Вы считаете, что любить труднее? О, значит, вы никогда не ненавидели.
Хотите доказательств? Пожалуйста.
Любовь способна оправдать все. Ненависть не простит ни мгновения.
Любовь обжигает огнем, ненависть — льдом.
Любовь будет жить, даже если ее объект находится за тысячи миль от вас или даже мертв. Ненависть требует постоянной подпитки. Она испепеляет, но вынуждает всегда находиться рядом, как бы больно вам ни было.
Все еще не верите? Тогда я расскажу вам свою историю, и вы поймете.
* * *
В детстве больше всего на свете я любил свой День рождения.
Праздничную атмосферу можно было почувствовать сразу, как только проснешься и откроешь глаза. Мама всегда приказывала домовым эльфам украсить мою комнату воздушными шарами, разноцветными лентами и цветами. На завтрак подавали мое любимое ванильное суфле с мятным соусом — блюдо, которое готовили всего один раз в году, исключительно для меня.
Потом наступала очередь подарков, завернутых в яркие упаковки: больших и маленьких, полезных и просто приятных, дорогих и очень дорогих. Им была посвящена вся первая половина дня, а в это время в гостиной накрывали большой стол, на котором с трудом помещались все изысканные угощения, приготовленные по столь торжественному случаю. Ближе к вечеру в поместье начинали съезжаться гости, которых приглашал отец.
Именно в один из своих дней рождения я познакомился с Грегом и Винсом. Мне было лет пять или шесть, и папа решил, что мне пора уже завести полезные знакомства, поэтому и пригласил Крэбба и Гойла с детьми. Наверное, именно отсюда и пошла моя убежденность, что абсолютно все в этом мире подчинено деньгам, главное — знать правильную цену. Хотя в тот момент я этого еще не осознавал. Но вся моя дальнейшая жизнь только подтверждала такой вывод: люди старались подружиться со мной, потому что я — Малфой, потому что мой отец — самый влиятельный человек в Англии, а моя семья — одна из самых богатых в мире.
Первый сбой произошел в тот момент, когда я меньше всего этого ожидал. Поттер. Самый известный волшебник. Мальчик-который-выжил. Это должен был быть идеальный союз: мы оба очень богаты, оба очень знамениты — нам просто суждено было стать друзьями. Но обо всем по порядку.
Нет, моя ненависть к нему не родилась внезапно. Она росла вместе со мной, постепенно заполняя мою кровь, мои мысли, чувства. Хотя в самом начале у нее даже не было шансов появиться на свет.
Когда мы встретились впервые, то даже не знали, кто есть кто. В полумраке магазина мадам Малкин в ожидании примерки разговаривали два мальчика. Обычная болтовня первокурсников. Помню, я тогда был рад, что встретил кого-то нового, возможно, моего будущего друга. Кребб и Гойл, конечно, хорошо, но я не собирался ограничиваться общением только с ними. Ведь, по сути, они и разговаривают-то с трудом, а уж смысл в их высказываниях и с факелом не найдешь.
Итак, первый незнакомый мне будущий ученик Хогвартса. Правда, выглядел мальчик довольно странно: чудные вещи, явно с чужого, на несколько размеров больше, плеча, причем сильно поношенные; торчащие в разные стороны непослушные черные волосы, словно ни разу в жизни не видевшие расчески; старые очки, которые, судя по их виду, неоднократно разбивались, но их почему-то упорно склеивали скотчем. И так отличающийся от всего облика взгляд — удивленный, пытливый, любознательный, слегка испуганный, но яркий и пронзительный, цвета слизеринского флага. Наверное, именно поэтому я предположил, что он попадет на факультет Салазара. Именно из-за его глаз.
Правда, он отвечал односложно, будто чувствовал себя неуютно. На один момент мне даже показалось, что я невольно его чем-то обидел. Наверное, когда сказал про этого увальня, Хагрида. Но я же не знал, тогда я еще ничего не знал.
Глядя, как он уходит, я удовлетворенно улыбался, представляя, как мы увидимся в школе, а может быть, и раньше — в Хогвартс-экспрессе. Встретимся, как старые знакомые.
В следующий раз мы действительно встретились в поезде. Представляете, какова была моя радость, когда я узнал, что вместе со мной в школу едет сам Гарри Поттер, и каково было мое удивление, когда я обнаружил, что это тот самый мальчик из магазина мантий. А то, что Поттер ехал в купе с рыжим, вызвало у меня искреннее недоумение. Разве можно сравнить великолепного Драко Малфоя и нищеброда Уизли? О том, кого выбрать, можно даже не задумываться. Это просто смешно. Правда, Поттеру почему-то моя мысль не понравилась. На мою улыбку он ответил презрительным взглядом, а протянутую руку дружбы попросту проигнорировал. Я был в шоке. Мной! Драко Малфоем! Пренебрегли! Как такое вообще возможно?! И как этот шрамоголовый до сих пор жив?
