На минуту осветилась тьма, и стало ясно,
как в полдень. Будто ледяные руки обняли
меня, и лед жег мне сердце, и я проклинал
человека и, проклиная, падал перед ним.
На волю!
Алексей Ремизов, «В плену»
Что-то не совсем так вышло с этой природной магией. Наверно, прабабка с
кем-то согрешила. Когда выбралась на шотландские камни, меня полчаса
рвало соленой водой. Рычала под луной, как оборотень. Потом пошла через
горы. Радости не было. Страшновато – было, даже после Азкабана: тишина,
камни и звезды. «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?»
Во время опасности у меня силы ниоткуда появляются. Наверно, тоже
природная магия. Как бы я иначе за первые двое суток на столько ушла,
после двенадцати лет тюрьмы? Иногда падала, обдиралась, съезжала вниз
по склону, но только смеялась. Через двое суток перешла горы, ушла в
лес. Упала на мох.
В Азкабане иногда думала, что сделаю, если вырвусь. Первый год была
дурой, думала, что соберу оставшихся и начну воевать. Долгое время
потом думала, что продолжу разыскивать Тома – не любил он это имя, а я
не Тома и разыскивать бы не стала! А получилось так, что иду убивать
Петтигрю. Потому что брату пообещала.
Больше всего хотелось найти Сириуса. В горах думалось, что всю кровь бы
отдала, чтобы с ним вместе идти. Чтобы не одной. И чтобы ему не одному.
Когда столько лет только с камнями обнимаешься, понимаешь, что сама не
каменная. Что бы там ни казалось.
Когда проснулась, снова подумала о Сириусе. О площади Гриммо. Что
Кричер притащит кофе и круассаны, и плевать я хотела на все войны, на
дементоров, на разборки эти по цвету и крови. Все это одного свежего
круассана не стоит. Потом Кричер утку зажарит, Сириус опять будет жрать
как деревенский мальчишка. Тетя Вальбурга об него весь язык стесала в
свое время. Кажется, я даже заплакала. Усталость металла. Запретила
себе. Сначала дело, и до тех пор – ни о Сириусе, ни о доме не думать.
До уизлевской халупы идти было долго. Дошла все-таки. Шла лесами,
раньше никогда бы не подумала, что так лес люблю. Говорят, в молодости
трава зеленее. А уж после Азкабана она зеленее некуда. Побег – вторая
молодость. Только дурь из головы после тюрьмы вылетела.
Пробраться к ним в дом трудно – за столько поколений защитились, какие
бы идиоты они ни были. Без палочки нечего и думать. Да и с палочкой
резня ни к чему. Зачем без толку детей убивать, даже Уизлей? Мне только
крыса их нужна. Ничего, подожду первого идиота с палочкой. А уж потом
подшучу так подшучу – в своем старом стиле. У рыжих кровь в жилах
замерзнет.
Ждала недолго. Интересно, с каких пор у Уизли каштановые волосы? Но это
хрен с ним, пусть хоть нафталином красятся. Или гуталином? Ведь
спрашивала у Сириуса однажды, как та маггловская штука называлась, но
опять забыла. Азкабанский склероз. Хорошо хоть не азкабанский
ревматизм. Пусть их красятся хоть чем, главное палочка.
Удобная палочка, и достать легко. Петрификус Тоталус! Действительно не
уизлевская девчонка. Грязнокровка. Мне, чтобы почувствовать, в анкету
смотреть не надо, потому что у меня кровь чистая. По этому чувству
можно и чистую кровь определять. Полукровки волшебную кровь не чуют.
Хотя про равенство орут больше всех. Или про неравенство – я за многими
из наших заметила, что чутья на кровь у них нет. Даже у Тома оно
плохое. Война полукровок за чистую кровь. Шутка судьбы. Ненависть и
любовь всегда вызывает то, к чему принадлежишь сам, но принадлежишь с
мучительной неполнотой. У меня это тоже было. Не из-за крови, правда.
Так я в войну и влезла.
Пока тащила ее окаменевшую сквозь кусты, почему-то подумала, противны
они мне или нет. Грязнокровки другие, это я чувствую. Обязательно ли
это плохо? Прекрасные мысли для Блэк и Пожирательницы Смерти, я знаю.
Просто двенадцать лет с тех пор прошло, пора бы и своей головой
подумать. Ненавистью полукровок я их ненавидеть не могу, только до
этого унизиться не хватало, но инстинктивное пренебрежение остается.
Пусть бы жили, если далеко и тихо.
Думать вредно иногда. Собиралась ее убивать, а додумалась до торжества
гуманизма. Ничего, сейчас посмотрю на страх в твоих глазках
грязнокровочных. Не узнаешь – представлюсь. Круциатусом. Червяка
извивающегося и прикончить легче.
