Северус Снейп впервые увидел Люциуса Малфоя сразу после того, как Сортировочная шляпа распределила его в Слизерин. За Слизеринским столом ему предсказуемо никто не обрадовался, да и кто когда радовался его появлению? Насколько он мог помнить, такого не случалось с момента его рождения. Впрочем, последнее, судя по всему, тоже никому не принесло особой радости. Худенький неопрятный мальчик робко присел на свободное место с краю стола, не услышал, по счастью, никаких возражений на этот счет, и уткнулся несоразмерно большим носом в тарелку. Когда страх немного отступил, и он начал прислушиваться к разговорам за столом, его внимание тут же привлек тягучий, манерный голос избалованного вниманием и весьма уверенного в себе человека. Северус осторожно поднял взгляд и увидел высокого, светловолосого и очень красивого старшекурсника со значком старосты, сидящего на противоположной стороне, ближе к центру. Люциус всегда был в центре внимания за этим столом, все разговоры крутились вокруг него и его мнения по любому обсуждаемому вопросу, от квиддича до политики, но в тот вечер Северус этого не заметил. Он вообще больше никого и ничего не видел — ни знаменитого директора школы, ни других преподавателей, ни роскошного угощения и волшебного убранства зала. Для него существовал только Люциус, в одночасье ставший для маленького заморыша светоносным божеством в полном согласии со своим именем.
Весь первый курс Северус был счастлив по меньшей мере три раза в день — за завтраком, обедом и ужином. А еще пару вечеров в неделю Люциус проводил время в общей гостиной, даруя своему маленькому почитателю дополнительные несколько часов тихой радости от созерцания своего кумира. Сам Малфой, разумеется, даже не догадывался о вызываемых им чувствах и не подозревал о существовании человечка по имени Северус Снейп. Но тому и в голову не приходило претендовать на какое-либо внимание к себе, как не приходит нам в голову пытаться вытащить из-за туч солнце, когда оно скрывается. Мы просто радуемся солнечным дням и возможности наслаждаться теплом и светом. Так и Северус был счастлив одной возможностью видеть Люциуса, даже не пытаясь привлечь его внимание.
А потом Малфой закончил школу, и счастье кончилось. Остались слизеринцы, презирающие Северуса за бедность, гриффиндорцы, ненавидящие его, казалось, за сам факт существования, и учителя, смотрящие с плохо скрываемой жалостью. Для Северуса начался очередной круг его личного ада, растянувшийся на целых шесть лет. Единственным положительным моментом в котором, за исключением обожаемых зелий, была возможность большую часть года проводить вне дома. На каникулы он всегда оставался в Хогвартсе.
* * *
Отставая от сверстников в физическом развитии, Северус не чувствовал того повышенного интереса к противоположному полу, который проснулся у его сокурсников к четвертому курсу. Но, обладая въедливым и пытливым умом, он добросовестно старался анализировать это явление и собственные ощущения в данной сфере. Он даже мастурбировать начал не по физиологической потребности, а потому, что все так делали. Делали, в принципе, по ночам за задернутыми пологами кроватей, но обсуждали это много и со вкусом, описывая невероятное наслаждение от процесса, а также собственные эротические фантазии.
Северус честно попробовал воображать мужчину и женщину, занимающихся сексом, подобно тому, как это происходило на колдографии в журнале, рассматриваемом у них в спальне перед сном. Ему даже удавалось возбудиться и испытать оргазм, но это вовсе не было тем запредельным удовольствием, о котором говорили его одноклассники. Северус даже решил было, что это обычные «охотничьи байки» склонных к хвастовству и преувеличению подростков, но, следуя природной склонности к исследованиям, попытался варьировать свои фантазии.
Он представлял себе любовников в различных позах и с различным типом внешности. На результате это не сказывалось. Только мужчина в его воображении все чаще и чаще оказывался длинноволосым блондином, а женщина — худенькой брюнеткой с маленькой грудью. Тогда Северус решил увеличить степень своего участия в воображаемом процессе и представил на месте мужчины себя. У него пропала эрекция.
Это испугало Северуса настолько, что он прекратил ночные сеансы со своей правой рукой почти на неделю. Но его нервная система уже была приучена к регулярной разрядке, да и гормоны начали наконец работать, как у любого другого мальчика пубертатного возраста, так что долгого воздержания не получилось. Он снова начал доставлять себе удовольствие по вечерам, привычно представляя черноволосую девушку с ее белокурым партнером.
Но он не был бы Северусом Снейпом, если бы не довел свое исследование до конца. И однажды вечером, привычно наложив на полог кровати звукопоглощающее заклинание, он представил на месте девушки себя. Оргазм был… сокрушительным. Его костлявое тело выгнулось дугой, в глазах потемнело, и замелькали белые мушки, дыхание прервалось, а потом вырвалось протяжным стоном…
А потом он полночи плакал в подушку, спрашивая Мерлина: «За что?» Мало того, что урод, нищий и слабак, так еще и гомик к тому же! Ну за что ему это?! За какие грехи?
* * *
Он не мог точно вспомнить, с какого момента блондин в фантазиях стал точной копией Люциуса из его воспоминаний. Возможно, он был таким с самого начала, просто Северус не осознавал этого. Он не испытывал никакой вины по этому поводу — тогда. Ведь Люциус был всего лишь самым счастливым его воспоминанием, невыносимо яркой кометой, промелькнувшей на его небосклоне, чтобы никогда больше не вернуться.
К седьмому курсу у Северуса уже была одна научная публикация — короткое сообщение в «Зельеварении». Он твердо знал, чем будет заниматься после окончания школы, у него была даже предварительная договоренность с очень сильной лабораторией на континенте. И когда двое однокурсников стали заводить с ним разговоры о неком тайном обществе, дающем хорошему зельевару невероятные возможности для профессионального роста, он отнесся к ним более, чем скептически. Подвел его все тот же научный подход — не отвергать ни одной возможности, не подвергнув ее сначала тщательному рассмотрению. Он согласился пойти на собрание.
Первым, что он увидел в просторной гостиной старинного и очень богатого дома Лестранжей, была сияющая белым пламенем в свете свечей шевелюра Малфоя. Люциус беседовал с видным мужчиной средних лет, которого ему представили как Лорда Волдеморта, и которого Северус толком даже не рассмотрел. Он видел только свою ожившую мечту — здесь, рядом, протяни руку — дотронешься… И не важно было, что Люциус оказался совсем не таким высоким, как ему помнилось, и вовсе он не был похож на античную статую, и глаза у него были не голубые, а серые, но все это, каким-то не понятным его рационалистическому сознанию образом, было совершенно неважно. Люциус просто — был.
И Снейп сделал главную ошибку в своей жизни — позволил чувствам взять верх над разумом и согласился на предложение Лорда. Впрочем, он далеко не сразу понял, что это ошибка. Работа была невероятно интересной — он получил в полное свое распоряжение великолепно оснащенную лабораторию и абсолютную свободу в выборе темы исследований. Нигде в мире вчерашнему выпускнику, каким бы запредельно талантливым он не был, не предоставили бы таких возможностей для работы. Что же касается политики… Безусловно, разговоры о расовом превосходстве и необходимости изменить сложившийся порядок не могли не вызвать у Снейпа, с его аналитическим мышлением, резкого отторжения. Если бы он их слушал.
