Три исповеди

10 августа 1998 года

Мои светлые волосы волнами ложились на плечи, а стройную фигуру окутывал чёрный вельвет. Сегодня десятый день траура, и могильная плита усеяна свежими цветами. Подумать только, всего один камень и несколько футов земли — вот что отделяет меня от знаменитого Гарри Поттера. Широко распахнутые зелёные глаза…

Но нет, я не буду утомлять вас жалобами на лорда Волдеморта, который десять дней назад произнёс Авада Кедавра над телом поверженного героя. Не Он сделал это. Это был я.

Я наконец-то привёл в исполнение приговор, прозвучавший шестнадцать лет назад. Так решил Визенгамот — наш справедливый и беспристрастный суд. Он осудил на смерть Мальчика-Который-Выжил, а после заточил в Азкабан Барти Крауча, Беллатрису Ленстрейндж и нескольких других Пожирателей Смерти.

Но не Визенгамоту было решать, когда и как убить Поттера. Нет… Это должен был сделать кто-то более властный и решительный, а не сборище министерских работников. Их мягкотелые душонки не могли соперничать с сильным духом Гарри Поттера. Правда, они понимали свою слабость — это похвально.

Тогда за дело взялся Альбус Дамблдор. Ему было поручено привести приговор в исполнение. Он неоднократно сводил Гарри со смертью, буквально приводил его к Волдеморту за ручку. Незаметно, конечно. Дамблдор понимал, что озлобленное сердце Поттера могло в любой момент получить всю власть и тогда…

Гарри, разумеется, не догадывался о том, что ему суждено стать величайшим тёмным магом всех времён. Не Волдеморту, а ему, невинному зеленоглазому мальчику с вечно растрёпанными волосами.

Бедняжка Поттер не осознавал, почему профессор Снейп так ненавидел его, хотя дело было именно в необычайной восприимчивости мальчика к тёмной магии и злу. А все считали, будто Снейп его терпеть не может, свято помня отца Гарри. Боже, как они все ошибались! Мало кто знает, что Северус с Джеймсом незадолго до смерти последнего стали преданными друзьями. Именно Снейп неоднократно спасал в те тревожные дни семейство Поттеров. И он первым узнал о предательстве Петтигрю и планируемом убийстве.

Конечно, Дамблдор повёл себя довольно умно: он решил убить одним махом двух зайцев. Достигнув определённого возраста, Поттер убьёт Волдеморта, а затем и сам отравится к чёрту гореть в адском пламени.

Но планы изменились. На Поттера оказала необычайное влияние гибель его крёстного Сириуса Блэка. Да, Сириус должен был стать его наставником и верным учителем. А вы и правда поверили, что в Азкабан его поместили по ошибке? Нет, Визенгамот сразу же принял это решение после того, как Трелони подарила нам второе пророчество, поведавшее об исключительных способностях Гарри.

Неужели вы думали, что два пророчества, о которых знал Поттер, исчерпывали способности незадачливой хогвартской сивиллы? К счастью, она обладала более незаурядными способностями, чем можно было подумать.

Два месяца назад она посвятила нас в тайну ещё одного пророчества, четвёртого и последнего: если на закате июля Мальчик-Который-Выжил не будет убит, он обретёт невиданную силу, и тогда никому не удастся спастись, и наступит конец света и всё в таком же духе. Кажется, она что-то ещё говорила о нашествии дементоров… Или это были всадники Апокалипсиса? Впрочем, неважно.

Так или иначе, Гарри Поттера надо было уничтожить как можно раньше. И вот здесь-то и произошла заминка. Никто не знал, как его убить.

У всех героев есть слабые места, но не у Поттера. Кажется, он стал неуязвим за последние годы обучения в Хогвартсе. Удивительно, как он не мог обнаружить тех изменений, что происходили с ним. Даже его верная подружка Гермиона Грэйнджер стала замечать что-то неладное. Тогда-то, в начале третьего курса, я ей и рассказал о собственных догадках и соображениях.

Дамблдор посвятил меня в великую тайну Гарри Поттера на четвёртом году обучения в Хогвартсе. Только дураки не обратили внимания на парадоксальную способность Поттера выживать в экстремальных ситуациях.

Конечно, Дамблдор придумывал чудные объяснения для рядовых волшебников. Он даже решил нарушить Статус о секретности магии и разрешил маггле Роулинг опубликовать так называемое житие Гарри Поттера. Избранные места. Многие перевраны.

Надо же, Дамблдору даже удалось ввести этот многотомник в школьную программу. До сих пор с удовольствием вспоминаю, как Поттер краснел при упоминании о его истории любви к Чжоу Чанг, ведь о ней теперь стало известно всей школе. Бедняжка Чжоу! Она стала второй плаксой Миртл, только обитает в ванной для старост. Самоубийцы навечно остаются на земле.

Но я увлёкся. Так вот, Корнелиус Фадж, бывший министр магии, не принял очередной сказки о том, как Мальчик-Который-Выжил в очередной раз выжил (Фадж не был посвящён в тайну Поттера, так как отличался чрезмерной болтливостью). Это вызвало небольшой конфликт между Министерством и Хогвартсом, но всё закончилось благополучно, и две правящие силы магической Англии снова объединились в борьбе против Гарри Поттера.

Как ошибался Поттер, когда думал, что действия Ордена Феникса направлены против Волдеморта! Все его мнимые друзья прикидывались заботливыми телохранителями, а он-то, наивный, думал, что слежка за ним — мера безопасности. Пожалуй, самая хитрая задумка Дамблдора заключалась в том, что за Поттером можно было шпионить, как говорится, не отходя от кассы, имея объект для наблюдения перед глазами.

Стоп! В разговорах о других я совсем забываю себя. Как же получилось, что я стал убийцей Гарри Поттера? Виной всему талант Гарри попадать в неприятности.

На первом курсе я был о Поттере того же мнения, что и большинство учеников. Меня разозлило его нежелание стать моим другом, мои гордость и самолюбие были задеты. Началась война, подумал я. Тогда я не знал, насколько пророческими оказались эти слова. Прошёл первый курс, исполненный нашей с Поттером обоюдной жгучей ненависти, массой колких фраз и бесконечных поединков.

Но второй курс стал решающим в моей судьбе и, надо заметить, в судьбе Поттера тоже. В тот год, когда Гарри все стали считать наследником Слизерина и убийцей невинных грязнокровок, я, как и многие другие, узнал, что Поттер — змееуст.

Тогда я уже знал о тёмной магии больше, чем любой семикурсник. По крайней мере, уж в таком тонком и скользком предмете, как змееязычие, я разбирался прилично.

Узнав, как Дамблдор объяснил Поттеру причину его необычной способности, я понял, что директор что-то скрывает от несмышлёныша Гарри. Только Тёмные волшебники могли говорить со змеями. Без разницы, поражали ли их до этого смертельными проклятиями или нет.

Догадки наших однокурсников (вспомните пуффендуйцев Эрни и Ханну), пусть в чём-то и наивные, оправдали себя. Каждый в Хогвартсе задумался, почему же Поттер выжил после заклятия Волдеморта.

Глупцы! Как только стало известно, кто настоящий наследник Слизерина, с Поттера были сняты все подозрения и обвинения. Школа вновь успокоилась. Но не я.

Отныне я хранил бдительность. Мои стычки с Поттером теперь несли чисто формальный характер, хотя, не спорю, некоторые оскорбления были сделаны от души. Но не простые школьные драки стали теперь моей целью. Я решил узнать тайну Поттера, пусть он и сам не знал о ней.

Два года прошли в беспрестанных слежках, допросах и разгадках тайн. К концу четвёртого курса я знал о Поттере больше, чем он мог предположить, больше, чем знали его верные друзья. И моими помощниками стали, кто бы подумал!, Гермиона Грэйнджер и Джинни Уизли.

