Можно
закрыть глаза – тогда шум волн покажется отголосками реальности,
слышимыми сквозь сон. И тогда, устроившись рядом с бочонком пресной
воды, закрепленным у борта, можно смаковать такое явление, как перемены.
Просто наслаждаться ощущением того, как спадает прошлое, со всем тем
лишним, что в нем было, улетает прочь, как пыль, сбиваемая порывами
ветра, и остается только то, что хочется оставить.
Как просто иногда стать чем-то другим. Для этого достаточно сменить
примелькавшийся доспех из драконьей кости на обычное дешевое платьишко,
упаковать мечи в тюк и заплести волосы в девчоночьи косички. И Героини
Ферелдена и Командора Серых Стражей больше нет – есть эльфиечка, которых
сотни, существо, к лицу которого не присматриваются. И все это имеет
приятный вкус свободы. Свободы от самой себя. От себя, которую тащишь,
как камень на шее – потому что ты обязана собственной славе столько
всякого «не можешь» и столько всякого «должна», что от этого порою
становится тошно.
Над головой мерцают звезды. Ночное небо кажется бесконечным – где-то
там, далеко оно становится темной морской гладью, замыкая реальность в
кольцо, где существуют только море, небо и ты, плывущая навстречу тому,
что будет. И не важно, что в этом «будет» уже давно капают минуты,
отсчитывая срок. Может быть, тех самых тридцати лет ты и не проживешь.
Всякое в жизни бывает. Ведь не важно сколько – важно как и кем. Даже
если для того, чтоб в очередной раз найти себя, придется стать просто
эльфом в недобром к эльфам мире. Будет что будет. Делай… что хочешь.
Ветер швырнул в лицо горсть мелких соленых брызг – и как это их так
занесло? Как странно привыкать к тому, что было забыто. И вот опять. А
впрочем, ты ведь сама этого хотела – нельзя ходить по земле, не пачкая
ног пылью, так что добро пожаловать в эльфийское «обычно», время слезть с
лавр победителя.
Покачиванье палубы и шум голосов, где-то там, за занавесом света фонаря.
Фонарь, ступени, за дверью – каюты. Если хочешь спокойно добраться до
точки назначения, не привлекая к себе внимания – неразумные выходки
излишни. Это не стоит забывать, даже если иногда ладони просят рукоятей.
Терпение и смирение - это добродетель, особенно для убийцы. Не так ли?
Ничего личного. Когда клинок покидает ножны, все, за что тебя можно
задеть – должно развеяться, как дым. Ты и твоя работа – ни больше, ни
меньше. Так надо. Иначе – не надо. Вот такой простой счет: плюс и
минус, таково основное правило. Хотя, огр меня побери, непривычно. Уже
непривычно и иногда задевает, вызывая злость, которую, как собаку,
приходится ставить на место командой «фу, к ноге». Как многое я забыла…
Как быстро привыкаешь к собственной значимости.
Может быть, не стоило покидать трюм? Уснуть, устроившись на собственном
тюке с вещами… Дождаться до порта назначения… А там что? Случится
что-то, и не выдержат нервы – и сломаю маску, выдам себя. Нет, лучше
привыкать сейчас и здесь - в Антиву должна приехать маленькая, ничего не
значащая эльфийка. Серая мышь. Чтоб не вызывать подозрений.
Я иногда завидую Валендриану – его спокойствию, выдержке. Способности
многое пропускать через себя и придерживаться при этом собственного
курса. Где ты сейчас, хагрен эльфинажа Денерима, жив ли ты? Я
непростительно проворонила тебя, не успела, позволила увезти… Это – моя
ошибка, я постараюсь ее исправить, если смогу. А пока – я оставила
нашим детям сказку, которая им была так необходима, чтоб они могли
играть в меня, и ушла, чтоб этой сказки не разрушить. Мне надо, чтоб в
их играх жил кто-то из своих, а не люди, на которых они потом будут
смотреть снизу вверх, забывая себя или наоборот – отравляя собственное
сознание ненавистью или чувством собственной ущемленности. Это – мой им
подарок… для их будущей жизни в мире людей.
