Конец Света

«Судья. Страшный и беспощадный. Равнодушный ко всему на свете. Не знающий никаких чувств и жалости. Он опустился на землю английскую, возник из пустоты. Возможно, я первый, кто видел его и остался жив, может, и единственный. Никто не сможет его остановить, я знаю. Он бессмертен и земные орудия бессильны перед его неописуемой, ни с чем несравнимой мощью.

На моих глазах он вырвал сердце. Горячее сердце любящей матери.. потоки... о, эти потоки крови... это кровавое месиво... Доля секунды и... немыслимо как он превратил тело женщины в прах, и рассеял по ветру. Муж и дети женщины, они... они тоже обратились прахом, серой горсткой. Порыв ветра рассеял и её. Я был в своём доме, видел всё в плотно закрытое окно. Я не знаю, как смог остаться в живых... я сам не понимаю...

Чёрное пальто — его одежда. И ветер принадлежит ему, ведь он не стал для него преградой — листопад облетал его существо. Он исчез также, как и появился — совершенно бесследно. Увидев это, я не мог поверить глазам своим.. Хотел бы принять всё произошедшее за страшный сон, но.. не смогу. Это не сон. Перед моими глазами стоит его образ, и я не могу, никак не могу его забыть..

Я схожу с ума. Да. Я схожу с ума. И, кажется, вместе со мной сходит с ума весь мир... все эти соглашения Чемберлена с Даладье, Гитлером и Муссолини... нет, что-то не так, я чувствую..

Мрак опутывает меня, мой рассудок. Непреодолимый страх давит на разум. Порой я забываюсь, и провалы в памяти с каждым днём растут. Я даже с трудом вспоминаю в обед, что ел на завтрак. Забываю даты и дни недели, всё на свете.. кроме его силуэта.

Ночные кошмары не дают сна и преследуют меня, в каждом из них я вижу конец, я вижу смерть — от рук этого демона. Он опустошает земли, уничтожая всё на своём пути. Один лишь взгляд его ярко-красных очей, один лишь жест... Очередной сон кажется мне ещё более реальным предыдущего, я как никогда чётко ощущаю всё происходящее в нём. Этого не передать словами.. такого со мной ещё не происходило.

Тьма опускается на землю. Как ранним утром густой туман, только чёрный, чёрным утром, когда солнце блекнет, и трава под ногами перестаёт шелестеть. И в этой черноте приходит конец всему живому на нашей планете. Никакой радости, никакого счастья. Никакой любви. И никогда нам больше не увидеть светлый и тёплый день, дарящий надежду. Это закат человечества. Конец дней.

Сегодня тёмно-фиолетовые тучи нависли над моим домом, над нашим городком. И я почти мёртв разумом, почти потерял рассудок. Хватило сил дописать эти строки.

Я больше не могу.. Я не хочу видеть этот конец...

Господи, пожалуйста, спаси и сохрани всех нас, грешников. И прими, если можешь, мою жалкую истерзанную душу…»

Дневник Пола Уэйна. 6 октября 1938 года.

«Я всё больше задаюсь вопросом: не являемся ли мы поколением, на долю которого выпадет увидеть приход Армагеддона? Я не знаю, обратили ли Вы в последнее время внимание на какое-либо из этих пророчеств, но, поверьте мне, в этих пророчествах описывается переживаемое нами время».

Рональд Рейган, 40-ой президент Соединённых Штатов Америки

______________________________

Тисовая улица. Холодная ночь. Июль. Стояла кромешная тьма, и лишь уличные фонари хоть как-то её разгоняли. Однако с каждым днём свет их мерк, растворялся в черноте ночи. День за днём он всё глубже и сильнее тонул во мраке, накрывая город пеленой пустоты и небытия.

Каждый новый день тучи на небе становились всё темнее, всё сильнее сгущались. Грозили обрушиться затапливающим ливнем, перерастающим в наводнение, смывающим всё на своём пути.

Но если бы это было просто наводнение… Учёные не могли понять, отчего в июле такой пронизывающий холод. Они не понимали к чему этот порывистый ветер и откуда над Британией подобный циклон.

Не понимал всего этого и парень по имени Гарри Поттер, мирно спавший в доме номер четыре. Но сон его был неспокоен. В который раз с замиранием сердца он становился свидетелем гибели своего крёстного, гибели, ответственность за которую он брал на себя. И хоть со дня известных событий в Министерстве магии прошла не одна неделя, легче не становилось. Медленно, но верно в окружении своих ненавистных родственников Гарри сходил с ума. Потеря Сириуса стала для него слишком сильным ударом. Это ведь он, только он вынудил крёстного и других членов Ордена тогда придти к ним на помощь. Это он, дурак, повёлся на уловку Волдеморта. А ведь всего этого можно было избежать, если бы он слушал Дамблдора. Если бы он занимался Окклюменцией…

Эти мысли не давали Гарри покоя. Они выжигали его изнутри, заставляли снова и снова вспоминать о Сириусе. А погода… она была лишь отражением его состояния.

