12. В плену.
Я
очнулся. Перед глазами все плыло, слышались невнятные звуки. Кто-то плеснул мне
воды в лицо. Вокруг мелькали какие-то фигуры, которые постепенно обретали
очертания. Придя в себя, я попробовал пошевелиться, но безуспешно. Мои руки и
ноги были скованы, а я сам, как выяснилось, находился в сидячем положении.
Передо мной возникла рожа. Это был Бериев. Он врезал мне пару пощечин, и мой
разум сразу прояснился.
–
Кажись, очнулся, – сказал он.
Я
находился в небольшой серой комнате и был пристегнут к железному стулу, наглухо
прибитому к каменному полу. Кроме меня здесь были два бугая и Бериев, который
по росту не уступал им, но был очень толстым. «И как с таким пузом на нем еще
брюки держатся?» – почему-то подумал я.
Увидев,
что я полностью пришел в себя, он приблизился и сурово произнес:
–
Ты провалил секретную операцию, солдат. Знаешь, что за такое бывает?
–
Да пошел ты! – процедил я.
Он
с размаху ударил меня по лицу, сгреб за волосы и запрокинул мою голову назад.
–
Как ты разговариваешь со старшим по званию, щенок?! – его лицо налилось
краской, а глаза выпучились. – За такое тебе трибунал светит.
И
он отвесил мне такой подзатыльник, что мой подбородок ударился о грудь. Я
рассмеялся.
–
Трибунал? У тебя яйца не настолько крепкие, чтобы отдать меня под трибунал
флота. Я все о тебе знаю.
Он
снова заехал мне по лицу, на этот раз кулаком. Но продолжил уже более мягким
тоном:
–
С твоим досье ты мог бы сделать шикарную карьеру, капитан. А вместо этого ты
болтаешься по космосу и ловишь всякую мразь. Мы вложили в тебя такие средства,
а ты не окупил и десятую их часть.
–
Работать на «Цербер»?! – я сплюнул кровью. – Покупать рабов у батарианцев,
чтобы потом препарировать их в ваших секретных лабораториях? А если поймают, то
сбрасывать «груз» с орбиты, чтобы, не дай Бог, кто-то что-то узнал? Вы кричите,
что защищаете человечество, но эта самая человеческая жизнь у вас и гроша
ломаного не стоит.
Бериев
снова покраснел от гнева, но не сказал ни слова. Что-то прошептав одному из
громил, он вышел из комнаты. Мне сделали укол в шею, и я отключился.
Очнулся
я уже на кушетке. Голова по-прежнему гудела, а все тело ныло от побоев. Тяжело
поднявшись, я растер затекшие руки. Только сейчас я заметил, что нахожусь уже в
другой комнате, посреди которой стоял стол, а за ним сидел Гленн и курил.
–
Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
–
Да уж похуже, чем обычно, – огрызнулся я, – дай чего-нибудь хлебнуть? Горло
пересохло.
Он
вытащил из-под стола бутылку воды и налил в стакан. Я медленно поднялся и,
проковыляв к столу, бухнулся на стул напротив Гленна. Пил я долго и жадно,
будто двое суток провел в пустыне. Тяжело отдышавшись, я поставил стакан на
стол.
–
Ну как, уже лучше? – заботливо спросил мой бывший друг.
–
А ты как думаешь? Ты нехило меня отделал, да и Бериев еще постарался. Но это
все ничто по сравнению с осознанием того, что ты предал меня.
На
лице Гленна не дрогнул ни один мускул. Он затушил сигарету и бросил окурок в
пепельницу.
–
Ты знаешь о нас очень мало, Сел. Да и вообще, в мире есть только один человек,
который все знает о «Цербере», и то неизвестно, один ли это человек, и человек
ли он. Его называют Призрак, и это все, что о нем известно.
Гленн
смотрел на меня. В его глазах не было ни злобы, ни ненависти, ни обиды, только
холод и легкая грусть. Он продолжал.