Так родилась моя ненависть. Точнее, тогда она еще не была ненавистью. В первый момент — ярость. Потом — желание поквитаться, унизить, причинить боль, заставить заплатить за то, что он отверг мое предложение дружбы. Таким образом, с самого первого дня целью моего пребывания в Хогвартсе стала отнюдь не учеба, а месть.
Ко всему прочему мы попали на разные факультеты, между которыми с незапамятных времен существовала непримиримая вражда, и наши с Поттером постоянные стычки сыграли роль выплеснутого в огонь масла — война разгорелась с неимоверной силой.
Честно говоря, долгое время я не осознавал, что мой враг наполнял мою жизнь смыслом, он был для меня неким катализатором, подстегивал меня, заставляя бороться, стремиться вперед. Он был единственным человеком, кого я удостаивал своим вниманием. Я не обращал внимания ни на недоброжелателей, ни на тех, кто называл себя моими друзьями, для меня существовал только Поттер. Даже Уизли и Грейнджер были лишь средством довести их четырехглазого дружка до белого каления. И в этом он оправдывал все мои надежды. Я не мог обходиться без наших ссор — я чувствовал себя просто отвратительно, если за день ни разу не поругался с Поттером.
А однажды я поймал себя на мысли, что вглядываюсь в толпу учеников, высматривая лохматую голову и дурацкие круглые очки. Следующее открытие поразило меня еще больше: во время летних каникул я не находил себе места, в каждом человеке мне виделась знакомая угловатая фигура в мешковатой одежде. И первого сентября, стоя на платформе 9 и ¾, я с нетерпением ждал появления Поттера. Мне необходимо было снова увидеть в его глазах ярость, которая всегда вспыхивала в них при виде меня.
В то время в моей жизни произошло слишком много всего, и я был растерян, я не знал, во что верить, не знал, что будет со мной и с моей семьей дальше. В моем мире все перепуталось — друзья и враги, добро и зло, правда и ложь… Мне нужна была точка опоры, чтобы не исчезнуть в этом безумном водовороте черно-белой магии. Необходима, как воздух. И ненависть Поттера была моей последней надеждой на то, что не все еще на этом свете перевернулось с ног на голову.
Я увидел его почти сразу, как только устроился в купе: он, как обычно, шел по платформе вместе с Уизли и Грейнджер, которые наперебой что-то ему втолковывали, а он явно их не слушал, нервно осматриваясь по сторонам, будто искал кого-то в толпе. При этом он периодически спотыкался и налетал на собственную тележку, клетка с совой опасно кренилась, Грейнджер возмущенно поправляла вещи, а Поттер лишь вымученно улыбался, словно извиняясь за свою неуклюжесть, и продолжал вглядываться в лица окружающих.
Золотое трио почти поравнялось с окном, около которого я стоял, и в этот момент Поттер, словно почувствовав мой взгляд, поднял голову и посмотрел прямо на меня. Каково же было мое удивление, когда вместо привычной и ожидаемой враждебности я увидел… облегчение.
Заметив, что я тоже на него смотрю, Поттер быстро отвел глаза. Уизли потащил его дальше по платформе, но я обратил внимание, что Поттер больше не вертел головой по сторонам.
"Неужели он искал… меня?" — поразила меня внезапная мысль.
* * *
Новой вехой в наших отношениях стал последний матч между Слизерином и Гриффиндором. Сам не понимаю, каким образом мне удалось поймать снитч. Первой мыслью было, что Поттер поддался — хоть мы и выиграли матч, кубок все равно достался гриффиндорцам. Но, взглянув в сияющие зеленые глаза, я понял, что их обладатель ни за что на свете не смог бы играть нечестно. Это была моя первая и единственная победа над Поттером, о которой я мечтал семь лет и которая все-таки произошла перед самым окончанием учебы.
Все бросились поздравлять меня, но я видел только одного человека: он подошел ко мне, улыбаясь, как будто это он поймал снитч, и, к всеобщему удивлению, поздравил нас с победой.
— Это было отлично, Малфой! Против тебя по-настоящему интересно играть.
— Спасибо, Поттер.
— Давай останемся друзьями?
Он говорил тихо, так что слышать его мог только я.
"Вот он, шанс поквитаться", — твердил мне внутренний голос, однако я не собирался к нему прислушиваться.
Я видел, что Поттер говорит искренне, что он не насмехается надо мной, поэтому спустя почти семь лет после первой попытки мы все-таки пожали друг другу руки.