Гарри дёрнулся во сне. Он вновь видел эту арку, накрытую таинственной вуалью. Но тут сон не сменился на другой…

…Огромное, необъятное поле, которому не было ни конца, ни края. Над головой — угольно-чёрное небо и ни звёзд, ни каких-либо признаков луны. Сухая выцветшая трава под ногами и пыль. Гарри на какую-то секунду прикрыл глаза, но моментально почувствовал — что-то изменилось. Оглянувшись по сторонам, он обомлел от ужаса: буквально за мгновенье поле перестало быть бескрайним, теперь его со всех сторон окружал лес, настолько густой и тёмный, что невозможно было разглядеть, что находится меж его деревьев.

А потом он увидел их — глаза. Огромные, кроваво-красные. Там, в глубине леса они наблюдали за каждым его движением, приводя Гарри в оцепенение и немой ужас. Это был не Грохх. Это существо было гораздо больше, чем просто великан. Его глаза не моргали. Два громадных красных шара замерли в ожидании. Гарри стоял как вкопанный. Как ни старался, он не мог отвести взгляд от них. Они пленяли. Невиданный страх затопил его, овладел им до мозга костей, бешено колотилось в груди сердце.

И тут это существо сделало шаг. Земля сотряслась под ногами Гарри, в воздух поднялась дымка из пыли. Наглотавшись её, Гарри закашлялся. Глаза его заслезились, и ему пришлось оторвать взгляд от зрачков-щелок гиганта. Ещё шаг. Послышался громкий хруст, затем шум от трения листьев и, наконец, звук глухого удара — первое дерево было повалено. В этот момент Гарри нашёл в себе силы и отступил на один шаг. Ещё шаг. Под откос пошло ещё одно дерево. Гарри медленно пятился. Сердце стучало уже где-то в горле, на лбу его выступил ледяной пот. Ещё шаг, ещё шаг.

С грохотом были свалены последние деревья, отделявшие это существо от поляны. Замерев на месте, оно предстало перед Гарри, однако всё, что увидел подросток — это силуэт. Огромный чёрный силуэт существа, тело, которое невозможно было рассмотреть, словно сама кожа была непроглядного чёрного цвета. Выделялись лишь глаза — гигантские и красные. Но вдруг и они стали темнеть. Красный цвет сменился бордовым, затем бурым, и, наконец, слившись с силуэтом существа, обратился невидимым чёрным. Глаза пропали. Растворились во тьме, словно сахар в чашке с чаем.

Гарри ощутил прилив сил. Что есть мочи, он рванул в противоположную сторону. Если он побежит через лес, наверняка это существо не сможет его догнать, и тогда у него появится шанс, — стучало у него в голове.

Внезапно, как на заказ, сверкнула вспышка молнии, грянул гром и через мгновение с неба посыпались тяжёлые капли дождя. Начинался ливень. Очередной заряд небесного электричества вонзился в землю прямо перед Гарри, образовав в грунте полуметровую яму. Последовавший гром оглушил его. Поскользнувшись на сырой траве и не сумев удержать равновесие, Гарри с размаху упал в грязную слегка дымившуюся яму. Позади послышался душераздирающий рык. Земля задрожала, и толчки с каждым разом становились всё сильнее. Оно приближалось. Гарри попытался встать, однако левая лодыжка на это отозвалась невыносимой болью — он подвернул её. Ощупав карманы, Гарри осознал ужасающую истину, о которой, впрочем, догадывался давно — палочки с ним не было.

Дождь лил как из ведра. Без перерывов сверкали молнии, беспощадно расчерчивая небо, неистово дрожала земля. Гарри ничего не оставалось, шансов на спасение не было. Он всё ещё пытался выбраться из ямы, да и просто подняться, но толку в этом было мало — без участия второй ноги сделать это было невозможно. Сердце яростно билось, прорывая путь на свободу, а боль в лодыжке становилась невыносимой.

