Иллюзия власти

Понедельник начался ужасно.

— Девятое января, Поттер! Девятое! А отчет ты должен был сдать третьего! Да плевать мне, что это праздник! И на то, что на сегодня у тебя запланирована крупная операция тоже! Отчет должен лежать готовый завтра утром у меня на столе! Иначе… — дверь моего кабинета с треском захлопывается. Не зря говорят, что понедельник день тяжелый. Голова раскалывается после небольшой попойки с коллегами затянувшейся на все выходные. А впереди важная операция в притоне мамочки Лоренс…

Из зеркала над умывальником в углу кабинета на меня смотрит монстр. Особенно дико смотрятся зеленые глаза в сочетании с красными белками, изрытыми воспаленными капиллярами. Я открываю кран и плещу холодную воду сложенными лодочкой руками на лицо, плотно зажмуривая глаза. Со злостью растираю лицо и кидаю влажное полотенце на кушетку, стоящую недалеко, раздумывая о том, не сходить ли мне в медчасть, или мой кошмарный вид не позволит начальству задействовать меня в предстоящей операции. Придя к выводу, что скорей всего начальство отреагирует совсем не так, как мне бы хотелось, а накажет выговором и лишением премии, я хватаю мантию с эмблемой аврориата и направляюсь поправлять здоровье.

* * *

— Ну и видок у тебя, Гарри, — Стэнли пытается скрыть улыбку, отвернувшись к шкафу с множеством маленьких бутылочек. Я бурчу что-то невразумительное ему в ответ. Он отлично знает, что я не могу на него сердиться. Стоит ему только посмотреть на меня своими ореховыми глазами из-под шапки мелких каштановых кудряшек — и я теряюсь. Он слишком напоминает мне Гермиону. Поэтому, наверное, только от него я терплю подначки, не огрызаясь в ответ.

Он протягивает стакан с лиловым зельем и, с жалостью глядя на меня, кивает на него головой. Я опрокидываю его в горло и уже через несколько минут чувствую себя почти человеком.

— Вот так-то лучше, — он удовлетворенно кивает и отбирает у меня стакан.

— Пока, Стэн, — я снова могу нормально общаться с людьми, а значит, пора готовиться к операции.

* * *

Моя роль в операции выяснилась только когда мы прибыли на место

— Нет! Ни за что! Я не буду этого делать! — орал я на своего шефа.

— Принесите водички Поттеру, а то он как нервная девица сейчас шлепнется в обморок, —

это замечание охлаждает мой пыл лучше любого круцио. — Гарри, ты же понимаешь, что нам нужен человек, который будет наблюдать все на месте.

— Хорошо, хорошо, давайте сюда ваше зелье!

Мне протягивают маленькую фляжку и я, сморщив нос, вливаю бурду, находящуюся в ней, в рот.

— Надеюсь, я буду симпатичным.

* * *

Комната, в которую меня приводят, похожа на иллюстрацию к каким-нибудь восточным гаремам средних веков. Высокие потолки, ни одного окна, везде черно-красный шелк, что, на мой взгляд, очень пошло смотрится, и тела: полунагие и закутанные с ног до головы, чуть виднеющиеся сквозь прозрачный шелк, и откровенно обнаженные. Черные, белые, смуглые, желтоватые, с медным, бронзовым и золотым оттенком. Мужчины и женщины, девочки и мальчики, и множество глаз и лиц, смазанных в опиумном мареве. Меня отводят почти в самый угол за тяжелую, скрывающую меня от всех глаз, портьеру. Меня провожают и безразличными взглядами, и откровенно похотливыми. Все воспринимается какими-то урывками, яркими картинками, мелькающими перед глазами. Чьи-то длинные смуглые пальцы, перебирающие четки, словно пропускающие само время сквозь них. Огромные голубые глаза, подведенные, словно подражая древним египтянам, сурьмой. Губы черные, полные, чуть выбеленные к внутреннему краю, лениво обхватывают трубку кальяна. И одежды разнообразных фасонов, застывающих в моем сознании яркими пятнами: алыми, лимонно-желтыми, карминовыми, ультрамариновыми и изумрудно-зелеными. В отгороженной комнатушке я постепенно прихожу в себя, хотя еще минут пятнадцать сижу каменным истуканом, рассматривая одну из стен, абстрактные завитки на которой почему-то приобретают форму букв и складываются в слово satisfaction… Завитушки разбегаются, принимая все более изощренные формы и путая сознание. Постепенно я перенимаю настроение, пропитавшее, кажется, в этом престижном притоне все: стены, картины, ткани на стенах, воздух, вырывающийся из чужих легких. Какое-то полусонное навевающее красочные видения о далеких странах. Лишь когда мой мозг чуть привыкает к наркотику, висящему в воздухе, я могу адекватно оценить всю ситуацию.

1) У нас важная операция по захвату торговца запрещенными ингредиентами и артефактами.

2) Я с помощью оборотного зелья превращен в одну из постоянных проституток (Мамочка Лоренс клялась, что на сегодня клиентов точно нет)

3) Я разодет как шлюха.

4) Я довольно симпатичная шлюха на весь ближайший день. (Новая формула оборотного зелья).

Последний вывод вызывает у меня легкую ухмылку, этот факт подтвердило зеркало, висящее в коридоре, по которому меня сюда вели. Каштановые волосы до плеч и, как ни странно, зеленые глаза. Ну, хоть что-то осталось от меня старого. Я решаю расслабиться и получать удовольствие от происходящего вокруг, тем более что там есть на что посмотреть. Я полулежу на высоких подушках. На полог, отделяющий меня от основного зала, наложены чары, позволяющие мне видеть все, но скрывающие меня от чужих любопытных глаз. И хотя я знаю, что никто не может узнать меня, я могу выдать себя неосторожным движением.