Не могу сказать, что мы действительно стали друзьями, но врагами перестали быть абсолютно точно. Скорее, наше поведение напоминало перемирие или нейтралитет. Постепенно мы стали вполне цивилизованно общаться (вроде "Малфой, передай, пожалуйста, корень мандрагоры." — "Столько достаточно?" — "Да, вполне." — "Держи." — "Спасибо." — "Пожалуйста.").
А вообще почти весь учебный год прошел для меня как в тумане. Я с трудом мог сконцентрироваться на учебе, окружающие люди напоминали назойливых мух, от которых я лишь небрежно отмахивался.
Единственное исключение составлял все тот же неизменный Поттер. Казалось, он меня преследовал — куда бы я ни шел, он всегда оказывался рядом. Иногда, когда я абсолютно точно был один, у меня все равно было ощущение, что гриффиндорское недоразумение стоит рядом и смотрит на меня своими зелеными глазищами, которые словно прожекторы освещают туман вокруг меня, разгоняя промозглую серость и позволяя вновь нормально дышать.
Поттер стал моим наваждением, моей паранойей, моим самым страшным кошмаром. Непроизвольно я высматривал его за столом в Большом зале; на уроках я стал садиться за последнюю парту, чтобы не было искушения оглядываться на Поттера, ведь теперь, как назло, почти все уроки у нас были сдвоенными с Гриффиндором. Почему-то в присутствии "золотого мальчика" мне становилось спокойнее.
Я даже стал тайком ходить на квиддичные тренировки красно-золотой команды — хоть официально сезон игр был закрыт, гриффиндорцы продолжали летать. Скорее всего, это было для них своего рода способом отвлечься от подготовки к экзаменам. Не знаю, замечал ли меня Поттер или нет, но он ни разу не подал вида, что знает о моем присутствии на поле.
Меня пугало собственное поведение. Я даже предположил, что на меня наслали какое-то проклятие, но профессор Снейп, проведя исследования, сказал, что никто меня не заколдовывал, и в весьма резкой форме попросил меня больше не отвлекать его от дел подобной чушью.
На всякий случай я все-таки выпил двойную порцию отворотного зелья, рецепт которого нашел в одной из книг, купленных в Лютном переулке — месте, богатом на всяческие причудливые вещицы. Правда, толку от этого было мало, а если уж совсем точно, то абсолютно никакого.
Долгое время я честно сопротивлялся такому наваждению, но это было выше моих сил — Поттер притягивал меня, как магнит.
Я чувствовал себя тряпичной куклой, подвешенной за ниточки. И чем больше я дергался, тем больше запутывался. То, что раньше я высмеивал, теперь казалось достойным уважения. То, что когда-то раздражало, теперь вызывало странные теплые чувства…
Я устал сражаться с собственной тенью, я был вымотан до предела, поэтому в один прекрасный момент я просто-напросто опустил руки, решив плыть по течению. В конце концов, это ведь Поттер постоянно попадался мне на глаза, будто делал это специально. Я не искал этих встреч. Ну… почти никогда… В общем, он эту кашу заварил, он пусть ее и расхлебывает.
* * *
В таком полубредовом состоянии прошел весь седьмой курс. Очнулся я только на выпускном балу, причем причиной снова был вездесущий Поттер.
Я стоял в тени одной из арок торжественно украшенного Большого зала и рассеянно наблюдал за веселящимися людьми. Грейнджер и Уизли обнимались за колонной, не замечая любопытных глаз. Лонгботтом нашел себе подходящую пару — полоумную Лавгуд. Панси лихо отплясывала с Грегори, совершенно забыв, что еще несколько дней назад обижалась на меня за то, что я не собираюсь быть ее парой на праздничном балу. Чанг усиленно улыбалась какому-то равенкловцу, однако все время стреляла глазами куда-то налево.
Проследив за ее взглядом, я увидел Поттера. Он танцевал с младшей Уизли! Она буквально висела у него на шее, что-то жизнерадостно щебетала и прямо-таки светилась от счастья. А он обнимал ее за талию и довольно улыбался, изредка кивая — видимо, наиболее гениальным ее изречениям.
И о чем ему с ней говорить? О рюшечках и садовых гномах?
Я не мог отвести от них взгляд, и с каждым мгновением мной все больше и больше овладевала злость. Да что этот Поттер о себе возомнил? Какое он имеет право весь день не обращать на меня ни малейшего внимания, словно меня вообще не существует? И это после того, как сам предложил мне стать друзьями, и после того, как весь год не отходил от меня ни на шаг!
