...Маленький смеющийся мальчонка бежит по дороге. Симпатичная женщина, поставив на пыльную землю рядом с собой сумку, ждёт его, раскрыв объятия, и улыбается. Мальчишка подбегает, обхватывает маму розовыми ручонками и прижимается к ней, маленький, достающий только до её мягкого живота. Женщина смеётся, поднимает малыша на руки, и они игриво трутся друг о друга носами. Ребёнок обнимает мамину шею и кладёт голову ей на плечо — он счастлив. Женщина целует его волосы, ещё минуту держит на руках, а потом мягко опускает на землю и, подняв сумку, идёт к двухэтажному домику. Мальчуган, подпрыгивая, бежит, обгоняет её и, распахнув дверь, вбегает в дом. Женщина тихо усмехается. Ещё несколько секунд слышится звонкий голосок ребёнка, а потом мать заходит в дом, закрывает за собой дверь, и звук затихает.
Шелестят листья, шёпчут, заплетаясь зелёными языками. Где-то далеко до хрипоты лают собаки, взбешённые своим же наглым эхом.
Вдруг под окном жалобное — «Миу!»
Словно чего-то ждёт несколько секунд, и снова — «Миу!»
Крошечный чёрный котёнок, на непослушных ещё пушистых лапках, растерянно бегает вокруг себя большими, чуть мутными глазками. Раскрывает маленькую пасть с шершавым розовым язычком и совсем ещё крохотными белыми зубками — «Миу!» Встряхивает большими смешными ушами, и снова жалобный писк — «Миу!» Он такой трогательный, такой беззащитный... «Миу!» Вдруг из-за угла рысью выбегает большая серая тигровой окраски кошка. Побегает к котёнку, деловито его обнюхивает, потом даёт мягкой лапой что-то вроде ласкового подзатыльника и берёт детёныша за шкирку. Поднимает его и неторопливо уходит. Котёнок безропотно висит у неё в зубах, поджав хвост и задние лапки, почти свернувшись в маленький пушистый клубок. Проходит несколько секунд — и мать с детёнышем скрываются за углом.
Шелестят листья. Изредка полаивают уставшие от собственной злобы собаки. Тугой, вязкий клубок в груди затянулся ещё туже, сжав горло, не давая дышать. Худенький пятилетний мальчишка большими чёрными глазами глядит в окно, оперевшись коленками о кровать, а локтями — о подоконник. Он один в тесной, душной комнате. На нём только грязно-серая рубашка взрослого, висит ниже коленок. Слишком длинные рукава уродливо морщатся, а из грязных манжет выглядывают тонкие, бледные пальчики. Его губки сжаты и невольно подрагивают, словно он сейчас заплачет. Но он сильный... он не заплачет... он сильный...
* * *
Он сидит на старых ржавых качелях, свесив одну ногу и изредка отталкиваясь ей от земли. Глаза неподвижно смотрят в землю. Качели скрипят, громко, отвратительно, монотонно издавая пронзительный до зубной боли визг. Но его этот звук словно успокаивает, вводит в транс... Он убежал из дома, чтобы не видеть очередной ссоры родителей. Папа был высоким, с гордым орлиным носом, длинными тёмными волосами и жестокими, безжалостными синими глазами. И ещё папа всегда бил маму.
А мама кричала — на папу, на него самого, но чаще от боли. Папа всегда заводился из-за каких-то мелочей, а потом начинал ругать её... и потом бил, всегда бил. Его не останавливали ни мамины большие, испуганные чёрные глаза, ни её мольбы, ни плач, ни крики... Он хватал маму за волосы — за её длинные волосы, — и бил. А он, маленький хрупкий черноволосый мальчишка, забивался в угол и плакал. Он не мог защитить маму. Потому что тогда папа бил и его тоже. Он боялся произнести хоть слово при отце и лишь плакал. Не от страха, хотя и от него тоже. От бессилия. От беспомощности. Его разрывало жгучее, невероятное, невыносимое сострадание...
Когда-то мама была красивой. А теперь остались только её глаза. Глаза, уже навсегда затянутые мёртвой плёнкой злобы и боли унижения...
Он сбежал сегодня, как сбегал уже много раз. Чтобы не видеть её. Не видеть этих огромных пронзительных глаз. Чтобы побыть одному...
— Мальчик! Ма-альчик!
Он вздрогнул, как забитая собака, к которой прикоснулись, чтобы погладить.
— Мальчик! Ты почему один?
Он обернулся. Позади него стояла маленькая голубоглазая девочка с двумя смешно торчавшими русыми косичками, держась рукой за ржавую железную опору качелей, всю в облупившейся зелёной краске. В другой руке она сжимала безвольно висящую тряпичную куклу.
— Пойдём поиграем с нами! — совершенно искренне, без обиняков предложила девочка.
Мальчик обернулся, прижавшись щекой к железному подвесу качелей. В песочнице играли пять или шесть детей — розовощёких, весёлых детей. Похоже, они строили замок из песка.
— Они не возьмут меня к себе, — вздохнул он и отвернулся.
Девочка нахмурилась — по-детски серьёзно.
— Почему-у? — протянула она. — Почему не возьмут?
— Они никогда меня не берут, — злобно отозвался мальчик, глядя в землю под собой и водя по пыли носком ноги.
— Нет, пойдём! Пойдё-ём! Эй... — девочка потянула его за рубашонку, и он снова вздрогнул от прикосновения. — Они хорошие, они тебя не прогонят. Честно.
Мальчик обернулся и посмотрел на неё. У девочки были большие голубые глаза, такие открытые, такие чистые, такие глубокие...
— Ну... ладно. Пошли, — наконец сказал он.
— Привет! — сказали ему.
— ...Привет... — немного растерявшись, ответил мальчик. Ему было так неудобно и стыдно перед ними, беззаботными, весёлыми, в своей затасканной одежде, бледному, худому, в синяках от побоев... Но дети не обращали на это внимания.
— Смотри, мы строим замок, — голубоглазая девочка потянула его за рукав в песочницу, — Это вот башни. Только... — она виновато шмыгнула носиком, — никак не получается поставить крышу... Она осыпается, — раздражённо нахмурившись, пожаловалась она.
Вместо ответа мальчик опустился в песок на колени и внимательно оглядел замок своими цепкими чёрными глазами. Слишком сухой песок... надо сделать вот так...
Он взял в ловкие, тонкие пальцы горсть песка и почувствовал, как она потяжелела у него в ладони. Всё, довольно. Он положил песок на «башню». Взял ещё одну горсть. Приложил сверху. Решил, что достаточно, и осторожными движениями пальцев придал комку форму остроконечной крыши.
Девочка следила за его действиями огромными глазами. Остальные дети не сводили взгляда с получившейся башенки, подползая ближе и разглядывая её.
— Ух ты-ы!.. — протянул толстенький мальчишка, трогая пальцем крышу. — Как ты это сделал?
Мальчик смутился. Значит, эти дети были не такими, как он... что им сказать?.. Они ведь тогда снова прогонят его...
— Я... просто... это надо осторожно, — пролепетал он.
— Здорово... — с восхищением выдохнула рыженькая девчушка, оглядывая башню со всех сторон, смешно выворачивая шею. — Сделай ещё одну!
Он смутился ещё сильнее. Это ведь опасно. Они заметят...
— Сделай, — шепнул кто-то у него над ухом. Он обернулся и увидел, что это голубоглазая девочка склонилась над ним, уперевшись руками в голые коленки. — Пожалуйста...
Что-то шевельнулось в нём от тона, которым она это сказала.
— Ладно, — сказал он и загрёб в ладонь ещё немного тёплого золотистого песка.
...Они почти все ушли играть в мяч. А мальчик сидел над замком. Любое долгое занятие, требующее кропотливого труда, всегда неодолимо увлекало его — он уходил в него, словно уходил от мира. Его тонкие, длинные пальцы ловко и чутко скользили по песку, гладили шершавую кварцевую прохладу, придавая рыжеватой пыли форму сказочного замка. Иногда, когда остальные не смотрели, с его пальцев срывались серебристые искры. И тогда на вершине башни мог появиться ювелирной работы флюгер или сами по себе высыпались песчинки, вырисовывая на гладком столбе контуры миниатюрных длинных окошек... Мальчик не отрываясь следил за своей работой взглядом глубоких, не по-детски сосредоточенных глаз и чуть-чуть хмурился. Он водил пальцем по крыше одной из башен, оставляя контуры черепицы, когда вдруг в башню врезался грубый, огромный, безжалостный резиновый мяч. В миг вся ювелирная работа была снесена и разрушена, дождём песка рассыпавшись по земле и окатив своего создателя.
Мальчик несколько секунд смотрел на безнадёжные развалины своего творения. Потом медленно поднялся на ноги. В его груди поднималась жестокая злоба и до слёз жгучая обида.
— Ой! — воскликнул тот самый толстый мальчишка, — Извини... ну да ладно, мы всё равно ведь уже закончили этот замок... Слушай, подай мячик, а?
Мальчик чувствовал, как закипают на глазах слёзы. Он строил этот замок почти час, а они так равнодушно отозвались о том, что он разрушен!.. Ещё и просят его подать мяч!..
— Ну, чего ты стоишь? — раздражённо бросил толстый. — Не видишь, что ли, вот он, позади тебя!
Мальчик сжал руки в кулаки. И вдруг почувствовал, как словно приливает какая-то новая, неподвластная ему сила... внезапно песок под ногами поднялся, взвился пыльным вихрем и налетел на толстого мальчишку. Он набивался ему в глаза, рот, нос, волосы... он стегал его по лицу тысячами острых иголок... он не давал ему дышать... мрачное удовлетворение появилось на лице черноволосого мальчика. Через минуту вихрь ослаб и послушно осел, тихо, змейками обвившись вокруг его ног и свернувшись на земле.
Обидчик стоял на четвереньках. Он жмурился. Наконец открыл рот и попытался сплюнуть. На землю упала тёмная, грязная слюна. Мальчишка скривил губы и высунул язык от отвращения... Моргнул, снова зажмурился, потёр глаза пальцами... Вдруг его лицо искривилось от бессилия и злобы, и он заплакал.
Дети стояли вокруг него, как громом поражённые, и только смотрели, как он рыдает, стоя на четвереньках. А черноволосый мальчик стоял один посреди песочницы, опустив руки. Он затих, замер, зная, что они сейчас сделают...
— У... у-у... уходи!!! — с надрывом выкрикнул толстый. — Убирайся от... от... отсюда!.. И... и не приходи больше!.. У-у, ненормальный! Колдун! Урод!!!
Он схватил с земли валявшийся рядом камень и изо всей силы швырнул его в мальчика в песочнице, но не попал и только ещё сильнее заплакал, вытирая глаза руками и развозя песок по лицу.
Тот обвёл взглядом детей. Они смотрели так серьёзно, так испуганно... с искренней неприязнью... почти отвращением... и ещё со страхом... с безумным, животным, суеверным страхом...
Мальчик развернулся и побежал. Прочь от них... подальше... они прогнали его... они теперь знают, кто он... знают, что он ненормальный... что он не такой, как они... но он ведь не виноват!.. Он никогда не был виноват!.. Он не хотел этого!.. Не хотел!.. За что же они так с ним обходятся, за что, за что, за что?!..
Он остановился только у какого-то дерева, почувствовав, что не может больше бежать. Задыхаясь, упал на землю, спиной к стволу. И вдруг, обхватив колени руками, уткнулся в них лицом и тихо, беззвучно зарыдал.
* * *
Сегодня день его рождения. Ему восемь лет. Но он боится даже выйти из комнаты. Отец только что спустился к завтраку. Он не хотел идти туда. Он лучше подождёт...
Мальчик снова смотрел в окно. Но напрасно он с надеждой глядел в ясное сентябрьское небо. У него не было никого, кто прислал бы ему поздравительную открытку. Не было родных, которые помнили бы о нём. Не было друзей в школе, в которую его отдали только затем, чтобы реже видеть дома. В школе, где его обходили стороной, обзывали ненормальным, дразнили за его вечно грязную голову и заношенную одежду. Они ещё просто не знали, что под протёртым растянутым свитером и бесформенными штанами он скрывает десятки синяков и ушибов. Он стыдился снимать одежду летом, потому что следы побоев могли увидеть. Он вообще редко выходил из комнаты. Уже сейчас он был худым и нездорово бледным, потому что почти не видел солнца. Он был один, и это причиняло ему боль. Но стоило ему оказаться среди людей, как его тянуло побыть одному. Потому что это были люди, неспособные понять и помочь. А как часто он хотел, чтобы кто-нибудь был рядом, кто-нибудь, кому можно было бы доверять...
Внизу хлопнула дверь. Он вздрогнул. Неужели ушёл отец?..
Мальчик спрыгнул с кровати и неслышно подкрался к двери. Чуть приотворил её, вышел на лестницу и, перегнувшись через перила, взглянул вниз. Нет, отец ещё был дома. Мальчик торопливо попытался ускользнуть обратно в комнату, как вдруг окрик его отца ударом кнута рассёк воздух.
— Северус! А ну-ка иди сюда, чёртов сукин сын!
Мальчик с болью моргнул. Что он сделал? За что?..
— Тебе что, надо два раза повторять?! Спускайся сейчас же, твою мать!
Мальчишка спустился по лестнице, худой, болезненный, в своей серой пижаме. Большие чёрные глаза испуганно смотрели из-за падающих на лицо длинных, тёмных, нечёсаных волос.
— А ну подойди сюда, — приказал отец. Северус подошёл. — Почему кухня не убрана?! А?! Я тебя спрашиваю! Отвечай!
Он схватил его за руку и встряхнул. Парнишка всхлипнул. Он забыл. Да, вчера отец сказал вымыть посуду и протереть пол... но потом... потом стал кричать на маму... и он убежал к себе в комнату...
— Ты что, язык проглотил?! — отец поднялся с табурета. Он был почти в два раза выше, так что Северус смотрел на него снизу вверх, чувствуя себя маленьким, беззащитным, униженным... — А ну взял тряпку и убрал всё! Слышишь меня, ты, маленький ублюдок?! — он изо всей силы оттолкнул сына от себя, бросив ему в лицо грязную половую тряпку. Мальчик съежился на полу, сжав тряпку своими худенькими пальцами, словно пытался найти у неё защиту.
— Ладно, папа, ладно!!! Только не бей! Не бей, пожалуйста!..
Отец свирепо взглянул на него и бессердечно отвернулся. Мальчик взял ведро, набрал воды и стал торопливо, молча и как можно более незаметно мыть пол. Больше всего он боялся, что отец снова к чему-нибудь придерётся.
Дверь открылась, и вошла мать, измождённая, бледная, со своими большими мёртвыми глазами. Она скользнула взглядом по согнувшемся на полу сыну, и на её лице отразилось страдание.
— Тобиас! — в отчаянии воскликнула она, — Зачем ты так издеваешься над ним?! Он же твой сын!..
Глаза отца вспыхнули яростью.
— Сын?! Вот этот жалкий слезливый уродец? У меня нет сына, Эйлин! Нет и никогда не было! А это — животное! — с этими словами он пнул Северуса ногой. Мальчик промолчал, только сжал губы так, что они побелели.
— Ради всего святого, Тобиас! — надрывно крикнула мать, хватая его за руку. — Хотя бы потому, что он мой сын!
— Да мне плевать! — Тобиас Снейп грубо оттолкнул жену, так что та ударилась головой об угол висящего на мойкой шкафа. — Ты что, решила указывать мне, женщина?!
— Да почему ты считаешь, что ты имеешь право указывать мне? — вскинулась мать, и Северус понял — это тот самый момент, когда она из защиты переходит в нападение. Значит, сейчас отец будет её бить...
— Заткнись! — заорал Тобиас. — Заткнись, сучка! Ты не работаешь, ты висишь на моей шее так же, как и этот маленький гадёныш! Я тебя на улице подобрал, тебя, тебя... — Северус знал, отец ненавидел мать за то, что она была колдуньей, и ему не мог простить этого, ему, своему сыну... — Ты что, забыла, каково это — мыть ваши чёртовы котлы в этой дешёвой лавке?!
— Я и сейчас живу не лучше! — закричала в ответ мать, с безрассудной смелостью бросая слова прямо в лицо отцу.
— Я сказал, заткнись!!! — в бешеной ярости рявкнул он и с размаху ударил женщину по лицу. Северус зажмурился. — Если бы я не приносил деньги, вы оба сдохли бы с голоду!
— Деньги? — истерически крикнула Эйлин. — Деньги?!!! Ты не в состоянии прокормить семью, сын уже второй год ходит в школу в одном и том же, ты боишься, запрещаешь мне применять магию, так что мы живём хуже магглов, и ты говоришь, что обеспечиваешь семью?!
— Что ты сказала? — тихо прошипел отец, подбираясь, как зверь для удара. — Повтори.
— Я не нанималась повторять по два раза для какого-то...
Она осеклась, охнула от боли и согнулась. Отец ещё раз ударил её. Потом ещё раз. Мать вскрикнула. Но отец был жестоким.
— Тобиас!.. Пожалуйста... прекрати!.. не надо... не при сыне... Тобиас...
Он оставался глух к её мольбам. Северус вдруг почувствовал, что не может больше этого видеть. Решительно бросил на пол мокрую тряпку и бросился из кухни в прихожую.
— А ну-ка стой, ублюдок! Вернись, я ещё с тобой не разобрался!..
Но он не обратил внимания. Схватил с вешалки тонкую чёрную куртку и, на ходу надевая её, выбежал на улицу.
Небо было ясным и прохладным, но с него всё так же невозмутимо светило белое солнце. Сухая осенняя трава колола его босые ноги, а ветер сразу стал трепать волосы. Мальчишка бежал. Слёзы душили его. Он не хотел, не должен был плакать... но слишком больно ему было, и даже не от побоев. Вообще не от физической боли...
Вдруг что-то дёрнуло его за ногу, и земля ударила по лицу. Через миг он осознал острую, режущую боль в правом колене. Пальцы ног тупо заныли. Он лежал, растянувшись на колючей жухлой траве. Но теперь ему словно стало легче — он дал волю слезам. Лёжа лицом вниз, прижимаясь щекой к земле, словно к матери, он сжимал в кулаках пучки мёртвой травы, и, зажмурившись, заливался слезами. Как он ненавидел свой дом! Как он их всех ненавидел!..
— Мальчик?
Да неужели они никогда не оставят его в покое?!..
— Уйдите! Уйдите от меня все! Я никого не хочу видеть! Никого, никого!..
— М... мальчик... ты что?.. не плачь... слышишь... не плачь!..
Кто-то вдруг коснулся его волос. Он вздрогнул и резко обернулся — искажённое от рыданий бледное лицо, покрасневшие от слёз глаза... рядом с ним, опустившись на коленки, стояла девочка. Симпатичная голубоглазая девочка с двумя смешными русыми хвостиками. Её губки подрагивали почти так же, как блеск в бирюзовых глазах.
— Не плачь... мальчик...
И вдруг она провела ладошкой по его волосам, так мягко, так ласково... У него перехватило дыхание. Впервые в его жизни кто-то действительно, искренне пожалел его!.. Он почувствовал, как вновь приливают слёзы, но уже совсем другие, лёгкие, тёплые... Девочка гладила его по длинным чёрным волосам, а он не мог сказать ни слова, он просто уткнулся лицом в сгиб локтя лежавшей на земле руки и лишь тихо всхлипывал.
— Мальчик... — он услышал, как дрогнул её голос. — Вставай, слышишь... ну... давай, поднимайся...
Он позволил ей поднять себя за руку.
Отошёл, сев на скамейку.
Она села рядом.
— Что случилось? — её голос дрожал, но взгляд голубых глаз был ясным и твёрдым. — Тебя обидели?
— Нет... нет, всё в порядке... уйди, пожалуйста... — закрыв лицо ладонями, попросил он, но он знал, и девочка знала, что он этого не хочет. Она нерешительно обняла его за плечи. Северус вдруг захотел провалиться сквозь землю или, наоборот, взлететь, улететь, никогда не вернуться... Он не привык к жалости, не привык, чтобы его жалели, и не надо, не надо было его разочаровывать!.. Каждое ласковое прикосновение причиняло ему боль, как забитому истерзанному зверьку.
— Смотри, у тебя разбита коленка, — с тревогой в голосе заметила девочка, взглянув на разодранную штанину и огромную кровоточащую ссадину.
— Чепуха. Я привык, — безразлично взглянув на колено, сказал Северус.
— Нет, подожди... я сейчас...
Она вдруг достала из кармана волшебную палочку, коснулась ссадины, и та исчезла, словно её и не было. Мальчик проводил её движение изумлёнными глазами. Невероятно!.. Она... тоже...
— Прости, убирать дырки я ещё не научилась, так что пока походишь так, ладно?.. — улыбнулась девочка и вдруг заметила его взгляд. — Что-то не так?
— Ты... волшебница? — сам не веря своим словам, спросил Северус.
— А что, ты ведь... тоже, верно? — страх скользнул в её голосе; он понимал — опасно, вдруг он маггл...
— Да, но... я не думал, что и ты...
— Ну вот и славно, — с облегчением сказала она и снова рассеянно обняла его, так, словно они давно были лучшими друзьями. — А теперь скажешь, что случилось? Ты плакал...
— Сегодня мой день рождения, — наконец произнёс он и ужаснулся своему хриплому, глухому голосу.
— Но почему тогда ты плакал? — тихо-тихо спросила девочка, словно недоумевая. — Тебя обидели гости?
— У меня не бывает гостей, — безучастно ответил он, неподвижно глядя в землю перед собой. — У меня нет друзей.
Девочка смотрела на него так, будто не понимала — как это, нет друзей?..
— И ты... один?
— Да, — равнодушно сказал он. У него как будто не хватало сил на выражения, на фразы. Она обнимала его своей тёплой рукой, и он так опасался потерять это ощущение, что боялся нарушить его словами...
— Мне тебя так жалко! — вдруг воскликнула она и прижалась лицом к его плечу. — Жалко, жалко!.. — она расплакалась.
А он сидел неподвижно, молча, всё так же глядя перед собой. Живая, хорошенькая девочка плакала у него на плече, потому что ей было его жаль. Его, ничтожество, животное, ублюдка... Он так привык к тому, что его унижают, бьют, прогоняют, что человечность, к тому же со стороны совершенно чужого ему человека, была для него чем-то невозможным. Неужели он нашёл друга? Неужели он сможет доверять ей и не бояться, что она будет насмехаться над ним, издеваться, дразнить его за его волосы, его одежду, его замкнутый, дикий характер?..
— Ты такой хороший... — лицо мальчика чуть скривилось, так, словно она оскорбила его. — Что с тобой? — поспешно спросила она.
— Нет, я просто... — он разучился даже говорить. Какое страшное, пугающее чувство!.. — Я не привык, чтобы меня... жалели, — он поднял на неё глаза, свои большие, чёрные, пронзительные, не по возрасту глубокие глаза. Девочка всхлипнула и чуть крепче обняла его, точно прижимала к себе в поисках утешения любимую плюшевую игрушку. Несколько минут они сидели молча. Он думал, что ещё никогда в жизни не был так счастлив.
— Тебя как зовут? — спросила вдруг девочка.
— Северус, — ответил он. Ему стыдно было смотреть ей в глаза, стыдно за то, что она такая хорошенькая, ласковая, а он...
— А меня Люстика.
— Красивое имя, — сказал он.
— Спасибо, я старалась, — улыбнулась Люстика.
И тут впервые за последние несколько лет на бледном лице Северуса появилась слабая улыбка. Самый лучший подарок из всех на день рождения.
* * *
...Большой, поджарый, лохматый каштановый пёс лежал, положив крупную голову на мощные вытянутые лапы.
И плакал.
Северус стоял у клетки, сжимая руками чёрные прутья, и смотрел на зверя. Ошейник, цепь, замок, — всё это казалось таким хрупким, таким ничтожным перед его невероятной силой, что мальчик удивлялся, почему пёс не сорвёт эту глупую цепь, не ударит мощной лапой в жалкий замок, не вырвется на свободу...
Но в то же время он прекрасно понимал, почему зверь этого не делает. Слишком хорошо понимал. Отчаяние — вот что отнимало у него все силы. Бесконечное, безвыходное отчаяние, крепко засевшее в сердце, и оплетшая его цепкими сетями безысходность...
По рыжевато-золотистой шерсти бежала большая слеза...
— Ну, чего ты уставился, болван? Быстрее! — отец грубо рванул его за руку, и клетка со псом осталась позади. На её месте появилась другая. Удивительные животные, — собаки, — бессильно лежали на грязном полу, понуро свесив головы с большими умными глазами. Что-то грызло, нестерпимо терзало Северуса изнутри — как жестоко с ними обращались!.. Только такой бессердечный и безжалостный человек, как его отец, мог работать здесь.
В питомнике, отлавливавшем бездомных собак.
Он бежал за отцом, стараясь поспеть за его широкими волевыми шагами. Мимо тянулись клетки — задыхающиеся без воды, свесившие розовые языки пятнистые псы; огромная с красивой головой Анубиса собака, свернувшаяся на грязном полу и лежавшая без движения; нахохлившаяся, с мутным взглядом чёрная дворняга; клетка, в которой растянулся на полу потрясающе красивый — когда-то, — серебристо-дымчатый пёс — пасть стянута жёсткими железными прутьями намордника, глаза закрыты... а в соседнем вольере рвались на цепи три огромных, напоминающих волков, мохнатых пса.
Северус поражённо смотрел на них — звери в мощных кожаных ошейниках рывками бросались вперёд, бешено звеня цепями, по серой мягкой пыли пола бились невероятной величины когтистые лапы... От восхищения перехватывало дыхание — невероятная красота дикого свободолюбивого неистовства... К ужасу Северуса, отец остановился именно перед этим вольером.
— Гре-ег! Грегор!
Где-то со скрипом грохнула дверь, послышались шаги, и из-за большого ящика, в котором что-то скреблось и шуршало, вышел здоровый широкоплечий брюнет.
— А, это ты, Тоби... Ну что, каковы красавцы? — он кивнул головой в сторону беснующихся псов. — Дворяне... Бездомные — ошейника нет, хозяина нет... Дикие, черти. Приказано их уничтожить — бешеные, нельзя выпускать...
Тобиас надменно смотрел на мечущихся хищников своими свирепыми синими глазами. Словно чувствуя, что их собираются убить, они зарвались ещё неистовее.
— Ладно, — равнодушно ответил он наконец, и именно от того равнодушия, с каким отец это произнёс, у Северуса на глаза навернулись слёзы. Какими бы они ни были, бешеными или нет, как он мог?!.. — Уведи ребёнка.
— А его зачем ты притащил? — скривился тот, с головы до ног окидывая взглядом Северуса.
— После работы отвезу его в Лондон. Отдаю в школу, — сквозь зубы процедил Тобиас, не оборачиваясь и не глядя на сына.
— Ладно, пойдём... ребёнок, — хмыкнув, развязно усмехнулся Грегор и открыл дверь, из которой пришёл.
Северус увидел, как отец снимает замок с клетки. Безумное желание драло его в груди, чтобы они воспользовались моментом, рванулись, убежали... Он остановился, своими большими чёрными глазами уставившись на танцующие цепи, управляемые чудовищной силой этих огромных псов... ну же, давайте... вы сможете...
— Да уводи же его быстрее! — заорал отец, рукой придавливая уже открытую дверь клетки. Звери за решёткой уже зашлись в сумасшедшей пляске, хрипло лая и исступленно взбивая ужасными волчьими лапами тёмно-серую пыль.
— Пойдём! — коротко, отрывисто бросил Грегор уже без следа ухмылки на лице. Схватил мальчика за руку и резко рванул за собой в раскрытую дверь. Северус словно оставлял за спиной ад, и своего отца в нём. Сейчас он убьёт их, они не спасутся, он их убьёт, невиновных, ни в чём не виновных... Северус вдруг вырвал руку у Грегора и бросился к двери, закрывшейся за ним.
— Нет! Пожалуйста! Папа! Папа, не трогай их! Не убивай, не надо! Папа!!!..
Он рванул на себя ручку двери, задыхаясь от рыданий, но она была заперта. Мальчик заколотил в неё маленькими худыми кулачками, в бессилии опустился перед бесстрастной дверью на колени... За ней слышался безумный грохот железа, крики, визг боли и короткие глухие удары. Почему отец убивает их, терзался Северус, заливаясь слезами на пороге запертой двери, почему он их бьёт, почему мучает, почему ему это нравится, почему, почему он такой жестокий?!..
— Да прекрати ты реветь! — грубо окликнул его Грегор и, схватив за воротник, оттащил от двери. — Уйди отсюда, слышишь?! Уйди!..
А дверь стояла невозмутимая, немая. За ней скрывался весь ужас бесчеловечности.
И почему-то, по какой-то чёрной иронии судьбы, в лице его родного отца.
...У него больше не было сил плакать, слёзы закончились. Он лишь судорожно всхлипывал, сидя на каком-то ящике, безвольно свесив свои длинные, худые ноги. Никого не было рядом с ним, он сидел один в грязной вонючей комнатушке, среди мелких, засаженных за клетки собачонок.
Грегор ушёл к отцу. Северус знал, что всё уже кончено. Их убили. Их нет. Они ничего не сделали, но их уже нет.
Пустота внутри.
Пустота во взгляде. Зачем он плакал, зачем бросался на дверь, зачем умолял отца пощадить их, если их всё равно нет? Зачем он пытался их спасти? Не знал ли он, что это невозможно? К чему пытаться, к чему надеяться? Как бессмысленно... Он бесконтрольно всхлипнул — следы истерики. Вот он жалел их, но какой от этого смысл? И Люстика жалела его. Ну и пусть, она ведь уже не изменит его. Она ничего уже не изменит. Никто ничего не изменит...
На Диагон Аллею Северус отправился один. Отец ненавидел его, ненавидел за то, что он был волшебником... и уж конечно ни за что не повёл бы его за покупкой учебников по магии...
В магазин с животными он зашёл словно помимо воли. Ему безумно захотелось взглянуть на волшебных зверей и зайти ещё в один магазин магов, где он мог посмотреть на них... Он слишком мало общался с подобными ему, слишком мало видел в его родном мире...
Что-то зашуршало слева от него. Он повернулся. Сквозь прутья решётки его обнюхивал чей-то любознательный чёрный нос. Северус чуть наклонился. На него смотрел чудесный пушистый зверёк с огромными, блестящими чёрными глазами. Северус, наверное, улыбнулся бы. Только это было для него уже слишком сложно. Он протянул к зверьку руку, и тот с интересом её обнюхал, щекоча длинными шёлковыми усами. А он был совсем крошечным, наверное, не больше его ладони... ещё детёныш...
Северус быстро, воровато огляделся. Никого. А что, если... сердце бешено заколотилось. Что если взять его? Денег на покупку у него не было. Мысль была безумная, отчаянная, но она оживила его, вывела из тупого безразличия, в котором он только что находился. Мальчишка быстро оглядел своими цепкими глазами клетку. Нет замка. Только задвижка.
Щелчок.
Дверца чуть скрипнула.
Сердце колотилось в ушах, шум крови не давал трезво соображать, перед глазами всё плыло.
Зверёк был маленьким, пушистым, горячим и дрожащим. Северус держал его в горсти и не мог оторвать взгляд. Он спрячет его под кроватью. Никто не узнает. У него будет свой зверёк, зверёк, которого он сам себе завёл. Он будет играть с ним и кормить его. Он подержит его дома всего пару дней, а потом повезёт с собой в школу и там будет с ним жить. Сердце мальчишки забилось сильнее, радостно забилось. Он будет не один, у него будет свой зверёк...
Северус быстро спрятал пушистый комочек во внутренний карман куртки, лихорадочно дрожащими руками запер клетку. Не увидят, не заметят.
Кровь бросалась в голову, пьянила его.
Не увидят, не заметят.
От волнения свело живот.
Ничего, не заметят...
Северус выскользнул из магазина и быстро пошёл прочь, пока пропажу не обнаружили.
* * *
— Смотри, — быстро оглянувшись по сторонам, заговорщически прошептал Северус и достал из-за пазухи маленький пушистый комочек.
— А-ах, какая прелесть! — выдохнула Люстика, бережно принимая его в подставленные ладони. — Это же детёныш нюхлера!
Северус кивнул, с тенью какой-то мечтательной улыбки глядя на восхищённые голубые глаза девочки.
— Как его зовут? — спросила она, тихо и звонко рассмеявшись, когда зверёк, смешно перебирая лапками и шевеля длинными усами, потянулся к серёжкам на её ушах.
— А-а... а я ещё не знаю, — растерянно сказал Северус. Действительно, он не подумал.
— А давай назовём его... ай!.. давай назовём его Снифф, — нюхлер с любопытством понюхал нос Люстики, щекоча его усами, так что девочка чихнула и тут же рассмеялась.
— Ну... давай, — откликнулся Северус. Хотя ему было всё равно. Снифф. Ладно. Он смотрел, как гладит зверька Люстика, и чувствовал тупую боль. Нет, не от побоев, которые достались ему после того, как они с отцом вернулись домой. Боль тянула и стягивала что-то в груди. Через три дня он уезжает. Уезжает от ненавистного дома, от проклятой старой детской площадки, от жестокого отца и усталой нервной матери, от школы, где над ним всегда издевались... и от Люстики.
— Ах ты чудо... ой! Ха-ха-ха... куда ты лезешь, глупый? Иди сюда... сюда... давай, пушистый балбес...
— Люстика, — нахмурившись, сказал Северус.
— Да? — она обернулась к нему — смешные длинные хвостики метнулись с одного плеча на другое, на него взглянули её большие голубые, как весеннее небо, глаза.