По залу постоянно шныряют с подносами симпатичные темненькие мальчики, разнося фрукты и напитки. Только сейчас я замечаю пару колонн, как ни странно, гармонично вписывающихся в эту комнату. А в глубине бликует маленький водопадик, и, хотя мне не слышно тихо струящейся воды, я с поразительной четкостью могу мысленно воссоздать это негромкий успокаивающий шелест, переходящий в бурлящие водоворотики в расщелинах камней.

Я отвлекаюсь от созерцания интерьера, и все внимание обращаю на происходящее вокруг и на вальяжно развалившихся людей. Постоянно к кому-то из них подходил высокий худой мужчина бритый налысо с серебристым подносом, на котором лежал белый конверт. Его торопливо рвали и, поспешно пробежав по строчкам, следовали к витой лестнице в углу комнаты.

Ни одного необычного человека я не заметил, из чего сделал вывод, что здесь желания клиентов знают заранее, и скорей всего заказы выполняются безукоризненно.

Я испытываю какое-то садистское удовлетворение оттого, что могу позволить себе вот так спокойно валяться на куче подушек, смотреть на красивые тела и особо не задумываться над происходящим. Мне всего лишь нужно дождаться клиента и сообщить об этом начальнику с помощью заклинания телепатического обмена мыслями.

Иногда на лестнице, ведущей на второй этаж, мелькают неясные фигуры, но почти сразу исчезают, долго не задерживаясь на одном месте и не давая рассмотреть себя. И только сейчас я понимаю, что, возможно, не замечу объект. Тревога пробивается наконец-то к затуманенному мозгу и сверлит, словно тонкими иглами, виски.

Я поспешно встаю и подхожу к пологу, отделяющему меня от остальных, и замираю в нерешительности. Мне было приказано и носа не показывать, а только наблюдать издалека.

Я решаю воспользоваться телепатией:

“Сэр, у нас проблема. С моего нынешнего поста плохо просматривается место, где должен появиться объект”.

“Поттер, оставайся на месте и не высовывайся”.

“Но, сэр!”.

“Ты меня понял?”.

“Да, сэр”.

И я теперь в безвыходной ситуации: или нарушить приказ начальства и поставить под угрозу конспирацию, или поставить под удар всю операцию. Я недолго размышляю и выбираю меньшее, на мой взгляд, из двух зол.

Откидываю полог одной рукой и порывисто спешу к высокой арке, отделяющей общий зал от приемной. Ноги иногда скользят по раскиданным везде подушкам, чьи-то руки я чувствую на длинном подоле своей мантии, они тянут меня вниз, словно души утягивают путников на дно реки Стикс. Но я не оборачиваюсь, не смотрю на них, просто скольжу кистью руки по гладкой ткани и высвобождаю край одежды из чужих цепких пальцев. Словно рву с каждым из них ниточки Судьбы, пытающейся меня остановить, перед, возможно, самой большой моей ошибкой. Как, впрочем, и всегда.

Я останавливаюсь сбоку от арки в темном углублении, которое скрывает меня от всех, кто есть в соседней комнате. Я надеюсь. И осторожно выглядываю.

Интерьер все тот же — восточный с тонкими вкраплениями цивилизации, но они не нарушают общее впечатление той размеренности и тягучести жизни присущей Востоку. Мудрая неторопливость во всех движениях обслуживающего персонала, навязывающая тебе иной ход времени — отличный от наших повседневных забегов на выживание. Сюда приходят действительно отдохнуть телом и душой, здесь чуждо понятие брезгливости, охватывающее тебя в обычных притонах, просто потому что это кусочек рая на земле.

Полногубый араб стоит за стойкой, и я бы с уверенностью мог заявить, что это статуя, если бы он изредка не мотал головой, словно пытаясь прогнать сон. Ничего не происходит, и поэтому я решаюсь проникнуть в комнату №14, предназначенную для объекта, и убедиться, что я его еще не пропустил. Лестница, слава основателю этого доходного дома, недалеко, и я проскальзываю к ней незамеченным. Перед глазами торопливо мелькают мелкие ступеньки и вот я уже на втором этаже. Никто, естественно, не предполагал, что мне потребуется подняться в номера, и поэтому я не знал ни расположения комнат, ни вообще, куда надо идти. Длинный коридор и совершенно одинаковые двери заставили меня колебаться лишь пару секунд, и вот я уже стремительно пробираюсь по нему, пытаясь понять, где здесь какая комната. На моем пути, словно из под земли, вырастает чернокожий детина и довольно грубо хватает за локоть:

— Какой? — бешено вращая белоснежными белками глаз, рявкает он.

Я, еще не очень придя в себя и не успев испугаться за провал операции, выдавливаю:

— Четырнадцатый.

Он отпускает меня, кивает головой в другое крыло коридора и отвечает уже совершенно нормально:

— Третья дверь от лестницы.

Я нервно киваю в знак благодарности и спешу к указанной двери, пытаясь пересилить себя и не оглянуться.

И лишь когда за моей спиной захлопывается дверь, я перевожу дыхание.

В голову лезут глупые мысли вроде тех, что посещают нас за миг до смерти, множество мелочей, которые предстояло сделать или уже никогда нам не совершить. Почему-то меня зациклило на вопросе о суеверности наших граждан. К чему это я? А вы не замечали, что во многих гостиницах нет тринадцатого этажа, тринадцатых комнат и тринадцатых столиков в ресторанах? Глупо, на мой взгляд, и совершенно не обоснованно. Я не суеверный.

