Как причудлива память человека. Порой ты хочешь вернуться к какому-нибудь событию в прошлом, но картинка ускользает от тебя, словно песок, который пылью сыпется сквозь пальцы. И ты в бессилии сжимаешь руку, пытаясь остановить неизбежность. Но ладонь уже пуста. Воспоминание растворилось в прозрачном воздухе, лишь слегка коснувшись ресниц крылом бабочки.
Но чаще все происходит наоборот. Воспоминания настигают в самый неожиданный момент, когда их ждешь меньше всего.
Например, примеряя парадную мантию перед приемом, который устраивает отец в честь твоего восемнадцатилетия. Ты бросаешь в зеркало последний взгляд, чтобы убедиться, что прическа как всегда великолепна, ни один волос не выбивается из-под нагеленной укладки, безукоризненно отутюженная одежда сидит, как влитая…
И вдруг ты понимаешь, что стекло отражает не привычную высокую худощавую фигуру, а поджарого молодого человека немного ниже ростом, молочно-белая кожа приобрела цвет каппучино, вместо аккуратно приглаженных светлых волос — непослушно торчащие в разные стороны черные вихры, серебро прищуренных глаз переплавилось в широко распахнутые изумрудные озера, а саркастически искривленные тонкие губы растягиваются в ответ в искренней, жизнерадостной улыбке. Слизеринская змея превратилась в гриффиндорского льва.
И ты словно во сне протягиваешь руку к зеркалу, как будто хочешь пройти сквозь него, прикоснуться к тому человеку, который стоит по другую сторону стекла и ласково смотрит на тебя, пряча блеск зеленых глаз за старыми очками.
Но ладонь натыкается лишь на ледяную поверхность зеркала, жестоко разделяющего два мира — живых и…
И тут те воспоминания, которые ты так упорно отгонял от себя, обрушиваются на тебя со всей мощностью снежной лавины, сошедшей с высокой горы.
Сейчас, стоя в своей комнате в поместье Малфоев, ты снова видишь, как то тут, то там обрушиваются стены ставшего почти родным за семь лет Хогвартса. Чувствуешь панический страх, что сейчас из-за угла в тебя выстрелят Авадой Кедаврой: кто-то из Пожирателей Смерти — так как перепутает тебя с врагом; член Ордена Феникса — просто потому, что ты Малфой. И никого не волнует, что ты так и не принял Метку и смертельно боишься громыхающего со всех сторон боя.
Ты снова ощущаешь запах гари от полыхающего в кабинете трансфигурации пожара, слышишь грохот взрывов, видишь яркие вспышки заклинаний и разлетающиеся в разные стороны камни, в которые они попадают.
Страх подгоняет тебя, заставляя бежать на улицу, подальше от сражающихся до последнего вздоха волшебников, защищающих каждый свою правду: черную — Темного Лорда или светлую — Дамблдора.
Ты знаешь, что из Хогвартса нельзя трансгрессировать, защитное поле вокруг замка кончается где-то в Запретном лесу. Да, ты всегда боялся этого зловещего бора, который скрывает в своей чаще немало ужасного и который может оставить тебя в своих сетях навсегда, если ты ему не понравишься. Но сейчас это единственное место, способное тебе помочь спастись из ада, в который превратилась Школа чародейства и волшебства.
Ноги сами несут тебя к спасительным деревьям, но внезапно ты останавливаешься, как вкопанный. Ужас почти парализует тебя. За хижиной Хагрида, у самой кромки Запретного леса ты видишь неподвижно распластанную на земле фигуру.
— Поттер! — срывается с твоих губ полувздох-полувсхлип.
Но он никак не реагирует, продолжая лежать на траве, словно сломанная кукла, с вывернутой под неестественным углом левой ногой и поджатой под себя правой рукой.
И ты, забыв про страх и раскаты боя, подхватываешь своего вечного противника на руки и несешь подальше от битвы, скрываясь в тени деревьев. Ты, всегда брезгливо морщивший нос при виде даже крохотной соринки на своей одежде и проводивший часы за укладкой прически, сейчас не обращаешь ни малейшего внимания на то, что волосы рассыпались в беспорядке, твоя мантия перепачкана в грязи, а руки заливает кровь раненого гриффиндорца. Ты несешь его вглубь Запретного леса, туда, откуда можно будет трансгрессировать. Но если раньше ты хотел отправиться в поместье, то сейчас твоей целью стала больница, куда необходимо доставить раненого Поттера.
Ты склоняешься к его лицу, с тревогой прислушиваясь. Если бы не изредка прорывающееся сквозь полураскрытые губы тихое хриплое дыхание, могло бы показаться, что он мертв.
Ты прижимаешь его к себе, баюкая, как спящего ребенка. Только он не спит, он без сознания. Голова беспомощно откинута назад, обнажая покрытое рубцами и засохшей кровью горло. И ты бережно кладешь его голову себе на плечо, чтобы как можно меньше тревожить многочисленные порезы. Кажется, что все его тело превратилось в одну большую открытую рану. И ты торопишься, продираясь сквозь деревья, чтобы не дать ему истечь кровью.
Наконец, каким-то шестым чувством ты понимаешь, что отсюда уже можно трансгрессировать. Прижимая Поттера к себе еще плотнее, ты произносишь заклинание, которое переносит вас к дверям больницы святого Мунго.
Если медсестра, с который вы сталкиваетесь в приемном отделении, и удивлена видом двух молодых людей, с головы до ног покрытых смесью грязи и крови, то не подает виду, мгновенно вызывая санитаров с носилками.
