно: жить с этой ненавистью и дальше он не хочет.

— Значит… Значит, это неопасно, и все знали…

Гарри попытался подобрать слова. Невилл был изумлен.

— А ты нет?

— Нет…

— Странно, — он порылся в кармане. — Я думал, он скажет тебе... — Невилл достал, наконец, записку и протянул ее Гарри. — Это я получил от него ночью.

Гарри прочел:

«У меня есть одна идея, как помочь Д. Малфою, она еще не до конца сформирована, но должна решить проблему еще с одним человеком. В общем, завтра утром будь у меня и ничему не удивляйся.

С. С.»

— Он ничего мне не сказал.

Невилл только пожал плечами.

— Наверное, думал, что ты и так ему поверишь, — легкомысленно бросил он.

Все в Гарри сплелось в тугой клубок. Вопрос доверия… Ах да… Это был даже не тест «верь мне». Он не прошел самую простую проверку — жизнью, и все же… Ничего не кончено… Может, он дурак, но не Северус. Не его Северус… Он поймет, он простит… Наверное. Он уже многое ему простил — его родителя, его упрямство, его глупость… Он ведь перешагнет через нее дважды? Он ведь любит его, Гарри, — даже если он не слишком того стоит…

* * *

Он застонал, пытаясь поудобнее устроить раненую ногу. Рядом тут же смутно нарисовалась пара элегантных туфель, поднять голову для дополнительного обзора Гарри не мог, а потому выразил все свое презрение, сплюнув очередной сгусток крови на этот щегольски блестящий ботинок.

В ответ послышался тихий смех.

— Плохо, мистер Поттер? Как я вас понимаю… Что может быть хуже, чем одна разъяренная женщина? Только когда их две. Мне вас даже жаль… Нет, правда, поверьте, я, как никто другой, понимаю, что вы, в общем-то, ни в чем не виноваты, просто ваше появление в моей жизни было чертовски несвоевременным. До этого я с такими проблемами, знаете ли, не сталкивался. — Диего Кавадрос сел на корточки и взял его за подбородок. Жест был осторожным и почти нежным. — Вы совершили только одну маленькую ошибку, Гарри. Осмелились пожелать то, что мое, но даже она, в итоге, принесла мне свои дивиденды, так что я не вправе злиться на вас. Люби Северус меня немного больше, я бы сейчас был на вашем месте. Превратности судьбы…

— Пошел к черту, — прошипел Гарри разбитыми губами.

— Нет, мистер Поттер, к нему отправитесь вы, а меня ждет долгая жизнь с нашим бесценным профессором, что, впрочем, тоже предполагает все круги ада, так что, может, я даже со временем стану вам завидовать…

Пальцы Диего в каком-то подобии ласки пробежались по его щеке. Гарри из последних сил дернул головой, избегая этого прикосновения.

— Ты чокнутый, если думаешь, что после всего этого он будет с тобой.

— Ну почему же, тут столько желающих взять на себя ответственность за вашу смерть, мистер Поттер, что мое имя вообще фигурировать не будет. — Диего элегантным жестом поправил волосы. Он был даже красивее, чем Гарри помнил, самоуверенный, ухоженый, циничный. — Глупая женщина, она думает, ваша смерть разобьет ему сердце… — Кавадрос рассмеялся. — Но мы же умнее… Мы знаем, что у него его просто нет, иначе оно давно было бы моим. Вы, Гарри, игрушка, покорная, во всех отношениях приятная, но не более… Даже самые капризные дети не умирают из-за сломанных кукол. Его печаль будет недолгой… Он вас просто забудет… Я подожду столько, сколько потребуется, я буду рядом достаточно времени, чтобы вернуть его себе.

Гарри закрыл глаза. У него ведь нет необходимости выслушивать весь этот бред? Нет, конечно, нет… Лучше думать о другом… о собственной глупости, о своей несдержанности. Есть ли у него шанс, что его найдут? Нет, наверное, ни одного.

После разговора с Невиллом он оделся и попытался найти Северуса, но его не было в школе, он отправился куда-то с Гермионой. Малфой, который сообщил ему об этом, был занят с какими-то бумагами и выглядел злым и усталым. Он явно не нуждался сейчас ни в чьем обществе вообще, а в компании Гарри тем более, и Гарри отправился бесцельно бродить по коридорам старого замка. Можно было, конечно, пойти к Джейми, но сейчас он не хотел видеть сына. Боялся, что тот догадается о чем-то по его состоянию…

Вообще тогда Гарри нужно было немного времени, чтобы заставить себя поверить, что еще можно что-то исправить. Он не верил, что это конец, ничего не могло закончиться вот так… Нелепо, глупо. Северус вернется, и они поговорят… Он, Гарри, извинится за свои слова, за подозрения насчет Рона. И будет прощен, будет… Ведь не может быть иначе… Он же все объяснит — как испугался потерять… Как боялся обмануться… И, возможно, ему придется говорить долго, и он будет… Столько, сколько потребуется… А потом… Потом Северус все поймет… И они будут пить вечером чай у камина, а Джейми в кресле станет читать книжку и время от времени засыпать их вопросами, а потом, уложив мальчика спать, они отправятся в спальню и будет уже совсем другое тепло — не от огня, и оно будет куда горячее, на его фоне все другое станет неважным. Потом, в объятьях Северуса, он окончательно избавится от боли, будет уверен в прощении, заснет с улыбкой на губах. Да, наверное, так все и будет.

Погруженный в свои мысли, он не заметил, как в одном из коридоров налетел на мадам Пинс.

— Эй, Гарри, полегче! — улыбнулась библиотекарь, наклоняясь, чтобы подобрать рассыпавшиеся книги.

— Простите, Ирма, — он смутился из-за своей неуклюжести. Но она, обычно трепетно относившаяся к книгам, казалось, совсем на него не злится.

— Спешишь куда-то?

— Нет, я так, просто… Брожу, думаю…

— Ничто так пагубно не влияет на человека, как пустая трата времени. Найди себе занятие, вместо того чтобы без толку шататься по школе, люди, которым нечем занять руки, обычно имеют тенденцию забивать голову глупостями.

Он улыбнулся.

— Не уверен, что в моем случае труд облагораживает. Скорее, если я сейчас чем-то займусь, у меня будут все шансы по рассеянности свернуть себе шею.

Мадам Пинс усмехнулась.

— Это заметно, ну так сделай что-нибудь, что не нанесет ущерба ни тебе, ни окружающим — сходи в гости к Хагриду, сделай что-то, что давно планировал, но никак руки не доходили.

Гарри задумался, к лесничему идти не хотелось, добродушное участие сейчас способно было только еще больше растревожить все сомнения в его душе. А что он там еще в этой жизни планировал?

— Ну не знаю, вам помощь не нужна?

— Упаси Мерлин сегодня мою библиотеку от твоего присутствия! На улице отличная погода — даже для прогулки на кладбище.

— Да, точно, — Гарри вспомнил, что хотел разведать городок, в котором родился Северус. Ну так почему не сейчас? Ах да, его же просили никуда не ходить без сопровождения, но, наверное, это не так уж важно, в конце концов, он отправляется не в Хогсмид, а в маленький город, о его желании побывать в котором не будет знать никто, кроме мадам Пинс, так что это абсолютно безопасно. — Знаете, Ирма, наверное, я так и сделаю.

* * *

Он стряхнул оцепенение, сколько времени он провел, абстрагируясь от этого каменного пола и боли? Погружаясь в собственные воспоминания? Минуту? Час? Вечность?.. Море… За окном бесновались волны, гулко ударяясь о стену старого маяка. Пахло солью… Гарри даже не знал, что ее может быть так много: от вкуса крови на губах, от торжества стихии там, за стенами... Он закашлялся. Снова послышались шаги — на этот раз другие, более легкие.

— Эй, Поттер, пить хочешь?

Пенси пинком ноги перевернула его на спину. Гарри, чтобы не заорать от боли, закусил губу, на его лицо полилась вода, соленая. От того, что защипали раны, он зашипел.

— Не нравится? — она сочувственно закивала. — Как я тебя понимаю, вся моя жизнь очень напоминает то, что ты чувствуешь сейчас.

— Я что, исповедальня для собравшейся тут компании маньяков?

Пенси рассмеялась, последовал очередной болезненный пинок по сломанным ребрам.

— А почему, собственно, нет, Поттер? Мы же с тобой никогда просто вот так не сидели и не болтали по душам. Лично мне все равно, что с тобой будет, после того как профессор выполнит наши условия. Знаешь, будь моя воля, я бы тебя даже убивать не стала… Но к большому твоему сожалению, я тут одна такая пацифистка.

— Ты — пацифистка? Да знаешь, я никогда не видел существо настолько недостойное жить… Как ты могла?!.

Пенси достала узкую сигару и закурила.

— Мне плевать, поймешь ты или нет… У меня не было другого выхода. Оставить Люца Драко? Смотреть, как с годами он превращается в копию своего отца, как растет в доме, где хозяйничает эта грязнокровка, чтобы он называл ублюдков, которых она нарожает Малфою, братьями? Нет уж, уволь, такой судьбы я ему не желала, забрать его с собой? В бегах ребенок определенная помеха, так что все к лучшему.

— Ты — редкая тварь, Пенси.

— Да уж, какая есть, меня такой сделали. Урожай был посеян давно, время пожинать плоды.

— Что вам нужно от Северуса?

— Лично мне? Гарантии, что он завтра во время похорон не предпримет ничего, чтобы защитить моего мужа. Я, видишь ли, всерьез настроена овдоветь… Потом мы, конечно, пообещаем, что вернем тебя целым и невредимым, будь моя воля, так бы все и случилось — у меня нет претензий ни к тебе, ни к профессору. Но я тут, к сожалению, не одна. Некоторые просто жаждут твоей крови, считают, что это очень огорчит Северуса…

— Кавадрос так не считает.

— А кто говорит о милом Диего — он как раз уверен, что Северусу будет все равно, ему просто хочется, чтобы ты исчез, очень практичный парень — будь его воля, ты бы тут не лежал: Авада и в море — по мнению Кавадроса, самый простой способ вычеркнуть тебя из его жизни.

— Есть еще кто-то? Кто-то, кто считает иначе?

Пенси звонко рассмеялась.

— Глупый, наивный Гарри! А ты еще не понял? Неужели ты думаешь, что я тебя так просто выследила до того кладбища? Разумеется, это вечеринка на троих и без старушки Ирмы у нас бы ничего не вышло. Уж не знаю, за что она так ненавидит Снейпа… Ты не в курсе? И что это за история с тем мальчиком?

Ну конечно! Как он мог быть таким идиотом? «На улице отличная погода — даже для прогулки на кладбище...» Действительно, отлично сыграно: все как по нотам, и он позволил себя обмануть, как последний дурак! Теперь он вспомнил все… Разговоры… Вскользь брошенные фразы… «И вы простили? — Ни да, ни нет… Я просто приняла это». С самого начала Ирма Пинс делала все возможное, чтобы он не отступался от своей цели, чтобы добился Северуса… И все это было нужно только для одного… Вот уж воистину месть — это блюдо, которое едят холодным. Порою ледяным. Но для этого… Надо действительно не знать, как жить в мире с самим собой…

* * *

Гарри аппарировал в ближайшее знакомое ему место к городку, в котором прошло детство Северуса, это была маленькая гостиница, где они как-то проводили пару недель еще с Джинни, пожилой хозяин его вспомнил, и Гарри не смог отказаться от завтрака и беседы о пустяках. После еды он вызвал такси, водитель — улыбчивый парень — прекрасно знал все в округе и быстро довез его до места, маленького кладбища на окраине городка, единственной достопримечательностью которого была небольшая удобная гавань.

Бродя среди решеток старых оград, Гарри почти сразу нашел, что искал. Две могилы, одна — неухоженная, словно никогда не видевшая цветов… Вторая… Красивый могильный камень под сочно-зеленым канадским кленом. Родители Северуса… Он немного посидел на каменной скамье, стараясь осмыслить увиденное.

— Ваши родственники?

Он повернулся. На него смотрела теплым взглядом старенькая магла, сжимавшая в руке букет полевых цветов.

— Нет, родители моего друга, а вы знали их?

— Совсем немного, они были странными, эти Снейпы, очень нелюдимыми, ее в городке-то и видели всего пару раз. Его — чаще, они жили за холмами, в старом доме у маяка.

— А вы можете мне рассказать, как туда добраться?

— Конечно, мне тоже в ту сторону, можем вместе дойти до конца города, а там вы уже не перепутаете дорогу.

— Спасибо.

— Только подождите, я сейчас, — старушка поднялась и прошла немного дальше, в сторону маленькой, неприметной могилки. Гарри не знал, что заставило его пойти следом. Женщина положила цветы и обернулась на звук его шагов.

— Мой сын Денни. Он погиб много лет назад, я часто сюда прихожу, у меня никого, кроме него, нет в этом мире.

— Денни?.. — повторил Гарри. — А он, случайно, не был знаком со Снейпами?

Женщина кивнула.

— С их сыном, Северусом… Знаете, как это бывает в жизни, в маленьких городках? Я родила Денни без мужа, соседские ребята постоянно дразнили его безотцовщиной. Я работала официанткой в две смены, сами понимаете, времени на сына оставалось мало, его часто били, вот он и повадился убегать на старый маяк… Вы ведь знакомый Северуса, раз сказали, что это могилы родителей вашего друга?

— Да.

— Как он поживает? Я видела его пару раз, очень давно, когда только умерла его мать. Он тогда продал дом и заплатил старому Перкинсу, чтобы заботился о ее могиле.

— У него все нормально.

— Дикий был мальчик, нервный, чужих не любил, я все удивлялась, почему он Денни так нравится. Он ведь хорошо рисовал, мой сын, у нас весь дом был в портретах младшего Снейпа. Ну, пойдемте.

Гарри подал женщине руку. Она благодарно на нее оперлась, видимо, ей давно не с кем было поговорить.

— Простите, мой вопрос, наверное, покажется вам бестактным…

Женщина пожала плечами.

— Вы хотите спросить, как мой Денни умер?

— Да.

— Наш дом сгорел, то вообще был очень несчастливый год, сначала мой мальчик, через несколько дней утонул отец Северуса, потом жена Блеклуэла — это наш почтальон, сломала ногу, много чего было…

— А что сказали пожарные?

— Да что они скажут-то? Может, он плиту неаккуратно зажег или еще чего, да кому было дело? Отписались бумажками и все. А мне-то что: Денни не вернешь, а дом был съемный, так что со страховкой хозяева сами разбирались.

— Вы сказали, что вскоре утонул мистер Снейп?

— Да, течь в паруснике — как он с такой в море вышел, никто и не понял, впрочем, люди о многом судачили, и что убили его, и что он сам испортил лодку — но всем тоже было безразлично, не любили его тут.

— А за что?

Женщина пожала плечами.

— Не знаю, я с ним не общалась, говорили, недобрый был человек. На всех смотрел сверху вниз, как на мусор, хотя мужчина был видный, даже, можно сказать, красавец.

Когда дошли до окраины города, женщина кивнула в сторону дороги.

— Идите все время прямо, вскоре увидите маяк. Дом будет дальше, если свернете налево. Там сейчас Каннингсы живут, милейшие люди…

— Спасибо, я теперь не заблужусь, — улыбнулся Гарри.

Женщина кивнула, глядя на другую сторону улицы.

— О, теперь точно не заблудитесь. Вена! — окликнула она девушку на велосипеде. И пояснила Гарри: — Это дочка Каннингсов.

— Привет, — симпатичная брюнетка кокетливо стрельнула в его сторону глазами. — Кто это с вами, миссис Джерт?

— Этот молодой человек — друг бывшего хозяина вашего дома. Хочет взглянуть на маяк, проводишь его?

Девушка кивнула.

— Конечно. Если вы угостите меня мороженым.

Он улыбнулся:

— С радостью.

Поедая мороженое, он шагал по проселочной дороге рядом с девушкой, она оказалась, в общем-то, ненавязчивой и довольно молчаливой, они обменялись всего парой ничего не значащих фраз, когда впереди показался маяк.

— Ну, вам туда… — улыбнулась Вена.

— Спасибо, — обернулся к ней Гарри, ему в лоб упиралась волшебная палочка. Взмах — и мир окутала тьма.

* * *

— Ты не думай, что я такая жестокая, — Пенси стряхнула на него пепел. — Просто на своем примере знаю, что в нашем мире сотни способов спрятать всякие амулеты и портоключи. А со сломанной ногой и отбитыми внутренностями ты далеко не уползешь. Так что это практицизм, а не садизм.

— Спасибо, что объяснила, без тебя я бы не догадался.

Пенси наклонилась и затушила сигару об окровавленную нижнюю губу Гарри, ему повезло, крови на губах было достаточно, чтобы раны коснулся уже потухший окурок.

— Ты мне еще что-нибудь скажи, Гарри, — нежно уговаривала Пенси. — Мы тут с тобой до утра один на один… Наш красавец Диего алиби себе обеспечивает, Ирма занята тем же, а я — женщина неуравновешенная, по мне, умрешь ты с одним глазом или с двумя — без разницы. Усвоил?

— Да.

Гарри решил пока не злить ее — Пенси, судя по всему, была на взводе.

— Хороший мальчик, если ты всегда такой покладистый, то я понимаю, что Снейп в тебе нашел. Еще водички?

— Если она не такая соленая.

— Есть огненная, — Пенси, оставив его в круглой комнате, как Гарри понял, на площадке второго этажа башни-маяка, спустилась вниз и вскоре вернулась с бутылкой виски, налила себе в стакан и столько же плеснула Гарри в лицо. Пекло жутко, но он терпел, надеясь, что раны перестанут так сильно кровить. Но этот запах… Он с трудом удержался от того, чтобы не облизать губы.

— Мерзко, да? — Пенси села рядом на пол. — Понимаю. Хочешь выпить? Я правда налью…

Это не было выходом, несмотря на все желание, он прошептал:

— Обойдусь.

— Ну, как знаешь… Так чем тебя там грузила Ирма на кладбище? Я ехала за вами — знала, куда она тебя поведет, так что задержалась взглянуть на могилу. Что за мальчишка?

— Друг детства Северуса Снейпа.

— А… — Пенси пригубила виски. — Не нравится мне все это, Гарри.

— Что именно? — боль в животе заставила его перевернуться на бок, подтянув неискалеченную ногу к груди.

— Не знать мотивы тех, с кем приходится иметь дело. Нет, с идальго все более или менее ясно, ему нужен Снейп — в мире, где, за отсутствием более благоприятных условий, хотя бы просто нет тебя. Он — зарвавшийся мальчишка, который верит, что все в этом мире ему подвластно… Мне ли его осуждать — я сама, наверное, была такой… Когда-то, когда еще надеялась, что рано или поздно Драко поймет, как ему со мною повезло. Но Ирма… Почему она хочет убить тебя на глазах у Снейпа? Зачем ей это, почему оно желает, чтобы он косвенно послужил причиной смерти Драко? Чтобы ему пришлось выбирать между вами, предпочесть тебя, но все равно потерять?

— Ты мне объясни, ты тут женщина…

— Хочешь сказать, она была влюблена в Снейпа?

— Если верить тому, что она говорила, то да. Еще в школе, а потом он убил ее мужа.

Пенси усмехнулась, делая очередной глоток.

— Мило, выходит, Ирма и Диего хотят одними средствами добиться разных результатов. Жаль, я не увижу, что у них в итоге выйдет.

— Почему нет?

— Мой марафон по этой жизни, Гарри, закончится в тот миг, как остановится сердце Драко. Меня не учили без него жить… Да я и не хочу. Я без него бессмысленна, нелогична — как заброшенный дом, жильцы которого давно умерли, и он постепенно приходит в упадок. Я не могу без него годами угасать от воспоминаний, среди которых нет ни одного хорошего, это не по мне… Нет уж, мы падем на одну землю, в которой погребут и моего сына, и ничего не останется от Малфоев.

— Ты сумасшедшая.

Она кивнула.

— Я знаю, жаль, что моей любви не дано стать созидательной — зато разрушать и себя и других я научилась с блеском… А ты там, кстати, не сильно возникай — я твой единственный путь отсюда не в рай, а куда поближе.

Гарри с трудом приподнял голову.

— Что ты имеешь в виду?

Странное дело, человеку свойственно ошибаться даже при наличии в его распоряжении богатого личного опыта и накопленных знаний. Он всё чаще и чаще приходил к этому выводу. И чаще всего ошибаться приходилось именно в людях. А это — самое некрасивое и самое тяжелопереживаемое состояние… Не вопрос неоправданного доверия — вовсе нет. Просто когда строишь свою жизнь, постоянно сверяясь со списком целей и задач, то, когда что-то срывается камнем в пропасть, ты знаешь, кого винить — человеческий фактор. Самую непостоянную величину из переменных. И самое отвратительное, что в этом перенаселенном мире от людей действительно никуда не деться.

— «Мы можем покончить с прошлым, но прошлое не покончило с нами», — сказал он, откладывая в сторону письмо.

— Это из «Гамлета»? — спросил Невилл.

— Нет, — Северус покачал головой. — Это из Библии… И в этой фразе много сказано, также как и в этой: «Грехи отцов падут на детей». На этот раз действительно «Гамлет», хотя Шекспир тоже взял это из Библии. Очень полезная книга, если задуматься…

— Я тебя не понимаю, — похоже, Лонгботтом не на шутку рассердился. — Ты прочел мне письмо этой сумасшедшей, в котором она пишет, что Гарри похищен и она готова обменять его жизнь на жизнь Малфоя, и что мы делаем?.. Вместо того чтобы искать способ спасти обоих, дискутируем о религии и Шекспире? Что нам предпринять, Северус?

Профессор устало и грустно улыбнулся.

— Продолжать начатую беседу. Мне нужно понять. Это все как-то глубже, чем следовало бы… У меня есть лучший друг, если такое слово вообще применимо в свете моей жизни, которому я очень сильно доверяю и доверял. Мы с ним многое пережили вместе, очень многое. И то, что он мне говорил или что делал, я принимал на веру чаще, чем если речь шла о ком-то другом. Ты понимаешь, о ком я? И вот я стал замечать, что он мне врет. Первое, что я подумал, может быть, я ошибся или что-то не так понял. Но нет, все повторилось еще раз. Пойми меня, с того момента, как я получил возможность говорить ему правду, я перестал лгать даже в мелочах, такого я не допускал ни с кем из своего окружения. Я всегда честен с тобой и с ним. Всё, больше таких людей нет… Я могу лгать, мне лгут, все вокруг лгут — и мне до всех одинаково нет дела, однако когда лгут близкие люди, и которым не лжешь ты сам, то это как-то некрасиво и больно. Мне стоило больших трудов с ним поговорить по этому поводу, и он опять солгал. И день спустя он снова солгал. И это я понял только поздно вечером, когда уже лег спать, «вся головоломка была собрана в единое целое». Чтобы врать, нужно иметь хорошую память. Он, видимо, этого не знал. И самое интересное в том, что мне стало вдруг легко и ясно абсолютно всё. У него просто появилось что скрывать. Нас не учили демонстрировать свои эмоции, не учили любить… Он просто не знал, как мне объяснить, что он чувствует. Он и себе этого объяснить толком не мог…

— Ну и… Мы говорим о Малфое и Гермионе. Какое это имеет отношение к тому, что похищен Гарри?

— Самое прямое, Невилл. Я окончательно понял, что чувствовал Драко, когда сам начал лгать, — ему, себе, всему миру.

— Ты любишь Гарри, — Невилл выглядел потрясенным. — Это ведь не просто прихоть, да?

Северус устало кивнул.

— Да, и в тот момент, когда это перестало быть прихотью, это стало катастрофой… Мое так называемое чувство отравлено. Оно равносильно приговору, неужели ты не видишь этого?

— Нет, Северус, не вижу…

Взмах руки заставил Невилла замолчать.

