Стоял теплый, искрящийся солнечными лучами октябрь. Ветви деревьев, еще не успевшие оголиться в предчувствии зимы, полыхали ярким пламенем разноцветных листьев. Хогвартс был подобен древнему осколку камня, заключенному в ласковой теплоте янтаря. Осенний пейзаж дарил удивительное чувство уюта и покоя. Но все-таки где-то в глубине этой чувственной яркости ощущалась близость конца: скоро, очень скоро последние бурые листья, сорванные порывом холодного ветра, опустятся на землю; небо, сейчас словно сотканное из ярко-голубого шелка, станет тяжелым мутно-серым балдахином, который закроет мир от солнца и тепла; выпадет снег; природа погрузится в глубокий, почти мертвый сон; и черно-белая действительность зимы напомнит о том, что ничто не вечно в этом мире.
Он смотрел в окно. Сегодня, в этой теплый осенний день к нему снова пришла застарелая, но все еще томящая душу печаль. Он встал из кресла, подошел к шкафу и, взяв из него бутылку виски, возвратился в окну. Каждый год он повторял этот странный ритуал поклонения своей ностальгической грусти, каждый год он убивал в себе эту грусть, вспоминал и забывал снова. Хотя, наверное, если бы он мог отправиться в прошлое, он ничего не стал бы менять. Слишком многое было прожито, испытано в первый и последний раз. Он любил, верил, надеялся, учился быть самим собой и ни за что себя не винить. Вся его жизнь была предрешена той осенью, как будто судьба определила, что этого чувства ему хватит на все оставшиеся годы. И пока что его хватало. Какая-то часть души до сих пор упивалась этой страстью. Тогда он любил и ненавидел одновременно, но именно эта терпкая смесь двух полярных чувств делала его душевные переживания настолько острыми и неповторимыми.
Может быть, все произошедшее было банально... Встреча, зарождение чувства, страсть. А вот дальнейшее развитие событий не входило в рамки бульварных романов. Наверное, они были не теми героями, их связь не могла иметь того сладенького приторного конца »...и жили они долго и счастливо». У них все было как-то слишком. Слишком ярко, слишком быстро, слишком больно...
Он глубоко вздохнул и сделал глоток виски прямо из бутылки. Эта чертова ностальгия вызывала в нем самом непреодолимое отвращение, но он ничего не мог с ней поделать. Просто она приходила в один из ярких осенних дней, когда сама природа призывала окунуться в нежность и заботу. Ему было не с кем разделить эту уютную красоту, и он неминуемо вспоминал о том, что когда-то рядом с ним был человек, который приносил в его жизнь любовь.
Любовь... Он задумался над значением этого слова. Пожалуй, каждый человек вкладывает в него свой смысл, ведь никогда нельзя понять, что творится в душе других людей. Может быть то чувство, которое ты принимаешь за любовь, для другого любовью вовсе не является. Его любовь была похожа на качели — то взмывающие в неповторимом восторге вверх, то обрушивающиеся в бездну непреодолимого страха падения: великое счастье: рядом, — и убивающее душу горе: без. Тогда он слишком часто признавал власть любви в своем сердце. После он просто не позволял себе думать об этом, и постепенно она ушла, оставив лишь эту осеннюю ностальгическую грусть.
Первый год после их разрыва он ощущал почти физическую боль, которая заставляла его мысли постоянно возвращаться к одному и тому же. Он даже хотел покончить с собой, чтобы вместе с жизнью из него ушло страдание, обида, несправедливость, чтобы весь мир свернулся в пустоту, чтобы исчезли все его мысли, а главное исчез образ любимого человека, ставший ему почти ненавистным. Но что-то его остановило. Видимо где-то в глубинах разума сохранилась крохотная крупица гордости. Он смог, он выжил, он даже как-то существовал дальше, только вот эта жизнь была какой-то странной пьесой, написанной им самим. Он специально совершал ошибки, специально убивал свою душу, специально опускался в самые глубины мерзостей этого мира, как будто все это могло стать его местью. Местью Ему, человеку, который уже давно ушел из этого мира и не мог видеть его страданий.
