Шепард сразу заметил ее в дверях. Почувствовал каким-то шестым чувством и оторвался от стакана, вцепившись глазами в женский силуэт, пробирающийся между разгоряченными танцующими телами. Эшли. Ну конечно. Где бы еще встретились. Будто на Цитадели всего один бар. Она искала кого-то — это было сразу заметно. Медленно пробиралась по периметру помещения, кидая взгляды на каждый столик, на спины сидящих за барной стойкой, даже на танцоров.
— В чем дело, дружище? Привидение увидел? Гаррус. Славный турианец, черт бы его побрал. Сидит напротив ни в одном глазу, хотя пил наравне. Так нечестно. Шепард отвел взгляд и вгляделся в дно стоявшего перед ним стакана. Он был пьян. Сильно пьян. Господи, только не сейчас. Пусть она не заметит его, пусть она пройдет мимо... Пожалуйста... — Шкипер? Ах ты, твою мать... — Шепард? Он поднял на нее глаза, с трудом сдерживая злость.
— Уильямс! — деланно вежливо произнес Гаррус.
— Каким ветром тебя сюда занесло? — Я узнала, что «Нормандия» зашла на Цитадель. И этот бар... — Чего тебе нужно? — небрежно бросил Шепард. В ее глазах вспыхнуло удивление. И обида. Но она сдержалась. Она всегда умела сдерживаться. Эшли обошла столик и присела напротив. Непривычно было видеть ее без формы Альянса. В платье. Представьте себе, Эшли Уильямс в платье! Шепард усмехнулся.
— Надо поговорить.
— Да ну? — саркастически скривился он.
— Зачем? По-моему, мы замечательно поговорили на Горизонте.
— Почему ты не ответил на мое письмо? Шепард широко ухмыльнулся и наполнил свой стакан.
— Ты всерьез думала, что тремя строчками можно исправить все, что ты натворила? — Я натворила?! Гаррус неуверенно кашлянул.
— Ребята, я, пожалуй, пойду закажу выпивку.
— он привстал из-за стола. Шепард протестующее поднял руку.
— Нет-нет! Останься, друг! Уверен, тебе тоже будет интересно послушать... Понятие «предатель» относилось и к тебе, правда, Уильямс? Ее ореховые глаза раздраженно блеснули. Она придвинулась ближе и заговорила, не обращая внимания на Гарруса, пытающегося изобразить полное безразличие к разговору.
— Шепард, я прошу тебя только выслушать. Ты можешь по-разному отнестись к моим словам, но сейчас я прошу только об одном — просто выслушать. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное. Капитан скривился. Лицемерка. Умеет подбирать слова. Того и гляди, начнет читать Теннисона.
— О, Уильямс, а я ведь тоже хотел, чтобы ты меня выслушала... Просто выслушала, понимаешь? Она начала кипятиться.
— Шкипер, что мне было делать? Ты погиб, черт побери! Я просто растерялась тогда...я не могла поверить, что ты вернулся, — она заговорила торопливо, боясь, что он перебьет ее.
— Два года ада, Шепард! Два года! А ты даже не попытался найти меня! Сказать, что ты жив! — Я УМЕР! Ты понимаешь, что это значит? Я два года был куском мяса! И я проснулся с мыслью о тебе! — он выпалил это громко и яростно. На них начали оглядываться.
— Я начал искать тебя сразу! Я поднял на ноги весь Альянс, но ни одна заносчивая скотина не удосужилась ответить мне! Все отвернулись от меня! Все! — А чего ты ждал? Ты работаешь на «Цербер»! Это же «Цербер», шкипер! Неужели ты забыл все, против чего мы сражались? Шепард энергично замотал головой. Ситуация начала повторяться. Второго Горизонта он не выдержит. Господи, какая же она дура. Какая она упертая близорукая дура! — Чего я ждал?! Помощи. Поддержки. Понимания. Ждал, что ты веришь мне по-прежнему. Ждал, что я что-то значу для тебя, — он залпом опустошил стакан.
— Шепард... — Я пытаюсь спасти ваши жалкие задницы, — зло зашипел он.