Но вдруг... неожиданно дрожь в земле исчезла, шум оглушительных шагов стих, как исчезли и молнии с громом. Не прекращался только дождь. Значить это могло только одно — оно уже рядом. Медленно, почти не дыша, Гарри перевернулся на спину, обречённо поднял глаза. Однако то, что он увидел, не поддавалось абсолютно никакому объяснению. Его не было. Приподнявшись на руках, Гарри огляделся. Пустота. И лес вокруг исчез. И прекратился дождь. Боль в лодыжке пропала, и в довесок ко всему на небе загорелись звёзды. Ошарашенный и ничего не понимающий Гарри поднялся на ноги. Бескрайнее поле, границы которого терялись в далёком-далёком тумане, и ни одной живой души поблизости. Тишина. Слышалось лишь какое-то лёгкое ненавязчивое жужжание. Только спустя несколько секунд Гарри понял, что жужжание это нарастает. Выбравшись из ямы, он взглянул на небо в сторону объекта, который мог издавать этот звук. Микроскопическая точка. Постепенно, мало-помалу она росла в размерах. Жужжание становилось громче. Гарри почувствовал, что рука его сжимает что-то. Он опустил взгляд. Это был обыкновенный скомканный лист бумаги. Разгладив, Гарри поднёс его поближе к глазам, чтобы разобрать, что там было написано.

«С Днём рождения, Гарри», — гласил лист.

Совершенно сбитый с толку, парень вновь устремил взгляд на точку. Жужжание становилось оглушительным, давило на перепонки.

И вот уже точка достаточно близко, чтобы её разглядеть… ракета. На огромной скорости она летела точно на Гарри. Секунда. Ещё одна.

Всё произошло мгновенно. Страх? Нет. Отчаянье за гранью истерии. Смерть рассудка. Бездна, образовавшаяся внутри. Последнее, что видел Гарри, а может, почувствовал или предугадал, — взрыв, вселенской силы. А дальше — тьма. Его больше не было. Конец.

Лихорадочно хватая ртом воздух, Гарри очнулся. Сердце бухало в груди как в набат, в ушах стоял оглушительный звон. Всё его тело била мелкая дрожь. Резко сев на кровати и схватив с тумбочки очки, он нацепил их на нос и огляделся. Белоснежные стены.. старый шкаф.. на столе клетка с Буклей.. Он в своей комнате? Он поднял руки к глазам и стал их беспокойно осматривать. Затем ощупал лицо, чтобы убедиться, что и с ним всё в порядке. Но он до сих пор не верил в происходящее. Всё это был сон? Нет. Нет, не может быть. Всё было настолько реально. Он ведь… умер?

Гарри выскочил из сырой постели и распахнул шкаф — на обратной стороне дверцы висело зеркало. В отражении появился худой подросток в местами мокрой от пота и потёртой пижаме, со шрамом на лбу. Да, всё как всегда. Лишь глаза казались более яркими, чем обычно. На секунду приглядевшись к ним, Гарри захлопнул дверцу шкафа.

Наверно, это был сон…

Утро в доме номер четыре по Тисовой улице. На кухне во главе стола сидел уже одетый в строгий костюм Вернон Дурсль, сосредоточенно читавший свой «Таймс». Его сын Дадли буравил взглядом телевизор, уплетая за щеку уже шестую по счёту оладью, которые готовила миссис Дурсль, хлопотавшая у плиты. Она то и дело бросала беспокойные взгляды то на мужа, то за окно. Небо натужно пересекали свинцовые тучи.

— Что там с погодой, Вернон? — устало спросила она.

— Похолодание, — не отрываясь от чтения, отсутствующим тоном сообщил мистер Дурсль и сделал пару глотков из своей чашки.

Миссис Дурсль остановила на нём свой озабоченный взгляд, после чего, неопределённо покачав головой, наполнила сковороду очередной порцией вязкого теста.

— До двенадцати градусов, — уточнил мужчина. — Мир катится к чертям.

Мимолётом взглянув на часы, он чуть не свалился со стула.

— Треклятье, уже девять! Так и опоздать недолго.

Поправляя на ходу галстук, Вернон Дурсль стремительно покинул кухню, а затем и дом. Миссис Дурсль — за ним.

Тучи продолжали угрожающе спокойно двигаться, грозя вот-вот низвергнуть на землю тонны и тонны воды. С опаской глядя на эту картину, мистер Дурсль быстро прошмыгнул к своему автомобилю. Жена настигла его, когда он уже открывал дверцу.

— Меня пугает происходящее, Вернон. — Голос её был неровен. Она принялась беспокойно поправлять ворот рубашки мужа.

— Поговори с мальчишкой, — серьёзно сказал он, отнимая руки жены от собственной рубашки. Сев за руль и заведя мотор, мужчина добавил: — Наверняка он тут замешан.

Захлопнув дверцу авто и напоследок взглянув на встревоженную супругу, Вернон Дурсль выехал на пустую дорогу, вскоре скрывшись за поворотом.

Скомканное влажное одеяло валялось на сырой постели. Там же покоилась и мятая подушка. Гарри неподвижно сидел за столом, взгляд его был устремлен за окно. Более четырёх часов он просидел в таком положении, почти не шевелясь. Его до сих пор била лёгкая дрожь, не давая покоя, а перед глазами продолжали мелькать обрывки, словно кадры, сна. Так он и встречал наступление утра тридцать первого июля. Правда, погоду за окном с трудом можно было бы назвать июльской.