— Знаешь, я... я скоро уезжаю..
— Уезжаешь? — её брови жалобно приподнялись. — Куда?..
— В школу, — ответил он, избегая смотреть ей в глаза.
— В школу?.. — протянула она.
Он молчал.
И она молчала.
Снифф тихо попискивал, тычась мокрым носом в ладонь Люстики, но она словно и не замечала.
— И надолго? — наконец спросила она.
— Ну... на год... на каникулы приеду... летом...
— А я пойду только в следующем году, — в отчаянии произнесла она.
— Ладно... как-нибудь... — голос у него сорвался, и на миг он подумал, что сейчас скатится слеза. Но вдруг вспомнил, что это бессмысленно, и отец, наверное, прав. Хватит слёз. Они не помогают...
Зато внутри стало пусто.
Вся тяжесть неотвратимой безысходности навалилась на них, огромная, грубая, беспощадная. Двое — одиннадцатилетний болезненный мальчонка и подвижная десятилетняя девочка сидели посреди пустынной детской площадки. Старые ржавые качели. Почти что сравненная с землёй горка грязно-серого песка. Опасно накренившаяся лавочка из почти насквозь прогнившего дерева. Грязная, ржавого цвета речка. А с неба светило задорное, ласковое летнее солнце жаркого позднего августа, светило с яркого, чистого неба. И под этим огромным, немилосердно-голубым, страшным небом сидели двое детей, один из которых уже давно повзрослел. Двое детей, сидящие рядом, но уже одинокие каждый сам по себе. Уже почти чужие...
— Но я же к тебе через год приеду! — вдруг пламенно зашептала Люстика, сжав ему ладонь тёплыми пальчиками. — И тогда больше не брошу, и всегда буду рядом, всегда-всегда!!
— Обещаешь? — его чёрные глаза блестели.
— Обещаю! — Люстика бросилась ему на шею и горячо обняла его. Он не заплакал. Уже нет. Просто. Тяжело и пусто.
* * *
— Тобиас?
— Да, — хмуро отозвался он из-за газеты.
— Ты не видел мою золотую цепочку? — с досадой в голосе спросила Эйлин, перебирая вещи на своём столике.
— Какую ещё цепочку? — раздражённо отмахнулся отец.
— Золотую, с кулоном, я её здесь, на столе оставила! — так же раздражённо огрызнулась мать, переворачивая всё на столе вверх ногами и от этого злясь ещё больше.
— Нечего разбрасывать свои вещи, где попало! — зло крикнул отец.
— А ты бы помалкивал! Я постоянно хожу за тобой по пятам и собираю твои манатки по всему дому! Сам сначала научись вещи на место класть!
— Закрой рот! — накинулся на неё Тобиас. — Это твоя обязанность, женщина! Ты вообще должна передо мной на коленях ползать и благодарить, уродка, за то, что я приютил тебя, проклятую ведьму!..
— Ах так, да? А твоя обязанность — кормить семью, ты знаешь об этом?! Почему тогда я должна выполнять свои обязанности, если ты не выполняешь своих?!..
Отец медленно поднялся со стула и бросил газету на стол.
— Ты сейчас ответишь за свои слова, сучка, — яростно прошипел он и вышел из-за стола. Его жестокие синие глаза горели ледяными колючими огнями.
Северус вскочил со стула и убежал в свою комнату. Он больше не мог этого видеть...
* * *
...Он рассеянно возил ложкой по тарелке мутно-серой овсянки. Он не хотел её есть, но сказать об этом было равносильно самоубийству. Напротив сидел отец, как всегда суровый, как всегда за газетой. А мать зачем-то исчезла вверху на лестнице. На кухне было тихо и жарко. В открытую дверь прихожей залетали мухи и назойливо жужжали. Северус вздохнул и нетерпеливо заёрзал на стуле. Ему хотелось наверх, в свою комнату, к Сниффу...
— Вот она!!!
Отец резко вздёрнул голову, обернувшись на крик. Северус вздрогнул. Неприятное предчувствие липким холодом скользнуло в грудь.
— Моя цепочка! Она здесь, у него под кроватью!
Отец медленно перевёл взгляд на Северуса.
— Ты её украл... — тихо начал он.
— Нет! Нет! — в ужасе крикнул мальчик. — Это не я, не я!..
— Ты её украл, — чуть громче повторил отец, пропустив его слова мимо ушей. — Спрятал её под кроватью...
— Но это не я, не я! — в его голосе дрогнули слёзы горькой обиды и несправедливости. — Я ничего не крал! Папа, это не я, правда!..
— Ты... — начал было отец, медленно вставая из-за стола. Северус сжался. Как вдруг сверху раздался пронзительный женский визг.
Тобиас подскочил и бросился вверх по лестнице. Северус пытался обогнать его, но это было невозможно. Дверь в комнату распахнулась, и их глазам предстала мать, в ужасе прижавшаяся к стене и испуганно глядящая на что-то около кровати.
Ведро ледяной воды опрокинулось внутри Северуса.
Снифф.
Отец несколько секунд смотрел на пушистого малыша, замершего около кровати и заинтересованно нюхавшего воздух, словно недоумевая, а чего все так кричат. Северус стоял, как громом поражённый, притихший, жалкий, обречённый. Только не плакать, не плакать, иначе это разозлит отца... но с каким-то пустым, пугающим чувством мальчик понял, что не может плакать. Больше не может.
— Это что? — оборачиваясь к нему, прошипел отец.
Он смотрел в пол под ногами.
— Это тварь, которая украла у меня золотую цепочку! — крикнула мать, вжимаясь в стену. — Это отвратительная тварь, у которой мания на всё блестящее!
— Где ты достал эту сволочь?! Где, говори сейчас же!
Тобиас грубо встряхнул худенького мальчишку за плечи. Тот лишь кусал побелевшие губы и моргал. Он думал только об одном. Что отец сделает со Сниффом?.. Что он с ним сделает?..
— Ты украл его из магазина? — тихо, опасно тихо произнёс Тобиас. Северус видел, отцу было прекрасно известно, что денег у него не было, а нюхлера он мог найти только в зоомагазине на Диагон Аллее... — Ты украл эту опасную колдовскую мразь оттуда и притащил её в мой дом? Отвечай же, мать твою!!! — от ударил сына по лицу. — Отвечай, когда тебя спрашивают!
На миг в глазах потемнело от резкой боли. Но всё равно в голове тупо стучало одно и то же — что он сделает с ним, что он сделает со Сниффом?..
— Ах ты маленький подонок!!! Так ты ещё и вор!!! — Тобиас ударил сына ещё раз, по голове, изо всей силы. Мальчика отбросило к стене, и он сполз по ней на пол. Из носа тонкой тёмной струйкой сбегала кровь. — Да тебя убить надо, сукин ты сын!!!
В ярости он бросился к Сниффу, тот с громким испуганным писком кинулся под кровать, но отец грубо схватил его за нежный пушистый хвостик и рывком вскинул в воздух. Зверёк пронзительно, жалобно завизжал. Сжавшийся в углу Северус смотрел на него огромными блестящими глазами, и чувствовал, как на них выступают слёзы. Но с новым, каким-то огромным, словно не помещающимся в груди чувством понимал, что это уже не слёзы жалости или обиды.
Это были слёзы жгучей, злобной ненависти.
Отец, сжав зубы, с искаженным от бешенства лицом распахнул дверь и вместе с извивающимся от боли зверьком в руке стремительно вышел из комнаты. Северус вскочил и бросился следом за ним.
— Оставь его!!! Оставь!!! Не делай ему ничего!!! Он мой!!! Оставь..!
Мальчишка обхватил отца, не пуская его ко входной двери, в нём бушевала злость, придавая какую-то новую силу, словно ту, неподвластную ему мощь волшебства. Тобиас оторвал сына от себя, как прицепившегося назойливого котёнка, оттолкнул его и решительно вышел из дома. Северус побежал за ним. Выйдя на крыльцо, отец вдруг изо всей силы бросил малыша на землю. Тот упал на пыльную дорожку и жалобно, хрипло запищал. Попытался подняться, но задние лапки беспомощно волочились по земле. Он ещё раз жалобно, пронзительно пискнул, словно звал на помощь...
В глазах Северуса растворилось бесконечное, беспредельное страдание. Он бросился к лежавшему в пыли Сниффу, но отец грубо оттолкнул его назад. Мальчик ударился о косяк входной двери. И тогда впервые, сверкая глазами, сквозь сдавленные болью судорожные, без слёз, рыдания он выкрикнул эти страшные слова:
— Как же я тебя ненавижу!!!
* * *
...Кровать была жесткой, пыльной, грязной, засаленной. Подушка, в которую он уткнулся, удушливо пахла старыми перьями. И была абсолютно сухой.
Северус Снейп лежал лицом вниз на койке у себя в комнате.
Сегодня всё было кончено.
Он убил Сниффа. Отец убил Сниффа. Всё равно убил. Всё зря. Против этого ничего нельзя сделать. Ничего нельзя изменить. Зря он радовался, зря надеялся. Вместе со Сниффом отец убил надежду.
Он больше не плакал. Он никогда больше не заплачет. Вчера он плакал в последний раз.
Через месяц ему одиннадцать лет.
Только вчера он был ребёнком. Ребёнком, который умилялся, глядя на крохотного пушистого зверька. Ребёнком, который думал, что бессердечного отца могут тронуть его слёзы. Ребёнком, который десять лет прожил в унижении, но всё ещё надеялся, что всё наладится, что всё будет хорошо, ведь у него был друг, друг, который обещал всегда-всегда быть рядом...
Северус заплакал бы сейчас. Но теперь лишь горько усмехнулся. Слёзы покинули его.
Вчера Люстика уехала.
Может, он ещё увидит её в школе, а может и нет, может, она пойдёт в другую, ближе к своему новому дому. Она переехала, уехала, далеко, дальше, чем он мог представить... куда-то из Англии... за границу... может, она даже вернётся, но надеяться он больше не хотел. Люстика даже ничего не сказала ему. Просто — её дом опустел.
А сегодня его мать подала на развод. И он остался один. С отцом-магглом, которого он ненавидел. Который ненавидел его.
Через месяц ему одиннадцать лет.
Но он уже вырос. Всё. Хватит.
Он перевернулся на спину и уставился в потолок. Завтра он едет в «Хогвартс». Но ему всё равно. Он один. Он чужой. Его всё равно все считали, считают и будут считать ничтожеством, животным и ублюдком. Его все презирают? Что ж, прекрасно, только тогда он тоже будет всех презирать! Однажды он им всем покажет, кто он и чего он стоит. А пока пусть презирают, пусть, пусть ненавидят...
Его тонкие бледные губы изогнула страшно выглядевшая на лице десятилетнего мальчонки злобная, мстительная усмешка.
* * *
Поезд тронулся. Тронулся, словно оставляя за окном ненастоящий, медленно набирающий скорость, совершенно чужой ему перрон. Он смотрел из окна на машущих руками мам и пап, братьев и сестёр, друзей и подруг... а его никто не провожал. Хотя... ну и что?
Он отвернулся от окна.
Он был один в купе. И как он хотел, чтобы так и было, чтобы никто к нему не подсел!.. Но тут словно в насмешку скользнула в сторону фанерная со стеклом дверь, и в неё вошли трое. Снейп с досадой отвернулся обратно. За окном уже набирали скорость бесконечные деревья.
В первую минуту его, наверное, даже не заметили. Парень и две девушки плюхнулись на противоположное сиденье, смеясь и о чём-то беззаботно болтая. Снейп начинал злиться на них. И даже не за то, что они были такие весёлые и беспечные. А за то, что сейчас они обратят на него внимание. Он не хотел с ними говорить. Он боялся их. Они были словно из другого, закрытого для него мира...
— О, смотрите, — наконец услышал он голос парня. — Привет!
— Привет, — хмуро бросил Снейп, глядя в окно.
— Ты первокурсник, да? Моя маленькая новая знакомая, Эванс, тоже первогодка...
— Лили, если ты не против, — с несерьёзным укором усмехнулась одна из девушек. Снейп невольно обернулся и боковым зрением увидел её густые, волнами падающие на плечи тёмно-рыжие волосы.
— Ну, Лили, — отмахнулся парень; глядя ему в спину, девушка раздражённо передразнила его нетерпеливую отмашку, высунув язык, и её соседка фыркнула от смеха, — А я Себастьян, Себастьян Забини, с третьего курса факультета Рэйвенкло... — он протянул Снейпу руку, но тот на неё даже не взглянул. — Хм... Вот, а это моя однокурсница Ирэн. Она моя девушка, — он обнял свою соседку, и та смущённо толкнула его локтем.
«Безумно за тебя рад» — со злостью подумал Снейп.
— А тебя как зовут? — спросила Лили.
«Чаще всего ублюдком или гадёнышем» — снова подумал он, но ответил:
— Северус.
— Ты всегда такой разговорчивый? — усмехнулась Лили.
— А ты? — огрызнулся Снейп, обернувшись к ней.
Лили нахмурилась и отвернулась от него.
Разговор не вязался.
Снейп смотрел в окно и с каждой минутой злился на них всё сильнее. Он хотел быть один. Он теперь почти всегда хотел быть один. Люстика ведь ушла... а обещала, обещала быть рядом... всегда-всегда... ну а он поверил... глупость...
Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Пусть думают хотя бы, что он спит, что ли...
Поезд мерно перестукивал колёсами, и вагон слегка потряхивало. Себастьян, Ирэн и Лили с интересом рассматривали какой-то журнал, и Ирэн постоянно хихикала. Эта её смешливость несказанно бесила Снейпа.
Вдруг дверь купе отъехала в сторону, и Снейп мгновенно открыл глаза и обернулся. На пороге стоял парень-старшекурсник, высокий длинноволосый блондин.
— О-па! А ты что здесь забыл? — брякнул Себастьян, окинув вошедшего глазами.
— Так-та-ак... Забини, — протянул парень и окатил Себастьяна ледяным, надменным взглядом. — Придержал бы ты язык, дружище... Я теперь, видишь ли, обзавёлся новой довольно любопытной деталью одежды... — он слегка указал глазами вниз, на свою мантию, к которой был приколот серебряный с зеленью значок. Снейп чуть сощурился, глядя на него. Видимо, парень теперь кто-то очень значительный и гордится этим.
Он встал с сиденья и подошёл, чтобы разглядеть значок, но Люциус ударил его по тянущейся руке:
— То, что на нём нет надписи «Руками не трогать», ещё не означает, что его можно лапать, — процедил он сквозь зубы.
— О-о, у тебя появилось право неприкосновенности? — нахально вскинув брови, усмехнулся Себастьян.
— Да, дружище, появилось, — мягко, невозмутимо сказал Люциус. — А теперь сядь на место, если тебе не трудно.
Он смотрел на Себастьяна сверху вниз своими надменными глазами, серыми, как тень под луной, как дождливое английское небо, как холодная платина. Северусу показалось, что есть в них что-то от жестоких синих глаз его отца. Но в то же время было видно, что этот парень лишь обладает властью и знает об этом, но применяет её редко. Было в нём что-то ещё от взгляда самодовольного и ленивого молодого льва, который может убить одной лапой, но сейчас сыт и находится в хорошем расположении духа.
Себастьян сел. Люциус стоял в проёме, обеими руками держась за косяк по обе стороны от себя. Развязная, непринуждённая поза человека, привыкшего к вседозволенности. Тем... обаятельнее он выглядел со своими длинными светлыми волосами и небрежно расстёгнутой мантией.
— Забини, Смешинка Целлар и двое первокурсников, — подытожил он, обведя купе взглядом. — Что ж, я ничего не потерял.
— Люциус!
Он обернулся. Северус вскинул взгляд, — за спиной старосты мелькнула тяжёлая грива тёмных волос.
— Иду, Белла, — лениво отозвался он и снова повернулся. — Простите за беспокойство, — он издевательски поклонился и с кривой усмешкой закрыл дверь.
— Павлин, — презрительно, но словно с опаской фыркнула Лили. — Он что, староста?
— Не у нас, и на том спасибо! — хихикнула Ирэн.
— Староста Слизерина, Люциус Малфой, — подтвердил Себастьян, доставая из кармана жевательную резинку. — Скользкий тип. У него в своре вся чистокровная элита школы, вот он и возомнил из себя Мерлин знает кого, а теперь ему ещё и старосту дали... — он щелчком закинул в рот жвачку, — Эванс, увидишь его в школе, прячься подальше — в хорошем настроении он будет снимать очки с твоего факультета, ну, а в плохом просто насылать заклятия... разные... — Ирэн опять хихикнула.
— Я Лили, если ты не против, — перебила его девушка.
— Тьфу ты, ну Лили, — раздражённо согласился Себастьян. Она дала ему шутливый подзатыльник. — Эй-эй, тише... я понимаю, на мне не написано «Руками не трогать», но это же не означает...
Ирэн рассмеялась.
...Снейп смотрел в окно, а сам внимательно их слушал. Вот как, оказывается, можно многое узнавать! Молчать. Не обращать на себя внимания... Люциус Малфой... Кто-то, у кого явно есть влияние в школе...
Поезд подходил к станции. Его соседи по купе изобразили целое представление, переодеваясь в мантии и закрывая друг друга. А ему было всё равно... в мантии он был уже давно. Ему стыдно было брать свою старую одежду.
Наконец вагон жалобно скрипнул, вздрогнул и замер. Коридоры тут же наполнились гулом шагов и голосов. Он поднялся с сиденья, чувствуя, что от долгой неподвижности болит спина. Поднял свой старый, обтрёпанный чемодан и остался в купе подождать, пока выйдут остальные, и станет свободнее. Толпа студентов, он в ней один. Несмотря на это, у него было какое-то странное чувство защищённости, незаметности. Никто его не знает, он никого не интересует... и его это вполне устраивало.
Снейп сошёл с кривых ступенек вагона и огляделся. В десяти метрах от него по стремительно темнеющему воздуху плыл фонарь. Под фонарём плясали тени. Похоже, кричал как раз тот, кто его держал.
— Первокурсники, я вас всех ждать не буду! Вплавь через озеро будете добираться сами! Сюда!..
Снейпу не нужно было повторять два раза. Он подошёл. Вокруг человека, создающего впечатление озлобленной старой швабры, на которую повесили фонарь, столпилась разношёрстная кучка мальчишек и девчонок в одинаковых чёрных мантиях. Мелькнула знакомая тёмно-рыжая грива. Снейп скользнул по ней взглядом и сделал ещё шаг к толпе первокурсников, словно привлечённый светом зверёк, нерешительно ступающий к нему из темноты.
— Все здесь? Диггори, да уйди же ты наконец!!! — окрикнул он рыжего парня в мантии с желтоватой нашивкой, который дурачился за его спиной, корчил рожи и передразнивал каждое его движения на радость первокурсникам. — Ну я скажу завхозу, он тебя проучит, дурья башка! Уйди, кому сказал! — он замахнулся на парня фонарём. Тот ловко увернулся, показал язык и, подмигнув первокурсникам, скрылся в тёмной колышущейся толпе студентов. — Шут гороховый... — проворчал он под нос. — Все в сборе? Пойдём тогда... сюда, к берегу... по четверо в лодку, если не хотите познакомиться с нашим кальмаром...
Некоторые первокурсники боязливо заглянули в ненадёжную чёрную воду, перекатывающую по гладкой поверхности волны, блики и звёзды. Снейп тоже посмотрел на неё, и в его чёрные глаза окунулась точно такая же полная влажного блеска глубина. Он первым ступил на покачивающееся дощатое дно лодки и сел на носу. Потом лодка ещё опасно качнулась, что-то глухо ударило в дно — к нему подсели. Он даже не оборачивался. Не хотел. Представить, что он один — медленно скользит по этой невозмутимой, тёмной, мерцающей тишине...
Из темноты возникло полупрозрачное небо и тонкий, изящный, словно чёрной тушью выведенный силуэт замка с горящими, сонно мигающими золотыми окнами. Где-то внизу груди зародилось чувство, будто он один на один с этим величественным, спокойным зрелищем, будто только для него одно плескались волны, шептал ветер, мерцал бисер звезд, подмигивали окна... Красота, он никогда ещё не видел красоты... только иногда улавливал её отблески в больших голубых глазах Люстики... а здесь она накрыла его с головой, она окружала его, захватывая дыхание... и возрождала уже убитую надежду. Может, если есть такие места, как этот замок и это озеро, если есть на свете что-то кроме маленького тесного домика и запущенной детской площадки, ржавеющих качелей и пыльной травы; если есть что-то кроме этого, может, есть ещё и что-то кроме злобы и ненависти, свирепых синих глаз его отца и бессердечности детей, с которыми он жил...
Нос лодки с мягким шорохом поцеловал гальку берега, словно истосковался по ней за время плавания. Снейп вышел из неё и ступил на песок. С чувством, что ещё не всё кончено. Чувство было таким упоительным, что он даже не заметил парнишку-первокурсника, вышедшего из соседней лодки, и нечаянно толкнул его.
— По сторонам смотри, лунатик! — крикнули на него, и Снейп обернулся. У мальчишки были растрёпанные чёрные волосы.
Горячая обида несправедливости на мгновение захлестнула всё его лёгкое чувство восхищения. Почему они все такие злобные?.. Он ведь не хотел... Снейп горько усмехнулся про себя — их ведь никогда не волновало, что «он не хотел». Виновным так или иначе оказывался он. И уже стал верить, что на самом деле это действительно было так...
Они вошли в замок. Он поражал Снейпа всё сильнее. Чувство красоты было для него таким новым, что сейчас он отдавался ему полностью. Перед тяжёлыми, огромными дубовыми дверями их встретил пожилой, с заметной уже сединой рыжеватый волшебник в очках, за которыми блестели его живые, ярко-голубые глаза. Когда первокурсники столпились на почтительном расстоянии, сбившись в кучу, и притихли, волшебник тепло улыбнулся.
— Сейчас вы войдёте в Большой Зал, — он обвёл сияющим взглядом немного испуганных мальчишек и девчонок, — где пройдёте Церемонию Распределения, которая разделит вас на факультеты. Она не займёт у вас много времени. Готовы? — он ещё раз ободряюще улыбнулся. По толпе пронёсся слабый утвердительный возглас. — Отлично! Тогда вперёд!
Он взмахнул рукой, и двери распахнулись.
Снейпа словно обдало невероятной высотой и простором Зала. Мгновенно он почувствовал себя непереносимо неуютно. Тесная душная комната, углы, низкий потолок, маленький домик... и вдруг — эта поразительная величина и ошеломляющие размеры огромного замка!.. Снейп замешкался на пороге, и кто-то грубо подтолкнул его сзади.
Он обернулся — тот самый растрёпанный мальчишка. Снова передразнил Снейпа, словно говоря: «Чего вылупился?» и ещё раз толкнул его. Снейп злобно сжал зубы, но не нашёл в себе смелости ответить. И вошёл в Зал.
Их остановили перед столом преподавателей, на виду у всего Зала. В центре сидел на большом, напоминающем трон кресле старый бородатый волшебник. Директор, наверное, решил Снейп. Но он никогда не думал, что у директора может быть настолько усталое и... нерешительное выражение лица.
Голубоглазый волшебник, который привёл их, принёс какую-то старую шляпу, которая предварительно исполнила довольно бездарную песенку о четырёх волшебниках-основателях и их заскоках, и объяснил, что сейчас её будут надевать каждому на голову, а она скажет, на какой факультет распределён тот или иной первокурсник. Потом потянулся длинный список имён.
— Энгель, Ян.
— Хаффлпафф!
— Эшер, Майкл.
— Слизерин!
— Блэк, Нарцисса!
— Слизерин!
— Блэк, Сириус.
— Гриффиндор!
— Чарри, Аннабель-Ли.
— Рэйвенкло!
— Эванс, Лили!
— Гриффиндор!..
...Снейп потерял счёт ученикам. Он бросал быстрые цепкие взгляды на учительский стол.
Молодая, со строгим, но благородным выражением лица преподавательница в остроконечной шляпе...
— Петтигрю, Питер!..
Бледная, большеглазая, с трагическим взглядом дамочка...
— Поттер, Джеймс!..
— Квадрини, Лючия!..
— Сильверстоун, Бианка!..
Довольно мрачного вида учитель с густыми чёрными бровями...
Очень своеобразная с каким-то лукавым взглядом женщина...
Маленький забавный профессор со светлыми лохматыми волосами...
— Снейп, Северус!
Он вздрогнул, как будто его ударило током. Слышать свою фамилию, произнесённую громко, на весь Зал, было странно и пугающе неуютно. Он вышел из толпы первокурсников с каким-то странным ощущением, словно он только что был неотъемлемой частью одного живого существа, а теперь был отдельно от него, сам по себе. Ноги дрожали. Голубоглазый волшебник тепло смотрел на него из-за очков, держа наготове шляпу. Снейп сел на табурет, чувствуя непреодолимое желание закрыть глаза, чтобы не видеть уставившегося на него Зала, но одновременно понимая, как глупо он будет тогда выглядеть.
На голову ему опустилась грубоватая, душно пахнущая старостью шляпа. И тогда её слова вдруг раздались у него в мыслях, словно он говорил с каким-то внутренним голосом.
— М-м... я догадываюсь... наш маленький принц... маленький Полукровный Принц... — Снейп вздрогнул, сквозь кипятком ошпаренные нервы, — откуда она это знала? Уже..? — Мне интересно... ты хочешь много знать... даже больше, чем другие... похвально, похвально... но зачем тебе это? Ты хочешь отомстить, верно? Ты хочешь доказать им, чего ты стоишь... узнав больше... что ж, это похвально, похвально, но... впрочем, ладно... если я отправлю тебя в Рэйвенкло, что ты скажешь?
— Мне всё равно, — про себя ответил Снейп.
— Ага-а, — с умной усмешкой протянула шляпа. — Вот как. Тебе всё равно... ты хочешь быть сам по себе, да?.. Хотя ты лжёшь. Ты ведь уже знаешь, куда хочешь и куда пойдёшь... но лжёшь ты умело, надо сказать... ах, ну вот я и нашла в тебе тот самый неугасимый огонёк тщеславия... Думаю, старина Салазар был бы доволен... несмотря... Что ж, посмотрим, посмотрим... СЛИЗЕРИН!!!
Это она выкрикнула уже на весь Зал. Стол у стены отозвался аплодисментами и свистом. Снейп опять почувствовал, что это откликается одно живое существо, только другое, уже не то, каким была толпа первокурсников. И он был и для него чужим.
Снейп встал с табурета и направился к нему. Нашёл своим цепким взглядом пустой стул и сел на него, уткнувшись взглядом в стол и чувствуя, как его с каким-то тяжёлым, недружелюбным любопытством разглядывают соседи. Потом послышалось «Вайолент, Ванесса!», и всё внимание перешло на неё. Снейп осмелился поднять взгляд.
С другой стороны, несколькими стульями влево, сидел, положив подбородок на сплетённые пальцы упёршихся локтями в стол рук, тот самый длинноволосый блондин... Люциус Малфой. Словно слегка светящиеся серые глаза с насмешливым интересом следили за распределявшимися первокурсниками. По губам блуждала лёгкая, прячущаяся, едва заметная самодовольная улыбка. Справа и слева от него, точно наложницы у трона хозяина, сидели старшекурсницы. В одной из них Снейп узнал ту самую, окликнувшую Люциуса в поезде темноволосую девушку. В поезде... В поезде были ещё...
Он обернулся, бегая своим цепким чёрным взглядом по остальным столам. За соседним, судя по нашивкам на мантиях, сидели студенты Хаффлпаффа. Снейп нашёл среди них Диггори... За ними виднелись гриффиндорцы... Со спины ему вдруг бросились в глаза растрёпанные чёрные волосы. И тут же шевельнулась в груди слепая, тёмная, растревоженная острая неприязнь к этому мальчишке. С чего всё началось? Он нечаянно толкнул его на берегу? И что?.. Но Снейп уже понимал, что иногда ненависть рождается из самой незначительной малости... уже слишком хорошо понимал...
Он отвёл взгляд от стола Гриффиндора. Под заключительные аплодисменты, посвящённые двум выкрикам — «Ксеркс, Энн!» и «Рэйвенкло!», голубоглазый волшебник поднял и вынес табурет вместе со шляпой. Когда утихли хлопки — Снейп случайно заметил среди хлопающих снова неизвестно чему хихикающую Ирэн, — со своего стула поднялся директор. Совсем плох, подумал Снейп.
— А теперь слово скажет наш директор, профессор Диппет! — звучно крикнул голубоглазый волшебник, уже оказавшийся за преподавательским столом. Вот проворный!..
— Я рад приветствовать в Школе Чародейства и Волшебства «Хогвартс», — начал директор совершенно без воодушевления, словно механически повторял заученный текст, — всех наших учеников, как вновь прибывших, так и первокурсников. Должен напомнить, что по правилам школы категорически воспрещается входить в Запретный Лес на территории замка и применять магию в коридорах школы. Но я надеюсь, что на сей раз мы обойдёмся без нарушений. Удачи вам в новом учебном году. А сейчас, — он вздохнул, как будто ему не хотелось этого говорить, — пир!
В ту же секунду тарелки наполнились едой. Директор сел. Голубоглазый волшебник тут же наклонился к нему и что-то зашептал на ухо.
Снейп смотрел на развернувшуюся перед ним роскошь. Столько потрясающей еды он ещё никогда не видел... Соседи уже спокойно наполняли тарелки, словно это было в порядке вещей. А Снейпа настойчиво преследовало чувство, что весь Зал просто решил подшутить лично над ним, и как только он протянет руку, всё это исчезнет, как перед Танталом, а его поднимут на смех. Но всем, похоже, не было до него абсолютно никакого дела. Снейп осторожно взял с блюда яблоко. Яблоко было твёрдое, зелёное — настоящее. Но его это вовсе не утешило. Наоборот, стало ещё тяжелее и горестнее — он понимал, что становится слишком подозрительным и недоверчивым.
* * *
Чуть прищуренные зеленовато-серые глаза. Длинные, непослушные пепельные волосы. И голос... голос негромкий, медовый, по-змеиному завораживающий, неторопливый, опасный... Профессор Мирал.
Класс смолк сам. Она просто вошла, остановилась у кафедры и невозмутимо обводила учеников взглядом своих умных, лукавых глаз. Студенты затихали один за другим, сначала Гриффиндор, затем Слизерин, пока наконец в аудитории не воцарилась полная тишина. Снейп восхитился. Была в ней та уверенная, не нуждавшаяся в применении власть, что светилась в глазах Малфоя. С одним только отличием — профессор словно бы и не знала, что обладает этой властью.
Когда на неё устремились все до единого взгляды, когда никто уже не смел шептать, когда, казалось, сама аудитория замерла, чтобы внимать ей — тогда профессор заговорила.
— Вы здесь для того, чтобы овладеть тонкой наукой и точным искусством изготовления колдовских зелий, — Снейп не сводил с неё глаз. Какая утончённая красота... — Я не ожидаю от вас, что вы действительно вполне осознаете всё очарование нежной силы магических эликсиров, способных прокрадываться по венам человека, околдовывая его сознание и порабощая его чувства... — Снейп не смел дышать. Это было потрясающе, изумительно красиво... он ловил каждое слово, подсознательно запоминая его... — Я могу научить вас, — профессор Мирал мягко прошла мимо своего стола, тонкими изящными пальцами рассеянно перебрав в воздухе над стоящими в ряд хрустальными фиалами, словно пробежав по клавишам невидимого пианино, — как превратить воду в вино, как отличить, какая из кристально-прозрачных жидкостей подарит жизнь, а какая — смерть, как лишить человека воли, как в лабораторных условиях получить любовь и ненависть, как подчинить сны... — с этими словами профессор медленно повернулась к классу и обвела его своими змеиными, гипнотизирующими глазами, — но должна предупредить, что способностью в совершенстве овладеть этим искусством обладают лишь немногие. Поэтому я привыкла к вниманию на своих уроках. К полному, абсолютному вниманию, — профессор Мирал остановилась взглядом на черноволосом пареньке, сидящем через парту слева. Тот усмехнулся и что-то шепнул своему соседу... растрёпанному мальчишке... Снейп почувствовал ярость. Снова он? Как он смеет перебивать... её?.. — Ваше имя, мистер, — её голос остался точно таким же, ровным, невозмутимым.
Паренёк вспыхнул.
— Блэк, Сириус Блэк.
— Я повторяю лично для вас, мистер Блэк, — голос Мирал ничуть не изменился, — что на своих уроках я привыкла к абсолютному вниманию. Эта фраза дошла до вашего сознания в полном объёме?
— Да, профессор, — потупившись, ответил Блэк.
— Прекрасно, — Мирал отвернулась, словно совсем забыв про него, и медленно двинулась вдоль первых парт. Снейп напрочь забыл, как дышать: проходя мимо него, профессор легко провела кончиками пальцев по краю его парты... — Что ж, я надеюсь, что даже те, кому эта утонченная наука не откроется во всём своём разнообразии и великолепии, снизойдут до того, чтобы на моих занятиях проявлять себя... с лучшей стороны, — при этих словах её взгляд неуловимо метнулся в сторону Блэка. — Итак, для вступления достаточно, — вдруг резко оборвала она, развернувшись к классу лицом и рывком запахнув подол своей чёрной мантии. — Приступим к сегодняшнему уроку.
Снейп приготовился слушать, чувствуя, как его уши натянули тишину почти до боли. Он восхищался ей. Она многое знала... она многое умела... она обладала властью... и как это красиво — подчинить себе человека мягкой, ласковой силой зелья... получить неограниченную власть своим мастерством... он тоже хотел этого... он будет учиться у неё...