Но он ничего не слышал, так же, как это было семь лет назад в слизеринской гостинной. Он смотрел на Люциуса. Смотрел, как завороженный, впитывая каждое движение, каждый поворот головы, каждую улыбку. Чтобы потом, оставшись в одиночестве в тишине своей спальни, перебирать эти воспоминания, как нумизмат перебирает старинные монеты. Правда, теперь это вызывало у него угрызения совести. Одно дело — мастурбировать, вызывая в памяти детские воспоминания, и совсем другое — представлять в своих объятьях человека, с которым видишься не реже раза в неделю. И которому при этих встречах приходится смотреть в глаза и пожимать руку.
Это было самым тяжелым — не выдать себя. О том, чтобы признаться Малфою в своих чувствах, Северус даже не думал. Никогда. Слишком прочно и давно он усвоил, что не может быть любимым, не заслуживает ничьей любви. Единственное, что ему оставалось — это уважение, которого он упорно, но безрезультатно добивался в школе, просиживая все свободное время над учебниками, и которое неожиданно нашел у Лорда и его окружения. И даже — о чудо! — у Люциуса. Самая большая его удача, самое невероятное и незаслуженное счастье — внимание Малфоя. Разве мог Северус им рисковать? Насмешек Люциуса он бы просто не вынес.
И Северус молчал, продолжая держаться с Малфоем по-приятельски. А тот трахал все, что движется, и бравировал этим. Снейп умирал от ревности… быстро унявшейся, впрочем. Потому что ни с одним из своих многочисленных любовников или любовниц Люциус не проводил больше нескольких ночей. И никогда не возвращался, оставив. Самый длинный его роман тянулся две недели.
* * *
Но труднее всего было отказать Люциусу, когда тому вдруг вздумалось обратить свое благосклонное внимание на самого непривлекательного молодого человека в их компании.
Соблазн насладиться хотя бы минутной иллюзией счастья был невероятно велик. Случись это сразу после его прихода в окружение Лорда, Северус скорее всего не устоял бы. Но за прошедшие несколько месяцев он хорошо усвоил, что Люциус не задерживается ни в одной постели. Сдаться его напору — а Малфой был довольно бесцеремонен, предлагая свою «любовь», означало стать одним из многих. Очень многих. Снейп хотел быть единственным. Пусть не любовником. Но — другом.
И он отказался от предложенной чести.
Малфой оторопел. И, придя в себя после первого шока, потребовал объяснений.
Что Северус мог ему ответить? «Я не хочу, чтобы ты меня забыл?» Или: «Не хочу, чтобы ты перестал меня уважать?»
Он отговорился тем, что слишком серьезно относится к физической близости и не одобряет случайных связей. Малфой оскорбился… И принялся ухаживать за ним всерьез.
Снейп был потрясен. Никогда прежде ему не делали подарков, его никогда и никуда не приглашали. Но принимать ухаживания, не собираясь на них отвечать, ему казалось непорядочным. И он возвращал подарки и отклонял приглашения. Малфой сверкал глазами и удваивал усилия. Брал за руку на людях, смотрел в глаза так, что Белла Блэк только зубами скрипела, провожал до дверей, когда Снейп уходил с очередного собрания…
Северус не знал, куда деваться от неловкости. Он чувствовал себя шутом, из барской прихоти выряженым в богатое платье и посаженным во главе стола рядом с хозяином. Все знают, что это — только до тех пор, пока не пройдет хозяйская блажь, а потом — снова объедки и колпак с бубенцами.
В результате то, что могло было стать волшебным сном, превратилось для Снейпа в настоящий кошмар. И самым страшным в нем было то, что Северусу хотелось, отчаянно, безумно хотелось сдаться. Пусть на одну только ночь — но почувствовать себя любимым...
А потом Лорд их заклеймил. Как баранов.
* * *
Снейп так и не понял, как Лорду удалось их убедить. Тем более — всех сразу. Среди первого набора Пожирателей смерти и будущего «ближнего круга» идиотов почти не было. Но все они подставили руку под тавро. Было ли это результатом некой ментальной магии, или разновидности маггловского гипноза, или просто невероятной харизмы Лорда — но они добровольно согласились стать его рабами.
Впрочем, того, что это именно рабство, а не просто членство в создаваемом Лордом Ордене, они не осознавали вплоть до того момента, когда на их предплечьях проступил одинаковый уродливый знак, а их самих скрутило, словно белье, отжимаемое усердной хозяйкой, чудовищной магической силой Лорда. Волдеморт сумел придать своему клейму свойства древней вассальной клятвы магов.
Тавро горело и пульсировало болью, эхо которой возникало потом при каждом вызове, но что значила боль в сравнении с чувством утраченной свободы? В шоковом состоянии были практически все, но сильнее всех отреагировал Малфой. Его буквально вывернуло наизнанку.
Снейп перевел тревожный взгляд с Люциуса на Лорда, ожидая хозяйского гнева, но тот смотрел на корчащегося в рвотных спазмах Малфоя с удовлетворенной улыбкой. Как на взнузданного норовистого коня, еще храпящего, роющего землю копытом и грызущего удила… Но уже укрощенного и покорного хозяйской воле.
После они с Люциусом вульгарно надирались в каком-то заштатном пабе. Молча. Способность Лорда влезать в мозги Снейп ощутил сразу же после принятия метки, и с этого момента стал вдвойне осторожен в словах и поступках. А Малфой… Когда Лорд наконец отпустил их, Люциус ухватил Снейпа за рукав, и потащил в сторону, бормоча, что он знает одно место в Сохо… Это было так не похоже на его подчеркнуто галантное отношение последних недель, и его пальцы такой мертвой хваткой вцепились Северусу в плечо, что тот не решился возразить. Они аппарировали в город и за десять минут стремительного хода по мокрым после дождя улочкам добрались до этого паба. Где Люциус сразу потребовал бутылку скотча, совершенно по-мужицки обхватил горлышко пальцами, разливая, и выдохнул:
— Пр-роклятье… Во что мы вляпались…
Ладонь соскользнула с бутылки, легла на стол… Даже в таком положении было видно, как дрожат его пальцы.
Больше Малфой ничего не говорил. А Снейп… что он мог сказать? Выражать сочувствие он не умел. Жаловаться на собственные отвращение и страх — не хотел.
Так и пили молча.
* * *
Волдеморт всегда интересовался древними магическими умениями, запрещенными или утраченными современной британской магией, и когда ему в руки попал документ, свидетельствующий о том, что в Святой земле сохранились сведения о некоем комплексе чар и зелий, способных даровать вечную жизнь, он немедленно пожелал их заполучить.