Поттеру следовало быть поосторожнее с безнадёжно влюблёнными в него девочками. Но нет, он был настолько увлечён собственной персоной, что не видел две пары глаз, жадно устремлённых на него. Мне это было только на руку.

Конечно, я долго завоёвывал их доверие, но в итоге две ослеплённые желанием отомстить юные волшебницы примкнули ко мне. Итак, нас было трое. Гермиона Грэйнджер — поистине гениальная находка. Она была моим главным козырем в борьбе с Гарри Поттером. Во-первых, она пользовалась его безграничным доверием, а во-вторых, могла хитростью или вопросами вытянуть из Дамблдора любую информацию.

В результате она добилась своего: Дамблдор собрал нас в кабинете и поведал о будущем великого и ужасного Гарри Поттера. Гермиона, не желавшая сначала верить директору, сдалась под градом веских доводов и неопровержимых фактов.

Дамблдор должен быть нам благодарен за то, что в один прекрасный день мы пришли к нему и попросили рассказать правду. С тех пор мы стали союзниками и вместе разрабатывали план убийства юного героя.

На пятом курсе стали проявляться признаки будущего могучего тёмного мага, и Поттер представлял угрозу для общества. Тогда он вызвал из Азкабана двух дементоров, натравил их на кузена Дадли и с помощью Империуса внушил Амбридж, что это сделала она. Конечно, он не подозревал о своей вине, но меры предосторожности были необходимы.

На некоторое время его удалось держать в доме Сириуса на площади Гриммо (естественно, это была ненастоящая штаб-квартира Ордена, а кукольный домик, маска, игра, в которой участвовали самые могущественные волшебники нашего времени — и все они разыгрывали Поттера).

Но рано или поздно Гарри предстояло вернуться в школу. Он был окружён такой злобной атмосферой в Хогвартсе, что Дамблдор боялся скачка в развитии его сил, вспышек агрессии и магической активности. Действительно, было несколько сильных приступов, поэтому Поттеру и не удалось освоить Окклюменцию.

Он думал, что читает мысли и чувства Волдеморта, но на самом деле это рвалась наружу его истинная сущность. Временами между ним и Волдемортом действительно устанавливалась связь, но не всегда. Как же получилось, что мальчик из хорошей семьи должен был стать самым сильным тёмным магом?

В том то всё и дело, что семья Поттера вовсе и не была ни хорошей, ни порядочной. Дом Поттеров был разрушен, но не Волдемортом. У него не было привычки рушить дома своих жертв, предпочтительнее оставить Чёрную Метку. Альбус Дамблдор позаботился о том, чтобы никто не узнал, как жили Поттеры, что их дом был вылитой копией дома предков Сириуса на Гриммо, 12.

Со стороны отца Гарри не мог похвастаться хорошими генами: несколько поколений тёмных магов, один страшнее другого, имя каждого запятнано кровью. Да и мать не отличалась благородными предками. Все человеческие пороки, казалось, были воплощены в этом семействе: маньяки, убийцы, порочные женщины, сумасшедшие — неполный ряд характеристик данных интереснейших персонажей.

Как бы то ни было, судьба Поттера была предначертана задолго до его рождения: тёмная магическая мощь, видимо, только и ждала своего телесного воплощения — хрупкого зеленоглазого мальчика.

Однако Лили и Джеймс Поттеры были лучшими представителями обоих поколений: ни тот, ни другой не страдали психическими отклонениями, не проявляли жестокости, были лишены агрессии, не подвергались воздействию всех земных пороков.

Конечно, и они были не без греха: Джеймс был слишком самоуверенным и эгоистичным, а Лили обладала непомерной гордыней, но их недостатки казались невинными шалостями по сравнению с преступлениями предшествующих поколений.

Возвращаясь к нашей первоначальной задаче — убить Поттера, я хочу сказать о том хитроумном плане, который разработал Дамблдор не без помощи мисс Грэйнджер, кстати говоря. На шестом курсе я должен был втереться в доверие к Поттеру, проще говоря, подружиться с ним.

Вначале задача казалась невыполнимой, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, эта часть плана прошла без сучка и задоринки. Покинутый друзьями и почитателями Поттер стал незащищённой мишенью для такого харизматичного человека, как я.

После того как друг Рон предал его (родители рассказали ему об истинном лице Поттера), а двойная игра Джинни была раскрыта (она всегда была довольно заурядна, а уж актриса из неё и вовсе никакая), Поттер порвал отношения со всем семейством Уизли, точнее, они от него отвернулись.

Теперь было нетрудно убедить Гарри в том, что я единственный преданный ему человек. Особенно содействовала нашему сближению Гермиона, в авторитет которой Поттер по-прежнему верил безмерно.

Итак, после долгих лет ожидания я вышел на свою жертву и имел возможность узнавать новости из первых уст. Новое достижение не могло не радовать, но нельзя было расслабляться.

Все годы я усиленно готовился к финальной схватке с Поттером. Я терпеливо наращивал магическую мощь, тогда как сила Поттера росла не по дням, а по часам, поражая небывалым потенциалом. Порой мне казалось невозможным, что я смогу одолеть Поттера. Но я упорно трудился, к тому же не был лишён собственных талантов.

Шестой год прошёл для нашего объединения в мучительном ожидании, постоянном страхе разоблачения и желании покончить со всем как можно быстрее. В конце года Поттер одолел Волдеморта.

Произошло то, чего больше всего боялись члены Ордена Феникса. Грядёт новый маг, он уже убил предшественника и вскоре осознает всю силу, данную ему судьбой. Действовать нужно было быстро, но мы ждали особого дня — 31 июля — дня рождения Гарри Поттера, когда он окажется особенно уязвим.

В этот день Дамблдор сообщит всей стране о том, кто такой Гарри Поттер, что его появление как мага нельзя допустить, а также поставит всех в известность, что я убью Гарри в назначенный час. В день семнадцатилетия Гарри узнает правду, а я исполню свой долг.

Как ни странно, одолеть Гарри Поттера оказалось не так трудно. Достаточно было прийти с десятью дементорами, заставить Поттера окунуться в самые плохие воспоминания с помощью Легилименции, несколько заклятий Круциатус, долгое отчаянное сопротивление Империусу и, наконец, Авада Кедавра…

Конечно, дементоров Поттер прогнал с помощью блестящего Патронуса, но с Легилименцией справиться ему было не под силу. Он всегда жил эмоциями, а в тот день сильных потрясений новость о предательстве всех тех, кому он доверял, сыграла роковую роль.

Тяжело дыша после последнего Круциатуса, он смотрел на меня полными боли зелёными глазами. Солнце померкло, будучи не в силах видеть его страдания. Мне было жаль его, но я знал, что эти зелёные глаза перед смертью увидят многие люди, как мучили красные глаза-щёлки Волдеморта самого Гарри.

Казалось, прошла вечность, прежде чем я произнёс смертоносные слова Авада Кедавра. Больше всего я боялся, что заклятие не подействует, как не подействовало оно в первый раз. Но нет, этого не случилось.

Перед смертью Поттер с трудом поднялся на ноги, всё его тело ныло мучительной болью от Круциатуса, но он всё же встал и гордо выпрямился. Он не предпринимал попытки завладеть волшебной палочкой, хотя я не сомневаюсь, что для такого сильного волшебника это не составило бы труда.

Но он не видел смысла в дальнейшей жизни, когда весь его мир рухнул и он оказался на краю пропасти злости и гнева. На этой идее и был построен наш план: Поттер подчинится воле обстоятельств, защищать свою жизнь перестанет быть для него целью.