— Я слишком сильно задолжал судьбе, просто раньше мне нечем было платить и я не боялся плодить новые долги. Когда человеку нечего терять кроме своей жизни, он, если не боится ни боли, ни смерти, становится неуязвим, он — проказа на коже жизни, с которой судьба вынуждена мириться… Потому что она не в состоянии заставить его платить по счету. Не думай, что я не осознавал этого. На самом деле у меня давно остался только один страх — привязаться к кому-то или чему-то настолько, что боязнь потерять сделает меня уязвимым. И ты и Драко — вы оба подошли достаточно близко к черте, за которой для меня неминуемо наступила бы критическая точка отсчета и судьба непременно явилась бы в роли кредитора. Но я удержал вас и себя на этой грани, не пустил дальше, чем мог принять… Гарри — это другое дело, он не стучал в дверь, он ее выбил… А потом — разве выгонишь упрямого гриффиндорца, когда он уже вошел?..

— Северус…

— Что «Северус»? Ты думаешь, я сошел с ума? Вовсе нет… Я как никогда логичен. Судьба дождалась своего часа и предъявила мне счет, осталось только понять, кого она избрала на роль Немезиды.

— О чем ты говоришь?

— О том, что за всем этим стоит не только Пенси. Подумай сам…

— Думаю… Но никто, кроме твоего маленького испанца, мне на ум не приходит.

— Это не Диего… Именно потому, что он идеально подходит для сложившегося сценария, это не он. Кто-то хочет, чтобы я так думал, но нет… Впрочем, думаю, он в курсе местонахождения Гарри, — потому что он, скорее всего, тот, на кого в итоге повесят всех собак, с Пенси такой номер не пройдет.

— Почему?

— Ее я успел понять, эта женщина безумна, но я ей нравлюсь. В ее понимании симпатии. Подумай сам: то, что я не стану опекать Малфоя, — не гарант того, что его не станет опекать никто больше. Послушай письмо еще раз — оно... какое-то поверхностное, вся его суть сводится к тому, чтобы скорее проинформировать меня о том, что пропал Гарри… Слушай:

«Ваш муж похищен, и вы получите его только в том случае, если Драко Малфой завтра умрет. Не пытайтесь мне помешать.

Леди Пенелопа Малфой».

— Глупое, несодержательное письмо, и все же… Но я не думаю, что Гарри просто ушел куда-то и это злая шутка.

— Это не шутка, Невилл, получив эту записку, я отправился на поиски. Последним его видел этим утром Драко.

— Но как ты думаешь, его захватили в школе?

— Нет, разумеется, нет, Гарри выманили из замка.

— Письмом?

— Такой возможности я не отрицаю. Я не сказал никому, что Гарри пропал, — только тебе и еще одному человеку. Никто больше не должен ничего знать.

— Почему?

— Потому что это, Невилл, не ход против Драко, эта перчатка брошена в лицо мне. И боюсь, у Гарри очень мало шансов остаться в живых, какая бы участь не ожидала Драко.

Лонгботтом бросил на него тяжелый взгляд.

— Но нужно же что-то делать?

— Нужно переговорить с Лиз, Роном и Гермионой, Драко сейчас не в том состоянии, чтобы волновать его еще больше, надо найти пару людей, которые завтра будут изображать нас с тобой на кладбище. Нам же предстоит прогулка в ином направлении.

* * *

— Что ты имеешь в виду?

— Есть хочешь? — порылась в сумке Пенси, проигнорировав его вопрос. — Есть даже бульон — цени, я озаботилась, — все остальное тебе сейчас скорее во вред, чем на пользу. Ну так как?

— Пока воздержусь, — Гарри было не до еды. — Ты сказала, что у меня есть шанс выбраться отсюда.

Она кивнула, плеснув себе еще немного виски, отошла к окну.

— Погода портится, думаю, завтра будет гроза. Любишь грозу?

— Я? Нет, не очень.

— А твой Северус, знаешь ли, любит. — Пенси сделала глоток. — Хороший он человек, если вдуматься.

Гарри кивнул.

— Я знаю, а ты в курсе, почему он ее так любит?

— Нет.

— Он говорит, что это — маска природы… Что там, выше, небо все равно синее.

Пенси отвернулась от маленького оконца с парой разбитых стекол и внимательно на него посмотрела.

— Красиво мыслит, да?

— Да.

Она кивнула.

— Это он умеет. Знаешь, в чем проблема людей? Они, в основном, некрасиво думают, стараясь облечь свои поступки в белые одежды. Он — другой. Внутри лучше, чем снаружи. Такая редкость… Мне не нравится все, что тут происходит, Гарри. В жизни я довольно побыла пешкой, так дайте хоть умереть королевой этого фарса. Ирма… Она все это подстроила с твоим похищением. Знаешь, в чем весь смысл? Когда Драко будет мертв, твой Снейп придет сюда и увидит, как ты умираешь, а дальше… Нет, ему ничего не грозит, дальше он просто будет с этим жить — с предательством Малфоя, который, что бы он ни говорил, ему почти как сын, и с воспоминанием о том, что тебя убили из-за него. Таков план Ирмы… В чем моя выгода? Да бред все это — нет у меня никакой выгоды, и мы оба это знаем… И Снейп это знает.

— Тогда зачем ты с ними заодно?

Она выглядела изумленной.

— Я? Тут каждый за себя, Гарри. И пока ты мне не рассказал, я только предполагала, что движет Ирмой. Это не союз троих. Тут каждый за себя, друг мой. До нашего разговора я искренне полагала, что из твоей смерти не будут устраивать шоу, теперь я считаю иначе.

— Я должен отсюда сбежать. Может, ну его…

— О, заткнись, — она отошла от окна и снова ударила Гарри ногой по ребрам, не смотря на то, что пинок вышел легким, он из-за предыдущих травм поморщился. — Сейчас ты попытаешься уговорить меня тебя отпустить. Помолчи, Поттер, побереги силы. Я вовсе не собираюсь пестовать в себе напоследок маньяка. Мне твоя смерть ни к чему совершенно, как и личные печали профессора Снейпа. Меня ищут авроры, и я хотела сделку. Надежное укрытие и информацию о дате похорон… Я не искала Ирму, она сама нашла меня и Кавадроса. Мне это было на руку. Они думают, что, убив Драко, я хочу бежать из Англии, обещали мне эту возможность, если я напишу письмо Снейпу и буду якобы причиной твоей скоропостижной кончины. Им не надо знать, что мой забег на короткую дистанцию. Я и побрякушки-то прихватила так, на всякий случай, думала, мне придется покупать себе союзников…

— Но… Получается, что и Кавадрос не до конца понимает ситуацию.

— Мы тут все пребываем в полной неосведомленности по поводу мотивов друг друга. Но знаешь, в чем они ошиблись?

— В чем?

— Они просили меня написать Снейпу письмо, в котором я обещаю, что в случае смерти Драко ты останешься в живых. — Она достала сигару и закурила. — Не находишь, что это глупо?

— В смысле?

Пенси наклонилась и посмотрела ему в глаза. Ее лицо... Гарри даже поразился, насколько спокойным и умиротворенным оно было. В этот момент он осознал, что она действительно не в себе, и в ее сумасшествии было что-то… Северус назвал ее своим отражением… Да, наверное... где-то там, в глубине ее голубых глаз, Гарри увидел даже не гнев, нет, всего лишь горечь. Ее было так много… Столько боли, похороненной глубоко в себе, не вынести ни одному живому существу, если он не бог и не дьявол.

Он смотрел на нее и думал, как часто он видел такую же агонию печали в черных глазах своего мужа, и этот яд…

— Я понимаю, ты для себя все решила. И это решение, оно…

— Честь и гордость есть даже у убийц и подонков. Я дала слово тебя вернуть, и я верну. — Она отколола от блузки маленькую брошь и прицепила с внутренней стороны к воротнику рубашки Гарри. — Постарайся, чтобы все время прилегала к коже. Это портоключ. Мои возможности ограничены, а потому он зачарован на момент моей, а не Малфоя, смерти, впрочем, верь мне, если можешь, одно за другим последует незамедлительно. Он настроен на приемный покой Святого Мунго. Тебе там помогут.

С трудом он перевернулся на спину, теперь камень броши постоянно царапал шею, но в этом было что-то успокаивающее. Он верил ей, не мог не верить слову человека, которого Северус — его Северус — назвал своим отражением.

— Сделай всем нам последнее одолжение... сообщи ему, что со мною все будет нормально.

Она покачала головой, отстраняясь.

— Этого я не обещала. Но могу и сделать, если ты сообщишь мне, что они там придумали для того, чтобы спасти Драко.

* * *

— Северус…

— Нет, Джейми, не сейчас…

— Северус, где папа? Я с утра его не видел, он куда-то ушел?

«Что я должен сказать? Солгать? Попытаться что-то объяснить? Слов «я дурак, который думает слишком много, а чувствует слишком мало» вряд ли будет достаточно. Их даже мне не хватает.

— С ним все в порядке. Он… «уехал. В Зимбабве... Гонолулу... Новую Зеландию... и не факт, что вернется, так что, возможно, ты осиротеешь уже трижды, потому что, как только я разожму кулаки и выпущу на волю всех своих бесов, мне станет совершенно понятно, со всею страшной определенностью, что я не знаю, как жить… как пережить... я ничего не знаю…» Он вернется через пару дней. Это связано с его работой. Нужно закупить новый инвентарь…

— А-а… — Джейми опустился на стул перед его рабочим столом — жесткий и неудобный, с высокой спинкой, сидеть на нем для нерадивых студентов всегда было сущим наказанием, и это казалось правильным. Но только не сейчас, когда держать осанку и смотреть в глаза учителю вынужден был мальчик, взгляда карих глаз которого он сейчас страшился сильнее, чем чего бы то ни было… Боялся их излишней проницательности и разумности…

— Отец, — он еще не научился не реагировать на это слово, только сегодня вместо приятного тепла по позвоночнику поползла холодная капля. — Не лги мне.

А это возможно, не солгать? Возможно? Признать это?.. Еще утром он хотел уберечь Гарри. Все получилось странно, нелепо, абсурдно… Он хотел объяснить все еще до прихода остальных, но его муж… его… Нет, теперь ложь себе потеряла всякое значение. Не просто зеленоглазый мужчина, не податливая игрушка для секса, — его, Северуса, сердце, то, что от него осталось… Оно спало, по-детски свернувшись клубочком. Уткнувшись носом в подушку, и это оно… он… было прекрасно. Красиво, бесконечно дорого и иррационально безболезненно. И пришло на удивление редкое, умиротворяющее понимание, что это то, что надо, и надо именно ему… для того, чтобы улыбаться… Но… он ничем этого не заслужил. Этот мир. Это сладко посапывающее чудо… В жизнь которого он не сможет привнести ничего, кроме боли. И дверь закрылась… Он вышел молча. Не потревожив, не разбудив. Он хотел повод — он спровоцировал, он получил заданную реакцию, так почему стало так больно? Почему он не доиграл до конца роль ублюдка, которую для себя наметил? Потому что разочарование в зеленых глазах, которые обычно светились для него только теплом, любовью и пониманием, стало невыносимым?

Да, наверное, и нет… Что за бред… Его словно резало заживо недоверие Гарри, и он почему-то, совершенно не следуя сценарию, стал разыгрывать собственное оправдание… Как по нотам — ни дать ни взять оскорбленная невинность… И переиграл, заигрался… Он был прощен именно в тот момент, когда вспомнил, зачем все это…

…Актер может сыграть хорошо, только вживаясь в роль. Ну так почему, во имя Мерлина, ему это не удалось!? Почему он свернул с заданного пути? Почему ему так захотелось что-то изменить в глазах Гарри... Почему? Откуда это? Он не выдержал роли, он стал отождествлять ее с жизнью, но он опомнился и произнес это слово — развод. Он нашел в себе силы, он сказал «хватит», он избавил Гарри от себя. Так почему так… Почему он сделал все, чтобы оставить ему сомненья? Он ощущал себя таким дерьмом, когда понимал, как сильно хотел, чтобы этот логичный, хорошо организованный побег ему не удался. Чтобы его нашли и вернули… В уютное, теплое... в семью. Их семью, не похожую на другие... но это было хорошо… Он ведь пытался спасти Гарри от себя — и, в то же время, делал все возможное, чтобы тот не спасся.

— Не лгать тебе… Я не лгу. Гарри скоро вернется. «Или я буду уже мертв, и ты не сможешь предъявить мне счет за эту ложь. Потому что я, наконец-то, нащупал свой предел, и это — жизнь… такая, как раньше, — познав другую, я больше не смогу быть прежним».

Джейми всхлипнул.

— Не надо щадить меня. Папочка... он сорвался и снова запил? Он нас бросил? Не надо его оправдывать… Я… я…

Злость, неоправданная, безосновательная, — на себя, на этого ребенка с его неверными выводами… Он вскочил и ударил его по щеке раньше, чем успел все обдумать.

— Никогда… Никогда больше… слышишь?.. Гарри скорее умрет, чем снова бросит тебя…

— Да, — мальчик смотрел на него сверкающими от счастья глазами, прижимая ладошку к покрасневшей щеке. — Спасибо, значит…

Северус обнял Джейми.

— Прости. Никогда в нем не сомневайся.

— Да, да… — всхлипнул Джейми… — Никогда! Ни в нем, ни в тебе, потому что мы — семья!

Северус невольно усмехнулся в темную растрепанную макушку.

— Это не так уж важно, главное, что мы любим друг друга. А ведь мы, черт возьми, любим!

* * *

— Что значит, вы не сможете быть на похоронах, объяснитесь?

Гермиона мерила шагами комнату, останавливаясь только у пепельницы, чтобы потушить очередной окурок.

— Успокойся, — Невилл взял на себя роль парламентера, что позволяло Северусу молча сидеть за столом, почти не отвлекаясь на содержание беседы. — Просто возникли непредвиденные обстоятельства.

— Что может быть важнее в данный момент, чем жизнь Драко? У нас был хороший план, а теперь…

— Теперь он не стал хуже, Гермиона, просто поменялся состав исполнителей, думаю, все пройдет, как планировалось. Пара профессионалов справится ничуть не хуже, чем мы с мистером Лонгботтомом.

— И все же мне непонятно ваше решение! С чем оно связано, что за дела такие, и почему здесь не присутствует Драко? Его это тоже касается! Или не можете взглянуть ему в глаза?

— В глаза… — он посмотрел на нее, и Гермиона замолчала. Северус знал, что выглядит, мягко говоря, неважно, но это сейчас не стоило внимания. Он провел несколько часов с Джейми, и, в конце концов, ему удалось — ценой невероятных усилий — убедить мальчика, что все в порядке. Но эта игра… Фальшивые улыбки, стандартное поведение… И все это в тот момент, когда ему больше всего хотелось просто обнять этого ребенка и молча сидеть, глядя в пустоту. Он устал… Не физически, нет, это была та моральная усталость, которая отравляет ум, сердце и подчиняет себе тело… И хочется только одного: чтобы мир замер, но приходится жить, двигаться, говорить, что-то решать… — В глаза я, не испытывая стыда, могу посмотреть кому угодно. Будь здесь Драко, мы бы даже не обсуждали сейчас мои решения. Он знает значение слова «надо» и привык мне верить, но я думаю, все присутствующие согласятся, что сейчас у него проблем и так хватает, так что обременять его лишними нет никакой необходимости.

— И все же…

— Нет, вы не узнаете моих целей, и давайте покончим с этим. Обсудите с Невиллом кандидатуры тех, кого можно привлечь к этому делу. А меня ждет сегодня еще одна встреча.

* * *

У Эллы Трафт было два недостатка: страсть к сапфирам и тяга любить влиятельных мужчин — «сильных мира сего», как она их называла. Увы, выйдя замуж, эта испанская красавица быстро поняла, что ее муж не удовлетворяет ни одной из ее потребностей. Судья был не так богат, как казалось в начале их знакомства, и сделать Министра Магии из неуверенного, серенького Меррика не представлялось возможным. Придя к таким неутешительным выводам, Мануэлла-Эстра — для английских друзей просто Элла — загрустила, но ненадолго. Эта предприимчивая женщина скоро нашла способ пополнять свою коллекцию сапфиров. Загнав мужа под свой острый каблучок, она быстро приобрела в нужных кругах репутацию человека, от которого напрямую зависел успех дела, если в суде председательствовал судья Трафт. Взятки, которые Элла предпочитала называть «презентами от друзей», она получала в бархатных футлярах, принимая как личное оскорбление, если в них вдруг оказывались бриллианты или рубины.

С «сильными мира сего» складывалось куда хуже. Либо это были старики, абсолютно не во вкусе Эллы, либо сухари-чиновники, либо безнадежно женатые, верные мужья… Элла хмурила брови. Где же беспощадный классический негодяй с плотно сжатыми губами и взглядом, способным зажечь огонь страсти в груди прекрасной сеньоры?

И вот один такой сидел сейчас напротив, более того: на его коленях лежал — на этот раз кожаный — футляр, содержимое которого могло поразить даже самую равнодушную к сапфирам женщину… а она не могла присвоить себе ни то, ни другое. Мужчину — потому что она была ему неинтересна, колье из платины с огромным камнем в центре, окруженным россыпью фиалок, выполненных из более мелких камней, — потому что за него от нее требовали практически невозможного.

— Мистер Снейп, — Элле хотелось плакать от обиды. — Я правда не знаю, где Диего, смею вас уверить. Утром был у нас, а сейчас, должно быть, у него какие-то дела. Он заходил еще раз, может, скоро вернется? Он весь день бегает туда-сюда и не отчитывается передо мной.

— Миссис Трафт, — ее гость придвинулся немного ближе, заманчиво сверкнули сапфиры — она любила этот синий, холодный блеск, такой же, как цвет глаз всех Кавадросов. Черт, у нее было платье, к которому эти камешки подошли бы идеально! — Могу я называть вас Мануэллой?

— Можете. — И этот мужчина тоже идеально подошел бы к ее гардеробу, было в нем что-то мрачное и готическое, что-то, что приятно щекочет нервы смесью возбуждения и опасности. Диего, которому так подфартило, не смог удержать рядом такого мужчину!.. И почему ей так не везет — она бы не упустила человека с такими сапфирами и такой аурой силы…

— Мануэлла, если вы мне поможете, я буду благодарен… А я умею быть очень благодарным. — Футляр невзначай пододвинулся ближе. — Ваш кузен снова затеял против меня игру, я нахожу, что эта мстительность выглядит пошлой и утомительной. Ситуация может доставить массу неприятностей мне… и очень плохо кончиться для него.

— Но чем же я могу вам помочь? — Она с вызовом взглянула в черные глаза своего собеседника. — Мы, Кавадросы, не предаем своих.

— Предаете, Мануэлла, просто это стоит очень дорого. Но кто говорит о предательстве? Мы рассуждаем о помощи, причем не мне — выполнив то, что я прошу, вы убережете своего непутевого родственника. Клянусь вам, если мне удастся с вашей помощью привести это дело к благополучному исходу, то я не трону Диего. Пусть уезжает домой в Испанию, и я о нем забуду.

— Я, правда, не знаю…

— Должен ли я заметить, что к этому колье вам могут доставить серьги и браслет?

Элла задумалась. Диего милый мальчик, но в последнее время и правда ведет себя неадекватно. Сначала ей пришлось дергать за ниточки все связи, чтобы он не загремел в Азкабан… И никто не знает, чем грозит ее доброму имени его очередная афера. Нет, его определенно стоило отправить домой, под опеку родителей, — и чем скорее, тем лучше. Но она не была бы урожденная Кавадрос, если бы не прояснила для себя два немаловажных момента…

— Вы дадите мне клятву, что пощадите мальчика?

— Дам.

— И думаю, к этому гарнитуру можно подобрать или заказать достойное кольцо?

— Не вижу в этом проблемы.

— Что я должна сделать?

* * *

— А что я могу тебе сказать? Думаешь, они не изменят план, после того как узнают, что я пропал?

Гарри лихорадочно пытался найти выход из создавшейся ситуации. Очень хотелось придумать что-то, что заставило бы Пенси предупредить Северуса, что с ним будет все в порядке. Чтобы он не рисковал понапрасну, спасая его… А ведь он будет… Это была непоколебимая, ни на чем, в общем-то, не основанная уверенность. Он пытался убедить себя, что между ним и Малфоем Северус выберет Малфоя, пытался поселить в своем сознании мысль, что, после их утренней ссоры, он ничего не значит для своего мужа и тот просто обратится к аврорам, но… Это была слепая, безграничная вера в кого-то, и логику она посылала куда подальше. Он просто знал, что Северус не бросит его, будь он любовником, другом или врагом — неважно… Он сделает все, чтобы его спасти, а Гарри как никогда хотелось, чтобы он этого не делал. Теперь он о многом думал иначе… Если бы можно было вернуть это утро, он… он наговорил бы Северусу вдвое, втрое больше злых, несправедливых слов, он напился бы вдрызг… Сделал столько безобразных вещей, сколько смог бы выдумать, только бы знать, что любимые люди вычеркнут его из своей жизни. Что он потеряет для них всякую ценность.

— Может, план они и изменят, — пожала плечами Пенси, — но я, по крайней мере, пойму логику их поступков. Итак… твой выбор, Поттер? Никчемная шкурка нелюбимого тобою Малфоя в обмен на безопасность драгоценного Снейпа.

Он лихорадочно думал.

— А для тебя это был бы простой выбор?

Она кивнула.

— Разумеется… А для тебя что сложного? С одной стороны — что-то значимое, с другой — бесполезное.

— И то и другое — человеческая жизнь, которая, по сути, бесценна.

Пенси искренне рассмеялась.

— Только вот давай без ложного пафоса. Ты так еще договоришься до того, что тебе после убийства Воландеморта кошмары по ночам снились.

Он горько усмехнулся.

— Не поверишь, но так оно и было.

Пенси удивленно подняла бровь.

— М-да… Диагноз понятен, больной — неизлечимый кретин. Полно тебе, Поттер, во всем твоем добросердечии присутствует здоровый эгоизм. Ты сейчас не о Драко думаешь, а о счастье своей бесценной грязнокровки. Зря… Ну поплачет она пару месяцев и вернется к мужу. Малфой не может быть ее, он — как украденная вещь, которая должна вернуться к законному владельцу. Ко мне.

— Чтобы быть сломаной?

— Да. Именно. Некоторые, знаешь ли, очень трепетно относятся к своему имуществу. Украденное надо вернуть, но то, что так долго пробыло в чужих руках, уже не вызывает ничего, кроме раздражения, и должно быть сломано.

— Какое-то у тебя извращенное представление о собственности.

— Вполне слизеринское, — Пенси отставила стакан. — Ну что, рассказывать, что меня ждет на кладбище, будешь? Или я спать пойду. А то заболталась тут с тобой. А завтра — великий день, мне нужны силы.

Гарри принял решение — солгать.

— Я не в курсе всех подробностей, но все по стандартной схеме: отряд авроров в засаде, базовая защита...

Пенси рассмеялась и снова напомнила ему о полученных повреждениях сильным пинком.

— Так не умеешь врать… Не начинай. Даже мой Малфой не был бы так банален, не говоря уже о твоем Снейпе.

Гарри, преодолевая боль, с трудом пожал плечами.

— Ну, извини, я не из вашего серпентария.

— Ничего страшного, — милостиво простила его Пенси. — Разберусь по обстоятельствам.

— Давай.

— Но всеэссенция-то наверняка будет, а?

Гарри стало страшно, он поспешно пожал плечами, едва удержав спровоцированный этим жестом стон.

— Понятия не имею.

Пенси удовлетворенно кивнула.

— Значит, будет, — верно расценив бледность Гарри, она добавила: — Да не переживай ты так, я сразу догадалась, более того: я была почти уверена, что такой страховки они со счетов не сбросят, несмотря на то, что я знаю каждое движение своего мужа и в кого бы он не превратился, его узнаю. В крайнем случае, убью всех, — радостно рассмеялась она.

— Ты и правда безумна.

Очень может быть.

