20. 12. 2012. 08:31 Тихий шорох. Пёс толкнул дверь в мою спальню и торопливо проскользнул, во всю виляя черным хвостиком с белой кисточкой на конце. Легкий топот по ковру приблизился к моему разложенному дивану. Хвостик пропал из виду, но вместо него из-за края дивана показался черный нос в обрамлении белых усов, затем стала видна раскрытая пасть с рыжей лохматой бородой. Пасть довольно дышала, блестя белыми зубами… А вот сейчас эта лохматая морда скроется из виду и на меня запрыгнут десять килограммов хулиганистого пса. Вы спросите, откуда я это знаю, ведь я лежу с закрытыми глазами и вообще сплю? А я вам отвечу, что просыпаюсь таким образом уже не первый день и даже не первый месяц. Успел узнать. Раздался характерный скрип половиц и я по привычке напрягся, ожидая резкий толчок в живот. Так и вышло. Запрыгнувший на диван пёс сразу наступил передними лапами на меня, заставляя вынырнуть из объятий сна. Рэт довольно запыхтел и потопал к моему лицу. Естественно, прямо так, по мне. Я с силой вдохнул через нос и зажмурил и без того закрытые глаза. Теплый поток воздуха обволок лицо, я учуял немного смрадный запах чего-то сладкого и одновременно мясного. А в следующий миг мокрый язык начал меня «умывать», облизывая ресницы, веки и брови.
— Рэт, уйди… — сквозь дымку стремительного ускользающего сна просительно простонал я. Спохватился и сжал губы, так как своего пса знал прекрасно: стоит что-нибудь сказать и он вообще не отстанет, пока не поднимешься. Пёс ещё активней принялся меня пробуждать. Наступив на мою ключицу, он бухнулся с лап мне на шею и стал всячески корячиться, толкая лапами в лицо. Хвостик стучал по подушке. Паразит. Что-то невнятно промычав, я повернулся на правый бок, сгрёб съехавшего с меня хулигана в охапку и прижал к себе на манер мягкой игрушки. Когда-то в детстве у меня был плюшевый заяц с большими черными глазами, в которых отражалось пухлощёкое лицо четырёхлетнего карапуза. Игрушка ещё советского производства… Однажды я оторвал зайцу ухо. Потом плакал, мне было жалко одноухого зайца. Кстати, у пса уши ничем не хуже, только черненькие… Вот и сейчас Рэт лежал зажатый в объятиях уже семнадцатилетнего парня, не шевелился. Я поверил было тому, что удастся поспать ещё хотя бы часок и уже почти поймал за пятку убегающий сон, но пес так не считал. Бородатый вредитель принялся активно сопротивляться, ворча и извиваясь, снова выдергивая меня из мира Морфея.
— Иди на фиг, — уже мученическим тоном попросил я и отпустил противное животное. Пёс живенько ретировался и стал скулить около двери. Ещё бы, толкать-то он её умеет, а вот на себя открывать — нет. Я повернулся на другой бок и в последней попытке не просыпаться закрыл голову руками. Пёс заскулил ещё сильнее, подходя обратно к моему дивану… Уйди, уйди, противный! — Торшер несчастный!!! — хрипло завопил я, разлепив веки и рывком садясь в постели. Пёс дернулся в сторону, но тут же завихлял всем телом и заскочил обратно ко мне, без перехода упав на спину и поджав лапки.
— Блин… Погоди, дай проснуться… Я тебе устрою… Мутным взглядом обвел сумрачную комнату. По идее, на улице уже должно быть довольно светло… Но я всегда зашториваю окна перед сном. Когда наступает зима, небо ночью становится особенно тёмным, а голые ветки берёз, растущих перед домом, никак не заслоняют от него. Не знаю, может, это так у всех, но я всегда просыпаюсь ночью из-за света Луны. И не так, как сейчас вот меня пёс мучил, а быстро и сразу. Спишь — и раз! Глаза сами собой раскрываются, поворачиваешь голову в поисках того, что могло бы тебя разбудить, может, кот пришел или будильник на телефоне сработал? Но в комнате всё тихо и спокойно. И немного светло. А за окном на чёрном небе висит бледно-желтая Луна, освещает каким-то спокойным, но холодным светом всё вокруг. И ты лежишь, смотришь на неё, в голове роятся различные мысли, воспоминания, образы… Летом она на меня так не влияет. Зимой же буквально не могу отвести от неё глаз. Может, у меня зимой просто бзик просыпается, когда нормальные тараканы впадают в спячку? Хах, наверное… — Ну, зачем вот опять Алёшу разбудил? А? Чего виляешь? Я вздрогнул и отвел взгляд от коричневых штор и потряс головой, выгоняя прилипчивую сонливость. Рэт соскочил с постели и умчался в открывшуюся дверь, в которой стоял всегда весёлый по утрам отец. Повернув голову в его сторону, тут же пожалел — из коридора в темную комнату лился свет люстры, по глазам неприятно резануло и я зажмурился. Затем я приподнял правую бровь, разлепляя веки и посмотрел на него.
— Доброе утро, пап, — сказал я уже не таким хрипучим голосом и стал тереть закрытый глаз. Эх, даже в выходные выспаться не дают… Рэт, мелкий паразит… — Вставай, пока мамка твоя там все пирожки не съела! — бодрым голосом поторопил меня отец, делая заговорщицкий вид.
