Ольга слышала выстрел, но сначала совсем не поняла, что он значил. Дочь
была здесь, рядом, и уже это было хорошо. От аварии не пострадали ни
она, ни Женька: не иначе как повезло, ведь удар был сильный. Почему
водитель стал так крутить автобус, можно было только догадываться. Но
теперь – теперь в салоне творилось что-то непонятное, но страшное.
Рядом с ними на полу лежал человек – скорее всего, тот мужчина, что сел
в Новинках. Он не двигался, и Ольга попыталась его перевернуть.
Впрочем, сделать это было не так-то просто: проходы в этих «Икарусах»
узкие, и самой-то стать негде, а тут ещё все по вскакивали с мест,
суетятся, орут, паника… Как бы Женьку не придавили. - Помогите
же… Человек здесь, осторожно! Ну, помогите! - на неё смотрели, но не
видели, или не хотели видеть. Каждый был занят своим. А потом… Потом
началось. Все ринулись к выходу, сбивая друг друга, кто-то ломился в
стекло, более сильные и стройные тиснулись в форточки… Это было
страшно. Она прижала к себе дочку и сжалась в комок, забившись в самый
угол… Кто-то навалился сверху, плотный и потный, спину сдавило, как
прессом, аж кости хрустнули… - Тихо, граждане, спокойно… Не
суетимся. Отодвиньтесь сюда… Передние – вы, вы. . Выходим, не нужно тут
стоять. А – вы - во-о-от сюда. Товарищ, левей немного, к поручню
поближе - женщину прижали… Да-да, ещё немножко… Голос был
спокойным, уверенным. Таких слушаются. Таким верят. Тяжесть
уменьшилась, а потом пропала вовсе. Ольга смогла разогнуться. Чьё-то
неразличимое в темноте лицо наклонилось над ней: - Не пострадали? Всё нормально? - Н-нормально… - вздрогнула Ольга, выпрямляясь в кресле. - Тогда выбирайтесь сюда… Вот, передо мной… Девочка пусть за вами сразу, хорошо? Ольга кивнула. - Там человек… Лежит…- обернулась она к незнакомцу. - Я займусь… Потом. Теперь вы…
Сильная большая рука помогла ей выбраться, потом подхватила застрявшего
меж сорванных сидений Женьку. Паники уже не было, и Ольга подумала:
«Всё будет хорошо. На этот раз – всё будет хорошо». Ночной
воздух протрезвил многих. Бандитов и след простыл, и это вызывало
невероятное облегчение. Хмурое небо казалось неприветливым, какие-то
рваные, серо-синие облака давили сверху, вызывая в сердце тревогу и
непонятное беспокойство. Луна появлялась – изредка, иначе было бы вовсе
темно. Ветер дул в лицо, но почему-то не шумел, как это всегда бывает в
живом лесу. Он мёртво посвистывал меж странных, каких-то ненастоящих
деревьев. Казалось, и не лес это вовсе – так, сценическая декорация…
Нет, оставаться тут не хотелось. Ни за какие коврижки. Народ
беспокойно топтался на месте. Кто-то суетливо копался в вещах, кто-то
пытался выяснить у соседа, что с ними и где они. Одно время тьму
освещали разноцветные экраны мобильников – но вскоре затею бросили: не
было связи. Возвращаться в салон «Икаруса» не спешил никто – все знали,
что там – два трупа. Нет, даже три – с водителем… Гибель водителя
потрясала больше всех. Надежды на возвращение возлагались только на
него, и теперь растерянные люди напоминали цыплят, бегающих вокруг
сбитой автомобилем курицы. Все чего-то ждали. Арсений появился
неожиданно. Вроде бы каждый ждал, когда же, наконец, тёмный проём
«Икаруса», кажущийся теперь зловещим зевом, выпустит этого гиганта, но
упустили его появление все. Было совершенно непонятно, как этот
здоровенный тип может так бесшумно двигаться – да ещё и в тяжёлых
армейских берцах… - Еда у кого-нибудь осталась? Давайте соберём, что есть…- соскочив с изувеченной ступеньки, провозгласил Арсений. Ольга обернулась: - У меня целая сумка… Там, в салоне. От бабушки ехали… - Я там сосисок набрал, в дорогу… - выдвинулся вперёд светловолосый парень в байкерской косухе.