— Интересно, что там еще задумали. Наверняка твой Снейп понимает, что одним зельем меня не проведешь. Ну да ладно, так даже интереснее. Спокойной ночи, Поттер. Я вот буду спать, как младенец, а тебя, похоже, замучают размышления. Мой тебе дружеский совет: не стоит так переживать. Чему быть — того не миновать, и от тебя-то уж точно ничего не зависит.

— А ты бы смогла уснуть, если бы дорогим тебе людям грозила опасность?

— А у меня нет дорогих мне людей. Был один — и того я завтра намерена уничтожить…

— Знаешь, мне тебя даже жаль.

Пенси фыркнула.

— Не стоит, себя лучше пожалей… А вообще, я думаю, и это сейчас лишнее. — Она достала палочку и взмахнула ею, прошептав какое-то заклинание.

За секунду до того, как провалиться в мягкую ватную мглу, Гарри понял, что это были сонные чары.

* * *

— Это движение должно быть более плавным, бери пример с Гермионы и Лизи, Уизли, ты ходишь как утка.

— А ты — как девица легкого поведения, Малфой.

— Слушайте, давайте он сейчас выпьет зелье, я его убью, и мы выставим завтра труп на всеобщее обозрение?

— Мы все убьем, — подытожила Лиз. — Тоже мне — образец морали и нравственности. Малфои не могут ходить как женщины легкого поведения. Мы двигаемся как монархи!

— Угу. Екатерина Великая с Людовиком Пятнадцатым, два в одном Малфое.

— Милый, не переживай так: у Рона в конечном итоге все получится!

— Твоими бы устами, дорогая, да произносить истину...

Снейп окинул взглядом впечатляющую картину: под руководством Драко Гермиона, Лиз, Рон и два сурового вида аврора осваивали сложную науку — быть Малфоем.

Невилл в кресле пытался не расхохотаться — несмотря на всю сложность создавшейся ситуации.

— Кто рассказал Драко? — холодно спросил он, стоя в дверях.

Лонгботтом указал на Гермиону.

— Она, разумеется. И раз уж ты велел мне им сказать, чтобы все завтра вели себя как Малфой, он решил устроить общий мастер-класс. Это Браен и Тим, они будут изображать нас с тобой.

Снейп холодно кивнул.

— Господа.

Драко подошел вплотную и взял его под локоть.

— На пару слов, Северус.

— Хорошо, — он зло и устало взглянул на Гермиону.

— Я от него никогда и ничего скрывать не намерена, — пожала она плечами в ответ.

Едва они вышли в коридор, Малфой бросил вокруг них чары против подслушивания и спокойно поинтересовался:

— Итак, что с Поттером?

Северус прислонился к стене.

— Ты такой умный или Лонгботтом не умеет держать язык за зубами?

— Невилл — гриффиндорец, у него несколько иные принципы, чем у нас, но на этот раз он молчал. Ты просто недооценил мою женщину, — хмыкнул Драко.

— А за что мне следовало бы ее ценить?

— После того как у вас возникло это непредвиденное дело, она, конечно, сообразила, что должно быть что-то очень серьезное, вспомнила, что при вашем разговоре не присутствовал Поттер, и решила, что он, должно быть, в курсе твоих планов, вот ты и изолировал его из боязни, что он проговорится друзьям. Вывод, конечно, был неверным, и, решив навестить Гарри, она застала в ваших комнатах только Джейми. Тот пояснил ей, что папа уехал за инвентарем для школы. Гермиона, — Драко невольно улыбнулся. — Она, если чувствует тайну, становится чертовски упрямой. Что ей стоило сходить к мадам Хуч и узнать, что да, Гарри действительно должен был на днях ехать за инвентарем, но его поспешный отъезд, о котором ее вообще предупредил не он, а ты, преподавательницу полетов очень расстроил. Они ведь еще не до конца утвердили списки, она даже смету у Дамблдора не заверила, а без нее Поттер может совершать покупки только на свои личные средства. Ты бы успокоил ее, а то она волнуется, что как-то неверно ему объяснила порядок сделок для школы, бедная женщина послала ему двух сов, и обе вернулись ни с чем. После этого визита Гермиона вспомнила, что днем ты у нее интересовался, не видела ли она Гарри. Зачем, если ты был в курсе его отъезда? Значит, хотел убедиться, что его нет? Она поднялась ко мне, и мы все обсудили. Вывод напрашивается один. Поттер пропал, ты в курсе, но пытаешься это скрыть. Итак, Северус, я слушаю.

Он задумался.

— Кто еще знает?

— Только я и Гермиона. Она хотела посвятить еще и Уизли, но я запретил, пока не поговорю с тобой. С этого камикадзе на сегодня и одной заботы хватит: научиться ходить, держа ровно спину. Думаю, перегружать его мозги лишней информацией незачем. Но я — не он, Северус, мы с тобой всегда могли обсудить все, что угодно… — Драко сделал то, чего почти никогда не допускал в последние годы, просто обнял его за плечи. — Итак, Северус, я хочу знать, что с Поттером, и как это связано с остальными событиями?

— Пойми, я просто не хотел тебя отвлекать от первостепенной задачи. Тебе сейчас надо думать о том, как избавиться от Пенси.

Драко серьезно кивнул.

— Я думаю, Северус, но то, что я беспокоюсь о себе, отнюдь не значит, что меня не волнует твое благополучие. Расскажи мне…

— Да, собственно, рассказывать нечего. — Он достал записку и протянул ее Драко.

Тот быстро пробежал глазами текст.

— Почерк Пенси, но стиль не ее, хотя... — он грустно ухмыльнулся. — Как выяснилось, я знаю о ней чертовски мало… Но одно могу тебе гарантировать. Это написано, скорее всего, под диктовку… Ну, или она, зная, что ты покажешь записку мне, пыталась донести через нее определенную информацию.

Северус заинтересовался.

— Какую?

Драко внимательно посмотрел на строчки.

— А черт ее знает, эту сумасшедшую суку, но одно я тебе скажу точно: она никогда бы просто так не подписалась «леди Пенелопа Малфой».

— Почему?

— Ты слышал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь называл ее Пенелопа?

— Признаться, нет.

— Это потому, что она ненавидит свое полное имя и очень давно, еще с тех времен, как мы оба поступили в Хогвартс. Ей какая-то двоюродная бабушка, очень гордая именем внучки, подарила две магловские книги Гомера «Элиада» и «Одиссея».

— Да, я помню, Пенелопа — имя супруги Одиссея, и что в этом не устроило Пенси?

Драко хмыкнул.

— Она просто возненавидела этот персонаж, говорила, что это имя какой-то древней гриффиндорки, и потребовала от родителей, чтобы никто не звал ее иначе, чем Пенси. Ну, со временем все привыкли, она даже официально сменила имя перед свадьбой, говорила, что не переживет, если и в новую жизнь вступит с этим мерзким именем Пенелопа. Больше этот вопрос не возникал.

Северус задумался.

— Значит, либо Пенси подписала письмо прежним именем, чтобы на что-то намекнуть, либо человек, который диктовал ей это письмо, обычно обращался к ней на «вы». Получается, они знакомы весьма условно, общались редко и этот гипотетический «он» знает Пенси еще со времен школы, когда свои официальные письма она вынуждена была подписывать «Пенелопа Паркинсон». Далее получается, что в последние годы они общались очень редко и за перипетиями вашей жизни этот человек не следил… Но почему Пенси пропустила такое имя в чужих устах и все же подписалась им? Хотела дать нам наводку или наоборот… А может, такая нестыковка ее всего лишь позабавила и это шанс нас запутать?

Драко пожал плечами.

— Да кто ее поймет… Тем более что это не все, чем я могу тебе помочь. Когда Гермиона рассказала мне о Поттере, я задумался… Не буду врать, что мои мысли были радостными, потому что снова вспомнил этих маленьких тварей, которые спокойно позволили убить моего сына…

Драко снова напрягся, его лицо помрачнело, и Северус… Малфой сам допустил это… Названий можно было подобрать много: утешение, простой физический контакт... но было кое-что еще. В этом таилась суть каких-то внутренних, произошедших с ними обоими перемен… Снова было можно… То, чему давно не было места в их жизни, вдруг стало простым и, наверное, даже необходимым — человечным, все еще неловким, но это было… Северус притянул Драко к себе, это дружеское объятие вышло неуклюжим, но от этого оно было еще ценнее.

Малфой не плакал никогда — с трех лет. Жизнь и тяжелая трость Люциуса его давно от этого отучили, чем его отец не раз похвалялся. Просто, как когда-то давно, мальчишкой, он позволил себе слабость… Только когда ему было очень больно и выносить все, притворяясь равнодушным, он уже не мог, были минуты, как сейчас… Драко переставал жаловаться и злиться подобно избалованному дитя, чью маску он носил не снимая, и просто, как слепой котенок, тыкался носом в сюртук своего декана, судорожно вздыхая. Обычно такие моменты никогда не длились дольше минуты, и Малфой, жутко смутившись, тут же отталкивал Северуса от себя, привычно прячась за хорошо скроенный имидж. Впрочем, кто из них в такие минуты не прятался и больше терялся, было еще вопросом. Однажды, когда умерли Люциус и Нарцисса и молодой лорд Малфой последний раз вот так цеплялся за его сюртук, терзаемый противоречивыми чувствами, не готовый к борьбе и новой жизни, искавший у него не просто утешения, но поддержки… он почувствовал… ту самую черту, о которой говорил Невиллу, и испугался, и нашел в себе силы первым отстранить его и сказать: «Ты уже взрослый, Драко, тебе больше это не нужно», — и услышал в ответ ледяное: «Конечно, Северус, как скажешь». И сейчас, когда это длилось и длилось, не минуту, не две, он понял, что все-таки ошибся… Он скучал, скучал по такому Драко, его Драко, которого эти минуты изменили навсегда, и который нуждался в нем как в единственном друге. Которого он оттолкнул, когда тот искал понимания… И сколько настоящих, правильных слов было за эти года не сказано... И сколько честной лжи они друг другу наговорили. Правда, лжи, потому что ни за одним словом не стояло простой и понятной истины: они нуждались друг в друге, поэтому-то, балансируя на грани признания чего-то, они только топтали пустоту… Но все равно, сейчас все было просто, куда проще, чем даже с его чувством к Гарри, потому что эта пустота все же была у них разделенная…

— Ты знаешь, что я люблю тебя?

Драко кивнул и, подняв голову, слабо улыбнулся.

— Угу, я предполагал что-то в этом роде. И, если уж быть до конца честным, то я тебя вроде как тоже. Люциус, наверное, вертится в гробу, как уж на сковородке, зная, что ты всегда был для меня тем, кем ему так и не удалось стать, примером для подражания. Я сказал ему незадолго до смерти… Знаешь, ничто не доставило мне такого удовольствия, как непонимание в его глазах. Быть Малфоем перестало значить для меня быть его копией. В нашем роду встречались и неплохие, деятельные люди. Взять хотя бы мою прапрабабку Ариадну. Чудесная была женщина, сбежала от мужа в тридцать лет с двадцатилетним неаполитанским матросом!

— Это не ее имя выжгли позорным клеймом с фамильного древа?

— Да, она самая.

— Прости, Драко, наверное, ни она ни я не являлись лучшими примерами для подражания.

Малфой лукаво улыбнулся.

— А для чего мы еще рождены, как не для того, чтобы, найдя достойный пример, брать от него самое лучшее и не повторять ошибок? Я действительно собираюсь сделать Гермиону честной женщиной. И это даже не моя заслуга… Просто она… Ну да, я знаю все, что мог бы сказать ты. Упрямая, порою чертовски занудная стерва. Наверное, моя та самая пра… посоветовала бы жить с нею во грехе и ни на что не жаловаться. Но я — не вы двое, а она — моя Мион — неповторима… Не спрашивай, чего мне стоило признать это.

Северус кивнул.

— Я понимаю, и все же… Мы говорили о том, что когда она тебе все рассказала, ты вспомнил о домовых эльфах.

— Да… Эти… В общем, все мы знаем, что их главное достоинство — то, что они могут становиться невидимыми, иначе эти существа, снующие днем по дому, очень раздражали бы хозяев. В Хогвартсе проживает самая большая колония в Британии, но даже они не управились бы со всей работой за ночь. В Малфой-мэнор у нас была традиция: каждый день за порядок в нескольких комнатах отвечал один из эльфов, то же самое — с коридорами. Мало ли зачем… чтобы пепельницы опустошались сами собой, в ведерках всегда были нераспечатанные бутылки шампанского…

— К чему ты клонишь?

— Я велел Герми поговорить с этим уродцем, что когда-то служил в нашем доме, а потом прикипел к Поттеру, и вот что она выяснила…

— Иногда я задумываюсь о том, жив ли ты еще… Не в физическом плане — тут все понятно, меня интересует твоя душа или то, что от нее осталось…

— Странное начало разговора, ты не находишь, Северус… Ты пришел только за этим? Тогда можешь уходить, я не знаю ответ, почувствуешь сам, когда однажды станешь призраком…

— Я не стану, не собираюсь оставлять после себя неоконченных дел. И жизнь... я никогда не любил ее так, как ты…

— Ну, это поправимо, все еще может измениться…

— Может. А что заставило остаться тебя? Я никогда не спрашивал…

— Ответ, что не хотел лишать потомков своей нетленной красоты, тебя не устроит?

— Нет.

— Ну, скажем так, я был достаточно упрям, чтобы пожелать доказать, что привидением можно стать и после поцелуя дементора. Очень порадовало, что Министерство до сих пор решает, к какой категории призраков меня отнести. Аналогов ведь не существует… Они все пытаются понять, не является ли это доказательством того, что у некоторых типов, вроде меня, совсем отсутствует душа… И что тогда осталось?

Комнату заполнил тихий, серебристый смех, который едва всколыхнул паутину.

— И ради чего все это? Какое-то незаконченное дело?

— Люди и их мотивы, Северус. Хочу разобраться... Ты вот первый раз навестил меня с момента смерти. Мне интересно почему? Мы расстались отнюдь не друзьями.

— Все еще больше интересуешься смертными и их делами... подумал бы о вечном?

— От него все равно никуда не денешься. Кому я буду интересен, если перестану являться носителем определенной информации.

— Ты и так никому не нужен, Люциус. Собственный сын изгнал твой призрак из фамильного замка.

Северус осмотрел мрачную неприбранную библиотеку. Мгла, паутина, потрепанные издания, которые были аналогами тех, что хранились в основной коллекции Малфой-мэнор или просто были не слишком ценны. Когда-то давно Люциус получил это имение в горах Шотландии в приданое за Нарциссой Блэк. Снейп еще помнил этот дом во всем блеске. В нем часто устраивались званые вечера в узком кругу и собрания Пожирателей Смерти. Но это было давно, задолго до того, как Драко сослал в этот дом призрак свого отца, изгнав его из родового замка, и надолго запер здесь… Одного, без слуг… Наедине с тенями прошлого, гуляющим по коридорам ветром и тишиной. Северус порою думал, что для блистательного Люциуса, который обожал всеобщее преклонение, это было худшей карой.

Бледно-серебристое прозрачное лицо на фоне темно-вишневых штор сделалось печальным.

— Да… Я знаю. Но много ли счастья ему принес такой поступок? Нет, мой дорогой Иуда, я слышал, он связался с этой грязнокровкой — куда падать ниже? Изгнание отца теперь — это… Малфои вымирают.

— Откуда такие сведения?

— Мир полнится слухами. Такой ответ тебя устроит?

— Мы, слизеринцы, всегда предпочитаем облечь мысли в большее количество метафор, это позволяет нам донести какую-то истину до собеседника, но окружив ее таким количеством лжи, что в конце разговора невольно озадачиваешься, а был ли в нем вообще смысл?

Люциус картинно расправил прозрачные кружева на манжетах.

— Возможно. Но я все же повторю свой вопрос, Северус. Чем обязан твоему визиту?

Снейп медленно обвел рукой комнату.

— Эти книги… В большинстве своем их написали уже мертвые люди, иногда я думаю о том, что библиотека — это единственное место, где время застывает… Ну или кладбище… Тебе здесь уютно?

Люциус рассмеялся.

— Нет. И думаю, ты задал вопрос, чтобы лишний раз напомнить мне об этом… Значит, ты пришел заключить сделку.

Снейп кивнул.

— Да, от имени твоего сына, хотя мне тут, в общем, нравится. В таких местах легко не замечать бег времени… — Он подошел, слегка склонив голову набок, разглядывая сквозь молочную дымку черты когда-то деятельного и властного мужчины. — А ты замечаешь?

— Как все... Иногда больше, иногда меньше. — Люциус спросил: — Что-то случилось, Северус? Ты странно себя ведешь — обычно такие дискуссии не в твоем стиле.

— Случилось? Не знаю, Малфой, может, ты мне скажешь?

— Я? Что я могу знать о тебе, кроме того, что ты сам мне расскажешь… Моя изоляция от мира… — Люциус элегантно обвел рукой комнату, — эти стены… В них проникает преступно мало информации

Северус кивнул.

— О да… Я, помнится, всегда ревностно охранял свою личную территорию и никогда никому ничего не рассказывал, но тебя это тоже никогда не останавливало. Ты всегда хотел знать о людях все…

— Не о каждом.

— Значит, мне повезло стать исключением? К моей жизни ты еще в школе проявлял повышенный интерес.

— В школе… — Люциус рассмеялся. — «О память! Ты — вот все, что мне осталось, немного грусти и безмерная усталость». Да… Ты знаешь, в последние годы я вспоминаю весьма незначительные события, которые живой человек зачастую вычеркивает из прошлого. Мне больше просто заняться нечем… В школе?.. Нет, ты не интересовал меня, но интересовал Ирму, а я тогда надеялся, что из нее еще выйдет толк… Наверное, я тебя удивлю… Но я спал с тобой потом потому, что очень хотел понять, что же в тебе такого, что внучка Гриндевальда выскочила замуж за магла только потому, что у него были черные глаза, волосы до плеч, греческий профиль и замкнутый характер. Но так и не понял.

— Ирма? — Северус почувствовал, что мир сошел с ума. Он, который считал, что не может быть интересен никому, в последнее время просто обрастал поклонниками. — Мне казалось, ее интерес ко мне был исключительно дружеским.

— Что ж, — его ответ явно приподнял Люциусу настроение. — Это приятно, что не я один не нашел ответы на все вопросы при жизни…

— А это вообще дано кому-то?

— Скорее нет, чем да… Но все же… Я все чаще вспоминаю нашего с тобой учителя…

Снейп скептически приподнял бровь.

— Учителя?

— Ну, это ты называл его хозяином… Неудивительно, почему ты переметнулся к Дамблдору. Северус, тебе всегда была невыносима любая форма зависимости.

— Не делай вид, что ты имеешь представление о моих мотивах.

Люциус улыбнулся.

— Я? О нет, Северус, к чему… Я хочу подчеркнуть, насколько ошибался, думая, что ты разделяешь мои… Так о чем мы, — бледная ладонь коснулась прозрачного лба. — Ах да, о нашем… Прошу прощения, моем, учителе. Помнишь, как он говорил: «Болью надо уметь наслаждаться»? Он научил меня этому. Мертвые не чувствуют её — только живые. Причинять боль — значит жить, она должна существовать только для этого…Наши отношения всегда были болью... Он причинял ее нам, мы — остальному миру. Благословенная закономерность… С того момента, как я увидел его, и до той минуты, когда он умер... Гм, в первый и во второй раз. Наши отношения были огнём. Моя единственная страсть, если подумать… И дело отнюдь не в физическом влечении или, если быть до конца честным, не в его полном отсутствии... его идеи были… Как наркотик. Мне они всегда нравились — замыслы великие и преступные… Болезненные, но от этого живые. Я наблюдал за своими знакомыми, за тем, как они влюбляются, и задавался вопросом, как они могут довольствоваться своими счастливыми романами? Я никогда не понимал этого — счастье никогда не существовало для меня… Меня лишили его от рождения, боль была единственной заменой счастью… Много лучше, чем оно само: боль можно потрогать… Она осязаема, а не эфемерна. Мы сблизились в мгновенье встречи, и до сих пор я не понимаю, откуда он знал всё это… О себе, обо мне, о мире… Он научил меня, как причинять боль, как принимать её, как сделать её своей. Разделённая боль сблизила нас. Но мы никогда не любили друг друга, мы знали друг друга гораздо лучше, чем любовники… В тот день, когда Лорд был полностью уничтожен, ты не поверишь, но я чувствовал его агонию…

— Метка, — сухо бросил Северус. — Все мы чувствовали.

— Нет, — лицо Люциуса стало необыкновенно одухотворенным. — Это другое… Я следил за тем, как он умирал… Я чувствовал его агонию в своем сердце… Я вынашивал ее, как мать носит дитя, я ею питался… Несколько минут он жил, чувствуя невыносимую боль… И я завидовал ему... Остроте его чувств. Но он… это было разочарованием — то, что он в итоге не вынес этого… А я пережил. Значило ли это, что я сильнее… Ты … Все мы… Те, кто выжил? Нет, не значило, ибо он был жаден даже в агонии. Свой дар разделил на всех, а я хотел один… Всю его чашу. Скупец… Я перестал чувствовать, когда он перестал дышать… Я дал себе слово, что, раз уж мне больше это недоступно, я совладаю с ним, я наступлю на хвост вечности.

Северус ухмыльнулся.

— И это твой выбор? На грани жизни и смерти… Убого.

Люциус одним движением скользнул к потолку, нависая над ним, гневно сверкая глазами.

— А ты… Ты не жалок? Ты, которой всегда был любим им больше остальных, ты, чей дар разрушать, быть разрушенным был рожден, а не приобретен под его мудрым руководством? Посмотри на себя… Я был рукой правой, деятельной, но только левую он считал чем-то сокровенным и стремился обласкать… А ты его предал, за что? Величие, сила? Большее могущество, чем мог дать он? Ты обменял наш мир на лживое искупление и постель пустышки, мальчишки, который ничего не значит, сосуда для судьбы, которая своею прихотью нарекла его роком!

— Ты потерялся во времени, Люциус. Поттер давно вырос. Но с этого момента, если можно, поподробнее. Насколько я знаю, ты не ведешь активной переписки — это место защищено от визитов посторонних, так откуда же такая осведомленность о моей личной жизни?

Люциус успокоился так же неожиданно, как пришел в ярость.

— А вот это тебя не касается. Я, похоже, немного увлекся. Мы говорили о сделке, что хочет предложить мой сын?

Северус покачал головой.

— Что бы он ни собирался тебе предложить… Я намерен теперь отговорить его от любых переговоров. — Он, раздвигая руками паутину, подошел к маленькому столику у много лет не разжигаемого камина. Отодвинув пепельницу, полную сигарных окурков, взял в руки потрепанный том в черном кожаном переплете, чье название прочел на кожаном корешке несколько минут назад. — Это я заберу, с твоего позволения или без него.

Серебристый смех… Глаза, еще более прекрасные в своей дымчатой нереальности, были полны им.

— Бери… Я давно выучил наизусть.

— Ничуть не сомневаюсь… Думаю, еще при жизни. Твоя невестка наверняка менее способна в некромантии. Люциус, при всем твоем интересе к делам мирским, ты все же потерял бдительность… Да-да, именно то, к чему всегда призывал ныне покойный Хмури, хоть в чем-то от него была польза… Окурки сигар миссис Малфой, твоя осведомленность… Думаю, эта родственница частенько тебя навещала вопреки запрету мужа.

Призрак пожал плечами.

— И что с того, милая девушка, тут я не ошибся в выборе… В отличие от моего сына, она ни на секунду не забывала, кто она и кем рождена.

— Мило, только вот ты можешь лгать многим, но не мне… Хорошая память не только у призраков, знаешь ли. Мы сегодня говорили с Драко, и я понял одну вещь. Нельзя быть невнимательным, когда заполняешь студенческие табели.