Я отвлекаюсь от своих бессмысленных размышлений и оглядываю комнату. То, что в ней никого еще нет, я выяснил, довольно громко постучав, перед тем как войти. Синяя — вот все, что я смог бы сказать об интерьере. Везде все оттенки голубого, фиолетового, насыщенного синего и цвета морской волны. Я хмыкаю: какие намеки, учитывая ориентацию заказчика.

Я осторожно осматриваю комнату и ванную, прилегающую к ней. Ничего подозрительного. Выглядываю в коридор, вроде никого. Спускаюсь по закрученной лестнице и замираю опять перед аркой. Оттуда слышны голоса. Громкие, рушащие спокойствие и режущие слух. Один из них мне кажется знакомым.

— Нет, сэр, на сегодня у него слишком много заказов и принять вас он не может.

— Может вы не поняли, но для меня он всегда свободен.

Не узнать эту презрительность, эти брезгливость и надменность в голосе невозможно.

Снейп.

— На сегодня…

— Я хочу поговорить с хозяйкой.

— Конечно, сейчас, — араб берется за телефонную трубку.

А в моей голове проносятся тысячи мыслей. От самых ненужных в данный момент вроде: “Снейп голубой?”, “Снейп ходит сюда?”, “Постоянный клиент?” до совершенно серьезных и важных “Если он пойдет сюда, он меня заметит”, “А вдруг загадочный “он” это тот, кто обслуживает “нашего” клиента?” Я придвигаюсь ближе к нитям бисера, отделяющим меня от всей сцены, пытаясь услышать, кому звонят. Он с видом героя, спасшего мир, положил трубку и сообщил Снейпу, что мадам (на этом слове я чуть было не вывалился из-за арки) Лоренс сейчас спустится. Он великодушно кивнул и, надменно вздернув нос, принялся ждать, недовольно поглядывая в сторону засыпающего араба. Он совершенно не изменился: черная мантия, черные ботинки и волосы, безжизненно висящие по обе стороны от бледного лица. Ха! Секс-гигант, соплохвост подери, не многовато ли ему лет, чтобы по таким заведениям шастать? Интересно, а сколько ему лет? Тьфу, какие дурацкие вопросы лезут в голову…

И пока я предаюсь бренным рассуждениям, действо продолжает развиваться.

Как из-под земли появляется хозяйка. И я в восхищении не могу оторвать взгляда от нее. Если б я не был голубым, то обязательно наведывался к ней раза два в неделю, а может и чаще… Ангелоподобное существо, с большими голубыми глазами и золотистыми волосами, ослепительно улыбнулось Снейпу. А он и глазом не повел! Просто поцеловал протянутую руку, столь сухо, учтиво и чопорно, что это смотрелось ненужным и пафосным, особенно в этих стенах, да еще, если вспомнить, кем она была… Странно, Снейп оставался Снейпом в любой ситуации и, наблюдая, как он шепчется с хозяйкой, меня неотступно преследовала мысль, что именно он задает тон беседы. А мамочка Лоуренс, как зовут ее работающие здесь, согласно кивает каким-то словам Снейпа и от этих резких угодливых движений становится похожа на маленькую птичку, трясогузку, например. И снова взмах ее шелковых голубых одежд, которые больше открывают, чем скрывают и она исчезает, а Снейп неприятно ухмыляется, и мне все это не нравится с каждым мгновением все больше и больше. И снова хозяйка борделя с широкой улыбкой появляется перед Снейпом и начинает громко увещевать его:

— Северус, сегодня никак, у него столько заказов, да и ты не планировал приходить, поэтому мы не были готовы к твоему визиту.

По лицу Снейпа видно, что он разочарован, но уже видимо смирился с неудачей. А мне интересно, кто этот загадочный парень, сумевший привлечь Снейпа. Дальше их разговор перетек, по-видимому, на обсуждение общих знакомых и оценку экономической ситуации в магическом обществе после того, как гоблины отказались работать с магловской валютой, утверждая, что она обесценивает наше волшебное золото… И так далее и тому подобное. Скукота навевала на меня зевоту, и я позволил себе расслабиться.

И тут же поплатился: чьи-то сильные руки толкнули меня в спину, и я, по инерции сделав пару шагов, запутался в своих непривычно-облегающих одеждах и растянулся прямо перед этой парочкой сладко воркующих голубков. По пути осознав две вещи. Первая была более радостной: краем глаза я заметил подозрительно оглядывающегося полного господина, который маленьким кружевным платочком стирал пот со лба и снимал с себя верхнюю мантию. Наш объект — сразу узнал его я. Проблема была в том, что подать сигнал команде захвата я не мог при таком количестве свидетелей, а значит отсюда надо выбираться. Вторая мысль была связана с тем, что я опять провалил операцию, но додумать мне ее не дали руки, подхватившие меня буквально в сантиметре от пола. В черных широких рукавах. Снейп.

— Кевин? А мне сказали, что ты на сегодня занят, — я недоуменно вскидываю голову и встречаюсь с внимательным взглядом черных глаз: не подозрительно блестевших, не злобно сверкавших, а заинтересованно изучающих мое лицо.

— Он, наверное, закончил уже и вышел вас встретить, — с ослепительной улыбкой проворковала хозяйка. Интересно, я выглядел столь же глупо, как и чувствовал себя? До меня только теперь дошло, кто был этим загадочным парнем. Этим парнем, с которым так желал встретиться Снейп, был я.

* * *

Кевин. Ужасное имя. Ке-ви-нн. Есть в нем что-то простодушное и незамысловатое. Как и в моей фамилии.