— ...Бальзам, который вы будете пробовать сегодня приготовить, очень полезен в повседневной жизни. Обычно он бывает особенно востребован после уроков по Уходу за магическими существами... учитывая любовь профессора Орбисона к различного рода созданиям, имеющим непосредственное отношение к огню и некоторым довольно неприятного действия ядам, — по губам Мирал скользнула тонкая улыбка. — Это Бальзам против ожогов. Он, конечно, намного менее эффективный, чем, например, небезызвестная Противоожоговая Мазь, но, во-первых, вы всё-таки первокурсники, а во-вторых, её изготовлением занимаются уже на спецкурсах по магической фармацевтике ...да, и в-третьих, она используется в основном при тяжёлых ожогах, например, огнём дракона или саламандры, так что вам она не понадобится... я надеюсь, — она снова чуть заметно улыбнулась. — Итак, список ингредиентов и способ приготовления на доске, — Мирал взмахнула рукой, и чёрная школьная доска повернулась вокруг своей горизонтальной оси, показав всему классу ровные уверенные строчки мягкого белоснежного мела. — Школьный шкаф вам пока не нужен, так как все составляющие зелья есть у вас, в стандартном наборе, о котором было упомянуто в информационных письмах в конце лета. Ну, а чтобы вам было понятнее... — профессор чуть-чуть скривила губы, так, что только уголок незаметно дёрнулся, — я могу вызвать одного ученика попытать счастья у доски. Однако это поблажка исключительно в связи с первым уроком, — тут же добавила она. — Итак, кто-нибудь хочет попробовать? — она обвела класс взглядом. — Предупреждаю, сейчас я спрашиваю по желанию, хотя в своей преподавательской практике обычно ориентируюсь не на ваше желание, а на своё. Может... — её глаза остановились на Снейпе, и он вспыхнул. Нет, он не пойдёт, о чём она?.. Он... он неуверен и вообще... он ещё не знает...
— ... можно я попробую, профессор Мирал?
Снейп вздрогнул. И обернулся. Руку тянула девочка с задней парты, девочка с длинными густыми тёмно-рыжими волосами.
— Пожалуйста, мисс...
— Эванс, профессор.
— ...мисс Эванс, — голос Мирал совершенно не изменился, казалось, он вообще никогда не менялся. Девочка встала и прошла к доске между рядами парт. На неё изумлённо смотрели Блэк и его растрёпанный сосед.
...Лили.
Снейп проводил её взглядом, в котором, как десяток взбешенных скорпионов, схватились в противоречии все мыслимые и немыслимые чувства. Он прекрасно понимал, что не вышел бы к доске ни при каких условиях, но в то же время не мог простить того, что кто-то обошел его, тем более перед профессором Мирал... А ещё он не мог не признать, что Лили очень смелая. Ещё бы... гриффиндорка... Но было в этой смелости что-то... дерзкое... своенравное... совершенно не по-гриффиндорски самоуверенное... что-то... что нравилось ему...
* * *
...— Эй! Люциус, ты нахал!..
— Только не говори, что тебе это не нравится...
— Ты дважды нахал!
— Не угадала — трижды! Вот смотри...
— Ай!..
Снейп смотрел на них полузакрытыми глазами из своего кресла около камина. На диванчике у стены Люциус Малфой с обворожительной самодовольной улыбкой смотрел в лицо сидящей у него на коленях хихикающей девушки, слабо пытающейся оттолкнуть его руку, которой он то и дело проскальзывал под её короткую серую школьную юбку. Неподалёку от них расположились ещё пять или шесть слизеринцев с разных курсов, которых, тем не менее, словно что-то объединяло, и это было заметно даже беглому взгляду... Снейпа всё больше увлекала эта власть Малфоя. Во всём. Вот он уверенно впился в губы девушки своими, и та блаженно закрыла глаза, изящно обняв его за плечи. Что он сделал для этого? Ровным счётом ничего. Просто у него была эта власть. И Снейпа всё сильнее тянуло к ней...
Он не раз замечал, что именно эти — которые сидели сейчас невдалеке от Малфоя, — часто собирались вместе, на школьном дворе или где-нибудь в тени коридора... Словно готовили какой-то заговор. И это манило Снейпа ещё сильнее. Тайна. Она дразнила его любознательность. И он хотел проникнуть в неё...
— Люциус... мы... мы так не договаривались!..
— Ну-у!.. зато тебе это нравится, так ведь?..
* * *
Тяжёлые холодные капли падали ему на лицо с серебристого неба. Он закрыл глаза, приоткрыл рот... Одна крупная капля тут же послушно упала ему на губы, и он рассеянно провёл по ней кончиком языка... Задумчивый шорох дождя по листьям, по траве, словно завораживал его... когда-то он так же сидел на ржавых качелях детской площадки, убаюканный их усталым скрипом. И сейчас... он наконец-таки был один... и это было восхитительно... ему никто не нужен... даже Люстика... она оставила его, и он забыл о ней, — всё просто... он один... он будет сам по себе... всегда... будет обманывать, подчинять, играть, а сам оставаться один... ему никто не нужен... никто...
— Ты чего здесь сидишь, упырь?
Снейп вздрогнул и открыл глаза.
— Вот болван — на улице ливень, а он уселся один посреди двора... или... подожди, о-о, да я знаю — ты наконец-то решил помыть голову!
Послышался смех. Снейп обернулся. Растрёпанный мальчишка — Джеймс Поттер, он уже знал, — и его напарник Блэк. Он уже привык ожидать от них худшего. Хотя ничего им не сделал... но Поттер уже натаскал на него своего дружка, как верную легавую собаку. А Снейп не собирался отступать. Он занимал оборонительную позицию ощетинившегося волка, которого псы уже заметили.
— А ты чего выперся в такой дождь? Сидел бы в замке, а то не дай бог причёску испортишь! — огрызнулся он, встав со скамейки. Слепая ненависть снова проснулась в нём. Глупо, конечно, но... он словно всецело унаследовал от матери, что лучший способ защиты — нападение. И ещё лучший — нападать первым.
— Молчал бы ты про причёску, — злобно заметил Поттер, кинув на его голову презрительный взгляд. Блэк согласно усмехнулся, как-то по-собачьи обнажив зубы. — Слушай, дружище, может, устроим нашему убеждённому грязнуле головомойку? — бросил он через плечо.
— Думаешь, поможет? — с наигранной безнадёжной озабоченностью поинтересовался Блэк.
— Да ему уже ничего не поможет! — Поттер расхохотался.
— Зато тебе явно поможет вот это, — вдруг послышался голос Снейпа. — Силенцио!
Поттер собрался ответить очередной издевкой, но вдруг понял, что не может произнести ни слова. Блэк посмотрел сначала на него, потом перевёл взгляд на Снейпа:
— Слушай, ублюдок, ты сейчас получишь!..
Вспышка молнии.
Снейп вздрогнул. Это были глаза его отца.
Жестокие ярко-синие глаза. Те же длинные тёмные волосы, и та же ярость в голосе...
— Тише, Блэк, — негромко, осторожно произнёс Снейп, переведя палочку на него и не сводя с него взгляд. — Я бы на твоём месте поостерёгся с выражениями...
Поттер толкнул друга, видимо, пытаясь подсказать, каким именно заклинанием запустить в Снейпа. На его лице читалось бешенство, но все его проклятия были бессильны — заклятие немоты всё ещё действовало. Снейп бросил на него быстрый взгляд, полный мрачного удовлетворения, — они ещё долго пробьются с тем, чтобы снять чары. Он выучил это заклинание сам. Как раз для таких случаев... и, надо сказать, это было чертовски приятно...
— Расколдуй его! — крикнул Блэк, выхватив свою палочку и направив её на Снейпа. — Живо!!!
— А то что ты мне сделаешь? — издевательски спокойно приподняв брови, спросил Снейп.
Блэк выкрикнул непечатную фразу, которая вполне выражала всё, что он хотел бы сделать со Снейпом в данный момент.
— Хм... к сожалению, если мне не изменяет память, на первом курсе ещё не проходят заклинаний, оказывающих действие подобное тому, которого хочешь ты...
— Тогда я убью тебя голыми руками, — сквозь зубы прорычал Блэк, не сводя с него глаз. Жестоких синих глаз... было невыразимо приятно осознавать, что он способен противостоять человеку с такими глазами...
— Не льсти себе, Блэк, — спокойно произнёс он, слегка презрительно прищурившись. — Может статься, что-нибудь ненароком произойдёт с твоими руками, если ты будешь лезть ими куда не надо...
Поттер уже весь извёлся. Видимо, долго молчать он просто не мог. Блэк с состраданием посмотрел на мучения друга, и, наконец, выдавил:
— Когда-нибудь ты за это заплатишь.
— Не загадывай наперёд того, чего не знаешь, Блэк, — всё так же прищурившись, произнёс Снейп.
Блэк ещё несколько секунд смотрел ему в глаза, и, наконец, дёрнул Поттера за рукав:
— Пошли.
Снейп стоял под дождём, опустив палочку. Он только что испытал удовольствие злорадства. И хотя он понимал, как это низко, он не мог не признать, что... это было чертовски приятно.
* * *
— Эй!
Снейп вздрогнул и обернулся. Позади него, небрежно сложив руки на спинке его кресла, стоял высокий светловолосый парень. Он смотрел не то чтобы неприязненно, но... настороженно.
— Я Рабастан, Реджинальд... обычно Джин. А ты?..
— Северус, — осторожно ответил Снейп.
— Что-то частенько ты на нас смотришь, Северус... это ты с чего?
— А ты парень не промах... хоть и прикидываешься инопланетянином, — Снейп невольно криво усмехнулся, сам не зная, чему, — первый курс, да? — с лёгким пренебрежительным сожалением уточнил Рабастан. Снейп кивнул. — Впрочем, один наш новенький, Игорь, тоже первогодка... Знаешь, а у меня к тебе разговор...
* * *
...За один вечер он узнал больше, чем за всю свою жизнь. Это было невероятно. Он многое понял. Он понял, на чьей стороне сила. Он узнал, что это за другая сторона. Эта сторона позволяла всё, о чём он мечтал. Он понял тайну той самой власти. Теперь он знал, что можно быть одному — и со всеми. Знал, что можно быть не такому, как все, и гордиться этим... Всё это кружило голову. И ещё... это было красиво...
Клятва была принята. С этого дня он оказался в своре, вожаком которой был Люциус Малфой. До тех пор, пока его не сменит другой, намного более могущественный...
* * *
...— Ай!
Гора сочинений, опасно шатавшаяся всё это время, наконец рухнула... явив за собой Лили Эванс.
— Давай помогу!..
Он наклонился, начав быстро собирать...
— Акцио, свитки!
Сочинения послушно поплыли в руки Лили. Снейп сконфуженно протянул ей те четыре, что он подобрал.
— Прости, н-н... не подумал, — пробормотал он. Лили улыбнулась. Какие у неё были красивые изумрудно-зелёные глаза...
— Да ладно, — она рассеянно повела плечиками. — Ты лучше иди... урок ведь уже начался.
Её взгляд...
— А... да... ну... пока.
— Хм... пока.
Лили поправила стопку свитков и ушла по коридору, только затих за углом стук её каблучков. Снейп яростно зажмурился, готовый себя убить. Каждый раз, как он её видел, всё путалось: руки, слова, мысли... он же видел, как плутовски она улыбается, замечая его... гриффиндорка... проклятая своенравная гриффиндорка... он поклялся презирать весь этот факультет, когда вступал в свору Малфоя. И презирал — вот уже второй год в этой школе. Но... Лили была... особенной... и он просто не мог совладать с собой. Это было выше него. Она была отличницей и блестящей ученицей, но это вовсе не мешало ей быть задорной девчонкой, дурачащейся с подругами на дворе или смеющейся шуткам парней-одноклассников. Всегда в центре внимания. А он... один...
Ах да... Урок ведь уже начался...
Снейп рассеянно поправил сумку на плече и поплёлся по коридору в сторону, противоположную той, в которую пошла Лили. Его шаги одиноко подхватывало гулкое эхо.
* * *
...Стул наконец упал на все четыре ножки, казалось, с облегчением вздохнув, как цирковая лошадь, которую заставляли стоять на задних копытах. Блэк зевнул. До начала урока оставались минуты. Поттер то и дело поглядывал на открытую дверь, словно прикидывал, успеет ли он пробежать до конца подземелья и вернуться, прежде чем прозвенит звонок, — так, ради интереса. В конце концов, видимо, решил, что лучше не рисковать, и развернулся.
— Как думаешь, какую дребедень мы сегодня будем варить? — рассеянно спросил Блэк.
— Не знаю... может быть, какое-нибудь Средство для мытья Снейпов? Оно было бы особенно востребовано после урока... — передразнив профессора Мирал и сделав «страшные» глаза, усмехнулся Поттер, краем глаза покосившись на сидящего справа Снейпа с ухмылкой предвкушения.
Блэк рассмеялся.
— ...а применяется этот уникальный состав, — воодушевлённо продолжил Поттер, — путём надевания котла на голову субъекта...
Блэк снова откинул свой стул на дыбы, расхохотавшись. Снейп не смотрел в их сторону. Пока они не трогают его, он будет сидеть спокойно. К словам и оскорблениям он уже привык. Но если они попробуют коснуться его...
Однако Поттер, видимо, опасался исполнять свои угрозы. Наверное, не забывал, что Снейп уже знает пару заклинаний, действие которых он, мягко говоря, не хотел бы на себе испытать. Если только Блэк его поддерживал, только тогда он был непрочь поддеть Снейпа.
— Ну, а чтобы вам было понятнее, — подхватил Блэк, войдя в раж и старательно сдерживая смех, — давайте вызовем одного ученика нам это продемонстрировать... Я спрашиваю по желанию... Кто-нибудь хочет попробовать?..
— Ой, а можно я попробую, профессор?! Можно я?! — Поттер выбросил вверх руку и стал тянуть её изо всех сил, изображая на лице подобострастное рвение и подпрыгивая на стуле. Сходство с Лили было таким разительным, что окружающие засмеялись. Визгливо захихикал какой-то маленький толстый мальчишка, и Снейпа передёрнуло. Он почувствовал, как от ярости темнеет в глазах. Ладно он, но зачем они издевались над Лили?.. Снейп бросил на неё быстрый взгляд. Девушка сидела через парту позади Поттера и Блэка и смотрела им в спины презрительно прищуренными ярко-зелёными глазами, сложив руки на груди и чуть наклонив набок голову. Всё её выражение лица словно говорило с иронией: «Ужасно смешно!» Блэк выдавил сквозь смех:
— П-п... пожалуйста, мисс...
— ...Поттер.
Ученики прыснули, но вдруг поспешно замолкли. За спиной Поттера стояла профессор Мирал. Видимо, Джеймс по направлению всех взглядов понял, в чём дело, и медленно обернулся. Его встретил змеиный серо-зелёный взгляд сверху вниз.
— Пожалуйста, Поттер, — повторила Мирал абсолютно спокойным тоном. — Вы рвались к доске.
— Н-нет, профессор... вы не поняли... — пролепетал было Поттер. Его глаза бегали по классу и вдруг наткнулись на Снейпа. Тот просто не мог сдержать злорадной усмешки. Его месть... и рисковал не он сам, а пришла профессор... Джеймс обдал его яростным взглядом.
— Поттер, я ориентируюсь на своё желание, так что мне всё равно, что вы думаете, — почти промурлыкала Мирал. — Прошу к доске...
— Эй, ты!
Он вздрогнул, но не обернулся. Только пошёл чуть быстрее.
— Я с тобой разговариваю! А ну стой!
Он уставился в пол и прибавил шагу. Ему не хотелось вступать в драку. Он спиной чувствовал, что тот не один.
— Ты что, оглох?! — заорал Джеймс. — Диффиндо!
Сумка с громким «Р-ри-ип!» разошлась по шву. Снейп выругался и рывком развернулся, выхватив палочку, но Поттер опередил его.
— Петрификус Тоталус!
Его словно вмиг связали по рукам и ногам. Равновесие удержать не удалось. Снейп упал, ударившись лицом о пол. Солоноватое тепло медленно защекотало губу. Боковым зрением он увидел, как к нему подошли три пары чёрных школьных туфель под серыми форменными брюками. Трое?.. почему трое?.. Кто-то злорадно хихикнул, и Снейп с приливом жгучей ненависти понял — это тот самый толстый коротышка, что изводился в классе. Достойное прихвостье для этих двоих...
— Ну что, мистер Грязнуля? — послышался мягкий, почти ласковый голос Блэка. — Я оказался прав, и даже ждать долго не пришлось... Пожалуй, я заслужил «отлично» по прорицаниям, как считаешь?..
— Сириус, мы ведь не проходим прорицания, — напомнил Поттер.
— А-а, — отмахнулся Блэк. — Мы и Тёмные Искусства не проходим, а этот малый ещё только разве что Авадой Кедаврой не овладел...
— Ну, сейчас она бы ему всё равно не помогла, — Поттер наклонился и подобрал с пола палочку Снейпа. — Теперь что будем делать, м? Давить врагов интеллектом? Ну давай, попробуй...
— Как нехорошо, малыш Севви... И кто только тебя этому научил?
— Малфой, — бросил Поттер, сплюнув на пол, — наш Севви за ним бегает, как собачонка... И поэтому мы считаем себя ужасно важными, да, Сопливерус? — он толкнул неподвижного Снейпа в бок носком ноги.
Блэк расхохотался, отрывисто и как-то совсем не по-детски хрипло.
— Ха-ха-ха... Сопливерус... неплохо... я запомню, дружище...
Джеймс самодовольно усмехнулся.
— Кстати, а что у вас с Малфоем? — изобразив на лице неподдельный интерес, спросил он. — Решили организовать у себя в подземельях резиденцию Мирового Зла? Или у вас просто роман? Вы, кстати, неплохо смотритесь вместе...
Снейп в самых нецензурных выражениях дал Поттеру адрес, на который желал, чтобы тот пошёл.
— Так, мне надоело, что нас с тобой безнаказанно поливают грязью, друг, — презрительно скривившись, сказал Блэк. — Давай-ка преподадим нашему некультурному мальчику урок хороших манер...
Снейп зажмурился, сжал зубы и дал себе слово молчать, что бы ни случилось.
Толстый коротышка пронзительно захихикал.
* * *
— Ай!
— Чёрт!
— Кто это?
— Люмос!
Вспыхнул неясный свет и отразился двумя звёздочками в изумрудно-зелёных глазах. Дрожащие тени нарисовали в темноте лицо Лили Эванс.
— Ты... ты что здесь делаешь?
— А ты? — в голосе Лили причудливо сплелись раздражение, удивление, любопытство и тень ещё не прошедшего испуга.
— Я был... в библиотеке.
— Снейп, библиотека давно закрыта, уже пол-одиннадцатого! — сказала Лили таким тоном, словно говорила с несообразительным ребёнком, которому показывала, что её таким враньём не проведёшь.
— Эванс, уже пол-одиннадцатого, ты-то куда собралась? — он произнёс это с пренебрежением и ироничной улыбкой.
— Не твоё дело, — ответила Лили, улыбаясь.
— Вот и то, что я здесь делаю, не твоё дело.
Они смотрели друг на друга с одинаковыми, какими-то дружелюбными улыбками. Снейп думал, что должен был огрызнуться на неё, оттолкнуть и уйти, но не смог этого сделать, хотя не знал, почему. А Лили думала... О, что бы он ни отдал, чтобы узнать, о чём она думала!..
Почти минуту, неприлично долгую, они смотрели друг на друга. Опять, подумал Снейп. Опять всё то же самое. Сколько раз ночью в измятой постели он решался, столько же раз, увидев её изумрудные глаза, отступал, теряя всю решимость... Глупо. Она ведь тоже обманет. Опасно, опасно, чёрт возьми, как же опасно доверять!..
— Ну что... я тебя не видела, — улыбнулась Лили.
— Ага, ты меня не видела, — улыбнулся Снейп.
— Вообще-то я ожидала услышать в ответ другое, — усмехнулась Лили.
— А откуда я знаю, чего ты ожидала? — усмехнулся Снейп.
— Знаешь.
— Ладно... я тебя не видел.
Пауза.
— Ну... до встречи.
— ...Пока.
Лили ушла. Снейп стоял неподвижно, уставившись в пол. Какая-то лёгкая, невольная улыбка, которую он не мог стереть, пряталась на его тонких губах. Под его ногами несколько секунд плясала тень с длинными пышными волосами, потом послышалось тихое «Нокс», и тень исчезла, слившись с темнотой.
И куда она направлялась?.. Но пусть он не знает этого.
Ему вообще должно быть всё равно.
Он ушёл. Коридор опустел.
* * *
В спальне никого, кроме него, не было. И ему, в принципе, было плевать, куда все ушли. Снейп сидел на подоконнике, обняв руками колени. Он пытался не видеть своего полупрозрачного отражения в стекле. Он его ненавидел.
Завтра Хэллоуин. Третьекурсников, таких, как он, на устраивающуюся по этому поводу вечеринку не приглашали. Но он бы и не пошёл. У него что-то под солнечным сплетением начинало мучительно стягиваться, как только он думал, что собирается сделать...
А ведь это было бы так здорово... и совсем просто... он бы просто подошёл... Снейп отогнал мысли о том, что она увидит его... его лицо, которое он так ненавидел... к чёрту... он бы просто подошёл... а дальше...
А дальше могло бы быть всё. Он ведь умел многое. Они бы ушли из замка, пошли бы по тёмной траве, пятнистой от золотого света окон замка, слыша отголоски смеха из Зала... Стайку летучих мышей он без труда смог бы превратить в дождь серебристых серпантинок — по её рыжим волосам, — как это было бы красиво... Он закрыл глаза. Этого не будет. Он ведь знал, что этого не будет. Зачем тогда думал об этом?..
Снейп откинул голову назад, на оконную раму, полуприкрытыми глазами глядя в окно. Слава Лорду, у кого-то хватило ума сделать спальни выше уровня земли. Правда, ненамного. Карниз был дюймах в пяти над травой. Глупо. Как всё глупо...
И вдруг Снейп соскользнул с подоконника, как-то решительно, но мягко, словно проснувшаяся кошка. Даже если это было глупо, он должен был попробовать. Всё зависело только от него. У него уже было достаточно оснований для того, чтобы так думать. Снейп остановился перед дверью в спальню, зажмурившись до радужных пятен в глазах. Может, не надо? Может, это и правда бессмысленно, и он не прав? Может, оставить всё, как есть, чтобы было... легче? Зачем он пытается? Не знает ли он, что это невозможно? К чему пытаться, к чему надеяться? Как бессмысленно...
Он вздрогнул — мысли были теми же. Всё теми же. Только тогда он хотел помочь маленькому пушистому зверьку. А сейчас — себе. Опасно... как всегда опасно...
Снейп вышел из спальни и закрыл за собой дверь.
В ванной никого не было. Он вздохнул с облегчением. Но запер дверь.
На всякий случай.
Раздеваясь, он чувствовал себя полным идиотом. Конечно, не в этом было всё дело. Но он должен был постараться.
Никто вокруг ни о чём не догадывался. Кроме Лили, он видел...
Он должен был презирать Гриффиндор — и он презирал его. Он никогда не подходил к ней. Знал, что она была полукровкой. Так же, как и он, впрочем... Но он не смел никому в этом признаться. Он ненавидел одну мысль о том, что может сознаться в родстве с такой сволочью, как его отец-маггл... Полукровный Принц... Как же... Эйлин Принц — мать, — которой у него уже нет, и, казалось, никогда не было... он сам — себя ненавидит. Он сам — грязнокровка... Сознаться в родстве с магглами... как много значило это родство, как искусно нужно было играть на стороне чистокровок!.. Узнай об этом Малфой, ему пришлось бы плохо. А терять своё место рядом с ним он не хотел, хотя не знал, зачем Люциус всегда держит его при себе. Но это место давало ему многое, о-о, очень многое, — всё равно что возможность наблюдать за разворачивающимся действием из первых рядов. Потому что действие разворачивалось, правда, пока ещё только за кулисами. Они должны были поднять занавес...
Он знал много. Очень много. Он знал заклинание, которым можно было лишить человека кожи. Он знал заклинание, которое может ослепить навсегда. Заклинание, с помощью которого можно было войти в любую дверь, даже защищённую паролем, и заклинание, которое делало шаги неслышными... заклинания, которые никогда не понадобились бы светлому волшебнику...
И ещё он знал зелья.
Он знал такие зелья, которых не проходили ни в одной школе. Способа приготовления которых не было ни в одной школьной библиотеке. От знания действия которых передёргивало даже его самого...
Но он не знал способа, каким можно было бы всё это изменить. Способа, которым можно было бы всё исправить. Скоро, очень скоро он сможет отомстить. Но никогда уже не сможет вернуть свою надежду, не сможет избавиться от своего одиночества и своей ненависти, которые срослись с ним так, что попробуй оторвать — и это его убьёт. Обратного пути уже не было. Он повзрослел ещё тогда, одиннадцатилетним мальчишкой, лёжа на кровати в своей тесной комнатке...
Снейп встал под душ и открыл воду. Он бывал здесь очень редко. Просто ему было не до этого. Он даже спал не всегда. Зато теперь он почти всё знал. В любом случае — больше, чем остальные. Однажды ночью, на сходке, Люциус продемонстрировал потрясающую способность — на виду у всех он проник в сознание своей верной напарницы Беллы Блэк, которая с усмешкой вызвалась добровольцем, сказав, что скрывать ей нечего, потому что её мысли Люциусу и так известны. Снейпа это так поразило, что он буквально загорелся желанием тоже овладеть этим искусством — легиллименцией. Рабастан быстро осадил его, сказав, что на третьем курсе не стоит даже думать о том, чтобы этому научиться. Но Снейпа это не охладило. Он упорно тренировался — на той же Беллатрис; а так как для обычного наблюдателя это выглядело довольно странно, то, разумеется, занимался он опять же по ночам. И сейчас он как раз вернулся из Комнаты на третьем этаже, где часто проводила время свора Малфоя.
Снейп поблагодарил ванную за то, что большое зеркало было только неподалёку от входа на стене. Он не хотел себя видеть. И чем дальше, тем меньше. Ласковая тёплая вода с шелестящим смехом торопливыми каплями сбегала по его бледной коже, с изумлением изучая многочисленные ушибы, ожоги, шрамы... Он к ним уже привык. Старания Поттера, Блэка и Петтигрю, эксперименты по изготовлению сомнительных зелий, последствия неудачных заклинаний... Зато он получал драгоценный опыт. И уже почти всё знал. В любом случае — больше, чем остальные...
Тёплая вода успокаивала, создавая ощущение защищённости и уюта. Снейп провёл рукой по мокрым чёрный волосам. Да, их придётся помыть. Наверное, она заметит... Что ж, уж лучше пусть так, чем если она услышит очередную серию комментариев от Поттера и Блэка по этому поводу...
Он завернулся в большое белое полотенце. Ощущение чистоты было непривычным и неуютным, как у бездомного котёнка, которого искупали в шампуне и который никак не может уловить собственный запах, не находя себе места. Волосы сохли быстро. Когда он застегнул мантию, оставалась уже лишь лёгкая влажность. На выходе его взгляд вдруг упал на зеркало.
Он вздрогнул.
Словно дикий зверёныш, впервые увидевший своё отражение, он несколько секунд молча, не отрываясь, смотрел на него. В ответ так же неподвижно смотрел худой тринадцатилетний подросток с усталым, неприветливым чёрным взглядом. Под глазами залегли тёмные тени — следы бесчисленных бессонных ночей. Нос его отца с лёгкой горбинкой, тонкие, почти бескровные губы на измождённом, нездорово-бледном лице... Он вдруг почувствовал невыразимую ненависть к этому чахлому уродцу. Но это был он, он, Северус Снейп!..
Снейп яростно замахнулся и изо всех сил ударил его прямо по лицу. Отражение со звоном разбилось на сотню острых осколков, осыпалось на пол, обнажив деревянную раму. Руку пронзила жестокая боль, но он её даже не заметил. Он развернулся спиной к стене и медленно осел на пол. Тонкие чёрные брови сложились в ломаную линию страдания. Снейп равнодушно смотрел на то, как кровь из разрезанной руки неторопливо стекает на мраморный пол ванной. Взять бы один из этих соблазнительных осколков и довершить то, что начало зеркало... Несколько секунд это казалось таким простым, таким правильным, таким заманчивым...
Снейп вздрогнул и очнулся. Лорд, что за безумная мысль? Нет, нет, по крайней мере, не сейчас. У него ещё слишком много дел здесь...
...Из Зала тянуло аппетитными запахами праздника. В гостеприимно распахнутые огромные двери были видны тысячи парящих под потолком зажжённых свечей и тыкв-фонарей со зловещими ухмылками. Над преподавательским столом вилась чёрная стайка летучих мышей, которых трансфигурировала из свечей видневшаяся со спины молодая колдунья в остроконечной шляпе. В замке царило оживление. Ученики забегали и сбегали по лестницам, пугали друг друга из-за угла, обменивались шутливыми подарками, смеялись. Снейп стоял наверху Большой Лестницы, сложив руки на высоких мраморных перилах. Его тонкие бледные кисти рук свешивались вниз, словно у лежащей кошки. Он смотрел вниз, на студентов в Холле. Он уже давно её заметил — медно-рыжая грива, звонкий смех... Наверное, лучше будет подойти к ней позже... после пира... Но со злостью на себя он понимал, что всего лишь пытался оправдать свою нерешительность. Он не стеснялся. Он... боялся...
— Бу!!!
Он вздрогнул и обернулся. Поттер расхохотался. Тут же кто-то сзади взъерошил ему волосы. Снейп развернулся и увидел Блэка. Ненавистное визгливое хихиканье дало знать, что и Петтигрю с ними.
— И что же..? — начал было Джеймс, как вдруг его глаза расширились. — Сопливерус! — выдохнул он. — Ты помыл голову?!
Снейп проклял про себя всё на свете.
— Держите меня четверо, — простонал Поттер, — Я падаю...
— Ты чего это, а? — Блэк явно нарочно переигрывал с потрясённым выражением лица, так что получалось откровенное бесящее издевательство. — Неужели назначил свидание? С кем, поделись секретом?
— С Малфоем, — Джеймс захохотал. Петтигрю угодливо отозвался своим пронзительным смехом.
— Я предупреждаю тебя, Поттер, — прошипел Снейп, незаметно скользнув рукой в карман мантии.
— О, я сейчас умру от страха, — в присутствии двоих своих соучастников Джеймс был намного смелее. — Давай, покажи нам свою великую Тёмную Магию!..
Петтигрю заметно струхнул. Блэк нахмурился.
— Дружище, может... — начал было он, но Поттер заносчиво вскинул голову:
— Нет-нет, пусть!..
Снейп выхватил палочку, но в ту же секунду Джеймс крикнул:
— Экспеллиармус!
Он остался безоружен. Поттер злорадно усмехнулся.
— Я вижу, ты наконец-то выучил заклинание первого курса, — ненавидяще произнёс Снейп. — Это достижение с твоей стороны...
— Помолчал бы, Сопливерус, — презрительно прищурившись, сказал Блэк. — Не в самом ты подходящем положении...
— Вы опять за своё?! Отстаньте от него сейчас же! — послышался из-за спины Блэка звенящий гневом голос. Снейп поперхнулся воздухом.
— Эванс? — изумлённо воскликнул Блэк, оборачиваясь. — А тебе-то...
— Отстаньте от него! Что он вам сделал?
На этих словах она взглянула на Снейпа, и он встретился с её изумрудными глазами...
— Эванс, честно говоря, это не твоё дело, — мягко сказал Блэк. — Иди лучше, куда шла...
— Я никуда не пойду, пока вы его не отпустите, — категорично заявила Лили, глядя ему в лицо. Она была на голову ниже Блэка, но глаза горели так яростно и отчаянно-смело, что в её словах сомневаться не приходилось.
— Да пожалуйста, — сконфуженно пробормотал Поттер. Снейп не раз замечал, что он часто заметно уступает Лили. — Стоит тут устраивать из-за этого... Иди отсюда! — нагло бросил он Снейпу.
Тот собрался резко ответить, но вдруг понял, что Лили стоит прямо перед ним, глядя ему в глаза. Её ладонь неуверенно дёрнулась вверх, словно девушка хотела коснуться его губ кончиками пальцев, но поспешно опустилась.
— Не надо. Иди.
На неё изумлённо смотрели четыре пары глаз. Лили чуть раздражённо поджала губки.
— Ну иди! Или если тебе это нравится, я заступаться больше не буду!
Как ему хотелось сказать ей... всё... Но почему всё именно сейчас, именно так?!..
На фразу «Я вообще-то и не просил» ушли все его силы. Лили нахмурилась.
— А мне не очень-то и хотелось! — оскорблённо бросила она, развернулась, взмахнув своей пышной рыжей гривой, и решительной походкой направилась прочь. Блэк и Поттер кинули на Снейпа презрительный взгляд и ушли. Петтигрю, как верная собачонка, побежал следом. Снейп закрыл лицо ладонью. Почему всё именно так? Почему, когда ничего нельзя изменять, судьба всегда насмехается? Почему?..
— Ну ладно... давай, — услышал он игривый голос. Голос, который он ни с кем не мог перепутать...
Подняв глаза, он увидел... Сердце замерло, забыло, что должно биться. Спиной к нему стояла Лили — рыжая грива на чёрной мантии, — а перед ней... какой-то парень из Рэйвенкло... Девушка непринуждённо усмехнулась и слегка толкнула его в плечо, наверное, в ответ на какую-нибудь колкую шутку. Они ушли вместе со стягивающимися к Залу студентами — вдвоём.