— Вы должны его спасти! — твой хриплый срывающийся голос гулким эхом отражается от стен и рассыпается в воздухе, пропитанном лекарствами и болью. — Пожалуйста!
Кто-то забирает его из твоих окоченевших рук и бережно кладет на специальную тележку для перевозки больных.
— В реанимацию! — как сквозь туман доносится до тебя.
— Вам тоже нужна помощь. — в поле зрения появляется медсестра. — Вы весь в крови.
— Это его, — шепчешь ты, устало опускаясь на пол и прислоняясь спиной к стене.
Девушка собирается что-то возразить, но ее отвлекает новый посетитель.
— Подождите минутку, я сейчас Вами займусь, — говорит она тебе и направляется к пожилому мужчине, который нетерпеливо стучит волшебной палочкой по стойке регистратуры.
Но ты не собираешься больше здесь оставаться. Ты сделал все, что мог. Но если кто-нибудь узнает, что Драко Малфой принес умиравшего Гарри Поттера в больницу, за твою жизнь не дадут и ломаного гроша. И ты тратишь последние силы на то, чтобы трансгрессировать в поместье и упасть без сознания на ковре в гостиной.
Когда ты приходишь в себя, оказывается, что ты лежишь в собственной кровати.
— С возвращением, сын, — раздается рядом голос отца. — Двое суток, конечно, много, но ты в порядке.
Люциус никогда не спрашивает — он констатирует. Поэтому спорить бесполезно.
— Все кончилось? — ты еще слаб, но тебе необходимо знать.
— Хогвартса больше нет. Поттера тоже. А старый маразматик Дамблдор в одиночку не представляет никакой опасности.
— Как… нет… Поттера? — ты хрипло выдавливаешь из себя слова, голос отказывается повиноваться.
— Слабак, — выплевывает Люциус. — Думаю, Дамблдор отправил его из Хогвартса. Оттуда ведь нельзя трансгрессировать, подобные фокусы проходят только у Альбуса. Но спасти Золотого мальчика ему все равно не удалось. Поттер умер в больнице святого Мунго, не приходя в сознание.
Ты в изнеможении закрываешь глаза, чувствуя, как мир начинает вращаться с бешеной скоростью, кровь сотней молоточков стучит в висках, выбивая одно слово: "Мертв! Мертв! Мертв!" И ты не замечаешь, как проваливаешься в спасительную черноту забытья.
Следующие полгода проходят как во сне. Ты с трудом передвигаешься по поместью, плохо понимаешь, что тебе говорят окружающие. И пытаешься отогнать страшные видения окровавленного гриффиндорца и холодный голос отца, повторяющего "Поттер мертв".
И вот теперь ты стоишь перед зеркалом и вместо своего изображения видишь Поттера. Живого Гарри, который нежно смотрит на тебя и улыбается такой улыбкой, за которую ты готов отдать душу. Гарри, который не дожил до своего семнадцатилетия всего неделю.
А сегодня ты собираешься праздновать свой день рождения. В большом зале поместья уже собрались гости отца, которые ждут, когда спустится именинник.
На улице кружит февральская вьюга, ветер задувает в окно, но ты не замечаешь холода. Ты не замечаешь ничего вокруг, кроме зеленоглазого брюнета, улыбающегося из другого мира.
И вот поднята волшебная палочка, взмах руки… Ты нараспев произносишь слова, которые идут из самого сердца. Следом за звуком они отображаются на поверхности зеркала.
На секунду ты замираешь, и вот — последнее.
— Авада Кедавра!
Зеленая вспышка скользит к отражению и, отталкиваясь от поверхности, возвращается обратно к тому, кто послал смертельное проклятье.
— Я найду тебя там, Гарри! — успеваешь прошептать ты, прежде чем свет заклинания сольется с цветом его глаз, забирая тебя с собой.
И ты уже не видишь, как в этот момент распахивается дверь, и в комнату вбегает тот самый брюнет, только что отражавшийся в зеркале. Он кидается к твоему телу, которое уже покинула жизнь, и падает на колени.
— Малфой! — кричит он, но уже понимает, что ты мертв.
И тут он замечает надпись на зеркале. Красивый почерк, легкий наклон, завитушки у заглавных букв — именно так ты писал доклады по зельеделию. А сейчас он видит слова, выведенные чем-то красным на блестящей поверхности.
Я не помню, как все начиналось,
Но я помню печальный итог.
На куски мое сердце взрывалось,
Чтоб упасть красным пеплом у ног.
Бронза кожи и запах сандала,
Твои нежные губы, слова
И обманчивый голос металла –
Все, что режет меня без ножа.
Я тебя никогда не увижу,
Утонув в изумруде очей.
Говорю, что тебя ненавижу,
Но люблю с каждым днем все сильней.
— Драко! — шепчет он, и слезы льются из изумрудных глаз. — Я ведь даже не успел сказать тебе… Драко…
Он так потрясен, что даже не видит, как сзади появляется твой отец, который наставляет на него палочку и кричит:
— Авада Кедавра!
И Гарри замертво падает на тебя. Ваши губы слегка соприкасаются, но ни один из вас уже не чувствует первого и последнего поцелуя.
Наверное, это все-таки счастье — умереть рядом с любимым, и чтобы твоим последним словом в этой жизни было его имя.
* * *
Ветер кружит над разрушенным поместьем Малфоев, и в его танце слышится легкий шепот:
Vova