От порыва подойти к Поттеру и разбить, наконец, его идиотские очки, меня удержал Винс. Оказалось, что он уже несколько минут пытался спросить, можно ли ему пригласить потанцевать Панси и не обидится ли при этом Грег, но я не реагировал, уставившись в одну точку и один за одним опрокидывая в себя бокалы с пуншем.
Естественно, я высказал моему гориллоподобному другу все, что я о нем думаю. Единственное, чего он от меня не услышал, так это благодарности за то, что не позволил мне совершить самую большую глупость в жизни.
Прихватив с собой несколько бутылок сливочного пива (конечно, я хотел забрать всю чашу с пуншем, но Заббини почему-то активно воспротивился этой идее), я отправился на улицу. Мерлин, как же мне надоели и этот вечно правильный Хогвартс, и глупые соревнования между факультетами, и даже Слизерин, который всегда был моим вторым домом — все вокруг вызывало приступы тошноты, хотелось перелистнуть эту затянувшуюся страницу моей жизни и никогда больше к ней не возвращаться.
А ведь на самом деле до исполнения этого моего желания оставалось совсем недолго — всего одна ночь. Седьмой курс заканчивал обучение не летом, как все остальные, а весной. Поэтому и выпускной бал совпал с кануном моего Дня рождения.
Странно, как все изменилось… Я больше не испытывал и десятой доли той радости в предвкушении моего праздника, как это было в детстве.
Я совершенно не хотел никого видеть, поэтому отправился в неприметную беседку, скрытую от любопытных глаз густой листвой вечнозеленых растений. Там я сел на лавочку, прислоняясь спиной к дереву, и задумался, глядя в небо. Яркая луна, круглая, словно головка сыра, висела в бескрайнем темно-синем просторе, уютно чувствуя себя среди хаотичной россыпи крошечных звезд. И я чувствовал себя одной из этих маленьких, почти незаметных планет, которые ничем не отличаются друг от друга на фоне большого светила, но каждая из которых, тем не менее, считает себя центром вселенной.
— Нет, Поттер, тебе больше не удастся заставить меня чувствовать себя уязвленным. Малфои всегда первые! И ты больше не будешь стоять на моем пути! — сквозь зубы прошептал я, обращаясь к луне, словно это был снова ставший ненавистным гриффиндорец, который вечно переворачивал мою жизнь вверх тормашками.
Как ни странно, легче мне совершенно не стало, даже наоборот — я вдруг очень четко осознал, что больше никогда не увижу зеленоглазое недоразумение в нелепых круглых очках. И от этой мысли мне стало не по себе.
— Дьявол тебя побери! — снова упрекнул я невозмутимо желтую луну.
К моему удивлению, она на мой гневный выпад ответила, причем странным еле слышным чертыханием, что повергло меня в состояние легкого шока.
Правда, потом до меня дошло, что звук исходил откуда-то из-за кустов. Я надеялся, что в этой беседке меня никто не найдет, но, видимо, какой-то парочке захотелось уединения.
— Дьявол! — вдруг совсем рядом раздался до боли знакомый голос, а через мгновение показался его и обладатель.
— Соскучился, Поттер? — как можно более язвительно поинтересовался я, оглядывая гриффиндорца и ожидая, что сейчас за ним появится его рыжая подружка.
Мне показалось, или он действительно покраснел? Нет, наверное, это все плохое освещение. Ведь ответил он вполне спокойным голосом:
— Празднуешь в одиночестве?
— Выпускной бал бывает один раз в жизни, — пожал плечами я, — вот и пытаюсь получить все удовольствия сразу. А тебе-то какое до этого дело? — я покосился на него с недоумением.
— Я… — замямлил Поттер, но наконец смог из себя выдавить: — ты не против, если я посижу тут с тобой?
Нет, на этот раз он точно покраснел! Несмотря на то, что было довольно темно, я все равно это заметил. Как там говорят лирики? "Его щеки покрыл яркий румянец"? Никогда не любил всю эту романтическую чушь, но это выражение аоюсолютно точно подходит к ситуации.
— А как же Уизли? — вопрос вырвался у меня прежде, чем я успел понять, что именно я говорю.
— При чем здесь Рон? — удивленно вытаращился Поттер, плюхаясь на другой конец скамьи, на которой я сидел.
— Вы же всегда ходите с ним вместе, как сиамские близнецы, — безразлично ответил я, пытаясь сделать вид, что я изначально подразумевал именно рыжего, а не его сестру.
— Не всегда, — задумчиво отозвался Поттер. — Да и ты обычно везде появляешься в сопровождении верных телохранителей — Крэбба и Гойла.
— Вот видишь, из всех правил бывают исключения, — философски заметил я. — Так что, если хочешь напоследок поссориться, можешь уходить сразу. Я сегодня не в настроении.