Исходя из каких-то неведомых Снейпу политических соображений — в то время Северус даже не пытался вникать в макиавеллевские игры Лорда, он не мог надолго отлучаться из Англии, а потому решил отправить в Иерусалим своих эмиссаров. Руководствовался ли он в своем выборе исключительно практическими соображениями, отправляя в Израиль лучших зельевара и аналитика среди Пожирателей, или, наблюдая настойчивые ухаживания Люциуса и зная, что творится в душе у Снейпа, решил заставить своих марионеток разыграть для него мелодраму, Северус так никогда и не узнал. Скорее всего, и то и другое. Чувство юмора у Волдеморта было своеобразное, и редко идущее в разрез с его практическими интересами, но оно, безусловно, присутствовало.
Но на этот раз шутка не удалась. Информацию они достали, а вот пикантной истории не получилось. После принятия метки у Люциуса пропало всякое желание «крутить любовь» с кем бы то ни было. Надолго.
И все-таки два месяца, проведенные ими в Святой земле, навсегда врезались Снейпу в память. Самое лучшее время в его жизни. Ощущение счастья было таким острым, почти болезненным, что даже спустя шестнадцать лет, обучая Поттера окклюменции, он прятал эти воспоминания в мыслеслив, из страха, что они хлынут через край и вывернут наизнанку всю его душу, стоит только мальчишке их зацепить.
Вызывая патронуса, Снейп всегда вспоминал одно и то же — Люциус, в легких брюках и светлой рубашке, сидит в уличном кафе с крохотной чашечкой арабского кофе в пальцах, а воздух дрожит от жары, и выбеленные поколениями близкородственных браков волосы сливаются с выбеленными временем стенами Старого города.
А еще в Иерусалиме они встретили самого старого из нынеживущих магов, и эта встреча изменила всю дальнейшую жизнь Снейпа. Старый Герш был настолько стар, что глядя на него невозможно было не вспомнить легенду о Вечном жиде, а Альбус Дамблдор начинал казаться молодым человеком, едва перешагнувшим рубеж зрелости.
Старый Герш знал заклятия, которые были нужны Лорду, и еще многие, многие другие. Но изъясняться он предпочитал древними притчами, коих знал бесконечное множество, а может, просто придумывал на ходу, и малопонятными для молодых англичан шутками. Обитал он в крохотной каморке в подвале одного из домов в Старом городе, и подвал этот был, по его утверждению, «старше римлян». Глядя на ничем не прикрытую кладку стен в коридоре, ведущем в Гершево обиталище, Северус при всем желании не мог усомниться в истинности слов плешивого шутника.
Да, Герш был почти абсолютно лыс, если не считать нескольких седых завитков на макушке, зато у него была роскошная курчавая борода и лохматые пегие брови, из-под которых внимательно и насмешливо смотрели неожиданно ясные, совсем не стариковские глаза. А еще он сильно хромал, потому что у него постоянно болели изуродованные артритом колени.
На третий день их знакомства Северус, глядя, как Герш ковыляет по своей каморке, не выдержал и попросил у старика котел. Герш замахал руками, засуетился, причитая что-то неразборчиво, Снейпова знания иврита хватало только на то, чтобы понимать медленно и четко произносимые фразы, у Люциуса с языком было и того хуже. Зато он в совершенстве знал древнегреческий.
В конце концов Снейп получил в свое распоряжение древний, как город над их головами, котел и неожиданно богатый набор ингредиентов. Глядя на роскошные Гершевы запасы он засомневался было в осмысленности своей затеи, но решил все же довести начатое до конца и сварил Гершу два противоартритных зелья — для наружного и внутреннего употребления. Старик долго и витиевато благодарил, Люциус откровенно скучал, хорошо хоть не злился, а Северус втирал жгучее зелье в костлявые, покрытые стариковской пергаментной кожей колени и пытался понять, какого тролля он это делает.
— А вам ведь не вечная жизнь нужна, мальчики, а защита, — неожиданно произнес Герш на чистейшей классической латыни.
И, глядя в их ошарашенные лица, добавил:
— От того, кто выжег власть и волю свою на руках ваших.
* * *
Герш учил их окклюменции. Называл он это, правда, иначе, используя какое-то неизвестное им слово, которое почему-то никак не удавалось запомнить. Учителем он был… Ужасным. И куда только девался безобидный смешной старикан с его вечными побасенками и прибаутками?
Он взламывал сознание Снейпа, как бездомный бродяга банку маггловских консервов, и влезал туда всей пятерней, жадно выгребая содержимое. Как нашкодившего щенка, он тыкал его носом в самые болезненные и стыдные воспоминания детства. Северус орал, швырялся беспалочковой магией так, что ходили ходуном стены, помнящие еще Первый храм, и, впервые после второго курса, плакал. И медленно, но верно выстраивал в своем сознании ту стену, которую не могли потом пробить ни Лорд Волдеморт, ни Альбус Дамблдор.
У Люциуса получалось хуже. Много хуже. Нет, он владел собой на порядок лучше Северуса, он ни разу не сорвался в истерику, неконтролируемые выбросы его магической энергии всегда точно находили свою цель, и Снейпу приходилось варить для Герша очередное заживляющее зелье. Но по истечении полутора месяцев он не мог закрыть свое сознание даже от Снейпа, не говоря уж о Старом Герше.
И пришел день, когда Северус услышал от старика то, в чем не желал признаваться себе сам.
— Твой друг не сможет скрыть воспоминания о наших уроках, когда вы вернетесь домой, — сказал Герш. — А время ваше выходит.
Это было правдой — они уже дважды получали сов из Англии, Лорд торопил их, желая получить наконец результаты изысканий. Оттягивать возвращение дальше становилось просто опасно.
— Ты знаешь, что должен сделать, чтобы спасти ему жизнь, — сказал Герш.
И Северус ответил:
— Да, Учитель.
Он попрощался со стариком так же, как во все предыдущие дни, и тот как всегда кивнул ему в ответ. Оба знали, что это их последний урок.
Северус нашел Малфоя в уличном кафе недалеко от Гершева подвала, где тот обычно пил кофе и дожидался, пока Северус сварит очередное противоартритное зелье, потому что втроем у старика было нечем дышать даже без удущающих испарений кипящего варева. Они вернулись в гостиницу, и Снейп еще долго сидел на кровати, собираясь с духом, прежде чем постучаться в соседний номер.
Люциус отступил вглубь комнаты, пропуская его внутрь и непонимающе глядя на нацеленную ему в лоб палочку.
- Обливиейт.
Много позже, впервые оказавшись рядом с дементором, Северус увидел перед своим внутренним взором не страдания своей ранней юности, и не преступления — поздней, а вот эти растерянные, не верящие в предательство глаза.
Но больше всего он ненавидел себя даже не за то, что стер Люциусу память, а за жалкую, подлую мыслишку, которая пробралась в его мозг, когда он вскидывал палочку. Что он мог бы получить от Люциуса то, о чем всегда мечтал, и это бы никак не отразилось на их отношениях — он бы просто стер и это воспоминание тоже…
* * *
Пока они были в Иерусалиме, Лорд повязал кровью всех новоявленных Пожирателей смерти. Теперь пришла их очередь.