Перед последним взмахом моей палочки он спросил охрипшим от боли голосом: «И Гермиона?» Я понял, что он спрашивает, предала ли его верная подруга, которую он искренне любил. Я молча кивнул головой. Гарри Поттер не вздрогнул, его глаза не наполнились слезами, он просто перестал дышать, потому что в это время его тело, изогнувшееся изящной дугой, перестало жить.

С мягким стуком упав на землю, его тело с остановившимся сердцем, казалось, было измучено не меньше, чем его душа. Гарри Поттер прекратил земное существование. Не знаю, куда он отправился: на небо или в ад, но я выполнил свой долг.

Я ловко убрал палочку, глядя, как вокруг тела Поттера аппарируют Дамблдор, МакГонагалл, Снейп, один за другим все Уизли и другие волшебники. Мне здесь больше нечего было делать.

Но в тот день в каждой волшебной семье поднимались бокалы в честь меня, нового Мальчика-Который-Выжил, как когда-то те же самые волшебники поднимали их за жизнь Гарри Поттера. Теперь они чествовали его убийцу.

Так я стал героем.

12 августа 1998 года

Думаю, это мои последние строки. Я знаю, скоро он придёт, чтобы отомстить. Не знаю как, но он выжил. Через двенадцать дней восстал из гроба. Теперь я понял, что Дамблдор совершил ужасную ошибку. И не только он. Заблуждались мы все.

К несчастью, мы неправильно истолковали пророчество Трелони, но теперь нам ясен его сокрушительный смысл. Гарри не должен был стать тёмным волшебником. Точнее, он мог им стать только в случае преследования, предательства, страданий. Выходит, Дамблдор сделал всё для того, чтобы пророчество исполнилось. Также было ошибкой сохранить палочку Поттера, она находилась в кабинете директора Хогвартса — лежала под стеклом рядом с сестрой — палочкой Волдеморта.

Это ужасно. Конечно, я буду одним из первых, кого он убьёт. Он уже убил всю семью Уизли! Видели бы вы, что это за смерть! Пришли тёмные времена. Теперь его невозможно убить.

Только сейчас в имени Гарри Поттер я прочёл слово «террор». Он жестокий, бесчеловечный. Но его месть оправдана.

Я не представляю, что он сделает со мной, но труп Дамблдора, который пал первым, никто не может опознать. Кажется, Поттер использовал Трансмогрифианскую Пытку, о которой некогда упоминал самовлюблённый Локонс. Имя директора вырезано на его руке, которая лежала в клетке феникса. Что произошло с Фоуксом, мне неведомо, но могу вообразить, что сделает Гарри Поттер с птицей, ставшей символом Ордена — коалицией против него.

Думаю, мою смерть он оставил на сладкое. Предчувствую, что сознание никогда не вернётся ко мне, а скрыться невозможно. Он сам дьявол во плоти, сам дьявол!

От Гермионы он не оставил даже пыли! Только её предсмертная записка, где она описывает те ужасы, которым подверглась перед смертью. Гарри Поттер жестоко платит за предательство.

Но я слышу шаги. Я узнаю их. Шаги моей смерти. Знаю, что это последние звуки в моей жизни.

Если бы я был его врагом, он бы не тронул меня, но я был его другом. Перо сбивается, я чувствую тяжёлое дыхание за спиной — так он дышал после последнего Круциатуса… Да, именно так.

Я больше не могу писать, требовательные приказы Империуса уже звучат в моей голове. Он повторит своё убийство, но на этот раз умру я.

Меня охватывает ужасный холод и леденящий ужас. Видимо, дементоры обрели нового хозяина…

12 августа 1998 года

Её каштановые пряди, вымокшие от крови и слёз, прилипли ко лбу, а дыхание было еле различимым. Гермиона потеряла сознание после очередного Круциатуса, которому я её подверг. Неужели это сделал я?

Я слишком устал, чтобы убить её. Тогда я трансфигурировал бездыханную девушку в книгу. Шестую книгу обо мне. Там уже есть история предательства Гермионы, Уизли, Дамблдора и прочих. Интересно, будет ли история моей смерти напечатана в седьмой книге? Или автор сочтёт, что такая правда не годится для наивных детских умов?

Теперь я знаю, кто я. Бессердечный Тёмный Лорд. Новое воплощение вселенского зла. Что ж, эта роль мне под силу, тем более что она была предначертана с рождения.

Я пролистал книгу и положил на полку: родители Гермионы скоро придут, а я не хотел сейчас встречаться с ними. Зря она сопротивлялась. Запрещённые заклятия не действуют больше на меня.

По крайней мере, я пока оставил её в живых. Лучшая ученица Хогвартса может мне ещё пригодиться. Но у меня осталось одно незаконченное дело. Главное дело. Убить Драко Малфоя.

Месть — моя новая цель жизни. После того как я убил Дамблдора и всех Уизли, мне осталось уничтожить, стереть в порошок того, кто так неосмотрительно бросил мне вызов.

Волдеморт научил меня многому. Несколько напряженных схваток, несколько ценных уроков — и я готов к войне. Драко прикинулся моим другом, впрочем, как и многие другие, а затем использовал против меня запрещённые заклятия. Мне это не в новинку — Волдеморт не раз практиковался на мне. Но от друга я не ожидал…

Хотя он не был другом, он был, как и все, предателем. Моя месть должна была превзойти мучения, которым я подвергся. Но, кажется, трудно представить себе большую боль, чем та, что причинил мне Малфой.

Однако я нашёл выход. Прежде чем я отомщу ему, я убью его мать. Люциус Малфой давно был убит мной, а вот Нарцисса… Чтобы выманить её из родового поместья Малфоев, мне понадобилось немного Оборотного зелья и аристократических манер — и вот я вылитый Драко.

Нарцисса, увидев меня, кинулась на шею. Мне ничего не стоило вынести её, обессилевшую от счастья, из дома. Как исказилось её лицо, когда она увидела, что светлые волосы темнеют до цвета воронова крыла, а серые глаза приобретают дьявольский зелёный оттенок. Как кричала она от ужаса и отчаянно умоляла сказать, жив ли Драко. Я вспомнил, как кричала моя мать перед смертью, и подумал, что Малфою повезло. Ведь он скоро умрёт и не будет слышать её последних слов.

Но Империус быстро стёр с её лица все лишние эмоции, и она спокойно проследовала за мной. По её лицу тихо текли слёзы, но, Боже мой!, какое удовольствие они мне доставляли. Вы скажете, что я бессердечный? Ничуть! Я имел право на жестокость и цинизм. Я имел право НЕ доверять после бесконечно подлого предательства. Я имел право НЕ жалеть. И, наконец, я имел право убивать.

Нарцисса утомила меня, тем более Империус — не лучшее средство контроля над разумом. Мне известны более действенные методы. Безотказные. Любой нужный человек будет моим, если я захочу этого.

Сила власти поддерживала меня и питала энергией. Мысли других людей перестали быть для меня секретом. Почему, почему я не обладал этой способностью прежде? Я бы узнал заранее о предательстве и был бы готов встретить Малфоя с распростёртыми объятиями и поднятой палочкой.

Но нет, новый дар я обрёл тогда, когда моё сердце внезапно забилось, когда мои глаза распахнулись и встретили тьму, когда моё тело лежало глубоко под землёй в заколоченном гвоздями(!) кленовом гробу. Видимо, Дамблдор предчувствовал, что несколькими Непростительными заклятиями от меня не избавиться.

Но разве можно было остановить Гарри Поттера теперь? В тот миг, когда он обрёл небывалую мощь? Глупости! Железные гвозди, пусть и закреплённые заклятием Вечного Приклеивания, не могли отделить меня от тех жертв, которые должны были пасть от моей руки. У меня была цель и были средства.