— Вообще-то не хочу. Совершенно! — удивительно, но он улыбался. Искренне, открыто и даже как-то… нежно?!
— Поттер, тебе ничего на голову не падало? — с трудом справившись с непонятным комом, образовавшимся в горле, пробормотал я.
— Зачем? — захлопал глазами Поттер.
— Ну-у-у, — мне не хотелось признавать, что его выражение лица произвело на меня сильное впечатление, поэтому я постарался говорить как можно более небрежно: — Не думал, что ты можешь быть таким… не раздражающим.
— Ты многого обо мне не знаешь, — тихо проговорил Поттер, опуская голову.
Я вопросительно поднял бровь, но он этого, судя по всему, не заметил, погруженный в свои мысли.
Так мы просидели минут десять: в полной тишине, нарушаемой лишь едва слышным дыханием да шелестом ветра, игравшего с первой листвой.
Если бы несколько лет назад кто-нибудь сказал мне, что я буду вот так сидеть ночью в укромной беседке и любоваться звездами вместе с Поттером, я бы, не раздумывая, сдал этого человека в клинику святого Мунго, как буйнопомешанного, для опытов.
Однако сейчас все было абсолютно естественным, с Поттером оказалось удивительно легко и уютно.
"Все, мне пора заказывать эксклюзивную смирительную рубашку и отдельную палату в больнице для умалишенных", — думал я, рассматривая Поттера сквозь полуопущенные ресницы.
Он выглядел таким расслабленным, спокойным и умиротворенным, что я просто не мог больше оставаться рядом. Я резко поднялся с лавочки, но, судя по всему, я выпил слишком много пунша и сливочного пива, поэтому я пошатнулся и чуть не упал. Чуть — потому что внезапно Поттер оказался рядом и подхватил меня, не позволяя рухнуть на землю.
— Драко, что с тобой? Ты в порядке? — как сквозь плотный слой воды услышал я его взволнованный голос.
Я попытался высвободиться из объятий Поттера, но он прижал меня к себе еще крепче, словно чувствовал, что я еще не пришел в себя. Да и как я мог, если он был так близко, беспокоился за меня; если даже сквозь одежду я ощущал прикосновение его горячих рук; если кожей чувствовал его сбивчивое дыхание. Ото всего этого странно путались мысли и кружилась голова.
"Мерлин! Что со мной происходит?" — билось в мозгу.
— Драко, — прошептал Поттер, осторожно проводя рукой по моим волосам и заглядывая мне в глаза.
Я не знаю, что произошло в тот момент: то ли где-то в далекой галактике столкнулись звезды, то ли какой-то волшебник произнес неизвестное заклинание, а может быть, все дело в загадочной химической реакции, на которую магглы любят списывать все то, что не могут понять в отношениях между людьми — но факт остается фактом. В следующую секунду мы уже целовались. Жадно, ненасытно, исступленно, словно это были последние минуты жизни, и таким образом мы хотели сказать друг другу все то, о чем молчали многие годы.
Конечно, это не был мой первый в жизни поцелуй, но такого я не испытывал никогда. Единственное слово, которым я могу описать свои чувства в тот момент — волшебно.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Поттер отстранился, глядя на меня широко распахнутыми глазами, в которых ясно читалось желание и в то же время испуг.
— Прости, — пролепетал он, — Драко, я…
— Гарри…
— Нет, я не должен был… Прости меня…
От волнения он так сильно закусил губу, что у него даже выступила кровь. Я поднял руку, чтобы стереть алую каплю, но тут он выпалил:
— Давай останемся друзьями!
Поднятая рука безвольно упала, так и не достигнув своей цели.
— Проваливай, Поттер.
Я был настолько взбешен, что изо всех сил оттолкнул его в сторону и почти бегом вышел из беседки. И нечего смотреть мне вслед с таким выражением лица, будто тебе на голову рухнул потолок! Хотя, на самом деле, он действительно рухнул. Только на меня… Мир в очередной раз исполнил сальто-мортале, а у меня не было сил не только для того, чтобы прийти в себя и осознать, что же случилось, но даже чтобы определить, где небо, а где земля.
"Шикарное поздравление с Днем рождения, Поттер! — со злостью подумал я, когда, сам того не заметив, оказался в слизеринских подземельях. — Самое незабываемое в моей жизни… Тебе, как всегда, надо было выделиться. Ненавижу!"
* * *
Сразу после возвращения из Хогвартса я уехал во Францию к дальним родственникам отца. Туманный Альбион я покинул безо всяких сожалений, ведь там меня больше ничего не держало, и та последняя ниточка, которая связывала меня с Англией, была нещадно разорвана Надеждой-волшебного-мира.