Целью был маггловский дом в пригороде Лондона, в котором жила семья одного из магглорожденных авроров из отряда Аластора Муди. Старики родители, у которых гостила замужняя дочь с двумя детьми. Убить надо было всех. В качестве страховки к Малфою со Снейпом Лорд приставил МакНейра, Руквуда и Эйвери.
МакНейр был недоволен, всю дорогу — последнюю часть пути им пришлось проделать пешком, отыскивая нужный дом по карте, он бурчал, что он не понимает, зачем собирать такой большой отряд для заурядной ликвидации магглов.
«На случай непредвиденной ликвидации магов», — мрачно подумал Снейп.
Он был зол, и в первую очередь на себя. Надо же было так повестись на свою детскую любовь, чтобы не заметить уголовных и мелко-садистских замашек велеречивого авантюриста, мечтающего о мировом господстве. Северус не боялся Лорда. Ненавидел, испытывал отвращение, но не боялся.
Жизнь никогда не представляла для него достаточной ценности, чтобы чувствовать по-настоящему сильный страх за нее. Зато он очень хорошо умел ненавидеть — бессильная ярость школьных лет переплавилась с годами в жаркую ненависть, вечно тлеющую на дне его души и никогда не остывающую до конца. Поэтому ему так легко давались два из трех непростительных заклятий — ему не нужно было вызывать в себе соответствующее чувство, чтобы швырнуть Круцио или Аваду, всего лишь зачерпнуть уже имеющееся.
Зато Люциус виртуозно владел Империо. Как однажды пошутил младший Блэк: «Малфой просто не верит, что его можно ослушаться, и заражает этой уверенностью своих жертв».
Но в любой непрошибаемой уверенности возможно найти брешь. И такой брешью для Малфоя стал Снейп, не пожелавший уступить его прихоти, а для Снейпа — Малфой, не сумевший убить предназначенную ему жертву.
Он просто стоял, тупо глядя на визжащую магглу, беззвучно шевеля враз посеревшими губами и даже не пытаясь поднять палочку, пока МакНейр, не выдержав, не запустил в девчонку Авадой.
И вот тогда Снейп испугался. При той кровавой круговой поруке, которую Волдеморт насаждал среди Пожирателей смерти, Малфоева неспособность к работе палача легко могла послужить ему смертным приговором.
Когда они вернулись в штаб, Снейп все еще мучительно соображал, как скрыть произошедшее от Лорда — как вообще можно скрыть что-то от человека, пролистывающего чужие воспоминания, как бульварный роман? Сам Северус, после ученичества у Герша, был способен не только полностью блокировать проникновение в свой мозг, но и закрывать только то, что он действительно желал скрыть, и создавать фальшивые воспоминания. Но что делать с остальными?
На лестнице его вдруг взял под руку Руквуд. Заговорил о том, что не надо бы Лорду знать, что Малфой так оскандалился, что они готовы его прикрыть… Северус ведь тоже не откажется?
Снейп был потрясен. Несколько бесконечно долгих секунд он осмысливал услышанное, прежде чем кивнуть озадаченному его долгим молчанием Элжернону. Они не знали, что Лорд владеет беспалочковой легилеменцией. Они не чувствовали этого. И, раз они до сих пор не поняли, что ему бессмысленно врать — значит Лорд сознательно оставляет их в неведении. И значит… Значит, есть шанс, что им сойдет с рук и эта ложь, если Волдеморту сохранение тайны покажется более важным, чем наказание ослушника.
Они отчитывались о проведенной операции все скопом. Точнее, говорили Руквуд и Эйвери, а остальные поддакивали. Лорд казался довольным. Правда, после того, как он покопался у Снейпа — а заодно, видимо, и у остальных, в мозгах, его улыбка стала слегка насмешливой, но обвинять их во лжи он не стал, и наказывать Малфоя — тоже.
Однако в карательные экспедиции он Люциуса больше никогда не посылал, а через месяц Снейп получил сразу два приглашения на свадьбу — от Малфоя и от старшего Лестранжа. В чем показал себя ненадежным Рудольф, Северус не знал, а наводить справки не решился. Но, видимо, Лестранж действительно любил свою бешеную жену, потому что Лорд удовлетворился его браком. Нарцисса Малфой через 9 месяцев родила мальчика.
Лорд объездил своего лучшего скакуна.
А Снейп пошел к Дамблдору. Через неделю после той ликвидации.
* * *
После падения Лорда…
Люциус отговорился Империо и откупился от тех, кто не поверил. Министерские брали до Лорда, брали при Лорде и у Лорда, продолжали брать и после него. С аврорами это не проходило, конечно, но им нужны были хоть какие-то основания для ареста. Против Малфоя показаний не давал никто. Только Каркаров назвал его имя во время суда, но кто же верит Каркарову?
Снейп был оправдан Визенгамотом на основании показаний Альбуса Дамблдора. Он не ждал этого — он никогда не просил у Альбуса никаких гарантий и не рассчитывал на снисхождение. Он вообще не видел смысла жить дальше.
Его честь, его работа, его любовь… Все было втоптано в кровавую грязь. Его руки были в крови по локоть — его Волдеморт никогда не освобождал от необходимости делом доказывать свою преданность. Результаты его исследований унесли еще больше жизней, чем его палочка. Сердце его… Единственный небезразличный ему человек был женат и оказался примерным мужем и отцом.
— Северус, неудобно тебя просить, но мне очень нужна твоя помощь, — сказал Альбус. — Ховартсу необходим преподаватель Зелий, а Дому Слизерин нужен декан.
Северус Снейп никогда и ни в чем не мог отказать Альбусу Дамблдору. Этот раз чуть не стал единственным исключением… Но в сознании неожиданно всплыло: «Через десять лет к тебе придет учиться его сын…»
Снейп остался преподавать в Хогвартсе.
* * *
Чего стоило Снейпу преподавание, понимал, наверное, только Дамблдор. Каково было законченному интроверту и мизантропу каждый день идти в класс, в котором его никто не желал слушать, а многие из тех, что были постарше и помнили его еще студентом, откровенно насмехались.
Последние ошметки гордости не позволяли Северусу жаловаться директору, а остальные учителя в ответ на его неловкие вопросы о поддержании дисциплины в классе только улыбались покровительственно и говорили, что все приходит с опытом.
Он не мог спать — бродил по коридорам заполночь, пугая парочки наиболее отчаянных семикурсников и чувствуя себя таким же жалким, никому ненужным неудачником, как и во времена своего студенчества.
Помог ему, как ни странно, Филч. Встретив Снейпа во время одного из полночных бдений, покачал неодобрительно головой, пробурчал негромко:
— Зря вы с ними миндальничаете, профессор. Так они вам совсем на шею сядут. Вам же власть дана — баллы там снять, отработку назначить… Вот поскребут эти поганцы грязные котлы недельку-другую, небось подумают в следующий раз, прежде чем безобразия устраивать…
Через неделю из четырех факультетов Хогвартса положительное число баллов оставалось только у Слизерина. Разъяренная МакГонагал не постеснялась пойти с этим к директору. Дамблдор выслушал ее жалобы, покивал седой головой, улыбнулся в бороду и, посверкивая очками, заговорил о том, что все приходит с опытом, и разумные методы поддержания дисциплины в классе — не исключение.
