Обещай мне. Серебристые короткие волосы трепет ветер, а большие лазоревые глаза
лучатся нежностью. Дождь закончился и показавшееся за далекими,
изломанными грядами гор солнце, окутывает ее хрупкую фигурку золотистым
светом.
— Нацу, обещай мне, что когда мы вырастем, ты возьмешь меня в жены.
Она смеется, но ему отчего-то совсем не весело. Он растерянно молчит и густо краснеет.
Эльфман сжимает тоненькую светловолосую девушку в объятиях. На глазах у
самого мужественного мага «Хвоста Феи» слезы радости. Мира подкладывает
в ее тарелку еды, умиленно вздыхает. Макао, Вакабе, и Кана окружают ее,
добродушно улыбаются и говорят что-то. И даже Хеппи восторженно кружит
над ее головой. Ты вернулась, Лисанна.
Она была первая, кто, после исчезновения Игнила, мог заставить его
растягивать губы в счастливой улыбке. Она была первая, кто поверил в
него, и к кому ему хотелось возвращаться после тяжелых, изматывающих
заказов. Она была первой девушкой, в которую он влюбился. И первой,
которую он потерял.
Нацу помнил, как стоял под проливным дождем у ее могилы, и его соленые
горячие слезы мешались с дождевыми каплями, а душа разрывалась от
безысходности и тоски. Она была первой, кто открыл для него отчаянье.
Она первая заставила его поверить в чудеса.
Теперь сидя за столом в огромном зале гильдии, поглядывая на Лисанну,
Нацу чувствует легкий трепет внутри. Он ловит радостный лазоревый
взгляд и чуть кивает в ответ. Лисанна тоже кивает, оборачивается и
рассказывает о чем-то сестре, а Нацу скосив глаза, рассматривает
склоненный над столом белобрысый затылок
— Люси, — голос у него звучит необыкновенно серьезно, с легкой хрипотцой, — Люси…
Она отвлекается от увлеченного сочинительства, привычным жестом прикрывает записи, недовольно хмурится.
— Что?
— Люси, обещай мне, — Нацу от волнения сжимает и разжимает кулаки под
столом, пристально вглядывается в темные, цвета горького шоколада,
глаза – но в них лишь нарастающее раздражение. Она нетерпеливо стучит
кончиком пера по столешнице.
Нацу облизывает пересохшие губы, язык словно онемел и сердце в груди
бухает часто-часто. Как выразить вслух, те чувства и эмоции, что
переполняют его. Как? Он и слов то таких не знает. Люси уже давно и
незаметно стала его жизнью, и пусть по большей части она только кричит,
ему нравится, как иногда она нежно произносит его имя. Он любит все
выражения ее милого личика – от смущенно-счастливого, до
досадливо-разозленного. От нее всегда пахнет вкусно и сладко, и он
проклинает свое обостренное обоняние; когда она близко, он буквально
кожей ощущает исходящее от нее тепло, такое манящее, что ему огромных
усилий стоит сдержится и … а дальше он и сам не знает. В самых смелых
мечтах он прижимает ее к груди, к беспокойно бьющемуся и жаждущему ее
тепла сердцу; запускает пальцы в мягкий шелк волос; и целует… целует
пухлые податливые губы. Обещай никогда не оставлять меня.
Нацу раз за разом прокручивает эту фразу в голове, набирается решимости произнести, но с губ срывается невнятное мычание.
— Что? Нацу, говори яснее!!!
— Обещай, что мы всегда будем командой! – скороговоркой отвечает он и глубоко вздыхает, пытаясь успокоится.
Хартфилия безразлично пожимает плечами: «Хорошо, обещаю!», торопливо склоняется над бумагами. А маленькая девочка с короткими серебристыми волосами все еще смеется, но так и не дождавшись ответа, задорно прибавляет:
— Да ладно, я пошутила!
Кап-кап-кап. Кап-кап-кап…
Стучат в стекло упругие струи дождя. Кап-кап-кап…
Катятся и падают на пыльный пол слезы из глаз. Кап-кап-кап…
Тихо шепчет она по привычке.
Сегодня господин Грей целый день провел в гильдии. Большую часть
времени он дрался с Нацу, спорил с Эльзой, шутил с Люси, пил пиво с
Макао, сбрасывал с себя одежду, заставляя ее сердце пропускать удары, а
щеки полыхать от смущения. И снова господин Грей даже не взглянул в ее
сторону. Кап-кап-кап…
Стучат в стекло упругие струи дождя. Кап-кап-кап…
Катятся и падают на пыльный пол слезы из глаз. Кап-кап-кап…
Огромная клепсидра за ее спиной отсчитывает дни, но ничего не меняется. Кап-кап-кап…
Vova