Он был тогда еще совсем мальчишкой, но от этого еще удивительнее становилось, как он, такой юный и неопытный, мог испытывать такое сильное, всепоглощающее и всепрощающее чувство. Каждое утро первая его мысль была о любимом человеке, каждую ночь последняя мысль была о нем. В его маленьком влюбленном мирке царила вечная весна. Точнее ему казалось, что она будет вечной, но потом пришла страстная порывистость лета и та самая последняя нежность осени перед холодной мертвой зимой. Все произошло так быстро, что сначала он просто не поверил в конец волшебной любовной сказки. В несчастливый конец. Сначала было удивление, затем обида и только потом пришла боль. Казалось, что мир сжался до размеров пульсирующей точки в его груди. В голове бился один вопрос: «Почему?». Он не верил, не мог понять, как человек, которому он подарил свою душу, смог так легко его оставить. Такое элементарное уравнение его любви неожиданно стало неразрешимым.
Он снова проклял свою память, которая с такой изощренной жестокостью подбрасывала ему эти воспоминания. Боли уже не было, но в нем, таком взрослом и рассудительном, до сих пор осталась та мальчишеская обида. Глубоко затаенная, почти неосознанная, она тихо жила в его душе, напоминая о себе лишь в эти теплые осенние дни.
Он пил. Пил достаточно много для того, чтобы снова забывать. Несколько дней — и он становился тем холодным умным мужчиной, которым его знали окружающие. Лишь несколько человек напоминали ему о его молодости, и он ненавидел их, потому что порою из-за их присутствия сквозь придуманную им маску вновь прорывался образ того юного нежного мальчика, которым он когда-то был. Они помнили его таким, а он хотел, чтобы они забыли. Временем того юноши была короткая пора меланхоличной осени, а потом он запирал его в глубинах сознания, и ничто не должно было выпускать его оттуда.
Бутылка виски уже была пуста. Комната слегка расплывалась перед его глазами. Он встал, спустился по ступеням в спальню и рухнул на кровать. Через несколько мгновений он уже спал:
“— Что ты мне расскажешь сегодня?
— А что ты хочешь услышать? Ты же знаешь, я рассказал тебе уже все истории, которые знал.
— Нет, ты знаешь гораздо больше, я чувствую. Расскажи мне одну из твоих историй, послушав которую я бы поверил, что моя любовь к тебе нормальна.
— Какой ты все-таки еще маленький и глупый. Ни одна история не убедит тебя в этом, пока ты сам не поверишь.
— Просто все это слишком странно для меня.
— Не странно, а ново.
— Нет, я чувствую себя... другим, не таким как все. Я не нормален.
— А кто определяет, что такое нормальность? Если следовать твоим высказываниям, то я тоже «не нормален».
— Ты — другое дело. Тебя это не тяготит.
— А тебя тяготит? Если да, то как ты можешь говорить о любви? По-настоящему любящий человек забывает все.
— Я по-настоящему тебя люблю, но я еще не привык к этому... Помоги мне, расскажи мне о любви.
— О любви... Зачем рассказывать о ней? Ее надо чувствовать в своей душе.
— Я просто хочу. Пожалуйста.
— Ну что же, раз тебе так хочется... Давно... Очень давно существовал остров, на котором жили все Чувства и духовные ценности людей: Радость, Грусть, Познание и другие. Вместе с ними жила и Любовь.
Однажды Чувства заметили, что остров погружается в океан и скоро скроется в морских глубинах.
Все чувства сели на корабль и покинули остров. Любовь не спешила и ждала до последней минуты. И только, когда она увидела, что на спасение острова нет надежды, и он почти весь ушел под воду, она стала звать на помощь. Мимо проплыл роскошный корабль Богатства.
Любовь просила взять ее на корабль, но Богатство сказало, что на его корабле много драгоценностей, золота и серебра и для Любви места нет.
Любовь обратилась к Гордости, корабль которой проплывал мимо... Но в ответ Любовь услышала, что ее присутствие нарушит порядок и совершенство на корабле Гордости.
С мольбой о помощи Любовь обратилась к Грусти.
«О, Любовь, — ответила Грусть, — мне так грустно, что я должна оставаться в одиночестве».
Мимо острова проплыла Радость, но она была так занята весельем, что даже не услышала мольбу Любви.
Вдруг Любовь услышала голос:
«Иди сюда Любовь, я возьму тебя с собой».
Любовь увидела седого старца, и она была так счастлива, что даже забыла спросить его имя. И когда они достигли земли, Любовь осталась, а старец поплыл дальше.
