Жаркие чары в холодную ночь

Скоро рождество. Последние два дня, после выпадения снега температура неуклонно ползла вниз и достигла настолько низкого уровня: я даже не подозревал о том, что это возможно в этой части света. В подземельях холод безжалостен и согревающие заклинания почти не дают эффекта.

Стемнело, но я решил прогуляться по территории перед сном. Быстро пройтись. Постараться согреться.

Это была одна из тех редких ночей, когда все вокруг кажется хрупким как стекло, ясное, тонкое и ломкое, сияющее и прозрачное. Звезды как драгоценные камни на черном вельвете неба, и мерцающий свет разливается по выпавшему снегу.

Но я вышел не для того, чтобы восхищаться красотой. Я вышел с надеждой случайно наткнуться на Гарри. Мы случайно пересекались почти каждую ночь вот уже два месяца.

Гарри Поттер.

Странно как кто-то, столь прямолинейный, может быть такой загадкой.

Когда я с ним время замирает. Оно теряет свой смысл, перестает быть нужным. Оно разбивается, замедляется, останавливается или проносится мимо, как снитч. Оно ползет. Оно летит на крыльях. Оно не существует.

Гарри Поттер.

Напряженность между мной и Гарри была всегда. С тех самых пор, когда мы были совсем детьми. Но эта напряженность нова. Как будто раньше я не чувствовал совсем ничего. И я знаю, он чувствует это тоже.

За прошедшие месяцы наши словесные дуэли, пропитанные ядом, сменились соревнованиями словесности, которые в свою очередь уступили место длинным обменам живыми, неоднозначными комментариями. А потом наступила тишина. Поток слов сжался до струйки и постепенно исчезал. Что-то должно было заменить слова. Но мы еще не нашли ничего взамен.

Думаю, я знаю что это будет. Чем это должно быть. Не верю, что те слова могут быть заменены чем-то кроме прикосновений.

Мы стремимся к контакту. Но мы еще не прикасались друг к другу по-настоящему. Все время находим оправдания физическому контакту. Мы играли в снежки. Мы летали вместе, дразня, преследуя, сталкиваясь. Исключительно неожиданно. С небрежностью, наводящей на размышления. Все такое настоящее, и не настоящее одновременно.

Я не питаю иллюзий о том, какие именно прикосновения я хотел бы разделить с ним. Не сомневаюсь в том, что мои губы или мои руки хотели бы делать с ним. И его взгляды на меня, когда он думает что я не вижу, говорят мне о том, что его желания не так уж отличаются от моих.

От холода я пошел быстрее, слушая, как хрустит снег под моими ботинками. Я спустился к теплицам, где заросли и сплетения растений видят долгие, ленивые зимние сны о солнце и тропическом лете. И, завернув за угол, я ударился о Гарри. Он схватил меня за предплечье, пытаясь устоять. Контакт с теплым телом шокирует. Мы шатаемся, и наши ботинки скользят по снегу, но, даже когда нам удается сохранить баланс, Гарри не отпускает меня. Наши лица на одном уровне, бледные в сиянии луны, наше дыхание окутывает нас подобно дыму. Взгляды пересекаются, и время останавливается, разбиваясь на маленькие кусочки, беззвучно опадая на землю.

Думаю, мы оба под странным влиянием чистой, острой красоты ночи, луны, горстями рассыпавшей блестки на снег, и неуловимого ощущения опасности, постоянно витающего в воздухе как стеклянная пыль, застывшая в суровом холоде, заставляющая небо звенеть и мерцать, как огромная люстра.

Взгляд. Другого слова не подобрать. Мы смотрим друг на друга.

И когда, наконец, мы целуемся, поцелуй оказывается жестоким и довольно неуклюжим, наполненным так долго сдерживаемым огнем, горящим в нас. Я никогда в жизни не был так уверен в том, что это именно то место, где я хочу быть.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть театральную красоту вечера. Я не хочу, чтобы что-либо отвлекало мое внимание от этого горячего рта, почти жестоко терзающего мой, от рук, прижимающих меня ближе к гибкому телу, тугому и напряженному, как сжатая пружина, от жадного и неопытного языка, который вторгается в мой рот слишком яростно, слишком быстро, слишком жестко. Но я встречаю его своим, и вознаграждаюсь изумленным вздохом. Мои ладони скользят по твердым мускулам его спины.