Деканам пришлось смириться с новым положением дел, а Хогвартс на долгие годы обзавелся самым нелюбимым учителем.
* * *
Привыкнуть, как известно, можно ко всему. И Северус постепенно втянулся в преподавательский быт и в свое новое амплуа главного Хогвартского пугала. Настолько, что через несколько лет учительства снова начал задумываться над несиюминутными проблемами. В частности, над своей так и не состоявшейся личной жизнью.
Нет, он ни в малейшей степени не надеялся не то что на семейное счастье — какое уж там счастье с его проклятой ориентацией, но даже просто на близкие отношения. Тем не менее, оставаться девственником в двадцать пять лет было просто смешно. А если Северус Снейп чего и боялся в этой жизни, то именно быть смешным.
И, подойдя к решению наболевшей проблемы со свойственным ему практицизмом, в один из выходных Снейп отправился в бордель.
Пожалел он о своей затее практически сразу, как переступил порог широко известного заведения в Лютном переулке. Полуголые «девочки» и мальчики, живописно разбредшиеся по углам аляповатого душного вестибюля, вызывали у него только одну ассоциацию — с красиво разложенными на прилавке мясника колбасами. Тот же запах тлена от внешне аппетитных форм.
Поспешившая ему на встречу предупредительная «мадам» в темно-красной шелковой мантии только усилила это впечатление. Но эта немолодая и весьма неглупая ведьма не зря уже 30 лет была на плаву в своем бизнесе, определять особенности клиентов с первого взгляда она умела не хуже опытной портнихи. Северус опомниться не успел, как из этого храма продажной плоти был препровожден в строго обставленный небольшой кабинет, где ему предложили удобное кресло с высокой спинкой и чашечку безупречно заваренного зеленого чая.
Он немного расслабился и даже смог поддержать неизбежный вежливый разговор о погоде. И когда «мадам» ненавязчиво поинтересовалась, кого бы ему хотелось сегодня, девочку или мальчика, он достаточно спокойно сказал, что мальчика.
Снейп задумался. Нет, в том, что на брюнета у него не встанет, он даже не сомневался — общение с Поттером и старшим Блэком навсегда избавило его от какого бы ни было влечения к этому типу мужчин. Рыжие после последнего года обучения Билла Уизли тоже вызывали у него не самую положительную реакцию. Блондин… Это было глупо, смешно и нелепо, но почему-то мысль о том, чтобы купить себе белокурого проститута, казалась ему кощунственной. И сразу вспомнился растерянный взгляд Люциуса перед Обливиейт.
— Темно-русый, — твердо сказал Снейп, — не слишком красивый. И… попроще. Никакого напускного аристократизма. Найдется у вас такой?
Вопрос был, по сути, риторическим — Снейп прекрасно понимал, что при помощи гламура и всеэссенции здесь могут выполнить любую прихоть. Но «мадам» посмотрела на него неожиданно задумчиво, когда ответила:
— Да, я думаю, у нас есть тот, кто вам нужен. Он у нас недавно и не пользуется большим спросом… Но он уже не мальчик, скорее молодой человек, — быстро добавила она, отсекая возможные возражения. — Прошу вас, пойдемте.
Она провела Северуса в небольшую гостиную, напоминающую своей безликостью придорожный отель, но имеющую достаточно удобные камин и кресла, и попросила чуть-чуть подождать.
— И вы всегда сможете воспользоваться этим камином для повторного визита, — тактично добавила «мадам». — Я сразу к вам подойду.
* * *
Покидая бордель через два часа, Северус ощущал себя грязным, как после выполнения очередного задания Волдеморта. Нет, физическое удовлетворение он получил, и гораздо более острое, чем когда он ласкал себя сам, но от этого было еще хуже. Он был настолько выбит из колеи, что на выходе из заведения ему даже померещился Люциус среди редких прохожих переулка. Снейп зябко поежился и аппарировал к границе Хогвартса.
Позже, стоя под обжигающим душем у себя в подземельях и пытаясь соскрести с кожи память о чужих прикосновениях, он, тем не менее, вновь и вновь прокручивал в памяти этот вечер.
Вышедший к нему мальчик действительно был не слишком красив, уже не очень юн, и достаточно опытен, чтобы избавить Северуса от неизбежной неловкости. Он даже догадался приглушить свет в «номере». Быстро, но без излишней торопливости разделся сам и помог разоблачиться Северусу. Не пытаясь поцеловать его в губы или в лицо, скользнул вниз…
Нет, Северус достаточно много читал на эту тему, и понимал, что при минете ощущения должны быть другими, чем при мастурбации. Но что это будет — так… Нежно, восхитительно, дразняще… До дрожи в коленях, до головокружения…
А потом было живое, горячее тело, покорно прогибающееся перед ним, с одуряющим бесстыдством открывающее то, что он до сих пор видел только на картинках. И жаркий тугой канал, с готовностью принимающий его в себя, такой гладкий, такой упругий, что хотелось орать от восторга.
Северус Снейп прижался лбом к выложенной кафелем стене ванной и глухо застонал.
* * *
И все-таки через месяц он вернулся в маленькую гостиную с удобными креслами и попросил вышедшую к нему «мадам» прислать ему того же мальчика.
— Конечно, — сказала «мадам», — Жанно сейчас к вам выйдет. А пока позвольте предложить вам чаю.
К удивлению Снейпа, «мадам» сама принесла ему чай и даже развлекала его разговорами до прихода Жанно. Подумав, он пришел к выводу, что мальчик был занят с другим клиентом, и хозяйка заведения старалась таким образом сгладить возникшую накладку. Почему-то его это разозлило. Глупо возмущаться тем, что проститутка обслуживает кого-то кроме тебя, и Северус не сомневался, что юноша не пренебрегает интимной гигиеной между клиентами, класс заведения это гарантировал, но все равно ему было противно. И понимание нелепости этого чувства раздражало еще сильнее.
И Снейп не нашел ничего лучше, как выместить свою злость на Жанно. Как только они остались одни, Северус толкнул юношу на кровать лицом вниз, вздернул за бедра, ставя раком, задрал мантию… Под ней, как и в прошлый раз, ничего не было. Судорожно сжавшееся отверстие блестело от нанесенной заранее смазки, и Снейп не стал церемониться. Расстегнул мантию и брюки, вытащил вставший при виде непристойного зрелища член и резко, по самое основание, вошел.
Северус никогда не пытался лгать себе, и вполне отдавал себе отчет во всех своих грехах. Но склонности к насилию среди них прежде не числилось. Откуда вдруг вылезло то чудовище, что с наслаждением вколачивало в кровать несчастного проститута?
Позже, скорчившись на холодном полу хогвартской ванной, он мучительно копался в себе, но так и не смог найти иного объяснения этой выходке, кроме совершенно иррациональной ревности.
В следующий раз он попросил прислать другого мальчика. Рыжего.
Который оказался такой разухабистой шлюхой, что Северус даже не смог себя заставить одеться сразу после близости с ним, и был вынужден воспользоваться душем в номере — чтобы только смыть омерзительно пряный запах его духов. И все равно он продолжал ощущать себя липким и нечистым.
