"Месть – сильное чувство. Во имя мести любой способен бежать быстрее,
неся свой гнев всему миру. Вопрос в том – согласишься ли ты бежать,
когда на твоём пути встаёт пропасть? Так что стойте, остроухие ублюдки,
и наблюдайте за тем, как пало всё то, что для нас дорого. В этом
виноваты только ВЫ. Да-да, именно вы, жалкое сборище самоуверенных
свиней. Хорошего дня, а я сваливаю"
Керсаин Вас’хатарса, «Утешительная речь для проигравших», Руины Кель-таласа, 617-й год.
***
Времена наступают тёмные и мрачные, а глаза видят постоянный ужас,
творящийся где-нибудь на границе со злом. Но тьма велика, и многие
герои, которые убивают какое-нибудь великое, «первородное» зло, как им
кажется, упускают многие другие проблемы. Они низменны, их никак нельзя
избежать, и они есть. Потому их стараются всячески избегать, или даже
так – «помогать по возможности», чтобы не позволить обострённому
чувству совести их сожрать изнутри.
Сейчас, сидя здесь у камина вместе с такими же несчастными, я понимаю:
насколько я еще мал и ничтожен. Мне двенадцать, а мир еще слишком
беспощаден, чтобы сражаться за свою жизнь. Без помощи ты обречен на
полное уничтожение.
***
Если кто-нибудь нашел этот журнал, то я начинаю подозревать, что мой
Покровитель погиб. Или настолько обхитрился, что решился выложить мой
дневник на продажу. Меня зовут Орсон, и я младший сын Дарена и Греты
Бейликов. Мой отец умер давно, я его даже не помню. Я был совсем
маленьким, и мама рассказывала про него не так уж и много. Точнее, я
даже этого не помню. Право слово, нужно было её побольше слушать.
Мы жили в тихой деревне, недалеко от Хиллсбрада. Мама рассказывала, что
отец очень давно привёз её сюда, чтобы жить спокойной тихой жизнью,
подальше от крупных столиц, которые ему чем-то не нравились. Мама моя
родом из Штормграда, и даже здесь, в приюте я узнал, что у неё было
немало друзей.
У меня был еще старший брат, Гаррет. Он ушел на войну и не вернулся. Я
до сих пор его помню. Особенно я помню, как он готовил медовые пироги.
Он отлично их готовил, и даже за кухонной плитой он был лучшим из
лучших, иногда даже лучше мамы.
Я хочу всем рассказать о том, что случилось в один счастливый летний
день. Я стараюсь прятать свой дневник от злых управительниц, однако
вчера я чуть не попался, и теперь меня будет ждать весёлая трёпка…
"Мир поистине жесток. У тебя было всё хорошо, всё прекрасно… и судьба
может отвесить тебе ТАКУЮ звонкую оплеуху, после которой будет очень
трудно встать, да еще и в ушах звенеть будет. Но каждый, если он не
лишен ног, пытается это сделать. А пока ты этого не поняла, закрой рот
и задери юбку, пока я тебе не вышиб мозги. И лучше тебе, солнышко моё,
не кричать на помощь, я нервный…"
Что уж тут поделать. Твоя судьба тоже тебе отвесила оплеуху. В виде меня.
Керсаин Вас’хатарса, «Утешительная речь для пойманной девственницы». Где-то в лесах за Штормградом, наши дни.
…Я задержался у тёти Марты, когда всё это произошло. Мне полгода назад
исполнилось двенадцать, и я это помню очень хорошо. Уже наступил вечер,
а я всё никак не мог ответить на один очень сложный вопрос по истории.
Таково было моё домашнее задание. Я должен был прочитать историю
великого героя Андуина Лотара. И замкнулся на одном простом вопросе:
почему он победил, даже когда погиб? Казалось бы: великий герой
погибает в неравном бою, его смерть – это шок. Солдаты в панике, они
лишились командира. Но всё происходит в точности до наоборот. Они
сметают орков, подобно морской лавине.
-Дело не только в героях, — пояснила Марта. Её простое, застиранное до
дыр платье пахнет весенними цветами. Это неудивительно, ведь его
стирали мы вдвоём – я и мой друг Гари.