- Тут у меня… - начал было Семёнович, простой мужик, которого некогда
нагло согнал с места Шамиль, но, увидев, что остальные пассажиры как-то
неловко помалкивают, осёкся. Арсений сузил глаза. - Ситуация
следующая. Мы – в Зоне отчуждения. Связи здесь нет, транспорта тоже,
помощь придёт неизвестно когда. Приехали мы с севера, значит, идти
нужно туда. Кто желает, - со мной. Остальные – как угодно. Насильно
никого тащить не буду… И ещё: в группе всё будет общим. Кто не согласен
– ваше дело. Можно остаться или идти самостоятельно. Да! Здесь
небезопасно. Всё-таки это поражённая территория. Арсений замолчал. - Сергей! – подошел первым «байкер». - Арсений Иванович, - представился гигант. Ольга зябко пожала плечами, крепче сжала руку дочери и выдвинулась из молчаливого круга. - Ольга Вяч… Просто Оля. Женька задорно глянула поверх козырька, заменяющего ей кепку, и протянула Арсению руку: - Евгения Денисовна… Можно просто Женя. Арсений присел, пожимая руку девочки, и так же церемонно ответил: - Арсений Иванович. Можно просто «дядя Сеня». Идёт? Женька засмеялась: - Идёт!
Первый, ещё нервный смешок пробежал по группке людей, и атмосфера
ощутимо очистилась. Да, ситуация оставалась совсем нерадостной, но –
они же живы! Ну, пройдут пару десятков километров, ну, по заражённой
территории – так ведь вместе, не одни… К тому же вот он – новый лидер,
серьёзный мужик, ответственный… С таким не пропадёшь! Народ оживился.
Веселей смотрел Иван Семёныч, выдвигая спрятанный ранее рюкзак перед
собой, обширная Дарья Михайловна с несоразмерным ей тощим супругом
Петей поспешили заявить, что здесь они не останутся и пойдут, «куда
все». Жизнь вроде бы налаживалась… И тут началось. Первые
выстрелы прозвучали неожиданно. Ольга резко обернулась на звук, но
страха пока не было. Разве что неясная тревога… Да и выстрелы ли это?
Так, треск какой-то… Остальные тоже, по всей видимости, не слишком
волновались: лишь плешивый пацан, сидевший в автобусе на заднем
сидении, сплюнул сквозь зубы: - Кажись, герои наши шмалять начали…
Арсений отреагировал странно: он быстро окинул взглядом окрестность,
нырнул в разбитый салон и, вернувшись через несколько мгновений,
спросил: - Оружие везёт кто-нибудь? Недоумённое молчание было ответом. - Оружие, говорю, у кого-нибудь есть? Ну, хоть ножи, газовики… Может, шокер у кого завалялся? - Та е тут… - подал голос Семёныч: - малину сечи брал… И он выудил из голенища здоровенный крепкий секач.
- Ты в руках его держи, не прячь… - посоветовал Арсений, и продолжил: -
так, может быть всякое, ищите, кто что найдёт. Палки, ножики,
монтировки, камни… Держите при себе. Не отходите друг от друга! Да –
наденьте на себя всё, что есть. И не оставляйте голыми руки…
Валдай трижды проклял себя за то, что позволил Шамилю залезть в Зону.
Не нужно было так далеко! Мусора и так сюда не сунутся, кому охота
башкой рисковать! Да ещё и заложниками… Нахрена нужно было целый час по
Зоне крутить? Водила ещё – тот придурок… Хотя – странно это. Вроде как
их занесло на ровном месте – ни с того, ни с чего… Не иначе, чудеса
Зоновкие. Слышал о разной ерунде, но чтоб так, на своей шкуре… Впрочем,
чего себя грызть! На Большой Земле им всё равно места нет, укокошат
сразу, без суда и следствия. А тут… Полчаса назад он думал, что тут
можно выжить. Теперь – чёрт его знает… - Сбоку, сбоку, Валдай! Вон, за корнем! Твари! Откуда они взялись? Там, в Полесье, уже и волка-то не встретишь. А эти – какие это волки?! Шорох за спиной, выстрел Алика. То ли визг, то ли стон… Темнота, мать её… Вон они!
