Нарциссу хоронили в дождь. Он не наложил водоотталкивающее заклятие, и стоял сейчас в насквозь промокшей, отяжелевшей робе, глядя на то, как домовые эльфы открывают дверцу фамильного склепа — третью сверху в левом ряду. Странно. Он всегда думал, что ее откроют для него. Маги редко живут дольше ведьм…
Рядом судорожно вздохнул Драко. Кто-то прикрывал его от дождя — сухие волосы трепал пронизывающий октябрьский ветер. Рядом маячила лохматая шевелюра Поттера. Удивительно — он не испытывал к мальчишке ненависти. Почему-то ему казалось, что Драко отказался выполнить приказ Лорда и убить Поттера не столько из любви, сколько из извечного Блэковского стремления к свободе. Не принимать клейма любой ценой — даже самой высокой… Хотя, может, он и ошибается — вон, стоят, прижимаются плечами…
К нему самому никто не подходил ближе, чем на два шага — даже Снейп. Люциус поднял палочку, направляя гроб с телом жены в темную нишу. Дверца захлопнулась с отвратительным металлическим лязгом. «Как инструментарий палача», — подумалось ему.
Потянулась вереница соболезнующих. В другой ситуации это выглядело бы комично — как вчерашние Пожиратели смерти стараются разминуться с членами Ордена Феникса. И как им всем одинаково не по себе рядом с ним. Хотя стыдливая благодарность бывших соратников, глубоко запрятанная под холодной вежливостью и сдержанным неодобрением, была все же лучше неискреннего сочувствия и нарочитой доброжелательности Дамблдоровских приспешников. Волки, полжизни просидевшие на цепи — и спущенные с нее, наконец; не знающие толком, что делать с новообретенной свободой, и оттого обозленные, готовые вцепиться в освободившую их руку. И псы, служащие не за страх, а за совесть, гордящиеся ошейниками с блестящими гриффиндорскими бляхами, и всем своим собачьим нутром ненавидевшие в нем — волка… Но послушно виляющие хвостами, потому что хозяин велел. Мерлин… Как же вы мне все надоели…
— Люциус, пора возвращаться в дом, — Снейп. — Драко не уйдет, пока ты здесь.
Люциус медленно повернулся спиной к последнему пристанищу Малфоев и двинулся в сторону особняка. Снейп шагал у него за левым плечом, черная мантия развевалась и хлопала на ветру. Как там Долохов пел? «Ты не вейся, черный ворон, над моею головой…» Люциус криво улыбнулся, оглядываясь:
— Северус, я не думаю, что Драко стоит сейчас оставаться в поместье. Кажется, Поттер не против предложить ему свое гостеприимство?
Едва заметная пауза, после которой Снейп коротко кивнул:
— Я поговорю с ним, — и добавил с усмешкой. — Объясню, что тебе просто необходимо побыть одному.
Ворон, ворон, что бы я без тебя делал?
* * *
Наконец все разъехались. Последним аппарировал Драко, отчаянно пытавшийся удержать за бесстрастной Малфоевской маской рвущиеся наружу слезы. Бедный мой мальчик… Дай Мерлин, чтобы ты хоть у своего любовника нашел то утешение, которое тебе не в силах дать родной дом…
Люциус прихватил бутылку скотча с сервировочного столика в гостиной и стал медленно подниматься на второй этаж. И по мере его продвижения по лестнице все портреты, висевшие вдоль нее, одинаково поворачивались к нему спиной. Позор рода Малфоев… Впрочем, он уже начал привыкать к этому. Три дня прошло… Уже три дня? Как странно… Нет, если напрячься, он сумеет восстановить в памяти события этих семидесяти с лишним часов. Не то чтобы в этом была необходимость…
Он вошел в свой кабинет, аккуратно поставил бутылку на стол между украшенной фамильным гербом чернильницей и пресс-папье в форме спящего дракона, выдохнул… И повернулся, наконец, к единственному в поместье портрету, не отворачивающемуся от него.
— Здравствуй, Люци, — тихо произнесла его жена.
Почему-то она ничего больше ему не говорила — только здоровалась и прощалась, когда он выходил из комнаты. Портретист схалтурил? Да нет, не похоже — мимика и движения совершенно такие же, как у живой Нарциссы. И он был совершенно уверен — будь изображение трехмерным, она бы сейчас протянула руку и ласково провела тонкой ладонью по его распущенным волосам. Он, собственно, потому и не любил забирать их в хвост…
«Малфои не плачут», — прозвучал у него в голове резкий голос отца.
— Конечно, отец, — пробормотал Люциус, прикладываясь к горлышку бутылки. — Не то чтобы тебе удалось воспитать меня достойным Малфоем… Но я старался.
Он снова перевел взгляд на портрет — Нарцисса ответила ему печальной улыбкой. Люциус зажмурился. И снова вспомнил.
Шипящий холодный голос:
— Авада…
Нереально расширенные зрачки светлых глаз Драко. Дергающийся в магических путах Поттер, переводящий отчаянный, безумный взгляд с кончика палочки Лорда на любовника. И утонченная, робкая, рафинированная Нарцисса, кидающаяся наперерез заклятью, раскинув руки, словно последняя деревенская маггла, закрывая сына собой…
— … кедавра!
И зеленый луч, ударяющий между изящных лопаток… У нее там была родинка…
Все, что осталось в его памяти от последующих секунд. Нелепая до невозможности мысль, что он попал ей прямо в родинку…
А затем — длинное костлявое тело с проломленным черепом, распростертое у его ног, и окровавленный канделябр в руке. И глухой голос Гойла, налагающий запрет на возвращение души в мир и запечатывающий его кровью своего рода. Никакая магическая сила не поможет душе грязнокровки одолеть печать, наложенную потомственным некромантом в 17 поколении. Это — действительно навсегда.
Потомок древнейшего колдовского рода убил врага не в магическом поединке, а самым недостойным из маггловских способов. Отец отрекся бы от него, будь он еще жив. А так, наверное, в гробу переворачивается. В верхней нише правого ряда склепа… Наискосок от Нарси.
Люциус содрогнулся и снова присосался к бутылке.
* * *
Он перестал пить на пятые сутки. Печень не выдержала. Домовые эльфы не смели протрезвлять его без прямого приказа, а для Снейпа он закрыл доступ в поместье сразу после похорон. Правда, на второй день похмельных мучений он был уже готов разблокировать камин и попросить помощи у зельевара, но имел неосторожность глянуть по дороге в зеркало. Зеркало висело в поместье давно, с характером хозяина было знакомо и потому комментировать его внешний вид не стало, но Люциусу хватило и простого отражения. Показываться на глаза кому бы то ни было в таком виде… Пусть от хваленой Малфоевской гордости мало что осталось, но стыд он еще не совсем потерял.
Промаявшись похмельем до вечера, он заставил себя дойти до домашней лаборатории Драко и, освежив в памяти школьные знания с помощью записей сына, сварил себе что-то, напоминающее перечное зелье. По крайней мере, тошнить после него перестало, а яростная мигрень сменилась тупой ноющей болью в затылке.
Однако пятидневный запой принес и некоторые положительные результаты. Люциусу стало действительно безразлично, как ведут себя в его присутствии фамильные портреты. Только в свой кабинет он больше не заходил, облюбовав в качестве основного места обитания библиотеку.
Покопавшись после эксперимента с антипохмельным лекарством в многочисленной литературе по зельеделию, накопленной предыдущими поколениями Малфоев и изрядно пополненной его сыном, Люциус второй раз в жизни пришел к выводу, что его совершенно не интересует эта область магии. Что бы там не твердили Северус с Драко об изысканной науке и точном искусстве зельеделия, на него данная хогвартская дисциплина всегда действовала, как прекрасное снотворное. Ну, хоть что-то в этой жизни не изменилось…
Зато возня с тяжеленными томами, посвященными различным областям применения зелий, навела Люциуса на конструктивную мысль — разобрать, наконец, архив своей матери. Полтора дня у него ушло только на то, чтобы снять охранные заклятия со второго этажа восточного крыла библиотеки, где хранилось приданое предыдущей Леди Малфой. Пока мама была жива, отец не смел вмешиваться в ее занятия с сыном, но сразу после смерти жены опечатал ее комнаты и собрание книг «замком Малфоев». Собственно «замок» Люциус снял довольно быстро, единственная сложность в работе с такими заклинаниями заключалась в том, что наложить и снять их мог только глава рода. Однако помимо «замка» доступ в мамину библиотеку оказался перекрыт сложнейшим комплексом запирающих заклятий, с которым пришлось повозиться всерьез. И, разбирая по нитям хитросплетения отцовских охранных чар, Люциус в очередной раз задался вопросом, чего же было больше в отношении старого Малфоя к жене — ненависти или страха. Наследница древнейшего рода некромантов равно могла вызывать оба чувства. Несгибаемая Леди Малфой, полностью игнорировавшая домовых эльфов и использовавшая в услужении только разупокоенные скелеты магглов, и упорно обучавшая премудростям некромантии своего единственного сына, невзирая на общеизвестный факт, что овладеть этим страшным искусством может только чистокровный некромант…
Мама…
Когда Люциус устроился, наконец, в ее любимом кресле у стрельчатого окна библиотеки с «Пятикнижием некроманта», испещренным на полях не по-женски лаконичными заметками, он почувствовал себя почти счастливым.
* * *
Он изрядно позабыл мамину науку за годы, прошедшие с ее странной гибели, в которой он так и не решился обвинить отца. Одно из фамильных Малфоевских умений — выкидывать из головы и сердца то, что не дано. Изменить, доказать, заполучить — не важно. То, что Малфою не дано, для него не существует.
Люби не то, что хочется любить,
А то, что можешь, то, чем обладаешь…
Он и любил. И никогда не позволял себе задумываться. О том, что старик мог женить его не на Нарциссе. О том, что Драко мог пойти характером не в страстную и своевольную родню матери, а в жестокого и расчетливого деда. Что отец мог выбрать для него других друзей… Он был, в общем, неплохим Малфоем. Только вот отца Люциус не любил. Никогда, сколько себя помнил.
И еще — одного друга он выбрал-таки себе сам, вопреки отцовской воле. Просто потому, что ему так захотелось. И упорно принимал его в доме, и терпел вспышки отцовской ярости, и врал Лорду, Мерлин Великий, врал Лорду, выгораживая шпиона… Никто не понимал — почему. Даже Нарси. Даже сам Снейп. Люциус усмехнулся, вспоминая. Как Северус пытался, неловко и недоверчиво, поблагодарить его, когда Малфой впервые прикрыл его перед Лордом. И как ему пришла на ум слышанная от Долохова русская поговорка. «Ворон ворону глаз не выклюет», — сказал он, глядя в растерянные черные глаза. И как потом, уже после исчезновения Лорда, Снейп повторил ему ее — обелив его на суде, обойдя веритасерум и выдержав допрос с пристрастием. Потом они еще не раз обменивались коротким, только им понятным «ворон ворону…» — и когда Северус возвращался к воскресшему Лорду, и когда Люциуса выпускали из Азкабана после катастрофы с Пророчеством… Интересно, это по-малфоевски или нет — приобрести единственного настоящего друга благодаря минутной прихоти и унаследованному от матери упрямству? Ну, захотелось ему тогда пробиться сквозь колючую броню вечного аутсайдера, увидеть доверие в этих мрачных черных глазах…
* * *
По прошествии нескольких дней Люциус по-прежнему проводил большую часть времени в восточном крыле библиотеки, перечитывая полузабытые тексты и разбирая записи своей матери. Мало кто знал, что вопреки всем законам крови Старой Леди Малфой удалось-таки сделать из сына адепта некромантии. Конечно, в большей степени он все же был темным магом, как и многие поколения Малфоев до него; ему никогда не сравниться с потомственными некромантами вроде Гойла, но все же, все же… Люциус задумчиво крутанул в пальцах острый кривой нож — обязательный атрибут некроманта, с которым он никогда не расставался, хотя уже двадцать лет не пускал в ход. Кажется, он придумал, чем заняться в освободившееся от военных действий и светских обязанностей время.
И когда сумрачным ноябрьским вечером дрожащий от страха эльф сообщил ему о визите Мастера Драко с другом, Люциус обрадовался не столько сыну, сколько открывающимся возможностям. Через мгновение ему стало почти стыдно, но идея добраться до фамильной библиотеки Блэков осталась.
Он принял их в малой гостиной, памятуя о плебейском воспитании Поттера и постаравшись сделать атмосферу встречи как можно менее официальной. Даже предложил свой лучший скотч. Помогло мало. Драко явно нервничал, а его любовник держался как на допросе в аврорате. Ох, Нарси, и как я без тебя с этим справлюсь…
— Папа, — начал Драко напряженно, ставя бокал на деревянный подлокотник дивана, на котором расположились они с Поттером.
— Я должен сказать тебе… Мы считаем необходимым поставить тебя в известность, что мы с Гарри… Что мы вместе. Любовники, — выпалил он, наконец, со смелостью отчаяния уставившись отцу в глаза.
Мерлин… Я что, так и не поговорил с ним об этом? Проклятая война!
— Драко, — сказал Люциус со вздохом, — я давно должен был поговорить с тобой на эту тему. Сразу после твоего семнадцатилетия, если быть точным. Как это принято в нашей семье… Но тогда, как помнишь, у меня не было такой возможности, а после… Я забыл. Прости.
Люциус грустно улыбнулся, глядя в расширившиеся от изумления глаза Драко. Он нечасто просил у сына прощения. Возможно, зря.
— Все мужчины рода Малфоев бисексуальны. Как и представители большинства других чистокровных семей. Это совершенно нормально, Драко.
— И вас полностью устраивает его выбор спутника жизни? — резкий голос Поттера разорвал тишину, в которой Драко переваривал услышанное.
Люциус перевел глаза на любовника своего сына. Нет, на спутника жизни. Щенок.
— Скажите, Поттер, я когда-либо давал вам повод считать меня идиотом?
Это его озадачило, хотя и ненадолго.
— Не вижу связи!
Ну что же так кричать, мальчик. Война закончилась, а в мирное время нельзя быть непримиримым борцом, нужно уметь вести себя в обществе… Мерлин помоги тебе и Драко, которому придется тебя этому учить. Каким же все-таки надо было быть кретином, чтобы отдать последнего из Поттеров на воспитание тупым магглам.
Но вслух он сказал только:
— Как вы полагаете, Поттер, готовность отдать жизнь за другого человека в достаточной мере демонстрирует серьезность испытываемых к этому человеку чувств? Или вы думаете, что я могу заставить Драко выбирать между отцом и возлюбленным?
Он хотел добавить еще что-то, но не успел — Драко метнулся к нему через всю комнату, падая на колени у его кресла и вцепляясь в отцовскую мантию:
— Папа, я люблю тебя!
Горе ты мое Блэковское… Вот же темперамент… Никаким воспитанием не скроешь… Но он что, и правда думал?..
— Я тоже тебя люблю, мальчик мой.
