Я спал. Я был свободен. Мой дух соткал мне сон. Он с жизнью был несходен, Но с жизнью сопряжен. К. Бальмонт. Правильно истолкованный сон мог стать верным предостережением… (Из предисловия к соннику).
Какое странное место. Одновременно неприятное и теплое, незнакомое и
родное. Как я сюда попал? Вокруг невысокие холмы, одетые в странную
желтовато-коричневую траву, которая совершенно не пахнет и похрустывает
под ногами. Может осень? Нет, не похоже. Деревья, выстроившиеся вдоль дороги, как топ-модели на подиуме, демонстрируют зеленые прически.
И дорога то же странная - вроде недавно асфальтированная, но сразу
видно, что заброшенная. Она убегает вдаль, теряясь между холмами.
Я вышел из какого-то здания и стою, держась за решетчатые ворота,
ржавые, скрипучие, с двумя облупившимися, но легко угадываемыми
красными звездами. Воинская часть? Но что я в ней делаю? Еще
несколько лет назад я повесил свой дембельский мундир в шкаф и забыл
про него. Надеюсь, навсегда. Нет, все-таки странное место.
Особенно небо, кроваво-фиолетовое. Такое часто рисуют дети, когда хотят
показать, что им страшно. Или представляя войну. А еще небо тяжелое.
Кажется, еще немного и оно под своей тяжестью проломится гнилым полом и
обрушится на землю рваными и острыми обломками. Тихо. Слишком
тихо. Совсем никаких звуков. Даже шепота ветра не слышно. Только
надрывно стонут петли створки ворот, которую я качаю. Вперед-назад,
вперед-назад. Но даже этот скрежещущий звук не может разогнать тишину,
опустившуюся на это странное место. Воздух плотный, как вата, впитывает
без остатка скрежет железных ворот. А что с моей рукой?
Прокрытая въевшейся грязью и струпьями, как после сильного ожога, она
крепко сжимает ржавый прут, но она не моя. Слишком большая и страшная.
Ногти на пальцах отрасли до состояния когтей, под которыми скопилось
что-то ржаво-коричневое. На указательном пальце ноготь неровно,
зубчиками обломан. Боже, я даже в своих длительных
геологических командировках в Центральную Азию так не запускал свои
руки. А они точно мои. Пальцы двигаются, как только я об этом подумаю,
и делают то, что я хочу. Вот они сложились в кукиш. Хотя нет, это
больше похоже на фигу, огромную, волосатую, лежавшую рядом с жарко
пылавшим костром. Здание за моей спиной я никогда раньше не
видел. Обычная бетонная трехэтажная коробка с остатками старой побелки
на стенах. Я его не видел, но знаю все его закоулки и потаенные места.
Скрип его разбитых оконных рам звучит как запомнившиеся с детства
мелодии колыбельных. Гулкие лестницы, сорванные с петель двери, скрежет
под ногами осколков стекла. Все это слишком знакомо. Но почему?
Это мой дом? Нет, мой дом где-то в другом месте. Там темно и спокойно.
Только иногда коготками цокают по трубам пробирающиеся куда-то крысы. И
еще там кто-то живет. Опасный, как бритва, быстрый, как молния. Но я
его не боюсь. Может быть, мы даже с ним дружим. Странно, несмотря ни на что, я не ощущаю страха. Хотя понимаю, насколько ужасно место, где я сейчас стою. А зачем я здесь?
Небо, меня позвало небо. Оно все такое же кроваво-фиолетовое, как
синяки на лице боксера, оставшиеся после вчерашнего боя. Небо что-то
мне хочет сказать, что-то важное, что держит меня возле этих ворот.
Мне всегда нравилось общаться с небом. Именно с небом, а не с богом.
Или богами. Бывало, лежишь в казахской степи, как стол, ровной, и, как
память, бескрайней, и смотришь в усыпанное блестками звезд ночное небо.
Долго смотришь, а оно смотрит на тебя. И постепенно ты растворяешься в
этих бездонных глазах, начинаешь ощущать дыхание вечности, стекающее с
небес вместе с хрустальным светом далеких звезд. Ты пьешь этот свет,
небо пьет блеск твоих глаз. Вселенский восторг единения. Вселенский
экстаз. Молния разорвала небесную плоть, еще раз и еще. Гром
кувалдой грохнул в землю, испуганно дрогнувшую под ногами. Его раскаты
метнулись, вспарывая ножом мясника загустевшую тишину, и покатились над
холмами, напялившими на лысые вершины пурпурные шапки. Хорошо.
Мне уже хорошо. Тяжесть неведения отступает. Будет дождь, нет – ливень,
колючий, плотный. Идти сквозь него, все равно, что плыть в море.