Снейп был готов поклясться — этот третьекурсник только что пригласил её провести вечер с ним.
Он упёрся локтями в перила, невидящим взглядом глядя вниз, в Холл. Опять. Его опередили. Но на этот раз это было несоизмеримо больнее...
Зря.
Зря он надеялся. Хватит. Это ни к чему не приводит. Назло им он больше не будет привлекать внимание. Ему это не нужно. И пусть видят в нём ненормального, нелюдимого, грязного ублюдка, — ему всё равно! Ему плевать на них! И пусть она идёт с этим красавчиком из Рэйвенкло, пусть идёт с кем хочет и куда хочет, она ему больше не нужна! Ему никто не нужен! Никто, никто!..
Он развернулся и стремительно ушёл прочь из Холла. Слёз не было. Уже давно.
* * *
Закрыв глаза, Снейп с наслаждением медленно вдохнул пряный, горький аромат полыни. Маленькие жёлтые шарики цветков в узких пыльно-зелёных листочках послушно лежали на его ладони. Он мог сделать с помощью них всё, что угодно, — смотря к чему их добавить. Они — как нота, — сами по себе не значат ничего, но вместе с другими нотами могут создать целую симфонию. Снейп взял нож и принялся их резать. Посторонний наблюдатель поразился бы той ловкости, с которой он это делал. Пальцами левой руки, уже сейчас невероятно красивыми в своём вовсе не мальчишеском изяществе, он придерживал непослушную горку мелких соцветий, безжалостно отправляя их под блестящее лезвие. Дурманящий аромат стал ещё сильнее и насыщеннее, перекрывая даже терпкий запах медленно кипящего рядом зелья. Он не знал, зачем Люциусу этот яд — намного опаснее, чем яд гремучей змеи. Снейп платил ему своим талантом и своим неведением за те преимущества, которые давала эта связь с ним. Он давно уяснил, что платить нужно абсолютно за всё. Люциус был расчётлив — холоден и расчётлив, и с возрастом это становилось всё заметнее. Снейп часто думал о том, что в этом году Малфой заканчивает школу. Ещё через год уйдёт Беллатрис и вместе с ней большая часть бывшей своры. Они начнут работу без него. А он присоединится к ним... позже.
...Слёзы сфинкса. О, чего они стоят!.. Бесценные, жгучие, ледяные, ядовитые, слепящие... сами по себе — уже целая цепь тяжёлых, едких нот — цепь светящихся льдистых капель, разбежавшихся по поверхности шипящими лазуритовыми искрами...
Аконит. Волчий яд. Крупные глянцевые ягоды, чем-то напоминающие белладонну, скрытые под широкими тёмными листьями, словно под капюшоном. Сколько людей из-за них не вернулось из леса... Ещё нота.
Тёмный рубиновый блеск за гладью хрусталя. Кровь дракона. Двенадцать способов применения — лишь школьная догма. Есть ещё тринадцатый, четырнадцатый... столько, сколько он захочет...
За спиной скрипнула дверь. Снейп дёрнулся.
— Как успехи?
— Люциус, предупреждай, — прошипел он, не оборачиваясь.
— Ну-у, — привычно самодовольно протянул Малфой, заходя в Комнату и закрывая за собой дверь. — Вряд ли кто-нибудь кроме меня придёт сюда в час ночи...
— Ни в чём нельзя быть уверенным, — заметил Снейп, невероятно осторожным, точным движением капнув в котёл один маленький карбункул из флакона. По зелью, бывшему до этого светло-опаловым, от места падения капли мгновенно разошлись щупальца чёрного дыма, только словно обращённого не вверх, а внутрь, под зеркальную поверхность. В следующий же миг, повторяя чёрные следы, по зелью растеклась совершенная, кристальная прозрачность. Помедлив ровно секунду, над ним медленно засеребрился прохладный мерцающий туман.
Снейп удовлетворённо улыбнулся и откинулся на стуле. Он только что превратил зелье из школьного курса в сильнейший смертоносный яд.
Взгляд Люциуса отозвался уважительным одобрением.
— А теперь скажи, зачем тебе эта гремучая смесь, — невозмутимо произнёс Снейп, закрывая пробкой хрустальный флакон.
— Для третьекурсника ты слишком любопытен, — добродушно-пренебрежительно приподнял брови Малфой.
— Не путай любопытство с любознательностью, — Снейп поднялся со стула и подошёл к Люциусу, глядя ему в глаза и протягивая на длинной узкой ладони флакон с ядом. — Для третьекурсника я слишком любознателен. И это нам только на руку, как считаешь?
— И ещё ты слишком скромен, — чуть заметно улыбнулся Малфой, беря флакон.
Снейп изогнул губы в кривой улыбке, отвернулся и отошёл к столу.
— Почему ты не воспользуешься чем-нибудь побыстрее и поэффективнее? — не оборачиваясь, спросил он, смахивая со стола оставшиеся тёмные листья аконита. — Яд василиска... египетского скорпиона...
— Прекрати, Северус, — Снейп обернулся; Малфой небрежно развалился в кресле (которого, он готов был поклясться, секунду назад здесь не было) и, держа перед глазами флакон своими аристократическими пальцами, любовался бликами с леденящей улыбкой в уголках губ. — Ты знаешь. Они убивают мгновенно... А это...
Именно в такие мгновения Снейп чувствовал, почему они с Малфоем часто понимали друг друга без лишних слов, хотя были такими разными. В Люциусе была холодная безжалостная страсть к убийству. Но не ради убийства, а ради... удовольствия. Снейпу было прекрасно известно, что этим ядом человека можно было сутками держать в аду. Всё зависело только от дозы. Зачем, кого Малфой собирался пытать — Снейп не знал, но готов был поклясться, что он уже опасно близко к Хозяину. Может быть, за стенами школы уже происходило что-то, незаметное чужому взгляду, словно в воздухе или под землёй... Но он оставался ждать. Тем яснее всё будет, когда он выйдет из школы.
* * *
— Это — Homo Sapiens, человек.
В полутёмном кабинете на стене за преподавательским столом тонкие лучи нарисовали изображение обнажённого мужчины. Кто-то на задней парте хихикнул. Снейп не обернулся.
— А это — Homo Lupus... оборотень.
Несколько девушек взвизгнуло. Кто-то охнул. Человек на стене съёжился, согнулся, оброс шерстью, встав на четыре когтистые лапы, растянул пасть в боли неестественно длинных клыков, — уже не человек, не волк, но смертельно опасное и одновременно в чём-то жалкое существо...
— В отличие от волшебников-анимагов, о которых я вам рассказывал в прошлом семестре, оборотень превращается не по собственному желанию, но неизменно каждый месяц — в полнолуние.
На стене из черноты появился тонкий месяц, который всё разрастался, словно зрачок кошки в темноте, пока не стал ярким серебристо-белым диском.
— Когда оборотень находится в обличье животного — он невменяем и потому опасен. Он — зверь. Он не помнит ничего из своей жизни человеком, не узнаёт ни друзей, ни родных. Во время превращения оборотень испытывает сильную боль и нуждается в том, чтобы что-нибудь грызть. И если ему попадается человек...
На стене огромная мохнатая тварь сделала нечеловеческий прыжок. Ненормально большие длинные клыки разорвали чью-то кожу. В тот же миг всё предстало словно в каком-то другом зрении — по светящейся рыжим человеческой руке, оплетая её и забираясь всё выше, от места укуса стремительно растекалась густая чёрная сеть...
— Принцип действия прост, — продолжал голос профессора Хайдеманна, — человек, укушенный оборотнем, сам становится им. Нет способа исправить это. Поэтому — что бы ни случилось, — в первую очередь необходимо избегать его клыков. Итак, пока я не начал объяснять, — изображение на стене исчезло, в классе посветлело, — как защититься от оборотня, у кого-нибудь есть вопросы?
— Да, профессор!
Снейп обернулся. Вообще-то сегодня урок должен был быть у них, но, как назло, у Гриффиндора отменили урок трансфигурации, и их решили соединить. И как он ненавидел эти совмещённые занятия — непременно кто-нибудь из этого факультета захочет показать себя!.. К тому же — Поттер... И что ему так захотелось узнать?..
— Профессор Хайдеманн, неужели нет способа облегчить превращение и всю последующую ночь оборотня?
Профессор чуть нахмурился.
— В настоящее время идёт работа над изготовлением зелья, которое помогло бы в этом случае... Но средства, которое гарантированно избавило бы оборотня от страданий, нет. Единственное...
Он поджал губы и сделал несколько шагов перед своим столом.
— Оборотень не переносит своего одиночества, оно озлобляет, бесит его... После превращения он становится более уравновешенным в обществе других животных. Если в это время поблизости окажется человек, то есть шанс, что оборотень его не заметит. Однако в любом случае оборотня следует избегать... Ещё вопросы?
Снейп заметил, что Поттер переглянулся с Блэком. И чего это их так заинтересовала тема оборотней?..
— Больше нет вопросов? Отлично. В таком случае позвольте приступить к уроку — итак, как я уже сказал...
* * *
Снейп сидел на скамейке неподалёку от огромной и довольно агрессивной ивы, которую чья-то изощрённая фантазия решила посадить здесь ещё ко второму курсу. Несколько часов назад он узнал, что профессор Мирал уволилась, и её место занял уже преподававший здесь до его поступления Слагхорн — помешанный на знаменитостях волшебник. Но Снейп уже был влюблён в зелья. Они были его страстью, силой, которой он мог восхищаться и которой мог управлять... он сделал свой выбор.
Теперь вообще было поздно что-то менять.
Он был один.
Люциус ушёл из школы. И, наверное, уже забыл про своего любимчика. Но он не об этом думал. Один — так даже лучше. Но раньше он был словно под крылом — пусть по чёрным когтистым крылом демона, но под крылом, которое прикрывало его. Вместе с уходом Малфоя автоматически ликвидировалась и его репутация любимого пса.
Теперь Поттер, Блэк и Петтигрю уже не оглядывались и не смотрели ему за спину, боясь завидеть Люциуса. Снейп часто стал замечать с ними четвёртого парня-гриффиндорца, довольно странного, немного нервного и робкого, — Люпина. Он никогда не принимал участия в издевательствах своих троих товарищей, но и не останавливал их. Лили заступалась редко. Сердце ещё иногда сжималось, когда он понимал, что не может поблагодарить её — при этих четверых, поблагодарить гриффиндорку... идиотизм. А когда они сталкивались в школе... Нет, он даже не пробовал. Он оставил надежду. Он не думал, что кто-нибудь был способен его полюбить. Да ему это и не нужно было. Ему был вообще никто не нужен! Даже она... как же... озорная, благородная, ласковая, своенравная гриффиндорка... с изумрудными глазами и гривой цвета осенних листьев... почему она заступалась за него? Из жалости? А ему не нужна была жалость, не нужно было, чтобы его жалели! Люстика пробовала... только больнее... Пусть всё остаётся, как есть. Он будет один.
Холодный вихрь схватил его за зелёный с серебром шарф и игриво стал его трепать. Снейп грубо вырвал шарф у него из рук, поднялся со скамейки и, ссутулившись, направился к замку своей рваной походкой. Ветер обиженно заныл, из злобы бросил волосы ему на лицо и улетел.
* * *
«ВАСИЛИСК, мифический чудовищный змей. В. наделялся способностью убивать не только ядом, но и взглядом, дыханием, от которого сохла трава и растрескивались скалы»...
Да уж. Неплохо.
«В средние века верили, что В. выходит из яйца, снесённого петухом и высиженного жабой»...
Вот бред.
Снейп наугад перевернул несколько страниц.
«САЛАМАНДРА, по древним представлениям животное, способное жить в огне, не сгорая, своего рода субстанция огня. В то же время считалось, что С. способна затушить пламя необыкновенным холодом своего тела»...
Слишком уж много у них считалось...
«Согласно некоторым кабалистическим трактатам, для подчинения С. следовало свести в стеклянный сосуд солнечные лучи при помощи системы зеркал, где на них кристаллизовалась солнечная субстанция»...
Снейп фыркнул. Магглы. «Мифологический словарь». Интересно. Он, оказывается, как и весь волшебный мир, относится к мифологии. Его не существует. Он, Северус Снейп — так, чей-то вымысел...
У его отца было о магии примерно такое же представление, как у составителей этого словаря. Каким образом оказался в школьной библиотеке маггловский словарь, он не имел ни малейшего понятия, но читать его было довольно занятно. Он вообще любил читать. Выходить и резвиться во дворе у него как-то, мягко говоря, не было желания. Он часами сидел в библиотеке. Вычитывал такие заклинания, о существовании которых явно не знал никто в школе... И — чем обожал заниматься, — изобретал свои. У него недавно появилась тайна... тайный замысел... так утолявший его скрытые желания...
Где-то сбоку от него послышался вздох. Снейп бросил быстрый взгляд -
Люпин.
Сидел над какой-то книгой у окна, запустив пальцы в русо-каштановые волосы. Он был как-то неестественно бледен, расширенные зрачки, частое дыхание... Парень беспокойно пересаживался на стуле и зачем-то поглядывал в окно, за которым шелестел чёрными вершинами Запретный Лес на фоне тёмно-синего вечернего неба.
Снейп повернулся к книге. Тяжёлое дыхание и скрип стула тревожили ему слух.
«ВОЛКОДЛАК, или волколак, в славянской мифологии человек-оборотень, обладающий способностью превращаться в волка»...
Где-то за окном завыла собака. Люпин вздрогнул. Что-то изменилось в его лице.
«...наиболее древняя форма названия В., по-видимому, состояла из соединения названий волка и медведя»...
Кроме них, в библиотеке никого не было. Всё так же тревожно шелестел Запретный Лес. Люпин смотрел в одну точку на странице своими светло-зелёными глазами с неестественно расширенными чёрными зрачками.
Снейп перевернул страницу.
«ВЕРВОЛЬФ («человек-волк»), в германской низшей мифологии человек-оборотень, становящийся волком и по ночам нападающий на людей и скот»...
Что-то подозрительно много оборотней ему сегодня попадается... Снейп бросил ещё один быстрый взгляд на Люпина. За окном над его головой облака проносились перед полной луной.
«По народным поверьям, В. ночью облачается в волчью шкуру, днём снимает её. В христианских представлениях В. — слуга дьявола, который предводительствует стаями В.; сродни славянских волкодлаков»...
Внезапно Люпин встал, закрыл книгу и вышел из библиотеки. Снейп помедлил несколько секунд, закрыл словарь и вышел вслед за ним.
На лестнице, ведущей в больничное крыло, Люпин встретился со школьной медсестрой Помфри. Снейп скрылся за колонной и проводил их взглядом. Дерзкая и в то же время безумно увлекательная догадка не оставляла его — Люпин оборотень.
Снейп был достаточно наблюдателен для того, чтобы заметить, что раз в месяц, в полнолуние — слишком много совпадений, — Люпин куда-то исчезает. Но куда он исчезает — оставалось тайной, и это было последним препятствием на пути к тому, чтобы подтвердить свою догадку. Люпин с медсестрой скрылись внизу лестницы. Снейп скользнул за ними. Они исчезли за поворотом — Снейп подкрался к углу. Они закрыли за собой дверь — он следил за ними в щель. Слишком большим был соблазн. Вывести на чистую воду Поттера и его дружков таким заманчиво удобным способом...
— Тысяча дементоров, Сопливерус, ты какого чёрта здесь делаешь?
Он прыжком развернулся. Нельзя было сказать, в чьих глазах было больше удивления — Снейпа или Сириуса Блэка.
— То же самое, что и ты, — негромко произнёс он, предусмотрительно отступая назад и не сводя взгляда с Блэка.
— Шпионишь, что ли? — усмехнулся Блэк, но усмешка получилась слишком натянутой.
— Да, знаешь... — небрежно бросил Снейп. — За твоим дружком... как его... Люпином, кажется...
Лицо Блэка окаменело, но он усмехнулся.
— Сопливерус, не валяй дурака... Думаешь, ты самый умный?..
— Да, Блэк, думаю, — презрительно прищурившись, произнёс Снейп. — И я всё узнаю очень скоро, если ты будешь так любезен, что перестанешь мне мешать...
Блэк ухмыльнулся.
— Ты что, думаешь, это что-то серьёзное? Да господи, всего-то дел — ткнуть какой-нибудь палкой в шишку на стволе Гремучей Ивы во дворе — и ты откроешь нашу великую тайну, — сделав страшные глаза, наигранно-жутким голосом протянул Блэк. — Тебе всё ещё интересно? Ну так счастливо оставаться, Сопливерус, — он развернулся и, насвистывая, направился по коридору. Сделав несколько шагов, остановился, обернулся и, словно невзначай, добавил, — Кстати, на твоём месте я бы пошёл спать.
Он ушёл. Снейп улыбнулся. Захотел провести его, как последнего тупицу. Наверное, думает, будто он считает — Блэк пошутил. Что же, пусть думает... ему полезно.
Снейп прекрасно всё видел — по его лицу. Как только затихли шаги в конце коридора, он завернулся в мантию, заклинанием сделал свои и без того осторожные шаги неслышными и вышел из замка по тёмной, холодной траве двора к свирепо полосующей воздух ветвями Гремучей Иве.
...И в конце туннеля он увидел его.
Он был именно таким.
Он был ужасным.
Он визжал, выл бился и метался от боли. Он грыз стены и мебель, драл когтями пол... Он превращался.
В щели досок между заколоченными окнами бил свет полной луны — и словно жёг его, как солнечные лучи жгут вампира.
Оборотень почуял его. Он медленно, мучительно медленно повернул к Снейпу свою звериную морду с капающей с оскаленных клыков кровавой слюной.
И бросился на него.
— СТОЙ!!! ОСТАНОВИСЬ!!! РИМУС, НЕ НАДО!!!..
Джеймс Поттер. Яркая вспышка света. Крик. Захлопнувшаяся дверь. Темнота.
* * *
... — Вы. Никому. Не расскажете. О том. Что видели.
Он резко покачал головой. Поттер и Блэк стояли рядом.
— А от вас, мистер Блэк, я ожидал более благоразумного поведения. От вас, кстати, тоже, мистер Снейп.
Он не ответил.
— То, что Римус Люпин — оборотень, теперь знаете все вы. Но что бы ни случилось, повторяю — ЧТО БЫ НИ СЛУЧИЛОСЬ, — вы будете молчать об этом. Поверьте, от этого зависит его судьба. А она стоит дороже школьных ссор.
Они молчали.
Они действительно молчали. Первое время то, что Снейп знает, сдерживало Блэка и Поттера. Но только первое время...
* * *
Пятый курс стал адом. Люпин и она — старостами. Они больше не пересекались. Снейп ненавидел её за то, что боялся её. Что боялся себя.
Она стала встречаться с Поттером. И он ненавидел её за это, хотя прекрасно понимал, что виновата в этом не она, а он, он сам... Его замкнутость бесила иногда его самого, но менять что-либо уже давно было поздно.
Поттер, Блэк и Петтигрю не давали ему сделать ни шагу. Но была и у него лазейка. Талант, способность, любознательность... — и заклинания, придуманные им самим. Им, Полукровным Принцем...
Впрочем, Поттера не останавливал последний факт. Он использовал собственные заклинания Снейпа против него, но... тот попадался очень редко. Взять хотя бы то, что к концу пятого курса Снейп наконец овладел Легиллименцией — достижение, невообразимо льстившее ему. Беллатрис ушла из школы, оставив ему после себя это незаменимое искусство. Окклюменции — обратной способности, — он научиться не успел. Но пообещал себе непременно сделать это, как только он присоединится к ушедшей своре.
Свой учебник по зельеварению он даже опасался показывать кому-либо. То, что по этому предмету он был невероятно одарён, знали все. Он никогда не доверял рецептам книги, всё испытывал и делал только по собственной воле и логике. А так как этот учебник использовался им наиболее часто, то там можно было встретить и краткие описания сочиненных им чар... Как он любил это — этот эффект, это чувство, — когда мог испытать на ком-нибудь из них силу собственного ума... Это было приятно... так же приятно, как удовольствие от злорадства, но намного более... достойное его удовольствие...
И он всегда был один.
Волк-одиночка неизменно становится одиночкой ещё молодым. Это было жестоко. Но к жестокости Снейп уже привык.
* * *
Близилось время экзаменов шестого курса. С головокружительно голубого неба лился май. Снейп сидел на скамейке — один, как всегда. Солнце. Он относился к солнцу, словно какой-нибудь древний язычник — с уважением и... опаской. Слишком уж редко он его видел.
А солнце было к нему ласковым точно так же, как ко всем остальным подросткам во дворе. Солнцу было всё равно. Оно только словно наивно удивлялось его слишком бледной коже, его длинным спутанным волосам, его усталым тёмным глазам... И жалостливо гладило его по голове. Как когда-то Люстика...
— Привет.
Снейп вздрогнул так, как будто его ударили. К нему вообще редко кто-нибудь обращался, к тому же почти всегда это был Люциус, а теперь...
— Не против, если я сяду?
Снейп взглянул на красивую светловолосую девушку из Рэйвенкло откровенно ненавидящим взглядом. Он ненавидел каждого, кто пытался проникнуть в его мир — его собственный мир, где никому, кроме него, не было места.
Девушка села. Во всех её движениях была какая-то далеко нескромная грация. Снейп окинул её косым волчьим взглядом. Обворожительная. Вне сомнений. Другое слово он не решился подобрать...
— А ты почему один? — как бы между прочим спросила она, в невероятно очаровательной позе положив одна на другую стройные ножки и упершись ладошками в скамейку справа и слева от себя.
Снейп не ответил. Чувствуя себя идиотом. Он начинал злиться на неё. Почему не уйдёт, почему не оставит его в покое, одного?..
— Надо же, какой разговорчивый, — хихикнула девушка. Ветерок играл её мягкими волнистыми волосами. По такой жаре она скинула мантию и оставалась только в короткой школьной юбке и тонкой белой блузке с эмблемой Рэйвенкло на нагрудном кармане. Снейп почему-то уставился на эту нашивку, и вдруг боковое зрение сообщило то, что бросило его в жар — на девушке не было нижнего белья.
— Меня зовут Алиса, — сказала она, лукаво блестя глазами. Снейп неуверенно и довольно зло поглядывал на неё сбоку. — А ты Северус, да?
Он даже не кивнул, только раздражённо поджал тонкие губы.
— Тебе никто не говорил, что ты очень привлекательный? — улыбнулась Алиса.
Снейп вздрогнул, чувствуя, как беснуется вскипевшая кровь. Она издевается. Издевается. Издевается...
— Я зна-аю, — по-кошачьи протянула Алиса, чуть подвинувшись к нему, чуть надув пухленькие губки, — Знаю, ты на самом деле очень славный... и умный... я всегда это ценила в парнях... а у тебя есть девушка?
Снейп почувствовал, что сейчас неистово бившаяся в ушах кровь ударит в голову и опьянит его сильнее зелья... Он не знал, что это было за чувство. Вернее, что это были за несколько несовместимых чувств, так исступленно схватившихся в нём.
— Не твоё дело. Уйди, — резко ответил он.
— Ну-у, — с тихим смешком Алиса подвинулась ещё ближе, коснувшись его бедра своим, и Снейп дёрнулся, словно прикоснулся к раскалённому железу. — Не будь таким упрямым... А хочешь, я буду твоей девушкой?..
Снейп злобно расхохотался бы от этой мысли — если бы умел. Но он ненавидел её.
— Убирайся, — сквозь зубы произнёс он. — Убирайся, я не шучу.
— Северус... — Алиса едва не касалась губами его щеки. Да, он хотел этого, давно, всегда хотел... Это правда... Но доверять ей? Нет, никогда... никогда больше... — Не прогоняй меня... я сделаю всё, что хочешь, только не прогоняй... ну же... хочешь... я... вот закрой глаза, м?..
Снейп вдруг почувствовал острую молнию яркой мысли. Он вдруг резко развернулся, — длинные чёрные волосы метнулись с плеча на спину, — и взглянул ей прямо в глаза — её голубые глаза.
Блэк... смеющийся Поттер... Блэк целует её... она смотрит из-за угла замка на сидящего на скамейке его, Снейпа... она волнуется, несерьёзно смущается, хихикая отталкивает руку Блэка, идёт... она волнуется... она неуверенна... и насмехается... Блэк, лицо Блэка... шутка, злобная шутка... смеющийся Поттер...
— Не смотри на меня так, — чуть испуганно произнесла Алиса. — Ты что...
Взгляд Снейпа метнулся вниз, на траву.
Да. Их тени.
Он вскочил со скамейки, резко развернувшись и грубо оттолкнув девушку.
— О, Сопливерус, как ты не по-джентльменски обращаешься с юными леди, — усмехнулся Поттер. Алиса, как кошечка, мягко прыгнула к Блэку и нырнула ему под руку. Парень поцеловал её, и они посмотрели друг другу в глаза абсолютно одинаковыми взглядами — игривость, гордость, самодовольство, взаимопонимание.
— Похоже, надо преподать тебе ещё урок хороших манер, — усмехнулся Блэк, обернувшись к Снейпу. — Алис, ты была великолепна, — девушка ещё раз поцеловала его и легко выскользнула у него из-под руки.
— Оказывается, наш мальчик совсем не умеет знакомиться с де-евочками, — протянул Поттер, подняв брови в издевательском разочаровании и сожалении.
— Слушай, — вдруг заговорщически зашептал Блэк, но так громко, что всё прекрасно было слышно Снейпу. — А вдруг нашего мальчика вообще не интересуют девочки?!..
Поттер изобразил на лице явно репетированное изумление и ужас внезапной догадки.
— Да ведь ты может быть и прав! — вытаращив глаза, Поттер обернулся к Блэку. — Сопливерус, — вдруг обратился он к Снейпу, — неужели ты... тебе и правда... нравятся мальчи..?
Он не закончил фразу. Снейп был в ярости. Вспышка света — невидимое лезвие полоснуло Джеймса по горлу. Поттер в панике зажал его рукой. Блэк ринулся было к Снейпу, но до него вдруг дошло, что есть он срочно не сделает что-нибудь, Поттер может погибнуть. Он попытался залечить порез с помощью заклинания — но Снейп прекрасно знал, что делает, когда создавал эти чары. Только изобретённое им же противозаклятие могло помочь...
— Что ты с ним сделал? Что ты с ним сделал? — в ярости и ужасе повторял Блэк, пытаясь остановить кровь.
— Я сниму его, — лениво и презрительно произнёс Снейп, наслаждаясь произведённым эффектом, — он знал, что делал; Поттер не умрёт, по крайней мере, так быстро... — Я сниму его, если ты извинишься.
— Чего?! Сопливерус, ты сдурел? Извиняться перед тобой..?
— Гриффиндорская самовлюблённость в нас настолько сильна, что во имя неё мы потеряем лучшего друга? — спокойно, негромко произнёс Снейп.
— Ну... Извини.
— Громче.
— Извини!
— Я не расслышал.
— Извини, пожалуйста!!!
Тонкие губы Снейпа тронула усмешка. Он молча подошёл к бьющемуся на траве Поттеру и произнёс противозаклятие над порезом. Сначала остался лишь белый шрам, затем и он затянулся.
— Сопливерус, ты...
— Тише, Поттер, — мягко сказал Снейп, слегка прищурившись. — Не горячись, иначе я сделаю тебе ещё одно кровопускание...
— Ах ты мразь...
— Не надо, — одёрнул друга Блэк со смесью волнения, раздражения и презрения — во взгляде на Снейпа. — Пойдём. Мы теперь всё равно знаем, что наш мальчик действительно не интересуется дево...
— И ты замолчи, Блэк, — казалось, чем большую ярость чувствовал Снейп, тем тише и ядовитее он говорил. — Замолчи, иначе ты пожалеешь...
— Да иди ты к чёрту, — бросил Блэк и вместе с Поттером направился к озеру, всё ещё оглядываясь на Снейпа. Тот ещё почти минуту стоял, сжимая палочку, прежде чем решительно взял сумку, резким движением закинул её на плечо и своей рваной походкой стремительно пошёл к замку.
* * *
Тёмный каменный потолок спальни он уже изучил наизусть, но всё равно смотрел на него так, как будто видит впервые, лёжа на спине и закинув руки за голову. Его лицо ничего не выражало, только между тонких чёрных бровей залегла едва заметная морщинка. Они ведь даже не предполагали, насколько болезненной на самом деле для него оказалась эта шутка. Он не умеет знакомиться с девушками. Бред. Да если бы только он осуществил хотя бы одну из тех иногда мелькавших у него в сознании мыслей!.. намного тоньше, красивее, изысканнее, чем все те, что он видел... но он не делал этого. Он боялся их, он ненавидел их. Он больше не мог им доверять. Они слишком легко могли его затронуть, разбудить надежду, которая в нём уже давно была убита... он боялся новой боли. Он закрылся в себе, сам страдая от этого, но уже не пуская туда никого. Он боялся, что с ним снова поиграют и оставят, забудут... а он не сможет.
Поэтому он лишь молча и безучастно смотрел на гуляющие парочки, которых к шестому курсу набралось уже немало... и оставался один. Не то чтобы ему это сильно мешало, но... иногда ему тоже хотелось ласки.
Снейп рассеянно перевернулся в кровати, опёршись на локти. Взгляд сам собой остановился на его лежавших на мягкой тёмно-изумрудной подушке руках. Как много он мог бы ими сделать... так, самыми кончиками изящных чутких пальцев... но он почти всегда старался прятать их в рукава мантии. Чтобы... лишний раз не думать...
* * *
«Т.Р.И.Т.О.Н.
Защита от Тёмных Искусств.»
Написал, полюбовался. Он не спешил. Получал от этого удовольствие.
Лениво, небрежно перевернул билет.
«1. Непростительные Заклятия, виды и способы защиты.
2. Сильнодействующие яды и противоядия против них.»
Он едва ли не беззвучно невольно рассмеялся, прикрывшись ладонью. Так и знал. Разумеется, им ведь неизвестно, что он давно умеет применять все Непростительные Заклятия... и что может без труда изготовить яды, о которых они даже понятия не имеют... Но тем лучше для него... и для них.
Сидевший неподалёку Петтигрю в отчаянном ужасе смотрел на билет. Поттер хмурился, перечитывая свой. Снейп усмехнулся и взял перо.
* * *
Этот день он не забудет никогда.
Он вышел из замка и понял, что теперь волка-одиночку спустили с цепи. Он вышел из замка и — на свободу.
На охоту.
Он не вернётся домой, пока не утолит свою жажду мести, свою ненависть, которая росла все эти годы, рвалась на свободу безжалостным, голодным тёмным зверем... Он присоединится к ним. Только теперь это уже будет не свора, а стая. Стая, у которой будет вожак, нагоняющий ужас на всё живое. Стая, которая не будет щадить никого в неистовстве своей охоты...
Школа оставалась позади, огромная, широкая, просторная, тёплая, но так и не ставшая ему домом. Но всё же он был благодарен ей: за знакомство с Малфоем, за Комнату на третьем этаже, за опыт...
И от всего сердца с усмешкой оставил на память или... в подарок — учебник, который знал больше любого ученика в школе, учебник «Зельеварение. Продвинутый курс» с тонкой чернильной строчкой внизу обложки за последней страницей — «Эта книга принадлежит Полукровному Принцу».
* * *
Он был красив. Он был роскошен.
Фамильный замок.
Фамильный замок Риддлов.
В просторной, богато убранной и освещённой сотнями золотых свечей комнате улеглась тишина, свернувшаяся у ног Люциуса Малфоя послушным чёрным зверем.
— Ты присоединяешься к нам?
— Да.
Колючие, пронзительные, словно волчьи глаза смотрят прямо на него, щекочут хищными взглядами. Одно целое, живое, — стая.
— Ты осознаёшь, что с этого дня ты будешь всецело принадлежать Тёмному Лорду и безоговорочно исполнять его волю?
— Да.
Неподвижные фигуры вокруг него, только слышно их дыхание, шумное, тяжёлое, хищное. Прицелы лихорадочно блестящих глаз, словно прицелы смертоносного оружия, от ощущения которых на себе становится... неуютно.
— Ты знаешь, что случается с предателем?
— Да.
Молчаливые, тёмные — они вокруг него, неотрывно и как будто не моргая, смотрят на него огромными зрачками, словно сидящие в кругу кошки за секунду до схватки.
— Ты признаёшь, что нет волшебника могущественнее, чем Тёмный Лорд?
— Да.
Они не двигаются, словно статуи, которые способна оживить только сила, которая неподвластна, неизвестна ему. Да, он знал, что ещё не было ни одного «клянёшься ли ты..?»... это будет потом... когда придёт... когда придёт Хозяин...
— Ты не посмеешь называть имени Хозяина и будешь именовать его только Тёмным Лордом.
Это был уже не вопрос, а утверждение. Но он всё равно произнёс:
— Да.
— Это твоё последнее слово?
— Да.
Они наконец пошевелились, по молчаливому кругу тёмных силуэтов пробежала едва заметная дрожь.
И тогда пришёл Хозяин.
Снейп схватил его облик сразу, мгновенно, своим цепким взглядом, прежде чем опустил его в пол, став на колени. Жестокая, холодная, безжалостная красота. Опасная, смертоносная красота, которая ставит на колени и не позволяет приблизиться. Которая вселяет страх, трепет, уважение, заставляет преклоняться перед собой...
Лорду Волдеморту было около сорока лет — мужчина с эбеновыми волосами, бледной, словно бескровной кожей и... рубиновыми глазами. Глазами, с которыми никто не пожелал бы встретиться взглядом...