Часов с семи снизу стали долетать звуки включённого телевизора, беспокойный говор родственников, недовольные высказывания дяди. Но вот уже девять, и глава семейства уехал на работу, шумом мотора своего автомобиля на пару минут нарушив обет молчания Литтл Уингинга.

За дверью комнаты послышались кроткие шаги — кто-то поднимался по лестнице. Через несколько секунд дверь комнаты Гарри отворилась.

— Ты видишь это? — послышался знакомый женский голос. Недовольство прямо-таки кипело в нём.

— Не слепой.

Гарри не обернулся. На протяжении всех четырёх часов после пробуждения ему бесчисленное количество раз мерещились эти налитые кровью глаза. Не факт, что не померещатся они и сейчас, заточенные в глазницы тётки.

— Ты ведь имеешь к этому отношение?

— Без понятия.

— В любом случае, ты ведь... волшебник, ты можешь всё исправить. Так исправь!

Не выдержав, Гарри резко обернулся.

— Неужели вы так наивны? Если я волшебник, это ещё не значит, что я всемогущий. Думаете, мне самому в радость такая погода? — вспылил он, махнув рукой в сторону окна.

Глубоко вздохнув, Гарри с расстановкой добавил, глядя тёте прямо в глаза:

— Я не знаю причину всего этого. Могу лишь догадываться.

Тётя Петунья замерла на месте. Молчала.

— Наверняка здесь замешан Волдеморт, — тихо произнёс Гарри.

— Тот, который… вернулся?

Гарри взглянул на неё. Никакой злобы она больше не излучала. На лице читалась тревога.

— Да, — коротко ответил он.

Сказать больше было нечего. После появления дементоров в Литтл Уингинге год назад теперь в пору было ожидать чего-то посерьёзнее. Однако никаких новостей, касающихся Волдеморта и его шайки, с момента битвы в Министерстве не было.

— Хорошо… ладно… — тяжело вздыхая, изрекла она. — Спускайся завтракать, пока всё не остыло.

И вышла из комнаты. Но Гарри не сдвинулся с места — есть ему хотелось сейчас меньше всего. Вместо этого он стал копаться в наваленной на столе куче из старых газет и исписанных свитков пергамента. Оторвав более-менее чистый и сносный кусок бумаги, он взял в руки ручку и наскоро вывел:

Здравствуй, Гермиона!

Как ты? Как лето проводишь?

Нет, он не мог жаловаться на свои проблемы другим людям. Даже друзьям. Описать свой сон? Это глупо. Ощущения все равно передать не удастся, и на бумаге останется это всё банальным кошмаром. Да и потом у них, наверно, и своих дел по горло. Поэтому Гарри посчитал, что наилучшим вариантом будет просто убедиться, что с ними всё нормально.

Подписав письмо, он свернул пергамент в трубочку и устремил взгляд на Буклю. Сова сидела на своей жердочке в клетке и сладко дремала, спрятав белую голову под крыло. Открыв клетку, Гарри аккуратно погладил оперение Букли на спине. Данный жест уже давно стал между ними знаком неотложной работы, и, как правило, в такие моменты сова моментально пробуждалась. Вот и сейчас она явила миру свои недовольные глаза цвета янтаря.

— Работа есть, — объяснил сове Гарри, на миг задумавшись, а стоящая ли это работа: из-за пары бытовых вопросов посылать Буклю за десятки, а то и сотни километров отсюда… Хотелось бы верить, что да.

Вылетев из собственной клетки, разбуженная сова приземлилась на спинку стула и покорно вытянула лапу. Гарри аккуратно стал подвязывать письмо.

— Не потеряй письмо. Пускай ерундовое, но всё же…

Неуверенным движением он распахнул окно, откуда тот час повеяло пронизывающим холодом. Взмахнув крыльями, Букля поднялась в воздух и стремглав вылетела в открытое окно, не издав ни звука на прощание. Вот и всё. Теперь он один.

Сменив пижаму на джинсы и растянутый свитер, Гарри спустился на кухню. Толстяк Дадли смотрел телевизор и, очевидно, поглощал уже порцию десятую оладий, которые он обильно поливал сгущёнкой. Про диету Дурсли как-то и забыли. Впрочем, даже при ней Дадли стал тоньше в обхвате, дай бог, на пару дюймов, а недовольства при этом было выше крыше, причём исходило оно не только от самого Дадли, но и от дяди Вернона. И, похоже, это была основная причина отказа от диеты.

К счастью Гарри, тёти Петуньи на кухне не было.

