Тишина дней просто убивает меня и перетирает порошок, я даже чувствую, как каждая клетка моего тела безвозвратно погибает: так я рассыпаюсь по кусочкам вот уже год. Эта тишина даже страшнее твоего молчания, которое пробуждало во мне нескончаемый непонятный страх перед существованием. Но сейчас все гораздо хуже. Тебя, и даже той тишины, которую ты приносил вместе с собой, уже нет ни со мной, ни с кем-либо, и нигде. И больше не будет, никогда. Поэтому вот уже год, я каждое утро начинаю с того, что плотно закрываю занавески во всем Имении, где сейчас я живу совсем один (родители уехали во Францию, после вынесения вердикта всем Пожирающим о помиловании), чтобы не видеть солнца, которое так напоминает тебя. Смешно, но ты для меня ты был красно-желтым гриффиндорским солнцем, не всегда, конечно, любимым, но солнце в любом случае остается солнцем, а если вдаваться в астрологию — звездой. Ты был, и остаешься звездой, Гарри Поттер. Пусть уже не самой яркой на небосклоне нашей жизни, но мерцающей. И я готов признать, я злился из-за того, что ты был такой звездой, а я нет. Но все это до поры до времени, и потом звезда стала не раздражать меня своим пеклом и сиянием, а наоборот, я стал всем больше и больше восхищаться ею, и даже, боготворить. Но это где-то далеко в моей душе, сам того не осознавая. Наверное, это чувство пробудилось во мне там, где сейчас очень темно, ведь солнце-то, погибло. Сгорело в агонии, разлетелось на куски, и все ради кого, а точнее из-за кого? Да, из-за того, кто некогда был моим Господином, Лордом и Повелителем. Две звезды в тот вечер угасли. Хотя, нет, Волдеморт никогда не был звездой, он был простым метеором, который все разрушил и врезался в наши жизни, как острый нож в живот. Я тогда понял, почему он так боялся умереть, а особенно, от твоей руки. Все мы боимся быть забытыми, и затемненными чужим сиянием, и он оказался не исключением. Он ведь тоже сгорел, как и ты, но у вас было единое различие: ты погиб для других, а он погиб из-за себя, и той глупости, которая, как ни странно, занимала большую часть его мозга. Волдеморт был убит собственным ядом — ненавистью и властью.
Ну вот, что я и хотел сказать, что моя звезда навсегда угасла в небе, как и та жизнь, на которую ты меня обрек, даже после того, как я рассказал всю правду, и отказался от войны, и даже, пытался отговорить тебя. Но, по-видимому, бывший школьный враг, признавшийся в любви (звучит иронично, да?), не в состоянии был остановить тебя. Как и все твои друзья, и наставники, которые день ото дня, пытались подавить в тебе тот порыв "к убийству", как они говорили, и потом считали тебя ненормальным. Они судили только по себе, и этот порыв был у них. У тебя же было рвение к свободе. Свободу, которую ты никогда не пробовал, потому что война всегда сковывала ржавыми цепями запястья. И обвинить тебя в том, что ты хотел вдохнуть глоток свежего воздуха, того воздуха, в котором не было перешептываний о "сами-знаете-ком", и зеленых вспышек, и чужих слез. Моя звезда угасла, а для того, чтобы осознать это визуально, я и закрываю плотные занавески. И больше никто не вспоминает о звезде, все они и так ослеплены победой. Отец вчера приезжал, и сказал, что через два месяца я женюсь на дочери его друга, такого же прохвоста, сумевшего улизнуть от глаз Министерства, как и он сам. Но нет, отец был даже уже: перед министерским судом, он принес в оправдание то, что его преданный сын, выполняя ЕГО волю, перешел на сторону Гарри Поттера. Этого я ему до сих пор не могу простить, и дело даже не в принципе, а в той подлости, которая до сих пор в нем не умерла. Итак, я видел свою будущую невесту. Пустые глаза, нескончаемые бессмысленные фразы, летящие изо рта, и главное — полное равнодушие, в чем ей можно позавидовать. Но я не могу! Я правда не могу, даже находиться рядом с ней зная, что через два месяца мы поженимся, и ты, и все, что произошло, останется в прошлом. Как бы это все не было страшно и ужасно — это все то, что мне осталось в напоминаниях о тебе. Но, что делать? Деваться некуда, и глупо было думать, что развал империи Темного Лорда означает крушение семейных традиций вместе с
ним. Остается только одно — жить. Но и для этого не осталось смысла, мою душу закопали вместе с тобой глубоко в землю, и поставили мраморный скромный памятник, как воспоминание.
Странно, но я уже не замечаю даже слез, льющихся из глаз — это стало привычкой. Но когда они кончаются, становится еще хуже, и тогда я ощущаю, как мою душу начинают резать на кусочки-лоскутки, пуская по ветру. Да, хорошо бы было раствориться в потоке ветра с тобой.
Я подхожу и открываю темные плотные занавески, пуская яркий свет в комнату. Он бьет мне в опухшие от слез глаза, но уже не важно. Я дергаю рассохшеюся раму, и теплый весенний воздух ударяет в лицо. Встаю на подоконник, и, глядя на огромный желтый шар в небе, растворяюсь в небе вместе с тобой
Vova