Люциус Малфой безропотно встал в круг, опустив голову, как и все остальные. Огонь свечей трепетал на полу, на стенах, на тенях, тревожно шептала что-то зловещая полутьма. И тогда Хозяин заговорил.
— Назови своё имя.
Он вдохнул.
— Северус Снейп, — услышал он свой одинокий голос в натянутой, трепещущей тенями пустоте.
— Клянёшься ли ты, Северус Снейп, посвятить свою жизнь служению Тёмной Стороне?
— Да, Хозяин.
— Клянёшься ли ты в верности мне, Тёмному Лорду Волдеморту?
Круг вздрогнул, словно ветерок пробежал по огонькам свечей.
— Да, Хозяин.
— Клянёшься ли всегда ты исполнять мою волю, что бы я ни приказал тебе?
Ему нечего было терять. Кроме своей ненависти.
— Да, Хозяин.
— Если я прикажу тебе убить, ты убьёшь?
— Да, Хозяин.
— Если я прикажу тебе умереть, ты умрёшь?
Пауза.
— Да, Хозяин.
Ещё одна пауза.
Вдруг Снейп почувствовал, что его подбородка коснулся белый холодный палец.
— Встань.
Голос ледяной, равнодушный, беспощадный.
Он встал.
И встретился с огненным, горящим, мерцающим тысячами свечей кроваво-красным взглядом.
...Пронзительным, словно проникающим в каждый, даже самый тёмный угол его сознания...
...И вдруг он понял.
...Нет.
Нет!..
Он попытался отвести глаза, но что-то словно держало его взгляд неподвижным, что-то сильнее его...
Он смотрел снизу вверх в холодное лицо Лорда, всё ещё повелительно державшего его лицо поднятым... и не мог отвести глаз...
Его последняя защита, попытка окклюменции получилась просто смехотворной и была с лёгкостью сломана. Он был открытой книгой.
...Только отомстить... только показать, чего он стоит... только для себя... сам по себе... один... скрыться... получить поддержку... надеть маску... только для себя... один, хотя и с ними... играть, скрывать, обманывать, без жалости, без чувства, без пощады... один... только для себя...
Лорд бросил его перед собой на колени. Снейп осознал себя на холодном полу не сразу. От частоты пульса темнело в глазах.
— Я знаю, — послышался голос Волдеморта. — Я всё знаю. Имей в виду.
Всё ещё тяжело дыша, Снейп стоял на коленях. Он этого не предусмотрел... такой силы... он оказался беззащитен... Лорд был сильнее... намного сильнее... иметь его в вожаках... безупречность...
— Ты поклялся.
— Да... да, Хозяин...
Вдруг он почувствовал, как Лорд властным движением грубо взял его левую руку и резко задрал рукав чёрной мантии.
Казалось, в чёрном огне зашлись криком тысячи душ убитых кем-то людей — и все они — в нём, в его голове, разрывают мысли на миллиарды осколков...
— ...Добро пожаловать. Теперь ты один из нас.
Он стоял на коленях посреди бесконечной тёмной комнаты, теряя сознание. Шаги... Голоса... Гулкая, вязкая пустота... чёрная, тошнотворная паутина тупой боли... прежде чем он закрыл глаза, окунувшись в пустоту, он увидел на бледной коже своего левого предплечья угольно-чёрную метку.
* * *
— Ой, выжил! Ну надо же!..
— Замолчи, — бросил Снейп.
— А ты уверен, что потянешь быть Пожирателем, а, малыш?..
— Заткнись, Беллатрис. Я предупреждаю тебя.
— У-уай, как мне страшно! Видела я кое-что и похуже, и пострашнее тебя... мало, конечно, чего... ай!!! Прекрати!
Снейп медленно развернулся и прислонился спиной к углу оконной рамы, с кривой усмешкой глядя на Беллатрис, вцепившуюся пальцами в свои густые длинные волосы, за которые словно какая-то невидимая сила поднимала её над полом. В руке он держал палочку, направленную прямо на девушку.
— Да больно же! Снейп, мать твою, отпусти сейчас же!!! Люциус узнает, он...
— ...он что? — с издевательским вежливым любопытством поинтересовался Снейп, лёгким движением приподняв кончик палочки ещё чуть выше. Беллатрис вскрикнула, и на её глазах выступили слёзы.
— Северус!!! Хватит! Пожалуйста!..
— О-о... «пожалуйста»... уже лучше...
Снейп ещё немного приподнял палочку, и ноги девушки оторвались от пола. Она закричала.
— Северус, умоляю!!!
В ту же секунду она резко опустилась на пол, едва удержавшись на ногах и всё ещё держась за волосы у корней.
— Снейп, ты мерзавец, ты знаешь об эт... нет, не надо!
Он самодовольно усмехнулся и убрал палочку.
— А теперь оставь все свои сомнительные колкости на пороге и можешь войти.
Беллатрис состроила такое лицо, словно только что разжевала и проглотила целый лимон, но вошла.
— Хорошо, выражусь по-другому. Ты уверен, что способен быть Пожирателем? Ты подумал, семнадцатилетка?..
— Беллатрис, я предупредил...
Девушка отмахнулась.
— Слушай, — Снейп потерял терпение, но этого абсолютно не было видно, — большинство из вас старше меня всего на несколько лет. К тому же я не один такой. Если Тёмный Лорд принял меня, то я не вижу причины, по которой лично ты можешь меня отвергать.
Беллатрис скривила губы.
— Почему мы должны доверять тебе? Ты что-то скрывал от Тёмного Лорда. Мы ведь знаем, ты скрывал...
— И ты знаешь, что именно? — перебил её Снейп.
— Нет.
— Вот и сиди молча, — приподнял брови парень и отвернулся к окну. За ним собиралась непроглядно-чёрная ночь. Он знал — сегодня они выйдут на охоту. На его первую охоту. Наконец-то напоить кровью так давно жаждущего её зверя...
— Снейп, ты хотя бы примерно доходишь своей соображалкой, что ты взял на себя?! Тёмный Лорд не из тех, кем можно прикрыться для исполнения своих честолюбивых планов! Ты что, собрался просто поиграть и...
Снейп резко развернулся к ней и рывком задрал рукав мантии на левой руке.
— Видишь это? — тихо произнёс он, глядя ей прямо в глаза. — И ты считаешь, что теперь я смогу «просто поиграть и...»?
Беллатрис помолчала, не отрывая взгляда от всё ещё чёрного змееязыкого черепа, словно выведенного тушью на бледной коже запястья Снейпа.
— А поэтому, — всё так же тихо произнёс Снейп, закрывая мантией запястье и медленно убрав руку, — не рассуждай о том, чего не знаешь, и не прикидывайся умной.
Беллатрис молча смотрела ему в лицо. За окном собиралась непроглядно-чёрная ночь.
* * *
...Он был пьян. Пьян этой ледяной ночью, их криками, их кровью... Он чувствовал себя таким же диким, как Фенрир, в своём волчьем безумстве оборотня рвущего окровавленными клыками рядом с ним... Фенрир, сошедший с ума от полной луны, огромной, ледяной, ослепительной... они распахивали двери домов и врывались в них стаями демонов, сея смерть... они были с Ним, с их Хозяином, с Тёмным Лордом... они были теми, о ком до хрипоты кричали обезумевшие газеты и потерявшие рассудок люди... магглы... полукровки... авроры... они убивали их всех, всех, без жалости, без пощады... крики, боль, смерть... они сеяли страх, сеяли семена Тёмного Порядка, забывая, что исполняют волю Хозяина, опьянённые своей вседозволенностью, своим могуществом... безликие, вселяющие панический ужас маски... они могли раствориться в кровавом безумии своей дикой вакханалии...
Снейп никогда этого не забудет... Не забудет того чувства, с которым распахнул дверь в дом... в дом своего отца... чувства, с которым взошёл по этой лестнице... как открыл дверь в спальню... не забудет этого искажённого ужасом лица, чьи глаза он ненавидел... и какое наслаждение он получил, когда эти жестокие синие глаза наполнились страхом... страхом перед этой до крика немой, бесстрастной маской, перед ним, перед Северусом Снейпом... не забудет удовольствия, с каким поднял палочку... и с каким произнёс эти два слова, доставившие ему самое первое в жизни неизъяснимое блаженство убийства... которые обагрили кровью до того белые клыки давно рвущегося наружу зверя... не забудет, как отец беззвучно осел на пол, как его глаза так и остались полными этого неземного ужаса... не забудет удовольствия от сознания того, что это сделал он... что он сделал это... он отомстил... отомстил... он был пьян...
* * *
А потом были лишь рваные кадры сумасшедших ночей. Теперь весь волшебный мир знал о них, в панике, срочно собирая авроров и кидая их разъярённой стае Пожирателей Смерти, зная, что кидает их на верную гибель... Тёмный Лорд ликовал... они убивали магглов... убивали грязнокровок... они получали от этого звериное удовольствие... и Снейп наконец осознал, для чего он так долго оставался один, любовно выращивая свою ненависть... для того, чтобы наконец вырастить из неё этого безжалостного зверя... и чтобы бросить его убивать, утолять свою жажду... мстить за себя... мстить всем... им всем...
Он уже замечал, с каким умным, насмешливым одобрением следит за ним Тёмный Лорд. Лорд, признававшийся, что поначалу недооценил его... они были в чём-то похожи... Снейп прекрасно видел, как расчётлив Хозяин — он ценил в Люциусе его власть и его хладнокровие, в Беллатрис — её фанатичную преданность, в Макнейре — его бессердечность, в Рабастане — его почти галантную любовь к изысканному убийству, в Каркарове — его умение нападать со спины, в Эйвери — его полную покорность и готовность пожертвовать собой ради исполнения задания, в Фенрире — его безумство оборотня... а в нём, Северусе Снейпе — его самого. Девятнадцатилетнего парня, чью ненависть ко всему миру Лорд мог беспрепятственно использовать в своих целях, доставляя удовольствие им обоим...
— Хозяин хочет тебя видеть.
Снейп небрежно улыбнулся и медленно провёл кончиком пальца снизу вверх по хрусталю бокала.
— Как же так? — притворно вздохнул он. — Мне же нельзя доверять... Белла так вообще считает меня готовым на предательство при первой же возможности эгоистом...
— Мы все так считаем, Северус, — усмехнулся Малфой, — даже Тёмный Лорд, — он улыбнулся.
— Тогда, может, он хочет видеть кого-нибудь другого, м? — по-кошачьи прищурившись, Снейп поднёс бокал к губам.
— Нет, мистер любимчик, ему как раз нужен маленький серый мышк, чтобы кое-куда проскользнуть и кое-что пронюхать...
Снейп усмехнулся. Выпитое амаретто не опьянило его, он лишь чувствовал себя чуть более увереннее и... игривее, чем обычно.
— В таком случае не буду заставлять его ждать, — Снейп поставил бокал на столик и поднялся с кресла. Потом подумал, рассеянно взял одну из лежавших рядом конфет с коньяком и отправил её в рот, дразняще лёгким движением, выдававшим его хорошее расположение духа, быстро облизнув кончик указательного пальца. Люциус подмигнул ему.
Хогсмид. Сколько раз он его видел... та же тошнотворная чайная Паддифут, пряничные домики... казалось, здесь даже не слышали о том, что Тёмный Лорд уже охотится по всей Англии. Та же вывеска с отрубленной кабаньей головой, неизменно скрипящая на ветру...
Он вошёл. Неслышными шагами. Зная, куда должен идти — безошибочно. Поднялся по ступеням, не скрипнув ни единой половицей, остановился у запертой двери. Никого не было рядом... Он вжался в тень и подкрался чуть ближе. Прекрасно помня, что если что — он ошибся лестницей... голоса... один он узнал сразу — Дамблдор, тот самый голубоглазый волшебник, преподававший у них трансфигурацию... теперь он стал директором, Снейп знал... а другой голос... он прислушался... женский... отлично... Снейп улыбнулся. Он там, где нужно... теперь главное — тишина и незаметность...
Несколько минут терпения... бестолковая болтовня женщины... мягко перебивающий её голос Дамблдора, пытающийся задавать вопросы...
...и тут он услышал.
Затих так, что даже сердце едва не остановилось от напряжения.
— ... Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого меся...
— Вы что здесь делаете?!
Снейп вздрогнул и выругался про себя.
— Простите, я... ошибся лестницей... не подскажете, где...
— Молчите! — к нему поднимался, чуть хромая, пожилой волшебник — хозяин бара. — Я видел, вы подслушивали!
— О... о чём вы? — блестящая игра, но бармена она не тронула. Снейп уже собрался аппарировать, хотя бы сейчас, пока больше его не видел, но... старик схватил его за руку. Снейп проклял всё сущее.
Дверь открылась.
— Альбус!
Голубоглазый волшебник обернулся. Снейп заметил, как быстро он поседел — явно сказались их старания... Напротив него за столом сидела худая хрупкая молодая женщина с огромными глазами, отчего-то тяжело дышавшая и словно недоумевающая, что с ней и где она.
— Я занят, — произнёс Дамблдор. — Что-то важное?
— Да... вот... он, — он толкнул Снейпа, — подслушивал у вашей двери...
— Я не знаю, о чём он говорит, — с искренним недоумением на лице сказал Снейп, пытаясь вырвать руку из цепкой хватки бармена. — Я поднимался к себе в номер, и тут он ни с того ни с сего меня схватил этот...
Дамблдор поднял руку ладонью вперёд, пресекая все разговоры.
— Отведи нашего нежданного посетителя в его номер, пожалуйста. И в следующий раз стучи перед тем, как войти, — он взглянул на бармена поверх своих очков-половинок. Тот потупился.
И закрыл дверь.
Как только щёлкнул замок, Снейп яростно прошипел заклинание и полоснул палочкой по воздуху, оставив на руке бармена рубец ожога. Тот вскрикнул «Чёрт!» и выпустил Снейпа, схватившись за свою руку. В ту же секунду Снейп исчез.
— Ну, что?..
Он стремительно пронёсся мимо Беллатрис и хлопнул дверью. Люциус удивлённо обернулся.
— Они засекли меня!
Люциус разочарованно скривился и презрительно прищурил ледяные глаза.
— Не думаю, что это очень понравится Лорду...
— Но я слышал пророчество!
Серебристые брови Люциуса слегка приподнялись.
— Тогда что же..?
— Мне нужен Тёмный Лорд! — крикнул Снейп. — Я знаю! Знаю, кто это будет!..
Уже спустя два часа он неподвижно лежал на бархатном диване в одной из комнат замка Риддлов, глядя в потолок. Рождённый на исходе седьмого месяца... кто? Снейп перебирал в памяти все известные ему имена и фамилии. Сын тех, кто трижды бросал вызов Тёмному Лорду... Нет, он не знал... сам Лорд не знал... Снейп умолчал о том, что он мог слышать и не всё пророчество. А так как он был великим актёром, то Лорду даже не пришло в голову проверить его легилименцией...
Снейпа же это бесило. Попался — так просто, так глупо, так банально!.. Слишком небрежно, слишком самоуверенно, нельзя так, нельзя, нельзя!.. Он закрыл глаза, подождал несколько секунд и открыл их.
Пророчество. О чём оно? Тот, кто способен свергнуть Тёмного Лорда... но ведь это невозможно! Такого великого волшебника, как он... невероятно... к тому же... что тогда случится с ними? С ним самим? Они перейдут на светлую сторону? Снейпа передёрнуло от этой мысли. Нет, никогда... играть — сколько угодно, но только не это... Только если Лорда действительно свергнут... он получит другую маску... но играть будет только для себя... слишком долго он шёл на поводу, слишком долго сидел на цепи... прежде чем понял, что был рождён для самого себя и предоставлен был самому себе, один, с самого начала...
Снейп знал, что они уже ищут того, о ком говорилось в пророчестве. Тёмный Лорд был вне себя, но Снейп знал, что за этой яростью он скрывает свой страх. Да, он боялся, и потому торопился. А что, если... Снейп внимательно смотрел в потолок. Что если тот, о ком было пророчество, ещё даже не родился?
Догадка была внезапной, ещё требовавшей осмысления. Взгляд Снейпа остановился. Действительно... Ведь может быть... вполне может быть... он появится ещё не скоро... иногда пророчества сбывались через десятки лет... никто ведь не сказал, что он уже... что он жив... может, Тёмный Лорд сам узнает его, когда придёт время?.. Тогда сейчас они просто зря старались его отыскать...
Снейп вдруг резко поднялся с постели и вышел из комнаты.
* * *
Из зеркала на него смотрел двадцатиоднолетний черноволосый мужчина с бездонными антрацитовыми глазами. Визиты к зеркалу были такими редкими, что к каждому следующему он забывал о предыдущем. И каждый раз удивлялся. Разумеется, неприятно.
Он даже не утешал себя, говоря, что «мог бы быть красивым, если бы не...»... нет. Он не был красивым. Он далеко не был красивым. Своё отражение он ненавидел ярой ненавистью, ненавидел с самого первого раза, как увидел его. Иногда он надеялся, что с возрастом оно изменится. В лучшую сторону. Он смотрел на Люциуса, который из довольно развязного парня-школьника превратился в среброглазого среброволосого аристократа, женившегося на надменной блондинке Нарциссе Блэк... смотрел на Беллатрис, ставшую высокомерной женщиной с жёсткой, демоновой красотой непокорной короны тяжёлых волос... и надеялся, что когда-нибудь он тоже изменится, как-то вдруг, сразу и неожиданно... но эти надежды он оставил уже давно. Ему уже было плевать на то, как он выглядит. К тому же......
Память позорно прятала это воспоминание... он никогда больше не сможет подумать о нём без стыда, без отвращения к себе... он был зверем... всё было совсем не так... совсем не так... но он уже привык к тому, что всё всегда бывает не так...
Он никогда не забудет её зелёных глаз... огромных, испуганных зелёных глаз... никогда не забудет, как он был опьянён и возбуждён очередной неистовой ночью... и как он... он... изнасиловал её.
Потом он называл себя подонком. Но это было ещё очень не скоро. А тогда он испытал... впервые... да, он был зверем... с ненавистью к себе чувствовал, как кипел в крови тот самый тёмный яд, что был кровью его отца — когда он дерзко схватил её за волосы, когда он грубо бросил её перед собой, как сорвал с неё жалкий, спешно наброшенный халатик, — когда кто-то — да, он, он, зверь, животное! — с издевкой постучал в дверь, прежде чем рванул её с петель... маггла... ничего не подозревавшая и так никогда и не узнавшая, кто же был этим зверем, и чьи же звериные глаза видела она за панически-чёрной маской, прежде чем...
Боже, какое отвращение он чувствовал к себе теперь!.. но ничего не вернёшь. Слишком хорошо он знал, что никогда нельзя изменить то, что уже произошло... Он сделал это, уже сделал, и исправить это было невозможно...
— Северус!
Он вздрогнул. Отражение тоже вздрогнуло, заставило его бросить на себя взгляд, на своё бледное, желтоватое лицо, на тонкие губы, на это нос своего отца с горбинкой, на эти длинные пряди чёрных волос... как он ненавидел, как он ненавидел его!..
Рабастан лишь молча указал взглядом на открытую дверь.
Тёмный Лорд был в бешенстве. Это было ясно с первого взгляда. Больше всего он сейчас напоминал огромного хищника, запертого в клетке и бросавшегося на стены.
— Где он?! Где он?! Я убью его!!! Я должен убить его!!! Немедленно узнайте, где он, твари!!! Это он, он, он уже родился!!! На исходе седьмого месяца! Почему я ещё не убил его?! Почему вы все ещё тут?! Сейчас же..!!!
Рабастан прикрыл дверь.
— Он знает.
Что-то огромное, неповоротливое зашевелилось у Снейпа в груди.
— Он знает... о ком... кто...
Рабастан кивнул.
Почти минута по-настоящему садистской тишины.
— Это Поттер, Северус. Сын Поттера.
* * *
Что он орал потом, он не помнил. Он только знал, что был в таком же безумстве, как и Тёмный Лорд. Утих он не скоро. И когда наконец и Лорд стал достаточно спокоен, они со Снейпом практически одновременно вспомнили о заклятии Фиделиус — заклятии Доверия.
Они не могли узнать, где жили Поттеры, пока Хранитель Тайны не выдаст их... и это бесило Лорда больше всего. Впрочем, ничуть не меньше, чем Снейпа. О, он был готов на многое, чтобы только узнать, где находится их дом... ещё одна капля из бокала невероятно сладкой мести, который он намеревался допить до дна...
Сын Поттера... Снейп готов был убить, разорвать, закричать от бешенства... но лишь молча смотрел перед собой в пол, сидя на кресле в гостиной замка. Конечно же... сын Поттера и Лили Эванс... ни единой слезы — уже никогда больше. Поттер отобрал у него всё. И какой восхитительный хмельной глоток мести он получил бы, отняв у него то, что тоже дорого ему!..
* * *
Тёмный Лорд так и не узнал о том, что Петтигрю загнал в угол именно он, Снейп. Это уже было его личным делом. Петтигрю не пришлось даже пытать. Его продажная душонка раскрылась сразу же, стоило пощекотать её угрозой. Снейп смотрел на этого мерзкого толстяка с отвращением. При всей его злопамятности, способности к злорадству и мстительности он чувствовал себя намного более благородным зверем перед этим крысёнком...
...И конечно же потом он сбежал. Испугался. Этого следовало ожидать. Оставил себе на память Чёрную Метку на левой руке — на всякий случай, — и сбежал, как только почуял опасность для своей крысиной шкуры, — тоже, — на всякий случай. Свалил всё на Блэка и шмыгнул в канализацию, — достойно себя. Но они уже всё знали.
И тогда же он получил свою последнюю роль, расписанную Сценаристом на последних листах грандиозной драмы за день до того, как оборвалось Его собственное выступление. Роль, доверенная лично ему как любимому актёру. Роль, которую Сценарист обещал дописать, как только Снейп сыграет эту её часть до конца. Он заглянул на самую последнюю страницу и содрогнулся. Он не был к этому готов. Хотя... краткое содержание этой роли после её продолжения, обещанное ему, было слишком заманчивым... и он согласился взять её на себя.
А Тёмный Лорд никогда не терял времени зря.
* * *
Он смотрел в этот пронзительный голубой взгляд так долго, что начали слезиться глаза.
— Итак, ты пришёл затем, чтобы просить о должности преподавателя в этой школе?
Снейп кивнул. Закрыть своё сознание от Дамблдора он ещё был способен.
Они молчали ещё почти минуту. Снейп знал, как дивно он сейчас выглядел. Вот он, Северус Снейп, двадцатидвухлетний Пожиратель Смерти, один из тех счастливых, кому вполне доверял Волдеморт, подслушивавший пророчество, которое должно было решить судьбу всего мира... стоял перед Альбусом Дамблдором, директором школы «Хогвартс», последним надёжным оплотом светлых сил, и просил о должности преподавателя. Но Тёмный Лорд всегда знал, чем кончится роль, которую расписывал он сам. И Снейп знал об этом.
Дамблдор сел, положив подбородок на сплетённые пальцы рук, всё так же глядя на Снейпа поверх своих очков-половинок. Снейп сесть не решался.
— А должность преподавателя по какому предмету ты хотел бы взять?
— Защиты от Тёмных Искусств, профессор Дамблдор.
Повисла ещё одна пауза. Снейп знал, чем всё это кончится, но предпочёл бы, чтобы это действие драмы закончилось побыстрее.
— Нет, Снейп.
Его сердце оборвалось, пропустило один удар. Как опасно качнулся карточный домик, который возводился столько лет с таким ювелирным любовным мастерством!..
— Эта должность уже занята, но даже если бы и... Впрочем, я вполне мог бы взять тебя на должность преподавателя по зельеварению. Помнится, это был твой любимый предмет, если я не ошибаюсь.
Карточный домик остался чуть скошенным, замерев в положении Пизанской башни. Но устоял — и это было главное.
— Хорошо, профессор Дамблдор. Я согласен.
Они смотрели друг другу в глаза, но ни один так никогда и не узнал, о чём думал другой в этот момент.
* * *
...Тогда в один миг он потерял всё.
Блэк — в Азкабане, за убийство, на всю его оставшуюся жизнь в обществе дементоров; Поттер — мёртв, и на дне чаши его мести оставалось совсем немного, когда он понял, что перед ним открылась ещё одна — чаша горького разочарования и тяжёлого бремени, которую он был обязан выпить до дна.
Поттер был мёртв.
И Лили была мертва.
Он так ничего и не сказал. Что-то попыталось пошевелиться в сердце, но тут же было залито и утоплено чёрной злобой обледенелого одиночества. Лили была мертва. Поздно было что-то исправлять. И даже если бы можно было... он не сделал бы этого. Он знал.
Он даже почувствовал какое-то странное облегчение. Словно появилось оправдание его бездействию, его нерешительности... и в то же время он понимал, что это всё неправда. Что это просто глупо, подло, низко... что он просто не хочет признавать себя виноватым... но он ничего не мог с собой поделать.
А Тёмный Лорд исчез.
Кто-то поверил. Он сам поверил. Это было то время, когда... когда всё перевернулось с ног на голову. Он только тогда осознал, как гениально было всё, задуманное Лордом — для него, для Снейпа. Он получил безупречную маску. Он получил драгоценное доверие. Он получил их — в личное распоряжение. И вполне мог делать с ними всё, что захочет. Но только одно не принадлежало ему безвозмездно — доверие Тёмного Лорда; и с ним он не отчаивался играть.
Их разогнали. Кто-то спешно плёл истории о своей невиновности, кто-то бежал, скрывался, кто-то дерзко признавался и гордо шёл в Азкабан...
...А у него была своя игра.
И он был намерен доиграть в неё до конца.
* * *
Кабинет всё ещё был. Всё ещё был — таким же, высоким, полутёмным, знакомым... Его с порога встретила целая вереница давно забытых запахов, тонкими сплетающимися нитями тянущихся от кореньев, цветов, настоек... дурманящий базилик, прохладный, свежий цитрус, золотая тяжесть иланг-иланга, терпкий имбирь... он узнавал их один за другим... тонкий хрусталь, ещё помнящий пальцы профессора Мирал... струящийся из высоких окон, мерцающий золотистыми пылинками свет... преподавательский стол, его тёмное лакированное дерево, перо в чернильнице, которое словно оставили там только что, выйдя куда-то на пару минут... тяжёлая дверь с ручкой в форме свернувшейся кольцом змеи, кусающей собственный хвост — чем-то она ему нравилась... Снейп медленно прошёл мимо стола, совершенно безотчётно пробежав пальцами над стоящими в ряд хрустальными фиалами. «Я не ожидаю от вас, что вы действительно вполне осознаете всё очарование нежной силы магических эликсиров, способных прокрадываться по венам человека, околдовывая его сознание и порабощая его чувства... способностью в совершенстве овладеть этим искусством обладают лишь немногие...»
Да, он нашёл логово, лучше которого найти просто было нельзя. Теперь только терпение. Терпение, тишина и незаметность... Бесконечные терпение и незаметность, так необходимые опытному хищнику...
Он взялся за холодный металл свернувшейся кольцом змеи. Это всё теперь принадлежало ему.
Он ненавидел тех, кому приходилось объяснять то, что он уже знал. Он ненавидел глупых, бездарных людей. Но он стал преподавателем. И так как ученики не будут знать и сотой доли того, кто он, то ему придётся носить свою новую маску не снимая. Как бы он её ни ненавидел...
Снейп вошёл в свой личный кабинет.
* * *
...И вот он обвёл их взглядом. В первый раз. Нескоро, о, ещё очень нескоро он научится заставлять их замирать одним только этим взглядом. Но уже сейчас они невольно притихли. Первокурсники, одиннадцатилетние мальчишки и девчонки, такие же, каким был он, казалось, совсем недавно. Смотрят на него тем так хорошо знакомым ему чуть испуганным взором... если бы они только знали, кто перед ними... но они видели только то, что видели — молодого преподавателя зельеварения, черноволосого, бледного, с не по возрасту глубокими, цепкими глазами.
Он медленно сложил руки на груди, завернувшись в свою чёрную мантию. К ним он не испытывал ничего, кроме хладнокровного презрения.
— Итак, вы здесь для того, чтобы овладеть тонкой наукой и точным искусством изготовления колдовских зелий, — начал он, дождавшись, пока тишина в классе стала почти ощутимой. — Я не ожидаю от вас, что вы действительно вполне осознаете всё очарование нежной силы магических эликсиров, способных прокрадываться по венам человека, околдовывая его сознание и порабощая его чувства...
* * *
Он знал. Так и знал. Не было ни следа той тонкости, которую он так свято чаял увидеть хотя бы в одном из них. Но это было не разочарованием. Это было лишь равнодушным подтверждением его правоты.
Ученики из Рэйвенкло были ещё вполне сносны. Он не любил в них только одного — некоторые из них, преимущественно девочки, так и хотели показать то, что они знают. Им ведь было не понять, что сколько бы они ни старались, он всё равно будет знать больше. Он знал больше любого человека в этой школе, ещё когда учился в ней. И, вернувшись, понял, что и сейчас всё осталось так же...
Слизеринцы были одарены намного меньше. Но он просто опасался их притеснять. В кого они могут вырасти, он знал... не понаслышке.
А гриффиндорцев он ненавидел. Слишком много. Слишком много причин...
— Северус?
Он поднял голову.
— Можно войти?
Он кивнул. Многословность никогда не входила в его манеры.
Дамблдор вошёл. Как всегда, он весь словно состоял из длинной белой бороды, волос и ярко-голубого взгляда из-за поблескивающих стёкол очков-половинок. Снейп молчал, ожидая, что скажет директор, и приводя в порядок шкаф с ингредиентами после варварского нашествия гриффиндорцев-второкурсников.
— Как прошёл первый день в школе? — словно невзначай поинтересовался Дамблдор, остановившись у одного из стеклянных шкафов и с искренним интересом изучая его содержимое, заложив руки за спину.
— Могло быть хуже, — Снейп мягко захлопнул дверцу и повернулся к Дамблдору. Тот улыбнулся. Снейп изобразил в ответ кривое подобие улыбки.
Их взгляды скрестились.
«Хватит притворяться. Я знаю, о чём вы хотите говорить»
«Да, Северус. Я хочу знать, почему ты вернулся в школу»
Он отвёл взгляд. Ну разумеется. Как же ещё могут общаться два одинаково превосходных легиллимента?..
— Вы мне не доверяете, верно? — он отошёл к столу, повернувшись спиной к Дамбдлору.
— Почему же? — беспечно ответил директор. — Я лишь хочу знать причины...
Ах, ему хочется знать причины?!.. А что, если он не хочет их открывать? Ну, а откуда Дамблдору знать, кто был любимым актёром Тёмного Лорда?..
— Я вернулся, Дамблдор, потому что я ошибался. Теперь Тёмный Лорд исчез, он свергнут, я признаю, он был недостаточно силён. Я понял, на чьей стороне преимущество, я готов присоединиться к ней. Я пришёл, прося о помощи и укрытии. Я совершил преступление?
Дамблдор как-то мечтательно, задумчиво улыбнулся. Снейп думал, каким бредом от первого до последнего слова было всё, что он сказал, но он сказал это, и сказал с блестящей игрой в искренность.
— Скажи мне, Северус... Ты веришь, что Лорд Волдеморт, — Снейп вздрогнул, — исчез навсегда?
— Да.
Они посмотрели друг другу в глаза. Нет, ты ничего этого не узнаешь, ничего не узнаешь, потому что это только моё дело...
— Я доверяю тебе, Северус. Я доверяю тебе, и надеюсь, что ты оправдаешь моё доверие.
Снейп понимающе опустил ресницы и едва заметно кивнул. Какой я молодец, тут же подумал он.
— Я зайду к тебе позже. Мне надо уладить одно дело в Министерстве... по поводу этого мальчика... Гарри Поттера.
Губы Снейпа дрогнули.
Дамблдор понимающе улыбнулся.
— Я представляю, как ты к нему относишься, Северус, — «О, едва ли», язвительно подумал Снейп, — но Джеймс Поттер мёртв, а его сын... — Дамблдор вздохнул и несколько секунд смотрел в пол. Потом он продолжил:
— Я оставил его в доме его родственников и строго наказал им заботиться о нём, как о своём родном сыне.
— А они..?
— Они магглы, Северус. Да, но другого выхода у меня не было, — ответил Дамблдор на его взгляд. Снейп ведь прекрасно знал, как магглы относятся к волшебникам, тем более в своей семье... его рука, спрятанная в кармане мантии, невольно сжалась в кулак, впившись ногтями в ладонь. — Мальчику будет тяжело, я знаю... но у меня действительно не остаётся другого выхода. Министр был категорически против, впрочем, он и сейчас придерживается того же мнения...
— Закон о Конспирации? — понимающе спросил Снейп.
Дамблдор кивнул.
— Он всегда был настроен против всех мер, принимаемых мной, хотя поначалу часто советовался... видимо, теперь он вошёл во вкус власти, — Снейп на миг поджал губы, он тоже ещё не забыл этот вкус... — Считает, что у него и без меня проблемы с магглами. Но мальчику нужно оставаться в этом доме, и я ничего не могу с этим поделать...
— Простите, профессор, — осторожно начал Снейп, словно сделавший первый мягкий шаг подкрадывающийся кот, — а почему вы считаете, что Гарри Поттеру необходимо оставаться именно у этих магглов? Любая семья волшебников сочла бы за честь приютить его у себя...
Дамблдор взглянул ему в глаза, но Снейп был готов.
— Ты не первый, кто задаёт мне этот вопрос, Северус. Но на это есть причины, и я думаю, ты не сочтёшь меня грубым, если я не буду открывать их тебе, — он помолчал и добавил, — пока не буду.