— Как каникулы проводишь, большой Дэ? — спросил Гарри, проверяя сковородки на наличие оладьев.

— Ты пгости, оадьеф бофе нет, — сквозь набитый рот выговорил Дадли, сладко причмокивая.

— Ну ничего, бекончик сделаем. Признайся, у тебя какой бок вкуснее: левый или правый? — взяв в руки вилку и нож, спросил Гарри, медленно приближаясь к кузену. Жевательный процесс Дадли в момент резко замедлился — он с недовольством наблюдал за братом, пока не проглотил всё и неожиданно не завопил во всю глотку:

— МА-А-АМ!!!

Всё понятно — Дадли в своём репертуаре. Сейчас придёт тётя Петунья и наверняка поднимет шум. И надо это Гарри?

Хлопнув дверью, он вышел из кухни и, наскоро накинув куртку, покинул дом.

Холодный пронизывающий ветер хлестал по лицу, поднимая с земли волны пыли и грязи. Он срывал с деревьев листья, проникал под одежду и топил в своих ледяных объятиях.

Гарри направлялся в парк. В тот самый парк, где год назад встретил Дадли с его дружками. Что ж, с тех пор немало воды утекло…

Литтл Уингинг казался совершенно безлюдным. Пустые детские площадки, закрытые магазины и сухие газоны, наполненные пожухлой травой. Лишь плотно занавешенные окна домов, подсвеченные жёлтым изнутри, выдавали местных жителей. Похоже, не на одних Дурслей погода действовала угнетающе. И шагая по пустой улице, Гарри всеми фибрами души чувствовал… что-то не так. Этот день, эти тучи. Это небо. Всё как-то… по-другому.

Перемахнув через ржавый забор, он оказался в парке. Парк был пуст. Из множества качелей целыми оставались лишь те единственные, которые шайка Дадли не тронула — видимо, оставили для своего вожака. Сломанные цепи остальных бились друг о друга, болтаясь на ветру из стороны в сторону. И звуки эти, как казалось Гарри, имели свою последовательность…

Дождь хлынул настолько неожиданно, что заставил Гарри вздрогнуть. Поглубже укутавшись в необъятную куртку, он огляделся. Никого. Только гром гремел где-то вдалеке. С каждый секундой дождь усиливался. Однако Гарри и не думал возвращаться на Тисовую улицу. Сейчас ему как никогда хотелось побыть одному. Промокнуть под этим пускай и таким ледяным дождём… настолько ледяным…

Может быть, он действительно замешан в погоде? Или она просто угадывает его внутреннее состояние?

Дождь перерос в ливень, гром гремел где-то совсем рядом, небо рассекали вспышки молний. Одежда Гарри промокла насквозь, как, собственно, и волосы, вода с которых стекала ручьями. Очки заливало. Нащупав в кармане палочку, Гарри достал её и, постучав по очкам, произнёс:

— Импервиус!

К удивлению Гарри, Водоотталкивающие чары не сработали.

— Импервиус! — попробовал он ещё раз. Снова ничего, в очках всё также ничего не было видно. — Что за… Импервиус!.. Импервиус!

Сколько бы Гарри не пытался применить заклинание, оно не работало. И вот уже ливневая стена уменьшила видимость до ничтожных пары метров. Ближайшие дома, да и вообще парк скрылись из виду. Тяжёлые капли падали на землю, превращая её в грязную жижу. Насквозь промокшего Гарри начала бить мелкая дрожь. Спрятав палочку, он снял очки и стал дрожащими пальцами протирать их…

И тут появились они. Налитые кровью глаза. Ещё до того, как Гарри надел очки и мог различать очертания предметов, он понял — это они. Те самые глаза из сна, только меньше. Человеческие. Вот только кроме размеров ничего человеческого в них не было. Вспышки молний загорались и исчезали в них одинаково бесследно. В них не было никакого живого блеска, они выглядели словно стеклянные. Гарри никогда не видел ничего подобного...

Спустя мгновение стену дождя преодолело и тело их обладателя. Это был невысокий мужчина на вид лет сорока, сорока пяти. Чёрное пальто, под которым виднелся чёрный костюм с такого же цвета рубашкой и до боли контрастирующим со всем этим нарядом красным галстуком — такова была его одежда. В руке он держал чёрный зонт. Лицо его не было красивым. В нём зияла безжизненность. Глубоко посаженные глаза, тяжело нависшие брови и высокий морщинистый лоб. Тонкие губы, ровный нос и… абсолютно сухие короткие тёмные волосы.

— Здравствуй, Гарри, — произнёс он хриплым голосом, и Гарри совершенно чётко его услышал, хотя, казалось бы, — вокруг шёл непрекращающийся дождь.

