За шагом — шаг, за прыжком — прыжок, ловкие пальцы цепляются за
очередной выступ, в надежде подняться выше, дальше, на высокую башню, с
которой раскрывается вид на прекрасный город. Подтягиваясь все ближе и
ближе к надежде, которая кроется на шпиле башни, который готов
распороть небо своим острым концом. Шаг, и еще один, и вот он — момент,
когда ты стоишь на выступе, ветер едва заметно ласкает твою кожу, руки,
лицо, когда он ловко подхватывает плащ в легком порыве, заставляя его
подниматься и танцевать вместе легкий вальс, но тяжесть материала не
позволяет заходить этому танцу далеко. Вся жизнь ассасина — как
тяжелый материал, от прохождения экзамена на звание Убийцы, до
моментов, когда под клинком человека, чей взгляд, полный коварства и. .
грусти... Скрытый за капюшоном, открыв свой взор лишь на миг тому, кто
запомнить эти глаза в последний раз, в последнем пути, на пути к
Господу, который будет готов принять потерянную душу за все содеянное в
этом мире.
Ассасины могут грустить, им бывает больно, но они никогда не позволят
себе раскрыть эти чувства, выразить их на своем холодном, как сталь,
лице, не позволят видеть свои скрытые чувства даже тем, кто рядом с
ним. Но им больно и они готовы закричать в небо, раскрывая свои глаза,
расставляя руки в сторону, обжигая слезами свои щеки, обогревая
холодную сталь лавой, но тем самым закрепляя на себе печать убийцы
тверже и крепче. Они всегда помнят об этом, им не скрыться от этого,
они будут кричать, но внутри себя, особенно тогда, когда их Брат может
совершить преступление, пойдет против Братства, пойдет за крестами и
мечами и тогда, когда твой самый близкий человек предает тебя, ты
вынужден поднять руку и нанести удар, окропляя свой плащ и мрачную
землю кровью, ловя взглядом последнюю улыбку, вслушиваясь в последний
вдох и разрывая все внутри себя от простого: "Прости"...
И вот, когда уже бездушное тело лежит на земле, ассассин, как и прежде,
выдернет руку с кинжалом, отпустит руку с затылка близкого человека,
осторожно проведет пером по его подбородку и, закрыв глаза, встанет и
убежит прочь от всего этого, в попытке забыться, в попытке потерять
самого себя по пути, в попытке сделать вид, что этого не произошло! Но
чувства порой бывают сильнее и даже профессиональному убийце скрыть их
бывает слишком тяжело, тяжелее, чем вонзить кинжал в шею того, кто
оказался предателем, того, кого когда то называли... Братом...
И вот, когда ты ловишь нотки природы, стоя на вершины башни, чувствуя
под пальцами аккуратную каменную кладку, когда ты не в силах сдерживать
эмоции, ты делаешь шаг... Затем еще один... Затем еще и еще... И вот,
ты уже на краю обыкновенной дощечки, которая либо проломится, либо
позволит тебе выпрямиться, расставить руки в стороны, сделать глубокий
вдох, услышав пение орла, сделать еще один шаг... в пустоту и. .
Прыгнуть...
И вот он, полет — прыжок веры. В нем все мысли прокручиваются как на
старой кинопленке, все улыбки, все взгляды, слова, прощальные и просто
брошенные на ветер, в надежде сохранить жизнь. Полет длиться миг, а
мысли могут крутиться словно несколько часов, порой даже несколько лет.
Ты вытягиваешь руки, поворачиваешься, уничтожая в пламени холодного
потока ветра все воспоминания и падаешь в стог сена... Теперь ты один,
в темноте, без мыслей, без чувств, без слов и попыток сбежать от того,
что ты потерял в порыве ветра, все мысли, все чувства — сейчас ты
потерял все и, выйдя, ты снова станешь хладнокровным убийцей, который
прячется в тенях людей, в их темных силуэтах, осторожно сливающийся с
толпой и ты теперь больше не ты...
Vova