И только когда лодка старца скрылась, Любовь спохватилась — ведь она даже не поблагодарила старца.
Любовь обратилась к Познанию:
«Познание, скажи мне, кто спас меня?».
«Это было Время», — ответило Познание.
«Время?» — удивилась Любовь — Отчего Оно мне помогло?»
Познание ответило:
«Только Время понимает и знает, как важна в жизни Любовь».
— Красиво... Но ведь я люблю тебя сейчас, почему же Любовь спасает Время?
— Ты поймешь это потом. А сейчас иди ко мне и докажи, что ты действительно меня любишь».
* * *
... Я когда-то любил тебя так,
Как не может мужчина любить,
Я любил, отдавая себя
И не помня сомнений души.
А теперь ты навеки мой враг,
Потому что нельзя уходить,
Покидать, тех кто любит тебя
Как забытых бездомных собак.
Не прощу, потому что прощать,
Как надеяться, верить, нет сил,
Буду помнить лишь каждый твой шаг,
Звук шагов, затихающих... Льстец,
Говорил о любви, умирать
Оставляя меня... Ты убил
Мою душу. А я был дурак...
А теперь — пониманье — конец...
* * *
Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил, сидел на подоконнике и наблюдал за падающими листьями. Он любил осень, ее теплые тона и приглушенный солнечный свет. Ему всегда казалось, что она похожа на пламя в камине, такое уютное, согревающее тело и душу. Осень дарила ему легкую меланхолию и ностальгию по чему-то, еще не прожитому. Ему было просто хорошо и немного грустно. Тишина, гармония природы в предчувствии зимнего сна, последнее тепло — все это пробуждало в нем чувство покоя и защищенности, когда ему не хотелось никого видеть.
Но, как это часто бывает, именно в этот момент Рону Уизли срочно понадобилось задать ему пару глупых вопросов:
— Гарри, чего ты тут сидишь один? Пойдем прогуляемся до хижины Хагрида.
— Я не хочу, Рон. Давай попозже. — Поттер постарался скрыть свое раздражение. Ему самому было неприятно, что он почему-то злился на друга.
— Х-м...Ну... Ладно, — разочарованно протянул Рон. — А что ты тут делаешь?
— Думаю. — хмыкнул Поттер.
— А-а... Ну да, интересное занятие… — мальчик улыбнулся, но улыбка получилась невеселой.
— Точно. — Гарри несколько секунд помолчал. — Слушай, Рон, мне сейчас хочется посидеть одному. Не обижайся, но...
Рон вздохнул:
— Ладно, я тогда пойду. Может потом погуляем?
— Может быть, — юноша ободряюще улыбнулся.
Гарри проводил взглядом удаляющуюся сгорбившуюся фигуру, всем своим видом выражавшую крайнюю степень разочарования, и вздохнул. В последнее время юноша ловил себя на мысли, что общение с Роном теперь отнюдь не всегда ему интересно. В детстве он был его лучшим другом, и тогда все было просто прекрасно. Они понимали друг друга, им нравилось общаться, они имели множество общих интересов. А теперь... Создавалось впечатление, что Рон так и остался тем одиннадцатилетним мальчиком. Все те же пристрастия, те же мысли, а Поттер сильно изменился за эти годы. Ему хотелось, чтобы рядом с ним был человек, с которым можно было бы поговорить не только о квиддитче и девушках. Конечно, с ним рядом была Гермиона, являвшаяся умным и интересным собеседником, но разговоры с ней всегда напоминали ему классное занятие с элементами проповеди. Она все время его поучала, не замечая, что ему обычно нужен был не совет, а понимание. И выходило так, что в кругу лучших друзей Гарри зачастую был одинок. Нельзя сказать, что его это сильно тяготило, но все-таки бывали такие моменты, когда ему хотелось быть услышанным.
И сейчас Гарри не мог объяснить Рону, почему хочет побыть один, так как тот все равно не понял бы его желания. Конечно, какой смысл сидеть в своей комнате в этот погожий октябрьский день? Поттер сам не знал ответа на этот вопрос, но ему просто хотелось. Хотелось ничего не делать, а только смотреть на яркие пятна падающих листьев, серовато-голубое небо и постепенно обнажающиеся ветви деревьев. Это была пора его души — приглушенная, мягкая и немного грустная, и ничто не должно было помешать ему насладиться этой уютной красотой.