— Кто вы? — резко спросил Гарри, вспоминая, куда убрал палочку.

— Моё имя тебе не нужно. — Лицо незнакомца не выражало ровным счётом ничего. Оно было пустым.

— Волдеморт? — вырвалась у Гарри безумная догадка, прежде чем он успел осознать, насколько нелепо она звучит.

На лице человека в чёрном появилась едва заметная ухмылка.

— Знаешь, это поразительно. Что вы нашли такого страшного в нём? — медленно и с ледяной расстановкой изрёк он. — Хоть и называет себя бессмертным, он — всего лишь человек. Такой же, как ты.

Гарри молчал. Сантиметр за сантиметром холод пробирался ему под кожу.

— Ладно. Я по другому вопросу к тебе, Гарри, — тихо произнёс незнакомец, поправляя свой галстук, который, к слову, итак идеально ровно сидел. — Скажи, ты никогда не задумывался о будущем?

— Какое вам дело? И кто вы такой, чёрт возьми? — повторил свой вопрос Гарри, потихоньку доставая палочку из кармана джинсов.

Незнакомец в ответ на это расплылся в довольной улыбке. Затем, закрыв глаза, он едва слышно рассмеялся. У Гарри от этого смеха по спине побежали мурашки.

— Прямо в яблочко, Гарри, — сказал он, не прекращая улыбаться. — Держи.

Он бросил Гарри какой-то небольшой предмет на цепочке. Незамедлительно поймав, Гарри опустил взор на него — это были серебристые карманные часы. На их крышке значилась маленькая витиеватая «H», окружённая своеобразными узорами. Казалось, они едва заметно двигались.

Гарри непонимающе поднял взгляд на незнакомца.

— Что это?

— Твоё время, — спокойно ответил он. — Сделай одолжение. Воспользуйся им с умом.

— Я не пони…

— Поймёшь. Удачи.

Дождь усиливался. Его стена затопила силуэт незнакомца и быстро приближалась к Гарри. Сантиметр за сантиметром. Земля исчезла из-под его ног, превратившись в водоворот. Пространство сжималось, и преграда из дождя была уже совсем рядом. Гарри сделал глубокий вдох…

Сегодня день,

Несрочно...

Холодная вода медленно текла из крана. Тушь и помада были размазаны одним движением руки. Зеркало молчало.

Она только что вернулась с родителями с фотовыставки. Педантичный отец выражался в сдержанно одобрительных тонах, а мать лишь снова и снова кивала — но ей было все равно. Давно ставший традиционным семейный поход по местам культурного просвещения вызвал у Гермионы бурю негативных эмоций. Её мать ничего не понимала в фотографии, и это выводило из себя. Точнее, не совсем это.

Зачем, ЗАЧЕМ она постоянно рисуется перед окружающими, прикидываясь, будто увлекается всеми этими пейзажами, портретами? Да всем плевать, чем она увлекается! Они не за этим туда пришли..

Гермиона умылась. Холодная вода обожгла лицо, ледяные капли устремились вниз по подбородку — к шее, затем теряясь в складках эксцентричного вечернего туалета. Так нельзя. Выйдя из ванной, Гермиона с размаху захлопнула дверь и, присев на кровать, спрятала лицо в руках. Бессилие и непреодолимое раздражение брало вверх и кромсало изнутри. За окном снова были эти тучи, эта гнетущая мгла, опутавшая город. Почему, почему она не уходит? Как же это надоело… Достав из ящика стола бумажный платок, она промокнула глаза и, скомкав его, отшвырнула в сторону корзины с мусором. Стала нервно стаскивать с себя платье, которое ещё пару часов назад выглядело в её глазах сногсшибательным, а теперь просто раздражало. Кому оно нужно? Да никому. НИ-КО-МУ. Набросив на плечи бледный серый халат, она села за стол. Учебник по защите от тёмных искусств, еле умещавшийся в подставку для книг, предстал перед глазами — накануне она собиралась законспектировать очередную главу. Сейчас всё это казалось просто нелепым. Она всем телом, каждой клеточкой чувствовала дискомфорт. Словно сам воздух сковывал, сдавливал и вселял отчаянье, перемешенное с гневом.

Жарко. Встав, она раскрыла шире форточку, в надежде хоть немного освежиться. Сейчас мысли в её голове циркулировали, как в кипящем котле, — они были неразборчивы и смутны, суетливо выходили на первый план и исчезали, менялись и перемешивались между собой. Сумасшедший дом.