Итак, на руках у меня была Нарцисса Малфой, сражённая Оглушающим заклинанием. Теперь мне осталось только отправиться к последнему отпрыску грязнейшего рода Малфоев и учинить над ним расправу.

Он знал, что я приду. Ещё бы, после того, что он сделал! Он представлял собой поистине жалкое зрелище. Как он извивался у меня в ногах, корчился от боли после волшебного слова «Круцио», но главное, как он со слезами на глазах умолял оставить в живых его мамашу.

Я никогда так не смеялся. Пришедшие со мной дементоры униженно кланялись и клялись в верности новому повелителю, ведь я им устроил настоящий пир — присутствовать при исключительной человеческой трагедии.

Драко бился в истерике, когда Нарцисса, слабо вскрикнув, упала ему на руки и в последний раз вздохнула. Его серебристые глаза, искрящиеся от слёз, яростно полыхнули, и он бросился на меня, горя желанием убить, уничтожить, растерзать, разорвать…

Я только оттолкнул его ногой, он был слишком слаб, чтобы использовать волшебную палочку. Я знал, что нельзя убивать его теперь. Я должен был насладиться его несчастьем в полной мере, почувствовать на губах вкус горечи от его трагедии. Я так и оставил его лежать на полу в забытьи и страдать, страдать, страдать…

Я бросил ещё один взгляд на него и скрипнул зубами от злости: как хотелось мне сейчас же сделать взмах палочкой и прикончить заносчивого аристократа, но я сдержался и вышел вон, зная, что впоследствии смогу вдоволь насладиться его мучениями, начавшимися уже сейчас.

План дня был выполнен не до конца. Я вернулся в дом Гермионы, лёгким движением волшебной палочки оглушил её родителей, прошёл в другую комнату и взял с полки нужную книгу. Теперь можно было и поговорить.

Двойная трансфигурация оживила Гермиону. Когда она открыла карие глаза, я вздрогнул — мне на секунду показалось, что она сейчас восторженно воскликнет: «Гарри, ты освоил трансфигурацию человека! Но это же очень-очень могущественная магия!» Но даже тени моих мыслей не мелькнуло в глазах. Гермиона, внимательно изучавшая моё лицо, заметила это и разочарованно отвернулась. Больше она не могла узнать мои мечты, планы, стремления, желания…

Теперь Гарри Поттер — человек-загадка. Попробуй, узнай меня, Гермиона. Наконец после некоторого молчания я задал давно мучивший меня вопрос: «Кто первый? Кто первый предал меня? Кто, помимо уже мёртвых волшебников, обрёк меня на смерть?»

Что случилось, Гермиона? Почему ты плачешь? Наверное, тебе стало меня жаль? О, не стоит! Где была твоя жалость, когда меня убивали? Где ты была, когда Дамблдор в своём чёртовом круглом кабинете думал, как бы избавиться от Мальчика-Который-На-Свою-Голову-Выжил? Попробую угадать…

Может быть, ты в тот момент вместе с ним гадала, как изжить меня со свету? А когда Малфой пытал меня Круциатусом, ты, наверное, сидела и поднимала бокал сливочного пива за то, что я наконец-то умру? И, разумеется, ты одной из первых аппарировала на место происшествия, чтобы как можно раньше взглянуть на моё обессиленное, измученное тело? Теперь ты довольна?

Я думаю, всё вышло немного не так, как ты хотела. Ведь я жив, не правда ли? Ты задаёшься вопросом, почему ты не умерла до сих пор? Я объясню. Видишь ли, мне нужен сообщник. Нет, не товарищ, не друг, не партнёр, а сообщник, которого я буду использовать, а затем ликвидирую, когда он станет бесполезным. Незавидная участь, но что поделать?

Не надо было плести хитроумные интриги с Малфоем у меня за спиной. Ты вздрогнула? Не волнуйся, скоро он умрёт, он уже почти на том свете. Вы ведь планировали уехать на юг Франции после того, как всё закончится, не так ли? О, понимаю…

Но теперь ты будешь принадлежать только мне, ты моя вещь, недолговечная игрушка. «Ты так изменился, Гарри», — горестно шепчешь ты. А чего ты хотела? Чтобы я воскреснул и сказал тебе «спасибо» за пережитые острые ощущения?

«Ты ведь на самом деле не такой», — уверяешь меня ты. Нет, я теперь именно такой, я мертвец, если ты не заметила. И сделали меня ТАКИМ ты и все остальные.

Вот только не надо говорить, что ты всегда любила меня. Любящие не предают. Ты спрашиваешь, люблю ли я тебя. Отвечу, что нет. Я не способен любить, тем более тебя. Ты вызываешь у меня отвращение. Как можешь ты говорить со мной о любви? Ждала поцелуев и признаний? Да ведь это смешно!

Мне нужна информация, драгоценные знания, которыми ты обладаешь, а я, к сожалению, нет. Может, я и не убью тебя, но сделаю так, что ты будешь молить меня о смерти. Месть тебе заслуживает особенно извращённой фантазии, потому что твоё предательство хуже даже предательства Дамблдора. Он не был мне так дорог, как ты.

Что я сделал с твоими родителями? Пока ничего. Они лежат в гостиной, оглушённые заклятием. Не нужно истерик, они живы. Но ненадолго. Они уже покойники, и ты должна была знать это, когда связалась с Малфоем и Дамблдором. Но их смерть я отложил на более дальнее время.

Сейчас есть дела поважнее. Ещё нужно кое-кому отомстить. Как только я задам вопрос, отвечай на него без раздумий. Мне не нужна Сыворотка Правды, чтобы вытянуть из тебя достоверные факты.

Я долго допрашивал Гермиону. Она была утомлена, ведь моё присутствие поминутно вытягивало из неё жизнь. Я словно был дементором, воплощением худших воспоминаний в жизни бывшей подруги.

Отчасти я понимал, что её сейчас мучает чувство вины за совершенное, но не подумайте, будто я её жалею. Нет, мой разум и сердце были переполнены гневом. Вот та сила, о которой мне намекал Дамблдор. Кажется, он говорил что-то про любовь? Ерунда!

Сила гнева, страсти, отчаяния, ярости, жестокости — вот она, только мне одному подвластная сила, её пыталось изучать Министерство в Отделе Тайн. Сказки про нежные чувства не для меня — ожившего мертвеца, подло убитого лучшими друзьями, преданного ближайшими людьми.

Итак, я хотел отыскать всех тех, кто готовил моё убийство. Прежде всего, преподавателей Хогвартса. О, милая школа… Несколько лет ты была моим родным домом, но скоро я превращу тебя в руины. Мысли Гермионы были для меня как раскрытая книга: слишком уж хорошо я изучил её за шесть лет.

Я легко обнаружил местонахождение настоящей штаб-квартиры Ордена Феникса. Подумать только, они устроили её там же, где когда-то стоял дом моих родителей. Они думают, что мне будет больно приходить туда. Наоборот, я с удовольствием уничтожу предателей здесь, где погибли мои мать с отцом.

Чёртов Дамблдор, если бы не ты, они бы были живы! Ведь именно ты подал Волдеморту идею убить ещё двух невинных людей и годовалого мальчика, представлявшего угрозу прежде всего для твоей жизни. Но ты уже мёртв.

Как же мне избавиться от этой съедающей изнутри злобы! Она отравляет всё моё существо, не даёт продохнуть. Моё дыхание всё такое же сбивчивое, как будто меня вновь подвергли Круциатусу. Но сейчас не время жаловаться, нужно вернуться к Малфою и прикончить его, а уж потом нагрянуть в штаб-квартиру навестить старых знакомых.

