Не оставайся одна

Пламя свечи…

Набережная Темзы. Около полуночи. Темнота. Одинокий фонарь кидает неверный свет на гранит. Свинцовая вода плещется в гранитных берегах. На набережной — одинокая, стройная фигура. Из темноты на противоположной стороне улицы выступил молодой человек. Сколько ему было лет? Это не имеет абсолютно никакого значения. Но можно сказать, что он был еще необыкновенно красив и молод. Он был одет в длинное черное пальто. Он бесшумно перешел дорогу и остановился в нескольких шагах от стоящей в одиночестве девушки. Теперь их обоих можно было разглядеть получше. У молодого человека были светлые волосы, бледная, как пергамент, кожа, правильные, тонкие черты лица и пронзительные серые глаза. Девушка, которая стояла на набережной, была ростом чуть пониже юноши, по ее спине рассыпались волны черных, как вороново крыло, волос. Печальный взгляд ее глаз цвета предгрозового неба, был устремлен куда-то вдаль. У нее было красивое лицо, замершее в немой тоске. Ее веки были полуопущены. Она смотрела куда-то вдаль, не мигая. Она была одета в длинное платье из черного шелка, на ее плечи была накинута тонкая шаль.

Юноша подошел ближе. Она слышала его шаги, но не обернулась, а лишь тихо спросила:

— Кто ты?

— Кто я? Это очень сложный вопрос, — тихо сказал он. В его голосе явственно слышалась печаль и грусть.

— Это не важно. Зачем ты пришел?

— Я просто шел мимо. Увидел тебя. Что-то подсказало мне, что мы с тобой похожи.

Она обернулась. Замигал и погас фонарь над их головами.

— И чем же мы с тобой похожи? — немного грустная усмешка замерла на ее губах…

— Одинокие печальные путники ночи.

Она слабо улыбнулась. Он вдруг протянул ей свою руку:

— За углом ждет моя черная лошадь. Я как раз собирался поехать вдоль Темзы, к морю. Там, между скал у меня небольшой домик. Я живу там. Один. Если хочешь… Поехали со мной.

Вместо ответа она вложила в его широкую ладонь свою. Они шли по ночному Лондону, взявшись за руки. За углом действительно ждала лошадь. Черная, как ночь. Увидев хозяина, она тихо фыркнула и загарцевала на месте. Потом она недоверчиво посмотрела на девушку, которая стояла рядом с хозяином.

— Она — своя, — сказал юноша.

Лошадь, как это ни удивительно, мгновенно успокоилась, наклонила голову.

Юноша вспрыгнул в седло, подтянул поводья, помог взобраться девушке. Лошадь сорвалась с места и сразу перешла на галоп. Ветер свистел в ушах. Цокот копыт по мощеным булыжниками улочкам на окраине Лондона отдавался эхом.

Звездное небо над головой, справа — Темза, слева — то лес, то поле с высокой росистой травой. Девушка сидела позади юноши, прижавшись к нему и держась руками за его талию. Сколько они так скакали, она не знала.

Но в один момент перед ними открылось море. Бескрайнее, до самого горизонта. Шум прибоя. Волны разбиваются о скалы. Конь вознес своих всадников по узкой тропинке, ведущей к небольшому домику на вершине заросшего травой холма. Лошадь остановилась. Первым спрыгнул юноша, подал руку девушке. Потом он снял с лошади уздечку и седло. Конь умчался в ночную тьму.

— Он не убежит? — почему-то спросила она.

— Что ты! Конечно, нет. Он привязан ко мне, к этому дому. По первому моему зову, он прискачет ко мне.

Она посмотрела на море. Неожиданно поднявшийся ветер трепал ее волосы. Он встал рядом с ней. Что-то непонятно знакомое было в ней. Как будто они виделись где-то раньше, только он не мог вспомнить, где.

— Мы виделись с тобой когда-нибудь? — спросил он.

— В этой жизни — нет.

Он промолчал. Он понял. Понял, что она хотела сказать.

Она повернулась к нему. Глаза ее горели. Ее алые полуоткрытые губы были так близко. Он осторожно прикоснулся пальцами к ее щеке… Его губы коснулись ее. Что-то странное, неземное было в этом поцелуе. Он пьянил. Он порабощал. Он отталкивал. Он возносил невыносимо высоко. Он кидал в жар. Кидал в холод. Ее губы были такими чужими, и такими знакомыми. Ее глаза… Он видел их… Когда-то. Только тогда в них не было столько боли и тоски.

И вдруг все кончилось. Она стояла рядом с ним и смотрела ему в глаза.

— Прости… — тихо сказал он, отводя взгляд.

— Я сама…

Он посмотрел на нее. Грудь вздымалась от учащенного дыхания. Черные волосы растрепались. Шаль сбилась. Ее фарфорово-белые плечи были подставлены пронизывающему соленому ветру. Глаза, цвета бушующего на рассвете моря. Он взял ее за руку и повел в дом. Одна единственная комната. Узкая кровать в углу, грубо отесанный дубовый стол, два стула у стола. На столе — стопка книг, перо, чернильница. Ветер распахнул окно. Он подошел к окну, закрыл его. Потом достал откуда-то старинный бронзовый подсвечник, который ну никак не вязался с остальной обстановкой, поставил его на стол, зажег тонкую белую свечу щелчком пальцев. Теплый свет залил комнату.

-Ты тоже… Из наших? — без всякого удивления спросила она, садясь на стул.

— Да. Я — волшебник. В прошлом. В этой жизни не осталось места и времени для волшебства. Оно погибло, вместе со Светом, Счастьем и Сказкой.