После этого Снейп не появлялся в борделе почти полгода. А когда все-таки пришел, попросил «мадам» снова прислать к нему Жанно. Вероятно, мальчик в прошлый раз пожаловался хозяйке, потому что она помедлила, прежде чем принять заказ. Но ничего не сказала, просто проводила Северуса в номер и оставила одного, предупредив, что придется подождать.
Ждать пришлось довольно долго. Северус не взял с собой часы, но, судя по его ощущениям, а он неплохо чувствовал время, прошел почти час, прежде чем отворилась дверь, и вошел Жанно.
Да, мальчишка явно запомнил прошлый раз — это было видно по напряженно выпрямленной спине и упорно отводимому взгляду.
Северус вздохнул и позвал:
— Жанно. Давай как в первый раз, хорошо?
Парень глянул на него растерянно, снова отвел глаза… И тихо ответил:
— Я… не помню, как было в первый раз. Скажите, как вам хочется, я все сделаю.
Северус стиснул зубы, повторяя про себя: «Ревновать проститутку глупо». Перевел дыхание и произнес, стараясь, чтобы голос звучал мягко:
— Разденься и помоги раздеться мне.
Жанно сбросил мантию, как обычно одетую на голое тело, и обнаженным подошел к нему. Расстегнул сюртук и рубашку Снейпа, осторожно стянул их с плеч… И неожиданно нагнулся, припадая губами к его груди.
Северус вздрогнул всем телом и чуть было не вцепился парню в волосы, таким острым было удовольствие от прикосновения языка к соскам. Жанно поднял голову и улыбнулся.
И было даже лучше, чем в первый раз. Много лучше.
* * *
В последующие годы Снейп стал постоянным клиентом Жанно. Он бывал в борделе не часто, по-прежнему полагая платный секс не самым достойным времяпрепровождением, но со своей потребностью в нем он постепенно смирился, как и с прочими признаками своей реальной или воображаемой ущербности.
Пару раз он попадал на выходные дни Жанно, и «мадам» приводила к нему других мальчиков. Но то ли срабатывала успевшая возникнуть привычка, то ли Жанно и впрямь сильно отличался от своих коллег, но только с другими Северусу было плохо. И после второй замены он категорически отказался иметь дело с кем-либо, кроме Жанно.
Тогда хозяйка предложила ему предупреждать о визите заранее, и с тех пор накладок больше не было. Северус приходил через камин в маленькую гостиную, где Жанно уже ждал его, и они сразу поднимались в номер — всегда один и тот же.
Они практически не разговаривали.
Но иногда Снейп ловил себя на каком-то щемящем чувстве нежности к юноше, и если бы тот хоть раз намекнул, что надеется на нечто большее…
Северус мог бы снять ему квартиру и содержать, хогвартская зарплата это позволяла. Но Жанно никогда не давал повода думать, что его что-то не устраивает в сложившемся положении вещей. Может, Снейп решился бы сам проявить инициативу, но каждый раз, когда его мысли принимали такое направление, перед внутренним взором вставало надменное лицо Люциуса. Северус ясно представлял себе, как брезгливо искривятся его губы и плеснет презрением взгляд, если Малфой узнает, что он живет со шлюхой…
И все оставалось по-прежнему.
* * *
Появление в Хогвартсе Гарри Поттера ознаменовало начало нового круга в персональном аду Северуса Снейпа.
Мальчишка был обескураживающе похож на своего отца. Каждый раз, встречаясь с вызывающим взглядом из-за круглых очков, Северус с трудом подавлял желание схватиться за палочку. Это было необъяснимо, нелогично и мучительно стыдно, воспринимать как угрозу собственного ученика, малолетнего сироту, но Снейп ничего не мог с собой поделать. Он смотрел на Гарри и видел Джеймса. Скручивался тугим узлом боли в желудке иррациональный страх, мышцы пресса судорожно напрягались в ожидании удара…
И как будто мало было Северусу своих внутренних демонов, все вокруг словно сговорились окончательно испортить мальчишку бесконечными восторгами и потаканием. Снейп не мог этого понять. Разве это заслуга — родиться у столь сильной ведьмы, что магия ее материнской любви смогла защитить даже от Авады Лорда? Но все восхищались младшим Поттером так, как будто он, по меньшей мере, убил Волдеморта на дуэли.
А у мальчишки еще и начисто отсутствовал инстинкт самосохранения. И это, вкупе с фантастической способностью притягивать неприятности и полным пренебрежением к каким бы то ни было правилам, создавало такой взрывоопасный букет, что нужно было прилагать неимоверные усилия, чтобы привить этому ребенку хотя бы минимальное понятие о дисциплине и спасти его от самого себя. Но преподаватели Хогвартса вместо этого спускали Гарри с рук даже то, за что давно бы отчислили любого другого ученика.
Снейп пытался говорить об этом с директором, но получал в ответ только расплывчатые намеки на предсказание о великой миссии, возложенной на мальчика, суть которой станет ясна позднее.
Северус злился и мечтал о том времени, когда отпрыск Джеймса Поттера покинет наконец школу.
* * *
Впервые о чем-то конкретном Дамблдор заговорил только после окончания второго года обучения Гарри Поттера.
— Скажи, Северус, — директор задумчиво крутил в пальцах изящную чайную чашечку, — ты ведь стер Малфою память о ваших занятиях окклюменцией?
У Снейпа нехорошо заныло внутри. Опять язва? Он уже давно не варил противоязвенное зелье — с той истории с философским камнем… Похоже, снова придется.
— Да, Альбус.
Дамблдор покивал задумчиво, посмотрел на бывшего ученика поверх очков:
— А навыки у него остались, как ни странно. Воспоминания он скрыть, конечно, не может, а вот помыслы, мотивы — вполне. И еще мне кажется, что он почувствовал мое проникновение. Как ты думаешь, может такое быть?
Северус молчал. Понимание навалилось на него ватной тяжестью, в ушах шумело, и нещадно болел желудок.
Эта Малфоевская холодность… венецианская маска на лице… Все это началось после той проклятой ликвидации. И последовавшего за ней сеанса легилеменции у Лорда.
«А что бы ты сам сделал на его месте?» — заскрипел демоном-искусителем внутренний голос: «Зная, что каждое сказанное и услышанное тобой слово может быть вырвано из твоего разума, и использовано против тебя? Пошел бы ты тогда против Лорда? А у тебя ведь нет семьи…»
Северус тряхнул головой, отбрасывая тоскливые мысли вместе с прядью жирных волос, ответил ровно:
— Да, Альбус, я полагаю, что это вполне возможно.
Дамблдор кивнул, как будто сказанное только подтвердило его собственные мысли. Произнес задумчиво:
— А хотелось бы все-таки знать, чего ради он затеял эту историю с дневником… Не может же он искренне желать возвращения Волдеморта?
— Нет, — вырвалось у Северуса прежде, чем он успел это осознать.
— Нет, — повторил он еще раз, медленно и отчетливо. — Не может.
И добавил после паузы:
— Вы хотите, чтобы я выяснил причины, побудившие Люциуса к этому?
