Холодно-надменное выражение лица, потемневший взгляд серых глаз. Тонкий силуэт Малфоя, растушёванный отблесками свечей, на фоне оконного проёма — оригами лунного света и вечерних сумерек. Презрительно вздёрнутая бровь — насмешка. Скрещенные руки на груди — показное спокойствие. Огоньки на дне глаз — сталь.
— Надеюсь, ты понимаешь, — он пытается говорить с сарказмом, но уже знает, что получится смешно, жалко и ненатурально — неумелое, глупое подражание, слабая попытка заимствовать личность… — Ты понимаешь, что мы не верим тебе ни на секунду, и какие байки ты бы ни плёл про твоего папашу, мы…
— Оставь, Рон. — И он мгновенно замолкает, поворачивая голову, жадно ловя спокойный взгляд зелёных глаз. Гарри в глубоком кресле у камина, но он
(почему почему почему)
не смотрит на него, не смотрит, он смотрит на Малфоя, и тот хмурится, не пытаясь отвести взгляд. Гарри спокоен, почти равнодушен, но — почти, и Рон это видит,
(возможно только он один видит это)
как видит и ещё что-то в глубине глаз Гарри, что-то, из-за чего он совсем не протестует, когда Гарри снова опускает взгляд к книге, произнося только одно слово:
— Пусть.
И вот теперь...
(что-то неправильно что-то не так)
Гарри делает уроки, прогуливает предсказания, ходит на тренировки и получает взыскания по зельеварению.
— Я не пойду туда, — громко говорит Малфой. — Я не пойду в туалет к этой… этому… психованному приведению.
— Да кто тебя спросит… — возмущается Рон, но натыкается на неожиданное понимание во взгляде Гарри.
— Не надо, Рон. С этим мы и сами справимся.
И потом
(несмотринанегонесмотринанегонесмотринанего)
— странный, необъяснимый взгляд Малфоя. И Рон даже думать не хочет, что видел там
(нет нет нет)
что-то, хотя бы отдалённо похожее на благодарность.
Гарри смеётся, дразнит слизеринцев, ошибается в Трансфигурации и выигрывает матчи по квиддичу.
И Рон не замечает, что Малфой (ублюдок ублюдок ублюдок) — вечно угрюмый на собраниях АД, злобно-насмешливый в разговорах в классе — иногда, очень редко, подходит к Гарри, и Рон точно знает, что при этом он в тысячу раз ехиднее, чем обычно, но Гарри смотрит на него, и когда они говорят, Гарри улыбается, как улыбаются чему-то очень личному и дорогому, и Рон пытается подавить это мерзкое сосущее чувство под ложечкой, выгрызающее дорогу к сердцу...
Ты — пустышка, Уизли.
(он заберёт его у тебя, да-да, мой маленький, заберёт его у тебя)
В библиотеке очень темно, но Рон весь горит энтузиазмом, пропахивая очередную книгу по Истории Магии, ища какую-то информацию об использовании крестражей в Средние века. Он поднимает голову и видит, что (Гарри Гарри Гарри) его друг рассеяно смотрит в книгу, даже не пытаясь понять написанное… Взгляд серьёзен и сосредоточен, но обращён не на выцветшие строки, а куда-то вглубь себя, и Рон злится, потому что в такие моменты Гарри становится странным, непонятным и далёким… и ещё потому, что, кажется, Малфой знает о том, что с ним происходит гораздо лучше него…
— Что расселся, Уизли, — лениво. — Читай, а то скоро совсем деградируешь…
— Что это ты раскомандовался, Малфой?! Ты даже в книгу не смотришь! Ты совершенно не помогаешь нам! Какая от тебя польза? Чем ты вообще занимаешься? Только командуешь да говоришь, чтобы мы работали побыстрее…
— А кому это всё надо, Уизли? — И мгновенно, как взвившаяся кобра — злобный блеск в глазах Малфоя, едко цедящего слова. — Ты что, до сих пор не вырос? Ты думаешь, что все эти ваши тайные собрания, разговоры шёпотом и пафосные речи что-то изменят? Ничего! Вам просто стыдно признать, что вы не у дел, и что всё, что вы можете — это спрятаться за спину доброго дедушки Дамблдора — ах, да, он же умер, прости — или Мальчика-Который-Всех-Спасёт и копошиться в своей дыре, как муравьи в муравейнике, охая над каждым его шрамом…
— Ты всё-таки ублюдок, Малфой, — с наслаждением выплёвывает Рон. — Может, это тебе просто стыдно признать, что ты не можешь ничего без своего папаши — ах, да, он же умер, прости…
— Не смей. — Очень тихо и очень зло. Рука тянется к палочке. — Или я…
— Драко, — неожиданно мягко говорит Гарри. Очень мягко — Рон никогда не слышал, чтобы он говорил так, и Малфой замирает, оборвавшись на полуслове, и смотрит (не надо не надо не надо) на Гарри, смотрит, как тот осторожно поднимает руку и кладёт её ему на плечо, повторяя: — Драко. Пожалуйста.