Она была очень молода. Ей было двадцать, или даже двадцать пять, но она
очень умная и добрая. Всегда помогала нам, а мы – ей, чем могли. В
детстве она тоже потеряла родителей, как я сейчас, но ей повезло куда
больше – её воспитывала бабушка, и научила её многим полезным вещам.
-Дело не только в них. Иногда один их образ способен пустить воинов на
поступки, достойные своих героев. Они знали, за что сражался Андуин
Лотар, и покажи они слабину, падёт всё то, за что он сражался. И все
его предыдущие заслуги попросту сотрутся под орочьими топорами. Так и
запиши.
-Не могли бы вы это повторить? – спросил я. Боюсь, что это слишком
тяжело для меня. Да и миссис Дойн не поверит, что я сам до этого
додумался.
-А вообще, — ласково сказала она, приобняв меня, — каждый человек
способен быть героем. Вне зависимости от того, малое добро он совершил,
или большое. Плевать даже на то, что он решил в истории. Большим можно
быть, даже будучи маленьким…
***
На дворе не было темно. Весна еще праздновала в нашей деревушке, и,
проходя мимо местной гостиницы, я слышал чьи-то пьяные крики. Пожалуй,
идти мне туда пока не стоит.
Дома свет не горел.
На заметку: однажды Гари принёс бутылку, в которой было немного пива.
Странный вкус, очень горький. И я до сих не могу понять, почему люди
готовы на убийство ради таких напитков. (последняя строчка приписана,
видимо, гораздо позже, поверх полей журнала) Это произошло с мамой и
папой Марты.
***
Придя домой, я не верил своим глазам. Все вещи были разбросаны, большой
мамин шкаф был свален на пол. Была разбита вся посуда, а кровать, на
которой я сплю, разломана на две части.
И много людей. Взрослые люди с мечами и факелами освещали тёмные
комнаты моего дома. Некоторые из них носят железные шлемы. С синим
львом на доспехах.
Ко мне подошел один из них. Я его никогда не видел. С длинными усами и
коротко постриженной головой. У него на правом глазу висела черная
повязка, а говорил он очень громко и раздраженно, как будто его очень
сильно разозлили. Как у нашего тавернщика, когда мы слишком близко
подходим к гостинице.
-Что здесь делают дети?! Это место преступления, гром меня раздери!!
Парень, чего тебе надо здесь? – закричал он на меня. Я как-то сразу же
смутился и выдал:
-Я домой… пришел.
Человек с повязкой на глазу нахмурился.
-Домой?. . Грецель! Кто этот молокосос?!
Вперёд вышел Джон Грецель, капитан местного ополчения. Я его знал, он
иногда приходил к маме. Чинил некоторые вещи. Тихий, спокойный, ему
сорок лет, а он всё еще не мог найти себе жену. Он с моей мамой
частенько это обсуждал.
Его глаза расширились, когда он меня увидел. Он пробормотал что-то «Не может быть», после чего шепнул тому мужчине:
-…сын Греты.
-Вот как? Грецель, за мной, — они отошли, и о чем они разговаривали, я уже не слышал. Через три минуты Джон подошел ко мне:
-Орсон, послушай… ты можешь мне верить?
Я кивнул. Конечно, я хорошо знал его, и мог ему верить.
-Твоя мама… как бы так объяснить… она в отъезде, — продолжил он, — ты… никогда не бывал в Штормграде? Это столица...
-Где мама? – спросил я. Но ясного ответа так и получил. Я верил Джону,
и знал, что моя мама тоже доверяла ему. И это значило, что мои
счастливые деньки закончились.
Меня увезли в Штормград. Никто не посмел взять меня здесь в опеку – ни
Марта, ни Джон, никто другой. Было очень грустно покидать родную
деревню, но я знал – когда-нибудь я и мама вернёмся обратно. Приберёмся
здесь и купим новую кровать.
Как правильно? (не обязательно)
855 Прочтений • [Месяц Орсона Бейлика. О том, как пропала мама.] [10.05.2012] [Комментариев: 0]
Vova