Валдай даёт короткую очередь – патронов мало, он знает. Он – не
новичок, он не такое видел… Они выберутся, так, Малой? Выберутся ведь?
Он не трус, он никого не боится… Не боялся. Но это – это ж не звери,
это не из этого мира… Это твари! Нет, не собираюсь здесь подыхать,
только не здесь, только не среди этих тварей! Алик палит
одиночными, пацан – молоток. Не зря его дрессировали. Отличный пацан,
классный стрелок… Давно перерос своего учителя. Так? Давай, Малой,
смотри в оба! Держи фланги и спину… Кошмарная облезлая морда
влетает во вспышку выстрела, и Валдай не успевает увернуться: жёлтые
страшные клыки вгрызаются в рёбра, но нож уже в руке, он как-то
неестественно легко влетает в вонючий слизкий бок… Валдай орёт от
отвращения, кромсая облезлую, отвратительно-мягкую бочину твари, а
гниющая морда уже рвётся выше, выше… И Валдай кричит, кричит, как
женщина, потому что у морды – у этой обожжённой, сочащейся жёлтым морды
- совсем нет глаз… - Валдай, нормально всё? – жёлтые тигриные глаза Алика смотрят пристально, изучающее. - Нормально… Идти могу. Давай назад, не пройдём мы здесь…
Валдай вглядывается в лицо Малого, но нет – глаза обычные, тёмные.
Показалось… Показалось. Но одно он знает твёрдо: оступись он, стань
беспомощным – и Малой не задумается ни на секунду. Он знает, как резать
горло… Он умеет. И сделает. Так что – надо идти. Бок – бок ерунда.
Выживут – залечит он бок. Ух, и тварюга… Валдай пихает ногой
изрезанный, развороченный труп – нечто, похожее на кошмарную,
ошпаренную и обожжённую собаку, но не живую – нет, а полуразложившуюся.
Только она – двигалась. Она только что порвала ему ребра. Да она и
теперь дёргается, пытается встать… Валдай коротко взмахивает ножом –
слышен хруст шейных позвонков, и голова твари задирается за спину, под
неестественным, жутким углом, невозможным у живого существа. Крови нет.
Валдай этого не видит, но он знает. Он знает запах крови, он чует его
на расстоянии. Крови нет… Он режет труп. Или чучело… - Уходим, Малой! - Валдай, где рюкзак? - Что? - Рюкзак говорю… Еда где?!
И правда… Спина не чувствует тяжести. Когда ж это? Когда бежали, или
когда Это кинулась на него? Еды нет – плохо. Но искать некогда. Там,
Они всё ещё там. Он слышит… - Хрен с ним… Вернёмся. Возьмём у этих… Терпельцев. И Валдай улыбнулся. Впервые с тех пор, когда они с Малым покинули разбитый автобус.
Говорят, опасность можно почувствовать. Вроде бы как сам воздух
меняется, становится наэлектризованным, тревожным… А может быть, и не
воздух, может быть, это просто какие-то флюиды. Или волны. Или наши
чувства, отупевшие и задубевшие от городской искусственной жизни, вдруг
пробуждаются, вспоминают свои древние, архаичные возможности, и,
обострившись до предела, предупреждают организм: чую гибель! Опасность!
Как бы то ни было, но теперь каждый чувствовал: что-то будет.
Что-то вот-вот случится… Ветер стих. Впрочем, он и раньше-то не
особенно докучал: какой ветер в мёртвом лесу… Но теперь, когда смолкло
даже это тонкое посвистывание меж голых веток, люди замерли. Замерли,
потому что пришли новые звуки. Не тревожные. Не тоскливые. Страшные. Движение. Шорох. Еле различимый шорох каких-то невидимых в темноте существ. Женька прижалась к матери: - Мама, ты слышишь? Там кто-то бегает…
И только после того, как это опасение, это предположение воплотилось в
слова, всем внезапно стало ясно, что там, в этом нехорошем,
ненормальном лесу кто-то есть… Кто-то. Или что-то. Потому, что в таком
месте могло быть всё, что угодно. Это чувствовал каждый… -
Ребятки, медленно, по одному – в автобус, - как-то необычно мягко,
совсем по-отечески говорит Арсений, и тут же, не давая опомнится, мягко
направляет к открытой двери Петра Даниловича. Тот растерянно
оборачивается, выискивая взглядом супругу, но она без возражений идёт
следом. Поравнявшись с Арсением, она вдруг вспоминает: - Но там же… Арсений наклоняется к ней, берёт за плечи и тихонечко успокаивает: - А вы не садитесь туда. Вы – к передним сидениям ближе… Вас ведь Петром зовут? – оборачивается он к мужу Дарьи Михайловны. - Да… Пётр Данилович. Служащий… - Вы, Пётр Данилович, в салоне форточки закройте. Справитесь с вашей рукой?