Челюсть-то подбери, Поттер.
* * *
Добиться приглашения погостить на Площади Гриммо оказалось на удивление просто — достаточно было намека сыну. Люциус радовался послушанию сына и его влиянию на Поттера, пока не вспомнил, что закрывая камины от Снейпа, он и не подумал перекрыть доступ в поместье Драко. Вызванный им эльф после второго Круцио признался, что Мастер Драко пять раз навещал поместье после похорон хозяйки, но категорически запрещал говорить об этом хозяину. Сколько из этих пяти раз пришлось на его запой, Люциус спрашивать не стал.
Дом Блэков приятно его удивил. Из него, разумеется, исчезли фамильные портреты и отрубленные головы эльфов, но общая атмосфера родового гнезда чистокровных магов была сохранена. Мебель, большей частью новая, была выдержана в том же стиле, что и оставшиеся от прежних хозяев раритеты, паркетные полы наполированы до блеска, обивка стен и портьеры заменены более светлыми, цветовой гаммой сильно напоминавшими комнаты Драко в поместье. В целом дом производил очень приятное впечатление. И очень подходил для молодоженов. Люциус хотел было сделать Драко комплимент по поводу дизайна, но заметил беспокойство в глазах сына, перебегающих с отца на любовника, и ограничился сдержанной усмешкой. Драко и так поймет, а Поттера нервировать и впрямь не обязательно.
Мальчишки много времени проводили вне дома — Люциус не особенно интересовался, где, а они не стремились его информировать, оставляя дом в его полном распоряжении. Точнее, их комнаты на втором этаже были защищены Поттеровскими охранными чарами, но они его и не интересовали. Покидая отведенные ему гостевые покои, Люциус с наслаждением третировал подающего на стол Добби тем, что в упор его не замечал — эльфа это доводило до истерики, Поттера — до белого каления, и при этом не давало ему ни малейшего шанса для проявления недовольства, а затем запирался в библиотеке. По счастью, реорганизация, охватившая весь дом, ее практически не коснулась — только портьеры на окнах были новые, да на старинных креслах обивку сменили, теперь она стала более светлой. Это Люциусу даже нравилось — он не одобрял Блэковской нездоровой страсти к похоронным цветам в дизайне интерьера. Род Блэков вообще имел много традиций, не характерных для других темномагических семей. Идиотская манера вывешивать для всеобщего обозрения головы покойных домовых эльфов была одной из них. Брать в жены дочерей некромантов — другой. И результатом последней стало великолепное собрание трудов по некромантии и ритуальной магии в их фамильной библиотеке.
Впрочем, через некоторое время Люциусу стало скучно. Он действительно узнал много нового за это время, но любые полученные знания хочется применить на практике. И тут возникали серьезные проблемы. Дело даже не в том, что практиковать большую часть описанных в изученной литературе ритуалов было давно запрещено законом, а в том, что осмысленное применение этих методов требовало наличия конечной цели. И эту самую конечную цель Люциус никак не мог для себя сформулировать. Пока однажды ночью, лежа без сна в залитой лунным светом комнате — окно выходило на восток, и ему нравилось спать с незадернутыми портьерами, чтобы просыпаться от первых лучей солнца, он не добрался в своих воспоминаниях до схватки в Отделе тайн Министерства магии. Вуаль.
Люциус сел на постели, прикусив губу и невидяще уставившись в окно. Где-то он читал об этом, совсем недавно, в каком-то рассыпающемся от старости, несмотря на сохраняющую его целостность магию, манускрипте. Какое-то упоминание о возможности призвать человека из-за грани... Речь, правда, шла не о собственно вуали, а о старинном и давно уничтоженном артефакте, обладавшем сходными свойствами, но если найти его параметры и сравнить их с магическим полем вуали, и провести соответствующую корректировку графической составляющей ритуала… Благо подходящий объект для эксперимента имеется — Белла использовала не смертельное заклятие, это он помнил совершенно точно, значит Блэк упал за вуаль живым, и при известном везении может быть извлечен оттуда с сохранной душой, а не в виде анимированного трупа. Люциус откинулся на подушки с довольной и слегка сумасшедшей улыбкой, закрыл глаза и моментально заснул. Он нашел себе достойную цель.
* * *
Как ни странно, с проникновением в Отдел тайн никаких сложностей не возникло — старые связи работали до сих пор. Тщательно измерив все параметры магического поля вуали, Люциус вернулся в библиотеку на Площади Гриммо и с головой зарылся в литературу в поисках малейших упоминаний о «вратах мертвых», как напыщенно именовали уничтоженный еще в 13 веке артефакт. В конце концов, ему удалось найти упоминание о старинном темномагическом справочнике, составленным одним скрупулезным испанцем и содержавшем подробное описание магических характеристик ряда артефактов, среди которых могли быть и «врата мертвых». Сам справочник был утрачен во время очередной охоты на ведьм, проводимой под эгидой святой инквизиции, однако, судя по некоторым намекам, обнаруженным Люциусом, часть информации из него была воспроизведена по памяти уцелевшим учеником испанца и включена без указания авторства и имен описываемых артефактов в первое издание «Расчетов некроманта». А в библиотеке его Матери хранилось редчайшее третье издание этого труда.
Проведя двое суток у себя в поместье, Люциус все-таки вычислил, какой из безымянных наборов измерений магических полей, приведенных в «Расчетах некроманта» «для примера», может относиться только к «вратам» и ни к чему другому. Отличие от снятых им характеристик вуали было значительным, и все же было в двух наборах данных некое совпадение внутренней симметрии, не наблюдавшееся при сравнении параметров вуали с любым другим предполагаемым артефактом.
Прежде чем вернуться в дом Блэков и взяться за разработку собственно ритуала, Люциус позволил себе спокойный вечер у камина с бутылкой любимого скотча. Настроение у него было превосходным — теперь он был совершенно уверен, что добьется поставленной цели. И особенно его забавлял момент с законностью планирумого: ныне действующий в Британии кодекс законов принимался через 350 лет после уничтожения «врат мертвых» и почти через четыре столетия после последнего задокументированного возвращения из-за грани. В результате чего запрет на необходимый для подобного призыва ритуал не был включен в список запрещенных. А все, что не запрещено…
Одинокий пьяный смех Люциуса эхом разносился в пустом доме.
* * *
Ритуал оказался простым и элегантным — как и следовало ожидать. Некроманты древности вообще не любили тяжеловесных решений, предпочитая потратить годы на подбор компонентов и разработку графической направляющей потоков магии. Это век двадцатый с его маггловским техническим прогрессом заставил магов также наращивать темп жизни и гнаться за скоростью получения результата в ущерб точности. Здесь все было просто — за исключением пересчета внешних магических полей. Нужно было учитывать фазу луны — от нее зависела форма охраняющего купола, и, главное, надо было сделать поправки на различия в параметрах вуали и врат. Впрочем, Люциус справился с этим за несколько дней.
Проведение ритуала он запланировал на полнолуние: новолуние только что прошло, ждать следующего ему не хотелось, а пересчитывать купол на лунную четверть было как-то уж слишком головоломно. Так что теперь оставалось только удостовериться, что в полнолуние с Отдела тайн будут сняты запирающие и охранные чары, что было вопросом суммы, и подобрать наполнители нижних концов обращенной пентаграммы, в которую были вписаны все магические потоки ритуала. С центральным было просто, он собирался использовать собственную кровь. Призывать человека из-за грани на более слабую субстанцию не стоило и пытаться. Два других конца следовало заполнить «памятью сердца» и «памятью крови». Последнее тоже не представляло проблемы: на просьбу дать отцу для работы четверть пинты своей крови последний носитель крови Блэков отреагировал, как и положено хорошему сыну, беспрекословным согласием. И, похоже, даже Поттеру ничего не сказал.
Главную сложность представляла «память сердца». Люциус не имел ни малейшего представления ни о сердечных делах Сириуса Блэка после Азкабана, ни о том, какая из многочисленных связей его юности могла еще что-то значить для него на момент гибели. Обыскав в отсутствие Поттера комнаты Сириуса, благо запирающих заклятий на них было не слишком много, Люциус тоже не нашел ничего подходящего. Ни дневников, ни каких-то безделушек из тех, что дарят влюбленные, ни памятных фотографий. Как и не жил человек…
И только вечером, взглянув за ужином в зеленые глаза крестника Сириуса Блэка, Люциус нашел решение. Изящное, как вся выстроенная им магическая конструкция, и единственно верное. Только вот… Просить Драко взять кровь или прядь волос у любовника… Означало либо заранее объяснять Поттеру свою затею, а это лишняя трата времени и нервов, либо толкать сына на неблаговидный поступок по отношению к возлюбленному. Этого Люциусу тоже не хотелось. Тем более что у него не было уверенности в том, что Драко выполнит такую его просьбу. Пришлось рискнуть и срезать прядку с вечно растрепанной черноволосой головы самостоятельно. Впрочем, Люциусу все равно нужно было проверить, в какой степени восстановились его навыки владения ножом.
Результатом проверки он остался доволен: Поттер ничего не заметил, когда Люциус, выходя из-за стола после ужина, потянулся через его плечо к вазе с фруктами. Только Драко удивленно проводил взглядом отца, с довольной усмешкой уносящего в левой руке яблоко. Правая его ладонь надежно скрывала нож и срезанную им прядь. Руки у Люциуса были не точеные Малфоевские, а крупные, с широкой ладонью, длинными сильными пальцами и узким запястьем с поверхностно расположенными венами. «Руки, как у крестьянина», — раздраженно говорил отец.
«Как у некроманта», — насмешливо отвечала мама. У Блэка, кажется, были такие же…
Жаровни для ритуала по странной причуде судьбы нашлись прямо в Отделе тайн. Люциус заприметил их в разделе темномагических атрибутов еще когда снимал с вуали характеристики магических полей и в очередной раз поразился невежеству так называемых «светлых» — они бы и нож некроманта туда определили, попадись он им в руки.
* * *
На дом Блэков были наложены антиаппарационные барьеры, и для того, чтобы аппарировать в Министерство, Люциус вынужден был выйти на улицу. Ночь была пасмурная и сырая — типично для Лондона в конце ноября, и о полнолунии можно было только догадываться, глядя в темно-серое, затянутое сплошной пеленой облаков небо. Люциус, проведший последние несколько дней как на иголках, неожиданно совершенно успокоился, постоял, вдыхая туман, и аппарировал. Пройдя коридорами пустого Министерства в Отдел тайн, он осмотрелся, убеждаясь в отсутствии посторонних, и занялся делом: достал жаровни, наложил стандартные запирающие и заглушающие чары на помещение с вуалью. Переоделся, оставшись в принесенных с собой темно-красной тунике и свободных черных штанах, — он нашел их в шкафу в своих детских комнатах в поместье и собственноручно трансфигурировал по нынешним размерам, отметив с удовольствием, что со времен юности объем бедер у него почти не изменился, хотя в груди он стал значительно шире. Палочка была заткнута за пояс, виалы с кровью и прядью волос лежали во вместительных карманах штанов, жаровни сложены в центре еще не нарисованной пентаграммы.
Сделав неглубокий надрез на предплечье, чтобы смочить нож в своей крови, Люциус вычертил им обращенную пентаграмму, заключающую вуаль между своих верхних концов, на каменных плитах пола. Расставил жаровни в трех нижних концах. Перехватил нож в левую руку, достал палочку, создал охранный купол, опоры которого располагались в концах пентаграммы, и принялся вычерчивать палочкой направляющие для магических потоков, основные сплетенья которых находились в строгом соответствии с расположением основных узлов пентаграммы. Закончил Люциус за несколько минут до полуночи — хронометра у него не было, но приближение этого священного для любого темного мага часа он всегда ощущал безошибочно. После чего быстро разжег огонь в жаровнях, вылил кровь из виала в правую, осторожно переступая босыми ногами вдоль лучей пентаграммы, перешел к левой и бросил в нее прядь волос. Вернулся в центр, заткнул палочку за пояс и, взяв в правую руку нож, прошел в нижний, самый широкий луч. Одним точным движением вскрыл вену на левом запястье и опустил кисть над третьей жаровней, ощущая, как с первыми упавшими в нее каплями крови сгущается воздух внутри созданного им купола, наполняясь древней магией.
Сложив левую ладонь лодочкой так, чтобы она наполнялась бегущей из отворенной вены кровью, Люциус развернулся лицом к вуали, вышел в центр пентаграммы, сменил нож на палочку в правой руке и произнес одно-единственное во всем ритуале заклинание. После чего подошел к вуали вплотную и сунул в нее левую, полную крови, ладонь. Рука тут же онемела до локтя, но это было правильно, выше омертвение не пошло, а, значит, было обратимо. Теперь оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что он все рассчитал правильно, что кровь Блэков и частица Гарри Поттера притянут из-за грани именно того, кому они предназначались, и что это произойдет быстрее, чем Люциус ослабеет от потери убегающей за грань крови и вынужден будет разорвать контакт.
В какой-то момент ему показалось, что ничего не вышло, что онемение уже начинает подниматься к плечу, но в следующее мгновение резко вернулась чувствительность к руке, и вместе с ней возникло четкое ощущение вцепившейся в нее чужой ладони. И он рванул ее на себя, выдергивая из-за переливающейся вуали высокого худого человека с гривой длинных черных волос… Получилось!
Люциус с трудом устоял на ногах, удерживая повисшего на нем Блэка и стараясь не вылететь за пределы пентаграммы, которую еще предстояло грамотно «погасить» и только потом — разорвать.
— Блэк. Блэк, ты меня слышишь? — требовательно спросил Люциус.
Силы у него были на исходе, и пока Блэк продолжал за него цепляться, он даже кровь себе остановить не мог.
— Блэк, тролль тебя раздери! Ты что, обратно хочешь?
Черноволосая голова резко вскинулась, и мутные синие глаза уставились на него с откровенным ужасом.
— Не хочешь? Тогда отпусти меня!
Блэк качнулся, глаза его несколько прояснились, и он хрипло выдохнул:
— Малфой?! — и отпустил, наконец, его тунику.
— Стой! Замри или обратно свалишься!
— Куда свалюсь? — тупо спросил Блэк, озираясь.
Мерлин…
Люциус несколькими быстрыми взмахами палочки погасил магию пентаграммы и снял охранный купол, чиркнул босой пяткой по границе пентаграммы, размыкая ее, и банальной затрещиной отшвырнул Блэка подальше от вуали. За что и был вознагражден Ступефаем, который еле успел блокировать. Хорошо хоть Блэк все еще был заторможен.
— Я тебе жизнь спас, идиот, что ты делаешь?!
— Ты — мне?
— Нет, Салазару Слизерину! — в бешенстве рявкнул Малфой. — ты мне кровь дашь остановить?
— Что? — спросил озадаченно Блэк, подходя ближе.
Дольше тянуть было нельзя — или он просто потеряет сознание, и что тогда натворит этот кретин… Люциус направил палочку на окровавленное запястье и произнес заклинание заживления. Рана закрылась, но голова кружиться не переставала. А еще аппарировать отсюда… И тут на него обрушился град вопросов:
— Что происходит? Где все остальные? Где Гарри? Где… где я был?!
