15 апреля 1968 года
После костровища я нашел студентов довольно быстро, хотя они сдуру пошли
совсем не в ту сторону и почти дошли до гор. Сначала они тоже меня не
узнали, но потом, когда я вынул палочку и показал им в сердцах
Салазарову мать, попросили прощения. Патронуса я решил не посылать,
потому что от Дамблдора сотоварищи все равно никакого толка, и повел
студентов обратно через лес, придумывая на ходу, какую бы отработку им
задать. Студенты покорно тащились сзади, и через пару миль чистокровный
начал шепотом расспрашивать полукровку про мою одежду.
В детстве, когда я еще не знал о том, что я маг, я все же ощущал свою
силу, и осознавал ее в частности как свойство быть человеком, с которым
всегда что-то случается. Интересно, чисто математически: какова
вероятность того, что в пустом лесу в предгорье вы случайно наткнетесь
на спускающихся с гор альпинистов?
Группа, три человека и инструктор. Попали в буран на шести тысячах
футов, немного подморозились, поставили палатку, в пять часов утра
инструктор и самый выносливый из группы ушли протаптывать дорогу. В
девять сошла лавина, прорубиться обратно к лагерю не получилось. Идут
вниз за помощью.
По непонятной причине на мне сомкнулись четыре пары глаз. И чем дольше
мы молчали, тем более невозможным казалось уходить от гор в компании
двух своих студентов и еще двух человек, которые сейчас смотрели на меня
с надеждой.
- Том, - сказал я, протягивая руку инструктору. – Ходил зимой в Альпы и
на Балканы, максимум десять тысяч, вершины не брал. Прорубимся.
- Шон, - ответил инструктор, взглянув мне в глаза. – Ты воевал, что ли? Спецназ?
- Вроде того, - ответил я с усмешкой. – Кое-что удивительное я еще могу.
Если когда-нибудь, через много лет, мой биограф спросит меня: «Лорд
Вольдеморт, а что заставило вас, ненавистника магглов и Темного Лорда,
лезть в горы в связке с маггловским шофером, спасать двух столь же
непримечательных личностей, рискуя при этом сорваться в пропасть, а
потом еще и пить с ними чифирь, сидя вокруг горелки?» - я не буду знать,
что ответить. Жизнь прекрасна и удивительна, как говорил много лет
назад мой проводник серб, откопавшись после бурана навстречу солнцу. 16 апреля 1968 года
Нельзя сказать, что я не догадывался о том, что бескорыстное добро
карается судьбой с вероятностью единица. Но после того как, вернувшись
утром в школу и разыскав двух вчерашних обалдуев, я выяснил у них, что
своему спутнику-туристу по дороге к маггловской железной дороге они
наврали про меня, что я секретный агент Ее Величества и разглашать они
не имеют права, я немного повесел. Судя по всему, передовица в
«Ежедневном пророке» «Лорд Вольдеморт, спаситель магглов» мне не
грозила.
Однако судьба, совершив отвлекающий маневр, застигла меня врасплох. В
обед, когда я возвращался из больничного крыла, протирая покрасневшие от
бессонницы глаза и приятно шевеля вновь действующими пальцами левой
руки, я увидел крайне подозрительную толпу около стенда со стенгазетой.
«Он не мог поступить иначе!» - гласила живописная надпись над
изображением горного склона, по которому человек, похожий на меня, шел в
связке с неизвестными магглами. Под картиной почерком Риты Скитер была
написана очередная пафосная чепуха про мое неслыханное благородство и
даже красовалось вымышленное интервью с одним из дюжины спасенных,
который носил неброскую фамилию Бонд.
- Горизонт завален, Скитер, - язвительно сказал я, когда студенты начали
оборачиваться на меня и перешептываться. – К тому же такой уклон
пришлось бы провешивать, и вообще все вранье.
- Но ты же правда спас их, дядя Том? – почти с обидой спросил малыш Квиррел.
- Так сразу и спас, - уклончиво ответил я, пытаясь замять разговор, - просто помог.
Но, как оказалось, газету читали не только ученики.
- А скажите, Том, - услышал я елейный голос Дамблдора за спиной, - что
вы чувствовали, когда, как вы выразились, помогали магглам?
- Спать я хотел! – отрезал я, развернувшись к Дамблдору.
Дамблдор пристально смотрел на меня проникновенными и честными глазами
профессионального жулика, потягивая чай из стакана с подстаканником.
- Кстати, ваш стакан наполовину пустой, - съязвил я и ретировался, пока Дамблдор не бросился спорить.
Передовица в «Ежедневном пророке» с каждой минутой казалась все более неизбежной. 23 апреля 1968 года
Несмотря на то, что со статьей в «Ежедневном пророке» как-то обошлось,
всю прошлую неделю я вздрагивал от каждого стука в дверь, боясь, что за
мной пришли репортеры, и даже в сердцах прибил очередного книгоношу,
который пожаловал спросить, не появились ли у меня лишние учебники,
которые я согласен продать по грабительской цене на благо будущего
поколения студентов. Первое время я пытался вести среди этих
горе-коммерсантов разъяснительную работу, втолковывая им, что если
учебник мне не нужен, то и студентам он ни к чему, но в прошлую среду,
будучи в расстроенных чувствах, все же не сдержался.