Я аппарировал в лондонскую квартирку, которую снимал Малфой, чтобы прятаться от меня и защитить свою матушку. Но что здесь произошло? Дементоры исчезли, беспорядка в комнате как не бывало, а Драко с Нарциссой исчезли. О, кажется, здесь уже побывал Орден.

Что ж, тем лучше. Мне не нужно будет тратить время на аппарирование в штаб-квартиру. Ведь они сейчас здесь, ждут подходящего момента, когда я повернусь к ним спиной. У них никогда не хватало смелости, чтобы сразиться лицом к лицу. Они изображали благородных борцов за справедливость, за безопасность, а даже Волдеморта убивали исподтишка, хотя он был не в пример слабее меня.

Надо же, знакомые все лица! Люпин, мой мнимый друг и временный учитель. «Положи палочку, Гарри», — говоришь ты мне. Я только рассмеялся ему в лицо. Как будто я должен кого-то слушаться. Спиной я почувствовал приближение ещё двоих. Я знал, что они собирались сделать, но даже не повернулся.

Голоса Грюма и Тонкс произнесли «Авада Кедавра» и два зелёных луча полыхнули перед глазами. Я невольно покачнулся и повернулся к неудавшимся убийцам. «Двойное заклятие неплохо, но вот только на меня не подействует. Но думаю, что вам даже после одного не выжить». Ещё две вспышки, и тела мракоборцев безжизненно опустились на пол.

Я снова обратился к Люпину: «Ты двойной предатель. Зачем ты предал Сириуса? Он бы не причинил тебе вреда». Он отрицает свою вину. Можно подумать, я не знаю, что Сириус — единственный человек во всём мире, который ради меня пошёл в Азкабан, а потом умер.

«Гермиона мне всё рассказала, Ремус. Перед смертью». Кажется, он расстроился. Меня это только обрадовало. Незачем им знать, что Гермионе я пока оставил жизнь. Она будет мне помогать, но неизвестно для них. Правда, если они ещё останутся живы. Вот и Люпин теперь мёртв.

Я вращал палочку в руке, перебирая пальцами, и прислушивался. Снова удар со спины. На этот раз старина Снейп. Я улыбнулся: как же я хотел встретиться с ним. И вот, наконец, схватка в открытую. Не подпольная ненависть, как было раньше, а настоящий бой. Я долго ждал.

Снейп — самый жалкий актёр среди членов Ордена Феникса. Он знал мою тайну и не мог сдержать себя. А ещё говорили, что Снейп может контролировать свои эмоции лучше остальных.

«Поттер, ты наконец-то показал истинное лицо», — прошипел он. «Неужели? Тогда моё истинное лицо было бы изъедено могильными червями. Я не должен был стать злым. Но вы заставляли меня испытывать страшную ненависть, вы открывали самые тёмные стороны моей души, вы виноваты в моей смерти», — отвечал я, а палочка гневно и нетерпеливо дрожала в моих руках: скоро сбудутся мечты детства, и я вволю помучаю бывшего преподавателя.

Усмешка на моих губах невольно заставила и без того бледного Снейпа побелеть. Он ещё словно не верил в свою беспомощность перед лицом смерти. Думал ли он, что зелёные глаза, которые столько раз с яростью смотрели на него после несправедливо назначенного наказания, теперь насмешливо улыбаются несомненному торжеству.

«Поттер, ты хуже отца во сто крат. Мы с Джеймсом были друзьями, а ты…». «Замолчи! Не смей называть его по имени! Ты оскорбляешь его память, ведь сейчас ты стоишь перед его сыном, которого собираешься убить». «Я вовсе не хотел тебя убить, но сейчас, когда ты причинил столько горя, у нас нет выхода. Ты должен умереть».

«Я уже умер, если ты не знаешь. Думаю, только у Дамблдора хватило фантазии спланировать такое зверское убийство». «Но теперь он мёртв, ты доволен?» «Нет. Как ни странно, но смерть крючконосого старикашки не принесла мне удовлетворения. С гораздо большим удовольствием я убью тебя. Но напоследок я бы хотел задать тебе вопрос: почему тогда, в Омуте Памяти я увидел именно то воспоминание? Оно же было безопасно для меня». «Всё было подстроено нарочно, чтобы ты думал о слишком самовлюблённом отце, а не о Волдеморте. А вот ударил я тебя тогда от души».

«Ты смелее, Снейп, чем я думал. Но теперь это не имеет значения. Неужели ты думаешь, что дружба с отцом может что-то изменить? Ты, наверно, рассчитывал, что это смягчит мою ненависть?» «Поттер, ты всё так же глуп, как и раньше. Я знал, что прошлому не изменить настоящего. Былые тёплые отношения не смягчат твою бесконечную злобу».

«Бесконечную… Тут ты прав. Мне теперь не будет покоя, если жажда мести воскресила меня». «Поттер, хватит болтать. Ожидание утомляет». «Ты устал жить? Ну что ж, начнём».

Возможно, и я даже уверен, что Снейп победил бы любого другого мага на моём месте, он отважно сражался, но разве можно одолеть неуязвимого и, не побоюсь этого слова, бессмертного Гарри Поттера? Его участь была предрешена.

Пару раз Щитовые Чары спасли его от моих Непростительных Заклятий, но затем его всё же настиг Круциатус. После должных порций боли Снейп с трудом дышал, а биение его сердца я слышал даже за несколько шагов. Он стоял на коленях на полу передо мной, не в силах подняться.

Я наклонился к нему и тихо сказал: «Вот как я умирал. Только я ещё слышал последние крики родителей, ведь вокруг стояло множество дементоров. Я прогнал их с помощью Патронуса, но они возвращались вновь и вновь. К сожалению, я так и не освоил Окклюменцию, да и не думаю, что Вы хотели меня научить, профессор. Малфой легко сразил меня Легилименцией, и мне пришлось вспоминать то, что я так хотел забыть и больше всего — ваши колкие замечания, едкие насмешки, жестокие угрозы».

Снейп яростно смотрел на меня. Как он страдал от собственного бессилия! Я упивался его мучениями, но пора было закончить начатое, ведь скоро могли подоспеть новые члены Ордена. Я знал, что Снейп выигрывает время, чтобы остальные могли спастись или подготовиться. Он жертвовал собой — героическая смерть, ничего не скажешь, но столь же бессмысленная, потому что я всё равно найду всех и всех убью.

Я поднялся и, направив на него палочку, произнёс смертельное заклятие. Его чёрные глаза остались открытыми, но в них уже нельзя было заметить даже отблеска тех чувств, что он испытывал.

Я хотел уже уйти, но услышал, как со всех сторон раздаётся шорох мантий. Их было целое множество, они медленно окружали меня. Наверное, они до сих пор не подозревают, что мои обострившиеся органы чувств замечают любое движение. Из темноты проступали силуэты волшебников, пришедших меня убить.

Происходившее дальше я помню смутно: я, не переставая, произносил заклинания, и маги падали один за другим, вскрикивая или пытаясь заколдовать меня. Многие министерские работники, кажется, были среди погибших. Но меня это не волновало.

Последнее отчётливое воспоминание с силой отдаётся в голове: МакГонагалл со слабым вздохом оседает на пол и замирает. Я огляделся кругом и увидел, что пол квартиры усеян трупами мужчин и женщин. Все они тихо лежали рядом, спокойные и безобидные.

У меня не вызвало восхищения огромное количество убийств, совершённых мной. Наоборот, я почувствовал досаду, что пришлось убить стольких ненужных людей. Ведь я не хотел им зла, они первыми нанесли удар. В самое сердце.

Внезапно я почувствовал ноющую боль во всём теле. Вся моя мантия была в крови. Видимо, некоторые заклятия нанесли мне больший вред, чем я думал. Во время битвы я не замечал боли, ничего не видел и не слышал, кроме волшебных лучей и стонов умирающих. Теперь чувства обрушились на меня всей силой.