— И мне плевать, кто мне помогает в этом — Альянс, «Цербер», Совет. Абсолютно плевать. Только знаешь, порой мне кажется, что вы не заслуживаете этого... — Эшли, извини, что перебиваю, но лучше бы тебе зайти поговорить с Шепом на «Нормандию» завтра... — подал голос Гаррус, с тревогой глядя в разгорающиеся красными искрами глаза капитана. Шрамы на его левой щеке ярко заалели.
— Ага, разбежалась! Ноги ее не будет на моем корабле! — Шепард уже не мог сдерживать бушующую внутри ярость. Накопившееся внутри напряжение, груз ответственности, который он ощущал круглосуточно, неуверенность перед будущим, которое он так тщательно скрывал от окружающих, постоянный риск, ежедневный, ежечасный, тысячи смертей, которые он нес на своем пути, все это горячей вспышкой разорвалось в груди и застелило глаза... Почему именно она, единственная из всей бывшей команды, именно она в ту самую тяжелую минуту, когда он был брошен, унижен всем человечеством, когда он только приходил в себя после двухлетней смерти, когда кругом только незнакомые лица и непонятно кому верить, оттолкнула так жестоко, раня в самую душу... Все что угодно он мог простить, но не это надменное «предатель»... Он, который пожертвовал всем, даже собственной жизнью, спасая других? Он, не опускавший рук в самых безвыходных ситуациях и не изменявший себе даже перед лицом смерти? Он, любивший ее, как самое дорогое, самое ценное и единственное существо, ради которого стоит сражаться? Он предатель?! Сквозь бордовую пелену он видел только ее лицо — испуганное, растерянное, ненавидимое. Наверное, такое же лицо было и у него, когда услышал это слово...Предатель. Захотелось сказать что-то отвратительное, грязное. Увидеть страдание в ее глазах. Увидеть, как она плачет.
— Ты конченая с**а, Эшли... — Шепард! — Гаррус схватил его за плечи и встряхнул.
— Ну-ка успокойся! Он резко смахнул его руки с плеч.
— Да пошел ты! Пошли вы все! И тут Эшли заплакала. Горько и навзрыд, уронив лицо на ладони. Между тонких пальцев покатились крупные прозрачные капли. Он ждал, что ее слезы принесут ему облегчение. Что они смоют с его души копоть, кровь и грязь, и он будет дышать легко и свободно, наслаждаясь свершившейся местью. Но вместо этого резкая боль хлестнула его по сердцу и внутри что-то оборвалось. Он оторопел. Ну почему все так сложно? Ну почему он не может наплевать на все это дерьмо и жить дальше? Нет, надо заканчивать с этим. Шепард, чуть качнувшись, встал из-за стола. Гаррус на всякий случай тут же загородил собой Эшли, и ему было видно только ее вздрагивающий от рыданий затылок.
— Никогда. Больше. Не появляйся. В моей жизни, — медленно, ставя паузы после каждого слова, сказал капитан, не отрывая тяжелого взгляда от этого затылка. И направился к выходу, расталкивая плечами танцоров... Гаррус сел рядом с плачущей Эш, укоризненно покачивая головой.
— Не вовремя ты, Уильямс... Он и так весь издерганный. Ты не представляешь, какой ад нам предстоит... — Гаррус, неужели я заслужила это? — отрывисто спросила она. Мокрые дорожки от слез заблестели на ее смуглых щеках. Турианец не ответил, отвел взгляд, но потому, как сверкнули его глаза, она поняла, что он подумал: заслужила. Ты заслужила это, Эшли Уильямс.
— Конечно, это не мое дело, — глухо сказал Гаррус.
— Но тебе лучше в самом деле оставить его в покое. Прошлого не вернешь, Эш. Слишком велика обида.
— Я хотела только сказать ему кое-что... — тихо сказала Эшли. Ее тонкие руки, лежащие на столе, мелко задрожали.
— Что-то важное... — Не нужно ему это, — Гаррус с плохо скрываемым раздражением посмотрел на нее.
— Он только начал успокаиваться. И знаешь, у них с Тали что-то намечается... Глаза Эшли широко распахнулись.