После того, как я был приведен в вертикальное положение, а Снейп удалился куда-то чинной походкой, я узнал истинное положение дел. Но прежде мне пришлось преодолеть пару пустынных полутемных коридоров, и очутиться в кабинете хозяйки этого заведения. Она раздраженно скинула верхнюю мантию, оставшись в шароварах восточного покроя и тонкой полоске лифа, присела в кресло за столом из красного ясеня, вольготно закинув ноги на блестящую поверхность стола, и осуждающе стала разглядывать меня. А потом открыла рот:

— Ты идиот! — я даже не догадывался, что эта миловидная девушка может так орать. — Мне гарантировали, что на имидже моего заведения эта операция не скажется. Что ты просто будешь сидеть там, где тебе скажут и не высовывать носа! А теперь мой постоянный клиент ждет тебя, а точнее не тебя, а ты говоришь, что не можешь этого сделать? Да я засужу ваше аврорское отделение. Плевать мне, что я хозяйка борделя, я официально оформлена, плачу этому зааваженному на крышу государству налоги, забочусь о здоровье своих подопечных, хожу в церковь, в конце-то концов! И какой-то сопливый аврор смеет мне говорить, что я не выиграю это дело? — я поднимаю руки в жесте, дающем ей понять, что сдаюсь. Она неожиданно легко успокаивается и совершенно нормальным тоном спрашивает:

— И что вы предлагаете?

— Что я предлагаю? — шеф с меня голову снимет, если я сейчас прощение у этой хитрой стервы не вымолю, — я предлагаю загладить свою вину любым способом. Только можно я сначала свяжусь с шефом?

— Телепатически? — интересно, откуда она знает, я киваю головой в знак согласия, — не получится, мой кабинет слишком хорошо защищен.

Мне показалось или в ее голосе мелькнула нотка самодовольствия?

Она раздумывает недолго, словно план уже находился в ее голове.

— Вы связываетесь с шефом, обслуживаете Снейпа по высшему разряду и я не в обиде, — я уже готов придушить ее за эти нескончаемые улыбки.

А за слова “…обслуживаете Снейпа по высшем разряду…” и подавно. Я, наверное, сильно побледнел, поскольку она обеспокоено взглянув на меня, налила в стакан водички и подала мне. Я опрокинул воду в горло, пожалев, что это не что-нибудь покрепче и задумался. Слишком много вопросов:

— Как вы это себе представляете? — я пытаюсь говорить рассудительно-убедительным тоном, старательно копируя Гермиону во время ее нудных лекций нам с Роном на тему учебы или иной чепухи. — Во-первых, он знает поведение Кевина. Как я понял, они общаются не впервые, — многозначительная пауза и всезнающий взгляд в ее сторону. Она не впечатлилась, соплохвост ей в… — Во-вторых, я ничего не знаю о… предпочтениях Снейпа, — и не хочу знать… наверное. — В-третьих, я просто-напросто не шлюха, — и это чуть ли не самый важный довод во всей моей речи.

Она снисходительно смотрит на меня и с оттенком заинтересованности отвечает:

— На все эти важные вопросы у меня есть один простой ответ: думосброс.

Я непонимающе хмурюсь. Она легко встает и семенит к шкафу, в углу комнаты, попутно вводя меня в курс дел.

— Ты же понимаешь, что заведение подобного уровня не может позволить себе ошибок, накладок или задержек. А без них никак. Поэтому в самые критические моменты меня спасают оборотное зелье и думосборы. Информация о каждом клиенте тщательно отбирается, сортируется и хранится в моем личном шкафу. Поэтому в любой момент мы можем удовлетворить любого клиента.

Гладко стелит, гладко, только вот неувязочка вышла, мамочка…

— Тогда почему вы отказали Снейпу?

Она одаривает меня поистине тяжелым взглядом:

— Ваши сотрудники конфисковали все оборотное зелье, чтобы преступник не мог скрыться. В связи с этим вы — единственный экземпляр Кевина, поскольку сам он находится под охраной в аврориате.

Гоблин Мерлина за бороду…

Я влип и по полной. Что хуже: Снейп или мой разгневанный начальник?

У меня всего лишь несколько минут на раздумье. И, вместо того чтобы действительно все взвесить, я наблюдаю, как моя нынешняя начальница открывает массивную дверцу одним легким прикосновением кончиков пальцев и почти исчезает за дверцей. А потом появляется, резко выныривая из темноты. Наверное, открыть этот шкаф может только она, возможно, какое-то заклинание на опознавание конкретного человека…

— Давайте сюда ваш думосбор.

— Хочу предупредить, что… предпочтения этого клиента, имеют довольно определенный окрас… — она держит в руках серебристую чашу с инициалами столь знакомыми мне — “СС”, и как она их различает ведь не у одного Северуса Снейпа такие инициалы?

— Я надеюсь без оргий и жертвоприношений, — неудачно пытаюсь я пошутить, но моя кривая улыбка меня выдает.

— Нет, ничего такого, просто он… — торопливо говорит она.

— Нет! Не говорите! Я не хочу осознанно идти на такое безумие, давайте я просто помещу эти воспоминания себе в память, а когда потребуется воспользуюсь ими.

Она удивленно смотрит на меня, а затем пренебрежительно фыркает:

— Это ваше дело, держите.

Чаша с чужими воспоминаниями холодит руки, и я невольно пытаюсь разглядеть в полупрозрачной поверхности свое отражение. Это знаете ли, меня успокаивает, и дело не в нарциссизме, просто иногда зеркала — это единственное, что может подтвердить, что ты еще жив.

Процесс добавления чужих воспоминаний довольно неприятен, словно в голову лезут чьи-то холодные пальцы и пытаются слиться с твоими мыслями, приспособиться к окружающему, занять какое-то место, неизбежно вытесняя что-то важное для тебя. Это как закон о постоянстве энергии в природе. Ничего из ниоткуда взяться не может.

