"Они влюбились в друг друга с первого взгляда,
обменялись пуговицами, носились как угорелые,
дурачились, а потом послали телеграммы своей
тетке (хотя я слышал, что ее съели) и семи
тысячам клипидассов и пригласили их на свадьбу
(Т. Янссон)
Сбросив надоевшие хуже горькой редьки туфли, Серенити растянулась на
кровати. Ну вот кто, кто придумал эти кошмарные приемы?! Покажите этого
извращенца в лицо. Пусть сам протопчется весь день на узеньких, таких
изящных шпильках! Да еще со шлейфом и крыльями вдобавок!
-Устала? — по ногам словно бы прокатилась теплая волна. Эндимион, муж
любимый, кто же еще... Тоже, небось, за сегодня вымотался. Особенно
если учитывать его "пламенную любовь" к официальному костюму...
Серенити рассеяно пошевелила пальцами на ноге. Странно... Наверное, вот
из такой ерунды жизнь и складывается. Какие-нибудь яркие и
знаменательные события помнишь в основном, по словам свидетелей, а у
самого в памяти вспышки: блики солнца на доспехах; мимолетный поцелуй в
ухо; взгляд друга сквозь ресницы, когда ему в глаза бьет солнце; запах
высокого неба по утрам... Вот такое вот шевеление пальцами.
-Мамору, — имя привычно ложится на губы. Скорее даже заклинание, чем
имя — приятно произносить, эти звуки успокаивают. Муж растянулся рядом
и тепло коснулся губами. Серенити знала его лучше, чем свои пять
пальцев — его голос, его запах, тепло его касаний. Что он любит
смотреть на нее когда она засыпает, или еще не до конца проснулась; ему
нравится сидеть рядом с ней, вместе глядя на огонь свечи; привлекает
чем-то удивить или сбить с толку. Серенити хорошо его знала. И знала,
что и Эндимион ее изучил. Отличал ее шаги и прикосновения, слышал
дыхание, наклонялся именно тогда, когда он хотел ее поцеловать. Знал,
ей нравится лежать рядом с ним под одеялом и слушать шум дождя, чесать
его за ухом, потягиваться по утрам то так то эдак, чтобы он любовался.
Любить друг друга, сходиться в этих мелочах — они так этого ждали, так
стремились к этому, что, отвоевав, совсем потеряли голову. На
протяжении многих месяцев окружающие их соратники твердили: нельзя,
держите себя в руках, контролируйте друг друга, мы должны сражаться...
А они так не хотели сражаться и так хотели любить. Хотели друг друга.
Хотели покоя, понимания и взаимного чесания за ушком. Теперь все
позади. Битвы, долги, обязательства, требования, церемонии. Позади
стыдливая растерянность, когда кто-то видел их целующимися; печальные
разбредания по домам вечером, потому что завтра — то ли учеба, то ли
конец света; страх невыполненных надежд. Все уже в прошлом. С этого дня
и навеки они принадлежат только друг другу, и теперь остальным будет
стыдно, если в неурочный час вломятся к ним!. .
Им не хотелось ничего — только лежать рядом, рука в руке, закрыв глаза,
и чувствовать, как через них протекает жизнь. Их пальцы говорили друг
другу больше, чем самые сладкие любовные романсы. Нужно ложиться
отдыхать — завтра, Сецуна обещала, тоже день нелегкий будет. Надо
выспаться, набраться сил. Хорошо, что у них теперь одна кровать на
двоих. Наконец-то можно будет спать без мучительной пустоты рядом, без
тревожных снов, без пробуждений от холода — вокруг и внутри... Странно,
как большинство людей этого не понимают — можно целовать и гладить, не
имея за этим никаких непристойных намерений — просто ласкать, чтобы
второй половинке было хорошо и приятно. Соорудив из постели что-то
вроде гнезда, они свернулись в тепле, идеально вписываясь в друг друга.
Шелковистое электричество рук в темноте, медитативное состояние
спокойного блаженства, один ритм для двух сердец. Они нашли друг друга
— очень давно, и наконец-то обрели сегодня.
Vova