* * *
»— Скажи, а ты меня любишь?
— М-м-м... Не задавай мне больше таких вопросов, я устал от твоего любопытства.
— Я просто хочу знать. Получается как-то нечестно, что я так тебя люблю, а ты не хочешь даже рассказать мне, что ты чувствуешь.
— Понимаешь, любовь приходит постепенно, и ее трудно сразу заметить в своем сердце. Ты мне дорог, ты даришь мне радость и яркость этой жизни, ты молод, у тебя все еще впереди, мне с тобой... хм... можно сказать, интересно. Ты открываешь мне новые грани устройства этого мира.
— Я? Но что я могу открыть тебе нового?
— В тебе есть что-то такое, чего ты сам пока не замечаешь, какая-то чувственная мудрость и мудрая чувственность. Хотя, наверное, ты сейчас все равно не поймешь, о чем я.
— Наверное...».
* * *
...Оборвалась секунда, на кончике страсти — печаль,
Потому что не будет «потом», потому что нет «нас»,
Ты оденешься, встанешь, бесчувственно бросишь «Прощай»,
А я так и останусь прокручивать в памяти вальс
Моей первой любви, и я буду смотреть в потолок
В безуспешных попытках найти в его глади ответ
На вопрос вечный жизни: «Жесткость судьбы или рок
Заставляют любимых однажды сказать слово «Нет»?»
* * *
Он проснулся. Первые секунды он был счастлив, его снова заполняло то яркое мальчишеское чувство, то ощущение покоя от близости любимого человека. Жестокая игра разума подарила ему крохотную частичку прошлого, но чем лучше ему было в прошлом, тем хуже казалось возвращение в реальность. Он проснулся, и через несколько секунд пришло томительное осознание происходящего. Открыв глаза, он попытался прекратить бешеное кружение потолка, сфокусировав взгляд на элементе причудливой лепки в виде переплетающихся змеек.
«Как странно... Меня всю жизнь окружают змеи, и в основном в человеческом обличии… — подумал он, находясь еще с состоянии полусна. — А пятно, мелькающее перед глазами, чем-то напоминает его профиль... Удивительно, почему он снится мне только в эти дни? Наверное, это какая-то неизвестная мне загробная магия... Интересно, а там ему что-нибудь снится?... Вообще, почему смерть называют вечным сном?... Наверное, это с чем-то связано... Тогда он мне будет сниться и после смерти... Черт, какая чушь! Надо проснуться... Никогда больше не буду столько пить... Никогда... До следующего года... Надо встать... Интересно, сколько я провалялся на этот раз?.. В прошлом году это длилось три дня...»
Он взглянул на часы-календарь, стоящие на тумбочке. С того момента, как он стоял у окна, прошло 53 часа.
«Уже лучше, — хмыкнул он про себя. — Прогресс налицо. Такими темпами эта чертова ностальгия скоро вообще перестанет меня посещать... Хотя, наверное, к тому времени я уже от тоски покончу с собой, попробовав зелье Лонгботтома...»
Он встал с кровати и побрел в ванную. Из зеркала на него мутными глазами смотрело существо, в котором было страшно признавать себя. Но это был он. Бледный, с мешками под глазами и со спутанными волосами. Профессор Северус Снейп.
«Видели бы меня сейчас все эти маленькие балбесы…После такого зрелища они бы точно были внимательнее на уроках...», — подумал он и решил, что раз к нему вернулось его специфическое чувство юмора, то сложный период в жизни на этот год благополучно закончился. Точнее не слишком благополучно, но бывало и похуже. Он включил воду, разделся и встал под обжигающе-холодные струи воды. Душ всегда становился для него спасением. Тело немело под ледяным потоком, а разум напротив приходил в строгую ясность. Он перестал чувствовать нервно бьющийся комок сердца в своей груди, мысли были отделены от чувств, а чувства забыты до следующего года. По крайней мере, он на это рассчитывал.
* * *
— Мистер Поттер. — негромкий голос Снейпа прозвучал в неправдоподобной тишине классной комнаты практически оглушительно.
— Да, профессор. — Обреченно отозвался Гарри. Он уже начал надеяться, что сегодня традиционной словесной дуэли удастся избежать.
— Вы можете мне сказать, сколько вам понадобится лет, чтобы научиться такому элементарному действию, как нарезание корня растения?!.. Ну, Поттер, вы язык проглотили? — Снейп черной тенью навис над юношей.