Она не могла видеть этот учебник — он напоминал о Хогвартсе. А мысли о школе сводили с ума куда сильнее, чем возмущение от поведения матери. В замке была её жизнь… Была и есть. Но в уроках ли дело? Нет. И плевать, что перед глазами мелькают, как в каком-то кошмарном сне, страницы из книг, эти бесконечные определения, абзацы, напичканные историей магии, теоремы о наследовании волшебной крови и прочее-прочее… Ей не хватало приключений. И ей не хватало… Гарри? Какого чёрта…

Она захлопнула книгу и обессилено упала на кровать, уставилась на потолок. Всегда белый, он уже долгое время был скрыт полумраком нынешних дней. Тени равномерно расползались по нему от окна и сгущались ближе к двери, ведущей в коридор. Из форточки прерывисто поступал прохладный, пропитанный осенью воздух. Лето? Нет, это какая-то несмешная шутка…

Где-то вдалеке, как в тумане, звучала музыка. Медленная и красивая мелодия. Но она была до безумия чужда Гарри в этот самый миг, ибо голову его разрывало от боли. Веки налились свинцом, и даже просто разлепить глаза стоило ему титанических усилий.

Поправив очки, съехавшие с носа, Гарри оглядел комнату, в которой находился. Это была гриффиндорская спальня для мальчиков пятого, а точнее, по-видимому, уже шестого курса. Она была пуста. И здесь царил полный хаос. Пологи были сорваны и висели как попало, постельное бельё было перевёрнуто, одежда и вещи вместе с ящиками некоторых тумбочек раскиданы по полу. Где-то в углу что-то блеснуло при свете свеч, паривших под потолком. Приглядевшись, Гарри распознал с дюжину пустых бутылок из-под пива: сливочного и не очень. Картину довершал торжественно порхающий у двери чёрный носок, обляпанный какой-то весьма мерзопакостной на вид субстанцией, очень похожей на…

Голова была настолько тяжела и туманна, что, едва поднявшись на ноги, Гарри снова чуть не приземлился на пятую точку. Боль в висках продолжала пульсировать, а мысли настолько быстро сменяли одна другую, что сфокусироваться на какой-то конкретной было практически невозможно.

Нетвёрдой походкой Гарри направился к выходу из спальни, совершенно сбитый столку. Моментами перед глазами его появлялись две красные точки, чрезвычайно походившие на глаза, но вспомнить, что это были за глаза и кому они принадлежали, он никак не мог.

Обойдя порхающий носок и опершись о дверной косяк, Гарри бросил мутный взгляд на свою кровать. Матрас со скомканным одеялом и наволочкой съехали с кровати и наполовину валялись на полу. Следов подушки не было вообще. Зато возле тумбочки красовалась отличная лужица рвоты. При виде её в животе у Гарри что-то крайне неприятно булькнуло, и он решил поскорее убраться из комнаты.

Но стоило ему только приоткрыть дверь спальни, как в уши ударила музыка. Медленная песня кончилась, и в свои законные права вступил заунывный голос ещё более заунывной песни группы «Зелёный глаз» — «Шрамной парень». Откуда Гарри знал эту песню? Он её не знал. Но название прочно сидело в его мозгу, и это обстоятельство вводило его в ещё большее замешательство.

Наконец спустившись в гостиную, глазам Гарри предстали исполинские колонки, из которых ревела музыка.

Он шрамной парень.

И с тобою вдвоё-о-ом…

Каждое слово, каждая буква норовила выдрать с корнем барабанные перепонки Гарри. От усилившейся головной боли он хотел уже просто кричать. Однако внезапно музыка стихла. Повисла гробовая тишина. Подняв голову, Гарри заметил Рона, полусидевшего-полулежавшего на диване, с бутылкой пива в одной руке и неким подобием пульта в другой. Больше в гостиной никого не было.

— Га-арри, — прохрипел Рон не своим голосом. — Как ты, старик?

— Что происходит? — только и вымолвил Гарри. О своём состоянии он не мог поведать ни с помощью слов, ни с помощью жестов. Однако где-то внутри него поднималось необъяснимое чувство тревоги.

— Ты ничего не помнишь? — спросил Рон, расплываясь в улыбке.

— Нет, — мрачно ответил Гарри, упав в ближайшее кресло. Голову немного отпускало, но ход мыслей был всё так же неуловим.

— Похоже, ты перебрал маленько, — с прежней улыбкой сообщил Рон, после чего то ли кашлянул, то ли хохотнул. Но, встретив отсутствующий взгляд Гарри, добавил: — Да мы победили сегодня. Слизеринцев. Полтора суток играли, пока ты снитч не отыскал. Неужто всё забыл?

Как бы не хотелось в этом признаваться, но Гарри этого не помнил. Совсем.

— Квиддич? — дошло до Гарри через секунду-другую. Так это что получается — он сегодня играл в квиддич? Не может быть…

— Победили со счётом две двести шестьдесят две двести тридцать, — неожиданно бодро отчеканил Рон, хотя лицо его выглядело довольно измождённым. Поставив бутылку на пол, он откинул голову и прикрыл глаза.