— Нет, — покачал головой Альбус Дамблдор, — нет, мой мальчик, конечно нет.
Снейп опустил голову, пытаясь протолкнуть невесть откуда взявшийся комок в горле.
* * *
Одновременно с Поттером в школу пришел и младший Малфой. Разумеется, в Слизерин. Снейп ждал этого момента все время своего преподавания в Хогвартсе, мечтая о том, как увидит маленькую копию Люциуса, и отчаянно стыдясь этих фантазий.
А когда наконец дождался… Северус не хотел признаваться в этом даже самому себе, но он был разочарован. Насколько Гарри походил на Джеймса, настолько Драко отличался от Люциуса. Просто капризный избалованный ребенок.
Северус убеждал себя, что тот еще маленький, что он не знал Люциуса в этом возрасте и не может сравнивать… Но поверить в то, что Люциус Малфой в одиннадцать лет был трусоватым ябедой, Снейп не мог. И все-таки тешил себя надеждой, что при должном воспитании из мальчишки может выйти хотя бы отдаленное подобие его отца — некоторая харизма у Драко все же присутствовала, одноклассники к нему тянулись.
Но все надежды скорректировать характер Драко жесткими дисциплинарными методами рассыпались в прах после первого же назначенного ему Снейпом взыскания. Мальчик уставился на декана с такой растерянностью, обидой и неверием в происходящее, что Снейп просто сбежал. Первый и последний раз сбежал с назначенной им же самим отработки.
А потом долго сидел, ловя ртом ставший вдруг вязким воздух, у себя в комнатах, и пытался понять, померещилось ли ему, или у Драко действительно был абсолютно такой же взгляд, как у его отца за секунду до того, как Снейп стер ему память.
И все-таки Снейп любил Драко. Видел его недостатки, слабости и перекошенную, как Пизанская башня, систему ценностей, и все-таки любил. Сначала — за смутное, почти неуловимое сходство с отцом. Пусть даже только на уровне фамильных выбеленных волос и заостренного подбородка, да еще каких-то неуловимых общих жестов, таких, как тот взгляд. Необычная манера кривить в усмешке губы — не уголком рта, а чуть вздергивая верхнюю губу над левыми резцами, характерный наклон головы при письме…
Северус запоминал мгновения, позволяющие ему связать этот живой и несколько истеричный образ с воспоминаниями о любимом человеке, копил их… А потом отбросил за ненадобностью, когда осознал, что Драко стал дорог ему сам по себе. Сын Люциуса или нет, он действительно стал его самым любимым учеником.
* * *
Поттер оказался первым из возвращающихся кошмаров его детства. Через два года после его появления в Ховартсе директор нанял Ремуса Люпина преподавать защиту.
Снейп почти унизился до того, чтобы просить Дамблдора убрать оборотня из школы… Удержало его только осознание того факта, что если Альбус не сделал этого двадцать лет назад, когда Люпин действительно чуть не прикончил человека, то он тем более не поступит так теперь, когда в его распоряжении есть зельевар, способный регулярно снабжать оборотня Волчьей Погибелью.
Люпин практически не изменился со школы. Постарел, конечно, но и Снейп не становился моложе. Хотя ему иногда приходило в голову, что к нему самому время особенно безжалостно — Люциус был старше его на шесть лет, а когда он приезжал в школу на квиддичный матч Драко, они со Снейпом выглядели практически ровесниками… Пожалуй, Малфой даже казался моложе.
В отличие от внешности, манеры Люпина не изменились совершенно. Те же нарочитые вежливость и добропорядочность на поверхности, а за ними — все та же любовь к грязным шуткам и мелким пакостям. После его уроков с боггартами Снейпу пришлось вспоминать навыки первых лет своего учительства, чтобы вновь заставить третьекурсников с должным уважением относиться к Зельям и их преподавателю.
И, разумеется, Люпин покрывал сбежавшего из Азкабана Сириуса Блэка. Блэка, которого Снейп ненавидел даже больше сгинувшего Джеймса Поттера. И которому пришлось пожимать руку в кабинете директора… Но это было уже неважно.
Все стало неважно, потому что вернулся Лорд.
* * *
Говорят, что любая история повторяется дважды, первый раз как трагедия, второй раз как фарс. История Лорда Волдеморта и Пожирателей смерти не стала исключением — глядя на змееподобное красноглазое рыло, окруженное полубезумными беглыми каторжниками, трудно было воспринимать это иначе. Даже Круцио, щедро раздаваемое вернувшимся Лордом, не помогало. Только вот фарс стал еще более кровавым, чем трагедия.
Люциус Малфой этого уже не увидел — он попал в Азкабан.
Снейп так и не смог понять, как это произошло. Почему Лорд, никогда не посылавший своего лучшего аналитика на полевые операции, отправил его в отдел тайн. Полагал ли он проклятое пророчество настолько важным, что швырнул в бой все резервы, или же это было очередной изощренной проверкой их лояльности…
Как бы то ни было, стычка с Поттером стоила Люциусу Малфою свободы. Снейп знал, что это такое. Ему пришлось провести там несколько дней во время следствия после первого падения Лорда. Он пошел к Дамблдору.
— Альбус, я никогда ни о чем вас не просил, — с трудом начал Снейп и осекся, увидев, как тот печально качает головой.
— Мальчик мой, я все понимаю. Но пойми и ты. Азкабан сейчас, как бы ужасен он не был, самое безопасное место для Люциуса Малфоя. Ты же видишь, Том перестал его беречь. Ты понимаешь, сколько крови будет на нем к концу войны, если его сейчас освободить? И тогда его уже ничто не спасет от пожизненного заключения. А так он выйдет по амнистии после победы.
— Когда? — сдавленно спросил Снейп, — Когда это будет? Мы же не знаем, сколько это еще продлится!
Дамблдор некоторое время печально следил за мечущимся по его кабинету Северусом, потом вздохнул тяжело и произнес:
— Два года.
Снейп замер. Вгляделся в голубые глаза за полукруглыми стеклышками очков.
— Вы… уверены?
— Да, мой мальчик, — тяжело вздохнул Альбус. — Но это будут очень тяжелые два года.
Снейп молчал. Спрашивать было нельзя. И нельзя было просить. У него не было права просить что-либо у человека, которому он и так был обязан слишком многим…
— Люциус Малфой будет освобожден после смерти Тома Риддла. Что бы не произошло. Я тебе обещаю, — сказал Дамблдор.
* * *
Но случилось то единственное, что могло помешать Альбусу Дамблдору сдержать слово — он погиб. Снейп не раз задавался вопросом, был ли Альбус искренен, давая свое обещание, или предвидел собственную смерть, как и многое другое?
Он думал об этом и стоя с мыслесливом в руках на пороге дома Гарри Поттера. Было ли это ему наказанием за грехи — идти просителем к человеку, который презирал и ненавидел его, наверное, более всех прочих живущих? Или судьба просто посмеялась над ним в очередной раз?