Пётр Данилович не сразу понимает, о чём речь, он некоторое время
продолжает баюкать ушибленную руку, затем кивает. Он смущённо
оборачивается к супруге, и тихим голосом сообщает: - Дашечка… Я на минуту. Ты заходи, я скоро… - Петя! Так за автобус зайди, не отходи далеко… - Ну, Даша, там же окна… Сейчас я… И Пётр Данилович торопливо и как-то виновато трусит в сторону ближайшего дерева. - Теперь вы, Оленька… - протягивает широкую ладонь Арсений. Ольга даже не удивляется, что этот едва знакомый ей человек называет её «Оленькой». Она берёт за руку Женьку… - Сука! Вот сука… Что за хрень? Нет, ты видел? Ты их видел? – тычет в темноту корявым пальцем лысый.
Нет, вроде бы ничего там нету – только почему-то куст, сухой куст, на
котором, как ни странно, ещё висят чёрные, скорченные листья, вроде как
шевелится. - Волк, что ли? – поёживается Иван Семенович, отступая
к двери. Женька замирает на самой ступеньке, но дядя Сеня мягко
проталкивает её внутрь. - Давайте, давайте… Оленька, помогите там форточки закрыть, хорошо?
Лысый отступает к двери, но здесь уже – пробка. Арсений выдвигается
вперёд, в его руке – нечто длинное, отливающее железом. Хрустит ветка.
Серая тень мелькнула среди деревьев… - Дверь! – орёт Арсений, и
лес оживает. Лысый кричит немым голосом, ни тени самоуверенности, ни
грамма понтов – он бежит, он спасает шкуру, втискиваясь в узкий проём
автобуса. Семёныч от неожиданности садится прямо на выжженную траву,
чуть не выронив свой тесак. Но тут же вскакивает и бежит к двери.
Совсем ещё молоденькая девчонка вскрикивает, зажатая с двух сторон, но
её тут же втягивают изнутри. Остаётся Сергей, но Сергей как раз и не
спешит: он выдрал из рук Семёныча тесак и пригнулся, изготовившись для
защиты. А Они – Они уже здесь… Рваные, жуткие тени, деревянные, неживые
движения… И такой же деревянный стук лап по погибшей земле. - Что, Серёга, держись! Спину ко мне ближе! – решительно объявляет Арсений, и …
- Петя-а-а-а! – душераздирающе голосит Дарья Михайловна, рвётся в дверь
– но Арсений закрывает проход широкой спиной, он вдавливает,
отталкивает женщину назад… - Чего вы стоите?! Там – Муж мой! Петенька!!!
Там, куда совсем недавно направился Пётр Данилович, нежданное
оживление. Акулий пир… Мелькают тени, щёлкают челюсти, слышны ворчание
и хруст свежей кости. Криков нет. Значит, людям там делать уже нечего…
Тварей много. Может быть, с десяток. Разглядеть число – невозможно.
Одни исчезают, появляются другие. Это не волки. Хотя размером – не
крупнее. Это не собаки. Это вообще не звери. Это нечто-то из кошмарного
кукольного театра, либо экспонаты с острова доктора Моро. Может быть,
хорошо уже то, что их не разглядеть в темноте. Они пока не
нападают. Они носятся вокруг, как нелепые, жуткие куклы в театре теней.
Только это не куклы. Это они – монстры. Настоящие монстры… Только у
монстров бывают такие страшные зубы… - Теперь ты… - хрипло шепчет Арсений, обращаясь к Сергею.
Тот осторожно пятится назад, тусклое лезвие тесака – впереди, как
пиратская сабля. Твари вновь растворились в темноте, но это ничего не
значит. Арсений знает: враг нападёт, когда не ждёшь. Поэтому он –
готов. Он ждёт всегда. У него работа такая… Вот Сергей внутри. Пора и самому… - Стой! Держи дверь! – кричат из темноты.