— С Тали?! — она не поверила своим ушам. Турианец кивнул.
— Она любит его. По-настоящему. Заботится о нем. Кожу словно облили кипящим маслом. По-настоящему?! Как будто она любит его понарошку! Как будто все это для нее просто игра! Если бы можно было вернуть все назад! Прожить заново тот проклятый день на Горизонте. Затолкать обратно себе в глотку те слова, о которых она так пожалела, тысячу, нет, миллион раз пожалела. О, шкипер, дай мне еще один шанс! Она вспомнила его лицо, но не то, которое видела несколько минут назад, озлобленное, чужое. А то лицо, которое склонялось над ней по утрам, когда она просыпалась в капитанской каюте. Он всегда просыпался раньше и смотрел на нее, терпеливо ожидая, когда она откроет глаза... Тридцать четыре раза она просыпалась в этой каюте. Тридцать четыре дня прошло между сражением за Цитадель и тем страшным днем, когда он погиб... Лучшие тридцать четыре дня в ее жизни. Она вспомнила его такую редкую улыбку, которая делала лицо совсем молодым и его теплые объятия. И его безудержный смех. И их жаркие ночи. И все это теперь предназначается не ей. Она потеряла его. Навсегда.
— Что же, — с усилием выдавила из себя Эшли.
— Может, оно и к лучшему... — К лучшему, — согласно кивнул Гаррус. Кивнул с готовностью и абсолютной уверенностью в своей правоте. Он его лучший друг, и он знает, что будет лучше для шкипера. Ты проиграла Уильямс... — Я пойду, Гаррус, — сказала она тихим, но спокойным голосом.
— Береги его. Скажи ему, что он больше не услышит обо мне. Нет, лучше ничего не говори... Передавай привет Джокеру. И Тали... Удачи вам всем. Гаррус кивнул.
— Пока, Уильямс, — сказал он. В его голосе послышалось облегчение. Эшли направилась к выходу, плохо разбирая дорогу, ощущая растущую в груди режущую, почти физическую боль. Острый комок встал у нее в горле и мешал дышать. Она не помнила, как добралась до служебной квартиры и открыла дверь. Эбби вышла ей навстречу.
— Привет, сестренка, — бодро сказала она и осеклась, увидев ее бледное, страдальчески напряженное лицо.
— Что-то случилось? Эшли уткнулась сестре в плечо и разрыдалась.
— Ну брось, Эш, — успокаивающе сказала Эбби, гладя ее по спине.
— Уильямс не плачут, помнишь? Ты нашла его? Эшли судорожно кивнула, еще крепче прижав к себе сестру.
— Все прошло не совсем хорошо, верно? Еще один кивок. Всхлипы.
— Ты сказала ему? Эшли покачала головой. Эбби вздохнула.
— Эш. Ты не можешь вечно это скрывать. Он должен знать... — Нет! — неожиданно твердо сказала Эшли, мокрые глаза ее сразу помрачнели.
— Не нужно ему знать. У него теперь своя жизнь... У меня — своя. Все в прошлом.
— Как скажешь, — сказала Эбби, ласково погладив ее по щеке.
— Как бы то ни было, мы справимся. Из спальни донесся топот маленьких ножек. Сын выбежал в коридор, смешно косолапя, и тащил за хвост плюшевого варрена.
— Мама! — радостно заверещал он.
— Джонни, почему ты еще не спишь? — Эш улыбнулась и подхватила сына на руки.
— Вален! — серьезно сказал он, помахав варреном перед ее носом и уронил его на пол.
— Да-да, твой варрен. Тебе пора спать... — Эшли поцеловала его в лоб и всмотрелась в огромные, ярко-синие глаза. Такие доверчивые. Такие родные.
— Казку! — требовательно сказал он. И сдвинул брови так неуловимо-знакомо, что у нее замерло сердце.
— Будет тебе сказка. Пойдем, — Эшли скрылась в спальне, держа ребенка на руках. Эбби посмотрела ей вслед, задумалась над чем-то и покачала головой.
— Вален! — обеспокоено донеслось из спальни. Эбби тихо рассмеялась и подняла с пола обслюнявленного варрена...
Vova