— Две? Две чего?

— Ну тысячи, разумеется, — хмыкнул Рон.

Две тысячи двести шестьдесят очков? Две тысячи двести шестьдесят очков?? ДВЕ ТЫСЯЧИ ДВЕСТИ ШЕСТЬДЕСЯТ ОЧКОВ??? Господи, да быть такого не может, подумал Гарри. Как всё произошло? Когда? Кажется, память решила в одностороннем порядке разорвать контракт на обслуживание его мозга. Он не помнил. Ничего не помнил, чёрт побери! Неужели всё дело в алкоголе? Если подумать, то он и не напивался-то толком никогда. Дурсли вообще не позволяли ему ни капли в рот брать, а в Хогвартсе он разве что при вылазках в Хогсмид да при особо важных победах в квиддиче позволял себе выпить сливочного пива.. Но оно же совсем некрепкое... Какого чёрта?!

— Рон, — позвал друга Гарри. — Рон, сколько я выпил?

— Гарри, я тебя умоляю, давай завтра поговорим… хотя ты… — тут Рон сладко зевнул, — ты сам завтра всё вспомнишь… и сколько выпил… и сколько закусил… — ещё один хороший зевок, — наверняка, всё вспомнишь…

— Завтра? — ошалелым голосом спросил Гарри. — Какое к чёрту «завтра», Рон?! Я ни черта не помню! НИ ЧЕРТА!!!

Но Рон, похоже, впал в дрёму, и слов Гарри уже не слышал. Раздражение стало закипать в Гарри. Мало-помалу он приходил в себя, и чем больше он начинал понимать, тем больше появлялось новых вопросов. Быстро — насколько это было возможно — поднявшись с кресла, он подошёл к дивану, на котором спал Рон, и, схватив друга за плечи, хорошенько встряхнул его. Послышалось недовольное бормотание, после чего, приоткрыв один глаз, Рон изрёк:

— Гарри, ради бога… полтора суток… я всё понимаю, но… дай поспать…

— Сколько я выпил, Рон? — повторил свой вопрос Гарри, для верности встряхнув друга ещё раз.

— Я не считал за тебя, Гарри, — устало сказал Рон, отнимая руки Гарри от своих плеч и протирая глаза. — Ну помню… ну бутылки три, четыре магловского… чёрт его знает.

Учитывая, что, как предполагал Гарри, в пиве сливочном было максимум градуса два алкоголя, слова Рона вполне могли быть правдой — обычное пиво куда крепче и Гарри никогда не испивалось. А три-четыре бутылки для новичка в этом деле, должно быть, дают серьёзный эффект… хотя кто его знает.

— А где все? — задал Гарри следующий вопрос, стоявший крайне высоко в списке его приоритетов.

— На ужине все, не волнуйся, — произнёс Рон, с трудом держа глаза хоть немного открытыми. — И тебе не помешает поспать, кстати. Уверяю тебя, завтра всё вспомнишь...

Гарри крайне хотелось в это верить. Но уверенности в этом не было. Голова продолжала гудеть, а веки как по приказу стали предательски закрываться, унося Гарри в сонную негу. Вопросы, которые он яростно желал задать ещё минуту назад, уплывали от него, теряя всё своё значение, вес и формулировку. Что ж, может, не так они и важны? И может, на утро всё прояснится?.. поясница… сниться…

Лето 1996-го.

Это письмо было неожиданным. Нет, даже не неожиданным — шокирующим. Вот уже неделю все её мысли были только об одном. О нём. И теперь это письмо.

Она валялась на кровати и не могла никак на него насмотреться. Что-то притягивало и будто заставляло читать его снова и снова, хотя, казалось, — она уже выучила его наизусть. Строки впивались в глаза, каждая была словно раскалена до предела и кричала: «Да, это ты!». Но ей все равно не верилось. И сердце снова замирало, когда она вновь и вновь разворачивала неуклюже сложенный лист.

Дорогая Гермиона!

ххх

Он любит. Боже, он любит! Любит!!! Нет-нет, она не верила. И снова пробежав глазами письмо, не могла поверить. Он будто бы почувствовал её собственную тягу. Тягу к такому нескладному, но такому волшебному мальчишке. Мальчишке, который выжил. Невзаимная любовь? Как он об этом вообще мог подумать? Ведь они созданы друг для друга! И, конечно, она будет с ним. И будет до конца.

Нацарапав на чистом пергаменте «Они взаимны, Гарри :)», привязав его к лапке Букли и выпустив её в окно, она вприпрыжку покинула комнату, чтобы скорее рассказать обо всём родителям. Счастье было рядом.