Я взглянул в окно и заметил, что уже глубокая ночь, а по стеклу змейками стекали струи воды — шёл дождь. Символично, не правда ли? Небо оплакивало нереальное количество смертей, случившихся в одну ночь.

Перешагивая через мёртвые тела, я вышел из квартиры. На улице я в последний раз оглянулся на дом: он, не мигая, пустыми окнами смотрел мне вслед.

Надо мной вспыхнула молния, копия шрама на лбу. Я привычным движением взъерошил волосы, за спиной на ветру колыхалась мантия. Пожалуй, сегодня подходящий вечер для пеших прогулок, можно обойтись и без аппарирования. На эту ночь хватит убийств, но завтра…

Малфою удалось улизнуть от меня. Скользкая натура, не зря он учился в Слизерине. Но Гермиона знает, куда он мог пойти.

Мне осталось убить немногих. Ещё несколько человек и я остановлюсь. Уверен, я ещё в состоянии контролировать себя.

Но это дело завтрашнего дня…

20 ноября 2000 года

Прошло два года после драматических событий августа 2005-го. 13 августа я, как и обещал, нашёл Малфоя и убил его. Он пытался скрыться в Хогвартсе, но я, обладатель Карты Мародёров, мог любым способом пробраться в замок и остаться незамеченным. Я решил не медлить и поразил его сразу же, как только увидел. Я боялся, что он может опять убежать, а разыскивать его снова мне бы не хотелось.

После смерти Драко кто-то словно вытащил шипы из моего сердца, и я понял, что отомщён. Больше я никого не убил из мести.

К сожалению, убивать стало моей профессией, ведь я, следуя мечте юношества, был принят на работу в Министерство Магии мракоборцем. Представляю, как выглядела со стороны сцена моего визита в Министерство. Полные ужаса взгляды обращались ко мне, но никто не осмеливался выхватить палочку. Я же был безоружен, а мысль напасть на этих невинных людей, к счастью, не пришла мне в голову. Я знал, что смогу вовремя остановиться.

Конечно, меня взяли без экзаменов, хотя я даже не окончил школу, а на шестом курсе всё-таки завалил зелья. Все были слишком напуганы, чтобы отказать мне, да и мракоборцев, прямо скажем, не хватало после прошлой ночи. Меня известили о том, что к исполнению своих обязанностей я могу приступить через неделю. Итак, у меня оставалось целых семь свободных дней.

Как только меня зачислили в мракоборцы, я вспомнил про Гермиону. На самом деле мне некуда было идти, поэтому я и аппарировал в её дом. Родители Гермионы уже пришли в себя. Увидев меня, они обрадовались, ведь магглы не имели понятия о событиях, происходивших в волшебном мире, иначе испугались бы. Заметив на мне мантию, а в руке волшебную палочку, они приняли меня за друга. Они суетились вокруг меня и просили помочь их дочери.

Когда я вошёл в библиотеку — в комнату, где оставил Гермиону, по телу пробежал озноб. Гермиона была смертельно бледна и не подавала признаков жизни. Я подбежал к ней и коснулся её щеки: она была холодна как лёд.

Я снял с себя мантию, завернул в неё Гермиону, подхватил девушку на руки и аппарировал вместе с ней в больницу святого Мунго. Теперь я уже не обращал внимания на пораженные взгляды, смотревшие мне вслед. Я спешил на пятый этаж в отдел «Недуги от заклятий» — только здесь Гермионе могли помочь.

Целители, с испугом глядя на меня, не стали спрашивать, кто довёл мисс Грэйнджер до бессознательного состояния. Думаю, это было очевидно. Но никто не понимал, зачем Гарри Поттеру, величайшему тёмному магу, спасать от гибели предавшую его грязнокровку. Все они слышали выступление Дамблдора, все смотрели на меня как на смерть несущего. В чём же дело? Видимо, медики решили, что столкнулись с очередной выходкой Гарри Поттера, знаменитого чудака.

Как бы то ни было, жизнь Гермионы теперь была вне опасности. Я просидел в больнице весь день и следующую ночь. Только к утру она пришла в себя. Её карие глаза, распахнувшись, встретились со взглядом моих зелёных глаз, в которых больше не было равнодушия и отчуждённости, а было сожаление. Она угадала это выражение и улыбнулась. «Ты вернулся», — с облегчением выдохнула она.

Но я и сам уже понял, что больше не намерен убивать и мстить. Малфой — моя последняя жертва, но сейчас я не мог сказать этого Гермионе. Она достаточно перенесла за последние часы.

Знаете, почему я её простил? Она единственная раскаялась в содеянном. Если бы Дамблдор признал свою ошибку, я бы не убил его. Если бы Рон признал своё предательство, я бы пожалел его. Если бы Малфой раскаялся, я бы его и пальцем не тронул. Если бы Снейп… Если бы Люпин… Если бы МакГонагалл… Если бы Тонкс… Если бы… Но все они смотрели до самого конца на меня как на убийцу, угрозу для общества, сумасшедшего волшебника, жестокого, бесчеловечного…

После того как Гермиона очнулась, я решил навестить её родителей и сообщить, что всё в порядке. Я нашёл их бледными и напуганными, но, узнав, что их дочь жива и здорова, они предложили напоить меня чаем. Я согласился. Иногда приятно жить по-маггловски, не нарушая ход событий колдовством. По-видимому, я чересчур много времени провёл с Дурслями. Кстати, что с ними? Может, наведаться к ним и напугать хорошенько? Ведь они до сих пор не знают, что я великий тёмный маг.

Но мелькнувшая мысль растворилась в тумане воспоминаний. Мне было трудно сосредоточиться, мысли разбегались в разные стороны, и всё плыло перед глазами. Видимо, от потери сил я упал в обморок. Для родителей Гермионы тогда выдался трудный денёк. Они не имели понятия, как помочь Гарри Поттеру, свалившемуся на пол посреди кухни, но, к счастью, слабость быстро прошла, и я пришёл в чувство.

«Молодой человек, вам бы надо отдохнуть», — взволнованно говорили родители Гермионы. Я согласился с ними, ведь я не спал две ночи подряд. Разумеется, если не считать двенадцать дней в гробу за приятно проведённый отдых. Я прошёл в комнату Гермионы, но не мог ни уснуть, ни просто лежать с открытыми глазами. По правде говоря, я боялся спать, так как подозревал, погружусь в кошмары и буду вновь и вновь переживать события последних двух недель.

Я решил осмотреть комнату и изучить вещи Гермионы. Я никогда не бывал у неё дома, и теперь мне представилась уникальная возможность узнать Гермиону получше, ведь все школьные годы она не была со мной откровенна. К сожалению, я не нашёл ни дневника, ни каких-либо других интересных вещей, если не считать кольца с выгравированными на нём инициалами HP (ГП) — нетрудно было догадаться, чьи они. Я догадывался, что она хранит что-то в этом роде, но кольцо с гравировкой, на мой взгляд, чересчур — уж очень обязывает, мало, кому захочется брать на себя немалую ответственность.

Я немного почитал книгу о сильнейших ядах (всё-таки надо было ликвидировать пробел в незнании зельеварения), а потом тихо аппарировал в Косой переулок. Я решил наведаться в банк Гринготтс. К счастью, Дамблдор не догадался ликвидировать мой сектор, и я без затруднений взял нужное количество денег. Я подозревал, что теперь их мне понадобится гораздо больше, чем в школьные годы.