А люди – до чего они смешны. Заносчивостью и неизбывной тягой посмотреть
ну хоть на что-то, да свысока, стремлением залезть хотя бы чуть-чуть
вверх, чтоб плюнуть вниз. Поненавидеть, задеть, вытереть ноги. Показать
этим: я , мол, выше и достойней – для них это… как воздух… Согнуть,
поставить на колени. Войти в личное душевное пространство и там подмять
под себя. Использовать. И мы болеем этим, заражаясь от них. Вернее,
болезнь протекает иначе, но зараза – та же. И вот эльфийской
разновидностью этой болезни - болею, в том числе, я… и высшей степени.
Но течение хвори я постараюсь взять на себя и не разносить ее дальше.
Это – самое сложное, это значит – пойти наперекор сознанию общества,
которое на этом построено. Это тяжелее, чем просто побороть скверну. Но я
попытаюсь.
Ночь. Прохладный ветер в лицо. Летите, мысли, как чайки… Найдите для
меня ответ на вопрос «что дальше?». Не для меня, для всех нас - детей
этой земли. Я не знаю ответа на него. Судно идет бакштаг, но ветер
устойчив и даже за штурвалом – никого. Рулевой спустился вниз, помудрив
что-то у колеса – видимо как-то зафиксировал его в установленном
положении.
Дыхание ночного океана ощущается кожей. Это такая радость – быть частью
всего этого. Глубоким вдохом зачерпнуть благодати мирозданья, пропустив
ее по всему телу. Как там говорилось… самое высокое наслаждение –
сделать то, что по мнению других, ты сделать не сможешь? Неправда. Самое
высокое наслаждение – вот это. И минуты падают как капли, без счета, в
тихий восторг. Катарсис.
Хлопок двери, шаги по палубе и голоса. Пьяные, мужские, за левым плечом.
Те самые, крепкие мужские слова, которые почему-то считаются визиткой
мужественности, и обещания кому-то чего-то… смех. Слегка повернуть
голову, чтоб оценить обстановку. Двое матросов. Не то, что я не люблю
пьяных вообще – я не люблю пьяного быдла, вне зависимости от его
социального положения. Со времен Вогана – не люблю особо...
Я не готова портить себе вечер и решать дилеммы добра и зла, этики,
морали и эстетики, а рядом нет родного антиванского «метра шестидесяти
пяти» с острым языком и неизменным ножом при себе, да и все мое оружие –
в тюке внизу, чтоб не вызывать лишних вопросов. Поэтому, на всякий
случай, лучше тихо уйти сейчас. Правда, для этого пройдется пройти мимо
них – уж слишком неудобно они вышли… но если вдоль борта…
- О, смотри - остроухая сучка.
Еще что-то - тихо, между собой.
Они пьяны, совершенно. Ускоряю шаг, надеясь пройти мимо. Я – тихая,
приличная девушка. Тихая, приличная, совершенно безобидная и потому мне
– отсюда и быстро.
- Стой, куда!
Шаги вдогонку. Догоняют. Пытаются поймать. Касание чужих рук к собственному телу – как разряды маленьких молний. Неприятно.
- Отстаньте!
Куда там, они знают, что они выше, поэтому думают, что сильней. И они пьяны.
Хват за левое плечо и талию – это ошибка, грубая ошибка, удержание и
фиксацию противника так не делают. Что-то комком ворочается чуть пониже
ребер, тянет силу из старой памяти, отзываясь на ее отголоски, как
скверна на крик Архидемона. В этой памяти – самодовольная физиономия
Вогана и морды его стражников. Нельзя, не надо… Пальцы, вцепившиеся в
волосы на затылке и приближающееся чужое дыхание с винными парами… Спаси
Создатель. Нет!. .
Да... Старая память сломала самоконтроль, вырвалась и коснулась
сознания, властно беря свои права. Как было… давно и недавно, в усадьбе
эрла Денерима. Подстегнутый болью от корней волос, комок бешенства
рванул в затылке и растекся мурашками по коже головы, вспышка ярости
наполнила сознание уверенным и нетрепеливым ожиданием. Это сладкое слово
месть. И пошел счет времени, где каждый миг – это часть действия, даже
если он наполнен недеянием. В кончиках пальцев отозвалась странная,
нечеловеческая физическая сила, полученная в Тени, в башне на озере
Калленхад, в кошмарном сне. Сердце бешено гнало кровь по венам. Оружие
убийце не нужно. Достаточно желания убивать.