— А что вы хотите, чтобы я ответил? — тихо, но твердо сказал Гарри, не поднимая глаз на учителя.
— Двадцать баллов с Гриффиндора за дерзость, Поттер. — Прошипел профессор. — Не перестаю удивляться, как с вашими весьма посредственными способностями вы собираетесь стать аврором и бороться с преступниками.
— Для борьбы с ними мне, я думаю, не потребуется умения нарезать растения, профессор, — после этой реплики Гарри, не выдержав, посмотрел на Снейпа.
— Двадцать баллов с Гриффиндора. Думайте, прежде чем говорить, Поттер, а лучше вообще молчите, может быть сойдете за умного, — скучающе-презрительно сказал Северус. — Я до сих пор не могу понять, как вам удалось сдать экзамен и поступить в мой класс. Но надеюсь, что это ненадолго. С такими низкими результатами я скоро смогу исключить вас за неуспеваемость.
Гермиона с другого конца класса пыталась заставить Гарри замолчать. Он это заметил и решил, что действительно бесполезно спорить с человеком, для которого основным аргументом является снятие баллов с его факультета. Снейп удовлетворенно хмыкнул и отошел. Рон наклонился к Гарри и прошептал:
— Не обращай внимания.
Юноша кивнул и продолжил прерванное занятие, принявшись методично нарезать цветочный корень.
— Он сегодня, видимо, не в духе, — сказал Рон, невесело усмехнувшись.
— А мне наоборот кажется, что у него прекрасное настроение, — наигранно бодро ответил Гарри. — Какой энтузиазм...
— Да ладно, будем надеяться, что на этот урок ему хватило общения с тобой, — Рон ободряюще похлопал Гарри по спине.
— По-моему, Снейпу не может этого хватить...
— Да уж, мистер Поттер, вы настолько интересный собеседник, что я просто не могу удержаться от разговора с вами, — Снейп как всегда незаметно оказался за спиной. — Пять баллов с Гриффиндора за болтовню на уроке.
Гарри вздрогнул от неожиданности и порезал палец. Чертыхнувшись про себя, юноша слизнул выступившую капельку крови.
«Да уж, у Снейпа есть потрясающая способность слышать то, что ему слышать не следует, — подумал он и вновь сосредоточился на процессе приготовления ингредиентов для зелья. — А если он еще раз так подкрадется, то никакое успокоительное зелье мне не поможет. Останусь инвалидом-параноиком...»
* * *
Урок подошел к концу, и Снейп начал ходить по классу, проверяя содержимое студенческих котлов. Гарри томительно ждал, когда он подойдет к его котлу и, конечно же, незамедлительно удалит все его содержимое. Хотя на этот раз он не слишком испортил зелье. Разве что пар над ним вместо серебристо-серого был слегка голубоватым. Но Снейп практически всегда уничтожал плоды его попыток приобщиться к алхимическому искусству. Наконец, он подошел к котлу Гарри.
— Да-а... Поттер, скажите мне, о чем вы думаете на моих уроках? Может быть, ваши очки недостаточно хороши, и вы просто не видите, что написано в интструкции? Там есть словосочетание «мелко порубить». Мелко, Поттер, а не на куски размером в половину Англии.
Гарри молчал и пытался про себя считать до ста, чтобы не ответить Снейпу в том же язвительном тоне. Что он мог сделать, если боль в порезанном пальце мешала ему работать?..
Снейп тем временем уже очистил его котел.
— В следующий раз, Поттер, вы будете более внимательны. А в качестве персонального домашнего задания, я прошу вас ровно нарезать корень чайного дерева и принести мне на проверку. — Сказал профессор и повернулся к классу. — Урок окончен, перелейте свои зелья в колбы и поставьте их ко мне на стол. После этого все свободны.
Гарри зло посмотрел на Снейп и начал собирать вещи. Он уже сто раз раскаялся в своем решении о выборе профессии, так как понял, что просто не выдержит еще два года занятий с ЭТИМ, но уже было поздно что-либо менять.
* * *
Северус остался один в пустом классе. И, как это часто бывало после занятия с Гарри Поттером, погрузился в невольные и не слишком приятные для него размышления.