Также мне было необходимо навестить мадам Малкин: моя мантия, которую мне отдали целители святого Мунго, была вся в крови — я не думал об одежде в последние дни. Странный посетитель в лице бледного и окровавленного Гарри Поттера был принят робко, но почтительно. Старую мантию я оставил в магазине: пора было избавиться от нашивки с эмблемой Хогвартса, тем более бордовый цвет мне порядком надоел. Простая чёрная мантия с зелёной под цвет глаз окантовкой — самое подходящее моему нынешнему статусу преемника Волдеморта одеяние.

Напоследок я зашёл в «Дырявый котёл», чтобы в одиночку отметить своё назначение мракоборцем. В баре было немного народу, всего несколько человек, но они сидели вокруг большого столика и что-то живо обсуждали. Тихо сев за барную стойку, я прислушался. Сидящий в центре стола худой волшебник повернулся лицом к слушателям, и я не мог разглядеть его лица. Говоривший размахивал руками и о чём-то громко рассуждал: «Подумать только, как они ещё его не схватили! Он же настоящий маньяк! Прикончил столько человек за одну ночь, а Фадж даже не отдал приказа его убить. Когда сбежал Сириус Блэк, по всему Лондону бродили дементоры, и они же терроризировали Хогвартс и Хогсмид. А Поттер, на мой взгляд, намного опаснее. Он уничтожил Сами-Знаете-Кого и второй раз выжил после Непростительного заклятия. По мне, так Гарри Поттер бессмертен. Но я уверен, что у Министерства нашлись бы средства, чтобы прикончить этого психа. Вот встретился бы я с ним, я бы ему показал… Я бы, знаете что, сделал?..»

Во время его тирады я еле сдерживал себя, чтобы не расхохотаться. Как только он прервался, чтобы выдержать театральную паузу, я резко повернулся к его слушателям и отбросил волосы со лба, чтобы они заметили мой шрам. Их лица тут же перекосило от страха, но говоривший волшебник в запале своей страстной речи не заметил их выражения или принял за адекватную реакцию на свои слова. Тогда я аккуратно встал, склонился к нему и прямо на ухо проникновенно прошептал в абсолютной тишине: «Что? Что бы ты сделал?» Волшебник, наконец, повернулся ко мне, и недоумение на его лице постепенно сменилось гримасой ужаса: его глаза сначала остановились на шраме в виде молнии, а затем на волшебной палочке, по которой тихонько постукивали мои пальцы. Он судорожно вздохнул. В этот момент я выхватил палочку, словно собирался его заколдовать, но тут же опустил её, слабо улыбнулся и насмешливо спросил: «Страшно?» Волшебники мигом повскакивали со своих мест и бросились к выходу, расталкивая друг друга. В один миг «Дырявый котёл» опустел, а бармен недовольно посматривал на меня, протирая бокалы.

Я рассмеялся и аппарировал в квартиру Гермионы. Это было последнее, что я чётко помню. Как только я аппарировал в комнату Гермионы, я потерял сознание и не приходил в себя три дня. Всё время я был в жару, редко пересекая границу между бредом и реальностью. На четвёртый день утром я очнулся. Тело сковала слабость, а перед глазами мелькали смутные тени — кто-то снял с меня очки. Я слегка пошевелился, и надо мной промелькнуло чьё-то лицо. В руку мне вложили очки, и, надев их, я понял, что лежу на кровати в комнате Гермионы. Сама Гермиона склонилась надо мной и радостно кивала: она поняла, что я почти выздоровел.

Я сел в кровати и спросил, что случилось. Гермиона рассказала, как её родители нашли меня на полу комнаты, уложили на кровать и ждали улучшения состояния. На следующий день Гермиону выписали из больницы, и она сразу же вернулась домой. Решив не обращаться за помощью к целителям святого Мунго, она применила несколько полезных заклинаний, приготовила зелье по рецепту профессора Снейпа и стала ждать. Видимо, её благоприятное расположение ко мне было привычной игрой: она не хотела умирать, а также боялась за своих родителей, которых я намеревался убить. Гермиона взволнованно тараторила о том, как она переживала за меня и боялась за моё здоровье. Я уже не слушал её: было трудно сконцентрироваться. Но уже через несколько часов я был в состоянии подняться и самостоятельно передвигаться.

К концу недели я был практически здоров, и в назначенный день приступил к работе мракоборцем. О моём возвращении в Хогвартс не могло быть и речи, и Гермиона, как ни странно, тоже отказалась заканчивать школу. Я убеждал её вернуться и доучиться последний год, но она была непреклонна. Мы были совершеннолетними волшебниками, основы магии мы вполне усвоили за шесть лет — школа не могла дать нам никаких новых знаний. Что касается трансгрессии, то аппарировать мы научились ещё на шестом курсе и успешно прошли проверку.

Гермиону без особых затруднений приняли на работу в Министерство. Через год, после смещения Фаджа, она заняла пост министра магии. Впрочем, факт назначения не окончившей школу колдуньи на столь важное место ни у кого не вызвало удивления: работников в Министерстве не хватало, а среди имеющихся в наличии было мало достойных, а Гермиона шесть лет отлично училась в Хогвартсе, её репутация была безупречна. Даже общение со мной не отразилось на её карьере.

Изменения происходили во всём магическом мире Англии. Место директора Хогвартса занял Хагрид. Внезапно все вспомнили, что он был самым преданным Дамблдору человеком. Лесника наконец-то оценили по достоинству. Он ещё долго не верил счастью и твердил, усердно утирая слёзы: «Великий человек… Дамблдор…» К счастью, я не присутствовал при сей трогательной сцене. Хагрид не простил меня, уже около двух лет мы с ним не разговаривали.

Правда, совсем недавно мы случайно встретились. Примерно месяц назад мы с Гермионой были на кладбище. Очень неловко приходить к могилам людей, которых ты же и убил. Со всех кладбищенских камней на меня глядели имена тех, кто пал от моей руки. Возле могилы Дамблдора стоял наш полувеликан и плакал. Гермиона тихо подошла к нему и бережно коснулась его руки. Я стоял поодаль, не решаясь нарушить грустную идиллию.

Внезапно Хагрид обернулся и, заметив меня, отошёл. Слёзы блестели в его глазах, но взгляд был отчуждённым и даже ненавидящим. Я спокойно смотрел на него, но сердце судорожно сжималось. Хагриду я никогда не собирался мстить, потому что он до самого конца не знал о пророчествах и о моём готовящемся убийстве. Вдруг Хагрид содрогнулся всем телом, с рёвом кинулся на меня и повалил на землю. Несколько могучих ударов обрушились на меня, очки слетели с носа и упали в траву. Я не мог достать палочку, ведь Хагрид придавил меня всем телом, но, по правде говоря, эта мысль и не пришла мне в голову. Я не хотел сражаться с ним. Вдруг давление прекратилось, и великан был отброшен в сторону — Гермиона применила заклинание Левитации. Она подбежала к Хагриду и помогла ему подняться. Она что-то горячо шептала ему, но он её не слушал. Хагрид с яростью смотрел на меня, готовый снова начать атаку. Я уже поднялся на ноги, отряхнул с мантии землю и поражённо наблюдал за бывшим другом. Хагрид, с трудом сдерживаемый Гермионой, сделал несколько шагов ко мне и глухо произнёс: «Ты… Ты убил…всех…» Затем он стряхнул с себя руки Гермионы, резко повернулся и быстрыми шагами ушёл.

Глотая слёзы, Гермиона подбежала ко мне, схватила за рукав мантии и потащила к выходу. Всю дорогу её грудные рыдания отдавались у меня в ушах. У выхода с кладбища она, не попрощавшись, аппарировала. Я последовал её примеру и уже спустя несколько секунд находился в своей лондонской квартире, приобретённой сразу после трёхдневной горячки. Вечер прошёл как обычно: в роскошно обставленной гостиной, наедине с бутылкой виски, потом сонное зелье, которое я научился мастерски готовить и, как финальный аккорд, ночь без кошмаров — одна из немногих радостей, доступных Гарри Поттеру.

