Друг для друга

* * *

Дом спит. Гробовую тишину нарушают лишь тихие скрипы то тут, то там, тиканье часов, да ворочанье на соседней кровати. Шепнув Люмос, Рон направляет палочку в сторону старинных настенных ходиков, чтобы, в который раз, узнать время. Оказывается, с прошлого раза прошло только пятнадцать минут, и сейчас всего лишь полвторого, а не шесть утра, как Рону кажется.

С вздохом, больше напоминающим стон, он поворачивается на живот и зарывается лицом в подушку. Мысли вяло текут в голове, сменяя друг друга. Рон находит некоторое успокоение, перебирая в памяти недавние события, рассматривая их под разными углами и ракурсами, пытаясь осознать до конца и хоть как-то примириться с самыми неприятными из них.

Рон считает это лето самым тяжелым в своей жизни. Хотя причина его переживаний кроется совсем в не том, что сейчас так волнует других. Он практически не следит за сводками об участившихся диверсиях Упивающихся. Также мало заботит его переход Ордена Феникса в статус военной организации. Хотя, еще какое-то время назад, Рон бы счел эти события достойными целой отдельной жизни. Теперь они лишь фон для других его забот. Вернее, одной главной заботы — Гарри.

Со дня смерти Сириуса прошло около двух месяцев, и все это время Рон с отчаянием наблюдает, как его лучший друг все больше отдаляется от него. Наверное, нет ничего ужаснее, чем чувствовать себя беспомощным в такой ситуации, но теперь он отлично понимает — шансов изменить что-либо не было с самого начала. Он не Гермиона, которая всегда умеет найти нужные слова; не Люпин, в котором Гарри ищет опору, как в старшем; и уж конечно, не Дамблдор, во всесильности которого Рон ни разу в жизни не усомнился.

После окончания курса они, как всегда, разъезжаются по домам. Но в середине лета, весьма неожиданно, во всяком случае, для Рона, Гарри перебирается в дом на Гриммаулд-Плейс и Рону предложено составить ему компанию. Почему директор изменил решение и не настаивал на пребывании Гарри у Дурслей, Рон не знает. В одном он уверен точно — причиной было не психологическое состояние его друга. Он сомневается, что Дамблдора волнуют подобные мелочи.

Радость встречи после пусть и недолгой, но разлуки, сменяется разочарованием в первый же вечер, когда он понимает, что Гарри не горит желанием общаться с ним как раньше. На все расспросы тот отвечает односложно и с весьма заметным раздражением. По совету Люпина, Рон всячески избегает тем, связанных с Сириусом. Однако на языке все время вертятся слова утешения, и ему с трудом удается их проглатывать. Поэтому Рон постоянно напряжен. Ему кажется, что это заметно.

Нельзя сказать, что Гарри откровенно его игнорирует. Но, как Рон не пытается, он так и может вызвать друга на что-то хоть отдаленно напоминающее откровенность. Дни напролет Гарри просиживает с какой-то маггловской книжкой, в чем Рон видит плохой признак. Он отлично знает, что Гарри всегда отдавал предпочтение магической литературе, даже на каникулах. Тревожит и то, что книга всегда открыта на одном месте — где-то посередине — и к третьему дню Рон готов поклясться, что Гарри не читает, а просто делает вид.

Приподнявшись на локтях, Рон вновь смотрит на часы. Глаза уже настолько привыкли к темноте, что он легко различает стрелки без помощи Люмос. Прошло еще двадцать минут. Всего двадцать. Он ложится на спину и смотрит в темноту широко распахнутыми глазами. За последние несколько дней их с Гарри диалоги можно пересчитать по пальцам и, что больше всего нервирует Рона, их инициатором всегда является он сам. Кажется, не заговори он, молчание будет длиться вечно.

* * *

— Не хочешь сыграть в шахматы, Гарри?

— О, было бы здорово, — отвечает тот, не поднимая глаз от книги.

— Тогда я сбегаю за ними? — с надеждой переспрашивает Рон.

— М-м. Может чуть позже? Или лучше, завтра? Я сейчас на самом интересном моменте...