Паника в голосе Блэка нарастала с каждым словом, он снова направил на Люциуса палочку, но руки у него тряслись, и, кажется, он начинал понимать, что силой в данной ситуации ничего не добьется.
Люциус тяжело вздохнул и сел, скрестив ноги, на свою мантию, аккуратно сложенную на полу в стороне от остатков пентаграммы.
— Хорошо, слушай. Ты помнишь схватку за Пророчество?
По выражению лица Блэка была ясно, что уж это-то он помнит. Но невозмутимость Люциуса в некоторой степени успокоила его. Люциус кивнул и продолжил:
— Хорошо, могло и стереться. Белла столкнула тебя за вуаль, — он указал на обсуждаемый артефакт, — и ты туда упал. Прямиком в царство мертвых.
Лицо Блэка, и без того бледное, посерело, и Люциус быстро продолжил:
— Это было три года назад. А сегодня я тебя оттуда вытащил.
— Три года? Но… Гарри! Что с Гарри?!
— Жив, здоров, закончил школу, живет в твоем доме. И спит там с моим сыном.
— Что? Как… Но…
— Лорд убит. Война закончилась. Белла… Обе твои сестры убиты. Дамблдор, Люпин, остальные ваши — живы. Наши — на свободе. Что еще?
— Но почему?
— Потому что я убил Лорда, — мрачно сказал Люциус, тяжело поднимаясь на ноги. — А сейчас сотри пентаграмму, я верну на место жаровни, и надо убираться отсюда.
Блэк некоторое время постоял в оцепенении, пока Люциус заклинанием очищал жаровни и складывал их обратно на полку, потом и впрямь принялся уничтожать видимые следы обряда. Тем временем Малфой переоделся, уменьшил и спрятал в карман свою рабочую одежду, снял наложенные ранее на помещение чары и вышел в коридор.
И остановился, услышав тоскливый собачий вой за спиной. Этого еще не хватало… Люциус развернулся на каблуках, выхватил палочку и стремительно преодолел несколько метров, отделявших его от захлопнувшейся после его ухода двери Отдела тайн. Она не была заперта — но когда он распахнул ее, здоровенный черный пес бросился к нему, отчаянно скуля от страха. Больше в помещении ничего не изменилось.
— Что? Что случилось, Блэк? Да прими же ты нормальный облик! Мерлин…
Пришлось наклониться, несмотря на головокружение, и погладить прижимающуюся к нему собаку по голове:
-Ну все, все, успокойся. Что бы это ни было, сейчас тебе ничего не угрожает. Давай, давай, оборачивайся.
На этот раз анимаг внял его увещеваниям, и пес превратился во взъерошенного бледного мужчину, сидящего на полу у его ног. Люциус с трудом выпрямился, глубоко дыша носом, чтобы унять накативший приступ тошноты. Проклятье, сколько же крови я потерял?
— Блэк. Вставай.
Тот поднялся на ноги, угрюмо глядя на Люциуса из-под завесы упавших на лицо волос.
— Что произошло? Почему ты перекидывался? Что тебя так напугало?
— Ничего, — огрызнулся Блэк, — и я не перекидываюсь, а меняю форму, я же не оборотень…
— То есть ты устроил истерику, потому что тебя оставили одного в темной комнате, — зло резюмировал Люциус. Мерлин, как же все сложно… И почему я совершенно не подумал о том, что я буду с ним делать, когда вытащу?!
— Да! — выкрикнул Блэк и замолчал.
— Что?
— Ничего.
— Блэк, ты отдаешь себе отчет, какого порядка магическое воздействие я применил, чтобы тебя вытащить? Я должен знать, если что-то пошло не так!
— Я не знаю, — неохотно произнес Блэк. — Когда ты вышел… То есть, я думаю, что это случилось, когда ты вышел… Мне вдруг стало… — он замолчал.
— Как стало, Блэк? Ты не можешь описать свои ощущения? — стараясь быть терпеливей, спросил Малфой.
— Плохо, — после некоторого молчания признался Блэк. — Одиноко. Холодно. Страшно. Похоже на приближение дементоров…
— И ты превратился в собаку.
— Да. От дементоров это помогало…
— А в этот раз не помогло?
Блэк помотал головой. На Малфоя он старался не смотреть. Люциус на секунду задумался, потом спросил:
— Когда я вернулся, это чувство ушло?
Снова продолжительное молчание, потом неохотное:
— Да.
Как мне это не нравится…
— Давай попробуем сделать наоборот — ты выйдешь, а я останусь за дверью.
— Зачем? — мрачно спросил Блэк.
Люциус только вскинул выразительно брови — ну не объяснять же очевидное, в самом-то деле! Блэк тяжело, как-то по-собачьи вздохнул, и неохотно направился к открытой двери. Помедлил на пороге, взялся за ручку… И резко повернул обратно. Лицо у него было пепельным.
— Не могу… — прохрипел он.
— Хорошо, давай попробуем вместе, — очень спокойно произнес Люциус, подходя к нему и беря под руку. — Пойдем.
На это раз они покинули Отдел тайн без каких-либо проблем. Как только это стало понятно, Блэк выдернул свой локоть из пальцев Малфоя и отошел от него, насколько это позволяла ширина коридора. Люциус пожал плечами и двинулся дальше. Блэк мрачно шагал рядом.
Пока они шли по коридорам Министерства к зоне, открытой для аппарации, Люциус пытался понять, какой элемент проведенного ритуала мог дать этот эффект и каким образом его можно скорректировать. Но усталость и слабость от потери крови давали о себе знать, и он решил оставить решение этой проблемы на утро. Тем более, что эффект вполне мог оказаться временным и пройти сам собой. А пока…
— Блэк. Сейчас мы аппарируем — на порог твоего дома на Площади Гриммо. Внутрь сразу попасть нельзя: Поттер понаставил антиаппарационных барьеров. Потом тихо проходим внутрь — в твою спальню, она дальше от той, где спят Драко с Поттером, чем гостевая, которую занимаю я. Я принимаю кровевосстанавливающее зелье и мы ложимся спать. Утром ты воссоединяешься со своим крестником, а я разбираюсь с твоей неспособностью со мной расстаться, если, разумеется, это не пройдет само с восходом солнца.
— Некро… — Блэк не договорил, осекшись. Похоже, он только сейчас начинал осознавать, как и откуда он вернулся.
Часть 2
Двойная аппарация, несмотря на тайные опасения Люциуса, прошла без особых осложнений, если не относить к таковым то, что Блэк мертвой хваткой вцепился ему в плечо по прибытии. И прошло не меньше минуты, прежде чем он смог взять себя в руки и отпустить Люциуса. В холле он остановился, растерянно оглядываясь:
— Он тут все переделал…
— Тебе не нравится? — насмешливо поинтересовался Малфой.
— Да нет, наоборот… просто странно… непохоже как-то на Гарри… Он сильно изменился? — неожиданно спросил Блэк.
— Я бы не сказал, — усмехнулся Люциус.
Подумал, не сказать ли, кому Блэк на самом деле обязан новым дизайном родового гнезда, но решил, что слишком устал для еще одной вспышки Блэковского темперамента. Хотя надо отдать должное этому конкретному Блэку — он пока вел себя на удивление сдержано.
Когда они добрались до спальни, Люциус, наконец, принял кровевосстанавливающее зелье, призвав его из своих комнат и еще раз мысленно выругав себя за то, что не взял его с собой сразу, и со вздохом опустился в кресло, вытянув перед собой длинные ноги и с наслаждением ощущая, как возвращаются силы. Блэк стоял посреди комнаты, склонив голову набок, и задумчиво разглядывал Малфоя. Был он при этом странно похож на свой анимагический образ.
— Можешь пока принять душ, — лениво предложил Малфой, небрежным движением кисти указывая на дверь ванной комнаты.
Блэк шагнул было в указанном направлении и резко остановился, упершись взглядом в закрытую дверь. Постоял секунду, стиснув зубы, а затем широко ухмыльнулся, оборачиваясь к Малфою:
— Спинку не потрешь?
Что? Ах, да, разумеется…
Люциус нехотя поднялся, подошел к Блэку и открыл перед ним дверь.
Ванная комната, по счастью, была достаточно просторна, чтобы им не приходилось толкаться локтями. Блэк демонстративно принялся раздеваться, вызывающе глядя Малфою в лицо. Люциус пожал плечами и отвернулся.
И через минуту обнаружил, что встал как раз так, чтобы в поле его зрения попало висящее напротив ванны зеркало, в полный рост отражающее совершенно голого Блэка. Зрелище, несмотря на чрезмерную худобу и некоторую потрепанность, было… привлекательным. Даже очень. Еще чего не хватало!
Люциус поспешно отвел глаза и уперся взглядом в прожилки на облицовывающем стену мраморе. Но вот затыкать уши было бы смешно, верно? И как теперь прикажете справиться с воображением, с успехом дорисовывающим недостающие детали, опираясь на одни слуховые раздражители и мельком увиденную картину чужой наготы?
Зашумела вода — наклонился и потянулся вперед, чтобы достать до кранов, длинные мышцы на задней поверхности бедер натянулись, проступая под бледной, покрытой темными волосами кожей, поджарые ягодицы чуть разошлись…
Плеск разбивающихся о тело струй — встал под душ, запрокинув голову и запустив руки в гриву быстро намокающих тяжелых волос… жесткая поросль на груди тоже намокла, капли застревают в колечках волос и блестят, как хрусталь, срываются вниз, струйками скатываясь по впалому животу, и снова застревают в гуще курчавых волос, обрамляющих…
Блаженный вздох — вздымается и опадает широкая грудь, крупные сильные ладони скользят по телу, распределяя пену, перекатываются мышцы на крепкой спине…
Мерлин! Да что это со мной?! Как подросток, честное слово…
Блэк выключил воду, вышел из ванны — шлепнули по мраморному полу мокрые ступни, спросил насмешливо:
— Сам-то будешь мыться или как?
Люциус обернулся через плечо, приподнимая презрительно бровь. Он что, действительно считает, что душ можно принимать не каждый день? Или это просто неуклюжая попытка вызвать чувство неловкости? Блэк стоял, широко расставив ноги, в мокром полотенце, обмотанном вокруг бедер и облепившем все, что только можно, и ухмылялся.
Определенно — второе. Хорошо, в эту игру можно играть и вдвоем.
Люциус снял застежку с волос, тряхнул головой так, что густые светлые пряди живописно рассыпались по плечам. Дыхание за его левым плечом сбилось. Едва заметно, почти неслышно — но его обостренному до предела восприятию этого было достаточно. А я еще только начал… Малфой одним движением сбросил на пол мантию, расстегнул запонки и снял булавку с галстука, небрежно опустил их на туалетный столик, развязал галстук… Блэк с громким стуком опустил крышку унитаза и уселся сверху, уперев руки в бедра и явно приготовившись наслаждаться зрелищем. Ах, так… Люциус неторопливо расстегнул рубашку, вытянул ее из брюк… И она медленно-медленно соскользнула с его плеч… рук… чуть зацепилась на бедрах… и белым шелковым облаком опустилась к ногам. На Блэка он не смотрел — он его слышал. И мог побиться об заклад, что тот стал дышать не только глубже, но и чаще. Единственное, за что Люциус был благодарен покойному родителю, так это за безупречную мужскую фигуру, испокон веков переходящую в роде Малфоев от отца к сыну вместе с майоратом. Темно-серые брюки из тяжелого шелка легко стекли с длинных и сухих, как у породистого скакуна, ног, и нынешний хозяин Малфой-мэнора шагнул под душ. Белья он не носил. Зачем?
Шум воды заглушил звуки дыхания, бегущие по лицу струи заставили закрыть глаза, но слышать и видеть Блэка не было необходимости — Люциус чувствовал его взгляд. Жаркий. Жадный. Скользящий по телу горячей патокой… И это было… приятно. Очень. Настолько, что…
У меня не встанет. Не встанет! Только не на Сириуса Блэка…Малфой выключил воду и вышел из ванны, одновременно отжимая воду с волос. Развернул полотенце и стал тщательно, неторопливо вытираться, повторяя про себя как мантру: "У меня на него не встанет…" Помогало не очень. А когда Блэк поднялся на ноги, оказавшись вдруг совсем близко, так, что Люциус всей левой стороной тела ощущал исходящий от него жар, и вставали дыбом тонкие светлые волоски на шее от обжигающего ее неровного дыхания… Перестало помогать совсем.
И когда горячая твердая ладонь легла на ягодицы, осторожно очерчивая полушария, соскальзывая сильными пальцами между… Малфой вздохнул, прикрыл глаза… и чуть шире расставил ноги. Гори оно все синим пламенем… Слишком давно…никого… так не… слишком давно…
Сириус властно развернул его к себе, накрыл обветренными губами его покорно приоткрывшийся рот… Люциус застонал и зарылся пальцами в жесткие волосы, обхватывая затылок, притягивая ближе, вжимаясь грудью в грудь, бедрами — в бедра. Блэк внезапно резко нагнулся, подхватывая его под колени, и Малфой распахнул от неожиданности глаза, встретившись взглядом с поднявшим его на руки Сириусом. Глаза у того были шалые. Настолько, что Люциусу пришлось указать ему взглядом на дверь ванной и прошептать нелепое: "Кровать — там…"
И его действительно отнесли на кровать, и даже не бросили туда, как он ожидал, а бережно опустили, не отводя взгляда, в котором растерянность все так же мешалась с вожделением и восторгом. Люциус улыбнулся, опустил ресницы и развел согнутые колени, открываясь. Тихо, счастливо рассмеялся, услышав, как у Сириуса прервалось дыхание, и подался навстречу губам и ладоням, и всей этой пышущей вожделением плоти, такой сильной, такой желанной…
"Подстилка! Позор рода!" — прозвучал в голове гневный отцовский голос.
"А пошел ты", — подумал Люциус. И это было его последней связной мыслью. После было только наслаждение. Жадный горячий рот — везде, неожиданно чуткие пальцы — там, и странно-неуверенный шепот: "Ты готов?" И его собственное, неконтролируемое, бесстыдно исступленное "Да. Да, да!" И мокрые от пота плечи, с которых соскальзывали и снова вцеплялись, что есть силы, его пальцы, и сводящий с ума ритм бедер… Он раскачивался им в такт, переплетая ноги у Сириуса на талии, задыхаясь от жаркой наполненности, вздрагивая от удовольствия при каждом толчке…
Они даже кончили одновременно. Сириус хрипло заорал, запрокидывая голову и втискиваясь до предела, содрогаясь в оргазме… И рухнул на него всем своим жестким, горячим и мокрым от пота телом.