И я, пытаясь особо не задумываться о Снейпе, что приведет к всплыванию чужих воспоминаний, иду за очередным темнокожим охранником, напоследок поймав краем глаза довольную улыбку Лоренс. Не к добру…

* * *

Как на беду, мне достался говорливый проводник, видимо он меня знал и решил поболтать для разнообразия. “Имран” подбрасывает мне услужливо память незнакомое имя. Видимо воспоминания включали в себя не только общение со Снейпом.

Мы идем какими-то узкими, извилистыми, но довольно светлыми коридорами. Тяжелые камни, обколотые на швах, говорят сами за себя о качестве и давности постройки. На стенах обычные светильники, а под ногами ковровая дорожка желтого цвета. Может поэтому мне в голову закрадывается глупое сравнение с Элли из Изумрудного города. Только там тропинка была из желтого кирпича и вела к исполнению желаний. А в моей реальности это была просто ковровая дорожка с изображенными по бокам цветами и сказочными травами, что делало ее больше похожей не песчаную дорожку, бегущую между клумб. И ведет она меня уж точно не к исполнению моих самых заветных желаний…

— …что самое интересное — Малыша больше никто не видел, а потом пришел этот новенький. Хмурый такой и гордый. Ни с кем из наших не общается. Как думаешь, Малыш кому-то не угодил или, наоборот, так понравился, что его забрали на постоянную работу? — доносится до меня сквозь пелену моих раздумий. Я пытаюсь выловить из головы ответ, но там тихо, и я после секундной задержки ляпаю наобум:

— Скорее не угодил.

Он ничего не замечает и согласно кивает:

— Вот и мне так кажется, а все из-за таких козлов как этот, который сегодня скандал из-за тебя чуть не развел.

Тут я уже удивляюсь скорости полета новостей в этом заведении. Может попытаться у него про Снейпа что-нибудь выведать?

— А до этого вроде он спокойный всегда был, такой чопорный.

— Да, да, сначала спокойный, тихий, а потом от трупов приходится избавляться. — Он хмуро оглядывается и, видя мой вопросительный взгляд, продолжает, — в прошлом месяце всего трое. Двое парней и одна девушка.

— А кто их так…

— Ты разве не слышал? — я качаю головой, пытаясь никак не реагировать на его пытливый подозрительный взгляд. — А, ты же у нас болел долго, шрамов-то не осталось? — уже сочувственно спрашивает он. Каких шрамов? Надеюсь это не после очередного посещения Снейпа.

— Нет, — как можно беззаботнее выдавливаю я, — меня хорошо залатали.

Кажется, я попадаю наконец-то в точку, и он кивает головой продолжая:

— Да это все один козел, министр какой-то там важный, двоих запорол, а третий — так помер от потери крови. Видел бы ты, что от него осталось, — я слышу неподдельное отвращение в его голосе, — этот ненормальный его на кусочки порезал, а потом смотрел, как тот кровью истекает, да еще и к стене приковал. Профессионал.

Вот вам и государственное учреждение.

— А ты-то сам почему здесь работаешь? — спрашиваю я неожиданно, почему-то именно сейчас меня это интересует больше всего.

Он удивленно оглядывается и умолкает на некоторое время. Я уже хочу извиниться за бестактность, когда он отвечает:

— Понимаешь… я до этого никому не говорил, — низко опущенная голова и понурые плечи. Я уже жалею, что задал ему этот вопрос. — Ты же знаешь Изольду? — и, не дожидаясь моего ответа, продолжает, словно он разговаривает сам с собой, — так вот мы как бы… любим друг друга…

Он резко останавливается и оборачивается, преображаясь в один миг: глаза горят и невидяще смотрят сквозь меня, руки сжаты в кулаки.

— Да, мы любим друг друга, — теперь его голос тверд и внушителен, — и я уже договорился с мамочкой Лоуренс о ее выкупе…

Он продолжает идти по извилистому коридор так резко, как и остановился. Больше мы не говорим. А я в тишине меланхолично размышляю о том, как это сложно: поселиться любви в сердцах тех, кто видит столько грязи и крови каждый день. Как сложно будет преодолеть им все препятствия на пути к счастью. О том, что возможно один из них не доживет до этого дня. О хитрости хозяйки и о маловероятности в этих условиях хэппи-энда…

* * *

И только стоя перед дверью, я понимаю, что боюсь, руки холодные и по всему телу бегают мурашки. Сейчас я должен буду удовлетворить моего самого злобного учителя. И не просто удовлетворить…

Медленно поворачиваю ручку двери и опасливо вхожу в комнату, затаив дыхание как перед прыжком в воду.

В нос сразу вливается запах каких-то сладких пряностей и трав. Очередной наркотик?

Снейп стоит спиной к двери в дальнем углу комнаты и что-то разглядывает перед собой. Он не может видеть меня, но каким-то образом чувствует и, не оборачиваясь, роняет:

— Что так долго Кевин?

Чтоб тебе пикси родиться! Все никак не могу привыкнуть к этому имени и чуть не пропускаю мимо ушей сказанное моим бывшим профессором:

— У хозяйки была пара вопросов ко мне, и мне пришлось…

— Ладно, я понял. Ты, как обычно, сначала в душ?

Я облегченно перевожу дыхание, благодаря всех основателей Хогвартса за то, что он сам подал эту идею. Иначе мне пришлось бы под каким-то предлогом самому проситься выйти, что могло бы вызвать у этого параноика подозрения. Я согласно киваю и лишь в следующее мгновение, понимая, что он не может видеть меня, задумываюсь о том, как мне его теперь называть. Память молчит довольно долго, а потому мне снова приходится выкручиваться самому. Но снова Снейп сам приходит мне на помощь:

— Вне постели я просил называть меня Северус, — я смотрю на него, не понимая, как он смог определить из-за чего я медлю, даже не глядя на меня.