Как странно... Поттер был неуловимо похож на него. Что-то во внешности, движениях, голосе Гарри постоянно напоминало Северусу о Нем. За это Снейп ненавидел мальчика. Он возненавидел его во время церемонии сортировки. Поттер был очень похож на своего отца, но в то же время очень от него отличался. Снейп никогда не замечал в Джеймсе сходства с его любимым, но младший Поттер тут же напомнил ему его. Видимо дело здесь было не только во внешнем сходстве, но еще и в жестах, походке, взгляде. Конечно, Гарри был еще ребенком, а затем неуклюжим подростком, но во всей его юношеской угловатости чувствовалась будущая грациозность.
Снейп не раз спасал Поттеру жизнь. Он сам себя презирал за это, но он не мог позволить мальчику умереть. Странно, но какой-то части его разума казалось, что он не выдержит этой смерти (хотя другая часть разума кричала, что он будет прыгать от восторга)...
Глава вторая. На пару слов
Гарри сидел в кабинете Дамблдора и пытался притвориться, что у него прекрасное настроение и что он прекрасно себя чувствует. Но директора школы было практически невозможно обмануть. В последнее время он часто приглашал Гарри к себе на чашку чая, чтобы поговорить с мальчиком, который в эти осенние месяцы выглядел не лучшим образом.
Альбус видел, что Гарри все дальше и дальше уходит от внешнего мира. Даже общение с друзьями было ему в тягость. Как ни пытался он это скрыть, истинное отношение к их обществу проявлялось в незаметных движениях и жестах, которые выдавали мальчика с головой. Дамблдор прекрасно понимал, что стало причиной такого состояния: смерть Сириуса, начало новой войны, очередная волна заинтересованности к персоне Мальчика-Который-Выжил. Все это не самым лучшим образом повлияло на его еще не сложившееся отношение к жизни. К жизни, которая заставила Гарри повзрослеть значительно раньше положенного срока.
Дамблдор чувствовал, что если не вывести юношу из этой апатии в ближайшее время, то все может кончиться не слишком хорошо. В таком опасном возрасте решения принимаются сиюминутно, а их последствия могут быть катастрофическими…
Чаю? — спросил Дамблдор и оправа его очков сверкнула в луче осеннего солнца.
— Нет, спасибо, — юноша улыбнулся. Фальшиво, но с тенью благодарности.
Директор внимательно смотрел в глаза Гарри, как делал это множество раз и до этого. Но к такому взгляду невозможно привыкнуть:
— Ты ничего не хочешь рассказать мне, Гарри? — Фраза тоже уже приелась, но только не тон, которым директор ее произнес.
— Если Вы говорите о моей успеваемости, то я просто еще не пришел в себя после летних каникул, мне трудно влиться в учебу после длительного отдыха, — Поттер слегка пожал плечами.
— Понимаю... Не могу припомнить, какой сейчас месяц? — в голосе директора появились шутливые нотки.— Начало ноября, если я не ошибаюсь…
Как ни странно, эта фраза вывела Гарри из ступора. Он отвел глаза. И, неожиданно для самого себя, он начал краснеть.
— Впрочем, я позвал тебя, чтобы обсудить иную сторону твоего обучения. — Продолжал Дамблдор. Что-то в интонации произнесенных слов заставило Гарри насторожиться. И не зря. — Я считаю, что твои занятия с профессором Снейпом стоит продолжить.
Гарри никак не ожидал этой фразы. Он действительно не ожидал.
Поттер слишком хорошо помнил, чем кончились эти занятия в прошлом году. И он сильно сомневался, что Снейп будет в восторге от этой идеи. К тому же, Гарри казалось, что теперь директор сам захочет обучать его. Но, видимо, его мечтам не суждено было сбыться.
— Я говорил тебе, что считаю эту идею с обучением своей ошибкой, но сейчас я все внимательно обдумал.
Альбус замолчал, ожидая ответной реплики.
— Но профессор Снейп ненавидит меня, он никогда не согласится, — пытался не сдаваться юноша. Обреченность, все же, явно чувствовалась в его голосе.
— Я поговорю с ним, — это было произнесено так твердо и уверенно, что Гарри стало не по себе.— Эти занятия тебе необходимы, причем не только ментальная блокировка. С каждым годом твоя сила растет, и ты должен учиться правильно ею управлять. — Директор многозначительно посмотрел на Поттера.