Она узнала меня и так. Побледнела. Зрачки расширились. Посмотрим, как
ты будешь ползать. Энервейт! Силенсио! Черт, вот это характер! Кинулась
на меня с голыми руками, как я на дементора. Империо! Неужели и теперь
сопротивляется? Это, допустим, бесполезно. И она знает, что бесполезно,
раз меня узнала. Хорошо, сильного человека унижать грешно. Авада
Кедавра!
А этого, Белла, надо действительно хотеть. Чужая палочка тут ни при
чем, палочка новую хозяйку признала. Сломалось за эти годы во мне
что-то. Да и к черту, я не маггловское ружье, у меня курка нет. Со
второго раза получилось бы, от злобы. Но она побледнела еще сильней и
упала прямо на меня. Я инстинктивно подхватила. Так она у меня пощады
тогда и попросила – телом у тела. Так я и согласилась.
Могла бы такого прекрасного инферна из нее сделать. А теперь полезло в
голову, что это ребенок, и зачем-то – что у меня детей нет и не будет,
наверно. Рехнулась я в Азкабане. Хотя думать еще могу – запасные
варианты, если Авада не получается, припомнились сразу. Конечно, я
уцепилась за тот, что вел на площадь Гриммо – вторая молодость и есть,
а что дури в голове меньше, это я не подумав сказала. Вырубила
грязнокровку на несколько часов, закинула на плечи. Сила еще есть – ее,
говорят, у сумасшедших и идиотов много.
- Ах, Беллочка, ах, девочка моя! Только по тебе из всего рода видно,
что Блэк и в лохмотьях остается королем. Бедная моя! Что это ты за
падаль в дом притащила? Грязнокровка в нашем доме? Не допущу!
Значит, померла тетя Вальбурга. Голова у нее была государственная, а
магией судьба все-таки обидела. Зря она этот портрет затеяла. Только
себя позорить. И наверняка портрет теперь от стены не отдерешь.
Такие-то заклятия ей удавались.
- Белла!
Живой! И даже раньше меня добрался, хотя я аппарировала. Тетя
Вальбурга, конечно, в своем репертуаре, на этот раз довольно по-умному
мстительном:
- Щенок! Предатель крови! Позор рода нашего!
Сириус мне потом говорил, что ему мамашин портрет даже заклятиями
заткнуть не удается. У меня тоже не получалось. Но тогда мы ее
заткнули, когда обниматься начали. Сириус, кажется, плакал. У меня тоже
слезы в глазах стояли. Смотрю на него и не вижу. Тому, кто не прожил
двенадцать лет без возможности к живому человеку прикоснуться, не
объяснишь.
Сели на пол как дети, держимся за руки. Я первая в себя пришла. Вынула
палочку. Сначала его. Забыла уже половину, как лечить, зато
трансфигурацию помню. К черту эти лохмотья. Почему-то вспомнилось,
какой была дурой, когда принимала Знак и делила мир на Светлых и
Сильных. Когда бравировала фальшивой черствостью. Дядя Орион говорил
мне тогда, что семья ему ближе себя самого, а я не поняла.
Сириус тоже собрался. Начал что-то понимать в происходящем. Посмотрел
на грязнокровку, которую я на пол сбросила, как только появилась.
Рассердился на меня.
- Белла, это кто? – спрашивает меня в праведном гневе.
- На! – сунула ему палочку. Доверяю, как дура, потому что брат. –
Грязнокровку поймала у Уизлей в саду. Она нам поможет к Петтигрю
подобраться.
Ему не понравилось, но все равно взял мою руку, убрал запекшуюся кровь, залечил раны.
- Дай локоть. Других вариантов не было?
- Могла всех Уизлей перебить, чтобы до крысы добраться. Хотела
грязнокровку инферном сделать и за крысой пустить, отличнейший план, но
не сработал.
У Сириуса глаза вспыхнули, но он сдержался. Лет двадцать назад он бы
меня заклятием шибанул, а пятнадцать лет назад и в Азкабан бы доставил.
Он у нас Светлый был. Но тюрьма ему мозги вправила, и я помогла. Понял,
что я его сестра.
- Радуйся, братишка. Она тебе про крестника твоего расскажет. Я попрошу
– все расскажет, ты меня знаешь, - рисковала я, зато страшно мне было
немного и весело. Молодежь учить надо.
Сириус вскочил на ноги, махнул палочкой и все же убрал ее за пояс.
- По дому пойду приберусь, - а сам глаза прячет.
Слабак. Хотел ударить – надо было сразу. Хочет на предательство духу набраться?