Кто же я? Стал ли я тёмным магом или вернулся на проторенную дорожку добра? Можно сказать и так. Я лучший мракоборец Министерства, что вполне объяснимо: я могу выйти сражаться даже без волшебной палочки, и всё равно победа будет за мной. Непростительные заклятия на меня не действуют, но сам я практикую их с большим успехом. С недавних пор я очень богатый человек: крупные гонорары мракоборца и многочисленные премии — основные источники моих доходов, и с каждым годом они всё увеличиваются. По долгу службы я убивал многих людей, но не вкладывал в убийства ничего личного: ни к одному из убитых мной волшебников я не испытывал ненависти, я просто выполнял свою работу. Конечно, я не палач, но мракоборцам разрешено применять смертельные заклятия для особо опасных преступников. Не могу сказать, что злоупотребляю этим жестоким правом.

Я вернул себе репутацию героя, всеобщего любимца, спасителя и защитника невинных. Для нынешнего магического мира я стал кем-то вроде Дамблдора — оплот надежды, твёрдая, нерушимая опора. Благодаря мне больше половины волшебников чувствуют себя в безопасности. Можно сказать, что сейчас я полностью признан в мире магов. Меня уважают, а многие боятся, помня о былых ужасах, совершённых в августе 2005-го.

Но счастлив ли знаменитый Гарри Поттер? Не знаю. Я так и не научился доверять. С болезненной отчаянностью я привязывался ко многим людям, надеясь найти в них дружбу, любовь, участие, но отлично знал, что все человеческие отношения обречены на разрыв. Даже Чжоу Чанг, ставшая привидением, не хотела со мной разговаривать. Все воспринимали меня не иначе, как убийцу, в каждом взгляде я читал страх и опасение, не видел искренности. Меня окружали подхалимы, лицемеры, которые унижались передо мной, хотя я и не хотел этого.

Ни о каких близких отношениях не могло быть и речи, хотя, подозреваю, именно они смогли бы отогреть моё омертвевшее сердце. Правда, одна девушка рискнула тесно общаться со мной, но, думаю, было сделано это не от большого ума. Она не умела рассуждать, без умолку трещала о всякой ерунде, возомнила меня неким романтическим персонажем и даже углядела демонические черты в моём характере. Несколько месяцев я терпел её от скуки, а затем перестал отвечать на её письма, которыми она меня забрасывала. Отвергнутая возлюбленная даже попыталась прийти ко мне домой, но она не знала, что я первым делом защитил своё жилище ворохом заклинаний. Пробраться ко мне было практически невозможно. Да и кто бы осмелился нарушить покой Гарри Поттера? Разве что самоубийца, как любят шутить мои коллеги по работе.

В последнее время мои мысли занимает один человек, чувство к которому изводит меня, но, увы!, эту привязанность я не в силах одолеть. Гермиона необычайно холодна со мной, держится отчуждённо, насколько это позволяет этикет. Я бы хотел вернуть прежние отношения, но всё время останавливаю себя на мысли, что она никогда не была мне подругой. Теперь я часто бываю у неё, но практически всегда мы храним молчание. Не раз, уходя из её дома, я слышал за дверью судорожные рыдания.

Две недели назад я снова сидел на диване в её гостиной, она — рядом со мной. В тот день я как раз расстался с надоевшей поклонницей, и мне как никогда хотелось поговорить с кем-нибудь. Но Гермиона упорно хранила молчание, погрузившись в книгу. Я пытался занять себя, но не выдержал тишины. Собравшись с духом, я спросил: «Гермиона, почему ты молчишь?» «О чём ты, Гарри?» — отвлечённо отозвалась она, не отрываясь от десятого тома «Магической Энциклопедии». Я вырвал книгу из её рук, резко встал с дивана и быстро прошёлся по комнате. «Ты не хочешь меня видеть? Неужели я противен тебе? Я уйду, если хочешь».

«Нет, что ты, Гарри. Останься».

«Но я же вижу, ты боишься меня. В твоих глазах то и дело мелькает ненависть к убийце. Я знаю, я убил многих близких тебе людей. Но, признаюсь, я не чувствую вины».

«Зачем ты говоришь это мне? Если ты считаешь, что правильно поступил, не надо быть со мной!»

«Вы вынудили меня так поступить. Я никогда не был злым, ты знаешь это».

«Но жажда мести почему-то пересилила твою хорошую половину. Ты чудовище! Ты уничтожил всех друзей! Ты грозил убить моих родителей! Ты унизил и запугал меня, а потом приходишь каждый день и сидишь, как ни в чём не бывало! Зачем ты продолжаешь меня мучить?»

«Так значит, ты всё время терпела меня? Ты ни на миг не забыла прошлое? Ведь ты была моей подругой!»

«Я никогда не была твоей подругой! Тебе только казалось, что между нами существует дружба и взаимопонимание, но ты никогда не был другом мне! Да, я предательница, как ты говоришь. Но я делала всё, чтобы ты не смог никому навредить. Я хотела спасти невинных людей, которые могли пострадать и пострадали из-за тебя».

«Боже, каким я был наивным! Я снова купился на твою превосходную актёрскую игру! Я думал, что действительно дорог тебе. Я поверил, что ты раскаялась. Как я ошибался!»

«О чём ты говоришь? В тебе нет чувств! Твоё ледяное, мёртвое сердце ничто не может тронуть!»

«Не смей так говорить! Ты должна быть благодарна мне. Я оставил тебе жизнь!» «Что?» — Гермиона разъярённо прищурила глаза. «Ты пощадил меня? Ах, ты сделал одолжение! Ну, так я возвращаю долг!» — Гермиона размахнулась и ударила меня по щеке. «Убей меня сейчас, что же ты?» — она снова занесла руку, видя, что я спокойно отреагировал на первую пощёчину. Я перехватил её кисть и с силой прижал к губам. Гермиона онемела от удивления и не попыталась вырваться. Тогда я, осмелев, приблизился к девушке и поцеловал её. Первый и последний, отчаянный поцелуй любви, пришедшей ко мне после стольких страданий, но обречённой на ещё большие муки.

Гермиона пришла в себя и с отвращением оттолкнула меня. Её глаза были полны прежнего страха, который поселился в ней из-за меня. Я вышел из комнаты, оставив её одну.

Она была права. Я не имел права жить, как все, или хотя бы как раньше. На моей совести лежало больше смертей, чем я мог вообразить, ведь лица своих жертв я до сих пор помню смутно.

В день нашего объяснения с Гермионой я впервые осмелился уснуть без зелья. Мне приснился кошмар, который мучает меня по сей день: я наколдовываю себе поднос с чашками чая и булочками, но как только делаю глоток из чашки, понимаю, что вместо чая налита кровь, откусываю от булочки — в руке у меня оказывается ещё бьющееся человеческое сердце.

Когда я убивал людей, я думал, что это нормально, что я поступаю правильно. Я осознанно причинял боль, но не жалел об этом. Сейчас мне очевидна жестокость, с которой я убивал людей, но что можно изменить? На следующий день после ссоры Гермиона прислала сову с извинением за своё вчерашнее поведение.

Я разочарованно отослал её обратно с ответным извинением: формальности должны быть соблюдены. Страх заставляет Гермиону забывать себя, она слишком боится за тех немногих близких людей, оставшихся в живых. Как бы мне хотелось сказать ей, что я чувствую, но это невозможно. Она видит во мне монстра, убившего десятки или даже сотни людей.

Поэтому всё, что мне остаётся на данный момент, это днём сражаться с тёмными магами, а затем проводить одинокие вечера, сидя у камина, и глоток за глотком уничтожать очередную бутылку виски.