— Не понимаю, о чем ты…

— Пенелопа Паркинсон. Для всех и всегда просто Пенси, никто не называл ее иначе, и все привыкли. Но она все же была Пенелопой… И, выходя замуж, сменила имя… Я спросил себя, почему и зачем. А потом вспомнил один наш разговор, помнишь?.. Это было очень давно. Мы обсуждали, помнится, твои методы воспитания Драко, и ты мне сказал, что единственный способ получить любовь в этом мире — это выпестовать и взрастить такое живое существо, которое не сможет дышать иначе, как будучи с тобою, и все иное будет причинять ему боль и страх и станет карой. С сыном у тебя не получилось… Я вспомнил, сколько внимания ты уделял формированию личности не только своего сына, но и будущей миссис Малфой, которую выбрал с пеленок… Она разделяет твою доктрину боли во имя жизни? Она не может дышать без тебя? С ней у тебя вышло удачнее, чем с собственным сыном? Для того, чтобы прийти к подобным выводам, мне потребовалось не только это воспоминание. Я вспомнил еще кое-что… Ты ведь всегда благоволил к леди Шарлот Абервиль, а мы с ней, как известно, много времени проводили вместе. Так вот, однажды, много лет назад, как-то в театре у нас зашел разговор о тебе, и она посетовала, что ты, похоже, всерьез перешел исключительно на мальчиков. Я, помнится, удивился, зная, насколько ты любишь разнообразие. Она заметила, что тоже была озадачена и не удержалась от того, чтобы задать тебе вопрос. Шарлот была так мила, что процитировала мне твой ответ. Напомнить?

— Будь так любезен.

— «Секс сексом, но у Дракулы всегда одна невеста и у Одиссея — одна Пенелопа». Скажешь, совпадение? Любой скажет, кто не знает, что ты всегда считал ниже своего достоинства… Как ты говорил? «Марать свой ум магловской литературой»? Для человека, не увлеченного предметом, ты как-то очень глубокомысленно подобрал аналогию.

Люциус попробовал поапплодировать, но… Его ладони не издали звука большего, чем способно породить легкое движение ветра в замкнутом пространстве.

— Браво. Знаешь, единственное, о чем я жалею, что не в состоянии убить тебя.

— Я, знаешь ли, тоже… — ухмыльнулся Северус. — С удовольствием сделал бы это второй раз. Ты добился своего, верно? Она любит тебя… Не Драко, не своего ребенка — только тебя. И это был твой план изначально, она… Мне не подобрать лучшего слова, чем «фанатик»... Хотя и на редкость разумный. И не Драко она была верна все эти годы, не ради него несла на себе бремя брака, в котором была несчастлива… И убить его — это не ее желание, как не ее намеренье было уничтожить ребенка... — Северус поднял книгу. — Все здесь. Ритуалы воскрешения, чтобы провести простейшие из них, нужно быть последним из рода. Единокровным последним. Этому твой учитель хорошо тебя научил. Остается понять, чего так долго тянули? Не хотели вызывать подозрения? Мы с Драко проверили списки тех, в ком течет кровь Малфоев… За те годы, что прошли с момента твоей смерти, почти все они умерли. Причем совершенно одинаково. Никто не болел, и вдруг — раз… — Северус щелкнул пальцами. — Ничего не могу сказать. Хороший яд. Я, конечно, всегда был лучше тебя в зельях, но, помнится, с этим составом в свите Лорда справлялись только он, я и ты. Думал, ты передал опыт сыну, а он — своей жене. Оказалось, промежуточного звена в виде Драко не существовало. И если вы с Пенси надеетесь, что через некоторое время и я присоединюсь на том свете к твоим родственникам… Зря, Люциус… Остались только Драко и Лиз. Интересно, почему Пенси не дождалась ее в тот день, когда столько мне налгала, подставившись почти талантливо… Наверное, миссис Астрикс спасло то, что она вовремя отлучилась… Ее муж заметил, что Пенси освободилась? Или она не желала лишний раз рисковать?

Призрак кивнул.

— У меня все еще есть, что тебе предложить.

Северус хмыкнул.

— Ирму? Поздно, я уже знаю, что она причастна к исчезновению Гарри… Домовые эльфы слышат многое. Я долго думал, кто мог их свести с Пенси, кроме тебя… Старого друга одной и возлюбленного другой.

— Мило, и все же, Северус. Я знаю, где твой Поттер, а ты нет. Это все еще может стать сделкой. Драко за твоего мужа. Все честно, — очаровательно улыбнулся Люциус.

— Ты никогда не поймешь, Люциус… Мне не нужно выбирать, я сделаю все, чтобы вытащить обоих.

— Я долго строил пьедестал в душе своего сына. Но он поставил на него тебя, а не меня, и это я никогда не смогу ни принять, ни понять, ни простить…

— Мне почти жаль тебя. Почти… Сейчас Драко и Невилл накладывают на этот дом соответствующие чары. Твоими гостями в ближайшие две сотни лет не станут даже мухи.

Люциус усмехнулся…

— Что такое двести лет для того, у кого впереди вечность? Я подожду.

— Если она что-то значит для тебя, скажи сейчас, как нам остановить ее. Даже если ей удастся убить Драко, охранные чары уничтожат ее, попытайся Пенси их взломать.

Люциус пожал плечами.

— Время, Северус… Время... никто ее не заменит, но… У Дракулы, может, и была одна невеста, и у Одиссея одна жена, но я? Думаю, меня еще хватит на что-то. А время… Оно относительно. — Люциус пожал плечами. — Запечатывая дом, позаботьтесь об отсутствии сквозняков… Утомляет, меня постоянно сдувает в холл.

Снейп кивнул.

— Можешь сразу в него переезжать.

— Пошел к черту, Северус.

— Может, я и буду там до тебя, Малфой, но когда ты перестанешь бояться банально сдохнуть… Подумай, даже в аду ты окажешься в недружелюбной компании.

— Время, Северус…

Он ухмыльнулся.

— О да, Люциус, иного тебе ведь не осталось.

* * *

Наверное, глупо и наивно спрашивать у судьбы «почему все это происходит со мной»? Она не ответит, только подкинет напоследок еще пару-тройку неприятностей, и кокетливо вильнет хвостом, уходя от любой ответственности. Оставляя тебя один на один со смертью… А это действительно милая барышня — по-своему терпеливая и честная, только вот не любит она тех, кто от нее бегает, и, может, в этом их особое счастье — быть нелюбимыми ею. Некроманты, призраки… Да даже просто волшебники, которым магия продлевает существование… Она грустно смотрит на них и отворачивается, чтобы оставить на растерзание судьбе.

А что же с теми, кого она любит? Тут, самое странное, она не всегда стремится поработить их навечно, часто играет, превращая в горькую пародию на себя саму их жизнь, отбирает все лишнее, оставляя только путь служения ей… Дорогу к ней — в ее темные, но теплые объятья. Он иногда шутил, что смерть что единственная женщина, с которой у него был долгий роман, и задавался вопросом, простит ли она неверного возлюбленного и какая кара его постигнет… Он дойдет до нее сам, или его существование снова обескровят, пустив по однажды замкнувшемуся кругу... Странно, наверное, это прозвучало бы для маглов, но Северус Снейп, потомственный волшебник, считал, что является в некоторой степени большим мистиком, чем его собратья по колдовству. И дело было не в том, что он поклонялся Мерлину или древним богам, всех имен которых, наверное, не сохранила даже история магии. Просто… Он видел в своей жизни вещи, которые не смог бы объяснить даже Дамблдор, превысив годовую дозу сладкого в один день, а ведь старик был мудр и, кажется, действительно верил, что сахар стимулирует его мыслительные процессы… Да, он видел многое, что позволяло верить в судьбу и, за неимением более достойных противников, бросать вызов именно ей. С самоуверенностью, присущей людям, он всегда считал, что готов будет оплатить любой предъявленный ему однажды счет, он ошибся… Не любой.

Шорох шагов заставил его обернуться.

— Закончили?

Невилл и Драко кивнули до смешного синхронно, но заговорил Малфой:

— Поставили защиту, по-моему, получилось неплохо. Если она планирует убраться с кладбища живой и сунуться сюда, ее поджарит.

— Угу, как курицу на гриле, — буркнул Невилл. — Надо еще проверить противомагловские чары, а то у этого места может появиться репутация второго бермудского треугольника.

Драко хмыкнул.

— Ну давай проверим, а то меня не радует перспектива подобно старику Шамбергу платить штрафы до конца своих дней только потому, что ему взбрело в голову поселить своего экспериментального монстра в озеро и по склерозу забыть наложить защиту от маглов.

Невилл хмыкнул.

— Угу, и после этого страшные сказания о Лохнесском чудовище пошли гулять по округе. Вот так рождаются легенды у маглов и налагаются штрафы на безалаберных магов.

Северусу было не до дискуссий.

— Ладно, проверяйте защиту и через час жду вас в замке. Нам снова придется внести изменения в наш план насчет похорон. Думаю, Лиз нуждается не в меньшей защите, чем Драко. Я пока переговорю с ней.

* * *

— Подъем… Мне тут скучно стало.

Гарри, с трудом сбрасывая остатки сонного дурмана, открыл глаза. Кавадрос… Он бы предпочел Пенси с ее пинками, но не этого типа.

— Я вряд ли испытываю желание тебя развлекать.

— О, мистер Поттер, вы так скучны, что я, право, не знаю, что Северус в вас нашел. — Диего сидел в наколдованном кресле, глядя в окно. Его тонкие пальца держали крошечную чашечку кофе. — Общение — это немаловажный элемент среды обитания воспитанного человека, и, хотя у меня возникают серьезные сомнения в вашей культуре, я все же предлагаю беседу.

— Нам не о чем говорить.

Диего пожал плечами.

— Ну почему же... в мире масса пригодных для беседы тем. Например, погода… Я, знаете ли, только что из Лондона. Город все тот же. Улицы. Какие-то люди проходят мимо, в суете, второпях… Все куда-то бегут. Серое небо повисло над душой. Воздух наполнен сухостью и зноем. Наверное, будет дождь...

— А мне-то что? — Гарри попытался найти более удобное положение, но его, похоже, для его тела не существовало в природе.

— Как, вас не радует, что будет дождь? Очень зря… Вы знаете, что Северус его любит?

— Конечно.

— Тогда разве вам не приятно, что у него немного поднимется настроение?

— В данный момент мне нет до этого никакого дела.

Диего усмехнулся.

— А вы эгоистичны, Гарри, если ваши маленькие неприятности смогли отвлечь вас от сути всей игры… Или, лучше сказать, нашего главного приза?

— Ты никогда его не получишь, — прошипел Гарри.

Диего улыбнулся.

— А вы никогда не узнаете, удастся мне это или нет. Так что разве вам не все равно? Все, что могло случиться плохого, с вами уже случилось. Хорошего уже тоже не предвидится.

— Меня это волнует.

— Почему, Гарри? Вы не хотите, чтобы Северус был счастлив — пусть даже не с вами?.. Как это мелочно.

— А ты сам? Ты думаешь по-другому?

— Я? Я не думаю по-другому, я — другой, мне не нужно корчить из себя добродетельного парня. Мне причинили боль… Не вы, Поттер, но вы — орудие, которым это сделали… Он ушел… Ушел, я стал себе не нужен, отвратителен: он ушел, забрав меня у меня самого… И я… Я болен… Тебе не понять, Поттер, я отравлен им. Четкие, строгие контуры лица. Императорский профиль. Красивые, сильные руки. Не тронутая загаром кожа. Боже! Эти глаза, глаза цвета ночи... Я смотрел, смотрел на него и тонул… С первой минуты нашей встречи он вошел в мой мир, чтобы властвовать в нем. Я понял, что пропал. Все смешалось. Чувства, мысли превратились в хаос… Неважно, что я чувствую к тебе, Поттер, — Диего перешел на «ты», и его тон стал почти ласковым. — Главное — он. И то, как что-то так больно кольнуло с левой стороны груди… Когда он меня бросил… Растоптал… Я бы пережил, если бы все было просто, но то, что мое место занял кто-то настолько жалкий… Что ты мог предложить ему такого, чего нет у меня?

— Может, искренность?

— А что ты о ней знаешь? Все, что я делал, я делал ради нас. Его и меня… Он бы все понял рано или поздно, если бы не ты…

— Я? Ты сам все разрушил. Наверное, он никогда бы не был со мной, если бы ты не попытался убить моего ребенка. Если бы сам не уничтожил все, что связывало тебя с Северусом.

— Я говорил ему и повторю тебе: то, что так получилось с мальчишкой, было не более чем роковая случайность!

— Мир скроен из таких случайностей.

— Сам такую мысль придумал, или это последствие плотного общения с Северусом? А я ведь предупреждал тебя, что так и будет, ты станешь жить его мыслями, его чувствами, его стремлениями… От тебя самого ничего не останется, и жить без него потом уже невозможно, невыносимо быть брошенным...

— Кавадрос, чего ты от меня хочешь, чтобы я тебя пожалел? Этого не будет.

— Пожалел? — Диего рассмеялся. — Плачь о себе, Поттер, мне не нужна твоя жалость. Да и ничего я от тебя не хочу, кроме того, чтобы ты перестал существовать на свете… А потом... ну, я либо получу обратно все, чего лишился, либо он тоже умрет, но не будет ничьим больше.

— Ты псих, ты в курсе?

— Я? — искренне удивился Диего. — Я тут самый нормальный, за безумием — это тебе к леди Малфой.

— Непохоже что-то.

Испанец пожал плечами.

— И, тем не менее, я нормален и хочу жить счастливо. Когда у больного гангрена на ноге, единственный способ спасти его — это ампутировать больную конечность. Либо я буду исцелен любовью Северуса, либо убью его и стану жить дальше. Без тяжелых воспоминаний… Игра меня занимает, но я буду в ней победителем так или иначе, и других вариантов развития событий просто не дано.

— Могу предложить тебе один прямо сейчас, — ухмыльнулся Гарри. — Северус свернет тебе шею.

Диего улыбнулся.

— Он может попробовать, но так даже интереснее.

* * *

— Что значит «я не иду на кладбище»? Я еще как иду!

— Лиз, успокойся, Северус полагает, что цель Пенси — не только я, но и… — Малфой ткнул пальцем в грудь кузины. — Даже если ты поменяешься местами с другим человеком, он будет рисковать так же, как изображающий меня Уизли. Зачем нам неоправданные жертвы?

Девушка нахмурилась.

— Вот всегда так! У меня не меньше прав убить эту дрянь, чем у остальных, а вы хотите, чтобы я сидела и ничего не делала?! Не выйдет, господа, я в деле, даже если придется быть самой собой…

— Это неразумно, учитывая то, что произошло с твоими магическими способностями…

— Драко, заткнись!

— Заткнитесь оба, — Северус уже устал от этого спора, который продолжался до глубокой ночи. — Драко, не разглашай тайн Лиз, если она этого не хочет. А тебе, Лиз, не мешало бы все же прислушаться к доводам разума.

— Нет… — девушка упрямо тряхнула головой, — я отказываюсь быть разумной: я иду и точка!

— А что за страшная тайна Лиз? — поинтересовался из кресла Уизли.

— Тебя это совершенно не касается! — в один голос ответили оба оставшихся в живых Малфоя.

— Предлагаю подвести итог нашему спору. Лиз никуда не идет, а мы отправляемся спать, завтра нам предстоит нелегкое утро, — заметила мудрая Гермиона.

— Как это никуда не иду? Иду конечно!

— Лизи… — увещевательно начал Малфой и сорвался на гнев: — Ну не будь ты дурой!

— Буду! Кем хочу, тем и буду, Драко! Но вы от меня не отделаетесь!

Рон Уизли поднялся.

— Жаль, что мое мнение никого здесь не интересует, я хотел предложить выход, который всех бы удовлетворил, но раз…

— Да, Рон, — Лиз ему улыбнулась. — Что за выход?

— Не заставляй себя упрашивать, Уизли, — буркнул Драко.

— Все просто: она может пойти в мантии-невидимке Гарри. И подставляться никому не нужно, и Лиз сможет очень нам помочь.

— Ну конечно! — девушка бросилась ему на шею и расцеловала смутившегося Уизли в обе щеки. — Идея просто супер! Надеюсь, такой вариант развития событий всех устраивает?

— Да, — подвел итог беседе Северус. — А теперь всем спать. Невилл, мистер Уизли, Лиз, вам лучше сегодня переночевать в школе. Гермиона, не думаю, что стоит тревожить Альбуса по вопросу предоставления комнат, уже слишком поздно, найдите Филча.

— Хорошо.

* * *

Остаток ночи Северус не сомкнул глаз. Что если он в чем-то просчитался? Как давно он не чувствовал такой тревоги? Такой боли… Невольно вспомнился семнадцатый День рождения. Больше не было отца, и он впервые приехал домой на зимние каникулы, чтобы встретить его вдвоем с мамой. Помнится, задувая свечи на торте, он думал — так мало лет… а жить уже не хотелось! Вернее, не хотелось жить по-прежнему, хотелось, как ящерице, вынырнуть из старой кожи и уйти от нее в неизвестность, которая манит и зовет… Наверное, такие чувства преследовали многих из тех, кто должен был окончить школу, но только он осознавал, что там, в неизвестном, тоже ничего нет: сера ли, шорох крыльев — не такая уж большая разница? Главное, тепло, темно, сухо и небольно — и все дороги рано или поздно приведут к одному финалу.

Но теперь… Гарри. Был Гарри и все изменилось, и путь перестал казаться неизбежным, и в голове царил полный хаос... Когда он понял, что это чувство и есть «то самое»… неизбежное... и оно… все-таки случилось именно с ним. Северус чувствовал себя так… Мысль была нелепой, простой, но убивающей наповал, отрезавшей пути к отступлению. Он понял, что потерялся, окончательно и безоговорочно, в этом мужчине с мальчишескими повадками. В этот момент на него как будто обрушили все сразу: горячую и холодную воду, кипящую смолу, несколько ведер нечистот и, придавив все это каменной плитой, положили сверху благоухающую розу. Он был абсолютно не готов к таким переменам, к той революции, что вдруг решило устроить глупое, уставшее в вечных оковах сердце, которому было плевать на логичные вопли сознания: «Это все не для тебя!», «Слишком много боли и грязи ты видело, довольно иллюзий!» Сердце не внимало — оно сладко пело в уютных, теплых объятьях зеленоглазого ангела и учащенно билось, принимая его поцелуи…

Предательское сердце... вот и сейчас: голова работала, логика строила наполеоновские планы по спасению Гарри и Драко, а оно скорчилось в груди и тихо ныло, до боли протяжно — от тоски, страха и чувства безысходности… И успокоить его не получалось, потому что, стоило упрямой логике взяться за свое и заикнуться о том, что неплохо бы прикинуть, что делать в том случае, если Поттера все же спасти не удастся… Как сердце тут же поднимало бунт, или, лучше сказать, устраивало истерику. Оно начинало плакать… И от этих слез…

…Наверное, нужно было поступить правильно: выпить зелье «Сна без Сновидений» и попытаться отдохнуть, но он не мог. Глупо… Так все глупо… Он пытался как-то вывести себя из этого болезненного, непонятного состояния, больше всего напоминавшего страх. Уверял себя, что любовь — это что-то сродни шизофрении, и, как каждая болезнь, она должна поддаваться лечению. Не выходило. Раньше он думал, что лгать себе — самое непростительно бестолковое занятие, выяснилось, что теперь поздно начинать… Вялотекущее безумие в полной тишине… Время, измеряемое лишь стуком сердца, нетерпение, жажда действий и, одновременно, отчаянное желание, чтобы завтра никогда не наступало.

— Северус, уже утро.

Наверное, стоило разозлиться, что в последние пару дней Лонгботтом взял себе моду входить без стука. А впрочем, что с него требовать, если он сам перестал запирать комнаты. Ведь половина его сокровищ похищена, а вторая надежно спрятана в детской…

— Да? — Ему-то какое дело до времени суток — теперь оно измеряется только наличием и отсутствием информации. И в голову лезут глупые мысли. Может, стоило пойти на сделку с Люциусом? Нет, твердит разум, не стоило… А может?.. Нет, не может, сердцу лучше не позволять думать: он все рассчитал верно, и он не бог, чтобы выбирать кому жить, а кому умереть. А может?.. Не может, и Лонгботтому не стоит знать о его сомнениях. Даже если впервые в жизни хочется поговорить и часть гнета со своих плеч переложить на другого человека. Но он не сделает этого… Потому что никогда не делал. Начинать поздно, да и не заслужил никто этой боли так, как он сам.

— Никаких новостей?

— Пока нет.

Черт, как невыносимо смотреть в эти полные сочувствия карие глаза. Что ж, по крайней мере, Лонгботтом молчит, и он был благодарен ему за это молчание.

— Северус, а ты уверен, что это сработает?

Он кивнул — скорее для себя, чем для Невилла.

— Мы это уже не один раз проделывали, после того как в прошлом году в подземельях устроили магическую дуэль два хаффлпаффца, вследствие чего часть стенной кладки оказалась разрушенной и мы нашли несколько веков назад замурованное в стене тело Ролана. Альбус тогда предложил его захоронить, но Кровавый барон уже настолько свыкся с существованием в роли призрака, что категорически отказался, мы восстановили стену, но, прежде чем это было сделано, я захватил пару его костей… Барон из тех призраков, что вынуждены обитать неподалеку от своих останков. Его дух не будет знать покоя, пока кости не преданы земле, и Ролана это вполне устраивает, хотя порою он скучает и желал бы иметь относительную свободу передвижения. По его просьбе я сделал зелье, содержащее прах барона. Теперь, отправляясь в паб по субботам, Хагрид наносит несколько его капель на свою одежду, и барон, с которым они в последнее время сдружились, составляет ему компанию. Не в восторге от этой идеи только мадам Розмерта, но она пока не в курсе, как барон выбирается из замка, чтобы нервировать ее посетителей, да кентавры психуют, когда эта парочка прогуливается по Запретному лесу.

— А как он оказался замурованным?

Северус пожал плечами.

— А черт его знает. Ролан что-то не поделил с очередным деканом Слизерина, вот тот и устранил соперника, кажется, речь шла о даме… Барон не любит вспоминать обстоятельства.

— А ты уверен, что эта женщина нас не подведет?

— Мануэлла Трафт отнюдь не дура. Она понимает, что в противном случае ей придется иметь дело с людьми, которые могут доставить много неприятностей и ей и ее мужу… Она просто сказала бы «нет», если бы не желала играть по моим правилам. Но она не сказала и за это получит немалую выгоду. К тому же, своими действиями она проявляет заботу о непутевом родственнике, к которому, похоже, привязана. Когда я пришел к ней, моя одежда была опрыскана зельем барона, с согласия мадам Трафт мы применили его также к ее платью, и я оставил флакон. Как только Диего появится, она использует его на своем кузене и Кровавый барон станет его тенью.

— А как он вернется в Хогвартс, чтобы предупредить нас?

— Это напоминает действие двух магнитов: как только барон отцепится от слабого, его автоматически притянет более сильный магнит — замок.

— Не помешаю?..

Оба мужчины повернулись в сторону призрака в заляпанных кровью серебристых одеждах.

— Нет, Ролан, мы как раз тебя ожидали, — ответил Северус. — Какие новости?

— Молодой человек пришел домой вечером, спокойно провел ночь в своей комнате, а рано утром собрался уходить, и дама, к которой я был в тот момент привязан, кстати, очень ворчливая леди — долго сетовала, что пришлось весь день и всю ночь провести в одном наряде, проводила его до двери и незаметно использовала зелье. Он аппарировал, и я проследовал за ним, невидимым, разумеется. Испанец прибыл на старый заброшенный маяк на скалистом берегу. Хорошие защитные чары от маглов, но не призраков, неплохая система оповещения на случай прибытия незваных гостей-волшебников, но ничего больше. Мы вошли внутрь, там была молодая женщина… Я помню ее еще девочкой — она из нашего Дома. Как же… Она еще потом замуж вышла…

— Пенси Паркинсон?

Призрак кивнул.