- Сириус, и не стыдно тебе? Тебя родители научить должны были, но и я
тебе скажу: ты брат мой, и что ты ни думай и ни делай – братом моим
останешься, пока снова от меня не отречешься. Ты уже раз от родителей
отказался по чертовым своим убеждениям, теперь из-за убеждений будешь
меня безоружную бить? Мало тебе, что новое убийство на меня повесил,
размазня?
Дальше кричали мы друг на друга, громче, чем тетя Вальбурга с портрета.
Палочку он в угол запустил, стул грохнул и вазу разбил. Больно я его
ударила своими словами, но и он сквитался. Даже про Тома вспомнил, хотя
мы про это не говорили ни разу. Мы чуть друг на друга не бросились.
Вернее, бросились, но когда откричались уже.
- Стерва ты, Белка, - шепчет мне, обнимая, и за волосы меня прихватил.
- А ты дурак слабовольный. Но ты мой брат.
Кофе и круассаны Кричер принес в библиотеку. Пришлось в книгах
покопаться – все-таки в чужое тело влезть не булочку скушать. Не
хотелось никуда уходить. Сидеть в тетином доме, книги читать, круассаны
теплые есть. Не хочу я войну, не хочу прятаться, никого убивать не
хочу. Оставьте меня все в покое. «Том в могиле, муж в тюрьме,
помолитесь обо мне…» За сорок мне уже, половина жизни. Неужели не могу
хотя бы месяц просто пожить? Нет, не могу.
Сириус привел грязнокровку в чувство, играл с ней в доброго
следователя. Или просто возился с ней, не пойму его. Пытался меня
одернуть, когда я приказала ей отвечать на вопросы. Она артачилась, но
палочки моей все-таки испугалась. Сириус потребовал палочку убрать.
Пожалуйста, я и через ткань могу. Легилименс! Пой, птичка, пой.
Почему же не везет мне так? Расплата за мягкость. Конечно, прикрытие
идеальное: зубрилка-гриффиндорка, ни с кем не откровенничает, младший
Уизлик в нее влюблен. Мокрого места от крыски не останется. Но мне-то
каково отыгрывать гриффиндорку, подружку Уизли и Поттера? Хорошо хоть
целоваться с ними не придется.
Когда я снова достала палочку, грязнокровка побледнела. Я подошла к
ней, не обращая внимания на Сириуса, приставила палочку к ее голове.
- Мне нужны только ее воспоминания. Расслабься, грязнокровка.
Не нужны мне ее воспоминания, просто надо сучку приструнить. А то Сириус разбалует.
- Ее зовут Гермиона.
- Мне плевать.
- И она будет обедать с нами!
- Хорошо, пусть поест нормально перед смертью.
Сириус посмотрел на меня как на змею, хотя и знает, что не убью я ее. А
грязнокровка подумала, что я ее убью и в ее обличьи до ее дружков
доберусь. Накинулась на меня как бешеная, чуть палочку не сломала. Что
же, достойно, так и надо друзей защищать. Ступефай!
Ритуал прошел прекрасно. Память ее мне досталась, а вместе с ее телом и
замечательный бонус. Несколько оборотов – и никакой паники в семействе
Уизли по поводу исчезновения гостьи. Эх, раскрутить бы времяворот на
полную, чтобы Азкабана не было, чтобы Том не погиб или хотя бы чтобы мы
с ним поговорить успели. Но к черту – это моя судьба, и не надо мне
другой.
Свою, то есть теперь ее, память я изменила. Хорошо было бы ей все
показать, чтобы хоть одной Светлой дурой на земле было меньше. Как мы
воевали, за что воевали, и как они с нами обходились. А то ведь
смотреть в ее памяти на эту сусальную ложь просто невозможно. Ничего,
перед обратным разменом просвещу ребенка.
- Себя тебе доверяю, брат. Смотри, чтобы я булки не жрала, зарядку делала, и вообще чтобы к моему возвращению я была как новая.
Дурацкий у меня голос. Но властный. Это хорошо.
- О ней позаботься, сестренка, - Сириус ехидно улыбается. – Все, что
тебе нравится, в этом возрасте еще нельзя. И крестника мне не развращай.
- Да что там не развращай... Разве что сделает себе подросток
татуировочку, делов-то. А с грязнокровками я всегда мила, ты же знаешь.
Они у меня как в санатории.
- А в ритуале было переливание крови? Я не заметил.
Дрянь ты, братец мой дорогой. Вот тебе за это! - я крутнула времяворот.
Успела только заметить, как он испугался, когда увидел его в моих
руках. Ничего, пусть ему лишний кошмар приснится. Может, вспомнит меня
еще. Не люблю скучать невзаимно.
554 Прочтений • [Беллатрикс. Глава 2] [10.05.2012] [Комментариев: 0]
Vova