Самое главное — я понял, что мне надо было научиться жить. Самому, без оглядки на связи отца, которые больше ничего не значили; не прикрываясь своей фамилией, которая после уничтожения Темного Лорда для многих продолжала ассоциироваться с Пожирателями Смерти. Несправедливо, ведь я не вступал в их ряды, да и отец все время "второго пришествия" провел в Азкабане, поэтому не принимал участия в тех бесчинствах, которые устраивали колдуны с Меткой на левом предплечье.
И кроме того, мне надо было разобраться в самом себе. После того поцелуя с Поттером я был в растерянности, в смятении, я не знал, что и думать… Поттер, которого я всегда ненавидел и презирал, теперь вызывал во мне совершенно другие эмоции. К тому же для меня было большим шоком осознать, что я могу испытывать нечто подобное к… парню.
Жизнь постепенно налаживалась, возвращаясь в свою колею. Я почти полгода прожил в Ментоне, а потом отправился в поместье в Амбуазе, о котором впервые услышал от своей двоюродной тетки, да и то во время ее приступа злорадства по поводу того, что Люциус по-прежнему находился в тюрьме.
Совершенно не удивительно, что особняк находится именно в этом месте, ведь испокон веков этот город принадлежал королевским династиям. Да, мне всегда казалось, что отец страдал манией величия. Но на этот раз его выбор был безупречным — красота Луары поистине захватывала дух.
Но, к моему большому сожалению, наслаждался я этим раем недолго. В конце весны я получил от мамы сову, в которой она просила срочно приехать домой, но не толком так и не объясняла, что, собственно, произошло. Поэтому мне пришлось прервать свой так называемый отпуск и отправиться в Англию.
Оказалось, весь этот шум был поднят из-за того, что в Азкабане отца перевели с одного этажа на другой, и это привело Нарциссу в состояние, сильно напоминавшее истерику. Мне пришлось потратить целых три дня на то, чтобы хоть немного ее успокоить.
Надо сказать, возвращение всколыхнуло во мне воспоминания о своих прежних стремлениях и ценностях в жизни, о школьных годах и, естественно, о Поттере. Я старался не думать о нем после отъезда во Францию, потому что когда я пытался разложить по полочкам то, что произошло между нами в вечер выпускного бала, мне становилось еще хуже. Мысли бились в мозгу вспугнутыми птицами, и почему-то хотелось снова почувствовать вкус его губ на своих, хотелось снова заглянуть в его сияющие глаза. Сплав взглядов. Изумруд и серебро — идеальное сочетание. Цвета Слизерина…
Нет, мы не могли встретиться, даже случайно. У каждого из нас своя жизнь, и каждый идет по ней своей дорогой. Я — сын осужденного Пожирателя Смерти, он — Спаситель Мира. И не важно, что однажды наши пути пересеклись, всего лишь на краткий миг кажущегося нереальным поцелуя… Все это осталось на перевернутой странице моей истории.
И мы действительно не встретились. В этот раз…
* * *
Очередной свой День рождения, несмотря на все просьбы мамы остаться, я встречал во Франции. В гордом одиночестве. И время, когда я радовался наступлению пятого дня лета, осталось позади, в далеком детстве.
Уютный маленький французский ресторанчик, изысканное сырное ассорти и неповторимый вкус редчайшего вина “Шенэн-Нуар”. На импровизированной сцене плакала скрипка, тонкие свечи отбрасывали длинные тени на потолок, стены и посетителей, а теплый воздух был пропитан каким-то сладким дурманом.
Атмосфера настраивала на минорный лад, и я погрузился в размышления о том, что впервые в жизни я не праздную свой День рождения, нет привычной шумной вечеринки по столь знаменательному поводу, да и вообще рядом нет ни одного не только близкого, но даже знакомого человека. Но мне все это и не было нужно. Я был рад своему одиночеству, причем это удивляло и меня самого, ведь с рождения я привык быть в центре внимания.
Кстати о внимании. В последнее время меня стало раздражать, когда кто-то меня разглядывает. А сейчас я физически ощущал на себе чей-то пристальный взгляд. Недовольно скривив губы, я повернул голову в сторону назойливого человека и… чуть не подавился куском сыра, который несколько секунд назад положил в рот.
В первый момент я решил, что во всем виновато освещение, в котором фигуры посетителей казались неясными и размытыми. Второй мыслью было: "Неужели я выпил так много вина, и мне уже начало мерещиться Мерлин знает что?!"
Но галлюцинация не спешила растворяться, а продолжала стоять в нескольких шагах от меня и таращилась своими невозможно зелеными глазами.