— Именно она. Они коротко переговорили, он пожелал ей удачи в ее деле. Она велела ему понадежнее охранять пленника до прибытия какой-то Ирмы и ушла… Некоторое время молодой испанец пробыл внизу, затем поднялся на площадку второго этажа на маяке, так я увидел мистера Поттера… Простите, призраки плохо приспосабливаются к переменам... Гарольда Снейпа.

— Как он? — не удержался от вопроса Северус.

— Жив, но довольно сильно избит. Если судить по манере двигаться, у него, похоже, сломана нога.

— Он связан?

— Да, и, когда мы поднялись наверх, он спал, похоже, под действием чар. Мистер Кавадрос разбудил его, и они говорили о вас, я немного подождал в надежде узнать название местности, но оно так и не прозвучало в разговоре, решив, что больше тянуть с докладом нет смысла, я отправился назад. К сожалению, это все, господин декан.

— Маяк, Северус! — взволнованно воскликнул Невилл. — В Англии, наверно, сотни заброшенных маяков!

Он встал, медленно подошел к шкафу и достал мыслеслив. Отделив одну серебристую нить воспоминаний, он поместил ее в чашу, указав на нее барону.

— Это место?

Призрак взглянул в сосуд и кивнул.

— Да, только еще более запущенное.

— Что это значит, Северус? — Лонгботтом сильно нервничал.

— Только одно: я был прав, когда говорил «мы можем покончить с прошлым, но прошлое не покончило с нами»… Пойдем, я знаю, где они держат Гарри.

Когда Кавадрос спустился вниз, Гарри попытался подползти поближе к лестнице. Было очень больно, но он похвалил себя за сообразительность, поскольку несколько секунд спустя услышал тихие голоса.

— Вы уверены, Ирма?

— Нет, не уверена, в чем тут можно быть уверенной? Но думаю, незваных гостей нам стоит ждать раньше окончания похорон.

— Тогда я ухожу, Северус не должен застать меня здесь.

— Диего, — голос библиотекаря звучал очень спокойно. — Вам не кажется, что это неразумно? Примите Оборотное зелье, но оставайтесь меня подстраховать. Просто побудьте наверху с Гарри, пока я буду разговаривать с Северусом, а потом спустите его вниз и аппарируйте, я сама покончу с ним. Все не сложно…

— А может, все-таки все пойдет по плану?

— Тогда вообще не о чем переживать, после того как Пенси даст сигнал, что все прошло нормально, напишем записку Снейпу о том, где он может забрать своего Поттера, вы аппарируете, а я доведу дело до конца.

— Как это все неудачно… — у Кавадроса был очень недовольный голос.

Затем, видимо, что-то произошло, потому что мадам Пинс сухо скомандовала:

— Наверх.

* * *

Он почувствовал, как затрещали вокруг охранные чары, но тратить время на то, чтобы снимать их, не хотелось, Гарри и так достаточно настрадался по его вине… Это игра не на жизнь, а на смерть, может, даже на две жизни, и он ее сыграет — чего бы это ни стоило. Лонгботтом не подведет, а значит…

Северус Снейп распахнул дверь и вошел в комнату на первом этаже старого маяка. Как давно он здесь не был, как сильно не хотел быть… Но ни одному мускулу на его лице не было позволено дрогнуть: слишком много зависело сейчас от его неспособности чувствовать.

— Меланхолия, Северус?.. Грустные воспоминания, может быть?

Голос… Он усмехнулся и обернулся.

— Нелепо, Ирма, не находишь? В этом месте приятно чувствовать гнетущее безмолвие, такое, будто в этом помещении никогда не было произнесено ни единого слова.

— И все же нам придется поговорить. Но сначала брось мне свою палочку.

Серые, почти бесцветные глаза, какие-то пустые и холодные, в них не выражалось ничего, никакого намека на эмоции. Они равнодушно смотрели на него, словно эта женщина и не придавала значения его появлению. Ирма сидела в наколдованном удобном кресле, дисгармонирующем с убогой пустотой каменных стен остального помещения, неподвижно, словно статуя. В ее позе Северус уловил непонятную незыблемость, будто она уже много лет сидела в этом кресле, замерла, застыла, превратилась в камень, но внешне выглядела совершенно невозмутимо, непоколебимо.

— А что если нет?

— Твой Поттер — он наверху, с ним мой человек, и он умрет, если ты этого не сделаешь.

— Разве, собственно, не ради этого мы здесь собрались, Ирма? Тебе нужна не просто его смерть, ты хочешь устроить казнь, показательное выступление… Достойная внучка своего деда — только он предпочитал, чтобы толпами эффектно гибли маглы.

— Палочку. Или я использую Экспеллиармус.

— Давай… Ты уверена, что у меня одна палочка? Нет?

— Не играй со мной, Северус.

— А ради чего, собственно, я тогда здесь? — Волшебная палочка из его рукава медленно скользнула в руку, молниеносным движением он прижал ее к виску. — Давай сыграем, Ирма, кто успеет быстрее: ты — разоружить меня или я — произнести Аваду?

Она тихо рассмеялась.

— Практикуешь нестандартный подход к решению ситуаций, Северус?

— Всегда так поступал.

— С чего ты взял, что твоя смерть меня сильно расстроит?

— А разве она не противоречит твоим планам? Разве так я не избегу кары за свои грехи?.. За какие, кстати, Ирма? В чем моя главная вина? Что убил твоего мужа? Что не любил тебя? Что предал нашу дружбу? По первому пункту это тебе не ко мне, а к Воландеморту с Дамблдором, солдаты на войне не нарушают приказов командующих. Не любил… Прости, не того ты родилась пола, чтобы вызвать во мне хотя бы тень подобного чувства. Предал дружбу… Да, пожалуй… Но, знаешь, предать врага невозможно… Это было и будет на моей совести, я никогда не отрицал своей вины, если ты помнишь…

Она рассмеялась.

— Северус, ты становишься очень красноречивым, когда захочешь… Но побойся Мерлина. Я всю свою жизнь пристально следила за тобой, знаю все твои тайны, сомнения, печали… Ты солдат? Нет, Северус, ты игрок, неужели спасти жалкую жизнь какого-то наемника было важнее, чем простого магла? Дело в выгоде, да? Ни я, ни он ничего не могли тебе предложить. Ты предавал и продавал своих хозяев столько раз… Еще один случай ничего бы не изменил. Но тебе этого было мало… Твое проклятое лицемерие, Северус… Убив мужа, ты решил облагодетельствовать вдову? Нашел ей крышу над головой, работу, снова предложил свою дружбу. Как ты все эти годы смотрел мне в глаза? Ответь? Для меня это важно... Это было просто?.. Любовь... Да, Северус я тебя любила, любила все, кем ты был когда-то… Твою волю, твою силу, твою честь. Любила гордого, умного мальчика, которого ты уничтожал в себе годами, в итоге превратив в расчетливого бессердечного подонка. Такого я могла уже только ненавидеть, как ненавидела всех твоих друзей — этих ублюдков Малфоев, Паркинсонов, Ноттов и Лейстренгов. Дружба такого человека была мне не нужна. У меня к тебе большой счет, Северус, и ты стал, наконец, достаточно кредитоспособен, чтобы заплатить по нему.

Равнодушная тоска, неземная печаль… Северус не мог понять, почему вдруг ощутил все это. Ему показалось, что он очень устал, как будто пожил на свете сотни лет…

— Выгода? Нет, Ирма, ты заблуждаешься… Просто некоторые приказы нельзя не выполнить. Я не буду оправдываться, будь у меня возможность пощадить твоего мужа, я бы сделал это, но ее не было. Так о чем говорить? Прошлого уже не изменишь. Что до ненависти, это твое право. Я сделал все, чтобы заслужить ее. Было ли трудно смотреть в глаза? Я взирал на детей, которых сделал сиротами, думаешь, это проще? Я платил, плачу и буду платить всю свою жизнь… Нет, мне не просто и никогда не было просто. Но сейчас мы говорим о другом, ты решила, что для меня настало время до дна испить твою чашу, потерять то, что дорого мне? Этого не будет.

Она удивленно на него посмотрела.

— Что может меня остановить?

— Моя смерть, может быть? Зачем тебе убивать Гарри, если меня это уже никак не заденет. Ты отпустишь его, Ирма, если я убью себя, или, уподобившись мне, уничтожишь свидетеля, проявишь слизеринскую практичность, за которую так меня ненавидишь? Как поступишь? — Он почти с удовольствием наблюдал растерянность на ее лице. Она заставила его ощутить уверенность. — Я понимаю, Ирма, это довольно трудное решение, думаю, нам стоит привлечь к рассмотрению вопроса все заинтересованные стороны. Диего, предлагаю тебе к нам присоединиться, и захвати с собой моего мужа. Пора поставить точку в этом фарсе.

* * *

Стоило Кавадросу подняться наверх, он отшвырнул Гарри к стене, а сам занял удобный для подслушивания пост у лестницы. При ударе о каменную кладку что-то предательски хрустнуло, кажется, лопатка, но Поттеру было уже настолько плевать на боль, что он просто ее проигнорировал… Там, внизу, был Северус, это он успел понять, и ему угрожала опасность, открыв рот, готовый закричать, чтобы он уходил, что с ним все будет в порядке, он наткнулся на холодный взгляд синих глаз Диего. В испанце произошли разительные перемены, от светской вальяжности не осталось и следа, Диего был собран, сконцентрирован и опасен, о чем свидетельствовала зажатая в руке палочка.

— Только попробуй, — предостерегающе прошипел он. — Я размажу твои мозги по стенам раньше, чем ты издашь хотя бы звук.

Гарри решил, что время терпит, и благоразумно промолчал, разговора, происходящего внизу, он не слышал, но видел, как менялось во время его лицо Диего. Он все больше бледнел, пока, видимо, его напряжение не достигло того предела, что испанец, сам того не замечая, закусил губу, тонкая струйка крови сбежала по подбородку, и несколько капель упали на белый воротник рубашки. Досадливо поморщившись, Диего размазал кровь по лицу, продолжая пристально вслушиваться в разговор. Гарри отдал бы очень многое, чтобы узнать, что так раздосадовало Кавадроса.

— Диего, предлагаю тебе к нам присоединиться, и захвати с собой моего мужа. Пора поставить точку в этом фарсе.

Эти слова прозвучали куда громче остальных. Спокойствие и несколько стальных ноток в голосе Северуса…

Испанец наклонился и взял его за шиворот, пальцы Кавадроса едва не коснулись броши, приколотой Пенси.

— Вперед, миссис Снейп, похоже, пришло время твоего выхода на сцену.

Гарри не мог балансировать на одной ноге без поддержки и, едва Диего отпустил его, снова кулем рухнул на пол.

— Я что, по-твоему, должен ползти навстречу собственной смерти?

— Было бы неплохо, но боюсь, это займет слишком много времени. Вингардиум левиоса! — Левитируемый вниз по лестнице весьма неаккуратно, Гарри несколько раз стукнулся об стену, пока не был брошен на пол. Палочка Диего была направлена ему в лоб, но Поттера это сейчас интересовало куда меньше, чем застывшая фигура Северуса, который не только не взглянул в его сторону, но даже не вздрогнул при их появлении.

— Не делай этого, — хрипло пробормотал он, глядя на волшебную палочку Снейпа, кончиком прижатую к виску.

— Да, Северус, послушай своего мужа, — Гарри перевел взгляд на Ирму Пинс, сидящую в кресле. Она явно нервничала, но старалась держать себя в руках. — Что будет с мальчиком, если тебя не станет?

Северус пожал плечами.

— Я подписал все бумаги, прежде чем прийти сюда. Драко и Гермиона будут прекрасными приемными родителями, если ни я, ни Гарри не сможем о нем позаботиться.

— Малфой — труп, Пенси очень настойчивая девушка, — заметила библиотекарь.

— Значит, Гермионе придется нести этот крест в одиночестве, — невозмутимо ответил Снейп.

Застывшая маска на его лице… Такой покой, уверенность и сила... все это пугало Гарри, не оставляло сомнений в том, что рука Северуса не дрогнет ни на секунду.

— Не надо… — повторил он. — Пожалуйста, не делай этого ради меня.

— Его ведь можно не просто убить, как ты думаешь, сколько Круцио он выдержит? — Ирма сдавала позиции и, похоже, понимала, что ее план разбился о холодную непонятную решимость Северуса… Его нелогично-странное, но, наверное, единственно правильное сейчас сопротивление.

— Я умру раньше, чем он издаст первый крик боли, поэтому не узнаю ответа на твой вопрос, делайте ставки с Кавадросом. Диего, ты достаточно азартен?

— Хватит! Довольно… — Испанец опустил палочку. — Ты выиграл, Северус, — его голос звучал так восхищенно, что, будь у Гарри развязаны руки, он бы непременно съездил ему по морде. — Я, признаться, в этом почти не сомневался, этот раунд за тобой, можно раскланяться и достойно принять поражение. Если на этот раз мы расстанемся без взаимных претензий, то…

— Ты с ума сошел? — Мадам Пинс все еще держала свою палочку направленной на Снейпа, но на секунду обернулась к Диего. — Ничего не кончено и не будет, пока я…

Два ступефая грянули одновременно, один, молниеносный, — Снейпа, второй — со стороны окна, кресло Ирмы буквально разлетелось от удара о стену, голова библиотекаря под очень неудачным углом врезалась в каменную кладку, Гарри вздрогнул от неприятного хруста. Все произошло очень быстро, спустя секунду после проклятья в башню ворвался Невилл и бросился к мадам Пинс, Северус, оттолкнув в сторону Диего, опустился на колени рядом с Гарри.

— Как ты? — Взмахом палочки муж освободил его руки и притянул Гарри к себе, тот не выдержал и застонал, руки Северуса нежно, виновато прошлись по его спине, ощупывая повреждения. — Прости, что у тебя болит?

— Все, но мне плевать, — Гарри с силой вцепился в мантию Северуса и притянул его к себе, вдыхая родной запах, пряча лицо в складках ткани. — Мир? — глупо спросил он.

— Дурачок, — губы Северуса прижались к его макушке. — Мой любимый дурачок, конечно, мир…

— А, ну тогда ладно, — Гарри позволил себе расслабиться в руках любимого. — Как там Ирма?

— Похоже, мы перестарались, у нее сломана шея, — ответил Невилл.

— Жаль, — честно сказал Гарри. — Как-то все очень нелепо получилось… Я даже не понял толком, почему это все с нею стало… Что заставило так поступить с тобой… С нами.

— Так всегда бывает, мы долго вязнем в какой-то ситуации, а потом она разрешается в долю секунды, отвечая на слишком маленькое количество вопросов, — задумчиво заметил Невилл. — Надо вызывать авроров, только вот что делать с нашим идальго?

Снейп даже не обернулся к Диего.

— Я дал слово его кузине. Не хочу ничего больше слышать об этом человеке, если в течение двенадцати часов он покинет Англию и не будет сюда возвращаться, то вопрос с ним исчерпан, нет… Он сгниет в Азкабане.

Гарри взглянул на Диего — тот стоял, скрестив на груди руки, было в его глазах что-то… Не гнев, не злость… Это даже трудно было назвать обидой, горечь… разочарование… тоска…

— Значит, так ты решил мою судьбу, Северус?

— Да.

— Я думаю иначе.

Резкий взмах палочкой, крик Невилла. Незнакомые слова…

— Reexistio terrifae anima!

Синяя молния проклятья, направленная в голову Гарри, пол-удара сердца, неизбежность и боль… Неправильная, не в голове, а в сломанных костях, и тьма — ненормальная, не повсюду — только сверху…

… Бледное лицо накрывшего его собой Северуса и страх… леденящий душу, в невидящих темных глазах — необъяснимая боль…

— Нет… пожалуйсто, нет, — Гарри попытался сесть, приподняв мужа, но сил в его теле было недостаточно. — Северус… — шептал он, прижимая его к себе. — Северус…

— Нет, нет… Я не хотел в него! — Диего бился в руках схватившего его Невилла, не обращая внимания на то, что тот отнял у него палочку. — Я не хотел… Нет, только не он. Я метил в Поттера… — пытался объяснить он Лонгботтому. — Пожалуйста, только не Северус!

Невилл схватил его за грудь и начал трясти:

— Ублюдок, что это за проклятье?

Ответа Гарри не услышал, он почувствовал резкий рывок, его и Северуса тащило куда-то, — сработал портоключ, оставленный Пенси.

* * *

— Пустите меня к нему, куда вы меня тащите!?

— Прекратите истерику, мистер Снейп, вашим мужем займутся квалифицированные колдомедики, а меня больше волнуют ваши переломы.

— К черту, вы не понимаете, надо срочно послать сову Невиллу Лонгботтому — он не знает, что нас портоключом отправило в Святого Мунго! — Гарри пытался вырваться из рук упрямой женщины, но она силой заставила его лечь обратно на носилки.

Своим явлением в холле больницы они вызвали настоящий переполох, окровавленный Гарри и Северус, состояние которого вообще не поддавалось описанию. Безвольное тело, широко распахнутые черные глаза, мертвенная бледность, от выражения, написанного на его лице какая-то впечатлительная девушка даже упала в обморок. К ним тут же бросилась дежурная бригада колдомедиков, и им не без труда удалось оторвать Гарри от мужа, в которого он вцепился мертвой хваткой. И вот теперь Северуса куда-то унесли, а он вынужден отбиваться от этой упрямицы.

— Да сделайте же что-нибудь! — заорал он на нее.

— Сделаю! — рявкнула строгая дама. — И прекратите на меня орать, обездвижу и лишу голоса. Роберт, — обратилась она к своему молодому помощнику. — Немедленно идите в совятню и отправьте письмо... кому вы сказали?

— Невиллу Лонгботтому.

— Мистеру Лонгботтому с оповещением, что Гарольд и Северус Снейпы находятся в больнице Святого Мунго. Это все?

— Нет, если можно, еще такое же Драко Малфою.

— Вы все слышали, Роберт?

Врач кивнул.

— Выполняйте. А вас мы отправим в травматологию...

— Пустите меня к нему! — взмолился Гарри.

Женщина сурово покачала головой.

— Не раньше, чем его обследуют колдомедики. Вы там будете только мешать. Предпочитаете тратить попусту мое и свое время, или мы все же пока вылечим ваши переломы?

— Вы не понимаете... — предпринял последнюю попытку Гарри.

— Я все понимаю, — голос женщины потеплел. — Но сию секунду ты ему ничем не поможешь.

* * *

— Какого Мерлина вы привязали его к кровати?! — Драко Малфой выглядел более чем странно: весь в земле, в прорванной в нескольких местах мантии, он ворвался в палату Гарри в сопровождении Гермионы через час после того, как они оказались в больнице. И тут же начал устраивать разнос персоналу.

Колдомедик ничуть не смутилась, словно подобные явления происходили тут постоянно.

— Если вы сможете уговорить этого сумасшедшего полежать спокойно полчаса, пока не закончится действие костероста и восстанавливающих чар, я его отвяжу, но только на этих условиях! А то он порывается постоянно бежать к своему мужу.

— Что с Северусом? — Драко тут же взял себя в руки.

— Мне не говорят, они ни хрена мне не говорят! — возмутился Гарри. — Вы получили мое письмо?

— Да, как раз по пути сюда. Так что с мистером Снейпом?

Женщина-колдомедик взяла его за локоть с явным намерением выставить из палаты.

— Мистер Малфой, мы можем поговорить в коридоре?

— Нет! — рявкнул Гарри. — Не смейте ничего от меня скрывать!

Гермиона села на край его кровати и ласково погладила рукой по лбу.

— Тише, Гарри, пусть идут… Драко сейчас все узнает, придет и расскажет нам. Успокойся.

— Ты не понимаешь, как я могу быть спокоен! Северус… Он… — на глаза Гарри навернулись злые слезы. — А я тут валяюсь.

— Спокойно, просто расскажи мне все, что случилось…

Он смирился и, едва за Малфоем и колдомедиком закрылась дверь, начал свой рассказ.

* * *

— Reexistio terrifae anima, — задумчиво протянула Гермиона. — Что-то знакомое, словно я где-то читала об этом проклятье, но точно не помню где. Надо посмотреть в книгах, впрочем, тут работают настоящие профессионалы, Гарри… Они наверняка уже знают, как помочь Северусу...

— Ни хрена они не знают, — зло бросил Драко, войдя в палату и устало привалившись к двери. — Зато знает твой испанский друг.

— Невилл здесь?

— Да, и притащил его с собой, хотя надобности в испанце особой не было, я мог бы так же объяснить колдомедикам, что мы имеем дело с темной магией.

— Драко? — Гарри и Гермиона смотрели на него в упор.

Малфой сполз на пол и обхватил руками колени.

— Дело дрянь, проклятье очень древнее, я слышал о нем только потому, что отец говорил, что Воландеморт накладывал его как-то в молодости, но счел, что результат не стоил усилий, слишком большой расход магии вызывает оно у того, кто его накладывает, и нужен сильный гнев, иначе вообще не выйдет. А чтобы восстановиться после него для осуществления банального Люмоса, среднему волшебнику нужны полгода, а то и больше, поэтому популярным в среде темных магов это проклятие не стало. Оно действует на сознание жертвы, погружая тело в оцепенение, но заставляя мозг работать постоянно, прокручивать самое худшее воспоминание, пока человек не сойдет с ума… Никак контактировать с окружающим миром жертва не может, тело, нервная система — все истощается настолько, что летальный исход неминуем, потому что проклятье необратимо.

— Да что ты такое говоришь! — заметив выражение ужаса в глазах Гарри, зашипела на любовника Гермиона. — Должен же быть выход!

Драко растерянно на нее взглянул.

— Как тебе сказать… Я говорил с доктором Тейном, он специалист Святого Мунго по снятию проклятий темной магии. Он поднял всю возможную литературу… Ничего. Я послал сов в Отдел тайн знакомому аврору и Дамблдору — с просьбой дать консультацию, мой приятель обещал прислать все имеющиеся у них сведения по этому проклятью, а директор с минуты на минуту будет здесь. Нам остается только ждать.

* * *

Ожидание… Он был прав, думая, что это самая страшная вещь в мире, но сейчас было еще хуже, чем тогда, в ночь у постели Джейми. Потому что сил не осталось, потому что… Ничего не приходило в голову. Он просто тихонько сбежал из палаты, едва врач отвязала его от постели, прошмыгнул в Отделение магических травм, нашел нужную одноместную палату, где на белых простынях, облаченный в непривычно светлую больничную пижаму, лежал Северус, и тихонько скользнул к нему под одеяло. Притянул к себе, обнял, и время перестало существовать. Из соседней комнаты доносились голоса, о чем-то спорили колдомедики с Дамблдором, Гермионой, Малфоем и Невиллом… Время от времени кто-то из них заходил в палату, но никому не доставало сил сказать Гарри ни слова.

Они не нужны были ему вовсе — эти слова, ничего не нужно было, только дыхание Северуса, очень легкое, обманчиво ровное и спокойное, и, если не смотреть ему в лицо, если закрыть глаза, можно было помечтать, что они одни в своей спальне… И все хорошо, нет ни отчаянья, ни боли, и завтра будет новый день, и он будет светел. Он оставит в сегодняшнем все ссоры и обиды, все потери и страдания, и будет только счастье, и Гарри сможет говорить «я люблю тебя» столько, сколько захочет, и получать в ответ редкие, но оттого бесценные улыбки, и иногда слышать: «Я тебя тоже»...

Только все это было обманом, и, открывая глаза, он каждый раз видел в черной шевелюре своего любимого очередную серебряную нить… за последние пять минут прибавилось ровно одиннадцать, всего теперь было сто семнадцать. И именно в этих нитях измерялось теперь для Гарри все. И он был к готов к тому, что будет лежать и считать их, пока останется хоть одна неоскверненная прядь.

— Можно?..

Это казалось почти святотатством, что кто-то посмел заговорить, посмел нарушить только его безумную тишину, — особенно этот «кто-то».

— Нет. — Его собственный голос звучал хрипло и слабо.