Но судьба на этом не перестала проверять меня на прочность. Сегодня, не
успел я развернуть пергамент во время единственного окна в моем
расписании, как в мою дверь кто-то постучал.
- Здравствуйте, - сказал мой непрошеный гость, опасливо озираясь и робко
скользя взглядом по моим наглядным пособиям, - я из ассоциации
христианских профессоров.
- Сожалею, но я не преподаю христианство, - сухо ответил я.
Как говорил один мой знакомый – покойник, – «Темный Лорд – находка для
психоаналитика». Отношения с христианством у меня с детских лет сложные и
болезненные, и любое упоминание этой темы приводит меня в желчное
настроение. Мой приют был набит по самую крышу религиозными людьми со
слабо угадывающимися человеческими чертами, и от половины моих детских
наблюдений Чарльз Диккенс и Шарлотта Бронте плакали бы обнявшись. Но
самым абсурдным было то, что наши так называемые благодетели считали
само собой разумеющимся, что в обмен на пищу и кров мы должны немедленно
и от всего сердца поверить в их бога, который, судя по их действиям во
имя его, был хуже черта.
В отличие от большинства моих товарищей по несчастью, я всегда
заглядывал в первоисточники, и несколько лет после чтения Евангелия
честно, хотя и безуспешно пытался разделить евангельского Бога и
паразитирующих на Его имени. Я даже иногда ходил к исповеди, но ничего
при этом не чувствовал, а вскоре после моего поступления в Хогвартс
священники начали падать от моих рассказов в обморок, и мне пришлось
досрочно выучить заклинания Обливейт и Энервейт и прекратить появляться в
храме.
Впрочем, много лет спустя, в одиночестве бродя по рождественскому
Лондону, я заглянул в небольшой маггловский костел рядом с
Диагон-аллеей. Я прошел, гулко ступая в пустоте, до алькова, где всегда
горят свечи перед Девой Марией, зачем-то посидел на ступеньках перед
алтарем и неожиданно для самого себя отворил дверь исповедальни. К моему
удивлению, священник выслушал меня внимательно и даже вставил несколько
на редкость уместных комментариев, вовсе и не думая падать в обморок.
«Да, Томас, - сказал он под конец, словно угадав, что «сын мой» ко мне
лучше не обращаться, чтобы не будить во мне черных воспоминаний. – Ты
совершил великие дела. Ужасные, да. Но великие». Голос священника
показался мне странно знакомым, но когда я вышел из исповедальни и
заглянул в его половину, мой мудрый собеседник уже пропал, словно
растворился в воздухе.
- О нет, коллега, я не имел в виду преподавание христианства, - бубнил
тем временем мой посетитель, повернувшись спиной к инферну в формалине и
стараясь не слышать, как тот мерно скребет лиловыми ногтями по стеклу. –
Лучше было бы сказать, что мы христианская ассоциация профессоров.
Среди нас есть англикане, католики, христиане... – я иронично усмехнулся
последней фразе, и мой незваный гость настолько смутился, что мне стало
его немного жаль. – Понимаете, если вы веруете, и одновременно
преподаете, вам может быть трудно это совместить в аудитории...
С последним я не мог не согласиться – преподавание способно в кратчайшие
сроки уничтожить в каждом веру в человека, в разумность мироздания и в
милость Создателя. Я одобрительно улыбнулся постановке вопроса, но,
похоже, к концу учебного года моя улыбка стала походить на оскал. Мой
незадачливый коллега отпрянул и спросил, заикаясь, что я преподаю.
- СилЗла, - ответил я. – Энервейт!
Мой горе-коллега, подхваченный заботливой рукой Темного Лорда в самом
начале падения в обморок, ошарашенно моргал глазами, и в этот момент я
догадался: это маггл! Самый настоящий маггл, пришедший с грошовой
Библией в кармане и кипой листовок агитировать Темного Лорда вступить в
христианскую ассоциацию.
- Извините мою неудачную шутку, - сказал я, мягко, но настойчиво помогая
гостю направиться к двери. – Я биолог, и не верю в Бога по
профессиональным соображениям.
Нарочно сказанная мною глупость вернула моему гостю силы, и всю дорогу
до конца следующего коридора он в меру своих куцых философских познаний
убеждал меня в том, что я называю онтологической нейтральностью науки. Я
снисходительно слушал и даже показывал, что потрясен полетом его мысли.
- Профессор, вы читали «Просто христианство»? – оживленно говорил
агитатор, когда мы миновали Слагхорна, который, завидев нас, устало
махнул рукой и мысленно сказал мне: «Эти везде пролезут».
- У Льюиса я предпочитаю «Письма Баламута», - с милой улыбкой ответил я. – Я много оттуда вынес.
- О, безусловно! – подхватил мой собеседник, которому был непонятен мой
черный, но изящный юмор. – Меня неизменно потрясает конец...
- Да-да, - откликнулся я, подводя моего спутника к известной всему
Хогвартсу горгулье. – Друг мой, хотя я и не верю в Бога, но человеку за
этой дверью сейчас крайне необходимо христианское утешение. Это очень
несчастная и заблудшая душа. Пароль – «малиновая пастила». Удачи.
Стоит ли говорить, что сегодня за ужином Дамблдор посмотрел на меня как в
школьные годы, а у меня до самой ночи было прекрасное настроение.
1004 Прочтений • [Хроники профессора Риддла. Глава 8] [10.05.2012] [Комментариев: 0]
Vova