— Да, Северус, — быстро отвечаю я и проскальзываю к двери в ванную.

Закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной, мои щеки горят. А что же будет дальше?

Включаю душ, ну просто боевик какой-то шпионский, и телепатически пытаюсь достучаться до шефа. Он долго молчит, а потом еле слышно, но все-таки отзывается:

“Поттер, твою мать, где тебя носит? Доложи обстановку!”

“Сэр, объект в здании, начинайте операцию и чем быстрее, тем лучше!” — это я конечно не о деле беспокоюсь, а о себе!

“А что так долго? Или ты решил подработать?” — ехидство в его голосе меня раздражает, и я просто прекращаю обмен любезностями и снимаю с себя заклинание телепатической связи. Облегченно вздыхаю и думаю о том, что это отнимает довольно много сил, как магических, так и обыкновенных. Быстро скидываю эту пародию на одежду и лезу под душ, а то мало ли что Снейп может подумать…

Гоблина за уши дразнить мне до конца жизни! Снейп…

А я думал, что все самое страшное позади…

Секунды три мне требуется на то чтобы обдумать план побега, убийства, самоубийства, припадка или обморока, но, в конце концов, я прихожу к выводу, что выхода у меня нет.

Даже если я сбегу от Снейпа, то месть со стороны хозяйки заведения мне гарантирована, да и без палочки я почти бессилен. Да ладно, Гарри, переспать со своим бывшим профессором для героя магического мира — как плюнуть. Или спрыгнуть с Астрономической башни! Ха! Вот он — гриффиндорский оптимизм! Ладно, будем надеяться, что все, что произойдет здесь, останется для остальных тайной. Тем более, что Снейп точно не узнает, кто был с ним. Тут мне приходит в голову довольно забавная мысль о том, что вся ситуация в целом довольно пародийная. Зато сколько интересной информации можно узнать о нашем любимом профессоре. Может все не так уж плохо? Может все-таки мне сымитировать обморок?...

* * *

Лишь натягивая снова мой рабочий наряд на еще чуть влажное тело, я вспоминаю о необходимости просмотреть чужие воспоминания. Чуть напрягаюсь, поскольку для этого требуются магические силы, и вот воспоминания картинками проскальзывают у меня перед глазами, словно кадры фильма. Снейп и Кевин. Входят в какую-то комнату, целуются, целуются, опять целуются и снова… Воздух уже должен был кончиться! Нет у меня столько времени! И тут Снейп берет с постели кнут и мне становится по настоящему страшно. Он выглядит с ним так пугающе гармонично, словно кнут это продолжение его самого. А потом он делает движение, которое вызывает у меня удивление и волну мурашек по всей коже, протягивает кнут Кевину. Таким простым и доверчивым жестом, что мне хочется зажмуриться, я не верю своим глазам, не верю. Все дальнейшее, что происходило в комнате, слилось в какой-то сумбурный комок стонов, свиста кнута и тяжелого дыхания. А перед моими глазами снова и снова возникала одна и та же картинка: Снейп, стоящий на четвереньках и так привычно прогибающийся в такт взмахам кнута. Снова и снова…

Я вздрагиваю, когда слышу стук в дверь и обеспокоенный голос Снейпа:

— Кевин, ты скоро?

Я с трудом сглатываю комок в моем горле и отвечаю:

— Да, сейчас…

А потом смотрю на себя в зеркало, на это лицо с прямым носом и пухлыми губами и моими зелеными глазами. Они чуть светлее и прозрачней, но издалека разница почти незаметна. И размышляю о том, во что я оказался втянут. Снейп — мазохист, мне очень хочется посмеяться, но я не могу, именно об этом меня хотела предупредить мамочка Лоуренс. А я, как всегда, умных людей не слушаю, лишь бы вылезти со своим героизмом. Вот и нарываюсь на проблемы, а терпеть должна моя задница… Хотя судя по рассказам охранника могло быть и хуже. Боюсь даже представить, что было бы, если бы мой бывший учитель Зельеварения оказался садистом. Нет, не могу представить, чтобы Снейп забил кого-нибудь до смерти, каким бы ублюдком он не был…

Я открываю кран с холодной водой и смачиваю горящее лицо. И отважно выхожу из ванны, под подозрительным взглядом Снейпа.

— Что-то случилось? — его голос холоден, но что-то мелькающее во взгляде заставляет меня осознать, что этот Кевин ему не совсем безразличен. И во мне просыпается зависть. Не ревность, пытаюсь убедить я себя, а зависть, что даже о шлюхе кто-то беспокоится. Пусть даже если этот кто-то мой самый нелюбимый учитель. — Иди сюда, — говорит он мне таким мягким тоном, что я невольно смотрю ему в глаза. И не понимаю, что я там вижу: тьму — мягкую и зовущую, манящую покоем и забытьем, но что в ней, я не знаю и поэтому одновременно жажду ее и боюсь. И я медленно иду к креслу, в котором он сидит, и опускаюсь перед ним на корточки, положив руки на подлокотники. А Снейп медленно наклоняется ко мне и целует, одновременно притягивая меня к себе, тянет вверх сильными руками и сажает на колени. Они худые и сидеть мне не удобно, но я не могу оторваться от губ этого незнакомого мне человека. Главным образом, потому что первенство он отдает мне, позволяет вести, задавать ритм и отвечает с такой жадностью на все мои движения, что я сожалею, что я не этот Кевин. Снейп действительно желает его, и это не просто секс, а что-то большее. Его поцелуи сводят меня с ума, да еще этот навязчивый запах пряностей: тяжелый и надоедливый, но добавляющий всем чувствам остроты и новизны. Словно я целуюсь в первый раз, словно со мной сейчас человек, который важен мне и, если закрыть глаза, может мне удастся не вспоминать, кто действительно передо мной? Обострение всех ощущений я списываю на все туже курящуюся в воздухе отраву, а не на столь близкое соседство Снейпа.