* * *

— Гарри, у Тонкс сегодня выходной. Она предлагает прогуляться. Что скажешь?

— Я с удовольствием. Совсем засиделись в четырех стенах, — Гарри внимательно смотрит на дно пустой чашки из-под чая, будто и правда что-то там видит.

— Она зайдет за нами в два, — с радостью уточняет Рон.

— Так рано? Черт, а я хотел написать пару срочных писем. Может, завтра?

— У Тонкс выходной СЕГОДНЯ! — Рон даже вникать не хочет в то, что это за «срочные письма», вернее, ему абсолютно ясно, что никаких писем и в помине нет. — А без сопровождения нам выходить нельзя, ты ведь знаешь.

— Жаль, — Гарри созерцает чашку еще увлеченней, — тогда вы идите без меня, ладно? Я, правда, не могу отложить эти письма.

* * *

— Билл прислал мне альбом, посвященный началу сезона в квиддичном чемпионате. Там составы всех команд, расписание игр — куча всего. Не хочешь взглянуть?

— Хочу конечно, — Гарри захлопывает книгу, — неси, я подожду тебя здесь.

Рон срывается с места, бежит по коридору и вверх по лестнице, находит в комнате альбом, кубарем скатывается вниз, назад в гостиную. Место, где только что сидел Гарри, пустует. Рон бессильно сползает по стене и бесконечно долго ждет, прислушиваясь к звукам в доме, все еще надеясь, что Гарри просто куда-то вышел. Но тот так и не возвращается.

* * *

Они живут в одной комнате, как привыкли в школе. И спать тоже приходят вместе. Но, в лучшем случае, обмениваются несколькими словами, после чего Гарри непременно сообщает, что безумно устал и хочет спать, молниеносно переодевается, забирается под одеяло и гасит маленький ночник у своей кровати.

Рон тоже ложится, но никогда не засыпает сразу. Он слушает, как ворочается Гарри и знает, что тот не спит. Иногда Рон зовет его. Все шорохи тут же прекращаются, и Гарри даже перестает дышать, настолько сильно ему хочется кажется спящим.

Эта ночь не исключение.

* * *

Рон вновь смотрит на часы, прислушивается и с удовлетворением понимает, что Гарри, наконец, уснул. Мысли незаметно перемещаются из вчерашнего дня в завтрашний, хотя Рон теперь не любит мечтать о будущем. Оно видится ему скорее пугающим, нежели желанным, но он не может заставить себя не думать. Правда, сегодня все не так безнадежно, он даже предвкушает следующий день. Им с Гарри обещали дать задание — растиражировать петиции Ордена, которые почему-то нельзя копировать заклинанием. Рон готов переписывать что угодно и сколько угодно раз, только бы был предлог находиться рядом с Гарри. Тогда, быть может, у него появится возможность…

Его мысли неожиданно прерываются тихим стоном. Рон резко садится, вглядываясь в сторону другой кровати, с удивлением отмечая, что уже светает, а значит он умудрился таки уснуть. Он зовет Гарри вполголоса и в ответ раздается еще один стон, более громкий и долгий. У него все холодеет внутри — совершенно отчетливо слышно имя Сириуса.

Рон торопливо поднимается и идет к другу, собираясь разбудить и прекратить тем самым его кошмар. Теперь он ясно видит, как тот мечется на постели и, не мешкая более, тянется его растолкать. Вдруг его глаза удивленно распахиваются, и он замирает, заворожено глядя на руку Гарри, двигающуюся под тонким одеялом.

Эти движения не таковы, какими Рон привык ласкать себя, они не ритмичны и не настойчивы, но спутать их нельзя ни с чем. Он знает, что Гарри сейчас не контролирует себя, но от этого изумление и смущение Рона ничуть не меньше. Он пребывает в странном оцепенении, сраженный этим случайным откровением.

Гарри вновь выдыхает имя Сириуса, выгибается, замирая на мгновение, кажущееся Рону бесконечным, и окончательно затихает.

В наступившей тишине Рон слышит бешеный стук своего сердца. Тяжело дыша, он пятится к кровати — весь красный от стыда за свое неуместное возбуждение, продолжающее накатывать волнами. Ему просто необходимо спрятаться от случившегося, и он накрывается одеялом с головой. Но почти сразу осознает — все усилия тщетны и, даже более того, понимает, что увиденное до конца дней не сотрется из его памяти. Рон сам этого не позволит.