–
Ты думаешь, что «Цербер» — террористическая организация, но это не так. Мы не
прячемся по пещерам и не нападаем исподтишка. Ты представить себе не можешь ее
размер и влияние. У нас сотни заводов, исследовательских институтов,
собственная армия и флот. Неужели ты думаешь, такое можно скрыть от правительства?
–
Ты хочешь сказать, кто-то в верхушке вас покрывает? Я давно это знал, – я
смотрел на него в упор, не отводя взгляд.
–
Более того, – продолжал Гленн, – «Цербер» существует с молчаливого согласия
правительства Альянса. Это острие копья человечества. Мы прорубаем себе путь в
галактике, так как нам никто ничего не даст просто так. Каждая раса думает
только о себе, своих территориях и своих гражданах, а мы должны расти огромными
темпами, чтобы людей не постигла участь ворча или кроганов. За годы нам надо
осваивать такие технологии, которые другие расы создавали столетиями, и здесь
не обойтись без жертв. Такова цена нашего будущего, Сел. Это понимают все в
правительстве. Мы не можем действовать открыто, иначе у нас будут большие
проблемы с другими расами, но все понимают, что по-другому никак.
В
помещении повисла долгая пауза, которую прервал я.
–
Я много раз сталкивался со следами работы «Цербера». Мое руководство всегда
заминало эти дела, но я иногда ночами не мог уснуть от того, что я видел в ваших
разрушенных лабораториях, захваченных судах или оставленных базах. Ты сидишь здесь и рассуждаешь о судьбах всего
человечества, но ты не видел того, что видел я, не разгребал трупы невинных
существ, пусть это и были инопланетяне, своими глазами не лицезрел последствия
жутких экспериментов твоей организации. Мы хотели служить человечеству, Гленн,
но не такими методами. Ты пьешь редкие вина, куришь дорогие сигареты и раздаешь
приказы, не видя, что происходит на самом деле. Какое будущее мы можем
построить, если изначально отрицаем все человеческое, что есть в нас? Должен
быть другой путь, Гленн. Нельзя строить будущее на костях невинных людей.
Гленн
закурил новую сигарету. Около минуты он не сводил с меня своих холодных глаз. Я
тоже молчал.
–
Присоединяйся к нам, Сел, – наконец, произнес он, – у тебя нет другого выбора.
С той информацией, которой ты владеешь, у тебя больше не может быть прежней
жизни. Возможно, когда ты узнаешь о нас больше, ты изменишь свое мнение. Просто
дай себе шанс.
–
Знаешь, Гленн, у меня есть капрал. Он верующий человек, хотя все и смеются над
его верой. Но сейчас я понимаю все, что он говорил. В этом мире многое от нас
не зависит. Случаются такие события, которые перечеркивают все, что мы
создавали раньше. Мы знаем и видим не больше, тем те котята, которые только что
родились. Человек слишком ничтожен, чтобы брать на себя судьбы галактики. Я
летал по периферии, отлавливал контрабандистов и работорговцев. Я знал, что
наказываю негодяев, и моя совесть чиста. Когда я спасал людей или алиенов с
терпящих бедствие кораблей, я тоже знал, что спасаю реальных, живых существ. Надеюсь,
когда окажусь там и предстану пред творцом, я смогу смело сказать ему, что хоть
я и совершил много грехов, но я горжусь прожитой жизнью, и мне нечего
стыдиться.
Гленн
медленно опустил окурок в пепельницу.
–
Тогда я уже ничем не могу помочь тебе, Сел, – тихо произнес он. – У тебя еще
будет время подумать, но я считаю, не за чем так просто губить свою жизнь.
Сейчас она висит на волоске. Прими мое предложение, и со временем мы сможем
найти решение.
–
Гленн, ты же знаешь, я всегда был упертым, как баран. Я ничего не смогу
доказать тебе словами. Возможно, моя смерть заставит тебя задуматься. И тогда
она точно будет не напрасной. Я не цепляюсь за эту жизнь, в этом мире я многое
повидал. Единственное, о чем прошу, чтобы меня похоронили как солдата Альянса.
Я
тепло улыбнулся, но Гленн был мрачнее тучи. Он нажал кнопку коммуникатора и
произнес: «охрана, уведите задержанного в камеру».