«Ты никогда не просил меня! — Хочется крикнуть Рону. — Меня ты никогда не просил, так почему же именно его, почему его…»
И в глазах Малфоя неожиданно появляется чувство, подозрительно похожее на панику, он сбрасывает руку Поттера, словно обжёгшись об неё, и вылетает из библиотеки.
Гарри зарабатывает очки, злится на Снейпа, нарушает правила и косится в конспект Гермионы.
«Что не так? — Спрашивает Рон у зеркала. — Что во мне не так?»
Он знает ответ.
«Всё».
(ты потеряешь его, Уизли, ты потеряешь Гарри, ты потеряешь…)
Уйти. Не думать об этом. Всё хорошо, всё просто отлично — Гарри по-прежнему улыбается ему, хоть и немного устало, и не важно, что он часто куда-то пропадает по вечерам, и не важно, что Рон всё чаще видит взгляд — этот взгляд — Малфоя, направленный на Гарри… Всё правильно: Гарри помогает Малфою (ты не можешь разорвать ему горло, Рон, не можешь), тому тяжело после гибели отца, но, проклятье, почему его взгляд так светлеет, когда он смотрит на Гарри?
Когда он так смотрит на Гарри...
(как хорошо, что Малфои не умеют любить)
Камешек улетает, считая круги по воде. Рон старательно обходит дерево — под ним обожает отдыхать Малфой... Вечер, и Рон пытается избегать мыслей о том, что Гарри сейчас нет в общей гостиной, и что в последнее время он стал улыбаться гораздо искренней, особенно, когда...
(это не ты помог ему, Уизли, не ты ему помог)
Холодно-солоноватая ласка озера и размытое полотно песка, словно смятые простыни... Кажется, именно сюда ходил гулять Гарри. Гарри...
О...
Смотреть на Гарри, слушать его, улыбаться, нагибаясь над картой Мародёров... и гнать, гнать от себя прочь мысли о судорожных отпечатках не песке, негромких разговорах у камина, о закрытой двери и следе пальцев на запотевшем стекле...
Тик-так — в груди медленно раскачивается бесперебойно работающий маятник; Гарри рядом — металлический кончик замирает на полувзмахе, остриё упирается куда-то под грудную клетку... Рука Гарри на запястье — щелчок, судорожный трепет секундной стрелки, частое биение пульса под его пальцами. Гарри с Малфоем — маятник наращивает обороты, и Рон задыхается, отворачиваясь, иначе он просто разорвёт ему грудь...
Ты — пустышка, Уизли.
Победили. Они победили. Неважно, как, неважно, когда, и Рон, задыхаясь, бежал в больничное крыло, и (жив жив жив) счастье распирало его изнутри, но увиденное пригвоздило его к порогу… На кровати сидел Гарри, в его взгляде светилась грустная нежность, она заполняла собой всё и вся, и он тихо шептал что-то, легко гладя волосы человека, который стоял на коленях у его кровати...
Малфой плакал и целовал его руки.
(никогда, никогда раньше)
И эта откровенная беспомощность, отчаяние заставили Рона понять, увидеть — счастливого конца не будет, а будут тонкие руки Гарри поверх одеяла и невыносимый, по-звериному тоскливый взгляд Малфоя, и его хрупкая фигурка в объятиях спящего Гарри, и глаза Гарри, заволакивающиеся мутной плёнкой бреда...
Ты — пустышка, Уизли.
...Рон идёт к озеру. Он не смотрит в небо, но знает, что если поднимет голову, то увидит две исчезающие фигурки на фоне заходящего солнца. Он садится, прислоняясь спиной к дереву, думая о том, что предпочёл не заметить, как Малфой потихоньку забрал все вещи Гарри из его комнаты. Он всё равно отомстил (тебе всё кажется, Ронникинс, всё кажется), потому что…
…ты обречён, Малфой. Ты уже любишь его и ты не сможешь заставить себя не любить его, а когда ты уверишься, что он полюбил тебя в ответ, то он оставит… оставит тебя, Малфой… он оставит тебя…
Vova