* * *

На следующий день они сидят на кухне и несколько часов кряду переписывают свитки. Рон сделал в два раза меньше Гарри — он никак не может сосредоточиться на тексте и писать быстрее. Его думы наверху, в спальне. Мысленно он все еще стоит рядом с кроватью Гарри и наблюдает за тем, как тот мастурбирует. Он вспоминает все новые и новые мелочи: тончайшие оттенки его стонов, закушенную губу, движение руки, сжимающей член…

— Рон, тебе не кажется, что для меня одного здесь слишком много работы? — Гарри откладывает в сторону очередной готовый свиток и недовольно смотрит на него.

— Извини, немного отвлекся, — лепечет Рон. — Я тут подумал, что в этом году нашей команде вновь предстоит обновить состав, ведь Фред с Джорджем…

Гарри взмахивает пером, сгоняя капельку чернил на кончик стержня, взгляд Рона падает на его руку — дыхание моментально перехватывает, и он замолкает на полуслове. Гарри удивленно поднимает глаза, и Рон в смятении чувствует, как внизу живота начинает сладко тянуть. Он слегка меняет положение и поспешно отводит глаза, но… поздно.

— Что ты хочешь сказать на самом деле? — произносит Гарри подозрительно.

— Только то, что сказал, — голос Рона хриплый, он ругает себя на чем свет стоит — наконец Гарри идет с ним на контакт, а он тянет резину.

Какое-то время они пишут в полной тишине. Рон искоса поглядывает на друга, изумляясь тому, что просто не может не делать этого. С каждым разом его взгляд задерживается на Гарри все дольше, пока тот вновь не поднимает голову и не спрашивает сердито:

— Что опять?

— Ничего, — отвечает Рон севшим голосом.

— Тогда хватит на меня пялиться.

— Просто хотел сказать… ты сегодня спал очень беспокойно. Снилось что-то плохое?

— Не помню-ю-ю, — тянет Гарри. Вдруг его глаза округляются, он наклоняется близко-близко к Рону и, пристально глядя ему в глаза, уточняет: — Я что-то говорил? Во сне.

— Нет… Я только слышал, как ты звал крестного, — Рон делает особое ударение на слове слышал и Гарри заметно расслабляется:

— А, ладно.

Взяв перо, он продолжает писать, но теперь Рон намерен идти до конца:

— Ты что, любил его?

— Кого?

— Сириуса, — Рон опускает глаза, не в силах смотреть на Гарри, но слышит, что перо больше не скрипит и, затаив дыхание, ждет ответа.

— Что за идиотские вопросы? — в голосе Гарри слышен гнев. — Естественно, я любил его. И сейчас люблю. Что вообще на тебя нашло?

— Я, наверное, не так спросил, — отчаянно краснеет Рон. — Просто я тут подумал… Он тебе нравился?

Гарри теперь не только сердится, но и паникует, кажется, еще немного и он врежет Рону.

— Ушам своим не верю! С чего ты это взял? — Его руки заметно дрожат, и он прячет их под столом.

— Ночью… В общем, ты делал кое-что. И при этом называл его имя.

Гарри судорожно вздыхает и закрывает лицо ладонями. Несколько секунд он сидит неподвижно, затем, резко поднимаясь, начинает:

— Мне надо срочно…

— Не смей уходить, Гарри, — Рон хватает его за рукав и тянет вниз, — сначала ответь.

Гарри делает слабую попытку выдернуть руку, но Рон держит его крепко. Эта настойчивость удивительна для него самого, но он не может, просто не может отпустить Гарри сейчас. Ему надо знать, во что бы то ни стало, и он готов на многое ради этого.

* * *

Забытые перья и пергамент валяются в стороне. Гарри напряженно сидит на стуле, глядя в одну точку — где-то над плечом Рона. Его голос звучит бесцветно и монотонно, но Рон знает — Гарри боится проявлять эмоции, потому что не уверен в том, что сможет их удержать.