Он даже не смог по-человечески оплакать Альбуса — страх, что Люциус останется гнить в Азкабане до конца своих дней, вытеснил остальные эмоции из его не слишком широкой души. Впрочем, у этого ее свойства были и положительные стороны — Северус наконец перестал ненавидеть Гарри Поттера. Благодарность за окончательное избавление от Хозяина просто не оставила места ничему другому. Кажется, даже застарелая злоба, вечно тлевшая на дне, ушла наконец, оставив странное чувство опустошенности… Резко сменившееся страхом, когда он узнал о гибели Дамблдора.
И Северус пошел к единственному человеку, который мог вытащить Малфоя из-за решетки. Если бы захотел.
Поттер был явно изумлен его визитом, хоть и старался это скрыть за привычной враждебностью. Северус вздохнул и поставил мыслеслив на стол:
— Я хочу вам кое-что показать. И буду очень признателен, — слова застревали в горле под неприязненным взглядом зеленых глаз, но он продолжал их выталкивать, — если вы согласитесь взглянуть на одно мое воспоминание. Оно короткое, много времени не займет.
Поттер еще несколько секунд буравил его взглядом, потом махнул рукой в сторону мыслеслива. Видимо, понял, что это самый быстрый и безболезненный способ избавится от неприятного посетителя.
Снейп вытянул палочкой разговор Альбусом после ареста Малфоя из своей памяти, опустил серебряную ниточку в мыслеслив. Сделал приглашающий жест. Поттер покосился на него с подозрением, но все-таки склонился над чашей, просматривая воспоминание. Выпрямился — действительно, быстро.
— И чего вы от меня хотите? — резкий голос Поттера разорвал напряженную тишину в комнате. — Считаете, я обязан выполнить обещание, данное вам Альбусом?
— Нет, — устало сказал Снейп, — я так не считаю.
Он смотрел в горящие непримиримой ненавистью глаза за круглыми стеклами и не мог не сравнивать их с другими, тоже всегда смотревшими на него из-за очков, но никогда не смотревшие — так. Даже когда он этого действительно заслуживал. Альбус всегда его прощал и никогда не заставлял унижаться.
Но Поттер — не Альбус, и никогда им не будет.
— Я всего лишь прошу.
И Снейп тяжело опустился на колени перед своим бывшим учеником.
Если бы от исхода этого разговора зависело немного меньше, он бы, наверное, рассмеялся, увидев, как глаза Поттера становятся шире круглых стеклышек очков, а жесткое лицо в раз приобретает совершенно мальчишеское выражение.
— Вы что… Встаньте сейчас же… Что вы делаете?! — выпалил Поттер и кинулся его поднимать.
* * *
Встречали Люциуса из Азкабана только жена и сын. Снейп не пошел — что ему там было делать? Кто он Люциусу? Досадная помеха при воссоединении с семьей? А если бы Малфой вдруг не выдержал, проявил слабость — после двух лет в этом аду и истерика могла быть, потом он бы никогда не простил Снейпу присутствия при этом.
Снейп был у себя в подземельях. К его несказанному удивлению, его не выгнали с работы после смерти Альбуса. Миневра, ставшая директором Хогвартса, даже отстояла на Совете попечителей его деканство. Северус был ей благодарен, но как-то отстраненно. Казалось, вместе с выгоревшей наконец дотла ненавистью ушла способность испытывать сильные эмоции вообще. Поппи говорила что-то о посттравматическом синдроме, и Северус, по давней привычке к научному анализу, даже почитал кое-что на эту тему. Часть симптомов он действительно у себя нашел и хотел было сварить соответствующее зелье, но все как-то руки не доходили.
Летом у него тоже хватало забот — подготовить программу на будущий год, с учетом того, что в этом году практически все старшие курсы полностью ее не выполнили, закупить необходимые ингредиенты для зелий, отремонтировать гостиную Слизерина, заполнить очередные бумаги для попечительского совета… Собственно, над этими бумагами он и сидел, когда в дверь его кабинета постучали, и на пороге возник Драко Малфой.
Северус иногда думал, что единственное по-настоящему доброе дело, совершенное им в этой жизни -то, что он сумел уберечь мальчика от рабства Волдеморта. Это стоило ему куда большего числа нервных клеток, чем все семь лет обучения Гарри Поттера, но все-таки он это сделал.
— Добрый вечер, профессор, — как всегда вежливо обратился к нему Драко, — я пришел поблагодарить вас за освобождение отца. Ваше имя нигде не фигурировало, но я знаю, что только у одного человека в Англии достаточно и желания нам помочь, и влияния, чтобы убедить Поттера подать прошение о помиловании. Спасибо, сэр.
— Вам следует в первую очередь поблагодарить Поттера, — резче, чем хотел, произнес Северус. Официальность Драко его задела.
— Это я уже сделал, — тонко улыбнулся младший Малфой, на мгновение сделавшись болезненно похожим на отца.
Разумеется. Странно было бы ожидать другого. Что-что, а течения сил — не столько магических, сколь политических, мальчишка всегда улавливал верхним чутьем, как хорошая гончая запах лисицы.
Тем временем Драко вынул из кармана мантии и поставил на стол перед Снейпом небольшой флакон:
— Вот, отец просил передать вам.
— Что это? — Северус был глубоко удивлен. Если была область магии, в которой Люциус не разбирался совершенно, — то это именно зелья.
— Я не знаю, — ответил Драко. — Но думаю, что-то важное. Оно хранилось в личном сейфе отца, запирающее заклинание к которому знает только он. Когда я сегодня собирался к вам, он достал этот флакон и попросил передать. Я думал, вы знаете, что это такое.
Северус кивнул. Можно будет разобраться с этим позже. В конце концов, он просто обязан спросить — это будет просто невежливо, если он не спросит… И нет здесь никакого неуместного любопытства…
— Как он?
— Постарел, — тихо ответил Малфой, — измучен. Очень худой, седых волос много… Но в остальном, — глаза Драко сверкнули, — прежний.
Северус почувствовал, как медленно распускается тугой узел в желудке. И когда он успел образоваться?
— Рад это слышать. Передай ему мой поклон.
Драко понял намек:
— Непременно, профессор, — он остановился на пороге, светская маска сползла на мгновение с лица. — Спасибо вам… за все.
Северус кивнул в ответ, не доверяя твердости голоса.
* * *
Драко ушел, Снейп поднялся из-за стола, внимательно рассматривая флакон. Что Люциус прислал ему? Настолько важное, что он хранил это в сейфе, доступа к которому не было даже у членов семьи?
Он осторожно откупорил бутылочку, поводил двумя пальцами над горлышком, определяя запах. Всеэссенция. Причем уже активированная. Зачем? Что Люциус хотел этим сказать? Поколебавшись, Северус все-таки воспользовался единственным известным ему способом это узнать — принял тщательно отмеренные три капли зелья. Этого должно хватить на пятиминутное превращение.
Чувствуя, как его охватывает вызванное всеэссенцией изменение, он торопливо прошел в ванную, чтобы взглянуть в единственное в его комнатах зеркало. Из небольшого не говорящего куска амальгированного стекла над раковиной, которым он пользовался при бритье, на него смотрело лицо Жанно.
Vova