— Но в этом году у нас очень хороший преподаватель по Защите от Темных Сил, — Гарри решил предпринять последнюю попытку спастись, стараясь не обращать внимания на Взгляд. — Может быть, мисс Кельвинг сможет обучать меня?
— Эльвира хороший преподаватель и теоретик, уровень ее подготовки очень высок, и нет более удачного преподавателя, чем она. Но мисс Кельвинг никогда не участвовала в реальных битвах, ее уроки вряд ли помогут тебе в борьбе с Волдемортом, — Дамблдор чуть опустил голову, внимательно наблюдая за юношей.
Конечно, значение Взгляда Гарри понял сразу, поэтому эти объяснения явно были лишними. Все очень просто — никто не сможет обучить его лучше, чем человек, возраст «отношений» с Волдемортом которого, больше чем возраст самого Гарри.
* * *
Снейп сидел в кабинете Дамблдора, полный нехороших предчувствий. Ласковый тон директора и его практически отеческая улыбка не предвещали ничего хорошего. Северус чувствовал, что Альбус его о чем-то попросит, причем это будет совершенно жуткая просьба…
— Северус, я понимаю, что ты не будешь в восторге от моей идеи, но все-таки я хочу спросить тебя, что ты об этом думаешь, — директор выжидательно посмотрел на Снейпа.
— Я подозреваю, Альбус, кого еще будет касаться ваш вопрос, — мрачно сказал мужчина и, поставив на стол чашку с чаем, выпрямился в кресле. — Вам не кажется, что ему и так хватает всеобщего внимания? Теперь он опять известен, любим и знаменит.
— Северус, я знаю, что ты не слишком любишь мальчика, — голос директора звучал мягко, но властно. — Но… прости ему его прошлогоднюю ошибку.
— Альбус, я не желаю даже говорить на эту тему, — рот Снейпа сжался в тонкую линию.
— Северус, я очень прошу тебя. Я стар...
— Альбус! — Снейп не дал директору закончить фразу. — Это даже не смешно.
— Я стар, Северус, и я не могу сам заниматься с Гарри, — твердо сказал Дамблдор. — А ему необходимы дополнительные занятия. Конечно, школьная программа дает ему необходимые знания, но... эти знания для обычной жизни. А нам предстоит война, в которой главная роль отведена именно Гарри. Ему нужны магические навыки, он должен уметь управлять той силой, которая ему дана. Я прошу тебя, Северус, пойми меня. Этот мальчик — надежда всего магического мира. Если он проиграет... погибнет все, что мы строили все эти годы. Наш покой так хрупок... Но в наших силах дать мальчику шанс на победу. Только шанс, только теоретические знания. Но кто знает, может быть, именно они спасут жизнь самому Гарри Поттеру и многим другим.
Снейп молчал. Он понимал, что Дамблдор прав, что Поттер действительно должен быть хорошо подготовлен, но ему совсем не нравилось, что миссия тренировки спасителя волшебного мира отведена ему.
Стоило признать, что Северус боялся Поттера после того, как тот смог подсмотреть отрывки из его прошлого. Он знал, что Гарри никому не рассказал об увиденном, но, тем не менее, Снейпу не доставляла удовольствия мысль, что Поттер влез в его личную жизнь.
И все же, Северус опять был не в силах отказать директору в его просьбе. И он, не видя другого выхода, принял решение согласиться.
— Хорошо, Альбус, но знайте, что я делаю это только из-за того, что вы меня попросили. Да, и предупредите мальчика, что если он еще раз тронет что-либо в моем кабинете без разрешения, то я собственноручно его убью, — последняя фраза была произнесена с пугающей серьезностью.
— Спасибо, Северус, я действительно тебе очень благодарен, — сказал директор. Теперь он наконец-то мог позволить себе расслабиться после трудного разговора. — Я поговорю с мальчиком и передам ему твою просьбу.
— Если вы позволите, Альбус, то я пойду. Мне надо оправиться от нервного потрясения. — Снейп встал и подошел к двери.
— Еще одна просьба, Северус.
Снейп медленно и немного испуганно оглянулся.
— Будь с ним помягче, в последнее время мальчик постоянно чем-то расстроен, — сказал директор с отеческой мягкой улыбкой.
Мужчина неохотно кивнул и вышел.
589 Прочтений • [Когда весь мир сойдет с ума... ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]
Vova