13. Конец.
Гленн
уже два часа сидел в своем кабинете и смотрел в пустоту перед собой. Его разум
блуждал где-то в далеком прошлом, в тех временах, которые сейчас казались
такими радужными. Он вспоминал свое детство, их с другом охоту на роботов,
посиделки в местной столовке после очередного успешного рейда. Он вспоминал,
как они, босоногие, носились с самодельными пушками по улицам трущоб, залезали
в старые вентиляционные трубы, отстреливали живущих там крыс и падальщиков. Они
всегда были вместе, всегда делили поровну и добычу, и последнюю краюху хлеба.
Гленн перевел тяжелый взгляд на повисшую в воздухе руку с сигаретой. Она
тряслась. Он кинул окурок на пол и, раздавив его каблуком, вышел из кабинета.
Я
не знаю, сколько времени я провел в камере, может, день, может больше. Ко мне
никто не заходил, только раз в несколько часов в стене открывалась крышка, и
оттуда вываливался пакет с белковой смесью и бутылка воды. И вот за дверью
послышались шаги. Она отъехала в сторону, и в камеру вошли трое охранников.
Двое встали по бокам от входа.
–
Руки вперед, – сказал третий.
Я
послушно вытянул руки, на которых тут же защелкнулись наручники. Я знал, что
мог бы легко расправиться со всеми тремя, но даже если бы мне это удалось, вряд
ли меня выпустили со станции. Но даже если бы я смог бежать, «Цербер» не забудет
обо мне. Гленн прав, с тем, что знаю я, мне уже не было места в мире. Агенты
«Цербера» достали бы меня хоть в аду, а жить в бегах я не хотел. Пусть все
случится сейчас, чем меня как труса замочат в каком-нибудь сортире.
Меня
вели по длинным коридорам. Изредка попадались сотрудники, провожающие нас
любопытными взглядами. Но вот на нашем пути возник Гленн.
–
Охрана, я забираю заключенного, – стальным голосом произнес он.
–
Простите, сэр, но у нас четкий приказ полковника доставить задержанного в комнату
101, – произнес охранник справа, – мы не…
Договорить
он не успел. Молниеносным движением рук Гленн накинул ему удавку на шею и резко
затянул. Левого охранника Гленн тут же уложил боковым ударом ноги в челюсть.
Тот рядовой, что был позади меня, успел вытащить из кобуры «Палач», но против
капитана Миллера у него не было ни малейшего шанса. Гленн быстрым, отточенным
движением заломил его руку с пистолетом и с силой толкнул, бедняга ударился
головой о стену и отключился. Очухавшегося левого охранника он добил ударом
ботинка по голове.
–
Гленн, что ты делаешь? – ошарашено спросил я.
–
Не время болтать, Сел, – он открыл дверь в боковой стене. – Давай, помоги мне
затащить их сюда.
Мы
затащили тела в какую-то лабораторию. Здесь было темно и пусто, а приборы накрыты
прозрачными колпаками. Гленн закрыл дверь, подошел к панели компьютера и
включил ее, вставив свою карточку в привод. В лаборатории зажегся тусклый свет,
а над панелью появился светящийся оранжевый экран. Он указал на стол, на
котором лежал комплект снаряжения пехотинца «Цербера» — легкая броня серого
цвета с желтыми полосками и фирменным знаком на груди.
–
Переодевайся, – сказал он, – и поживее.
Я
понял, что все это Гленн спланировал заранее.
–
Ты хочешь вытащить меня отсюда? Но как? – недоуменно спросил я.
Гленн
продолжал бегать пальцами по клавиатуре.
–
Все под контролем, Сел, – сказал он, – твое дело еще не успели передать в
архив. Все данные о тебе находятся, а точнее, находились на серверах этой
станции. Теперь их нет. Сейчас я направляю энергетические потоки назад в
реактор.
–
Ты спятил! – воскликнул я. – Ты хочешь перегрузить реактор?!