— Сын, не верь ему, он врёт всё! Я их не трогала ещё даже! — возмущенно ответила из коридора мама. Понятно, они собираются на работу… Так сейчас что, девятый час только? Ууу, блин… Я нехотя и с сожалением сел на край дивана, смачно зевнул, раскинул в стороны руки и потянулся. Мышцы приятно задрожали и я с удовольствием упал на спину, вытягиваясь поперек постели. Подрыгал ногами и выдал что-то нечленораздельное… А что? Вот такой я лентяй, да. И поспать люблю со времен окончания десятого класса. Отдернув одну штору, снизу-вверх посмотрел в окно. Видный за цветочными горшками кусочек неба был ярко-синего цвета. Ясная погода, это хорошо… И наверняка мороз под тридцать градусов. Отлично! Люблю, когда на улице прекрасная погода и градусник трескается от холода. Надо будет сегодня погулять сходить. Довольно улыбнувшись, я встал с дивана и уже в приподнятом настроении начал одеваться. Правда, одеванием легкие брюки и тапки не назовешь, но мне этого хватает, дома не мерзну. В коридоре разговаривали родители, перебрасываясь шутками, отец подтрунивал над мамой, а она грозилась, что он сейчас получит. В общем, обычное доброе утро. Я вышел из своей комнаты и направился на кухню, походя стащив со стола мобильный телефон. Выйдя в коридор, увидел вполне семейную и домашнюю картину: отец стоит перед зеркалом и, выпрыскивая на себя одеколон, ядовито улыбается. А сбоку его толкает мама с расческой в руке, требуя подвинуться и пустить её. Я улыбнулся и попробовал пройти, но не получилось.
— Сын, скажи ему! — обиженно пожаловалась мне мама, замахиваясь на отца расческой.
— Он мне причесаться не дает! Сам уже десять минут у зеркала крутится, — и выпятила нижнюю губу. А папка на это только хохотнул и продолжил степенным, терпеливым голосом, закрывая флакон колпачком: — Наташа… Ты не видишь… Я занят… — он, глядя в зеркало, повертел головой, затем очень похоже изобразил маму, обращаясь ко мне.
— Смотри, вот так она мне тут: «Саша, подвинься! Не мешайся, пусти меня!» Это выглядело настолько забавно, что я не сдержал смеха и оперся плечом на стену, наблюдая за отцовскими дурачествами. Он, смеясь, тем временем отворачивался от негодующей жены, пытающейся достать расческой ему до затылка. Но она была ниже его, да и батька вертелся, поэтому мама просто стукнула его по плечу и отошла к зеркалу, буркнув: — Мужики не путёвые в этом доме… Я пожал плечами и прошел мимо них, попутно глянув на своё отражение. «Статуя свободы отдыхает», — усмехнулся я в оценку своей прически.
— «Как будто всю ночь с подушкой бодался…» На кухне, как всегда, работал телевизор. Впрочем, мама с папой его смотрели только первые пять минут, пока чайник не нагреется. Вот и сейчас ящик с какой-то тётей на экране вещал «ценную» информацию в пустое пространство за столом… Вру, не в пустое. Рэт, лежа в позе мертвого койота, притворялся спящим. Я ухмыльнулся и медленно пошел к нему. «Я тебя по-хорошему просил, так что…» Хитрый пес отреагировал на это предсказуемо — его хвост начал биться на манер какого-то детектора, то есть, чем ближе подходил я, тем сильнее и быстрее бился хвост… Затем бородатый прекратил лежать «мертвым» и подставил мне живот с поднятыми кверху лапками и открыл глаза. -То-то же… — я почесал ему шею и повернулся к столу. На нем стояла большая отцовская кружка из прозрачного стекла. Естественно, кофе никем ещё не тронуто… Не долго думая, присвоил кружку себе и стал с удовольствием попивать из неё в меру горячий напиток, попутно слушая новости.
— «…в напряженном ожидании. Многие убеждены, что древнее племя Майя с точностью предсказало день Конца Света — двадцать первое декабря две тысячи двенадцатого года. Что завтра предстоит перенести человечеству и надо ли готовиться ко всемирному апокалипсису? Несколько версий нам расскажут самые авторите…» — Понятно, — прихлебнув кофе, я с неприязнью нажал на кнопку пульта и телевизор замолчал. В голову полезли заурядные мысли о псевдовеликих проблемах мира, поставив ополовиненную кружку на стол, я задумался и стал размышлять вслух.
— Сплошной пиар… Сначала раздуют из искры пожар, а потом уже сами в это верят и паникуют… Дураки, что ещё сказать… — Чего говоришь, сын? — на кухню зашел отец и, назвав меня хорьком, принялся допивать свой кофе. Сравнение заставило меня улыбаться.
— Говорю, что Земля ещё даже не пукнула, а человечество уже обгадилось. Задолбали со своим концом, сил нет, — отвернувшись к окну, я залюбовался чистым небом и искрящимся от лучей солнца снегом. Решено. Гулять сегодня пойду обязательно.
— Да они с первого числа эту парашу крутят. Что сериалы, что новости — одно и то же, бля, — батя редко следил за «чистотой» собственной речи, впрочем, меня это никогда не задевало. Отчасти даже я был согласен с его яркими высказываниями в некоторых случаях.
— Погодка нынче добрая… Рыбаки на плотине, небось, балдеют, — отец подошел к окну и встал рядом со мной.
— Сынок, это… Сходи сегодня на дачу, тропинку от снега разгреби. А то навалило — хрен к колодцу пройдешь. От ворот прочисти, до того дома, к баньке… Ну, ты сам знаешь. Во, как раз. И погуляю, и разомнусь.
— Схожу, пап.
— Сходи… Так, всё, мы уехали. Родители вышли в подъезд, Рэта взяли с собой. Я заглянул в холодильник, вытащил сыр и колбасу, затем принялся напиливать себе бутерброды… Да, день обещается быть добрым.
Vova