— Поттер… — почти беззвучно прошептал я, все еще не веря своим глазам.
Однако он, судя по всему, услышал. Или прочитал по губам.
— Драко! — шрамоголовый оказался рядом в одну секунду, я даже не успел прийти в себя. — Я… — он замялся, словно вдруг забыл все слова. — Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?
— А если возражаю? — протянул я, поднимая бровь.
Поттер удивленно воззрился на меня, будто мысль о том, что я могу ему отказать, просто-напросто не приходила ему в голову.
— Тебе неприятно мое присутствие? — он виновато опустил голову, и у меня мелькнула мысль, что он действительно расстроился.
— Не то чтобы неприятно, просто я хотел побыть один, — я олицетворял саму невозмутимость.
"И я прекрасно помню, к чему это привело в прошлый раз", — добавил я про себя.
— Я просто хотел поздравить тебя с Днем рождения, — пробормотал Поттер. Кажется, в этот раз он все-таки покраснел. — Я подумал, что тебе может быть одиноко вдали от родных и друзей…
— Почему ты уверен, что я здесь один? — меня удивило, что он озвучил то, о чем я думал несколько минут назад.
Он резко вскинул голову и так же быстро ее опустил, но я успел разглядеть на его лице выражение шока, недоверия и… отчаяния?
— Дурак ты, Поттер, — заметил я, прежде чем он что-то ответил. — Если бы мне было здесь плохо, меня бы тут не было. Вне зависимости от окружения. И не делай такую мину, а то у меня вино прокиснет. Лучше попробуй вот этот сыр, — я протянул ему кусочек "Горгонзолы", — пища богов.
Поттер, недоверчиво посмотрев на меня сквозь свои дурацкие круглые очки, осторожно взял сыр, повертел в руках, зачем-то понюхал и, сморщив нос, вопросительно поднял брови.
— Какой же ты невежа! — я закатил глаза. — Сыр не нюхают, а едят.
— Это? Спасибо, я лучше что-нибудь другое закажу.
Поттер сунул мне в руку злосчастный кусок, словно это была самая большая гадость на свете. Меня настолько разозлило такое пренебрежение к одному из самых вкусных и дорогих сыров в мире, к тому же слегка подтаявшему и поэтому прилипавшему к пальцам, что я, не раздумывая, свободной рукой обхватил бывшего врага за плечи, чтобы он не вырывался, а другую поднес к его лицу и стал размазывать сыр по его рту.
Видимо, Поттер тоже был шокирован такими моими действиями, поэтому замер, боясь пошевелиться, и не отрываясь смотрел на мои губы. Интересно, кто его учил гипнозу? Да-да, именно гипнозу, потому что ничем другим я не могу объяснить тот факт, что меня осенила гениальная идея: сыр настолько вкусен, что было бы жуткой несправедливостью растрачивать его подобным образом, и я принялся слизывать его с Поттера.
Весьма экзотичный способ, надо признаться, и столь же приятный. Хотя и приводит к совершенно непредсказуемым результатам…
* * *
После того вечера как-то так само собой получилось, что мы с Поттером стали много общаться, очень много общаться, что переросло в конечном итоге в некое подобие совместной жизни.
Подобие — потому что ни он, ни я пока не были готовы официально объявить себя парой, созвать друзей и близких, чтобы шокировать их известием о столь странном союзе. Для всех мы по некоей загадочной и известной только нам двоим причине жили под одной крышей и делали вид, что мы друзья.
Хотя, признаюсь, я не ожидал, что все это будет так просто и сложно одновременно. С одной стороны, у Поттера оказался на удивление легкий характер, с ним невозможно было поссориться (и как мы умудрялись ругаться почти семь лет?), он каким-то непостижимым образом ухитрялся погасить и мою вспыльчивость, и мою обидчивость, и привычку командовать… А может быть, я не заметил, как изменился сам?
Нам было интересно вместе, мы до хрипоты спорили о квиддиче, о книгах (никогда не думал, что Поттер читал что-нибудь кроме учебников в школе!); вечерами сидели перед камином — и это почему-то не казалось пошлым, а было очень мило.
Мы вместе ходили на квиддичные матчи, выбирались на прогулки по парку, в маленькие магазинчики всяческих старинных мелочей, которые делают дом уютнее. Мы даже иногда заглядывали в гости к Грейнджер и Уизли, которые, казалось, почти смирились с моим присутствием рядом с их драгоценным героем и даже, наверное, подозревали, что у нас с ним отнюдь не дружеские отношения.