Снейп кивнул, скрыв разочарование промаха. Неосторожно... слишком быстро... он ещё должен учиться...
— Что ж, — Дамблдор опустил руку в карман своей длиннополой тяжёлой мантии, и Снейп увидел тяжёлые золотые часы на цепочке, — я думаю, мне пора.
Он сделал несколько шагов к двери, потом обернулся и спокойно, по-дружески сказал:
— Можно воспользоваться твоим камином?
Снейп так же спокойно кивнул.
Дамблдор вошёл в кабинет, и через несколько секунд вспышка гула изумрудного пламени сообщила о том, что он исчез.
Снейп прислонился к краю стола. Для первого раза — неплохо. И даже уже что-то есть. Оказалось, к Дамблдору можно было втереться в доверие даже Пожирателю Смерти. Конечно... после великана и оборотня... Он умён, нельзя было поспорить. Но доверчивость — вот что отличало его от всех, кого знал Снейп, включая самого себя. Дамблдор был второй крайностью, в отличие от Снейпа, который уже давно не доверял абсолютно никому...
Резкая, неожиданная, огромная волна отчаяния захлестнула его. Дьявол, где он оказался? Почему? Как? Он уставился невидящим взглядом куда-то перед собой, и знакомая тонкая морщинка страдания изломила его брови. Он только сейчас понял, как же глубока и горька эта новая чаша, которую он должен был допить до дна. Бесконечно, неизвестно долго, терпеливо и старательно он должен был ждать здесь. Неужели обещанная награда этого стоила? Не легче ли было бы уйти, убежать, спрятаться, как, например, Игорь, и вернуться только тогда, когда он будет во всём уверен? То, что он согласился на эту роль, которую необходимо было провести в маске, означало надежду, а он вытравливал её из себя с того самого момента, как повзрослел, тогда, десятилетним мальчишкой лёжа в своей тесной комнатушке и глядя в потолок... Надежду на то, что Тёмный Лорд способен вернуться во всём своём былом могуществе. Впрочем... он ведь поклялся выполнять волю Хозяина, что бы ни случилось. Но... разве он искренне клялся в этом? Разве сейчас он не искренне верил в то, что Тёмный Лорд исчез?..
Снейп рассеянно провёл кончиком бледного пальца по лакированному тёмному дереву стола. Он надел маску. Конечно. Она была ещё очень непривычной, и её так и хотелось сорвать. Но он привыкнет к ней. К тому же, раз он уже надел её, то, разумеется, не мог снять прямо на сцене. Поэтому он доиграет свою роль до конца. Кто знает, что ждёт его, когда он уйдёт наконец за кулисы? Перед тем, как на сцену выйдут все игравшие в драме актёры — за секунду до того, как погаснут огни рампы, и...
Снейп почувствовал, как постепенно утихает всхлынувшая было волна, оседая где-то на дне тихо шипящим ядом. Потянулась тонкая нить жгуче-холодного, словно невидимо мерцающего своей волшебной силой аромата сухих цветов папоротника. Он обернулся, закрыл маленькую коробочку с поблескивающим перламутрово-алым шёлком лепестков, поставил её на полку и вышел из кабинета.
* * *
Глупое, бессмысленное розовое облако рассеянно висело на оранжевом закатном небе. Оно ужасно бесило, резало взгляд, как пятно на безупречно-белом. Снейп и сам не знал, чего так на него уставился. Одинокое, глупое облако. Одинокое и бессмысленное...
Вспышка протяжного гула.
— Северус!
Он вскочил со стула, чуть не опрокинув его, прыжком резко разбуженной кошки развернувшись назад.
— Северус...
Волны платины по плечам, дымчато-голубые глаза, нежная, молочно-белая кожа, чуть тронутые с ума сводящим розовым губы, высокая, светлая, ледяная...
Всегда — одновременно смотрит снизу вверх и сверху вниз. Как когда-то... его сокурсница. Сидевшая где-то позади, неподалёку. Никогда не замечавшая и не замечаемая — его, им. Почти.
Она обожала мужское общество — для того лишь, чтобы видеть в нём только одного. Избранники — о, это было её призванием, — быть ласкающейся, глядящей снизу вверх домашней кошечкой для Него, одного, — и сверху вниз испепеляющей небесно-аквамариновым взглядом львицей для всех остальных. Как тосковала кошечка, когда уволился профессор Эрикс, преподаватель заклинаний... её идол, её кумир, украдкой крадущий её прерывающееся дыхание своими глазами, словами, улыбками... и взгляд голубоглазой львицы потускнел, отвернулся, а если и встречался кому-нибудь, то был беспредельно презрительным. Известный ловелас Рабастан просто не мог смотреть на так безнаказанно гибнущую в тоске тонкую, нежную, хрупкую прелесть... неудивительно, что через неделю в Комнате на третьем этаже, когда Люциус захотел пощеголять содержимым винного погреба своего отца, Абраксаса Малфоя, среди его своры оказалась и она — бесконечна одинокая в своём благородном горе молодая львица...
— Что это? — презрительный и одновременно усталый от своей одинокой боли туманно-бирюзовый взгляд.
— Это «Исповедь Грешницы», моя дорогая, — знакомая улыбка Люциуса, улыбка Чеширского кота. — Есть ещё «Кровь вервольфа», но это для наших многоуважаемых джентльменов, а не для такой утончённой леди...
— «Исповедь Грешницы», говоришь? — послышался хохот за его спиной. — Это ещё цветочки, тут Снейп нам демонстрирует свою Сыворотку Правды на Беллатрис...
Снова грянул взрыв хохота. Девушка закрыла глаза и тихо, неслышно вздохнула.
— Ну-у... — как всегда самоуверенное, немного фамильярное выражение лица Люциуса, наверное, должно было изображать сочувствие. В обычно шёлковый голос теперь вплёлся атлас обворожительного мурлыканья, — наша юная леди тоскует о своём безвозвратно утерянном мистере Эриксе? Хм... Можем предложить Эликсир для Оставленных Возлюбленными Профессорами Очаровательных Студенток и Бальзам для Разбитых Сердец. Обращаться к Великому и Несравненному Полукровному Принцу, — он широко улыбнулся, чуть по-кошачьи обнажив зубы, и скользнул быстрым, мерцающим синью серым взглядом, куда-то за своё плечо. Снейп замер, обернулся и улыбнулся — не то смущённо, не то довольно.
— Эй, Северус! Ты пропустишь всё самое интересное! Белла сейчас расскажет о своей позапрошлой ночи...
— Ага, в пустом кабинете трансфигурации...
— С КЕМ?!..
— Забини?!.. ого...
— Ха-ха... ничего себе...
— И даже так??? Надо попробовать!..
Чей-то смех.
— ...Слушай, Снейп, а как долго действует эта ядерная вещь?..
Он пропустил всё это мимо ушей, подошёл... и невольно остановился, агатовыми, цепкими, тёмно блестящими глазами мгновенно схватив эту тонкую, хрупкую, на одинокую нимфу похожую девушку, сидящую в кресле, со слегка насмешливым Люциусом у своих ног.
— Очаровательная леди страдает от своего одиночества, — пояснил он, осторожно и словно бы невзначай поглаживая её коленку большим пальцем под молчаливым, но убийственно-презрительным взглядом девушки. Снейпу это действительно почему-то показалось оскорбительным. — Нет ли у тебя чего-нибудь от таких тяжёлых случаев?
— Люциус, самый тяжёлый из случаев, происшедших с ней за последнюю неделю — это ты, — пытаясь придать тону дружелюбие, криво полуулыбнулся Снейп. — И я бы пока порекомендовал ей полбокала одиночества или хотя бы отсутствия твоего присутствия.
Девушка подняла на него глаза — два огромных, усталых, едва благодарных сапфира на жемчужном, невероятно красивом, но уже неисправимо-надменном лице. Она без сомнений чистокровная, подумалось Снейпу. И вдруг как какая-то длинная, медленная, нестерпимо-острая игла вонзилась в сознание — красивая, одинокая девушка, и он рядом... и он ничего не сделает. Сквозь навеянную дорогим хмельным вином туманную дымку лёгкости вдруг проступила тёмная, неуклюжая тяжесть ненавистного ему проклятия — его самого.
— О, кстати, — вдруг саркастично произнёс Люциус, каким-то ядовито-прищуренным, самоуверенным и одновременно неизменно насмешливым взглядом взглянув на Снейпа, — я забыл вас представить! Его Величество Полукровный Принц мистер Северус Снейп, к Вашим услугам, леди, — с издевательской вежливостью, — думаю, он сам объяснит Вам своё, без сомнения, скромное прозвище, — Снейп скривил губы со взглядом, яснее ясного говорившим «Ужас, до чего остроумно!» — Представляю Вашему вниманию, мистер, — не сбавляя дозы яда в патоке голоса ни на каплю, — мисс Нарцисса Блэк.
Снейп почувствовал, как ощетинился, оскалился, выпустил дюймовый когти тёмный зверь внутри. Ах да. Ну надо же. Вспомнил...
«...— Блэк, Нарцисса!
— Слизерин!
— Блэк, Сириус!..»
Зверь извился, неистово рыча и скребя когтями за клеткой рёбер. Когда-то «Блэк, Беллатрис», теперь сокурсница Люциуса, вот, в углу, забавляет свору своей «исповедью»... «Блэк, Нарцисса» — в кресле, перед ним, дивная, тайная, презрительно-чистокровная... Потом — через несколько лет, — "Блэк, Регулус", и снова — Слизерин... "Блэк, Андромеда" — вдруг, — "Гриффиндор", второй позор их крови... И первый — «Блэк, Сириус»... зверь свирепо зарычал, полоснул когтями по льду внутри, взвизгнул от боли чуть не сломавшихся когтей и зло свернулся в тугой тёмный клубок, спрятавшись в темноту и оттуда яростно глядя колючими огоньками глаз.
Нарцисса посмотрела на Малфоя с бесконечным презрением. Потом точно так же — на Снейпа. Малфой смотрел на них обоих, просто светясь тихим убийственным свечением собственного самодовольства, — как всегда, собственно говоря. Снейп же не смотрел ни на кого из них. Блэк. Нарцисса — Блэк. Два совершенно противоположных понятия — в одной девушке, — сидевшей сейчас перед ним в кресле своей одинокой благородной красоты...
— Ах, не буду вам мешать, — невыносимо-озлобляющим, шёлковым голосом пропел Люциус, поднимаясь с колена, — к тому же, думается мне, действие Сыворотки ещё не закончилось... — он бросил быстрый насмешливый взгляд в сторону Беллатрис и собравшихся вокруг неё развязно ржущих парней и с крохотным, издевательским поклоном неторопливо, по-львиному, удалился. Как всегда, собственно говоря.
Идиотская тишина тут же стала дурачиться, натягивая то одну, то другую струну барабанных перепонок и при этом ужасно, нестерпимо фальшивя.
— Павлин, — коротко бросила Нарцисса, глядя своим презрительным, цвета глаз сиамской кошки взглядом в спину Люциусу.
Снейп невольно усмехнулся. И вдруг стало больно.
— Слушай, зачем всё это? — вдруг спросила она, обернувшись к Снейпу; ах! — два огромных голубых озера, безо всякой легиллименции проникающие в самую тайную глубину его темноты, освещая её холодным, белым светом, ослепляя на миг возмущённо зарычавшего зверя, забившегося ещё глубже.
— Это будет иметь чуть больше смысла... позже, — произнёс Снейп, глядя на невменяемую уже стаю, — а пока... слушай, не смотри так на Люциуса, он скотина, конечно, но скотина бесценная.
Нарцисса слабо улыбнулась, блеснули незабудками её тускло блестящие глаза.
— По-моему, ты не меньшая скотина... Северус.
— Боюсь, как бы не большая... — назвать её «Блэк» физически не хватало сил, а её имя...
— ...Нарцисса, если ты не против, — ещё одна слабая, благосклонная и таинственная улыбка голубоглазой львицы.
— ...Нарцисса, — дьявол, как же больно!..
___________
...Карабкается, смешной, шоколадно-пушистый, глаза — две блестящие чёрные маслины, шёлковые усы, любопытный, длинный нос... смотрит на него всё с той же своей снисходительной улыбкой сфинкса, а глаза ласково поблескивают — небесно-голубые... и если не смотреть слишком внимательно, то волосы цвета золотого матового стекла могут превратиться в выбившиеся из косичек светло-русые пряди...
Снейп зажмурился от боли.
Его нюхлер удивлённо воззрился на него своими чёрными бусинами, ткнулся мокрым носом ему в руку. Не открывая глаз, Снейп дрожащими пальцами несколько раз провёл по мягкой шёрстке, пытаясь побороть желание с ненавистью, до крови, впиться в нежный загривок...
Голос профессора Орбисона на несколько секунд утонул в солнечном мареве.
___________
Чёрный потолок спальни.
Смотрит в него огромными, чёрными, волчьими глазами.
Слева — сопение Эшера, справа — никого, только идиотское высокое окно в пяти дюймах над землёй.
За окном — идиотская высокая луна, смотрит на него, одноглазая, уродливо-жёлтая.
Смотрит сверху вниз.
Как она.
Он беспокойно пошевелился в постели.
Только Лили могла заставить его страдать сильнее.
Но Лили вот уже год как встречалась с Поттером, — эта рана не заживёт никогда, растравленная ядом, против которого не существовало противоядия. Рана, которая всегда будет бесить тёмного зверя, которого он так любовно выращивал в себе...
Только Лили... сильнее, чем...
Нарцисса.
Он тихо произнёс это имя.
Цисси.
Закрыл глаза, повторил.
Словно короткая ласка змеиного языка.
Цисси...
Невольно провёл кончиком языка по губам.
Увидеть и умереть... увидеть эту ледяную красоту Снежной Королевы, обнажённую, белую, как мраморная статуя, не веря своему счастью, коснуться невероятного атласа её кожи, увидеть, как подёрнутся дымкой её глаза сиамской кошки... который раз он видел её этой ночью, на этой кровати?.. и который раз до боли впивался ногтями в подушку, зная, что она смотрит на него снисходительно, одобрительно, даже тем таинственным, так никогда и не разгаданным до конца манящим взглядом сапфировых глаз... но никогда — так же, как он — ей вслед...
Он никогда не касался её, как грязно допытывались этого Макнейр и Рабастан... никогда не смел бросить оскорбительное «кис-кис» ей в спину, как Забини... никогда не смог бы окатить её ледяной волной грязи, как всегда делали это синие глаза Блэка всякий раз, как тот видел кузину в коридоре...
И он никогда не смотрел ей в глаза достаточно долго для того, чтобы прочесть то, что скрывал за мерцающей синей дымкой её взгляд... потому что не хотел. Она была тайной, которую он жаждал разгадать, но в то же время даже не смел попытаться. Не смел приблизиться... и только этими пьяными ночами...
___________
Какой-то уже невероятно кретинский на ощупь лист пергамента, жгущий пальцы.
Он смотрит на змеящиеся чёрные нити чернил так, словно хочет обжечь пергамент в ответ.
Но не сможет — никогда, — слишком ледяным был он в тяжелеющих руках, в тяжелеющих мыслях...
А он так хотел забыть...
Нарцисса...
Как же больно...
Он бросил пергамент на стол.
В косом лунном луче — на столе, — письмо — от Люциуса.
«Был бы несказанно признателен, если бы в это воскресенье ты засвидетельствовал своё почтение уже-миссис Нарциссе уже-Малфой»
И вот — бросается к нему в объятия, вся — мятный леденец, хрупкая хрусталинка, бледная, с двумя пылающими сапфирами вместо глаз, лебедиными руками — худенькими пальцами с длинными розовыми жемчужинками ногтей, пальцами, созданными для драгоценных колец и тонкого стекла бокалов, — бесценным платиновым шёлком длинных волос, трепещущей белой грудью, как грудью белокрылой птицы, вся — немыслимая, сфинксоликая, беззащитная, дрожащая, и смотрит, смотрит ему в глаза, блестящими, исходящими блеском тревоги, аквамариновыми озёрами своей львицыной мольбы...
— Северус, он умирает!
Он не спрашивал, он никогда не спрашивал. Всё её существо, вся её трепещущая, неуловимая сладость — едва ли только не у его ног, заклинает своими невероятными глазами...
Уже через несколько секунд в кабинете никого не было, только последние изумрудные искры тлели на дымчатом пепле в камине.
Потом он запомнил только лицо Люциуса — вернее, его глаза. Глаза оборотня в полнолуние. Вампира в полночь.
Яд.
Снейп не имел ни малейшего понятия, и в то же время прекрасно понимал, кто мог это сделать. Но не это было его делом. Не время. Не время было думать, как Нарцисса проникла незамеченной сквозь защиту Хогвартса, не время было думать, было время только соображать и действовать, и было этого времени дьявольски мало.
Какая ирония — яд василиска.
Он только потом, даже сам немного удивившись, узнал, что перекинулся через камин и обратно всего за несколько секунд; хрустальный лёд его последних слёз феникса, нечеловеческие зрачки Люциуса, его дыхание загнанного зверя, медленно, постепенно всё тише, спокойнее, и лишь невидящие, всё ещё не осознающие глаза...
Потом он сидел на невероятно роскошном кресле. Люциус — в соседней комнате, непостижимая, голубиная, нежная тревога Нарциссы рядом, но он уже знал, что Люциус спасён, оставалось только подождать, пока он придёт в себя. На столе всё ещё стояла тёмная, литая, матовая бутыль вина, опрокинутый бокал, истёкший кровью... Когда-то, через десяток лет, именно так он попытается выполнить то, что предписывали последние страницы его роли... именно так...
Чуть слышно скрипнула дверь, вышла Нарцисса, всё ещё с блёстками тревоги и счастья в глазах. Снейпа только поначалу удивляло, как она привязалась к Люциусу. Она никогда на его памяти не относилась к нему так... но очень скоро он понял — чистокровная. Уже — нет, не Покинутая Возлюбленным Профессором Очаровательная Студентка, но жена, жена чистокровного аристократа, связанная, сплетённая, скованная своей кровью, уже-бескрылый сфинкс, уже-Малфой...
— Ах, Северус...
Миг — и она, — упала на его плечо, бесконечно благодарная, бесконечно беззащитная, бесконечно хрупкая, бесконечно счастливая, бесконечно преданная. Он не смел к ней прикоснуться, смотрел лишь перед собой, чувствуя её белые руки-крылья на своих плечах, белокрылые руки лебедя... сфинкса — голубоглазой львицы с лебедиными крыльями, уже не созданными для полёта, но... для того, чтобы с беспредельной нежностью ласкать, тешить, укрывать своё единственное сокровище, свою драгоценность, своё счастье — своего маленького птенца, маленького принца, белого, белоснежного, чистокровного, маленького наследника, маленького мальчика, — своего сына...
— Оставь, Нарцисса... оставь... брось... — непокорными словами пролепетал он, пытаясь отстранить её, но она уже покрывала поцелуями мокрых, в слезах, солёных нежных губ его руки. Какая же она на самом деле беззащитная, беззащитный котёнок, так устававший быть высокомерной львицей... — Сядь... Нарцисса... успокойся...
Она сидела рядом, глаза — сияют, светятся, незабудки, весеннее небо, хрустальная гладь весеннего ручья, горного озера. Никогда он не посмеет посмотреть в них, кристальные, родниковые, с такой грязью, как проникновение за их чистую, непостижимую лазуритовую даль. В них — ещё та девушка, ещё студентка, которая украдкой крала его дыхание своими словами, взглядами, улыбками... И так больно и одновременно сладко было видеть её уже женщиной, — с ума сводящую молочную белизну кожи, поток белого золота её волос, чудесные, ухоженные, атласные руки, высокую, трепещущую мраморную грудь, искушающую этой умопомрачительной глубокой тенью в шёлке домашнего халатика, нежные, ласковые, ядовито-медовые губы...
— Нарцисса...
Как короткая ласка змеиного языка — Цисси...
Какая была бы сейчас Лили — осенняя нимфа, дикая, своенравная, буйно-рыжая, пышно-лисья, изумрудноглазая, рыжеволосая вакханка...
Люстика — со способными свести с ума, утопить в себе, в своей ласковой голубой бесконечности глазами, со способной оплести, обвить змеёй томной неги, — своей шёлковой мягкости косой цвета спелой пшеницы...
И рядом таящие целую чашу яда губы, и бегают по его лицу эти глаза цвета ясного летнего неба, глаза зимней нимфы, блестящие тёмно-серебряные ресницы... по его лицу... его лицу...
Все три длинные, мучительно-длинные иглы пронизали сердце — отвернулся.
А какой привычной боли стоило всегда холодное, всегда своё, закрытое, отчуждённое, вечное, привычное выражение лица — его лица, его ненавистного себе, проклятого лица, лица его отца и глаз его страдавшей матери...
— Северус... спасибо тебе...
Держит его руку в своей, невероятно нежной, лебединой, с пальцами — белый шёлк розовых лепестков, — розовые жемчужинки ногтей, — держит в своей его руку, рассеянно, чуть заметно играет его пальцами...
___________
...Она сидит рядом, за соседней партой, белокурые локоны живым блестящим потоком падают на плечики. Подпёрла ладонью щёку, перламутровым локотком о стол, смо-отрит наивными голубыми глазами — ни дать ни взять настоящий ангел.
— У тебя красивые руки, — вдруг произносит она.
Он смущённо сдерживает неизъяснимую улыбку. Продолжает ловко резать глянцевые, длинно-эвкалиптовые листья "драконова дерева": поверье нубийцев, источник кроваво-красной, дурманящей смолы — "драконовой крови"... сам пытается как можно незаметнее отправлять их под свой жертвенный нож, но не получается — по старой привычке пальцы складываются в картинно-тонкую, изысканную гримасу любовного изящества. О, знала бы она, о чём мечтали эти руки каждый раз, как внимание отвлекали их встречающиеся глаза...
— Как ты это делаешь? — отчаянный, восхищённый, завистливый стон. Он только что ссыпал горстку янтарных капелек в довольно побулькивающий котелок, и зелье стало прозрачно-зелёным, как изумрудное стекло.
...и знала бы, как он мечтал услышать те же слова, но совсем по-другому... дьявол, сколько в нём несмываемой грязи, о которой она не знает...
— Спасибо, — легко, воздушно бросает, рассеянно чмокает его в щёку, незаметно, через проход между рядами парт берёт у него из рук и гордо несёт к столу Слагхорна маленький стеклянный флакончик. Довольная. Конечно... она никогда особенно не разбиралась в зельеварении...
* * *
...Алекто с пьяным наслаждением слизнула собственную кровь с его губ. Бесстыдная, обнажённая, раскинувшаяся рядом с ним на одной из огромных кроватей замка Риддлов. Исступлённо, дерзко лаская друг друга, они закрыли эту дверь за собой сразу же, как только вернулись — очередная хмельная ночь, возбуждающая, сводящая с ума, как наркотик, заставляющая забыть обо всём, превращающая в зверей... он безотчётно сжимал её в объятиях, больше походивших на хватку голодного удава или ягуара, алчно скользил ладонью по её горячей, обнажённой спине, находил жёсткие кудри и впивался в них пальцами, покрывал жестокими поцелуями её шею, плечи, грудь, жестокими до крови... почти не осознавая за зверящим хмелем её царапающие когти на своей спине, её ноги на своих узких, мальчишеских бёдрах, тяжёлую, хищную ласку её грязных объятий... её пылающие губы, мутные, подёрнутые дымкой глаза, лихорадочно горящие щёки... две ещё чёрные, ещё опалённые следами дикой ночи одинаковые уродливые метки на левых руках — их вечная радость и вечное проклятье...
Не единственная, о, далеко не единственная ночь, от воспоминаний о которой его потом передёргивало... но это потом, а тогда — он был зверем...
Не скоро, они лежали рядом, обессиленные, но всё ещё пылающие, ещё пьяно ласкавшие друг друга.
— Я обожаю твои руки, — заплетающимся языком произнесла Алекто, бессознательно, лихорадочно проскользнув своими пальцами между его, сорвавшись по его запястью, рассеянно — по плечам... — ты так это делаешь...
— Я хочу много рук, чтобы обнять и обласкать тебя всю, моя сучка... — хрипло прошептал он, кусая её за ухо.
— Ты и с двумя отлично управляешься...
— Я хочу... хочу тебя всю... ещё раз... — прорычал он, соскользнув разгорячённой ладонью по её телу. Алекто застонала и потянулась к нему.
___________
...А теперь она, холодный, чистый ангел, — держит эту его бледную руку, бесовски ласкавшую опьянённых дьяволиц и беззащитных полукровок, всю в несмываемой грязи, в своей, невероятно нежной, лебединой, с пальцами — белый шёлк розовых лепестков, — розовые жемчужинки ногтей, — когтей львицы, когтей в мягкой, кошачьей лапе, лапе кошки, ласкающей своего котёнка, львицы, готовой этими когтями убить того, кто посмеет коснуться её львёнка...
— Ты... видел его? — вдруг спросила она, и в её голосе растворилась гордость — и бесконечная, беззаветная нежность.
Взгляд Нарциссы преисполнился своего материнского счастья.
— Иди сюда...
...О, ему уже принадлежало всё. В самой лучшей, непомерно-дорогой, любовно-мягкой постельке, розовый, огромно-сероглазый, светловолосый... лебедёнок — пуховый, белый, ещё нескладный, будущий лебедь, а потом и белогривый молодой лев, каким был Люциус ещё тогда, в поезде...
Нарцисса взяла его на руки так нежно, точно тот был из хрусталя.
— М-ма! — довольно чмокнул малыш, неуклюжей розовой ладошкой шлёпнув Нарциссу по плечу.
Она рассмеялась — тихо, звонко, мелодично, счастливо, любовно потёрлась носом о его маленький приплюснутый носик. И вдруг словно десятки стальных когтей продрали что-то у Снейпа в груди — а он никогда не знал этого, никогда, никогда не узнает, у него никогда не было матери...
Внезапно он возненавидел этого ребёнка — яростной, жгучей, ядовитой завистью; и Люциуса возненавидел — чёрной ревностью... это он первый увидел эту Снежную Королеву беззащитной в своей постели, он целовал эти губы, он стал отцом её ребёнка... и снова опередил его, Снейпа, снова опередил, снова больно... но как он привык к этой боли...
И в то же время, как всегда, прекрасно понимал, что никогда не сделал и не сделал бы ничего, чтобы этого не случилось... вот что было несоизмеримо больнее...
— Да-а... смотри, это дядя Северус... — усмехнулась Нарцисса, когда мальчик потянулся рукой к Снейпу. Тот выдавил кривую улыбку и отстранился, всем своим видом напоминая домашнего кота, впервые в жизни увидевшего крысу.
Маленький Малфой смотрел на него огромными круглыми серыми глазами, внимательно-внимательно. Ещё раз безуспешно потянулся к нему ручкой.
— Он хочет к тебе, — улыбнулась Нарцисса. — Пойдёшь на руки к дяде Северусу? — обратилась она к малышу.
Люциус стоял в дверном проёме, обеими руками опёршись о косяк, в своём дорогом бархатном халате, распущенное белое золото волос по плечам... Снейп вдруг острее почувствовал эту ненависть — сколько лет назад он точно так же стоял в дверях купе "Хогвартс-Экспресса"?..
— Ты что здесь делаешь? — чуть прищурившись, стальным львиным взглядом смерил он Снейпа.
— Если мне не изменяет память, я недавно спас тебе жизнь, — тихо, ядовито ответил Снейп.
Нарцисса переводила свой чуть испуганный голубой взгляд с одного мужчины на другого, белокрылыми руками прижимая к себе своего сына.
— Премного благодарен, — не сводя глаз со Снейпа, произнёс Люциус, — А теперь я был бы тебе несказанно признателен, если бы ты ещё и покинул детскую моего сына.
Они смотрели друг другу в глаза, и слишком много было в этом взгляде того, чего не должен был знать никто, кроме них.
— Тебе кажется, что я отделался легче, чем ты? — негромко сказал Снейп. — Могу тебя обрадовать — ты ошибаешься.
— Ты первый, кто радует меня тем, что я ошибаюсь.
— Это честь для меня.
Они смотрели друг другу в глаза ещё почти минуту.
— Возвращайся, Северус. Тебя будут искать.
— Не переживай так. Меня уже давно ищут, — холодно сказал он, проходя мимо Люциуса к камину.
* * *
Пригород лондонского неба.
Вот он и среди магглов.
Какой чёрт дёрнул его пройтись по городу, он понятия не имел, но сидеть у себя на окраине возле ржавой речки у него больше не было сил. С тех пор, как и мать, и отец оставили этот дом, он счёл себя вправе присвоить его себе. И его это вполне устраивало — оставалось лишь создать видимость необитаемости, — и он может побыть один... но иногда и его тянуло к людям — только так, издалека и одному, — как всегда, собственно говоря...
Чёрная рубашка с длинными рукавами, чёрные брюки, — больше всего он напоминал священника-католика, разве что без пряжки под воротом. Это сравнение чем-то развлекало его. Глупое ощущение первое время преследовало его — что он без мантии, и потому на него могут странно посмотреть. Даже смешно — казалось бы, совсем недавно ему было бы неудобно показаться на глаза в мантии волшебника... Но всё менялось, всё всегда менялось, только слишком уж быстро...
Остановился на миниатюрном мостике через какую-то говорливую речушку, опёрся руками о горячий от солнца металлический поручень. Тонкие пальцы бледных рук из чёрных манжет, бледное лицо в чёрных, как вороново крыло, до плеч волосах, и чёрные, холодные, бездонные глаза. В бьющемся, рассыпающемся, неуловимом отражении он выглядел даже не так отвратительно, как обычно. Можно сказать, даже лучше... Какой-то мальчуган с другой стороны мостика только что пустил бумажный кораблик и перебежал к Снейпу, чтобы посмотреть, как блестящее течение его уносит. Встал на цыпочки, перегнулся через поручень, проследил взглядом за маленьким корабликом, и только когда тот уплыл уже достаточно далеко, расслабившись, опустился с носочков на всю ногу. Потом вдруг наткнулся взглядом на руку Снейпа и медленно поднял взгляд вверх, на его лицо.
Снейпа встретили ясные, светло-карие глаза. А эти ясные глаза встретили ледяной, колючий, чёрный взгляд. Знал бы мальчишка, в чьи глаза он сейчас смотрит...
Ребёнок несколько секунд беззастенчиво, внимательно, серьёзно смотрел на Снейпа, потом вдруг легко сорвался с места и убежал — и, наверное, даже забыл об этом странном длинноволосом мужчине в чёрном, с таким страшным взглядом...
Серая пыль проплывала под ногами. Два ребёнка — две девочки лет пяти, — с визгом шлёпают руками по искристой воде в надувном бассейне, играют большим разноцветным мячом... десятилетняя девочка кидает палку, и истинная "дворянка"-собака, бесформенная, лохматая и серая, бежит за ней, вся просто исходясь своим счастьем... мальчишка-школьник, прикусив от сосредоточенности язык, ждёт за кустом проходящую мимо девочку с явным намерением дёрнуть её за длинную чёрную косу, переплетённую белой лентой. По крайней мере, Снейп бы поступил именно так... то есть... нет, не поступил бы, никогда не поступил, и прекрасно это знал. Хотя коса словно напрашивалась, чтобы её дёрнули...
На невозмутимо стоявшую на рельсах электричку он долго, очень долго смотрел. Одно за другим вставали перед глазами слишком уж хорошо сохранившиеся воспоминания. Они с отцом заходят в душный, жаркий вагон, причём отец смотрит на него ледяным взглядом своих жестоких синих глаз, словно больше всего на свете желает, чтобы никто не подумал, будто Северус его сын и вообще имеет к нему какое-то отношение. А потом они едут, бесконечно долго едут в этом омерзительном вагоне, среди оборванных пьяниц и людей с косыми взглядами, и выходят на грязном лондонском вокзале, полным бездомных и бродяг, и отец ведёт его на свою отвратительную работу... и потом он один в огромном неприветливом городе, наверное, отец так надеялся, что он затеряется там...
Но, обойдя кассу, он вошёл и сел на одну из потёртых лакированных скамей.
В запылённом окне отражалось его лицо. Он старательно избегал смотреть на него. Через несколько минут электричка тронулась, и стало легче, — взгляд начал скользить по шумным, тенистым деревьям, под которыми было так здорово валяться жарким летом... было бы...
Украдкой он кидал взгляды на других пассажиров. Почти все они либо читали, уткнувшись в развёрнутые газеты, либо обессиленно спали, в чём он вполне мог их понять. Вот и эти, напротив, спят... она ещё и положила голову ему на плечо...
Она...
Он уже смотрел в окно, когда что-то вернуло его взгляд.
На плече светловолосого, крепкого мужчины спала девушка — хрупкая, золотисто-загорелая девушка, — и слишком, до боли близко он узнал, не мог не узнать эти два совершенно детских хвоста из длинных, русых волос, только уже не беззаботно торчащие в разные стороны, а рассеянно падающие из-за ушей на бронзовые плечи... и живые, тонкие, девчоночьи черты, и худенькие коленки из-под лёгкого платья... он никогда даже не думал, что всё это когда-нибудь причинит ему такую боль...
Но самую тяжёлую боль ему доставило даже не это — а вот этот светловолосый, обнимающий её во сне за плечо мужчина...
И вдруг:
— Па-ап!
Десяти-одиннадцатилетнее чадо с огромными голубыми глазами появляется над головами спящих из-за скамьи — всё это время, наверное, сидев на смежном, спинкой соединённом с родительским сиденье.
— Па-ап!