Будет отпуск надо съездить на Черное море. Друзья давно зовут, а я все
собираюсь. Дела, дела. Они, как бусинки, нанизываются на нить времен,
сплетаясь в бесконечное ожерелье. А ведь у меня здесь тоже
есть какое-то дело. Важное. Ах, да, я должен услышать зов неба. Зов
Неба. Это настолько важно, что я в нетерпении начинаю переминаться с
ноги на ногу. Откуда у меня такие старые ботинки? Черные
шнурки изжеваны, кожа местами облезла и вытерлась до прозрачного
состояния. Только пальцы наружу не торчат. И затертые, рваные
на коленях джинсы, переходящие в такую же истрепанную брезентовую
куртку, с оторванным по локоть левым рукавом и надетую на голое тело. Я
выгляжу, как наш сосед по лестничной площадке дядя Коля, который после
двухнедельного запоя возвращается домой, где его ждут толстая и
горластая жена и трое детишек с вечно голодными глазами. Грязный,
заросший. Оставляющий за собой в подъезде шлейф из запахов мочи,
немытого тела и тошнотворного перегара. Неужели и я пошел по
его стопам? Нет, глупости. Я здесь потому, что у меня важное дело. И не
важно, как я выгляжу. Главное, это Зов Неба. Странный звон в
голове. Он, как писк комара, зародился где-то далеко, но быстро
приближается. Ох, звон ударил резко, наотмашь, и остался в голове, как
дребезжащий по утрам на тумбочке возле кровати будильник. Старенький
«Янтарь» с 24 камнями. Еще в школе я удивлялся, что за камни упрятаны
под этим пожелтевшим от старости пластмассовым корпусом. Какая
глупость, я даже улыбнулся. Губы, как резина, послушно растянулись. И в
это же мгновение вместе с очередным ударом грома на лицо упала первая
холодная капля дождя. Я хотел ее вытереть, но… Люди. Откуда
здесь люди? И зачем они здесь? Внутри плеснулось черной водой
раздражение. Они могут мне помешать, прервать столь интимное общение с
Небом. Три фигурки в странных зеленых комбинезонах, с
рюкзаками. Туристы что ли? Или грибники. Странно, зачем грибникам
оружие? У одного, семенящего впереди группы, на груди висит автомат
Калашникова. Еще бы я его не узнал! Я вышел из-за створки
ворот и предостерегающе поднял руку. Они были незваными гостями. Они
мне могли помешать. Незваный гость - хуже татарина. Интересно, а кто
такой татарин? Семенящий первым, похоже, меня заметил. Он так
резко остановился, что в него врезался второй человек. А потом они
кинулись в разные стороны, что-то крича, сдергивая с груди оружие и
прячась за стволами деревьев. Их так часто белили, что даже постоянные
дожди не могли смыть всю известку, впитавшуюся в седую кору.
Молнии извивались в диком змеином танце, гром гремел непрерывно, как
бесконечная танковая колонна. Горизонт набух пульсирующим багровым
цветом. Красиво. На это буйство стихии я мог смотреть, не отрываясь,
часами. Что-то сильно ударило в грудь, я аж отступил на шаг от
неожиданности. Больно. На грязно-зеленой ткани стало расплываться бурое
пятно, словно чай пролили на скатерть. В меня стреляли, я это
почувствовал быстрее, чем понял. Запах страха. Я шмыгнул
носом. Нет, он не в воздухе, он в моей голове. Я чувствовал этих троих.
Их страх, липкий, с паучьими волосатыми лапками, шевелился в моей
голове. А еще они хотели меня убить. Почему? Ужас и жажда убийства,
исходящие от людей, хлынули на меня штормовой волной. Я чуть не
задохнулся. Больно! Еще одна пуля впилась в мое бедро, и,
словно удар молнии, воспламенила в моем сознании скопившиеся
раздражение, боль, страх, ужас. Во все стороны от меня полетели
смертельные осколки. Мысли - острые ножи - ударили одного человека,
который высунулся из-за дерева и пытался выстрелить. Он упал, словно
срезанный косой одуванчик. Остальных я не видел, но мне все
равно, что с ними. Главное, они не будут больше мне мешать. Буря, будет
буря! Восторг наполнял меня, как газ воздушный шарик. Безумство стихии
достигло своего предела. Все вокруг бесновалось, металось тенями в
кровавом свете. На горизонте вспухло на вдохе и лопнуло на выдохе.
Грохота я не услышал, невидимая волна домчалась до меня быстрее. И я
закричал… *** Крик подкинул меня в кровати, сбросил на
пол одеяло, свернувшееся в бесформенный жалкий комок. Сквозь неплотно
задернутые шторы в комнату осторожно заползал серый рассвет
просыпающего пасмурного дня. Зябко поежившись, я зачем-то провел рукой
по груди. Что я там хотел обнаружить? Шлепая по линолеуму
босыми ногами, пошел, как поплыл в сумеречной пелене, на кухню. Вода с
привкусом накипи толкнулась из носика чайника в пересохшее горло. На
электронных часах, приткнувшихся на холодильнике рядом с деревянной
хлебницей, бледно-зеленым мерцало 06:06. На календаре с полногрудой
блондинкой – 9 апреля 2006 года. «И зачем им понадобился
геолог в Чернобыле? - почему-то вспомнилось мне. – Хотя предложение
заманчивое, надо сегодня дать окончательный ответ». Оставив чайник в покое, я сладко зевнул и отправился в спальню досыпать. Странный сон. Мой удивительный сон…
Vova