— Я знаю, что ты меня ненавидишь, но… — Диего стоял в дверях, опустив голову. — Пожалуйста…

— Ненавижу?.. — Гарри не хватило сил даже усмехнутся. — А что это изменит? Нет, Кавадрос, не ненавижу, ты не имеешь значения, сейчас ничего не имеет значения, только он.

Испанец кивнул.

— Я… — его голос звучал так же слабо. — Мне не найти слов, наверное… Наверное, я бы все отдал, чтобы это был кто угодно, только не он.

— Даже ты сам?

Диего кивнул.

— Можно, я сяду тут, в углу, — ты меня даже не увидишь?.. Что бы я ни говорил, я никогда не причинил бы ему боли… Только не ему… Наверное, это мой рок. Можно?

Гарри кивнул, еще теснее прижимая Северуса к себе, он слишком хорошо знал, что такое ждать. А если речь идет о любимом человеке, право разделить с ним, может быть, последние часы есть даже у ублюдка вроде Кавадроса. Он бы сейчас сам скорее умер, чем позволил выгнать себя отсюда. У чувств людей много отвратительных граней, но перед лицом горя все становятся безлики и одинаково ущербны.

Испанец убрал волосы с лица, Гарри, совершенно не думая о нем, отметил сломанный нос и синяк во всю скулу. Забившись в угол, Диего сел на пол и тихо, как-то по мальчишески, всхлипнул, тут же зажав себе рот рукой. Снова стало тихо, Гарри закрыл глаза, аромат сирени, серая дымка дождя, улыбка Северуса... Когда он открыл их, седых волос было уже сто тридцать четыре.

* * *

— Что он тут делает?

Голос Малфоя заставил Гарри вздрогнуть, он открыл глаза и посмотрел на вошедших в палату Драко, Лонгботтома, директора и пожилого колдомедика.

— Сидит, — лаконично объяснил он. — Что-то нашли?

Старик-врач кивнул.

— Я понимаю, это трудно назвать выходом, но раз уж директор согласился попробовать…

Гарри резко сел на постели.

— Попробовать что?

В углу поднял глаза от пола Кавадрос.

— Мы нашли в книгах по темной магии, которые находятся только в библиотеке Отдела тайн, упоминание, что однажды проклятье Reexistio terrifae anima все же удалось снять.

— Так чего же мы ждем?!

— Ничего, просто этот метод очень рискованный и не дает никаких гарантий, я вообще склонен считать это преданием… И такой риск… Но раз уж господин директор настаивает...

— Что за метод, да говорите вы, наконец! — не выдержал Гарри.

— Заклятье было снято в древние времена с помощью Окклюменции, одному колдуну удалось приникнуть в сознание пострадавшего и убедить его, что все, что он видит и переживает, неправда, наваждение…

— Ну так чего мы ждем?!

— Проблема в том, — сухо заметил Малфой, — что колдуна, который осуществил это, звали Великий Мерлин, и после него не раз предпринимались попытки повторить подобное, но ни одна не увенчалась успехом. Наоборот. Сознание жертвы затягивало разум того, кто пытался ей помочь, и в итоге было уже два трупа, а не один.

— Проблема заключается также в том, что Северус сам не только владеет Окклюменцией. Этот дар у него открылся очень поздно, и это не просто способности, развитые годами практики, как есть у меня или были у Воландеморта. У Северуса это на самом деле Дар, насколько я знаю, сейчас в мире нет другого волшебника кроме него, который мог переходить в сознание умирающего человека даже за грань смерти… — заметил Дамблдор.

— А это значит?..

— Это значит, что он может очень сильно сопротивляться проникновению в свой мозг, но даже если мне удастся… Там, если можно так выразиться, на своей территории, он окажется сильнее, чем любой другой волшебник, даже я.

— Он вас не выпустит… — Гарри посмотрел на искаженное мукой лицо Северуса.

— Нет, если мне не удастся быть достаточно убедительным.

Его пальцы скользнули в черные мягкие пряди.

— Значит, директор, попытаться должны не вы, а я.

— Гарри, — Альбус смотрел на него своими добрыми печальными глазами. — Не делай глупостей. Я достаточно пожил на этом свете… А ты... у тебя есть ребенок, молодость… И, уж если быть до конца честным, ты никогда не уделял должного внимания такой науке, как Окклюменция, у тебя против Северуса не будет и полшанса.

— Против? — О чем говорят эти люди? — Против Северуса?.. — Нет, с ним… — Вы не понимаете, он готов был умереть ради меня, а я, если у нас не получится, просто уйду с ним. Это совсем не страшное решение, и, может быть, от того, что я рядом, ему будет не так одиноко.

— Гарри… — начал Невилл.

— Нет, пожалуйста, просто все помолчите, — попросил он. — Вы сейчас скажете сотни правильных слов, все они будут верными, мудрыми, станете говорить о Джейми, и я, наверное, даже сломаюсь и позволю Альбусу умереть там, где должен быть я, но это ничего не изменит. Много радости принесет моему сыну отец с половиной души и немилосердно разрезанным на две равные доли сердцем? Может, я даже выживу без Северуса, буду дышать, есть, говорить, положу свою жизнь на достижение какой-то цели, но… Я никому не смогу принести радость… А я знаю, что такое жизнь без радости, и мой сын знает, и, наверное, меня поймет, ему не нужна снова тень отца… не нужен мир правильных слов и мертвых душ. Он простит меня и научится жить иначе… или, если все будет хорошо, мы станем учиться все вместе.

— Гарри…

— Молчите… Пожалуйста, просто примите это, потому что иначе я не могу…

— Но Джеймс…

— Я не люблю его меньше, поступая так, просто не в состоянии выбирать, они нужны мне оба, без них миру не быть целым. Но мы теряем время. Кто-нибудь, одолжите свою волшебную палочку, моя осталась у Пенси.

— Вот, возьми мою. — Директор вложил гладкое дерево в ладонь Гарри.

— Спасибо…

Он не знал, справится ли, но прощание не имело смысла, взмах руки, и Гарри упал… Медленно провалился в чужое сознание.

* * *

Недружелюбное место… Впрочем, оно всегда было таким, но на этом сходство со старыми уроками заканчивалось. Не было разнообразия и сменяющих друг друга картинок. Только холод и знакомые стены старого маяка… Так тихо. Не попытка заговорить — как одно сознание может что-то вещать внутри другого? Но иных слов было не подобрать, по-иному информация не воспринималась.

— Где ты, Северус?

Запах гари… Так пахнет краска… Пожар? Стены старого маяка облезают, быстро чернеют, как горящая бумага, и опадают пеплом вокруг Гарри, оставляя его у берега старого заросшего пруда… Люди или тени? Бледная хрупкая блондинка с покрасневшими от непролитых слез, черными, как ночь, глазами. Мужчина с красивыми, но немного резкими чертами лица… На его губах играет улыбка… Она могла бы казаться приятной и беззаботной, если бы не срывающийся с губ смех, так лает сытая гиена, довольная не столько полным желудком, сколько страданиями, причиненными жертве, которая уже не дышит… Как, кажется, боится вздохнуть и застывший взрослый мальчик… Высокий, худой, нескладный… И его лицо... оно мертво… Ни грусти, ни печали — все стерто, но от этого только очевиднее, больнее… И удушливый дым душит, наполняя легкие, — или что там сейчас вместо них, и у Гарри кружится голова от его мерзости… Наверное, это неправильное объяснение тому, что он чувствует, но другого сейчас просто нет… а на зеленой глади подернутой тиной воды догорает маленький пиратский кораблик. Магическая безделушка — у Джейми были сотни таких в детстве… Но этот… Гарри отчего-то знал, что он особенный… Что вместе с ним, почерневшим… Ушедшим на дно с последним заунывным «..-хо», что-то так же тонуло в том застывшем мальчике. Нет, не мальчике… — напомнил он себе. «В Северусе… моем Северусе… Взрослом, сильном, пережившем и выжившем...» И все кричало в нем… орала каждая клетка…

— Северус…

Он, мальчик, отвернулся и ровной походкой пошел к дому.… И оставалось только броситься за ним…

— Как «Денни-бой»…

Страх… Так много... липкой паутиной повисший в воздухе... и тот мужчина… как он понял, отец Северуса… Его слова сладки, а глаза холодны, как лед, и перед ним… Гарри никогда не видел таких мальчишек… Этот был не просто красив — в нем было больше, много больше… Сама жизнь, бьющая через край… И вера, и надежда, и даже немного любви — потому что так улыбаться могут только люди, которым неведомо, что такое стыдиться быть счастливым.

— Люблю ирландские песни. А ты?

Мальчик что-то отвечает, но это даже неважно, дело не в словах, а в его голосе… интонациях... люди не должны быть такими теплыми и открытыми… Это опасно… Эта опасность — она таится в синих глазах мужчины, она жалящим роем немого отчаянья кружится вокруг бледного черноглазого мальчика и…

…Так хочется крикнуть: «Останови его!» Но… С трудом Гарри выныривает из этого ощущения неизбежности, отравляющей своим проклятием самой сути мгновений. Это не здесь и сейчас — это уже было, неизбежно случилось… Все неправда, все прошлое… Другой мир, другой Северус… Его Северус… Уже его… отчасти, наверное, потому, что тогда не остановил… И все неизменно, и плохо, что было так, а не иначе, и хочется, чтобы будущее стало другим, а потому…

— Северус…

Мальчик не двигается… Затравленно глядя на своего отца и Денни… Того самого Денни с детских рисунков… Того, который первым увидел, разглядел, запечатлел в своих грубых набросках душу Северуса Снейпа… Красивую и, черт возьми, невероятно хрупкую… Потому что не было в этом кошмаре ни крови, ни грязи войны… Страшным, странным и, одновременно, очень понятным было то, что самое ужасное, что случилось с ним, — это крушение чего-то светлого… Почти наивного… Это — гипсовая лепнина, грубая маска, навеки скрывшая что-то настоящее.

— Северус, услышь меня, пожалуйста, это все прошло!.. Это я, Гарри, я люблю тебя, пожалуйста…

— А теперь домой, Сев, — хмыкнул мужчина, снова погружая в миг чужого горя. — Перед рыбной ловлей стоит выспаться. Ждем вас завтра утром, молодой человек.

Эти слова значат для мальчика куда больше, чем все крики Гарри. Они его, кажется, способны убить…

…Море…

Гарри всегда любил воду, способную успокоить, развеять все сомнения, утешить… Тогда откуда сейчас такая ненависть? Ах да, это же не его мир. Стоит помнить об этом все время, помнить…

Парусник… Плавное покачивание волн. Северус застыл, не в состоянии оторвать взгляда от своего отца… Тот стоит у штурвала и смотрит вперед. Туда, где на носу лодки сидит мальчик, и кровь снова стынет в жилах... Не только у Северуса… Гарри чувствует все это — смятение, тот страх, что владеет им сейчас… В эту минуту… Бессилие и бешенство… Так много… Так страшно… И…

… Темно. Мало места.

— Что? Где мы?

Мальчик со сбитыми в кровь руками свернулся клубочком на полу крошечной кладовой… Что с ним? Как? Кто это сделал и продолжает делать?.. Когда он начинает кричать, захлебываясь от боли, у Гарри разрывается сердце, он бросается к Северусу… Нет, не надо, остановитесь… Да что же вы делаете? И ему неважно уже, ни черта не важно: пусть он умрет, где грань между его миром и сознанием, и страданием, что причиняют сейчас самому любимому на свете существу? Плевать… Пусть его разум навсегда растворится в этом кошмаре, но он не бросит Северуса наедине с ним. И, словно по волшебству, его руки обретают силу и он в состоянии прижать это бьющееся в агонии создание… Прижать к себе, сцеловывать слезы с бледных щек и шептать…

— Люблю… люблю… люблю… Не надо, пожалуйста… Тебе одному слишком много, раздели это со мною. Я всегда буду тут! Мы вместе, слышишь… Не смей не верить… Не только в жизни — и в смерти тоже вдвоем… Северус…

Мальчик широко распахивает глаза, и на секунду Гарри кажется, что он видит его, а потом…

…Это невозможно описать словами, ни в тот момент, ни когда-либо позже Гарри даже не пытался… Он прожил этой агонией, и она сожгла его дотла… и потом, разорванные от боли, уничтоженные, растоптанные частички души провалились во что-то…

Больше всего это походило на мягкую темную вату, и было так хорошо... Так спокойно и сладко… Вот только… Тело Северуса в его объятьях… или что там это было... стало невыносимо легким. И он сильнее вцепился в него… Пораженный, испуганный, утомленный, почти бесчувственный — и, в то же время, неготовый проиграть…

Тихий шорох…Сверкнувшие два изумруда — глаза… Это было невозможно, но он разглядел во тьме тонкую мальчишескую фигуру, которую украшали два темных крыла…

— Это неплохо, да? И совсем не страшно…

— Что «это»? — спросил он…

— Всего лишь смерть… То, что она… я... для Северуса. Часть его воображения — или твоего, что-то необъяснимое... называй, как знаешь. Может, правда, обличенная в удобную форму, или всего лишь бред…

— Мы умерли… — собственный голос показался ему чужим.

— Ни да, ни нет, — прошелестели в ответ темные крылья… Ты можешь вернуться… Но он… Пойми, он этого хочет… не бежит, не боится — его путь был долгим, но он дошел. Ему будет хорошо, обещаю… Все, что он захочет… Никакой боли, ни рая, ни ада, — только я … Всегда с ним, такой, как он меня желает… Такой, каким видит…

— Нет… — Гарри понадежнее вцепился во все, что осталось от Северуса в его руках, прохладную бесчувственную оболочку. — Возьми меня взамен.

Его поразил тихий мелодичный смех.

— Зачем? Это не сделка, не договор — всего лишь выбор. Твой — жизнь… Его — я. Не каждый ищет такой возможности, не каждому я даю право на этот путь. Ты хочешь жить… Так вернись… А он… Разве у меня твое лицо, Гарри? Разве ты настолько слеп, что не понимаешь — все решено?..

— Нет… Я не слеп и именно потому, что это твое лицо, не отступлюсь… Это — прошлое, и оно для него бесценно — но сейчас все по-другому, есть я и, надеюсь, у его желания жить будут мои черты… И если ты заберешь его, бери обоих…

Снова тихий шелестящий смех…

— Это семейное — торговаться при любых условиях?

— Да, наверное…

— Что ж… теперь все дело за тобой, Гарри, надеюсь, ты окажешься прав и мы встретимся еще не скоро…

— Так что ты все-таки такое?

— Часть Северуса… Его сомнения, его стремления и, похоже, ты удовлетворил своим решением нас обоих... или все-таки я то, что есть, но, боюсь, об этом ты уже никогда не узнаешь.

Тьма стала пустой… тихое движение Северуса в его объятьях… Настойчивый удар кулачком в его плечо и крик откуда-то извне…

— Папа… Папочка!

Гарри улыбнулся, покрепче прижимая к себе мужа.

— Похоже, нам пора назад. Джейми волнуется. Ты ведь пойдешь со мной, Северус?

Что-то очень похожее на ментальный подзатыльник Гарри расценил как положительный ответ.

— Господа, все выходим вон… Давайте-давайте… Массово отступаем в коридор…

Первое, что услышал Северус, придя в себя, был командный тон Драко Малфоя… Потом… К его щеке прижималась мягкая, мокрая от слез, детская щечка, и сильные руки, обнимавшие его и мальчика, только сжали их в один невообразимый ком.

И это было…

— Никогда, никогда больше не смейте меня так пугать… — тихий всхлип…

Он действительно растерялся, не зная, что ответить, но в этот момент чертовски правильно утонул… В глазах Гарри, бездонных, взволнованных и невероятно счастливых. В его губах, невкусных, пахнувших лекарствами, сухих из-за заживших трещинок… склонившихся к нему… Они ничего не давали… Больше нет… Просто пили его, Северуса… Бесстыже… Поверх склоненной головы… его, Поттера… нет, их сына, и было так просто, так чудесно от того, что все просто живы…

— Я вот не знаю, убить мне Рона или расцеловать за то, что он притащил сюда Джейми…

Мягкий лукавый взгляд Гарри… Северус невольно улыбнулся.

— Что его сподвигло, и где мы? Я как-то выпал из жизни на… А кстати, на сколько?

— Без меня — на четыре часа и со мною — еще на восемь, если хоть немного верить людям, которые называют себя нашими друзьями. Мы сейчас в Святого Мунго, и я чертовски мечтаю как можно скорее убраться отсюда.

— Отцу нельзя, — Джейми перестал плакать, — колдомедик сказал, минимум неделя постельного режима…

И снова то же тепло…

— Ну, постельный режим мы ему и дома обеспечим, а Поппи присмотрит… Или… Тут есть одна дама… Классно привязывает к кровати — думаю, не нанять ли ее в сиделки.

Странно и правильно, Гарри взял его ладонь и беззастенчиво поцеловал на глазах Джейми, и в этом не было ничего… Или… Их чувства переступили порог смущения, просто они стали их миром, в котором вроде как уже можно жить… И ничего не прятать, или… Черт, как он запутался…

— Что случилось? — Правильный вопрос: он позволял ему чувствовать себя увереннее…

— Проклятье случилось — Reexistio terrifae anima…

— Гм. Диего не откажешь в изобретательности. Я, если честно, не успел понять, какое…

— Но закрыл меня собой.

Он ответил честно:

— Другого было не дано, я прикрыл бы тебя и от Авады…

— Почему ты не использовал свое зелье?

Пальцы Северуса скользнули по сухим губам Гарри.

— Потому что я действительно готов был умереть ради тебя, если бы вопрос встал слишком остро. Невилл воспользовался бы ситуацией и вытащил бы тебя. Именно поэтому я так грубо ломился через их защиту, чтобы они не заметили еще одного визитера и…

— Тихо… — Гарри прижал палец к его губам. — Ты сделал для меня намного больше. Не просто готов был умереть, ты ради меня выжил… Но я не хочу говорить об этом…

— Reexistio terrifae anima… — задумчиво повторил Северус. — И я до сих пор жив… Значит ли это?..

Гарри улыбнулся.

— Ничего не значит… Твои мысли, чувства — все, через что я прошел, принадлежат тебе… Они останутся с тобой, потому что ни у кого больше нет на них права, даже у меня… Но выбор был твой и только твой — не думай, что я не сумел оценить его… Там правда хорошо и совсем не больно.

— Только нет тебя… — Северус нежно коснулся его губ, — вас… Он притянул к себе Джеймса.

— Люблю… — прошептал в ответ Гарри.

— Любим, — поправил его Джеймс. — Только никогда больше…

— Да-да, мы поняли.

* * *

— Можно?

— Да.

— Нет.

— Мистер Уизли, я не рекомендовал бы вам заходить — Гарри еще не решил, чего больше хочет: отблагодарить вас или наложить что-то вроде Reexistio terrifae anima или даже Авады.

— Тогда я в дверях постою, — ухмыльнулся Рон. — Если все в порядке, я могу увести Джейми обратно в школу.

— Нет, думаю, домой мы отправимся все вместе. — Северус не смог устоять перед умоляющим взглядом карих глаз.

— Ладно, тогда я, пожалуй, пойду навещу Лиз.

— Лиз? А что с ней? — взволнованно спросил Гарри.

— Перестаралась малость. Множественные ушибы, но жить будет. А ругаться так уже начала.

— Что произошло на кладбище?

Гарри смущенно покраснел.

— Да… Как все прошло? А то я даже не спросил…

— Мы все понимаем, Гарри, тебе было не до того, ну так я уже могу войти или мне все еще грозит до самой смерти переживать шок при воспоминании о том, какую парадную мантию мать купила мне на четвертом курсе?

Поттер рассмеялся, теснее прижимаясь к Северусу.

— Ладно, входи.

Рон шагнул в комнату, наколдовал себе стул у кровати и опустился на него.

— Докладываю. Мы оказались на фамильном кладбище Малфоев, я изображал Драко, старался поменьше говорить, выглядеть подавленным… Что, впрочем, было совсем не сложно, учитывая обстоятельства… Все уже шло к концу, когда в меня ударила Авада, считайте, что ваше зелье прошло проверку на людях, — улыбнулся Рон. — Видимо, роль Малфоя мне удалась, и я решил доиграть ее до конца, упал и притворился мертвым. Все бросились в ту сторону, откуда полетело заклятье. Оказалось, на кладбище вел подземный ход, начинающийся из часовни неподалеку, о котором не знал даже Драко, им Пенси и воспользовалась. Первым в тоннель нырнула Лиз, видимо, она побоялась, что та сможет уйти, и запустила ей вслед Супефаем. Но переборщила…

— Что значит «переборщила»? — спросил Гарри.

Северус решил пояснить:

— Ну, у Лиз одна проблема еще с детства: в гневе она не может контролировать свою силу, и ее заклятья по разрушительной мощи сопоставимы разве что с зельями Лонгботтома. Ее из-за этого по окончанию школы не приняли во Французскую академию авроров. Она, помнится, обиделась и решила в отместку вступить на путь преступности, но там у нее тоже не сложилось, стоило потерять хоть на минуту контроль, и простым Ассио она могла выдернуть из земли и призвать к себе Эйфелеву башню. Такие оплошности не могли оставаться незамеченными, поэтому она решила, пока не загремела в тюрьму, переехать в Англию, по максимуму отказаться от магии и творить свои темные делишки магловскими средствами. И, хотя преступными они были весьма незначительно, Малфой никогда не будет до конца Малфоем, если на досуге не станет развлекать себя хотя бы мелкой контрабандой.

— Я знал, что ты такого высокого мнения о моем генофонде, Северус, — уже умывшийся и идеально причесанный Драко засунул голову в приоткрытую дверь. — Войти можно?

— Давай, — смирился Снейп…

— Я тут с Герм.

— Давай сюда и Гермиону, — улыбнулся Гарри.

* * *

— …Конечно, Уизли был ужасен, и как Пенси его не раскусила, я понятия не имею. Но хуже всего, конечно, повела себя Лиз. Я же велел ей не колдовать в моем присутствии! Короче, шарахнуло так… Хорошо, мы с Гермионой не успели даже по лестнице спуститься. Потолок в подземном ходе обвалился, к счастью, не полностью, мы полчаса разбирали завал, пока не нашли кузину. Она даже не сняла плащ-невидимку, когда бросилась в погоню. Пенси нашли еще через некоторое время. Ей повезло меньше, заклятие ушло в ее сторону, и, как вы понимаете, там мало что осталось, хотя меня это абсолютно не расстраивает.

— Опознать можно?

— Да, никаких сомнений — это Пенси. Когда разобрали оставшуюся часть прохода, нашли ее приготовленные вещи. Как понимаешь, ни умирать, ни к Люциусу она не собиралась, там были украденные драгоценности и портоключ, мы не сразу поняли, что это именно он, и в итоге один из авроров оказался в Бразилии, когда он сработал. Это он пояснил уже аппарировав обратно.

— Перемещения с помощью портоключа отследить сложнее, чем аппарацию… — Снейп усмехнулся. — Умная была женщина, немного чокнутая, не в меру мстительная, но умная… Жаль, что мы, наверное, никогда не узнаем, что же ею, в конечном итоге, двигало.

Драко пожал плечами.

— А мне это, собственно, неинтересно, я никогда не прощу ей убийство моего ребенка.

— Но как же портоключ? — задумчиво спросил Гарри.

— Какой? — спросил Северус.

— Пенси дала мне портоключ — там, на Маяке. Сказала, он сработает только в случае ее смерти, которая не заставит себя долго ждать, после того как она убьет Малфоя.

— Значит, она просто хотела, чтобы ты подтвердил ее смерть, и он был настроен на что-то другое.

Северус задумчиво посмотрел в окно.

— Может, и так…

* * *

— Что ты делаешь, ляг немедленно! Тебя отпустили только под мое честное слово, что ты не будешь вставать с постели еще минимум три дня!

Северус отодвинулся в кресле от стола.

— Слушаюсь, доктор Поттер.

— Ну, во-первых, Снейп, а во-вторых, я больше, чем доктор. Я твой муж, — строго ответил Гарри, седлая его колени.

— Он спит?

