Они жили здесь уже почти месяц, хотя назвать жизнью это, не повернется язык ни у одного нормального человека, существование.
Нет, они ни в чем не нуждались, но постоянное нервное напряжение вкупе
с непередаваемыми условиями жизни давали о себе знать. Мамору все
больше мрачнел, и все реже его лицо освещала улыбка, да и причин для
нее не было никаких.
Каито обосновался в соседней комнате и, не теряя времени, даром
продолжил заниматься своими опытами, которые к его огромному сожалению
и скрытой радости двух других сожителей успехом не увенчались.
Ни один из опытов не удался.
Усаги впервые дни, казалось, завоет от скуки и безделья, хотя до этого
она была любительницей поваляться на кровати плюя в потолок. Но как
выяснилось эта любовь тоже проходит, убитая однообразием.
На четвертый день их вынужденного нахождения, по словам девушки "в
неизвестно какой дыре", Усаги послав все куда подальше, достала из
самого низа своей не в меру вместительной сумки — альбом и пару обычных
карандашей. И теперь практически все время проводила за рисованием.
После пары ехидных комментариев Каито, который "имел наглость"
подсмотреть за ней и нескольких разорванных набросков-рисунков, Усаги
рисовала так, чтобы ни Мамору, ни это нахал, не могли даже случайно
увидеть то, что она не хотела им показывать.
Что девушка рисовала, оставалось для молодых людей тайной.
Дни однообразные, до зубовного скрежета, тянулись невыносимо медленно, не спасали ни опыты, Каито чуть ли не ходил по потолку
Усаги, к этому моменту использовавшая практически весь запас художественных принадлежностей, тоже начала терять энтузиазм.
Мамору же было хуже всех, волнение обо всем, начиная от самочувствия
Усако, которая в последнее время не очень хорошо себя чувствовала, до
забот об их безопасности, на которую наглый псевдо-ученый похоже решил
просто не обращать внимания, хотя сам же и предложил такой вариант
спасения, клятвенно заверяя, что приложит "все возможные усилия для
защиты девушки".
Второй, менее важной проблемой Мамору являлась обычная скука, которой
периодически подвергались все присутствующие в этом доме, только в
отличие от Усаги, непрерывно что-то черкающей или Каито, поселившегося
в подобие лаборатории, ему заняться было нечем. Любимой помочь он не
мог, ничего не понимая в живописи, из этого выходило только одно —
Каито.
— Не помешаю? — спросил он в один из первых дней, заходя в лабораторию.
— Нет, конечно, — безразлично пожал плечами ученый и понимающе усмехнулся.
— Скучно стало?
— Да, — сопроводив ответ кивком ответил Мамору, не видя причин отрицать очевидное.
— Помочь?
— Было бы не плохо, — ответил тот положительно, чем безмерно удивил его.
Мамору накинул на себя халат, натянул, стандартны е резиновые перчатки,
надел защитные очки, став похожим на спятившего доктора психа, подошел
к рабочему столу, вопросительно смотря на собеседника.
— За дело, — снова чересчур жизнерадостно возвестил Каито.
И закипела работа, и Мамору наконец-то отвлекся от терзавших мыслей.
В таком режиме прошло еще несколько дней, ровно до тех пор, пока он не
спросил у Каито, каких результатов тот ждет и для чего собственно они
так стараются.
Ответ ему не понравился и Мамору вылетел из комнаты, громко хлопнув
дверью, перед этим живописно объяснив парню, что думает о нем.
Но ведь никто не говорил, что будет легко...
Vova