Из состояния этой эйфории меня выводит вложенный в мою руки кнут. Я сразу же спускаюсь на землю и пытаюсь совладать с чувством разочарования и брезгливости. Я никогда не применял столь радикальные меры в играх с партнерами, хотя некоторые из них и предпочитали некоторую грубость, но никогда столь явную и беспринципную. Но у меня нет выбора. Я вспоминаю все, что делал Кевин со Снейпом и приказным тоном, нетерпящим возражений, командую:

— Раздевайся.

Снейп выскальзывает из-под меня и начинает снимать верхнюю мантию, стоя прямо под моим внимательным взглядом. Я замечаю, как он, словно от удовольствия, щурит глаза и чуть растягивает кончики губ, скулы приподнимаются, образуя в уголках глаз мелкие морщинки. А я смотрю на бледные пальцы, аккуратно расправляющиеся с мелкими пуговичками на сюртуке, и пытаюсь вспомнить, работает ли он еще в школе и сколько ему лет. Но мысли испуганной стаей птиц разлетаются в разные стороны, когда дело доходит до брюк. Взвизг молнии в тишине комнаты кажется слишком громким. Я напряженно наблюдаю за его медлительными, почти вальяжными движениями, попутно предаваясь размышлениям о том, что он довольно гибок для его возраста, да и для мужчины вообще. Он не стесняется наготы и спокойно стоит под моим оценивающим взглядом, а я думаю о том, что возможно не все так плохо.

— На колени, — я стараюсь, чтобы мой голос не дрожал, и хоть это и выходит с трудом, но я достойно держусь. Снейп ни жестом, ни словом не показывает, что ему это не нравится. Мне тяжело свыкнуться с мыслью, что этому человека боль доставляет удовольствие, но я здесь не для того, чтобы осуждать его. Он получит то, чего хочет.

— Ползи к той стене, — я подбородком киваю в сторону ближайшей от кровати стены. Он покорно опускается на четвереньки и тягучими движениями, словно кошка ползет туда, куда я указал.

— Обопрись о стену руками и лбом. Ноги на ширину плеч.

И лишь когда он выполняет все мои требования, я встаю, скидывая верхнюю мантию, и остаюсь в шароварах зеленого цвета. Рукоятка кнута уверенно лежит в моей руке, память на уровне движений — спасибо думосбору. Останавливаюсь в двух шагах от Снейпа и замахиваюсь, отмечая как-то отстраненно, что рука все-таки немного дрожит. От этого первый удар ложится чуть выше, чем я планировал — наискосок лопаток. Снейп лишь сильнее прижимается лбом к стене, но не издает ни звука. А я понимаю, что происходящее невольно затягивает меня. И свист кнута, и ощущение его тяжести в руке, и моя вседозволенность в отношении человека, который, на мой взгляд, никогда бы никому не покорился. Может именно поэтому он бывает здесь: чтобы, наконец, почувствовать себя самим собой и получить желаемое. А еще меня забавляет ситуация в которой мы оказались: Снейп даже не догадывается, кто сейчас порет его, а я чувствую какое-то мелкое злобное удовлетворение от этого факта. Словно пытаюсь выместить в этом сложном узоре шрамов, что я оставляю на его спине, всю свою злость и боль, которые принес мне этот человек. И в то же самое время я понимаю, что это не достойно и низко, подло и просто нечестно по отношению к нему, но ведь не мне это нужно. А в это время он уже не может сдерживаться и иногда шипит сквозь зубы, когда я попадаю кнутом по кровоточащим полосам.

— Попроси, — он точно знает, чего должен попросить, но мотает головой, отказываясь подчиниться. Если бы я не знал правил, я бы прекратил это сам, но если он не хочет, значит, шоу будет продолжаться. И удары кнута опускаются чуть ниже на нетронутые до этого ягодицы. Они судорожно сжимаются и мышцы на ногах напрягаются. Наконец я выбиваю из него настоящий стон, и больше он не сдерживается, уже выгибаясь, каждый раз под свист кнута и запрокидывая голову. Я знаю, что он возбужден, что он хочет большего, но сейчас ситуация в моих руках. Это так непривычно — видеть его столь покорным каждому моему слову, но даже на коленях, голый, с исполосованной спиной, он не выглядит жертвой или полностью покоренным и сломленным. Может дело в высоко задранном подбородке или в выражении его лица? Спокойном и одновременно доверчивым. Это обезоруживает. Я никогда бы не подумал, что он может доверять хоть кому-то. И я догадываюсь, что это стоит ему больших усилий, но, возможно, именно надежда на этот краткий отдых от привычного образа и поддерживает его маску надменного ублюдка.

И, тем не менее, я так и не смог выбить из него просьбу прекратить, но рука начала уставать и я решил перейти к следующему номеру нашей программы. Ухмыляюсь. И с удовольствием хватаю его за волосы и тяну вверх. Он поднимается с усилием, видимо его ноги затекли, и пытается понять, куда я его тащу. Но я не собираюсь облегчать ему задачу и резко говорю:

— Я что, разрешал открывать глаза? — он недовольно смотрит на меня, и я рефлекторно тяну его за волосы вниз и на себя. Только после этого он судорожно зажмуривает глаза и уже не смеет ослушиваться моих указаний. А я веду его, безжалостно таща за волосы в ванную. Пускай я занимаюсь отсебятиной, но ведь мне не был дан конкретный план удовлетворения сокровенных желаний Снейпа. А разнообразие ему не помешает.