— ...вы все время были в больнице у мистера Уизли. А мы с Сириусом здесь, одни. Я тогда увидел как мы похожи, вообще стал лучше понимать его. Это было непросто — он не очень открытый человек, но наверно я действительно много для него значил, раз он подпустил меня так близко.

— Близко? — шепотом переспрашивает Рон.

— Ты задаешь вопросы, но, похоже, не готов услышать ответы, — Гарри усмехается. — Вот именно. Близко.

— Я не понимаю, Гарри, — Рону не хочется казаться маленьким несмышленым мальчишкой, хотя именно так он себя и чувствует. — Вы с ним… с ним… Ведь нет?

— Какое это имеет значение? — Гарри устало прикрывает глаза. — Он был моей семьей, той, о которой я всю жизнь мечтал. Он любил меня — вот что важно.

— Ты ничего не рассказал нам с Гермионой, — укоризненно говорит Рон, — значит, тебе есть что скрывать, так? Хотя, я и помыслить не могу, что бы это могло быть… Ведь Сириус бы не посмел… Не посмел бы, правда?

— Не посмел бы сделать что-то против моей воли, — Гарри смотрит вызывающе. — Я устал, знаешь ли. Пойду спать.

Рон вздрагивает от звука захлопнувшейся двери, но продолжает сидеть не шевелясь, прислушиваясь к удаляющимся шагам Гарри. Больше всего на свете ему хочется вычеркнуть последние полчаса из своей жизни, Гарри был прав насчет «не готов». Он сбит с толку и расстроен, обижен и опустошен до предела, взволнован и… шокирующе возбужден. Последнее ужасно его смущает.

* * *

В спальне темно и тихо. С кровати Гарри не доносится ни звука, и Рон даже сомневается, там ли он.

Впереди очередная бессонная ночь, но к этому, в отличие от многого другого, Рон готов. Он заново переосмысливает смерть Сириуса и ему становиться жутко от тех чувств, которые, он уверен, испытывает Гарри. Он пытается представить, что бы ощущал сам и на него накатывает безумный страх, стоит только подумать о том, что кто-то из его семьи… «Нет» — думает Рон с отчаянием и тут же понимает, что произнес, почти крикнул, это вслух.

— Что случилось? — спрашивает Гарри, медленно садясь на кровати. Рон поражается его голосу: приглушенному, хриплому и как будто… простуженному. И тут же догадывается, отчего он такой.

— Приснилось что-то, — врет Рон на ходу и поспешно добавляет: — Гарри, я хотел сказать… Пожалуйста, прости, что я влез. Я больше не буду тебя спрашивать, обещаю. Но, если ты захочешь рассказать, всегда готов выслушать.

— Спасибо, — проходит несколько долгих секунд, пока Гарри не заговаривает вновь, и Рон понимает, что тот не может справиться с голосом, — ты тоже меня прости.

Он готов броситься Гарри на шею. Груз, так долго на него давивший, вдруг превращается в ничто благодаря всего лишь нескольким Гарриным словам. Но сейчас Рона больше волнует, что он сам получил утешение, а тот так и остался в своем кошмаре.

— Ты самый лучший друг на свете, — он порывисто поднимается, подходит к кровати Гарри и, чуть помедлив, забирается на нее с ногами. — Я так скучаю по тебе, не представляешь! По нашим разговорам и приколам… даже по школе, ведь там мы всегда вместе…

Гарри лежит лицом к стене и не поворачивается, но Рон хорошо различает его силуэт и теперь точно уверен, что тот плачет. Набравшись смелости, он легонько прикасается к его руке успокаивающим жестом, гладит по плечу — едва касаясь, боясь вызвать гнев или, наоборот, расстроить своей жалостью. Больше всего на свете ему хочется его обнять.

— У тебя руки холодные, — тихо произносит Гарри спустя какое-то время, — ложись-ка под одеяло.

Рон не двигается с места, пытаясь сообразить не ослышался ли он, и так ли понял. Затем, наплевав на собственную неуверенность, порывисто откидывает одеяло и забирается под него, одновременно обнимая Гарри именно так, как ему хотелось. Рука обвивается вокруг талии и осторожно прижимается к животу. Вот, теперь хорошо.