Мы наконец перешли к прикосновениям. Мы нашли то, что искали. И когда я слышу его стон, я уверен, как никогда в жизни, что не хочу прекращать этих прикосновений.

Я хочу видеть его лицо, его глаза, его желание. И я хочу, чтобы он видел мое. Я слегка отстраняюсь, все еще держась за него, иначе упаду. Его глаза широкие и ясные, сверкающие и взволнованные, а руки все еще обхватывают мое тело.

“Что …?” Его голос охрип, мы оба тяжело дышим, создавая белое облако вокруг наших голов.

“Драко… что случилось?”

“Я не знаю. Кажется, мы только что поцеловались.”

Я удивлен, что мои мозги все еще работают. И удивлен, что не потерял дар речи. И еще сильнее поражен безошибочно узнаваемой улыбкой в голосе, мягкой и дразнящей.

Гарри выглядел сердитым и радостным одновременно.

“Ты…ты не… не против?”

Похоже, он тоже удивлен, что дар речи остался при нем. Он краснеет от этого глупого диалога, и я хохочу. Так холодно, что смешинки приобретают хрупкие контуры, и звенят, как звенит первый тоненький лед, появляющийся на луже с утра, после морозной ночи, и ломающийся с тихим хрустом под ногами.

Я хочу, чтобы мы перестали говорить. Слова так неуклюжи. Слова не нужны после того, как мы утонули в прикосновениях.

“А тебе как кажется?”

Он смотрит пристально в мои глаза, и я знаю, он видит в них возбуждение. Внутри меня пульсирует жар наших поцелуев. Как будто единственное, что имеет смысл это его губы на моих. И он улыбается, улыбка несет в себе вызов, и опасные огоньки мерцают в этих ясных зеленых глазах.

Улыбающийся, испуганный, восторженный я притягиваю его к себе снова, улыбающиеся губы встречаются с улыбкой на других губах, улыбка переходит в горячую влажность борющихся языков. Я хочу вкушать его, поглощать его рот, раствориться в нем. Его руки зарылись в мои волосы, пропуская их сквозь пальцы, снова и снова, скользя к моему затылку. Его губы оторвались от моих и прочертили вниз по моей шее влажную дорожку, немедленно охлажденную ночным воздухом. Его руки крепче сжались на моей талии, я задохнулся от новых ощущений и вжался в его тело сильнее, еще и еще… Моя голова запрокинулась, подставляя его жадным губам как можно больше нежной кожи, мои пальцы скользят по его волосам, играя с ними, восхищаясь их мягкостью, и когда его язык погружается во впадинку над ключицей я понимаю, что прозвучавший стон принадлежит мне.

Он поднял голову и заглянул в мои глаза…

"Боже, Драко" — тихо прошептал он.

Мое имя на его губах заставило меня дрожать. Слова. Прикосновения. Иногда нет разницы.

Он снова прижался ко мне, мое лицо горит. Мы стоим, неподвижно в течение долгих секунд, пытаясь разобраться в том, что произошло, понять, что мы делаем, где мы находимся, и что привело нас сюда. Пытаясь прийти в себя.

Сухой снег скрипит под нашими ногами при каждом движении. Мы слушаем тихие звуки вокруг нас, на морозе они всегда так хорошо слышны: слабые вздохи и пощелкивание, шелест безжизненной природы, приспосабливающейся к холоду, покоряющейся ему, растворяющейся в нем.

Его рука касается моего лица, и мы целуемся вновь. Поцелуи могут быть глубокими и горячими, они могу быть жидким огнем, они могут быть омутом, в который ныряешь с головой. Я только что это понял. Только что осознал.

Кажется, для нас время уже никогда не потечет так, как обычно. Время это настоящее, время это то, что есть сейчас, время это небытие… Оно — мгновение, которое никогда не закончится. У нас есть это мгновение, наше, мы можем делать с ним все, что захотим.

И сейчас все, чего мы хотим — этот поцелуй.