Мерлин… хорошо-то как…
Потом они медленно и лениво расплетали слитые воедино тела, отдыхали, просто лежа рядом и соприкасаясь плечами, и стояли вместе под душем, и было так хорошо и правильно опираться спиной на грудь — и зарываться носом в длинные мокрые волосы... И было радостное изумление в синих глазах и веселый голос: "Ну ты, Малфой, даешь!" А Люциус щурился, как сытый кот, и было ему так бесконечно плевать, что это — Блэк, Сириус Блэк, — родственник, отщепенец, враг… Он уснул, уткнувшись носом Сириусу в плечо, на котором уже начали проступать синяки от его пальцев.
* * *
Просыпаться Люциусу не хотелось. Тело было так переполнено негой и довольством, что категорически противилось возвращению сознания. Но постепенно к общей блаженной разморенности прибавилось новое ощущение — кто-то нежно гладил его по волосам. И это было так бесконечно приятно… и так чудовищно неправильно, что подействовало на Малфоя, как ушат холодной воды. Он резко сел на постели, зло уставившись на лежащего рядом человека. Блэк испуганно отдернул руку, растерянно заглядывая ему в глаза:
— Ты что, Люк? Тебе неприятно? Прости…
Что?!
Сириус продолжал бормотать что-то о том, что он совсем не хотел его будить, но Люциус его уже не слушал. У него в голове отчетливо звенел сигнал тревоги — тонко-тонко, как комар над ухом, как всегда бывало, когда он совершал серьезную ошибку. Он поднялся с постели, попытался нашарить халат… и окончательно проснулся. Прошел в ванную комнату, встал на минуту под душ, заклинаниями вычистил зубы и убрал щетину — неприятно, но что делать, с отвращением натянул вчерашнюю одежду… И только тут понял, что автоматически закрыл за собой дверь, когда вошел в ванную. Люциус быстро шагнул к двери, прислушался на мгновение — с той стороны было тихо, — и распахнул ее, осматривая спальню. Блэк сидел на краю постели, прикрыв бедра простыней и обхватив себя руками за плечи, как будто ему было холодно. Вид у него был жалкий.
— Так. Я вижу, ты больше не испытываешь проблем из-за того, что находишься со мной в разных помещениях. Верно?
— Люк…
— Блэк! Я задал тебе конкретный вопрос. Будь добр собрать остатки своих мозгов и на него ответить.
Сириус сглотнул — дернулся кадык на худой шее, попытался что-то сказать, сбился, судорожно вздохнул и ограничился простым кивком. В глазах у него стояли слезы.
— Отлично. В таком случае я иду в библиотеку, а ты можешь привести себя в порядок и навестить крестника. Все.
И Люциус стремительно вышел из комнаты. Звон в его голове не прекращался ни на секунду.
* * *
Он провел в библиотеке не более часа, когда ее двустворчатые двери с грохотом распахнулись, и внутрь ворвался Гарри Поттер.
— Что ты сделал с Сириусом? — проревел он, нацеливая палочку Люциусу между глаз.
— Вытащил с того света, — сказал Малфой, не двигаясь с места и не предпринимая попыток достать оружие.
Это возымело действие. Палочка медленно опустилась до уровня Малфоевской груди, хотя взгляд Поттера по-прежнему буравил его лоб. В просторном зале библиотеки отчетливо слышалось тяжелое дыхание мальчишки.
— Если это все, что вы сделали, тогда почему… — Поттер на секунду запнулся, закончив уже с явным отвращением. — Почему Сириус ведет себя так, будто он влюблен в вас?
— Не знаю, — спокойно ответил Люциус. — Во всяком случае, пока.
— Пока? — Поттер, как и ожидалось, ухватился за ключевое слово. — Что значит — пока? Можете вы объяснить по-человечески?
-Нет.
Зеленые глаза резко расширились, мальчишка явно растерялся. Допрашивать он не умел. И не нашел ничего лучше, как требовательно спросить:
— Почему? — после минутной заминки.
— Потому что, достав палочку, ее надо использовать, Поттер, — с презрением ответил Малфой. — А если у вас не хватает на это духу, то, продолжая держать ее в боевой готовности, вы демонстрируете только свою слабость, но никак не угрозу.
Что бы там ни утверждал в свое время Лорд, дураком мальчишка не был. Он стиснул зубы, прикрыл на секунду полные ненависти зеленые глаза… и убрал палочку. Набрал в грудь воздуха и очень ровно произнес:
— Мистер Малфой, пожалуйста, расскажите мне, что вам известно о происходящем с Сириусом.
Так-то лучше.
— Насколько я могу судить, упомянутое вами состояние вашего крестного может являться либо результатом ошибки, допущенной в ходе проведения ритуала, либо побочным эффектом, не описанным в изученной мною ранее литературе, — так же ровно ответил Люциус.
— То есть в любом случае — вы лажанулись. Так?
Мерлин… Ну и выражения…
-Да, так.
Люциус ожидал очередной вспышки ярости, но видимо, успокоившись немного, мальчишка все же сумел оценить, что живой и влюбленный в Люциуса Блэк все же лучше мертвого и не влюбленного. После короткого молчания Поттер спросил:
— С этим можно что-то сделать?
— Именно это я и пытаюсь в данный момент выяснить, — проворчал Малфой, указывая на разложенные на столе фолианты.
Поттер, наконец, подошел ближе, прочитал несколько названий, вытисненных на старой потрескавшейся коже, и отшатнулся в ужасе:
— Но это же…
— Некромантия, — с удовольствием подтвердил Люциус, — единственная область магии, дающая возможность воскрешать мертвых.
— Но… Но Сириус же… — мальчишка сильно побледнел и выглядел всерьез напуганным. — Он на самом деле живой? По-настоящему? Он же не…
Мерлиновы яйца!
— А сами вы что, не видите? — гаркнул Люциус, теряя терпение. — Или вам мамашу его разупокоить для сравнения?
Поттер даже попятился от неожиданности, потом спохватился, выпрямился и, глядя Люциусу прямо в глаза, четко произнес:
— Если с Сириусом случится что-нибудь дурное — вы за это ответите, — развернулся на каблуках и вышел из библиотеки.
Люциус проводил его насмешливым взглядом и уже хотел было вернуться к своим изысканиям, как из-за неплотно прикрытых дверей донесся резкий голос:
— Почему ты не говорил мне, что твой отец — некромант?!
И — растерянный ответ Драко:
— Он не некромант, это бабушка была…
— Ты хочешь сказать, что не знаешь?
— Да нет же, Гарри, это просто невозможно! Некромантом может стать только тот, у кого не было примеси другой крови на протяжении хотя бы трех поколений!
-Ну конечно. А Сириуса он из рукава вытащил, — раздраженно буркнул Поттер.
Люциус вздохнул и наложил на двери заглушающее заклинание.
Во второй половине дня, если судить по движению заглядывающего в окна библиотеки солнца, Драко принес ему обед. Аккуратно поставил поднос на свободный стол, посмотрел на отца, склонившегося над очередным фолиантом… И тихо спросил:
-Папа… А не могло что-то пойти не так из-за того, что ты — нечистокровный некромант?
Несколько секунд Люциус, казалось, не замечал сына, потом медленно поднял голову, посмотрел ему в глаза и хрипло произнес:
— Драко, ты умница. А я идиот, — добавил он, вскакивая из-за стола и устремляясь к стеллажам. Ухода Драко он не заметил.
* * *
Люциус вышел из библиотеки в восьмом часу вечера, испытывая смешанные чувства. Он разобрался в причине наблюдаемого "побочного эффекта" ритуала, что наполняло его сердце законной гордостью — в том числе и за сына, подсказавшего ему причину. Но вот то, что он не просчитал его заранее и не был в состоянии сам его устранить… Было неприятно. Идти на поклон к Гойлу не хотелось неимоверно. Оставить все, как есть… Люциус усмехнулся. Это может быть даже забавно. Особенно в свете того, что ему придется сейчас объясняться с Поттером по поводу случившегося прошлой ночью не только в Отделе Тайн, но и в гостевой спальне этого дома.
Первым, на кого он наткнулся, был Блэк, сидевший у камина в смежном с библиотекой зале. Увидев Люциуса, он поднялся на ноги, но заговорить первым не решился.
— Я разобрался в произошедшем, — холодно сказал Малфой, — позови остальных, если не хочешь сам им потом все объяснять. И прикажи подать ужин — я голоден.
Блэк кивнул и вышел из зала. Люциус устало пошел в столовую.
Нормально поесть ему не дали: — примчался Поттер и потребовал немедленных объяснений. Люциус, тем не менее, перекусил под его испепеляющим взглядом, пока дожидался сына: Блэк вернулся почти сразу за Поттером, а Драко в это время принимал душ и задержался. Когда же он пришел, Люциус не спеша допил вино, промокнул губы салфеткой, слегка отодвинулся от стола и только потом заговорил:
— Я действительно по изящному выражению мистера Поттера лажанулся. Использовал для призыва свою смешанную кровь. Силы ее некромагической составляющей оказалось достаточно для успешного проведения ритуала, однако ее темномагическая часть внесла свою лепту, осуществив магическое связывание.
Блэк нахмурился:
— Люциус, но связывание кровью… оно же приводит к подавлению воли, подчинению… в самом тяжелом случае — к рабской зависимости… Но это… Я же вообще отойти от тебя не мог!
— Раз уж ты еще что-то помнишь из своей родовой магии, — холодно улыбнулся Люциус, — то скажи мне: какое количество крови темного мага требуется для формирования, как ты выразился, рабской зависимости?
Поттер, нахмурившись, смотрел на крестного. Драко прикусил губу — умница, он уже все понял.
— Ну… с унцию, наверное, — неуверенно ответил Блэк.
— Для Блэка — возможно. Для Малфоя — существенно меньше. А сколько я вчера своей крови за вуаль вылил? А теперь умножь это на силу ритуала, достаточную, чтобы вызвать человека из-за грани. В общем, если бы не вчерашняя сублимация, ты бы сейчас мне ботинки вылизывал. Добровольно. В своем человеческом облике.
Блэк побледнел и уперся взглядом в пол.
Поттер, как и следовало ожидать, не выдержал такого издевательства над крестным и принялся орать:
— Что это за чушь? С чего это Сириусу… — лицо его скривилось от отвращения, и он не закончил фразу. — И вообще, что это за хренова сублимация?
— Гарри, — тихо вмешался Драко, — темномагические обряды такого рода набирают силу в течение двадцати четырех часов. И если Сириус не мог отойти от Люциуса сразу после завершения ритуала, то сегодня вечером… Отец не преувеличивает.
— Что за сублимация? — требовательно повторил Поттер.
— Сексуальная сублимация, Поттер, суть замещение рабской зависимости на те чувства, которые Блэк испытывает ко мне в настоящий момент. Или вас интересуют технические подробности процесса? — насмешливо поинтересовался Люциус.
Нет, технические подробности его явно не интересовали — мальчишка покраснел, как маков цвет, и ловил ртом воздух. У Блэка, несмотря на общую бледность, отчетливо порозовели скулы. Хорошо, что Малфои не краснеют.
Наконец затянувшаяся пауза была прервана гневным возгласом Поттера:
— Но исправить вы это можете?
— Разумеется, — спокойно отозвался Люциус. — Простой Авады будет достаточно.
— Что?!!
— Гарри, — негромко окликнул его Сириус, и Поттер тут же к нему обернулся. — Люциус хочет сказать, что исправление означает возвращение к тому, что было. То есть, к моему… небытию.
— Гарри, — снова повторил Блэк, увидев, как тот возмущенно вскинулся, — не спорь. Нельзя ничего требовать от человека, спасшего тебе жизнь. Можно только поблагодарить.
Тоже мне, адвокат выискался.
— Ты… Ты так говоришь, потому что… из-за того, что… — запинаясь выговорил Поттер, с болью глядя на Блэка.
— Ты считаешь, что я не прав? Ты действительно так считаешь?
— Да! Да, черт возьми! И я заставлю этого мерзавца…
— Гарри! — воскликнули хором Драко и его дядя.
Люциус уже откровенно забавлялся:
— И как же вы намерены меня заставить, мистер Поттер?
— Элементарно, — зло ответил мальчишка, прожигая его взглядом, — если вы этого не сделаете, я сдам вас аврорам.
— Гарри! — снова ахнул Драко, неверяще глядя на любовника.
— И за какое же преступление, позвольте вас спросить?
— За некромантию, разумеется, — запрет на нее еще никто не отменял, — уверенно заявил Поттер.
— И не вводил, — ответил Люциус почти ласково. — Видите ли, Поттер, наши британские законы очень конкретны. В них четко прописаны все запрещенные заклинания и обряды. И этого ритуала в списке нет.
— Как нет? Вы врете!
Блэк только головой покачал, а Драко и вовсе застыл в безмолвном шоке.
— Так это легко проверить, молодой человек. Обратитесь к хорошему адвокату — я уверен, Драко может вам порекомендовать…
— Но это невозможно! Почему такого ритуала нет в списке?!
— Потому что список составлялся, когда знание о нем было уже утрачено… точнее, похоронено в анналах запрещенной некромантии. Вуали еще не существовало, а тот артефакт, для которого этот ритуал разрабатывался, был давно уничтожен… Но это уже история, не думаю, что вам это было бы интересно.
Люциус поднялся из-за стола, смерил взглядом подавленного Поттера и со словами:
— Судя по всему, я исчерпал гостеприимство этого дома. Рад буду видеть вас у себя, — прошел к камину, швырнул в пламя горсть дымолетного порошка и отбыл к себе, в поместье Малфоев.
* * *
Первую ночь в поместье Люциус проспал, как убитый — сказались усталость и нервное напряжение последних дней. Утром долго лежал в ванне, потом бродил по пустому дому, прикидывая, что можно было бы изменить в интерьере… Разозлился, поймав себя на этой мысли, и велел эльфам седлать вороного. Двухчасовая верховая прогулка его несколько успокоила, но подспудное раздражение осталось. К вечеру оно стало явным, и кончилось все тем, что за ужином он швырнул бокалом в не вовремя попавшегося ему на глаза эльфа. Эльф оказался проворнее и сумел увернуться.
— Ты бы его канделябром, — раздался насмешливый голос за спиной.
Люциус в бешенстве выхватил палочку и развернулся к портрету, упираясь взглядом в презрительно сощуренные глаза прадеда. В глаза. Не в затылок. Злость как-то сразу улеглась. Он медленно повернул голову, разглядывая остальные четыре портрета, висящие в столовой. Два затылка, один профиль и одно до невозможности надменное лицо. Люциус перевел дыхание и убрал палочку. Странно, он был уверен, что его предки своего мнения не изменят… Маминого портрета в поместье не было — отец сжег его после ее смерти, а остальные были слишком Малфоями, чтобы… Или я ошибаюсь? И я не единственный "позор рода" в этой семье?