Странные слова. Но она не спросила ничего. Она понимала его, как никого на этом свете. Хотя, нет. Был один, кого она понимала когда-то. Но это “когда-то” давно прошло. Он сел на соседний стул. Она смотрела на пламя свечи. Руки ее с тонкими белыми пальцами покоились на столе. Блики света запутались в ее волосах. Он смотрел на нее… Нет, не может быть… Неужели…

— Назови свое имя. Пожалуйста, — попросил он.

Она усмехнулась:

— У меня нет имени. Теперь. Когда-то оно, имя, у меня было. Меня звали Джинни. А Он звал меня просто Джин.

Наступила пауза. Тишину нарушила она:

— Я знаю, кто ты, — продолжая смотреть в пламя, сказала она, — Ты — Драко Малфой.

Он кивнул.

— Я был им, когда-то. Когда-то, когда слышал это имя из ее уст. И имя мое казалось мне дивной музыкой. Тогда. Но прошло время. Она ушла. Однажды… Ранним утром…

Он опустил глаза. Он не заметил, как она бесшумно встала, подошла к нему, встала за его стулом и опустила свои руки ему на плечи.

— Она сказала тогда, что никогда не любила меня, — Джинни не могла видеть этого, но на его губах застыла вымученная улыбка, непроизвольно на глаза наворачивались слезы… — А я, дурак, любил ее. Души в ней не чаял. Она предала. Легко и просто. Плюнула в душу. Она сказала: «Драко Малфой, мне все равно, что станет с тобой, да и что может с тобой случится, у тебя же нет души! И нет сердца…» Нет сердца… Вот так она ушла… С тех пор прошло… Десять лет… А я все никак не могу забыть…

— Знаю… — шепнула она.

Тишина.

— Однажды, в Барри, я гуляла промозглым августовским вечером по пустынному пляжу. Из темноты вынырнул Он. Он взял меня за руку. Я влюбилась в него с первого взгляда. Он был красив, высок. Я тоже понравилась ему. Он сказал, что не видел никого прекраснее меня, он клялся мне в вечной любви. Предлагал мне все, что угодно. И я поверила! Я уехала с ним. Рассталась с семьей. Я исчезла. Я даже не оставила им записки… Мы проводили дни и ночи в его замке. О, это был рай… Но одним серым утром он позвал меня, как обычно, к себе в кабинет. Когда я вошла, он занимался любовью с какой-то незнакомой мне девушкой. Он повернулся ко мне. В его глазах была усмешка. «Иди прочь, не мешай нам, видишь, мы заняты…» Это его слова. В тот же день я покинула его замок… Прошло ровно десять лет… Я пыталась спастись от этой боли, избавится от воспоминаний… Забыть. Просто забыть. Но… Ничего не выходило. Тупая боль в груди не покидала меня ни на миг.

Вновь тишина. Драко встал, повернулся к Джинни, заглянул в ее глаза. Его пальцы коснулись ее волос.

Она упала в его объятья, как в объятья того, кто навеки ушел из ее жизни. Она не могла насытится им, она целовала его так, как будто его могли каждую минуту отнять у нее. То же происходило и с ним… Он изголодался по ласке, он изголодался по женскому телу… Он изголодался по теплу… Он покрывал поцелуями ее тело… Его руки прикасались к ней… Он не помнил, не видел ничего… Они упали на узкую кровать в углу… Лунный свет заливал их обнаженные тела… Они отдавались друг другу полностью, без остатка, вкладывая в эту безумную любовь все силы, все, что осталось в них человеческого…

Они не любили друг друга. Они просто пытались забыть. Не помнить, не видеть, не знать… Они не были сейчас Джинни и Драко. Кем они были, никто не мог сказать наверняка. Даже они сами.

Серое утро. Драко встал с кровати. Посмотрел на нее. Она спала. На ее лице была спокойная улыбка. Он подошел к столу, взял листок пергамента, перо и чернильницу. Он стал что-то писать.

Прошло около часа. Он встал, накинул пальто, подошел к двери, помедлил немного, потом подошел к кровати, наклонился, легко поцеловал ее в губы и ушел. Ушел, не обернувшись. Черный конь нес своего всадника по самой кромке прибоя. Соленый ветер трепал светлые волосы. В серых глазах отражалось море…

Она проснулась. Рядом его не было. Она знала о том, что он уйдет утром. Она встала, подошла к столу. Записка. Она села на стул и взяла в руки пергамент.

Прости. Ты знаешь сама, что это была первая и последняя ночь. Ты знаешь, мы чужие друг другу. Это был всего лишь глоток жизни. Всего лишь глоток жизни… Прости и пойми меня, мой Ангел. Я — не твой. Ты — не моя. Это был лишь миг Счастья. Лишь ночь. Забудь меня. Я ушел навсегда. Но, когда тебе опять станет одиноко, взгляни на синее ночное небо, усыпанное осколками звезд… Посмотри и вспомни меня… Ты увидишь, как по небу крадется одинокий Дракон. И только небо чертит ворон своим крылом. Навеки одинокий. Ворон… Вспомни меня… И сразу забудь…

Я не забуду тебя, Ангел. Никогда. Я любил тебя, и буду любить. Вечно.

На отвесной скале стоит, подставив яростному ветру лицо, девушка. Ее волосы развевает ветер. Взгляд устремлен вдаль, на синее море. И где-то там, высоко, под самыми свинцовыми тучами, черным крылом чертит небо одинокий ворон…

The End