Я вталкиваю его в ванную, и он замирает возле душа, а я неторопливо скидываю последнюю одежду и помогаю ему забраться в ванну. Осторожно, пытаясь не задеть шрамов, кладу руку на плечо и надавливаю, он опускается на колени спиной ко мне, а я присаживаюсь на бортик. Несколько секунд я размышляю о том, что для его спины сейчас предпочтительнее и, в конце концов, останавливаюсь на кране. Заставляю его придвинуться под кран так, что он оказывается между моих ног. Чуть теплая вода течет по некогда гладкой спине, смывая кровь и затекая между рваными краями ран. Он терпеливо стоит под струей и ждет моих действий. Я неслышно вздыхаю и тянусь к мылу, он же не надеялся, что это будет безболезненно? Мыло скользит между моих ладоней, образуя воздушную пенистую шапку, и я, отключив воду, начинаю намыливать спину Снейпу. Я не хочу представлять, какой контраст составляют мои почти нежные прикосновения со жгучей болью в спине, но по тому, как дергается и стонет мой клиент, никогда и не захочу. Отскребаю уже подсохшую корочку крови и снова включаю воду. Снейп больше не дергается и стоит спокойно, пока я завершаю его омовение и чуть промокаю его спину полотенцем, стараясь избегать еще кровоточащих ран.

И снова путь через ванную и комнату к кровати с закрытыми глазами. Я намеренно сильно толкаю его в спину и он, резко выдохнув, падает на кровать лицом вниз. Я неуверенно опускаюсь рядом с ним, а потом решительно вытягиваюсь, прижимаясь к его боку всем телом.

Когда-то на седьмом курсе нас учили, как залечивать царапины и синяки без палочки. И вот теперь мне приходит в голову безумнейшая мысль. Снейп — мазохист, я в этом уже убедился. А что если использовать вместо заживляющего заклинания просто соединяющее? Эффект один и тот же, ну разве только на некоторое время во втором случае участок обработанной кожи станет бесчувственным, а вот ощущения противоположенные. Если в первом случае ты как бы делишься своей энергией и силами, что помогает справиться с болевыми ощущениями, то второе заклинание обычно используют для заживления больших ран под наркозом, для того чтобы не оставалось шрамов. А, судя по спине Снейпа, его никто раньше не порол или залечивал все следы именно этим способом и я сомневаюсь, что каждый раз он бывал в больнице. Я шепчу заклинание, почти прикасаясь губами к спине лежащего рядом мужчины, и провожу пальцем по двум краям одной из ран. Прямо на глазах они стягиваются и срастаются. А Снейп выгибается под моей рукой, пытаясь отодвинуться от нее как можно дальше. Но я ловко сажусь на его ягодицы и, одной рукой прижимая его к кровати, методично залечиваю один шрам за другим. Лишь когда остается маленькая красная полоска обнаженной плоти, я останавливаюсь, охваченный каким-то собственническим порывом оставить ее, как знак моей власти над ним. Наклоняюсь к ней и провожу языком.

Снейп шипит и вжимается в покрывало. И в первый раз за все время, проведенное со мной, в его голосе просительные нотки:

— Пожалуйста…

И я не могу отказать этой жадной просьбе и накрываю его тело своим, заставляя его встать на четвереньки, и подношу руку к его губам. Он торопливо облизывает мои пальцы, и я начинаю его подготавливать, особенно не пытаясь затянуть этот процесс. Но он сам протестующе мычит, когда я пытаюсь добавить третий палец, и я перехожу к более активным действиям. Резко войти в него не получается, поэтому я сантиметр за сантиметром медленно погружаюсь в него, пытаясь сдерживать себя и контролировать. Его выгнутая спина и стоны, тихие и глухие, словно он сам их боится, этому не способствуют. И лишь проникнув в него достаточно глубоко, я начинаю увеличивать силу толчков и амплитуду. Он вздрагивает каждый раз, как я вхожу в него полностью, и запрокидывает голову. Я понимаю, что долго сдерживаться не смогу, и одной рукой выкручиваю его сосок. Он дергается так сильно, что чуть меня не сбрасывает, и я впиваюсь рукой в его плечо, чувствуя приближающийся оргазм. Он накрывает меня с головой, и я отчетливо слышу тишину за секунду до него: ни дыхания, ни трения влажной кожи, ни стонов. Затишье, как перед бурей, которая сметает мои последние остатки контроля. Я впиваюсь поцелуем-укусом в маленький рубец у основания его шеи. Я прихожу полностью в себя через несколько секунд и, не меняя положения, просовываю руку в направлении члена Северуса. Он стонет, и нескольких моих резких движений рукой хватает, чтобы заставить его кончить. Мы обессилено падаем на кровать, на удивление у меня ясно в голове. Я четко воспринимаю все, что происходит, даже несмотря на только что пережитый оргазм. Он переворачивается на спину и тянет меня к себе, вовлекая в продолжительный поцелуй. А потом мягко отстраняет и говорит слегка севшим хриплым голосом:

— Это лучший мой день рождения за последние лет… пятнадцать.

Я удивленно разглядываю его довольное лицо:

— У тебя сегодня день рождения?

Он слегка кивает головой, словно ему неохота двигаться после всего произошедшего:

— С днем рождения, Северус… — в конце мой голос опускается до шепота, — жаль, я без подарка.

Я даже не спотыкаюсь на его имени. И думаю, что возможно понедельник девятое января не такой ужасный, в сущности, день. Он ухмыляется не так, как обычно, а чуть устало и довольно, и отвечает:

— Я уже получил свой подарок, Гарри…