— Да, наконец-то... Пришлось долго сидеть, пока он не выпустил во сне мою руку. Очень боится, что мы с тобой снова потеряемся где-то вне пространства.

— Нет, мы не станем. Правда, Гарри? — он обнял мужа, прижимая его к себе.

— Истина, Северус…

Они не говорили ни о минувшей ссоре, ни о том, что обоим пришлось пережить... Наверное, время этих объяснений еще придет, а пока… Пока им хотелось просто побыть вместе.

Гарри прижался губами к его губам, обхватил руками шею и закрыл глаза. На его лице было написано такое умиротворение... Северус почувствовал возбуждение... теплое, неяркое, удивительно нежное чувство. От поцелуя? Нет, от того, что это поцелуй Гарри. Живого Гарри… который без остатка принадлежит только ему. Он не хотел размышлять о том, почему наделяет обычное соприкосновение губ некими магическими свойствами близости и единения. И почему для него нет ничего более чарующего, чем вид этого худого, растрепанного, уставшего мужчины? Он часто называл его глупым. А сам, сам-то кто? Влюбился в этого великовозрастного нелогичного мальчишку!

На это потребовалось время... Вроде немного, но на самом деле он понимал, что, наверное, бежал к этому и от этого всю жизнь. К такому вот тихому вечеру, тяжести чужого тела у себя на коленях. Желанию застыть в этом моменте… Любовь в организме не зарождается сразу на клеточном уровне: не прикипаешь мгновенно каждой частичкой к пока еще малознакомому человеку, и не кажется в тот же миг, что он — часть тебя… Трудно просчитать момент, когда именно в процессе общения это происходит, и сейчас он не смог бы назвать то мгновение, когда именно влюбился в Гарри… Процесс осознания этого чувства был слишком размытым, но результат обнадеживал.

Он сомкнул руки в объятии. Жаль, что так нельзя просидеть всю жизнь.

— Открой глаза, Гарри.

— Не хочу.

— Почему?

— Потому что я хочу, чтобы это длилось и длилось, так что подожди, дай мне украсть еще секундочку.

Он снова поцеловал Северуса…

— Открывай. Я смогу предложить тебе не менее приятные мгновенья.

— Не хочу открывать глаза, потому что как только я их открою, во мне проснется совесть, и я вспомню, что тебя надо уложить в постель и совсем не за тем, чего мне так хочется.

— Глупости, я себя отлично чувствую...

— Хорошо, но тебе надо соблюдать предписания колдомедиков.

— Хочешь отвертеться от секса? Не выйдет, — он нежно прикусил аккуратное ушко…

— М-м… Искуситель. Как же мне с тобой хорошо.

Северус усмехнулся.

— Богатый опыт…

Гарри засмеялся и нахально укусил Северуса за кончик носа.

— Тоже мне, герой-любовник. Скорее, эмоциональный девственник. И вообще, предупреждаю: я обзавелся огромным самомнением и теперь начну всеми способами заявлять на тебя свои права.

— Зачем?

— Понимаешь, ты у нас пессимист, и с твоим «а что если» я как-то научусь жить. Наверное, в тебе навсегда укоренились защитные рефлексы и ты будешь годами оглядываться по сторонам, ожидая от жизни подвоха… Но… Я так хочу, чтобы наедине со мной ты был просто счастлив… Без оглядки.

— А я хочу, чтобы счастливым был ты… Только я не знаю, что для этого нужно.

Гарри задумался.

— Чтобы Джейми всегда был здоров. Чтобы ты перестал быть трусом…

— Трусом? — Северус удивленно поднял бровь.

— Ну да… Нет, я знаю, что ты у нас самый смелый, самый слизеринский гриффиндорец... Ой!.. — Северус надеялся, что этот укус на ключице останется надолго. — Ладно, понял, но я буду звать тебя трусом, пока тебе не хватит мужества сказать, что ты мой.

— И это все причины моей трусости?

— Да.

— Что ж. Я твой.

Гарри улыбнулся.

— На бис можно?

— Можно. Я твой, и, знаешь, эта ситуация в общем и целом доставляет мне удовольствие.

— Слушал бы и слушал. У нас будет чудесная жизнь.

— Чудесная?

— Конечно, Северус. Я готов читать твои книги, тем более у Джейми вопросов хватит на нас обоих. А ты иногда станешь ходить с нами в магловское кино…

— И?

— Давай торговаться дальше: это же весело!

— Почему нет, — оживление Гарри делало приятной эту глупую игру в серьезные планы на будущее. — Я таскаю вас по театрам, в музеи, на выставки...

— Хорошо. Взамен требую квиддичные матчи по субботам!

— О нет.

— Да.

— Хорошо, за это поплатишься оперой!

— Звучит ужасно, но я согласен, — с этими словами Гарри снова его поцеловал.

А он это может… Смотреть на мир широко открытыми глазами своего мужа. И этот взгляд через призму жизненного опыта рассчитывал, что, в общем-то, нет ничего невозможного в построении модели счастливого мира по методу Гарри Поттера. И, наверное, у них все в итоге получится… Не то что бы он вот так сразу перестал сомневаться, но в том, чтобы жить и наслаждаться жизнью такой, какая она сейчас, именно текущим мгновением, ничего не загадывая, есть своя прелесть. Северус Снейп — человек, у которого для любой ситуации всегда имелся более или менее подходящий план, улыбнулся, выкидывая к чертовой матери все свои сценарии, и ответил на поцелуй своего мужа, пребывая в абсолютной уверенности, что благие намерения Гарри по поводу его постельного режима так и останутся всего лишь намереньями. Потому что на это конкретное мгновение у него были куда более захватывающие идеи.

* * *

Гарри часто вспоминал именно эту ночь с Северусом; ему казалась, что она выжжена на его сердце клеймом на всю жизнь… Именно потому, что больше не было сложностей, запретных тем, вопросов, которые боишься задать, движений, которыми страшишься оттолкнуть. Им больше не владела боязнь, как он будет без Северуса в этом полном всего паршивого мире... Просто не было больше такого мира — и не будет, пока им это нужно. Не вставал вопрос о доминанте, об использовании, о покорности или противостоянии. Все это было настолько неважно — ему просто хотелось непрерывно делать Северусу приятное, чтобы он наслаждался каждой секундой… Просто хотел и все для этого делал. Гарри невыносимо и неописуемо любил и готов был сделать абсолютно всё, что угодно, для него и за него, а лучше всего — вместе с ним... Разве можно описать это чувство, разве должно опоганивать его ярлыками?

...Больше чем два тела, много больше, и проще, и можно было открывать все заново — живой мир без стыда и масок. Мир-откровение, и было что-то совершенное, человечное, в том, чтобы знать, что Северус начинает фыркать, не сдерживая смех, когда ему целуют пупок, потому что до жути боится щекотки именно в этом месте… глупо, но именно из таких глупостей в конечном итоге складывается доверие, и то, как раскрывался для его жадных до этого сокровенного знания рук, губ любимый человек, было, в конечном итоге, самой желанной наградой.

…То, как много можно увидеть в его глазах… Смена выражений — от ненаигранной серьезности к какой-то почти мечтательной задумчивости, нежности, страсти… Слушать его дыхание... сначала спокойное и ровное, потом — горячее и порывистое, ловить губами его стоны, терять контроль… Вспомнить все что, что делал для Северуса в ту ночь… Отдавая себя без остатка и получая взамен все до последней капли — было правильно. Слишком мало общего это имело с обычным сексом, заставляя стыдливо бледнеть даже само слово «любовь», потому что и оно не выдерживало сравнения с тем, что Гарри чувствовал. «Жить тобою»... да, пожалуй, это было правильным определением, и он беспрестанно повторял это Северусу: «Я хочу тобою жить...»

Прошло около часа, а может быть, и больше... а Гарри все не мог уснуть, голова Северуса покоилась у него на животе, и он бережно перебирал мягкие, влажные после душа пряди, вдыхая аромат терпкого табака, который сизой дымкой повис в комнате… Он спал... Спокойно и невозмутимо, как ребенок, наигравшийся за день и неимоверно уставший...

— Я хочу тобой жить, — тихонько повторил Гарри и добавил, давая себе обещание: — И только так я жить и буду.

* * *

«Кого еще черт принес в такую рань?» — Северус надел халат и тихонько выбрался из постели, стараясь не разбудить еще спящего Гарри. Вышел в гостиную. Открыл дверь.

— Вот, конвоировал, — Невилл посторонился, пропуская в комнату Диего. — Во-первых, я не знаю, как ты решишь с ним поступить после случившегося, а во-вторых, он замучил меня просьбами увидеться с тобой с того момента, как я увел его из больницы. Всю ночь истерики закатывал.

— Он, что, был у тебя?

Невилл пожал плечами.

— А что, мне его нужно было в аврориат тащить? Я же не знал, что именно ты пообещал его сестре и как твои обещания в итоге изменились. Ну, взял с собой в гостиницу, утром вот привел...

— Ну входи.

Диего шагнул в комнату, выглядел он неважно, черные круги под глазами, синяк на скуле, перепачканная кровью одежда.

— Ты на нем что, удары отрабатывал?

— Да нет, просто когда он в тебя пульнул этой дрянью, а потом вы с Гарри еще и исчезли, я решил допросить его, что за чертовщина творится, а он был какой-то невменяемый — вот и прошлось парой затрещин привести его в чувство... перестарался немного — нос сломал. Заставил, правда, вчера залечить какого-то колдомедика: жалко, все-таки, такую красоту портить.

— Невилл? Чего тебе жалко? — Северус вопросительно изогнул бровь.

Лонгботтом перешел на тихий шепот:

— Ты с ним все же давай полегче… Мерзавец, конечно, но ему, похоже, тоже очень плохо, хочешь сдать аврорам — сдавай, не мучь попусту, — уже громче он добавил: — Так, палочку я у этого маньяка недоделанного отобрал, так что, поскольку он просил оставить его наедине с тобой, я удаляюсь… Если что, я тут по близости поброжу.

Северус решил, что ему почудилось, когда, прежде чем выйти, Невилл бросил на Диего встревоженный взгляд. А впрочем… Он устал изумляться себе, откуда уж тут взяться пониманию окружающих?

Он обернулся к Кавадросу, тот стоял посреди комнаты, опустив глаза к полу.

— Ты его любишь?

Северус подошел к креслу и сел, скрестив на груди руки.

— Да.

Диего кивнул, словно каким-то своим мыслям.

— Это хорошо. Потому что он тебя очень. Сильнее чем я, но я и не умел больше, для меня и этой-то любви оказалось слишком много, потому что я совершенно не знал, как с нею жить. А он, похоже, знает. Тебе будет хорошо с ним.

— Это все, что ты хотел мне сказать?

Диего покачал головой и впервые взглянул ему в глаза… Это был очень усталый взгляд — больного, растерянного человека.

— Нет, я проститься пришел, и, в общем-то, не важно, что со мною будет дальше, просто я должен тебе сказать то, что, наверное, давно должен был сказать… Я, ты знаешь, гордый человек, мне и сейчас не легко…

— Не говори, — спокойно заметил Северус. — Между нами изменить словами вряд ли что-то возможно.

— Нет, я скажу, я должен… Не ради чего-то, для себя, — потому что так будет правильно. Я очень тебя люблю… И любил… мне казалось, что я готов на все, чтобы сохранить это чувство. Дело не в том, что ты меня… не любил… Не в азарте… Мне просто очень нравилось испытывать к тебе сильные чувства, было хорошо — с тобой, с ними... только слишком тревожно. Мне становилось невыносимо тоскливо при мысли, что я хоть на мгновение останусь один… Без тебя. Я не привык быть один, всегда боялся одиночества, а ты любил его, но и со мною тебе нравилось быть. Ты, знаешь ли, вообще очень таинственный человек и сильный… Я черпал, как казалось, в тебе эту силу, по сути, оттачивая не те качества… Хотя нет, я лгу. Мне нравились твои защитные рефлексы, твоя манера нападать, я подражал им, они стали синонимом власти над тобой, мне казалось, что если я стану сильнее тебя, циничнее, бездушнее, ты меня полюбишь. Ведь ты не мог полюбить неравного? Более слабого? Нет, не отвечай, я сам знаю ответ, мог.

— Ты заблуждаешься, если считаешь, что Гарри — слабый человек. Просто он силен в тех вещах, в которых я ничего не смыслю.

— Не надо, — попросил Диего. — Не будем говорить о нем, потому что даже сейчас для меня это не слишком приятная тема. И когда я слышу, каким голосом ты произносишь его имя… Я просто не хочу ненавидеть его дольше: я устал ненавидеть. Когда я узнал, что он влюблен в тебя… Это казалось мне жутко неправильным, оскорбительным… Я думал, как он посмел, он, недостойный даже твоего уважения, бросить взгляд на то, что принадлежит мне. Наверное, в этот момент я счел, что должен доказать себе — не тебе — что мои чувства способны пробить любую стену, что я действительно готов ради тебя на все… Я не стану приносить извинения за свои поступки… Это было бы нечестно, потому что я раскаиваюсь только в том, что вследствие их потерял тебя. То, что ты женился на Поттере… Наверное, объяснить это труднее всего. Моё сердце завопило от боли… Я не мог ее сдержать... помутнело в глазах… Я вначале даже ничего не понял, но сердце осознало это раньше, чем сознание… и не выдержало… Может, мне и удалось сохранить лицо, у меня был хороший учитель... — Диего горько усмехнулся. — Но что-то внутри так и осталось кровоточащей раной... А когда ум осознал это, то весь организм скорчился в комок, переполненный простой и, по крайней мере, понятной злостью на него... на весь мир… Даже на тебя. Внутри меня нарастала непреодолимая ничем буря; кровь выскакивала из висков.. разрывая сосуды.. сердцу хотелось вовсю кричать нечеловеческим голосом сумасбродные фразы… Я не понимал, что делается, не контролировал себя... эгоист... безусловно, но это было не то... вовсе не то... всё внутри бурлило до помутнения сознания обжигающим пламенем... И так хотелось, чтобы стало снова небольно, и я планировал, как избавиться от этого. Мечтал, что убью его и снова обрету покой рядом с тобой, буду сильным, как прежде… Не то чтобы в душе не закрадывалось сомнение, что ты меня не примешь, — и я тогда в своих фантазиях награждал тебя всевозможными пытками за упрямство, порою даже лишал жизни, но никогда не додумывал эту мысль до конца, как и не мог принять такую простую истину как то, что, в отличие от меня, его ты любишь… Не думал, что такое возможно. Во мне уже дико, вовсю, хохотала зловещая мрачнейшая мгла… Вот только когда мое проклятье действительно попала в тебя…Ты... Сам выбрал такой путь... отдал себя вместо него, и я со всей отчетливостью понял, что тебя скоро не станет… Все, что я чувствовал до этого, отчаянье, боль, показалось такой незначительной мелочью по сравнению с масштабом этой потери... И мне было уже все равно, чей ты будешь и как я вынужден буду справляться с последствиями твоего выбора… навсегда, не меня… Я отдал бы последнюю каплю крови, чтобы все изменить, и, наверное, умри ты, я умер бы с тобой... на несколько часов это казалось даже желанным, и я ненавидел себя за такое стремление… Но Поттер… Он отнял у меня и это… И я рад, что отнял.

Диего замолчал, глядя на него, стараясь разглядеть что-то в лице Северуса, но, наверное, этого там не было, потому что он опустил глаза в пол.

— Что ж, добавить к сказанному мне больше нечего.

Прощать? Нет, он не был святым и не был Гарри, а потому просто сказал:

— Иди. Я дал твоей кузине слово, что если она поможет мне, то я не стану выдвигать против тебя никаких обвинений. Не будем ничего менять, возвращайся в Испанию и постарайся найти то, что тебе действительно нужно от жизни.

— Ну что ж… — Диего кивнул. — Не думаю, что обрадую кого-то своим визитом. Знаешь, на самом деле я никогда особенно не интересовал своих родителей. Третий ребенок, которого тоже надо обеспечить и от которого нет никакой пользы, поскольку старшие уже успели сделать все возможное для укрепления положения семьи и ее процветания. Думаю, мне не повредит на некоторое время сменить обстановку. Попутешествовать, может быть… Но тебе это, разумеется, неинтересно, так что прощай, Северус.

— Прощай, Диего.

Испанец кивнул и уже направился к дверям, когда в голову Северуса пришла по всем параметрам весьма неплохая идея.

— Насчет смены обстановки…

Диего обернулся.

— Да?

— Южная Америка интересует?

— Мне без разницы.

— Невилл организует исследовательскую лабораторию и набирает в Англии персонал, ему нужен хороший Мастер Зелий, а ты действительно хороший. Если хочешь, я напишу рекомендации в Министерство. Будешь заинтересован, поговори с ним…

Диего кивнул.

— Спасибо. Я подумаю.

Когда за ним закрылась дверь, скрипнула другая, та, что вела в спальню. Северус обернулся.

— Подслушиваем?

Гарри, растрепанный и заспанный, в одних пижамных штанах, беззастенчиво кивнул.

— Угу, я теперь Снейп, нам, Снейпам, можно… Мы ж почти как Малфои, только чуть порядочнее.

— Ты точно нарываешься, — улыбнулся Северус.

Гарри подошел и обнял его.

— Нарываюсь, в данный момент — на утренний поцелуй, возможность вернуть тебя в постель, где, согласно заверениям колдомедиков, тебе самое место и возможность именно там позавтракать.

— Это ни в коем случае, — отрезал Северус, с удовольствием выполняя первую часть пожеланий Гарри. — Я уже говорил, что ненавижу крошки на простынях.

Поттер, которому, похоже, очень нравилось быть Снейпом, ехидно и с нарочитой пошлостью подмигнул.

— А кто говорил о еде, мой сладкий? Я бы с удовольствием отведал тебя.

— Совсем стыд потерял, — констатировал Снейп. — Похоже, мне всерьез придется заняться твоими манерами.

Теперь его супруг скромно потупил глазки.

— Уж займитесь, пожалуйста, господин профессор. Согласен на отработку.

Северус сделал вид, что серьезно размышляет.

— Хорошо, поможешь сегодня Джейми мыть котлы.

— С него что, не сняли взыскание после всех минувших событий?

— Нет, конечно, ты же знаешь, что я не снимаю наказание из-за таких мелочей.

— Мелочей, — Гарри очень натурально изобразил праведный гнев. — Ну ты и гад, знаешь ли!

Северус улыбнулся.

— Знаю.

— Ага, а еще ты сводник.

— Я?!

— Да, причем прирожденный. Сначала всучил Рону Лиз, и он теперь преданно несет вахту у ее палаты, теперь вот сватаешь Диего Невиллу. Только не говори, что ты не знал, что он ему нравится внешне и пакостным, сильно напоминающим тебя характером. Но тут я тебя поддерживаю, Невилл быстро приберет его к рукам и объяснит, что покушение на убийство — не лучшая жизненная позиция.

Северус рассмеялся.

— Невилл — Диего к рукам? Позволь тебе кое-что объяснить, мой наивный супруг. Кавадрос будет холить свою депрессию еще пару недель, и, конечно, сейчас он согласится на первую попавшуюся работу — просто в качестве наложения на себя епитимьи. Потом разберется, что судьба вместо золотой рыбки подсунула ему золотого кита. Получив такую работу и заручившись поддержкой главы проекта, он быстро прикинет, какие выгоды можно получить, имея в своем распоряжении хорошую лабораторию и добившись от Министерства Магии Англии эксклюзивных прав на производство и продажу моего зелья в Испании. И тут он обратит свои синие очи на этого самого главу проекта, разглядит в мистере Лонгботтоме сотни достоинств, которые превзойдут все, которыми располагал, по его мнению, я. Диего тут же без памяти влюбится и начнет ухаживать за своим патроном. Невилла вся это ситуация более чем устроит, и менее чем через год мы получим новую, хорошо организованную ячейку общества, в которой одна сторона будет позволять второй водить себя на шелковом поводке, а вторая, не догадываясь, что все ее достижения могли быть получены изначально, будет ткать этот поводок всю оставшуюся жизнь.

— Северус, это безнравственно! Уверен, Диего тебя любит, и Невиллу еще долго придется…

— Пятьдесят галеонов на то, что я прав… Любить умом и любить сердцем — разные, хотя, зачастую, одинаково сильные вещи. Тебе никогда его не понять, уверен, Невилл еще даже не решится начать ухаживать за Кавадросом, как они уже окажутся в одной постели. Даю им максимум пару месяцев.

— Я вступил в брак с монстром, — возмущенно заметил Гарри. — Нельзя так бездушно спорить о чувствах людей!

Северус кивнул, видимо, ему все же придется считаться с наивностью его мужа.

— Ну прости.

Гарри расхохотался.

— Надул! Пари принимается. А как насчет Лиз и Рона?

— При нерешительности Уизли?.. Это будет долгий флирт.

— А вот и нет. Пятьдесят на то, что они обгонят Невилла и Кавадроса. Хочу вернуть свои деньги.

— Ну и кто тут безнравственен?

— Твой цинизм, мой дорогой, — заразная штука.

* * *

Он первым делом огляделся. Место было удивительно красивым и мирным… Невысокие яблони, увешанные сочными красными плодами, терпкий запах лета и его красок… Франция всегда его очаровывала, особенно этот край холмов и виноградников, жаркого солнца и молодого вина. Заглянув через невысокую изгородь, он улыбнулся, вспоминая ворчание Гарри этим утром.

— Только врачи позволили ему вставать, как он тут же вчера на целый день пропал, а сегодня куда-то засобирался! Да еще в магловской одежде, и заказал букет у флориста!

— Не ревнуй. Я же сказал, что это не свидание, а деловая встреча, к тому же с женщиной.

— Угу, но цветы зачем на деловую встречу?

— Потому что это особенная женщина.

— Тогда, если она не твоя пожилая родственница, я все равно буду нервничать, к тому же, терпеть не могу, когда чувствую, что ты от меня что-то скрываешь.

— Я все расскажу тебе, когда вернусь.

Он поцеловал мужа в макушку.

— Только это и способно меня утешить. — Гарри не умел слишком долго пребывать в скверном настроении, когда они были наедине. — Все-все расскажешь?

— Обещаю.

— Ладно, тогда мы с Джейми пойдем на поле, надо проверить новые метлы, подправить трибуны, пара скамеек требует замены.

— Вот и займись, а вечером тебе, скорее всего, достанется увлекательная история.

— Очень надеюсь, что без интимных подробностей.

— Гарри!

— Ладно, молчу. Просто от твоих поклонников всегда были одни неприятности.

— От тебя их будет больше всего, за совместную жизнь с таким ревнивым мужем их накопится достаточно.

— Я не ревнивый! — возмутился Гарри. — Просто любого, кто покусится на моего супруга, ждут долгие пытки с летальным исходом.

Не то чтобы все у них было просто, мелкие стычки происходили почти каждый день, слишком разными они были, чтобы беседовать мирно, но это все же скорее забавляло, чем раздражало, и Северус понимал, что время сотрет все еще острые углы, и это произойдет скорее рано, чем поздно.

— Люци, надень немедленно панаму, а то обгоришь! — Он снова посмотрел в сад. Пухленькая молодая женщина приподнялась с шезлонга, отставив в сторону бокал с ледяным коктейлем, и озабоченно посмотрела на светловолосого мальчишку с сачком, возившегося на лужайке перед красивым, увитым виноградной лозой домом.

— Но мам… она все время слетает!

— Горе мое, ну дались тебе эти бабочки!

— Ма… ну красивые же.

— Ладно, любитель прекрасного, только панамку одень, а то ведь сгоришь снова, я тебя только вчера лечила.

— Хорошо.

Он усмехнулся…

— Да, солнце тут яркое для нежной кожи Малфоев, — с этими словами открыл калитку и шагнул в сад.

Женщина подняла широкие поля шляпы, взглянула на него с улыбкой, но настороженно.

— Профессор Северус Снейп и без авроров… — Она заметила букет. — Даже с цветами.