А вот, кстати, дружба — это то, что было самым сложным. Точнее, не сам факт ее существования — я искренне был рад, что мы с Поттером оказались намного ближе, чем думали сами. Трудно было изображать перед остальными, что мы только друзья. А ведь иногда так хотелось наглядно продемонстрировать всем, что на самом деле между нами.
А правда, что между нами, Поттер? Что означает та непонятная нежность, которую я к тебе испытываю? Почему мне хочется смотреть на тебя, прикасаться к тебе, заставить тебя улыбаться? Почему когда ты смотришь на кого-то другого, мне хочется сказать или сделать что угодно, только бы ты обернулся ко мне? Почему по утрам мне не хочется покидать теплую постель, если я знаю, что ты не ждешь меня на кухне, так как уже ушел на работу? Почему я до боли прикусываю язык, чтобы не задать тебе все эти вопросы? Наверное, потому что боюсь получить ответ…
Но однажды, когда я все-таки решился признаться, нет, не в любви, в том, что я испытываю к Поттеру некие чувства, он, как всегда, меня опередил.
— Драко… — я сразу понял, что что-то произошло — таких глаз я у него никогда не видел. — Прости, — пролепетал он, — я понимаю, что порчу тебе жизнь… Ты заслуживаешь лучшего, чем это…
— Гарри… — я попытался остановить этот бред, но, естественно, у меня это не удалось.
— Нет, я не должен был… Прости меня… Давай останемся друзьями!
— Проваливай, Поттер!
Дежавю!..
* * *
Я всегда думал, что я себя знаю, но оказалось, что это совершенно не так. В очередной раз Поттер выбил почву у меня из-под ног, а мне оставалось только удивляться собственной реакции.
Душевная боль, апатия, равнодушие и невосприимчивость ко всему окружающему — это нельзя не только применить к Малфоям, но и даже записать на одной странице с нашей фамилией. Но тогда кто объяснит, что со мной происходит?
После разрыва с Поттером я отправился путешествовать. Отец всегда говорил, что от сплина всегда помогают новые эмоции. Ну и где они, эти новые эмоции? Куда бы ни приехал, везде одно: дамочки всех возрастов отчаянно строят глазки и присылают любовные записки; Грейнджер (кто бы мог подумать, что она будет беспокоиться!) каждый день присылает сову с письмом, в котором ехидно интересуется, не подхватил ли я какую-нибудь экзотичную заразу, и тут же добавляет, что "зараза к заразе не пристает"; а у меня стойкая аллергия на зеленый цвет, поэтому путешествовать я предпочитаю по пустыням — там растительности поменьше, а если она и встречается, то давно выжжена солнцем и потеряла сочные краски.
Нет, поселиться навсегда где-нибудь в Гоби или Сахаре я не решился, хотя был момент, когда очень хотелось остаться у берберов, например, и тихо жить в подземных пещерах, делая вид, что именно этого мне не хватало для полного счастья.
И все-таки я вернулся домой. Я долго решал, куда же мне все-таки отправиться, отметая варианты один за одним: к родственникам — нет, спасибо, их слишком много, а я люблю уединение: в Амбуазе было слишком много ненужных воспоминаний, совершенно точно вредных моему здоровью. Поэтому осталось родовое поместье, в котором я родился и вырос.
Сказать, что мама была рада моему приезду, значит не сказать ничего. Она порывалась закатить торжественный бал по этому случаю, но я едва уговорил ее этого не делать. Мне не нужно ничье внимание. Я просто хочу побыть дома. Один.
Но, маг предполагает, а Мерлин располагает… Одиночеством я наслаждался всего пару дней. И кто бы вы думали его нарушил? Вопрос, конечно, риторический.
— Проходил мимо, Поттер? Решил заглянуть на огонек? — невозмутимо. По крайней мере, мне так кажется.
— Я… — как всегда, смущается. — Как ты, Драко?
— Отлично, — широко улыбаюсь. Надеюсь, выглядит убедительно. — Только из Монако.
— Там, наверное, красиво…
— Ты себе даже не представляешь, насколько.
Ненавижу такие неловкие паузы. И как так получается, что тебе нечего сказать человеку, который когда-то был для тебя самым близким на свете? А может быть, наоборот, слишком много слов?..
— Поттер, если твой визит вежливости закончен, то можешь сам поискать выход — он там же, где вход. А меня ждут дела.
— Драко, — интересно, он всегда будет краснеть? — знаешь, я хотел сказать… В общем… Давай останемся…
— … друзьями? — кажется, голос у меня все-таки дрогнул.
— Нет, давай просто останемся.
* * *
Теперь вы убедились, что ненавидеть труднее, чем любить?
А напоследок я могу сказать только одно. Я — Малфой, а Малфои всегда выбирали более легкий путь…
Vova