Некоторое время они лежат, не шевелясь и не разговаривая. Рон чувствует, что Гарри потихоньку успокаивается, но он не может сказать то же самое о себе. От волос и кожи Гарри пахнет чем-то сладким и от этого почему-то кружится голова. Правда, его беспокоят и некоторые другие вещи: то, как Гарри кладет свою руку поверх, как прижимается спиной к его груди, как дышит в конце концов — все это лишает Рона собственного дыхания. Он немного отодвигается, увеличивая расстояние между ними, но Гарри тут же притягивает его обратно.

— Сириус обнимал меня так, — шепчет он, и Рон понимает, что готов на все, лишь бы продлить для него эту странную иллюзию.

Внезапно, поддавшись порыву, он чуть наклоняется вперед и касается губами затылка Гарри. Тот неестественно напрягается, но, в то же время, Рон с изумлением отмечает, что его руку стискивают сильнее. Он целует его еще раз, и еще, и еще, и понимает, что уже не может остановиться. Его переполняют сочувствие и нежность, а еще он удивлен невероятной хрупкостью и беззащитностью Гарри. Кажется, сомкни он объятья чуть сильнее — тот сломается пополам с оглушительным хрустом, и этот звук заполнит весь мир.

Однако все эти ощущения — ничто по сравнению с главным: невероятным, сводящим с ума возбуждением, которое Рон лихорадочно пытается скрыть, отодвигаясь от Гарри той частью тела, которая могла бы его выдать. Стыд и остатки разума диктуют ему немедленно спасаться бегством в свою постель, но все чувства, особенно тактильные, требуют обратного. И Рон мечется, как в горячке — неспособный отказаться и бессильный принять.

— Я, пожалуй, пойду, — сдавленно выдыхает он, наконец. — Тебе нужно выспаться, отдохнуть.

— Точно. Нам завтра еще кучу петиций переписывать. — Рон чувствует, как неохотно выпускает Гарри его руку. — Спокойной ночи.

— Тебе тоже, Гарри.

Он бредет к своей кровати, понимая, что в таком состоянии, ни о каком «выспаться» и речи быть не может. Во всяком случае, пока он не получит разрядку. Поэтому Рон не ложится, а выскальзывает из комнаты и идет в ванную. Он очень торопится, не в силах сопротивляться возбуждению. Одной рукой запирая дверь, другой стягивает с себя пижамные штаны, прижимается к стене и закрывает глаза. Зрительные образы хаотичны и бессмысленны, но в какой-то момент Рону удается зацепиться за один из них. Глаза в шоке распахиваются, но удовольствие слишком сильно, он уже не может остановиться и кончает, выгибаясь навстречу собственной руке.

* * *

Рядом вновь поскрипывает перо — Гарри сосредоточено пишет, иногда прерываясь, чтобы промокнуть его. На его пальцах пятна от чернил и Рон заворожено изучает их. Опомнившись, он отводит глаза, чтобы написать хоть несколько предложений в своем свитке. Его мысли далеко, впрочем, как частенько в последнее время.

Он думает о том, что стоит примириться с одним злом, как тут же на него обрушивается другое — еще невыносимее. Сначала он застает своего лучшего друга за весьма интимным занятием и очень переживает по этому поводу. Но эти муки — ничто по сравнению с ошеломляющим известием о Гарри и Сириусе, с которым Рону не удалось смириться до сих пор. Но и это отошло на второй план после невероятных вчерашних объятий и — Рон предательски краснеет — последующей сцены в ванной, когда он кончил, стоило ему вспомнить о том, как Гарри делал то же самое.

— Мы сегодня опять играем в гляделки? — тот говорит почти весело. Почти.

— У тебя руки чернилами испачканы, — произносит Рон первое, что приходит в голову.

— Тоже мне новости, — фыркает Гарри, — выкладывай: что теперь?

Вспоминая события накануне, вызванные, как уверен Рон, его расспросами, он сжимает зубы и поспешно мотает головой. Он хочет сдержать обещание не лезть не в свое дело и больше не намерен доводить Гарри до слез. И, уж конечно, он не собирается вновь забираться к нему в постель, исходя сочувствием, переходящим в…

— Ты можешь не отвечать, Гарри, если не хочешь. Но… вы с Сириусом… как далеко у вас зашло?