Он вышел из-за стола и решительно направился в будуар Нарциссы — впервые после… Там висел его портрет. Драко еще не писали — до вступления в наследство это не принято. В комнате было солнечно, тихо, пахло духами. Люциус резко отбросил волосы с лица, стряхивая наваждение. Обернулся к портрету: в парадной мантии, в полный рост… Гордая посадка головы, высокий лоб, точеный нос… презрительная складка губ и холодные пустые глаза. Смотрят поверх головы, не снисходя до того, чтобы встретиться взглядом. Малфой. Точнее, "малфой" — с маленькой буквы, как название экзотического животного… Тошно. О чем это говорит, если тошно смотреть на собственный портрет? Что пора просить у Снейпа успокоительное.
В эту ночь его мучила бессонница. И в следующую — тоже. Стоило прикрыть глаза и позволить сознанию утратить контроль над телом, как тут же накатывали воспоминания: шалый от желания взгляд синих глаз, обжигающая плоть, раскрывающая его, как нож вену, сильная ладонь, ласково касающаяся волос… Люциус просыпался, задыхаясь от возбуждения и проклиная все на свете — судьбу, некромантию и бешенный Блэковский темперамент, слишком хорошо дополняющий его собственный. А еще ворочалось в душе смутное, тревожащее чувство… вины? Перед кем?! И впрямь надо у Северуса зелье попросить…
* * *
На третий день в поместье явился Драко. Один, без Поттера. Нашел отца в кабинете — Люциус медленно напивался, глядя на молчащий портрет. Нарцисса печально смотрела на мужа, приход сына вызвал у нее лишь мимолетную улыбку узнавания. Почему-то это Люциуса взбесило, хотя при жизни жены воспринималось как должное. Он рывком поднялся из-за стола, ухватился за плечо сына, чтобы удержать равновесие, но тут же превратил демонстрацию собственной слабости в повелительный жест, развернув Драко лицом к двери и приказав:
— Идем отсюда.
В оружейной, куда они спустились, Люциус тяжело опустился в кресло, пристроив гудящую голову на спинке, и спросил:
— Что-то случилось? Или, — холодная, "малфоевская", усмешка, — ты соскучился?
— Папа…
Ну же, мальчик, скажи: ты отвратительно пьян, отец, мне не о чем с тобой разговаривать. Не скажешь…
— Может быть, мне какое-то время пожить дома?
Что?!
— И проследить, чтобы отец окончательно не спился? — с издевкой спросил Люциус.
Интересно, когда с него будут писать портрет, он выйдет столь же "малфоевским", как и мой? О том, что для Драко его уход может стать таким же благословением, каким была смерть отца для него самого, Люциус предпочитал не задумываться.
-Ладно, сын. Говори, зачем пришел.
Драко помедлил, вглядываясь в лицо отца и пытаясь определить его истинные чувства, потом все-таки решился:
— Сириусу плохо, папа. Без тебя...
— Тогда почему бы ему самому не прийти? Я открыл для него камин.
Это было правдой — Люциус разблокировал камин для всех обитателей дома Блэков на второй день после возвращения домой, сам толком не понимая, зачем он это делает.
— Он не хочет быть тебе в тягость, — тихо сказал Драко.
Люциус чувствовал, что у него начинается мигрень, — стучали молоточки в затылке, медленно наливался болью правый висок…
— Послушай, Драко, ты же должен понимать, что это ничто иное, как действие магической привязи, сублимированной в сексуальное влечение. Это не настоящее, Драко.
— Я знаю, папа… -Драко тоскливо смотрел в глаза отцу. — Только… Гарри говорит, что вчера вечером слышал, как Сириус плачет…
Мерлин…
— Хорошо, я поговорю с Гойлом. Попрошу его "вычистить" эхо призыва от привязи на кровь Малфоев.
— Спасибо. Папа…
Серые глаза сына смотрели виновато: Драко прекрасно понимал, что значит для Малфоя просить о помощи. Тем более — постороннего.
— Все, — сказал Люциус. — Я пьян и хочу спать. Ступай.
Драко не посмел ослушаться.
* * *
Разговор с Гойлом прошел значительно легче, чем он ожидал. Сначала некромант слушал его, развалившись, по своему обыкновению, в массивном кресле, но затем, когда Люциус углубился в детали проведенного им ритуала, Гойл не выдержал, вскочил и начал расхаживать от стены к стене, благо кабинет у него был огромный. И все равно при его комплекции эффект был… подавляющим. Он едва смог дождался, пока Малфой закончит рассказ, и сразу же заговорил — с необычайной горячностью, которая казалось особенно странной в сочетании с показным равнодушием Люциуса:
— Ты хоть понимаешь, что это значит? Ведь это же… Тролль нас всех раздери! Выходит, что все эти законы, весь этот бред про три поколения без примеси чужой крови — все это не более чем предрассудки! Наследие средневековья! Просто никто из нас, идиотов, никогда не пытался обучать детей от смешанных браков! И мы сами себя загнали в тиски вечного инбридинга! Эти бесконечные близкородственные браки, граничащие с кровосмешением, неизбежно ведущие к вырождению и утрате магических способностей… И все это — зря?
Гойл прекратил метаться по комнате и уставился на Малфоя, потрясенно застывшего в кресле:
— Ты даже не понимаешь, что ты наделал… Ох, твою мать, Люциус, ну почему у тебя нет сестры? Или дочери… — на широком лице некроманта появилось странное выражение. — А Драко ты обучать не пробовал?
— Драко? — ошарашенно переспросил Люциус. — Нет. Зачем?
— Так он же наполовину Блэк, а в них нашей крови поболее, чем у тебя, будет…
Гойл снова пробежался по комнате, потом бухнулся в кресло. Взял, наконец, себя в руки и успокоился.
— Ладно, селекция суеты не терпит. И в ней не нуждается. Ты, как я понимаю, не о ней хотел поговорить, — Гойл улыбнулся, — а о том, как вытеснить кровь Малфоев из образовавшейся при ритуале связи?
— Да, — отрывисто сказал Люциус. — Ты можешь это сделать?
— Скорее всего. Скажи, как много крови ты потратил на призыв?
-Достаточно, — нехотя признал Малфой, — головокружение сильное было.
— Сознания не терял? — быстро спросил Гойл.
— Нет. Даже аппарировать смог.
— Это хорошо… А то околопороговые связи рвать… Сам понимаешь.
— Ты меня совсем за идиота не держи, — раздраженно сказал Люциус, — свой порог я знаю. Его там и близко не было.
— Вот и хорошо, — примирительно отозвался некромант. — Значит, и уберем мы эту привязь без проблем. Ритуал ты на полную луну проводил, верно?
— Да.
— Ну, значит, и "чистить" будем в полнолуние. Давай, приводи своего Блэка… Хотя, пожалуй, лучше не здесь, а у тебя. Часов в десять вечера, идет?
— Идет, — тихо ответил Малфой.
А ты выбрал мне неплохих друзей, отец…
Люциус поднялся с кресла и уже направился было к камину, такому же массивному и основательному, как и все в этом доме, когда его окликнули:
— Люциус.
Он оглянулся, встретившись взглядом с глубоко упрятанными под надбровные дуги глазами Гойла, и услышал:
— Спасибо.
Секунд тридцать он пытался понять — за что. Потом криво усмехнулся, кивнул и шагнул в камин.
* * *
Дома Люциус некоторое время постоял, барабаня подушечками пальцев по каминной полке и размышляя о трех с лишним неделях, оставшихся до полнолуния. А потом аппарировал на Площадь Гриммо.
Ломать охранные заклятия он не стал, просто стукнул дверным кольцом и стал ждать. Открыли быстро, и не эльф, а сам хозяин. Следящие чары у него на пороге, что ли…
— Здравствуй, Люциус, — ровным тоном произнес Блэк, пропуская его в дом.
— Блэк, — кивнул коротко. — Мальчишки дома?
— Нет. Но они собирались вернуться к ужину, если у тебя есть время, можешь подождать…
Люциус раздраженно фыркнул и направился мимо Блэка вглубь дома. В залитой закатным солнцем гостиной остановился, резко обернувшись к следовавшему за ним по пятам Сириусу, глянул в лицо… Выглядел тот плохо. Запавшие, налитые кровью глаза в темных обводах, четко проступившие в ярком солнечном свете морщины, седина в черных волосах. Еще немного, но есть. Странно, а я тогда не заметил…
— Я договорился с потомственным некромантом, он вытеснит связавшую тебя кровь Малфоев своей и снимет тебя с привязи. В ближайшее полнолуние, — отрывисто сказал Люциус. И добавил насмешливо. — Можешь передать Поттеру, а то он за тебя так переживает…
— Спасибо, — тихо ответил Блэк. В глаза Малфою он не смотрел.
Люциус снова фыркнул — раздражение начало перехлестывать через край.
— Твою мать, Блэк, ты же знаешь, что это все морок, иллюзия… тот же приворот, в конце концов! Твои страдания смешны и нелепы. Смотреть противно, как ты ими упиваешься. Я знаю, что родовая честь для тебя пустой звук, но элементарное самолюбие у тебя должно быть?
От его слов голова Сириуса клонилась все ниже, и Люциус, в конце концов, замолчал, глядя на черную, чуть тронутую серебром макушку. Злость, выплеснувшись, отступила. Осталась непонятная глухая тоска. Хотелось что-нибудь разбить. Или убить кого-нибудь. Он всерьез размышлял, переживет ли Поттер потерю единственного домового эльфа, когда Блэк заговорил:
— Ты прав, конечно. Мне очень жаль, что так вышло. Мне действительно очень жаль. Я понимаю, как это должно тебя раздражать… Прости пожалуйста. Я постараюсь не попадаться тебе на глаза до полнолуния. Я и сегодня вышел к тебе только потому, что хотел сказать, как я тебе благодарен. За все, — Сириус поднял голову и вымученно улыбнулся. — Это было плохой идеей, да? Извини. Я просто… пойду, наверное.
Блэк развернулся и медленно, как-то по-стариковски сутулясь, пошел к лестнице, ведущей на второй этаж. У ее подножия он остановился и, не оборачиваясь, добавил сдавленно:
— Гарри я все передам. И еще раз — спасибо.
А пропади оно все пропадом…
— Сириус! Стой…
Быстро подойти, схватить за худое запястье, не глядя в беспомощные растерянные глаза, дотащить до камина, ничего не объясняя и, главное, не думая. Швырнуть порошок, гаркнуть: "Особняк Малфоев"… И уже дома, глядя глаза в глаза и повторяя про себя "а пошло оно все", шагнуть вплотную, взять в ладони худое лицо и целовать, целовать эти сухие горячие губы до шума в ушах, до головокружения…
* * *
Когда Люциус проснулся, спальня еще утопала в полумраке — окна гостевых комнат в поместье выходили на запад. Вчера у него хватило совести не укладывать любовника в их с Нарси супружескую постель. Он осторожно, стараясь не разбудить Блэка, повернулся, разглядывая спящего. В неверном утреннем свете тот казался значительно моложе, чем прошлым вечером в ярко освещенной гостиной на Площади Гриммо. Красивое, мужественное лицо было спокойно, губы приоткрыты в мягкой полуулыбке… Ну и что мне с тобой теперь делать? Самое разумное, безусловно, — отправить домой, под опеку Поттера. Тем более, что любовник из него сейчас… Люциус невольно усмехнулся, вспоминая прошедшую ночь.
Сириус так отчаянно волновался, так боялся сделать что-нибудь не так, что, в конце концов, Люциусу пришлось взять инициативу на себя. Чтобы тут же обнаружить, что имеет дело с первым в своей жизни девственником. Разумеется, ему и раньше приходилось играть активную роль в постели, но еще никогда — с таким безумно зажатым и боящимся проникновения партнером. В какой-то момент Люциус просто махнул рукой на все попытки расслабить любовника и решил ограничиться взаимной мастурбацией, но Сириус тут же чуть ли не со слезами принялся упрашивать взять его. С Нарси в первую брачную ночь и то было проще…
Эта мысль вызвала у него грустную улыбку, но и только. Стыдно почему-то не было. Как не было и раздражения последних дней. Вообще на душе было… светло. Да и тело, в принципе, особой неудовлетворенности не испытывало — в конце концов, он сумел-таки лишить Сириуса невинности. Могу себе представить его реакцию, когда связь будет снята…
Люциус помрачнел и стал выбираться из постели, аккуратно сняв со своей груди тяжело лежавшую на ней руку Блэка. И тот, конечно, немедленно проснулся:
-Люк?
Ну откуда у чистокровного мага такая страсть к маггловскому упрощению имен?
— Люциус, с твоего позволения. Если уж тебе непременно нужно звать меня по имени.
— Извини… Я… Мне, наверное, надо возвращаться…
Мерлин, опять этот взгляд побитой собаки! И почему я даже разозлиться на него не могу? Ведь противно же… Нет, жалко. Мне его жалко. Малфой, ты в своем уме?
— Тебе надо принять душ, побриться и вообще привести себя в порядок. И позавтракать. Столовую сам найдешь? Впрочем, я пришлю тебе эльфа со всем необходимым — он тебя и в столовую проводит, когда будешь готов.
Набросил мантию на голое тело и вышел, слыша за спиной растерянное:
-Ладно…
* * *
Как он и предполагал, Драко побывал в поместье еще прошлым вечером. И отправился восвояси сразу же, как только узнал, что хозяин пошел показывать гостю его спальню и еще не возвращался. Теперь следовало ожидать визита Поттера. Люциус ухмыльнулся и велел дрожащему перед ним эльфу седлать лошадей.
Идея вытащить Блэка после завтрака на конную прогулку, пришедшая Люциусу в голову единственно из желания насолить Поттеру, оказалось на удивление удачной. Стоял чудесный морозный день, льдинки, образовавшиеся за ночь на ветвях кустарников и деревьев, украшавших парк, сверкали на солнце, от разгоряченных лошадей валил пар… И было как-то так легко и бездумно, словно в раннем детстве, что когда Сириус вдруг предложил мальчишеское "наперегонки до речки", Малфой только гикнул и дал шпоры вороному.
Наверное, это было очень красиво: два несущихся во весь опор всадника, чьи развевающиеся волосы резко контрастировали с мастью их лошадей. Под Сириусом был белоснежный арабский жеребец, любимец Драко, быстрый как ветер… но английский вороной Люциуса никогда не проигрывал ему, если только этого не желал его всадник. А сейчас хозяин послал его к реке по прямой, и вороной легко перемахнул через живую изгородь, окаймлявшую вьющуюся вдоль берега дорожку, только чтобы быть безжалостно осаженным властной рукой в самый разгар скачки. Сириус Блэк вылетел из седла, пытаясь повторить прыжок.
Люциус стремительно спешился и бросился к незадачливому наезднику, кляня себя на чем свет стоит: у него вылетело из головы, что Сириус не ездил верхом по меньшей мере 17 лет… Упал на колени рядом с лежащим на земле Блэком, выхватывая палочку и оглядывая его в поисках повреждений. Ссадина на скуле — проехался по подмороженной траве, перепачканная мантия… и абсолютно счастливый взгляд синих, как небо над их головами, глаз. Люциус торопливо сглотнул, проталкивая невесть откуда взявшийся комок в горле, спросил хрипло:
-Ох, да прекрати ж ты, — раздраженно воскликнул Малфой, отталкивая его руку и залечивая ссадину заклинанием.