–
Я знаю, что я делаю, – ответил Гленн, – у нас будет двадцать минут, чтобы
покинуть станцию. Это куча времени.
Тут
же на потолке замигала красная лампочка, и компьютерный голос начал объявлять
тревогу.
Мы
бежали по коридорам станции. Везде мигали красные лампы, а голос повторял во
всех динамиках: «Тревога! тревога! перегрузка реактора. Всему персоналу
покинуть объект». В панике бегали люди в черных костюмах, рабочие, мелкие
служащие. Группы пехотинцев «Цербера» пытались организовать эвакуацию. На нас
никто не обращал внимание. Один из рядовых обратился к Гленну:
–
Сэр, перегрузка реактора. Вам следует пройти в зону эвакуации.
–
Я знаю, рядовой, – отрезал он, – я направляюсь к своему скиммеру, а вы выводите
людей в доки. Срочная эвакуация всей станции!
Мы
побежали дальше.
–
Неужели надо взрывать целую станцию, чтобы меня вытащить? – спросил я.
–
Я все продумал, – ответил Гленн, – нам надо замести следы. Тебе мало просто
сбежать, нужно сделать так, чтобы «Цербер» забыл о тебе навсегда. По-другому
этого не сделать. Сейчас вся информация с серверов станции перекачивается в
архив, тебя там уже нет. Как только станция взлетит на воздух, ты снова
обретешь и свое имя, и свое звание, и свою прежнюю жизнь.
–
А как же Бериев? Неужели он так просто забудет обо мне?
–
Не волнуйся, Сел, – усмехнулся Гленн, – жирный ублюдок уже неплохо прожарился
на силовых кабелях. Есть свидетели, которые видели, что он всю ночь бухал со
шлюхами, а потом упал в колодец энергоснабжения. Сам виноват.
Мы
подбежали к входу в частный ангар. Тонкий луч пробежал по лицу Гленна, и дверь
мягко отъехала в сторону. Мы вошли внутрь.
–
Здесь «Кадьяк» профсоюза фермеров. Я обещал вернуть в целости, так что не
поцарапай. Там внутри лежат твои обноски, в которых тебя доставили сюда. По
пути переоденься и утопи броню в каком-нибудь водоеме. Не мне тебя учить.
–
Мы все еще на Иден Прайм?
–
Да, только в другом полушарии. Я забил координаты раскопок в маршрутизатор, так
что не заблудишься.
Я
повернулся и посмотрел на друга.
–
Поехали со мной, Гленн, – сказал я.
–
Я не могу, Сел. Я все еще служу «Церберу». И даже если бы я мог уйти, я не
сделал бы этого. Наши с тобой пути разошлись, но ты до сих пор мой самый близкий
и единственный друг. И я не хочу, чтобы твоя кровь была на моих руках.
–
А у тебя не будет неприятностей в связи с моим побегом?
Гленн
улыбнулся.
–
Я десять лет в разведке, Сел, и столько же работаю на «Цербер». Я умею заметать
следы. А ты один из немногих, кто достоин жить. Я не хочу, чтобы ты считал меня
предателем. Мы поклялись служить человечеству, и мы оба служим ему, но у нас
разные методы. Иди по своей дороге, Сел, ты на верном пути.
Мы
крепко обнялись, и Гленн ушел.
14. Эпилог.
Больше с капитаном Гленном Миллером мы никогда не
встречались. Возможно, это и к лучшему. Потом я долго пытался разыскать его,
или хотя бы какую-нибудь информацию о том, жив ли он, и где сейчас работает, но
все безуспешно. Данные о нем оказались хорошо засекречены. Но однажды я получил конверт, в котором
находился обрывок старой, бумажной фотографии, где мы с Грызей — два грязных,
босоногих сорванца — стоим на фоне заваленного «пузыря». Этот снимок сделал
дядя Сиф при помощи самодельной камеры, просто так, в шутку. И мне остается ломать голову, где Гленн смог
достать его. Я до сих пор храню этот кусочек прошлого как большую ценность, потому
что это единственное, что осталось от тех времен и от той жизни. продолжение следует.
Vova