— Не дает покоя, да? — пристальный взгляд Гарри заставляет Рона опустить глаза. — Что ж, раз это так интересно…

— А ты сам не считаешь, что я должен быть в курсе? — в голосе Рона явственно слышна обида.

— Не уверен. Может быть. Расскажу вечером. Если, конечно, ты готов узнать, — горькая усмешка, — а сейчас давай закончим с этими бумагами.

* * *

Вечер наступает слишком быстро, и Рон не успевает понять: хочет он узнать или нет, и что вообще подразумевал Гарри под этим «узнать» .

Он напряженно следит за тем, как тот исчезает в ванной и как возвращается в спальню, уже переодевшись в пижаму, вернее, тут у Рона перехватывает дыхание, только в пижамные штаны.

— Полежишь со мной немножко? — спрашивает Гарри, забираясь под одеяло.

— Конечно, — Рон прилагает все усилия, чтобы голос звучал непринужденно. Когда он опускается рядом с Гарри, его сердце пульсирует во всех частях тела: в ногах, руках, животе, горле. Он только надеется, что его состояние не слишком заметно.

— Обними меня как вчера, ладно? — Гарри вновь поворачивается к нему спиной, и они тесно прижимаются друг к другу.

Рон обхватывает его тем же самым жестом, и это то немногое, что повторяет вечер накануне. Теперь он чувствует себя иначе, ибо знает что его ждет. Он вдруг осознает, что готов. И самое сильное чувство сегодня — нежность, а не сочувствие. Не то что бы Гарри больше не нуждается в утешении, просто Рон почему-то знает — сейчас этого не требуется.

Странно в этом признаваться, но это самые приятные минуты в его жизни. Разве может быть что-то лучше, чем лежать, обнимая Гарри? Большим пальцем Рон выводит на его животе какую-то замысловатую фигуру, повторяя ее раз за разом. Монотонное действие погружает в сон их обоих и, в первый раз за лето, Рон засыпает без единой тревожной мысли в голове. Последнее, что приходит на ум — кое-кто обещал рассказать о своих отношениях с Сириусом. Он даже собирается напомнить, но в этот момент Гарри шепчет: «Спокойной ночи», переплетает свои пальцы с его и Рон забывает, что хотел чего-то, кроме этого.

* * *

Следующие дни проходят как в тумане. Дом полон людей — несколько заседаний Ордена подряд в связи с участившимися нападениями Упивающихся. Их новая обязанность — впускать и выпускать бесконечных посетителей. Если они не заняты этим, то привычно что-то переписывают. Рон уже давно перестал вникать что именно.

Он живет от ночи до ночи, когда можно будет остаться наедине с Гарри, и, дождавшись приглашения, заключить того в свои объятья. Наслаждаться теплом его тела, слушать стук его сердца, тайком вдыхать его запах и сходить от этого с ума. Таять от всепоглощающей нежности, грозящей вырваться наружу и затопить с головой. Рон больше не изводит себя вопросом — как такое может быть? Теперь это неважно.

Они вновь лежат в своей излюбленной позе. Очень тихо, и Рону кажется, что Гарри уже уснул. Поэтому он осторожно его целует, сегодня позволяя себе чуть больше — коснуться губами кожи у основания шеи, где сильней всего выступает позвонок. Гарри дергается, как от удара, и Рон понимает, что совершил непростительную оплошность. Шумно вздыхает, приготовившись слушать отповедь. Но ничего такого не происходит — Гарри только слегка поворачивает к нему голову и что-то сонно мычит.

Рону теперь видно его лицо и он беззастенчиво рассматривает мельчайшие черты, не боясь быть застигнутым врасплох. Ему кажется, что это еще интимней, чем та вещь, за которой он застал Гарри несколько дней назад. «С тех пор прошла целая вечность» — думает он и, при воспоминании о том моменте, его тело непроизвольно напрягается, только на сей раз Рон не стремится отодвинуться, а наоборот — вжимается в Гарри еще сильнее. Он говорит себе, что ждать дольше нет смысла — либо это произойдет, либо нет.