Потыкала пальчиком в плечо мужчины, забавно нахмурила пухленькие розовые губки, потыкала ещё раз. Мужчина не отреагировал, и тогда девчушка, резко отвернувшись с видом благородного оскорбления, явила взгляду Снейпа две заплетённые на самом затылке трогательные русые косички.
Этого он не мог вынести.
На следующей же остановке он резко встал и направился к выходу. Ступил на перрон какой-то станции, и вдруг:
— Тётя Люстика!
Он обернулся так резко, что заболела шея. Чадо, всё ещё не теряя надежды, потянулось к спящей девушке.
Тётя.
Её брат.
Всего-навсего её брат.
Войти, сказать, взглянуть в глаза, почувствовать, как трогает губы улыбка...
Но он лишь неподвижно стоял на перроне, чувствуя, как, тоскливо прижав уши, притих даже зверь внутри. Но кто тогда так больно царапает внутри, дерёт глаза, которые уже никогда не узнают слёз?..
Наконец "тётя Люстика" открыла глаза, воззрилась на девочку... такое голубые, как весеннее небо, глаза...
Он послал к дьяволу всё на свете и решительно шагнул к двери, но она словно в насмешку закрылась прямо перед ним. И электричка медленно тронулась, вместе с Люстикой, вместе с её голубым взглядом, вместе с такой глупой, так глупо появившейся и так же глупо исчезнувшей надеждой...
Он стоял на перроне ещё минуту, провожая глазами хвостатый поезд, потом развернулся и пешком пошёл в другую сторону, назад, в свой пустой дом на окраине.
* * *
— Так-так-так... кого я вижу... сама Беллатрис Блэк... то есть, прости за ругательство — Лестрейндж...
Она вздрогнула, резко обернулась и вдруг вскочила с грязной койки и бросилась на решётку, как бешеная чёрная волчица, впилась жёлтыми когтями в прутья, оскалилась, — дикий, безумный взгляд из-за тяжёлых век, спутанная грива чёрных волос... Он отступил на шаг от решётки, произнеся насмешливо-назидательно:
— Тише, Белла, тише... будешь вести себя хорошо, может, тебя и выпустят раньше... вряд ли, конечно...
— Ублюдок! Мразь! Предатель! Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу!!! — довершая сходство с бесящимся зверем, она потянулась к нему худой, жёлтой рукой, всё ещё прижимаясь к решётке, словно разозлённая пантера, когтящая воздух сквозь прутья своей клетки в надежде зацепить лапой дразнящего её человека.
— Не трать зря силы, дорогая. Они тебе ещё понадобятся... когда Тёмный Лорд вернётся... если вернётся...
Беллатрис бросила ему в лицо отборной бранью.
Снейп презрительно скривился.
— Меня уже достаточно поливали грязью и без тебя, Беллатрис. Но спасибо за заботу.
— Только выйду, — безумно горя глазами и вжимаясь в решётку, словно надеясь просочиться сквозь неё, — только выйду и, клянусь, я убью тебя!..
— Прости, но и здесь ты далеко не первая, — скучающе-насмешливо произнёс Снейп, — уже пора собирать клуб из тех, кто желает меня убить...
— Тёмный Лорд вернётся, Снейп, — хрипло сказала она таким уверенным, глухим голосом, что у него по спине пробежал неприятный холодок, — он вернётся, и тогда ничто не спасёт тебя от расплаты...
Вдруг Снейп бросился на решётку не хуже самой Беллатрис, вцепившись пальцами в прутья. Их лица оказались в дюйме друг от друга. Голос Снейпа превратился в тихий, вкрадчивый, ядовитый шёпот.
— Если ты думаешь, что ты самая умная, Беллатрис, ты глубоко ошибаешься. Я бы с удовольствием отсидел вместо тебя в Азкабане вместо того, чтобы сидеть там, где нахожусь сейчас. Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, каково мне сейчас, и, честно говоря, я тебе завидую. А теперь прекрати беситься и скажи мне то, ради чего я пришёл — Блэк здесь?
Беллатрис была так поражена, что даже замолчала, лишь глядя своим безумным взглядом в глаза оскалившемуся Снейпу.
— Я спрашиваю — Блэк, твой кузен, этот паршивый мерзавец, здесь, с вами? Его посадили за решётку, заперли, его стерегут дементоры?
Внезапно появившихся в глазах Снейпа недобрых, опасных искр испугалась даже сама Лестрейндж.
— Отвечай, Беллатрис! — огрызнулся Снейп, неуловимо быстрым движением скользнув рукой между прутьями и сжав пальцы на горле женщины. — Где он? Я хочу видеть его, своими глазами!
— Он в подземельях, — сглотнув, хрипло выдавила Беллатрис, глядя на Снейпа из-под полуприкрытых тяжёлых век. — Он уже давно здесь, и я не удивлюсь, если он сошёл с ума. Я видела его всего несколько секунд, когда меня вели сюда. Можешь пойти и полюбоваться на него.
Снейп медленно отпустил её и отстранился, не сводя с неё взгляда. Женщина дышала тяжело и часто, как загнанный зверь.
— До встречи, Беллатрис. Ещё увидимся. Обещаю, — негромко произнёс он, рывком запахнул мантию и ушёл прочь от неё по коридору. Неподвижно прижимаясь к решётке, Беллатрис проводила его лишь мёртвым взглядом.
Первые несколько секунд они лишь смотрели друг другу в глаза.
Никогда человеческий взгляд не выражал столько, сколько этот.
Никогда не было в нём больше ликующего, злорадного, торжествующего презрения и не менее яркой, яростной, непримиримой ненависти.
— Ты, — только и сказал Блэк, хрипло, почти неслышно, словно давным-давно разучился говорить.
Они снова замолчали. Была почти видна, почти ощутима в воздухе рывком, до предела натянувшая между ними непримиримая ненависть.
— Ну что, нравится здесь? — мягко произнёс Снейп. — Азкабан давно тосковал по тебе, Блэк... Удивляюсь, как дементоры ещё не расцеловали тебя от радости...
Блэк волком взглянул на него из-за длинных, спутанных волос, падающих на худое лицо.
— Я выйду. И убью тебя.
Снейп усмехнулся.
— И ты, Блэк. Помнится, я уже говорил тебе, чтобы ты не загадывал наперёд того, чего не знаешь. И, как видишь, я оказался прав...
— Я выйду, — повторил Блэк тем же глухим, уверенным голосом, что и Беллатрис. Он почти не говорил, даже не двинулся с тех пор, как увидел Снейпа, только не мограя смотрел на него своими дикими, волчьими глазами. И этот взгляд говорил всё.
— Что ж, не хочется тебя разочаровывать, Блэк, но если ты забыл, до конца твоего пожизненного срока, к сожалению, ещё довольно далеко... а если ты намереваешься сбежать, то хочу напомнить, что тюрьма Азкабан находится на острове, а остров, к твоему сведению, это такая часть суши, которая со всех сторон окружена водой, в данном случае морем, — Снейп каждое слово произносил с невероятным наслаждением, — К тому же, я думаю, ты уже довольно близко познакомился с местной охраной, хотя и не так близко, конечно, как мне хотелось бы...
— Я выйду, Снейп, — повторил Блэк, словно и не слышав его.
— Ты всегда отличался таким поразительным красноречием, или я что-то подзабыл? — прищурившись, сказал Снейп.
Блэк молча смотрел на него. Несколько секунд тишины.
— А знаешь, я надеялся на более тёплый приём, — Снейп медленно двинулся вдоль решётки, будто невзначай перебирая пальцами по чёрным прутьям, словно дразня зверя в клетке. Неподвижный, Блэк лишь следил за ним ненавидящим взглядом. — К тебе было довольно трудно попасть в гости, знаешь ли... Ах, вся эта охрана... — рассеянно, шёлково вздохнул он. Блэк только что не рычал для завершения сходства с волкодавом. — Слава Люциферу, мне не пришлось прикидываться твоим родственником, чтобы попасть сюда, — у меня есть менее позорные связи в Министерстве...
— Меня, конечно, называли предателем, но от тебя это услышать я ожидал меньше всего. Спасибо, Блэк, ты меня удивил.
— Они доберутся до тебя, — оскалившись, прохрипел Блэк.
— Боюсь, твои представления о ситуации слегка устарели, — притворно вздохнул Снейп, — я теперь среди... вас.
Блэк молча смотрел на него.
— Да, Блэк... — с удовольствием произнося слова, Снейп приподнял брови и полузакрыл глаза, напоминая довольного кота, — Я среди вас, сижу себе в Хогвартсе, никого не трогаю... почти... и почему-то мне кажется, что ты предпочёл бы, чтобы я не был предателем, или я не прав?.. Да, я ушёл от Тёмного Лорда — вовремя, как считаешь? — пришёл к Дамблдору, и Дамблдор принял меня, — это правда. Но ты не учёл одного... и меня это вполне устраивает, — он улыбнулся.
— Эти игры тебе просто так не пройдут, Снейп, — так же ровно, глухо, безразлично прохрипел Блэк.
— Ну... — Снейп изобразил серьёзную задумчивость над высказанной фразой, — знаешь, пока проходили. И я не вижу причины, по которой они не должны с тем же успехом проходить мне дальше... К тому же, я ещё раз советую тебе не говорить с такой уверенностью о том, чего не знаешь.
— Ты мразь, — равнодушно сказал Блэк.
— Я знаю, — так же равнодушно ответил Снейп.
Несколько минут они молчали.
— Что ж, приятно было повидаться...
— Надеюсь, мы нескоро увидимся, — с ненавистью, сквозь зубы произнёс Блэк.
— Надеюсь, мы вообще не увидимся, — мягко поправил Снейп. — До встречи.
Блэк проводил его ненавидящим взглядом.
* * *
Эта встреча не шла у него из головы. Смутно и в то же время удивительно остро он понимал, что она что-то изменила в нём. Только вот что именно?..
Он не мог сдержать улыбки, игравшей на его губах с тех самых пор, как он покинул камеру Блэка. Луна как-то хитро подмигнула ему из окна. И он понял.
Очень скоро понял.
Он был пьян сладостью последнего глотка своей мести, — сладостью, которую он успел забыть за привычной горечью и потому воспринял в два раза острее. Сладостью последних капель, остававшихся на самом дне — самых сладких. И это был хмель, который теперь уже никогда не пройдёт окончательно. Который что-то отравил в нём, разорвал какую-то тонкую струнку... Только вот какую именно?..
Странно, но его уже не трогала недавняя встреча с Люстикой. Не вызывало привычного болезненно-сладкого трепета воспоминание о Нарциссе... Не вызывало фантастической дрожи какой-то струнки в нём — не той ли самой?..
Да, всё затмило невероятное, дикое, бесстыдно-радостное торжество... — и вот он, вот он был тот сладкий яд последних капель мести, вытравивший в нём эту самую тонкую струнку... вытравивший пугающе навсегда.
Глава 2.
Луна — верная подруга оборотней, — с улыбкой любовалась на себя в окне Астрономической башни. Ласковые дымчатые тени сонно шевелились в её серебристом отражении. Его шагов не было слышно, как шагов крадущейся кошки. Снейп наступал на эти разбитые тени витражей с каким-то удовольствием, — ночь, весь Хогвартс должен спать, студенты заперты у себя в спальнях, а он ходит по замку. Позволяет себе то, что уже когда-то делал, но на что тогда не имел права. А теперь он получал наслаждение от того, что может то, чего не могут другие студенты. Потому что он — уже преподаватель...
— Эй, ну что вы как будто не... не...... не.........
Он всё понял как-то сразу, медленно начав оборачиваться назад и даже забыв про своё лицо, которое замерло в своём последнем выражении. Только взгляд изменился — наполнившись химически чистым ужасом.
Снейп молча стоял за его спиной, сложив руки на груди и наслаждаясь произведённым эффектом.
Луис Тейлор так и повернулся к нему, стоя на парте, которая служила кафедрой для его обращённой к Хаффлпаффу и Рэйвенкло пламенной речи.
— Вы всё сказали, мистер Тейлор? — вежливо поинтересовался Снейп. — Я не помешаю, если скажу, что урок начался минуту назад?
— А-аэ... профессор... простите, я-а... не слышал, как Вы вошли... — Луис лихорадочно думал, как бы слезть с парты с наибольшим приличием. И, не находя этого способа, стоял, каким-то образом умудряясь смотреть на Снейпа снизу вверх и сгорая со стыда.
— Неудивительно, — чуть заметно приподняв бровь, спокойно произнёс Снейп.
Тейлор залился краской.
Навалилась ещё одна тишина, вдвое тягостнее и неуклюжее предыдущей. Ученики сидели в гробовом молчании. Хаффлпаффец на парте явно больше всего на свете хотел провалиться под землю, хотя и так находился в подземелье. Снейп же от происходящего получал невероятное удовольствие.
— Будь я более строгим учителем, — шёлково начал он, — я бы повёл Вас к директору, мистер Тейлор. Но я всего лишь назначаю Вам наказание... дайте подумать... в десять часов в эту субботу, — взгляд Луиса до краёв наполнился ужасом — в это время в субботу он, капитан команды по квиддичу, должен был играть финальный матч со Слизерином, — а также снимаю с Хаффлпаффа пятьдесят очков, и можете благодарить небо, что не сто пятьдесят. А теперь будьте добры слезть с парты, так как вы загораживаете доску сидящим сзади.
Убитый парень неловко сполз с парты и сел на своё место, весь красный и, казалось, больше не в силах поднять глаз.
Снейп коротко взмахнул палочкой, и доска покорно повернулась, явив тонкую белую надпись "Оборотное зелье".
— Кто знает, какое действие оно оказывает? — как всегда равнодушно спросил Снейп, блестяще делая вид, что напрочь забыл о Тейлоре и одновременно боковым зрением с удовольствием ловя его горящий ненавистью взгляд.
Поднялось несколько рук. Его это всегда забавляло. Вернее, больше всего его забавляло ошарашенное выражение лиц тех, кто рук не поднимал и потому с облегчением смотрел на желающих, когда он неожиданно спрашивал именно их.
— Нортон?
Нортон подскочил на стуле, торопливо встал, только тогда понял, что не знает, что сказать. И замолчал.
— Вы хотите, чтобы я повторил вопрос? — хладнокровно поинтересовался Снейп.
— Э-э... да... то есть, нет... — кто-то с задней парты ожесточённо шептал ему.
— Не напрягайтесь так, — мягко произнёс Снейп, — Я понимаю, как Вам трудно одновременно говорить и слушать. Минус десять баллов Хаффлпаффу, Льюис, — задняя парта тут же затихла. — Что ж, я так понимаю, Вы даже не потрудились прочитать заданный параграф, мистер Нортон?
Тот потупился. Снейп мысленно представил все пятнадцать страниц параграфа об Оборотном зелье и удовлетворённо улыбнулся, тоже мысленно.
— Мисс Шелл, — коротко бросил он, словно забыв сказать Нортону, чтобы тот сел.
Наоми Шелл — шестикурсница Рэйвенкло, — медленно поднялась со стула, рассеянно отводя с лица прядь длинных рыжих волос и чуть нагнувшись, спешно дочитывала раскрытую на парте книгу.
— Простите, мисс Шелл, но я предполагал, что параграф вы будете читать дома, — не в первый раз Снейп заметил, что не хочет, чтобы она поднимала свои ярко-зелёные глаза.
— Извините, профессор, — подняла-таки прямо на него свой ведьмин взгляд цвета ревности; и Снейп вдруг словно натолкнулся на что-то твёрдое, — Итак, Оборотное зелье способно временно превратить одного человека в другого при условии, что в состав будет добавлена частица того, в кого нужно обратиться, иначе донора. Без дополнительного приёма зелье действует один час. При изготовлении не следует забывать, что зелье относится к сильнодействующим, занесено в соответствующий регистр, и его применение контролируется Министерством.
Смотрит на него вроде и невинно, а тигриные её глаза смеются какими-то изумрудными смешинками, какими-то... уж явно не так должна шестнадцатилетняя студентка смотреть на своего двадцатичетырёхлетнего преподавателя.
— Садитесь, — произнёс он и отвернулся к классу. Краем глаз уловил её тончайшую лукавую улыбку. — Я даже не буду спрашивать у вас состав зелья, — тоном, очень ясно подразумевавшим "потому что понимаю всю бесполезность этой деятельности", — так как он, к сожалению, написан у вас в учебнике, — вдруг бросился в память один экземпляр такой же книги "Зельеварение. Продвинутый Курс", как лежавшие на партах, и что-то дрогнуло внутри... — Но надеюсь, я не должен пояснять, что к концу урока у меня на столе должны быть образцы ваших зелий. Приступайте.
Он одним движением опрокинул песочные часы, одновременно случайно (а, может, и нарочно?..) перехватив быстрый насмешливый взгляд из класса.
Следующий учебный год. Студенты выходят из его класса с ювелирно точным соотношением скорости и вежливости. Были бы они так же точны в выполнении задания... Снейп обвёл взглядом ряд колб на своём столе и про себя прикинул, какого же цвета здесь нет. Но по крайней мере два зелья были цвета голубиной крови, как и требовалось.
Шорох в классе привлёк его внимание. Три девушки ещё собирали сумки. Снейп демонстративно направился к двери, на ходу доставая палочку, — чтобы они поторопились, — когда боковое зрение пощекотало самые кончики нервов слишком хорошо знакомой чёрной сумкой, синим с бронзой длинным шарфом и длинными, ниже талии рыжими волосами. Непривычно-длинными. *Не так* длинными...
Сёстры Фиэрн испуганно, как две пташки, выпорхнули мимо него из класса, Шелл же шла, как всегда, убийственно-неторопливо.
— Профессор Снейп, — он чуть не вздрогнул, обернулся. — Я хочу вас... — сделала крохотнейшую паузу, подождала эффекта, — ...спросить.
— Только быстро, — холодно-равнодушно ответил он.
Наоми снова усмехнулась своими берилловыми глазами, неторопливо достала из сумки пергамент с сочинением по Защите от Тёмных Искусств, разгладила его на преподавательском столе, небрежно оперлась локотками о край.
— Я по поводу вот этого противоядия, — непринуждённо мурлыкнула она, Снейп невольно приблизился, уткнувшись взглядом в розовый коготок, которым она показывала на одну из витых чернильных строчек на пергаменте.
— Безоар, — безупречно-ровным тоном констатировал факт Снейп, в то время как все ощущения как-то опасно щекотал тонкий-тонкий аромат её духов.
— Это камень, верно? — Шелл вскинула на него глаза, он не отвёл взгляд — равнодушный, привычно чуть раздражённый.
— По моим сведениям, по крайней мере вчера это был камень, — невозмутимым тоном произнёс Снейп. Девушка медленно усмехнулась. Вдруг что-то промелькнуло в её глазах, так что Снейп вдруг сразу понял, что... не только за сочинением она осталась.
— А сегодня что же? — хихикнула Наоми, приподнимаясь и с тигриной своей грацией прислонившись к краю стола. Разумеется, не сводя с него взгляда.
Снейп промолчал. Глядя ей в глаза. Зелёные, как изумруды, как у бирманской кошки, как у...
Что-то ещё медленно прояснилось в памяти. Красивая светловолосая девушка, так же осторожно приближавшаяся к нему и так же хотевшая... чего же...
Он чуть сосредоточился. На её глазах. Непростое искусство, к тому же без произношения заклинания...
«Легиллименс», — тихо сказал он про себя.
И вдруг вполне отчётливо понял, что почти буквально натолкнулся на что-то твёрдое. Она блокировала его.
Быть того не может.
«Легиллименс», — осторожно повторил он.
Блокировала. Тоже мысленно. И глаза — смеются, едва ли не хохочут.
— Профессор... — начала она голосом, живо напоминавшим мурлыканье невероятно довольной кошки, и неуловимо сократила расстояние между ними на сантиметр, — я давно хотела Вам сказать...
— Вряд ли давно, — перебил Снейп, нервно отстраняясь. — Я преподаю у вас всего год...
— Два, — согласился Снейп, — И всё же я... мисс Шелл... Наоми, нет!!! — девушка незаметно прижалась к нему почти вплотную, едва коснувшись кончиками пальцев мантии на его груди. Он схватил её за руку и резко оттолкнул её. Это вырвалось помимо воли. И её имя, и всё...
— Я... — прерываясь, начала было Наоми.
— Не надо, — раздражённо отрезал Снейп, нервно запахнув мантию на груди. — Идите.
Она посмотрела на него так, что он физически почувствовал её взгляд — две острые, колючие, изумрудные иглы. Что-то тронуло её яркие губы, тронуло, замерло, задрожало, она резко развернулась и стремительно вышла.
Он отчаянно упал на стул. Не так. Как всегда — *не так*... И — как всегда — больно.
* * *
— Здравствуй.
— Здравствуй.
Не меньше десяти секунд молча смотрели друг на друга.
— Ждёшь, пока я предложу тебе войти?
— Я ведь всё равно войду.
— Входи.
Люциус посторонился. Снейп вошёл.
— Нарцисса дома, — совершенно невольно произнёс он, увидев два недопитых бокала на столе.
— Зачем ты пришёл? — ледяным тоном произнёс Люциус, убирая бокалы. Снейп посмотрел ему в спину, на белые распущенные волосы, разбросанные по тёмно-красному бархату халата.
— А я думал, ты отучишься пить всякую дрянь после того, как…
— Хватит! — Люциус выхватил бутылку у него из рук. Его серые глаза засветились колючими огоньками. — Ты наглая, бесцеремонная, бессовестная мразь…
— Ах, кто бы говорил?.. — чуть прищурившись, негромко произнёс Снейп.
Люциус молчал, тяжело дыша, с горящими глазами. Но он уже умел сдерживать себя. Он всегда умел сдерживать себя. Он был Малфоем.
— Я должен был подлить тебе вот это, — неожиданно сказал Снейп, доставая из кармана мантии крошечный флакончик с кристально-чистой жидкостью, — и узнать, где прячутся твои несравненные друзья Фенрир и Амикус. Но я думаю, ты скажешь мне это и без глупых формальностей?
Левая бровь Люциуса едва заметно двинулась.
Снейп подождал, с нечитаемым выражением лица.
— Северус, это самая наглая из наглостей, которые я когда-либо слышал.
Снейп криво улыбнулся.
— А это самая лживая ложь из всех, что я слышал от тебя. Не будем тянуть время. Я же знаю, что тебе плевать на них. Тебе, конечно, плевать и на меня, но я ещё могу оказаться тебе полезным.
— Тебе не надоело? — Люциус повернулся, будто бы для того, чтобы поставить в стеклянный шкафчик стоявшую на столе бутылку, которую он до этого судорожно душил. Но Снейп знал, что он скрывает невольную улыбку.
— Мне чертовски надоело всё, что я делаю уже пять лет, Люциус. Но всё же я предпочитаю своё нынешнее положение положению… Мальсибера, например.
Малфой замер и вдруг тихо, беззвучно рассмеялся.
— А он жив, Северус, — ужасно довольным тоном сообщил Люциус, плюхаясь в роскошное кресло напротив Снейпа.
Снейп остался стоять.
— Мальсибер жив? — медленно повторил он.
— Ты, наверное, и об этом расскажешь Дамблдору, да, Северус? — улыбнулся Малфой. — Натан живее всех живых. Неужели ты действительно думаешь, что из Азкабана нельзя сбежать? Северус, я готов обвинять тебя в чём угодно, но только не в наивности, не разочаровывай меня…
— Дьявол! — неожиданно рыкнул Снейп, ударив кулаком по спинке кресла рядом с собой.
— А-а, знаю, у него всегда был зуб на тебя, да, дружище? Боишься, как бы он не разболтал кому-нибудь вашу с Тёмным Лордом интимную беседу перед тем, как…
— Замолчи! — рявкнул Снейп и резко отошёл к окну. Тонкие пальцы побелели, вцепившись в мрамор подоконника. — Где он сейчас? — не оборачиваясь, спросил он.
— Мальсибер? — невинным тоном переспросил Люциус. Снейп промолчал. — Северус, ты забыл, что старина Натан анимаг? Пойдёшь искать ворона в небе? Не думаю, что преимущества на твоей стороне. Не пытайся его найти. К тому же, он сейчас невменяем. И узнав, что ты жив, не посмотрит на это.
— Он что, тоже думает, что я мёртв? — всё так же глядя в окно, произнёс Снейп.
— Да-а… — протянул Люциус. — Мы не оправдали его надежд. Знаешь, нам ведь давно стоило тебя убить…
— Знаю, — безразлично ответил Снейп. — Вы и моих надежд не оправдали. Очень уж долго приходится объяснять знаменитым Пожирателям Смерти, что ты на их стороне…
— Ах, не обобщай.
— Ах, иди к дьяволу.
Они замочали.
— Так где Фенрир и Амикус? — неожиданно развернувшись, сказал Снейп.
— Какой настойчивый, — усмехнулся Люциус.
— Где? — вкрадчиво повторил Снейп.
— Вам всё равно их не найти…
— Где?..
— Особенно…
— Где?!
Люциус помолчал, несколько секунд, прищурившись, глядя на Снейпа своими отливающими голубизной глазами.
— Фенрир скрывается на севере, в горах над Ньюкаслом. Местные жители распустили слухи о духе гор, который спускается в обличье волка и забирает у них детей. Ты ведь знаешь, как старина Сероспин любит детей… — едва уловимым движением Люциус облизнул губы. Снейп сдержал дрожь. — Его невозможно сдержать — он ведь зверь… он даже в человеческом обличье зверь. Не думаю, что Дамблдор даже с ватагой авроров сможет изловить такую тварь, как этот старый кобель. А Амикус, кажется, сейчас где-то под Девонширом. Если Макнейр не лжёт, он видел его на той неделе — должен был привести в исполнение приговор над одним драконом… Ты ведь помнишь, как Макнейр…
— Довольно, — оборвал его Снейп. — Моё дело — доставить информацию.
— Ну-у… только не говори, что если дедушка Дамблдор скажет тебе лично убить Амикуса, ты его не убьёшь.
— Мне ведь так же плевать на него, как и тебе, Люциус, — странно блестящими глазами взглянув на Малфоя, произнёс Снейп. — Ладно, мне пора.
— Уйдёшь, не попрощавшись?
— С твоими домовыми эльфами?
— С моим сыном, — довольно прохладно ответил Люциус. Снейп обернулся.
На последней ступеньке лестницы, держась рукой малолетнего аристократа за лакированное дерево перил, стоял Малфой-младший. Огромные серые глаза неподвижно смотрели на Снейпа. Лицо ничего не выражало. Видимо, пока он не знал, как относится к гостю отец, он не собирался предпринимать решительно никаких действий.
— Это дядя Северус, Драко, — сплетя из иронии и сарказма филигранно-серьёзный тон, представил его Люциус. Драко сдержанно кивнул. Но чуть заметная улыбка тронула тонкие острые черты его лица.
— Сколько ему? — неприветливо оглядывая мальчика, спросил Снейп.
— Шесть, — ответил Люциус.
— Я уже знаю «Алохомору», — с достоинством сообщил Драко, как маггловские дети считают нужным оповестить незнакомого человека о том, что они умеют считать до десяти.
— Мои поздравления, — ответил Снейп. — Люциус, научи его лучше Портус Дискретум. Зачем чистокровному Малфою открывать двери, если можно пройти сквозь них?..
— Попозже, Северус. Я думаю, у него ещё всё впереди.
— О. Разумеется.
И, не попрощавшись, он набросил на голову капюшон чёрной дорожной мантии и вышел за дверь.
* * *
Малфой всегда был прав. Ни Дамблдору с его приспешниками, ни аврорам не удалось найти ни Фенрира, ни Амикуса. Лично Снейпа это не волновало. К тому же он знал, чем могла бы закончиться эта встреча, если бы она состоялась... Он же просто незаметно завязал ещё один узелок на тонкой ниточке доверия Дамблдора. И единственным, чего он сейчас боялся, было то, как бы один чёрный ворон не перервал эту нить ко всем чертям.
Мальсибер долгое время ходил в любимцах у Тёмного Лорда. И когда Снейп занял его место, он не смог этого простить. Сейчас, если Натан доберётся до Дамблдора, он сможет доказать вину Снейпа. И ещё как сможет!.. Слишком много компромата скопилось у всех Пожирателей друг на друга. А потому они предпочитали молчать об этом. В личных же интересах.
Снейп рассеянно водил пером по пергаменту, запустив пальцы другой руки в волосы. И вдруг, не меняя позы, словно неожиданно приняв какое-то решение, начал что-то быстро писать своим мелким, рваным почерком.
...Перед последней строчкой он задумался. А потом вывел
«Августус.»
Он не откажется от встречи с Руквудом. Снейп свернул письмо и вышел из кабинета, распахнув дверь, только чёрная мантия рванулась за спиной.
Было уже темно. Запретный Лес зловеще нашёптывал змеиную колыбельную своим спутанным чёрным недрам. Шумно захрапел фестрал. В павшую листву приглушённо ударило копыто кентавра. Снейп прислонился к стволу огромной сосны. С верхних веток чутко вспорхнули невидимые летучие мыши. Он должен был сделать это. Ему плевать на остальных. Пока Хозяин не с ними — они как стая без вожака, будут грызться даже друг с другом, если так будет нужно. А пока...
Где-то вверху хлопнули крылья. Снейп не вздрогнул. Резко, бесшумно, змеёй вскинул голову. Дрогнула и закачалась сосновая лапа. Шорох перьев и тихое, почти нежное горловое «Аррр...»
— Натан, — шепнул Снейп. Шёпотом. Шёпот не различим в темноте. Он — Августус Руквуд.
— Арр... — вспорхнули чёрные перья, качнулась ветка, соскользнула тёмная тень. И выступила из темноты высоким худым силуэтом.
— Август... — глядя во мрак, хрипло, с надеждой позвал Мальсибер.
— Иди сюда, — шепнул Снейп и отступил на шаг от ствола.
— Августус, — заволновался Мальсибер и шагнул навстречу, бегая глазами по темноте.
— Я здесь, — шепнул Снейп, доставая палочку. «Мне вовсе не жаль», — сам, за него подумал внутренний голос.
— Я тебя не вижу... где ты?.. хэй... — Мальсибер шагнул, как слепой, нерешительно вытянув руку.
— Вы увидитесь, Натан, — негромко произнёс Снейп. Мальсибер изменился в лице, побледнел, судорожно сглотнул, а его глаза переполнились липким животным страхом, — На том свете мы все увидимся.
И поднял палочку.
Даже луна не увидела, что произошло.
Когда он вернулся, даже руки не дрожали. Он убивал, и убивал не раз... Но теперь он убил не ради ЭТОГО. Теперь он убил ради себя. Он выиграл время. Ему нужна была эта смерть. Иначе... что ж, можешь не прощать меня, Натан. Я ведь не прошу прощения.
Роса оставила на подоле мантии тёмно-чёрный блестящий след. Снейп провёл побелевшей рукой по холодному, влажному блеску. «Откуда это, Северус?» «Я ходил гулять, директор...» Он чуть слышно рыкнул и сорвал мантию с вешалки. Всё равно этой ночью ему не уснуть.
* * *
А потом ему дали первый курс. И никакое заклятие, никакой яд, ничьи когти не смогли бы причинить ему большей боли, чем сидящая на первой парте девчушка из Гриффиндора — с наивно распахнутыми голубыми глазёнками, губками бантиком и коротенькими смешными косичками...
Делайла Фрейзер. Племянница... нет, это имя слишком многое вызывало в памяти, как неосторожное движение в прозрачной воде с песком на дне. Её нет, её, быстро, мимолётно навестившей брата и родителей и снова исчезнувшей где-то в Испании. Она наверняка забыла о нём... Лорд, как же глупо он выглядел бы, если бы действительно подошёл к ней тогда, в лондонской электричке!.. Что, если бы она холодно посмотрела на него своими голубыми глазами и произнесла «Мы незнакомы»?.. Он всегда боялся этого... всегда. Того, что о нём забудут, а он не сможет...
Она снова исчезла и оставила после себя только это маленькое, живое воспоминание, режущее по глазам и нервам каждый раз, как он взглядывал на него. А Делайла непоседливо оборачивалась к соседкам, болтала ножками под партой, смеялась серебристыми колокольчиками и лучилась своими голубыми глазами. А он холодно складывал руки на груди и равнодушно произносил «Мисс Фрейзер, Вы давно не виделись с мисс Лоуренс? Я могу обеспечить Вам два часа исключительно в обществе друг друга сегодня после уроков в моём кабинете...» или «Если Вы сейчас же не успокоитесь, я сниму с Гриффиндора двадцать баллов». И снимал...
* * *
А потом он лежал воскресным утром на кровати, закинув руки за голову и глядя в потолок. Потолок был каменным, потрескавшимся и неровным. Но потолок его не интересовал. Чёрные, пронзительные глаза были неподвижны. Шесть лет здесь, в засаде, в своём уютном, укромном логове на самой вершине дремлющего вулкана. Положение, которого не каждому пожелаешь. Но он привык. Новая маска срослась с ним так же, как когда-то ненависть — без неё он будет чувствовать себя обнажённым, потерянным. Сколько их, сидящих в Азкабане? Сколько их, сбежавших и погибших? Сколько их, «оправданных»? Как Люциус... Деньги. Власть. У него ничего этого нет. И именно поэтому его нынешнее блестящее положение — лишь хрупкая, тонко-хрустальная видимость. Дьявол, как же он хотел, чтобы всё это поскорее закончилось! Лорд должен вернуться! Этот мальчишка не мог, не мог его уничтожить! И он, Северус Снейп, просто не мог стараться зря...