Стянул перчатку и осторожно стер кровь с холодной щеки Сириуса, одновременно пытаясь понять, какого тролля он это делает. Не желая признаваться даже себе, что беззаветная любовь, льющаяся на него из синих глаз Блэка, потихоньку протаивает полынью в ледяной Малфоевской броне…
* * *
И все-таки выражение лица Поттера, нетерпеливо ожидавшего их в столовой — эльфы передали ему приглашение хозяина отобедать с ним и его другом — при виде крестного было бесценным. Еще бы — вчера он оставил дома бледную тень с запавшими от тоски глазами, а сегодня встретил раскрасневшегося с мороза, жизнерадостного и абсолютно счастливого человека. Блэк бурно радовался мальчишке, чуть было обниматься не полез, но это Люциус пресек на корню, взяв любовника под руку и мягко напомнив, что у того на мантии густо перемешаны грязь садовой дорожки и конский пот.
— Я уверен, что молодой человек нас извинит, если мы потратим несколько минут на приведение себя в порядок.
И он увел Сириуса из столовой, с наслаждением ощущая спиной ненавидящий взгляд Поттера.
В спальне он отправил Блэка в душ, а сам вызвал эльфа и распорядился насчет одежды для обоих; как ни странно, их размеры полностью совпадали, мантии Малфоя подходили анимагу без дополнительной подгонки. Люциус прислушался к шуму льющейся воды, ухмыльнулся и быстро сбросил одежду, воспользовавшись для скорости заклинанием.
Сириус стоял под душем, запрокинув голову и подставляя лицо горячим струям. Все-таки замерз… Люциус скользнул в ванну у него за спиной, обнял, целуя в шею и накрывая ладонями заросшую жесткими волосами грудь. Сириус тихонько застонал и подался назад, прижимаясь к нему бедрами и ощущая возбуждение Малфоя.
— Люциус… Ну мы же не можем сейчас… Гарри ждет…
-А мы быстро, — промурлыкал тот, продолжая тереться о ложбинку между ягодицами любовника.
— Ну Лю-ук… — интонация в голосе Блэка явно свидетельствовала о том, что сопротивление, если это вообще можно было так назвать, сломлено. Малфой развернул его к себе лицом, жадно впиваясь в приоткрытые горячие губы. Ответом был глухой стон, только усиливший возбуждение. Он даже прикусил слегка нижнюю губу Блэка, прежде чем властно надавить ему на плечи, направляя черноволосую голову вниз. Какое, оказывается, завораживающее зрелище, когда кто-то берет у тебя в рот, при этом преданно глядя тебе в глаза…
Минет он делать тоже не умел. В конце концов Люциус обхватил одной ладонью его затылок, а другой — свой член у основания, и стал двигаться сам, стараясь не доставлять неопытному партнеру чрезмерного неудобства. Он даже хотел выйти в последний момент, но Сириус крепко обхватил его бедра и не дал отстраниться. Ну, хоть проглотить сумел.
Люциус прислонился лопатками к мрамору стены, расслабленно глядя в голодные глаза сидевшего у его ног анимага. Потом протянул ему руку:
— Давай, иди сюда.
Поднял на ноги, притянул к себе, одной рукой обнимая за талию, а другой крепко охватывая незаслуженно позабытый член Блэка. Много времени это не заняло. Сириус протяжно — и довольно громко, застонал и излился ему в ладонь, сразу обмякая в его объятиях. Люциус подставил липкую ладонь под бьющие с потолка струи и расслабился, поглаживая спину любовника. Несколько минут тихого блаженства, потом Сириус встрепенулся:
— Люциус, Гарри…
Малфой вздохнул, отстранился от него, и пошел одеваться. Сириус вышел вслед за ним и растерянно уставился на приготовленную для них одежду — свежее белье и мягкие домашние мантии.
— Ну, в чем еще дело? Тебе не нравится цвет?
— Люциус… Но ведь ткань мягкая. Заметно будет…
— Что будет заметно?
— Ну, что под ней ничего нет…
— И что?! Ты — дома, Сириус! И ты не грязнокровка, чтобы напяливать джинсы каждый раз, как вылезаешь из постели! Или ты полагаешь, что если ты нацепишь полную квиддичную форму, то твой крестник, глядя на тебя, не поймет, чем ты сейчас занимался?
Сириус мучительно покраснел:
— Что, так заметно? Может, гламур…
— Да не позорься ты! Что он, через него не увидит? Это же Поттер! Величайший светлый маг современности! — Люциус уже откровенно издевался. — Все, хватит из себя невинность строить, одевайся и пойдем. Действительно, нехорошо заставлять мальчика ждать.
Интересно, и почему мне так хочется достать Поттера? Может, потому, что Драко из его спальни выходит с такими же припухшими губами и засосами на шее, как у его дяди сейчас?
Вид у Сириуса действительно был… красноречивый. Поттер аж побагровел от смущения, когда увидел. И быстро откланялся, сославшись на срочные дела и сказав, что никак не может остаться на обед.
Блэк расстроился. И почему это должно меня волновать? Только упорно вспоминалась странная маггловская книжка, подсунутая ему Северусом на заре туманной юности: "Мы в ответе за тех, кого приручили". Да ты становишься сентиментальным, Малфой. Стареешь, не иначе.
— Сириус. Если ты так и будешь ковыряться в тарелке вместо того, чтобы нормально поужинать, я тебя завтра не возьму с собой к Драко.
Мерлин… Ну чему он так радуется? Как ребенок, честное слово…
* * *
Утро началось с полярной совы, бьющейся в окно спальни. Люциус недовольно морщился, глядя, как его голый любовник, забыв о палочке, воюет с оконными задвижками, чтобы впустить птицу. А потом забирается, замерзший, обратно в постель, чтобы прижаться к теплому боку, потереться нежно головой о плечо… Глупо, сентиментально, смешно… Но почему-то Люциусу совсем не хотелось возражать, и он лениво перебирал черные пряди, бездумно глядя в потолок, пока Сириус читал письмо.
— Гарри и Драко приглашают нас сегодня на ужин, — сообщил Блэк с широкой ухмылкой.
— И еще они Рема пригласили, — добавил он уже менее уверенно и поднял голову, чтобы заглянуть Малфою в глаза. — Но ты же все равно собирался навестить Драко?
— Утром, — сказал Малфой и, видя недоумение в синих глазах, пояснил. — Я собирался навестить его утром. Вечером ты можешь насладиться столь изысканным обществом без моего участия.
— Но почему? Тебе так неприятен Ремус?
Люциусу была неприятна сама ситуация, когда его сын присылает ему официальное приглашение на ужин наравне с траченным молью оборотнем. Но вслух он сказал только:
— Не люблю предателей.
— Что?! Рем? Ремус Люпин — предатель? Ты что, спятил, Малфой?! — задохнулся от возмущения Блэк.
Люциус посмотрел на него с любопытством: после той приснопамятной ночи в доме Блэков Сириус еще ни разу не называл его по фамилии. Да и весь вид анимага, резко вскинувшегося на постели и гневно сверкающего глазами, заставлял сомневаться в эффективности связывания кровью Малфоев. Сильно же он привязан к своему оборотню, если даже через путы пробило…
— Сколько ты отсидел? Двенадцать лет? И твой лучший друг палец о палец не ударил, чтобы тебе помочь? Хотя бы право на посещения получить?
— Но он же думал, что я виновен!
— Вот именно.
— Что? Что ты хочешь этим сказать???
— Только то, что приверженность абстрактному гуманизму порой странным образом сочетается с готовностью отречься от конкретных близких людей.
Сириус некоторое время молчал, рассматривая вышивку на пододеяльнике. Потом тихо спросил:
— А ты бы не отрекся? Поверил?
Люциус невесело рассмеялся:
— Я? Я лгал Лорду, выгораживая Северуса, хотя точно знал, что он всех нас давно продал. Продал Дамблдору. И не с чьих-то слов знал — своими глазами видел.
— Ты… То есть, ты правда знал? Еще тогда? — Сириус явно был потрясен. — Снейп говорил, когда добивался, чтобы тебя освободили из Азкабана. Мы ему не верили… Только Дамблдор…
Люциус только плечами пожал и пошел в ванную. И уже на пороге услышал растерянное, полное неразрешимого, мучительного недоумения:
— Но почему? Если ты считал его предателем… Почему?!
Он вздохнул, обернулся, привалившись плечом к косяку, посмотрел Сириусу в глаза:
— Потому что он мой друг. И мне все равно, предатель он или герой — я буду его защищать. А он будет защищать меня, каким бы мерзавцем он при этом меня не считал. А еще один мой друг, потомственный некромант и убийца, в ближайшее полнолуние будет проводить обряд, за который ему светит пара лет Азкабана, потому что я его об этом попросил.
Люциусу стало неловко от своего собственного пафоса, и он оттолкнулся от косяка, демонстративно зевая и потягиваясь:
— Философский на самом деле вопрос — эта разница в идеологии. Интересно, это еще основателями заложено? Гриффиндор защищает идею, Слизерин защищает своих. Рэйвенкло удавится за истину, Хафлпафф… А, черт их знает. Все, я в душ.
И только закрыв за собой дверь ванной комнаты, он понял, что Сириус так и не проронил ни слова в ответ на его декларацию. Впрочем, он получил этот ответ позже, уже после их похода в гости, когда Блэк самозабвенно насаживался на его член, шепча, как заведенный:
— Я люблю тебя, я никогда не предам тебя, я всегда буду с тобой…
Еще целых двадцать дней…
* * *
А сам визит на Площадь Гриммо оказался не таким уж и ужасным — Люпин сразу вцепился в Блэка, Драко осторожно удерживал Поттера от чередующихся попыток сцепиться с Люциусом и навязаться третьим в беседу старых друзей, а Малфой-старший скучал. Пока не заметил в дальнем углу огромной столовой рояль. Поинтересовался у сына, настроен ли инструмент, и принялся вспоминать один из хоралов Баха. И сам не заметил, как увлекся, переключившись сначала на марш из "Аиды", а потом на вальс из "Травиаты". Люциус любил Верди. Страшно стыдился этого по молодости, истинному Малфою пристало любить Вагнера, на худой конец — Бетховена или Баха, но так и не сумел изменить свои вкусы. И когда Нарцисса в ужасе сообщила ему, что Драко разучивает "Сказки венского леса" и "На прекрасном голубом Дунае", он твердо велел ей оставить сына в покое.
Неожиданно он осознал, что сидит, задумавшись, за роялем, а в комнате стоит мертвая тишина. Люциус оглянулся и встретил затуманившийся взгляд Драко, восхищенный — Сириуса и странно задумчивые — Люпина и Поттера.
— Простите, что помешал вашей беседе, — насмешливо извинился он, чтобы тут же получить на удивление искренние заверения в том, что он замечательно играет, и игрой своей доставил им бездну удовольствия. Этот наглый Люпин даже посмел попросить его сыграть еще что-нибудь. Нашли себе тапера… Люциус хмыкнул и заиграл "Лунную сонату".
Эффект оказался не совсем тем, на который он рассчитывал. То есть оборотень, конечно, понурился и опустил глаза долу, и Сириус выглядел расстроенным, но зато Поттер просто светился от восторга:
— Что это?! То, что вы сейчас играли, — что это?
— Это "К Элизе" Бетховена, — тихо сказал Драко, — я тебе потом еще сыграю, если захочешь.
— А ты умеешь? — радостно обернулся к нему Поттер.
Моргана… Какой же он, в сущности, еще ребенок… Неужели и мы четверть века назад были такими же?
Люциус вздохнул и тихо заиграл адажио из "Патетической".
* * *
Через неделю западное крыло ему осточертело. Странная привычка для темных магов, но у Малфоев окна спален всегда выходили на восток, и просыпались они с первыми лучами солнца, падающими на подушку.
С трудом дождавшись, пока Блэк закончит завтракать — аппетит у него в последнее время был отменный, Люциус потащил его за собой в хозяйское крыло:
— Я хочу тебе кое-что показать, — и, не отвечая на недоуменные вопросы, устремился вверх по лестнице, ведущей на второй этаж.
Тяжелые дубовые двери медленно, словно нехотя, распахнулись, пропуская их в мрачное помещение, полностью защищенное от солнечного света тяжелыми темно-зелеными портьерами. В полумраке виднелись очертания массивного письменного стола, облицованного черным мрамором камина и двух зачехленных кресел с высокими спинками.
— Прямо слизеринские подземелья, — хмыкнул заинтригованный Блэк.
Люциус улыбнулся сравнению и взмахнул палочкой, раздвигая портьеры и открывая окно, впуская в комнату холодный воздух и серый утренний свет.
— Убирайся из моего кабинета, позор моих чресл! — раздался ледяной голос с висящего над камином портрета.
— Портьеры сменить на светло-бежевые, стены обить шелком цвета топленых сливок, мебель — сжечь, сюда перенести кровать из спальни Сириуса. Шелк и кремовый китайский ковер купить у нашего обычного поставщика, камин… замуровать и закрыть зеркалом соответствующего размера. Ну и остальное… по моему вкусу. К сегодняшнему вечеру.
— Хозяин, — робко спросил старший из эльфов, — а портрет?
— Портрет… — протянул Люциус, разглядывая точеное надменное лицо, так похожее на его собственное, — портрет перевесить. В комнаты Старой Хозяйки.
— Ты не посмеешь! Щенок!
Люциус растянул губы в улыбке и снял "замок Малфоев" с креплений, удерживающих портрет на стене.
* * *
Ночью, впервые засыпая в бывшем отцовском кабинете, Люциус долго глядел на тоненький серп убывающей луны в незашторенном окне, прислушивался к ровному дыханию спящего любовника и думал, что слепое обожание, вызванное магической связью, является, помимо всего прочего, еще и опаснейшим наркотиком. Привыкание возникает быстро и неотвратимо… Осталось чуть больше двух недель. А я никогда не жил в этом доме один… Зазвать, что ли, Поттера в гости? Хоть с сыном пообщаюсь…
— Люциус, — вдруг тихо позвал Блэк.
— Что?
Сириус перевернулся на живот, подпирая подбородок руками и вглядываясь в залитое лунным светом лицо Малфоя.
— Ты такой красивый, Люк… Прости, Люциус. И как ты меня терпишь, — с грустной иронией прошептал Сириус.
— С трудом, — усмехнулся Малфой.
Блэк потянулся было поцеловать его, но смутился и лишь коснулся губами плеча, прижался щекой к груди. Малфой провел кончиками пальцев вдоль его позвоночника, спросил устало:
— Ну, и зачем ты меня будил? Сообщить мне о моей красоте?
Сириус немного поерзал у него на груди, потом снова приподнялся на локтях, заглядывая в глаза:
— Нет. Я давно хотел спросить… Хотя сейчас, наверное, не время и не место…
— Безусловно. Тем не менее, я тебя слушаю.
