Дождь... Холодными каплями размывая золото зданий, омывая каменные
дороги, опуская клубы пыли и песка на землю, пропитанную кровью
тамплиеров. Дождь... Каплями опускаясь на одежды бегущих горожан,
женщин, старающихся удержать сосуды на своих головах. Шумный рынок
превратился в один большой дом. Плачущие дети. Ругающиеся мужчины и
торговцы. Все тот же шум. Казалось, на этом рынке он никогда не утихал.
Даже тогда, когда сквозь деревянные дощечки, аккуратно сложенные для
формирования крыши, пропускали холодные капли на плечи людей.
Солнце еще обжигало тогда, когда холодный кинжал ассасина разил врагов.
Когда белые одежды пропитывались их кровью. Каждый удар был точен, до
тех пор, пока изящные арабские клинки тамплиеров не заставили алые розы
распуститься на белоснежных одеждах, пропитывая их все сильнее и
сильнее, с каждой каплей, опадающей с неба. Ярость. Скрежет металла.
Искры, играющие свой танец под наступающим мраком. Всего пара роковых
ударов и тела революционеров безжизненно рухнули на землю. Капли дождя
смывали кровь с земли, но они никак не могли избавить тело от
невыносимой, но такой привычной боли. Боли, которую испытывает каждый
ассасин. Каждый, вставший на путь Кредо.
Золото глаз выражало боль, губы были твердо сжаты. Спокойствие? Нет.
Терпение. Кровавый след обжигал бледную кожу. Дыхание сбивалось, но
сердце продолжало биться в своем привычном ритме. Деревянный навес
едва-едва защищал от дождя, капающего на вытянутую ладонь, стирая кровь
неверных.
Дождь усиливался. Нужно было возвращаться — оповестили городские
колокола. И, пожалуй, единственные, кто в этот день не скрывался от
стихии — это были тамплиеры. Они искали. Они заходили в каждый дом.
Заглядывали в каждый переулок. Пересекали каждую крышу близстоящих
домиков. Нужно было возвращаться...
Перед глазами внезапно возник знакомый образ. Он... Улыбался? Но это
мгновение исчезло со взмахом пролетающего орла. Сердце начало биться
чаще, а кровь не переставала идти. Сжимая раненый бок, уверенно шагая
вперед, стараясь устоять на ногах и не потеряться в реальности, следуя
к тому месту уже больше по инстинкту, нежели по памяти. Ступая к тому,
кто сейчас стоит на своем месте, перелистывая старую книгу, нависая над
ней и опираясь головой на сжатый кулак единственной руки. Дождь... Едва
поворачивая голову на его шум, смотря, как он омывает каменные полы,
ковер и подушки в соседнем помещении. Он изогнет мягкие губы в легкой
улыбке. Почему он улыбнулся? Насмешливо оттого, что "новичок" попадет
под проливной дождь? Или счастливо, осознавая то, что станет хоть
чуть-чуть легче дышать в этом пыльном городе? Задевая пальцами уголок
странички, неторопливо перелистывая страницу, скрывая часть истории в
прошлом. И возвращаясь к той, по которой уверенным ходом следует тот
самый "новичок", удерживая сознание судорожными вдохами через губы,
всматриваясь в небо так, будто он видит его в последний раз, проводя
ладонью по каменным стенам, стараясь удержаться на ногах, что бы
увидеть его улыбку. Снова.
Дождь быстро заполняет неровные улицы глубокими лужами. В которых
отражается все. Здания. Люди. Кровь... Цепляясь пальцами за каменную
кладку, закрывая глаза от удушливой боли. Подтягиваясь и вскоре, всего
на миг оказываясь твердо на крыше нужного здания, проводя пальцами по
бледному и все такому же холодному символу ассасинов. Всего один шаг
разделял раненого ассасина от безопасного места. От улыбки
единственного друга. Но послышались голоса тамплиеров. Они продолжали
искать, теряя надежду, но кровавые следы, не успевшие исчезнуть под
каплями дождя, оставили свой отпечаток. Всего шаг... Но нужно ему это?
Он хочет увидеть его улыбку. Самую настоящую. Еще ту, которую он видел,
пока был жив Кадар. Но он мог сделать шаг назад и рухнуть на клинки
тамплиеров. Или всего шаг вперед, в неизвестность, которая пугала и
разрывала, и без того безумно бьющееся сердце, на части.
И выбор был сделан...
— Ма... Малик...
Шаг в неизвестность. Последнее падение на мягкие подушки, откидывая
голову назад, сталкиваясь спиной со стеной, изогнув губы в легкой
улыбке, когда совсем рядом, совсем-совсем близко послышались быстрые и
такие знакомые шаги. В воздухе повис аромат волнения, а в темных глазах
картописца застыл страх и ужас, лишь после того, как он увидел
своего... друга. Сидя у каменной стены. Рука, сжимающая рану,
обессиленно рухнула возле бедра, а губы, пересеченные шрамом были
изогнуты в легкой улыбке.
— Малик...
Улыбка стала шире, глаза едва приоткрылись, когда холод и невыносимое
ощущение перебилось знакомым теплом и восточным ароматом чужого тела.
Обжигающего дыхания. Едва-едва подрагивающего. И чувство безопасности.
То самое чувство, которого так не хватало в эту сырую погоду. И той
самой улыбки, которая была для того, кто остался рядом даже в такой
невыносимый и переломный момент жизни.
Vova