Почему Дамблдор не даёт ему должность учителя по Защите от Тёмных Искусств? Ещё одно... Снейп повернулся в кровати, уставился взглядом в высокое узкое окно, за которым поспешно отряхивался перед утром от чёрной росы и ночной крови белый от инея Запретный Лес. Ведь он говорит, что доверяет... Неужели так просто... так просто доверяет... Снейп не понимал. Не мог понять. Он привык всюду видеть глубину. Грани. Какую-то скрытую причину. Подводный камень. Маску. Но так, как Дамблдор — действительно, искренне доверять... Этого не могло быть. И его отказ от предоставления Снейпу поста учителя по Защите — одно из доказательств этого. Если бы...
Он вздохнул. Рассеянно провёл кончиком пальца по подушке. Ведь когда-нибудь он добьётся этого. Так же, как и когда-нибудь все эти годы будут оправданы. Но когда же, чёрт подери, когда, и как долго ещё оставалось ждать?!..
Он не знал. Он многого не знал, а это всегда злило его.
...Когда он последним движением поправил воротник мантии и отбросил волосы с лица, Запретный Лес за окном стал ясным, ювелирной работы из янтарного на солнце снега. Что происходило в его непроходимых глубинах этой морозной лунной ночью? Скольких единорогов больше нет? Кого убило упавшей сосной? О чём так пронзительно в последний раз взвизгнул фестрал, и кого задрали голодные вампиры?..
А Лес молчал в ответ и словно лукаво улыбался, довольно слизывая с губ чью-то холодную кровь.
Снейпа передёрнуло. Он вышел и захлопнул за собой дверь.
* * *
«Здравствуй, Северус.
Я знаю, как ты относишься ко мне после э т о г о, но я думаю, ты понимаешь, КАК может быть дорога собственная жизнь, верно? Только не повторяй со мной того, что ты сделал с Натаном. Я хочу увидеться с тобой прямо сейчас. Я знаю, что ты уже получил это письмо. Вчера в Азкабане умер Ивэн. Я использовал это и сумел уладить всё так, что и Натана считают умершим в камере. А ведь ты зря это сделал... Но я всё объясню тебе при встрече.
Ты знаешь, где.
Игорь».
Что бы Каркаров ни сказал, он не зря убил Мальсибера... Но это его личное дело. И обвинять его ещё хватает наглости у Игоря, едва ли не отправившего его самого, Снейпа, в Азкабан. Надо было, конечно, убить и его... Но не стоит торопиться с лишними шагами. К тому же Каркаров один из тех немногих, кто ещё остался на свободе. Их — лучше не трогать без крайней необходимости. В конце концов, они все вне закона, и все на одном краю... Стоило уважать заслуги таких же изворотливых, как он. Какими бы сволочами они ни были... Какой бы сволочью ни был он сам...
Снейп быстро огляделся чёрным, острым взглядом, неуловимым движением скомкал письмо, резко встал и уже собрался было бросить пергамент в камин. Но вдруг передумал, кинул его на каминную полку и с движением палочки негромко произнёс «Эванеско». Надёжнее. Он плотнее запахнул мантию и вышел из кабинета.
В коридорах замка царило шумное безобразие. В ровных, светлых, золотисто-рыжих бликах настенных факелов и свечей чуть подрагивали тенями желтоватые кирпичи каменных стен между глухо-пыльными, красно-плоскими гобеленами. Ученики шныряли едва ли не под ногами, в джинсах, свитерах, кофточках... Из готических окон сквозь витражи лилась прозрачная, морозящая свежесть ранней весны. Пасхальные каникулы. Ну и бред. Стоило делать из Пасхи праздник, равно как и из Рождества...
Бога не было. А если и был, то умер, когда Снейп родился, и он просто его не застал... Миссис Стокман, их желчная, сухая и строгая учительница ещё в начальной школе, считала своим долгом водить детей в церковь каждое воскресенье. Она словно старая гусыня вела их за собой неровной цепочкой, и где-то в ней был он, Снейп, маленький, нездорово-бледный мальчонка в заношенной, отвратительной школьной форме. На улице было серо и пасмурно, колючий ветер хлестал по лицу, мокрые ржавые листья липли к ботинкам. А в церкви было светло и красиво, и никто словно не знал, что за окнами есть какой-то другой мир, в котором не верят в какого-то бога... И отвратительные белобрысые херувимчики, рядами стоявшие на хорах, тоненько тянули что-то прекрасно-возвышенное. Миссис Стокман умилялась и подталкивала учеников ближе к поющим, чтобы и они прониклись. А один раз и Северуса вытолкнули в первый ряд, и он увидел, как всё это на самом деле искусственно и нестерпимо пошло: кто-то из херувимчиков на верхнем ряду потихоньку дёргал за косичку соседку, картинные локоны другого, оказывается, были тщательно обесцвечены и завиты, у ангельски-невинного ребёнка со страдальческими глазами руки чуть ниже запястий были в красных рубцах — следах школьного наказания за неаккуратный почерк... Но они вместе, одинаково пищали что-то неземное, и все, кто был в церкви, вместе, одинаково умилялись... А потом какая-то старушка с ясными, лучистыми глазами подошла к их классу, с доброй, безоблачной улыбкой протянула каждому по карамельке, погладила по голове Малькольма Честеральфа и пропела: «Дети — ангелы Божии. Ангелы... ангелы...» И, покачав трясущейся старческой головой, развернулась и пошла, что-то напевая себе под нос. И она не знала, что эти самые ангелы только сегодня в школе бросали бумажки в молоденькую и робкую учительницу биологии, топали ногами, кричали, обливали холодной водой Эсмерику Линдберг перед экскурсией, после чего она заболела и целый месяц не ходила в школу, а тот самый Честеральф, которого она гладила по голове, исподтишка выстрелил из рогатки в Снейпа и попал ему камнем в лицо...
С тех самых пор он не верил в бога. Бога не было. Это он был, он, Северус Снейп, и он был сам за себя. А какого-то неизвестного, бесчувственного, чужого бога — не было...
Он не заметил, как спустился по Большой Лестнице, сняв с Хаффлпаффа двадцать очков за то, что первокурсник Седрик Диггори скатывался по перилам и едва не сбил Снейпа с ног. Сын своего отца... Он толкнул бледной рукой тёмное дерево одной из створок огромных входных дверей, та послушно скрипнула, приоткрывшись в небольшую щель. И Снейп выскользнул в свежий, ясный, холодящий ещё вовсе не весенним ветром двор.
А за аппарационным барьером он незаметно исчез.
Каркаров вздрогнул и поспешно повернулся от окна.
— Я... я просто думал, ты...
— На метле прилечу, — иронично склонив голову, сказал Снейп.
Каркаров угодливо, нервно хихикнул, смял в дрожащих руках край мантии. Снейп чувствовал, как тот его боялся. От него веяло тем же липким, животным страхом, как и от Мальсибера за секунду до...
— Так что тебе было нужно от Натана? — вдруг резко спросил Снейп.
— Я... понимаешь, Северус... — его глаза бегали, — это я помог ему бежать и-и...
— Для чего? — оборвал его Снейп.
— Он сначала не соглашался на это, поэтому я... ты должен понять...
— Для чего? — вкрадчиво повторил Снейп.
— Пойми, Северус, мне пришлось, но... он не был...
— Зачем?! — отрезал он, раздражённо ударив ладонью по столу.
Игорь вздрогнул, неловко улыбнулся и вдруг решительно, тихо, совершенно без запинок заговорил:
— Люциус сообщил мне, что знает, где скрывается Хозяин, — Снейп судорожно сглотнул, по спине побежали капельки дрожи, сердце ударилось в кровь... — Это далёкая глушь Албании... Я подумал, что Натан сможет добраться туда первым. Ты ведь знаешь — он анимаг... Слишком тёмные слухи поползли по округе этого леса, и особенно крысы... но это не важно. Натан не соглашался. Я думаю, всё дело было в том, что я просил его лишь найти Хозяина и сообщить мне, а я бы помог ему и тогда... — его глаза алчно заблестели. Справившись с дыханием, он продолжил, — но Натан обвинял меня... он забыл, что это я помог ему бежать... Я наложил на него заклятие Империус, — опустив тон, ещё лихорадочнее зашептал Каркаров. — Отправил его в Албанию. Но ты испортил весь план. Ты послал ему это письмо. Ты знал, что можно сыграть на его привязанности к Руквуду. Ты убил его, а ведь он был для тебя безобиден. Ты уничтожил наш шанс быстро найти Хозяина...
— Ты хотел сказать — твой шанс? — тихо перебил его Снейп, презрительно прищурившись.
Губы Каркарова неприязненно дрогнули.
— Северус, я хочу его возвращения не меньше, чем ты...
— ...А откуда ты знаешь, как Я хочу его возвращения? — не меняя тона, произнёс Снейп.
Каркаров быстро, прерывисто вздохнул.
— Северус, давай сейчас не будем об этом, — торопливо заговорил он, — Всё дело в том, что Хозяин жив, — Снейп издал неопределённый смешок, — и он сейчас в лесах Албании. Нам уже почти всем известно об этом. Те, кто сидят в Азкабане, — ...«благодаря тебе», тихо, сквозь зубы вставил Снейп, — конечно, ещё не знают... Но они сейчас бессильны. Поэтому вся надежда на нас, и...
— Ты лично пойдёшь на поиски Хозяина? — вкрадчиво заговорил Снейп. — Лично объяснишь ему, почему мы семь лет не делали ничего, чтобы найти его, и почему мы семь лет так старательно отрицали свою связь с ним? Лично ты? Лично Люциус? Или, может быть, Макнейр? Фенрир? Поможете ему возродиться? Вернуться во плоти? Ты знаешь, что для этого нужно? «Кость отца, плоть слуги и кровь врага» — тебе ни о чём не говорит? Игорь, *не вам* идти за ним...
— Тогда, может быть, тебе? — злобно прошипел Каркаров.
— У меня своя работа, Игорь, — спокойно ответил Снейп. — Разрешишь не посвящать тебя в подробности?
— Но я думал, что мы...
— Ах, ты думал? Ну так раз ты умеешь думать, придумай что-нибудь поумнее, чем искать в глухом лесу какую-то особенную крысу и бросаться перед ней на колени с клятвами в верности. До свидания. То, что лично ты бездельничаешь, ещё не означает, что и все остальные занимаются тем же.
— Я директор школы, — сухо произнёс он в спину Снейпу.
— Неужели, — немного удивлённый этим известием, Снейп, не оборачиваясь, приподнял брови.
— Слышал о «Дурмстранге»?
— Наслышан.
— Я *директор*, — повторил Каркаров, словно сомневался, что в первый раз Снейп его вполне понял.
— А я *учитель*, — скопировав его тон, саркастично произнёс Снейп вполоборота. — Представляешь?
И, не сказав больше ни слова, аппарировал из замка Риддлов.
* * *
Делайла Фрейзер сидела на одном из огромных каменных перил лестницы во дворе Хогвартса и рассеянно болтала ножками на высоте двух метров над землёй, — белая водолазка, джинсовый комбинезончик и растопыренные русые косички, видимо, заплетённые в ужасной спешке и без особого старания самой девчушкой. Рядом с ней сидела её однокурсница Нимфадора Тонкс, задумчиво глядящая на своё отражение в весенней луже под ногами. Над головами у них проплывало безмятежное опаловое небо, всё в разводах молочных облаков, и белое прохладное солнце, уступавшее своё редкое тепло игривому ветерку, который шевелил просвечивающие золотом на солнце растрёпанные волосы Делайлы. Как вдруг сзади к ней незаметно подкрался Диггори и дёрнул за косу, стянув маленькую белую резинку.
Делайла вскочила, развернулась — как была, с одной торчащей и другой расплетённой косичкой, — совершенно девчоночьим движением шлёпнула мальчишку по рукам и, выхватив палочку, крикнула «Акцио, резинка!» Диггори, слегка обескураженный, толкнул её в плечо, на что она, ловко поймав в кулачок резинку, невозмутимо толкнула его в ответ и, развернувшись, снова села рядом с Нимфадорой.
Седрик остался стоять за их спинами, с выражением искренней растерянности на лице.
— Amiga, el es tonto. ¿Eres conforme conmigo? — безучастным тоном обратилась она к Тонкс.
— Indudablemente, — равнодушно ответила она.
Брови Седрика скрылись под тёмно-русой чёлкой.
— Это вы э-это… о-о чём? — спросил он, тронув Делайлу за плечо.
— Я спросила у Тонкс, согласна ли она, что ты очень славный и всегда ведёшь себя просто образцово-показательно, — спокойно сказала девочка, слегка наклонив голову и заплетая пострадавшую косичку. — На что она ответила, что это действительно так.
— Sí, — серьёзно кивнула Нимфадора, уголки её губ подрагивали в сдерживаемом смехе.
Седрик подозрительно сдвинул брови, прищурился, взглянул на одну, потом на другую. Наконец коротко потерянно усмехнулся, пожал плечами и направился к собравшимся у берёз мальчишкам.
В ту же секунду подружки расхохотались и обменялись ударами по ладоням.
— Тебя испанскому тётя учила? — спросила наконец Тонкс.
— Ага, — кивнула Делайла, встряхнула вновь заплетёнными косичками и взглянула в лужу оценивающим взглядом.
— И она сейчас в Испании? — мечтательно щурясь на солнечное небо, поинтересовалась Нимфадора.
— Не знаю, — болтая ногами и глядя в лужу, рассеянно бросила Делайла. — Папа сказал, что она обещала скоро приехать...
— А. Ага, — понимающе кивнула Нимфадора. Они замолчали. Облака мягко проскальзывали по солнцу, обжигались, бежали друг за другом по земле пятнистыми тенями.
— Слушай, пошли Сару вытащим во двор, — решительно вставая с камня, сказала Делайла и трогательным движением поправила спавшую с плеча лямку комбинезона.
— Да пошли, — пожав плечами, согласилась Тонкс и тоже поднялась. Делайла по-щенячьи спрыгнула с перил и скрылась за углом.
Снейп только тогда понял, что грустно улыбается.
— Северус?
Он рассеянно обернулся, осознал, что вообще-то проверяет работы хаффлпаффцев, а у него в кабинете Дамблдор.
— Что такого интересного было за окном? — со своей обычной блуждающей улыбкой подойдя к окну, поинтересовался Дамблдор.
— Птичка на карнизе, — криво усмехнулся Снейп и, взяв перо, принялся рассеянно пробегать глазами чей-то пергамент.
— Ну да. Птичка… — глядя куда-то мимо школьного двора, задумчиво повторил Дамблдор. — Северус, — вдруг повернулся он к Снейпу, — мне нужно с тобой поговорить.
— Разумеется, — Снейп положил перо на верхнее сочинение и поднялся со стула. На кончике пера задрожала и упала на пергамент крупная чёрная капля, неотвратимо растёкшись по нему зловещим непроницаемым пятном.
— Северус, обойдусь без вступлений. Я предлагаю тебе должность декана факультета Слизерин.
Какие-то маленькие, тоненькие, ужасно щекотливые создания побежали откуда-то изнутри, вверх по груди, до самых губ, тронувшихся совершенно бесконтрольной кривой улыбкой.
Дамблдор выжидающе смотрел на него своими яркими, хитроватыми голубыми глазами поверх очков-половинок, положив подбородок на сплетённые пальцы рук.
— Это... большая честь для меня, директор... — растерянно начал Снейп вопреки уверенно, неизъяснимо торжествующим мыслям.
— Обойдись без вступлений, — с улыбкой мягко перебил его Дамблдор. — Ты знаешь, что профессор Элисон уволилась с должности учителя древних рун, поэтому, разумеется, потеряла свой пост декана. А так как мистер Слагхорн, к сожалению, отказывается возвращаться в школу, то я подумал... отдать это место тебе.
Снейп немного нервно провёл дрогнувшими тонкими пальцами по краю директорского стола. Как многое это может решить... Как многое это может дать... Является ли это ещё одним доказательством необъяснимого доверия Дамблдора или, наоборот, «проверкой на вшивость»? Сможет ли он потом это объяснить? Оправдать? Или же преподнести это как заслугу?..
Как давно он стоял на этом же самом месте и — сам — просил Дамблдора о должности учителя?.. Когда теперь Дамблдор — просит? — или предлагает ему должность декана...
Но как многое это может решить... и как многое это может дать...
— Я... согласен... профессор Дамблдор, — негромко, глядя прямо в эти проницательные ярко-голубые глаза, сказал он. Нет, это, разумеется, бессмысленно, да и опасно — пытаться... Заметит. И — не стоит — именно сейчас...
— Прекрасно, — рассеянно чему-то улыбаясь, удовлетворённо откинулся на спинку своего кресла Дамблдор. — Я подпишу приказ о твоём назначении. Если ты нуждаешься в каких-либо дополнительных инструкциях о своих новых правах и обязанностях, я надеюсь, Минерва МакГонагалл сможет их предоставить. Но я думаю, ты уже вполне успел ознакомиться с правилами нашей школы, — Дамблдор едва заметно улыбался.
— Благодарю, профессор, — медленно, слегка кивнул Снейп.
— Прекрасно, — повторил директор. — В таком случае ты можешь идти.
Снейп коротко поклонился и развернулся к двери.
— И да, Северус...
Он остановился вполоборота, едва касаясь кончиками пальцев дверного косяка.
— Удачи, — улыбнулся Дамблдор, снова сплетя пальцы и, плутовски прищурившись, посмотрел ему вслед.
* * *
Этот день был полон красок. Полон оживлённых звуков, запахов, ощущений. Как будто он переживал его много раз, и этот день запомнился ему больше всех остальных, был прочувствован тоньше, до самых отпечатков пальцев... Из ясного весеннего неба в нежащиеся на солнце высокие витражи лился белый, чуть забросанный пыльными звёздочками луч. В Большом Зале — четыре длинных стола, как четыре многоножки, неустанно шевелящие многочисленными чёрными лапками. За столом Гриффиндора — сидящие рядом третьекурсницы Делайла Фрейзер и Нимфадора Тонкс. Рядом с ним — профессор Синистра со снисходительной улыбкой выслушивает что-то от Трелони — о, когда это было, и как опасно, как близко, опасно близко он был тогда от грани... но не ценил, не ценил... он был молод и неопытен. И все свои случайные удачи присваивал себе. А ведь стоило ему оступиться... он играл с огнём. Но... в сущности, сейчас он играет с огнём намного более опасным — огнём в пасти чутко дремлющего дракона. Draco dormiens nunquam titillandus... А ведь Салазар Слизерин знал, о чём говорил... Не зря его слова выжгли серебром на ненавязчиво изогнувшейся под гербом Хогвартса ленте...
В выбитые доски ската крыши сотней крыльев впорхнули шумные тени сов. Гул в зале сразу стал в два раза оживлённее, совы проносились над столами, роняли письма, маленькие коробки... Одна из них — ястребиная, пепельно-серая, уронила пергаментный конверт прямо в руки Делайлы и, не снижаясь, вылетела обратно в пролом. Снейп невольно наблюдал за маленькой гриффиндоркой — наверное, такой же была в свои тринадцать лет и Люстика, а ведь он не видел её... такой...
Делайла что-то рассеянно ответила обратившейся к ней Леонель Бриан, распечатала конверт, вытащила письмо, побежала по нему глазами... И вдруг её глаза остановились, задрожали, словно потянулась тонкая-тонкая ледяная вязь по глади голубой воды, с тихой панической синью блеска двинулись дальше, по строкам, одну за другой, одну за другой, как глотки обречённости, глотки настоящего, непритворного горя... Вдруг она встала и, не заметив вопросов подруг, стремительно вышла из Зала.
Тёмные когти стянулись чуть выше солнечного сплетения, как когти кошачьей лапы во сне, впустили в грудь липкий холод необъяснимой, не находящей себе места тревоги... Снейп решительно, молча встал, и вышел вслед за Делайлой. И плевать, что на него косо посмотрели остальные учителя.
Он увидел её у окна в коридоре второго этажа. Делайла стояла у окна спиной к нему, склонив голову над письмом. Но видно было, что она его уже не читала. Он в нерешительности остановился у стены, глядя на неё. Это может быть вовсе не то, что он подумал... почему сразу именно она... ведь что угодно... нет. Он должен узнать. Слишком дорого ему далась прошлая нерешительность...
— Мисс Фрейзер, — негромко произнёс он, выходя из тени на лежащий на полу золотисто-белый ковёр света.
Она вздрогнула, обернулась к нему — и он увидел, что она плачет.
Его губы дрогнули. Сейчас это было ещё более отвратительно, чем то, что всегда делал с детьми Трэверс, убив сначала их мать... Но это лишь на всякий случай, девочка. Я только посмотрю, обещаю тебе...
Снейп сделал ещё шаг и взглянул ей в глаза.
«Легиллименс», — про себя шепнул он.
...Письмо предстало перед его глазами так, словно было адресовано ему, и он сам держал его в руках. Но потом он потерял ощущения. Строки медленно вливались в сознание раскалённым свинцом. Он почувствовал, что сжал руку в кулак, только когда ногти изо всей силы впились в ладонь. Отпустив взгляд Делайлы, рвано отступил, не зная, что сказать...
— Это... о моей тёте, профессор Снейп, — всхлипнув, сказала Делайла, глядя на него заплаканными голубыми глазами — и для него невыносимый укор светился в них, — Простите, я знаю, я... — она сглотнула слёзы, — я не должна была так уходить из зала, но... простите...
И, не сказав больше ни слова, она отвернулась, опустив голову, и быстро начала подниматься по лестнице вверх, в башню Гриффиндора.
Снейп зажмурился и закрыл глаза ладонью, стоя у окна. Люстика. В больнице Святого Мунго.
Он не помнил, как оказался за стеклом. Как бросился на пятый этаж, грубо оттолкнув пытавшегося остановить его волшебника в белой мантии. Всю свою жизнь он питал стойкую ненависть к больницам. Белые коридоры, словно запирающие в сумасшедшем доме собственных страхов, люди с косыми, злобными взглядами — взглядами больных на здоровых. Приклеенно улыбающаяся медсестра, работающая на пятом этаже — привыкшая к трудным в общении людям, — мягко попыталась его остановить.
— Простите, но сюда нельзя, — пропела она, загораживая ему рукой дорогу. — Вы родственник кого-то из больных?
— Хуже, — хрипло отрезал Снейп, глядя на неё странно блестящими чёрными глазами. — Пустите меня.
— Простите, — приклеенно повторила колдунья, — но это никак нельзя, если Вы не…
— Послушайте! — рыкнул Снейп, вдруг прижав её к стене, рукой за горло, лицом к лицу, — Меня в детстве не учили не бить девочек. Поэтому не взывайте к моему терпению. Не рискуйте.
Вся слащавая маска мгновенно сползла с лица медсестры. Она сглотнула. Видимо, холодные, как ошейник, пальцы на горле не заставляли сомневаться в его словах.
Она загнанно огляделась в оба конца коридора. Блестящий пол и белые стены ответили лишь таящей эхо гулкой пустотой.
— Проходите, — испуганно посторонилась она. Снейп стремительно прошёл мимо. Медсестра долго посмотрела ему вслед.
«46. Люстика Фрейзер.»
Одна… Одна в палате… Люстика… Ты здесь…
Он взялся за холодную дверную ручку, помедлил, закрыл глаза. Как долго он её не видел? Что он может сделать? Вдруг она… или… нет…
Нападение. В переулке за вокзалом. Она только приехала, только приехала, сюда, в Англию… нападение и… пальцы на ручке сжались — до боли. Изнасилование. Заклятие Круциатус. А потом — когда их накрыли — второпях из предосторожности наложенное Заклятие Забвения, последствия пытки, и… полная потеря памяти.
Это было больно. Это было больнее всего, что он когда-либо испытывал в жизни. Это была единственная, где-то тихонько спящая себе надежда, которую вдруг грубо вырвали из её укромного логова и убили. Растоптали. Оставили его одного. И вот теперь — он стоит у неё на пороге. И ещё не поздно развернуться и уйти. Уйти — и забыть о ней. Снейп горько усмехнулся. То, чего он всегда боялся больше всего: его — забыли. А он — не сможет. Он никогда не сможет забыть. Ничего…
Он повернул ручку и толкнул дверь.
Его встретила уютная палата на двоих, но вторая койка, под аккуратной белой простынёй, пустовала. Ветерок шевелил голубоватые занавески из полураскрытого окна. А на другой кровати, с рассеянной улыбкой глядя на него ясными голубыми глазами, лежала Люстика.
Он стоял в дверях, неподвижно, долго, мучительно долго. Казалось, прошёл почти час. А на самом деле — едва ли минута. Бывшие хвостики расплетены, растеклись по подушке пышной светло-русой волной. Её лицо изменилось. Оно очень изменилось. Он слишком давно её видел. И только самая глубокая, самая сокровенная память не позволила ему не узнать её, не уловить в этой женщине знакомых тонких черт, наивных бровей, распахнутых голубых глаз, вбиравших целый мир, целое море, целое небо лазури. Она снова улыбнулась, слегка приподнялась на кровати, явив бронзовое плечико, и ласково спросила:
— Привет. А кто Вы?
Голос её повзрослел. Стал мягче, мелодичнее, чем-то далеко-далеко напоминая голос профессора Мирал. Но не должен был быть таким. Она не узнавала Снейпа. Её голос не узнавал его. Она не помнила его. И в этом — был виноват он сам. Неспособный признать это…
— Люстика, — хрипло, почти неслышно произнёс он, и это имя, впервые произнесённое им за последние двадцать лет, вдруг всколыхнуло что-то резкое, нестерпимое, так долго прячущееся на дне, — всплеснуло жгучим ядом, рвущим грудь, дерущим глаза… А ведь он не заплачет больше никогда. Господи, как он был бы счастлив, если бы мог хотя бы это!..
— Люстика, — беспомощно дрогнул его голос, он судорожно подошёл к ней, сел на кровать, невольным движением крепко-крепко сжал её тёплую ладошку холодными пальцами. — Ты… не помнишь меня, — глядя в тихое, бесконечное море её глаз дрожащими блеском глазами, отчаянно спокойно произнёс он. Это было бы глупым, неприлично-жестоким, циничным вопросом. Но он не спрашивал. Он утверждал. Его мёртвая, растоптанная надежда лежала прямо перед ним.
— Простите, нет, — дружески улыбаясь, ответила Люстика, мягко отнимая у него руку. — Знаете, я… что-то сама не своя последнее время… — она потерянно усмехнулась, и столько жалобной трогательности было в её голубых глазах... — Вы… мой родственник?
И вдруг что-то порвалось в нём. Словно последняя тончайшая связь с чем-то человечным, с надеждой, с верой... Он судорожно, панически, последним отчаянным рывком ухватился за неё. Он так не хотел, так не хотел терять эту последнюю нить!.. И уже понимал, что срывается с неё. Что, выйдя, он уже никогда не захочет вернуть всё снова...
— Люстика, вспомни, — тихо, чётко, дрожащим голосом зашептал он, — Мы с тобой жили рядом, на Спиннерс Энд… вместе… на детской площадке… ты ещё обещала никогда не покидать меня… никогда-никогда… но потом ты уехала… ты… ты уехала… куда ты уехала, Люстика?!..
Его голос сорвался, и он резко встал с кровати, отошёл к окну, закрыл лицо руками. Она молча, тихо, удивлённо наблюдала за ним, как удивлённо наблюдает умная собака за хозяином, приставляющим пистолет к виску.
— Вы… Вас как зовут? — тихо спросила она.
— Северус, — не оборачиваясь, ответил Снейп. Но уже ничего не трогало его. Он понял, что всё кончено. Она забыла. Он не смог.
Люстика помолчала, чуть нахмурившись.
— Н-нет, — по-детски разочарованно вздохнула она, — Не помню, — и извиняюще улыбнулась.
Он обернулся. Последний раз вбирая её облик таким, какой он есть. Словно лихорадочно глотал ледяную воду перед тем, как на всю жизнь оказаться в палящей сухостью пустыне. Если бы он подошёл к ней тогда в электричке — всё было бы по-другому. Но так не стало. И это он, подлец, ничтожество, мерзавец, был в этом виноват. Но ему было на это наплевать.
Нет, ни «прости», ни «прощай» не получилось — как пошло, как отвратительно это было бы сейчас... Да и зачем? За что? Они просто сломали ей жизнь. Словно тонкую, хрупкую ветку. А ему — ещё давно, с самого рождения, как деревце, загубленное на корню… Но теперь — крепко уцепившееся корнями за камни.
— До свидания. Люстика, — равнодушно произнёс он. И развернулся — чтобы никогда больше её не увидеть.
Он закрыл за собой дверь, надёжно заперев там свою мёртвую надежду.
Выйдя на лондонскую улицу, он глубоко вдохнул пыльный воздух магистрали. А сейчас он найдёт его. И тогда уже распрощается с этими бессмысленными неотвязными чувствами навсегда.
Их было двое. Теодор Форестер и Леонард Свифт. Двое — тех, чьей смерти он сейчас хотел больше всего на свете. Но Свифт уже в Азкабане. И там всю работу за него сделают дементоры — даже более эстетично… Но Форестер — сбежал. И именно он — наложил на неё заклятие забвения. И именно его — ожидает очень незавидный конец…
Было уже далеко за полночь. Найти человека в городе не представляло большого труда. Заклятие Компаса — такое же заклятие, как и все остальные: если знать чуть больше других, можно получить из него новое… и использовать его по своему усмотрению. Форестер стоял спиной к нему у окошка какого-то магазинчика. Уголки губ Снейпа сжались и дрогнули сами собой, как у готового оскалиться зверя. Тонкие, побелевшие от весеннего холода пальцы крепче сжали маленький стеклянный шарик — сломанную напоминалку, которую он когда-то отобрал у одного развлекавшегося ей на уроке ученика. Сейчас он ненавидел эту широкую квадратную спину самой сильной ненавистью. И знал, что сможет утолить её только этим…
— Эй, Теодор! — со злобным холодным задором крикнул он.
Тот обернулся.
— Лови! — и кинул ему шарик.
Ладонь Форестера схватила его. И в ту же секунду в переулке стало пусто.
К темноте сначала не привыкли даже его глаза. Потом в окно втекла синеватая луна. Кто-то тяжело шевелился рядом.
— Люмос, — шепнул Снейп и обернулся на звук.
Форестер вздрогнул, резко дёрнулся, взглянул ему в глаза. Он, в отличие от Снейпа, не знал, где они оба теперь. Зато Снейп знал. И знал, что вокруг пустого замка Риддлов давно никого нет. И никто не услышит…
— Ты… ты кто? — низким осиплым голосом выдавил Форестер, волком глядя на Снейпа и отступая назад.
— Ты этого не знаешь, — вкрадчиво произнёс Снейп, глядя на него сверху вниз и делая шаг навстречу, — А она теперь этого не помнит, — рывок палочкой — и Форестера прибило к противоположной стене.
Снейп сделал ещё один мягкий шаг.
— Она не помнит, как твои грязные руки, — движение кончиком палочки — и по запястьям распятого на стене Форестера хлынула кровь, — дотрагивались до неё, как сдирали с неё одежду… — две косые лезвийные раны медленно проявились под ключицами, и кожа ласково начала расползаться, как расстёгивающаяся молния на куртке… он закричал.
…Лишь ледяная улыбка появилась на лице Снейпа.
— Как она кричала, и никто её не слышал… — Снейп задумчиво повёл палочкой, и что-то резко подхватило Форестера под самым горлом, словно невидимая верёвка. Он рвано вдохнул, захрипел, судорожно вскинул голову… то самое заклинание, что Снейп тогда ещё так неумело использовал на Беллатрис — теперь он научился целиться лучше…
— И как она испытала на себе действие заклятия Круциатус…
Непроизносимые Заклятия — как он их всегда любил… когда никто, кроме тебя, не знает, что ты сделаешь в следующий момент. И сейчас — мягко, почти ласково обращаясь к тому, кого он ненавидел со всей своей свирепостью, он про себя с холодной яростью произносил эти страшные, давно потерявшие ощущение вкуса на языке слова… Да, он хотел видеть его мучения. Хотел видеть, как зайдутся в боли его мутные глаза… пусть он испытает, каково это — быть тем, от чьих страданий получают удовольствие… Снейп знал. А теперь — и Люстика знала. Только не помнила…
И в невероятной, звериной злобе, сдерживаемой только внешне, Снейп тихо, сквозь зубы, произнёс сладкое «Круцио»…
Он умер очень нескоро. Он умер лишь тогда, когда Снейп ему позволил. Когда утолил проснувшуюся после долгой спячки ненависть. Когда наигрался, как кот с мышью…
В окно вместо синей ледяной луны смотрел осторожный прохладно-пастельный восход — весь из холодных оттенков красного. Снейп втянул в разгорячённое дыхание леденящий предрассветный воздух, стоя у раскрытого, без стёкол окна. Ветерок шевелил чёрную прядку волос, упавшую на лицо. Исполнившиеся какой-то новой глубины антрацитовые глаза лихорадочно блестели. Он стоял, глядя на Литтл Хэнглтон, сонно подмигивавший окнами в нескольких милях от замка Риддлов, и понимал, что потерял что-то этой ночью. И, кажется, даже понимал, что именно… вот только его это совсем не трогало. Он пугающе думал, что это даже к лучшему. Когда-то он мечтал именно об этом. Но только… никогда не ожидал, что это действительно сбудется…
Вдруг, словно по наитию, Снейп решительно развернулся, подошёл к распростёртому на полу телу Форестера, резко задрал рукав на его левой руке.
И тяжело выдохнул. Белый, словно тонкий шрам, контур змееязыкого черепа.
— Вам не повезло, коллега, — мягко произнёс Снейп и, опустив рукав, направил палочку на тело. — Эванеско…
945 Прочтений • [Там, где начинается ненависть ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]
Vova