Рон проводит ладонью от живота Гарри к его груди, затем медленно и осторожно опускает ее вниз, давая миллион возможностей остановить происходящее, но не встречает никакого сопротивления. Он и сам не верит, что способен сделать это, но все-таки делает. Рука тянет вниз резинку пижамных штанов Гарри, и Рон охает, понимая, что тот возбужден ничуть не меньше, чем он сам. Слыша неровное дыхание и бешеный стук его сердца, не в силах сдерживать эмоции, он целует его плечо, затем шею и, наконец, губы замирают на виске.

Рука касается члена Гарри, но не двигается — Рон ждет какой-нибудь реакции, знака, чтобы быть уверенным, что и правда можно. И, когда Гарри едва слышно произносит его имя, он больше не медлит. Обхватывает пальцами член и несколько раз проводит вверх-вниз. Гарри выгибается с протяжным стоном, его губы оказываются совсем близко от губ Рона и тот, не отдавая себе отчета, мягко к ним прикасается. Гарри целует его в ответ, нежно проводя своими губами по его, и от этого у Рона заходится сердце. Он хочет стонать, но сдерживается изо всех сил, позволяя себе лишь теснее прижаться к ягодицам Гарри. Тот воспринимает это как некую просьбу, разворачивается к нему и прикасается с ответной лаской.

Рон совершенно теряет самообладание — не только от руки Гарри, трогающей его там, а еще и оттого, что теперь может смотреть в его глаза и, впервые за долгое время, видеть в них эмоции. Он снова тянется к его рту, на этот раз осмеливаясь ласкать языком, и тот вновь отвечает, позволяя проникать так глубоко, как Рону хочется. Удовольствие накрывает с головой, он больше ни о чем не думает и уже не сдерживается. Запускает свободную руку в волосы Гарри и прижимает его голову к подушке, раз за разом набрасываясь на его рот и самозабвенно толкаясь в его ладонь.

Ему хочется сделать что-то еще, как можно больше всего, но Гарри пресекает все попытки, нежно удерживая его за шею и настойчиво сжимая его член. Рон никогда бы не посмел вообразить, что тот способен проделывать все эти вещи, и что его пальцы, горячие и умелые, могут дарить такое неземное наслаждение…

Гарри кончает первым и теперь оргазм Рона — дело нескольких секунд. Он тихо стонет, но этот звук ни в коей мере не передает невероятных ощущений, которые он только что пережил.

* * *

Он лежит, уткнувшись Гарри в шею, и чувствует, как тот гладит его по голове. Их ноги переплетены, и Рону немного неудобно, но он ни за что на свете не согласится отодвинуться хоть на миллиметр. Его уже начинает клонить в сон, когда Гарри неожиданно произносит:

— Вот, примерно так это и происходило…

— Происходило ЧТО? — переспрашивает Рон в недоумении.

— Ну... у нас Сириусом. Ты ведь хотел знать.

Рон поднимает голову и внимательно смотрит Гарри в глаза, пытаясь понять, не шутка ли это. Но тот абсолютно серьезен и Рон чувствует немыслимое разочарование. Он утешает себя тем, что столь несвойственная его другу жестокость должна быть чем-то оправдана. И объяснение лежит, скорей всего, в неспособности Гарри принять новое положение дел. Рон бы его очень хорошо понял в этом случае — ему и самому потребуется время, чтобы привыкнуть. Поэтому, наскоро переборов свою обиду, он тянется к губам Гарри и легонько целует:

— А. Ладно. И это все, чем вы занимались?

— Вообще-то нет, — глаза Гарри широко распахнуты от удивления — он явно ожидал другой реакции, — было еще кое-что… — Рон тихо смеется, и Гарри поспешно добавляет: — Но этого тебе точно не захочется знать.

— Я хочу знать все, Гарри. Все, понимаешь?

Он снова опускает голову на его плечо и обнимает за талию собственническим жестом. Ему и в голову не приходит жалеть о чем-то, и он почти уверен, что со временем сумеет научить Гарри чувствовать то же самое.

Конец.