— Скажи, ты… знал про Питера? Что он стал Пожирателем смерти?
Люциус фыркнул раздраженно:
— Разумеется, знал.
— Значит… И про Джеймса с Лили… — Сириус замолчал, стиснув зубы и отводя взгляд.
Люциус сел на постели, потянув Блэка за собой. Взял за подбородок, заставил смотреть в глаза.
— Блэк. Слушай и запоминай, второй раз я этого говорить не буду. Я убивал магглов. Я убивал магов — но всегда в бою. Если бы Лорд приказал, я бы прикончил Поттера. Но я никогда не убивал детей. И я понятия не имел, что кому-то могло прийти в голову сделать эту мокрицу Петтигрю хранителем тайны. Я не знал, что он сдал Поттеров. Не знал.
Люциус резко поднялся с постели, набросил на плечи халат и вышел из спальни.
* * *
Ночь они провели врозь. Утром, выйдя к завтраку, Люциус обнаружил Блэка в столовой. Тот сидел за накрытым столом, но к еде не притрагивался. Люциус холодно пожелал ему доброго утра и приступил к завтраку, стараясь не обращать внимания на устремленный на него напряженный взгляд. И, разумеется, не успел он намазать тост джемом, как услышал:
— А если бы знал?
Люциус медленно досчитал в уме до десяти, потом так же медленно поднял глаза от тарелки, пока не встретился взглядом с полными непритворной боли глазами Блэка.
— Сказал бы Снейпу.
— Ну, конечно! — тут же вскинулся Сириус. — А этот… — он проглотил ругательство, выдохнул через сжатые зубы. — Неужели ты думаешь, что Снейп пальцем о палец бы ударил, чтобы помочь Джеймсу и его семье?
— Не знаю, — холодно ответил Малфой. — Полагаю, это зависит от того, насколько сильную ненависть вы сумели в нем вызвать.
— Мы? Вызвать?! Да Джеймс ему жизнь спас!
-Конечно. А почему ее пришлось спасать, не напомнишь?
Сириус резко встал из-за стола и заметался по комнате:
— Это же было в школе. Мы были детьми. Глупыми, порой жестокими, но детьми! А этот мерзавец стал Пожирателем смерти, будучи взрослым!
— На седьмом курсе, — очень спокойно сказал Люциус.
— Что?
— Северус принял метку на седьмом курсе. И, как я подозреваю, в основном потому, что те, у кого она уже была, оказались единственными, кто его не травил.
Сириус замолчал и остановился посреди столовой, глядя на Люциуса в некотором замешательстве.
— Знаешь, Блэк, я очень хорошо понимаю, почему Северус вас ненавидит. Но вот причины твоей к нему ненависти остаются для меня загадкой. И не надо мне рассказывать про метку — у меня она тоже была, и это не мешает тебе раздвигать передо мной ноги.
Сириус вспыхнул до корней волос, хотел было что-то возразить, но Малфой не дал ему и рта раскрыть:
— И вообще — шел бы ты домой, Блэк.
— Как?
— Через камин, — издевательски пояснил Малфой. — Берешь щепотку порошка, кидаешь и говоришь: "Площадь Гриммо, 12".
— Люциус… — начал было Блэк, но Малфой не желал больше слушать. Он был взбешен, и ему было глубоко плевать, справедлив он или нет:
— Я что, неясно выразился? Убирайся вон! Или я сейчас скручу тебя привязью и отправлю в Хогвартс просить у Снейпа прощения!
Сириус, белый, как маска Пожирателя смерти, еще несколько секунд смотрел ему в глаза, пытаясь увидеть что-то, чего там не было, потом судорожно вздохнул и шагнул в камин.
* * *
К вечеру Люциус успокоился и даже заключил сам с собой пари на то, явится ли Поттер к нему лично или пришлет Драко. В доме было… пусто. Даже с бутылкой виски.
Пари он проиграл — Сириус пришел сам. На следующее утро. Люциус как раз закончил завтрак и собирался пройти в библиотеку, когда услышал характерный шум, и из камина появился Блэк: бледный, с запавшими глазами и совершенно несчастный. Увидел Малфоя и торопливо заговорил:
— Люциус, я знаю, что ты не хочешь меня видеть, я сейчас уйду, я только хотел сказать, что раз ты считаешь, что я должен извиниться перед Снейпом, то я готов…
— Сириус, — прервал его Малфой, — заткнись.
— Но… ты же сам говорил…
— Говорил, — проворчал Люциус, — а если бы я тебе сказал броситься в нашу речку с камнем на шее, ты бы топиться пошел?
— И вообще, — продолжил он, с удовольствием глядя в виноватые синие глаза, — я не думаю, что Северусу требуются извинения несвежего трупа.
— Несвежего, — терпеливо повторил Малфой. — Или ты полагаешь, что по прошествии трех лет ты все еще вправе именоваться недавно убиенным?
Бледная физиономия Блэка расплылась в совершенно счастливой улыбке.
* * *
— Люциус…
— М-м-м… Что?
— Да нет, ничего, спи.
Теплые губы ласково касаются лба, но сна уже нет ни в одном глазу:
— Ну, что еще?
— Ничего, говорю же.
— Блэк. Я непростительные заклятья еще помню.
Улыбается, целует в плечо.
— Блэк, — угрожающе.
— Ты меня опять выгонишь.
— Непременно. Вот прямо сейчас. Отправлю к Поттеру во всей красе.
Тихий смех:
— Почему ты так уверен, что его это шокирует?
— А почему ты так уверен, что нет? Ты что, с ним спал?
— Малфой!!!
— Он самый. Так что ты хотел спросить?
Тяжело дышит, мрачно уставившись в окно. А луна прибывает…
— Почему ты принял метку?
— Дурак был.
Этого он явно не ожидал — обернулся, изумленно вглядываясь в лицо.
— Ну что ты так на меня смотришь? Можно подумать, тебе в восемнадцать лет не хотелось быть героем и поступать наперекор отцу. Ну, или в твоем случае матери.
Молчит ошарашенно. Переваривает. Потом недоверчиво спрашивает:
— Значит, старый Малфой был против?
— Разумеется. Он с самого начала утверждал, что Лорд — авантюрист и временщик. Послушай, мы сегодня спать будем или нет?
Ложится рядом, утыкаясь носом в шею:
— Будем…
Через пять минут:
— Люциус…
— Что еще? — раздраженно.
— А почему ты… Почему никто из вас не взбунтовался раньше?
Ну что ты с ним будешь делать…
— А ты как думаешь? Тебе никогда не приходило в голову, почему единственным, кто перешел на вашу сторону, был единственный холостяк среди нас?
— Вы боялись за свои семьи? — спрашивает осторожно, будто нащупывая брод в неспокойной реке.
— Ну, не все… Были и истинно верующие, вроде твоей сестрицы Беллы. Но в основном…
— Слизеринцы защищают своих.
— Да.
Пару минут лежит молча, щекоча дыханием ухо. Потом шепчет чуть слышно:
— Спокойной ночи.
— Спи, — устало вздыхает Люциус.
* * *
Слава Мерлину, у Блэка хватило соображения не тащить его с собой в гости к оборотню. В результате у Люциуса образовался первый за две недели свободный вечер, что повергло его в некоторую растерянность. Первой мыслью было самому отправиться с визитом и навестить Снейпа. Посидеть за бокалом хорошего коньяка в слизеринских подземельях, всегда дававших Люциусу странное ощущение защищенности и покоя, послушать ворчливые жалобы зельевара на тупых студентов и убогую школьную программу, пожаловаться самому — на вечную Малфоевскую скуку и ограниченность министерских чиновников… В шахматы сыграть, наконец.
Люциус вздохнул — он не любил врать Северусу. И категорически не хотел рассказывать ему о своей некромагической авантюре и ее двусмысленных последствиях, — особенно учитывая нежную любовь Снейпа к этим самым последствиям. Синеглазым таким… А надеяться на то, что Снейп может не заметить замалчивание событий подобного масштаба, Малфой перестал еще до первого падения Лорда. Значит, придется коротать вечер в одиночестве. И когда это успело стать проблемой?
Однако скучать ему не дали — стоило Люциусу налить себе щедрую порцию виски и устроиться с "Историей старейших магических семейств Британии" в мамином кресле, как в библиотеку явился эльф с сообщением, что хозяина желает видеть мистер Поттер. Люциус выругался, отложил книгу и велел провести визитера к нему.
Вид у мальчишки был до невозможности серьезным и совсем не нахальным, и Люциус невольно насторожился. Жестом предложил ему садиться, отрывисто произнеся:
— Поттер. Чем обязан?
Парень слегка нахмурился на нарочито холодный тон, но сбить себя с выбранного пути не дал.
— Я хотел с вами поговорить.
— В самом деле? И о чем же?
— О вас, — твердо ответил Поттер.
Этого Люциус совершенно не ожидал и, наверное, растерялся бы, не будь он Малфоем.
— И что же вас так заинтересовало в моей персоне, позвольте узнать? И заодно уж соблаговолите объяснить, что дает вам основания надеяться, что я соглашусь беседовать с вами на подобную тему?
— Вы отец Драко, — просто ответил Поттер, — и он вас очень уважает и… любит. Так что хочу я того или нет, но вы теперь являетесь частью моей жизни. Что же удивительного в том, что я хочу вас понять?
Люциус позволил себе слегка улыбнуться — самыми уголками губ. Разговор начинал становиться забавным.
— Вы в самом деле полагаете, что вам это удастся? — спросил он с любопытством.
— Не знаю, — серьезно ответил Поттер, — но хочу попытаться. Мне кажется, это самое меньшее, что я могу сделать для Драко.
— И если следовать вашей логике, то я как хороший отец просто обязан пойти вам навстречу? — уточнил Люциус, с трудом сдерживая смех.
Но мальчишка не желал замечать всей комичности ситуации и продолжал разговор на полном серьезе:
— Да.
Малфой откинулся на спинку кресла и скрестил в лодыжках вытянутые ноги. В руках он по-прежнему крутил бокал со скотчем. Да, кстати… Люциус щелкнул пальцами, вызывая эльфа:
— Еще один бокал и Гленфиддик — тот, что я открыл после ужина.
Он даже сам налил почти бесцветную жидкость в бокал и предложил его своему гостю:
— Ну что ж… Вам повезло, молодой человек. Мне было скучно, а вы меня развлекли.
Мальчишка нахмурился, но спровоцировать себя на скандал не дал, и Люциусу пришлось продолжить:
— Так что именно вы хотите понять, Поттер?
Несколько секунд зеленые глаза неотрывно смотрели в серые, потом Поттер спросил:
— Почему вы так добры к Сириусу? Только из нежелания портить отношения со мной — а, значит, и с сыном?
Ах ты маленький негодяй…
— Боюсь, вы сильно переоцениваете преданность Драко вам и недооцениваете его сыновнюю лояльность, — сухо сказал Малфой. — Уж поверьте мне, вам гораздо сильнее попортил бы нервы скулеж безнадежно влюбленного Блэка, чем мне — ваше недовольство, пусть даже и опосредованное через реакцию Драко.
Зеленые глаза все также неотрывно удерживали его взгляд, и это начинало раздражать. А Поттер, ничуть не обескураженный его надменностью, продолжал расспросы:
— Тогда почему?
Внезапно Люциусу надоело быть истинным Малфоем. И он, к собственному удивлению, ответил абсолютно честно:
— Я привык нести ответственность за свои поступки. И если уж я совершил ошибку в ритуале и поставил Блэка в такое неловкое положение, значит, мне ее и исправлять.
— Но вы же говорили, что договорились с кем-то о снятии связи? — встревожился Поттер.
— Разумеется. В полнолуние. До которого еще десять дней. Я что-то не пойму, Поттер, вам что, нравилось наблюдать его мучения? Или вы считаете меня склонным к бессмысленной жестокости?
— Вообще-то да, — пробормотал Поттер, отводя взгляд.
— Замечательно! И на основании каких фактов вы сделали столь глубокие умозаключения о моих личных качествах? Или Драко вам жаловался, как я его наказывал, оставляя без сладкого после ужина? — Люциус говорил резко, глумливо, не желая признавать, что слова мальчишки его задели.
— Но вы же были Пожирателем смерти! — возмущенно воскликнул Поттер.
Ну да, конечно. Люциус как-то сразу успокоился, спросил насмешливо:
— Да. И что?
— Как что? Вы же убивали — магов, магглов…
— И что? — повторил Малфой. — Какое это имеет отношение к бессмысленной жестокости, о которой мы говорили? Шла война, я в ней участвовал. Не думаю, что на моих руках больше крови, чем на аврорской форме ваших друзей.
— Но… — Поттер впервые с начала разговора по-настоящему растерялся, — но это же не одно и то же!
— Почему?
— Потому что авроры защищают справедливость, закон!
— Так закон или справедливость, Поттер? — вкрадчиво спросил Люциус.
Разговор нравился ему все больше и больше. Подумать только, он мог отправиться пьянствовать со Снейпом и пропустить такое развлечение!
— Для меня это одно и то же, — резко ответил Поттер.
А вот тут ты поторопился, мальчик. Полемике тоже надо учиться, как магии и хорошим манерам. Само ничто не приходит.
— Значит, вы считаете справедливым, что ваш крестный провел треть жизни в Азкабане?
— Это было сделано в обход закона! — возмутился парень, — Крауч…
— Крауч действовал по законам военного времени, — жестко перебил его Малфой, — и если вы полагаете, что случай с Блэком был единственным — потребуйте у Фаджа допуск к судебным архивам тех лет. А заодно поинтересуйтесь количеством убитых при задержании — а заодно их возрастом. И если вы не обнаружите в списках детей младше тринадцати лет, знайте, что архивы подверглись серьезной чистке.
Лицо Поттера посерело — с такой развитой интуицией, как у него, он не мог не почувствовать, что Люциус не лжет. Но он все еще не желал верить:
— Этого не может быть, вы врете…
— Ну конечно. Что ж, вот вам другой вариант. Попросите у Дамлдора мыслеслив и пройдитесь с ним по темномагическим семьям. Если духу хватит, конечно, — Люциус зло улыбнулся. — Сумеете убедить их не спустить вас с лестницы — узнаете настоящую правду о той войне.
Поттер молчал довольно долго. Но потом врожденное упрямство взяло верх:
— Ладно, допустим, что вы правы, и преступления совершали обе стороны. Но наша, по крайней мере, боролась за правое дело!
— Кто вам это сказал? — насмешливо спросил Люциус и, пока мальчишка хватал ртом воздух от возмущения, быстро продолжил. — Вы никогда не задумывались, каким образом Лорд привлек под свои знамена такое огромное количество сторонников? Или вы все еще находитесь в плену детской иллюзии, что все чистокровные маги являются злом просто по сути своей?
— Не чистокровные, а темные, — запальчиво ответил Поттер.
— Ну да, конечно. Значит и ваш любовник, и ваш крестный…
— Они не темные!