— Не умею говорить комплименты, считайте это моим признанием ваших достоинств, хотя, конечно, я далек от того, чтобы одобрить все ваши поступки.

Пенси взяла цветы.

— Пойдемте в дом. Чаю?

— Только если я сам его заварю…

Она рассмеялась.

— Да, пожалуйста. Люциус, профессор Снейп приехал. Мы будем в доме… И, ради Мерлина, одень панамку.

Мальчик кивнул.

— Здравствуйте, профессор, вы от папы?

Пенси взглянула на него так же вопросительно.

— Ну так как, от его папы?

Он покачал головой.

— Пока нет.

Она обернулась к сыну.

— Нет, Люци, папа сегодня не приедет.

Мальчик кивнул и вернулся к прерванному занятию.

Через светлый, залитый солнцем холл Северус следом за Пенси прошел на расположенную в мансарде кухню. Сверкала начищенными медными боками посуда, на столе в маленькой вазе красовались маргаритки — уютный, невероятно теплый дом, особенно резонирующий с воспоминаниями о чинной череде всегда холодных и чопорных коридорах Малфой-мэнор.

— Вообще-то у меня есть служанка, очень милая старушка, которая обожает посплетничать, но сегодня у нее выходной, так что ваше предложение самому заварить чай весьма кстати. Заварка в левом шкафчике.

Пенси поставила его букет в воду и села у стола.

— Ну, рассказывайте, где я просчиталась.

Северус поставил чайник на плиту.

— В мелочах выходили нестыковки постоянно. Вы очень складно лгали, но я никак не мог избавиться от ощущения, что мы с вами в чем-то очень похожи, поэтому я ставил себя на ваше место и понимал, что полностью та картина, что вы для нас рисовали, никогда до конца не сходилась…

— И все же, как вы меня нашли?

— Довольно просто. Вследствие всех этих малоприятных событий, колдомедики несколько ограничили мою свободу передвижения, но как только вчера мой весьма строптивый супруг с их согласия выпустил меня, наконец, из дома, я весь день посвятил исключительно вашей персоне — точнее, ее опознанию.

— Ну и как мои останки?

— Выглядит очень правдоподобно, тело весьма изуродованное, но, несомненно, ваше, как и одежда и волшебная палочка — не возникло сомнений ни у Авроров, ни даже у вашего мужа. А тут еще пропавшие драгоценности, портоключ в Бразилию — все одно к одному талантливо.

Пенси улыбнулась.

— Спасибо, я старалась. Так как все же вы вычислили, что это не я?

— Ну, во-первых, убийца не опознал в Драко скрывавшегося под оборотным зельем Рона Уизли, думаю, вы бы так не оплошали, а во-вторых, среди ваших вещей не обнаружили волшебную палочку Гарри. Мелочь, конечно, но на ней вы выдали себя окончательно. У меня есть знакомый в отделе надзора за аппарацией — это, конечно, закрытая информация, но все же я узнал, что за полчаса до смерти фальшивой леди Малфой два объекта с помощью этой палочки аппарировали на юг Франции. Я связался с еще одним знакомым — на этот раз французом, он приехал в этот городок и узнал все о его новой обитательнице — одинокой молодой женщине с ребенком.

— Да, вот так рушатся самые гениальные проекты из-за отсутствия должного внимания к мелочам. Что еще вам известно?

Он пожал плечами.

— Много деталей, от вашей нелюбви к собственному имени и отношений с Люциусом Малфоем до темы вашей работы на ТРИТОН по Зельям, но мне все же хотелось бы кое-что уточнить: может, расскажете с самого начала? Мне просто любопытен ход ваших мыслей...

Пенси пожала плечами.

— А собственно, почему нет.

Северус налил чай в две чашки и сел напротив Пенси, она задумчиво закурила любимые сигары.

— Все это началось очень давно, я была маленькой, глупой, в меру восторженной девочкой, у которой был красивый богатый жених, много денег, в перспективе на будущее — богатый замок и море украшений. И все бы ничего, да вот только жених был со мною в лучшем случае вежлив, так что на романтическую сказку я рано перестала рассчитывать, его отец, наоборот, казался очень внимательным, всегда дарил подарки, интересовался моим мнением, говорил комплименты. Так что в том, что со временем я влюбилась в него до беспамятства, не было ничего необычного, вот только никаких иллюзий я на его счет не питала, и вся эта романтика служения Тьме была мне, в общем-то, побоку. Хотя, что спорить, интересно было, как помните, когда я училась на шестом курсе, он сбежал из Азкабана, мои родители предоставили ему убежище, примерно тогда мы стали любовниками. Потом была война, его поймали и казнили, как, впрочем, и мою семью, а я поплакала, открестилась от всего, от чего только могла, и вышла за Драко. Вот тогда-то Люциус снова появился в нашем замке и моей жизни, и он был очень опасен, несмотря на то, что мертв. Портреты шпионили за нами для него, некоторые домовые эльфы втайне признавали только его своим господином. Драко это все быстро надоело, и он изгнал отца в имение. Изображения общих предков развешены во всех владениях Малфоев, а эльфы ухитряются прошмыгнуть даже там, где маги и призраки ограничены в свободе. Один такой, Брик, был когда-то личным слугой Люциуса, он-то и передал мне его приглашение, я подумала, почему нет? Он, знаете ли, умел слушать и выказывать должное сочувствие, а наш брак с Драко с самого начала трещал по швам, в общем, мы часто встречались… Говорили… Я жаловалась ему на жизнь, ну и разыгрывала из себя все ту же влюбленную в него дурочку, а что: Люциусу нравилось, а мне зачем проблемы? Я с ним ссориться не хотела. Когда возникли проблемы с рождением ребенка, именно он подсказал мне обратиться к Вейнсу, и все было нормально, но…

Я даже не сразу заметила, что происходит, так как все это шло на протяжении не одного года.

— О чем вы?

— Этот его эльф, он был моим доверенным лицом, везде путешествовал со мной. Только вот после каждого нашего визита к очередной родне Драко вскоре приходило приглашение на похороны, как только это переросло из случайностей в закономерность, я честно поговорила с Люциусом. Он посвятил меня в детали своего гениального плана по воскрешению, и я поняла, что попала и вариантов выйти сухой из воды у меня не так уж много. Можно было, конечно, поговорить с Драко, но у нас сложились не слишком доверительные отношения, к тому же, несмотря на то, что я подыграла Люциусу и сделала вид, что готова ради него на все, за мной стали следить куда пристальнее и боялась я не только за себя, но и за ребенка.

— Значит, яд готовили не вы.

— Нет, сам Люциус, и довольно давно, он хранился в тайнике в том доме, где заперли его призрак, я узнала о нем, только когда он велел взять флакон для убийцы. В то время у меня была только одна возможность: тянуть время, и очень удачно подвернулся Уизли со своими проблемами и возникший у Драко интерес к его жене. Естественно, я тут же поделилась с Люциусом своим негодованием, и он одобрил мой план устранить Драко за счет Уизли. Торопиться тогда было особенно некуда, еще не всех Малфоев мы успели объездить, а потом… В общем, я не слишком стремилась развеять сомнение Рона насчет того, что не стоит заказывать моего мужа… Хотя буду честной, жизнь Драко волновала меня исключительно потому, что в случае его смерти под удар становился мой сын. Но Люциус начинал настаивать, и я вынуждена была окончательно сломать Уизли и поторопиться с наемником, однако Малфой предупредил меня ни в коем случае не связываться с неким Каином, он якобы имеет какое-то отношение к вам, и, естественно, именно к нему я и обратилась… Яд я подлила, но он же медленный — этот тип успел бы все вам рассказать, если что, а сокрушаться по поводу потери обществом этого человека я бы особо не стала. Вы не представляете, как я была рада, когда вы пришли ко мне и забрали с собой, нас наверняка подслушивали, и я сделала все, чтобы вы не оставили меня в доме: мне не пришлось бы разбираться с Люциусом… Но и за своего сына я очень боялась, поэтому понадеялась на амулет.

— А Дерек Астрикс. Зачем вы его убили?

Пенси покачала головой.

— Хоть под Веритасерумом спросите, я его не убивала. Когда ваше заклятье спало, я стала выбираться через магазин, зацепила случайно какой-то стеклянный стеллаж. Он упал, я спряталась, на грохот прибежал тот старик, увидел среди осколков на полу какую-то вазу, из тех, что стояла на стеллаже, заплакал как ребенок, схватился за сердце — дорогая была, наверное… Потом он весь покраснел, я к нему кинулась, но было поздно: он упал и больше не дышал — проверяла. Поскольку я хотела, чтобы вы продолжали считать меня убийцей, и, по мнению Люциуса, я не имела бы свободы передвижения, то я огрела его по голове подвернувшейся под руку какой-то старинной палицей и аппарировала в замок. Ну, дальше вы все знаете, раз уж упомянули тему моей работы на ТРИТОН.

— «Влияние сложных зелий на магических существ».

Пенси кивнула.

— Ну да, единственный способ спасти моего сына я видела в том, чтобы заставить Люциуса поверить, что мальчик мертв. Мне не составило труда обманом заставить этого домовика Брика выпить Оборотное зелье с волосом моего сына. Его эффект отличается от действия на человека в том, что маг после смерти под Оборотным зельем через положенное время меняет форму на первоначальную. Домовой эльф — существо с несколько иной магией — застывает измененным навсегда. Вы мне тогда балл повысили за то, что я упомянула эту, довольно редкую, информацию, указанную в ограниченном числе источников, помните?

— Я вас хорошо учил.

— Да уж. В общем, я напоила эльфа зельем, отправила сына портоключом в надежное место и разыграла кровавую бойню. Не подумайте, что я была так уж счастлива причинить боль Драко, просто его страдания тоже входили в мой план. Мой муж в гневе, знаете ли, неприятен. Я изучила его хорошо и почти наверняка знала, что он сорвется и прикончит кого-нибудь из эльфов за то, что не пытались меня остановить. Для него они все на одно лицо, а у меня появился бы шанс наврать Люциусу. Теперь, когда мой сын был для него мертв, оставалось умереть мне. Он даже не был расстроен тем, как сложились события, тем более что я пояснила, что прикончила мальчика для того, чтобы убить и Драко во время похорон на кладбище. Про подземный ход я знала давно, церковь недалеко от замка, а кладбище — дальше, за холмами, ну, вы знаете, когда мы с Люциусом были любовниками, он иногда рассказывал о своих безумствах в юности… Когда он говорил матери, что отправляется в церковь, а сам предавался на кладбище греху в компании своих многочисленных подружек… Люциусу моя идея понравилась, но он предпочел обеспечить вам проблемы в день, на который назначат похороны. Я написала письмо Ирме Пинс, мы встретились, и она согласилась заманить Поттера в ловушку, тем более что сама давно вынашивала подобный план, просто была неуверена, что сможет осуществить его в одиночку. Она же предложила взять третьим испанца.

— Тогда почему вы сказали Гарри, что это Ирма нашла вас?

— А почему я подписалась Пенелопой? Хотела привести вас к Малфою. Только он называл меня так. Только он знал и меня и Ирму Пинс. Я, кстати, в свое время сменила имя из сентиментальных соображений, Люциусу нравилось подчеркивать, что только он вправе меня так называть.

— Гарри вы избили тоже из соображений его безопасности?

— Конечно. Вы думаете, я желала нажить себе врага в вашем лице? Во-первых, не избей я его — его бы обездвижили заклятьем… и он не смог бы хотя бы минимально двигаться, чтоб обеспечить себе соприкосновение с портоключом. Мало ли как бы его передвинули, а во-вторых... Это же Поттер, начал бы еще геройствовать, погиб случайно, а потом вы бы меня с того света достали…

— А кто был на кладбище?

— Эрни — эта эльфийка еще меня нянчила, а потом и Люци. Она уже очень старая была, давно просила меня по древнему обряду отрубить ей голову, но когда я все объяснила, она решила, что так даже лучше.

— И все же вы хотели убить Драко. Или нет?

— Нет, думаете, я совсем слепая, глухая и не имею привычки читать переписку своего мужа? Знала я о вашем суперзелье и не сомневалась, что ему ничего не грозит. Вот с завалом совершенно случайно получилось, я в газете прочла. Эрни должна была скрыться с помощью портоключа, а потом ее тело нашли бы где-нибудь в Бразилии. Сейчас на мне убийство одного домового эльфа, а за это полагается максимум штраф. Лишнего, Северус, мне не надо. И бежала я не только от Люциуса. Это мой сын, Драко развелся бы и оставил его себе, просто потому, что он это может, а я люблю его — он ведь, если подумать, только мой.

— Откуда у вас деньги на этот дом?

— Ну, я всегда знала, что рано или поздно он меня бросит, экономила на хозяйственных расходах, продала большую часть украшений, которые достались мне от матери, ими Драко никогда не интересовался.

— И все же вы лукавите, Пенси. Вся эта инсценировка была сделана еще и для того, чтобы ваш сын когда-нибудь получил все после смерти отца. Ведь вы живы, а значит, вступи он в брак с Гермионой, он будет незаконным, как и рожденные в нем дети. Вы правильно заметили, что все, что вы натворили, тянет на не слишком большой срок, а значит, рано или поздно, ваш сын станет единственным наследником.

Она улыбнулась.

— Согласитесь, это было бы приятной компенсацией за мою, в общем-то, отнюдь не безоблачную жизнь. Эта часть плана, как я понимаю, провалилась?

— Да, я поговорю с Малфоем, и все улажу.

— Как?

— Вы, если хотите, можете оставаться мертвой, но это не выход, родной он ему или нет, Драко любит Люца, и он, рано или поздно, спросит вас, где его папа. Я проверю, и, если все правда, в том числе и то, что касается убийства Астрикса, сын останется с вами, и вы получите щедрое содержание в обмен на развод. И Драко даже не убьет вас за то, что вы заставили его пережить, хотя отрицать, что ему очень захочется, я не буду... И мы все уладим с законом, я вам обещаю, согласны?

Она кивнула.

— А знаете, Северус, жаль, что вам совсем не нравятся женщины, я бы отбила вас у Поттера. Из нас вышла бы чертовски умная пара.

Северус улыбнулся.

— Упаси меня Мерлин от такого счастья… И хотя вы, несомненно, задали мне сложную задачу, Пенси, я искренне надеюсь, что видиться впредь мы будем нечасто и станем исключительно вспоминать прошлое, а не затевать очередные интриги. Я становлюсь слишком стар для этого… Покоя хочется…

— Как я вас понимаю. А мне, наверное, очень нужно просто пожить… Не для кого-то — для себя и моего сына, и я так и сделаю. Еще чаю?

— Нет, меня дома ждут.

— Что ж. Это хорошо, что ждут.

— Да, хорошо.

— Мам… — донеслось с улицы. — Посмотри, какие бабочки — я пять штук поймал!

— Вас тоже ждут, Пенси.

Она улыбнулась.

— Похоже на то.

* * *

— Пикник на квиддичном поле? Оригинально. — Два похожих лица одновременно к нему повернулись.

— Мы землянику едим, — гордо сообщил Джейми, показывая на плетеную корзинку, полную ягод. Нам Хагрид дал.

— Вернее, он себе собрал на наливку, а кто-то у него выпросил, — пояснил Гарри.

Джейми ничуть не смутился.

— Отец, а ты хочешь?

Не то чтобы он любил землянику, но, как когда-то заметил Гарри, ему же ничего не стоит, а кто-то маленький и кареглазый очень радуется.

— Давай.

Северус обреченно опустился на траву.

— Ну, как твоя деловая встреча с букетом?

— Отлично.

— Ей понравились цветы?

— Думаю, да.

Гарри явно пытался скрыть любопытство.

— И что?

— Она сказала, будь я чуть менее убежденным геем, она бы меня у тебя увела.

— Та-ак… — зеленые глаза яростно сверкнули. — И что ты ответил?

— Это так важно, что я сказал, или ты хочешь узнать, что я думаю? Потому что я думаю, что я люблю тебя, а значит, ты можешь не волноваться.

За такой ответ он заработал от Гарри поцелуй.

— Еще бы поменьше таинственности...

— Этого не обещаю.

— Ну почему с тобой так сложно?

— А кто сказал, что будет просто?

Гарри рассмеялся.

— Никто, но мы стараемся.

Северус улыбнулся и поцеловал своего мужа в ответ.

— Точно.

И им было, в общем-то, наплевать на то, что, воспользовавшись тем, что его отцы слишком увлечены друг другом, Джейми постарался побыстрее съесть всю оставшуюся землянику.

Времени не дано стоять на месте, за летом, таким богатым на события, пришла более спокойная осень. Школа наполнилась студентами, дни — заботами… Жизнь Северуса и Гарри вошла в постоянное, но отнюдь не мирное русло… И были ссоры и были скандалы, и крошки в постели, и метлы в гостиной, и пролитый на древние фолианты чай. И были ночные бдения в лаборатории, вспышки раздражительности, затяжные приступы меланхолии; и Северус уходил «навсегда» с периодичностью раз в три месяца и с такой же закономерностью возвращался через пару часов. И Гарри бросался его догонять через раз, признавая и за собой право на обиды, но такова жизнь, простая и, одновременно, очень сложная, где, порою, мелкие стычки затмевают собой даже самые яркие события, но они недолговечны и не в состоянии спорить с любовью, если она есть…

А год спустя, такой же золотой осенью, как та, что пришла на смену минувшей за их первым летом, Шляпа вынесла свой вердикт одному кареглазому мальчику в очках и дорогой мантии со смешливым выражением лица и мудрыми глазами.

— Я не верю в это!

— Не понимаю, о чем ты, по-моему, в подобном сложно было сомневаться. Все его поведение указывало на…

— Слизерин, Северус! Он — первый Поттер, который будет учиться в Слизерине!

— Тише, Гарри, не привлекай к себе внимания, лучше посмотри на нашего мальчика, кажется, он очень доволен, улыбнись ему… И посимпатичней, а то он решит, что у тебя нервный тик...

— Ты мне за это ответишь!

— Вряд ли, и вообще, ты знаешь, что я не змееуст — так что кончай шипеть.

— Иногда я тебя ненавижу.

— Брось, ты меня обожаешь.

И, конечно, Гарри проиграл сто галеонов, впрочем, ему не пришлось их выплачивать. Пятьдесят он проспорил в их первое Рождество.

— С тебя пятьдесят галеонов.

— С чего вдруг?

— Посмотри газету.

— Она на испанском.

— Третья страница — там фотография.

— Вот черт!

— А мне казалось, что они выглядят довольными.

— Северус, ты прекрасно знаешь, о чем я, это нечестно с твоей стороны требовать с меня деньги!

— Нет уж, Гарри, уговор есть уговор.

— Хорошо, я отдам, завтра…

— Нет, сейчас.

— У меня при себе нет.

— Ну… я могу предложить сделку.

— Интересно, какую?

— Если я правильно помню расценки, отработаешь за пару часов.

— Северус, ты извращенец, хочешь продать меня в ближайшем борделе?

— Вот уж нет, предпочитаю быть единственным клиентом.

— Это сильно меняет дело.

— Значит, ты согласен?

— А ты сомневался.

Вторые пятьдесят — через два с половиной года.

— Объявляю вас мужем и женой, можете поцеловать невесту.

— Поздравляем вас, господин посол.

— Поздравляем.

— Ну, этот хотя бы не магл.

— Драко, дорогой, заткнись.

— А что я такого сказал, Гермиона?

— Я тебе дома доходчиво объясню.

— Фурия…

— И про это тоже.

— Я тебя все равно люблю…

— Я знаю.

— Пятьдесят галеонов.

— Северус, как не стыдно: это же свадьба, я не взял с собой денег, потом отдам.

— Нет, расчет на месте.

— У меня нет.

— Ничего, я тут присмотрел в посольстве одну очень милую комнату для гостей, у тебя будет возможность рассчитаться.

— А, ну это как скажешь.

Обе пары, о которых шла речь, сложились довольно удачно, и, если в первой царил относительный покой, то вторая еще долго поражала всех своими эксцентричными выходками вроде усыновления двенадцать детей, впрочем, Рон всегда хотел большую семью, а приняв пост посла на постоянной основе и, наконец, решившись сделать предложения Лиз, он не собирался себя ограничивать в построении семейной идиллии… Стоит ли упоминать, что все они вегетарианцы?

Диего Кавадрос получил от жизни все, о чем мечтал и даже больше, впрочем, это ровным счетом никого не удивило. Судьба часто балует своих не слишком достойных сынов. Все его знатное семейство им гордится, поскольку по богатству он давно превзошел старших братьев, и Диего, разумеется, счастлив, обожает своего мужа, которого такое положение вещей вполне устраивает.

Пенси Паркинсон, вернувшая себе после развода девичью фамилию, так и не вышла второй раз замуж. Всю свою богатую фантазию и склонность к интриге она выплеснула в написании серии очень популярных в колдовском мире романов, которые сделали ее настолько богатой и знаменитой, что она даже отказалась от дотаций бывшего супруга, с которым ни разу не встретилась до самой своей смерти — к огромному удовольствию обоих. Слишком много они так и не простили друг другу, хотя каждое лето учившийся во Франции Люциус проводил с отцом и его новой семьей.

Драко и Гермиона поженились через два часа после того, как Пенси подписала все документы на развод. Миссис Малфой уволилась из Министерства за час до этого знаменательного события и посвятила все свое свободное время мужу и созданию в Британии крупнейший в мире библиотеки как магической, так и магловской литературы, которая после ее смерти еще веками носила имя Гермионы Малфой. Три года спустя после замужества у них случилось пополнение в семействе.

— Что там можно столько делать?

— Драко, успокойся, женщины за пять минут не рожают, правда, Ронни?

— Лиз, мне-то откуда знать?

— Заткнитесь оба.

— Драко, прекрати мерить шагами коридор. Вот когда Джейми родился, я…

— Поттер, молчи, я уже пять раз слушал, как ты не находил себе места. Дай мне самому понервничать, хотя о чем это я? Я совершенно спокоен!

— Теоретически, Драко, мы тебе верим, а практически у меня от твоей пробежки туда-сюда в глазах уже рябит, и вообще я не понимаю, я тут что делаю?

— Северус, ну нельзя же быть таким бесчувственным! Мы осуществляем моральную поддержку, я — как будущая крестная, а ты — как крестный.

— Как я позволил втянуть себя в это? Драко, еще не поздно провести замену — возьмите вместо меня Поттера?

— Северус!

— Понял, молчу.

…

— Ну?

— Ну что?

— Ну что, доктор?

— Мистер Малфой, поздравляю, у вас двойня, леди Малфой чувствует себя прекрасно, просила передать, что она, несомненно, справилась бы быстрее, если бы постоянно не отвлекалась на ваши вопли из коридора.

— Двойня! У меня — двойня?! Э-э-э… доктор, а они случайно не рыжие?

— Драко Малфой, я все слышала!

— Гермиона, дорогая, я же пошутил, доктор, можно мне к ней?

— Да, пожалуйста.

— Гермиона…

— Я тебе таких рыжих устрою! Иди, смотри на своих блондинов!

— Мион, дорогая…

Время бежит незаметно, вырастали дети, появлялись внуки… Джеймс Поттер женился поздно, почти в сорок лет, на молодой магле, и Северус пережил этот факт только потому, что невестка изучала в университете органическую химию и ему было с кем вести долгие научные беседы за семейными обедами. Джеймс в выборе профессии удивил обоих родителей, после долгих размышлений выбрав для себя Предсказания, впрочем, в этой науке под мудрым руководством старого кентавра он преуспел гораздо больше бывшего преподавателя профессора Трелони и, когда Фиренце ушел на покой, занял его место в школе… У него двое детей, и то, что мальчика зовут Гарольд, а девочку Северина, было для Гарри поводом подтрунивать над своим ворчливым супругом не один год, так что после появления внуков хлопки дверью в подземельях были слышны особенно часто…

Но они все еще вместе, и, как только на их пути встают сложности, Северус всегда спрашивает:

— А кто сказал, что будет просто, Гарри?

И Гарри с улыбкой отвечает:

— Никто, но мы стараемся.