Рука легко взметнулась вверх, скользнув ладонью между своим и чужим
телом, пальцы впились в кадык противника. Выверять некогда, но удалось
точно там, куда надо. Вдавить и сжать пальцы, резко с хрустом давя
хрящ, и дернуть на себя. Кончики ногтей ходят под кожу и пальцам
становится влажно. Умри! Мне легко и улыбка играет в уголках губ… Тот,
кому вздумалось побаловаться насилием, иногда … получит то, во что хотел
поиграть. И это ему может не понравиться.
Завалить находящееся в ступоре от боли тело на борт – чтоб кровью не
заляпал, захлебываясь. И пока второй насильник не сообразил в чем дело –
переключиться на него. Как же неудобно, когда объект такой высокий – ни
ногой в пах не достанешь, ни затылком в нос.
Беглый взгляд под ноги. Хватка пьяного на мгновение ослабла – видимо до
замутненного алкоголем сознания дошло, что с его дружком что-то не то и
он не блюет. Просесть чуть вниз, резким движением и потом - пол оборота
на выход из захвата. Удар локтем в солнечное сплетение, четко в ритм
его дыхания, как только запах вина откатится - на вдохе. Тебе хотелось
познакомиться поближе? Ну что ж, здравствуй, это я. Тело падает на пол.
Десять секунд чтоб обернутся и, подхватив за ноги, перевалить первого
через борт – в любую минуту может вернуться рулевой – не надо терять
времени. За потраченные мгновенья второй приходит в себя, пытается
встать, опершись руками о палубу. Погоди, мы еще не договорили. Удар
каблуком по пальцам левой руки, с хрустом ломает фаланги. Он падает
навзничь хватает ртом воздух, пытается прикрыть рукой голову. Неплохо.
Удар сбоку, по корпусу, в открывшееся пространство под мышкой… Не точно
и… слабо. Тогда… Прыжок и удар локтем в падении, в основание черепа,
сопровождаемый звуком ломаемого позвоночника.
Подняться на ноги. Выдохнуть. Сердце все еще бьется в безумном ритме.
Вдох… Выдох… И это бурлящее внутри что-то, которое приходится
утихомиривать, глубоко дыша. То, которому понравилось и оно просит еще,
лететь, скользя на волне ненависти. Скверна? Нет, иное. Это было до
скверны. У этого есть отец. Его зовут Воган. И за это я ненавижу…
Так, спокойно! Тихо. Спокойно… как на погребальном костре – никто не встал и не ушел.
Тело – за борт. Это – дольше всего, он очень громоздкий… Быстро подойти
к бочке. Зачерпнуть ковш воды и плеснуть на внешнюю сторону борта -
смыть кровавые потеки, чтоб в глаза не бросались. Окончательно следы
уберут брызги, летящие с поверхности волн. Ковш на место. Все… Демон! Он
меня кровью заляпал! Правда немного… Думаю, в темноте не заметят…
Снова хлопок двери. Это возвращается рулевой. Человек… Еще несколько глубоких вдохов. Хватит! Он не при чем. Фу! К ноге!
Поправляя растрепавшиеся косы, снова подставляю лицо под ветер – так,
как будто ни чего не произошло. Запрятать это, бурлящее,
глубоко-глубоко… Вот это, то что гудит в висках. На эльфиечку в
потрепанном платьице мало кто обратит внимания. Но платье придется
выбросить. За борт. Чуть поздней.
Сколько ненависти, эмоции - как же все это непрофессионально. Вот вам и
катарсис, и высокая философия. Да только вот, сетовать можно сколько
угодно, есть одно маленькое замечание – а как могло быть иначе? Нет, я
могла бы не убивать их. И чем бы это закончилось? Я ведь эльф! Причем
эльф, рожденный и выросший в городе. То есть, для людей – остроухая
шваль, для многих из долийцев, если не обманывать себя, – плоскоухое
отребье. А где-то между этими двумя догмами – живая я, которая хочет
быть как можно дальше и от первой, и от второй точек зрения. И которой
сейчас препаршивейше от того, что она преступила поставленные самой себе
рамки, профессиональные рамки. Потому что она больна той болезнью,
которой ее наградила жизнь – жизнь эльфа в мире людей. И вот та самая
зараза ходит по Тедасу. И если задуматься – уже же не важно, кто и в
какие седодревние времена начал первым, важно – что теперь с этим
делать.
Лунная дорожка бежит по поверхности волн. Я, Серый Страж, Мирелл Табрис,
мое назначение – бороться с порождениями тьмы в этом мире. А кто будет
бороться с той тьмой, которая – порождение этого мира во мне?
Vova