— А какие? Впрочем, да, вы правы — они не чистокровные темные маги. В обоих течет изрядная доля крови некромантов. Чего, по вашей логике, должно быть вполне достаточно, чтобы обеспечить им врожденную склонность к злу, насилию… чему там еще?
Поттер выдохнул сквозь сжатые зубы и — Люциус мог поспорить — сосчитал в уме до десяти. А мальчишка умеет держать удар… Может, он не такая уж неудачная партия для Драко. Сильный волшебник из хорошего рода, пусть даже подпорченного мезальянсом, известный, с широкими связями… И тролль меня раздери, если я буду переживать из-за того, что род Малфоев прервется на моем сыне.
— Ладно. Тогда что, по вашему мнению, приводило к Волдеморту его сторонников? — ровным голосом спросил Поттер.
— Идея, разумеется.
— Ах, идея… — протянул издевательски Поттер, и тут выдержка ему все-таки изменила, — какая, к лешему, идея может требовать убийства ни в чем не повинных маглов?!
— Идея полной изоляции нашего мира, мира магов, от их мира, — спокойно ответил Люциус.
Поттер обдумывал это секунды две, не больше.
— Возможно. Хотя я и не понимаю, для чего она нужна, эта изоляция. Но это не оправдывает убийства ни в чем не повинных людей!
— "Ни в чем не повинных людей", — повторил Люциус, — это вы о магглах?
— И в чем же они перед вами провинились, позвольте спросить? — язвительно поинтересовался Поттер.
Интересно, он сознательно меня копирует?
— В массовых убийствах магов, Поттер, в чем же еще.
— Что? Когда это такое было?!
— Тогда, когда они знали о нашем существовании.
— В средние века?! Да вы с ума сошли! Как можно обвинять людей в том, что творилось несколько столетий назад?! Причем, скорее всего, даже не их предками?
— Ну, если они родства не помнят — это их проблемы, Поттер. Я могу поименно назвать вам всех Малфоев, забитых камнями, четвертованных и сожженных на кострах магглами за все время существования нашего рода, — холодно ответил Люциус. — И любой чистокровный маг может сделать то же самое. Неужели вы никогда не интересовались историей своей семьи? Это ведь есть в публичных архивах, даже специальный допуск получать не нужно.
— Вы хотите сказать, что кто-то из Поттеров пострадал от рук магглов?
— Безусловно. Я не назову вам сейчас имена, наши семьи никогда не состояли в близком родстве, но в том, что вы их найдете в архивах, я могу ручаться.
Поттер упрямо мотнул головой:
— И все равно — то, что делали магглы в средневековье, не оправдывает нападения на них в наше время!
— Вы серьезно полагаете, что они изменились?
— Ну конечно!
— Не могу с вами согласиться. Я, видите ли, слежу за маггловской прессой…
Поттер возмущенно фыркнул и перебил его:
— Вы мне будете рассказывать о магглах? Я с ними вырос, между прочим!
— И вам понравилось? — перефразируя старый анекдот, ответил Люциус. — Послушайте, Поттер, маги, даже самые жестокие, всегда убивали индивидуально. Тех, кто их не устраивал лично. Даже Лорд, даже Гриндевальд. Никому из них даже в голову не могло прийти устроить Варфоломеевскую ночь. Просто потому, что нас очень мало. Нас просто чудовищно мало, Поттер, если сравнивать с магглами. И если они о нас снова узнают… Я боюсь даже думать о том, к чему это приведет. Я — потомственный темный маг и некромант — боюсь.
— И что же в них такого страшного, Малфой? — презрительно спросил Поттер.
— Толпа, — ответил Люциус, — безликая толпа, по-звериному не приемлющая любое отличие от того, что ей, толпой, почитается за норму. Будь это другое вероисповедание, другая сторона в войне, другие черты лица, наконец. Одних этих различий было достаточно для Хиросимы и Треблинки, для Парижа и Ольстера. А что такая толпа сделает с теми, кто отличается от них намного больше, и чье отличие — суть воплощение их детской мечты? Кто из маггловских детей не мечтает стать волшебником? И кто из них, став взрослым, откажется растоптать оказавшуюся недостижимой мечту? Может, такие и есть, Поттер, но и без них найдется кому поджечь ваш дом и бросить в огонь ваших детей.
Люциус замолчал и внезапно остро ощутил стоящую в библиотеке тишину. Про такую говорят: "можно потрогать руками". И в этой тишине особенно резко прозвучал голос Сириуса, раздавшийся с порога библиотеки:
— Знаешь, я никогда не мог понять, как Регул мог стать Пожирателем смерти. Но если его вербовали так…
Малфой медленно обернулся к любовнику, вздохнул тяжело. Его утомил этот разговор.
— Да ты смеешься, Блэк, какой из меня вербовщик. Вашему Дамблдору не то что я, сам Лорд в подметки не годился…
Поттер вскинулся было, но осекся и промолчал. Что-то было у них там со старым манипулятором… Зато Блэк кинулся в бой, сверкая глазами.
— В чем ты смеешь обвинять Дамблдора? — прогремел под сводами библиотеки его баритон.
Промыл ему мозги оборотень, кол осиновый по нему плачет…
— Я ни в чем и никого не собираюсь обвинять, — очень четко произнес Малфой, — я просто вышвырну тебя из дома, если услышу еще хоть слово поперек. Ясно?
— А вас, Поттер, — продолжил Люциус, обернувшись к вскинувшемуся было крестнику своего взбунтовавшегося любовника, — я не смею более задерживать.
— Вашу мать, Малфой, — с неожиданной горечью ответил тот, — ну почему каждый раз, когда я уже почти готов поверить, что в вас есть что-то человеческое, вам непременно нужно проявить себя полным ублюдком?
— Поддерживаю реноме, — ответил Малфой. И дезаппарировал.
* * *
Когда луна перевалила за третью четверть, Блэк затосковал. Стал хуже есть, плохо спать, подолгу лежа без сна после занятий любовью, и все чаще застывал на одном месте, невидяще глядя в пространство, особенно во время прогулок по парку. У Люциуса это вызывало глухое раздражение, временами перемежающееся приступами острой жалости. Жалость удавалось скрывать, раздражение периодически прорвалось наружу. И тогда Сириус принимал свой анимагический облик и тыкался холодным мокрым носом ему в ладонь. От этого Люциусу хотелось выть — тоскливо, по-волчьи, запрокидывая голову и подставляя беззащитное горло мертвящему свету луны.
В какой-то момент он не выдержал и сбежал к себе в кабинет, где долго стоял, прижавшись лбом к портрету жены там, где почти неподвижно лежала ее рука.
Прости меня, Нарси…
За два дня до полнолуния Гойл прислал сову с короткой запиской, уточняя, остается ли в силе их договоренность. Люциус отправил ему подтверждение. Надо было бы заранее поблагодарить, но он не смог себя заставить.
В этот вечер они ушли в спальню сразу после ужина. И Люциус с отчаянной нежностью ласкал выгибающееся навстречу тело, снимал губами капельки пота с широких плеч… Как в последний раз. Хотя почему — как? Действительно — в последний …
Потом они долго лежали, обнявшись, успокаивая дыхание. Люциус смотрел в окно на висящую над старым дубом луну, она казалась практически полной, и размышлял о том, где он ляжет спать завтра. И в чьей постели, жены или любовника, ему будет менее одиноко…
Неожиданно его голову столкнули с локтевого сгиба, на котором она лежала, и Сириус резко сел на постели, растрепанный, потный и злой.
— Нет, Люциус, ну какого тролля? Кому это на хрен нужно? Зачем? Ты этого не хочешь, я этого не хочу, и не спорь — я же не слепой, так зачем?! Зачем нам этот долбанный обряд?
Люциус устало смотрел на взъерошенного любовника и чувствовал себя… старым. Хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать. Интересно, у Драко в лаборатории не осталось зелья Сна без сновидений?
— Зачем? Ты имеешь в виду — помимо того, что не придется объясняться с твоими оборотнем и крестником?
— Ой, только их сюда не впутывай! Можно подумать, ты боишься!
— Люк, послушай, — падая рядом на постель, жарко зашептал Блэк, — тебе же хорошо со мной, я же вижу, ну, не надо этого… Напиши своему Гойлу, чтобы не приходил, что ты передумал снимать связь…
— Сириус. Ответь мне на один вопрос.
— Какой? — тихо спросил Блэк.
Люциус видел, как тревожно блестят в полумраке его глаза.
— Скажи, если бы не я на тебя, а ты на меня наложил эти путы, что бы ты сейчас сделал? Оставил бы меня связанным?
Сириус стиснул зубы. Люциус тоскливо смотрел, как пляшут блики лунного света на его скулах и кадыке, как мучительно выпрямляется спина в отчаянной борьбе с душащей его привязью, борьбе, в которой невозможно победить… И как Блэк проигрывает ее, падая лбом ему на плечо и захлебываясь в беззвучном плаче. Люциус осторожно повернулся к любовнику, обнимая, прижимая к себе:
— Ш-ш-ш… Успокойся. Не надо плакать. Послушай меня. Ты же все-таки темный маг, куда бы ни завел тебя твой подростковый нигилизм. Чему-то же тебя учили. Сириус, ты меня слышишь? — встряхнул легонько за плечи, осторожно надавил на затылок, разворачивая к себе лицом.
— Напряги память, не ленись. Скажи мне, в каком случае мага невозможно связать кровью?
— В каком? — беспомощно повторил Сириус.
— Вспомни. Ты это знаешь.
— Я не…
— Сириус! — Малфой снова встряхнул его, на этот раз сильнее. — Почему этими чарами проверяли супружескую неверность?
— Потому что, — Блэк медленно поднял голову, мокрые ресницы слиплись стрелками, — они не срабатывают, если связываемый любит того, кто накладывает путы… Ты хочешь сказать?
— То, что твое — останется с тобой. На настоящие чувства ни связь, ни ее снятие повлиять не могут.
— Ты… ты уверен?
— Абсолютно. Но если ты сомневаешься в истинности своих чувств…
Договорить ему не дали:
— Нет! Я люблю тебя, люблю, слышишь?
— Ш-ш-ш… Я знаю, не кричи. Потому и говорю, что тебе нечего волноваться. А обряд провести все-таки надо — незачем тебе Малфоевский ошейник носить. Ты же не хочешь, чтобы Поттер на меня авроров натравил? Тихо, тихо! Я пошутил. И вообще, давай спать — завтра у нас такой возможности не будет.
Сириус успокоенно вздохнул, пристроил голову у него на плече и действительно вскоре заснул. Какой же ты все-таки гриффиндорец… Доверчивый. Или я просто умею лгать? Если уж Лорд мне верил…
* * *
На этот раз все было много проще, чем в Отделе Тайн месяц назад. Комнаты его матери, одна жаровня и простой круг, обведенный мелом вокруг нее. И они трое — в круге. Нож в огромной ладони Гойла казался игрушечным, произносимые низким голосом заклинания — пугающе незнакомыми.
Резко расширяются зрачки Блэка, когда некромант высвобождает его запястье и отворяет кровь. Вену он вскрывает вдоль, и кровь льется в жаровню густым потоком. Взмах палочки в правой руке — Гойл левша, как все 16 поколений его предков, кровеостанавливающее заклинание, и обагренный кровью Сириуса нож уже впивается в запястье Малфоя. Тонкая струйка крови падает в клубы тошнотворного пара, поднимающиеся из жаровни, и Гойл отбрасывает его руку. Люциус залечивает ранку, завороженно глядя, как нож легко поворачивается в толстых волосатых пальцах, самым кончиком касаясь набрякшей вены на запястье держащей его руки, левой, обязательно левой, что ближе к сердцу, и кровь медленно растекается по широкому лезвию, образуя блестящую багровую линзу. Стремительный взмах клинка — и скопившаяся влага одной гигантской каплей срывается с острия в дымящуюся чашу жаровни…
У Малфоя на мгновение потемнело в глазах, а когда зрение прояснилось, Гойл уже разрывал круг и очищал жаровню. Маленькие глазки глядели из-под густых бровей с легкой иронией, которую Люциус предпочел не заметить. Тем более что вслух некромант не сказал ничего, что могло быть расценено как оскорбление: просто пожелал удачи и, вежливо попрощавшись, ушел через камин.
И только после его ухода Малфой собрался с духом, чтобы посмотреть на Сириуса. Тот так и стоял в центре разорванного круга, с преувеличенным вниманием разглядывая потухшую жаровню.
— Блэк? — негромко окликнул его Люциус. Ему было страшно.
Тот медленно поднял голову, синие глаза смотрели задумчиво… нет, оценивающе.
Люциусу неожиданно стало нечем дышать. Да что это со мной? Я что, сам поверил в то, что вчера нес? Блэк вышел, наконец, из мелового круга, мягкой упругой походкой подошел к нему почти вплотную, спросил, глядя в глаза:
— Очень трудно было? — и, не дождавшись ответа, добавил насмешливо, — ты же любишь, чтобы тебя трахали, Малфой.
Надо было что-то сказать, осадить, поставить на место, удержать маску на немеющем от напряжения лице… Но перед глазами неожиданно все поплыло, что-то сдавило в левой стороне груди, и Люциус с облегчением провалился во тьму.
* * *
— Люк! Люк, Мерлин, да что с тобой! — дрожащий от волнения голос пробился сквозь мутную пелену беспамятства.
Резкий запах коньяка ударил в ноздри, и Люциус Малфой открыл глаза. Взгляд уперся в лепнину на потолке спальни — их спальни, постель под ним прогнулась от дополнительного веса — Блэк присел рядом, растирая ему коньяком виски и грудь в распахнутом вороте рубашки. Заглянул в лицо — в виноватых синих глазах плескался испуг:
— Ты меня слышишь? Люк… Люциус, ну скажи что-нибудь! Тебе плохо?
Говорить не хотелось. Не было сил. Люциус слегка качнул головой. И еще раз — в ответ на тревожное:
— Люциус… Ты прости меня, я не хотел… Правда, я не думал, что ты так… Мерлин, да я вообще ни о чем не думал! Эта ваша некромантия, она… Как гиппогриф в голову лягнул. Я же не соображал ничего. Не чувствовал…
Малфой внимательно рассматривал переплетение гипсовых соцветий над головой. Какая, в сущности, безвкусица… Неужели отцу нравилось? Надо будет сегодня же приказать выровнять потолок.
А Блэк никак не унимался:
— Люк, ну что ты молчишь? Ну скажи, что я идиот! Дай по морде, наконец! Только не молчи, слышишь! Я же… Я же люблю тебя…
Что?
Сириус склонился над ним, до синяков сжимая плечи и с отчаянием вглядываясь в лицо:
— Ты был прав, слышишь? Это — настоящее, его никакая магия не сотрет. Я люблю тебя, — повторил он с тоской… и замолчал.
Люциус закрыл глаза. Он неожиданно очень остро ощутил тишину, царящую во всем доме. И в этой тишине особенно отчетливо прозвучал негромкий и совсем безнадежный голос Блэка:
Vova