Да это ж… Никак, старые «друзья». Смотри ты, живы… Ладно, по крайней
мере, у них хоть оружие есть. Монтировка да секач против дюжины тварей
– жидковато как-то. С молодым вроде бы всё в порядке, а вот второй…
Валдай, что ли? Второй, видать, плох. Правый бок блестит тёмным, даже
отсюда видать. Кровь это, не иначе… Но автомат свой держит, молодца…
Сразу видно – боец. Ладно, нужно пособить… - Мама, а что
это? – Женька осторожно вглядывается в темноту. Там – Оно. Четыре лапы,
тонкий облезлый хвост, длинная, изодранная морда. Клыки в пасти,
которая не закрывается… Тварь стоит под окном битый час. Не уходит. Не
двигается. Остальных не видно. Но они – там. В лесу. Хочется спать. Всё
же ночь. Но как тут заснёшь, если за окном – такое… Такие. А впереди –
где сидел водитель – там и стекла-то нет. Они же могут… - Мама, а она сюда допрыгнет? - Нет, доченька. Собаки не умеют так прыгать. Только кошки. - Ну, кошка – это не страшно, - сонно шепчет Женька, устраивая голову на мамином плече: - только это не собака…
Где-то там, за их спинами, рыдает огромная Дарья Михайловна. Тихий
разговор впереди. Это тот, большой, дядя «Сеня». А отвечает ему бандит,
который Валдай. - Много их там? - На нас хватыт. Нэ пробиться. Живучие. - Пройти можно? - Патронов мало. - Что есть?
- Да нихрена почти… Малому вот «Обокан» отдал. Два рожка патронов,
третий початый. Вон ещё калаш с магазином. Почты полный… Есть две
«пукалки». Вон, у Алика – «Вальтер» Шамиля. Ещё «Хеклер-Кох». Хороший.
Две обоймы. - А это? – Арсений кивает на пояс Валдая, где красуется крупная «Беретта». - Это так… Застрелится. Там в стволе – один патрон… - Не густо… - Совсем говно. Арсений кивнул на монтировку: - Нужно что-то типа этого искать. На патронах много не продержимся… - Есть три ножа. Хорошие… Один бери. - Ну, эта железка посерьёзнее…
- Как знаешь. Слушай, Сеня, на кой хрен тебе они? Давай вместе
прорываться. С ними не пройдём, ты ж сам знаешь… Даже выйти не сможем.
Ты ж боец, я тоже не пальцем деланный… Малой стреляет классно, да и
пороху понюхал… Прорвёмся. Арсений молчал. Женьке стало страшно –
а вдруг он действительно всех бросит? Людей, её, маму? Что они будут
делать здесь, в этом разваленном холодном автобусе, где на заднем
сидении – мёртвые… А окно – разбито. И Они… Там, за окном… - Арс, ты как хочешь, а я останусь. Или со всеми, или никак…- присаживается на ступеньку Сергей. - Спокойно, Серёга. Придумаем что-нибудь. Не в первый раз…
Вот тут он соврал. Да, на своём шальном веку Арсений видел немало. Но с
таким столкнулся впервые. Он верил Валдаю – не прорваться. Эти
собакоподобные твари опасны. Но ещё больше он верил себе. Они разорвали
чиновника без единого звука – как будто это была какая-то мышь… А ведь
какой - никакой, а мужик был… Даже стая волков так не сработала бы.
Грызли бы долго, возились, пока не разорвали бы горло… Но – не так. Тут
– серьёзней. Потому что это – не волки. Он знал. Он чуял. С другой
стороны, сидеть здесь – верная гибель. От голода сдохнут. Или с катушек
снесёт – нельзя при таком стрессе в закрытом помещении. Друг друга
грызть начнут. Все… Да и на «черных» надежды мало. У них – пушки, а это
– власть. Впрочем, это преимущество временное. Пушку он мог забрать в
любой момент, - он в этом спец. Важней другое: они – бойцы. Они не
станут глаза ладонями закрывать да голосить «Помогите». Они будут –
воевать. И значит, пушки пусть будут у них. Пока… До утра подождём. Там
– виднее.
Vova
